Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Фельдфебель перекинул автомат, но выстрелить не успел. Дернулся пару раз и обмяк. Просвистело несколько пуль.
Рой мыслей пронесся как ураган. Это русские, без сомнений. В кампфгруппе все до последнего шютце знают, что впереди работает боевая группа "Роланд"*, и имеют приказ — в людей в форме противника у мостов не стрелять. Что могло пойти не так? И как эти русские поняли, что у моста ряженые? Неужели Краузе не справился с задачей?
Чвяк-чвяк... вжиу-у... чвяк...
Тело бедняги Брууса вздрагивало от попаданий, одновременно защищая обер-лейтенанта. И не отползти — кусты и бруствер мешают, сами эту позицию выбрали. Она хороша при стрельбе по противнику двигающегося с востока, а тут только вылезь, как на виду...
Штольтц перекинул 'Суоми' поверх тела и открыл ответный огонь. Вдруг боковым зрением заметил нечто вылетевшее из-под моста. Нечто сверкнуло длинным клинком. И 'Суоми' замолчали. Кто-то натужно закричал. Вновь блеснул клинок. Меч? Штольтц оторопел. Это был короткий меч, похожий на гладиус, который держал обнаженный... спартанец?..
В ключицу впилась огненная игла и что-то чиркнуло по макушке, и свет в глазах померк.
Не вышло у Степаненко подкрасться незаметно. Грянула перестрелка и дальше думать стало некогда. Залп по укрывшейся паре и четверке на мосту. Есть! Из кустов выпал 'Суоми'. Прилетела очередь в ответ — густо полетела сбитая листва и ветви. С моста доносится отчаянный крик, затем рычание. Но отвлекаться нельзя — очень важно добить того, что в кустах. Он опаснее. Уйдет в чащу, и свищи его. Словить на мушку укрывшегося за трупом вражину, и выстрел — выстрел — выстрел. Что-то чиркнуло по плечу и ухо обожгло. Сволочь! Я тебя достану! Выстрел. Было видно, как тот сунулся в труп и замер. Выстрел, чтоб наверняка, и перенести огонь на мост. А там меж бревенчатых выступов мечется Абадиев с клинком.
— Не стреляя-а-ать! — отчаянно кричит лейтенант.
Протяжный грохот грозового разряда и тишина.
Лейтенант поднялся, настороженно зыркая по сторонам, двинулся по дороге к мосту. Бойцы пошли следом. Чичерин рукой показал на лес.
— Проверить. Голубев со мной.
Что там у Степаненко — пока не ясно. Но стрельбы нет, и никто не вышел. Значит сторожко надо.
Абадиев вдруг с моста метнулся к кустам. Заглянул, затем вернулся. И начал как-то странно двигаться. Он кружил вокруг убитых, хлопая руками и вытопывая ритм по настилу. И Чичерин понял — это танец. Даже название вспомнил вайнахкский зикр.
Лейтенант приблизился. Абадиев, как и обещал — вырезал всех. Буквально. Успел он к кустам, где двое в засаде сидели сбегать. Там тоже дорезал? Вот черт, от обилия крови даже немного замутило. А надеялся кого-нибудь живым взять...
— Командир! — тронул лейтенанта Голубев.
Из леса вышло трое — два бойца и сержант. Его под руки поддерживали.
— Где Красин и Баранов?
— Убиты, товарищ командир, — ответил Степаненко, держась за голову. Сквозь пальцы струилась кровь. — Хитро эти сволочи спрятались...
— Перевязать, — распорядился лейтенант, и показал на тела 'ряженных'. — Бинты у этих возьмите, должны быть. Собрать оружие патроны, документы. Маврищева принесите сюда.
Чичерин посмотрел на кусты, где лежала пара тел.
— Голубев со мной.
Этих Абадие6в не резал. Счел мертвыми, но убедиться стоит. И забрать кое-что. Чичерин поднял оба автомата. Один передал бойцу, второй забросил за спину. Склонился над телом первого немца. Можно было не проверять, и так видно — мертв. Карман пробит и весь в крови, но документы лейтенант аккуратно вынул. Имеется только зольдбух. Несмотря на разводы, фамилию прочитать можно — фельдфебель Алекс Бруус.
Чичерин рванул ворот гимнастерки, подцепил бечеву и потянул — вместе с бечевой потянулась майка, еще чуть вытянуть... ага — орел со свастикой. И эти только гимнастерки напялили. Лейтенант сорвал жетон, сунул его в планшетку и повернулся ко второму телу. На нем гимнастерка с лейтенантскими петлицами, и вроде как дышит. Жив, падаль? Чичерин избавил 'ряженного' от пистолета, и забрал документы. Вот тут как у Краузе, комплект — и зольдбух, и удостоверение. И кто же это у нас? По зольдбуху обер-лейтенант Штольтц, а по удостоверению лейтенант госбезопасности Сидоров Иван Петрович. Судя по дате документу два года уж, а выглядит, как вчера выданный. И скрепочки блестят...
Расстегнул ворот, вытянул жетон и в планшетку. В этот момент ряженый застонал и открыл глаза.
— Интересные у вас документы, даже не знаю — как обратится, — язвительно сказал Чичерин. — Как к обер-лейтенанту Юргену Штольтцу? Или как к лейтенанту госбезопасности Сидорову Ивану Петровичу?
Немец зло смотрел на лейтенанта, и молчал.
— Странно, не правда ли? — продолжил Чичерин. — Два документа на одну персону от воюющих сторон. И не делайте вид, что не понимаете меня. Морщитесь? Зря.
Немец скосил взгляд на ранение, затем вернул взгляд. Чичерин решил игнорировать намек.
— К какому подразделению полка 'Бранденбург' относитесь вы?
На лице Штольтца отразилось удивление. Но молчит. Размышляет?
— Тянете время? — хмыкнул лейтенант, пристально наблюдая за мимикой. — Зря, обер-лейтенант. Вы скорей всего из группы 'Роланд', что временно приписана ко второй камфгруппе.
Удовлетворенно улыбнулся — есть!
— Окажите мне помощь и сдавайтесь! — внезапно сказал немец. — Я вам гарантирую жизнь. Кроме, того варвара.
Чичерин покосился на бойцов. Абадиев уже оделся и теперь помогал в сборе трофеев.
— Я видел, как он убивал моих товарищей! — заявил обер-лейтенант. И осекся.
— Сейчас я Умара позову сюда, — процедил Чичерин, потемнев лицом, — и попрошу его рассказать — как ваши комрады расстреливали женщин и детей из пулеметов, а потом давили их танками.
— Зови своего зверя, и увидишь — как умирает солдат великой Германии!
— Голубев, — обернулся Чичерин к бойцу. — Иди, помоги там.
Затем он посмотрел на немца. Тот побледнел.
— Я не буду звать Абадиева сюда, — спокойно сказал лейтенант. — Он свой танец станцевал уже. И ты не солдат. Ты палач. И сдохнешь тут.
НР-40 вошел в бок и повернулся. Немец приглушенно взвыл, а Чичерин обтер клинок и направился к дороге. На душе было гадостно. Если б не был немец ранен, можно было к своим доставить. Хороший язык. Но нельзя, не довели бы. И живым оставлять тоже нельзя, слишком много этот диверсант узнал. Но какова сволочь!
Лейтенант посмотрел на свои руки. Подрагивают. Первый лично убитый. Ножом. Враг, но все же...
На лужайке собрались все бойцы. Носилки с Маврищевым у обочины поставили. Чуть поодаль тела погибших Красина и Баранова положили. А трупы диверсантов в сторону оттащили. Перевязанный Степаненко сидит и трофеи перебирает.
— Хлам, командир, — сообщил сержант, бросая 'Суоми' в беспорядочно лежащие автоматы. — Искорежило, не починить.
— Патроны достань тогда.
— Вынул уж. Не густо.
Чичерин скривился — с оружием и боеприпасами прям беда какая-то. Еще руки продолжают дрожать. Нащупал фляжку с водкой, отхлебнул немного — не помогло, и не поможет. Тут одной не обойтись. Сунул флягу Абадиеву. Заслужил. Только благодаря ему, тут всех чуть не положили.
— На, выпей, боец.
Но тот отрицательно покачал головой.
— Нэт, командыр, нэ хочу, напилса... — и Абадиев провел ладонью по гортани.
Жест красноречивый, особенно после той резни, что устроил этот вайнах на мосту. И тут что-то щелкнуло у лейтенанта в мозге. Как осенило. Вспомнилось, как странно красноармеец плыл к мосту. И Чичерин по-другому посмотрел на Абадиева.
— Умар, а ты плавать-то умеешь?
— Нет, командыр, — ответил тот.
На поляне все притихли.
— И все равно вызвался! — изумился лейтенант.
— Так надо было!
— Ты! Ты!.. — все слова куда-то подевались. Чичерин схватил Абадиева в охапку и крепко прижал. Их окружили. Товарищи хлопали по плечу. Радовались...
— Что у нас по продуктам?
Степаненко подтянул вещмешок и встряхнул.
— Все тут. Была пара консерв с тушенкой. Хлеба, правда, нет. У этих нашлось несколько упаковок с галетами, пара плиток с шоколадом, четыре фляжки с ихней жиденькой водкой.
Поляна вздуг осветилась ярким светом и протяжный грозовой раскат пророкотал над головами. Все невольно посмотрели вверх. Сильный ветер раскачивал верхушки деревьев. Клубились темные тучи. Гроза была уже рядом. И вот-вот появятся немцы. Лейтенант исходил из худшего. Несмотря на подорванный мост, переправиться для таких сил не проблема. Наверняка имеются средства. И диверсанты особо продуктами не запасались, знали, что недолго ожидать подходя основных сил.
— Все, собираемся. Сломанные автоматы в воду. Двое к носилкам...
Треск мотоциклетных моторов возник внезапно.
— Немцы!
Пришлось поспешно уходить. Успели только носилки с раненым подхватить. А тела погибших...
Несколько мотоциклов выкатились на поляну перед мостом. Пулеметчики почему-то с открытием огня промедлили, что дало время углубиться в чащу. Но потом вдогон ударили очереди.
Меж стволами и ветвями особо не разбежишься. Особенно с носилками. Беги и под ноги смотри. Иначе запнешься — корней и разного валежника навалом. А еще пригнуться хотелось как можно ниже — пули стригли подлесок и звучно впивались в стволы.
Немцы прекратили стрелять. Но группа снизила темп не сразу. Еще минут пять они уходили в чащу. На всякий случай. Вдруг немцы вздумают преследовать?
На коротком привале стало ясно, что красноармейцы выдохлись. Они попадали без сил. В этот момент грянул ливень. Носилки с раненым устроили под разлапистой елкой, добавив как укрытие единственный плащ, чтоб поменьше мочило. Чичерин в руки Маврищеву планшетку сунул, и к стволу прижался.
Ливень был недолгий и быстро перешел в мелко крапающий дождь.
— Командир, — обратился Степаненко, когда перестали обильно капать. — Вечер уж, надо отдохнуть и обсушиться. Промокли насквозь.
— Не здесь только, — подумав, согласился Чичерин.
— Не здесь, — кивнул сержант. — Ручей бы, или родничок найти. И в ложбиночке встать.
Подняли уставших бойцов с трудом. Прошли еще несколько километров. Наткнулись на ручеек.
Запалили костры — сержант показал как без дыма. Развесили сушиться форму с обувкой на колышках. На подстилку нарезали еловых лап. Выставили дозорного на гребень. Перекусили галетами, запив трофейным шнапсом. А тушенку оставили на утро.
Не успели лечь, как на востоке загрохотала канонада. Где-то шел бой. Бойцы переглядывались. Вопросительно посматривали на лейтенанта.
— Утром к нашим пойдем. А сейчас всем спать...
...танк полз к мосту...
'Взрывай Юрка! Взрывай!'
Вспышка и земля стала падать, и не только земля...
Чичерин проснулся тяжело дыша. Осмотрелся. В чаще темно. Костер давно прогорел. Угли еще тлеют. Тела спящих бойцов еле угадываются.
Спать хочется зверски. Но закрыть глаза боязно, опять приснится эта жуть. Чичерин дотянулся до котелка, вода еще оставалась, теплая, но немного взбодрила. И вновь мысли о Витьке. Нет, лучше о другом подумать. Но не выходит. Страшная смерть...
'Взрывай Юрка! Взрывай!'
Танк дополз уже до середины, в ключ подрывной машинки не поддается...
'Взрыва-а-ай!'
— Йы-ы-ы!
И лейтенант проснулся. Рядом заворочался сержант. Осмотрелся, сонно моргая, уставился на Чичерина.
— Не спите, товарищ лейтенант?
— Да вот... — пожал плечами Чичерин. Получилось виновато. Как-то по-детски.
Степаненко сел, потер лицо, затем глотнул воды из котелка.
— Этим нужно переболеть, командир, — жестко сказал сержант. — На войне убивают, и этого не никуда денешься. Ты командир. Бойцы на тебя как на знамя смотрят...
— Да, сержант. Ты прав.
— Так соответствуй!
Сержант поднялся и, прихватив котелок, ушел в чащу.
Чичерин посидел немного. Затем взял планшетку, и вынул было тетрадь, передумал — темно, букв не разберешь. Вернул тетрадь обратно. Вытряхнул на землю жетоны и документы. Рассортировал их. Зольдбухи отдельно, липовые удостоверения отдельно. И жетоны тоже.
Вернулся сержант. Поставил котелок с водой в угли. Обложил его сушняком. Покосился на лейтенанта.
— Ты прости, командир, за резкость. Ты все правильно делаешь. Я тоже не железный. Так погибнуть... Геройский у нас командир был... — вздохнул сержант. — Будь у меня сын, Виктором бы назвал. В честь командира... вот ты тетрадку ту, что лейтенант наш передал хранишь. Небось, что-то важное там?
— Да, очень важное.
— Понятно. Значит нельзя нам в бои ввязываться.
— Вот именно, сержант, вот именно. Но смотреть на врага, топчущего нашу землю...
Лейтенант недоговорил, напала зевота.
— Ты поспи, командир, — сказал Степаненко. — Тебе надо отдохнуть. Это тоже важно...
*ПМ 2 (подрывная машинка) — малогабаритная динамомашина постоянного тока.
*Отряд 'Роланд' — подразделение 'Бранденбурга-800'.
Глава-7
Канонада разбудила спящих бойцов. Грохотало приглушенно, далеко, но интенсивно. Красноармейцы тревожно озирались. Где-то бой идет, а мы тут прохлаждаемся, читалось в их глазах.
— Чего застыли, — сказал Степаненко, появляясь со стороны ручья. — Делом займитесь.
Он подошел к лейтенанту.
— С едой швах. Надо бы у местных продуктами разжиться.
— Заглянем, сержант, — согласился Чичерин. — Хорошо бы лекарств каких раздобыть, а то не донесем бойца.
Маврищев был плох. Еще по вечеру его перевязали. Больше бинтов нет. Те, что сняли, простирали в ручье и вывесили сушиться. Вот и вся медпомощь.
Бойцы умылись, оправились. Почистили оружие. Сержант скрупулезно проверил каждого и остался доволен.
Потом позавтракали. Тушенку разделили поровну, лишь раненому порция чуть больше досталась. Абадиев было начал отказываться от своей, мотивируя, что свинину не ест, но лейтенант с сержантом настояли, упирая на сознательность...
С час пробирались по чаще. Лес то густел, то меж стволов становилось просторнее, и подлесок пропадал. На тропу наткнулись неожиданно. На небольшом привале посовещались — в какую сторону идти — тропа петляла, но в основном шла с севера на юг. Если направо, то можно на дорогу выйти, а там могут быть немцы. Решили налево повернуть. По тропке идти легче. Впереди пара бойцов в дозоре на всякий. Мало ли...
Тропка вывела в сосновый бор, который граничил с полем, а вдалеке виднелись крыши домов.
Бойцы воодушевились. Там можно немного отдохнуть и продуктами пополниться. Конечно, помогут, советские люди же...
На поле колосилась рожь, а по краю проходила дорога. Судя по колее, кроме телег ничего не ездило. И шагать легче. Лейтенант критически осмотрел бойцов. Выглядят вполне прилично, хотя дыры имеются — не прошел даром кросс по чаще. На отдыхе бойцы чинились, но ниток не хватило. Ладно, дойдем — спросим шитья, и приведем себя в порядок.
Поле выгибалось небольшим холмом и пока видны лишь крыши домов. Еще немного и дорога пойдет под уклон. Еле слышно шумит ветер в кронах, птицы щебечут. На обочине попадаются переспелые ягоды земляники. Бойцы наклоняются и срывают на ходу. Земляники мало и аппетит она только усилила, и мало её. Но шагать красноармейцы стали бодрее. Впереди отдых и нормальная еда, вон уже видна околица...
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |