Покойся с миром, Лориан!

Мы провалялись на пляже под нежарким солнцем до трех часов дня. На пути назад девочки взяли хороший темп, а я притормозил и подождал Элайджу. Он шел, рассматривая перевязанную руку.

Я осторожно взял ее — повязка пропиталась кровью.

— Это нормально, — сказал я тихо, — у меня тоже так. Плохо заживает.

Он молчал, склонив голову, но руки не отнимая. На лице появилось знакомое пустое выражение. Я его уже видел — в луна-парке.

— Тебе плохо? — я по-прежнему говорил тихо. Он кивнул. — Очень? Давай сходим куда-нибудь, куда захочешь. Куда ты хочешь?

— Я хочу к ней, — сказал он наконец.

— Нельзя, ты же знаешь, Тимми запретил. Только через два дня.

— Сил...

— Пожалуйста, потерпи еще немножко, ладно? Пусть ритуал и окончен, мы же не хотим ничему навредить?

Молчание.

— А потом мы пойдем туда, к ней, принесем ей цветов. И все ее украшения. Все, что она любила. И будем с ней столько, сколько захочешь.

Что-то мешало мне говорить. Из его глаз вдруг покатились слезы, самые настоящие, и я всерьез испугался, потому что истерики как правило заразны. И еще — что если начну рыдать, не смогу остановиться. Черт возьми, ему нужен был Хано, позарез... Хано, который просто обнимет, поцелует и боль уйдет. Хано, который всегда знал, как утешить, когда — словами, когда — лаской, когда и тем и другим, он всегда добивался желаемого и делал это с удовольствием. Черт возьми, да я бы сейчас тоже от этого не отказался! Но я не мог как Хано, а Элайджа не мог тем более. У нас больше не было Хано. У нас остались только мы. И придется справляться своими силами, как бы недосягаемо это ни казалось.

И я просто обнял его и держал несколько минут. А потом вытер его слезы, хотя они и жгли мне пальцы. В прямом смысле.

— Вот и хорошо. А теперь мы пойдем домой и чего-нибудь выпьем. Чего-нибудь крепкого.

На смену чудесному тихому дню пришел чудесный тихий вечер. Сара поехала в больницу на перевязку и заодно к Верну. Я хотел составить ей компанию, но оставлять Элайджу не рискнул, а брать его с собой — это для Верна было бы слишком. Элайджа сам высосал почти бутылку "Дж. Д.", это подействовало где-то как десять капель валерьянки на стакан, так что он спокойно рассекал в бассейне.

Скоро у меня закружилась голова, и я предпочел вернуться в дом. В холле Вики Вест перебирала старые кассеты и диски.

— Сил! — она поманила меня. — Смотри, что я нашла. Тебе будет интересно.

Вики вставила кассету, и мы сели на диван, обнявшись, как старая супружеская пара.

Это была любительская съемка. Примерно семнадцатилетний Хано в темных очках сидел в плетеном кресле и потягивал сок через соломинку, взирая на море — прямо Тони Кертис, пожиратель женских сердец. Ну, помните: "Отойдите, вы мне загораживаете...". Элайджа, еще с нормальными волосами — ветер, песок и текучее золото, совсем как у Лориан — валял сестру по пляжу, отчего она визжала, как дельфин. Детки...

— Отец снимает?

— Да, мистер Деар. Мне не довелось с ним познакомиться, но Сара его немного знала.

— Он умер?

— Утонул. Дурная карма у этой семьи. Мать, отец, Хано, да еще Лориан... Ой. Зря я, наверное... — спохватилась Вики, но я крепче обнял ее и поцеловал в плечо.

— Все нормально. Сколько ей здесь, девять-десять? Она уже такая хорошенькая.

— М-да. Хорошенькая. — Вики промолчала и, пока я смотрел на экран, несколько раз набирала воздух, будто хотела что-то сказать. Наконец решилась. — Знаешь, Сил, я так и не понимаю, как у тебя с ней вышло. Ты нам так и не рассказал. Ведь не просто как снег на голову, правда?

— Правда, — ответил я. — И неправда. Просто мы как-то встретились на пляже, в такой же день... много лет назад. На мгновенье. Очень давно. Даже мне рано было думать о девочках, а ей о мальчиках и подавно. Она была, пожалуй, даже младше, чем на этой ленте.

— Значит, все-таки ты ее не знал. Это многое объясняет.

— Что именно?

Вики вздохнула и потерлась щекой о мое плечо.

— Только так в нее вообще и можно было влюбиться. Она... я могу говорить начистоту?

— Конечно.

— Она, в общем, была плохим человеком... и это очень мягко сказано.

— Правда?

— Увы. Бессердечная социопатка, даже хуже, чем Элайджа, — хитрая и злая, без принципов и тормозов. Братья совсем ее избаловали. Ей было четырнадцать, когда мы познакомились, и она уже тогда была испорчена насквозь. Просто маленькая дрянь, не очень умная и далеко не безвредная... Но у Элайджи хоть было какое-никакое оправдание. А у нее нет. Она ведь человек.

Я глянул на экран. Лориан устроилась в кресле Хано, надвинув на лицо шляпу, пока они то исчезали, то появлялись в морских волнах. Ангельское лицо в золотых локонах. Могло это быть правдой? Наверное, да. Будто в подтверждение этому Лориан опустила ногу и швырнула в "оператора" волну песка — на несколько минут объектив замутился, было лишь слышно, как она смеется.

— Знаешь, как мы ее называли? — усмехнулась Вики. — Левиафан. Это такая уродливая морская...

— Тварь. Я знаю.

— Улавливаешь иронию?

— В чем?

— Ну да, ты ведь мог и не знать. А ведь это единственное, что я вижу у вас общего. Лориан всегда до смерти боялась воды и жутко по этому поводу комплексовала.

Экран внезапно дрогнул у меня перед глазами и поплыл.

— То есть как?.. Ты... ничего не путаешь, Вик?

— А что тут путать? Она начала плавать только после смерти. А до этого к воде и близко не подходила, с самого детства. Хано всегда смеялся над ней и называл "мой очаровательный топорик"...

Наверное, у меня было такое выражение лица, что Вики нажала на "стоп".

— Что такое, Сил?

— Н-ничего.

— Точно? Принести тебе воды?

— Не надо... Спасибо... Мне... нужно идти.

Я вышел на воздух, но это мне не помогло. Я задыхался, будто это мне в легкие попал песок, и в глаза заодно. Я остановился у колонны на веранде, опершись об нее и пытаясь вдохнуть.

Элайджа сидел у бассейна в белом махровом халате. Рядом — недопитая бутылка, я взял ее и осушил в три глотка. Никакого вкуса.

— Сил, — произнес он едва слышно, — теперь тебе плохо?..

— О да. Мне плохо. Так плохо, что ты и представить себе не можешь.

От одного вида воды у меня кружилась голова и схватывало желудок, но я оставался там стоять. Элайджа тоже встал, и в глазах играли те же блики, что в воде.

— Что-то случилось?

— Что-то случилось, — согласился я, — очень давно. Скажи мне, ты всегда это знал?

Он отступил по краю бассейна, будто не хотел, чтобы я приближался.

— Скажи мне, Элайджа. Ты сразу меня вспомнил или, может, потом?

Я осторожно шел по краю, но он все рано оставался на расстоянии. Наверное, на это я и рассчитывал. Глаза его снова затянуло перламутром, будто рыбьей чешуей, но все равно это были те же самые глаза.

— Я никогда тебя и не забывал, — сказал он наконец.

— И почему не сказал? Ты должен был мне сказать. — Меня начало трясти, голоса недоставало. — Черт возьми, ты должен был!

— Я не думал, что это важно.

— Ты ведь спас мне жизнь тогда. Считаешь, это не важно?

Тут Элайджа остановился и позволил к себе подойти. Лицо стало жестким, таким же, как и взгляд.

— Думаешь, я хотел спасти твою жизнь? — тихо и невыразительно сказал он. — И не собирался даже. Так вышло, что в этот день папа научил нас делать искусственное дыхание. Я просто хотел проверить, выживешь ты или нет.

— И для этого... ты меня утопил.

— Что?..

— Для чистоты эксперимента. Не поверю, что ты стал бы ждать, пока кто-то утонет. — Снова открылась память — зеленая тьма, резкая боль в легких. Я с трудом вдохнул. — У тебя хорошо получилось. Жаль, что тебя не было рядом, когда утонул твой отец.

Его глаза совсем остекленели, и я почувствовал, как плитка под ногами начинает нагреваться. Мне уже приходилось выводить его из себя, и, кажется, этот раз будет последним... но это здравые мысли, а у меня сейчас не только здравых — никаких не было.

— Или ты там был? Дай угадаю, Элайджа. Не тогда ли Хано как раз стал совершеннолетним, чтобы без помех вступить во владение наследством?

Элайджа медленно поднял руку, согнув пальцы, как когти — и ее охватило ослепляющее пламя. Не знаю точно, что произошло в следующую минуту, но я вдруг оказался в бассейне. Я успел только раз вдохнуть, а потом пришла она, зеленая тьма.

Очнулся я, лежа на шезлонге, в глазах мелькали черные пятна. Никого не было вокруг, даже свет во дворе, и тот отключен. Я встал на четвереньки и закашлялся, но, похоже, нахлебаться не успел. К тому же поднялся неприятный холодный ветер, и море шипело, как раскаленная сковорода.

— Сил! — позвала меня Сара. — Ты еще спишь?

Сплю?

Она вошла и включила свет, к тому времени я уже восстановил равновесие и делал вид, что просто сижу.

— Как дела? — спросил я хриплым голосом. — Как Вернон?

— Нормально, скоро выпишут. Мне вон новый гипс наложили. Надоел до смерти, никакой маневренности... А ты что здесь делаешь? Где Элайджа?

— Не знаю.

— Вики сказала, что ты спишь, а он ушел к морю. Слушай, давай сходим на пляж, а? Там такие волны, я переживаю... после Хано.

— Ничего с ним не сделается, — сказал я невнятно, но Сара не Вики, ее не обманешь.

— Вы что? Опять погрызлись?

— Нет, — я попытался улыбнуться. — Все нормально. Я схожу.

— Я с тобой.

— Нет, иди отдохни, ты целый день на ногах. Иди, я сказал.

Сара встала, взгляд ее был еще недоверчивым, но она послушно ушла в свою комнату. А я пошел в комнату с видом на пляж.

Я уже видел ее и темной, пронизанной молниями, и залитой солнечным светом, но сейчас была не буря, а просто очень высокие волны. Луна была скрыта, и я не мог их видеть, но то, с какой бешеной силой они обрушивались на берег, давало полную картину. Я сделал шаг к дверям — и вернулся. Подошел, открыл их — ветер швырнул песок к моим ногам — и закрыл. Волны — это слишком для меня. Я отключился, свалившись в бассейн, а волны — от одного их вида я начинал терять рассудок. Мне было страшно, и где-то там — страшно и за Элайджу. Где-то глубоко, где-то там, где я лежал бы, если бы он меня не вытащил. Тогда и сейчас. На дне моря, на дне бассейна, на дне могилы. Где-то, где он может оказаться и сам.

Я сел на край кровати, не включая свет — мне хватало стеклянной двери. Просто сидел и смотрел в темноту. Где я бы мог сейчас быть. В темноту. На дно. В могилу. Я смотрел, пока перед глазами не пошли синие пятна, а потом я просто там оказался.

* * *

Что-то холодное капало мне на лицо, я вздрогнул и очнулся — или проснулся. Уж больно часто в последнее время приходится просыпаться в этой комнате и на этой кровати.

Уже почти рассвело. Я увидел над собой бледное лицо и сияющие глаза Элайджи, вода лилась на меня с его волос.

— Возьми, — сказал он и положил что-то мне в ладонь, а потом снова сжал пальцы. Это что-то было как кусочек льда, но быстро нагрелось. Я раскрыл ладонь и увидел жемчужину, крупнее горошины и совершенно потрясающего цвета. Такой я впервые видел — то ли серый, то ли серебристый, переливающийся, как лунный луч. Трудно даже представить, что такая необыкновенная красота может концентрироваться в настолько маленькой вещи.

— Это очень... — у меня даже пропал голос, — это очень красиво.

Элайджа едва улыбнулся — в его глазах было по такой же жемчужине.

— Мир? — спросил он шепотом.

— Мир.

Он снова сжал мои пальцы в кулак и исчез — не через пляжную дверь, я бы увидел. Хотя я не смотрел. Я просто откинулся назад, на кровать — она пахла морем и отчего-то слезами. Жемчужина оставалась в моем кулаке, и мне страшно было раскрывать ладонь. Мне было страшно, что это все сон и ее нет. И с другой стороны, очень этого хотелось.

Вернувшись в свою квартиру, я нашел мобильный Хано. Он был давно разряжен, но я только выцарапал из него карточку, чтобы узнать номер.

Александрия Уинтерс подняла трубку после первого же сигнала.

— Я слушаю.nbsp;— Ну, ты прямо хочешь все и сразу.

— Это Сил... то есть Силверnbsp;— Только так в нее вообще и можно было влюбиться. Она... я могу говорить начистоту?

Маккензи, вы меня помните?

&nnbsp;— О твоих педагогических талантах. Элайджа меня просто пугает.

bsp; — Конечно, я вас помню, Сил, — произнесла Лекси мягким голосом. — Что случилось?

— Я, наверное, вас разбудил, простите, ради Бога...

— Я не спала. Да и вы не стали бы звонить без особой причины.

— Это да... я не стал бы. Хано говорил, что я могу...

— Конечно, можете. Я жду вас через полчаса в "Темных Комнатах".

— Спасибо... — пробормотал я, но она уже положила трубку.

По дороге я зашел в ювелирную мастерскую — может, потому, что это была единственная круглосуточная мастерская в городе. Расстаться с жемчужиной было трудно, пальцы свело как судорогой, и до самых "Темных Комнат" я чувствовал боль в сердце.

Лекси Уинтерс встретила меня сама — на этот раз она была одета просто в закатанные брюки и пушистый молочного цвета свитер и показалась мне еще красивее. Она провела меня сквозь тьму в знакомый лифт, и мы поднялись тот самый кабинет, куда приводил меня Хано.

Я хотел сказать, как благодарен ей, но вместо этого спросил:

— Это единственная Темная Комната без ловцов снов?

— В них нет нужды, — улыбнулась Лекси. — Темные Комнаты — для несчастных, они делают их счастливее. А счастливые просто проводят здесь время без угрозы потерять рассудок от экстаза. Но вам нужна ясная голова, и поэтому я привела вас сюда.

— Спасибо. Я... вас не отвлекаю?

— Совсем нет. Папа и Дэш уехали в Прагу на несколько дней. Им так редко удается побыть вместе — тут все время мешаюсь я... — Она снова улыбнулась. — Так что свободного времени у меня хватает.

— Лекси, я... просто я не знал, куда еще пойти. Хано...

— Мне так жаль. — Она достала из бара бутылку вина и два бокала. — Как это получилось, Сил? Он превосходно плавал, лучше него плавал только...

— Элайджа, — закончил я за нее. — Не знаю, можно ли считать это несчастным случаем.

Я рассказал ей все, что услышал от Элайджи, и за это время Лекси не выпила ни глотка. Лишь когда я закончил, коснулась губами края бокала.

— Этого следовало ожидать... И как на это смотреть — ваше личное мнение. Но знаете, Сил, вы можете быть уверены в одном — он вам не лгал и рассказал именно так, как было.

— Откуда вы знаете?

— Такого как Элайджа больше нет, но есть другие, которые в своем роде настолько же... уникальны. Все они отличаются от людей еще сильнее, чем друг от друга, а ложь — прерогатива исключительно человеческая.

Она села рядом со мной.

— Что вас беспокоит, Сил? Некромаг вам помог?

И тут меня прорвало. Я выложил ей все — от событий пятнадцатилетней давности, когда Элайджа спас мне жизнь, до вчерашнего дня, стараясь не упустить ни малейшей детали. Я совсем не думал, что Лекси Уинтерс в состоянии мне помочь — что вообще кто-то в состоянии — но она меня понимала, а больше никто не мог. Пока мне было достаточно и этого.