"А теперь я перейду к тому, что вас поразило: я допустил на молебен заблуждающихся и даже вроде бы разрешил им поклониться их кумирам".
"Вы знаете, что семь лет я провел в строгом отшельничестве, пока не услышал глас Господа. Мне велели идти и попытаться исправить грехи нас, верных, а заодно и направить на стезю служения Богу заблуждающихся. Поэтому я сегодня подпустил их к храму".
"Вы знаете, что Господь может простить людям очень и очень многие грехи. Но простить не значит попустительствовать. Грех отчаяния, когда люди считают себя слишком ничтожными, дабы обращаться к Богу, и начинают молить о заступничестве рабов Его, простителен, но тяжек. Люди эти сами считают себя рабами. Именно так мы и должны рассматривать их теперь. А чтобы отвратить от желания сотворять себе идолов из картин и изваяний, я разрешу этим рабам рабов рисовать и ваять только рабов. И все будут знать: если мы видим картину, то на ней изображён раб. Если мы видим изваяние, то это раб".
"А что касается рабов из верных, я объявляю противоречащими божественному праву все законы и обычаи, препятствующие их отпуску на волю. Более того, я требую, чтобы каждый хозяин перед смертью отпускал раба, не виновного в преступлениях, совершённых во время рабства, на волю. Верный должен успеть помолиться полной молитвой и получить полное помазание и напутствие от священника. Умирать верный должен как свободный человек, даже если в жизни он по прихоти Судьбы либо из-за грехов своих попал в неволю, и перед смертью иметь право произнести полный символ веры, назвав себя слугой Господа, а не рабом слуг Господа. А если раб крепок телом и душой и пожелал идти в джихад, хозяин должен не только освободить его, но и омыть ноги его, поклониться ему и дать ему оружие".
"Рабы имеют право молить Двенадцать, но только об одном: чтобы они своим примером утвердили их в необходимости стойко переносить рабское служение и заслужить в конце концов свободу, которую даст Господь этим рабам своим после их победы над Кришной, в момент Страшного Суда".
"Возблагодарим Господа, который проливает свой свет и благодать на весь мир, даже на самых недостойных, если они начинают каяться и служить ему. И отречёмся еще раз от врага его, побитого камнями и выпоротого рабами Божиими".
Народ воспринял все эти вести с ликованием.
А Йолур запел гимн, который он сложил во время похода на Киску.
Смотри на солнце и на небо в звёздах,
Смотри на рыб, на птиц и на зверей.
Ты осознай, что Божий мир был создан
Для нас: разумных, верящих людей.
Не увлекайся суетою мира,
Должны понять мы замысел Творца.
Невежды поклоняются кумирам,
Страшит их свет Господнего лица.
Сквозь крики лжи лишь шёпот истин слушай,
И постигай весь мирозданья план,
Ведь истин Божьих не боятся души,
Коль Князя не проник в них злой обман.
Из башен и дворцов глядят со страхом,
Как поднялась за правду Верных рать.
Рассыпалась вся ложь их ныне прахом,
Пришёл час детям Кришны умирать.
Весь мир пройдём мы, жизнь благословляя,
А если встретим застарелый грех,
Мечом и словом землю очищая,
К Высокой Истине мы возвращаем всех.
Поймём устройство всей нашей Вселенной,
И Божий план её в себя вместим.
Для нас Он создал мир благословенным,
Мы замысел Его осуществим!
И овладев всем нашим мирозданьем,
Мы царство Божие повсюду водворим.
Вооружённый Верою и Знаньем,
Слуга Господень стал непобедим.
И закончил пророк строками из Притч:
Есть Бог, есть мир; они живут вовек
А жизнь людей мгновенна и убога,
Но всё в себя вмещает человек,
Который любит мир и верит в Бога.
(Н. Гумилев)
Закончив пение, Йолур переглянулся с невысоким узкоглазым монашком, все время державшимся в тени невдалеке от пророка, и ушёл вместе с ним в покои митрополита. Этот монах был самым ценным приобретением, которое Йолур вынес из тайного визита в Великий Монастырь: менталист высшей категории, которого пророк убедил в своей миссии и обратил в Единобожие.
— За одну неделю мы обратили сильную страну. Теперь настала пора распространять свет веры в Бога и в Истину и словом, и мечом, — устало проговорил Йолур-рассул, как его называли теперь.
— Отец мой! Я пойду с тобой до конца. Но нет у меня уверенности, что линии Судьбы ведут нас к победе.
— Так что, мне надо было ещё этих проклятых Богом предсказателей и звездочётов увести от унылых рабов? Если ты думаешь про них, то я понимаю, что наши иерархи так усердно проповедовали блаженство нищих духом и разумом, что мы отстали от рабов рабов чуть ли не на тысячелетие. Те хоть избранным давали возможность думать и творить, а эти ко всему новому относились как к ереси.
— Йолур-Рассул, да благословит тебя Господь и да приветствует! Дюжина рабов рабов упала на землю перед твоим домом и молит, чтобы ты хоть на минуту вышел к ним, — прервал беседу дежурный монах.
— Сейчас выйду, — ответил пророк, довольный тем, что имя "рабов рабов" уже прилипло к почитателям Победителей.
От имени лежавших на земле заблуждающихся заговорил их священник:
— Пророк, сегодня мы увидели свет истинной веры и высшего разума! Прими нас под свою духовную сень и назначь нам покаяние, дабы мы искупили грех поклонения недостойным.
— Им вы будете поклоняться ещё некоторое время, чтобы уговаривать их вразумить остальных заблуждающихся. Я принимаю вас под духовную сень и как покаяние назначаю вам рабское служение слугам Господа до тех пор, пока хозяин не отпустит вас на волю. После этого вы будете считаться полноправными свободнорожденными Верными.
Внимательно присмотревшись к священнику, Йолур сказал ему:
— А ты будешь моим личным рабом.
И бывшие свободные почитатели Победителей произнесли символ веры в рабском варианте.
Через неделю Йолур освободил священника, дал ему имя Джихар-Хаджи и сделал своим советником.
А царь Диритич не знал, радоваться или бежать быстрее из города. Его поставили руководителем громадного мятежа, и через день ему уже не останется выхода, кроме победы и позорной смерти.
* * *
Император Юга Кароль, Четырнадцатый этого имени, перелистывал страницы исторических хроник, уже второй месяц всё время лежавших в его личном кабинете. Эти пришельцы показали, насколько сильнее воинственный дух Северной Империи, чем Южной. Но ведь на стороне южан многовековые традиции и опыт дипломатии. История подтверждает, что сила и ярость всегда в конце концов уступали сладким речам, выгодной торговле, подкупу и искусно составленным договорам. Предлагать старку королевскую корону Кароль не стал, узнав из донесений путешественников, расспросов купцов и приходивших поторговать степняков, что Атар всё время утверждает: новое государство подчиняется лишь северному императору. Подсылать убийц теперь уже поздно, надо было делать это ещё в Лангиште, когда дошли первые вести с Агоратана, как теперь этот остров называют. Остаётся надеяться, что вызванные появлением этих чужаков волны не пройдут дальше Ссарацастра и Агаша, утихнув в бескрайних просторах Кампатара, отделяющих Благодать от побережья Пурпурного Моря. А заодно, может, это и к лучшему. С востока доходят вести о то ли пророке, то ли лжепророке. Император предпочёл не ссориться с новой силой, допустив наблюдателей от нового духовного лидера Единобожников в состав Южного Имперского Суда. Сколько он знал, Первосвященник скрипнул зубами, но стерпел, тем более что так же поступил и северный император. Теперь главное, чтобы замятня развернулась вокруг Канрая и Агаша, чем дальше от Благодати, тем лучше.
Размышления прервал первый министр.
— Ваше величество, гвардия требует жалования. А казна пуста. Должен был заплатить за титул короля хан Шильрунстии, но он всё тянет.
— Послать гвардию на него и заставить заплатить! — в сердцах закричал император, но тут же осознал всю абсурдность своего предложения. — Я, конечно, пошутил. Пошлите ему пару красавиц из моего гарема вместе с Ауристом. Он, кажется, у нас самый льстивый и сладкоязычный. А я отдаю наложниц Арои и Уллои. Они самые страстные, должны хану понравиться. Надеюсь, что степняк придёт в доброе расположение духа и заплатит причитающееся.
— А с гвардией что делать?
— Этот самый посланник то ли лжепророка, то ли пророка неоднократно намекал нам, что может две тысячи имперских золотых заплатить за разрешение открыть миссию. Возьми их в обмен на мой рескрипт с разрешением. Его подготовь сегодня же и деньги постарайся взять не позже чем завтра. А затем потяни с выбором земельного участка, сколько возможно. Не мне тебя учить, как волокитить дела.
Реально власть императора давно уже распространялась лишь на княжество Имашанг в Благодати. Даже соседние королевства Отлап и Шиналь были намного сильнее, и какие-то подношения от них бывали лишь при восшествии на престол нового монарха. Считалось, что намного почётнее, когда коронует сам император, за это можно и заплатить. В наших терминах, император играл в основном роль свадебного генерала на чужих пирах. А наглый царь Чиланшата вообще отказался от королевского титула, заявив, что эта побрякушка только унижает его. Теперь он демонстративно посылал свои средства лишь Имперскому Суду в собственные руки двух главных судей, чтобы не потерять представительства в этом важнейшем органе. На Юге Имперский Суд был намного слабее, чем на Севере, и поддерживали его в основном авторитет и средства Южного Великого Монастыря, хотя формально суд существовал при императоре. Даже право голоса при назначении нового Патриарха императоры Юга давно уже продали Монастырю.
Словом,
Страстный отшельник,
Выйдя из пЩстынь своих,
Мир поджигает.
Все в ожиданьи...
Кто же потушит пожар?
Глава 4. Месяц тайфуна
Царь Атар ворочался с боку на бок. Он не мог спать уже третью ночь. Ехидные слова Ашинатогла о том, что люди Лиговайи не големы и резко расслабятся, когда прошло напряжение войны, не давали покоя.
Последние два дня были посвящены большой охоте: непременному элементу развлечений и одновременно общения собравшихся монархов.
В первый день была охота с гончими. Собаки старков показали себя прекрасно. Южане считали их нечистыми животными и относились к ним, как к зверям. А старки давно уже относились к ним, как к друзьям, и всячески развивали у них умения быть верными слугами. Для старков было самым обычным делом послать собаку искать хозяина за двадцать вёрст, и ведь обычно находила! Точно так же хозяин мог послать собаку домой или к другому члену своей семьи, с которым она была связана. А уж тело хозяина, в случае несчастья или преступления, искал прежде всего его четвероногий друг. Достоинства всегда неотлучно сопровождают недостатки. Собаки входили с хозяевами в настолько крепкую эмоциональную и духовную связь, что передать их другим было почти невозможно. Смерть верного друга была тяжким духовным потрясением для хозяев. А то, что собака оставалась до самой смерти охранять могилу хозяина, было самым обычным явлением.
Принц Лассор застрелил трёх оленей и трёх волков. Последнее было почётнее: осторожных и умных животных, становившихся ещё умнее из-за происходивших временами скрещиваний с собаками, выследить и убить было труднее всего. Другие высокородные охотники тоже в грязь лицом не ударили. Ашинатогл, к великой радости своей, выследил зубра и завалил его несколькими стрелами, обработанными сонным зельем. Теперь домбая везли на корабль, чтобы агашец с торжеством водворил его в свой зверинец. А вот Атар довольствовался парой лисиц: даже в лесу не мог отвлечься от мыслей о том, что же делать дальше?
Точнее, что делать, было ясно до начала колониальной экспедиции: строить гражданское общество (вайю). Но только сейчас царь понял, насколько по-другому придется всё выстраивать здесь и насколько быстро надо успеть заложить прочные основы, пока общество спаяно единой целью, едиными ценностями и вдохновением от одержанной победы. Естественно, под обществом Атар понимал граждан, остальные были тяглым народом. Но с ними тоже надо было разбираться и включать их в общую систему...
Атар вновь выругал про себя Урса: "Железная башка! Однорукий болван! Завоевал места, которые и отдавать теперь нельзя, и хлопот с ними не оберёшься! Я-то думал, что неграждан будет десять на гражданина, а не под сотню. А главное, сам-то ухитрился найти общий язык со своими людьми. Они теперь за него горой стоят и как на своего героя смотрят". Успокоившись, он решил, что Урса надо как можно чаще вызывать в узкий совет царства. И на глазах будет, и может подсказать, как с горцами управляться, и в азарт не успеет войти и новые завоевания затеять, и почёт ему по заслугам.
Вечером, как и полагалось на охоте, все пировали прямо в лесу, готовя дичь на кострах и, соблюдая меру, запивали её вином. Ночевали там же.
На другой день охотники сражались с вепрями, которых гнали на них загонщики. Всё обошлось прекрасно. Пара слуг получили травмы, но никто не был убит или покалечен, хотя кабаны всегда были опасной дичью.
После охоты опять последовал вечерний пир в лесу, на сей раз с неумеренными возлияниями, поскольку завтра уже планировалось возвращение в Арканг.
Утром князь Текоттет ругался и смеялся. Он не обнаружил своего кошеля и поднял скандал. Вдруг один из граждан увидел кошель на верхушке княжеского шатра, пришпиленный стрелой с надписью на ней: "Пей, да меру разумей!" Действительно, ночью мертвецки пьяного князя принесли на постель.
Происшествие показало Атару, что у некоторых из воров, амнистированных по случаю записи в колонисты, уже чешутся руки вернуться к своему ремеслу. Пока что они ещё держатся, но это ненадолго.
Атар вычислил шутника. Это был вор из Карлинора Кун Тростинкар, один из отпущенных князем Клингором заключённых. Ныне Кун, конечно же, был уже не вором. Сражался он смело, был разведчиком у Лассора, получил пятьдесят дворов крестьян, пять дворов воинов и дворянский титул. Но ведь руки старые умения не забыли, и привычки остались... А какой позор будет, если дворянин попадёт под суд за воровство! Или, ещё хуже, избежит суда, хотя все будут знать, что он виновник дерзких краж.
Тянуть не стоит... Но и привлекать внимания к этому человеку нельзя... А ведь собаку свою он успел обучить просто великолепно! Ну да, ведь воры умеют обходиться с собаками. Вот и повод.
Атар подозвал к себе Тростинкара, рядом с лошадью которого бежала молодая сука.
— Молодец! Неплохо выучил собаку. Сколько я помню, взял ты её щенком в Карлиноре, когда мы собирались уезжать.
— Да. Ей восемнадцать месяцев.
— От кого она?
— У меня записано, да подбирал я не по родословной, а по уму и характеру.
— Не теряй записи. Родословные всех наших людей нам придется здесь вести, как родословные лучших собак, — пошутил Атар.
— Да уж чувствую, царь. Я вот из тюрьмы в дворяне теперь попал. А думал, на галеры или в каменоломню упекут. В рабское служение меня побоялись бы отдавать: сбёг бы.
