| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
После захвата Покутья Рареш мог двинуться либо на Галич и Львов, либо на Каменец в Подолье. Однако быстрая высылка польским королём конной армии неизвестной для Петра Рареша численности (в действительности — всего тысяча человек) вынудила его поспешить. Узнав, что присланные польские хоругви движутся в сторону Олескинского замка северо-восточнее Львова, на соединение с возглавлявшим оборону поточную польным гетманом Яном Колой, действуя на упреждение, Рареш с 5-тысячной конницей по льду перешёл едва замерзший Днестр в устье Быстрицы и мимо Галича бросился к Львову. Он рассчитывал на то, что заговорщики из местных молдаван и русских, с которыми у него была связь, сдадут ему столицу Русского воеводства. Он уже достиг Рогатина почти на полдороге от Галича до Львова, когда до него дошло известие о том, что заговор во Львове оказался раскрыт, ряд его участников — казнены.
Опасаясь быть обойдённым польскими войсками с тыла, отрезанным от баз в Покутье и Буковине, из Галиции Рареш повернул в Подолье — к Каменцу, но здесь его уже поджидал подольский воевода Станислав Ланцкоронский с 640 всадниками и 270 пехотинцами. Узнав о развороте господаря, не дожидаясь подкреплений, Кола параллельными Рарешу дорогами поспешил к Каменцу. Остановить молдаван и отбросить их за Днестр — у него было недостаточно сил. Господарь подошёл к Каменцу раньше Колы, но к тому времени главный его козырь был также бит: промолдавский заговор в замке был раскрыт Ланцкоронским, его участники арестованы и казнены.
Осаждать и штурмовать мощный Каменецкий замок без артиллерии бессмысленно, и Рарешу ничего не оставалось, как отступить в Молдавию с захваченной им в Подолии добычей. Он двинулся назад по дороге на Хотин, рассчитывая переправиться там через Днестр. Но вскоре к Каменцу подоспел-таки Ян Кола. Прихватив часть войск от Ланцкоронского, гетман принял догонять молдаван с 11 хоругвями конницы и двумя ротами пехоты — всего около 1400 бойцов. Троекратное превосходство молдаван его не смутило — он рассчитывал на тактическое превосходство регулярной конницы обороны поточной над лёгкой кавалерией. Однако, последующие события показали, что Кола сильно недооценил находящуюся под началом Рареша армию.
Когда 31 декабря конные хоругви поляков развернулись и атаковали молдаван на переправе по льду замёрзшей реки, то сами попали в засаду лучников, укрытых Рарешем на её высоком лесистом берегу. Схватка закончилась для поляков тяжёлым поражением и большими потерями (до 35% состава). Многие их бойцы и командиры попали в плен.
Начавшаяся война с Молдавией сильно ограничила возможности Короны по оказанию военной помощи великому княжеству. Чем тут же воспользовались в Москве, планируя новую грандиозную наступательную операцию на весну-лето 1531 года. Как и в прошедшем году, наступление намеревались осуществлять двумя армиями:
— Западной, во главе с князем Семёном Фёдоровичем Бельским. Которая, сосредоточившись под Минском, должна была осуществить захват Гродно и Бреста. Численность армии составляла по спискам около 15 тысяч человек, треть из коих — полки из "присяжной" шляхты.
— Юго-Западной, с местом базирования под Гомелем. Имея в своём составе 12 тысяч человек, она, под началом князя Андрея Ивановича Барбашина-Шуйского, имела целью форсировать Днепр, захватить Горваль и, двигаясь вверх по течению Березины, занять Бобруйск. Затем, повернув на запад, двигаясь по линии Слуцк — Клецк — Слоним — Кобрин выйти к Бресту, соединившись с Бельским.
Как видим, вновь замышлялся масштабный концентрический удар, который должен был отсечь центральную часть Литвы от её южных воеводств и Польши, приведя таким образом к образованию своеобразного "котла", очутившимся в котором литвинам не останется иного выбора, как сдаться на милость царя.
Обращает на себя внимание то, что численность задействованных войск заметно меньше, чем в кампанию 1530 года. Вызвано это было, по всей видимости, желанием сократить огромные траты на осуществление военных операций. Свою лепту вносила и возникшая эйфория от предыдущих успехов, и вызванная ей сильная недооценка противника. Видимо рассчитывая на медлительность военной системы Литвы с её неопределённым финансированием и неуверенным набором войск, главная ставка делалась на секретность подготовки и внезапность похода. По замыслу русского командования, пока литвины узнают о вторжении и направлении наступления, пока смогут собрать свои вооружённые силы, русские армии должны будут успеть нанести удар и выйти к конечной точке до того как противник приготовится к отражению атаки.
Нельзя сказать, что эта задумка была нереалистичной. Как уже было сказано выше, Гродно и Брест не имели сильных укреплений, способных надолго задержать противника. Конечно, за прошедшее с лета 1530 года время литовские власти, насколько это было возможно, попытались укрепить эти города, но нельзя было исправить за год то, чем не занимались десятилетиями. Расположенные же на юге города-крепости были рассчитаны на то, чтобы отсидеться в случае вторжения лёгкой татарской конницы, но никак не были способны выдержать осаду располагающей артиллерией более современной армии. Но как это часто бывает, любой даже самый хорошо продуманный замысел, может рухнуть из-за какого-нибудь непредвиденного фактора. И с самого начала русского наступления на Литву всё с самого начала пошло не по плану.
Прежде всего, подвели крымские татары, которые должны были с наступлением весны вновь пройтись вихрем набега по южным рубежам великого княжества, отвлекая на себя литовскую армию и не давая той сосредоточиться против русских. Впрочем, в этом случае у крымского хана была уважительная причина отменить согласованный с Москвой набег, поскольку зимой 1530-1531 гг. напряжённость в отношениях между ханом и беями достигла точки кипения: против него созрел заговор. Стоявший во главе влиятельнейшего в Крымском юрте рода Ширинов Бахтияр-бей и его брат Аулияр-мурза задумали убить Саадет Гирея. Бей привлёк в круг заговорщиков и свою родственницу Ширин-бек — жену Саадет Гирея, пообещав, что приведёт к власти её детей от покойного калги Ахмеда Гирея: Бучкака и Юсуфа, первый станет ханом, а второй — калгой.
Вскоре заговорщикам представился случай осуществить свои намерения. В 1531 году Саадет Гирей выдавал свою дочь замуж за Кочкар-мурзу Сиджеута, и на свадьбу явилась вся крымская знать. Воспользовавшись этим, Бахтияр-бей пригласил хана навестить принадлежавший Ширинам город Кырым, в котором и планировалось осуществить задуманное.
Однако Бахтияр-бей не учёл, что не все родовичи согласны с его замыслами. Когда Саадет Гирей, в сопровождении крупного вооружённого отряда подъезжал к Эски Кырыму, навстречу ему прискакали двое ширинских мурз — Докузак и Юнус, рассказавших хану о замысле бея убить его, и что в город уже прибыли Бучкак и Юсуф Гиреи, ожидающие своего возведения на престол.
Вызвав к себе Бахтияр-бея и Бучкака Гирея якобы для обсуждения важных организационных вопросов, хан приказал схватить и казнить обоих, а затем во главе своего отряда ворвался в Кырым и истребил всех заговорщиков, которых застал там: Юсуфа Гирея, сыновей Бахтияра, его брата и племянников. После чего "рекомендовал" уцелевшим Ширинам избрать новым беем отличившегося перед ним Докузака. Ещё сотня спасшихся мурз из рода Ширин успела сбежать от расправы к Ислам Гирею.
Вернувшись в Салачик, хан отправил под арест свою предательницу-супругу, а затем принялся за основательную чистку собственного окружения, избавляясь от тех сановников, в благонадёжности которых у него были хоть какие-то сомнения.
Однако массовые чистки вызвали возмущение знати. Не осмеливаясь открыто восстать против хана, беи и мурзы обрушили на Стамбул поток жалоб на Саадет Гирея, с просьбами сместить его с престола. Однако в ответ на их прошения султан Сулейман заявил, что он не вправе смещать крымских ханов, чем охладило пыл крымской аристократической оппозиции.
Но, не смотря на благополучное завершение кризиса, понятное дело, что в ситуации внутреннего разлада Саадет Гирею, когда решалась судьба его жизни и престола, было не до набега на литовские владения. И возможно это и предопределило будущие события.
В Москве, тем не менее, не смотря на получаемые из Крыма новости, не стали отменять задуманное наступление, которое было начато в назначенные сроки. Первой пришла в движение Западная армия, сбор которой был начат под Оршей уже в феврале 1531 года, и 10 мая она начала выдвижение к Минску, где 5 июня, соединившись с тремя полками, набранными из "присяжной" шляхты и прочими поступившими на царскую службу литвинами (около 4 тысяч бойцов), начала наступление в западном направлении, двигаясь в сторону Гродно по левому берегу Немана. Одновременно с этим, по пути следования, за Неман посылались разведывательные отряды, один из которых занял 24 июня Новогрудок. Литовский гарнизон города, давно не получавший жалования, сдался уже на следующий день после начала осады, выговорив себе право свободного выхода. Учитывая важность города, в том числе и как резиденции митрополита Киевского, Галицкого и всея Руси, Семён Бельский приказал оставить в нём один из "присяжных" полков, и продолжить движение на запад, подойдя 9 июля к Гродно.
Не смотря на то, что за прошедший с начала войны год литвины времени зря не теряли и город был окружён мощным земляным валом со рвом перед ним, оказывать сопротивление горожане не стали, и сдали город без боя в обмен на обещание неприкосновенности.
Окрылённый столь лёгкой победой, князь Семён Бельский немедленно продолжил наступление, не озаботившись проведением глубинной разведки, поскольку был уверен, что литовское войско в этот момент времени только спешно собирается, не представляя для него большой угрозы и поэтому последующие события стали для него неприятным сюрпризом. Вопреки расчётам русского командования, литвины были хорошо осведомлены о русских планах, дате выступления и численности Западной армии. Альбрехт Гаштольд, обласканный русскими властями и принятый ими на службу, не стал рвать связь с Сигизмундом Польским, и представив перед ним свой переход в русское подданство как вынужденное деяние, регулярно снабжал того важной информацией. Как трокский воевода он был в курсе многих замыслов русского командования на этом театре боевых действий, о которых тут же сообщил в королевскую Ставку. Таким образом, при приближении Бельского к Бресту его уже ожидала отмобилизованная и готовая к бою более чем 12-тысячная литовская армия (8400 шляхетского ополчения и 4000 жолнёров). Помимо этого Радзивилл делал ставку на поддержку со стороны тех частей русской армии, которые были сформированы из литвинов. Вскоре после падения Гродно в литовский лагерь явились два перебежчика, которые сообщили гетману, что два полка "присяжной" шляхты недовольны своей службой на русских и готовы перейти на сторону короля.
Ничего не зная об этом Бельский 3 августа подошёл к находящемуся в 40 вёрстах к северу от Бреста Каменцу-Литовскому, и расположившись возле него лагерем, стал укрепляться частоколом и строить острожек. Но поскольку уже наступала ночь, то измученные долгим и поспешным маршем ратные люди не усердствовали в строительстве полевых укреплений, которые так и остались незаконченными.
Тем же вечером гетман Радзивилл утром 4 августа скрытно приблизился к Каменцу. Его передовые части уже за час до рассвета вышли на искомое место, но не смогли начать атаку лагеря из-за задержки основных сил. Русские, заметив литвинов, получили час для подготовки к бою: на левом фланге русская конница выступила в поле, оставив в тылу пехоту, а на правом фланге построились полки из "присяжной" шляхты.
Битва началась натиском польской конницы, которая копьями снесла с позиций русских дворян и детей боярских — удар был настолько силён, что не выдержав его ратники в большинстве своём бежали с поля битвы.
Сам Бельский, засев с пехотой в обозе, отбив атаки пищальным и артиллерийским огнём с большими потерями для литвинов. Напуски конницы взаимно сменяли здесь друг друга, и исход битвы, по словам самого Радзивилла, был неясен в течение трёх часов. Всё решило поведение "присяжных" полков. В начале битвы они заняли позицию нейтралитета, вступив в переговоры с гетманом, а когда получили от того гарантии полного прощения своей службы на русских, окончательно перешли на сторону литовской армии, присоединившись к атаке на русские позиции. Благодаря этому обошедшие с боков польские хоругви усилили натиск, ворвались в русский лагерь, а пытавшийся бежать Бельский был взят в плен.
Разгром русской Западной армии на Берестейщине стал самой настоящей катастрофой, вызвав настоящую цепную реакцию. Многие шляхтичи, ранее присягнувшие царю Василию Ивановичу, как выражались русские документы того времени, "изменили" и "ратных людей везде побивали, и в полон имали, и конские стада отгоняли". Сам же Радзивилл, дав своему войску короткий отдых, спешно двинулся в сторону Вильно, намереваясь захватить литовскую столицу. Первоначально он собирался идти через Гродно, но буквально перед выступлением получил известие, заставившее его изменить решение и двинуться в сторону Вильно через Новогрудок. Причины такого решения гетмана крылись в той ситуации, которая сложилась на занятой русскими территории. После разгрома армии Бельского под Каменцом-Литовским, особенно опасной для русских властей оказалась ситуация в недавно захваченном Новогрудке, где восстание "присяжной" шляхты приняло особенно масштабный и организованный характер. Ставший во главе восставших православный шляхтич Николай Миткевич был одним из первых, кто в 1530 году, после поражения литовской армии под Смолевичами, вместе со своей хоругвью присягнул царю и "привёл" к этому многих минских шляхтичей и мещан. В награду за эти деяния ему были богатые пожалования и чин полковника, а также дарование имения Станьково, которое и стало центром нового полка, на который была возложена задача защиты Минской волости. Организуя свой полк, Миткевич собрал его из около тысячи пеших крестьян и примерно сотни конных шляхтичей. При этом Миткевич претендовал на более серьёзные права как территориальные, так и политические. По мнению ряда исследователей, Миткевич намеревался создать своеобразную автономию, что вроде удельного княжества, на той территории белорусских земель, которые царь отдал под его начало. Однако эти его чаяния не встречали понимания русских властей. Кроме этого, чтобы заручиться поддержкой шляхты, из которой состояла верхушка его полка, Миткевич стремился наделить её земельными пожалованиями и другими льготами. Однако царское правительство не спешило удовлетворить все его просьбы. В итоге те, кому из выхлопотанных пожалований не досталось ничего, затаили недовольство на новые власти. После начала похода на Гродно полк Миткевича был включён в состав Западной армии, но его боевые качества командование армии оценила как весьма низкие, и он был оставлен под Новогрудком.
Неудивительно, что оказавшись в такой ситуации, Миткевич снова решил "сменить флаг". Ему удалось установить связь с гетманом Радзивиллом, убедив его в том, что он готов уйти с царской службы, и помочь литовским войскам взять Новогрудок. Тем более, что эта задача не представлялась особенно сложной. Состояние земляных валов и бастионов вокруг города было неудовлетворительным. Князь Семён Бельский оставил там небольшой гарнизон — менее трёх сотен стрельцов и два десятка поместных, которым было приказано "сделать крепость, какую пристойно". Но строительство новых укреплений не было даже начато. Собственно русский гарнизон в Новогрудке, под командованием князя Дмитрия Дмитриевича Щепин-Оболенского, к августу 1531 года насчитывал всего 20 детей боярских и 270 стрельцов, которые несли караульную службу. На вооружении замка находились четыре небольшие пушки, имелся небольшой запас свинца и пороха. Понятно, что столь небольшие силы русских, в случае обороны, не могли защищать весь город. Они контролировали только замок, и когда 10 августа в город ворвались "казаки" Николая Миткевича, русские не став оборонять посад укрылись в замке. Взять тот штурмом у литвинов не получилось — не располагая артиллерией, они могли только попытаться взять замок измором, Миткевич взяв цитадель в блокаду, стал дожидаться подхода войска Радзивилла.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
