Когда смерть разлучит нас...

— Жена? — Прошептала растеряно Мирьям. — О, Яхве... у тебя есть супруга? Но как... как же...

Как же у нее вышло получить тебя? Как же ей удается оставаться в твоих мыслях, даже когда ты находишься в объятьях другой? Как же она посмела назвать тебя только своим?

Вопросы, на которые он бы хотел получить ответы и сам.

— Какая это мука, должно быть. Она, наверное, сходит с ума от ревности. — Добавила глухо женщина.

— Хотел бы я в это верить.

Увидеть неумелую, тщетно скрываемую ревность Айрис было бы все равно что получить ее страстное признание. Предел мечтаний.

Когда Мирьям ушла, Брес еще долго пытался унять внутренний зуд — хотелось спуститься и обнаружить смертную в ее комнате. Ведь в последнее время он стал как-то ненормально зависим от разговоров с ней.

С целью отрешения от глупых надежд он допил вино. Встал с постели и долго расхаживал возле окна, за которым уже сгущались сумерки. Пытался представить, в каких именно красках будет рассказывать Энки о своих злоключениях. Но эти размышления все равно вполне логично вывели его к несносной женщине. Которой он сдался опять, но, слава богам, она пока об этом не знает.

Признавая поражение, Брес спустился в ее комнату и лег на ее постель, мгновенно обретая покой. Весь день пытаясь унять хаос мыслей и чувств, прибегая к, казалось бы, верным средствам, он даже представить себе не мог, что решение всех его проблем было так близко.

* * *

Ранее представляя себе роковой день ее гибели (наперекор острому нежеланию его представлять), Бресу казалось, что сие действо будет проходить по иному сценарию. Это могла бы быть болезнь, несчастный случай, старость (а почему бы и нет?). Как бы то ни было, Эохайд видел себя рядом с ней при этом трагическом, но неизбежном моменте.

И никогда бы не подумал, что роль Гермеса — глашатая богов и проводника мертвых — будет исполнять Вергия. Теперь же растрепанная, обезумевшая женщина ворвалась в комнату, распахивая дверь настежь. Пуская в облюбованный Бресом мир спокойствия анархию, дикий шум и запах гари.

— Бегите! Бегите, господин... — И она уже развернулась, чтобы последовать своей же команде, однако, полностью вернувший себе сознание Брес остановил ее за руку на пороге.

Он еще не успел задать интересующий его вопрос о том, какого, собственно, дьявола происходит, однако полоумный вид Вергии, который она переняла от такой же растерзанной и сходящей с ума Александрии, объяснил ему все без слов.

Вдалеке, там где находились дома философов, Мусейон с библиотекой и театр, светлело зарево костра. Люди проносились мимо Бреса и вопящей Вергии, неся на руках малолетних детей или тот нехитрый скарб, который успели с собой прихватить. Крики и стоны стояли повсеместно, призывая убегать, прятаться, спасаться.

Еще никогда Бресу не доводилось становиться частью чего-то настолько неподконтрольного, стихийного и жуткого, как человеческая паника. Несомненно, это было нападение. Но кто осмелился, ведь здесь находится император с армией?

— Это он... он окаянный! — Взывала Вергия. — Каракалла приказал своим солдатам разграбить наш город! Ох, что они делают, господин! Что там творится!

Вергия была права. Не так давно старуха, разбуженная криками, вышла на улицу и от убегающих соседей узнала, что римские легионеры устроили резню. И что действуют они по приказу оскорбленного императора, как звери кровью насыщаясь легкой добычей, которую не смогли добыть в далекой Месопотамии.

Повторив свой призыв убегать, Вергия унеслась, утопая в толпе спасающихся горожан.

Брес замер, смотря в сторону надвигающейся бури. И ужас, поразивший его, был никак не связан с угрозой собственной безопасности. Единственный раз за всю свою жизнь Эохайд забыл о себе.

И несясь в противоположную толпе сторону, борясь с потоком, он уже знал, что опоздал, но продолжал себя слепо убеждать в обратном.

Он не мог ничего не почувствовать! Он не мог предаваться сну в момент, когда жизнь единственного важного человека на этой земле была под угрозой! Он не мог допустить ее смерть!

Проносясь мимо убийц и их жертв, мимо мародеров, мимо уже мертвых и еще живых, Брес искал, звал, надеялся, пока не достиг Мусейона.

Взбегая по лестнице, шаря беспокойным взглядом по окровавленным телам престарелых мужей, их изнасилованных женщин, их рабов, Эохайд ворвался в просторы обесчещенной библиотеки. И то тревожное ощущение, которое он испытывал в тот миг, люди именуют предчувствием. Ненавидя это предчувствие, споря с ним, мужчина искал тело... проклятье, сама мысль, что цель его поисков — всего лишь тело, заставило его мучительно, протестующе простонать.

Видели бы его боги. Узнали бы они в ошалевшем, глупо надеющемся, откровенно жалком мужчине своего собрата? Едва ли.

Брес нашел Айрис лишь спустя десятки минут бесцельных поисков и криков. Она лежала отдельно от остальных убитых, отдельно от своего мертвого друга, за стеллажами, в окружении разбросанных свитков.

Когда Брес, все еще уповая на то, что она, возможно, успела сбежать до того, как солдаты устроили в библиотеке резню, увидел ее, недвижимую, сломанную, убитую... он не поверил. Айрис, которую он знал, была совершенно иной. Казалось в определение этой женщины входила невозможность быть такой... зверски замученной, испачканной кровью, в изорванной одежде и при том совершенно к этому безразличной.

Но заставляя себя всматриваться в нее, Брес понимал с каждой секундой все отчетливее, что — вот она, он наконец нашел ее. Но не в том состоянии, в каком хотел. На которое глупо надеялся.

Теперь уже не размышляя над своей гордостью, он рухнул на колени и подобрался к девушке ближе. Брес не знал название тому, что он испытывал в тот момент. Не знал, чувствовал ли кто-нибудь до него подобное. Но одно он знал наверняка — ему стало ненавистно его бессмертие. Его неспособность умереть в данный момент сулила не вечные наслаждения, а обрекала на непрекращающиеся муки.

Лжет тот, кто называет смерть вечным сном. Брес видел сон Айрис, это волшебное, неприкосновенное, хрупкое состояние, превращающее ее в беззащитную, прекрасную жертву, которую он хотел, но не смел получить. А то, что он сейчас видел в темных, открытых глазах изуродовало ее, осквернило, расхитило. Она была похожа на руины, пустые, мрачные и такие холодные, что, казалось, нет ничего холоднее ее тела. И Брес не мог поверить в то, что люди, которые так восхищаются красотой и светом, сделали это с ней. С самой прекрасной из них. Руки ее убийц не дрогнули, когда они заглянули в эти по-детски доверчивые, умные глаза? Когда прикасались к ее девственному, драгоценному телу? Когда их меч пронзил ее, умоляющую о смерти, как о пощаде?

Все звуки этого мира перестали для него существовать, Брес потонул в абсолютной тишине, безвольно откидываясь на мраморную стену, прижимая к себе мертвое тело. И ирония происходящего поразила его своей жестокостью: вот она, Айрис, в его руках, но в то же время, обретшая желанное расстояние. И этот путь он никогда не сможет пройти. Она наконец смогла оставить его за своей спиной, и на этот раз он за ней не последует.

И... называя ее смертной, он ведь не предавал этому и толики значения. Обращаясь к Айрис подобным образом, Брес только принижал, демонстрировал различия между ними, указывал на ее низкое положение. Повторяя это из раза в раз, он не хотел даже задуматься над тем, что она смертна: хрупка, слаба, недолговечна.

А ведь всего каких-то несколько часов назад она была жива. Нуждалась в нем, дрожа от страха, отвращения, боли. Возможно, звала на помощь. Возможно, в этом призывном крике было заключено его имя. Как бы то ни было, в один миг Айрис поняла, что никто не придет. Момент осознания своего абсолютного одиночества, дающего понять: она умрет здесь вопреки своей молодости, красоте, желанию жить. Вопреки тому, что он, бесполезный ублюдок, чувствует к ней.

И Брес был не настолько силен, чтобы, подобно Айрис когда-то, глядеть на смерть с холодным презрением. Уродливость, беспощадность, могущество этой древней стихии, ломающей чужие судьбы и калечащей души, ужаснула его, заставила сжаться, притянуть к своей груди мертвое тело девушки и спрятать лицо в ее растрепанных темных волосах.

Той ночью Брес наконец понял, что проклят.

II часть

1 глава.

Наши дни.

Встречая очередной рассвет, Брес со смутным удивлением припомнил тот день, когда впервые столкнулся с этим явлением. Оно покорило его настолько, что Эохайд наивно предположил, что красота восхода никогда не станет для него обыденностью. Однако с тех самых пор он увидел тысячи тысяч рассветов и закатов, которые, вопреки стремительно меняющейся жизни, оставались ее неизменной частью

И теперь следя, как за окном солнце щедро разбрасывает свои акварели, Брес понимал, что ждет совсем другого "рассвета". Потому что до сих пор находится во мраке, с возрастающим отчаяньем надеясь на появление своего личного светила, которое подтвердило бы ему, что он не ослеп и не сошел с ума. Но, видит бог, прошло слишком много времени...

Вступающая на трон звезда, кинула на него пренебрежительный взгляд, дающий понять: сегодня Брес, так же как и раньше, должен удовлетвориться лишь горделивым визитом Гелиоса. Сегодняшний день так же как и предыдущие не подарит ему долгожданную встречу с ней. Очередные двадцать четыре часа, прожитые на ощупь, неуклюже, нервно.

Но кто сказал, что проклятье должно приносить удовольствие? К тому же, что и говорить, он заслужил весь этот пакет адских мук от и до. Брес некогда даже мечтал о нем. Да, в тот самый момент, когда заглянул в покинутые душой глаза Айрис. Он ждал кары как благословения, умолял о ней. Что угодно, чтобы не сойти с ума от мук совести. А ведь, прежде чем оставить, Айрис простила его, словно знала, во что он превратится после ее смерти, не скажи она этих заветных слов. И слава богу за то, что она никогда не узнает, каким жалким он тогда был. Ведь даже Энки, спустившийся к нему от лица своего начальства на следующий день после той черной даты, ужаснулся.

Там было чему ужасаться. Если смерть вообще имела когда-либо отношение к языческим божествам, то только в тот самый раз касательно Бреса. От его вида, взгляда, голоса веяло чем-то могильным. А еще он сидел в обнимку с мертвецом, на полу чужой комнаты, которая была под стать ее прежней хозяйке — разграблена, холодна, тиха.

И та встреча, которая казалась Энки долгожданной, не произвела на Бреса никакого впечатления. Скорее даже он посмотрел на младшего брата как на незваного гостя, который нарушает их священный покой. Глядя на Эохайда, Энки уже знал, о чем первым делом доложит Инанне: ее бывший любовник окончательно и бесповоротно сошел с ума. Что послужило причиной? Сущий пустяк — смерть какой-то человеческой женщины, которые ежедневно гибнут десятками.

В тот раз Энки пришел не за тем, чтобы известить Бреса о его помиловании, но, вымолив у верховных божеств милость для него, верный друг хотел назвать имя. Имя первой души, которую Брес должен, вопреки судьбе, водворить на небеса.

Эохайд не оценил его старания по заслугам. То, чем ответил на его старания мужчина, было похоже на:

— Когда я ее увижу?

Энки растерялся.

— Не знаю... Инанна в гневе, она не хочет...

— Я говорю не про Инанну! — Перебил Брес жестким, ледяным тоном, которого Энки еще не довелось от него слышать. — Когда вернется Айрис?

Энки не знал этого. Никто не знал. Через год? Десять лет? Сто? Вряд ли в их проклятии был какой-то математический алгоритм.

И да, плевать Брес хотел на имена и женщин, которые их носили. Он, кажется, вообще не собирался шевелиться, пока эта смертная вновь не посмотрит на него живым взглядом. В каком угодно порыве чувств: он примет ее гнев с такой же радостью, с какой бы принял страсть.

Совершенно растерянный и откровенно напуганный Энки ушел. Появился он спустя много-много лет, за тем, чтобы принести новое имя, ведь ему казалось, десятки лет излечат Бреса настолько, что он сможет приступить к подвигам. Но, будь все проклято, несчастный парень опять пришел не вовремя.

И нет, дело не в незаживающей ране. Когда Энки оказался на земле во второй раз, Брес уже успел встретиться со своей смертной. Как и обещала некогда Инанна, Айрис периодически навещала проклятого мученика, чтобы напоминать ему своим видом о его грехе и необходимости его искупить. Со своей персональной эринией Брес уже виделся и даже успел переброситься парой слов до того, как Энки заявится к нему с инструкциями.

Эта безнадежно желанная встреча произошла на запруженной людьми улице. Брес, кажется, уже свыкшийся с жизнью человека, брел в тот раз совершенно бесцельно, обтекаемый толпой. Его взгляд не искал, не высматривал, не останавливался ни на каком конкретном лице. И все-таки в один миг он замер, пораженный.

Невдалеке от него, едва различимая в расцвеченном людском море, стояла потерянная Айрис, беспокойно вертя головой.

Почему здесь, думал Брес, почему сейчас? В ничем не примечательный тусклый осенний вечер, посреди обычной улицы, каких тысячи. Все это время Бресу казалось, что их встреча будет подобна сошествию ангела в Ад. Айрис, по его представлению, должна была однажды в какой-нибудь праздничный, радужный, торжественный день вспомнить о нем, прийти и осветить своим присутствием его беспросветное существование.

Но даже если так, разве он против?

Все внутри него горело, когда, сорвавшись с места и бесцеремонно прорываясь вперед, Брес осознал, что — вот он — этот желанный момент, которого он столько ждал. Еще секунда...

Без лишних слов и предупреждений, он сгреб девушку в объятья, прижимая к себе, утыкаясь носом в копну темных волос с неестественной седой прядью над левым ухом. И стоило ему услышать встревоженный стук женского сердца, испуганный резкий выдох, ощутить под руками нежное тепло ее тела, стон облегчения и счастья вырвался из его груди. Все те муки, которые терзали его еще какую-то минуту назад показались смехотворными, эфемерными, несущественными. Единственно важное отныне — то, что он держит в своих руках. И никуда больше не отпустит. Никому не отдаст.

Считая, что заслужил за все время терпеливого ожидания хотя бы небольшую награду, Брес наклонился и впился в дрожащие женские губы долгим, жадным поцелуем.

За что в итоге получил по лицу.

Айрис отшатнулась от него, тяжело дыша и выглядя такой напуганной и недоуменной, словно...

— Ч-что вы себе позволяете? — Прошептала она, сжимая покрасневшую от удара ладонь в кулак. Разрумянившаяся от стыда девушка обеспокоенно поглядывала на собравшуюся вокруг них толпу, мечтая вырваться, убежать.

— Айрис, это не смешно. — Вопреки собственным словам Брес рассмеялся. Что скрывать, эту боль он желал давно. — Я ждал тебя чертову вечность...

— Элин! — Крикнул кто-то в толпе, и совсем скоро на образованную шепчущейся толпой площадку выкатился обрюзгший мешок с костями, злобно сверкнув в сторону девушки взглядом. — Почему ты вечно куда-то уходишь! Я же говорил держаться рядом...