Меченый. (Меченый - 1)

— В бездну невыносимых мук... — повторила я, стуча зубами. Вслух. Чтобы хоть как-то заглушить доносящиеся до меня истошные крики.

Не помогло — чтобы не слышать такие крики, надо было родиться глухой. Или умереть!

'Справиться с Бездушным, ставшим вместилищем Двуликого, может только Вседержитель. А любого другого он ввергнет в Бездну Небытия. Или 'одарит' Посмертным Проклятием. Поэтому, увидев сие непотребство, бегите изо всех сил. И не оглядывайтесь...'

'Бежать? Куда?' — угрюмо подумала я, открыла глаза, чтобы оглядеться, наткнулась взглядом на жуткую мешанину из изувеченных тел, бьющихся в агонии в огромной луже из их собственной крови, и сразу же зажмурилась. А через несколько мгновений чуть не оглохла от наступившей тишины.

— Все... Можно ехать... — мертвым голосом произнес Кром. И я вдруг поняла, что боюсь. До смерти боюсь увидеть взгляд Бога-Отступника. Поэтому сидела, не шевелясь, до тех пор, пока не заскрипело седло кобылки Крома. А потом легонько сжала бока своей. Надеясь, что она догадается последовать за лошадью Бездушного.

Догадалась. И довезла меня сначала до Северных ворот Меллора, а потом и до Найты .

Журчание речушки подействовало на меня успокаивающе, и через какое-то время я, наконец, решилась открыть глаза.

Лучше бы я этого не делала: мой взгляд сразу же наткнулся на Меченого, стоящего по колено в воде. И прикипел к огромному шраму от ожога, некогда превратившего его спину в одну сплошную рану.

'Бедняга...' — невольно подумала я. А потом ужаснулась, сообразив, что сочувствую слуге Двуликого!

Я тут же осенила себя знаком животворящего круга, прошептала 'спаси и сохрани' и... задумчиво склонила голову к плечу:

'Умение сочувствовать — это дар Вседержителя, одна из способностей, отличающих Истинно Верующего от слуг Двуликого. Если вы способны сочувствовать другому, значит, Бог-Отец — с вами...'

'Со мной? Даже сейчас?' — мысленно спросила себя я, потом поняла, что эта мысль — знак божий, и с благодарностью посмотрела на небо.

Небо не ответило. Но мне этого уже и не требовалось, так как в моей душе затеплился огонек надежды. Надежды на то, что через пару часов я, наконец, доберусь до замка графа Грасса и получу ожидаемую помощь...

...Помощь?! Увидев высоченные стены замка Рендалл, Меченый осадил кобылку и... торопливо развернул ее мордой к Меллору!!!

У меня перехватило дыхание — до замка, а, значит, и до моего спасения, оставалось чуть больше перестрела, а он... он явно собирался ехать куда-то еще!

Увидев выражение моего лица, Кром пожал плечами и показал рукой за спину:

— Стяг...

Я непонимающе оглядела высоченные стены, опущенный мост, распахнутые ворота, ажурную башенку на крыше донжона, сторожевую башню и... вздрогнула: над ней реяло оранжевое знамя Варланов!

— Н-не поняла? — еле слышно пробормотала я.

— Мятежники... — односложно ответил Бездушный и скрипнул зубами...

...— их было слишком много! — баюкая культю, раз за разом пьяно твердил старик. — И им помогал кто-то из своих...

— Кто? — пятый или шестой раз спросил его сосед по лавке и, не дождавшись ответа, вспылил: — Да ответь же, наконец, Двуликий тебя забери!!!

— Откуда ему знать? — угрюмо буркнула пробегавшая мимо подавальщица. — Звар спал. В людской. А проснулся, когда замок был уже захвачен...

— А руку где потерял? — не унимался говорливый. — Разве не в бою?

— В каком бою, окстись! — рявкнула женщина. — Оранжевые вырезали солдат его светлости ночью, спящими. А слугам мужеского полу поотрубали десницы уже поутру...

— Зачем?

— Иди и спроси! — тарелка с кашей с грохотом опустилась на стол, чуть не вывалив свое содержимое на колени говорливому. — Только не забудь надеть что-нибудь алое с серебром...

Говорливый заткнулся. А вместо него заговорил Меченый. Вполголоса. Так, чтобы его не услышали за соседними столами:

— Где еще вас могут приютить, леди?

Приводить в маленькое и тихое Саммери вошедшего в полную силу слугу Двуликого, да еще и служащего вместилищем для Бога-Отступника, я не собиралась. Поэтому пожала плечами и как можно равнодушнее пробормотала:

— В Авероне. Отец...

Меченый нахмурился и сжал ручищи в кулаки. А мужик в рваном зипуне, сидящий за соседним столом, видимо, услышав слово 'Аверон', мрачно пробормотал: — А в столице вообще творится ужас что! Мой свояк — голубятник у его светлости Грасса Рендалла. Он говорит, что люди графа Иора убили Латирдана Шепелявого, захватили королевский дворец и теперь режут всех, у кого в кошеле есть хотя бы копье...

— Зачем? — непонимающе спросил говорливый.

— Как зачем? Чтобы освободить город от лишних ртов... и сделать чужие имения своими... — криво усмехнулся мужик с присыпанными мукой волосами.

— В столицу... идти... нельзя... — зачем-то пощупав свой посох, отрывисто сказал Меченый. — Где еще?

— А в Светлом лесу оранжевые постреляли отряд барона д'Атерна, мчавшийся на помощь его величеству... — отхлебнув пива, продолжил родственник голубятника. — Говорят, там вся дорога завалена трупами...

— Кого убили? — пролепетала я.

— Барона Корделла д'Атерн... — не глядя на меня, повторил мужик. Потом допил пиво, вытер усы рукавом и тяжело вздохнул: — Мда... Белые дерутся, а у черных — спины трещат . Эх, спрятаться б, покуда все не утихнет. Только вот было б куда...

Меня заколотило, как при лихорадке. Потом пересохло во рту, зашумело в ушах, а голоса посетителей черного зала 'Коня и ястреба' словно отодвинулись куда-то далеко-далеко.

'Этого не может быть!!!' — спрятав лицо в ладони, мысленно твердила я. — 'Не может! У папы — сильный отряд, и почти все воины — ветераны. Они не дадут застать себя врасплох...'

Мысли звучали разумно, но почему-то не убеждали: я, словно воочию, видела, как из-за деревьев вылетают арбалетные болты и с чавканьем впиваются в незащищенные кольчугой или латами места.

Потом руку обожгло прикосновение, а над правым ухом раздался хриплый голос Бездушного:

— Это слухи...

'Хорошо бы...' — вздохнула я. И увидела, как десница отца хватается за наконечник болта, возникший в щели шлема. Как он медленно клонится вперед, теряет стремя... Как его меч втыкается в землю и уходит в нее до середины клинка...

Картина была такой четкой, что я заставила себя открыть глаза и трясущейся рукой вцепилась в кувшин с медовухой.

— Это слухи... — забрав у меня кувшин и поставив его на противоположный край стола, повторил Кром. Потом поскреб щетину на подбородке и поинтересовался: — А из какого рода ваша мать?

Я вспомнила морщинистое лицо деда, его сухую, холодную, но очень широкую ладонь, так ласково прикасавшуюся к моим волосам, и острые колени, на которых мне так нравилось сидеть. Потом представила его бьющимся в агонии подобно тем грабителям, чьи души Кром забрал несколько часов назад и... мысленно попрощалась с жизнью:

— Со стороны мамы у меня никого нет. Так что идти мне некуда...

Глава 14. Кром Меченый.

Седьмой день четвертой десятины второго лиственя.

'Со стороны мамы у меня никого нет. Так что идти мне некуда...' — мысленно повторил я и... непонимающе уставился на баронессу: кроме отчаяния, в ее голосе прозвучала совсем неуместная в ее положении решимость.

На мой пристальный взгляд девушка отреагировала... странно: криво усмехнулась, вскинула подбородок и расправила хрупкие плечи. Так, как будто мысленно бросала мне вызов.

Я слегка растерялся. Поэтому привычно потянулся к посоху, чтобы почувствовать пальцами оставшийся участок Пути и начать думать трезво.

Увидев мой жест, леди Мэйнария вздрогнула, как от удара, но подбородок не опустила. А ее глаза, еще мгновение назад полные слез, высохли!!!

'Ничего не понимаю...' — подумал я... и забыл про ее существование: с постоялого двора раздался истошный крик. А следом за ним — многоголосый гогот.

Я еще раз оценил высоту потолка, поудобнее передвинул перевязь с метательными ножами и снял с пояса чекан. Потом пересел поближе к краю лавки — так, чтобы, если что, стол не помешал мне встать — оглядел соседей и уставился на входную дверь.

Ждать продолжения событий пришлось недолго: не прошло и минуты, как створку вырвали наружу, и в проеме возник ухмыляющийся воин. В цветах графа Варлана:

— Ха-а-азяин! Ка-а-а мне!!!

За стойкой что-то звякнуло. Потом раскололось. Затем из-за нее вылетел Патар по прозвищу Червяк. И расплылся в 'счастливой' улыбке:

— Что будет угодно вашей милости?

Здоровяк осклабился:

— Фсе! Фсе, что у тебя есть...

Червяк ошалело захлопал глазами, а потом склонился в поясном поклоне:

— Ваша милость изволит шутить?

— А че, я па-а-ахож на шутника? — удивился оранжевый. Потом повернулся к двери и заорал: — Слышь, Короб, тут грят, что я похож на шутника. Это правда?

— Издеваются, наверное... — ответили с улицы.

— Это ты зря... — здоровяк набычился, схватил хозяина постоялого двора за грудки и пару раз встряхнул.

Червяк взвыл:

— Что вы, ваша милость! Я не издевался-а-а!!!

Последнее предложение он проорал в полете. А потом потерял сознание от удара затылком о край одного из столов.

Сидящие за ним мужики съежились и втянули головы в плечи. А один дернулся так, как будто раздумывал, не залезть ли под столешницу.

Тем временем оранжевый сделал пару шагов вперед и упер в бока кулаки:

— Знач та-а-ак, ужин закончен! Па-а-аэтому вы фсе ща быро собираетесь и валите куда подальше... Ясна-а-а?

Со всех сторон загромыхали отодвигаемые лавки: жители Сосновки, зашедшие на постоялый двор, чтобы пропустить кружку пива, и большая часть постояльцев торопились выполнить приказ.

Я скрипнул зубами, подтянул к себе котомку, быстренько смахнул в нее все недоеденное, затянул бечеву, забросил на левое плечо... и замер, услышав очередную фразу здоровяка:

— Та-а-ак! А ты-то куда собралась?

— За мной! Быстрее!!! — одними губами прошептал я, подхватил с лавки котомку баронессы, вцепился в посох и метнулся к стойке.

От двери раздался звук удара, потом — короткий стон и... жизнерадостный смех оранжевого:

— Валят тока мужики... А а-а-астальные — а-а-астаюцца!!!

Двуликий смотрел на меня. Очень внимательно. Видимо, поэтому до вожделенной двери мы дошли незамеченными. И, скользнув за нее, оказались в коридоре, соединяющем подсобные помещения с обеими залами.

Со стороны кухни раздавались какие-то подозрительные всхлипывания, поэтому я, подумав, решил покинуть постоялый двор через белый зал. И, видимо, чем-то прогневал Отца-Отступника: не успели мы сделать и пары шагов по натертому до блеска полу, как распахнулась входная дверь, и в зал ввалилось двое оранжевых.

— Смотри-ка, Бездушный! — ошарашенно пробормотал первый. И зачем-то выхватил меч.

— Хде?! — спросил его товарищ, потом наткнулся взглядом на меня и побледнел.

Я шагнул им навстречу и демонстративно провел большим пальцем по Пути.

Второго проняло — он отшатнулся, осенил себя отвращающим знаком и... заметил меч в руке друга: — Ромус, ты че, сбрендил? Он же нас проклянет!!!

— А нас-то за что? Мы постоим тут... — не сводя с меня напряженного взгляда, ухмыльнулся первый. А потом заревел. Во весь голос: — Ко-о-от! Череп!! Весло-о-о!!! В белом зале — Бездушный!!!

Я сделал еще один шаг и удовлетворенно усмехнулся: тот, который вспомнил о Последнем Проклятии, смахнул со лба капельки пота, потом поднял руки в извечном жесте 'я тут не причем' и попятился к выходу.

Обрадовался я рано: дверь снова распахнулась, и в зал влетело еще трое воинов. В добротных кольчугах, с мечами, но почему-то без нашивок рода Варланов.

Увидев меня, все трое одинаково улыбнулись и одинаково осенили себя знаком животворящего круга. А один из них еще и прошептал:

— Будь благословенно имя твое, Вседержитель...

В этот момент с улицы донесся еще один истошный крик. На этот раз женский:

— Не надо! Нет!! Не-е-ет!!!

'Развлекаются, твари...' — отрешенно подумал я и снова провел пальцем по Пути.

На эту троицу жест подействовал, как удар хлыстом — на какого-нибудь дворянина: они мгновенно выхватили клинки и образовали подобие строя...

— Проклянет же... — еле слышно прошептал тот, у двери. И снова вытер лоб рукавом.

— С нами — Бог-Отец... — ухмыльнулся один из мечников. А остальные — согласно кивнули...

'Братья во Свете?' — удивленно подумал я. — 'Да нет, не может быть!'

Потом сбросил с плеча обе котомки, еще раз оценил высоту потолка и поморщился — для нормальной работы посохом он был низковат. А выходить с одним чеканом против трех мечей было самоубийством...

— Назад... В коридор... — прошипел я и, не дожидаясь, пока мечники рванут в атаку, метнулся к леди Мэйнарии. Чтобы подтолкнуть ее к двери. И увидел ее лицо — бледное, без единой кровинки, с взглядом, направленным ошую.

'Прислушивается к крикам той несчастной, которую насилуют на улице...' — мелькнуло в голове.

Подхватил ее на руки. При этом едва не потеряв посох. Сорвался с места. Влетел в дверной проем и через два шага упал плашмя. Здорово ударившись предплечьями. И чуть не раздавив ее милость своим телом...

Удар пяткой назад в падении пришелся туда, куда я рассчитывал — в колено тому, кто вбежал в коридор следом за мной и пытался рубануть меня по спине.

Хрустнуло.

Я тут же перекатился на левый бок, выхватил из перевязи метательный клинок и вскинул руку.

Вовремя — орущий от боли брат во Свете как раз начал клонился вперед. И подставил глазницу под удар.

'Достал...' — отрешенно отметил я, разжал пальцы и изо всех сил толкнул ее милость в плечо и бедро.

Успел — она откатилась к противоположной стене. А на то место, где она только что лежала, рухнуло тело мечника.

— Весло-о-о!!! — в два голоса заревели его товарищи. — Тва-а-арь!!!

Усмехнулся. Перетек на колено... и, не вставая на ноги, скользнул вперед-влево. Пропуская над правым плечом меч, нацеленный мне в горло.

...— Правая рука захватывает запястье. Левая — бьет снизу, под локоть. Учти, рывок правой на себя и удар левой должны следовать друг за другом. И быть очень быстрыми и мощными. Иначе противник успеет напрячь руку и не даст ее сломать. Понял?

— Да, Роланд...

— Пробуй... Когда получится — почувствуешь...

...Локоть сухо хрустнул. Меч, вывалившийся из ослабевших пальцев, только-только устремился к полу. А пальцы моей левой руки, продолжившие движение из-под десницы второго атакующего, уже воткнулись в его глазницы.

Я чуть запоздало почувствовал ощущение правильности выполненного движения и мысленно вздохнул: Круча мог бы мной гордиться. Если бы дожил до этого дня...

— Ко-о-от!!!

'Значит, третий — Череп...' — мелькнуло на краю сознания.

Потом я вскочил, ушел от серии атак в горло, колено и в пах, сорвал с пояса чекан... и полетел на пол. Пытаясь понять, что меня ударило в плечо, и уворачиваясь от удара коленом в лицо...

...Левая рука, которой я пытался опереться об пол, обессиленно подогнулась, я шарахнулся лбом о сапог того, кто умер первым и... почувствовал боль...