Щит. (Меченый-2)

Вместо ответа граф сжал пальцы в кулак и шевельнул бровью.

Воин ухмыльнулся и исчез. А через пару мгновений снизу раздался возмущенный вскрик.

Дождавшись, пока его вассалы угомонят хозяина дома, Рендалл поудобнее передвинул меч и уставился на брата Растана:

— Действуй!

Орденец, до этого мгновения тупо глядевший на носки своих сапог, еле заметно шевельнул скованными руками.

— Болт?

— Сейчас, ваша светлость!

...Несколько мгновений ожидания, и освобожденный от хладного железа монах, потирая запястья, двинулся к полке с писчими принадлежностями. И, взяв с нее чернильницу, подставку с очиненными перьями и пару листов пергамента, подошел к столу:

— Сесть позволите?

Рендалл кивнул.

— Спасибо...— Шершень опустился на лавку, аккуратно пристроил перевязанную левую руку на столешницу и, поморщившись от боли, взялся за перо...

— Один из твоих людей сумел устроиться конюхом к графу д'Молт... — напомнил Грасс. — Теперь у тебя появилась возможность провести в его особняк своих людей. Но после покушения на меня, их, увы, не хватает...

— Да, ваша светлость... — поежившись, выдохнул Растан. — Уже пишу...

— Кстати, когда закончишь, добавь следующее: 'По слухам, король Неддар заинтересовался баронессой Этерией Кейвази. Я выделил двух человек для наблюдения за ней и ее отцом. Жду дальнейших распоряжений...'

Монах удивленно приподнял бровь.

— Соглядатай ты хороший. Значит, не мог не обратить внимания на этот слух. А раз обратил — значит, обязан сообщить... И потом, я уверен, что об интересе короля Неддара к баронессе уже знают все заинтересованные лица...

...Несмотря на испытываемую боль, писал монах быстро и почти без ошибок: не прошло и двух минут, как в нижнем углу пергамента появилась подпись, а под ней — символ животворящего круга.

Дождавшись, пока высохнут чернила, Рендалл взял послание, внимательно пробежал его глазами и насмешливо посмотрел на орденца:

— Ты так жаждешь вернуться в пыточную?

Шершень 'непонимающе' вытаращил глаза:

— Почему вы так решили, ваша светлость?

— Отсутствие последней буквы во втором слове третьей строки означает, что ты пишешь под принуждением... Помарка между текстом и подписью — что все твои люди захвачены... Обратный наклон букв в прозвище — подтверждение того, что все изложенное выше — неправда...

— Это не так...

— Раста-а-ан?! Неужели ты думаешь, что ты — первый орденец, попавший в мои руки? В общем, давай, решай — или мы возвращаемся в пыточную, или ты все-таки сделаешь то, мне нужно...

— Сделаю... — глухо пробормотал Шершень, сглотнул, опустил взгляд и, закусив ус, потянулся за чистым листом пергамента...

...Второе письмо выглядело удовлетворительно — и внешний вид, и содержание, и скрытые знаки соответствовали требованиям, принятым в Недремлющем Оке Ордена Вседержителя. Однако отсылать его по назначению граф Грасс не стал, заставив монаха переписать коротенький текст еще раз десять. И не просто так — а с небольшими исправлениями. Чтобы удостовериться в отсутствии в тексте еще каких-нибудь 'закладок'...

...К моменту, когда донесение приобрело окончательный вид, обезболивающие зелья, которыми был накачан Шершень, стали действовать заметно слабее — в почерке монаха появилась некая торопливость, а в тексте стали попадаться помарки и исправления. Это придало письму еще большую достоверность — имея весьма неплохой опыт чтения подобной корреспонденции, Рендалл знал, что образцы 'изящной словесности', доставляемые голубями из-за пределов королевства, крайне редко выглядят так, как будто их писали, сидя в мягких креслах за полированными столами.

В общем, дождавшись, пока высохнет последний экземпляр, Грасс жестом подозвал к себе голубятника и пристально посмотрел ему в глаза:

— Сделай все, как полагается — и мои люди не тронут ни твою жену, ни твоего младшего брата. Ну, и у тебя самого появится шанс выжить...

В глазах парня появилась надежда: торопливо кивнув, он метнулся к полке, взял с нее мешочек для письма и с поклоном положил его на стол:

— Ваша светлость, если между сообщениями проходит больше, чем три дня, то надо использовать вот такой, как этот — с подранным швом и чернильным пятнышком на нижней стороне...

— Молодец... — улыбнулся Первый министр. — Вкладывай, запечатывай и показывай голубей, которые могут его отнести...

...Подгонять голубятника не было необходимости — метнувшись к одной из клеток, он вытащил наружу угольно-черного ветерка, закрепил на его лапке мешочек с письмом, посмотрел в окно и неуверенно пролепетал:

— Выпускать... э-э-э... поздновато!

— Так и есть... Поэтому верни птицу в клетку и встань к стене... Пятка?

— Да, ваша светлость?

— Нацепи-ка на нашего многоуважаемого брата во Свете кандалы и отведи его в карету... Голубятника — туда же. Можно без кандалов... А ты, Болт, пригласи ко мне господина барона...

Болт кивнул, распахнул дверь и приглушенно рыкнул:

— Его милость к его светлости! Живо!!!

Этажом ниже что-то упало, а через пару ударов сердца с лестницы донесся топот нескольких пар ног.

Развернувшись лицом к двери, Грасс оперся спиной на столешницу и скрестил руки на груди...

...Вломившись на голубятню, Пустобрех гневно сверкнул глазами, набрал в грудь воздуха и... чуть не лопнул от возмущения — возникший рядом с ним Корень, не мудрствуя лукаво, затолкал ему в рот что-то вроде кляпа. И на всякий случай продемонстрировал увесистый мешочек с песком, обычно используемый им, как усмиритель.

Видимо, намек оказался более чем понятным, так как Тимор отдернул руку, коснувшуюся рукояти кинжала, и, уставившись в глаза Рендаллу, преданно захлопал ресницами!

— Доброй ночи, мой дорогой друг! — радушно заулыбался Первый министр. Старательно делая вид, что не замечает самоуправства своих вассалов. — Прошу прощения за такой поздний визит!

Хозяин имения дернулся, чтобы поклониться, и выпрямился. Видимо, почувствовав, что поклон с кляпом во рту будет смотреться странновато.

— Увы, мое появление вызвано не потребностью души, а государственной необходимостью... — продолжил граф. И нахмурил брови, чтобы стереть улыбку, появившуюся на лице Болта. — По имеющейся у меня информации, ваша голубятня используется соглядатаями нескольких сопредельных королевств для передачи сообщений в их тайные службы...

Пустобрех вытаращил глаза и отрицательно замотал головой.

'Не может быть?' — мысленно перевел Грасс. И грустно улыбнулся: — Может, мой дорогой друг, еще как может: я только что общался с вашим голубятником и был вынужден его арестовать...

Барон гордо вскинул голову, развернул плечи и снова съежился. Скорее всего, сообразив, что его возмущение может быть расценено, как попытка прикрыть соучастника.

Такое благоразумие надо было поощрить. И Грасс, выждав несколько мгновений, повелительно пошевелил пальцами.

Болт понял — и легким движением руки выдернул кляп изо рта хозяина поместья.

— Спасибо, ваша светлость... — пошевелив затекшей челюстью, выдохнул Пустобрех. — Неужели это правда?

— Увы, мой друг, увы! Милый юноша, только что покинувший голубятню, не устоял перед соблазном. И пошел на поводу у врагов нашего короля...

— Ваша светлость, я... — начал, было, барон, но наткнулся на предупреждающий взгляд Грасса и благоразумно затих.

— Лучшее, что вы можете сделать для Вейнара и короны — это никому и ничего не говорить! Ну, и еще отправить куда подальше всех тех, кто в курсе моего визита...

— Я сделаю все, как вы сказали... — торопливо закивал Тимор. — Простите, а его величество в курсе того, что...

...Договорить барон не успел — за его спиной скрипнула дверь, и на голубятню влетел запыхавшийся десятник Витич:

— Ваша светлость! Вам надо срочно ехать в королевскую тюрьму...

...В свете факела, зажатого в руке одного из стражников, лицо мэтра Учера выглядело пепельно-серым и каким-то мертвым. А во взгляде явственно читалась растерянность напополам с ужасом.

— Ваша светлость, как вы и приказали, я довел ваши распоряжения до всего караула... — затараторил он еще до того, как Рендалл выбрался из кареты. — Увы, все пошло не так, как вы планировали...

— Что-то с баронессой?! — холодея от страха, спросил Грасс, скользнул вплотную к мэтру Учеру и с большим трудом сдержал желание вцепиться в отвороты воротника его роскошного бархатного камзола.

Начальник тюрьмы перепуганно отшатнулся, сглотнул, опустил взгляд и... кивнул:

— Д-да... Она — ж-жива... Но...

— Рассказывай... — справившись со своими эмоциями, приказал граф.

Мэтр Учер судорожно кивнул, смахнул со лба капельки пота и еле слышно пробормотал:

— Поднимаясь по лестнице, Кулак... э-э-э... простите, ваша светлость, тюремщик Двоня услышал какой-то подозрительный шум, заглянул в коридор и увидел распахнутые двери двух камер... Как вы, наверное, знаете, открывать одновременно более одной строго-настро-...

— Знаю! Дальше!!!

— Простите, отвлекся, ваша светлость! — залепетал насмерть перепуганный мужчина и, сообразив, что опять тянет время, вжал голову в плечи: — Поняв, что там что-то произошло, Кулак, конечно же, побежал за стражниками. Узнав о происшествии, командир поисковой группы, десятник Заддар Жаба первым делом обеспечил... э-э-э... простите, ваша светлость, это к делу не относится... В общем, ворвавшись в коридор, стражники обнаружили изуродованный труп тюремщика Зиги...

— Что с леди Мэйнарией?! — заорал Грасс.

— Она — в камере Бездушного! — дернувшись, как от удара, воскликнул мэтр Учер. — В изорванном платье... С разбитым лицом... И-и-и... в крови... Увы, дверь закрыта изнутри... Открыть ее быстро — не получится. А медленно — нет смысла: Нелюдь зол, как Двуликий... Прикрывается баронессой д'Атерн... И... угрожает ее задушить, если мы не доставим к нему вас...

Глава 13. Баронесса Мэйнария д'Атерн.

Восьмой день четвертой десятины третьего лиственя.

...— А потом я зажму твою десницу в 'Лютне' и начну крутить воротки. Медленно-медленно! Так, чтобы ты чувствовал, как выгибаются и трещат кости твоих пальцев... Полтора десятка воротков... Полтора десятка тоненьких и таких непрочных косточек... И — тьма времени для получения удовольствия... Ты только представь: я буду ломать их по очереди, не торопясь... Чтобы ты мог ощутить все оттенки испытываемых при этом ощущений... А когда лопнет последняя, закреплю воротки специальным штырьком и пробегусь по 'струнам'... Ты когда-нибудь слышал, как трутся друг о друга сломанные кости? Ощущал, как это больно? Нет? Так вот, 'Лютня' позволяет тереть все три десятка обломков одновременно... Или по очереди... И дает возможность палачу наигрывать о-о-очень красивые мелодии...

...Если бы не рука Крома, сжимающая мое горло, то, представив себе ощущения, которые он должен был испытывать во время такой пытки, я бы, наверное, испугалась. А так — просто закрыла глаза и растворилась в тепле шершавых, но на удивление нежных пальцев. И выбросила из головы мысли о том, что ждет моего майягарда в том случае, если граф Грасс проигнорирует его ультиматум.

Несколько долгих-предолгих мгновений мне было безумно хорошо: не болели разбитые губы, не ныла грудь, не тянуло затылок. И почти не трясло от пережитого страха.

Увы, насладиться этим состоянием мне не дали — не прошло и минуты, как я услышала набившую оскомину фразу:

— Может, все-таки отпустишь? Неужели тебе не понятно, что графу нет дела ни до тебя, ни до ее милости?

'Сейчас начнут рассказывать о том, что сопротивление бессмысленно, что заложница из числа заключенных — это все равно, что гиря для утопающего, и что когда им надоест ждать, они пристрелят и его и меня...' — раздраженно подумала я и осторожно прикоснулась языком к внутренней поверхности верхней губы.

Мда... Кровить она не перестала. Ну и распухла так, что со стороны, наверное, выглядела, как кусок опары . Если, конечно, бывает опара, щедро политая кровью из расквашенного носа.

'Да и в остальном я выгляжу не лучше...' — скосив взгляд на обрывок нижней юбки, обмотанный вокруг груди, мрачно подумала я. — 'Не баронесса, а нищенка, какая-то, Двуликий меня забери...'

Видимо, последняя фраза чем-то расстроила Бога-Отступника, так как буквально через пару ударов сердца ко мне вернулась боль: сначала запульсировала только губа, потом заныл затылок, стараниями тюремщика лишившийся пряди волос, потом защипало чуть было не оторванное им же ухо.

Сетовать на бога было глупо, поэтому я кинула взгляд на тело моего недавнего мучителя, все еще валяющееся за решеткой, мысленно обозвала его тварью и неожиданно для себя провалилась в прошлое...

...Звук отпираемого замка ударил по нервам, как кузнечный молот по наковальне. И заставил меня вскинуть голову и посмотреть на тюремщика.