За нами в надвратной башне скрипели цепи, снова поднимая мост. Солдаты разъезжались по двору. Граф уже поднимался по широким ступеням ко входу в замок, за его левым плечом, как тень, скользил пергаментный. Пара солдат, державших стражу, распахнули перед ними тяжелые створки.
Виконт шептался с каким-то толстеньким мужичонкой. В красном кожаном дублете, с золочеными пуговицами... В нашей свите я его не видел.
Пенек, привязанный за каретой, с остервенением грыз привязь. Надеюсь, это не наша — скоро ей конец.
Эйк на Лунке, приосанившись, не спеша проехал мимо. Мимо Пенька, навьюченного нашими сумками, мимо кареты, мимо меня...
Уткнув кулак в бок, украдкой он косился куда-то в сторону замка — наверх.
Я задрал голову. Далеко вверху были распахнуты ставни одного из окон. Червонный свет, попавший в глубины башни откуда-то с другой стороны, где светило солнце, обрисовывал тонкий женский силуэт. Белели голые плечи. Распущенные длинные темные волосы...
Ну да, какой же тут Пенек и сумки? Ведь эта благородная дама просто не могла не заглядеться на такого скромного, но неотразимого юношу. Так изящно держащегося на лошади, даром что всю жизнь делил осла с дорожными сумками...
Я чуть не упустил — виконт вслед за графом поднимался в замок.
— Сэр... Виконт Мерез!
Бросив Пенька, я поспешил к лестнице. Виконт, обернувшись, нахмурился.
— Ты с мальчишкой можешь разместиться в замке. Я скажу ключнице, чтобы...
— Да-да, сэр, благодарю... У орков здесь была ставка. Они пробыли здесь довольно долго, не так ли?
Виконт вздохнул.
— Бример, я устал с дороги. Я хочу умыться и наконец-то за весь день нормально поесть. Хорошенько отужинать! Понимаешь? Потом я позову тебя, и ты сможешь задать все свои...
— Мне нужно знать это до заката, сэр. Иначе мы потеряем день.
Виконт испустил протяжный, как стон, вздох.
— Хорошо. Что ты хочешь знать?
— Там пролом в стене. Был штурм? Орки отступили из замка с боем?
— Бросая раненых.
— От них должны были остаться какие-то вещи...
— Вещи? — Виконт выглядел озадаченным. — После них в замке были королевские штурмовики, после штурмовиков замок осматривали белые братья, и что уж тут от кого осталось... Кажется, какие-то поломанные телеги за конюшней? Зачем тебе?
— Его интересует, сэр, — просипело за моим плечом, — та посуда, которую вы приказали не трогать.
Виконт сморщился.
— Посуда... Никчемные стекляшки, которые никуда не приспособить. Белые браться запретили избавляться от этого хлама. Обещали прислать подводу, но, видно, опомнились. Даже им это не нужно...
Я постарался скрыть охватившее меня возбуждение. Кому никчемные стекляшки, а кому-то...
Виконт прищурился.
— Зачем они тебе, Бример?
На щеке я чувствовал колючий взгляд Шептуна. Стоял рядом и отходить не собирался.
А при нем — ну и как теперь? Одними недомолвками не отделаешься... Значит, надо аккуратно смешать с правдой.
— Эти вещи были сделаны не для орочьей кухни, виконт, — сказал я. — Это осталось от их шаманов.
— Что этим пользовались шаманы, знаю и я, и последняя кухарка в этом замке! Я спросил, зачем они тебе, Бример? Тебя сюда привезли, чтобы ты поймал человека.
— Если он все еще в замке, он мог пользоваться этой посудой.
— Нет, — просипел Шептун.
Он ухмылялся.
— Мы и без тебя подумали об этом. Там все обыскали. И за местом постоянно присматривают, но он там не появлялся.
Я кивнул на башню, торчавшую над восточной частью.
— Там?
Ее верхние этажи поднимались выше всех остальных башен замка.
— Там... — Шептун перестал скалиться.
Виконт развернулся и зашагал к замку.
А какой-то тощий мальчишка уже тащил нашего Пенька от кареты.
— Стоять! — гаркнул я. — Эйк, сюда! Снимай сумки, и живо за мной!
— Зря торопишься, — просипело за спиной.
Отвязывая сумки, я оглянулся.
— Если орки и забыли какие записи и арканы, — снова просипел он, — все досталось подснежникам.
Шептун сморщился, дергая кадыком, с трудом сглатывая. Каждое слово давалось ему с трудом. И все-таки он не уходил в замок вслед за остальными, а продолжал мучить свою глотку.
Так ли уж в прошлом остался его интерес к магии?
— После них даже жидкого серебра не осталось. Ни одного свинцового футляра... Из тех, — он вдруг осклабился, — которые ты смог бы утащить. Только глина и стекло. Ничего ценного там нет. Поверь мне.
Похоже, сам он искал в тех комнатах вовсе не сбежавшего пленника?
Но зубцы на восточной стене уже почти почернели. Горели самые кончики. Солнце вот-вот зайдет.
Я стянул с Пенька брезентовую сумку и арбалет.
23
Внутри замок был настоящим лабиринтом. Даже солдат, посланный нам в проводники, пару раз сбивался.
Коридор перед башней, что возносилась над восточным крылом замка, был темен — здесь не жили. Лишь в его конце светились три крошечных огонька. Солдат бросил нас, едва завидев их.
Это оказались три свечи. Они стояли в неглубокой нише у лестницы, ведущей в башню. За язычками огня бронзово блестели крошечные лики Наамы-заботливой и Торуна-защитника. Основания свечей обернуты браслетами-оберегами, какие плетут на юге.
— Живее, Эйк, живее!
Я двинулся по ступеням. Эйк, испустив протяжный вздох, следом.
— Мастер, зачем все вещи-то туда таскать? Там же были шаманы!
— И именно поэтому слуги сюда не суются.
Ну — разве что чтобы вот эти вот свечи обновить...
— Вещи будут целее, а нам спокойнее. Только за тем сиплым приглядывай, ага?
Эйк за моей спиной перестал пыхтеть. Встал.
— Мы что, не убираемся из этого замка?.. — прошептал он. — Вы решили остаться?..
Я оглянулся. Эйк держал факел, но даже в свете живого огня его лицо побелело.
— Тебе не нужна дюжина золотых?
— Но как вы собираетесь его ловить, у вас даже кристаллов не осталось!
— Поэтому шевелись быстрее.
Лестница, сделав пол-оборота, привела к двустворчатой двери из резного дуба. Я толкнул створки.
Первый этаж башни был полон темноты, холода и затхлой сырости.
Я распахнул ставни, чтобы осмотреться.
Большая комната совершенно пуста. Даже камин без золы.
Эйк ощутимо расслабился. Задрал голову на сводчатый каменный потолок, толстый и надежный, и облегченно выдохнул. Сбросил с себя наши сумки.
Я покачал головой.
— На второй.
— Я там спать не буду! Если эти шаманы...
— Ты можешь спать хоть в конюшне, а сумки будут на втором.
Я развернулся и двинулся по ступеням дальше.
— Уж лучше в конюшне, — пробурчал Эйк. — Конюшни у них роскошные... Столько крыс должно быть. И раскормленные, наверно, прям как котята...
Второй этаж был такой же, как первый, и так же совершенно пуст. Только камин чуть в другом месте — на пару шагов южнее, чем на первом этаже.
Перед третьим этажом лестница делилась. Узенький ход с крутыми ступенями нырял в самую толщу стены. Выход на крышу. Основная же лестница кончалась. Последние ступени вели в черный проем в нависшем потолке — он же пол третьего этажа...
Внутри этого зала темнота была рассечена огненной чертой.
Я двинулся туда и налетел бедром на что-то твердое. По каменному полу скрежетнуло, что-то задребезжало, стеклянно стукаясь друг о друга.
— Мастер! — прошипел Эйк откуда-то далеко снизу по лестнице. — Мастер!
Застучали его шаги, и зал стал наполняться отблесками огня.
— Все в порядке.
Я уже добрался до окна, больше ни на что не налетев. Распахнул ставни.
Солнце, плавясь и растекаясь вдоль горизонта, уходило под землю.
Отсюда открывался прекрасный вид на северо-запад: версты и версты топей, тонущих в сизой болотной дымке и закатном сиянии.
Позади тихо царапнуло железом о камень. Из проема в полу показался факел и арбалет со стрелой на ложе, затем голова Эйка. Закусив губу, он озирался.
Здесь камина не было. По всем сторонам, через равные промежутки, шли высокие окна.
В середине комнаты стояли три стола — подковой, прямо как на картинке из каких-нибудь шаманских арканов. Между столов место рох-шамана, он должен все держать под контролем, пока вокруг шаманы-помощники выполняют его поручения.
Сейчас все три широких стола были пусты. Зато посудой были завалены длинные и узкие верстаки у стен. Стеклянные бока мерцали как волчьи глаза.
— А это... — брови у Эйка задрались.
У дальней стены было что-то странное: огромная, в размах рук, полусфера — словно половина скорлупы ореха. Только не из дерева и не из стекла. Стенки полусферы тускло отливали свинцом.
Еще одна такая же была прислонена к стене, по ту сторону от провала-входа.
— Это что за скорлупа, мастер?
Хороший вопрос.
Но не сейчас.
— Потом, Эйк. Не убегут.
Я двинулся к верстакам, но Эйк вцепился мне в руку.
— Мастер, не надо! Ночь уже, а у вас даже кристаллов не осталось...
— Именно это меня и волнует. Отцепись и тащи Туфельку.
Солнце проваливалось под землю, и с каждым мигом темнело.
— И еще факелов! Живее!
Эйк нырнул обратно вниз на лестницу.
Я пошел вдоль верстаков, отыскивая нужное. Подставки для факелов. Держатель с уже закрепленной стеклянной трубкой. Решетчатая подставочка, маленькая плошка...
— Ма-астер! — вдруг протянул за моей спиной Эйк страшным голосом.
С Туфелькой в одной руке и связкой маленьких факелов в другой, он замер, так и не поднявшись в зал с последних ступеней. Наполовину скрытый в провале лестницы, настороженный, будто собрался ловить лисицу голыми руками.
Глядел он на стол, где я собирал нужное.
Кое-что ему в голову я уже вбил. И когда Эйк окончательно рассмотрел, что именно я выбрал из посуды, он понял.
Эйк подскочил к столу, плюхнул на него Туфельку, будто она жгла ему пальцы, и судорожно отскочил.
— Мастер! Как вы!...
Закусив губу, бледный, он пятился к лестнице. Кажется, его глаза влажно блеснули.
Это были глаза обиженного щенка.
— Так вы там, на хуторе, пока были с ними... И все это время... Там что-то... А я...
— Если ты свалишься туда, демонов можешь уже не бояться.
Эйк, занеся ногу над провалом вниз, замер. Оглянулся. Когда он снова поглядел на меня, это был тяжелый бычий взгляд.
Я расставлял факелы по краю стола. Каменные подставки, которые я нашел на верстаках, были сделаны в виде орочьих божков. Пузатая бабища с шестью титьками и ногами, покрытыми шерстью как у хобов. Четырехрукий молотобоец с клыками до носа. Одноглазый бородач в медвежьей шкуре, опирающийся на дубину. Был даже межмировой червь, свернувшийся витками, как стенки рубленого колодца — ни головы не видно, ни хвоста, лишь часть бесконечного тела.
— Ты бы сходил вниз, Эйк. Отвоевал нашу часть ужина, пока еще не поздно. А главное, принеси кувшин масла.
— А если не дадут?
— Как это не дадут, когда тебе сам виконт разрешил взять?
Я взял у него факел и стал запаливать мои маленькие, расставленные по краю стола. Просмоленная пакля занималась с веселым треском.
— А он разрешил?..
— Ну, хорошо. Не виконт, граф. Он там что-то обещал про всяческое гостеприимство...
Где-то за болотами солнце зашло совсем. В один миг сделалось еще темнее и будто похолодало.
— Живо! — рявкнул я.
Эйк бросился вниз.
Я хотел закрыть ставни, но у окна встал. Солнце больше не било в глаза.
Оказывается, отсюда прекрасно был виден пролом. А правее него на стене, за первым же уцелевшим зубцом, кто-то стоял. Закатным светом отсвечивал его шлем.
Под стеной, чуть левее пролома, была насыпь с широкой круглой площадкой. Точная копия тех, как по ту сторону замка, где стояли метательные машины. Только на этой ничего не было. Даже обломков.
Хотя сама площадка была не новая. Ей явно досталось. Кладка, покрывавшая бока насыпи, пошла трещинами. А короткий подъем, ведущий с площадки на стену, теперь только угадывался — его конца должен был быть как раз где-то там, где теперь зиял пролом.
Почти впритык к насыпи, от главной стены к замку тянулась еще одна стена. Гораздо ниже и уже, чем были внешние стены, но локтей двадцать в высоту будет. Она шла от внешней стены до самых стен замка. Арок для прохода внизу в этой стене не было. Она наглухо разделяла двор.
А в пятидесяти шагах правее была вторая такая же.
Между внешней стеной, замком и этими двумя стенами получалось замкнутое пространство — ну, было замкнутым, пока не случился этот пролом во внешней стене. Часть обломков оттуда рухнули по эту сторону, образовав под стеной крутую насыпь из земли и каменных блоков. При желании можно, наверно, вскарабкаться до самого пролома, и перелезть ко рву.
Но с остальной части двора в эту выделенную стенами часть не пройти. Нет ни арок для прохода внизу, ни подъемов на стену, чтобы перебраться поверху.
Должен быть какой-то вход сюда из замка?
Я лег животом на широкий проем окна, пытаясь дотянуться до края кладки и заглянуть под башню.
Что это тут такое было вообще? Садик для прогулок благородных господ? Куда запрещено соваться слугам с их грязными заботами?
24
Внизу во дворе было уже темно, высокие стены обрезали закатный свет. Трудно что-то разобрать, но, кажется, на рощу со священными деревьями не тянет. Нет там ни одного деревца. Все вымощено широкими каменными плитами. Тут и там возвышаются какие-то... постаменты со статуями, что ли? Только некоторые без голов, без рук, от иных остались и вовсе одни ноги. Какие-то рухнули целиком...
Небо догорало.
Откуда-то сладко потянуло печеным мясом — но тут же сдуло холодным ветром с болот, отдающим тухлятиной. С севера, далеко за стеной, над топями висели длинные белесые полосы. Ночь будет туманной?
Через пролом был виден ров. Дальше, шагах в двухстах за краем рва, чернела какая-то полоса — будто длинная земляная насыпь...
По лестнице поднимались. Я сполз с оконного проема.
Из входа-дыры вырос Эйк. Под мышкой сверток — комнату уже наполнил запах свежего хлеба. В руке большой кувшин, другой рукой Эйк прижимал к груди два кувшинчика поменьше, закатанные воском и заляпанные чем-то темным.
Я подхватил кувшины, пока Эйк их не выронил.
В большом было масло. Темные пятна на маленьких оказались мхом. Но, кажется, не такой, как здесь на стенах...
— Это что? Вино?
— Южное! Из графских запасов. Скажите спасибо, мастер. Ну и ключница у них тут... зверь-баба.
Я только покачал головой.
Эйк насупился.
— Что?
— Лучше бы ты приволок бутыль обычной браги. Зато большую. Хоть алхимического вина сделали бы, пока есть возможность.
Эйк, ворча, двинулся к столам, на ходу развязывая сверток. Но тут уткнулся взглядом в бархатную Туфельку и подготовленные мною вещи.
Он крутанулся на каблуках и вернулся к лестнице. Сел под стеной у окна и стал раскладывать еду у себя на коленях.
Лепешки, сыр, какая-то зелень, пара вареных яиц, совсем маленьких.
— А там так вкусно пахнет? — я кивнул на окно. — Чем-то мясным.
— Перепелки. Но это только графу, виконту и леди... Я же говорю, ключница — зверь-баба.
