В круге вечного возвращения

Музыка кончилась. Танец тоже. Дети застыли в последнем па, показывая идеальную композицию.

На целую тягостную минуту, повисла тишина. Взрослые, одни гордились, а другие пробовали "собрать мозги".

— Как будто они лет десять отрабатывали... — изумлённо выговорил главный. — Надо снимать!

Он не увидел, как на лице Матвея Фёдоровича мелькнула мстительная улыбка. Впрочем, если бы и заметил, не понял бы к чему.

Немедленно возникла заминка — оказывается, специальных костюмов для танго так и нет. А танцевать в том, что есть — как-то некомильфо. Предложили станцевать в костюмах для праздничного представления.

Для девочек, платья и блузы — как-то соответствовали. Но для мальчиков, танцевать в вышиванках и шароварах...

Быстро прикинув что к чему, режиссёр плюнул и выпалил:

— Снимаем как есть — в вышиванках и шароварах! Главное — единообразие. И колорит!

— Но как это воспримут на просмотре?! — немедленно возмутился коллектив, сообразив, что глаза будет резать -ого-го как.

Возникшая дискуссия вскоре захватила всех.

Еле-еле сошлись на том, что возможно есть у родителей.

Но возражения уже были у съёмочной группы — ведь придётся задержаться на день, а надо было вернуться до завтра.

В результате плюнули на всё, сошлись на компромиссе — мальчики в шароварах, но в в светлых рубашках, что на них наличествовали прямо сейчас — благо что на Алёше, что на Сергее были однотонные светлые, — а девочки таки переодеваются.

Пока переодевались, киношники нанесли в зал своё оборудование. Пришлось подождать, пока они всё не выставят, но это уже были мелочи.

Пришедших родителей, а уже был конец дня, попросили быть в массовке. Они выстроились вдоль стены как зрители.

И вот тут настал Звёздный Час всей "Великолепной Четвёрки" как их после назовут.

Станцевали раз, станцевали два, станцевали на совсем уж перестраховку — три.

— Снято! — сдерживаясь, чтобы не гаркнуть на весь зал и не напугать детей, выпалил оператор и посмотрел на зал.

На пару мгновений, ему что-то показалось.

Как будто всё, что он видит раздвоилось, растроилось и... возникло даже ощущение, что оператор видит не только то, что есть, но и то, что будет, что возможно будет или возможно было...

Он встряхнул головой, отгоняя видение.

— Покажется же... — буркнул он под нос списав всё на то самое "особо ценное вино", что притащил с собой режиссёр на угощение художника.

На мгновение встретился взглядами с "заводилой" Четвёрки. Тот как-то очень по-взрослому, напряжённо смотрел на оператора. Как будто что-то видит. Нехорошее.

Оператор испугался.

Посмотрел на коллег, на массовку из родителей, активно и восторженно обсуждавших зрелище и тот факт, что попали в кинохронику.

Расслабился и выкинул бред из головы.

Но вот когда выходили из зала, краем уха он услышал:

— Чёрт! Чёрт-чёрт-чёрт! Реальность плывёт... Рано же! Или...

Продолжения не было.

И сказано было не взрослым.

Оператор скосил глаза на источник звука.

Вдоль стенки, касаясь её и как бы чертя пальцем правой руки по ней полосу, шёл Алёша. Левой он крепко держал за руку свою подругу — Наталью.

— Первые манифестации катастрофы

Ошеломление.

Вот, адекватное, описание того, что я сейчас испытывал. Я видел. Но осознать...

В мозг ломилось знание, которое я, на нынешнем этапе развития, совершенно не мог усвоить. Даже запомнить никак. Ведь это знание — знание о том открытии, которое я, будучи уже заматерелым учёным, совершил лет в сорок.

Помню, что сильно припекло. Надо было. И на отчаянии я, наверное, перенапрягся и именно тогда меня посетило озарение. Просто все элементы мозаики внезапно сложились. Всё, что я знал, вдруг пришло в состояние целостной картины. А это такая квантовая механика, что только Ой! Именно с большой буквы.

А уж сейчас, когда многие структуры мозга просто не развиты и, что я сильно подозреваю, даже не начинали развиваться, то есть их попросту нет, что-то понять — не судьба.

Только какие-то грозные тени мелькают в сознании. О чём-то весьма скверном. Что не должно быть сейчас. Что если бы и случилось, то очень-очень позже.

— Натаха! Ты видела? — обратился я к ней. И видно она ощутила мой страх до того, как я начал говорить. Ведь сжала мою руку. Может дрожь выдала меня.

— Что видела? — попыталась она уточнить.

— Там этот... дядичка с кинокамерой... Что с ним произошло?

— Я... не понимаю что. Но...

— Просто опиши что тебе виделось. Или показалось. — стараясь унять дрожь в голосе сказал я.

Мы как раз дошли до группы.

Детки как обычно, были заняты всяк своим Очень Важным Делом и на нашу четвёрку никто не обратил внимание. Серёга с Людой, учуяв, что происходит что-то очень важное, тоже прислушиваясь, остановились возле стеночки, недалеко от входа и поближе к нам.

Гляжу на Серёгу.

Тот просто молча ожидает что же скажет Натаха. Люда — застыла чисто из любопытства. Она либо не заметила, либо вообще не обратила внимание. С неё станется — она иногда весьма значительные и крайне необычные события воспринимала как деталь фона, нечто само собой разумеющееся и не стоящее внимания.

Сейчас у Натахи лицо сильно озадаченное. Указательный палец на подбородке. Как обычно, когда она в растерянности. Я не тороплю, жду когда с мыслями соберётся.

— Ну... мне показалось, что дядичка как-бы... расплылся!

Я не прерываю её. Жду когда продолжит.

— Ну, это когда ты, как-бы плачешь... и смотришь на что-то сквозь слёзы.

Да, Натаха славилась образным мышлением. И проявляться оно стало именно в этом возрасте. Во все "времена" и вероятности. Но вот это слово — "Как-бы" — лютое слово-паразит, от которого она даже до седин так и не избавилась.

— Две тени? — подсказал я.

— Ну... даже больше. Три... наверное!

— Много теней. — встрял Серёга.

— Да. — Неуверенно подсказала Натаха. — Его, как-бы стало много. И все были в одном месте. И как-бы пытались вырваться с этого места.

— Это от света! — изо всех сил стараясь быть уверенным, сказал я. — Там же много было прожекторов. И все они создавали много теней.

Надо как-то отвлечь от этого. Да. Задробить необычность, чтобы не проболтались.

А то... Проходили. Реальностей десять назад....

Что было? Да катастрофа была!

Был выброс хаоса. И, как в нашем последнем случае, свидетелями оказались вся наша четвёрка.

Не уследил! Не понял сразу что делать! А надо было!

Что характерно для детей, если они видят что-то крайне красочное, или крайне интересное, загадочное, необычное? Да растрепать об этом всем! И прежде всего родителям.

Родители, когда им чада рассказали об увиденных вариантах будущего, пришли в ужас. Потому, что они не поняли что конкретно видели дети. Они вообще не поняли, что они реально всё это ИМЕННО ВИДЕЛИ, а не придумали. А дальше всё было закономерно.

Детей пытались осадить. Но увидев, что им не верят, дети ударились в истерику. Ведь всё, что они видели, они именно ВИДЕЛИ! Не придумали!

Круг посвящённых в то, что взрослые и так назвали бреднями, стремительно ширился. И закончился у психиатра.

А психиатр... ну увидел он то, что хотел увидеть. Что прописано в учебниках по психиатрии. И влепил всем троим диагноз, после которого им всем был закрыт ход во что-то более-менее приличное. Отныне их, даже если они выучатся, никогда и ни при каких обстоятельствах не возьмут на мало-мальски серьёзную работу. Разве что танцевать, танцевать и танцевать... Да и то при очень серьёзном пригляде со стороны "знающих товарищей".

А эти "знающие", особенно посвящённые в суть поставленного диагноза, бывают разные. И что характерно, именно вокруг таких талантов, всегда вьются люди откровенно бесчестные. Подлые. До ужаса подлые и своекорысные.

Ведь если имеешь ТАКОЙ сильный рычаг "управления", то с их точки зрения шантаж — самое малое что им позволяется. Ведь если шантажируемые бедолаги что-то попробуют сказать против, то ответ всегда будет один и тот же: "Ну вы же понимаете, — у них шизофрения! Они всё выдумали. Это у них такие галлюцинации. Вы же понимаете, что всего этого просто не может быть! Совсем не может быть! А мы же к ним со всей любовью и заботой!".

Короче: люди талантливые, с таким диагнозом, в руках подлецов, становятся, по сути, рабами. И не важно где — в Советском Союзе или в Америке. Сволочей всегда хватало.

Единственно что в Союзе с этим боролись на фундаментальном уровне. Через воспитание подрастающего поколения, стараясь изжить эти черты, как родимые пятна капитализма и прочие пороки. Ну и пригляд со стороны "органов". Но всё равно от этого никак не легче. Ведь диагноз-то НАВСЕГДА!

ЧЁРТ ПОБЕРИ!!!

— Осветитель слегка поигрался со своими фонарями. Вы как раз смотрели не на него, поэтому не видели. — продолжаю я "объяснять" как-оно-на-самом-деле-было. — Поэтому тени умножились. И нам показалась разная сказочная фигня. Ну как в кино! Ведь в кино тоже как-то изображают волшебство. Вот так и здесь. Нам показалось!

— Но было интересно! — улыбается Серёга, но по его глазам вижу, что разочарован. Ему так хотелось этого необычного, волшебного.

По глазам девочек — тоже самое. Мордашки кислые. Но лучше так, чем всю оставшуюся жизнь провести на её обочине. Несмываемое, ведь, клеймо!

Да, сейчас они ещё слишком маленькие, чтобы их лепет начали бы воспринимать всерьёз. "Ведь малыши всё время что-то выдумывают".

Ага, выдумывают. Так что если сейчас кто-то и проговорится, у остальных будет "объяснение". Моё. "Правильное". Или просто правильное. Ведь опасность всё равно не хилая.

Да, тогда это искажение реальности прошло значительно позже — когда мы уже учились в школе. Потому последствия были настолько ужасные. Ну а сейчас — авось пронесёт.

Нда... Накручиваю я себя.

По старой памяти. Прожитых жизней. Сколько это я уже раз повторился?

Нда... серьёзно испугался.

Но и всё-таки...

Само произошедшее — серьёзный симптом. Если повторится в ближайшее время, и возле меня — трындец! Ведь это означает, что... проход перед самопроизвольным разрушением этой реальности, последний. Дальше выкинет в какую-то другую, с резко меньшей вероятностью. И с совершенно иными "входными", которые я уже в большинстве знать не буду.

Короче херня!

— Ладно! Всё это фигня по сравнению с мировой революцией! — оптимистично заключил я. — Будем веселиться дальше... А чё ты морщишься?

Серёга как раз пытался размять себе мышцы на руках и ноге.

— Да вот, что-то болят. — пожаловался он.

— И у меня! И мне тоже... — пожаловались немедленно обе девочки.

— А! Это тоже всё фигня! — с апломбом произношу я и радуюсь, что так легко удалось увести их внимание от опасной темы. — Это потому, что мы мало двигались. Мало танцевали. Потому и мышцы болят. Будем больше танцевать — будут меньше болеть а после вообще перестанут.

Серёга недоверчиво смотрит на меня. Ведь болит у него сейчас.

— Ладно! Пойдём сказки почитаю! — машу я рукой и вся компания резко оживляется. Также как и остальные спиногрызы в группе, что услышали мою реплику.

Я вчера как раз предложил каждому из детей в группе притащить что-то из сказок. Это когда на меня "наехали".

Я тогда взял одну из книжек, что валялась на столе и лихо прочитал.

— Чё, читать умеешь? — спросил кто-то сильно недоверчивым тоном. Кажется, это был Карен. У него все эти заходы, что если он не самый лучший, то это очень плохо. Но, к чести и его, и его родителей, после таких "предъявлений", он не пытался загнобить "предъявителя", а сам принимался яростно учиться, пытаясь воспроизвести достижение.

— Ну да! А чё? Тута же всё просто! Ты же сам буквы уже знаешь!

— Ты всё выучил! — кидает Карен новое обвинение.

Кстати да: многие из деток, чтобы слегка смахинировать и получить свою порцию "поглаживаний", просто заучивают тексты — стихи чаще всего, — а потом просто декламируют смотря в книжку.

— Выучил — буквы. После выучил слога. А после — читать научился. — поясняю ему "технологию" научения читать.

— Врёшь!

— А ты другие книжки притащи!

Через полчаса я перечитал бахвалясь всё детское, что валялось в группе. Детки впечатлились.

— А ты другие книжки можешь прочитать?

— А как же! Ясно дело могу!

— А если мы из дома принесём? — прищурившись и подперев бока кулачками спрашивает Маша Бурлакова.

— А давай! — с энтузиазмом поддерживаю я это предложение. — Чтобы было много почитать!

— А ты прочитаешь? — не сдаётся Маша.

— Обещаю!

Мелкие не поверили. Но книжки принесли. Многие. Мне того чтива — максимум на час. Тоненькие книжки. Красочные. Больше буду не читать, а показывать картинки, что тексты сопровождают. Да и будет на чём своих из Четвёрки учить. Эти заражаются энтузиазмом на-раз! К тому же — вспоминают. Быстро и эффективно. Что мне и нужно.

В это же время, съёмочная группа обстоятельно и неторопливо грузила оборудование в свой автобус.

— Ты обратил внимание на то, как разговаривает заводила той Танцующей Четвёрки? — спросил режиссёр у осветителя.

— К-как-то нет. — с сомнением в голосе ответил тот.

— А ведь и правда! — отозвался оператор. — Чего это я сразу-то не обратил внимание?!

— А что там такое странное? Мне показалось, что вполне нормально говорит. — спросил осветитель.

— Так сравни как остальные говорят! — менторским тоном заметил режиссёр. — В их возрасте все говорят короткими фразами. Очень простыми. А у этого...

— Да. Речь богатая. — согласно кивнул оператор.

— И не только. Ты видел когда-нибудь детсадовца, который непринуждённо заворачивал сложноподчинённые предложения?

— А он... заворачивал? — с сомнением спросил звукооператор, пристраивая своё хозяйство на должное место в автобусе.

— Дык!... Ты же со звуком работаешь! — удивился режиссёр.

— Ну дык со звуком. А не с содержанием. — возразил звукооператор. — Ко мне есть претензии на качество записанного звука?

— Нет, но... — удивился режиссёр и сбился с мысли.

— Ну ты даёшь! — хмыкнул оператор.

— Всё просто граждане-товарищи! — сказал внезапно подошедший штатный диктор. — Я специально заглянул в группу. Посмотреть как они живут. И представляете что я увидел?

— Выдавай! — вальяжно махнул рукой звукооператор.

— Он там сидит в окружении детей своей группы и... — сделал драматическую паузу диктор. — Читает сказки с книжек!

— Э-э...

— Читает хорошо поставленным голосом, не по слогам. А в разговорном темпе, да ещё и с выражением!

— И что это должно означать? — менторским тоном спросил режиссёр, хотя и сам догадался сразу что. Ему хотелось, чтобы всё было озвучено для остальных.

— Он много читает. И, похоже, читает не только сказки. Но и художественную литературу. Взрослую.