В круге вечного возвращения

— В круге вечного возвращения

Тут: Последнее обновление. 12.09.24 08:40 (ссылка)

— Пролог

Спецназ упёрся в заваренные стальные двери. Попытался их взорвать, но за ними их ждал лютый облом — коридор был просто заложен кирпичами. И им теперь, чтобы добраться до моей тушки предстояло тупо ломиться сквозь эти кирпичи. И уйдёт у них на это — минимум час.

Но мне надо всего-то десять минут. На то, чтобы система раскрутилась и достала до той точки во времени, куда я буду перемещаться. Вот сколько ни было у меня попыток (успешных, если и эта идёт также), но кто-то меня всегда предавал. Каждый раз, мою подпольную лабораторию, сокрытую в недрах подземной военной базы, штурмует амерский спецназ. Один раз вообще шарахнули тактической ядерной боеголовкой. Но это мне даже сильно помогло. Поможет ещё больше если и сейчас будет также. Если генералы, там, в командном пункте, которые руководят штурмом, запаникуют.

Может им помочь?

Да, пожалуй, помогу. Помогу удариться в панику.

Тем более, что линия на них у меня есть. Хоть и опосредованная другими предателями.

Да-да! Именно так! В этом и смех.

Набираю номер одного из бургомистров. И говорю ему кое-что. Знаю, что за падаль этот бургомистр. Но мою душу греет сознание факта, что он сдохнет в этой реальности в тот миг, как упадёт Бомба. Сдохнет с этой реальностью. Её просто больше не будет. Как и его самого. И этот его "прогиб" перед извечными врагами русских, будет для него последним.

Кстати, это единственная линия наружу. Всё остальное замкнуто на меня. Иначе и быть не может.

Я беру трубку и тыкаю в кнопку вызова.

Пока идёт дозвон с удовлетворением наблюдаю на картинке, что передаёт замаскированная камера в коридоре, как в облаках пыли и дыма, спецназ долбится в кирпичи. Лупят кто чем. Один даже кулаками пытается лупить.

Ага. Вы бы ещё своими х.ями попробовали!

А что? Ведь они уже пытались взорвать. Не раз. Но всегда, за тем взорванным, оказывались ещё и ещё кирпичи. Не было стен. Просто коридор ЗАЛОЖЕН. Полностью. Они знают, что на настоящий момент это единственный коридор, который они нашли, а времени у них в обрез. Вот и приходится им беситься.

Да, они могут шарахнуть чем-то, специально предназначенным для уничтожения бункеров. Не ядерным.

Но для этого варианта у них должны быть точные координаты моего местоположения или, хотя бы приблизительные.

Впрочем и это не вся хохма: моя лаборатория сделана так, что уничтожить её может только ядерный взрыв. Там, наверху, уже начинают это подозревать, а имея информацию о том, что у меня есть средство отправить весь их мир в тартарары, причём конкретно весь и сразу...

Словом, весело!

Как и всегда, во всех вариантах, бургомистр берёт трубку немедленно. Видно или его предупредили, или реально ожидал чего-то подобного. Случайностью тут и не пахнет.

— Здоров, крысюк! Сдохнуть готов? — насмешливо говорю в трубку.

В ответ на меня сыпется отборная брань, с восхвалениями "доблестного американского спецназа", "который скоро до тебя доберётся". С удовольствием всё это выслушиваю. Ведь время идёт. И оно работает против них.

Уже сработало.

Осталось лишь подзадорить всю эту кодлу, чтобы у них сдали нервы и они шарахнули ядерным оружием. Поэтому, дождавшись момента, как у него кончится словарный запас, откровенно хамлю. Прекрасно осознавая то, что я в их глазах, для всех них — супертеррорист. И их страх, и некое осознание "праведности" поведения в объединении, по сути, с врагами, лишь добавляет им куражу с лютой злобой.

— Ага! "Доберётся"! Щаз! — Насмешливо говорю я. — Два раза и с разбегу. Х..ем в кирпичную стену. А у меня, всего-то до...

Делаю многозначительную паузу, так как знаю, что сейчас параллельно меня слушают американские генералы. И они знают от того ещё предателя что такое это "до". И им реально страшно. Так как кинетическим оружием они уже пробовали, — только что, — но не достали.

Меня лишь слегка тряхнуло.

Как я уже говорил, тут целая сеть подземелий. И если даже разрушат что-то, но угадать, в какой части находится моя лаборатория — это уже хренушки. Отсюда и выход у них — либо долбить заложенный кирпичами проход, с последующим обнаружением, пренеприятнейшего факта, что очередной раз впёрлись не туда и в конце коридора меня нет, либо... атомный удар. Но, чтобы был именно атомный, надо поиграть на их нервах.

— ...Осталось всего-то ничего. Система запущена. Пробить меня через десять метров кирпича, ваш спецназ не успеет. Потому я и решил над вами поиздеваться. Так что — готовьтесь сдохнуть! И ты, крысюк, и вы, сцучьи генералы! Да-да! Я знаю, что вы меня слушаете.

Как и всегда — реплика, что называется, "в яблочко".

В трубке что-то щёлкает, и голос бургомистра сменяется на другой. Бодрый. С еле заметным акцентом.

Уже знают, что если будет английская речь ответ будет один и хамский: "мы не понимаем ваш собачий язык". А раз так, то общаются по-русски.

Аккуратно слушаю. Ведь время, как я уже и говорил, теперь совсем за меня.

Да, хорошо переводчика выучили нашему языку. Если не знать, на что обращать внимание, хрен от нашего отличишь. Впрочем, возможно, этот переводчик из наших, кто когда-то слинял в Штаты на ПМЖ, и поднялся там.

У многих из них ломается голос и стиль разговора. Так и получается, что говорит, вроде бы по-русски, а чуть-чуть не так, как "коренной абориген". Ударения чуть-чуть не так, построение фраз, предложений. Тональность.

Все эти особенности отмечаю чисто философски. Сейчас либо таки установка провинтит мне канал в далёкий 1969 год, либо прилетит сверху мощный импульс рентгеновского и гамма-излучения, опережая ударную волну, которая тут уже после всё расплющит и перетрёт в радиоактивную пыль. И прилетит всё это излучение на специальные приёмники-преобразователи. Их задача, прежде чем окончательно превратиться в облачко плазмы, выдать импульс. Нужный импульс. Поперёк Волны Времени. И тогда...

Тогда я ещё и с гандикапом прибуду в место и время назначения.

Что за гандикап?

Энергия! В том виде, который я могу там, весьма интересно использовать.

О! Вот! Есть контакт! Волна Времени установилась окончательно. "Я" уже личность вневременная. Осталось "приманить" ядерный удар.

Надо продолжать хамить. Так, чтобы у тех, кто стоит за этим мудаком с бодрым голосом, крыша поехала от страха. До усрачки.

— Засунь свои угрозы и посулы, сцука, плашмя себе в задницу! — посмеиваясь обрываю я словоизвержения хмыря-собеседника. — Мне плевать и на то, что тут ко мне ваш спецназ ломится, мне плевать на то, что вы мне предлагаете. Я не соглашусь. И ты это прекрасно знаешь. Я лучше умру стоя, чем проведу остаток жизни в ошейнике раба... Что? Слово? Я знаю чего стоит ваше слово — дерьма собачьего не стоит! Мне реально не нужно всё то, что вы предлагаете. Я уже имею всё, что мне надо. И вы у меня это не отберёте... Нет, идиотина! Не золото у меня тут валяется, и не всякая х..ня, что для вас представляет ценность. Я вот такой шизик, который, — представь себе! — патриот собственной страны, собственного народа... Да-да! Я такой архаичный и заплесневелый тип, что для меня и честь собственная, и свобода, не пустые звуки. Чуешь?... Говоришь, что нет больше страны, и что жить надо сейчас? А вот х.. тебе! Твои хозяева знают что я такое, если они сюда припёрлись со своим спецназом. И передай им, что до уничтожения их Пакс Американа, вместе с их подлейшей страной осталось...

Смотрю на остановившийся таймер и усмехаюсь.

— Десять минут. Усёк?

Звук в трубке такой, как будто собеседник подавился.

На самом деле, я могу активировать импульс переноса прямо сейчас. Но мне нужен, ну о-очень нужен именно ядерный удар! Его энергия! Поэтому — продолжаю хамить.

— Ага! Уже девять минут! — подхлёстываю его панику и панику генералов, которым сейчас переводят наш диалог. Наконец там, на той стороне линии принимают решение и голос в трубке оживает. Говорит он уже злобно-торжествующим тоном.

— Гордись, лузер! Тебя удостоили чести! На тебя потратят... уже потратили атомный...

— Ах таки потра-атили? — ядовито интересуюсь я. — Ну передай им моё огроменное спасибо! Они мне очень помогли!

В трубке слышу, как хмырь, потеряв терпение перешёл вообще на ругань. Ругает нашу страну и наш народ, дебил.

Типа мы прирождённые рабы и вообще тоталитаристы. Что мы никогда не создавали цивилизацию а жили за её счёт, воруя достижения.

Ага. Нормальный такой бред. Много раз я его слышал. За все свои "обороты". Во все времена.

Только что они скажут на то, что вот это достижение, которое сейчас сработает и отправит в небытие всю их сраную Пакс Американа, сделано лично мной, русским? Кстати говоря, чистокровным русским!

Также как и много чего, что сделал наш народ не благодаря, а вопреки этой подлейшей англо-саксонской цивилизации. Раньше них. Лучше них. Что они после, уже при Горбатом Козле у нас же и отняли, утащили. На чём и составили своё благополучие на тридцать девять (целых тридцать девять!!!) лет после позорного девяностого.

Я так и не дослушал то, что хотел мне высказать этот идиот про "лузеров русских".

Всегда перемещение ощущалось как мощный удар по голове.

И адская боль прямо распирающая черепную коробку!!!

Валюсь на бок, ощущая под собой голым боком матерчатый коврик.

Ага. Коврик.

Не кожу кресла, в котором только что находился причём плотно к нему пристёгнутый. И не бетон пола бункера.

И прежде чем боль в голове меня таки достала, я успел проверить главное. Эти идиоты всё-таки не обманули. На меня кинули нечто не менее чем в пол мегатонны. Если не в целую.

И где они такое взяли? Заранее подвезли или со "стратега", крутившегося недалече, запулили?..

Это была последняя мысль, прежде чем потерял сознание.

* * *

Давно, очень давно, в моём личном прошлом, я сделал открытие.

Такое, скромное открытие: как осуществить перемещение во времени.

Да, там было кое-что из того, на что грудью налетали все исследователи этого вопроса, после выводя непреложный вывод: "перемещения во времени невозможны".

Но их беда была в том, что они крутились внутри всего-то одного положения — они хотели перемещать во времени материальные тела, имеющие массу и энергию.

Ну и доказали, что это невозможно.

Правильно доказали. Действительно невозможно.

Но как было поступать с тем, что уже в семидесятые вывели, а после и проверили физики?

Тот эффект, когда две взаимодействующие элементарные частицы, как бы заранее знали о том, что встретятся, и каково будет после. Таковы были конкретные решения конкретных уравнений квантовой механики. Получалось, что волны, порождённые в пространстве-времени конкретным событием, распространялись не только в пространстве, но и во времени. Не только в будущее, но и в прошлое. Создавая тени самих себя.

Я всего-то сделал теорию таких волн. И понял, что можно передавать во времени назад, а чего нельзя.

Да. Нельзя вещество и энергию. Но можно... информацию!

Наш мир, оказалось, гораздо более сложен, нежели ранее его представляли — в виде бытия, основанного на дуализме вещества-энергии.

Материя включала в себя не только вещество и энергию, но и информацию. А за этой эфемерной вещью, под названием "информация", сиречь структура и т. д. и т. п., всегда стояло время. Как производная от него. Как функция. Да я знаю, что дико звучит, но... так получается.

Я всего-то научился брать конкретную информацию — душу человека, — и перемещать её во времени. А дополнительная энергия, на старте — это дополнительная энергия на выходе. Там, в прошлом.

Нет, я не противоречу себе! Ведь информация всё-таки структура. И если эта структура становится как МНЕ надо, то... Вот это "как" я и выставлял ядерным ударом. Волна Времени, ставшая поперёк его основному течению (кстати да — время многомерно, как ни странно!) делала то, что надо. И так как я был инициатором, то и возможность рулить на месте в определённых пределах энергией и структурой — тоже мне в руки.

Топать назад в будущее приходилось своим ходом. Но это уже детали. И эти "детали" порождали надежду.

Для всех нас.

Надежду предотвратить наступление того лютого ужаса и реального Глобального Ада, что выстраивали мировые финансовые воротилы во главе США.

Сколько там в мире погибло уже, когда я уходил? Полтора миллиарда? Вскоре погибнет больше. Потому, что для нормального существования Западной Цивилизации, Золотого Миллиарда, все эти миллиарды "ненужного населения" были очень излишни. Так как кушали те самые ресурсы, которые "по праву принадлежали Великой Англо-Саксонской Цивилизации".

Да, те самые ресурсы: русские, китайские, индийские, арабские, латиноамериканские... Все.

Я заглядывал в будущие этих вероятностей.

Там не было человечества.

От слова "совсем".

Мир был убит.

Да, человечество исчезало не одномоментно. Но западный мир, закуклившись в своём Рае, созданном за счёт опускания всего остального мира в Ад, сам останавливался в своём развитии и умирал. В наркотических грёзах. В неге ничегонеделания, в извращениях всех видов и оттенков, которые они ещё в добавок изобретали в погоне за наслаждениями.

И эти наслаждения их убили("Конец Истории" мля!).

Также как и вся их "модерновая" философия нео— и трансгуманизма. Доигрались с генами и "железом".

Впрочем был ещё и другой вариант, также осуществлённый в их вероятностях. Доведённая до абсурда конкуренция, вызывала лютую войну внутри них. Войну всех со всеми. И эта война их убивала.

Так или иначе, их мир умер.

А вместе с ними умер и остальной мир.

В лютых мучениях.

В бесконечном аду.

И тот Прыжок, что осуществлял я, обрывал этот вариант мира. Мира Смерти. Уничтожал эту мерзкую "Пакс Американа", "Мир Золотого Миллиарда" и ещё как там его западники назвали.

Уничтожал в ноль.

Стирал из реальности.

Потому, что вероятность равна нулю!

У нас же, после Прыжка, появлялись новые линии вероятностей, появлялся Шанс.

Снова.

Мизерный.

Шанс выжить.

— Шаги через ад

Первая волна боли прошла. Маленькая волна.

Сознание прояснилось.

Я открыл глаза и посмотрел на мир снизу.

На мир огромных стульев и столов.

Шкафов и диванов. Всего-всего. Но огромного.

Ведь так выглядит мир, с точки зрения взрослого человека, внезапно оказавшегося в теле малолетнего ребёнка.

Под щекой был шершавый шерстяной красный коврик, а перед носом, на том же коврике, стоял красный трактор на резиновых гусеницах. Механическая игрушка с резиновой фигуркой тракториста за рычагами.

Я помнил, что стоит только переместить рычаги вперёд, и трактор поедет. Но не это для меня было сейчас актуальным.

Я лежал на коврике, в окружении игрушек. В шаге от дивана и думал как бы мне побыстрее перебраться туда. Пока не вырубился снова и окончательно. Но из-за несоответствия и несогласованности памятей — той, что уже наличествовала в этом теле, и той, что прибыла из будущего, — не мог пошевелить даже рукой.

А надо.

Надо, так как скоро меня накроет такой болью, что сознание просто отключится. И будет хорошо, если я к тому времени буду на диване и поближе к стене. К тому цветастому тряпичному ковру на ней. Может по-началу и подумают, что я просто заснул и не будут меня трогать. А чем меньше меня будут трогать и, особенно, пытаться лечить, тем целее буду.

С трудом нащупав нужные рефлексы я состыковал их и пополз. Мимо красного трактора с жестяным зелёным прицепом. Мимо красивой книжки про оленёнка, с красивыми вырезными картинками — "Бэмби". Мимо белого, пластмассового теплохода. А в голове, как будто нащупывая дорогу наружу, уже стучали первые провозвестники новой Боли.

Там, в уже несуществующем будущем, время остановилось на Гребне. И мерзкое будущее умерло. Осталась информация, под названием память.

Моя память.

И она медленно просачивается сюда.

В ЭТО время.

Память, это не абстрактная трансцендентная "душа", как считают веруны, не масса, мозговых клеток, а структура. А раз так, то каково вам иметь шестилетнего шкета, с памятью, самосознанием и интеллектом взрослого человека?

Однако... главная неприятность путешествия во времени в том, что перемещаемая инфоматрица должна стать на место.

На мозги.

Но для того, чтобы она стала, нужно ускоренное образование вполне конкретных структур, которые включают память и интеллект. А это головная боль. Реальная, а не фигуральная. Лютая головная боль. И мне теперь предстояло перенести несколько дней просто адских мучений.

Я примерно, представлял, что делается в моём мозгу сейчас. Любое знание, что мы приобретаем, забивая его в память и рефлексы, по сути конкретные структуры мозга. Устойчивые связи, что образуются между нейронами. И если мы перетрудимся что-то заучивая, что нас ожидает в конце?

Правильно! Головная боль.

Но эта боль случается тогда, когда вы просто заучиваете что-то большое. А если это "что-то" память о прожитой жизни?

Да в добавок ещё и не одной?

Вот! Это-то и беда.

Ноги пока не слушались. С трудом заставил двигаться руки. Уже хорошо. Всегда так было — чувствительность и управляемость тела, распространялась сверху вниз. Но, к сожалению не так быстро, как хотелось бы.

Я ухватился за край дивана и подтянулся. Теперь я почти стоял на коленях. И если с руками и рефлексами по их управлению я как-то определился, то теперь предстояло это же проделать и с нижней частью тела.

Было одно средство, которое я и пустил в ход.

Щипал себя за ноги от души. Скоро там появятся многочисленные синяки. Но оно того стоило. Каждый щипок, соединённый со зрительной информацией посылал в мозг конкретный пакет "координат". И знание этих "координат" соединялись с другими рефлексами, но уже совмещённое с управлением нужными группами мышц под щипками.

Постепенно моё тело начало двигаться более-менее слажено. Хоть и напоминали те движения, дёрганья марионетки в руках новичка-кукловода. Но для того, чтобы заползти куда надо, — хватило. Осталось лишь перекатиться к стенке. Чего я и сделал. Теперь перед моими глазами были нитяные узоры тряпичного ковра. Можно расслабиться. И смириться с неизбежным. Ведь через пару минут во мне будет такая Боль!

Стиснув зубы, чтобы не закричать, я принялся ждать, пытаясь хоть как-то, самовнушением, подавить боль. Но о каком самовнушении может идти речь, если сам-то до конца не управляешь собственным телом? Не управляешь полностью даже собственными мыслями...

И раскалённая лава боли таки выплеснулась из дальних закоулков. Медленно но верно затапливая сознание. Стирая реальность. Снова. Уже второй раз за этот день. А сколько этих "раз" ещё будет?

Будет много.

И через всё это надо пройти.

* * *

— Спит?! — слышу удивлённый голос матери.

— Буди. А то скоро ужинать пора, а он ещё спит. — слышу приказ бабушки. — Вредно спать после пяти.

— Алёша! Подъём!

Меня тормошат за плечо.

Открываю глаза и смотрю кто это. Всё-таки бабушка.

— Поднимайся засоня. Сегодня котлеты вкушать будем.

"Вот же чёрт! У бабушки всегда котлеты получались на высочайший балл. А у меня тут проблемы...".

Только успел подумать, так сразу же головная боль напомнила.

Сажусь на диване, подбираю ноги под себя и опираюсь спиной на матерчатый ковёр. По дому определённо разливается обалденный запах только что сжаренных котлет. Но блин, головная боль!!!

Да и жрать хочется.

Вот реально: даже не есть, а жрать!

Организм у меня правильный. Протеины требует.

— Ма-ам! Дай аспирину! — противным голосом клянчу я. Специально копирую голос кошака Рыжика, когда ему ну очень сильно что-то хочется.

Мама удивлённо на меня смотрит. Ведь ранее я не был замечен в добровольном принятии медикаментов. Более того! Приходилось долго уговаривать слопать очередную "горькую пилюлю". А тут вона: сам попросил!

— Что случилось? — с подозрением смотрит на меня мама, не торопясь хвататься за аптечку.

— Голова болит. — даю я лапидарный ответ. Что-то ещё говорить — совсем уж не охота. Потому, что реально ломит так, что был бы в этом тельце малой, уже ревел в голос. Или, как минимум, скулил. Потому, что если реветь, то это же будет ещё больше голова болеть.

В следующие минуты я подвергся всестороннему осмотру и общупыванию. Так как температуры на ощупь не чувствовалось, я был уложен обратно на диван и мне был сунут подмышку градусник.

Температура всё-таки обнаружилась. Небольшая. То ли сбить градусник перед употреблением забыли, то ли действительно была. Всё-таки мой организм боролся с тем бешеным потоком информации, что выливался на мой мозг из вневременья.

— Так есть будете? — вопросила бабушка, снова заглянув в комнату. — Или опять заболел?

Мать с сомнением посмотрела на меня, но я решил внести своё мнение.

— Есть хочу. Сильно. И аспирин тоже. Голова болит.

— Странно... Ведь если голова болит, то и есть не...

— А я хочу. И голова болит. Аспирин надо.

Этим "потоком сознания" я сбил маман с толку.

Так как после осмотра моей глотки она никакого покраснения не заметила, после короткого совещания решили оставить всё до утра.

Но котлетки я поел! Ох, как же я соскучился именно по этой готовке! Как-то в последние десятилетия своего существования мне было не до готовки. Хотя как раз тот рецепт я хорошо помнил. Сейчас же уплетая за обе щёки, попеременно морщась от приступов головной боли, я уже составлял план на завтра. Завтра ведь наступит. И хорошо, что снова наша семья вокруг меня. Что все живы. Что ещё жив дед, который до сих пор мечтает написать гору Эльбрус. Жив папаня, так как до девяностых, когда он сгинул под пулями бандитов, ещё очень далеко. Ещё все живы.

И главное, жива ещё Моя Страна.

Её ещё не убили.

Хотя уже начинают. Медленно.

Идеями.

Инвазией чуждой идеологии, которая уже своим ядом пропитывает умы многих обывателей, уже сейчас мечтающих променять рай, что имеют, на "сто сортов колбасы", на "джинсу и крутой магнитофон".

Пока что всё примитивно и тупо.

Но вскоре всё превратится в систему.

И эту систему надо сломать.

Ага.

Мне.

Кстати да: аспирин я таки получил.

Хоть и знал, что он мне мало поможет.

Но ведь всё-таки помог? Чуть-чуть. Хотя бы к ночи заснуть.

Хорошо, что сейчас, в своём давнем прошлом, живу в частном домике, в тихом квартале. Единственно что раздражает — утренний ор петухов по дворам.

* * *

На следующее утро еле проснулся. И то кот Рыжик помог — по своей давней наглой привычке. Сам проснувшись, — а спать он повадился на моей постели, оккупируя часть моего одеяла, — пешком прошёл прямо через меня. Славно оттоптавшись на моём маленьком тельце, рыжий спрыгнул на дощатый пол и пошёл искать что же на сегодня ему обломится пожрать.

То, что обратил внимание на кота — уже радует.

Вчера был целиком и полностью сосредоточен на своих внутренних переживаниях. Сейчас же голова хоть и болит, но не так зверски.

По-прежнему сказывается сильное переутомление, да и, собственно, тот факт, что у меня сейчас и организм в целом, и мозги в частности, даже не подростка, а детсадовского пацанёнка. Это также значит, что и с критическим мышлением и со многим другим, что есть у взрослого по части ума — полный швах.

Простейшие двухходовые планы составить — уже проблема. А если уж что посложнее — часто за гранью возможного. Но на этот случай есть лекарство — шаблоны поведения. Заготовленные загодя. Благо память о "прошлом" хоть и медленно, но проявляется. А там как раз все схемы на данный случай.

Смотрю на окна — все в толстом слое узорчатой изморози. Двор нашего частного домика не видно совсем. Хотя можно предположить, что хорошо завален снегом. Где-то так чуть меньше чем полметра.

О! Точно завалило! Слышу шорканье лопаты. Вероятно это дед вышел "размяться". Обычно он первую траншею в снегу выкапывает. До сортира. Всё остальное откапывать уже папане.

Высунув нос из-под одеяла, принюхиваюсь.

В доме пахнет свежеприготовленной кашей, чаем. В печке весело гудит пламя, постепенно раскаляя комнату после ночи.

За ночь дом успел остыть, и по комнатам пока свежо. Пахнет дровами, сваленными недалеко от печи. И именно эти ощущения, запахи, так как на них имелся психологический якорь, и пробудили нужные, давно забитые в подсознание, схемы поведения.

Я хотя бы морально, но приготовился.

* * *

Сегодня в детский сад меня, ясное дело, не повели. Ведь сказался больным. Так что сижу и жду визита нашего участкового "Айболита". Большую кучу наваленных на меня одеял, я, пока родители не видят, с себя стряхнул. А то как-то, даже в не совсем протопленной хате, и то получается жарковато.

Координация движений — норма. А то вчера еле дошкандыбал до стола с ужином. Благо что хоть руки успели отойти и я не попалился ещё и хреновой координацией движений. То, что я еле приплёлся — списали на ангину или даже грипп которые на меня "напали".

Кстати да: именно так и говорили в те времена: "хворь напала". Типа вот как-бы так: тихо подкралась и из-за угла напала. Много было таких смешных словосочетаний. Жаль что позже позабывались и вышли из оборота.

Головная боль... Тоже можно терпеть. А это значит, что постепенно начинаю обживаться. И в своём старом-новом теле, и в той самой, давно позабытой, и такой родной хате.

Да, мой родной дом — частной застройки.

И довольно достопримечательной истории.

Такой типовой домик, что после войны штамповали десятками и сотнями, чтобы дать крышу над головой тем, кто лишился жилья во время боевых действий. Собственно во время войны как таковых боевых действий в черте города было совсем немного, но фрицы бомбили часто и помногу.

Сказывалось то, что недалеко был фронт, причём очень хорошо прикрытый нашей ПВО. А у фрицев шаблон — если хочешь жить — не суйся туда, где слишком много зенитных пушек. А так как везти бомбы назад нельзя, то сбрасывали куда ни попадя. Чаще всего на наш скромный городок. Типа: какой-никакой но военный объект. Ну, по крайней мере они так считали. Следствием было то, что в городе после войны неповреждённых домов почти не осталось.

Жили, как бабушка рассказывала, где кто как. Чинили подручными материалами хотя бы часть потолков и крыш в уцелевших частях домов и так приспосабливались, либо вообще переселялись в подвалы, если там конечно можно было временно поместиться. Строили халабуды из подручных материалов с разбомбленных домов, благо этого "добра" было навалом. Причём эти халабуды чаще всего использовали как одну или несколько стен — останки прежних строений.

Некоторые люди вообще в огородах землянки откапывали и там жили. Словом, потребность в жилье была просто адская.

Так и получилось после освобождения — собрались бригады строителей, и начали штамповать в авральном порядке однотипные домишки, с однотипной планировкой, из расчёта одна хата на одну семью, из того материала, что был под рукой. А был под рукой материал самый непрезентабельный — глина и камыши с плавней. А из этого — саман.

Хоть по более поздним временам этот материал, получаемый из смеси глины и камыша не очень-то и вспоминают, но дома получались очень тёплые и, что немаловажно для югов — сейсмоустойчивые. Впрочем главное в этом строительстве было то, что строили быстро, качественно. Да и как не качественно построить по тем временам было возможно, если все в нашем маленьком городишке знали всех и часто в лицо?

Последствием такой застройки явилось и то, что к концу шестидесятых у нас почти весь город был — одноэтажный. За двадцать пять лет, что минули с войны, отстроили совсем не много двух, трёх и четырёх этажных домов. А в некоторых районах оставались даже не снесённые руины.

Асфальт, к концу шестидесятых, проложили лишь по самым основным улицам. И большая часть кварталов имела дороги, малопригодные для проезда. Особенно после дождей. Правда сейчас были морозы, и снегу навалило изрядно, но это лишь усугубило малодоступность нашего жилья.

Так что врач пришёл лишь после полудня, и весь облепленный снегом. Видно, по дороге поскользнулся и нырнул в сугроб. Я это как раз в окошко заметил когда он только подходил к порогу дома. Благо лёд, намёрзший на окне за ночь, стал активно таять. И даже мысль шальная промелькнула: "Какой симпатичный снеговичок получился из нашего участкового врача". Он сам по себе не худой, а тут ещё и шуба вся в снегу.

Бабушка, увидев такое, раскудахталась. Так что суеты и лишнего шума в коридоре вышло изрядно. Но, наконец-таки врача обули в тёплые тапки, а шубу забрали на очистку.

Ко мне в комнату, наш участковый эскулап вошёл в сопровождении деда. Тот ни слова не говоря, просто поставил стул возле моего дивана, махнул приглашая присаживаться. На вопросительный взгляд врача он также указал на тумбочку, мол, саквояж можно поставить сюда.

Дед вообще молчалив с малознакомыми людьми. Но одним лишь своим видом показывает, что врача уважает и очень уважает. Умеет он так показать своё расположение. Причём как-то это у него получается, с достоинством. Без лакейства, которое часто, возможно неосознанно, показывают некоторые люди. Впрочем, возможно, у деда это последствия учёбы в Строгановском училище. Дед у меня "не просто так". Участвовал, даже, в революции. Но вот о последнем не любит говорить. Да, на стороне сначала эсеров, потом большевиков, но... От тех времён что и осталось, так лишь уважение со стороны партейцев, что они охотно ему демонстрируют при встречах. Но рассказывать — ни-ни!

Однако ж... Расколю деда в своё время!

Всё расскажет. Что вспомнит.

А я запишу. Ведь реально история — эпическая! Достойная хорошего художественного произведения.

Но это — потом.

Сейчас же передо мной не менее замечательная и уважаемая личность. Кстати внешне, на лицо весьма так не слабо похожая на мультяшного Айболита.

— Здравствуйте Вениамин Филатович! — вежливо здороваюсь я с ним, слегка опережая его стандартные реплики и шаблоны начала разговоров. У врача глаза лезут на лоб.

Я если и мог его видеть в этом возрасте, то от силы один-два раза. И запомнить как его зовут — это реально подвиг для малыша. Но это пока не та память. Не память малыша, а шаблон-сценарий, вовремя сработавший на обстоятельства. А там имя-отчество данного весьма уважаемого человека, что называется, "прошиты" намертво.

Ещё в том, своём первом "прохождении", своей первой юности, я как-то раз неожиданно увидел Вениамина Филатовича на День Победы. В колонне нашей горполиклинки.

Это было нечто!

Оказывается, этот скромный дядька имел Ордена Славы трёх степеней. Всех трёх!

Что это значит, ТОГДА понимали почти все. За исключением разве что сугубо отдельных школяров и особо отбитых взрослых индивидов, войну не заставших.

— Здравствуй, Алексей! — быстро придя в себя от удивления, здоровается врач. — Вижу у тебя прекрасная память, если умудрился запомнить меня всего-то с одной встречи.

Улыбаюсь и киваю. Надеюсь, что теперь он меня особо запомнит. В будущем пригодится. Очень пригодится.

Преодолев удивление врач таки приступает к первичному осмотру и опросу меня, как пациента. Дед же, оставшись на заднем плане, мне одобрительно улыбается. К нему, видно закончив очистку от снега шубы нашего "Айболита", присоединяется бабушка. Вместе молча слушают что говорит врач.

Он же, как и всякий профессионал, двигается по стадиям проверки, от наиболее вероятных причин моей головной боли, к более тяжёлым.

Он укладывает меня ровно на диване, и приподнимает мне голову. При этом врач смотрит — не согну ли я непроизвольно ноги в коленях.

— Проверка симптома Брудзинского. — комментирую я.

— Как я вижу, он у тебя отсутствует. — хмыкнув заключает Вениамин Филатович.

— И Кернига тоже. — Добавляю я и смотрю на его реакцию.

Врач уже не просто удивлён, он заинтригован. Но, как и всякий профессионал таки проверяет каждый из симптомов. Точнее их отсутствие. Я же, аккуратно каждый из них называю.

Ещё некоторое время идёт осмотр и составление анамнеза. Я же каждое его действие комментирую. Ясное дело далеко не невпопад.

— На врача тренируешься? — шутливо спрашивает Вениамин Филатович прекратив гнуть и мять моё тело выискивая симптомы менингита и прочих нехороших хворей.

— Ага! Читаю книжки.

Он вспоминает мой возраст. Ведь детсадовец. Снова удивляется и оборачивается назад, чтобы встретиться с непонимающими взглядами старшего поколения. Вот чего-чего, а специальной медицинской литературы у нас нет. Разве что очень популярен журнал "Здоровье", но там ни бабушка, ни дед не припоминают того, что я только что выдал. Да и если я что и читаю, то разве что по складам и отдельные слова. Точнее читал. До вчерашнего. Сейчас я и не такое выдать могу.

— Так и какой вы диагноз поставите, коллега? — также шутливым тоном спрашивает Вениамин Филатович и разведя руками над моим телом добавляет. — На основании всего наличного...

— Переутомление. И лёгкое нервное истощение. — Ставлю я себе диагноз и, чтобы врач чего лишнего не додумал, добавляю. — Читал слишком много. Сам. Любопытный слишком.

По подозрительному взгляду, брошенному на меня, вижу, что наш уважаемый участковый врач что-то таки "не то" подумал. Но не найдя на мне синяков и ссадин расслабился.

— Да уж... Любопытство кошку сгубило! — кивает врач.

— Кота?— как-бы не понимая, "уточняю" я.

— А почему кота? — спрашивает "Айболит". — Ты у нас, разве кот? Я так вижу очень умный и хороший мальчик!

— У нас кот. "Рыжик". Вон тот.

И указываю на нашего домашнего любимца, совершающего "инспекцию" комнат.

Все дружно оборачиваются в сторону Рыжика. Тому общее и внезапное внимание настолько не понравилось, что он сначала присел на все лапы от неожиданности, а после, даже попятился из комнаты.

Врач задорно смеётся.

Вслед за ним смеются бабушка с дедушкой.

Коту же явно поплохело от такого развития ситуации и он решает ускоренно эвакуироваться.

Я знаю куда. Всегда в таких случаях его несёт под кровать к дедушке. Почему именно туда и почему именно это место считает самым безопасным в доме — только этот рыжий нахал и знает.

— И его тоже, если слишком любопытный. — отсмеявшись замечает Вениамин Филатович.

— Я прослежу. — С серьёзной миной отвечаю я, от чего в комнате снова взрыв веселья.

— Ну, сторож! — взлохматил врач мою шевелюру. — А кто для тебя самого будет сторожем?

— Мы проследим! — ехидно замечает бабушка. Дед ухмыляется и косится на бабушку.

— Ну вот и замечательно! — воскликнул наш Айболит и резко перешёл на серьёзный тон.

— Диагноз предварительный — переутомление и лёгкое нервное истощение. Но я всё равно завтра же зайду. Если вдруг... я повторяю, ВДРУГ, будет ухудшение состояния, начнёт сильно расти температура, например, до тридцати восьми и выше, то немедленно вызывайте скорую. Сейчас-то она нормальная...

— Всё-таки подозреваете менингит? — подкладываю я язык. Но это снова развеселило врача.

— В таком юном возрасте, и учить медицине? Вы оригиналы! И ведь соображает! — выпалил он обращаясь ко взрослым.

Бабушка с дедушкой переглядываются. Прям видно, каждый спрашивает: "И кто это его учил медицине?! Не ты ли?"

— Но будем надеяться, что это всё-таки переутомление. Не простуда. Или ещё что. Так что...

Далее наш участковый врач переходит к назначениям. Назначения мне нравятся, так как чётко следуют тому, что мне действительно надо. А что не надо, — так это прямо сейчас попадать в лапы врачей стационара. Ведь моё состояние — надолго. И если это заметят, будут не только исследовать, но и пытаться лечить в соответствии со своими представлениями о необходимом.

А когда вдруг, обнаружится, что я иногда несу такое, что "ни в какие ворота", то могут перейти и к нейролептикам. Вот тогда и покалечить могут. Из благих побуждений.

Кстати сейчас я прошёл по краю. Но, как хорошо видно по реакции окружающих, в пределах разумного. Мне сейчас очень надо нарабатывать вот этот образ — мальца-гения, который иногда выдаёт "взрослые" суждения и... Впрочем тут стоп! Главное не переусердствовать. Надо сдерживаться. Постепенно приучая и родных, и прочих взрослых, что я ходячая загадка и источник сведений хоть и не выходящих за рамки разумного, но зачастую невозможных для ребёнка.

Такая слава нужна!

Чтобы после, когда реально из меня "попрёт всякое", — а оно попрёт — надо будет как-то легализовывать знания, чтобы меня не закрыли в дурку. Ведь могут!

Но как же это будет трудно, с моими-то наличными мозгами! Уже сейчас я чувствую себя как будто после тотальной пьянки, когда никак не можешь "собрать мозги в кучу", когда чтобы запустить даже самые простейшие мыслительные процессы, нужно сделать над собой титаническое усилие. А то и вовсе никак.

Беда ещё и в том, что реакции дошколятника прямо толкают хвастаться, добиваясь одобрения у взрослых. Критичность мышления — крайне низкая, несмотря на память, что медленно но верно проявляется. Так что сдерживаться будет очень трудно.

А каковы будут лица у этих взрослых, если вдруг их чадо заявит: "А вы знаете, я тут вспомнил уравнение гравитации! Вот оно!"? И напишу на бумаге, да ещё и поясню что есть что и как оно само в деталях, в тензорах и дифференциалах*.

Хорошо, если просто подумают что я играю. А если нет?

Вот тогда-то и придут за мной братки в белых халатах...

*//Имеется в виду знаменитое уравнение гравитации Эйнштейна. В тензорах.

Собственно, рано или поздно точно придут, но лучше чтобы поздно. Когда уже будет наработана слава малолетнего вундеркинда, и у врача, проверяющего мальца на шизу, будет хотя бы здоровое сомнение, позволяющее юному пациенту отбиться без каких-либо потерь.

— Крадучись и оглядываясь

Несколько дней нашу семейку "штормило".

То, что у меня диагностировали переутомление, породило целый каскад домыслов, предположений и "проверок на вшивость". Проверяли больше меня. Причём первое, что проверили, нет ли на мне каких-то шишек. То есть не ударился ли я головой, пока не был под надзором взрослых.

Шишек и наш "Айболит" не нашёл. А так как сотрясения мозга средней тяжести диагностируются довольно уверенно, и многие их знают, то это предположение быстро отбросили.

То, что меня не взяли в больницу, тоже было легко объяснимо — эпидемия. Сейчас больница забита пациентами. И если есть возможность оставить пациента на дому — то так и стараются сделать. Особенно, если признаков гриппа, ангины и прочих ОРЗ нет. Ну переутомился пацан, с кем не бывает?! Проконтролировать да, надо, но не более.

Вот так и заходил наш "Айболит" каждый день, под вечер, посмотреть на моё состояние. А так как остался доволен тем состоянием, то и лечение моё протекало спокойно, без суеты и лишних паник.

Ясное дело, то, что я выдал при первом же посещении врача, сильно заинтриговало маман и папаню. Те, было, сунулись выяснять откуда я такое могу знать, реально могу ли читать, но эти поползновения были на корню задавлены бабушкой, ядовито напомнившей, что я всё-таки больной и врач прописал мне покой.

Да, отстали, но после, по прошествии пары дней, когда и Вениамин Филатович подтвердил значительное улучшение моего состояния, — насели.

Да уж, уравнение Эйнштейна я таки вспомнил. Уравнение Шрёдингера — тоже.

Но мужественно задробил желание поделиться этим "сокровенным знанием" с родителями.

Умение читать продемонстрировал, вызвав охи ахи и прочие проявления восторга. На радостях бабушка сделала ватрушки и я наелся ими до отвала. И то хорошо.

Плохо то, что даже после прочтения пары абзацев, в книжке сказок, у меня снова разболелась голова. Увидев это мама разогнала любопытное семейство и я снова угнездился на своём диване в позиции "лежишь пластом и ничего не делаешь".

Нда...

Вот бы ещё "шило в заднице" куда бы деть. Вслед за головной болью, что таки утихла. Хорошо, что после взрослые "забыли" протестировать мои медицинские познания. И "забыли" по той же причине — "больной же!".

Ещё пару дней, после рецидива головной боли, мой покой контролировался всеми. Мне ничего не разрешалось делать. Разве что вот ложкой орудовать за столом — тут сделали исключение. Но хорошо то, что уже к третьему дню, мои Великие Познания родителями и правда забылись.

Ничего, напомню.

Вот только мозги соберу...

Да и с самоконтролем у меня действительно хреново.

Надо срочно с этим что-то делать. Вообще с этими сугубо детскими реакциями!

Только и остаётся что положиться на забитые в подсознание шаблоны. Специально ведь на этот "проход" их готовил. Работают...

По крайней мере кое-что из своих новых познаний и умений я таки продемонстрировал, но в меру. Продемонстрированное, хвала шаблонам, шока не вызвало.

Родители уверовали, что их чадо самостоятельно тренировалось в прочтении книг (благо у нас их целый книжный шкаф) и выучилось сугубо самостоятельно бегло читать. А что выдавал медицинские клише и прочие термины, то и этому же нашли объяснение — ведь на верхней книжной полке у нас лежала толстенная Популярная Медицинская Энциклопедия!

Как я до неё мог добраться у родителей почему-то никаких подозрений и сомнений не возникло, хотя по здравому размышлению, для меня, это ещё тот квест!

Ведь реально — верхняя полка, и весу в той энциклопедии килограммов пять. Но... "проехали"!

На то, что я реально читал бегло и что это достижение для возраста в шесть лет как бы не запредельное, предпочли не обращать внимания. Восприняли как данность и повод для гордости. Скорее всего все сомнения заслонил факт того, что теперь можно мной ещё вот и в этом хвастаться.

Но блин! Мало что ли у меня и ранее было выдающихся достижений?!

Ох, чую, что при очередной вечеринке забодают меня просьбами "что-нибудь прочитать перед всеми". Хотя ладно. Как говорится: "Будет день, будет и пища". Отобьюсь.

Через неделю после моего "вселения", меня таки сочли здоровым и разрешили посещать детский сад. Не знаю кто больше был рад — мои родители или мой участковый врач, которому теперь не нужно было за мной ходить в глухой квартал, на окраину города. У него и других пациентов хватало.

Однако главным на этот момент стало то, что головная боль, которая преследовала меня последние дни, наконец-то утихла. А с ней появилось то, что мне ныне сильно не хватало — зачатки нормального логического мышления. Память, значит, хоть и частично, но установилась. А с ней также пришли и шаблоны мышления более высокого порядка, заставив мои мозги сформировать соответствующие структуры.

Ускоренно сформировать.

С этим также повысился и самоконтроль.

Но что также пришло как проблема, — окружающие начали замечать резкую перемену в моём поведении.

Был и на этот случай свой "противогаз", но... Как оно обычно бывает, планы, какие бы они разветвлённые ни были, всё равно приходится корректировать из-за "неизбежных на море случайностей". А случайности обязательно будут.

Волна, поднятая мной во Времени в две тысячи тридцать девятом, не могла не привнести в моё время — в 1969-й — некоторые неприятности. В виде флуктуаций. Например, внезапных погодных. "Эффект бабочки наоборот", если можно так выразиться. Ведь сейчас именно будущее сильно влияет на прошлое. И я в этом процессе, как усилитель. По мере сил, конечно.

Боль одна — кончилась. Начинаются другие "болести". Но это уже развитие. В долгом моём восхождении к Цели. Не зря я когда-то был альпинистом. Те ещё представления. И, как-то соответствуют. Особенно тем, что всё будет делаться на пределе возможного.

Первый Ад, если его можно так назвать, для меня пройден.

* * *

Как-то оно странно получается — вроде бы уже не первый раз, но... всё воспринимаю как в тот самый первый свой "оборот". Свежо и ярко.

Сегодня мой первый, после перемещения, "поход" в садик. Последний год перед школой. И, как оно водится, там нас будут учить.

А я вот шлёпаю по плотно утрамбованному снегу, закутанный по самые брови в тёплые вещи, и вспоминаю чем же мне это грозит и как выворачиваться. По шаблону, припасённому на этот случай. Заранее ухмыляюсь, но за шарфом моей улыбки, ясное дело, не видно.

Снега, мне, если смотреть по нетоптанной "целине", как раз по горло. Навалило за четыре дня снегопадов.

Свет, отражённый от мириад сверкающих кристалликов льда, играет всеми цветами радуги. Именно эти разноцветные искорки, складываясь в своём сиянии, и дают тот самый белый, что мы видим. Но, если приглядеться эта радуга видна отчётливо и становится очень и очень красиво. Странно, что эту красоту, взрослые не замечают. Замечают такое или дети, или художники по натуре.

Главную нашу улицу активно разгребают грейдеры. Но так как дворников на весь город маловато, то несмотря на всеобщий аврал перед переходом через улицу пришлось форсировать немаленький вал снега. Впрочем, уже слегка протоптанный спешащими на работу горожанами.

Где-то на фоне ворчания двигателей грейдеров слышен командный рык — это наш первый секретарь горкома вышел проконтролировать всё ли правильно и быстро делается. Ага! Вон он! Стоит на проезжей части. В нынешние времена машин в городе маловато. В основном только автобусы да разные грузовики, и не только, коммунальных служб. Автобусы, видно, уже вышли на рейс. Но пока что двигаются крадучись. Всё-таки не успели после обильного снегопада посыпать проезжую часть ещё и песочком. Вот начальство и раздухарилось.

О! Наш "Первый" поставил своих с лопатами разгребать проходы. Комсомол и партия — за работой.

Двор садика уже основательно прокопали. И до порога парадного входа, что всегда был со двора, и до других дверей. В столовой видно уже во всю кипит работа. Добрались свободно. Траншея широкая. Есть где разминуться родителям с детьми.

В садике уже жарко натоплено. Слегка пахнет дровами, уложенными возле большой печи, похожей на колонну. Но больше всего пахнет снегом. Раскисшим и заляпавшем пол у входа. Ведь не все и не всё стряхивают перед порогом. Так что нянечкам уже есть работа. Вот, стоит с тряпкой справа. Ждёт, когда мы пройдём дальше к шкафчикам.

Дед здоровается с нянечкой и воспитателем моей группы и проходит к моему отделению шкафа. Рядом раздевают и обувают в детсадовскую обувь одного из малышей. Тот пока не умеет застёгивать сандалии, так что его просто, не мудрствуя лукаво, родитель посадил на шкафчик и обувает не нагибаясь. Чадо, боясь высоты сдержанно ноет. А что? Бывало уже один из наших таки завалил шкафчик. Еле успели подхватить балбеса малолетнего! Страх всё это сделал — тот слишком сильно дёргался, пока родитель его на секунду оставил в покое.

Я, как "вполне взрослый", под бдительным наблюдением деда, раздеваюсь и переобуваюсь самостоятельно. Дед, проконтролировав весь процесс, удовлетворённо кивает, легонько хлопает меня по плечу и прощается.

Дальше мне путь наверх, на второй этаж — там наша группа. Но я не спешу. Подхожу к воспитательнице.

— Нина Андреевна! — произношу я, стараясь выглядеть как можно придурковатее. Уже знаю какое впечатление производит на взрослых взрослое поведение и выражение лица у детсадовца. Так что стараюсь здешних хроноаборигенов без надобности не напрягать.

— Да Алёша? Что ты хотел?

— А Натаха пришла?

— Нет. Она слегка приболела, как и ты. Так что если и будет, то завтра. Она уже выздоравливает.

— Это хорошо! Хорошо, что выздоравливает! — говорю я и подпрыгнув на месте, бегу в сторону лестничного марша на второй этаж. Родители других детей провожают меня улыбками.

Иногда бывает тяжело изображать из себя такого заводного балбеса. Чисто психологически по "старой памяти", что медленно и тяжело, но впитывается в мозги.

Теперь именно медленно. И всё равно нет-нет, отзывается головными болями и повышенной утомляемостью. Но, избыток энергии как и в любом другом слишком молодом организме, да и сама психология подростка, что пока частично определяется недоразвитым мозгом, помогает не попалившись изображать "как надо".

Забежав на этаж, уже не спеша захожу в зал. За столиком справа — сидит воспиталка. Одна из. Зовут Дина Петровна. Сейчас она следит за всеми, "чтобы ничего не было". Это её любимая фраза. Но, тётка добрая. Она улыбается мне и я прохожу уже в толпу деток.

Как-то сильно непривычно...

Уже непривычно. Таки память пропиталась.

Смотрю на свою правую ладонь.

"Не, пока не будет. Не проявляется. Но когда проявится, надо быть особо осторожным".

Подбегает Серёжка Смирнов. Он сейчас одного со мной роста. Но такой же худой и степенный, как был всегда. И взрослый будет таким же — худым, степенным, рассудительным. Надёжный товарищ. Только вот...

Чёрт! Чуть не заплакал.

Спешно закрываю рукавом глаза. Серёга же растерянно пялится на меня, не зная что сказать. Вытираю навернувшиеся слёзы, и обняв товарища, чем ещё больше его вгоняю в растерянность, говорю:

— Не бери в голову. Я недавно болел. И вообще... Здарова!

Обрадованный Серёга хлопает меня по спине и мы идём дальше. В угол, где он прихватил юлу, и теперь слушает, как она поёт на больших оборотах. Пока же ведь, делать нечего. Пока все только собираются.

Обвожу взглядом уже собравшихся.

В памяти дошколёнка, как-то медленно и печально всплывают имена и фамилии — они уже заслоняются памятью, что просачивается сквозь время, заставляя забыть многое. Что уйдёт. Что уже не будет таким важным, как предстоящее. Но всё равно! Сколько же судеб вот этих ЕЩЁ ДЕТЕЙ будет в том будущем искалечено! Сколько будет смертей! Преждевременных, нелепых, трагических.

Ведь и мой лучший друг детства Серёга тоже тогда же, как я ни старался, но помер. От алкоголя. А запил от безнадеги. Всегда. Во все "обороты" так и было. Жалко его! Ведь прекрасный человек!

Но!

Вот, эта мразь...! Невольно кошусь на одного из невинных. Пока. Ведь ещё дитё.

Но впоследствии, этот конкретный ребёнок, когда станет взрослым, наломает не просто "дров", а жизней — Юрка Киндюк.

— "Либераст"! — невольно вырывается у меня злое словцо. Серёга снова удивлённо пялится на меня и, заметив ярость на лице, спрашивает.

— Ты чего?! Юрка обзывался? — спрашивает Серёга, заметив в чью сторону я так смотрю.

Усилием воли успокаиваюсь.

— Не! Не обзывался. И не украл. Но украдёт и обзовёт. Скоро. Я знаю.

Серёга недоумённо жмёт плечами и возвращается к юле. Я тоже, стараясь отвлечься от гнусных мыслей и воспоминаний, переключаюсь на пение немудрёной детской игрушки.

Дальше детсадовский распорядок во всей своей красе: Утренняя Зарядка, Завтрак.

После завтрака воспитатели нам дают возможность немного поиграть, прежде чем будут "развлекать". Ведь этот год в детском саду — последний перед школой. Нас готовят к школе.

Учат элементарному счёту, рисованию. И много-много чего ещё. Но пока один час — наше время. Говорят, что в разных садиках распорядок дня — по-разному. Но у нас было вот так. Только вот у меня совершенно иные цели. И задачи.

Уделив внимание своему лучшему другу, стараюсь мягко переключить его на других согруппников, а самому заняться развитием. Иначе — никак. Время не просто поджимает. Его попросту нет. А значит, "подняться" мне надо, и быстро. Причём это самое "подняться" — далеко не в шкурно-барышническом понимании. Подняться мне надо совершенно в другом — мне, грубо говоря, "нужны мозги". А это — совершенно конкретная система подъёма. И то, что руководит этим "подъёмом" не кто-то взрослый, а моя же "как-бы-будущая" память, то мне многократно тяжелее. Ведь если мозги детсадовца, то и основные реакции и наклонности — детсадовца.

Я помнил, что это и как это бывает "...мучительно больно за бесцельно прожитые годы".

Я помнил, сколько я потерял.

И как бездарно тратил время.

Как много я не успел сделать, а надо было.

Сколько нужно было, а элементарно, под конец жизни просто не хватало времени. Это просто чудо, что я таки сделал то самое открытие, что сейчас вовсю пытаюсь приспособить к спасению собственной страны, народа и, что там скромничать — себя любимого вместе со всеми теми, кто мне дорог.

Поэтому, во все последующие "обороты", я трудился как натуральный маньяк. Чтобы хотя бы на этот раз не потерять впустую ни минуты. Ни секунды.

— Рисование и дебилы

Вообще, раз пишу дневник... Хех! Да, прятать надо бы его лучше. А то вот бабушка его уже чуть не нашла. Но это детали. Спрячу надёжнее. Да и пишу я всё это не на русском. На эсперанто. А наша семья, за исключением меня, в знаниях этого языка замечена не была.

Однако!

Когда я первый раз отправил себя в прошлое, я не предполагал, что попаду в...

Да. адом это назвать было бы можно. И адекватно.

Ведь как бы я ни изощрялся, меня всё равно, вне зависимости от того, как я проводил свою жизнь на очередном витке, снова и снова после смерти закидывало обратно. Обнаружил я это уже на третьем проходе, когда меня именно что убили. В возрасте четырнадцати лет. Сглупил. Мозги, что ещё находились в процессе роста подвели. Да и бандиты наши, районные тоже та ещё мразота.

На одиннадцатом прохождении — я сломался. Просто сломался. Память о тщетных усилиях меня просто раздавила, и я попытался выйти из этой спирали вечного повторения. Но, так и не нашёл способа. Так что мой одиннадцатый проход был успешным только для меня и только по части науки. Мир, "как обычно" умер в конвульсиях эпидемий и войн. Но обратно я вернулся с несколькими очень интересными теориями. Фактами. Которые после мне сильно помогли, в частности в организации этого воистину последнего прохода. Однако это — отдельно.

В последующие же проходы, я заметил, что реальность, хоть мелкими шажочками, но изменяется. По чуть-чуть. Уже на старте моих злоключений. Плывёт. И даже общий хаос вероятностных процессов на эти изменения не отражается. Общий вектор эволюции всё-таки отклоняется от того, первого. Всё-таки что-то я изменяю. И возможно, что даже одним фактом своих усилий. Своих бесконечных оборотов.

И вот тогда, я стал целенаправленно искать методы ПРАВИЛЬНОГО СТАРТА.

А для этого надо всего-то было задать правильный вопрос: что мне больше всего мешало именно на старте?

Ответ стал ясным, когда я с физики шарахнулся в такую область как возрастная психология. И вот тогда, всё и сложилось. И вот сейчас...

Да, надеюсь, что этот проход станет воистину уникальным. Ни на какие прошлые не похожий. Да и выхода уже у меня нет. Как я уже говорил... Говорил? Для меня это как-бы "само собой разумеющееся"... Но эта реальность рассыпается. И дальше если меня и перекинет назад, то в какую-то совершенно отличную от нынешней реальность. Возможно, что и даже абсолютно враждебную мне.

Да, мир сгинет. Да, возможно я в той реальности и выживу, приняв совершенно другой мир. Но это же будет и абсолютным поражением.

Надо во что бы то ни стало, развивать мелкую моторику. Мышцы накачать — это банально и тупо. И тупо потому, что для развития психики, мозгов, это крайне слабо помогает. Разве что развитием некоторых отделов мозга, что отвечают за ловкость. Но сейчас кровь из носу, надо развивать интеллект, а не мускулатуру. Ведь именно от этого сейчас зависит сколько в мозгу осядет и закрепится того, моего "как-бы-будущего" опыта. Даже просто память, ныне существующая лишь в самых общих чертах и устремлениях и та проявляется медленно. А чтобы ускорить этот процесс, чтобы ничто не потерялось (а обязательно что-то, но потеряется!), надо срочно, как я уже упоминал, развивать мозги.

И для этого рисование — самое то!

Вы не знали, что рисование сильно помогает интеллектуальному развитию ребёнка?

Даже если нет, то уже узнали. От меня. Сейчас.

Я же это знаю на собственных костях — лично.

Как там в мозгу, — на развитии каких структур зиждется интеллект и как рисование связано со всем этим — не выяснял.

Главное эффект. А он серьёзнейший.

Но есть и нюансы. А как ещё без них?!

И самый неприятный состоит в том, что рисовать надо не по памяти, а с натуры.

Можно было бы окружающую ребятню попробовать порисовать, но они постоянно вертятся и в голове получается мешанина образов, наслаивающихся друг на друга. И когда начинаешь рисовать, в памяти всплывает лишь нечто совершенно невообразимое. Потому-то дети и рисуют человечков из отдельных линий — руки-палки, ноги-палки и остальное также схематично.

А мне же надо впечатать в мозг способность воспринимать образ целиком и его в деталях удерживать.

Что, скажете, это для рисования не важно?

А сами попробуйте вот так, с налёту, нарисовать идущую или просто сидящую кошку. По памяти.

Если вы не художник, у которого эта функция — удерживать в голове образ целиком и в деталях, — развита на "-ять", то даже не пытайтесь. Выйдет не кошка, а уродец.

Как избежать этого конфуза?

Да очень просто: использовать либо фото, либо другой рисунок — производства кого-то более искусного и опытного. Только так у вас появится шанс изобразить кошака адекватно реальности.

Я исхожу из тех же соображений. Но так как нет поблизости рисунков котов, а есть птички в книжке, добиваюсь обладания этой книжкой. Дожидаюсь, когда очередной шкет таки насмотрится на картинки и отбрасывает книжку. Тут же сгребаю её всем своим видом показывая: "Это моё и не отдам!".

Хватаю чистые листки что в массе лежат на длинном столике, идущим вдоль стены, хватаю карандаш, раскрываю книгу на нужной странице и...

Провести ровно линию, это так тяжело!

А птичка целиком?

Выходит... как выходит!

Мозгов мало. Соображалки — тоже. И память прошлых жизней тут не помощник, так как пока я мелкий, будет и схематичность мышления и, как следствие, отсутствие даже элементарного стратегического мышления. Поэтому поступаю прямолинейно.

Но тут наступают неприятности.

Книжка, что я держал в правой руке, левой пытаясь ввести контуры воробья, вдруг резко исчезает. Аккуратно откладываю карандаш и оборачиваюсь на нахала, что только что подло выхватил у из рук Мою Драгоценную Книгу.

Кстати да: то, чем обладает малой, воспринимается именно так. До тех пор, пока интерес к вещи не угаснет, чтобы вспыхнуть к другой.

Кашин! Как я мог забыть про повадки этого недодебила?!

А он реально именно недодебил. Как вырос, так и остался придурком. В школе — тупой двоечник и драчун. После школы — говорят, в армийке на губе много раз сидел. После армии — спился. И никогда не демонстрировал хоть какую-то ясность ума. Так, животные инстинкты и элементарные хотелки. Не дебил, но и не норма. Злобный и тупой.

Он ещё когда таким станет. А сейчас для родителей и окружающих — миленький мальчик с толстым лбом, квадратной челюстью, обещающей в будущем стать символом мужественности. И да — кроме внешнего вида тупого кабана, ещё и подраные, но аккуратно заштопанные серая в клетку рубашка с короткими синими штанишками на лямках.

Штанишки, кстати, тоже кое-где уже подраны и заштопаны. Ну любит этот тупарь драться! И ведь одежда ещё не заношенная. Это он так успевает всё новое в тряпьё превратить. Сочувствую родителям. Но сейчас — надо отобрать то, что мне принадлежит по праву. И это большая проблема. Так как далее — неприятности. Однако, по любому исходу — неприятности.

Мозг малОго может мыслить только такими рубленными фразами и образами. Образами сердитых воспиталок и побитых мордочек вот таких как этот уже-хулиган. Но.. память! Память о всех "оборотах". Как костыль для ещё не развитого разума. И она требует. Требует торопиться. А значит отобрать книжку — абсолютно необходимо!

Кашин упёрся и не желает отдавать книжку. Книжка ему, по большому счёту, не нужна. А вот продемонстрировать какой он тут весь из себя главный над всеми — более чем надо. И книжка в этом деле, точнее обладание ей, весьма хороший инструмент.

Он, конечно, всегда был здоровым и сильным кабаном, но не сейчас, когда я уже не тот, что был неделю назад. Когда за мной стал, хоть и в тупой и примитивной схеме, но опыт лет, прожитых в другой реальности.

Бью с разворота в глаз, подрабатывая туловищем. Благо ещё Кашин мне в этом помог — как обычно, набычившись, он сильно наклонил голову, смотря на меня исподлобья. Ему казалось, что так будет для меня страшнее. А вышло удобнее: удар снизу вверх, да ещё с волной, пущенной от стопы, через всё тело до кулака — самое то! Аж кулак заныл.

После вчерашнего тренажа на восстановление, получается отлично. Хоть эту координацию движений поправил.

Прямой удар опрокидывает обидчика. Он, нелепо взмахнув руками, с громом падает. Спиной плашмя, на пол. Пока он соображает что произошло, вырываю книжку у него из рук, и переступив через тело направляюсь к столику — рисовать.

За спиной медленно, как сирена заводится Кашин.

Сначала принимает положение сидя, но видно сообразив, что так как-то неправильно, поднимается на ноги.

И нахрена? Вот сидел бы и ныл! Какого же надо было подниматься именно на ноги? Чтобы громче было слышно и лучше видно для всех?

Наверное да. Другие, если их завалят на пол, то сидят и плачут. Ждут, когда прибежит воспиталка, поднимет на ноги и примется наказывать всех правых и виноватых.

Кашин же стоит поодаль и размазывает сопли по лицу. Я же делаю вид, что тут совсем не причём. И старательно давя в себе спешку, перерисовываю воробья. Пока не пришли воспитатели. И не начали выяснять что за вой такой. Надо, пока не поставили в угол, хотя бы пару попыток сделать. Пару воробьёв. А после, уже в стоянии в углу, покорячусь на отработке уже другой точной координации движений — ног и рук.

В руках — коричневый карандаш. Не простой, как ранее, да и стёрки нет. Ну и пусть! Главное бумаги много. Можно много её попортить эскизами. А получится или нет сейчас — это уже как повезёт.

Руки не слушаются, всё время получаются какие-то кривые линии, вместо тех что надо. Невольно напрягаюсь, что само по себе уже плохо, и воробей получается кривым. Но из под карандаша, хоть медленно, но появляются общие черты птицы.

На мгновение отрываюсь от процесса и оглядываю целиком что получилось.

Глазомер плохой. Пока. Так что даже клюв у птички получается кривой. Но не беда — общие пропорции, кажется, таки выдержал. Клюв — где надо, крыло — похоже также вышло не плохо. Глаз — где надо, а не как у большинства рисующих птицу, где-то не на месте.

Кстати же: у большинства неопытных рисовальщиков срабатывает стереотип — они рисуют глаз значительно выше линии рта, как видят на себе. А у птиц далеко не так — у них глаз чаще всего на продолжении линии клюва.

Закрашиваю верх головы птицы, где у воробьёв эдакая тёмная "шапочка" с характерными более тёмными пятнами. Чуть-чуть добавляю в пятна чёрным, чтобы были различия в тоне. Аккуратно наношу несколько штрихов на грудь, хвост птицы и на крыло.

— ...Я с тобой разговариваю! — внезапно прорывается, сквозь моё сосредоточение, голос Нины Андреевны. Чёрт! Вот это я увлёкся! Ну и ладно. Это должно было случиться.

Поворачиваюсь лицом и незамутнённым взором, без капли раскаяния сморю на воспиталку.

Кашин чуть поодаль продолжает хныкать, но уже чисто для проформы. Изображает как он обижен и как ему больно. Хотя... Кажется таки прилично ему в харю прилетело — отпечаток моего кулака на щеке начинает понемногу наливаться синевой, переходя из просто красного в малиновый цвет. Да и так видно, что трёт он не правый, а левый глаз,— где не болит.

— Что? — лапидарно бросаю в пространство, продолжаю изображать из себя монумент самому себе.

Холодное выражение глаз, действует на тётку как пощёчина. Она отшатывается. В её взоре мелькает испуг.

А что может быть со взрослым, когда он встречается с чем-то совершенно не понятным и пугающим? Ведь я на неё глянул ПО-ВЗРОСЛОМУ.

Да, она с точки зрения детсадовского ребёнка — большая и страшная тётя. Но я на неё смотрел не с точки зрения малолетки, а взрослого мужика, который прожил не одну, а множество жизней.

Знаю, мне уже многие говорили в прошлых жизнях, что взгляд у меня в такие моменты — как у вивисектора, знающего чего стоит жертва, как её на части расчленить с наименьшими усилиями и с наибольшей эффективностью.

— Да, Нина Андреевна! — холодно, как прокурор обращаюсь я к воспиталке. — Простите, вы меня отвлекли от важного дела.

Растерянность на лице Нины Андреевны застывает на долгие пять секунд. Необычность поведения, таки находит у неё объяснение — "ребёнок играет кого-то из взрослых" — и она снова изобразив из себя грозную тётю, наезжает на меня.

— Ты зачем Кашина побил?! Ведь я тебе много раз говорила, что драться — нехорошо!

— Я рисовал воробья. Вот.

Предъявляю на освидетельствование листок.

Нина Андреевна смотрит что я там намалевал и слегка удивляется. Всё-таки слава деда-художника и тут сильно смазывает впечатление. Наверное подумала, что меня так надрессировали. Но всё равно птичка производит впечатление. Правда, ненадолго.

Собрав снова брови в кучу, изобразив из себя грозный вид, Нина Андреевна снова начинает "снимать стружку".

— Ничего не могу поделать! — развожу руками. — Он отобрал у меня карандаши и образец. Пришлось возвращать обратно.

Ух, блин! Таки верный тон. Надо было именно так. Нина Андреевна, приходит в себя окончательно — ведь детка стала оправдываться — "делает оргвыводы" и отправляет меня в угол. И тут я делаю ошибку — забыл забрать листок с рисунком. Этим немедленно воспользовался Кашин. Аж подпрыгнул от энтузиазма, рванул к столику, сцапал листок и немедленно превратил его в мелкие клочки.

Тут уже не только я застываю от неожиданности. Нина Андреевна, явно лелеявшая какие-то планы на этот рисунок, приходит в ярость. И до другого угла провожает Кашина уже за ухо.

Так его! Не только у неё были планы на рисованного воробья! Впрочем... всё-таки первая попытка и вышел коряво. Буду тренироваться дальше. А пока, стоя в углу начинаю вспоминать таблицу умножения, начисто игнорируя крики Кашина про то, какие он мне кары воздаст, "когда поймает".

Это безразличное отношение с моей стороны, его люто бесит. Через пару минут из соседнего угла уже слышен натуральный истерический крик. Злорадно усмехаясь и глядя на стык стен, покрашенных в зелёный цвет, продолжаю: семью-восемь... чёрт, туго идёт вспоминание... ага! Пятьдесят шесть! Семью девять — шестьдесят три! Семью-десять — семьдесят!

Кстати, что за нахрен?! Сколько времени прошло, но именно на "семью-восемь" вечные запинания. Как будто и не учил никогда. Какой-то застарелый бзик. Раньше, когда в первый раз учил — просто именно эту строку не запомнил. После — даже приходилось вычислять на ходу. А позже — вот такое запинание. Нда! Таки не от всего в жизни можно избавиться просто и навсегда. Даже сейчас...

Да уж! Смешно! Стоит чел, сделавший открытие, сопоставимое с эйнштейновской ОТО**, тупо вспоминает таблицу умножения, да ещё и запинаясь!

**(ОТО — общая теория относительности. Т.е. теория гравитации. Создана Эйнштейном в начале 20-ого века и является величайшим открытием последних двух столетий)**

Плечи начинает потряхивать. Кашин, увидев это, решает что я вот-вот расплачусь и от радости, что таки довёл, начинает скандировать: Плакса! Плакса! Андрюшок-плакса!

Он, почему-то, когда начинал дразниться, всегда меня не Алёшей называл, а "Андрюшком".

Последнее таки срывает. Уже не таясь складываюсь пополам от хохота, чем вызываю взрыв ненависти и фонтан соплей в углу Кашина. Фонтан, кстати, действительный.

Кашин, как многие дети в декабре, как минимум сопливостью, но страдает. А тут — наверное, нос у него был забит капитально. И ярость, что я у него вызвал, привела к тому, что из носа Кашина вылетела длинная зелёная сопля и повисла болтаясь ниже подбородка.

Кашин этого конфуза даже не заметил за процессом изливания на меня потока угроз и обзывалок. И, кстати, чем больше он злился, тем больше походил на поросёнка — многие его слова прерывались натуральным насморочным хрюком.

Сопля из носа Кашина таки слетает ему на рубашку и он, не замечая, что размазывает её по всей груди, кричит и машет руками. Этот вид меня вообще доводит до откровенного гомерического хохота.

Заинтересовавшись чем я так сильно развеселился, на Кашина обращают внимание и другие мои согруппники. И со всех сторон начинает раздаваться всё больше и больше смешков. Правда это долго не продолжается. Возвращается Нина Андреевна и принимается за своё всегдашнее выяснение кто не прав и почему его надо поставить в угол. Так как виновники и так стоят по углам она обводит суровым взглядом остальную группу.

— А он Кашина обзывал! — уткнув в мою сторону указующий перст, обвиняет меня Юрка Киндюк.

— Вот же мразь! И тут врёт! — вырывается у меня. Я не удивляюсь. Даже сказал, как будто рядовой факт констатировал.

А что тут удивляться? Какие родители, — такое и дитятко. У них учится. Берёт их повадки как образец для подражания. И десять против одного, что его УЖЕ УЧАТ вот так поступать. Чтобы в будущем выросла не просто мразь, а мразь искусная в своей подлости. Мразь, которую, чтобы хоть как-то нейтрализовать или, тем более, посадить, было как можно труднее. Чтобы в идеале, мразь была вообще безнаказанной и "поверх всех"!

Нда... Нине Андреевне не позавидуешь. Сейчас в садике сильный некомплект воспитателей — болеют. Вот и приходится разрываться. Поэтому, приходится "проявлять власть" в сильно зажатые обстоятельствами, временные сроки. А тут моя несвоевременная реплика... Да: память, да ещё с такими тяжеловесными словесами как "мразь" — есть, а вот интеллекту, чтобы просто промолчать — "пока не завезли".

Воспитательница немедленно цепляется и к словам(ведь ругательные), и к "свидетельским показаниям". Но так как я уже как-бы наказан, то...

Стандарт: Алёша присуждается к дополнительному получасу стояния в углу, а всё ещё хрюкающий соплями Кашин подвергается процедуре очистки рубашки. Для всей группы — бесплатный цирк. Киндюк видя, что добился своего — то есть, по его мнению, получил надомной власть, манипулируя взрослым, сияет как начищенный пятак, всем демонстрируя своё превосходство.

Какие же они... одинаковые в своём скотстве! Все эти "Киндюки". Дешёвые провокации, манипуляция словами и людьми, их настроениями, клевета. И всё для того, чтобы править. Не на благо всем, а чисто для себя. Для своего тщеславия, надувания Чувства Собственного Величия... И, как уже видел не раз и не два — для того, чтобы после стать безраздельным владельцем стада баранов, которые были когда-то людьми. И распоряжаться ими. Как скотом. Распространяя вокруг нищету, бедствия и смерть.

Ну что же... Пора начинать свою первую операцию в этом мире. Если в тех мирах, в тех реальностях, у меня таки получалось если не недопустить мразь к безраздельной власти, но отравить существование комплексами, вбитыми на детском уровне — более чем надо!

Как вбивать? И кто будет вбивать? И чем... Тоже не вопрос. Хоть одну мразь остановлю.

Пока Нина Андреевна занята гигиеной недодебила, быстро показываю кулак Киндюку.

Киндюк даже не смутился.

Он просто не понял, что у меня не просто хорошая память. Я злопамятный. Для таких как он именно ЗЛОпамятный.

На этот раз Нина Андреевна нас почти и не покидает. Бдит. Ну и хорошо! Кашин — заткнулся. Киндюк — кажется забыл про меня. Только вот Серёга подкатывался с вопросом чем бы помочь. Но я, сказав спасибо и продемонстрировав ему победную улыбку, мягко отклонил предложения помощи. Да, у меня есть чем заняться.

Ведь если я не могу рисовать, то физухой — гибкостью, ловкостью, и вообще своим совсем нетренированным вестибулярным аппаратом, — могу заняться вплотную.

Всё так же смотря в угол, присаживаюсь на правую ногу. Левую отставляю в сторону, стараясь сохранить равновесие. Медленно, переношу вес тела на левую ногу перетекая влево.

Простейшее упражнение на устойчивость. Но пока даётся с большим трудом. Пока... И пока же у меня есть время. Никто не отвлекает. И я же сам себя занял. В отличие от Кашина, тупо глядящего на крашенные стены своего угла.

Наконец, расставили столы и разложили на них альбомы и коробки с красками. Да! Ура! Сейчас будем Рисовать!

Такая в садике программа.

Программа подготовки к школе.

Нина Андреевна громко хлопает в ладоши, привлекая внимание всей группы и радостно сообщает.

— А теперь дети, как и вчера, будем рисовать!

Взрыв энтузиазма гасится немедленно. Напоминанием необходимости соблюдения порядка и показа примера того, что будет если...

Все дружно оборачиваются на нас, повинуясь указующему жесту воспитательницы. Я старательно задавливаю рвущуюся из себя улыбочку. Сохраняю каменно-безразличное выражение лица. Кашин же, повернувшись в мою сторону, всё также исподлобья, мрачно, обиженно и злобно пялится на меня.

Но ему облом. Занятия обязательны для всех. Так что наше "наказание" закончено и рассажены мы за столы так, чтобы пребывать друг от друга на максимальном расстоянии.

Сидим за столами по четыре. Рядом со мной — Серёга. Напротив — Каршина Света и ещё один согруппник — Карен Саркисян.

Не такое уж и хорошее соседство. Каршина — любит капризничать. Карен — хулиганить. Но также хорошо и то, что помня эти их неприятные особенности характера, Нина Андреевна старается находиться к нам как можно ближе. Чтобы вовремя задавить любые нехорошие поползновения. Что её несколько напрягает, так это необходимость такого же обормота как и Карен, — Кашина — держать от меня же подальше.

— Итак, дети, сегодня мы будем рисовать дерево! — сообщает воспитательница после инструктажа всех и вся, чего прям сейчас нам делать никак нельзя.

Все сидят, убрав руки подальше от красок и внимательно смотрят на воспиталку. Я же, пользуясь, что у неё прямо под носом и как-бы в "слепой зоне", тихо беру в руки кисточку и критически её осматриваю. Серёга на меня выпучивается и с круглыми глазами, пытается жестами показать, что мне сейчас будет от воспиталки. Также жестом его успокаиваю. Карен же, помня что Нина Андреевна весьма скора на расправу, с некоторой завистью косится на меня. Ведь именно он находится буквально под боком воспитательницы.

— ...Берём кисточкой коричневую краску и проводим... — Нина Андреевна, постоянно поглядывая на внимательно слушающих дошколят, водит по бумаге своей широкой кистью, показывая как надо рисовать.

Я же весь в сомнениях: ведь такой "метлой", что нам выдали, что-то приличное нарисовать весьма проблематично. Впрочем, как думают те, кто упражнение нам придумал, типа: "дошколятникам и такого хватит"? Ведь предполагается, что мы будем рисовать по предлагаемому образцу: сначала большой коричневый треугольник, — типа ствол дерева. Потом ветки-палки. На палках — зелёным цветом чего-то типа листьев. Схематично. Зелёным бесформенным пятном. Следующим шагом, обязательно в левом углу красно-солнышко. По верху листа синей полосой — небо и внизу — чёрную-чёрную землю. Фсё!

Но у меня другие планы.

Если уж тренироваться, то Тренироваться!

Нужно нарисовать дерево? Будет дерево!

Небо?

Будет и небо.

— Нина Андреевна! А можно ещё и птичку нарисовать? — кидаю я провокационный вопрос отложив перед этим в сторону кисточку.

Нина Андреевна, помнит что я нарисовал совсем недавно. Испытующе смотрит на меня и, после небольшого колебания, кивает.

— Можно и птичку. Но чтобы обязательно было дерево.

— Она будет сидеть на дереве! — обещаю я.

Так!.. Кошмарить, так кошмарить!

Ведь надо создать образ себя любимого.

Чтобы далее никакие, даже случайные мои оговорки не воспринимались на "О ужас!!! ОКУДА ЭТО?!!". Только: "Это талантливый мальчик, он может!.. Может ТАКОЕ, выдать! Хи-хи!".

Ну а для этого, нужно не стандартное убожество, что нам всем предложила Нина Андреевна в виде образца, а нечто поприличнее. На ум приходят миниатюры в китайско-японском стиле.

Типа вот такой:

А что? Дерево — есть. Листья на дереве — есть. Птичка — есть. Небо? Замажем синей краской свободное место. А вот если потребуется солнышко, будет и солнышко. Но отдельно. Очень отдельно.

Тем временем, детки загалдели, похватались за кисточки и у Нины Андреевны немедленно прибавилось забот. До состояния когда приходится следить только за тем, чтобы никто не буйствовал и занимался делом. Мне это и надо. Ведь если я сижу спокойно и что-то старательно вывожу — значит меня можно и выключить из списка нуждающихся в контроле. Вон — Кашин, уже что-то учудил! Так что пока воспитательница занята, быстро делаю то, что задумал.

В несколько штрихов, карандашом намечаю что где должно быть.

Хватаю кисть и набрав синей краски, ляпаю на бумагу, развожу до голубизны и замазываю те места, где должно быть небо.

Полоскаю кисточку и набираю зелёную краску. Как меня учил дед, мазками рисую листья на ветке. Листочки, несмотря на то, что кисть — натуральный грубый веник, получаются зачётно. Особенно учитывая мою нынешнюю неуклюжесть. Ведь листья получились разные и как-то так оно должно быть. Разные. По форме, расположению и тону.

Набираю коричневую краску и в несколько грубых мазков обозначаю ствол дерева и отходящую от ствола ветку. Снова набираю коричневую и уже сильно напрягаясь, рисую мелкие ветки. Ведь кисть — веник. А надо, чтобы мелкие веточки были тоненькими. Ладно, управился! Получилось не ахти, но видно, что старался изобразить.

Снова мою кисточку и сильно напрягшись, тоже мазками дорисовываю, по ранее намеченному контуру, птичку, чуть смешав чёрную и коричневую краски.

Последние штрихи: синим — глаз птички. Оранжевым — клюв.

Клюв получился кривым и на последнем движении кисти, задел ранее намазанное синим небо. Краски слились и слегка поплыли.

Мою кисточку, откладываю в сторонку.

— Ур-ра! У меня получилась! Получилась птичка!

Да. Страшненькая. Но, главное, узнаваемая. Даже хохолок на голове получился. Случайно — рука дрогнула.

— А чего ты его так? — удивлённо спрашивает Серёга Смирнов заглянув мне через плечо. — Ведь Нина Андреевна другое рисовала.

— А так красивше! — с апломбом заявляю я, надувшись от гордости, что таки рисунок получился. И ведь что интересно: чем больше я смотрел на откровенно СЛЯПАНЫЙ рисунок, тем больше он мне нравился. Что-то в нём было эдакое...

— Нина Андревна! — Кричу через головы рисовальщиков. — У меня получилось! Зацените!

— Не "ЗАцените", а "Оцените" — строго поправляет она меня, обернувшись на мои вопли.

— А у меня красиво получилось! — оправдываюсь я.

Критически оценив ещё пыхтящих, над своими только начатыми рисунками, детей, воспитательница решается отойти к нам.

— Вот! — гордо указываю ей на свой шЫдевр.

На несколько долгих-долгих секунд воспитательница замирает.

— А... А солнышко где? — наконец находится она.

— Ну дык, оно же... оно же за спиной! Там! — указываю я себе за спину. — А второго листика вы не давали! Потому и не нарисовал.

Реплика про солнце за спиной снова выбивает воспитательницу из реальности.

Но она таки собирает мозги в кучу и после...

Зырк на Карена.

Карен испуганно пригибается почувствовав себя без вины виноватым.

Зырк в сторону Кашина.

Тот даже не заметил — зажав в кулаке кисть, высунув язык, что-то сосредоточенно выводит на бумаге.

— А ну-ка... — Нина Андреевна осторожно берёт за края лист с рисунком и отрывает его от стола. Долго рассматривает.

— Хорошо, Алёша! — наконец выносит она свой вердикт.

Относит рисунок на свой стол и приносит новый лист.

— У тебя очень хорошо получилось! Ты же ведь любишь рисовать да?

— Ага! — тут же с энтузиазмом подтверждаю я.

Чёрт! Мозги и реакции дошколятника рулят, но... ведь пока в рамках того, что мне надо — в рамках необходимости тренировок. Да и вообще — мне рисовать всегда нравилось. А вот такие акварельки, — простенькие и с душой, — всегда любил рисовать. Жаль времени на это не всегда выпадало. Однако же, даже мастером числился.

Сейчас, конечно, какой из меня мастер? Разве что маляр. Но в памяти же много таких сюжетов. Можно и потренироваться. Ведь рано или поздно будет получаться как надо. Стремиться к совершенству — это всегда интересно и приятно.

— Тогда нарисуй так, чтобы было ещё и солнышко. — завершает "техзадание" Нина Андреевна.

Воспитательница отходит к двери и выглянув в коридор зовёт.

— Михална! Михална-а!

— Что такое? — появляется одна из нянечек.

— Глянь! — суёт ей Нина Андреевна на освидетельствование мой рисунок. — Я его в кабинет отнесу, чтобы ничто с ним не случилось, а ты пока посторожи моих пару минут.

— А Зоечка где?

— Она на второй группе. Там Марина заболела.

Нянечка кивает и заступает на кратковременное дежурство.

Я же, взявшись снова за карандаш, разворачиваю лист вертикально, долго-долго вывожу, в верхней его части, круг. Это будет солнце. Подправляю некоторые линии, до нужной круглости и намечаю контур птички, сидящей на пеньке.

На пеньке — маленькие веточки с листочками.

Завершив работу с контурами, берусь за кисть и...

Короче, получается что-то типа такого:

1c.jpg>

Всё чисто на контурах.

— Хм-м! А почему у тебя небо оранжевое? — слышу я заинтересованный голос Нины Андреевны, успевшей вернуться из своего методкабинета.

— Дык вечер! Небо у солнышка всё рыжее!

— А птичка, дерево и листочки почему чёрные?

— Ну дык против солнца же! Там ничего кроме этого и не увидишь. Всё будет чёрное. Казаться будет.

— Это дедушка так тебе говорил?

— И он тоже! Я сам видел! Видел как оно на самом деле. Дедушка говорит, надо рисовать как оно на самом деле.

— Молодец, Алёша! Из тебя хороший художник получается! Весь в папу и дедушку!

Ага. Только папик — инженер. И ни разу не художник. И если что-то рисует, то чертежи к своим установкам. Да ну собственно фигня всё это! Главное потренировался. И в памяти всплыло именно то, что надо для отображения в рисунке.

Второй мой рисунок откочёвывает в методкабинет.

А Кашин таки снова отколол — так агрессивно мешал кистью в стакане с водой, что опрокинул его и залил свой лист.

Снова плач. А ревёт этот кабан — очень громко.

Впрочем... план на день ещё не выполнен.

Так: Кашину в глаз — дал.

Птичку карандашом — нарисовал близко к образцу.

Живопись — попробовал и удачно. Аж две картинки получились на "весьма и весьма", как выразились набежавшие с других групп воспиталки.

Запоздравляли, захвалили. На некоторое время я — герой дня.

Но ведь план надо же выполнять?

Надо!

Только после обеда удалось избавиться от излишнего внимания.

Тихо подкрадываюсь к цели под подозрительным взглядом Кашина. Кашин, кстати, стоит поодаль и не пытается вмешаться. Боится. Фингал у него уже во весь глаз сияет и напоминает о том, что со мной шутки плохи. А вот с этим субъектом...

— Юрочка! — тихо, обманчиво ласковым голосом, окликаю будущую сволочь.

— Чего тебе? — немедленно надувшись, изображает из себя Киндюк, Великое Начальство.

Делаю резкий шаг вперёд и наношу быстро серию ударов кулаками в лицо. Все удары попадают в цель.

От неожиданности и болезненности, Киндюк садится на задницу. Из носа тоненькой струйкой начинает сочиться кровь. И, как будто сирена, включается его рёв.

— Ну как же так?! Как же так?!! — причитает мгновенно нарисовавшаяся рядом с нами Нина Андреевна. — Ты такой хороший мальчик, и так хорошо рисуешь и на тебе! За что ты его так?!! Нельзя же так!

— А это за враньё, подлость и клевету! — с мрачной миной заявляю я. — И если он ещё будет на кого врать — буду бить!

"Вот! Теперь план на день — выполнен!" — мысленно, с удовлетворением констатирую я, разглядывая ставшей такой уютной панораму угла комнаты, нашей группы номер один, городского детского сада номер два.

...Только, вот, голова снова разболелась!... Нда...

Но это же значит, что очередная порция МОЕЙ СТАРШЕЙ памяти, стала на место!

И тут — зачёт.

— Танго над пропастью

Вчера за мной пришёл папаня и для меня получился цирк одного актёра. Отец в своём репертуаре.

Я как раз "достаивал" свой "срок" в уютненьком уголку, когда время детсада закончилось и начали один за другим приходить родители за своими чадами. Мой родитель пришёл одним из первых, что удивительно. Обычно инженеров на нашем предприятии задерживали. Но вот — таки папик оказался в садике раньше маман. И тут-то оно и случилось.

Прибежала наша воспиталка — Нина Андреевна. Лично. Даже Дину Петровну не пустила чинить разборки — оставила ту следить за оглоедами. Папик, ясное дело, не подозревая о моих приключениях, как обычно вызвал меня и собирался уже меня одевать, когда наша суровая детсадовская "наседка" и прискакала.

— Вы представляете?! — начала Нина Андреевна возмущённо. — Представляете?! Ваш за сегодня умудрился устроить целых две драки! Избил сразу двух мальчиков! Низачто!

Папаню на мякине не проведёшь.

Не зря он слывёт сверхдотошным. На своём предприятии, говорят, что он раз десять всё перепроверяет, прежде чем что-то сделать. Но зато и работает у него всё, как говорится, "с первого предъявления", надёжно.

Папа немедленно корчит скептическую мину, вопросительно смотрит на меня. Я же ему тайком, чтобы воспитательница не видела, показываю скрещенные пальцы. Тот быстро понимает, что верить на слово нельзя и принимается за своё любимое выяснение деталей. Воспиталке немедленно становиться кисло. Вот не везёт ей с моим папаней — постоянно забывает об этой его черте! А как нарвётся, — не знает куда деваться.

"А как?...А что?.. А при каких обстоятельствах?..". Вопросы идут один за другим, причём хорошо видно, что человек честно пытается разобраться в сути дела. Под лозунгом "Всё должно быть честно и справедливо!". Причём это делается с темпераментом асфальтового катка, наезжающего на зазевавшуюся лягушку.

Уже через пять минут такой "дискуссии", Нина Андреевна "сдувается" и идёт на попятную. Теперь уже она обороняющаяся сторона, хотя батя даже и не думал повышать голос или тем более кидаться какими-то заявлениями-обвинениями.

Еле скомкав разговор о побитых мордах хулиганов нашей группы, она резко переводит тему на мои достижения. Немедленно оказывается, что я "ой какой молодец, и вообще будущий великий художник".

Папаня, только разогревшийся в выяснении обстоятельств на пару секунд слегка теряется, но предъявленная первая картинка быстро примеряет его с обстоятельствами. Он заинтересовался. Кстати, Нина Андреевна не поленилась склеить первый лист, порванный Кашиным. Тот, на котором я нарисовал воробья.

Папик хмурится, поднимает удивлённо брови. Кивает.

— Да, очень хорошо нарисовал. — подтверждает он, и обернувшись в мою сторону кивает мне. И после неожиданно для Нины Андреевны вопрос в лоб: "А кто порвал листок?".

— Кашин! — выпаливает та, но через мгновение, поняв, что проговорилась, и что её версия про "низачто" трещит по швам, принимается оправдываться.

— Но ведь он порвал уже после того, как Алёша побил Кашина!

Однако наткнувшись на насмешливо-скептическое выражение лица папани, понимает, что дискуссию с треском провалила.

Это тоже из талантов папаши — за время любых разборок умудряется сказать всего-то пару слов. Всё остальное — его жесты и мимика. Причём получается так, что все, кто не прав чувствуют себя как помоями облитые.

Да! Великое искусство!

— Вы сказали, что были ещё рисунки? — теперь уже отец переводит тему на интересующую его. Нина Андреевна, пунцовая от конфуза, спешит предъявить акварели.

Тут уже папаня подвис надолго.

И тот факт, что рисунки изрядно превосходили средний уровень обитателя старшей группы детсада, был как раз не очень серьёзный. Будучи сыном крупного художника, он как ни кто другой, понимал что такое реальная живопись и чем она отличается от мазни без души и таланта.

А что? Я рисовал по памяти. Той, что из будущего. Срисовывал картины либо свои, либо те, что когда-то видел и счёл очень удачными. Главным для меня сейчас было минимум деталей и максимальная простота сюжета.

В результате — техника исполнения как раз соответствует. А то, что с душой, — так что-то рисовать, или как дед говорит ПИСАТЬ (про картины), надо только именно с нею. С нужным настроем. Иначе получится техничная мазня. Даже если будет выполнена на высоком "техническом" уровне.

Наконец папаня отлип от разглядывания и бросает вопросительный взгляд на воспитательницу.

— Нет-нет, Степан Матвеевич! — взвивается та. — Вы уж извините, но... вы должны понимать, что ТАКИЕ картинки для нас... представляют особую ценность.

— Для отчёта. — насмешливо поддевает папаня.

— И для него — тоже. — смущаясь подтверждает Нина Андреевна. — Но вы не волнуйтесь, его рисунки займут почётное и постоянное место на нашем стенде славы. А если вы хотели бы показать их Матвею Фёдоровичу, то... Он же завтра приведёт Алёшу в садик?

Тётка верно просекла порядок, в котором наша семейка водит меня в садик. Именно завтра меня в садик снова отводит дед. Следующий день — маман, и ещё через день — папик.

Собственно так оно и случилось. Только зачем-то решила меня сопроводить и мать. Вне, так-сказать, очереди. Наверное, наслушавшись удивлённо-похвальных речей отца, решила тоже засвидетельствовать почтение садику и полюбопытствовать что же такое я там намалевал.

У шкафчиков, нас уже поджидала целая делегация из работников и работниц. Так как "квочками" по садикам работают только женщины, то и заведующая — тоже женщина. Разве что завхоз выбивается из этого ряда. Но тот явно оказался при встрече случайно — что-то притащил в садик для мелкого ремонта.

Вся встречающая команда пялится на моего знаменитого деда и ждут что же он такое выдаст. Ему торжественно вручают все три рисунка даже не дождавшись момента моего раздевания-одевания.

Пока внимание взрослых отвлечено на торжественный момент, сам, не стесняясь, как будто само собой разумеется, отхожу к своему шкафчику и без сторонних "ценных указаний" переодеваюсь. Ясное дело, с любопытством кошусь на взрослых.

Дед молча принимает рисунки, долго разглядывает воробья. Также молча кивает и отдаёт заведующей. Но вот с моими как-бы-акварельками поступает неожиданно для встречающих. Маман, зная что к чему и ухом не повела. Но вот воспитательницы явно в недоумении.

Дед подходит к шкафчикам, устанавливает там оба акварельных рисунка и отходит на пару шагов.

Заметив, как смотрят на него работники детсада, удивляется сам.

— Что-то не так? Есть ещё рисунки? — осторожно спрашивает он.

— Да нет, но... неужели вам не нравятся рисунки Алёши? — спрашивает заведующая.

И тут дед выдаёт свою коронную фразу: "Картину как и женщину, нужно смотреть на расстоянии".

В вердикте деда я не сомневаюсь, поэтому молча, за спинами взрослых переодеваюсь. И тут меня таки застают в самый неудобный момент — я как раз надел один сандалий и собираюсь уже надевать второй, — вся толпа оборачивается ко мне.

Стою полубосым и обозреваю любопытные мины воспиталок. И тут срабатывает шаблон забитый в память. К чему он, пока не ясно но...

— Да вы не стесняйтесь! Смотрите себе на здоровье! Хоть до дыр засмотрите — я ещё нарисую.

Кольнула головная боль.

Вспоминаю, что там, в будущих временах и прошлых реальностях именно так реагировал на излишнее внимание к моим рисункам.

Несколько секунд толпа переваривает что таки я сказанул, но потом дружно разражается хохотом.

Я же тем временем, оглядываюсь по сторонам и замечаю нежелательных "гостей" — припёрлись старший Киндюк со своим отпрыском. Привёз младшего на служебной машине в садик.

Старший — уже "великий начальник". Младший — будущий великий мерзавец.

И тоже будущий "Великий Начальник".

Подготавливается на эту роль.

Соответствующим воспитанием.

Вот этой старшей мразью.

Сидящей, кстати говоря, на посту начальника всех торгашей города. А это — связи, торговля из-под полы, дефицитные деликатесы и прочее, и прочее, и прочее.

Старший, благо лизоблюд-профессионал величайшей пробы, мгновенно просекает что творится. Не знать моего деда, да ещё не оценить обстановку с коллективным разглядыванием вполне конкретных рисунков, это не про него.

Бросает косой взгляд на своего сыночка и тут же начинает расшаркиваться со всеми присутствующими.

Первым "удостаивается чести быть поздорованным" — мой дед. И только после — все остальные, в порядке административного старшинства.

У деда на секунду мелькает на лице досада и раздражение. Но он берёт себя в руки и сухо здоровается, немедленно возвращаясь к оценке моих художеств. Маман же расшаркивается по всей программе. Хоть она и не в его конторе, и этот хмырь не её начальник, но всё-таки раскланивается.

Кстати, зовут этого старшего Киндюка — Владимир Владимирович. Почему традицию в именовании нарушили — да говорят, что в те времена, когда я и этот мелкий Киндюк родились, было сильно популярно имя первого космонавта. Вот и назвали, морального урода.

Впрочем стоп!

Он ещё не стал им.

И мои кулаки очень даже могут таки воспитать из него что-то более приличное, нежели то, что выходило в прошлых моих реальностях.

Да, мне предстоит противостоять в авторитете вот этой — старшей мрази. И его жонке, матери будущего подонка. Они-то своё не упустят и воспитают сыночка первостатейным подлецом. Но вот убоится или не убоится он реализовывать свои потенции и воспитание — уже зависит от меня.

Мелочно?

Да на фоне того, что я видел там, в будущем?

Ничуть!

Уже убедился.

Маленькими шажками, по правке морд и характеров вот таких "социальных чикатило", ВСЯ реальность медленно но верно "плывёт". И "уплывает" она всё больше расходясь с изначальным вариантом с жесточайшей неизбежностью приводящей к лютой смерти вида Хомо Сапиенс. От руки вот таких скотов. Алчных, подлых нарциссов-эгоистов, считавших что весь мир существует только для них любимых, а все остальные должны сдохнуть во славу их. Чтобы не осквернять эту землю своим присутствием.

Беда, что последнее — не фигура речи.

Они ДЕЙСТВИТЕЛЬНО так думали. Почему и запускали раз за разом всё более изощрённо сконструированные вирусы, "для утилизации лишнего населения". И в результате, последнее произведение безвестных генных инженеров, мутировав в естественной среде, снесло всё человечество.

А ведь их специалисты предупреждали! Нобелевские лауреаты!

Криком кричали, что будет так.

Но они слушали только себя.

Также как и сейчас вот этот, конкретный, будет "танцевать" себе в угоду. Чтобы заполучить наше благорасположение для ещё большего возвышения над нами и обретения большей власти над нами. Для добывания через нас выгоды себе. Только для себя. Против нас.

Обойдя приветствиями всех взрослых, этот... не поворачивается язык назвать его человеком... "обращает своё благосклонное внимание" на меня.

В кавычках, — потому, что я вижу игру.

На самом деле я для него, также как и все остальные присутствующие, — "...куски дерьма, с которыми Он, вынужден иметь дело".

Именно так, он когда-то в будущем скажет. Да ещё под телекамеру.

— Ну, здравствуйте, молодой человек! — растянув в улыбке рот, приторно слащавым тоном приветствует меня Владимир Владимирович.

На протянутую руку я никак не реагирую. Лишь хлопаю глазами и держу свои руки жёстко сжатыми за спиной. Вот кому-кому, а этому гаду я никогда руки не подам! И тем более не инициирую его память. Таких как этот — надо убивать. Так как уже готовые предатели Родины.

Да, сейчас он не шибко большой начальник, и как-бы даже на своём месте, помогает людям... Но пройдёт всего-то пятнадцать-двадцать лет, и эта мразь "вспомнит", что у него в предках графья-бароны, и что он типа-голубых-кровей. И будет с радостью и энтузиазмом убивать Мою Страну. Чтобы стать тем самым графом-бароном-князем, с вотчинами, недвижимостью и холопами.

В сущности холопами он уже сейчас окружает себя не без успеха. Есть такая порода людишек, которых хлебом не корми, но дай вылизать до блеска начальственную задницу. Вот он таких и собирает.

Но этому же хочется чтобы побольше, чтобы с "сиятельствами" и лакеями, чтобы все ему кланялись. И не по тому, что он что-то сделал хорошего, доброго и много, как тот же наш родной участковый врач по прозвищу "Айболит". А чисто по титулу. По мешкам денег. Наворованных.

И ведь реально достанет те мешки денег.

Уже в начале девяностых. Откровенно торгуя Родиной. Землями, заводами, гостайнами.

Тогда его рожа расплывётся в хайло, больше достойное откормленного хряка со свинофермы. Сейчас же, даже благообразен и поджар. И всё равно противен. Вот этой фальшью, которую дети чуют "на раз".

Мать шипит на меня, требуя соблюдения приличий. Но я ещё больше сжимаю кулаки за спиной, "неловко" кланяюсь и делаю пару шагов назад. Типа "я испугался большого и грозного дядичку".

После, для убедительности, ещё пара шагов в сторону — за спину взрослым. Типа-спрятался.

— Вы извините, но он у нас такой стеснительный! — извиняется мать. На что удостаивается красноречивого взгляда деда.

Тот-то как раз понимает всё. Так как Видит. И таких как Киндюки — с трудом терпит. Чувствует его гнилую натуру. Как истинный художник, который привык видеть суть вещей и отображать их на полотне.

Он же однажды в будущем, под заказ, от которого долго отбивался, напишет картину с этими... из наших Отцов Города. И среди них будет тот самый Киндюк Владимир Владимирович. Все, кто мало-мальски смыслит в живописи скажут, что он его натуру прописал истинно. За что, собственно, после поплатится на излёте Советской Власти. Кто-то Киндюку-старшему донёс истинный смысл картины и изображённой натуры.

Впрочем почему "кто-то"?

Этот "кто-то" имеет вполне конкретные имя и фамилию. И я И ЕГО тоже помню. УЖЕ помню.

Дед привлекает моё внимание и указывает на акварельки.

— Ты очень хорошо написал.

Он всегда о картинах так и говорит — "написана", а не "нарисована".

— Но когда будешь снова писать, я тебе подарю нужную кисть. Такие вещи надо писать "белкой"**. Ты же и сам ощутил, что вот здесь и здесь, тем помелом, что ты орудовал, так как надо не выводится да?

**/ "Белка" — акварельная кисть из мягкой беличьей шерсти. Или подобной ей./

— Да, деда, истинно так! Я понял. А когда мне кисть из белки получать?

Взрослые смеются. Киндюк-старший, подхихикивает, типа тоже понял о чём речь. Но также, вместе со всеми ощущает, что дед его старательно игнорирует, так как сильно недолюбливает. Вот только за что — этот бюрократ так и не понял до конца своих дней. Ведь привык, что остальные из его окружения, пред ним стелются, так как за ним власть и деньги. Таких как дед, у которых система ценностей кардинально другая, где в фундаменте не материальное и денежное, а таланты и умения — эти купи-продаи никогда не понимали и не поймут.

И, что очень интересно, как раз воспитатели и заведующая прекрасно понимают вот этот нюанс. И отношений, и причин.

— Они сегодня будут пробовать снова?

— Ну-у... мы не планировали... — Начала Нина Андреевна, красноречиво посмотрев в сторону заведующей.

— Тогда я завтра занесу кисть. — отвечает дед поняв эти переглядывания. Вам. Чтобы когда дойдёт до дела вы выдали Алёшке. И... ведь возможно, чтобы он не по теме рисовал, а то, что мыслит и видит?

— Вполне! — горячо поддерживает его заведующая, так как понимает, и что "таланты надо растить" и что конкретно для их садика это очень больших размеров "плюс" к отчётности и вообще к конкурсам. Гласным или негласным — уже десятый вопрос.

Также ясно и то, что сейчас подлизываются к деду, чтобы после можно было по мелочёвке что-то у него попросить "изобразить если возможно".

Кстати Киндюку так и не обломилось высказать в мой адрес что-либо. Ведь "не поймут". Так что меня в ходе обсуждения, таки отпускают в группу и я, с радостью бегу наверх, провожаемый обеспокоенным взглядом Киндюка-старшего.

Нич-чо! Если его сучёныш не будет снова лгать и клеветать, не будет пытаться кого-то с кем-то стравить, — морду сохранит в целости и сохранности. Это уж я гарантирую как "альфа-бабуин" нашей группы.

Почему "альфа-бабуин"?

Смешно, но как-то давно, ещё по первому разу, так меня сам батя назвал. И пояснил.

— Ты пока мозги не отрастишь, не поймёшь, что мериться силой — пустое, а мериться надо совершенно другими вещами, — конкретно талантами и умом, — будешь изображать из себя только бабуина, главсамца стаи обезьян.

Я понял это достаточно быстро, чтобы в школе хорошо учиться, а не выяснять на каждой перемене за школой, у кого кулаки крепче и у кого мозги "бетон-чугунней".

Вбегаю в группу. Оглядываюсь.

Из угла, уже с другой игрушкой нежели вчера, машет мне Серёга. Но я ищу не его. Я ищу свою Прелесть. Но... Ведь обещали, что она придёт сегодня! Что уже выздоровела!

Первый порыв — сбежать вниз. Но там Киндюки. Пока оба. И наверняка, в моё отсутствие, обсуждают меня с моими родными. Родные — отобьются, но зная маман, та напоследок мне мозг вынесет насчёт драк. Правда папаня всё равно скажет, что поступил правильно, но...

Нарезаю круги по группе нигде не останавливаясь.

Серёга что-то там нашёл с другими пацанами и до меня пока ему дела нет. И, как назло, ещё и Нина Андреевна задерживается.

Ага! Слышу, как кто-то поднимается по лестнице. Из взрослых. Наверняка это наша Нина Андреевна! Сейчас спрошу.

И точно она. Набираю воздуха в грудь чтобы начать диалог и тут...

Да уж! Что-то она исхудала и лицо измождённое.

И передвигается как-то осторожно. Крадучись.

Нина Андреевна её слегка поторапливает и Натаха таки переступает порог нашей группы.

— Шикарный бантик! — приветствую я Свою Прелесть. Натали растерянно смотрит на меня и наконец-то улыбается. Правда улыбка неуверенная.

Кстати, бантик реально шикарный. Мать Натахи в этом знает толк. И всегда они у неё огромные.

— Привет! — как-то тускло она отвечает. Но... Это Натаха. Та, кто никогда меня не предавала. То Сокровище, которое я никогда... В глазах защипало, но я всё равно додумал. Никогда не брошу!

— Я знаю, можешь не хвастаться — я тоже болел. Только вчера в садик пришёл. — Дурашливо заявляю я Натахе. — Ты пока выглядишь плоховато, но мы тебя откормим! Снова станешь здоровой и радостной.

Пока Натаха хлопает глазами пытаясь понять что я ей такое выдал, оборачиваюсь в сторону, где последний раз видел Серёгу и окликаю его. Делаю заговорщическое лицо, подмигиваю и машу рукой. Тот понимает правильно и немедленно, бросив всё, рысит к нам.

Широким жестом достаю из карманов своих штанов по шоколадному батончику и протягиваю друзьям.

— Вот! Я же говорил!

— А себе? — вопрошает Серёга.

— А я уже свой съел! — Бодро заявляю я, хотя дело состоит несколько по-иному: я просто не смог за семейным завтраком стащить больше. Только дед заметил. Но лишь усмехнулся. А то, что я потащил конфеты в садик, а не где-то в углу захомячил, — оценил.

— Друзьям! — коротко ответил я, на его короткий вопрос "Кому?", заданный при сборах в садик.

— Всего две? — Попытался подначить дед.

— Так лучшим! — Возмутился я.

Всё как в первый раз.

Тогда, мама мне уши прозудела что "с девочками надо дружить! И защищать, а не драться!". Ну а я, как и все дошколятники речи родителей, воспринял как приказ и руководство к действию.

Долго приглядывался, и выбрал одну из всех. Самую спокойную. Ту, кто меня никогда не задирала словами. Чернявую, кареглазую, худую. Да ещё и ростом ниже себя. Помню, что тогда, как раз вот это её спокойствие и внешняя рассудительность, проявляемая в играх, имели для меня решающее значение. От игр со сверстницами я её сильно не отвлекал. Понимал, что это важно. Но, тем не менее и старался как-то вовлекать в совместные игры. Что интересно, было дело, что даже читать вместе пытались.

Сейчас же... даже не знаю с чего начинать. Ведь если и у неё проявится Старшая Память, то... Хорошо бы....

И хорошо бы, чтобы не вся! Но это отдельно. И пусть только я буду это помнить. Я крепче.

Но для такой кружной инициации нужно много сделать. Я сам пока в силу не вошёл. Не могу вот так сразу кому-то ввернуть ту память, что о будущем. Не вернуть. А именно что ВВЕРНУТЬ. Ведь для них будущее — не существует. Это для меня, "Стоящему на Волне", она актуальна.

Поэтому...

— Натаха! Будем танцевать! Ты же любишь танцевать?

Получив горячие заверения что это так, энергичными кивками, продолжаю.

— Меня научили танцам. Они весёлые. Я и тебя научу и будем веселиться вместе!

— И тебя тоже! — Добавляю я Серёге. — Ты только выбери кого-то для этого. Или...

Оборачиваюсь к Натали.

— Или ты ему выберешь?

Натаха смеривает Серёгу оценивающим взглядом и задаёт важный вопрос.

— А он драться не будет?

— Не! Он правильный пацан! С девочками не дерётся. Ты же знаешь!

Натаха нахмуривается. Видать, есть у неё сомнения. Но всё равно кивает.

— А ты покажешь как это?

— Покажем! — заявляю я с апломбом.

И пока никаких завтраков-полдников не видно, пока все только собираются, начинаем. Ясно дело после привлечения Люды Меньшиковой, которую, как обещала, в нашу тёплую компанию притащила Натаха.

— Сначала медленно. Повторяй то, что и я. А после будем делать всё быстрее и быстрее, — говорю Натали, становясь прямо перед ней. — Заодно и вместо зарядки... Разомнёмся.

Когда-то это же, изобрела одна из подруг Натали — хореограф. Она как раз обучала танцам детей и сколотила весьма неплохой коллектив. Помню, даже получила множество наград на фестивалях детских коллективов разъезжая по стране.

Всё построено на элементарных движениях. На любимых играх детей в хлопки, "ладушки". И что интересно, чем дальше, тем больше элементов можно добавлять. Всё более и более сложных.

— Ты только скажи, когда устанешь. Хорошо? Главное, чтобы было весело! — осторожничаю я.

— Давай! — Натали, похоже, окончательно проснулась. А вместе с ней, проснулось и всегдашнее её любопытство. От былой "помятости" уже нет и следа. Но всё равно, надо помнить что болела. Для неё может быть тяжело.

Как и надо, начинаю с самого элементарного, что уже все знают — с хлопков. Постепенно добавляю элементы в движения.

Серёга смотрит на меня и тоже повторяет.

Натаха следует без проблем.

Чуть ускоряюсь.

Опять нет проблем.

После нескольких повторений пробую добавить ещё элементов.

И всё равно нет проблем.

Вообще эти танцы такая штука, что легко поймать транс.

Смотря на нас, — пара Серёга Смирнов-Люда Меньшикова — тоже ловят его и так же, повторяют без ошибок. Тем более, что я добавляю элементарное, перед этим заявляя что добавляю.

Минуту, выйдя на первый этап, как его обозначала хореограф (время освоения — просто феерическое!), продолжаем просто танцевать. Тем более, что хлопки, задающие ритм, завораживают и подстёгивают.

— Всё! Хватит! — Обрываю я танец на финальном движении. Том, за которым начинался повтор. — Хорошо повеселились!

Обвожу взглядом группу. Те, побросав свои занятия, смотрят на нас круглыми глазами. Кто-то даже пытается что-то из нашего повторить. Криво, неуклюже.

И тут до меня доходит вся необычность ситуации: ведь четыре человека, сейчас повторили танец, и без ошибок! Я увлёкся. И не заметил сразу!

Так! Вспоминай!

Серёга — ходил на тот кружок. Со мной. Не только Натаха. И... чёрт побери! Почему забыл?! Или просто на... Чёрт! Ведь память только восстанавливается! Да! Точно! И Люда Меньшикова ТОЖЕ ходила на тот кружок! И была партнёром именно Серёги!!!

Смотря на моё удивлённое лицо, раскрасневшаяся Натаха, начинает подпрыгивать.

— Давай ещё!!!

— Ты подожди! Ты же болела! — Торможу её я. — Тебе же надо восстановиться. А то ещё снова заболеешь!

Натаха немедленно хмурится, подозревая "заговор".

— Нич-чё, Натаха! Сейчас слегка отдохнём, и после полдника...

— А-а... откуда ты этот танец знаешь? — Слышу я неожиданно прямо над ухом.

Тихо вошедшая в зал группы Дина Петровна, и заметившая такое "нарушение режима", постаралась не привлекать внимания, досмотреть чем же закончится. И теперь тихо подкралась сзади.

Детскую психику дёргает приступ страха. Типа: "опять я виноватый". Приходится резко напрягшись давить его в зародыше. Но, тем не менее, первая реакция — вжать голову в плечи — прошла, чем вызвала смех среди спиногрызов.

Разворачиваюсь лицом к воспиталке, выпрямляюсь, подбочениваюсь, принимая гордый вид и заявляю.

— Вот! Знаю! Только что придумал!

— А повторить? Сможешь?

— Дык это... Я же только что повторял! Раз десять! — возмущаюсь я.

Положим не десять, а всего-то пять. Но повторял. ТА память таки встала на место, притащив танец. И теперь чувствую, что снова слегка побаливает голова. Ага... Курощать, так курощать!

— Дина Петровна! А у вас танго есть? — нагло спрашиваю я.

— Какое танго? — теряется воспиталка. Видно по лицу, что она либо недопонимает, либо боится понять.

— Танго Кумпарсита! — отвечаю не подумав.

— ?!!

Глаза Дины Петровны резко округляются — когнитивный диссонанс во всей красе. Поэтому "поправляюсь".

— Ну... на пластинке! У вас же много музыки?

Дина Петровна хмурится, пытаясь состыковать образ дошколятника и такой сложный танец, как Танго.

— Ну, вы же ещё "Итальянскую Польку" Рахманинова так классно играете! — вырывается у меня.

"Чёрт побери! — проносится в голове. — Вот сейчас я это зря брякнул. Также как и название Танго. Впрочем, Дина Петровна может подумать, что я это когда-то где-то ещё слышал-видел... Да! Точно! Сейчас совру!".

— У вас должна быть коллекция пластинок! — с апломбом прокурора добавляю я.

— А ты откуда знаешь?! — цепляется Дина Петровна.

— Ну... вы же музыкант! — картинно удивляюсь я.

— А насчёт польки — откуда знаешь, что это полька и что Рахманинова? — Пытается докопаться Дина Петровна.

— Так по телевизору было! Там объявляли! Я и запомнил!

По виду воспиталки вижу, что удовлетворительное объяснение. Хоть и не совсем. Ведь в ЭТОМ возрасте что-то специально запомнить из таких "мелочей", это надо быть... То, что я и "есть", это пока никому, кроме меня не известно.

— А танго тебе зачем?

— Танцевать будем! — ещё больше выпятив грудь колесом, нагло заявляю я.

— А ты знаешь?

— Знаю!

— Откуда?!!

— По телевизору видел. Запомнил.

"Объяснение" из цикла "убиться веником": "Детка-дошколятник запомнила сложный танец"! Да ещё наверняка всего один раз видело.

Дина Петровна на несколько секунд задумывается.

— Хорошо! Займёмся после полдника.

И тут же добавляет:

— Если ты не обманываешь... Что запомнил.

— Я запомнил! — начинаю подпрыгивать от возмущения.

— Вот и увидим!

Н-да. Похоже на угрозу.

Впрочем, Дина Петровна никогда не отличалась педагогичностью. Это Нина Андреевна у нас всегда на высоте. Ну... почти.

НО!

Дело совершенно не в этом. А в моих подозрениях.

И прям сейчас загорелось проверить.

А вдруг?!

Даже как-то боязно. Ведь если не так, разочарование будет болезненным.

Вот за полдником я и решил осторожно навести справки.

Как обычно, я, Натаха, Серёга и Люда — за одним столом. Лопаем что подали.

— Натаха! А как ты болела? У тебя голова сильно болела? — осторожно, с участием спрашиваю я.

— Угу! — кивает Натали, разглядывая стакан с компотом.

— Горло болело?

— Ум..Угу!

— Точно горло болело?

— Да. — уже несколько недовольно отвечает она.

Ещё задаю несколько вопросов, чтобы удостовериться, что у Натахи была именно банальная ангина. Получается, по её описаниям, как раз то. Это сильно обескураживает. Но всё равно, для очистки совести задаю более конкретный вопрос:

— А тебе ничего не говорят фамилии: Горбачёв, Ельцин, Путин, Селюков...

— М-м, не-а! — несколько неуверенно отвечает Натаха.

Вот эта неуверенность меня и смутила. Также и то, что всё-таки у неё была ангина.

Что-то сильно не стыкуется! Ведь танец вспомнила!... Или нет?! Вдруг это просто потому, что я их всех четверых, своими ритмичными движениями ввёл в транс?

После некоторого размышления, решаю не напирать. Всё равно скоро будет ещё одна проверка. И уж она покажет более конкретно — показалось мне или нет.

Ждать пришлось не так уж и много.

Видно Дина Петровна зарядила лютым любопытством и Нину Андреевну, и ещё несколько воспиталок. Сужу по тому, что на столе появляется проигрыватель. И пока "Высокое Начальство" решает как всё организовать и что делать если что-то пойдёт не так — таки во мне сомневаются — я решаю слегка "протестировать" Натаху.

— Натаха! Давай ещё потанцуем! На этот раз вальс. Ты же ведь знаешь!

В ответ получаю сильно неуверенное выражение лица и приставленный указательный палец к подбородку. Она всегда, когда в чём-то сильно сомневалась приставляла палец к подбородку.

— Ладно! Смотри как надо!

Становлюсь в позицию, изображаю как будто кого-то веду и делаю несколько па.

— Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три! Вот так!

Натаха хмурится, но всё равно кивает.

За столом с проигрывателем — жаркая дискуссия почти шёпотом, среди наших воспиталок. Разобрать о чём спорят — нет проблем, но решаю не отвлекаться. Подхожу к Натали, беру её за руку, устанавливаю другую руку у неё на спину.

— И-и... Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три!

Пока кружимся, замечаю что шепотки резко оборвались. Смотрю в сторону стола с проигрывателем — там все воспиталки пялятся на нас. Делаю вид, что не замечаю этого и продолжаю кружить. Ведь это какой кайф!!!

Всё-таки явно что-то параллельно со мной прорвалось и Натахе досталось! Хотя бы как память тела. Одна из фундаментальных памятей, пусть и только часть, но ведь работает!

Останавливаемся и весело смеёмся. Обоим весело. А возле стола — ступор. Переглядывания. Какие-то быстрые жесты, перемежаемые обменом "красноречивыми взглядами", от которых мне становится ещё веселее. Вижу, что и Серёга со своей Людой, тоже с интересом сначала наблюдали за мной, а потом переключились на воспиталок — также ждут их вердикт. Типа: "Запускать или не запускать Танго?".

— Точно то самое Танго? — спрашивает Нина Андреевна у Дины Петровны, держащей пластинку.

— Да точно тебе говорю! Смотри — тут так и написано.

— Ставь. А вдруг?! Алёша, что-то, последнее время раздухарился.

Другие тётки смотрят на меня и посмеиваются. Картинки мои — помнят. Но видно, что до конца не верят, что что-то удобоваримое "изобразим". А вот мне так кажется, что не просто "изобразим"!

Дина Петровна устанавливает пластинку.

— Натаха! — быстро начинаю говорить я, — Ты сейчас просто танцуй, как тебе кажется правильным. И я тоже буду так танцевать. Следуй за музыкой. И у нас получится вообще супер! Повеселимся!

Натали, заразившись от меня энтузиазмом, становится в начальную позицию.

"Чщё-орт!!! Точно!" — обжигает меня догадка.

Но тут, заметив что мы приготовились, Дина Петровна запускает движок и хватается за звукосниматель. Аккуратно устанавливает на стартовую дорожку. Из динамиков доносится характерный шелест с лёгким потрескиванием, когда игла звукоснимателя натыкается на микроцарапины.

И....

МУЗЫКА!!!

Дружно вкидываем правую руку вверх, и чуть замерев, сближаемся. Танец... Тело наполняется Музыкой и ведёт по всем па, некогда, точнее где-то в будущем, заученным. Чувствую, что получается не просто хорошо, а замечательно! И да, пусть некоторые группы мышц непривычны, но само Танго заставляет их действовать как надо. Даже не ощущается что там, где-то там, в ногах ли, в руках ли, или ещё где-то — что-то слишком напрягается. Всё заслонила Музыка...

И пусть мы не используем каких-то сложных па, у нас всё, всё-всё, получается как надо. Синхронно. Чётко. Красиво.

Смотрю как Натали ставит ногу.

Уже почти с первых же тактов музыки и шагов, она ставит стопу так, как будто у неё туфли на каблуках. И видно, что это для неё ПРИВЫЧНО.

И чем больше я замечаю таких "несуразностей", тем больше меня распирает. От радости. И Натали, тоже вижу, что в восторге!

Когда раздаются последние такты, становится даже сильно жалко, что вот так, всё заканчивается.

Вижу, что воспиталки в шоке, но мне ПЛЕВАТЬ!

От радости, подхватываю Натаху за поясницу и поднимаю в воздух. Ей тоже дико радостно. До слёз. Воздев руки к потолку и подогнув ноги она что-то радостное кричит. Прокрутившись с ней на руках так пару раз, ставлю на пол.

— Да ёшкин кот!!!! — Вырывается у меня. — Да там не полмегатонны было!!! А все десять!!!

— Гении, таланты и их наказание

Вообще, я заметил, что каждый раз, после первого прохода, психика сразу же соответствовала больше подростковой.

В первом изначальном, когда я ещё не был "возвращённым", всё было как и должно быть — маленький мальчик, детсадовец, вырастает и поступает в первый класс. Психика — детсадовца и младшешкольника. Таланты, — как бы врождённые, но не такие чтобы у-у-хх!!!

Есть такая штука, как возрастная психология. И в первый раз, я её прошёл по всем должным ступенькам. Также как и все, кого я знаю, вокруг себя. Это уже вернувшись, зациклив время на себя, я стал представлять из себя личность вневременную. Но и то, далеко не сразу я сообразил, что "что-то тут не так!".

Ну вот сами посудите: откуда у детсадовца, хоть и плохонькое, но явно присутствующее логическое мышление?

Или рисунки...

Ведь я рисовал именно ОБЪЁМНЫЕ фигуры. А для дошколятника как раз характерно то, что он воспринимает всё, что нарисовано на бумаге непосредственно — как что-то плоское, расположенное на бумаге и слегка похожее на то, что есть в натуре. Ближе всего к этому лежит понятие тени.

И сами вспомните: ведь чтобы изобразить руку, просто ложили её на лист и обводили. Рисунок из книги? Да также — подложил под лист рисунок и по просвету обвёл контур изображения. После оставалось лишь покрасить разноцветными карандашами.

Плохо было то, что и я, пока мозги не развились, хоть и "помнил", что рисую объёмное изображение того же воробья, но воспринимал его как плоское.

Так же и по играм.

Ведь что характерно для детсадовца предшкольного возраста? Да РОЛЕВЫЕ ИГРЫ!

Этот факт, уже во времена пандемии компьютерных игр, станет предметом сначала весёлых, а после горьких шуток специалистов. Ведь эта пандемия означала тотальную и общую деградацию людей до... Да-да! Именно ТОГО возраста! На почве дикого неприятия серой и злой действительности, бегства от неё в грёзы.

Но что это таки значило для меня?... Ну и моих друзей, если бы они получали какую-то толику памяти из будущего... Да то, что они бы ИГРАЛИ ВО ВЗРОСЛЫХ!

Вот и я — играл. Вместе со всеми.

Играл в танцующих взрослых. Играл в Художника. И, играл в папу-маму с Натали её куклами, пластиковыми "сервизами". Как бы это ни смешно звучало и выглядело.

Было! Но и выглядел я, во время этих игр, слишком по-взрослому. Эта самая взрослость сквозила через все мои выкрутасы игр. И то, что логика всё чаще "пробивала" моё слишком детское "Я" — тоже было видно.

Да и некоторые другие мои же мелкие повадки.

Что это? И почему это?

Как я понимаю, это всё было от того, что всё-таки, внезапно мои детские мозги, со всеми их недостатками, "вдруг" получили доступ к Памяти взрослого. А раз есть доступ, то и есть давно уже затвержённые и отработанные шаблоны поведения того же взрослого.

А чего стоит тому же дошколятнику просто следовать ГОТОВОМУ шаблону? Да ничего! Просто взял, и просто использовал. Думать тут даже противопоказано. А раз думать пока что "не завезли", то и всё замечательно!

А что после этого взрослые долго ищут свои челюсти под столами — это уже не ко мне.

НО!

Как всегда, в большой бочке мёда будет своя ложка дёгтя.

Что это, как это и почему это я понял лишь очень сильно после. Через много-много лет.

Да, эти "много-много" с точки зрения малолетки. Ведь целых шесть лет — это "целая вечность". Полжизни.

Смех-смехом, но в том достопамятном году я только осознал проблему. Не поняв. Но по инстинктам и шаблонам я действовать не перестал.

Наши с Натали танцы, произвели на воспиталок просто ошеломляющее впечатление!

Уже вечером, когда за нами обоими пришли родители, их встречал чуть ли не целый "комитет по встрече". Транспарантов над головами только не хватало.

Как обычно в таких случаях, нас никто не спрашивал. А вот на родителей — насели.

После выражения восторгов, "о том, какие они замечательные, что выучили детей таким танцам, да так хорошо...", педколлектив садика перешёл уже на натуральное вымогательство. И там их бы надо показать, и здесь они пусть станцуют. Но под взглядом Наташиной мамы, их восторги и просьбы медленно но верно увяли. Эта мадам умела Смотреть. А смотрела она на них как на скорбных умом.

Моя маман лишь хлопала длинными ресницами с разинутым ртом наблюдая за всем этим цирком. И вот когда таки в восторженных монологах и восхвалениях настала таки пауза, Наташина мама и спросила:

— И что с того?

— ????

Сплошное непонимание.

— Но... как же?! — Наконец вымолвила Нина Андреевна. И эта реплика прорвала мимолётный ступор.

— Надо их показать в нашем ДК! Пусть все знают какие они милахи! Ведь как красиво умеют танцевать! — посыпались реплики.

— А вы не думаете, что даже если они один раз хорошо станцевали, то у них и дальше будут получаться эти... танцы? — резонно возразила наташина мама. Мария Николаевна?.. Да?...

"Вот же чёрт! — Думал я в это время, пассивно наблюдая за всеми перепалками. — Ведь только сейчас выплыло Имя-Отчество мамы Натахи. Как-то очень неспешно восстанавливается Старшая Память. Некоторые знания — только подумай, тут же готово. А часто очень нужное — вот так!".

— Вон! Смотрите какой у вас серьёзный ребёнок! — обратила общее внимание всех на меня Дина Петровна. Я как раз скорчил мрачную мину и в недоумении скрёб затылок. — Вы же его с Наташей, наверняка не один месяц так учили! У него получится!

— Мы?! Мы их не учили!!! — синхронно вырвалось у моей мамы и у мамы Натахи.

— Но... Как же?! — в изумлении вопросила Нина Андреевна. Но потом повернувшись к нам с Натахой задала таки более осмысленный вопрос.

— Вот вы, сможете ещё раз станцевать? Ведь у вас так хорошо получается... Прямо сейчас?

Смотрю на Натаху. Та смотрит на меня и совершенно индифферентно пожимает плечами. Выходит у неё как-то резковато. Но дальше мы смотрим также вопросительно на Нину Андреевну.

— А ну-ка пойдём! У нас на проигрывателе то самое Танго.

Дина Петровна решительно разворачивается и идёт на наш второй этаж. Наши матери переглядываются и заинтригованные идут вслед за всеми.

— Ща ищ-що повеселимся! — подбадриваю Натаху. Та улыбается, явно воспринимая всё происходящее как весёлую игру.

Демонстрация проходит "на ура". Также, как и в первый раз, поймав кураж мы с Натахой наворачиваем Танго со всеми полагающимися па.

Странно, конечно, но память тела, всегда приходила раньше всех и в большем объёме, нежели память интеллектуальная. Натахе должно было бы прийти значительно позже. Также как и Серёге. Оно всегда так проявлялось — медленно и печально. Но неотвратимо. Странность нынешнего, если так можно выразиться, "прохода" в том, что проявилось резко и почти сразу, но история и память жизни — пока нет.

Проявлялось же оно всегда именно в таком порядке: сначала я, а потом всё моё окружение из ближних друзей. И только после, — родственники. Как круги по воде от брошенного камня.

Вероятно, всё это происходит потому, что с ними чаще всего и больше всего общаемся.

Но вот когда смолкли последние такты Танго, и мы под восторженные возгласы взрослых и аплодисменты таки повернулись к ним...

На меня смотрела Большая Неприятность.

Иначе я бы это не назвал. Ведь стоило тому случиться, что именно в этот момент, за своим чадом припёрся Сам Его Величество Киндюк.

— Бли-ин! — непроизвольно вырвалось у меня.

— А? Что? — испугавшись вслед за мной завертела головой Натали, ища угрозы.

— Мы слишком хорошо станцевали!

— А-а? — совсем потерялась Натаха.

— Вот перед тем. — и киваю в сторону Киндюка-старшего, стоящего рядом с нашими мамами.

Самое скотское, что Киндюк не замедлил с реализациями своих хотелок. Немедленно.

Сначала стал шумно восторгаться нашим Танго. Нами. Нашими родителями, кстати пребывающими в ошеломлённом состоянии. Ведь не ожидали такого от своих чад.

Я беру Натаху за руку и мы вместе осторожно, бочком, продвигаемся за спины родителям, при этом стараясь как можно дальше находиться от самого Киндюка. Точнее от обоих. Ведь только что, чуть не сбив Натаху с ног, мимо пробежал к своему папане Киндюк-младший. Как обычно, не считаясь ни с чем и ни с кем, просто распихивая в стороны руками всякие "посторонние препятствия".

Это поведение мелкого засранца не укрылось от внимания Наташиной мамы. Впрочем и моя тоже возмутилась, но из неё разве что возмущённый "квак" вырвался. Видно, вспомнила кто перед ней. А пиетет перед начальством в мелкую бюрократию вбивается намертво. Моя маман не избежала этого в своей конторе. Но не маман Натальи. К тому же именно её дочку пихнули.

— Что это за поведение такое?! — немедленно возмутилась она. — Ведь он мою Наташу чуть с ног не сбил! Вы как его воспитываете?!!

— Извините, извините! — немедленно кинулся папаша заглаживать бестактность своего отпрыска. — Я с ним обязательно поговорю на эту тему.

И вот то, что он принялся извиняться меня и напугало больше всего. Ведь во всех иных ситуациях этот... скажем, нехороший человек (чтобы не употреблять слова реально ему подходящие и подходящие по праву), всегда кидался защищать своё чадо. По нему были виноваты все, но только не "Юрочка".

— Как великолепно они станцевали! У них несомненный талант! — рассыпался тем временем, Киндюк-старший. — И далеко пойдут! Вы это так не оставляйте!

"Во! Канцеляризмы и бюрократизмы пошли в ход. — отметил я про себя — Наверняка сейчас наших мам начнёт строить и запрягать".

И, что самое гнусное, эти мои подозрения (кстати, забитые в те самые шаблоны! Иначе бы не сообразил!) стали обращаться в реальность.

— А давайте мы их выставим на главный наш районный конкурс молодых дарований! Он будет проходить в нашем ДК и под патронажем аж Районного Комитета Партии! Там обязательно будут ценные призы победителям, а ваши обязательно их получат! Я уверен! — Киндюк оглядывается вокруг и с воодушевлением добавляет — Все тут присутствующие взрослые уверены!

Наши воспиталки как болванчики дружно закивали в подтверждение.

— Да! Что это я... — вдруг, как-бы "опомнился" Киндюк. — Ведь одной пары будет мало! Надо бы чтобы было две! Да! Точно! И я знаю кого во вторую пару.

"И все тут присутствующие также знают. Не только взрослые". — промелькнула у меня в голове мысль. Все уже к этому привыкли, что Киндюк своего во все мероприятия пихает, да так, чтобы он там был в центре внимания. И сверкал, сверкал, сверкал. "Ведь Он — Сам Киндюк!".

Мерзко. Вона — даже у детей нашей группы немедленно мордочки посмурнели. Уже понимают.

— Ведь вы их учили, так давайте и Юрочку вы...

— Мы их НЕ учили! — резко отбрила Мария Николаевна. Моя маман также растерянно разводит руками и добавляет:

— Я сама в шоке как это мой... Лёшенька... и Наташенька до такого дошли! Ведь мы их не учили!

— Мы са-ами! — слышится "с мест", а точнее из-за моей спины возмущённая реплика Наташи.

— Сами?! — на мгновение теряется Киндюк, но быстро поправляется и восклицает: — Так это замечательно! Вот ты Алёша, его и научишь! Ведь ты такой сильный и умелый! Наверняка у тебя всё получится!

И тут случается то, что чаще всего и случается в подобных ситуациях.

А именно конфликт.

Причём исключительно в моей голове.

Да, на первом, как-бы нулевом, моём проходе, когда у меня не было такого славного костыля как Старшая Память, наверняка бы сломался и не заметил. А поэтому немедленно бы согласился на заведомо провальное мероприятие. А тут... жёсткий шаблон: "Держись подальше от Киндюков!", вошёл в конфликт со стереотипами всё ещё слишком уж молодого мозга. Ну не проявилось ещё логическое и критическое мышление! Оно появляется не сразу. А в более-менее серьёзной мере начинает вылезать к годам 12-13-и.

А потому — ощущения не из приятных: в голове за секунду воцаряется чуть ли не абсолютная пустота. Стою как дурак с отвисшей челюстью и пячусь за спину своей маман. Она, кстати, стоит на полкорпуса позади матери Натальи.

— Я... я не зна-аю! Я не уме-ею! — удаётся выдавить из себя хоть такое блеяние. Опять-таки: как учить — "ещё не завезли". Нет такого навыка. Нет такой информации.

— Да ладно! Что там такого?! Ну потанцуешь... Покажешь, как надо танцевать, Юрочке. Ведь там всё просто! Или ты не мужик?!

Последняя реплика меня чуть ли не скручивает. В голове начинается натуральная война шаблонов со стереотипами и инстинктами. Ведь какой скот этот Киндюк! На детях, применять тяжеловесную демагогию! Манипулятор хренов!

Чую, что вот-вот расплачусь от дикого раздрая в душе.

Сжимаю кулаки, опускаю голову и в полном молчании останавливаюсь как вкопанный. Просто не могу стронуться с места. Чувствую, как Натали вцепляется в мой локоть.

— Да ладно?! — неподдельно удивляется Киндюк. — Но может быть наша Наташенька потренирует моего Юрочку, если Алёша такой неумеха и боится?

Натали аж подпрыгивает и немедленно прячется за мою спину. А учитывая, что я почти-что спрятался за спину моей маман, то это выглядит со стороны, наверное, очень комично. Увидев такое воспиталки не выдерживают и разражаются хохотом.

— Я не буду! — раздаётся из-за моей спины злобно-обиженная реплика Натали. — Он плохо-ой! Он девочек бьёт!

Учитывая то, что Натали-таки совсем уж "спряталась", это добавляет смеху всей компании. Даже наши матери не выдержали.

— Да не может такого быть! — возмущается Киндюк. — Я всегда слежу за моим Юрочкой. Даже когда к нам приходят друзья со своими детьми, я всегда слежу за ним, за его поведением и его речами! Даже если он находится в другой комнате! Он всегда очень вежлив! Мы его так воспитываем! Всегда! Запомни! Он всегда очень вежлив!

— Да! — подпрыгивает Киндюк-младший. — Ты всё врьёшь!

— Не буду и всё! — раздаётся ещё более обиженное с каждым словом становясь всё громче и под конец переходя почти на визг. — И он... он ещё больший лгун! Вот! Он плохой!

На некоторое время все замолкают в растерянности. Понимают, что эта фраза младшего резко обрывает всю комбинацию, что хоть и грубо, но как по нотам разыгрывал старший.

Мне же, с высот Старшей Памяти, наконец-таки валится Знание:

Всё банально. И всё слишком подло.

Комбинация, что разыгрывал Киндюк-старший была проста: добиться, чтобы его "Йу-урочку" обучили Танго, а потом, под каким-нибудь благовидным или неблаговидным предлогом бортануть меня. Чтобы все лавры этому старательно выращиваемому гаду и достались. И не важно, что там, на том конкурсе, по идее с ним будет танцевать Натали. Её тоже, как и её родителей, как-нибудь после ототрут в сторонку. Мягко и ненавязчиво. Чтобы не заслоняла и не мешала сверкать Главному Танцору Всея Нашего Города — Юрочке Киндюку.

Некоторые могут возразить, что это непедагогично и вообще скверно такое показывать собственным детям и так их воспитывать. Но ведь именно так, на таких примерах, в том числе и откровенного кидалова, "Юрочка" и выращивался.

Чтобы выросла откровенная мразь. Такова цель. Ведь этот Старший именно так мыслит всю жизнь. И считает такой стиль и образ мышления единственно правильным и единственно выигрышным.

Я видел, как такие мрази восходили к высотам власти. И всегда оказывалось одно и то же: никогда эти вот нелюди не исходили из низших и средних слоёв нашего общества. Там, если и появлялось нечто, то было банальной МЕЛКОЙ мразью.

И вот в этом состоит основное заблуждение большинства нормальных людей.

Самые лютые мрази вырастают не у родителей-алкоголиков или просто как-то опустившихся и никчёмных. В тех семьях вырастают никчёмности. Такие же, как и сами родители — алкоголики, мелкие хулиганы, лентяи и коекакеры. Причём эти самые молодые алкоголики и мелкие хулиганы всё-таки имеют шанс, и весьма неплохой, стать людьми. Достойными людьми! И достойно прожить свою единственную жизнь.

Мразь конченная, неисправимая, вырастает как раз во внешне благополучных семьях.

Вот папа — типа работяга. Вот мама — вся из себя гладенькая ухоженная. И вот сыночек. Единственный. В ком "души не чают".

И ведь сыночек-то, с первого и второго взгляда — вполне себе такой же гладенький и ухоженный как маман, которую любит и бережёт муженёк. Весь из себя благообразный.

Но вот за этой тишью и благообразностью и скрывается то, от чего надо держаться как можно дальше. Или бить там, где найдёшь. Смертным боем. До синевы морды носителя этой идеологии. До выпадения зубов.

Но беда в том, что даже эти "живительные звиздюли", чаще всего не помогают.

А не помогают потому, что воспитывается это чадо в атмосфере любящей семьи. Где любовь слепая и всепрощающая. Чего бы чадо не совершало.

Где чадо "самое лучшее в мире", "лучше всех" и "самое правильное". Где если чадо что-то нехорошее и совершает, то немедленно включается: "Это не он, а вон те виноваты! Они его оклеветали! Они его подставили! Спровоцировали!". Где любой, даже самый подлый поступок получает "разумное объяснение" и немедленное оправдание.

Оправдание, которое чадо немедленно впитывает и усваивает, учась на ходу, виртуозно жонглировать словами и смыслами, выдавая чёрное за белое, зло за добро.

И вот в результате, вырастает не просто сволочь. А сволочь эталонная. Ломающая судьбы и жизни. Шагающая по головам, как по асфальту.

Считающая что так и должно быть, а все остальные, если посмели что-то сказать поперёк, даже просто указать на неприемлемость поведения — "злейшие враги и негодяи".

Считающая, что все, невзирая на всю мразотность этой твари, должны восхищаться ей, кланяться ей, и давать всё что ей надо, отрывая от себя без надежды на возврат хотя бы частичный, и оставаясь благодарными за то, что Нарцисс снизошёл до них своим мимолётным вниманием.

Ну и самая эталонная мразь получается тогда, когда такой мразотности учат сознательно. Учит мразь изначальная, на собственном опыте.

Киндюк-старший ещё несколько минут потрепыхался, не веря в то, что конкретно здесь проиграл. Да и обе мамаши, видя реакцию их чад на "предложение от которого нельзя отказываться", вдруг стали за них горой. Но, вместе с тем со скрипом согласились с предложением воспитателей садика о том, что "стоит немного порепетировать и показать детей миру".

Впрочем как оказалось, сам Киндюк, видя феерический успех детей и то впечатление, которое они произвели на всех взрослых, не отказался от самой идеи таки выставить своего "Йурочку" на показ и Всеобщую Славу.

Развил бурную деятельность, позвонил "кому надо", "подмаслил кого надо" и.... Юрочка оказался "при деле". Точнее при репетиторе, который индивидуально, ясное дело за "приличное вознаграждение", стал натаскивать его в танце. Даже какую-то лохушку-бедолагу ему в пару нашли из школяров с согласия её мамашки, что явно кормилась при старшем.

Всё это мы узнали от самого Юры Киндюка.

— Ты! — толкнул он меня в плечо, когда я болтал с Натали и Серёгой. — Я теперь лучше тебя танцевать буду!

— Танцуй! — хмыкнул я. — Можешь прямо сейчас начинать.

И махнул рукой. Типа: вот здесь и сейчас.

Натали хихикнула, а Серёга аж скрутился от смеха.

— Ты! Ты ничего не понимаешь! Я буду выступать! Меня по телевизору покажут! А тебя не покажут! — наконец нашелся Йурочка.

— Да флаг тебе в руки и барабан на шею! Смотри, только не опозорься! Танец сложный. И от партнёрши много зависит. Вот как от Натахи. Она умеет. Не даст соврать.

Натаха горячо за — быстро кивает головой.

— И вообще. Чтобы хорошо получалось, надо любить танцевать. Мы любим танцевать.

Натаха ещё чаше и энергичнее закивала. И тут же, неожиданно для всех, добавила.

— А тебя заставляют. Ты не любишь танцевать! У тебя не получится!

Видно что-то сказано было прям в точку, если Киндюк с пол оборота завёлся и попёр на Натаху. Я даже среагировать не успел. Но, как оказалось, мои телодвижения были излишни.

Замах у Киндюка был широкий. Как и большинство детсадовцев, он дрался самым примитивным образом — высоко поднять кулак и с широким замахом опустить на голову или, если повезёт, на лицо обидчика. Но, как оказалось, он это зря затеял.

Натали как от мухи отмахнулась. Такой же широкий замах, но с уходом в сторону, с линии атаки. Лёгкий разворот и левую ногу — под правую киднюковскую. Киднюк, своим кулаком не встретив никакого сопротивления, "проваливается". Натахе остаётся лишь слегка толкнуть его в плечо. Что она и сделала.

Всё она проделала как в танце. Красиво. Слитным движением.

Пока "Йурочка" шлифует пол мордой, стараюсь закрыть свою пасть и поймать мелькнувшую в голове догадку.

Догадка медленно обрастает "воспоминанием" свалившемся от Старшей Памяти.

Ведь Натаха — обучалась приёмам самообороны. Также как и Серёга с Людой. Все вчетвером обучались. Да, в этой реальности это будет не раньше чем лет через восемь-десять. Но если к Натахе прорвалась Старшая Память в виде памяти тела, то...

Красноречиво смотрю на Серёгу. Который ржёт с Кинюка, разбившего нос об пол и ныне мешающего кровь с соплями, орущего на всю группу.

Ведь если Натаха может, то и Серёга с Людой?

Не! Не драться. Танцевать Танго!

Мои размышления прерывает набежавшая Дина Петровна. Ведь надо было тому случиться, что наезд мелкого Кинюка совпал с тем, что она на минуту покинула помещение.

И ведь действительно: термин "набежавшая", очень хорошо подходит к тактике этой воспиталки: прибежать, подойти поближе и грозно нависнуть над "виновниками". Чтобы им страшнее стало.

Но она даже не успела ничего сказать, как мы с Серёгой, синхронно(ну так получилось!), вскидываем руки и указуя на Киндюка говорим одну фразу.

— Он на Натаху напал! А она от него увернулась!

Одновременность Дину Петровну озадачивает и она забывает то, что хотела сказать, а хотела что-то грозное. Перед тем, как наказать невиновных.

— А мы рядом стояли! — добавляю я, пока она не опомнилась.

— Мы ничего не делали. — тут же добавляет Серёга.

— Только смотрели. — добавляю уже я, так, чтобы между нашими репликами никаких пауз не затесалось.

— А он меня ударить хотел! — возмущённо заявляет Натаха.

— А потом упал. — это Серёга.

— Сам упал! — это уже я подтверждаю.

Дина Петровна грозным взором обводит спиногрызов стоящих кружком возле нас и молча наблюдающих за действом.

— Это правда? Что Юра напал на Наташу?

Все дружно, хоть и в разнобой, кивают.

— Натаха ещё тогда сказала, что Киндюк девочек бьёт! — "подкладывает" язык Люда Меньшикова.

Последний аргумент оказался решающим. Но вот тот факт, что Йурочка сыночек Очень Большого Начальника, воспиталку сильно коробит. И она решается на полумеры.

— Вот, Юрочка! Сам виноват! Не надо было Наташу бить! Не упал бы!

И подтёрла тому сопельки.

Я же, преисполненный... не, не мести, а совершенно иной мысли... Хотя!... А почему бы и не мести?! Ведь мстить можно по-разному! Махнул своим друзьям, мол, отойдём в уголок посекретничаем.

— Мы танцевали вместе. Помните, как весело получилось? — спрашиваю я. Получаю горячие заверения, что это так.

— Может продолжим веселиться?

— Да! Давай!

— Будем танцевать?

— Конечно! Вместе! Здорово!

— Давайте Танго спляшем! У нас с Натахой хорошо получилось.

Серёга невольно оборачивается в сторону Киндюка, которому что-то заясняет Дина Петровна. Наверняка насчёт того, что надо осторожно падать.

— Серёга! У него ничего не получится. А вот у нас — получится. Мы любим танцевать.

— Как тогда. Я начинаю — вы повторяете. Не! Мы с Натахой вместе начинаем. Мы же вместе танцевали. Меня — ты повторяешь. А Наташу — Люда.

Все немедленно и с энтузиазмом согласились. А что? Веселиться и приключаться все любят.

Разучить по тактам сложный танец, да ещё без музыки — запредельно сложно. А для такого возраста и вообще невозможно. Но в том и хохма, что эти двое, — Серёга и Люда — не разучивали. Они вспомнили. Догадка, что меня ожгла ещё тогда, когда они почти не ошибаясь повторили танец-ладушки, а после укреплённую тем, что Натаха оттанцевала Танго под музыку, оказалась верной и относительно этих двоих. Уже через двадцать минут, Дина Петровна строго отчитывала меня.

— Как так? Выходит, ты обманул дядю Вову! Жестоко обманул! Ведь ты говорил, что не умеешь учить! А вот Люду и Серёжу — за такое малое время научил! Как тебе не стыдно?!

— Са-авсем не стыдно! — нагло лыбясь ответил я. — Я их не учил.

— Тогда кто их научил? Наташа?

— Не-а! — тут же ушла в отказ Наталья со сдвигом за мою широкую спину.

— Вот вы и заврались! Как вам не стыдно!

— Они вспомнили танец. — сказал я правду. Только правда была такая, что вряд-ли поверят.

— Короче так! — ставит мне ультиматум Дина Петровна. — Я сегодня же сообщаю Владимиру Владимировичу, что ты умеешь учить танцу. И ты учишь Юрочку! Ты меня понял?

— Не-а! — скроив максимально тупую харю отвечаю я.

— Что ты не понял?!

— Я понял. Только учить его не буду. — поясняю я.

— Почему?!!

— Он плохой! — приходит мне на помощь Наталья.

— Он девочек бьёт! — тоном завзятой склочницы(ой кого-то из соседок копирует!) подхватывает Люда.

Серёга лишь вымучено кивает. Но даже этот жест выглядит как приговор. Киндюку.

"Итого, — мелькает у меня в голове — первый шаг завершён. Ближний круг — с основой Старшей Памяти".

Это опять моя Старшая Память так шутит.

— Обычная, нормальная... подлость

Следующие пару дней почти ничего примечательного не происходило. Разве что я, таки начал соображать как того хотел бы.

Оглушение прошло. Вызванное перемещением во времени. В чём же состояло это оглушение? А в том, что я стал снова тем самым "талантливым мальчиком".

Да, изначально я и так был ещё тем оригиналом.

Научился читать — в пять лет. Считать — в шесть. Писать — в семь. И последнее — до того, как поступил в школу. Всё это — в первый проход. До того, как у меня появился такой "костыль" как Старшая Память.

В последующие, когда я уже встрял в эту чёртову петлю времени, всё для меня начиналось с того, что у меня на месяц или более отшибало мозги. Ходил тупой как пробка. Мало кто из окружения это замечал, но я-то в конце-концов, когда-таки восстанавливался, определял этот момент чётко. А что не замечали — так я и вёл себя в то время как обычный дошколятник. В меру сообразительный. Но ведь... чёрт побери! Сам себя не похвалишь...

Да! Я был талантлив. И таких как я — и по себе, и по своему окружению знаю — много. Мы не уникальны.

Но беда наша в том, что нами особо-то и не занимались. Я имею в виду целенаправленно и правильно.

Вон, говорят, что когда-то в Англии провели дикий эксперимент, когда с детьми хоть и целенаправленно, но совершенно НЕ правильно занимались. И получилось... Да катастрофа вышла!

Вместо того, чтобы получить на выходе талантов и гениев — а в каждого малыша без устали пихали знания, какие только возможно, — получились в лучшем случае посредственности. В худшем — детки сходили с ума. После. Значительно позже этого измывательства над их мозгами. Когда чуть подрастали.

Оно и понятно: без учёта психофизиологии развития, — развития, прежде всего, их мозгов, — пихать бессистемно знания, получится только зло и вред.

Те дятлы, что замыслили этот эксперимент, наверняка были впечатлены тем, что иногда появлялись дети, реально опережающие в своём развитии своих сверстников. Кто реально мог повторить интеллектуальные достижения тех, кто старше них лет на пять, а то и больше.

А ведь всего-то надо, что подсовывать деткам то, что им интересно в данный момент, соответствует их наклонностям и уровню развития. Но, как раз определять все эти уровни и наклонности — надо же уметь! А кто умеет?

Вот и растут среди нас таланты и гении. Незаметно. И большинство из них попросту загибаются под тяжестью бытия... ну и бития.

Бития как со стороны сверстников, так и взрослых. Много талантов и, особенно, гениев, так и не обрели себя, загнулись. Потому, что их попросту забили. И забыли.

Талант и, особенно, гениальность, — хрупкая вещь. Сломать легко. Восстановить — невозможно.

С нашей же четвёркой получалось интересно.

Я — восстановился. Если так можно сказать. Но восстановился не с того, что меня там гнобили или били.

Время оглушения свалившимся из будущего, прошло. И начал соображать как того стоило. Пусть пока в полной мере восстановились реализовались те способности, что были до пришествия — детские же. Но это же только начало.

Натаха — таки обрела заново свой талант.

Также как свои Серёга и Люда.

Но ребята сейчас отличались от всех остальных тем, что НАД ними была Старшая Память. Та, которая и снабжала их тем, что им сейчас было интересно. Заставляя мозги стремительно меняться, подстраиваться под новые знания. Не те, что кто-то насильно пихает, а те, что им интересны. А это просто колоссальная разница. Для развития.

Был, правда, и нюанс. Ведь Старшая память содержала не только просто информацию, таланты. Но и информацию о структурах мозга, что потребны для нормального обращения с содержащейся информацией. И именно она становилась причиной для возникновения тех структур, что далее определят если не гениальность, но талант. В результате все эти процессы складываясь, не оставляли и шанса для всей четвёрки не стать гениями. Жаль, что в предыдущие проходы мы только раз достигли того рубежа, чтобы нас так и назвали — "Гениальная четвёрка". Жаль, что за этим всё и кончилось. Вместе с человечеством. Не успели.

А вот в этом...

Уже есть варианты! И я это прочувствовал на своих костях, когда вокруг нас начались все эти "танцы".

Прибежал-таки на следующий день, как и обещала Дина Петровна, Киндюк-старший. Попытался ко мне подлезть с лестью, а потом и с угрозами. Но как подлез и налез, так и ушёл не солоно хлебавши. И наступила относительная тишина.

Я всё также, развлекал свою четвёрку. Где танцами, где ещё как — например "учил" читать. По последнему, то, что детки стремительно и "вдруг" освоили чтение, для воспитательниц детского сада было удивительным. Но ведь они просто "вспомнили". Да, до этого знали буквы и слоги. Кое-что даже умели читать. А с получением хоть и частичного, но доступа к Старшей Памяти освоили навык буквально за день.

Но главным видимым результатом нашего взлёта были, конечно, танцы.

Нас как-то весьма внезапно "подписали" на новогоднее выступление. В садике. То самое, что традиционное. С ёлкой и так далее. Также "само собой разумеющимся" было то, что выступать мы должны "конечно же" с Юрой Киндюком.

Как это будет выглядеть если в садик прибудет "напарница" уже учащаяся в школе, это ни кого, почему-то не смущало. За исключением, той самой девочки, которой не посчастливилось быть назначенной. Но и тут вскоре случилось то, что должно было случиться.

Вышел конфликт. Самый что ни на есть естественный и неизбежный в такой "паре". Ведь девочка была на два года старше и уже имеющая кой-что из амбиций и гордости.

Как потом из разговоров старших выяснила наша проныра Люда, сначала девочка попыталась "построить" "Йурочку". Тот, ясное дело стал плакать и жаловаться.

Родители, в свою очередь, отлупили девочку. Чтобы не кочевряжилась и "вела себя как надо". Та обиделась. Последствия были также очевидными. Из-за нежелания как-то подчиняться партнёру и Йурочка, и эта мелкая, никак не могли повторить даже элементарное.

Уже через несколько дней таких занятий, — а они для них были изнурительными, родители подгоняли — случилась истерика. Тоже закономерная. Результатом было то, что утром Юра Киндюк сверкал в садике великолепным бланшем под глазом. Девочка, видать, оказалась без комплексов, — залепила от души. Но для нас это же обернулось другой неприятностью — уже на нас стали наезжать.

От Натахи очень быстро отстали. Та просто пообещала выцарапать глаза Юрочке, а ещё раз несколько уронить его мордочкой в пол. Да и мамаша у неё та ещё крокодила — стала на защиту дочки, что называется, насмерть.

А вот с Людой вышло неприятно.

Мама у неё была вся из себя "мягкая и пушистая". Такая, что совершенно не в состоянии противостоять давлению, особенно коллективному. Не говоря о том, что давит также ещё и дядичка, что в городе Большой Начальник. Так что подрядили Людочку тренировать отдельно Юрочку.

Выглядело это так.

Когда все остальные чем-то интересным занимаются, Люду и Юру гоняет в Зале специально нанятая мамзель. Да, перед этим она упросила нас показать как мы танцуем.

Мы, без стеснений показали.

Дамочка впечатлилась и преисполнилась энтузиазма.

Но долго её энтузиазм не продлился. Юрочка в танцах не грациознее бегемота. Итог закономерный.

Уже на второй день в группу, прибежала вся в слезах Люда. При этом она держалась обеими руками за затылок.

— Не буду я с ним танцевать! Не буду!!! — кричала она на всю группу срываясь на визг.

— Он что, тебя по голове ударил? — с участием поинтересовался Серёга.

— Бедненькая! — пожалела Натаха, поглаживая Люду по спине.

— Он меня на пол бросил! Головой ударилась! — ответила Люда и разревелась.

Прибежала и тренерша. Растерянная.

Ну последнее понятно — навязали работу, которая для неё поперёк горла, да ещё с бесталанным мальчиком. Но результат — вынь да положь. Кровь из носу, но должен быть. А тут сплошные обломы и отказы.

Уже увидев ревущую Люду она поняла, что не справилась. Руки опустились. Она даже подходить не рискнула. Только и смотрела как штатная воспитательница группы пытается утешить ребёнка.

Тренерша смотрела на плачущую, но постепенно успокаивающуюся Люду и в глазах такая тоска стояла, что жалко стало. Тем более, что она-то видела НАШ танец. Она понимает, что результат возможен, но не с этим мальчиком. И вообще не в том составе, а вот с этим — сейчас все четверо стояли перед ней.

Но! Все люди кузнецы своих несчастий. Одни больше, другие меньше. Сразу надо было сообразить, что к чему и отказываться. Понадеялась. Воодушевилась примером. И...

Пока успокаивали Люду, тренерша отлучилась и вернулась в группу с Йурочкой. Что-то шепнула Нине Андреевне что та с сочувствием кивнула ей и решительно направилась к выходу. Больше мы её не видели.

И тут перцу в ситуацию добавил мелкий Киндюк.

Видно тоже понял, что от него отказались и, ясное дело, по примеру родителей, немедленно принялся искать виновного и крайнего. Он же: "...всем ясно, что не при делах и ни в чём не виноват!".

Подошёл с важным видом, стал в позу и ткнул пальцем в сторону Серёги.

— Это ты виноват!

Серега, выпучился на придурка, не понимая в чём его обвиняют. Но сам Киндюк в следующей фразе всё что надо "разъяснил".

— Это ты подговорил её упасть!

От дикости обвинения, видавшая виды и слышавшая, похоже все идиотизмы детсадовцев, даже Нина Андреевна растерялась. Но вот до Серёги-то как раз дошло в полной мере.

Он покраснел, сжал кулаки, как-то затравленно глянул на воспитателя, на Люду.

Но дальше удивил всех.

Резкий подскок вплотную к Йурочке и прямой удар кулаком в лицо. Прямо в тот самый малиново-сиреневый бланш под глазом.

Я аж засмотрелся!

Ведь удар был выполнен... По всем правилам!

"Так! Моих учить самообороне — пустое. Уже "вспомнили" и усвоили. Осталось только наработка. Растяжки и всё такое прочее. Может сразу перейти к...".

Но мелькнувшую мысль я задавил. Потому, что рано.

А вот что вовремя — да вся эта физ-ра, которой нас всех тут же, в садике потчуют. Плюсом небольшие растяжки. Помню Люда уже к концу первого класса, вполне себе хорошо могла сесть на шпагат. Маман у неё гимнастка — преподаёт в спорт-школе. Вот и гнулась глядя на Большой Пример рядом.

Вывод очевидный: Учить — собственным примером. Глянут, вспомнят, научатся. Тем более, что читать уже хоть и медленно, но умеют. Что не вспомнят — напомню рассказами от себя.

А сейчас...

Гляжу на Киндюка. Держится за своё "украшение" сидя на полу и ревёт. Люда явно отомщена.

Нина Андреевна, провожает Серёгу к ближайшему углу.

Смотрю на Люду. Та тоже и явно удовлетворена. Даже некоторое самодовольство на личике нарисовалось. Блондинка-блондинкой, но всегда среди своих была умнейшей. Влёт понимала все "подводные течения" и все смыслы ситуаций. А тут — вообще и гадать не нужно. Всё очевидно и так. Серёге, — вижу по её глазам — великий респект и уважуха. Сама бы не смогла так залепить хаму. Пока не смогла.

Спустя полчаса, Нина Андреевна была свидетелем удивительного явления. Вся группа, танцевала простенький, но всё-таки танец выбивая чёткий ритм. А чоа? Наша четвёрка виновата! Навязали ритм всем. Всем понравилось, стали повторять. А всё потому, что хотелось поддержать, незаслуженно пострадавшего Серёгу.

И неважно, что все танцевали как могли — всякий изображал что-то своё. Кто прыгал в ритм, кто колотил пятками в пол, девочки так просто хлопали и пытались скопировать что-то у нас. Тем более, что всё походило на популярные "Ладушки". Главное, все поддерживали ритм.

Серёга тоже, в своём углу, танцевал вместе со всеми.

Было весело.

Собственно на этом происшествии идея Киндюка-старшего, показать своё чадо в ДК при большом стечении публики и городского начальства, провалилась с треском. Но так как уже мамаша-Киндючка растрезвонила о выступлении детей, сразу всё замять не удалось. Ведь услышав такое, возбудились и садиковские. Им очень хотелось увидеть нас, таких красивых и умелых, да от садика, да на великом представлении по поводу праздника. За такое педколлективу обязательно что-нибудь, от щедрот городских начальников, да обломилось.

Но...

Если нет в мероприятии Юрочки Киндюка — то и самого номера в мероприятии тоже нет. А что аж две пары детей могут — тем хуже для них. "Ведь научить Юрочку отказались! Пускать теперь сидят! Умнее будут следующий раз".

Нормальная такая подлость.

Обычная.

"Барин так захотел".

То, что этот "барин" с партбилетом КПСС в кармане...

Такая "номенклатура"!

Мы эту гнусь, конечно, узнали последними. И то из возмущённых воплей и обсуждений администрации садика вкупе с воспитателями.

Та же "новость" была донесена и до наших родителей. Вот тут-то возмущение было неизмеримо больше, чем среди воспиталок. Вышел даже небольшой скандал.

Почему-то мама Натахи, решила, что всё это происки самих воспиталок, а не Большого Начальства. Попыталась куда-то там сходить. К другому начальству. То начальство благосклонно выслушало, но после, повинтило пальцем у виска решив что мамаша тронулась умом, "так как такого не может быть никогда" и детсадовские детки "ничего путного сплясать не в состоянии".

Родители приуныли. Однако воспиталки, чуя, что так просто скандал не уляжется, решили "пополам".

Дело в том, что к Новому Году всегда в садике делали большое представление. А так как наш городок как бы не на треть состоял из казачуры и украинцев(а что, вон Великий Дон и Кубань наше всё!), то и номера делались в "национальных костюмах". Кое-какие номера выступлений были уже как-бы зарезервированы, даже отрепетированы. Меня, вместе ещё с троими девчонками поставили в типа-тройку. Девчонки изображали коняшек. Я — эдакого кучера. Получилось прикольно. По крайней мере родители были в восторге.

Но вот с Танго...

В последний момент решили вставить. То, что нам придётся спешно переодеться — это уже было дело второе. Да мы и не возражали. Сами же хотели порадовать всех таким замечательным танцем. С не менее великолепным исполнением.

Увидев наш энтузиазм "пошли нам навстречу". Нас гоняли в два раза больше, нежели всех. И всё потому, что мне и Серёге надо было быстро переодеться после номера с "гапаком" и "тройкой".

Да, Танго уже было заключительным номером, но всё равно затягивать не стоило.

— Интермедия

Матвея Фёдоровича с утра огорошили. Он и забыл, что "в ближайшие дни" прибудет съёмочная группа из Края. Как было заявлено городским главой — будут делать фильм про "знаменитейшего художника города, воспевшего его в пейзажах и эпических полотнах". Насчёт пейзажей — Матвей Фёдорович был согласен, так как среди художников он и слыл именно пейзажистом.

Но что за "эпические полотна" он творил? Наверное это про пару заказных картин, вроде "Вступление Рабоче-Крестьянской Красной Армии в город, после изгнания Белых". И "Провозглашение Советской Власти в городе".

Ну, раз начальству так надо — чего бы и не запечатлеться в кинохронике?

Началось всё с того, что во двор, ввалился некий худющий гражданин в пальтишке, причём с ног до головы вывалянный в снегу. Сразу видно человека, непривычного к местным сугробам и приколам нашего городка по части кривых обледенелых тротуаров, да ещё и под снегом. Беда в том, что сколько ни сыпь песочку, ночной снежок этот очередной слой песка просто погребёт под собой и наутро будет новый каток. Таким образом, к оттепелям, на тротуарах образовывался целый слоёный пирог из слежавшегося и заледенелого снега и песка.

Гражданину, очевидно, было мало просто вываляться в снегу и он был немедленно атакован дворовым псом. Псина, кстати, на такие случаи уже давно приспособилась. Для неё это было своеобразным развлечением — спрятаться за беседкой, возле которой находилась будка(кстати с улицы не видная) и когда нарушитель выйдет почти к порогу, появиться как чёрт из табакерки — с яростным лаем и зубами наизготовку.

Гражданину повезло — во дворе как раз случилась бабушка. Не дала псу разгуляться. Сунула псу метлу в морду и мягко, этой же метлой, отправила пса в будку, где он и принялся обиженно бурчать.

С другой стороны, как не заметить на калитке табличку с надписью "Осторожно злая собака!"? Причём исполненную весьма художественно. А что?! Художник же здесь проживает!

Правда, в последнее время, Матвей Фёдорович уже призадумался над заменой — внук тему предложил. И проект, ведь, нарисовал замечательный: оскаленная морда собаки и надпись — "Я добегаю до забора за две секунды. А ты?".

И ещё пара идей, но то уже на продажу. И всё на "псинную" тему.

Спасённый от клыков пса, оказался "гонцом". От съёмочной группы, что должна была "вот-вот прибыть". Сообщал, чтобы хозяева, вдруг никуда не девались, "так как ведь уже было договорено". И так далее и тому подобное.

Съёмочная группа, как и полагается, увязла на соседней улице. Новые заносы снега и их автобус, неожиданно забуксовал прямо посреди хорошо заваленного снегом переулка. Улицы-то чистились, а переулки — по остаточному принципу. Благо тротуары, или как их можно было назвать для переулков, регулярно раскапывались самими жителями. Каждый копал траншею в снегу строго до границ своего участка.

Вот и встряла кинохроника. Прямо между двумя расчищенными, утоптанными и заполированными многочисленными пешеходами до зеркального блеска ледяными траншеями, что здесь считались тротуарами.

Попробовали сдать назад, но не тут-то было! Оказывается, под снегом вообще не было даже гравийной отсыпки, а были обыкновенные грязевые траншеи, на зиму просто замёрзшие до твёрдости асфальта. Но в том и беда, что если колесо попадало в яму — а она ледяная, дальше уже ни туда, ни сюда.

Так что пришлось свои вещички, пока автобус извлекался из неожиданного ледяного плена, тащить до нужного адреса на себе.

Пришли. Удивили хозяев. Пса тоже. Хотя последний уже был надёжно изолирован в своём обиталище.

Матвей Фёдорович, правда, пребывал в растерянности только пару секунд. Дальше всё пошло по стандартному сценарию. Благо вниманием прессы, знаменитый художник был, мягко говоря, избалован. Ну это и естественно: множество персональных выставок, галерея в городском музее, посвящённая чисто его работам и постоянные участия во множестве региональных выставок. Как краевого, так и всесоюзного значения.

Прошлись по дому, посмотрели пристройку, которая была превращена в мастерскую художника. Посмотрели уже готовые работы, которые висели по стенам всего дома, — эти уже чисто для себя, для семьи, — а также развешенные плотно в мастерской. Последние — по заказам и для продажи разным ценителям. Ценители, кстати, платили больше, чем государство. Но, многие картины художник рисовал чисто как подарок. Эти картины, после его смерти, очень долго пытались собрать ценители, в отдельный музей.

Но сейчас, преисполненные энтузиазма киношники, наснимали всё, что надо, взяли интервью и... расслабились. Тем более, что у пришедших, как говорят, "было", а у хозяев, нашлась в изобилии закуска.

И вот под "спиртосодержащие" благородные напитки (кстати откуда-то кинохроникёры знали, что хозяева водку не потребляют, и всякие прочие дешёвости — тем более) завязался тёплый разговор "за жизнь".

И хозяевам — приятно, и киношникам — дело. Ведь то, что отсняли, да записали — лишь малость. Надо было "нарастить мясо" на тот "скелет", что мыслился как сценарий. А это "мясо" и могли дать как воспоминания художника с супругой, так и прочие "мелкие детали", что после, могли оказаться теми жемчужинами смысла, за которыми эта братия и гонялась.

— Дык о чём речь? — внезапно оживился Матвей Фёдорович, услышав сетования кинохроникёров, что "надо бы ещё что-то прибавить и снять". Кинохроникёры рассчитывали на некие боковые сюжеты, даже не связанные с художником и его творчеством, но Матвея Фёдоровича осенило. — Есть сюжет! Именно для вас — самое то! И что это я запамятовал?!

— Ты, старый, случаем, не об Алёшке?! — насторожилась супруга художника Полина Евгеньевна.

— Дык о нём!

— О чём речь? — оживился главный, почуяв если не сенсацию, то хороший материал, годящийся "в накопление".

Группы такие сюжеты, отснятые параллельно, старались собирать и часто получалось так, что после даже никуда не нужно ехать, чтобы отснять к юбилею, празднику или ещё куда-то зачем-то нужное. Благо начальство не поскупилось, и отвалило плёнки.

Быстрое переглядывание с супругой и Матвей Фёдорович выдал.

— Так есть тут мальчонка, у нас... Представьте себе, в своём возрасте поразительно красиво умеет танцевать! И ни что-нибудь, а Танго!... Эх! Запамятовал как оно там называется...

— Как-то на "Ка" — подсказала бабушка, которой тоже стоило больших трудов запомнить как танец называется. И то, как видно, не до конца запомнилось.

— Да! Точно! Кумпарсита! Танго Кумпарсита!

— А сколько лет парнишке? И там, также ещё и партнёрша должна быть не менее грамотная... — заметил режиссёр.

— Хе! Не! Вам лучше всё это увидеть! А то ещё не поверите на слово. А там — лучше видеть!

— А далеко идти?

— Дык тут рядом — правда вы с ношей. Но у вас же транспорт? Так что совсем недалеко.

— А вдруг? — высказал надежду звукооператор.

Режиссёр оглядел натюрморт на столе с сожалением:

— Ничто не мешает после вернуться и закончить. — Поняв причину заминки, подсказал дед.

Спустя час, — возня с поклажей, а после и с автобусом помешали, — бравая съёмочная группа, в сопровождении Матвея Фёдоровича остановилась возле детского садика.

— Парнишка здесь работает? — осторожно справился режиссёр.

— Не работает, а бывает. — Загадочно ответил Матвей Фёдорович, жестом приглашая пройти во двор.

У режиссёра были подозрения, что художник решил их слегка разыграть, хотя терялся в догадках, зачем это ему понадобилось, но когда он увидел куда они идут и "по чью душу", догадки плавно переросли в убеждение. А вот дальше...

— Точно вам говорю! — выпучив глаза заверяла вызванная на переговоры воспитатель Нина Андреевна. — И Алёша с Наташей и его друзья — Люда с Серёжей прям восторг как танцуют! Вы только посмотрите! Будете поражены!

Заметив сильное недоверие словам, Нина Андреевна поняла, как смотрится со стороны. Ведь реально многие родители, да и иногда воспитатели грешили неуёмными грёзами на тему "вот это моё чадо — самое гениальное из всех!". И на этой почве были склонны просто безбожно завышать реально скромные успехи воспитуемых.

— Да мы понимаем! Все так по-началу реагируют. Давайте я сейчас приведу всех четверых в актовый зал, и там они станцуют. Ничего страшного! Они сами очень любят танцевать! И ещё придумывают своё! Вы посмотрите!

— За погляд денег не берут! — ехидно заметил Матвей Фёдорович процитировав пословицу.

Режиссёр кивнул соглашаясь. Ведь вытащить оборудование и снять — всегда успеют. Если будет представлено реально что-то интересное.

А вот дальше...

В актовом зале уже стояла наряженная ёлка. Всё было готово к завершающему год утреннику. Приятно пахло хвоей, весело сверкали многочисленные ёлочные игрушки и прочая мишура.

Пришла другая воспитатель и вынесла спрятанный в подсобке проигрыватель. Быстро его подключила и поставила пластинку. На пластинке действительно значилось: "Танго Кумпарсита". Ну и ещё через пару минут в сопровождении Нины Андреевны, прискакали четверо детсадовцев. Два мальчика и две девочки. Причём реально прискакали. Аж подпрыгивали от восторга.

— Ща танцевать будем! — заявил, видно, заводила среди этих четверых.

— Здорово! — подхватила чернявая.

Двое других тоже были в энтузиазме.

И вот когда эти четверо детей стали каждый в свою позицию, у режиссёра уже полезли глаза на лоб. Ведь стали они подозрительно правильно. А уж когда грянула музыка — вся группа киношников глазам не поверила.

И ведь действительно: сложный танец, да в исполнении детей дошкольного возраста...

— Нам не поверят... Не поверят!!! — наблюдая за танцем, бормотал режиссёр.

— А я говорил, что лучше увидеть! — тихо, на ухо сказал Матвей Фёдорович.

Музыка кончилась. Танец тоже. Дети застыли в последнем па, показывая идеальную композицию.

На целую тягостную минуту, повисла тишина. Взрослые, одни гордились, а другие пробовали "собрать мозги".

— Как будто они лет десять отрабатывали... — изумлённо выговорил главный. — Надо снимать!

Он не увидел, как на лице Матвея Фёдоровича мелькнула мстительная улыбка. Впрочем, если бы и заметил, не понял бы к чему.

Немедленно возникла заминка — оказывается, специальных костюмов для танго так и нет. А танцевать в том, что есть — как-то некомильфо. Предложили станцевать в костюмах для праздничного представления.

Для девочек, платья и блузы — как-то соответствовали. Но для мальчиков, танцевать в вышиванках и шароварах...

Быстро прикинув что к чему, режиссёр плюнул и выпалил:

— Снимаем как есть — в вышиванках и шароварах! Главное — единообразие. И колорит!

— Но как это воспримут на просмотре?! — немедленно возмутился коллектив, сообразив, что глаза будет резать -ого-го как.

Возникшая дискуссия вскоре захватила всех.

Еле-еле сошлись на том, что возможно есть у родителей.

Но возражения уже были у съёмочной группы — ведь придётся задержаться на день, а надо было вернуться до завтра.

В результате плюнули на всё, сошлись на компромиссе — мальчики в шароварах, но в в светлых рубашках, что на них наличествовали прямо сейчас — благо что на Алёше, что на Сергее были однотонные светлые, — а девочки таки переодеваются.

Пока переодевались, киношники нанесли в зал своё оборудование. Пришлось подождать, пока они всё не выставят, но это уже были мелочи.

Пришедших родителей, а уже был конец дня, попросили быть в массовке. Они выстроились вдоль стены как зрители.

И вот тут настал Звёздный Час всей "Великолепной Четвёрки" как их после назовут.

Станцевали раз, станцевали два, станцевали на совсем уж перестраховку — три.

— Снято! — сдерживаясь, чтобы не гаркнуть на весь зал и не напугать детей, выпалил оператор и посмотрел на зал.

На пару мгновений, ему что-то показалось.

Как будто всё, что он видит раздвоилось, растроилось и... возникло даже ощущение, что оператор видит не только то, что есть, но и то, что будет, что возможно будет или возможно было...

Он встряхнул головой, отгоняя видение.

— Покажется же... — буркнул он под нос списав всё на то самое "особо ценное вино", что притащил с собой режиссёр на угощение художника.

На мгновение встретился взглядами с "заводилой" Четвёрки. Тот как-то очень по-взрослому, напряжённо смотрел на оператора. Как будто что-то видит. Нехорошее.

Оператор испугался.

Посмотрел на коллег, на массовку из родителей, активно и восторженно обсуждавших зрелище и тот факт, что попали в кинохронику.

Расслабился и выкинул бред из головы.

Но вот когда выходили из зала, краем уха он услышал:

— Чёрт! Чёрт-чёрт-чёрт! Реальность плывёт... Рано же! Или...

Продолжения не было.

И сказано было не взрослым.

Оператор скосил глаза на источник звука.

Вдоль стенки, касаясь её и как бы чертя пальцем правой руки по ней полосу, шёл Алёша. Левой он крепко держал за руку свою подругу — Наталью.

— Первые манифестации катастрофы

Ошеломление.

Вот, адекватное, описание того, что я сейчас испытывал. Я видел. Но осознать...

В мозг ломилось знание, которое я, на нынешнем этапе развития, совершенно не мог усвоить. Даже запомнить никак. Ведь это знание — знание о том открытии, которое я, будучи уже заматерелым учёным, совершил лет в сорок.

Помню, что сильно припекло. Надо было. И на отчаянии я, наверное, перенапрягся и именно тогда меня посетило озарение. Просто все элементы мозаики внезапно сложились. Всё, что я знал, вдруг пришло в состояние целостной картины. А это такая квантовая механика, что только Ой! Именно с большой буквы.

А уж сейчас, когда многие структуры мозга просто не развиты и, что я сильно подозреваю, даже не начинали развиваться, то есть их попросту нет, что-то понять — не судьба.

Только какие-то грозные тени мелькают в сознании. О чём-то весьма скверном. Что не должно быть сейчас. Что если бы и случилось, то очень-очень позже.

— Натаха! Ты видела? — обратился я к ней. И видно она ощутила мой страх до того, как я начал говорить. Ведь сжала мою руку. Может дрожь выдала меня.

— Что видела? — попыталась она уточнить.

— Там этот... дядичка с кинокамерой... Что с ним произошло?

— Я... не понимаю что. Но...

— Просто опиши что тебе виделось. Или показалось. — стараясь унять дрожь в голосе сказал я.

Мы как раз дошли до группы.

Детки как обычно, были заняты всяк своим Очень Важным Делом и на нашу четвёрку никто не обратил внимание. Серёга с Людой, учуяв, что происходит что-то очень важное, тоже прислушиваясь, остановились возле стеночки, недалеко от входа и поближе к нам.

Гляжу на Серёгу.

Тот просто молча ожидает что же скажет Натаха. Люда — застыла чисто из любопытства. Она либо не заметила, либо вообще не обратила внимание. С неё станется — она иногда весьма значительные и крайне необычные события воспринимала как деталь фона, нечто само собой разумеющееся и не стоящее внимания.

Сейчас у Натахи лицо сильно озадаченное. Указательный палец на подбородке. Как обычно, когда она в растерянности. Я не тороплю, жду когда с мыслями соберётся.

— Ну... мне показалось, что дядичка как-бы... расплылся!

Я не прерываю её. Жду когда продолжит.

— Ну, это когда ты, как-бы плачешь... и смотришь на что-то сквозь слёзы.

Да, Натаха славилась образным мышлением. И проявляться оно стало именно в этом возрасте. Во все "времена" и вероятности. Но вот это слово — "Как-бы" — лютое слово-паразит, от которого она даже до седин так и не избавилась.

— Две тени? — подсказал я.

— Ну... даже больше. Три... наверное!

— Много теней. — встрял Серёга.

— Да. — Неуверенно подсказала Натаха. — Его, как-бы стало много. И все были в одном месте. И как-бы пытались вырваться с этого места.

— Это от света! — изо всех сил стараясь быть уверенным, сказал я. — Там же много было прожекторов. И все они создавали много теней.

Надо как-то отвлечь от этого. Да. Задробить необычность, чтобы не проболтались.

А то... Проходили. Реальностей десять назад....

Что было? Да катастрофа была!

Был выброс хаоса. И, как в нашем последнем случае, свидетелями оказались вся наша четвёрка.

Не уследил! Не понял сразу что делать! А надо было!

Что характерно для детей, если они видят что-то крайне красочное, или крайне интересное, загадочное, необычное? Да растрепать об этом всем! И прежде всего родителям.

Родители, когда им чада рассказали об увиденных вариантах будущего, пришли в ужас. Потому, что они не поняли что конкретно видели дети. Они вообще не поняли, что они реально всё это ИМЕННО ВИДЕЛИ, а не придумали. А дальше всё было закономерно.

Детей пытались осадить. Но увидев, что им не верят, дети ударились в истерику. Ведь всё, что они видели, они именно ВИДЕЛИ! Не придумали!

Круг посвящённых в то, что взрослые и так назвали бреднями, стремительно ширился. И закончился у психиатра.

А психиатр... ну увидел он то, что хотел увидеть. Что прописано в учебниках по психиатрии. И влепил всем троим диагноз, после которого им всем был закрыт ход во что-то более-менее приличное. Отныне их, даже если они выучатся, никогда и ни при каких обстоятельствах не возьмут на мало-мальски серьёзную работу. Разве что танцевать, танцевать и танцевать... Да и то при очень серьёзном пригляде со стороны "знающих товарищей".

А эти "знающие", особенно посвящённые в суть поставленного диагноза, бывают разные. И что характерно, именно вокруг таких талантов, всегда вьются люди откровенно бесчестные. Подлые. До ужаса подлые и своекорысные.

Ведь если имеешь ТАКОЙ сильный рычаг "управления", то с их точки зрения шантаж — самое малое что им позволяется. Ведь если шантажируемые бедолаги что-то попробуют сказать против, то ответ всегда будет один и тот же: "Ну вы же понимаете, — у них шизофрения! Они всё выдумали. Это у них такие галлюцинации. Вы же понимаете, что всего этого просто не может быть! Совсем не может быть! А мы же к ним со всей любовью и заботой!".

Короче: люди талантливые, с таким диагнозом, в руках подлецов, становятся, по сути, рабами. И не важно где — в Советском Союзе или в Америке. Сволочей всегда хватало.

Единственно что в Союзе с этим боролись на фундаментальном уровне. Через воспитание подрастающего поколения, стараясь изжить эти черты, как родимые пятна капитализма и прочие пороки. Ну и пригляд со стороны "органов". Но всё равно от этого никак не легче. Ведь диагноз-то НАВСЕГДА!

ЧЁРТ ПОБЕРИ!!!

— Осветитель слегка поигрался со своими фонарями. Вы как раз смотрели не на него, поэтому не видели. — продолжаю я "объяснять" как-оно-на-самом-деле-было. — Поэтому тени умножились. И нам показалась разная сказочная фигня. Ну как в кино! Ведь в кино тоже как-то изображают волшебство. Вот так и здесь. Нам показалось!

— Но было интересно! — улыбается Серёга, но по его глазам вижу, что разочарован. Ему так хотелось этого необычного, волшебного.

По глазам девочек — тоже самое. Мордашки кислые. Но лучше так, чем всю оставшуюся жизнь провести на её обочине. Несмываемое, ведь, клеймо!

Да, сейчас они ещё слишком маленькие, чтобы их лепет начали бы воспринимать всерьёз. "Ведь малыши всё время что-то выдумывают".

Ага, выдумывают. Так что если сейчас кто-то и проговорится, у остальных будет "объяснение". Моё. "Правильное". Или просто правильное. Ведь опасность всё равно не хилая.

Да, тогда это искажение реальности прошло значительно позже — когда мы уже учились в школе. Потому последствия были настолько ужасные. Ну а сейчас — авось пронесёт.

Нда... Накручиваю я себя.

По старой памяти. Прожитых жизней. Сколько это я уже раз повторился?

Нда... серьёзно испугался.

Но и всё-таки...

Само произошедшее — серьёзный симптом. Если повторится в ближайшее время, и возле меня — трындец! Ведь это означает, что... проход перед самопроизвольным разрушением этой реальности, последний. Дальше выкинет в какую-то другую, с резко меньшей вероятностью. И с совершенно иными "входными", которые я уже в большинстве знать не буду.

Короче херня!

— Ладно! Всё это фигня по сравнению с мировой революцией! — оптимистично заключил я. — Будем веселиться дальше... А чё ты морщишься?

Серёга как раз пытался размять себе мышцы на руках и ноге.

— Да вот, что-то болят. — пожаловался он.

— И у меня! И мне тоже... — пожаловались немедленно обе девочки.

— А! Это тоже всё фигня! — с апломбом произношу я и радуюсь, что так легко удалось увести их внимание от опасной темы. — Это потому, что мы мало двигались. Мало танцевали. Потому и мышцы болят. Будем больше танцевать — будут меньше болеть а после вообще перестанут.

Серёга недоверчиво смотрит на меня. Ведь болит у него сейчас.

— Ладно! Пойдём сказки почитаю! — машу я рукой и вся компания резко оживляется. Также как и остальные спиногрызы в группе, что услышали мою реплику.

Я вчера как раз предложил каждому из детей в группе притащить что-то из сказок. Это когда на меня "наехали".

Я тогда взял одну из книжек, что валялась на столе и лихо прочитал.

— Чё, читать умеешь? — спросил кто-то сильно недоверчивым тоном. Кажется, это был Карен. У него все эти заходы, что если он не самый лучший, то это очень плохо. Но, к чести и его, и его родителей, после таких "предъявлений", он не пытался загнобить "предъявителя", а сам принимался яростно учиться, пытаясь воспроизвести достижение.

— Ну да! А чё? Тута же всё просто! Ты же сам буквы уже знаешь!

— Ты всё выучил! — кидает Карен новое обвинение.

Кстати да: многие из деток, чтобы слегка смахинировать и получить свою порцию "поглаживаний", просто заучивают тексты — стихи чаще всего, — а потом просто декламируют смотря в книжку.

— Выучил — буквы. После выучил слога. А после — читать научился. — поясняю ему "технологию" научения читать.

— Врёшь!

— А ты другие книжки притащи!

Через полчаса я перечитал бахвалясь всё детское, что валялось в группе. Детки впечатлились.

— А ты другие книжки можешь прочитать?

— А как же! Ясно дело могу!

— А если мы из дома принесём? — прищурившись и подперев бока кулачками спрашивает Маша Бурлакова.

— А давай! — с энтузиазмом поддерживаю я это предложение. — Чтобы было много почитать!

— А ты прочитаешь? — не сдаётся Маша.

— Обещаю!

Мелкие не поверили. Но книжки принесли. Многие. Мне того чтива — максимум на час. Тоненькие книжки. Красочные. Больше буду не читать, а показывать картинки, что тексты сопровождают. Да и будет на чём своих из Четвёрки учить. Эти заражаются энтузиазмом на-раз! К тому же — вспоминают. Быстро и эффективно. Что мне и нужно.

В это же время, съёмочная группа обстоятельно и неторопливо грузила оборудование в свой автобус.

— Ты обратил внимание на то, как разговаривает заводила той Танцующей Четвёрки? — спросил режиссёр у осветителя.

— К-как-то нет. — с сомнением в голосе ответил тот.

— А ведь и правда! — отозвался оператор. — Чего это я сразу-то не обратил внимание?!

— А что там такое странное? Мне показалось, что вполне нормально говорит. — спросил осветитель.

— Так сравни как остальные говорят! — менторским тоном заметил режиссёр. — В их возрасте все говорят короткими фразами. Очень простыми. А у этого...

— Да. Речь богатая. — согласно кивнул оператор.

— И не только. Ты видел когда-нибудь детсадовца, который непринуждённо заворачивал сложноподчинённые предложения?

— А он... заворачивал? — с сомнением спросил звукооператор, пристраивая своё хозяйство на должное место в автобусе.

— Дык!... Ты же со звуком работаешь! — удивился режиссёр.

— Ну дык со звуком. А не с содержанием. — возразил звукооператор. — Ко мне есть претензии на качество записанного звука?

— Нет, но... — удивился режиссёр и сбился с мысли.

— Ну ты даёшь! — хмыкнул оператор.

— Всё просто граждане-товарищи! — сказал внезапно подошедший штатный диктор. — Я специально заглянул в группу. Посмотреть как они живут. И представляете что я увидел?

— Выдавай! — вальяжно махнул рукой звукооператор.

— Он там сидит в окружении детей своей группы и... — сделал драматическую паузу диктор. — Читает сказки с книжек!

— Э-э...

— Читает хорошо поставленным голосом, не по слогам. А в разговорном темпе, да ещё и с выражением!

— И что это должно означать? — менторским тоном спросил режиссёр, хотя и сам догадался сразу что. Ему хотелось, чтобы всё было озвучено для остальных.

— Он много читает. И, похоже, читает не только сказки. Но и художественную литературу. Взрослую.

— Истинно так! — поддакнул прятавшийся от ветра за автобусом Матвей Фёдорович и невольно слышавший весь диалог. — Он у нас Жюля Верна читает. Полное собрание сочинений.

— Отсюда и сложносочинённые предложения в его речи? И богатство лексики?

— А откуда же им ещё взяться? — задал риторический вопрос режиссёр. — Да, Матвей Фёдорович! Вас до дома подбросить?... Точнее до вашего квартала? А то там... дальше не проедем...

— Буду премного благодарен.

— Прорыв

В следующие месяцы мы танцевали, как говорится, "до упаду". Куда только нас не приглашали! И, что характерно, как раз на юбилейные торжества, устроенные местной партийной организацией, нас пригласили особо и первыми. Станцевать предлагалось на большой сцене в нашем городском ДК, что являлось для всех большой честью. Так что уклониться было никак нельзя.

Да собственно никто и не хотел уклоняться.

Особенно я.

Ведь сознавал прекрасно: сильный стресс, вызванный публичным выступлением, обязательно спровоцирует тот самый прогресс — ребята начнут "вспоминать будущее". Пока что в виде всё чаще и чаще всплывающих знаний, которых у них не могло быть. Ведь их серьёзно не учили читать, писать, считать.

По сути, сама память — это что-то типа голограммы. И если что-то запоминается, то изменения в этой голограмме, как ни странно очень малы. Просто один кусочек, встраивается в единое целое. Маленький. Но этот маленький кусочек провоцирует лавину изменений.

В результате, резкий всплеск развития интеллекта моим ребятам обеспечен. Также как и связанные с этим проблемы.

Но первой проблемой были сами танцы и опасения связанные с ними. Особенно на первом же выступлении. Ведь на этом концерте будут все "шишки" города. Как партии, так и Советов Народных Депутатов, не говоря уже о директорах мало-мальски крупных предприятий.

Поэтому родители боялись.

Боялись, что чада накосячат на почве сильного испуга и выйдет лютый конфуз "перед уважаемыми людьми". Не безосновательно боялись. Но тут уже я постарался чтобы тех самых косяков не было. Как это было, после вспоминали все.

И наша "Великолепная Четвёрка", и родители, которые сидели в зале вместе с этими самыми "уважаемыми людьми".

Привезли нас за час до выступления, обрядили в специально пошитые по этому случаю костюмы, и после краткого "инструктажа" повели к сцене. При пустом зале мы уже танцевали. Один раз. Исполнили сразу и "на пять", поэтому нас изнурять повторами и "репетициями" не стали. А так как вся организаторская часть была в диком цейтноте, посчитали, что "авось вытянут". Вставляли же нас в программу в самый последний момент!

Вот, стоим. Ждём. Возле нас, толпятся артисты самодеятельности, ждут своего выступления. Настроение у них приподнятое. Видно, что далеко не в первый раз пляшут на таких мероприятиях. Им уже привычно. Что не скажешь о нас.

На нас косятся, но стараются никак не задевать. Кто-то из организаторов постарался — приказали. Чтобы "ни в коем разе этих детей не расстроить и не напугать".

Ну мы что: спокойно стоим, скучаем. Смотрим из-за кулис как там другие выступают. Интересно ведь! Конферансье челноком снуёт туда-сюда, периодически, пробегая мимо нас подбадривает. Ему можно. Ему разрешили.

А вот наша "организаторша", которую к нам приставили, куда-то подевалась. Я предполагаю куда и почему. Но помалкиваю. Сохраняю спокойствие. Но вот друзья... Те, по причине отсутствия знакомых взрослых да ещё при затягивающемся ожидании, начинают слегка нервничать. Хоть и выступать — вот-вот. Оборачиваюсь вокруг на пятке, обозревая закулисье. Одёргиваю и так великолепно сидящий на мне костюмчик. И беру ситуацию в свои руки. Раз "ведущая-сопровождающая" куда-то надолго запропастилась. Понос её что-ли разобрал? Да не! Скорее всего "происки". Так что...

— Кароче, ребя! — став перед друзьями в "героическую позу" вещаю я, картинно размахивая руками. — Нам дают повеселиться. Ведь вы же любите танцевать?

Натали, Серёга, Люда — с энтузиазмом кивают. Настороженность куда-то мгновенно исчезает. Глаза горят. Вижу что танцевать танго им так нравится, что опасения, связанные с внезапной потерей нашей взрослой сопровождающей вытесняются предстоящим весельем.

Хотя ещё до них не дошло почему это им танец так легко дался — ведь просто вышли и начали танцевать. И вот пока ненужные сомнения не возникли, пока удивление и излишние вопросы взрослых не начали заплетать ноги-руки, мешая танцевать как надо, стоит увести внимание ребят как можно дальше в область "у нас хорошо получается и дальше будет получаться, потому, что мы веселимся". Нужно чтобы вот эти самые навыки, что ведут их через весь танец, воспринимались как "так надо, потому, что так должно быть, ведь именно так получается красиво и весело". Без прочих дурных "обоснований". А это стоит вбивать в головы хотя бы частым повторением. Чтобы воспринималось как само собой разумеющееся.

— Ну вот и замечательно! Красиво! Здорово! — подчёркиваю я, начиная даже слегка подпрыгивать, изображая энтузиазм. — Нас пригласили. Они тоже хотят веселиться. Взрослые хотят веселиться. Хотят веселиться вместе с нами. Будем веселиться вместе с ними. Хорошо?

— Да-а!!!

Кошусь на артистов, кучкующихся метрах в трёх от нас. Те с великим интересом слушают что я там такое выдаю. Аж все замолчали.

— Поэтому, как обычно становимся на сцене... — машу рукой в сторону пустой ещё сцены. — Ну, чуть ближе к тому занавесу, на котором вышита ёлка...

Ребята кивают.

— Я с Натахой ближе к дальнему краю, вы — поближе сюда.

Дружно поворачиваются в сторону сцены и смотрят. Кивают. Поняли.

— Главное сейчас весело станцевать. А после, как станцуем, посмотрим в зал. Как им всем понравилось.

И да, куда-то подевалась мадам, которая "организатор". То, что я сейчас говорю детям — должна делать она. Ну ладно... Среди этих тёток иногда встречаются феерически тупые, способные только одной фразой разрушить любой настрой. И сделать это из самых искренних и добрых побуждений. Так что хорошо что нет.

— Вообще, смотрите на меня. Как стану я на сцене, так и вы. Чтобы не мешать друг другу.

Кивают. Ведь я — главный заводила, "у которого всё всегда получается". А такое доверие дорогого стоит.

— А после, как станцуем, надо бы не забыть поклониться. Ну это уже потом. Ну, если и не поклонимся — и фиг с ним. Всё равно будет весело.

И тут прибегает мадам ведущая-сопровождающая. С вытаращенными глазами. Что характерно, на выступление нарядилась в модное платье, явно сшитом у хорошего портного. Даже знаю у какого. Так как он нам всем четверым шил костюмчики. Классно сшил! Быстро и качественно — в движениях не стесняют. А вот мадам в своём обтягивающем — разве что не спотыкается. Явно надавала портному ЦУ, Вот он и сшил, лишь бы отвязалась. И семенит теперь в зауженном чёрном платье с блёсками, балансируя на высоченных шпильках.

Девочки, глядя на эту эквилибристику, начинают подхихикивать. Я же надуваюсь от важности, привлекая к себе внимание. Ведь, типа-я-главный-тут! Я-то как раз с пониманием. Мандраж — это не про меня. Ведь у меня та, "старшая" память. С многими сотнями выступлений. Так что изображаю из себя громоотвод чужих страхов.

— Всё хорошо, Алина Климовна! — выпаливаю громко, лишь бы прервать паникующую "управляющую". — Нам уже объяснили куда и как становиться! Вы уже нас объявляете? Нам сказали, что выбегать на сцену строиться на танец — после того, как вы нам махнёте рукой!

Ясно дело, никто нам не объяснял. Это я придумал, чтобы оборвать панику и чтобы она не передала её нам. Та, пристально всматривается в моё лицо и по моей "сурьёзной" моське, понимает что детки заинструктированы насмерть. Кем — уже не важно. Потому что "поздно метаться".

Троица же за её спиной наоборот — веселится. Они уже настроились и чувствуют что я опять хохмить принялся, и всё это наиграно.

Тётка заметно расслабляется. Лицо у неё разглаживается. Она неуверенно улыбается, и уже уверенной походкой идёт к краю сцены, где кончается занавес. Чувствую, как Натаха вцепляется в мою руку. Продолжаю хохмить, изображая жеребца, который роет копытом. То, что надо! Все ещё больше настраиваются на веселье.

Наконец, объявление со вступлением заканчиваются. Раздаются осторожные аплодисменты и конферансье на торжественной ноте взмахивает рукой, поворачиваясь к нам. Сзади раздаётся топот и через дверь, ведущую к костюмерным влетает какое-то запыхавшееся чмо. Ну, я так его воспринимаю, так как он сверлит нам взглядом спины, когда мы выбегаем, наконец, на сцену. И ведь сверлит весьма недобрым взглядом. И бессильным. Что-то у него сорвалось. Ага. И я даже знаю что. Уверен что сорванный план — по отношению к нам.

Интересное дело: практически всегда, если "отдавить любимую мозоль" Киндюку, то он начинал мстить.

Мстить!

ДАЖЕ ДЕТЯМ!

Ну вот такой он человек.

А тут — пролетел его любимый сынуля по причине полного отсутствия таланта! И значит, по его "принципам", надо во что бы то ни стало остановить тех, кто талант имеет. Затоптать их в грязь. "Чтобы не высовывались!" — это его любимая присказка.

Сколько раз я это видел! И всегда исполнитель, за редким исключением, был другим. Как сейчас. Я впервые вижу этого типа. Но... зная, что так будет, подстраховался.

А как?

Пришлось долго ломать мозги и надоедать взрослым своими "фантазиями". Но так как рано или поздно взрослые таки начинали слышать "что говорит этот мелкий", то и действовать они начинали... Как правило.

Сейчас сработали. Тормознули негодяя, который должен был довести детей до истерики и тем самым сорвать выступление. Однако самое неприятное и постоянное, — вездесущий пофигизм взрослых. Ведь сейчас — конец шестидесятых, начало семидесятых. Это не двадцать первый век в капиталистической россиянии. Нет такой тотальной паранойи по причине того, что отсутствует изобилие негодяев с сорванной "крышей", что насилуют и убивают детей. А раз так, то и доверие к людям просто запредельное: "Ну что может взрослый сделать плохого ребёнку?! Вы слышите: Ребёнку!!!".

А ведь могли! И делали.

Не убить, не избить, не покалечить. А просто довести до нервного срыва, убедив малолетку в том, что он "ни на что не годен и у него ничего не получится".

Чаще родители. Реже — кто-то посторонний.

Были и идиоты-учителя в школах, что такое проделывали с собственными учениками, но их в педколлективах старались выявлять и выгонять с работы.

Но чтобы вот так, специально, послать к детям, дабы сорвать их выступление настроив их на поражение — нет.

Однако! Мне так повезло — нарваться на исключение. Типа Киндюка-старшего и тех, кого он "за плату малую" подряжал делать пакости.

Вижу, что хмырь что-то для себя решает и кидается к нам.

Тащу сильнее Натаху за руку и мы переходим на бег.

Серёга с Людой, так и не заметив угроз сзади, тоже срываются на лёгкий бег и хмырь просто не успевает схватить буксируемую Серёгой партнёршу. Рука пролетает в считанных миллиметрах от руки Люды. А мы уже на сцене. Люда так и не заметила что чуть не поймалась.

Что же хотел этот мудила, меня уже не интересует — мы становимся каждый на своё место, а за спиной хмыря вдруг появляется фигура в погонах. Милиционер? Хорошо бы.

Что там с ним происходит, я уже не вижу. Моё внимание это Музыка и Натаха. Здесь и сейчас. Всё остальное для нас перестаёт существовать.

Лихо оттанцовываем всё до последнего такта и замираем образуя фигурную композицию. Лицом друг к другу, с поднятой рукой. Несколько секунд изображаем из себя статуи при этом, каждый считает до пяти. Ритм задаёт ещё звучащая в ушах музыка.

Синхронно поворачиваемся к залу и дружно кланяемся.

В зале тишина.

Раз два. Мы выпрямляемся и снова поднимаем каждый свободную руку, салютуя залу. И только после этого зал буквально взрывается овациями.

Шок от того, что ТАКОЕ смогли станцевать детсадовцы, помноженный на идеально чёткое исполнение, породило не просто бурю аплодисментов. Кое-кто повскакивал с мест и принялся орать "Браво!". Люда таки пугается и резво прячется за спину Серёги. Серёга, видя такое выпячивает грудь заслоняя свою партнёршу, но на его лице удивление пополам со страхом. Натаха тоже от неожиданности чуть приседает, но тут я её беру за руку и стараюсь передать спокойствие через это рукопожатие. Повинуясь моему жесту мы вместе поднимаем руки.

Люда также видит что мы делаем, дико краснеет, вылезает из-за Серёгиной спины и повторяет наш жест.

Дальше на наше спасение бежит конферансье, успокаивать и продолжать.

В зале, поняв, что нас напугали, резко сбавляют обороты, но уже тише начинают скандировать "Молодцы" и дружно хлопать.

— Спасибо! Спасибо! — вклинивается в бурные овации конферансье и добавляет: — Это было их первое публичное выступление! Просим не быть к ним строгими.

И далее, уже тихо для нас, еле слышно.

— Ещё раз поклонились. Дружненько. Мо-лод-цы!

Мы снова берёмся за руки и кланяемся.

И вот именно в этот момент, что-то за сценой громко падает. Слышна возня и проклятия. Мы оборачиваемся по направлению к звуку. В зале тоже недоуменно затихают пытаясь сообразить что же там такое происходит.

— Всё нормально! — изображаю из себя малолетнего дурачка и радостно улыбнувшись, звонким голосом объясняю. — Там дядю-хулигана ловят! Он нас хотел задержать! Но мы от него убежали!

Зал взрывается хохотом. Подумали, что это такая шутка. Или чудак-малолетка шалит.

За сценой таки наступает тишина. Слышно, как кто-то кого-то таки скрутил и уводит. Милиция-ли, военные-ли — в нашем скромном городишке находится крупная воинская часть, так что может быть кто угодно. Главное, что того хмыря убрали. Уверен что именно того самого.

Скалюсь в плотоядной ухмылке своим друзьям. А меж тем залу показалось мало и они начинают скандировать "Бис!".

Конферансье, поворачивается к нам и быстро определив во мне главного тихо спрашивает: Ещё раз сможете?

Я оглядываюсь на Серёгу с Людой. Вопросительно смотрю на Натаху. Те в ответ смотрят на меня и ждут моего вердикта. Уже как-то по-деловому. Страха не показывают и это очень хорошо. Даже слишком хорошо! Так как совершенно нетипично для детей.

В голове мелькает догадка. Но о них — потом. Проверки — туда же.

— Да. Мы можем ещё. — уверенно заявляю конферансье.

И махнув рукой Серёге с Людой быстро перемещаюсь с Натали в начальную позицию.

Снова оттанцевали.

Снова вопли "браво", что уже нас не пугают.

Кто-то начинает канючить на "ещё раз", но конферансье за нас заступается и нас таки отпускают.

— Охренели! — вполголоса бурчу и возмущаюсь за кулисами. — Мы им что, лошади? Ну раз, ну два, но не двадцать два! Мы ещё дети!

Те артисты, что сейчас готовятся к выступлению и кто слышит мои экзерсисы зажимая рты, чтобы не было слышно в зале, покатываются со смеху. Из-за их спин выпрыгивает наша Алла Климовна (и как только на энтузиазме свои шпильки не поломала?!), ведёт в костюмерную. Мы же как цыплята за квочкой, гуськом следуем за ней. Уже на подходе к двери замечаю сильно озадаченное выражение лица у Люды и вспоминаю промелькнувшие во время выступления догадки.

"Пробило-не-пробило?" — загадываю я и чтобы удостовериться спрашиваю.

— Люда! Сколько будет пятнадцать умножить на шесть?

— Девяносто! — без пауз, на автомате отвечает Люда.

— Серёга! Сто двадцать пять умножить на восемь, сколько будет?

— Тысяча... — также на автомате отвечает Серёга и лицо у него также вытягивается. Ага. Сообразил. То ли ещё будет!

Алла Климовна резко тормозит и с ошарашенно оглядывается назад.

— Есть! — оскаливаюсь я в победной улыбке и изображаю жест "Рот Фронт".

— Нич-чего не понимаю! — икнув выдавливает наша "управляющая".

Есть интересная статистика. И стала она появляться где-то в начале двадцатых. В двадцать первом веке.

О детях, что вдруг в очень малые лета осваивали почти самостоятельно чтение, счёт, а дальше очень быстро учились, заканчивая десятилетку тогда, когда остальные переходили в четвёртый-пятый классы.

Эти дети не были из тех, на ком "родители ставили бесчеловечные эксперименты".

Да, и такие бывают, что насилуют детей, пытаясь вырастить из них вундеркиндов и тем самым калечат, перегружая им психику. Причём таких бедолаг много. И детей, сорвавшихся в дикую агрессию, или наоборот, заполучивших на всю жизнь страх перед учёбой и лютую депрессию, по причине вот такого неуместного энтузиазма родителей. Но я не о покалеченных.

Речь как раз об исключениях. О тех, кого не понукали. Кто учился сам. По собственному желанию, "на интересе". Кто потом и стал-таки реальным гением и "вундеркиндом".

Но те самые "исключения", после, уже во взрослой жизни, проявляли признаки того, что не только стали гениями но и... помнили о будущем.

Не все. Но были и такие — меньшинство из меньшинства.

Да, их считали "тронутыми", — "сошедшими с ума от избытка интеллекта".

Но вот какие же были рожи у тех, кто их считал сумасшедшими, когда предсказания сбывались!

Да. Это были те, кто вот так, как и Люда, Серёга, Натаха, получали доступ к иной вероятностной линии. К их памяти, но взрослых. Когда их же старшая память заставляла некоторые структуры мозга развиваться опережающими темпами.

Возможно, что в той реальности, из которой они вот так "неосторожно" взяли свои знания, они были самыми обычными и средними. Но ведь информация, она не только набор каких-то символов или образов. Но ещё, как я говорил уже, структура. Мозга.

А появившись эта информация задаёт развитие мозгу так как явно или неявно требует наличия нужных структур.

Что будет в результате?

Да, ускоренно будет развит нужный навык. Но на этом ничего не остановится. Ведь организм детский. Развивающийся. И программа развития, заложенная в генах, предполагает формирование структур мозга. Вот они и формируются, развиваясь дальше. От просто средних способностей к высшим. К гениальности. Пока не завершится цикл развития. Где-то в возрасте лет так двадцати пяти.

Да, и после тоже идёт развитие, но уже не такими быстрыми темпами и то, если сам человек продолжает делать усилия в этом направлении — что-то постоянно осваивает и изучает, становясь умнее.

Сволочь я, да?

Я делаю из своего окружения крепко спаянную осознанием инаковости и отличия от всех прочих, группу просто запредельных гениев. Да, я тоже такой же буду как и они. И судьба у нас ну слишком нелёгкая. Никогда у гениев не была судьба лёгкой. Сколько сгинуло в безвестности просто заклёванных и забитых тупым и завистливым окружением! Но я не позволю этому случиться.

Не в этот раз.

— Следующий шаг

Происшествие гортеатре без последствий не обошлось. Ведь тот дурак, что попался, он не просто попался, а оказал сопротивление. И уже этот факт показался всем не просто странным, а очень подозрительным. Ну граждане и "проявили бдительность", скрутили голубчика.

Тогда, в запарке, я не разглядел кто это. Ну глянул на него мельком так и вышел из-за кулис. В тени там только погоны мелькнули, я и подумал, что милиция. А оказалось, папаня Люды Меньшиковой — майор ВДВ. С нашей части. Как он потом говорил, "хотел подбодрить дочку, а тут такое происходит!".

Мы не заметили, как он вошёл. Но то, как засланец пытался схватить за руку его дочку — заметил. Вот и решил выяснить что за дела и по какому праву.

Хвататель запаниковал, так как понял, что его поймали на горяченьком. Тут ещё и сослуживцы майора подвалили. Короче дожали негодяя. Сначала просто словесно, но когда тот попытался сбежать, был схвачен, скручен и сдан в тёплые руки подоспевшего милицейского наряда. В несколько побитом виде, так как заподозрили в нём педофила, но этого милиция предпочла не замечать. Короче упаковали гада.

На допросе он сдал всех и всё. Назвал фамилию Киндюка. Тут же милиция поставила в разработку и этого крутого начальника. Но, Киндюк отбрехался типа, "знать ничего не знаю, и вообще я этого гражданина разве что пару раз в конторе видел и даже фамилию не помню". В деле отмазки от крутых неприятностей и знакомства помогли — "нажал где надо" чтобы милиция не спрашивала слишком уж настырно. Хоть и выкрутился, но репутацию пойманный ему подмочил изрядно. Так сказать, "осадочек остался".

Ну а мы, — мы герои! Ведь "как славно научились танцевать, что даже председатель Горсовета отметил!".

И да, отметил. По тем временам, почётная грамота, выданная каждому из нас, котировалась неизмеримо выше, чем в более поздние времена, когда их стали выдавать пачками, кому ни попадя и за всякую мелочь.

Родители тут же заказали дружно у моего деда художественные рамки, которые он и собрал за несколько дней. Технология там нехитрая: берётся уже готовая фигурная рейка под рамку, вырезаются куски нужной длины и скрепляется. По периметру, с лицевой стороны, прибиваются мелкие гвоздички Разводится что-то типа клейстера с добавками, кажется, цемента. Далее, с помощью миниатюрной формы на раму, вдоль дорожки из гвоздей, клеится рельефный узор. Как только этот немудрёный раствор высохнет, он красится золотистой краской, а поверх, всё покрывается лаком. Осталось только высушить, вставить стекло и подложку. Дед так все свои картины в рамку определял — только своими силами. Заготовки-рейки, ему поставляли откуда-то из райцентра, так как он крупный художник.

Я с удовольствием наблюдал, как дед всё это собирает. Мог бы и помочь, но он пока мне не доверял, "за малостию лет".

Но когда всё высохло и грамоты были поставлены под стекло, настало время и вручить их. Всю стопку взяли в садик. И там, "в тАржествИнной апстаноффке", вручили родителям.

Угум! Мы стояли рядом. Нам не полагается.

Впрочем, когда настала пора фотографий, нам таки на пару минут дали подержаться. Фотограф местной многотиражки делал. Вот так и получилось, что на фото были запечатлены мы "под ёлочкой". У меня — ехидная улыбочка, у Натахи — удивлённо-растерянное лицо. Андрюха — настороженный взгляд на фотографа, Люда — с непередаваемым выражением типа: А-а что мне делать? Радоваться? Печалиться? Или сделать торжественную мордочку?

После нам достались оригиналы фоток. В том числе и те, что не пошли в номер. Фотограф постарался. Спасибо ему — хорошая память... для родителей.

Я же продолжал изгаляться над реальностью. Тем более, что если она уже трещит по швам, и признаки обрушения есть то... уже не до политесов и "хитрых ходов".

Последние дни я проверял что же всё-таки наши "вспомнили".

Понял, что читать умеют и бегло. Считают устно. Все действия арифметики выполняют чётко, без ошибок. Но!

Уже сейчас стал замечать, что на нашу четвёрку косятся. Считают "задаваками" и "хвастунами". Пока что считают, но накал "требований" и обвинений всё нарастает. Кому-то завидно, кто-то реально думает, что мы врём. И у всех чешутся кулаки. "Чтобы указать этим задавакам их место" (С), ну ясно дело это Киндюк-младший.

Один только Кашин попытался перевести слова в действия. Но случился я, и когда этот баран уже нёсся на Люду с Натахой — выбрал же цель, что сдачи не даст — я просто подставил ногу. Гром падения был такой, что мигом примчалась воспиталка чтобы немедленно всех "построить". Ну и когда очередной раз "отбывал заключение в углу" под сочувствующими взглядами Серёги, Люды и Наташи, понял, что пора. Как-то события понеслись вскачь. Ведь в прошлые проходы, вся травля начиналась минимум на два года позже.

— Серёга! — позвал я друга. Тот как раз что-то пытался нарисовать на листочке размером чуть больше двух его ладошек.

— А?

Физиономия у него сейчас растерянная. Видно очень углубился в дело. Надо будет посмотреть что же это такое он там чертил. А вдруг что-то нетривиальное и намного превосходящее его физический возраст!

— Серёга! А у тебя дома есть кепка с козырьком?

— Е-есть! — оживился он и показал рукой. — Во-от с таким козырьком!

— То, что надо! Завтра притащишь в садик?

— Но ведь сейчас зима и холодно!

— Та не! Придёшь в своей меховой чтобы уши не отмёрзли. А кепку притащи в кармане. Будет весёлая игра.

— А почему не ты?

— Я тоже притащу. На нас четверых, нужно две кепки, чтобы хватило.

— Понял!.. Люда-а! Завтра будет весёлая игра! Лёха покажет.

— А почему не сего-одня-а?!!

Закономерный возмущённый вопль. Причём Натаха, хоть и промолчала, но видно, что солидарна. Упёрла кулачки в пояс и с осуждением смотрит на меня.

— Да нужно кепки из дома притащить. Мы притащим. Но завтра.

Девочки расслабляются, переглядываются и улыбаются. Но тут входит воспиталка — Нина Андреевна. И Киндюк, "как самый честный" и "самый правдоискатель", нас немедленно закладывает.

— А Лёшка не слушается! Он с теми разговаривает!

И указывает на Серёгу с Людой и Натальей.

Причём вот это "с теми" у него как-то по интонации получается как осуждение, презрительно. Не "с ними", а именно "с теми". Типа: "предметами, не стоящими упоминания и именования".

Нина Андреевна смотрит на меня с осуждением и назначает ещё полчаса "каторги".

Фи! Испугали ежа голым задом! Ну "постою" я тут, в этом уютном уголку! Мне-то ничего не мешает качать свои хиленькие мышцы.

Минут через пятнадцать про меня снова вспомнили: Киндюк снова подкрался к воспиталке, что-то объясняющей детворе и опять нажаловался.

— А этот... он в углу прыгает!

Нина Андреевна рычит на меня:

— Алексей! Ты наказан! Прекрати прыгать!

Непривычно. Резануло аж по нутру. Что-то из инстинктов мальца, что ещё в этом тельце не изжиты и не переработаны. А они прямо диктуют: взрослым надо подчиняться беспрекословно. Аж перехватило дыхание из-за внутреннего конфликта. Перестаю прыгать и мрачно смотрю на Киндюка.

Тот злорадно скалится в ответ.

Медленно, демонстративно сжимаю кулак и показываю этому засранцу.

На секунду на его холёном и спесивом личике мелькает страх. Но он быстро приходит в себя и принимается снова тормошить воспитательницу.

— Ну чего тебе? — возмущается та.

— Он мне угрожал! — почти с радостью докладывает гнида.

Воспитательница тяжко вздыхает и пытается меня придавить "тяжёлым взглядом". Но я уже в себя пришёл и сам уже весело и нагло пялюсь на неё в ответ, сверкая всеми зубами в широченной улыбке.

— А ну быстро повернулся лицом к стене!

— Бу-сделна! — браво и придурковато отвечаю я, отдаю по-военному честь ладонью и поворачиваюсь чисто строевым приёмом на сто восемьдесят градусов. То, что "к пустой голове...", я, конечно, знаю. Но раз дурачусь, и мало кто знает эту тонкость (а воспиталка если и знает, то наверняка считает что именно я не знаю) — всё более чем хорошо.

Вечером меня ожидает "рык и гав". Воспиталка естественно нажаловалась на моё якобы непослушание моей маман. Но тут вышел эпический облом: на беду Нины Андреевны случились Серёга, Натаха и Люда. А те аж взвыли дурным тоном и хором!

— Непра-авда!

Воспиталка опешила.

— А ну-ка, ну-ка! — неподдельно заинтересовалась моя маман. Да и родители всех троих тоже навострили уши и благосклонно кивнули своим чадам на выдачу свидетельских показаний.

И понеслась!

Как там родители вычленяли в общем гвалте всех четверых — я тоже присоединился — что там реально было или не было, загадка! Но, выяснили.

Родители "хором" смерили осуждающими взглядами воспитательницу, которая к этому времени густо покраснела. Сработала таки рацея: "Устами младенца...". Ага.

— Интермедия

А на следующий день четверо детей в детском саду играли в странную игру. Играли сначала парами, а потом все вместе. В парах это выглядело так: один надевал кепку с козырьком, второй же должен был внезапным и быстрым движением снять кепку с головы играющего.

Но что отметили сразу все воспитатели, что видели эту игру: дети поразительно быстро учились. И уклоняться, и выхватить за козырёк кепку противника. Вскоре, уже шла не просто игра. Всё напоминало какой-то дикий танец. С обманными движениями руками, ногами, телом. С быстрыми и резкими переходами с места на место.

Каждый раз, когда у детей появлялось свободное время для игры, свободное от занятий по подготовке к школе, они немедленно возвращались к этому странному танцу.

Но что стало понятно весьма не скоро, — они чему-то учились. Весело.

Но вот чему УЧИЛИСЬ?

Рано или поздно это должно было случиться: Кашину надоело мельтешение и то, что веселятся без него. Он пошёл в атаку. И попытался ударить. Опять девочку. На этот раз Наталью.

Он подскочил почти вплотную к ней.

Широкий замах, удар, и... мимо!

Наталья как-то очень ловко, танцуя уклонилась от удара рукой, скользнула за спину забияке и легонько того толкнула в спину. Кашин нелепо взмахнул руками и неуклюже упал на четвереньки. Это его ещё больше разозлило. Он подпрыгнул и попытался сбить с ног противницу. Но та снова легко уклонилась. И снова лёгкий толчок. На этот раз в плечо вниз. И с неизмеримо более серьёзным эффектом — драчун полетел кувырком! Ничего не ушиб, но пришёл в дикую ярость.

Что-либо ему уже не дали сделать набежавшие воспиталки. Визжащего и брыкающегося Кашина уволокли подальше от жертвы, мягко перехватив за пояс. Как мешок картошки.

— Что за дичь у нас в садике творится? — запыхавшись и отдуваясь после установления хулигана в угол, выговаривала Дина Петровна Нине Андреевне. — Ты понимаешь, что Алёшка своих снова учил?

— А то ж не понять?! Как ведь танцуют! Как!!!

— Это не танец. Мне про такое говорил ещё дед. Он называл это словом "кач".

— Это что?

— Это из драки. Лёшка учил своих драться.

— Но ведь он никого не учил махать кулаками!

— Не учил. Он учил своих уклоняться от таких ударов. Мне дед рассказывал о чём-то подобном. О таком же методе обучения.

— Ты так считаешь? — неуверенно спросила Нина Андреевна.

— Надо бы попытать нашего художника. Дедушку Лёшкиного. Наверняка это от Матвея Фёдоровича. И каков же стервец, а? Этот Лёшка!

— Но ведь он своих... Своих-то защищает! Учит защищаться... — удивлённо сказала Нина Андреевна, до которой наконец-то дошёл весь смысл сегодняшних "танцев" той самой компании детей, что уже назвали "Великолепной Четвёркой".

— Интеллект под запретом

Всегда так было, начиная со второго "прохода" подметил и осознал: сначала — всё очень легко и просто. Ведь вспоминаешь что было в предыдущем прохождении (тут только перетерпеть головную боль), а дальше... Дальше начинались трудности. И хорошо, если не фатальные.

Один раз — какие-то идиоты, просто не стали слушать и проверять реально ли чадо знает больше четырёх действий арифметики и записали в психи. Что неприятно в этом варианте, против работает недоразвитось мозга. Хоть и память есть, но с критическим восприятием действительности изрядные проблемы. Да, мозг в случае прихода "старшей" памяти, начинает развиваться в ускоренном темпе. Развиваются весьма специфические для интеллекта разделы мозга. Но ведь не сразу! А жить с клеймом психа — это навсегда.

Если в карточке записано, что у человека в детском возрасте были какие-то психические отклонения, то и слушать всерьёз ни в каком случае не будут. Даже если субъект проявляет исключительное здравомыслие, причём всегда.

Поэтому...

Первое Сентября. Мы, наконец-то идём в школу. Дружненько. Всей четвёркой. Точнее, уже пришли и ждём торжеств, а они, "по техническим причинам", задерживаются. Мы все разнаряженные стоим на спортивной площадке школы. Собрались своим кружком, подальше от всяких знакомых и незнакомых. Секретничаем.

— Мы учимся сами. Но об этом — никому! Это — наша тайна! — внушаю я своим.

— Это... игра такая? — спрашивает Сергей.

— Да. И если мы играем, то другим незачем знать во что играем. У нас всегда хорошо получалось. И получится теперь.

Вокруг бегают будущие первоклашки. Кого поймали родители — тех принаряжают, приглаживают и поправляют одежду, чтобы чадо на будущих фотографиях выглядело на все сто. Кто не поймался — бегают кругами друг за другом. К чему такой праздник? Так ведь Первое Сентября! И скоро мы пойдём "В Первый Раз — В Первый Класс!".

Ну да... кому — "в первый раз", а кому... чёрт! Я уже со счёта сбился! Ведь были и "мёртвые проходы".

Последним термином я назвал такие обороты временного кольца, где я просто не помнил что было. Помнил, что "оборот" был. Но что там было — нет. Разве что был уверен, что катастрофа повторилась. И сколько таких оборотов, что я сейчас не помню не только что там было, но и вообще что они были, — уже никогда не узнаю.

Ну, по крайней мере, десять-двенадцать этих самых "в первый раз" уже было. Точно было.

Мы здесь даже среди этой дикой толпы суетящихся вчерашних детсадовцев, выделяемся... даже не как белые вороны. Стоим тихо, спокойно, отдельно от всех своей четвёркой. И вокруг нас — как будто мёртвая зона. Почему-то никто из первоклашек даже не пытается подойти к нам близко. Чуют? Хищников?

Да, хищников. Потому, что я уже накручиваю своих: если хотите, чтобы всё было хорошо — держимся вместе и всему хулиганью даём отпор сообща. И не важно сколько их будет — один или несколько. Только вместе!

Что-то такое, особенное у нас в глазах уже есть, что даже взрослые, на что они уже отупели насчёт считывания "тонких движений души детей", но и то чувствуют. Поглядывают. Ровесники-то чувствуют на подкорке. А вот взрослые... Встречаются разные. Так что, памятуя все неприятности прошлых прохождений, готовлю своих прямо сейчас к роли.

Не белых ворон, а белых... волков. Или лис.

Которые порвут всех, кто на них даже просто косо посмотрят.

К сожалению, иначе никак. Потому, что школа наша — "в плохом районе".

Пока-что "чинят звук". Что-то там оборвалось-поломалось в звуковой аппаратуре, так что вся толпа и родителей, и школяров бесцельно бродит вокруг. Без музыки и песен. А мы просто тихо и спокойно стоим. И вокруг нас — круг отчуждения.

Наши родители этого не замечают — у них свой междусобойчик. Собрались все вместе и, как оно водится, без нас за нас нашу судьбу предрешают. Мы, по их мнению, при них. С нами ничего страшного или просто нехорошего не происходит, ничего нам не угрожает, — значит можно временно забыть и заняться чем-то очень увлекательным. Ну, например, за определение нашей дальнейшей судьбы.

А мы что? Нам хорошо — к нам никто не цепляется, ничто не пытается навязать. Единственно что отсутствие контактов, вижу, что моих ребят несколько напрягает.

О! Даже взрослые на нас коситься начинают. Заметили. Обратили внимание что "что-то тут не то". И действительно: большинство первоклашек, если и пытается "беситься", то постоянно оглядываются на родителей, как бы спрашивая разрешения-одобрения, а иногда и ища защиты. Последнее потому, что они в новом месте, среди очень большого количества совершенно незнакомых взрослых и детей.

Вот один из родителей на нас пристально пялится. Второй. Третий.

Начинаются переговоры с соседями и знакомыми. На нас кивают.

Слышу разговорчики.

— Странные дети какие-то... — морщится чья-то мамашка. — Стоят, ни к кому не подходят, ничего не делают... молчат!

Ну, насчёт "молчат", это она зря. Всё что надо просто уже обговорили.

— Да, — отвечает ей товарка, — и какие-то они слишком спокойные. И... их... смотри-смотри! Все сторонятся! Они что, прокажённые?!

Медленно оборачиваюсь в их сторону и посылаю одну из своих улыбочек. Парочка мамашек вздрагивает. Разве что пятиться не начинают. Впрочем, "всё под контролем". Вижу как к ним медленно приближается одна из мамаш тех, кто ходил с нами в садик.

— А, эти... — жмёт плечами та. — Так это же та самая "великолепная четвёрка"! Разве не слышали?

Да, о нас слышали. Теперь на нас смотрят не со страхом, а как на музейную редкость. Ну... это уже совершенно другое. Пущай! Тем более, что у меня на это есть заготовка.

— А чего бы нам не потанцевать? — спрашиваю я и встречаю три удивлённых взгляда.

— А чо?! "Три притопа — три прихлопа!". — предлагаю я. Танец выглядит как игра в ладушки. А названа... коллективным творчеством всех нас: так сказать, развитие изначального варианта. Тем более, что всем нравится. Да и "поднятие самооценки в незнакомой обстановке".

Ставим свои портфели в центр круга. и... медленно начинаем, постепенно ускоряясь.

Я наблюдаю за окружением. Это мне не мешает танцевать. Ритм всегда затягивает и одно движение, влечёт другое и так по кругу. В круге.

Вот! То, что надо! Через полминуты, большинство бесцельно носящихся вокруг малолеток, увлечённые ритмом, начинают либо сами хлопать в такт, либо вообще пытаться повторить за нами. Особо усердствуют девочки. Ну эти всегда в "ладушки" горазды наяривать. Чего бы ещё и не с танцем?

Наверное именно так, на заре человеческой истории, наши древние предки устраивали ритуальные танцы. А наш танец чем не ритуальный? Что-то в нём есть такое, архетипическое. Что-то он такое цепляет в глубине души.

Пять минут танца слегка утомляют, но когда останавливаемся, вся окружающая толпа разражается бурными аплодисментами.

Вот этого и добивался! Они забыли свои прежние опасения и подозрения. И теперь считают, что всё так и было задумано изначально. Что именно к этому мы готовились. Ага. Щаз! Но пускай и дальше так думают. Мне бы своих защитить.

Дружно кланяемся, вызывая умиление у мамаш и удивление у отцов семейств, которые нас ещё не знают и не видели.

Наконец над спортивной площадкой раздаётся дикий визг и скрип усилителя. Толпа вздрагивает и оборачивается в сторону стола, застланного красным бархатом, возле которого суетятся монтёры. Поскрипев громкоговорители, наконец разражаются бравурными маршами, перемежаемые праздничными песнями в исполнении детского хора — это кто-то у проигрывателя, на пробу иголку звукоснимателя по пластинке переставлял на разные дорожки.

Хаос брожения постепенно преобразуется в упорядоченное движение. Вся школа строится по периметру спортплощадки, по классам.

Нас, — первоклашек — строят отдельно. С родителями. Я же, внимательно осматриваю всех, ища знакомые с прошлых прохождений лица. Некоторые всплывают в памяти сразу под аккомпанемент лёгких уколов головной боли. А иные... просто подождать надо.

Вообще праздничная обстановка заражает. Приподнятое настроение, светлые лица. Гордость.

Как оно всё... Хорошо!

И каждый раз, я натыкаюсь на то самое ощущение — на то, что дико истосковался именно по этому именно праздничному настроению. Нет в этих праздниках чего-то сильно фальшивого, что было в тех праздниках. Постперестроечных. Буржуазных. Где все устроители изгилялись как могли, натаскивая "проверенные" шаблоны из-за рубежа. А проверенные, ясное дело где? На Западе. В США.

Но там другая культура. Мы, по отношению к тем же штатовцам — инопланетяне. Они нас никогда не понимали и так и не поняли. Пока не уничтожили под корень.

Они не понимали, что вот такие праздники — они у нас в крови, в духе народа. И они органичны. Не приемлют каких-то там купи-продажных или там совсем уж "сексуально-раскрепощённых" текстов и подтекстов. Праздники — они от души, несмотря ни на какой официоз, "без которого нельзя". А души у нас с западниками СЛИШКОМ РАЗНЫЕ.

Вот и сейчас — даже такая мразь как Лёня Вострецов, который уже в школе прославился тем, что курил прямо на уроке, глумился над учителями, открыто на них плюя — в буквальном смысле слова, — грабил и избивал своих же одноклассников... Чувствует эту атмосферу и поддаётся ей. Ему, сейчас также как и всем — хорошо. Это после, когда начнутся реальные ученические будни, а не как сейчас имитация... Вот тогда он и продолжит свою эволюцию гнили. Не сейчас. Возможно, даже после всех торжеств сегодня же, но не сейчас.

Внезапно один из устроителей подходит к нашей четвёрке. Немедленно подтягиваются и наши родители. И начинаются уговоры. Уговоры, побыть "звонарём". Ведь традиция — лучший ученик школы, несёт первоклашку из лучших же, которая звонит. Серёга тут же скривил такую физию, что от него тут же отстали — маман его тут же руками развела. Знает сынулю. Тот если упёрся, то УПЁРСЯ. Я также всеми конечностями отмахиваюсь хоть и не спрашивали.

Люда — просто прячется за спину своему папе, повергая его в изумление и смущение. Ведь целый офицер при мундире и регалиях а тут такой афронт со стороны дочурки.

За неимением других кандидатур — я, почему-то на их взгляд не подхожу так как даже не настаивали, — взоры устроителей упираются в Натаху. На ту немедленно нападает ступор, что воспринимается ими как колебание и возможное согласие покататься на плече лучшего ученика. Начинают хором её уговаривать. Та, бедная, аж голову в плечи втянула.

Протискиваюсь между взрослыми, становлюсь рядом и сжимаю Наташину ладошку. Та вздрагивает. Оборачивается ко мне ища взгляд и уже достаточно уверенно и бодро мотает головой.

-Та что ж такое?! — Восклицает завуч по воспитательной работе. И оборачивается к родителям. Те просто молча разводят руками.

— Они упрямые! — посмеиваясь говорит Наташин папаня. — Если решили, то всё!

— Да! — гордо заявляю я, честно смотря в глаза завуча. Та с великими сожалениями переходит к другой "жертве". Эта "жертва" как раз не возражает. Наоборот, по виду мордахи сильно недоумевает, почему мы отказались от такой чести. Ведь сразу показать себя всем в школе! С первого дня! Ну, Танюха Величко всегда была с амбициями. И мы не против.

Да, мы её как-бы ещё не знаем. Эта очень гордая личность была в другом садике. Но... учиться будет в нашем классе. Потому-то Я ПОМНЮ. А наши... наверное что-то почувствовали.

Дальше как обычно — бравурные марши, торжественные речи, представление "нового пополнения", то есть нас, первоклашек. И Первый Звонок.

Вся сияющая и надутая от гордости, Таня Величко, сидя на плече десятиклассника, объезжает весь строй энергично тряся древним бронзовым колокольчиком.

Но на этом всё не заканчивается.

Дальше фотографии на память. Как групповая — весь класс с нашей Классной Дамой, — так и поодиночке. Снимают каждого с одним и тем же большим букетом хризантем — который передаётся как эстафета, — ну и большим кожаным портфелем, который... позаимствовали у меня!

Стоим, веселимся, ждём когда наша очередь будет. И тут снова привалила завуч по воспитательной работе. Снова по наши души. Снова ей нужно что-то с нас и наших родителей. Но родители у нас уже учёные. Так что отбиваются от разных "предложений, от которых нельзя отказываться" весьма успешно и быстро. За что им бо-ольшое спасибо! Ибо нехрен! Затанцуют нас вусмерть! Ведь "и там надо показать себя, и тут... и вообще вон по тем заведениям...".

Но, судя по сильно довольной мине нашей "воспиталки" она всё равно осталась "при своих". Ведь мы-то учимся в этой школе! А значит все достижения, что мы будем несомненно иметь — в счёт школы и её самой. Представляю, как она уже в уме распределяет куда будет лишние деньги девать с премий и повышений.

— Чего лыбишься? — слышу я над ухом тихий голос бати.

— Так тётя с нас сколько денег поимеет на разных премиях и медалях! Ты же сам вчера говорил!

Батя ехидно ухмыляется и не находит что дополнить. Я же краем глаза замечаю появление у нашей "съёмочной площадки" Миши Гордеева. Личности злобной и тупой. Слишком уж его родители тетешкали. Да и почти дебил он. Отсюда его мания брать всё силой невзирая на всякие нормы морали. Он просто приходит и берёт. А если ему не нравится что-то — просто "в морду!". С его-то силой ему сходило долго с рук. Но сейчас он выглядит в своих шортиках и белой рубашечке, да почти в ноль постриженной русой головой даже очень благообразно.

— Чего узрел? — пристаёт снова батя.

— Да вот, батя... Видишь того что сейчас фотографируется... Злобный. И дебил.

— С чего взял?

— Чувствую.

Батя лишь с сомнением качает головой. Но в это время Мишка меняет выражение хари на своё привычное — исподлобья и злое. Немедленно вмешивается его мамаша, прося "Мишеньку" не хмуриться и улыбнуться. На несколько секунд Гордеев поднимает голову и оскаливается. С натяжкой, конечно, сей оскал прокатил бы у кого за улыбку.... Но я то помню что это за скотина.

Батя, наблюдая за пантомимой объекта, хмурится. Видно признал-таки правоту моих "ощущений".

— Если будут проблемы со стороны этого — немедленно сообщай! — понизив голос и нагнувшись надомной говорит батя.

— Буду. Если сам не разберусь.

— Не пытайся. Я таких знаю.

— Имел опыт?

Батя прищуривается, а я соображаю, что веду себя слишком по-взрослому.

— С таким же учился? В школе? — сделав харю попроще спрашиваю я.

— Да. — нехотя говорит батя. — Он одного из нашего класса убил в седьмом.

— Хорошо. Буду сообщать. — изображаю из себя паиньку и батя успокаивается.

Минут через пять снова посмотрел на отца. Тот всё также хмурился. Видно я ему изрядно попортил настроение, напомнив о делах давно минувших дней.

И вот фотографируется Натаха.

Ослепительная улыбка!

И как это у неё всегда получалось, вот так: чуть склонённая вперёд голова, улыбка, гордая осанка и... впечатление как от лисы. Хитрющей и довольной жизнью.

Впрочем, склоняя вперёд голову многие компенсируют природный недостаток — чуть загнутые вниз краешки губ. Тогда, при чуть склонённой голове, при улыбке она получается... не зверской, а реально похожей на добрую улыбку. Но у Натахи этого недостатка — с уголками губ — нет. И она знает эту особенность. Потому и пользуется усиливая эффект от и так очень симпатичной улыбки.

Серёга. Этот как всегда постарался улыбаться. И как обычно — перестарался. В результате получилась физиономия завзятого хулигана. Ну... лицо у него такое. Многие на это ловятся... ловились... будут ловиться. Эдакая смесь наглости, дерзости и силы. Он всегда был сильным.

А вот и Люда.

У неё всегда получались фото, на которых она выглядит то слегка удивлённой, то кондовой светской дамой из исторических фильмов. Эдакая надменная фря голубых кровей в -надцатом поколении. Это она маман свою копирует. У той часто такое пробивает. Особенно когда она вспоминает, что является дочерью весьма не мелких инженеров — остепенённых и обильно награждённых государством.

На этот раз как раз фря и получилась.

— Вот! Эта девочка учительницей станет! — умилилась одна из родительниц.

И, кстати да, чуть не стала преподавателем в университете. Биологический факультет. Отделение микробиологии. Доцент... была.... И докторскую написала. Только защититься не успела.

И моя очередь.

Фотограф смотрит в видоискатель. Отрывается, смотрит на меня. Снова в видоискатель. Тросик спуска из рук ни разу не выпустил. Поднимает голову и выдаёт.

— Парень! Ты что, на прокурора тренируешься? Сделай лицо попроще!

Родители, собравшиеся вокруг разражаются хохотом.

— А может у него папаня и есть прокурор? — делает предположение один из толпы. — Или следователь прокуратуры?

Батя хрюкает в кулак, а я, от такого предположения разражаюсь хохотом, вслед за родителями. Хитрый же фотограф делает несколько снимков, пока все расслабились. И что-то мне кажется, что и первую мою физию, когда я сильно задумался и потерял контроль за выражением лица, тоже запечатлел, чтобы потом создать ряд. Помню его. Хорошо. Он не раз делал именные выставки в нашем ДК — отменный фотохудожник.

Ну и наконец, нас ведут по классам. Дружно, строем. Все как в детском саду на выгулах, взялись попарно за руки и нас повели. Учительница наша первая — сухонькая, с добрым взглядом, предпенсионного возраста женщина. Не из тех, кто звёзды с неба хватает, но из тех, кто на своём месте.

Она всю жизнь проработала на этом посту. И сотни ребят после неё обрели, как бы это ни напыщенно звучало, "путёвку в жизнь". Ведь кем станет ученик в школе, после окончания начальных классов — определялось именно работой таких вот "сереньких и незаметных". Тех, кто самоотверженно "тянул лямку", как она — с изломанной войной судьбой. Ведь её молодость пришлась на её начало и конец — 1920-го года рождения.

Муж отправился на фронт в 1942-м. И сгинул там. Её ребёнок — девочка, погибла зимой 43-го от воспаления лёгких. Она на нас расточала всё то, что полагалось на своих детей. Она нас считала своими. Добрая, заботливая. Воистину — героиня нашего времени. Жаль что вот таких не отмечали. И в большинстве своём быстро забывали. А следовало бы помнить. Вечно. За всё то добро, что она заложила в нас и которое мы, в большинстве своём так и несли по жизни.

Рассадили нас по партам быстро. И пока мы привыкали к своим местам, Александра Витальевна, так звали нашу учительницу, тихим добрым голосом рассказала как мы должны вести себя на уроках, что будет на уроках, чему нас научат.

Вся ребятня слушала её затаив дыхание. Даже те, кто станет после двоечниками и хулиганами, попортив немало нервы этой добрейшей женщине.

На доске было красивым, каллиграфическим почерком написано "1 сентября". Сама доска блестела. Оттёртая до своего изначального цвета. Даже несмотря на заслуженные потёртости, что за годы на ней накопились.

Одна половина доски была разлинована под написание букв и слов — в косую линейку. Вторая — под математику. В клеточку. У нас у всех сейчас были такие же тетрадки. Одни в косую линейку, с двойными горизонтальными линиями, чтобы школяры изначально привыкали и к наклону букв и к высоте. Как раз верхняя линия указывала до чего надо вести.

Александра Витальевна, стояла чуть левее доски, аккурат напротив прохода между первым и вторым рядами. Она как раз прошлась по каждому из рядов, показывая каждому что и где должно лежать и как полагается держать руки во время урока.

Нашу четвёрку, кстати, постарались не разлучать и посадили всех вместе: вторая и третья парта центрального ряда — наши. Я с Серёгой сидим слева. Наши девочки — справа.

Натаха с круглыми, удивлёнными глазами так и сидела — сложив руки как положено и не сводя взгляда с учительницы. Люда, снова вспомнила маман и изображала из себя аристократку на приёме у королевы. Серёга же... чего-то мялся. Видно было что его что-то беспокоит, но спросить не решается.

— Здесь мы научимся читать, писать, считать... — проникновенно вещала Александра Витальевна.

И тут, в ту самую паузу, которую учительница всегда делала, чтобы сказанное доходило до учеников, таки вклинился Серёга.

Он неуверенно поднял руку.

— Да, Серёжа. — обратилась учительница, разрешая жестом ему говорить. — Что ты хотел спросить?

— Э-э... Ну-у... Александра Витальевна! — начал он неуверенно. Но потом выпалил. — А что нам делать, если мы уже давно умеем читать, писать и считать?

— А кто "мы" Серёжа? Ведь ты не только о себе говоришь.

— Да мы — "Великолепная четвёрка"! — брякнул Серёга.

Сидим. Тишина гробовая.

Класс от такого заявления откровенно окосел.

Те, кто из нашего садика — те знают, как именно нас называют взрослые. А вот остальные... Да и вообще — по меркам пацанвы, такие заявления за гранью приличий. Это и задавака", и "хвастун", и "воображала" и много-много ещё подобных и сильно нелестных эпитетов.

Да и последствия не менее. Ведь вся шпана школы нам прохода не даст. И нашего возраста, и старшаки. Особенно дебильные старшаки, что имеют маленькие мозги, но большие кулаки.

Александра Витальевна заинтересованно смотрит на меня. Ведь я "заводила" нашей тёплой компашки. Я же понимаю, что мы все влипли. Из-за длинного языка Серёги.

Вот неймётся ему, правдорубу! Ведь что дальше будет? Когда выяснится — а ведь не просто выяснится, а ВЫЯСНЯТ УЧИТЕЛЯ! — что мы не просто так умеем писать, считать, читать, а читаем бегло, считаем быстро...

— Ну всё! Шах и мат! Спалили контору! — от досады вырывается у меня.

Натаха с Людой удивлённо смотрят на меня. Ещё не со страхом. Потому что не поняли последствий сказанного.

— Худшее начало

Последствия наступили на удивление быстро.

Уже на перемене к нам подошёл один из учеников класса — Алексеев — и злобно ткнув в грудь офигевшему Серёге, неприязненным тоном заявил.

— Ты! Задавака! Ненавижу.

— И что с того? — постарался индифферентно спросить Серёга.

— А я это не люблю! Когда задаются! Я их бью!

— Будешь нас бить за то, что мы умные?

— Заткнись ур-род! Ненавижу! Задаваки! Буду бить! В морду.

Что характерно, этот типус, выдавая свой злобный спич, внимательно отслеживал реакцию других пацанов. А они его одобряли. Им тоже было неприятно, что уже есть кто-то, кто сильно их превосходит. И превосходит по уму. Да ещё имеет наглость это заявлять смело и прямо.

И чем больше Алексеев видел одобрения, тем более агрессивно он пёр на Сергея. Уже скоро стало ясно, что он уже не нарывается, а реально сейчас кинется бить.

Резко втираюсь между Серёгой и Алексеевым.

Помню что это кондовый двоечник. Всегда был. Во все мои "проходы". Да и заканчивал он свой бренный путь на удивление стандартно — спился и умер, задохнувшись дымом от пожара, что сам же, своей сигаретой и вызвал: напился, заснул, сигарета выпала из рук на ковёр. Ковёр начал тлеть... и результат. И ни одного отступления от этого "стандарта"! Всегда одно и то же. Удивительно, но... Карма!

— Чё нада поц? — развязным тоном заявляю ему прямо в лицо. — Серёга — мой!

— А ты хто такой?! — начинается, как обычно, нарываться Алексеев. Вижу, что подраться ему хочется. Всегда себя в своём садике считал за "альфу", а тут такой претендент на "его личное, законное место" выискался.

— Чё? Дебил? Запомнить имена сложняк? Или в натуре твоё погоняло "дебил"?

Настырное применение фени, хулигана слегка затормозило. В том районе, где он живёт, это метка.

Но он быстро опомнился.

— Ты чё? Обурел?! А в морду? — теперь переключившись на меня стал "наезжать" Алексеев.

При этом он шагает вплотную и пытается своей "широкой грудью" пихнуть посильнее меня. Ну точно дебил. Каким и был... И будет.

Отклоняюсь влево и перекидываю его через ногу. Приём элементарный — из самбо. Главное слегка потянуть, куда он так стремится и слегка перенаправить его толчок подставив в нужный момент ногу. Или легонько подбив опорную ногу противника.

Оказавшись на полу, Алексеев не теряется. Кувыркнувшись вскакивает и кидается на меня с кулаками, но забывает про Серёгу. Как-то он очень быстро забыл того, кого он так "ненавидит". А Серёга не теряется. Зря, что-ли, последнее время я ему пытался поставить удар? Поставить как надо не удалось — мало прошло времени. Однако за него сыграла энергия хулигана. Серёга ударил как мог, навстречу. В печень. Наверное чуть руку об Алексеева не вывихнул, но придурок сломался. Ноги у него подломились и он сложился на пол.

Серёга аж удивился. И не даром! Ведь ранее все драки, в которых он участвовал, начинались и заканчивались весёлым размахиванием кулаками. А что куда попало — это уже кому как повезёт. И то чаще всего драчунов в конце концов растаскивали. Причём каких-то особых и серьёзных повреждений, кроме мелких синяков, ни у кого не оставалось.

А тут — один удар и агрессор валяется на полу, пытаясь вдохнуть.

Подхожу поближе и присаживаюсь на корточки. Алексеев, увидев над собой чью-то тень испуганно смотрит вверх с положения "морда на бетоне". Да, в наших коридорах пол бетонный. С мраморной крошкой. Но разве это чем-то ему поможет? Разве что охладиться.

— Запомни, дебил: затронешь кого-нибудь из нас — будешь иметь дело не с ним одним, а со всеми нами. Уяснил?

Алексеев что-то пытается сказать, но у него не получается. И тут налетела наша классная дама.

— Он на нас напал! — тыкает Серёга без затей пальцем в Алексеева.

— Говорит, что мы слишком умные. Задаваки. И что он нас будет за это бить. — не давая вставить ни слова, дополняю я.

Невольно Александра Витальевна бросает взгляд на парочку девочек — Натаху и Люду. Те энергично, вразнобой, кивают как заведённые. Подтягиваются другие свидетели и не оставляют никаких шансов у Алексеева.

Те, кто по-началу, одобрял наезд на "задаваку", либо отошли назад, испугавшись настолько эффективного отпора, что получил хулиган, либо вообще переквалифицировались в наших лучших друзей. Хотя... как говорится в одной цветистой поговорке: "Таких друзей — за хобот и в музей!". Те всегда "самые лепшие друзья" у тех, кто сильнее. А стоит их кумиру обоср...ся — немедленно принимают сторону победителя. Прямо как сейчас.

Девочки же...

Для тех всегда есть своя "фокус-группа". Да, она непостоянная. Но если хотя бы две девочки, вдруг выступают рьяно против мальчика...

А тут как раз и было целых две девочки — Наталья и Люда. И против совершенно несимпатичного хмыря — Алексеева.

То, что "Сергей Смирнов — воображала" — они тоже уже забыли.

Таким образом можно было бы забить на ситуацию, так как она как-бы разрешилась. Но на самом-то деле разве разрешилась?

— Серёга! Ты, конечно, красавчик! Так красиво врезал этому утырку! Кстати, рука не болит?

— Да... — замялся Сергей. — вот здесь...

По виду — ничего опасного.

Осматриваю и ощупываю протянутую руку. Действительно — только ушиб. Так что стоит друга успокоить.

— Пройдёт. Тренируйся. Но я хотел сказать другое... ну вот какого хрена! Кто тебя за язык тянул, выдавать что мы умеем?! — резко изменил тему я.

— А чо так?! — изумился в ответ Сергей.

— А чо "чо"?! — передразнил я его. — Ты разве не понял, что этот Алексеев — лишь первый? Ты разве не видел, что большинство наших из класса тебя осуждало за это "воображалово"?

Серёга насупился, так как не совсем понял к чему я клоню. Ведь по его мнению, как раз всё очень хорошо закончилось. И класс как-бы был на нашей стороне.

— Мы же договаривались, что учиться будем сами. И об этом помалкиваем. А сейчас на нас будут прыгать и бить морды все идиоты школы! Потому что мы умнее их всех, и потому, что мы "воображалы"! И они все неизбежно узнают, что мы умнее всех.

— А если изобразить?

— Что мы тупые?

— Да.

— Тогда нас будут все обзывать тупыми хвастунами и лжецами! И всё равно будут бить. За то, что когда-то сказали что умные. А оказалось, что наврали.

Серёга проникся. Правда ему было далеко до истинного понимания ситуации, в которую он нас всех втянул чисто по глупости. Ведь явно хотел же как лучше! Да и покрасоваться перед всеми тоже.

Мало ли ему всего того, что мы отплясываем на сцене? Да так и есть. Ведь мы заслужили признание лишь у небольшой части взрослых. А среди своих — ещё надо сильно постараться. Ведь часто в своей среде подростки оценивают своих сверстников далеко не по тем критериям, что взрослые. Вот и решил выпендриться. А получилось скверно.

— Так и что будем делать? — довольно резко вступила в разговор Наталья. Сложила руки на груди, взгляд нахмуренный. Видно, что меня осуждает. Ведь считает тоже, что Серёга поступил правильно... что очень странно.

— Что делать?...

Мой взгляд стал печальным. Ведь реально печаль-тоска. Так хотелось избегнуть этого сценария... И ведь удавалось пару раз. Но уже не судьба — в этот проход, сценарий худший.

— Будем учиться драться. На нас будет накат со стороны очень многих.

— Это почему ты так считаешь? — склонила на бок голову и тоже сложила руки на груди Люда.

— Потому, что наша школа — в самом плохом районе города. Этот район — бандитский. И идиотов, у которых большие кулаки, но маленькие мозги — слишком много.

— Чем мы можем вам помочь? — не меняя нахмуренного выражения лица, спросила Натаха.

— А с чего вы решили, что вы нам помогать будете? Ведь накат будет на всех нас.

Во взгляде обеих кумушек — полная растерянность.

— Будем учиться все вместе. И ходить теперь нам только всем вместе. Чтобы отбиваться всем вместе. Как те мушкетёры. В фильме.

Фильмец, кстати, был великолепный. Это уже после, значительно после, и Советский Союз разродился на многосерийный фильм по "Трём мушкетёрам". А в шестидесятые крутили франко-итальянский фильм 1961 года. Тоже назывался "Три мушкетёра". Гоняли по летним кинотеатрам. Пацанва, когда не могла достать билеты, просто как мухи облепляли высокий забор, сидели на деревьях. Или вообще перелезали в зал, но таких вылавливали и выпроваживали. Тем не менее, смотрели, несмотря на неудобства. Просмотрели фильм очень многие. И также многие, ходили смотреть его не один раз. Ну, если смотреть его с дерева, то почему бы и не?

— А кто будет Дартаньяном? — задал "насущный" вопрос Серёга.

— Никто. Всё очень серьёзно. Нам надо быть готовыми отбиваться. Будем тренироваться каждый день.

— А танцевать когда будем?! — возмутилась Люда.

— Между делом.

— Это как?

— Решим по ходу дела.

— Да уж!

— А другого выхода нет!

И да: главное поставить вовремя неофитов в позицию отсутствия выбора. А то будут тешить себя пустыми надеждами, что всё рассосётся и так. Не было и не бывает так! Я-то помню как оно бывало... В предыдущие проходы.

Последнее обновление

— Ретро: Проход номер 4. Пятый класс.

— Драка

Часто бывало так, что при очередном обороте, я не сразу начинал действовать как надо. Действовало оглушение от перехода, мысли и воспоминания путались. И сообразить как надо действовать, даже при наличии уже готового шаблона, было далеко не так просто, как казалось.

Вот тогда, например, у меня не было такого подспорья как "воспоминание о будущем" у моей четвёрки. Вот не было ещё!

И каждый раз я попадал в эту школу. А Люда, Натаха и Серёга — в другую.

В тот памятный день, группа великовозрастных придурков, стала сразу же за дверями школы. Стали в ряд и всем, ломящимся в помещение младшеклассникам — ведь никто не хотел опоздать на урок — отвешивали репы. Как-то уклониться было практически невозможно. Поток спешно заходящих в школу учеников всех просто нёс вперёд а по бокам прохода стояли эти... Балбесы были большими. И битие было болезненным. Впрочем, больше болезненным для самомнения младшаков. А я тогда как раз нарвался на очередные разборки, и драка предстояла как раз в этот день. Не удивительно, что уже с утра был во взвинченном состоянии и когда первый же из дегенератов попытался отвесить мне репу я резко дёрнулся но всё равно лапа этого дятла чуть не легла мне на голову. Каким-то чудом я успел подставить ладонь, которая прошла у него сквозь пальцы. А дальше, ухватить его "боевой средний палец" удалось без труда. Сволота даже вякнуть что-то обычное в таких случаях не успела. Зафиксировав другой рукой его ладонь, я резко дёрнул её вниз, налегая всем своим весом.

Палец, закономерно хрустнул.

Парень дико заорал и свалился прямо под ноги набегающей толпе. Немедленно посреди прохода возникла куча-мала. Как я удержал в руках его палец — а пацан был здоровенный и сильный — наверное, из-за неожиданности для него и моей повышенной злобности с утра.

Расцепляю руки, резко пригибаюсь и кидаюсь как кабан в кусты сквозь потерявшие "боевой порядок" ряды старшаков. Ведь сработал эффект домино. Правда левая сторона почему-то осталась стоять на ногах и последний в ряду, прямо перед внутренними дверями в школу попытался-таки отвесить мне свою репу. Тоже не вышло.

Его рука лупит плашмя по моему ранцу, хватается за него в надежде на то, что я потеряю равновесие но... Во-первых, я к этому был готов. А во-вторых, к его несчастью, очень близко от меня, в пределах отмаха моего локтя, оказывается его пах. Чем я и воспользовался. Бил, ясное дело, со всей дури, опасаясь, что промахнусь-ли, или недостаточно, чтобы был эффект... ну очень не хотелось мне попадаться разъярённой таким неожиданным и очень болезненным отпором шпане. А так — есть шанс на то, что что меня не запомнили.

Ведь они видели только мою макушку. Да и то наверняка лишь те двое, что попали на мои "подлые приёмчики". А остальные в это время были увлечены раздачей люлей беззащитным младшеклассникам. То есть тем, до кого дотянулись их подлые ручонки. В остальном же — за меня работала ещё школьная форма, что делала нас всех, младшаков, трудноразличимыми. Разве что по шевелюре. Но у меня, на беду этих мерзавцев, была самая обычная. Тёмная. И таких пацанов, у которых волосы были именно тёмно-коричневыми как у меня, было большинство. Да ещё и не только форма, но и ранец стандартный.

Сволочь всё-таки складывается пополам, хватаясь за причинное место и уже через него падают те бедолаги-младшеклассники, что попытались вырваться.

Ухожу в перекат, что с ранцем проделать сложновато, но в результате меня инерция выносит в фойе, где я отработанным движением из переката вскакиваю на ноги. Осталось только по той же кабанячьей тактике ввинтиться в толпу и прошмыгнуть дальше, за пределы и досягаемости офигевших старшаков, и их круга зрения.

Также пригибаясь, бегу по коридору, лавируя между учениками, сбегающимися на кипеж и только завернув за угол, распрямляюсь. Теперь надо изобразить, что ничего не произошло и я не при делах.

На меня набегают одноклассники, что не успели завернуть в класс. Их привлекли вопли и злобные маты со стороны фойе. Ведь любая драка — особенно массовая — для школяров бесплатный цирк.

— Чё там?! С кем махач?! Кого прибили?! — обрушивается на меня град вопросов.

— Мне пох! — отмахиваюсь я от них в стиле большинства "районских" и продолжаю идти вперёд, к дверям своего класса. А он — аж последний по коридору. Но не тут-то было.

На меня "нападает" классручка с бэшек. Ведь она слышала как я матюгнулся и начинает песочить мне мозги. Ну... мне хорошо! Сейчас там, у входа в фойе, кипят разборки на предмет "Что это было?!" и "Кто Этот Гад!!!". Искать будут точно. И долго. И только сейчас соображаю, что опять подставился. Эти подростковые идиотизмы!... Опять! Когда же у меня будут уже нормальные мозги?! Но до этой поры надо ещё дожить. А то ведь прибьют. Как в третьем прохождении.

Ведь в третьем прохождении, крутанулся с возраста в четырнадцать лет.

Да, от классручки бэшек отбился. Ну, как отбился? С виноватым видом — пришлось сильно напрячься и подавить в себе пацанячьи инстинкты и изобразив глубоко виноватый вид выслушать весь поток сознания, что она на меня вылила. Но, к сожалению, это было только начало.

Давно побитое хулиганьё нашего класса — Бабиков, Алексеев, Гордеев, — быстро смекает, кто такой смелый, что не просто смог, а главное, решился отбить яйца и поломать пальцы старшакам. Уже на перемене начинается шантаж. И ведь, с-сучье семя, не понимают, что сейчас разводят идиотов на убийство. Ведь восьмой класс — это пора, когда в головах даже самых умных не мозги а сплошные гормоны. А те, кто стоял тогда на проходе в школу — восьмиклассники.

Пока эта троица идиотов меня шантажирует, остальные парни моего класса стоят и смотрят. Как аттракцион. Ведь я — пария в их "правильном обществе правильных пацанов" потому, что "заучка", "воображала", "хвастун"... По последнему — я никогда не хвастался. Но сама политика наших классных дам такова, что постоянно меня выставляют в пример. Постоянно именно меня вызывают к доске, чтобы "задать планку", "показать как надо" и так далее. А я... чёрт побери эти пацанячьи мозги! Пересилить себя и притвориться идиотом — выше моих сил. Уже сама обстановка в классе, что сформировалась в самом начале — самоподдерживающаяся. Дорога назад, к вливанию в общество пацанов, мне перекрыта. Самими этими пацанами, половина которых, как я уже говорил, из очень плохого района. Того, где почти сплошняком алкоголики, тунеядцы, воры, бандиты... Милиция с ними воюет, но им явно не хватает сил и времени. Ведь район большой.

Да и наш "главный по городу" — дуб дубом.

Его откуда-то из другого города пнули, переводом сюда, к нам "В глушь, в Саратов". Ну... мы не Саратов, но по старому-доброму произведению Грибоедова именно так. Проштрафился он, видно, там, на прежнем месте, изрядно. И тут тупит не по детски. Ведь у нас рядом — часть ВДВ. И городок военных. Их дети, правда, ходят в другую школу, что является в городе "лучшей". Не потому, что там все гении ошиваются, а потому, что там нет бандитов. А нет бандитов, не только потому, что в школьный район не входит бандитский, а потому, что и директор не дурак.

Но всё равно, что стоит договориться с офицерами части, чтобы навели порядок "на прилегающей территории"? Не клумбы-цветочки развести, а навести железный порядок. Твёрдой рукой(точнее кулаком) десантника.

Не судьба. Мозгов нет — считай калека. Такому "крутому" руководителю, стрёмно и бригаду дворников доверить — всё захламят, замусорят. Практически все его успехи — заслуга тех, кто рядом с ним работает. Либо успевают что-то напеть в уши, типа "а хорошо было бы это сделать" или напрягаются сами. Но насчёт Ивановского района(какое говорящее название!

* * *

) и наведения порядка в нём — либо лень, либо... боится!

//

* * *

"Иванами до революции звали предводителей шаек бандитов, грабителей и прочих "уважаемых" в среде блатных людей.

* * *

//

По уму было бы и с этой должности его турнуть, но в нынешние времена с таких постов если и перемещали, то только "по горизонтали" — с одного поста в хорошем городе на такой же но "на периферии", если проштрафился.

А страдать приходилось всему городу. Ведь усилий тех, кто работал бок о бок с этим неумехой председателя Совета и Депутатов, далеко не всегда хватало, чтобы что-то реально успеть сделать. К тому же, многие из необходимых дел, этот бюрократ часто просто перекладывал в стол. Из боязни снова запачкаться, не сдюжить, и так далее... Вот и пребывали многие проблемы города в откровенно застойно-нерешаемом виде.

Подошли ко мне эти трое дебилов все вместе. Не терпелось поиграть на нервах или посмотреть на меня, как я буду выкручиваться, потеть от страха и трястись. Давно бы уже поняли, что вся эта канитель — не про меня. Но... дебилы же!

— Чё? Допрыгался пацан? — прямо заявил мне Алексеев.

— Чё нада, убогие? — вопросом на вопрос реагирую я.

— Тебя уже ищут. — уставившись в мои глаза и пытаясь засечь в них страх, вякнул Алексеев.

— Как найдут — скажешь. — лениво ответил я.

— А то, что это старшаки?! Ты чё, не понял? Они уже знают, что это ты был! — влез Бабиков.

— Много где "это я был". Чё нада от меня, убогие?

Как ни нагнетал — не отстают. Знают, что если сагрятся на меня, будет лютый мордобой. Они втроём против меня не выдюжат. Знают по своим бокам и многим попыткам. Теперь даже не пытаются. Стоят, пялятся на меня, ждут, что испугаюсь. Было бы кого!

— Это ты Колесу палец сломал! — наконец выдаёт Бабиков свой козырь.

— Чё?! Сломал?!! Палец?! А кто такой Колесо? Я его не знаю. — От моего напора, троица несколько теряется. В глазах появляется неуверенность. Теперь они сомневаются, что это действительно был я.

Хотя... стоило бы догадаться, что из пятиклашек, ломать пальцы старшакам, да ещё из Ивановского района, мог только один отморозок — я.

Чёрт! Опять мои рефлексы! Ну что стоило сдержаться?!

— А если мы скажем, что это ты? — переходит в наступление Алексеев. — Что нам дашь, чтобы не сказали?

Смотрю на Алексеева с изумлением и отвечаю как слабоумному. Последнее, правда, слишком близко к истине. Ведь элементарно!

— А ты подумал, как тебя после этого, назовут? Даже не ябедой! А закладушником! А когда выяснится, что я не при делах? Тогда чё?!

— А если скажу? — нагнетает Алексеев, и видно, что до него или дошло, но он решил держаться и меня таки дожать, либо совсем отупел.

Демонстративно зеваю.

— Дальше, они меня бьют. — как нечто неважное констатирую я. — Только после этого, как оклемаюсь, я нахожу вас, где бы вы ни были, и бью смертным боем. А это побольнее будет. Не как в прошлый раз. Хотите в больничке отлежаться? Отправлю. И вообще... Вас после этого вся школа месить будет. За закладушничество и подставу.

— Да у тебя... — начинает говорить Бабиков но прерывается. и оборачивается к подельникам. — У меня борзометр на нём зашкаливает! Прикинь ребя!

— О! Узнаю коронку. — оживляюсь я. — Чё у Мурзы в шестёрках ходишь?

— Чё-о?! Мурза знаешь какой сильный!...

— Ага. Значит в шестёрках. С тобой всё ясно. — отмахиваюсь я от него.

Они ещё что-то пытаются на меня вывалить, но всё уже по-мелочи. И так видно, что шантаж с вымогательством не прошёл. Тупы слишком. И я даже не узнал на что крутили. Явно не на коржик с соком на большой перемене.

Однако уже на ближайшей перемене стало ясно, что школу поставили на уши. Эти самые ломаные и отбитые ушлёпки. Один, наверняка в "травму" отъехал, а вот второй — который с отбитыми яйцами — развил бурную деятельность.

Дошли до меня эти вести поздновато — к концу перемены, так что свинтить по-тихому не получилось. Учителя помешали. Но на следующей... Рванул, так что только пятки мелькали. Жить-то хочется. Ведь реально те самые битые — конченные идиоты.

— Поперек всего и вся