Хан Убаши

Чуть замешкавшись со столь неординарной просьбой, главнокомандующий решил уточнить:

— Прошу прощения, мой Господин... Эээ, подготовить облачение кеточинеров (профессионалы) или албату (ополчение)?

— Тогда готовь оба...

Приняв указания, Амуланг Горяев тихонько вышел, прикрыв за собой плотный и теплый дверной полог. На сегодня посетителей у меня больше не было. И очень хорошо, поскольку меня ждало очень интересное занятие — разбор старых сундуков, в которых скрывались очень интересные находки. Уже второй вечер я коротаю таким образом. За это время я нашел около десятка заинтересовавших меня рукописей на старорусской и старомонгольской письменностях, которые пока не имел возможности прочитать. Завтра в моем распоряжении будет писарь-переводчик для ускорения работы. Кстати, оказалось довольно трудно найти грамотного человека, не связанного с обиженным на меня духовенством. Это тоже следовало взять на заметку, поскольку зависеть от монахов и лам, мне категорически не хотелось.

Коротая вечера за разбором старинных рукописей и ценностей, днем у меня была другая познавательная деятельность. За неделю, пролетевшую в мгновение ока, я побывал практически во всех важных для меня местах. Первым делом проверил обустройство русских офицеров и майора Семенова, постоянно забываю его приставку 'премьер'... Но он уже даже и не замечает этого. Удостоверившись, что все благополучно, зашел к моим верным кеточинерам Алтану и Бамбару. Но в казарменной кибитке их не было. Оказалось, что они убыли в свой родной хотон на побывку. Это нечто вроде вахтового способа несения службы здесь, в Ставке. И прибудут назад они только через месяц, сменив на посту таких же 'побывочных'. Следующими на очереди были арсенал и осмотр облачения воинов. Сам склад вооружения и огнеприпасов не особо меня впечатлил, обычный сарай из толстых камышитовых плит. Но вот его наполнение было уже серьезнее. Вдоль стен были аккуратно расставлены пирамиды с карабинами, над ними мирно висят на гвоздиках за скобы спускового крючка пистолеты. В рядок вдоль одной из стен выставлены бочонки пороха. Идеальный порядок, что кстати было очень странно. Все разрешилось только тогда, когда мне представили местного управляющего. Им оказался кореец по имени Кван. Какого лешего он со своей семьей делает на берегах Волги Кван никому вообще не распространялся, да по сути всем было все равно. Мастером кореец был отменным. С его помощью, у меня здесь работал цех по переделке трофейных пехотных мушкетов и фузей в карабины, более удобное для кавалериста оружие и даже мелкосерийной сборке пистолетов из негодных для карабинов частей. Всех потребностей этот цех конечно не перекрывает, однако, как начальная школа оружейного искусства был очень хорош. При нем уже сейчас работают пять подмастерьев, перенимающих бесценный опыт.

Отдельного описания заслуживает устроенный мной осмотр полного боевого облачения калмыцких воинов. Амуланг Горяев не подвел и передо мной предстали два экземпляра с живыми владельцами. Первым и наиболее экипированным было облачение профессионального воина — кеточинера. Сам воин и частично его лошадь несли на себе элементы пластинчатой брони. На человеке, это панцирь-жилет с поддоспешной подкладкой, наплечники, наручи на предплечье, набедренная защита всадника и поножи на голенях. Обязательным атрибутом присутствовал шлем с металлической пластиной спереди. Это что касается брони. Далее следовало вооружение воина. На поясе обязательно был нож. Еще одним холодным оружием была сабля или палаш на поясе. Из стрелкового вооружения всадник имел в своем распоряжении карабин в чехле с пятьюдесятью обязательными бумажными патронами в сумке на левом боку лошади и лук с полным колчаном стрел на правом. Как дополнительное вооружение использовался кнут и особая калмыцкая волчатка. Все это имущество обязательно к наличию у любого кеточинера, как собственно и конь особой, кавалерийской породы. По поводу второй заводной лошади никаких точных регламентов почему-то не оказалось, но вот к ее поклаже имелось. Помимо вооружения и брони, у каждого воина должно было быть войлочное одеяло, отрез рогожи и вторая пара сапог. Конечно же, в бой все разом оно не бралось, слишком массивно. Набор определялся приказами командиров. Лишнее оставалось на заводной лошади, в тылу. Увиденное действительно производило впечатление. Жаль только, что таких воинов у нас мало... Однако, стыдливо опускать глаза при осмотре воина — ополченца албату мне не пришлось. Да, в сравнении с профессионалами, албату выглядели куце. Но их сила была не в броне и мощи атакующего удара, а в маневренности, скрытности и в шквальном огне. Итак, маневренность и скрытность достигались почти полным отсутствием на воинах металлической брони. Отдельные элементы присутствуют, но абсолютно не влияют в целом. Защита на них представлена в виде панцирей из толстой воловьей кожи специальной выделки. А вот шквал огня достигается обилием у носителя как холодного, так и стрелкового вооружения. Обязательные для каждого воина нож и сабля. Далее идут пика и набор из метательных ножей либо дротиков, кому как удобней. Два полных колчана стрел и лук. Карабин, пистолет или дополнительные колчаны со стрелами. У албату в количестве вооружения и боеприпасов ограничений не существует, ценен уже сам факт наличия у воина заводной лошади.

Под впечатлением от увиденного я удалился. И потом мне потребовался весь остаток дня, чтобы как-то смыслить и понять, что делать дальше.

'В принципе, здешние войны коренным образом отличаются от той, в которой участвовал я. Здесь не надо опасаться малозаметных беспилотников, внезапных арт-налетов, применения химии или тех же самых растяжек, будь они не ладны... Тут, чтобы убить противника, пока еще надо выйти с ним чуть ли не один-на-один, в крайнем случае, на расстояние прямой видимости. Практически, благородные войны... Они колят пиками, режут ножами и саблями, стреляют из луков и ружей на расстоянии ста метров, бросаются ножами и дротиками, бьют кнутами и волчатками, наверняка и руками-ногами машут будь здоров... Что я им могу предложить такого, что усилит одних кочевников против других? Надо думать... '

Второго февраля одна тысяча семьсот шестьдесят второго года от Рождества Христова и две тысячи триста пятого года по буддистскому летоисчислению, в Ставку Хана калмыцкого Убаши Дондукова, торгоутовского племени, съехались делегаты от всех значимых владетельных и невладетельных родов и кланов калмыцкой степи. Съезд обещал быть крупнейшим и знаменательным событием года, а по словам некоторых услужников, даже и десятилетия. Помимо крупных делегаций от калмыцких владетелей, испросили разрешения на присутствие также посланцы донских, волжских, яицких и даже терских казаков, подконтрольных нам караногайцев. Конечно же, на закрытые совещания им вход был запрещен, но отказать в присутствии на открытом обсуждении нашим давним союзникам было нельзя. К тому же, моими советниками не исключалась возможность тут же согласовать общий поход на кубанских ногаев.

Для начала, такое большое дело не могло не обойтись без общего большого богослужения, на котором присутствовали все. Даже несмотря на крепкие морозы, богослужение прошло по намеченному распорядку. Специально под это дело Черень-Джал, взявшаяся за подготовку всех предстоящих мероприятий, организовала масштабное строительство. Дабы вместить почти сотню активных делегатов Съезда, было спроектировано и построено большое помещение, основой для которого был выбран большой ханский шатер. Увеличив количество вертикальных столбовых опор, у 'мамы' получился некий прообраз большой армейской модульной палатки, использовавшейся в будущем МЧС для размещения беженцев. Тем не менее, он отлично справлялся с возложенной на него обязанностью. На богослужении присутствовали все.

Штат слуг в Ставке был срочно увеличен сразу, как только стало известно, что намечается Съезд. Как оказалось, такое мероприятие раньше никогда не проводили зимой, чаще летом, когда нет трудностей с размещением и питанием делегатов. Сейчас же, достойно принять такое количество гостей было проблемой. Благо, что все прибывали не налегке, а со своими слугами, в расчете на долгое здесь пребывание. Тем не менее, на время всего Съезда нелегкое дело снабжения Ставки продуктами взяли на себя сообща все владетельные зайсанги моего улуса. При помощи такой кооперации ханский стол показался многим очень зажиточным, тем самым, как бы дополнительно играя мне на руку в глазах многих, тяжело переживающих зимние холода.

На следующий день, после богослужения и общего обильного ужина, начались первые совещания. Соорудить специально для этого по моему желанию большой круглый стол не вышло, площадь не позволяла этого сделать. Но, получилось кое-как втиснуть овальный. Для собравшихся разновозрастных делегатов это было в диковинку, прежде такого не бывало. И на этот счет у всех были разные мнения, кому-то такой отход от традиций был не по нраву, а кому-то очень импонировали нововведения молодого Хана, но открытого ропота все же не было. Для каждого весомого делегата предназначалось отдельное место за общим столом. И помимо двух писарей, скромно разместившихся в самом углу, более никого в помещение стража не пускала. Кстати говоря, стражу тоже пришлось значительно усилить, во избежание ненужных проблем.

Сперва, слово взял старейший из прибывших делегатов, владетельный хошеутовский нойон Бату Нарминов. В свои шестьдесят пять он все же решился поучаствовать в последний раз в давно назревшем Съезде. Для начала, следуя традиции, он добрыми словами поприветствовал возвращение меня и моих отрядов из дальнего похода в чужие земли, даже похвалил за проявленные в Пруссии отвагу в битвах с врагом и заботу о наших воинах. Я так и не понял, была ли эта похвала за реальные дела или просто данью традиции. Но не суть, справившись с речью, Бату занял свое место. Пора было начинать.

Распорядителем Съезда стал старший ханский советник, владетельный торгоутовский нойон Исэн Очиров. Ни у кого из делегатов претензий по поводу его кандидатуры не было, его знали все. Итак, приподнявшись со своего места, Исэн зачитал первый пункт, выставленный на общее обсуждение: 'Распределение территорий кочевий улусов на текущий год'.

По большому счету, изменений в этом вопросе не было уже лет тридцать, улусы занимали уже традиционные для себя пастбища. И даже с приходом переселенцев из разгромленной Джунгарии, владетели не захотели менять устоявшийся порядок. Тем не менее, за последние пять лет ситуация в калмыцких улусах, примыкавших к Волге сильно изменилась. Поток русских поселенцев только увеличивался и к ним стали прибавляться даже другие. Все это сильно беспокоило владетелей, не знающих что делать. Толи применить силу и выжечь непрошенных захватчиков, толи жаловаться астраханскому губернатору. И из года в год ситуация только накаляется, поскольку ссориться с русским правительством и постоянно разграблять мирные бедные поселения владетели не хотели, а достучаться до Астрахани было невозможно. Ответа на жалобы не поступало.

Казавшийся таким безобидным, вопрос и его обсуждение вмиг разделили присутствующих на две неравные части. Меньшая, полностью осознающая эту зарождающуюся проблему, часть высказывала предложения за пересмотр территорий для кочевий, ввиду их сократившихся пастбищ. Большая же, всячески стояла за нерушимость старых границ и укоряла меньшую в бездеятельности и даже трусости по отношению к жалким 'урусским червякам', возящимся в грязи. Начавшаяся перепалка уже грозила перерасти в драку, когда я поднял вверх пистолет и выстрелил. Кричать и успокаивать оппонентов в тот момент было бесполезно, поэтому мне пришлось воспользоваться последним аргументом. И как не странно, подействовало. Чуть остыв, активных спорщиков развели выделившиеся лидеры противостоящих групп. У меньшей это был тот самый хошеут Бату Нарминов, а у большей, как ни странно, молодой дербетовский невладетельный тайша Бадма Кондуков, младший брат Тагира. Переглянувшись с Исэном и обоими лидерами, мне пришлось взять слово.

— Я смотрю... и не вижу перед собой гордых сынов степей, о которых мне пела мама... Где те батыры, о которых сложено столько легенд??? Куда исчезли наследники славных своими подвигами Мингяна, Хонгора и Джангара??? Их нет... Никого...

В этот момент кто-то из ретивых молодых владетелей решил что-то возразить, но его моментом заткнули рядом сидящие, более чуткие к текущей ситуации. А я чуть подумав, решил вести смысл своей речи к сплочению здесь находящихся.

— Или я ошибаюсь??? И этой склоки, присущей диким безродным псам, сейчас не было? И все мы здесь, потомки прославленных воинов, собрались наконец объединиться перед лицом окружающих нас врагов... Вместе мы — Сила! Мы как... как эти пальцы на руке...

Припомнив один киношный трюк, я решил сейчас его разыграть. Самое подходящее для него время. Сжав и разжав кулак перед делегатами, я с силой продемонстрировал им удары по подставленной ладони второй руки.

— Вот так, одного за другим, мы вместе одолеем любого врага... я это вам обещаю...

Переведя дух, после неожиданно даже для меня волнительной речи, я осмотрелся по сторонам. Народ к такому тут еще не привык... Некоторые даже с открытыми ртами застыли, не веря своим ушам и глазам... Первым поднялся тайша Тагир. Даже не смотря на наши договоренности, он встал и в пояс поклонился мне. А в глазах его играло искреннее уважение. Следом за ним то же повторили и обе противоборствующие половины. Эта первая небольшая моя победа сегодня в целом определила характер всех дальнейших переговоров. Не без перекосов, конечно, но по первому вопросу все же удалось принять общее решение. И оно, кстати, привело меня к решению наведаться в Астрахань, к засевшему там хитрому губернатору. В целом же, по вопросу было решено следующее: границы кочевий в улусах на этот год не менять, потесненные же владетели обязывались не предпринимать никаких агрессивных действий по отношению к русским поселенцам до моего личного визита к губернатору. Добившись консенсуса по этому вопросу, останавливаться было нельзя. Далее по списку стоял вопрос по сборам податей в этом году. По словам главного казначея Ханства, Петра Чимидова, принципиальных отклонений от сборов прошлого года в этом не ожидалось. Однако, после выступления владетельного торгоутовского нойона Яндыковского улуса, Нармы Шараева, при общем одобрении делегатов, нормы ему были немного снижены. Всему виной была странная болезнь, уже третий год выкашивавшая до трети всего молодняка крупнорогатого скота. И, судя по всему, причины падежа до сих пор не были установлены.

После такого, можно сказать, дружного решения второго важного для всего Ханства вопроса, у всех делегатов проснулся зверский аппетит. Прихлопнув по столу ладонью, распорядитель объявил перерыв на обед. Непосредственно перед трапезой давалось полчаса на исправление личных дел делегатов: кому 'сходить до ветру', а кому и просто освежиться, размять ноги, затекшие от длительного сидения. Сегодня к столу было подано довольно разнообразное для зимнего периода меню: несколько разновидностей мяса и рыбы, как варенных, так и жаренных на огне, гарниром выставили выменянные у урусов жаренную репу с луком и квашенную капусту. Хлебная лепешка была собственного приготовления, но, опять же, на основе выменянной муки. Напитком служил наваристый калмыцкий чай. Похвастаться таким богатым столом в тяжелое зимнее время в калмыцкой степи мог далеко не каждый, хватит пальцев только одной руки. Открывать же гостям всю подноготную этого гастрономического изобилия я конечно же не собирался. 'Маме', присутствовавшей на таких открытых мероприятиях, были особенно приятны похвальные отзывы и здравицы от знатных и влиятельных владетелей калмыцкой степи. Но, что обильно и приятно желудку для жителей века восемнадцатого, то не совсем устраивает меня, выходца из века двадцать первого. И, обратив свое внимание на вопрос кулинарии, я сделал себе зарубку в памяти обязательно вникнуть в эти дела и хоть как-то разнообразить свой стол.