Король-Предатель

Завершил проповедь старичок в своём излюбленном высокопарно-саркастическом стиле:

— Ступайте, дети мои! Запомните всё, что слышали и видели вы сегодня! Передавайте из уст в уста братьям и сёстрам своим! Нельзя сидеть сложа руки, ожидая великих событий, но каждый должен заниматься делом!

Да, и сыщите плотника или кузнечных дел мастера. Пора низвергнуть с трона императора, довольно гонял он в корытце дерьмо!

Ступайте же, чада! Теперь среди вас я, всяк знает, где меня отыскать.

Нехотя гномы начали разбредаться. Кларк вновь принялся жонглировать разноцветными светлокамешками, развлекая немногочисленных ребятишек. Пастырь беседовал в сторонке с небольшой кучкой особо ретивых прихожан. Хиггинс выглядел сколь же счастливым, столь и усталым. Подмигнув Скалозубу, старый учитель удалился, сказав, что будет ждать его 'дома'.

Один только Фомлин стоял напряжённым, до тех пор, пока Бойл не вернулся вместе с задумчивым гномом, несущим увесистый ящик. Поняв, чего от него хотят, умелец широко раскрыл глаза, но потом пожал плечами и молча стал рыться в ящике с инструментами.

Скалозуб вздрогнул от сильных ударов молотка по колодкам и вдруг ощутил поистине невероятную благодать, когда верхняя створка со скрипом приподнялась над шеей.

Он будто управлял чужим телом, настолько странным было ощущение вновь обретённой подвижности. Не веря происходящему, пробывший невероятное долгое время в жутко неудобной позе гном едва распрямил одеревеневшую спину.

Сразу закружилась голова. Земля ходила ходуном, и чтобы не упасть, Скалозуб был вынужден вновь вцепиться в колодки.

Отвращение к орудию публичного унижения, однако, быстро пересилило страх падения. Словно дитя, бывший пленник сделал маленький неуверенный шаг, затем другой и, наконец, оторвался от ненавистных колодок.

Только сейчас он заметил, что оставшиеся на площади гномы затихли и смотрят на него, как на нечто сверхъестественное. Пастырь подсказал остолбеневшему Кларку захлопнуть рот и пародирующими неуклюжую походку Скалозуба шажками подковылял к освобождённому.

— Сколь же долго ты просидел на корытце, раз почти разучился ходить? — увидев нервное мотание головы, пророк успокаивающе поднял руки. — Ладно-ладно, не боись, Безбородый! Нынче ты свободный член почётного общества нищих! Ну, или почти что свободный, учитывая клятву послушания, хе-хе-хе.

Фомлин и Бойл обступили с двух сторон Скалозуба, взяв того под руки.

— Извини, что приходится поторапливать, но нам стоит добраться до моей берлоги как можно скорее, — Фомлин казался взвинченным, то и дело оглядывался по сторонам, словно ожидая нападения. — Боюсь, далеко не всем придётся по нраву твоё освобождение. Отпустили тебе грехи или нет, для большинства ты всё ещё зло во плоти. Думаю, встреча с Дорки и его мордоворотами не лучший способ отпраздновать второе рождение, ты согласен? То-то и оно. Давайте ребята, двигаемся. Вести расходятся быстро, но мы должны быть быстрей.

Так же, под руки с двух сторон, как его когда-то приволокли на злосчастную площадь, Скалозуба теперь уводили прочь. Всё дальше от колодок, 'трона', боли, страданий и унижений. Чему лишённый бороды, но обретший новое мировоззрение гном был сказочно рад.

Глава 7. Уважение

— Что значит, Безбородого отпустили? — от столь вопиющей наглости у Дорки перехватило дыхание. Ему стоило немалых усилий сдержаться, чтобы не побежать сломя голову наводить порядок в Квартале. Учитывая, что большинство его бойцов после вчерашней попойки были всё ещё не в себе, эта идея могла закончиться плохо. — А моим мнением поинтересовался хоть кто-нибудь? Или Фомлин у нас теперь новый король?!

— Эээ, так его же Дедушка отпустил, а не Фомлин. Дедушка сказал, что так правильно. Значит, Безбородый хороший. Ага? — здоровенный гном неуверенно переминался с ноги на ногу, не понимая бурной реакции главаря Сопротивления. Именно так они называли свою малочисленную, но очень опасную группировку.

— Норин, порой твоё тугодумство просто выводит меня из себя! Вместо того чтобы бежать сюда со всех ног, слушал своего любимого 'дедушку' до последнего! Безбородый хороший, надо же такую дичь сказануть...

Огромный гном втянул голову в плечи, опасно набычившись, но Дорки не обратил на это внимания. Он уже давно вдоль и поперёк изучил переростка и хорошо знал, чего от того ожидать, как им управлять и использовать недюжинную силу в своих интересах.

Хотя поначалу он сильно тревожился, понимая, что в драке против здоровяка у него шансов нет, но Норин внутри был словно ребёнок. Добродушный, наивный и... до невозможности глупый. Почти дурачок. Если прямо не указать, что и как делать, тот так и будет стоять развесив уши, с открытым ртом, и соображать до Второго пришествия Мерхилека, что же имел в виду собеседник.

— Дед не так прост, как кажется. Он не стал бы напрямую вмешиваться в дела Квартала. Держу пари, пророк 'отпустил грехи' законнорожденному по увещеванию Фомлина! Не знаю точно, что замышляет этот высокомерный грёбаный выскочка, но ему совершенно точно нужен был Безбородый. Иначе, с какой радости вокруг того постоянно кто-нибудь да вертелся? То старый хрыч, то те двое ребят? Нужно было сразу догадаться, тут дело нечисто...

Дорки расхаживал взад-вперёд по небольшой комнатушке, сосредоточенно думая. Норин молчал, с недоумением пялясь на своего вожака.

— Если Пастырь открыто поддерживает Фомлина, у нас могут возникнуть серьёзные неприятности. Слишком многие с открытым хлебалом внимают всему, что говорит наш якобы великий пророк. И хватит супиться, Норин! Понимаю, тебе нравится слушать деда, но сейчас не время валять дурака! Сопротивлению грозит опасность!

Не знаю, какую ценность представляет собой Безбородый, но как минимум он очень умён. Не чета нам, беднякам, — Дорки громко хлопнул кулаком по ладони. — Нельзя допустить, чтобы Пастырь, Фомлин и Безбородый объединились и настроили народ против нас! Мы спасение Квартала! Мы, а не всякие мозговитые шибко ушлёпки!

Норин почесал голову:

— Нада их убить, да? Жалко Дедушку...

'Вот же прямолинейный тупица...' — несмотря на значительно меньший рост, Дорки, казалось, навис над гигантом:

— Нет, Норин, нет! Что такое ты говоришь?! Слишком много внимания приковано сейчас к Безбородому и пророку. Их трогать нельзя ни в коем случае!

Наоборот, нам следует затаиться. Пожалуй, не стоит даже так трепетно охранять лавочников и прочих наших друзей...

Присмотримся к действиям горе-союзничков, а потом... когда поймём, что же они замышляют... в нужное время, в подходящем месте... для всеобщего блага, и чтобы в будущем другим неповадно было... накажем ублюдков со всей возможной жестокостью.

* * *

Хотя дорога от площади до дома Фомлина заняла не так много времени, Скалозуб неимоверно устал. Поясницу как будто набили ватой. За долгое время полустояния-полусидения в согнутой позе мышцы спины так затекли, что с трудом могли поддерживать тело в вертикальном положении. Если бы не Фомлин и Бойл, подпиравшие Скалозуба плечами с обеих сторон, тот бы поцеловал землю не раз и не два.

В отличие от Пещеры ремёсел, с её геометрически выверенными прямыми улицами и аккуратно огороженными поместьями, Квартал черни представлял собой хаотичное скопление натыканных повсюду строений. Большинство домов были построены вплотную друг к другу, и явное несоответствие их габаритов мозолило глаза привыкшего к строгой упорядоченности законнорожденного. Скопления построек пересекались под разными углами с другими комплексами также без какой-либо закономерности.

Дом Фомлина находился посередине небольшой россыпи строений у самого края Квартала, огораживая собой часть пещеры. Хотя домики соприкасались стенами не везде, наваленные между ними нагромождения хлама напоминали настоящие баррикады, так что проникнуть внутрь комплекса окромя через единственную массивную дверь было бы достаточно сложно. Странный выбор жилья для пусть и неформального старосты, ведь по пути Скалозуб видел много пустующих домов. Гораздо логичнее было бы поселиться поближе к центру Квартала, а не жаться к его окраине.

Тем не менее дом есть дом, и возвращение в родные пенаты, всегда радость для хозяина и его близких.

Навстречу гостям выбежала собакоморда, радостно вихляя маленьким хвостиком. Будучи от рождения слепыми, четвероногие друзья гномов обладали превосходнейшим слухом и обонянием, а потому всегда первыми чуяли приближение как хозяина, так и опасности. Уткнувшись длиннющей мордой в бедро Фомлину, псина жалобно заскулила, требуя незамедлительной ласки.

— Чоппи, ты мой хороший! Ну ладно, ладно тебе, можно подумать, сто лет меня дома не было! — Скалозуб и не представлял, что всегда обеспокоенный и напряжённый гном может быть столь ласковым и добродушным. Как следует потискав и почесав пса, хозяин дома направил его к своим спутникам. — Вот, познакомься с нашими гостями. Давай, дружочек, обнюхай как следует всех.

Пастырь ласково погладил собакоморду по голове, отчего та, привстав на задние лапы, принялась благодарственно лизать старику лицо.

— Смотри-ка, ведь помнит ещё! Ахах, Чоппи, хорош целоваться! Иди познакомься с нашим новым товарищем. Безбородый, дай ему обнюхать ладони.

Скалозуб осторожно протянул псине раскрытые руки. В последние голодные годы количество собакоморд значительно уменьшилось даже среди законнорожденных. Несмотря на сильную привязанность к хозяевам, животные оставались хищниками: их требовалось кормить мясом, а не грибокартошкой, им нужно было достаточно места, чтобы побегать и поохотиться. За всё время, пока Скалозуб находился в колодках на площади, он ни разу не видел ни одной собакоморды, подозревая, что всех четвероногих друзей гномы давно пустили на жаркое. Сложно судить за столь неблаговидный поступок жителей Квартала, тем паче, что голодные животные представляли бы серьёзную опасность для окружающих. Огромная вытянутая пасть была одинаково хорошо приспособлена как для залезания в норы, так и для того, чтобы оттяпнуть чью-либо конечность.

Ритуал первого обнюхивания представлял большую важность, так как в дальнейшем собакоморда относилась к гостю с гораздо меньшей настороженностью и без прямого приказа хозяина ни за что не вцепилась бы тому в глотку.

Чоппи с видимым подозрением понюхал ладони Скалозуба, лизнул средний палец, затем звучно чихнул. Обойдя гнома, собакоморда заинтересовалась открытой лодыжкой. Скалозуб старался не дёргаться, несмотря на сильную щекотку, вызываемую влажным носом любознательного четвероногого.

Внезапно он понял, что псина мочится на него.

— Эй, ты чего творишь?! Пошла вон, тупая собака! Сука! Фу-у-у! Фу-у-у!!! Фомлин, убери её от меня!

Однако хозяин пса, Пастырь и Бойл вместо помощи зашлись безудержным смехом.

— Видно, ты так долго стоял столб-столбом, что Чоппи не почувствовал разницы! — Дедушка не мог упустить шанс проявить своё остроумие. — Чоппи, не ссы на дядю, ха-ха-ха!

Скалозуб тщетно пытался вытереть ногу о землю, забыв о недавнем чувстве физического дискомфорта и усталости.

— Какой ты, оказывается, брезгливый у нас, Безбородый! — Фомлин наконец унялся от смеха. — Ты бы так шустро ногами передвигал, когда мы сюда шли, а то тащили тебя всю дорогу точно мешок с барахлом!

Теперь Скалозуб чувствовал себя пристыженным вдвойне.

— Ладно, всё равно тебя надо как следует отмыть и переодеть, а то несёт как от нужника! — староста снова посерьёзнел. — К тому же отныне ты стал свой в доску для нашего четвероногого друга! Верно, Чоппи?

Собакоморда игриво запрыгала между гномами, будто соглашаясь с хозяином. Четверо товарищей вошли в жилище, которому предстояло стать общим домом для всех.

Неуверенно переступив через порог, Скалозуб оглядел просторную общую комнату. По сути, кроме пары табуреток, скамейки и большого стола смотреть было решительно не на что. Никакого камина и прочей роскоши здесь, само собой, не присутствовало. Практического смысла в открытом очаге всё равно никакого, а от строительства в чисто декоративных целях ради экономии нередко отказывались даже члены Домов. Да и не все находили в светлокамнях, имитирующих пламя огня, эстетическое удовольствие. По прямому же назначению, то бишь для обогрева и приготовления пищи, гномы эксплуатировали массивные закрытые печи со сложной системой дымоотвода.

Существовала, однако, легенда, что до Рокового дня в доме каждого уважаемого гнома стоял камин, в котором горели дрова. Может, так оно когда-то и было, но теперь в качестве топлива оставшиеся в изоляции гномы могли использовать лишь одно доступное средство, хоть и имеющееся в избытке — каменный уголь. На его растопку шибко не налюбуешься. Если, конечно, не хочется вычищать потом от пыли и сажи весь дом, вдобавок дыша страшной вонью. Пещерные карликовые деревца никто в качестве топлива никогда не использовал. Те росли слишком медленно, а потому древесина ценилась и использовалась преимущественно для изготовления инструментов, мебели, да бумаги для многочисленных бюрократических процедур.

Вошедший последним Чоппи лениво разлёгся на подстилке рядом с дверью, положив длинную морду на скрещенные перед собой лапы. Фыркнув, собакоморда 'уставилась' мутными слепыми глазами на собравшихся в гостиной товарищей.

Сидевший на пошарпанной скамье Хиггинс, который добрался до дома раньше остальных, неуклюже привстал, приветствуя Пастыря.

— Хиг! Старый пройдоха! Как же давно я не видел тебя, ух! — старики душевно обнялись, хлопая друг друга по спинам. — Ещё не развалился, а? Выглядишь очень уставшим. Сколько раз я тебе говорил себя поберечь, что ж тебе вечно неймётся?! Прошло время лихой нашей молодости, пора угомониться уже, понимаешь?

Хиггинс лишь добродушно улыбался, слушая очередную нравоучительную тираду от Дедушки.

— А ты, я смотрю, как будто и не стареешь вовсе, дружище. Такое представление учудил! Планировал или импровизация? Колись давай, тут все свои.

— Ну ты даёшь, Хиг! Не знаешь, что ли, меня? Конечно, большую часть продумал заранее. Но и без спонтанности не обошлось, — пророк подмигнул Скалозубу. — А твой ученик не столь уж пустоголовый, видал, как заливал у всех на глазах? 'Простите меня', 'я так раскаиваюсь', — тонким голосочком передразнил Дедушка, — так искренне, что его самого чуть на слезу не пробрало, ха!

Скалозуб встал посреди гостиной как вкопанный, ошарашенно слушая непринуждённый разговор двух стариков про его покаяние.

— Эй! Чего застыл, Безбородый? Закрой рот и марш принимать водные процедуры! Давай-давай, у меня аж дыхание от вонищи твоей перехватывает! — Пастырю, похоже, было всё равно где выступать, перед толпой в центре площади или перед парой гномов в Праотцом забытом доме в трущобах. Старик был артистом до самого мозга костей, а потому не мог упустить случая продемонстрировать своё актёрское мастерство.