Планы на осень

"А не шлялся бы по сомнительным медцентрам, то трахнули бы уже вчера..." — пришло в голову под легкую грустинку.

Глубина грехопадения как-то не чувствовалась. Пока деньги в долг — баланс отношений соблюден.

Фонари на улице, наконец, погасли, и я осторожно выбрался из-под одеяла. Рядом заворочалась Аня.

— Доброе утро. — Напомнил о себе.

Дождался сфокусированного взгляда на себе, улыбки и попытки схватить и не пускать.

— Семь часов, мне к первой паре. — Увернувшись, поднялся я и отправился умываться.

Заодно почистил зубы — горошина пасты на палец, и нормально, без щетки обойдемся. Теперь можно будить спящую царевну традиционными методами.

Не понадобилось — в открытую мною дверь ванны юрко проскользнула Анна в моей футболке и, вытолкнув меня, закрыла за собой. Зашумела вода из душевой лейки.

"Ладно", — пожав плечами, решил я заняться кукольным домиком, который так и так нужно было повесить.

— Гвозди и молоток где? — Постучался я в дверь.

— Там двусторонний скотч в ящике на кухне. — Прозвучало через шум.

Присмотрелся к живописи в прихожей — та тоже была закреплена к стенам без гвоздей. Да и марка нашедшегося скотча в одном из шкафчиков — вполне приличная. Нормально, выдержит.

Остатками водки из бутылки обезжирил стенку шкафа, взвесил домик рукой — и закрепил на две широкие полосы. Внешне — отлично получилось.

— Как всегда тут был, — оценил я результат и отправился обратно на кухню.

Пока искал скотч, опытным взглядом приметил в кухонном гарнитуре овсянку, банку тушенки, соль и сахар. Там же был и растворимый кофе, что уверенно приближало будущий завтрак к пище богов.

Готовить я умел, как и всякий, кто живет в общежитии. Или кто живет с дедом и бабкой, которым на тебя плевать. Так что — овсянку, это мы одной левой...

Минут через пять раздался звук закрытой двери в ванной. Затем в спальне громко заработал фен — и шумел до момента, когда порции каши были выложены на тарелке, приправлены поджаренной на сковороде тушенкой, украшены сверху зеленью (хоть для чего-то она пригодилась), а над кофе в кружках начал струиться пар.

Вскоре на запах еды пришла женщина.

Анна куталась в халат; волосы были замотаны в чалму из полотенца, а ноги грелись в теплых меховых тапочках с мордочкой зайца на носках.

— Угощайтесь, — предложил я и первым принялся за еду.

Рядом осторожно провели ложкой по краю тарелки, собирая немного каши и мяса.

— Неплохо, — оценили результат моих трудов. — Кофе только сладкий, я такой не пью.

Я молча передвинул ее кружку к себе и указал на третью, где была просто горячая вода:

— По вкусу.

Завтрак поглощали вдумчиво, не торопясь. И только убрав пустые тарелки к раковине и приступив к кофе, разбавили молчание беседой.

— Твой список когда будет? — Пригубила кружку Анна. — Реагенты, место... Что тебе нужно для всего.

— Напишу в течение дня. — Кивнул я. — Вспоминать надо.

— Ты вот что, — задумчиво произнесла она, глядя чуть в сторону от меня. — Сможешь список на бланке кафедры оформить, официальным письмом? Мол, в результате исследований обнаружено, подтверждено клинически, ритуал с гарантией результата.

— Подлог и мошенничество? Легко, — кивнул я.

— Как я к руководству-то подойду, подумал? — Поморщилась она. — Так и так, есть тут один толковый студент, из психушки забрала, мне нужнее?

— Я, Анна Викторовна, с некоторых пор, человек очень законопослушный, если без шуток.

— Так не доводи до момента, когда придется говорить о твоем прежнем успешном опыте, — душевно посоветовала она. — Мне твою незаконную практику гор-раздо сложнее будет отмазать.

— А если попадусь с фальшивыми письмами, ритуала вообще не будет.

— Не попадайся, — легко посоветовали мне. — Бланк в универе скачай, исходящий номер подгляди в канцелярии, подпись через стекло скопируй. А печать поставить сумеешь — так я тебя расцелую, — придвинулась она ближе. — Нельзя нам, Миша, без серьезной бумаги.

— В универ и позвонить могут. — Помрачнел я.

— И что спросят? — Мягко уточнили у меня. — Был ли такой исходящий? Так ведь был, Миша. Ты уж постарайся, чтобы был он правильным — дата, номер. Внизу в уголочек письма еще номер телефона ответственного впишешь, сотовый. Тот самый, который я тебе давала, когда с квартирой решали. Он не на меня оформлен, а если что — я трубочку сама сниму.

Ей, значит, реагенты тырить с места преступления нельзя, а мне документы подделывать можно... По которым эти самые реагенты выписывать будут. То есть, виновником, если что, буду только я.

— Другие варианты есть? — Испортилось настроение.

— Предложи, — щедрым жестом, приоткрывшим декольте чуть шире, предложила шеф.

— Распечатка электронной переписки?..

— Несерьезно.

— А если электронка будет от кураторов вашего ведомства? Тех, что выше ходят?

— Им реагенты зачем? И ты-то о них откуда знаешь?

— Да так, слухи ходят. — Замял я тему, одновременно кое-что прикинув в уме. — Ладно. Будет письмо.

— Ты умница и молодец, — потянулись ко мне, и халатик сверху распахнулся шире известных приличий.

— Мне материалы дела нужны, — устоял я. — Того самого, когда мы познакомились.

— Зачем? — Замерла Анна.

— Фото пентаграммы, досье на мертвецов, имена, должности.

— Нафига? — Уточнила она вопрос, запахивая халатик и возвращаясь на свое место за столом.

— Для ритуала нужно. Я же не учу вас, как работать. И вы, пожалуйста...

— Не заводись, — поморщилась Анна. — Надо — будет, но не сразу.

— А в чем проблема? Не ты ли главная в нашем аквариуме?

— Они — потерпевшие, как ты знаешь. Непростые потерпевшие.

— А я — виновник, угу.

Передача данных в этом случае получается — самая неблаговидная. Поэтому-то их у меня за эти годы нет.

Но тут только ее же совет повторить — "не попадайтесь".

— И дело само — непростое... Там еще год назад половину страниц утеряли, а то, что осталось, перевезли в регион.

— Но хотя бы кто где лежал, у кого какой цвет волос, какая профессия? — Гнул я свое. — Это все важно. Может, остались фотографии у коллег-криминалистов? В интернете ничего нет.

— Я тебе больше скажу, в библиотечных подшивках газет тоже ничего не найдешь.

А я знаю, я искал.

— Вот. А данные нужны, и чем быстрее, тем лучше. Через неделю полнолуние, было бы неплохо подгадать.

— Дня три дай, решу как-нибудь. — Задумалась Анна Викторовна. — Устроит?

— Устроит. — Покладисто согласился я.

— Сегодня с Павел Санычем, постараюсь пересечься. Ему что говорить? — Неожиданно обратилась она за советом. — Только про пентаграмму? Или про коллег — тоже?

— Да, пожалуй, ему — все как есть можно. — Подумав, оценил я важность такого союзника. — Кроме инфы, что ритуал я буду делать. Письмо от универа — хороший вариант, — запоздало признал я.

— То-то же... Его, как понимаю, не подозреваешь? — Прищурилась Анна.

— Не. Если бы он, то все уже бы закончилось. — Помотал я головой. — И посадить он бы меня мог, чтобы не мешался. И вообще... Побольше доверия — может, не так сильно расстроится. Дело-то с убийством, выходит, не закрыто — раз не соседи виноваты.

— Думаешь, все-таки не они?

— Точно нет. — Был я категоричен. — Твоим недоброжелателям нужно было убийство. Зачем полагаться на соседей? Зачем вообще от кого-то зависеть?

— Попробую донести твою точку зрения до майора.

— Пусть она будет твоей, — открестился я от сомнительной славы.

— Как хочешь.

— Бес как? После кровушки целебной? Не тревожит? — Перевел я беседу на другую тему.

Анна задумчиво погладила шею.

— Поорать на тебя, проверить?

— Вот уж не надо. На работе повод ищите, — допил я кофе и поднялся, чтобы сполоснуть кружку и помыть посуду.

— Оставь, я помою. — Не торопилась, впрочем, вставать она из-за стола.

— Спасибо. Аня, а "татушка" где? — Остановился в пороге кухни. — Домового доделаю.

— В спальне, в шкафу на второй полке.

"Татушка" — изрядно потрепанная пентаграмма, собранная уже на двух слоях кожи — один из которых был человеческим — дожидалась на книжной полке, прикрытая от прямого солнечного света выдвинутым томиком Достоевского. Пыльно-серая, с буро-коричневыми следами — так и просится в огонь. Но нельзя, совсем нельзя — если кое-что из моей памяти утечет в Бездну, то очень скоро все прежние мои проблемы окажутся мелочами, недостойными внимания. "Невозможно контактировать с Бездной и не пытаться заигрывать с ней". Все верно.

С показным равнодушием забрал я "татушку" и положил в карман, ощущая смесь мандража, страха и облегчения. Такие вещи положено надежно прятать — я и спрячу, в квартире шефа. Такие вещи нужно надежно защищать — я сделаю так, что бес сам будет себе охранником.

А когда в квартиру явится тот, кому бес будет не соперник — его уничтожат в этом мире, вместе со всеми собранными знаниями. Мне такое пока не под силу.

Я оглядел шкаф целиком— сверху шли антресоли, внизу ящики, под книги отведено шесть полок. Оценил корешки книжек на них: детективы, классика, право. Нет фоторамок с фотографиями, но я такого тоже не люблю. Обернулся по сторонам — вчера было как-то не до разглядываний — у окна широкий стол с монитором и принтером, у дверей одежный шкаф, в центре большая кровать, подпертая тумбочкой с дальней стороны, под широкой плоской лампой. На полу, поверх серого ламината, ковер, на метр выходящий из-под кровати по ее контуру. Окна шестого этажа смотрят во двор — впрочем, в дальней комнате вид тоже упирался в чужие окна. Спальный район.

С кухни зашумела вода.

— Иголки чистые еще остались? — Вернулся я обратно. — Нужно две.

Когда собственная кровь — главный реагент, относишься к такому спокойно. А вот Анна Викторовна пока морщится.

— Там же, в пакете на спинке стула.

С будущим домовым вышло все просто, как и должно быть: капнули на дерево внутри домика по капле крови — моей и хозяйки квартиры — приложили татушку сверху.

— И когда твой домик заработает? — Не дождавшись спецэффектов, уточнила шеф, скрестив руки на груди.

— Уже работает. Обживается пока, — пожал я плечами. — Сущность беса хочет домен, а людская память подсказывает, каким идеальным домен должен быть: собственный дом с лужайкой. Ну а так как память, мягко говоря, несовершенна, то откуда бесу понимать разницу между большим и малым, игрушечным и настоящим?

Шеф задумчиво хмыкнула:

— А подношения в виде конфет?

— Память-то от студента. А все студенты знают, что конфеты — главное подношение, — наставительно произнес я. — Был бы алкаш, ставили бы стопочку. Игрушечную, с капелькой внутри. Главное — подобие!

На этом принципе строится вся ритуалистика — наговоры и проклятия над игрушечными куклами; знаки над фигурками домов или целых складских комплексов. Целый курс рукоделием занимались и доски с краской переводили на домики — серьезная, сложная наука. У девчонок, понятно, лучше получалось с куклами — терпения больше, старания, чтобы и лицо кукле нарисовать, и одежку с обувкой сшить... Ну и дальше по настроению — могут наговор нашептать, и болезнь уйдет. А могут иголкой в живот ткнуть, и на сортире сидеть намаешься. Мужская часть группы охотнее делала домики — на моем курсовом проекте опрокинутый над моделью универа стакан с водой обернулся ливневым штормом. Кое-как трояк получил за год усилий — чердак и верхние этажи залило... Ну и имя использованного беса не указал в текстовой части, что сразу минус бал.

Но это все равно уровень "трудов". Ни на что более серьезное такие поделки не годятся — и делать долго, и подобие слабое, и материалы не способны долго держать Бездну — обычные тряпки, пуговицы, доски и гвозди очень быстро оборачивались трухой. Все серьезное требует совсем другого подхода, таланта и материалов — плоть и кровь станут основой.

Ну а игрушечный домик будет спасать от распада сам подселенный бес — его домен, ему и чинить.

"Татушка" тем временем резко прижалась к поверхности — с характерным звуком. Рядом невольно дрогнула Анна Викторовна.

— Жертва кровью благосклонно принята. — Прокомментировал я. — Теперь ее только с деревом отдирать.

— И многих такое охраняет? — Кивнула Аня на домик.

— Вообще, редкость. — Почесал я затылок. — Сама представь: сначала надо "татушку" вырастить на человеке. Рано срывать нельзя, толку не будет — надо, чтобы бес перезрел, напитался инфой. Потом "татушку" вырезают, а бывшего носителя желательно убить.

— Та-ак.

— Да жив носитель, там не в этом дело. Дослушай, — укоризненно глянул я на нее. — Домовой пропускает тех, чью кровь попробовал. Он пустит нас с тобой и того парня из метро. Для серьезных контор такое, сама понимаешь, недопустимо, вот и не пользуются. А нам пойдет.

Потому что про домового надо для начала узнать, и только потом искать бывшего носителя, что само по себе почти нереально — надо ведь как-то связать меня с тем инцидентом в метро. А я даже отчет написать не успел... Короче, обойдется.

— То есть, если такое стоит в серьезном месте — то хозяева на статью уже заработали? — Задумчиво уточнила Аня. — Убийство человека...

— Создатели такого домика заработали. — Уточнил ее слова. — Их еще найти нужно. Хозяева скажут, что ничего не знали.

— А я, кстати, что скажу?

— Что я на себе "татушку" вырастил и подарил, — пожал я плечами. — Это правда и медицинский факт — вчерашняя скорая подтвердит. Но, понятное дело, обычно по своей воле такого никто делать не станет. Часть себя выкидывать — больно.

— А я?.. Я что потеряю?.. — Глубоко вздохнула Аня. — Когда ты беса вырежешь...

Я встал напротив и, успокаивая, обнял за талию.

— Думаю, ты потеряешь работу. Я же рассказывал: не будет беса — не будет защиты на мозгах.

— Если только работу, то плевать, — шагнув ближе, прижалась она крепко-крепко, обняв меня за плечи. — Тебе ведь можно на первую пару опоздать? — Промурчала Аня, потеревшись носиком о мою футболку.

— А тебе? — Одной рукой я распустил завязку ее халатика и принялся вдумчиво исследовать ладонью соблазнительные взгорья и ложбины.

— Я полтора года не опаздывала.

— Тогда просто необходимо.

На первую пару я не поехал, на вторую — едва успевал. Утром прошел снег, и город на поверхности грозился замереть в пробках — такси до метро ползло минут двадцать. В подземельях, впрочем, было тоже не особо комфортно — плотная людская масса накатывала волной к кромке платформы, заслышав приближающегося состава. Те, кто стоял впереди, отчаянно держались, чтобы их не скинули на рельсы, но отказаться от шанса первыми залезть в вагон не желали. Обычный день большого города — сотни таких вспомню, и сотни таких, надеюсь, еще ждут. Из необычного — только содержимое моих карманов. Волосы с расчески, подсохшая кровь на медицинской игле, носки, обломок ногтя... Чужое, ворованное — собранное за спиной Анны Викторовны без разрешения.

Вещи, что носили у тела, расплетутся на нити и станут основой куклы. Волосы — к волосам. Подсохшая кровь будет бережно склеена в подобие крошечного сердца. Или в метро жарко, или предчувствие скорого костра жжет ступни?