Планы на осень

Глава 1

В такие моменты очень хочется снова начать курить. Выйти из комнаты, отговорившись сигаретой, встать возле распахнутого окна в коридоре, ежиться от холодного ветра и бездумно смотреть на вечерний город, заметаемый снегом.

Девушка, двадцать один год. Поверх выцветшего линолеума неопределенно-коричневого цвета — следы оккультных практик: расчерченная белым мелом пентаграмма с огарками свечей в местах пересечения линий. Пентаграмма — от края кровати до кресла за столом и сразу от дверного проема в прихожую. Тело девушки внутри контура, прикрыто простыней. Тело пока что неподвижно, но на этот случай за спиной открыта входная дверь.

Эта тяга к курению проявляется два-три раз в месяц, когда сержант Григорий Петров находит меня в огромном городе и забирает смотреть на чужую смерть. Сержант виновато качнет плечами, я кивну в ответ и пройдусь метров сто по улице, проверяясь, не видит ли кто из сокурсников, и сяду в служебную машину.

"Все вы рано или поздно попадетесь", — как-то говорил мне ректор, глядя на потерянного меня и гербовую бумагу на столе перед ним. — "Но ты лучше не афишируй".

Вот и проверяюсь, чтобы не заметил кто. Не любят у нас на факультете полицию — как раз из-за того, что рано или поздно попадутся все.

"А те, кто не попадется, профнепригодны. Чувствовать Бездну и не пытаться заработать... Кому такие нужны?", — отправилась в стол ректора бумага о том, что студент по фамилии Ремер может пропускать занятия по служебной необходимости.

Вся разница в том, что кто-то признает поражение, а кто-то попытается убить пришедший по его душу спецотряд. Вторых отбракуют, первые интересны. Третьи — те серыми тенями пройдут все пять курсов, испытывая к предмету обучения только ужас, а к себе — жалость. Бывают и такие. Нас мало — потому им тоже дадут возможность доучиться. Кто-то же должен потом перебирать бумаги, разбираясь в вопросе.

Но наверняка ведь есть и четвертые — для которых у руководства университета наверняка заготовлена совсем другая речь. Например, о том, что они-то гораздо выше полевых бойцов, раз хватило мозгов пройти по краю и не быть пойманным. Потому что чувствовать Бездну и не заигрывать с ней, это, действительно, уже отклонение. Хотелось, знаете ли, быть слушателем как раз такой речи, убедительно соврать, что не понимаешь, о чем идет речь, и потом уйти куда-нибудь в корпорацию — из тех, что сидят на трубах. Говорят, там наша специальность тоже востребована, а вот соискатели с "практикой в МВД", ходят слухи, не нужны совсем. Да что уж теперь...

В этот раз машина была не служебная — нестарая черная ауди без специфичной бело-синей окраски и особой серии номеров — в десятке шагов от входа в универ, за грязно-серым бруствером из снега, застрявшем в невысоком кованном заборе. Я бы мимо прошел, собираясь скоротать "окно" между занятиями в кафе. Но сержант возле машины был тот же самый — высокий шатен лет тридцати с короткой прической и тяжелым взглядом карих глаз. Хорошо, что в застегнутом пальто — мундира под ним не заметить.

Вновь — виноватое пожатие плечами, а от меня — еле заметное движение головой. Григорий, в общем-то, никакой вины наверняка и не чувствовал — но раз все еще жив и не проклят, то линию поведения выбрал правильную. Поди, не одному мне нервы портит...

Руки в карманы, ворот куртки повыше и по улице — вверх...

Стоило сесть в притормозившую машину, сержант рванул с места, стараясь успеть на зеленый свет светофора. Да и там он повернул почти на красный и, не снижая скорости, забрался на выделенную линию, чтобы уйти на первый же съезд в сторону области. Оставалось только вцепиться в ручку над дверью и постараться не прикусить язык.

— У шефа вечером футбол. — Причина спешки оказалась слегка приземленной. — Пятница же, "Спартак" играет.

— Не по телевизору? — Указал я на центральное зеркало, в которым отражался край небрежно закинутого на второй ряд кресел бело-красного шарфа.

— Ага. Торопится. В восемь начинают пускать на стадион, — покосился он на часы на левой руке, лежащей на руле. — А тут труп этот. По вашей части.

Полтора часа осталось. Может, успеет — если, конечно, прав, и обычному угрозыску там делать нечего.

Ехали куда-то на северо-запад, избегая перегруженных дорог — город я знал плохо, не дальше схемы нужных веток метро. За окном мелькала череда незнакомых улочек и безымянных проездов; старые панельные девятиэтажки сменялись глухими бетонными заборами с колючкой поверх. Редкий свет тусклых желтых ламп, проваливающихся в осеннюю темноту, подсвечивал разбитую дорогу с рядами маршрутных такси, запаркованных по краю длинной улицы. И вновь — панельные дома, анклавами между заборов безымянных складов и автобаз. Ощущение неустроенности нередко преследовало Бездну, как рыжий цвет под краской отмечает место скорого прорыва трубы — если случится, то, скорее всего, здесь.

— Обратно как? — Невольно вырвался вопрос.

— Тут электричка недалеко. Проезжать будем — покажу.

Расходы на такси никто не оплатит — это на место происшествия машиной. Дальше — сам. Дойду как-нибудь — живут же тут люди. Квартиры снимают. Снимала...

На телефон сержанта скинули досье и фотографии с места происшествия, а он передал его мне, дав ознакомиться. Имя, возраст; ножевая рана — проникающая в грудную клетку. Тело лежит на животе, правая рука согнута и отведена в сторону, нож остался в ладони. Профиль ножа совпадает с профилем раневого канала... Фото еще одного пореза — у запястья левой руки. Скорее, нескольких неаккуратных порезов — завис я над фотографией, масштабируя изображение.

Дверь заперта на засов — ее ломали. Створки балконной рамы заделаны гвоздями, чтобы не курили арендаторы. Окна в комнатах закрыты — осень, холод. Восьмой этаж. И пентаграмма.

— Так что, на футбол успеет? — Осторожно уточнил сержант.

— Посмотрим, — вернул я телефон.

Хотя очень похоже.

Кто-то вновь использовал интернет не по назначению — нашел инструкцию и попытался торговать собственной жизнью. Подумаешь, отдать пару недель, месяц или даже год за желаемое — многие и полжизни готовы вычеркнуть ради заветной цели. Кто бы им объяснил, что Бездна — это в первую очередь бандит, и торгует только с хорошо вооруженным покупателем?..

Нож — не оружие. Этим же ножом обычно и зарезают незадачливых продавцов. Рукой призвавшего — его же самого, прямо на глазах находящейся в сознании жертвы, отнимая предложенный товар и не давая ничего взамен.

— Вот этот двор, — сбавив скорость, сержант повернул в проезд между железными гаражами. Чуть дальше стояли три дома, поджимавшие дворовую площадку со скамейками и детской площадкой к сетчатому забору школьной территории.

Плотно заставленные по бордюрам машины; желто-зеленые ограждения, охраняющие выцветшую зелень под окнами. Серый снег под балконами первых этажей. Ветер, колючий снег и сырой холод середины осени — из теплого салона машины выходить не хотелось совершенно. Возле третьего подъезда, перегораживая проезд, беззвучно сверкала синим скорая помощь. У дальнего угла дома стояли два полицейских "Соболя"; в кабинах скучали водители, явно разделяя мое мнение о погоде.

— Все уже внутри? — Неодобрением поднялось в сердце.

— Жертва же одна, — пожал Георгий плечами. — Шеф сказал — работаем.

"Жертва же одна", — даже горькой усмешки нет, только равнодушие.

— К подъезду не надо. Пройдусь, — озвучил я просьбу, скидывая ремень безопасности.

Сержант покладисто кивнул и остановился при въезде во двор.

— Найду место для машины, — озадаченно посмотрел он по сторонам.

— Ага, — захлопнул я дверь и пару минут оставался на месте, изучая угрюмую застройку.

Есть время, пока резкий ветер не выветрит тепло из тонкой куртки.

Птицы — на газовых трубах пара голубей. Животные — мелкая собачка гуляет на поводке у женщины по детской площадке. Потоков крыс, исходящих из подвала дома — нет.

"Жертва же одна", как же... Что сделает бес, призванный в наш мир? Действительно — украдет жизнь и сбежит.

Как распорядится входом в мир демон, которому одной жизни мало? Возьмет всех в доме под контроль и станет звонками, уговорами, силой и мольбами заводить внутрь новых жертв. Вон, меня уже привезли...

Редкость, верно. Почти не бывает. И в чем-то шеф у сержанта прав — нет смысла всякий раз ждать таких, как я. Коллеги тоже не поймут, зачем терять время в машине — им, ниже определенного чина, не объясняют происходящее. Потому что не надо рекламировать Бездну.

Чуть помедлив, я коснулся пальцами правой руки запястья левой и потянулся под рукав вверх — к скрытому одеждой шраму ниже локтя. Сантиметров тринадцать, уродливый, будто зашитый грубой ниткой — обнажи я руку, он и сейчас выглядел бы свежим и воспалившимся, хотя было ему больше десятка лет. Травма, нанесенная тварями Бездны, обычно не зарастает и приводит к смерти. В "необычных" и крайне редких случаях рана заживает в двух мирах одновременно, соединяя пульсирующим рубцом Бездну и наше небо.

Мне-то на внешний вид шрама всегда было наплевать — длинные рубашки летом, и всех проблем. Это у девчонок с курса всякий раз трагедия — там слезы над каждым участком кожи...

Жалость к себе, укор судьбе и удивление, когда однажды травмой заинтересуется столица. Так у всех.

Подушки пальцев на шрам — прислушаться. С "той" стороны бесы редко стесняются жадного, голодного поскуливания и нетерпеливого скрежета когтями — жертвы в этом мире все равно ничего не услышат. Но в этот раз там действительно никого.

Я тряхнул руками, пытаясь избавиться от искорок боли в пальцах, поправил рукава. Слепил из снега, заметенного под одной из машин, снежок, скинул туда остатки "искорок" и со всей дури запустил в глухую стену дома.

Было бы там нечто, притворившееся домом и распахнувшее глотки на местах подъездов — морок бы дрогнул. А так — нормальный дом, жилой.

А я — параноик. Хватило бы и того, что голуби с крысами не сбежали, а собака не воет от отчаяния, натягивая поводок и пытаясь увести хозяйку от беды...

Наверное, мне не хватает железной уверенности, что я уж точно выживу, и мне точно повезет. Растерял я ее полтора года назад, вместе с частью свободы. Зато — всего-то условный срок. Когда-нибудь кончится и он.

Рядом с отметкой от моего снежка разбился второй.

— Идем? — Подошел со спины Георгий, отряхивая ладони от снега.

Я молча кивнул.

Нужная квартира была слева от лифта, окнами на другую от двора сторону дома. Дверь стояла открытой — в ней, не решаясь входить, растерянно замерла невысокая женщина в сером пальто. Как оказалось — владелица квартиры, срочно вызванная с работы.

Хозяйка жилплощади, пока мы стояли на пороге, успела поклясться сержанту, что квартирантка самая приличная, из поступивших иногородних, одинокая, и никогда на нее ни одной жалобы.

— Вон, соседей спросите, — указала женщина на любопытствующих в коридоре. Те, впрочем, не торопились общаться с полицией — стоило сержанту обозначить внимание, разошлись по своим делам. Отвернешься — возвращаются вновь, тихо перешептываются и множат слухи.

Георгий профессионально выражал сожаление, и мелкие детали жизни малознакомой девушки вспоминались хозяйкой и тут же выкладывались, лишь бы тот не отводил сочувствующего взгляда — где училась, где подрабатывала, в какие дни платила и какими купюрами...

Я же, прислушиваясь к взволнованной речи, вглядывался внутрь квартиры — обзора от входа оказалось вполне достаточно, чтобы оставаться на небольшом участке с ковриком, рассматривая узкую прихожую и единственную комнату.

Прикрытое простыней тело пока что уходило на второй план.

"Ответьте себе: происшествие уже произошло или до сих происходит?" — голосом лектора в памяти: эхом в огромной аудитории, заполненной едва ли на десятую часть. За спиной у лектора — схема на доске, несложная, выполненная крупными буквами. Сверху — все пять чувств, доступных человеку. Под каждым: признаки и приметы — к чему прислушиваться и с чем сравнивать. Начинать проверку можно с любого столбца. Руководство же к действию, если хотя бы один признак совпадет указан внизу доски заглавными буквами: "БЕЖАТЬ".

Серебристая паутина в углах комнат; направление теней от света вне квартиры и внутри нее; приложить ладонь к поверхности — когда что-то пойдет не так, все внутри начнет нагреваться. Воздух, наоборот, станет прохладней, но заметить это будет гораздо сложнее — холод обычно свободно заходит из коридора, потому что входную дверь закрывать нельзя. Запахи, ощущения, звуки — все, что подмечено до нас и должно дать уверенность, что "происшествие" уже завершилось, и двери в Бездну надежно закрыты. То, что демона здесь нет — не означает, что он не собирается вернуться и продолжить пир.

Низкие потолки, красные обои и желтоватые абажуры на старых люстрах, искажающих белый электрический свет ламп. По правую руку — запертые бледно-желтые двери в туалет, ванну и на кухню. Слева — высокий, в потолок, шкаф. И звенящие от напряжения нервы, пока всматриваешься, принюхиваешься, касаешься рукой. Мог бы — уволился.

Я шумно выдохнул, оттирая запястьем лоб. По всем признакам, если тут что-то и было, то — точно ушло, затворив дверь за собой.

— А вы молодой человек Жанны? — Коснулась хозяйка квартиры рукава моей куртки, впервые обратившись ко мне за этот вечер.

— Нет.

— Родственник? — Напирала она.

За квартиру не оплачено уже два месяца — это я уже слышал в ее монологе. Девушка отговаривалась временными трудностями. Раз умерла — логично, что хозяйка ищет, кто бы погасил долг.

— Нет.

— А мне теперь одной полы отмывать, — пожаловалась она.

— Как я вам сочувствую, — терпеливо кивнул я, копируя интонации сержанта.

Не сработало — та недовольно поджала губы.

— И когда закончите? — Добавилось сварливости в ее голос.

— У них спросите, — кивнул я в сторону сотрудников.

Внутри было тесно: два криминалиста, отщелкивающие кадры обстановки на фотоаппарат, шелестели бахилами на ногах, обходя пентаграмму по стеночке. Бесстрашные люди.

Еще человека три на кухне — из-за закрытой двери слышны голоса милицейского начальства. Эти — вообще бессмертные.

Но ругаться бесполезно — во-первых, если они еще живы, то все в порядке. Как с маленькими детьми, в самом деле: "но ведь не умерли", и глазами хлоп-хлоп.

Во-вторых, оперсостав, вероятнее всего, в мистику не поверит. Не в том случае, когда РнТВ круглосуточно вещает про экстрасенсов, гадалок и тайны пирамид — делая все, чтобы вызвать у людей образованных чувство брезгливости и пренебрежения. Где-то в стороне останется статистика нетипичных происшествий и пропавших без вести людей.

Кое-что, конечно, доберется до центральных телеканалов — и тогда бледнеющие генералы в рекордные сроки нейтрализуют секту или психопатов-одиночек. Обычно это действительно секты и действительно психопаты — ничего выдумывать не приходится. Таких Бездне обманывать проще и приятней.

Когда-то пытались негласно довести сведения о Бездне до ряда специалистов — вроде легкой техники безопасности, что не надо наступать в рисунки мелом под трупом или храбро кидаться в подвал одному, если кто-то начнет звать оттуда детским голосом. Те кивнули и решили, что начальство столичной полиции рехнулось и борется с демонами вместо того, чтобы закодироваться и больше не злоупотреблять.

Впрочем, мы точно хотим доказывать реальность Бездны циникам, у которых есть фотографии рабочих ритуалов?.. Наплачемся ведь.

Поэтому все ровно так, как есть — бардак, который решено просто не замечать. И пока кто-то, вроде меня, не начнет орать благим матом, любое убийство считается простым. И криминалистам нечего бояться. И милицейскому начальству можно показывать невозмутимость. И жителям можно шастать по коридору, с любопытством заглядывая в приоткрытую дверь. Орать, если что, я имею право только про пожар и утечку газа.

Я так вообще тут на роли бестолкового стажера из соседнего отдела — ну привозят, натаскивают в основном на сектантов и самоубийства. Есть и есть, стоит себе на пороге, не топчется лишний раз.

А еще у стажера нюх отменный — уже два раза орал про газ, когда никто и ничего не чувствовал. В прошлый раз, вон, дом сложился внутрь себя — часть людей успели вывести, часть сожрали. То есть, остались под завалами...

Плевать, как ко мне относятся, в самом то деле. Задача-то у нас общая — узнать, кто убийца. Если из нашего мира — я отойду в сторону, так как, действительно, нечего мешать профессионалам. Если из чужого — "глухарь" повиснет на нашем отделе, пока мы не найдем виновного беса и не привлечем его по УК РФ. Отдельных законов для нас не придумали, работаем по тем, что есть.

Разувшись и переодевшись в тапочки, стоявшие возле порога, я прошел внутрь и присел над телом жертвы. Отвернуть простыню, нагнуться и посмотреть на запястья — правая рука, левая рука... Понятно, что меня смутило на фотографиях.

Взгляд внутрь комнаты — осмотреть обстановку. Незаметно достать компас из кармана, оглянуться на пентаграмму — приятно, когда догадка подтверждается. Вернуться обратно и вдеть ноги в ботинки.

А там и дверь кухни широко открылась, выпуская в прихожую грузного, но при этом удивительно подвижного мужчину с погонами майора на кителе.

— Вот он, наш эксперт! — Довольным тоном отметил он, шагая ко мне.

Сероглазый, с коротким ершком светлых волос, весь напружинистый и стремительный — столько энергии в этом невысоком человеке, каждый раз неприятно смотреть.

А он — ничего, доволен встречей. Мистика — это не по его приземленной криминально-бытовой части. Мое слово, и дело уйдет в наш отдел — через пару часов майор будет орать на стадионе, болеть за свою команду и отдыхать душой.

— Павел Александрович. — Изобразил я радушие.

— Михаил, — столь же мерзко улыбнулись мне и энергично встряхнули мою ладонь своей пятерней.

Не вспомню, протягивал ли я ее ему руку, или он подхватил сам. Скорее — второе.

Майор уже вздохнул было воздуха для новой фразы в мой адрес, но зацепился взглядом за хозяйку квартиры.

— Сержант, убери постороннюю.

— Я — хозяйка квартиры! — Вы не убийца и не свидетель? — Строго уточнил у нее майор. И тут же заглушил рявком возмущенное возражение. — Убийца?! Свидетель?! Вот и подождите за дверью, будьте добры.

За кою дверь растерянную женщину и оттеснил сержант.

— Криминалисты завершили? Благодарю за службу. — Проводили за порог и их, дав время запаковать фотоаппараты в кофры и забрать одежду с вешалок у входа. — Андрей Иванович, — пожал майор руку участковому, прижимающему планшет с заполненными бумагами к расстегнутой на груди дубленке. — Подождите меня, я сейчас буду.

Сержант закрыл за ними изнутри дверь и провернул замок на один оборот. На всякий случай посмотрел в глазок и кивнул майору.

— Ну что, будем гоняться за вашими бесами? Звоним Анне-свет Викторовне? — Нетерпеливо заглянул Павел Саныч в мои глаза снизу вверх.

Будто его участие в таких мероприятиях не ограничивается насквозь фальшивым пожеланием удачи.

Счастливый человек. Если бы не один момент.

— Боюсь, что нет, — поднялся я и скорбно склонил голову.

— Объяснись.

Я набрал воздуха и обвел взглядом пентаграмму.

— Ритуал нерабочий изначально. — Выдохнул я со всей доступной скорбью. — Он ничего не смог бы призвать.

— Уверен? — Стремительно терял тот хорошее настроение.

Я, в свою очередь, чувствовал злорадство. Не могу винить себя за это.

— Я же эксперт. — Вернул я ему.

Впрочем, это если свалить проблемы на коллег — я эксперт. В ином случае — самое время усомниться в компетенции.

— Есть пентаграмма. Есть труп! — Настаивал майор.

И подозрение в его взгляде явно говорило, что никакого доверия к студенту-недоучке в таких сложных вопросах быть не может.

Удержав новый вздох и стараясь вести себя чуть отстраненно, я продемонстрировал ему компас в левой руке. Шевельнувшаяся и тут же успокоившаяся на стрелка медленно крутанулась и замерла.

Ни одна из вершин нарисованной на полу пентаграммы не совпадала с направлением. Ни один из векторов пересечения линий, что тоже кое-как допускается. А это уже — совсем непорядок.

— Линии в контурах ориентированы неправильно. — Терпеливо озвучил я. — Можно приносить жертвы, орать призывы и устраивать оргии сколько угодно.

— Весело у вас на факультете, — прокомментировал за моей спиной сержант.

И тут же замолчал под гневным взглядом майора.

— Она же, стрелка твоя, на север не показывает, — поджав губы, обратил он внимание. — Окна на восток, а эта прямо в угол целит, — проследил он глазами до угла комнаты, по которому поднималась от пола до потолка труба отопления.

— Она не должна показывать на север.

— А куда — должна?

— Не на север, Павел Александрович.

— Дай-ка его сюда. — Почти силой забрал он у меня компас, встряхнул в руке и с довольствием продемонстрировал сержанту. — Вот, север! Петров, видишь ведь?

— Так точно.

— И линии аккурат по северу, — повернулся он к пентаграмме на полу и чуть прищурил глаза, сравнивая. — Верно я говорю, студент Миша?

— Абсолютно верно.

— Так что ты мне мозги компостируешь?! — Рявкнул он.

— Компас положите, — выставил я руку вперед ладонью вверх.

Майор, будучи человеком склочным, неприятным, иногда — мерзким, дураком уж точно не был. Оттого компас вернул обратно в ладонь без лишних препирательств.

Ну а стрелочка прибора, качнувшись, вновь показала на угол.

— А ну-ка, повернись, — коснувшись моего плеча, Павел Александрович заставил меня сделать полный разворот на месте.

Стрелочка послушно указывала в одном направлении. Такое у нее свойство — в данный момент майора страшно раздражающее.

— Петров, возьми компас.

Сержант, качнув плечами, забрал его себе. Стрелка послушно обозначила север.

— Чертовщина, — поджав губы, в сердцах высказался майор.

— Чертовщина, но не наша, — указал я на пентаграмму с прикрытым простыней телом.

— Раз не твоя, то не путайся под ногами. — Неприязненно оглядел меня Павел Александрович и демонстративно отвернулся.

Убийца из нашего мира, что я поделаю? Вечер пятницы, футбол, планы... Но и у жизни планы на майора, и ему придется уступить.

— Подпись поставите? — Достал я из внутреннего кармана пальто в четверо сложенный листок "производственной практики".

Развернул — из пяти линованных граф за октябрь заполнены только две. Ничего, еще успею, полмесяца впереди.

А не успею — нарушение условий "условно-досрочного" и тюрьма.

— Ручки нет. — Нехотя покосился на меня Павел Александрович. — Потом.

— Вот, — протянул я свою.

Специально по такому случаю ношу с собой.

Павел Александрович, хмыкнув, облокотив листок о стену, накорябал нечто простое — то ли галочку, то ли незавершенный кружок — и, отворачиваясь, не глядя всучил мне. Помял еще, гад такой.

— Хорошего вечера. — Поблагодарил я спокойным голосом, проигнорировал злой взгляд и поспешил на выход — хотелось быстрее выйти из ставшего вдруг тесным помещения, хлопнуть подъездной дверью первого этажа и отдышаться.

Даже лифта не стал дожидаться — сбежал вниз по лестничным ступеням, дважды перешагивая через что-то пролитое, прошел мимо выпивающей между третьим и четвертым этажом компании. Те молча посторонились — синие отсветы мигалок все еще отражались в запыленном окне над лестничным пролетом. Ненавидим полицию, но признаем, что так безопаснее... К нашему факультету в полиции относятся также.

За порогом тяжелой двери все еще шел снег — в этот раз широкими хлопьями, медленно падающими и тут же таящими в дорожной слякоти. Дыхание вырывалось клубами теплого воздуха; в окнах дома напротив постепенно зажигались окна — люди приходили с работы.

Привалившись к бетонной стене подъезда, я постарался успокоить сердце. Чужая смерть все-рано била по нервам, а шрам на руке начал неприятно ныть — из-за компаса пришлось тревожить рану несколько раз.

Я встряхнул правой рукой и повернул наручные часы к свету фонарей — в универ возвращаться поздно, последнюю пару безнадежно прогулял. Мелкого беса уже призвали, он запомнил имена, и на постороннего будет смотреть, как на еду. Впрочем, на остальных он тоже смотрит, как на подписанное меню в дорогом ресторане — но знает, что оно ему не по карману. К концу занятия ему предстоит понять, что еда тут — он сам. И вот тогда уже можно договариваться.

Жаль, еще один контракт мне бы пригодился.

Скрипнула железными петлями дверь, и на улицу вышагнул сержант. Покосился на меня, сделал пару шагов с крыльца и закурил, встав так, чтобы слабый ветер сносил дым в сторону.

— Электричка там, — показал он рукой на натоптанную тропинку, шедшую через двор и дыру в сетчатом заборе под тусклым фонарем вдали. — Я бы довез, но... — Посмотрел он за спину и вверх.

Начальство не оценит. Хоть и водитель, вроде как, освободился.

— А у вас там правда оргии? — Сверкнул любопытством в глазах Петров.

Вроде как, посторонних ушей рядом нет.

— Мистерии, — поправил я его.

— А разница?

— Ничего не помнишь потом. — Честно признался я.

— А... — Разочарованно отбросил тот окурок в урну. — Тогда какой смысл.

Cвет в окне первого этажа зажегся, и я решил просто пожать плечами.

— Тебе билеты на футбол не нужны? — Задержался он, собираясь заходить обратно.

— Не, дорого ведь.

— Дорого, — вздохнул сержант тяжко. — Очень дорого. Ну, бывай, — постояв у распахнутой двери и какое-то время вглядываясь во двор, вернулся он в подъезд.

Я же оттолкнулся от стены руками и побрел к электричке — там до пересадки на станцию метро, а дальше проще.

Свою работу я сделал, подпись получил. В понедельник эту же бумажку надо показать преподавателю, чьи занятия прогулял, и потом минут двадцать рассказывать, что именно делал, почему решил так, а не иначе, и что я делал, если бы... Короче, отчитаться за работу — и в награду получить тележку ценных сведений из практического опыта, которые на лекциях не услышишь. Единственное место, где мою паранойю ценят.

"Иначе сам помрешь и весь район за собой утащишь", — проворчат мне в очередной раз, заставляя записывать важные моменты, не полагаясь на память. Хоть такой плюс от "практики" — тем, кто не ходит "в поле", такой информации не дадут. Большинству, впрочем, именно такие знания и не пригодятся — факультет готовит специалистов для таможни, военных, ну и в теплые государственные кабинеты, где о Бездне знают. Иногда кабинеты не государственные, но с "государственным участием" — и там тоже хотят спокойно работать, зная, что ничто не вломится и не сожрет директорат с заместителями. Большинство проблем этих ведомств решается профилактикой, ритуалами и парой-тройкой прикормленных бесов — стандартная программа обучения закрывает эти потребности. Зачем им больше?.. На оставшийся процент неприятностей потом вызовут таких, как я — смотреть на трупы. И как-то совсем не хочется ложиться с ними рядом. Да и заниматься этим, если честно, тоже никакого желания, но...

У ведомств есть квоты на выпускников, а у выпускников — право выбирать, в какое ведомство идти. И так получается, что из года в год министерству внутренних дел ничего не достается.

Зато у МВД под рукой есть студенты — всегда, в товарных количествах. Студенты работать не хотят, но, если пообещать их не сажать в тюрьму — меняют мнение. Главное, чтобы попались самостоятельно, и если ненавидели кого за это — то себя.

В общем, пока шел по вытоптанной тропинке, стараясь опередить заметаемый ее снег, мысленно составлял отчет о проделанной работе. Со всех сторон выходило, что совесть чиста — ничего не мог бы вызвать этот призыв. Рисунок на полу — он как мишень и одновременно листочек с координатами для тех, кто вечно смотрит на Землю голодными глазами. На этой стороне жертвуют и обещают еще больше крови. На другой стороне, те, что поглупее — рвутся напролом к обещанному. Поумнее — присматриваются. Но какой бы ни была мудрой нечисть, без координат она не прорвется. Значит, пусть ловят земных преступников и не тревожат студентов. У меня, может, тоже планы на выходные — зябко поежился я в легкой куртке. Хотя бы в магазин сходить и купить что-то потеплее...

Потом я долго буду думать, что мог сделать в тот вечер иначе.

Первой ошибкой было не пойти сразу домой, а отправиться в кафе. Ощущение и эмоции от чужой гибели хотелось чем-то перебить — вот и пытался заесть нервы. Кроме раздражения шумной компанией за соседним столиком, впрочем, ничего не получил.

Еще ошибкой было не заметить черную ауди, запаркованную на углу общежития.

И главной ошибкой — не притормозить вечернее дело в угоду злопамятному типу в чине майора. Ведь предлагал же Петров, зря что ли он на холод курить выходил, не про оргии же в самом деле спрашивать — а о высокой цене билетов намекнуть... Поднялся бы снова, извинился, вызвонил шефа... И огреб бы уже от Анны Викторовны — у нее ведь, наверняка, тоже планы...

Дверь в мою комнату стояла настежь открытой, в коридоре перед ней топтались трое ребят из соседних комнат, комендант — Антонина Васильевна, и сержант Георгий Петров — без пальто, в форменном мундире.

Сердце сжало недобрым предчувствием.

— Понятые, пройдите! — Властно потребовали голосом Павла Александровича из комнаты.

Свалить, что ли? Поздно — сержант уже меня заметил, отрицательно качнул головой и подбородком указал внутрь комнаты. Сочувствует, конечно же — весь из себя олицетворение скорби... М-мать.

Так что в комнату, пропустив остальных, зашел и я, остановившись в пороге. Сержант Петров занял место за моей спиной.

— Вот, полюбопытствуйте, граждане понятые, — стоя возле моей постели, указал майор присутствующим на серую книгу, лежащую прямо поверх одеяла. — "Гриммуары" за авторством А. Хошера. — Он аккуратно поддел обложку краешком карандаша, показывая первые листы с вырезанным библиотечным штампом. — Запрещенная литература. По всей видимости, украдена из ведомственной библиотеки.

Книга принадлежала соседу Пете. Сам сосед был в комнате — сидел на своей кровати напротив моей и выглядел бледнее некуда. Можно ставить что угодно, что он-то и скинул книгу ко мне на кровать, стоило майору объявиться на пороге.

Хранение и — если прижать его сильнее — употребление запретных знаний. Вынос, кража.... Нужное подчеркнуть. Петя все это прекрасно понимал — оттого и скинул, не сомневаясь ни секунды.

Я попытался поймать его взгляд — тот вроде как заметил меня на пороге, но тут же отвел взгляд. Понятно...

А у меня условно-досрочное. Жаль, общага была теплая. Теплее камеры.

— Запрещенная литература находится на постели некоего... Как вы сказали? Михаила Валентиновича Равера.

Понятые начали оборачиваться на меня.

— Что молчишь? "Это не твое"? — Остро посмотрел на меня Павел Александрович, мигом выделив из толпы.

— А казалось, такой приличный мальчик! — Вибрировала комендант то ли страхом, то ли гневом, обращенным на меня.

Комендант из посвященных, и про опасность таких книжек осведомлена. Я, к слову, тоже — потому здесь книг у меня нет. А вот сосед...

Петя по-прежнему воротил лицо. Гад ты, Петя.

— Могу Анне Викторовне позвонить? — Спокойно уточнил я.

Отпереживал я свое давным-давно, еще во время первого суда. Теперь только сухость в горле выдавала волнение, но чувствовал ее только я сам.

— Ты же не хотел? Ах, про это... — Постучал он карандашом по серой книжке. — Сейчас оформим, и позвонишь.... — Смотрел майор довольно и зло, словно цепной пес.

Сам сытый, но свое не отдаст. Рычать будет над куском. И тебя сожрет, сколько его не корми до этого — потому что не тебе служит.

Я тяжело вздохнул. В камеру не хотелось. Особенно в пятницу вечером.

— Можем поговорить? В том числе по делу.

— А давай. Леша, сними показания с Петра Геннадьевича и понятых. Антонина Васильевна, организуете им помещение? — Ох, да, разумеется. — Засуетилась комендант.

Посторонние неуклюжими пингвинами покинули помещение и плотно закрыли за собой дверь, до скрипа дерева — словно чем сильнее они ее закроют, тем меньше шанс, что неприятность просочится к ним.

Павел Александрович сел в изголовье моей постели, радушно показал на стул у единственного стола напротив окна, приглашая присаживаться.

— А я вот тут подумал, ты схалтурить решил. — Поделился мыслями майор. — Выманил у меня подпись и сбежал. Компасом этим своим перед носом поводил, как известным предметом, и к себе — отсыпаться. Приезжаю, захожу — а тут подарочек прямо на кровати лежит. — С теплой улыбкой смотрел он на меня. — Так что, говоришь, по делу?

Стул подо мной шатко накренился — давно бы отремонтировать, но он, видимо, сегодня как вся моя жизнь. Резко дернусь — все развалится. Стану чинить — сломает сосед. Любит он качаться на задних ножках...

— Схема нарисована четко. — Проигнорировал я до поры момент с книгой. — Но рядом с телом нет инструкции. Распечаток нет, значит, должен быть ноутбук. На столе пусто, на полу тоже. На кухне ведь тоже ничего?

Потому что если есть, то надевайте наручники и поехали. Но так не бывает! Все, кто рисовал схемы, знают — должен быть чертеж под рукой, до последней минуты обязан быть. А его нет.

Вот чему бы царапнуть сознание еще там, в квартире — но то ли хозяйка квартиры отвлекла вопросом, то ли грело душу подленькое чувство, как сейчас поломаю все планы майору на футбол. Надо расти над собой, от этого все проблемы...

— Сотовый телефон там был, на зарядке.

— В нем есть схема?

Содержимое должны были посмотреть в первую очередь — переписку и последние вызовы. Есть там пароли на телефоне или нет — ведомству плевать, на себе убедился.

— М-м. Нет. — Неохотно подтвердил мою догадку майор. — Но она могла смотреть из почты, потом почту закрыть...

— Закрыть почту, сто раз не перепроверив рисунок? Потом телефон на кухне оставить, а не рядом положить? — Скептически уточнил я. — Это девушка-то?

— Люди разные. Многие на память не жалуются.

— Сокурсники что говорят, ноутбук был или нет? Опрашивали?

— Ты тут еще мной поруководи!.. — Поднял голос майор.

— В комнате нет стационарного ПК. Ей двадцать один год, учится. Должен быть ноутбук или компьютер. — Убежденно произнес я. — Телефон заряжала на кухне, значит, розетка в комнате занята.

— Убийство с целью грабежа? — С сомнением хмыкнул Павел Александрович. — А ритуал?

— Зашли, убили, заметили пентаграмму. Или зашли, заметили пентаграмму и убили. Нож в ладони видели? Его словно аккуратно положили.

— Бес положил тело с ножом на пол, — пробубнил майор. — Не в первый раз такое.

— Но пентаграмма выполнена неправильно!

— Это ты так говоришь. И квартира изнутри была заперта, на засов. Дверную коробку при участковом разобрали.

— Убийца и закрыл. — Поймал я вдохновение. — Как дверь сломали, подельник изобразил суету — может, позвал соседей полюбопытствовать, толпой ввалились, толпой вышли. Там и убийца вылез из шкафа в прихожей. Шкаф — от пола до потолка, запросто и трое залезут.

— Допустим. — Потер майор бритый затылок. — Меня там не было, когда дверь вскрывали.

— Вот. — Медленно выдохнул я. — И нож — не ее. — Привел я главный довод.

— Это с чего решил? — Внимательно посмотрел Павел Александрович.

— Ритуальный порез на запястье выполнен не ножом. Заточенный ноготь правой руки, под ним кровь. Присмотритесь — там ясно будет видно.

— А промолчал чего?

— Так ведь не задерживали... — Напомнил я хмуро. — Да и сами бы заметили, думаю.

— Думает он. — Мрачно отметил Павел Александрович.

— Вот. И зачем ей тогда нож?..

Для начала ритуала хватит и капли отданной крови.

— Крик ее полподъезда слышало, говорят. — Подумав с минуту, произнес майор.

— Когда зарезать хотят, бывает такое. — Пожал я плечами.

— А, ритуал, говоришь — просто совпадение?

— Может, свечки жгла, и запах кому не понравился. — Невольно потянулся я потереть затылок. — Или призыв громко читала — у нее ведь не получалось, вот и читала еще громче, раз за разом, думая что в этом дело. Сектантов у нас не любят. Слухи в народе ходят всякие. Был ли ноутбук, Павел Александрович, вот что сейчас важно. — Напомнил я.

— Поедешь ли ты в СИЗО, студент Миша, вот это тебя должно волновать, — кивнул он на книгу.

— Так давайте звонить Анне Викторовне. Вдруг у нее разрешение на эту книгу оформлено, на мое имя. — Сглотнул я.

— Книга ж не твоя. — Ухмыльнулся майор.

Я только руками развел.

— Да и вообще — уважаемого человека вечером пятницы беспокоить... — Протянул Павел Александрович. — В понедельник можно спросить. С собой же у тебя разрешения нет? Вот, значит, я вправе задержать до выяснения.

— А как же ритуал? — Укоризненно посмотрел я на него. — Надо немедленно брать в работу распространителей. Ни о каком понедельнике не может быть и речи!

— Схема же неверная? — Поднял тот взгляд недоверчиво. — Ей-то чего?

— Схема расположена неверно, только и всего, — отметил я важный момент. — И кто-то дал ей схему. Этой девчонке. То, что она неправильно ее нанесла — это еще повезло. — Произнес и запнулся я.

Но укоризненный взгляд выдержал. Иногда смерть — действительно везение. Бывает куда хуже. Спорить со мной на этот счет майор не стал.

— Вы же видели, как стрелка компаса себя вела. Она ориентировала пентаграмму не по тем сторонам света, только и всего.

— А какие, извини, еще бывают стороны света? — Набычился майор. — И что за вообще за шоу со стрелкой?

— У нас есть термин "Тишина", — попытался объяснить я. — Это как параметр, когда кричишь через поток воды. Барьер между мирами — он ведь подвижный, как река: где-то он тоньше, где-то толще, где-то быстрее, где-то мягче, где-то крик искажает, где-то нет. Бездну только "услышать" и можно. Поэтому Бездне нужна пентаграмма. Фигура ведь на нашей стороне круглая, симметричная, с правильными углами. С их стороны она может звучать, как покрытый рябью овал, растянутый на километр, но зная ориентиры, положение свечей и изначальную форму, бесы могут просчитать искажения, просчитать "тишину" и попасть к нам. — Завершил я. — Иначе мировая река их разорвет.

— Че-его-о? — Протянул майор. — Просчитать?

— А вы сомневаетесь в их разумности? Павел Александрович, это существа, способные в сложную математику. Они не тупые. Это у нас тупые, которые их зовут, чтобы любимого вернуть и порчу на начальницу наложить, — с тоской признал я несовершенство человечества.

— Компас-то какого хрена показывает неправильно? — Буркнул он.

— У меня в левой руке кое-что, что очень сильно режет слой "тишины". До нуля почти, и компас начинает видеть Бездну.

— То есть, через тебя бесы могут толпами забегать? — Сузились глаза Павла Александровича.

— А еще я могу машину в толпу направить, — спокойно держал я его взгляд. — Но ведь не делаю. Да и какая разница — я призову или девчонка с пентаграммой?

— Которая со сторонами света не угадала...

— С ними почти никто не угадывает. Иначе всем плохо бы пришлось. — Невольно почувствовал я холодок в спине. — Ритуалы нужны, практики, чтобы услышать что-то в "тишине" и сориентироваться по направлению. С той стороны, если здесь прислушаться, всегда готовы подсказать... Только людям терпения не хватает.

— Нахрена бесам у нас вообще надо? — Буркнул майор.

— Тут еда. Мы — еда, — болезненно отметил я. — Если раздать руководства и пообещать вернуть любимого, еда сама начнет...

— Хорош, хватит, — раздраженно отмахнулся он.

— ...а жить им и у себя неплохо.

— А потому что интернет этот проклятый! — Зло смотрел Павел Александрович. — Оттуда вся эта грязь расползается!

Сказать ему, что в интернет перепечатаны оккультные практики еще царских времен? А те наверняка — взяты еще из большей древности.

— Закрыть с концами и точка. Нет утечки информации — нет проблем. — Убежденно сказал Павел Александрович.

И виделось мне, что да — была бы у него такая власть, сделал бы. Но стоит что-то запретить — оно будет в распечатанном виде даже у второклассника, чисто из интереса.

Лучший барьер — сделать вещь постыдной и немодной, уделом неудачников и психов. Чтобы бизнесмены не заказывали демонам конкурентов, расплачиваясь чужими жизнями. Только это должен майору не студент сказать, а кто-нибудь другой. Может, согласится.

— Может, и так. — Вместо этого кивнул я, покаянно склонив голову.

Не хочется спорить, когда в качестве аргумента могут отправить на нары.

— И ваш факультет разогнать ко всем чертям за ненадобностью!

— И будет, как с Воронежем. — Не успел я прикусить себе язык.

Как с городом, которого больше нет. Когда какой-то неизвестный террорист призвал демона, останавливать его оказалось некому.

Пули нечисть не берут. В огне они рождены. Серебро на демонов не действует. Говорят, его в итоге победили, сбросив самую тяжелую боеголовку из неядерных — а по мне так, демон просто всех съел и вернулся обратно в домен.

Крупнейшая техногенная катастрофа — по официальной версии. Утечка бактериологического оружия, ликвидированная боевым оружием — по мнению скептиков. Но факт останется фактом — в эпоху, когда огромные объемы данных обрабатываются в доли секунды, ряд закономерностей вынудило скептиков на высших уровнях власти признать наличие волчьих лазов в безмятежный коровник под названием "Земля".

Уже потом из психушек вытащили тех, кто когда-то сталкивался с Бездной и доходил в своей решимости сообщить о ней властям до смирительной рубашки, капельницы и комнаты с мягкими стенами. Через них вышли на людей более осторожных, тоже что-то знающих.

А уже чуть позже подтянулись и те, кто связи с Бездной практиковал на постоянной основе — выманили на свет помилованиями и щедрыми гонорарами. Хотя, думаю, сыграло роль понимание весьма неглупых людей, что когда-нибудь их сожрут тоже, и надо что-то делать.

Неудивительно, что такая хронология построения нашего факультета наложила на него некий отпечаток, заставив выработать свод внутренних правил. Например, нельзя верить государству, даже если сегодня оно к тебе расположено. И нельзя сдавать своих.

Я не мог быть уверен в том, как поступит мой сосед по комнате — может, все обдумав, отменит показания и упрется, что ничего не знает — мало ли кто в комнату мог зайти, пока он уходил. А может, он уже не свой. Пусть Ковен факультета решает — и если правило нарушено, то факультет постарается от него отказаться. Либо ограничит доступ к знаниям, что рано или поздно его убьет.

— Сразу не мог все сказать? — проворчал Павел Александрович, съезжая с темы мертвого города и возвращаясь к грехам нашим тяжким. — Про ноутбук этот?

За ним была перевернутая комната; мои личные вещи валялись на полу, истоптанном грязными подошвами. В прошлый раз, впрочем, я лежал на точно таком же полу лицом вниз — кто-то на факультете заигрался, пропажу людей обнаружили, а майор отчего-то решил, что это я. А за год до этого он в меня стрелял. Испытываю ли я к нему теплые чувства и желание помочь?

Я только плечами пожал. Что ему сказать? Но ссориться не хотелось — промолчал. СИЗО с пятницы на понедельник — не лучшее место. Как, впрочем, и во все остальные дни.

Павел Александрович некоторое время помолчал и спросил задумчиво:

— Так, говоришь, книга не твоя?

— Давайте спросим у Анны Викторовны.

— Да я знаю, что хмыря этого... Дашь на него показания?

— Зачем, если она окажется моей? — С интересом посмотрел я на форзац запретного издания.

Заодно присвою — почитаю.

Майор хмыкнул:

— Выгораживаешь его, а потом такие как он... Насчет еды с хозяевами пойдет договариваться. — Чуть не плюнул майор от досады.

— Или не пойдет.

— Тебя-то он мне уже скормил, — ощерился Павел Саныч улыбкой.

— Я под покровительством Анны Викторовны.

— Тьфу, мерзко-то как звучит.

— Красивое имя, красивая женщина, — не согласился я.

— Да я не про это.

— И звание красивое, — добавил я.

На шажок выше его, но демонологической иерархии МВД этого хватит, чтобы от меня отстать, если сам крепко не подставлюсь.

— Ладно, пойду позвоню. И подполковнику твоему и своим. Пусть проверят насчет ноутбука. — Поднялся Павел Александрович с места, завернул запретный том в наволочку подушки и пошел к выходу. — Я тебя прошу, из окна не прыгай. — Задержался он, с сомнением глядя на окно без решеток.

— Там холодно и высоко.

— Всем бы такую рассудительность...

Майор отсутствовал добрые полчаса — я успел собрать все свои вещи в спортивную сумку и два пакета, и застелить обратно постель. Наволочку, утащенную майором, без зазрения совести одолжил у Пети. Даже пол подмел и протер влажной тряпкой, оставив после себя идеальный порядок. Все равно из общаги уходить навсегда — не по собственной воле, так по чужой. Комендант меня выживет, никакие разрешения не помогут — уставом общежития запрещено хранить, так что будет в своем праве. Лучше без ругани и приказа о выселении, авось — до деканата не дойдет. Вещи в гардеробе университета оставлю на вечер, не утащат...

Через какое-то время дверь открылась вновь — открывал ее сержант, до того, как оказалось, подпиравший спиной створку.

Павел Александрович зашел, остановился прямо на входе с легким, как показалось, смущением, не став проходить дальше по помытому. И отчего-то окинул меня хозяйским взглядом.

— Нашелся ноутбук? — Вопросительно спросил я.

— Алкашня со второго этажа его уже в ломбард отнесла. Тапки в крови. Говорят, на крик зашли, уже мертва была. Врут, поди.

Я только руками развел — мол, вот как получилось.

Ноутбук все равно бы нашли. Это майор хотел наказать меня за футбол, вот и сорвался раньше времени. Так бы и сами разобрались, без моей дедукции.

Недешевая, приметная вещь — еще на опросе хозяйки квартиры хватились бы: "Скажите, чего, по вашему мнению, не хватает? Ценные вещи, украшения?.."

А может, и не хватились — раз у девчонки проблемы с оплатой жилья, то могла и продать.

В любом случае, кажется, ночевка на нарах отменяется — настроение Павла Александровича изрядно улучшилось.

— Чем тебя Анна Викторовна приворожила? Как бы тебя переманить? — Оценивающе смотрел он.

— Вы для этого не в моем вкусе.

Потом я об этом пожалею.

Глава 2.

Нечто рвалось из шеи Анны Викторовны, пока она орала на меня из-за начальственного стола. Кожа натягивалась, чернела, принимая форму черепа небольшого зверька — и словно он материл меня, а не симпатичная дама под сорок в чине подполковника.

— Давно это началось? — Вклинился я в паузу между раскатами гнева и прикоснулся к своей шее.

Анна Викторовна прикрылась ладонями, как воротником.

— Сильно видно? — Сбилась она.

— Как давно? — Проигнорировал я, изучая стремительно розовевшую кожу гневно дышащей женщины.

Нечто вновь затаилось.

— Неделю. Может, две, — нервным движением убрала шеф резинку, стягивающую светлые волосы узлом на затылке, и распустила их по плечам, но ладонь левой руки от шеи так и не убрала.

— Вспышки гнева? Били по стене рукой?

— Урод. Все подразделение думает, что я с тобой сплю. — Выдохнула она, дрожа голосом.

Между прочим, то же самое она умудрялась формулировать минут пять совсем другими словами и ни разу не повторилась.

— Бес пытается испортить оболочку. Ему кажется, проблема в вашей коже, что именно она не пускает его в мир. На самом деле его держит воля. Когда вы срываетесь, самоконтроля становится меньше.

Вроде как, удалось не сбиться на покровительственный тон. И поза — сидя на краешке неудобного стула — не нарушала субординацию.

— Что-то можно сделать? — Притихла Анна Викторовна.

— Можно, — под ее пристальным взглядом я достал упаковку со спиртовой салфеткой и иголку. Протер себе безымянный палец левой руки, надколол подушечку, дождался, пока наберется капля крови и предложил женщине напротив. — Примите, как лекарство.

— Вот уж нет.

— Сейчас рана засохнет, а второй раз мне себя жалко.

— Сначала справку принесешь из "кожвена". И я еще подумаю.

Я прижал ранку салфеткой:

— Скоро бес догадается и станет атаковать не кожу, а разум. Ему надо напомнить, кто запечатал его в это тело.

— То есть, чужая кровь не подойдет? — Сделала вывод Анна Викторовна.

— Вы же не вампир, — недоуменно пожал я плечами. — Вам нужно испугать, а не задобрить.

— Сволочь ты, Миша. — Уже устало произнесла подполковник, подытоживая недавний разнос.

Кто ж знал, что у майора язык без костей... Вроде, пронесло — по второму кругу орать не будет, не тот характер.

— Но сволочь полезная, — заодно напомнил я. — У меня уже четыре подписи за октябрь.

— Вчера же было три? — Без особого интереса уточнила она.

Собственно, вчера все равно пришлось с ней объясняться — майор без ее личного визита отпускать меня не желал. Там-то три "подписи" и прозвучали в качестве аргумента защитить и поддержать ценного сотрудника.

— В метро припадочного заметил — паренек на полу валялся и пену изо рта пускал. Шарф сбился, на шее — наклейка с татушкой "Инты". Кто-то наловчился очень качественные делать, возьмите на заметку. Пришлось снимать, чтобы парень не помер.

— Ножом, с кожей? — Выдохнула она с отзвуком начинающейся мигрени.

— Ага, лезвием канцелярского ножа. — Бодро отрапортовал я. — Тату уже проросла, ее только с кожей и срезать... В общем, все руки в крови, он же еще брыкается... — Недовольно оглядел я мелкие темные пятнышки на рукавах студенческого костюма. — Потом, понятно, свидетели меня скрутили и держали до прихода полиции.

— Полиция попинала? — Отчего-то с надеждой уточнила она.

— Еще как, — невольно пошевелил я левой рукой и скривился от прострелившей боли. — Зато потом разобрались и галочку поставили.

— То есть, я отомщена. — Впервые улыбнулась Анна Викторовна.

— Надеюсь, вы ощущаете это в достаточной мере, чтобы посодействовать мне в другом вопросе, — изобразил я вежливую улыбку.

— Что на этот раз?

— Анна Викторовна, меня из общаги выселили и куртку в метро порвали.

— Сочувствую. Сочувствую. Не задерживаю. — Указала она глазами на дверь.

— Мне бы где-то переночевать.

Эту ночь кое-как поспал в полиции — кроме поставленной "галочки" мне разрешили подремать в комнате отдыха. Но сон там сильно так себе — постоянно шум, дверь хлопает... Повторять я бы не стал — опять же, ребра жалко...

— Тебе Павел Александрович СИЗО предлагал.

— Анна Викторовна, ваш самый эффективный сотрудник будет вынужден бомжевать. — С укоризной отметил я.

— Ты — студент-недоучка на поруках с условным сроком, — ткнув в меня пальцем прочеканила она. — Во-от такое расстояние тебя отделяет от восьми лет за решеткой! И ты тащишь в общагу запрещенную литературу! А я должна жилье теперь тебе искать?!

— Я же за советом, как к старшему по званию, — примирительно поднял я ладони, — а не ворую и не пустующие квартиры вскрываю. Откажете — так и ладно. Будет, что сказать судье: мол, не по своей воле вновь встал на кривую дорожку...

— Бесишь ты меня. — Выдохнула подполковник искренне.

— А мне вот для вас даже крови не жалко, — с укоризной покачал я головой.

— Денег совсем нет? — Скептически смотрела она на меня.

— В метро потерялись, — мрачно констатировал я суровую реальность. — Во время хороших дел.

— Линейный отдел?

— Не, там доброхоты из толпы. Сначала стянули с меня куртку, потом искали и отряхивали, потом возвращали. Человек двадцать подозреваемых, и у всех лица честные.

— Документы тоже?

— Только деньги, — отрицательно покачал я головой. — Документы в кармане пиджака, — похлопал я по месту напротив сердца.

— А деньги почему не там?

— Далеко тянуться. — Равнодушно пожал я плечами.

— Теперь-то, конечно, недалеко... — постучала она взятым со стола карандашом по столу. — Это карма, Михаил. Веришь в карму?

— Конечно. Как только хорошие дела делаю, вечно какая-то гадость происходит, — посмотрел я в зарешеченное окно.

Анна Викторовна отвела взгляд на столешницу.

— Ладно. Вот тебе адрес, — задумавшись, черкнула она в блокноте пару строчек и вырвала из блокнота листок. — Пару дней переночуешь, дальше сам ищи. Вот тебе деньги, — легли поверх бумаги две пятитысячные. — В первую очередь делаешь справку из кожвена. Остальное на куртку. До копейки отработаешь.

На листочке с адресом было строгое и дважды подчеркнутое "звонить до приезда!"; номер телефона прилагался.

— Благодарствую. — Мигом забрал я царский подарок. — И насчет отработки — не сомневайтесь. Если вам, барыня, на кого порчу надо будет наложить, вы только...

— Вон из кабинета!

— А вот и бес проявился, — с серьезным лицом кивнул я, откинув шутовской тон.

Анна Викторовна вновь схватилась за шею, но другой рукой все равно указала на дверь.

Зато не вспомнила про срезанную "татушку". Это хорошо — вещь недешевая, полезная. Студенты в основном "Интеллект" покупают — с ней к любому экзамену за ночь вполне можно подготовиться. Хотя бы на трояк, но можно. "Сила" тоже востребована — культуристы с ними берут рекордные веса, растят "мышцу".

Продавцы всегда говорят, что татушку надо вовремя снять и сжечь. Честно предупреждают — часть "выученного" и "накаченного" уйдет вместе с тату в огонь. Но как им описать то чувство, когда человек, сняв тату, понимает, что он внезапно ослаб и поглупел? В общем, не всякому удается легко "перестать быть умным" или сильным, ловким, выносливым... Вот и врастает эта гадость, начинает человека жрать.

Тату запрещены — создание, распространение, использование. Наркотики в стране, впрочем, тоже запрещены — но как-то меньше рекламы на стенах не становится... Продается оно, понятно, не как оккультная штука — разве что для антуража. Люди думают, что это просто очередная условно-полезная химия — с сильными побочками, которые они-то уж точно преодолеют. Витаминки даже пьют для иммунитета, ага...

Задумавшись, незаметно для себя прошел через несколько постов внутри здания к гардеробам. Пропуск — вон он, на груди прицеплен, только на выходе и заберут.

Поменял номерок на пакет с рваной курткой — то, что от нее осталось, даже на вешалку было вешать неловко. И чуть было не ляпнул гардеробщику "Вы не подскажете, где тут поближе сдать кровь на ВИЧ?".

Даже язык себе прикусил, ужаснувшись, и резко покрутил головой, будто кто-то мог мысль подслушать. Все знают, к кому пришел. А после того, как Павел Александрович, трепло такое, слухи распустил — тут бы меня Анна Викторовна и похоронила.

— Всего хорошего, — выдохнул я, мысленно вытерев пол со лба.

Отпустило — особенно после того, как вышел под холодное октябрьское небо.

"Сначала — новую куртку", — зябко поежившись, решил поменять я указанную начальством очередность. Тем более, что крупный торговый центр был почти под боком. Лучше бы, конечно, рынок с завалами китайского барахла — теплого и дешевого, но это если деньги были бы свои. На чужие средства всякую ерунду брать как-то неловко. Плюс, пока до рынка доберусь — замерзну насмерть, что тоже довод.

— Мне, пожалуйста, осенне-зимнюю куртку с максимальным количеством карманов. — Обратился я к первому подошедшему продавцу, что голодными пираньями рванули ко мне, стоило пересечь вход фирменного магазина.

Сегодня как-то малолюдно — вот и устремились.

— Сюда, прошу вас, — с плохо скрываемым торжеством указали мне на ряды в дальнем конце отдела. — Есть модели со снимаемой подкладкой, потайными карманами и вашего размера.

— Снимаемая подкладка — это очень хорошо. — Покивал я, следуя за ним. — Мне, пожалуйста, что-нибудь немаркое. Чтобы кровь хорошо смывалась.

— Что, простите?

— Я медик, — вновь прикусив язык, соврал я с располагающей улыбкой.

— Тогда плащевая ткань, прошу. — Замявшись на секунду, показали мне длинную темно-коричневую куртку с крупными пуговицами.

Неплохая вещь — потрогал я рукав. Из рукава вывалился ценник в сорок тысяч.

— Бюджет, увы, не более семи, — улыбка моя стала чуть нервной.

— Медики, понимаю, — с уважением и понимаем кивнули мне.

После чего продавец вытащил с нижнего ряда вариант ничем не хуже. А еще — со стоячим высоким воротником, широким тканевым поясом и пуговицами для капюшона у шеи. Цвет — темно-серый. И огромное количество карманов — больших, нашитых крупными прямоугольниками, и малых внутри больших.

— Поверхность и подкладка из особой мембранной ткани. Зимой будет ничем не хуже утеплённой. — Рекомендовали мне, заодно показав цену ровно в семь тысяч с красивым обрамлением "акция!" "скидки!" и азартно перечеркнутой старой ценой в десять тысяч. — Водоотталкивающая, износостойкая. Америка!

— Замечательно, — искренне выдохнул я. — На нее можно подобрать глубокий капюшон?

— Эм. К сожалению, нет. — Вновь с сомнением посмотрели на меня.

Значит, про крепления для ножей тоже спрашивать не будем.

— Я бы хотел переодеться и сразу пойти в ней. И вещи из старой переложить, — показал я пакет в руках.

— Никаких проблем. Кабинки, пожалуйста. — Указали мне на закутки с зеркалами, столиком и шторками.

Убедившись, что никакие видеокамеры не направлены внутрь, я закинул старую куртку на крючок, рядом повесил новую и минуты за две перекидал из потайных карманов канцелярский нож, свечи двух видов — новые и почти прогоревшие огарки, комплект цветных мелков с парой дополнительных черных и дополнительных белых, секстант, пачку презервативов, зажигалку, угольник, пакетик со связкой мышиных хвостов, десять тысяч, листок с адресом, плотно запечатанные бутылечки с сомнительного вида содержимым, тщательно отмытую в спирте "татушку" и прочие вещи, которые при обыске способны серьезно озадачить. Как спрашивал Павел Александрович при первом знакомстве: "ты психопат или маньяк?". А я студент. Как многие считают — перспективный.

Переложил — отлично все поместилось. А как примерил, плотно затянул пояс и посмотрел в зеркало — так вообще настроение поднялось. И главное, когда прыгаешь — ничего не бренчит. Красота.

— Вам очень идет, — браво отрапортовал продавец и предложил пройти к кассе.

— Вот, кстати, — задержался я с пробитым чеком в руках, поблагодарив за помощь. — Не одолжите на полминутки телефон? Мне бы с адресом сориентироваться, а свой мобильник забыл, — располагающе улыбнулся я.

— Да, конечно. — Без особых сомнений вручили мне современный аппарат с крупным экраном.

Но выход из отдела, тем не менее, будто ненароком перегородил. Город большой, люди разные — тут и обижаться не на что.

Слава современным технологиям, медцентр с возможностью сдать кровь располагался совсем рядом — сотовый быстро привязал свое местоположение к карте и сообщил, что идти мне всего остановку.

Собственно, потому я телефон уже полтора года не ношу — слишком легко отдать свое местоположение в чужие руки. Все мои проблемы, можно сказать, от этого... Даже настроение как-то испортилось от нежданного воспоминания.

— Спасибо, — улыбнувшись через силу, вернул я сотовый.

Шум торгового центра, его подвижная толпа не позволила остаться наедине с собственными мыслями. Большой город, тесный, беспокойный — нравится мне тут. Легко потеряться, и никому нет до тебя дела. Кроме полиции — заметил я патруль у выхода и со спокойным любопытством выдержал взгляд отчего-то заинтересовавшегося мною сержанта. Нельзя дергаться и быстро отводить взгляд — это еще в первый год жизни в столице усвоил, потеряв немного нервов и здоровья. Вон, и полицейский, поскучнев, уже потерял ко мне интерес и перевел внимание на группу южан возле лифта. Вдруг кто из них поведет себя нервно?..

На улице куртка выдержала первое испытание — продувавший улицу ветер не смог забраться за высоко поднятый ворот. По счастью, дальше дуть ему предстояло в спину — вдоль проспекта, подталкивая и помогая идти. В тот день, полтора года назад, была такая же погода — с низким серым небом и пронзительным ветром. Только не осень была — весна... Вот же, зараза, прицепилось...

Я ускорил шаг, будто бы пытаясь опередить воспоминания, не дать им себя нагнать — но долгий пеший путь по улице все равно заставил пережить участок прошлого. И тот вечер, и заброшенный ангар в промзоне на краю города.

Гулял я там — так потом отвечал я следователю — вот нравится мне индустриальная архитектура, а еще родной город напоминает.

Товар — самодельные "татушки", к тому моменту давно лежали в тайнике и ждали покупателя. Оставалось просто уйти из небезопасного места — вот как сейчас, подняв ворот, щурясь от редких порывов ветра в лицо, особо не глядя по сторонам.

В общем, шел бы себе и шел — мало ли кто там орет женским голосом из ангара за бетонным забором и колючкой и по какой причине. Может, игры у них там ролевые, в промзоне... с шестиметровой пентаграммой, обнаженной женщиной и людьми в черных халатах со свечами в руках — из окошка, после того как я все-таки поднялся на забор, был виден только этот участок пола.

Ну и что? Это же столица — кто его знает, вдруг в другом углу, который я не вижу, камеры стоят, режиссер-постановщик и всякие там ассистенты.

Но потом громко бормотавший дядька у изголовья пентаграммы достал черный ритуальный нож и шагнул к жертве.

Так мы и познакомились с Анной Викторовной. Я ее, получается, в тот день спас.

А потом добрые следователи, вызванные анонимным доброхотом на пять трупов и даму в беспамятстве, обратились к сотовым операторам, а те дали распечатки с базовых станций о всех, кто шастал поблизости — и вот, я уже второй год собираю по пять подписей в месяц и буду так делать, если повезет, еще два с половиной года. А ведь идея с телефоном-автоматом с его бесплатным "ноль-два" казалась надежной...

Потому что надо ограничивать себя в добрых делах. Спугнул бы — и все. Камень в окно бросил, пожар бы устроил там...

"Но вызванного беса зачем было в Анну Викторовну запечатывать?.." — сочувственным тоном будет спрашивать следователь, подталкивая ко мне заботливо оформленное кем-то чистосердечное признание, которое теперь нужно переписать от руки...

"А иначе бы она умерла", — игнорировал я бумагу. — "Крайняя необходимость".

"Кто-то может это подтвердить?.." — вновь начал ленивую дуэль человек на том конце стола.

Да никто не может.

Еще в "чистосердечном" было что-то про пять трупов, трое из которых оказались государственными чиновниками. Следователь настаивал, что их тоже — я. И ритуал этот — я. Все — я, начиная с убийства Кеннеди.

— Хватит. — Сказал я сам себе строго, возвращая в реальность и чувствуя, что еще немного, и стану себя жалеть, решать — правильно ли сделал или нет.

Все давно решено. Еще на том заборе, за секунду до того, как я таким же черным ножом резанул себе левую ладонь, и в собранную пальцами горсть набралось достаточно крови.

Я успел дать бесу жертву раньше, чем мужик в черном. Не важно, что стоял я в этот момент не в центре круга — призванный уже прорвался.

Потом бес порвал пятерых неудачников, упустивших контроль за ритуалом. Потом его нужно было куда-то деть. А на полу лежала Анна Викторовна, до которой неудачник-предводитель все-таки успел добраться со своим ножом. И она умирала.

— Хватит! — Рявкнул я на себя.

Мимо шедший мужчина удивленно обернулся, а я ускорил шаг.

Надо будет пошить капюшон...

Глава 3

Можно ли гадать по приправе, всплывшей на поверхность свежезаваренного доширака?

— Миха, ты домой не собираешься? — Прямо спросили меня.

Наверное, расположение специй говорило о дальней дороге. Надо будет запомнить сочетание.

Правда, гораздо более верной приметой было то, что минутой ранее Леху попросила подойти жена на пару слов. Телевизор они сделали громче — в их небольшой квартирке сложно уединиться для приватной беседы. С кухни, которую я оккупировал, разговор было не слышно.

Супруга осталась наедине с телевизором, а накрученный женой парень отправился по-мужски решать проблему с припозднившимся гостем.

А я ведь пришел с тортиком — и мне были рады... Ну, часов пять назад...

Все дело в том, что номер, данный мне Анной Викторовной, не отвечал. И номер самой Анны Викторовны молчал не менее загадочно. Вечерело.

— Не берут трубку. — Показательно поднял я одолженный у Алексея телефон экраном вверх.

— Миха, ты прости, но иногда не берут трубку, потому что не хотят говорить.

— Это хозяйка квартиры. Мне с адресом телефон дали. Велели заранее позвонить.

Звонить заранее — весьма разумно, потому что альтернатива — звонить в дверь из холодного коридора. Или — в домофон, с еще более холодной улицы.

— Значит, кинули. — Пожал он плечами.

— Угу, — задумчиво побарабанил я пальцами по столу. — Я доем? — Показал на свежезаваренный доширак.

— Доедай, — грустно вздохнув и покосившись на стену, за которой шумел телевизор, Леха тоже занял место за столом.

Просить остаться у них не стану — у них, наверное, тоже планы на выходные, а я их порчу.

Может, снова кого в метро спасти?.. Так ведь ребра жалко...

— У тебя на даче никого? — С надеждой спросил я.

— У меня и дачи нет.

— А, точно...

Сокурсников спрашивать бесполезно — у нас только Леха местный, с пропиской и жильем. Всех остальных государство выдернуло в столицу из других городов — предложило учебу, стипендию, общежитие, перспективу... Многие соблазнились.

Тем более, особых талантов от нас никто и не требовал. Все, чем мы отличались от остальных — отметкой в личном деле с фразой "успешно перенесен контакт с потусторонним". И стигмой на теле, это подтверждающей.

"Успешно перенесен" — означает, что после контакта с нечистью мы не попали в психушку и не заставили себя поверить, будто "ничего не было". Было и было — обычно неприятно, жутко, страшно; куда реже — интересно и волнительно. Но так как отметку такую ставил судебный психолог, а к нему мы попадали в процессе расследования уголовного дела, то ни разу этот "контакт" не завершился ничем хорошим. Не для нас — для остальных. Мы — просто свидетели с крепкой психикой и не зарастающей раной, стягивающей сукровицей два мира. Везучие — потому что живые.

Полиция записала наши данные и передала куда следует. Записи пролежали до совершеннолетия — а там последовало предложение, от которого невозможно отказаться, и "привет, столица".

Говорят, из тех, кто в курсе, что "Кафедра Теологии" изучает не только "Закон Божий", много желающих к нам попасть. Власть, деньги, симпатичные суккубы и все в этом духе — мотивы разные. Особо настойчивых зачисляют — выдают черную сутану, молебник, келью и наставника. Ну а как разочарованный неофит начинает лопотать про власть над демонами — отчисляют бесноватого... Другую категорию особо настойчивых, которые сами организуют себе "контакт", быстро распознают по трупу. Как-то так...

Есть, правда, третья категория — это те, кому "отметку" оформляет влиятельная семья. У нас в журнале группы, к примеру, семнадцать человек. Из них тринадцать посещают занятия и получают зачеты. Остальные четверо занятия не посещают, но отметки им проставляют.

"Учатся дома", — лаконично пояснили нам.

Угу — методам, как выйти из леса с агрессивным лешим-людоедом... Шесть покусанных на практических занятиях, двое чуть в болоте не утонули, троих обворовали цыгане...

В общем, даже сверхъестественное не обходится без коррупции. Явно под этих выпускников уже готовы теплые места — ведь нами-факультетскими должен кто-то руководить...

— Ты есть-то будешь? — Вывел меня из задумчивости Леха. — Ночь уже. Спать пора, — буркнул он, отведя взгляд.

Не хочется ему выгонять, но не повезло жениться. Жена — ведьма. В смысле, специализация у нее такая — у девушек склонность, которую стараются развить.

Я, собственно, потому доширак и жую — ну его нафиг питаться из одной с ними кастрюли...

А Леху она, зуб даю, приворожила. Не колдовством, так объемами и изгибами... Красивая — жгучая брюнетка с длинными блестящими волосами. На фоне жилистого и скуластого Лехи, предпочитающего стричься почти под ноль, выглядят они в паре как бандит и школьница. Но я-то знаю, кто из них настоящий уголовник.

— Ладно. Дашь почту проверить? И я пойду.

— Смотри.

— Спасибо, — быстро доел я лапшу, оттер ладони о полотенце и взялся за протянутый мне Лехой сотовый.

— Надо бы тебе свой телефон завести.

— Надо бы... — Задумчиво кивнул я, набирая в поисковой строке адрес сайта частной клиники, где утром забрали пару пробирок моей крови на анализы.

Обещали, что уже вечером будут результаты — даже листочек дали с паролем и логином от личного кабинета клиники, где бумажку можно скачать. Вот и славно, не надо будет приходить туда во второй раз.

— До тебя же не дозвониться, — тем временем привел довод Алексей.

Так же считают все сокурсники — даже, как-то, хотели собраться и подарить его мне на день рождения.

В том-то и дело, что звонят обычно мне, а не я. А уж после того, как от Анны-свет Викторовны стало зависеть, быть мне на свободе или сесть в тюрьму, то появился еще один довод не давать людям возможность быстро со мной связаться. Проблем в городе много — но это не повод делать каждую из них лично своей в любое время дня и ночи. Лучше я сам время от времени буду звонить дежурному и узнавать, есть ли для меня информация. Или сержант Петров меня найдет — а я соглашусь быть найденным. Подписи-то ежемесячно надо добывать...

"Просим срочно связаться".

Я перечитал еще раз сообщение на скачанном с сайта бланке — там, где должны быть результаты анализов под рамочкой с личными данными.

В сердце екнуло. Это что ж такое? Откуда, как?..

Вчера чужая кровь на кожу попала, это верно — когда татушку с бедолаги срезал. Но ранок на моей коже не было... Я украдкой осмотрел руки — все нормально.

— Я позвоню? — Постарался я говорить спокойно.

— Звони, — вздохнул товарищ.

— Это личное.

— Ты меня еще с моей же кухни погони.

— Алексей. Мне из сортира звонить?

— Ладно, пойду к жене, — вздохнул он еще более тяжко и потопал в комнату.

Дверь деликатно закрыл за собой.

Но я все-таки вытащил пакетик с мышиными хвостиками и положил один из них на фарфоровую пимпочку заварника — чтобы мог качнуться свободно. Мыши — существа двух миров. Спокойно шастают через "тишину" и здесь и "там", попадая в закрытые на замок подвалы. Из двух миров предпочитают наш — тут сытнее. Иногда надолго пропадают "там", принося с собой болезни и эпидемии... Не со зла, понятно, и без умысла — существа ведь неразумные.

Для нас, студентов, самое главное, что хвост их одинаково хорошо балансирует в потоках обоих миров — а значит, среагирует на попытку подслушать так же, как на случайный сквозняк...

На Леху подозрений нет. Но вот жена его...

— Алло? Я по поводу результатов... — Откашлялся я, чтобы снять нервную хрипотцу. — Зашел на сайт, написано — связаться.

— Ремер, Михаил Валентинович?

— Он самый.

— Не волнуйтесь, Михаил Валентинович! — Щебетал молодой голос на том конце провода. — Возможно, и, скорее всего, сбой оборудования. Не стоит беспокоить родственников, но... Вы не могли бы приехать к нам прямо сейчас для контрольного теста? Мы оплатим такси.

— А как же время? — Посмотрел я на часы на стене. — И я уже поел.

— Ничего страшного, это калибровочный тест. На какой адрес прислать машину?

— Алексей, такси заказываю, адрес у тебя какой? — Прикрыл я ладонью трубку и гаркнул через стену.

— Да что орать-то так?! — возмущенно открыл он дверь в кухню и подсказал адрес вместе с номером подъезда.

— Да что б ведьма твоя оглохла, — пробурчал я, глядя, как бешено вращается мышиный хвост.

— Ее любимый заварник! — Охнул Леха, скидывая хвост и бросаясь отмывать крышечку с мылом.

Для его комплекции и характера — поведение вообще не свойственное.

— Слышь. Тебе помощь не нужна? — Мрачно уточнил я, завершив вызов. — Не можешь говорить, так ты моргни, я тебя вытащу.

— Она же все слышит! — Зашипел Алексей, пытаясь спрятать голос за шумом воды.

— Я все слышу, — скрестив руки на груди, встала в дверях его разлюбезная, привалившись к дверному косяку. — И что у тебя с анализами, родной? Суккубы сифилис подарили?

"Машина будет у вас в течение пяти минут" — отразилось на экране. Кажется, пора мне.

— Я вас тоже очень люблю, — встал я из-за стола. — Был рад увидеться. Все, спокойной ночи.

— Да какой спокойной? Нам после тебя всю посуду кипятить!

— А я ж одноразовыми. — Протиснулся я мимо нее в прихожую и подхватил куртку с вешалки.

— Ложкой торт кушал! Милый, не трогай ложки!

— Я еще в туалет ваш ссал. — Проворчал я. — Милый, сбегай за хлоркой, пока магазин не закрылся. — Вдел я ноги в ботинки.

— Миха, твою мать!

— "No pasaran!" — Выкатился я из двери.

— И хвост свой забери! — Донеслось женское истеричное.

— Это подарок на свадьбу, — буркнул я, хлопнув дверью и сбегая по лестнице вниз.

Еще и с ведьмой поссорился, будто мне проблем мало. С другой стороны, нечего подслушивать.

Медицина расщедрилась на бизнес-класс, но оно ни разу не радовало. Кожаные кресла казались слишком холодными. Город за окном, залитый светом, через тонированные стекла смотрелся серым и злым. Еще и анализы эти...

— Музыку будете слушать? — Спросил водитель.

— Грустную и тоскливую.

"В эфире радио Ретро..."

А ночевать где? Деньги то — фьють, после куртки и анализов. Даже на завалящий хостел с койко-местом не хватит.

На вокзал поехать, спать под шум отъезжающих поездов?.. Или в аэропорт махнуть — там тоже рейсы круглосуточно. Буду время от времени поглядывать на табличку отлетов в Дубай, сойду за усталого бизнесмена...

Надо будет еще раз позвонить. Анна Викторовна так-то шутить не склонна, и раз можно переночевать — значит, можно.

— Ваш адрес, молодой человек.

За окном действительно была знакомая клиника — через тонированное окно мерседеса вывеска английскими буквами смотрелась солидней и дороже. Или это ночь уже брала свое, пряча в тенях желтую облупившуюся штукатурку на пятиэтажке — клиника занимала первый этаж "хрущёвки" окнами во двор. Или, как это тут называют, "офисные помещения на первой линии рядом с метро и остановкой общественного транспорта". Сколько ж надо крови откачать, чтобы аренду тут платить...

— Поездка оплачена. — Предупредил я, выбираясь из машины.

— Да, оплата картой. Всего доброго.

— До свидания... — Шагнул я к дверям.

На табличке у входа действительно значилось "круглосуточно". Только вход, в отличие от дневного времени, был по дверному звонку.

— Михаил Валентирович? Мы вас очень ждем! — Выбежала навстречу симпатичная блондинка в белом халатике.

Ноги точеные, губки алые и рост, изрядно скомпенсированный высокими каблуками. На такую и ругаться, если какая ошибка произошла, не очень и хочется. Днем ее не было — наверняка другая смена.

Поверх белого халатика красовался бейджик с именем "Вероника" и должностью "Администратор". Впрочем, заводить более близкое знакомство не было ни малейшего настроения — повод уж совсем некстати...

Дверь за мной разумно вновь закрыли на ключ. Охранника, судя по всему, у них нет.

— Пожалуйста, верхнюю одежду можно оставить, — указали мне на вешалки у стены, рядом с большим зеркалом в зале ожидания — оно же "рецепшн" со стойкой администратора, за которую устроилась Вероника, пока я переодевался.

"Ценные вещи в гардеробе не оставляем" — отчего-то вспомнилось школьное.

Тут, понятно, заведение солидное, да и я тут один посетитель, но ключи и дорогостоящее я все-таки переложил в карман пиджака.

— Михаил Валентинович. От лица компании я приношу извинения за беспокойство. — С профессиональным сочувствием произнесла администратор.

— Да что случилось-то? — Не сдержал я нервов.

Как-то, знаете ли, не хотелось сомневаться в прошлой пассии.

Или опять проклинать себя за доброту, если кровь наскоро прооперированного в метро попала мне на роговицу.

— Мы применяем новейшее швейцарское оборудование, — шпарила она рекламной строкой. — Но новый комплект реактивов, доставленный курьером этим утром, дает... Нетипичные реакции. Не только у вас одного, Михаил Валентинович, не беспокойтесь!

Как-то даже от сердце отлегло. Если не я один — то ладно.

"Если не я один — то ладно", — звучало после зачетов на нашей кафедре особенно часто, когда приходилось консервировать очередную подземную аудиторию. Сверху лепилась пломба — и точно такая же свежая обычно была на соседней аудитории, а мы проходили в третью, еще не залепленной серебряной паутиной, не покрытой плесенью и без посторонних сущностей в зеркалах. Не все проходит "Тишину" так, как положено — и застревает в нашем мире по-разному. Иные экзамены порой срочно описывают, как боевое оружие против Бездны...

Так что "если не я один" — то, действительно, живем.

— Вероника, так что делать предлагаете?

— Наша медсестра Светлана возьмет у вас повторный анализ, — изящным движением указала она на приоткрытую дверь справа.

Оттуда показалась симпатичная девушка с упакованными в шапочку волосами, в медицинских перчатках и синей маске, стянутой на подбородок. Тоже — из другой смены.

— Доброй ночи, — улыбнулись мне.

— Доброй, — кивнул я ей и вновь посмотрел на администратора. — Вы говорили, что будет только какой-то тест.

— Его мы тоже сделаем. Понимаете, — замялась она, — компания готовит претензионное письмо изготовителю. Сравнительные тесты просто необходимы! Ваш анализ получит высший приоритет — результаты будут известны буквально в течение часа. И мы абсолютно бесплатно доставим вас домой!

— В Челябинск?

— Эм, — растерянно переглянулась она с медсестрой.

— Хотя бы в аэропорт, — недовольно качнул я плечом.

— Да, конечно! — Вновь заулыбались мне. — И, разумеется, скидка тридцать процентов на следующее исследование!

"Вопрос с ночевкой решен — аэропорт так аэропорт".

— Где-то нужно подписать?

— Нет, достаточно утреннего бланка. Прошу, проходите, — пригласили меня внутрь.

Знакомое помещение, окрашенное в светло-серый. Стеллажи из нержавейки, колбочки, стерилизаторы и удобное кресло с подставкой под обе руки.

— Присаживайтесь, Михаил Валентинович, — восприняли мою заминку, как легкий страх, и ободрительно улыбнулись.

Я скинул пиджак, закатал рукав — вновь пострадает правая рука, левую просто так не покажешь.... Занял место и принялся ждать.

Медсестра между тем сменила перчатки, подготовила пробирки и, повернувшись ко мне, перетянула подставленную руку жгутом.

— Поработайте кулачком... — Принялась она оттирать кожу на сгибе локтя спиртом.

Легонько кольнуло — нормально... Еще час, и нервы успокою. Тоже мне, Швейцария...

— А это не перебор? — Спросил я после десятой набранной колбочки с кровью.

— Клиника дарит вам бесплатные тесты. Вероника разве не предупредила? Комплексы мужского здоровья, эндокринная система, онкомаркеры...

— Мы меня сейчас всего выцедите, — пошутил я, глядя на новую смену колбочки.

— Не беспокойтесь, в человеке больше пяти литров крови.

— Уже сильно меньше, — завозился я.

— Все, почти закончили. Не убирайте руку, я наложу пластырь. Вот та-ак... А теперь крепко прижмите.

— Ох... — Поднявшись, меня изрядно качнуло в сторону.

Только и успел, что рукой, которой подхватил костюм, вцепиться в спинку стула. Вторая зажимала пластырь.

— Давайте, я вам помогу, — забеспокоилась медсестра и подхватила за локоть.

Общими усилиями мы добрались в помещение рецепшна, в глубину одного из кресел которого я и провалился.

— Михаил Валентинович, с вами все в порядке? — Забеспокоилась администратор, выйдя из-за стойки.

Только и отметил, что в этот раз она была в удобных кроссовках — видимо, каблуки только для встречи посетителей. Да и рехнешься целый день на каблуках... — Голова кружится. — Признался я, продолжая изучать симпатичные ножки.

— Я принесу вам сладкий чай.

— Да не надо. Уже лучше.

— Я настаиваю.

Благо, кулер рядом, а заварник у нее был свой — через десяток секунд я уже спокойно попивал горячий взвар, вкусный и успокаивающий.

Вероника, успокоившись, вернулась за стойку и не торопила.

А напиток явно не из пакетиков. Запах какой приятный. Что тут у нас — вздохнул я поглубже. Прямо как на занятиях — прислушиваемся, узнаем. Хм-м...Мелисса, шиповник, беладонна...

Замерев, я скосил взгляд в сторону зеркала возле вешалок — широкое и высокое, в нем отражалась и стойка администратора.

И администратор Вероника, с напряженной улыбкой на лице смотревшая то на свои наручные часы, то в сторону моего кресла.

Глава 4

Сонливость накатывала волна за волной, и содержание чайной уже кружки не вызывало сомнения. Сонное зелье, маскировавшееся за слабостью после кровопотери, брало свое — веки стали тяжелыми, неподъемными, и закрыли глаза. Что-то жаркое и приятное охватило ноги, и все, чего хотелось — расположиться поудобнее и спать. Но жить все еще хотелось чуточку больше, и я отчаянно боролся с сонливостью.

Раздались мерные шаги подошедшей девушки, и из моей расслабленной ладони аккуратно забрали чашку, чтобы не пролил. Хотели забрать пиджак из рук, но я вцепился в него всей пятерней. Без него не выживу.

— Немножко подождем, — равнодушно констатировали надо мной.

Снова звук шагов — Вероника вернулась за стойку.

А я отчаянно шарил рукой, скрытой под тканью пиджака, во внутренних карманах. Как искал в дни голодные, пытаясь отыскать завалявшуюся мелочь на хлеб; в моменты опасные — изображал, будто в них есть камень или нож. Но в этот раз я знал, что ищу — и более того, оно в кармане пиджака точно было. Непослушной ладонью левой руки я нащупал "татушку" "Инты" во внутреннем кармане, сжал пальцами и потянул к изгибу правой — там, где прижатый пластырем должен был оставаться след от укола. Он уже зажил, но свежую ссадину можно расцарапать вновь.

Кровь — это то, что делает слова, тени, страхи реальными. Квинтэссенция жизни, наполняющая потустороннее связью с реальным миром — то, что есть мост, и плата, и сама душа, разлитая по всему телу. Мелкий бес, запечатанный кем-то в переносной пентаграмме "татушки", с жадностью вцепился в добровольно отданное ему. В обмен — будто холодный ветер снес всю сонливость, но я, наоборот, закрыл глаза и расслабился. Спокойствие и уверенность, данные бесом, потребовали разобраться, что здесь происходит.

— Отрубился? — Уточнили отсутствующим голосом медсестры. — Холодильник вызывать?

— Успеется. Иди ка ко мне, ласковая моя. — Медовым голосом попросила Вероника. — Ты не много ли кровушки откачала?

— Зато как спит хорошо. — Будто бы отступила та шажок.

Последовал хлесткий звук оплеухи.

— Если в этот раз не выйдет пяти литров, знаешь, что с нами сделают?

А вот и ответ, сколько нужно крови откачать, чтобы платить аренду...

Пока они отвлеклись, я вновь вернулся к изучению карманов — ключи я тоже переложил. Ключи, которые никуда не ведут, впрочем — "забыл" сдать в общежитии. Массу и жесткости удару добавят, если в кулаке сжать — хотя вариант против вампиров так себе. Но мне бы убежать, а не победить.

— Этот ведь молодой, здоровый, — обиженным голосом возражала Света. — А я не себе, я нам! — С жаром произнесла она.

— Не нам. Мне.

— Вероника, солнышко, мне хотя бы колбочку! — Заныла та. — Ты ведь такая красавица, а я старею. Я тоже хочу, как эти, с телевизора...

Еще одна оплеуха оборвала жаркую речь.

— Поговори мне. Все отдашь.

— Как скажете...

— Как скажу, так и будет. Думаешь, я не вижу, сколько уже растерла по себе? Обмануть решила?

А, так они кровь не пьют. Тогда шансы есть.

— Простите...

— Я знаю с кем ты спишь. — Выговаривала Вероника Свете. — И если посмеешь пожаловаться — вот тогда вешайся.

— Что вы, я никогда!.. — С жаром заверили администратора.

— Твоя доля — то, что в его карманах.

— Да они все нищие! — Искренне пожаловалась она.

— Зато искать никто не будет. — Примирительно произнесла администратор. — Пленку расстелила?

— Да...

— Готовь осушитель и топоры.

Еще и топоры. Понятно. Это что ж, я сегодня могу переночевать сразу в нескольких местах?..

— Девочки, — сипло выдохнул я и вцепился пальцами левой руки в ворот рубашки, пытаясь ее расстегнуть. — Вы что мне налили?! У меня же аллергия! — Посмотрел я жалобными глазами на двух женщин, ступором застывших в дверном проеме процедурного кабинета.

— Меня сейчас стошнит, ведро несите! — Простонал я, переваливаясь животом через валик кресла, и они наконец-то забегали.

— Света, живо! Михаил, потерпите секунду, — мягким голосом мне.

— Он же был здоров, карта чистая, — от волнения дрожал голос Светы, терзавшей ручку уборной — та не поддавалась.

— Снотворное неси, дура! Снотворное и пленку! — Подстегнула Вероника медсестра.

— Мы испортим кровь. — Забоялась та.

— Живо, я сказала!

— Таблетки, таблетки!.. В пиджаке, — прохрипел я уточнение, заметив, что Вероника повернулась к куртке.

— Где, в каком кармане? — Подбежала она ко мне, пока я сполз с кресла и неуклюже пытался встать.

— Вот тут, — сипя, повернул я к ней внутреннюю подкладку с карманами.

А как Веронике потянулась к нему и нагнулась вперед, резко встал, закидывая ей пиджак на голову, и сцепленными в замок руками сверху вниз ударил по затылку.

Кресло заглушило падение, ткань замаскировала бы вскрик, если бы не получилось.

Медсестра! — мелькнула тень позади, но из-за слабости я не успевал повернуться. Резкая боль пронзила левое плечо чуть ли не до кости, заставив заорать и дернуться всем телом.

Я с возмущением посмотрел на шприц с вдавленным до упора поршнем, пробивший рубашку и застрявший в мышце.

— Ой, — отпрыгнула от меня медсестра и с испугом посмотрела на валяющуюся в отрубе Веронику.

— Ой, — согласился я и пробил Светлане в челюсть.

Та кеглей упала подле подруги. Сверток с черным пакетом так и остался у двери в процедурный.

— Магия-магия... — Тяжело дышал я. — Ерунда ваша магия. — Взвесил я связку ключей в руке.

И тут же качнулся, чуть не упав к закадычным подругам. Не знаю, чем был наполнен шприц, но времени, судя по всему, у меня оставалось очень мало.

Буквально бросив себя к стене за стойкой администратора, я умудрился зацепится за нее — и несмотря слабость, качающую вокруг меня всю комнату, рухнул в кресло и уцепился за городской телефон.

Трубка молчала, будучи отключенной от сети.

— Что за день! — Чертыхнулся я, нашел на столе сотовый и отметил, что тот под паролем.

— О, распознавание лиц! — Узнав модель, обрадовался я, упал на пол и целеустремленно пополз к девушкам.

Попробовал разблокировать телефон по лицу Светы, повернув ее аккуратно за волосы — не работает. Перебрался к Веронике, скинул с ее головы пиджак — вуаля!

Хотя можно было просто палец приложить... Но пальцев — десять, а лицо — одно.

— Але? — Лежа на полу, набрал я по памяти телефон шефа.

— Ты почему не позвонил по номеру? — Обвинительным тоном начали отчитывать меня вместо "здрастье".

— Анна Викторовна...

— Тебя, понимаешь, ждут, а ты!..

— Анна Викторовна! — Уже жалобно промычал я, чувствую, что отрубаюсь.

— Что?!

— Мне тут подпись поставить надо. Пятую.

— Что ж ты так себя не бережешь. Опять в метро избили?

— Не в метро, и не я. Но скорая — мне, — упал из рук телефон.

А сил хватило только чтобы продиктовать адрес перед тем, как потерять сознание.

* * *

Говорят, внешним видом человек дает послание в мир — одеждой, манерой поведения. Человек, вальяжно развалившийся на потрепанном деревянном стуле посреди комнаты, своим внешним видом показывал, что в этом мире он всего уже достиг, несите следующий.

Я таких видел только в кино, когда актер убедительно отыгрывает человека над системой — того самого, который дает героям задания, выкроив минутку между обедом и визитом к премьер-министру. Он же принимает победу, отмечая чужой героизм, как личное умение руководить.

Закинув нога на ногу, неизвестный мне господин терпеливо ждал, пока я проснусь — а я не подавал виду, разглядывая его сквозь ресницы.

Хотя такой мог бы и разбудить, ценя собственное время выше чужого — но лакированный нос серого ботинка мерно покачивался, будто в такт его мыслям, а сам он не предпринимал никаких действий. Возможно, никуда не торопился. Такие люди, наверное, редко торопятся.

Я никогда не видел пошитый дорогим портным костюм — но уверен, на нем был именно такой: выкроенный и собранный ровно по мерке, без единой лишней складочки. Даже цвет — темно-коричневый в светлую полоску — не выглядел смешно или дешево. Наверное, цвет таких изделий уже начинает что-то символизировать, а не быть самим по себе. Коричневый — это мудрость, быть может? Незнакомец был немолод — хотя седину в висках наверняка оставил личный парикмахер, для солидности. Уж больно аккуратно прибрана прическа — волосок к волоску. Ногти рук, покоящихся на согнутом колене, тщательно ухожены. Да и сами руки выдавали, что хозяин их вряд ли когда занимался тяжелым трудом — тонкие, как у пианиста, изящные. Глаза у него — серые, брови черненые, густые, легкий загар и нос с горбинкой. Образ отчего-то заиграл колоритом юго-западного побережья Европы — там, где коррида, мулатки, конкистадоры и кровная месть.

Откуда он здесь — среди облупленных бежевых стен комнаты три на шесть метров, под беленым потолком с желтоватыми пластиковыми коробами ламп? Когда я очнулся, он тут уже был. И откуда здесь я?

Увидев все, что хотел, я поправил одеяло, подтягивая его к шее и приподнялся на локтях, будто впервые заметив гостя.

— Я вас иначе себя представлял. — Произнес я первым.

Гость выразительно поднял брови.

— Вы же апостол Петр? А я в чистилище?

— Вы в городской больнице.

— Было легко перепутать, — вежливо улыбнулся я, усаживаясь на кровати спиной к изголовью.

Неожиданно для себя под одеялом я оказался совершенно голым — разве что пластыри закрывали место, где крепилась "татушка" и гематому на месте укола медсестры Светы. Отдельный длинный и широкий пластырь стыдливо закрывал шрам на левой руке.

— И я — не апостол Петр. — С лёгким интересом посмотрел на меня незнакомец.

— Значит, вы директор того медицинского центра, и сейчас предложите мне кучу денег, чтобы все замять?

— Снова нет.

— Жаль, я бы согласился, — вздохнул я чуть грустно. — Но человек вы, сразу видно, не из простых.

— Как догадались? — Вежливо улыбнулся он.

— Вы в больнице без бахил.

— Ценное наблюдение. Часто бываете в больницах?

— Навещал бабушку. Меня Михаил зовут. А вас? — Чуть поерзал я, пытаясь устроиться на странной пыточной конструкции, отчего-то прозванной больничной кроватью. Железная спинка кровати стояла с перекосом внутрь, ряды пружин продавливались в центре...

А незнакомец прервал молчание только секунд через пять.

— Я к вашим вчерашним приключениям, Михаил, имею весьма косвенное отношение. Можно сказать, они испортили мне отпуск.

— Мне следует извиниться? — Чуть расслабленно произнес я.

— Почему же? К вам — никаких претензий.

— Тогда не вижу причин, почему бы вам не представиться. Лучше сразу с должностью.

— Я не из ваших чиновников, — поморщился он. — Частное лицо, частный визит. Чтобы вам было проще, называйте меня "Поверенным в делах".

— Ни разу не проще. — Насторожился я.

— И тем не менее, вынужден этим ограничиться, — словно извиняясь, поднял он руки.

Но и сидеть вальяжно перестал, выпрямившись на стуле и поставив ноги прямо.

— Хотя бы чей вы поверенный?

Тот вновь ненадолго задумался и виновато улыбнулся.

— Забавная ситуация. Я вам не враг, но имена тут действительно будут лишними. Вы же молоды, кровь горит, душа жаждет истины. А ведь еще есть и другие — старые, желчные, недоверчивые, которые могут прийти по моим следам. Их эти имена взбесят.

— Кто-то же пропустил вас сюда без бахил и больничного халата, — указал я на очевидное.

— Никто не знает, что я здесь. — Отрицательно качнул он головой.

— Но вы же не возникли тут из воздуха?

— Возник. — Ответил он уверенно и без заминки.

— И где пентаграмма? — Демонстративно попытался я заглянуть под кровать.

— На Мальдивах, на песке под пальмой, — чуть зажмурился тот от удовольствия.

И как-то поверилось, что не врет.

— Здорово вам. — Вздохнул я, забираясь обратно под одеяло. — А у нас зима скоро, и из окна дует.

— Перебирайтесь южнее.

— Учеба, — пожал я плечами, и одеяло чуть качнулось поверх них. — Так бы — конечно. Самолет вон застоялся, пилот названивает, стюардессы замучили пикантными фотографиями. — Закрыл я глаза.

— ... Вы что, спите? — Возмутился Поверенный.

— Забористый был укол, — вздохнул я, подминая подушку под грудь. — И сны интересные.

— Вас ущипнуть?

— Не рекомендую, у меня реакция. Могу нос сломать.

— Хорошо. Чтобы не мешать вам спать, я постараюсь в двух словах обозначить цель своего визита.

— Бубни-бубни...

— Не ходите больше по частным клиникам. Сдавайте кровь только в государственных учреждениях.

— Я вам бизнес ломаю и сотрудников порчу?

— Да хоть всех их там поубивайте, — с досадой произнес Поверенный. — Это не мой бизнес и не мои сотрудники.

— А в государственных — будут ваши?

— У государственных клиник нет оборудования, чтобы заметить особенности вашей крови.

— И какое у меня количество медихлориан? — Приоткрыл я один глаз.

— Достаточное, чтобы захотеть сцедить вас целиком, — принял он шутку.

— Кто б им дал... Я, может, наоборот по всем медцентрам пройдусь. — Озвучил я задумку, появившуюся еще вчера.

Каждый месяц, раз по пять — подписи получать. Вычислю места, где непомерно высокая аренда, нанесу визит.

Куда лучше, чем мотаться по местам убийств. Да и личного в этом решении тоже много — вчера, в один момент, было слишком страшно, чтобы это все просто так забыть.

Хотелось наказания причастных. Хотелось в наказании поучаствовать.

— А вдруг в следующий раз вы не справитесь, и убьют вас?

— А вы поплачьте обо мне.

— Хамите?

— Самую малость, — вздохнул я тяжко. — С незнакомцами можно.

— Наоборот, с незнакомыми людьми надо быть гораздо осмотрительнее. — Наставительно заявил гость. — Особенно с теми, кто, в память о хорошем человеке, нарушил запрет и решил вам помочь.

— Его имя вы тоже не скажете, да?

— Имя вы знаете. Это была ваша мама. — С теплотой в голосе завершил гость.

— Вы были знакомы? — Повернулся я, убрал напускное равнодушие и сел на кровати.

Холод коснулся пяток, но было как-то все равно.

— Мы дружили до ее смерти во время ваших родов.

В груди екнуло, а потом поднялась волна негодования.

— Быть может, вы ошиблись палатой. — Холодно сообщил я. — Родители умерли, когда мне было шесть.

— Насколько вы помните свое детство? — Вовсе не смутился Поверенный.

— Отлично помню.

— Если бы вы не учились в этом вашем ПТУ, я бы предложил договориться с демонами познания. Они, при определенных условиях, могут снять блокаду памяти.

— Мне и без этого есть что вспоминать, — заволновался я. — И почему ПТУ? У нас солидный университет.

— Вы, главное, после этого вашего "университета", — пренебрежительно произнес он, — ни в коем случае не вздумайте геройствовать. Заметили масштабный прорыв — сообщили, куда следует. Не более того. Приедут люди, все исправят. Ваша забота — латать всякую мелочь и гонять паразитов, шастающих через пентаграммы. Это сильный удар по самооценке, но я был бы рад, проживи вы подольше.

— Погодите... Мы вообще — единственные на всю страну! Кроме нас — никого! — Не совсем понял, про каких людей речь.

— Очень правильная установка! Обратите внимание, как она вас вдохновляет, — одобрительно кивнул он. — В шести университетах только по столице все только так и думают. А узнай они реальное положение дел, как бы повели себя? Вы сами-то пробовали решать мелкие бытовые проблемы? Сколько причин найдет исполнитель, чтобы не заниматься вашим потекшим краном? И надо ли вам вызывать вместо слесаря — бригаду спецназа? — Развел он руками.

— Мы — мировые сантехники? — Повторил я за ним безо всякого на то желания.

— Ну что вы! Районные. Максимум — городского значения.

— А как же Воронеж?

— Один спецназ повздорил с другим, — пожал тот плечами.

— Там же демон был... — не понимал я.

Не понимал и не верил. А как же Ковен? Как же братство и наша полусумасшедшая профессура?

— Демон был, разумеется. А как вы представляете конфликт двух структур с доступом к потустороннему? Им друг в друга стрелять? — Хмыкнул Поверенный. — Демона вызвали на чужой территории, хозяева не смогли справиться и потеряли город. Правитель стукнул кулаком по столу и приказал поставить под контроль. Пришлось открывать эти ваши университеты, чтобы у прорывов хотя бы свидетели были. Решение политическое, но не бесполезное — даже структуры признают. Они, в ваших масштабах, как промышленные трактора — и весьма неуклюжи, когда требуется труд дворников. На низовом уровне нужны исполнители, а на этот ваш Ковен и некоторые его эксперименты можно, до определенной степени, закрывать глаза.

— Правитель — президент?

— Михаил, давайте и дальше без имен, — поморщился он. — Я вам даю общую картину, весьма ценную, отмечу, для вашего личного выживания. А вы еще ни разу не сказали спасибо.

— Как вы подружились с мамой? Как умер отец? Что я должен вспомнить? Вот потом — "спасибо".

Незнакомец вежливо улыбнулся, всем видом показывая, что скажет ровно столько, сколько захочет.

— Как я говорил, ваша мама умерла родами. Отца вашего безутешным было не назвать — у него детей и без вас десяток. Личность очень занятая, он и на родах-то не присутствовал, да и после не сразу появился. Его поздравили и разочаровали, он отдал распоряжение заняться вашим воспитанием — вот, пожалуй, все. Потом, в один день, вы применили семейный талант и прыгнули.

— Какой популярный талант, — съязвил я.

— "Прыжок" — это то, как я сюда попал. Только вашей семье пентаграмма не нужна. — С явным интересом наблюдал гость за мной.

— Так это что ж... Я избранный? Где вы прячете сову?!

— Какую еще, к демонам, сову... — Не сдержал тот раздражения. — Впрочем... Нет, вы не избранный. И нет, вам не повезло. Вообще всем в этот день не повезло, потому что малыш при семи няньках взял и прыгнул в Бездну. Да, именно туда. Хоть одна нормальная реакция! — Проворчал он, озвучивая то, как у меня от удивления округлились глаза. — Понятно, что никто не знал, куда вы прыгнули — но малыш вернулся почти сразу, с обгоревшей одеждой, оплавившимися ботиночками, опаленными волосами...

— Это могла быть котельная. — Быстро вставил я слово. — Печь, костер...

— ...и мелким бесом, дико верещавшим, потому что его схватили за хвост. — С удовлетворением завершил он.

— Вот тут — полное вранье. Чтобы я, да живое существо за хвост...

— Вы были маленьким, — скалился гость улыбкой. — Вам было простительно. Словом, крик был до небес.

— Ну, хоть глаз при таких няньках уцелел... — Нервно хохотнул я.

— Да вот не факт. — Веско отметил он.

— Что вы имеете ввиду?

— Проблема в том, что никто не может сказать достоверно, вы ли "прыгнули" из Бездны обратно.

— Чего? — Протянул я потерянно.

— Высшие демоны — хитроумны и коварны. — Наставительно покачал он указательным пальцем. — Они вполне могли подкинуть в семью одного из своих, терпеливо ожидая, когда тот вырастет, захватит власть и утопит структуру вашего отца в крови.

— Если вас интересует мое личное мнение, то я не планирую ничего такого ни на осень, ни далее. — Категорично заявил я.

— А это невозможно проверить, чего вы хотите на самом деле. — Пожал он плечами. — Демоническая сущность не исправляется никаким воспитанием. Более того, высшие демоны могут спрятать личину так, что ни один ритуал не покажет подмены.

— И меня отправили к деду с бабкой? В Челябинск? Офигеть, конечно, у меня семья богатая — жить впроголодь с алкашами...

— Вас не отправили. Вас официально похоронили. Слишком тяжелые могли быть последствия, если вас признать членом семьи. Огромные риски. — Отметил он. — Но убивать вас тоже не стали — вдруг шутка демонов как раз и состояла в том, чтобы заставить отца убить сына?..

— То есть, дед и бабка — не мои? — Сделал я вывод.

И даже от сердца отлегло. Эта череда ненависти и конфликтов на пустом месте — главная причина, по которой я без раздумий согласился на переезд в столицу.

— Не ваши. Им предложили ежемесячную стипендию за ваше усыновление. Они согласились.

— Меня из-за них девушка бросила. — Хмыкнул я. — Говорит, я так же сопьюсь, как дед.

— У тебя все еще есть все шансы, — обаятельно улыбнулись мне.

— Пожалуй, откажусь, — поежился я. — Так что в крови-то моей?

— Да как у всех в твоей семье. Очень много целебных компонентов. Агрессивно-целебных.

— А те, в медцентре — адепты народной медицины, значит? С топорами и холодильником?

— Мы с этим боремся. — Неопределённо качнул он головой. — Хоть и достается им только восьмушка наследованной крови в лучшем случае, да и то от случайных людей...

— То есть, их выдаивать досуха можно?! — Возмутился от услышанного.

— Никого нельзя, — поморщился Поверенный. — Наказание будет суровым. И не только для них, но и для потребителей товара. Следи за телевизором — возможно, кто-то из богемы пропадет.

— Вот уж что не смотрю...

Но чуть легче стало. Нельзя это все так оставлять.

Придется проследить за новостями. Я жесток, справедлив, мстителен — но достаточно ленив, и готов поручить месть кому-нибудь еще, если ее размер меня устроит.

— Надеюсь, нашей беседы было достаточно, чтобы ты начал принимать верные решения, — казалось, подытожил гость, поднимаясь со стула.

— А вот насчет этих прыжков... Если я умею и могу, то...

— ... то представь, что узнал сейчас о великолепном мастерстве фигурного катания, которое в тебе есть от рождения. — Вновь обаятельно улыбнулся гость. — А в твоем городе даже коньки не продают.

— Кажется, я понимаю ваш намек.

— Это не намек. Просто смирись и забудь.

Я оголил левую руку и посмотрел на шрам:

— А это?

— Знаешь, что гусям подрезают крылья, чтобы не улетали осенью на юг?

Забавно как. Я думал — уродливое, но преимущество. Значит, и коньки бы не помогли инвалиду...

— Какие оптимистичные у вас примеры. — Грустно смотрел я на пульсирующую рану.

— Какие есть. Я старался быть с тобой честным.

— Ну... Рад, что хоть кто-то в моей семейке считает меня человеком, а не демоном. — Я криво улыбнулся.

— Разве я это сказал? Наоборот.

Внутри отчего-то похолодело.

— Если ты помрешь, демона уже ничего не сдержит, — внимательно смотрел он на меня. — Береги себя.

— В таком случае, только если ради вас. — Поднявшись и прикрывая наготу, я шутовски раскланялся.

— Не для меня. В память о матери. Всякая грязь, сотворенная тобой, ляжет на ее честное имя. В моих интересах этого не допустить. — Отставил от стул к стене. — Будем прощаться. — Констатировал он.

— Стойте!.. — Вспомнив, резко окликнул я незнакомца.

— Да?

— Ответьте хотя бы, я Валентинович?

— Нет.

— То есть, я всю жизнь врал людям... — Покачал я головой.

И мне врали. Но это привычная ерунда.

— Удачи. — От последнего его слова отчего-то повеяло теплом и соленым запахом моря.

— Привет Мальдивам! — Крикнул я напоследок, однако поверенный уже исчез.

Как в воздухе истаял — только ароматы и напоминают, что все это правда, а не содержимое вчерашнего шприца.

— Дела... — Сел я на кровати. — "Родила царица в ночь, не то сына, не то дичь..."

Ну, хоть не в корзинке по реке отправили...

Лег, снова сел. Снова лег. Успокоился.

Ну их в пень, эти сложные родственные связи. Без наследства — вообще без разницы.

Надо будет попросить, чтобы меня оставили в больнице на пару дней. Тут и кровать теплая, еще и кормить будут. Круто.

Я завозился на кровати. Не было у меня ничего. И нет сейчас. И не дадут — кроме того, что смогу взять сам. Так что я ерзаю-то?..

"Себе-то не ври".

Взгляд остановился на пульсирующем шраме. У других — он связывал миры. Меня, если верить Поверенному, пришивал к этому.

Глава 5.

Окно комнаты было закрыто решеткой. Этаж, по ощущениям, четвертый или пятый — впереди только парк и линии электричек, никак не сориентироваться. Большой город был где-то у горизонта — да и тот был еле виден из-за ливня, хлынувшего сразу, как гость ушел.

Дверь в палату оказалась закрытой. Я дернул пару раз в обе стороны, постучался, поискал след от замка и не нашел. Значит, заперто снаружи — несложный вывод. Буянить, колотить дверь ногами не планировал — обычно после такого бьют, а мне за прошлые дни хватило...

Ерунда, не двенадцать человек на камеру, считай — люкс.

Думать о визите не хотелось. Мысли — они вообще вредные, то и дело норовят привести к неправильным выводам. Да и вообще, эмоций как-то и не было.

Назвали районным сантехником — ну и что? Если город довели до такого состояния, что он утопает в потустороннем дерьме, кто в этом виноват? Надо просить доплату за вредность — это вот будет правильным. И соглашение с "подписями" пересматривать в свою пользу.

Обманули, что факультет у нас один — так это себя надо винить, что не догадался. Сколько таких же отделов, как у Анны Викторовны? А какого размера город, область, страна, чтобы три потока по семнадцать-двадцать человек могли что-то исправить? Мы — даже не капля в море.

Ковен этот... Ну, нашим нравится. Мне — нравилось. Принципы, правила, тайны, круги посвящения. Наверное, количество факультетов — тоже будет тайной нового круга посвящения. Или, наоборот, об этом надо догадаться самому, чтобы пройти секретный тест на тупость. У меня для себя плохие новости — три года тест проваливал. Вернее — не догадывался о масштабе происходящего. О "структурах" вообще впервые слышал — возможно, их работу можно отследить, если получить доступ к статистике. Или Анну Викторовну спросить напрямую?..

А вот эксперименты факультетов, о которых посланник говорил с явным недовольством — вещь интересная. Но тут, правда, разбираться надо — либо факультетские лезут в откровенную грязь, чем и вызывают у гостя такие эмоции. Либо пытались получить власть, как у таких, как Поверенный, и в перспективе хотят откусить свой кусок пирога. По пентаграмме через полпланеты прыгать — я про такое даже не слышал.

Надо поднимать уровень посвящения в Ковене — может, ситуация станет понятней. И поинтересоваться, есть ли в мире достаточно целебный подорожник для этой ерунды — вновь остановился взгляд на шраме.

Что ж завтрак-то не несут?

Звук открываемой двери послышался только ближе к вечеру, и посетителя я встречал с той же надеждой, как гавайцы — Кука.

Но вместо сочной и упитанной поварихи с чем-нибудь вкусным на гарнир, вошла Анна Викторовна в белом больничном халате, накинутом поверх мундира.

— Надеюсь, вы с едой? — Жадным взглядом смотрел я на объемный пакет в ее руках.

— Нет, одежда только. — Чуть растерялась она.

— Подберите мне что-нибудь кожаное и мягкое. — Сглотнул я слюну. — Жевать буду.

— Тут разве не кормят? — Положив ношу у стены, нашла она в кармане половинку недоеденного "сникерса".

Шоколадку отдали мне. Анна Викторовна заняла место на единственном в комнате стуле, который вновь оказался придвинут к постели.

— Это вы у меня спрашиваете? Я здесь первый день. — С жадностью уцепился я за обертку, даже не подумав отказываться. — Хотя, конечно, странные порядки для больницы — пациентов запирать и решетки на окна ставить. Будто я псих какой.

— А ты, извини, кто? — С показной задумчивостью и сомнением уточнила Анна Викторовна.

Я аж жевать перестал. Куски несложной мозаики мгновенно сложились в голове.

— То есть, вы их даже не задержали?!..

— За что? — Вздохнула Анна Викторовна. — За то, что ты отчего-то вломился в клинику ночью? Они первые очнулись, первыми заявление написали.

— А снотворное в кружке?!

— Какая кружка, Миша? Тебе всадили укол транквилизатора, чтобы утихомирить. Чужую "татушку" нацепил, псих! Чем ты думал?! Скажи спасибо, что обошлось без тяжких телесных, а у девочки-медсестры нет профильного образования и санкнижки. Удалось замять.

Я глубоко вздохнул, выдохнул.

"Меня там обескровить хотели. Насухо. Потом разделать на куски."

— Ладно. — Не стал я ничего говорить.

— Ладно? — Отчего-то обеспокоилась Анна Викторовна.

— Спасибо. Позаботились. Я, наверное, был не в себе. Усталость, жизненная неустроенность. — Повинился я, надеюсь, искренне. — Если я тут надолго, можно мне телевизор? Обожаю, знаете ли, отечественную эстраду.

— Говорю же, удалось замять. Не бесплатно. Будешь теперь семь подписей в месяц собирать.

— Ах, семь, — дожевал я шоколадку.

— "Хранение и применение". А чего ты хотел? Что можешь вламываться вот так, бить всех, и тебя по голове погладят?

— Я тут понял, что мне, знаете ли, нехорошо, — смял я обертку и прилег обратно.

А будут сомневаться в моей недееспособности — я врачам в деталях визит незнакомца обрисую.

Вот кстати... Психбольница — визит. Визит — психбольница...

"Нет ли тут прямой связи?" — обеспокоился я и осмотрел руки на предмет отметок от новых уколов.

Ладно, с "татушкой" ерунда — она вещь хоть и пакостная, и подцепить "пакет" чужого знания действительно можно — но это надо сразу перецеплять от человека к человеку, пока бес все не переварил и не сделал частью себя.

Но уколы по прибытию в данное заведение могли ставить всякие. В том числе такие, от которых происходят визиты из дальнего зарубежья...

Вроде — новых уколов нет. А вроде — и Светиного укола хватить могло.

Как отличить реальность от выдумки? В реальности будет то, чего точно не знаешь, с чем никогда не встречался. А что я точно не знал? Разве что — как пахнут Мальдивы...

Я откинулся головой на подушку и задумчиво смотрел в потолок.

— Михаил...

— Анна Викторовна, срочно обеспечьте мне перелет на Мальдивы.

— Михаил, ты охренел?

— Мне необходимо проверить теорию. — Повернул я к ней лицо. — Недавно сверху упал рояль, но мимо. А звука, чтоб прям в дребезги — не было. Желаю знать, был ли рояль.

— Миша, — прикусила она нижнюю губу. — Одевайся и поехали. Покажу тебя нашему доктору.

— Я ему заведомо не доверяю. Этот беспринципный тип скажет, что я здоров и пригоден к продолжению службы. — Вновь посмотрел я на потолок. — А я болею.

— Чем ты болеешь?!

— Осенняя хандра, Анна Викторовна. Меня стала раздражать цифра семь, понимаете? — Успел я до очередного ее возгласа. — А ведь раньше я ее любил.

— "Ношение и применение", Миша.

— Телефон дайте, — выдвинул я левую руку из-под одеяла.

— Телефон в кредите. Разобьешь — убью.

— Да я ж не Сара Коннор с электроникой воевать... — Набрал я сайт с результатами анализов, вбил логин и контрольные цифры, открыл документ и...

Обычный бланк результатов. Результаты исследований — нормы и фактические результаты. Все в допуске, все отрицательно. Никаких призывов срочно связаться.

Интересно...

— И что? Никуда звонить не будешь? — С сомнением взяла она телефон обратно.

— Кому? Зачем?

— К родным. Чтобы одежду привезли и еду. Я ведь уйду сейчас, раз болеешь.

— Всего наилучшего.

Анна Викторовна равнодушно пожала плечами, забрала пакет и встала возле приоткрытой двери.

— Миша, ты серьезно? Тут уколы делают.

— Торопиться не надо. Важно вернуть обществу полноценного гражданина!

— Последний шанс, — пригрозила она. — Загремишь на десять дней, врачебную комиссию и поедешь домой с отметкой психа.

— О, будет вторая...

— Да не смогла я выбить другие условия! Выпрашивать еще пришлось, понимаешь?!

— Что у вас там стряслось, что такая красивая и умная женщина вынуждена тратить нервы на психа? — Повернулся я на бок и обпер голову о ладонь. — Если это личная симпатия, то я под одеялом совсем голый.

— Ноутбук тот, с места происшествия, — вспыхнув взглядом, недовольно произнесла она. — В ломбарде обнаружили.

— Мне т-ща майора лично поздравить надо? — Не понял я.

— Ах, ты же не знаешь... По мне тут Павел Саныч при начальстве оттоптался. Говорит, не ведем профилактическую работу, не выявляем, не пресекаем. Студентки из-за нас пентаграммы на полу рисуют. Гладенько так говорит, будто подсказал кто. — И смотрит на меня с неким сомнением.

Тут главное не переборщить с честным взглядом в ответ.

— Это ж не причина, а следствие глубокой социальной неустроенности! — Откинулся я на подушку и заложил руки за голову, вдохновенно устремившись взглядом в потолок. — Иначе стал бы кто жизнью торговать?

— Ладно, в самом деле, что это я. — зашуршала майор пакетом у двери. — Похоже, действительно болеешь. Поправляйся.

— Так и что там с ноутбуком? — Резко сел я на постели. — Есть что интересное?

Уловил скептический взгляд и достойно его выдержал.

— Вся информация удалена. — Все-таки задержалась Анна Викторовна.

— Так это вам любой студент восстановит. Например, я. В более комфортных условиях, разумеется — тут даже розеток нет.

— Серую пыль вместо жесткого диска — тоже?

— Не, с таким — это вам к демонам познания...

— С ума сошел?! Там одна квота на квартал.

"О, значит, демоны познания все-таки существуют... Но Мальдивы — надежнее".

— Приемщик ломбарда уверяет, что ноутбук работал. — Продолжила шеф. — Никаких подозрительных звуков он не слышал, ночью сигнализация не срабатывала.

— Так от меня что нужно? — Цокнул я, прикидывая варианты.

Чертовщина какая-то. И по всей видимости "чертовщина" — наша.

— Надо еще раз съездить на квартиру и посмотреть.

— Четыре подписи в месяц.

Шеф чуть не задохнулась от возмущения, но удержалась от крепких слов. Только голос стал строже.

— Семь!.. Но одну ставлю автоматом. — Это я на постель лег и отвернулся. — Нельзя, нельзя бить людей! Девочек перепугал, посуду разбил!

"А вот и чашка со снотворным".

— Вы сами-то на выезде были? Когда меня-буйного кантовали?

— Коллега был, он вечерами дежурит.

"Выяснить имя коллеги".

— А мое мнение вас вообще интересует? Что именно там произошло? — Оглянулся я на нее.

Анна Викторовна привалилась спиной к стене: — Да мне уж рассказали. Говорят, ты искренне верил, что у тебя хотят выпить всю кровь. Кричал, вампирами обзывался. Одну девочку кровью облил.

— Не было там вампиров!

— А что было?

— Да... Не важно, — усилием воли заставил я замять тему. — Не было и не было.

Сам, все сам. Стану настаивать — запретят вообще приближаться к медцентру.

— Идешь на поправку, — прокомментировала она. — Давай собирайся, — смягчился ее голос. — Пока врачи не узнали, как ты человеку в метро ножом кусок кожи с шеи резал. Будешь в смирительной рубашке пузыри в потолок пускать.

— Добрейшей души вы человек, — искренне признался я, ложась на спину. — Есть у вас талант к любому ключик подыскать. Природное обаяние, я бы сказал.

— А будешь паясничать, прокурор узнает про книжку на твоей кровати в общаге. И тогда психушка будет тюремной.

— Что ж вы все добрее и добрее... — Невольно заерзал я. — Должны же быть какие-то пределы доброты.

— Ты — заслужил. — Безо всякого сомнения получил в ответ. — Но я все равно пришла тебя вытаскивать. Могла бы забыть на недельку. Могла бы проблемы устроить.

— Могла бы ножиком пырнуть... Все-все. — Поднял я ладони, а затем сел на постели, прикрываясь одеялом. — Ценю, люблю. Но насчет семи галочек-то...

— Не борзей.

— Сойдемся на том, что если дело идет дольше одного дня, то подпись — за каждый день консультаций. — Тут и пальцы за спиной скрестить не грех.

Потому как иногда получение одной-единственной может запросто растянуться на неделю — бывали случаи, когда приходилось выезжать с группой за город.

— Хм. Тогда одной бесплатной не будет.

— Будет. — Уверенно настоял я. — И еще вы меня покормите. — Не удержал я жалобного взгляда.

— Хорошо. — Закатив глаза, согласилась она и бросила в мою сторону пакет. — Одевайся уже, я второй день домой в ночь прихожу...

— Вчера ж не вы дежурили? — Перехватил я воздухе и принялся уточнять по содержимому.

— Вчера ловили банду сатанистов на кладбище, — отошла Анна Викторовна к окну, чтобы дать переодеться. — Оказались мажоры мелкие, ничего серьезного. Отдых на природе у них, с девочками и легкими наркотиками.

— Призовут ведь кого, на свою голову... — пробурчал я, выкладывая вещи на постель.

В сумке обнаружились носки, трусы, ботинки, джинсы, рубашка, кофта серого цвета — все новое, моего размера.

— А мои вещи где?

— Сам-то не помнишь? — Смерили меня внимательным взглядом.

"Я все помню, но выйти отсюда хочу".

— И все же?

— Как показывают потерпевшие, одежду ты с себя снял, порвал и изрезал.

— И куртку?! — Возмутился я.

— И куртку. И даже паспорт с документами — в клочья. — Кивнула она. — Приступ немотивированной агрессии.

"Вот же гады мстительные".

— То есть, я голышом бегал за ними, обливал кровью и кричал про вампиров...

— Про попытки изнасилования показания расходятся. Решили, что им показалось.

— И это удалось замять за семь галочек в месяц? — Совсем иначе посмотрел я на ситуацию.

— Одевайся. Я в коридоре подожду, — покачав головой, Анна Викторовна покинула палату.

— Куртку жалко, — буркнул я погасшим голосом, оставшись наедине с собой. — Хорошая была куртка.

Отольется она кому-то горючими слезами.

Документов нет, вещей нет, медкарты нет — ушел налегке. Медкарту, по настоянию компетентных органов, даже не заводили. Как нехотя пояснила Анна Викторовна, выруливая на небесно-синем "Каптюре" с парковки, она попросила, чтобы сотрудник отоспался. Так что никаких уколов, никакого лечения. Максимум — заморили бы голодом.

Ехать нам через весь запад города, по новой кольцевой — позади остался указатель на область. Далековато как-то законопатили.

— Что искать-то собираетесь? — Посмотрел я через центральное зеркало на Анну Викторовну. — В квартире убиенной.

— Мне через неделю с отчетом на ковер. Надо найти страницы на две машинного текста, шрифт двенадцатый, отступы слева, сверху по два сантиметра. Имена фигурантов приветствуются.

— История с диском на сколько потянет?

— Ни на сколько. Хозяин ломбарда завтра заявит, что не было никакого диска, — тяжко вздохнула Анна Викторовна. — Ноутбуков много, приемщик перепутал... Надо, думаешь, ему отписываться?

— Так пусть родственники убитой заявят о пропаже.

— Нет у нее родственников. Сирота.

Гнилостно-то как. Вот тут точно Бездной дыхнуло.

— Девчонка, получается, сама догадалась такую красоту мелом нарисовать. — Констатировал я.

— Пока получается так. — Нажала шеф на педаль газа и обогнала медленно плетущуюся фуру. — Минус квартальная премия и неполное служебное...

— Интересно, а Павел Саныч выступил уже после того, как пыль вместо диска обнаружил или до? — Мелькнуло подозрение.

— А ты догадайся, — сжались ладони на руле.

— Может, майор наш сам гадость с ноутбуком и сделал, — принялся разглядывать я пролетающие мимо окрестности через дождь со снегом. — Сам диск изъял, владельца ломбарда припугнул. А нам голову ломать.

— Сложно для него. — Недоумевая, пожала она плечами. — Зачем?

— Много ли смысла в пакостях. — Я отзеркалил ее жест. — Вон, суетимся же. Злодеям-то зачем так явно работать? Пару файлов подменить и все.

— Ты эти файлы в чужом компьютере еще найти попробуй.

— Тогда проще ноутбук в ломбарде выкупить, — в общем-то, согласился я.

— Лица на камере бы остались. Хозяин бы запомнил, посетители.

— Де-ла... — Протянул я. — А уничтожить в пыль — не слишком нагло? — Не вязалось все равно.

— Наглость — это хорошо. Это почерк. И признак того, что за девочкой следили. Возможно, контактировали лично, а не только через ноутбук и интернет. Для того и едем на место происшествия... Может, остались следы. — Сосредоточилась шеф на дороге.

— Фото криминалисты делали — посмотреть бы?

— На заднем сидении синяя папка.

— Тогда притормозите у обочины — пересяду. — Обернулся я назад. — Фото большие, хотя бы на сидении разложу...

Так и ехали около получаса, пока от снимков, пересматриваемых десятый раз, не начала болеть голова. Не мог я там увидеть ничего, кроме хорошо подготовленного ритуала. Детали — всякие мелочи, предметы, которые не так стоят или не там — надо было сравнивать с воспоминаниями друзей и подруг, которые могли посещать квартиру. Опросы не проводились — просто незачем было.

— Я тут закончил, можно пересяду? — Перебрав в очередной раз фото, закрыл я папку.

Соседство с симпатичной начальницей нравилось мне куда больше, чем с такими материалами.

Машина вновь притормозила.

— Нашел что? — Без особой надежды спросила шеф, пока я пристегивался.

— Цветов нет в квартире. Завяли, и выкинула?

Живое Бездну плохо переносит. А девочки любят цветы.

— Чужой дом, съемная квартира. Зачем ее украшать?

— То-то и оно... Вот если бы цветы были и завяли — тогда да, можно делать всякие выводы.

— С самых простых — что цветы долго не поливали. — Хмыкнула Анна Викторовна.

— Например, да, — слегка растерянно пожал я плечами. — Но по соседям я бы пробежался, поспрашивал.

Потому как версию, что схему ритуала нашептали из Бездны — никогда нельзя исключать. В этой версии и для уничтоженного диска найдется место...

— А до того отчего не пробежался?

Я сделал вид, что замечания не услышал. Хотя недовольство собой все равно кольнуло.

— Завернем? — Кивнул я на шашлычную впереди.

Перед пологим поворотом стояла одноэтажная постройка крупными темно-красными буквами поверх ветхого белого фасада. Машины на парковке стоят — значит, работает.

— Чтобы ты с животом слег? Из больницы в больницу тебя везти? — Оценила шеф внешний вид строения. — Терпи до города. Заедем в нормальное кафе, я тоже не ужинала, — прибавила она скорости.

Оставалось проводить шашлычную грустным взглядом. И еще несколько подобных заведений — где-то лучше, где-то хуже — пока не заехали в город и не пробрались через его кольца, проспекты и проезды к кафе "Весна" на первом этаже жилого дома. На табличке с названием, исполненным зелеными буквами курсивом, лежал снег — он сопровождал нас всю дорогу, окончательно сменив дождь.

— Считаете, тут лучше? — С некоторым сомнением смотрел я на пластиковые окна, занавешенные тюлем.

Из-за ткани были видны неяркие желтоватые люстры и нарытые скатертью столы с искусственными цветами в крошечных вазах.

— Вылезай.

Впрочем, стоило шагнуть внутрь теплого помещения, окутанного приятными запахами, мнение изменилось.

Полы были вымытыми, скатерти — чистыми, а из колонок под потолком доносилась легкая, не напрягающая музыка.

Еще на столах оказались корзинки с хлебом — пока ждали заказа, я методично все оттуда подъел, игнорируя укоризненный взгляд.

— Голодный студент.

Я неопределенно хмыкнул, прожевывая и приглядываясь к соседним столикам. Там хлеб тоже был.

Но принесли борщ, потом легкий салат и гречку с котлетами, и места в животе не осталось — хотя если встать и попрыгать...

— Мне бы домой съездить, документы восстановить. — Добрался я до сладкого чая. — От работы не отказываюсь, но без документов тоже не вариант.

— От меня нужно что? — Аккуратно пережевывала подполковник свою порцию.

— Справку какую, было бы хорошо. Если обрывки паспорта остались, то можно склеить.

— Обрывки не пойдут, справка будет. Еще?

— Ссуду бы мне, Анна Викторовна. Кредит. Я бы, честное слово, в банке занял, но там к людям без документов безо всякого уважения... Вы салатик кушать будете? — Почувствовал я в себе новые силы.

— Буду. — Отодвинули от меня тарелку подальше. — Сколько?

— Поездка домой — туда и обратно, еще одна куртка, там на расходы и пошлины... Тысяч двадцать бы мне, рублями, барыня.

— Прекрати паясничать. Итого будешь должен сорок. — Прикинула она. — С учетом новой одежды.

— До последней копейки отдам! И прошу вписать этот ужин в мой счет.

— Сейчас вилкой запущу. — Пригрозили мне.

— Значит, салат вы все-таки не будете? — Сделал я логичный вывод.

И в наказание еще минут десять смотрел, с каким удовольствием кушает женщина напротив. Маленькими кусочками, жемчужными зубками — да огурчики с помидорчиками...

Заодно размышлял насчет ноутбука. Все, вроде как, понятно — есть действие, поиски виновных. Есть противодействие виновника.

То есть, распространители схемы как-то узнали, что ноутбук украден. Узнали адрес ломбарда. Неясными пока методами стерли диск в пыль — без взлома и следов. То есть, держали руку на пульсе, сопровождали от и до.

И при этом девочка рисует неверную схему. Не складывается как-то.

В общем, поел — и мозги включились. Или подозрительность заняла свое почетное место, отпнув голод в сторону.

Деньгами меня ссудили сразу после ужина — а к нужному торговому центру даже ехать особо не пришлось, рядом он был, вместе с местом работы шефа. Через двор и арку. Обедают они тут с коллегами, как оказалось...

— Мне, пожалуйста, точно такую же куртку, — сразу подошел я к нужному продавцу.

Тот, вроде даже, хотел спросить, что с предыдущей, но дисциплинированно промолчал.

Потом, понятно, все равно поехали по старому адресу — пока окончательно не стемнело. А там минут пять Анна Викторовна терпела, пока я успокаивал свою паранойю, выполняя те же самые мероприятия, что вчера вечером. Люди на светофоре, бывает, дольше стоят — так что ничего страшного, если высокое начальство подождет в машине.

Заодно продолжал думать, что ж так свербит внутри, заставляя крутить в уме ситуацию вновь и вновь. Цветы и здоровье соседской живности — это ладно, проверю. Но кроме этого — что ж такое царапает подсознание? На что обратить внимание, куда смотреть, чтобы не ясные до поры подозрения облеклись в слова, которые можно будет положить на страницы отчета?

Увлекшись размышлениями, начал отправлять в дом снежок за снежком — снег сегодня чистый, свежий, вон, летит с неба крупными хлопьями. Даже ладони — и те после плотного ужина не мерзли.

Телефон убитой забрали. Снежок полетел в стену и рассыпался красивым веером.

Целая бригада криминалистов оттоптала там каждый сантиметр. Лично убедился по фотографиям. Еще один набранный комок снега чуть подтаивал в руках.

Пентаграмма — стандартная. Прямо как по справочнику, у меня глаз наметанный. Снежок в руках уплотнился, сделался меньше, тверже.

Нарисована только со смещением. Так бы — любой бес охотно рванул в наш мир, был бы скован пентаграммой и принялся бы врать с три короба, изображая покорность.

Снежок отправился по пологой дуге и сплющился о межпанельный шов.

А девчонка непременно бы обманулась и повредила защитный контур, и вот тогда — да. Визит Анны Викторовны в это самое место состоялся бы на сутки раньше. Труп был бы тот же самый.

Я стоял, чувствуя, как мерзнут под ветром ладони, и пытался понять, что мешает мне успокаивающе махнуть рукой и подняться вместе с Анной Викторовной на этаж.

"В квартиру со злополучной пентаграммой, которая не способна никого призвать" — повторил я сам себе.

Я набрал новую горсть, но вместо уже привычного действия бездумно растер снег между рук.

Если только в комнате с пентаграммой не окажется Анна Викторовна с бесом, замурованным внутри нее. Координаты пентаграммы указаны неверно, но никакого призыва не нужно. Бес уже в комнате. Вторая часть функционала ритуальной фигуры — контроль.

Беса выдирает из Анны Викторовны в пентаграмму. Жертва принесена до ее прихода, пентаграмма наполнена силой — и убийца девчонки спокойно дожидается где-то рядом, чтобы перехватить власть над тварью из Бездны.

Студентка — всего лишь приманка. Как ноутбук, из-за которого Анну Викторовну вынудили снова сюда приехать.

На негнущихся ногах я вернулся к машине, сел на пассажирское сидение.

— Анна Викторовна, не чувствуете, газом пахнет? — Произнес я мертвым голосом, глядя перед собой.

Глава 6

Вестника, принесшего плохие новости, в древности казнили. Современный подход предполагает более практичное использование человеческого ресурса. А если выживет — то и гуманное. Опционально, не обязательно.

"— Что-то в трансформаторной будке сверкает.

— В смысле "что-то?". Иди и посмотри".

"— Тут вроде трещина в отрезном круге.

— А ну включи болгарку".

"— Анна Викторовна, кажется, там на вас ловчая пентаграмма настроена.

— Кажется? Так сходи, проверь".

Какое пренебрежительное отношение к ценному специалисту! Хотя фраза "вас хотят убить, а из шеи выдрать беса" — не так убедительна через час после психбольницы. Признаю.

То, что шеф разумно осталась в машине и не отмахнулась от предупреждения — уже хорошо. Определенный кредит доверия, можно сказать.

Дверь в знакомую по вчерашнему вечеру квартиру вновь стояла открытой. И даже легкое чувство дежавю царапнуло — в пороге стояла хозяйка квартиры, словно и не уходила никуда со вчерашнего дня. Даже пальтишко прежнее и сапоги.

— Добрый вечер, — слегка настороженно произнесла она, обернувшись на мои шаги. — А мы, вот, прибираемся. Витенька, тут из полиции пришли опять! — Громко сказала она внутрь помещения.

"Витенькой" оказался супруг дамы — широкий и толстоватый мужчина в одних в майке, тапках и трико вышедший к нам в коридор.

— Здравствуйте, — ответил я на крепкое рукопожатие и заглянул за его спину.

Внутри квартиры блестел идеально отмытый пол. Вся мебель стояла сдвинутой к левой стене; несколько рабочих восточной внешности сдирали обои. Шторы и люстры сняты, на полу у входа — мешки со строительным мусором.

— Вот, решили ремонт начать. — Пробасил мужчина. — Давно надо было заняться и квартиру продавать.

— То есть, вы самовольно сорвали пломбу с двери, — констатировал я.

Вон же — на косяке двери даже краешек от бумажки с надписью "ОПЕЧАТАНО" остался.

— Не самовольно! Нам из полиции позвонили! — Торопливо вступилась супруга.

— Сам генерал Филиппов. — Веско отметил хозяин.

— Вот-вот. Сказал, что бандитов нашли, и разрешил навести порядок. — Поддакнула его вторая половина.

— Вещи потерпевшей где? — Мрачно уточнил я.

— Так из полиции днем пришли, забрали, — похлопали в мою сторону глазами. — Мы их в сумки сложили.

— Ясно.

То есть, они и вещи отдали посторонним людям.

— Сейчас еще батюшка придет, — доверительным шепотком поделилась владелица. — Квартиру освящать.

— Вы ему еще исповедуйтесь, — столь же деликатно ответил я ей.

— Думаете, нужно?

— А то ж.

"Перед разговором с прокурором — обязательно".

Но что им раньше времени настроение портить?

Пожелав крепкого здоровья, я развернулся и побрел по лестнице вниз. Мысли были самые разные, и ни одной приличной.

— Пу-пу-пу-у... — Вырвалось озадаченное само собой, стоило сесть обратно в машину и захлопнуть дверь.

Анна Викторовна курила через окошко. Судя по содержимому раскрытой пачки у лобового стекла — уже не первую сигарету.

— Ну? — Встретили меня вопросом.

Я кратко доложил обстановку. Выслушал замысловатовый матерный загиб, который так и просился положить на него музыку. И сразу — в топ радио Шансон...

— В пятницу вы должны были быть тут. — Озвучил я уверенно, уже ни капли не сомневаясь.

— Но ты решил обломать Саныча с футболом. На такой смелый поступок даже я бы не решилась.

Я не смелый, я иногда намеков не понимаю... Но спорить точно не стану.

— Есть какой-то порядок, очередность вызова? Можно предугадать, что позовут именно меня? — Повернулся я к шефу.

— А в тебе что особенного?

"Красота и ум".

— Я беса запечатывал. — Удержался я от шутки.

Дело-то крайне серьезное. При мне — ничего бы у них не получилось, бес меня помнит, и поперек меня им не покомандовать.

Анна Викторовна невольно потерла себе шею.

— Вызывают тех, кого найдут. Кто с кем знаком и работал.

— То есть, решал Павел Александрович. Хорошо. — Кивнул я своим мыслям.

Его можно вычеркивать, как непричастного. Иначе он бы дернул какого-нибудь раздолбая со старших курсов, и "продавил" на визит Анны Викторовны.

Анна Викторовна завела остывшую машину, и автоматические дворники принялись размазывать снежную кашу с лобового стекла.

— Но, если бы приехал не я, на случай упертого специалиста, всегда есть ноутбук. — Продолжил я рассуждать вслух.

— Который сперли?

— На котором бы оказались материалы настолько важные, чтобы вызвать вас. То, что его сперли — случайность, — искренне выдохнул я.

— Убили и украли — случайность?

— Раздельно — убили. Раздельно — украли, — категорично качнул я головой.

— Допустим. Инфу-то зачем чистить, если она так важна?

— В том-то и дело, что важна она была вчера. Нашлась бы сегодня, и вы из кабинета бы не вышли, — откинулся я на кресло. — Изучали бы материалы, так?

— Так.

— Во-от. Утром вы получили нагоняй. — Вернулся я к рассуждениям вслух. — Взялись за ноутбук, обнаружили проблему с диском. И вновь должны были быть тут, чтобы лично посмотреть на пентаграмму и место преступления.

Мало ли что криминалисты пропустили.

— Утром я вытаскивала тебя из психушки. — Стряхнула шеф пепел за окошко. — Утром — днем. Вещи для тебя покупала.

— В обед кто-то уже знал, что вы приедете со мной. Генерал Филиппов — есть у вас такой?

— Нет.

— Неудивительно. — Вздохнул я. — Вы не появилась до обеда — они стали выяснять, где вы и почему. Отследить передвижения — легче легкого. Если не через телефон, так оплатами по карточке. Узнали про меня — зачистили место.

— В каждом углу себя поставил, — цокнула та.

— Анна Викторовна, — укоризненно произнес я. — Там явно не дилетанты, право первой крови понимают.

— А может, я бы сама догадалась и не пошла?

— Вчера, когда вас бы вызвали? Или сегодня, когда вам все уши о нерабочей пентаграмме прожужжали?

— Это, кстати, твоя вина. — Закурила она новую сигарету. — Пентаграмма все-таки работает.

— Да кто бы сомневался, моя... — Прижал я затылок к подголовнику. — Вот мы и вышли на настоящего виновника.

— Мог бы пентаграмму подтереть.

— А они бы ночью ее восстановили. Или намалевали бы еще где. Откуда мне знать, что такая охота на вас пойдет?

— А чего, кстати, не намалевали? — Задумчиво смотрела шеф через окно. — Возле дома или еще где-то? Зачем такие сложности? Почему именно здесь?

— Ну, если прикинуть... — Осторожно начал я.

— Говори.

— Если бы не стечение обстоятельств, студентам бы вас в пример приводили. Смерть в результате нарушения Тэ-Бэ. Человек с бесом самостоятельно шагает внутрь активированной пентаграммы.

— Верит подчиненному и шагает. Какая нелепая смерть... — Согласилась Анна Викторовна.

— Но я ж вас в пятницу не вызвал. — Сбился я.

— А сегодня утром — не предупредил. Я могла бы и приехать.

— Получается, удачно я в психушку попал. — Нервно повел я плечами.

— Получается так, — потянулась она к пачке сигарет.

— Это уже четвертая.

— Ты считай, считай, — мелькнул огонек зажигалки. — Остановишь на седьмой — я бросаю потихоньку. — Глубоко затянулась она.

— Утром сколько было? — Я опустил стекло со своей стороны, чтобы накопившийся дым перестал есть глаза.

— Цыц, — отмахнулась Анна Викторовна.

— В общем, все выглядело бы стечение обстоятельств, халатность. — Подвел я черту под своими размышлениями. — Никто бы убийц не искал. Наверное, в этом смысл.

— Записи с камер, с регистраторов машин. — Задумчиво прищурилась шеф на злополучный подъезд. — Поквартирный опрос. И узнать, кто живет рядом с девчонкой. Надо звонить, — вздохнула она. — Опять не высплюсь.

На циферблате магнитолы высвечивалось двадцать сорок.

— А может, не надо никаких записей? — Пришла вдруг мысль.

— Что?

— Ну приехали мы, поднялись на этаж, а тут эти... Самодеятельность развели. Изобразим, что нам наплевать. Дело-то не наше. Хотите, я пока по соседям сбегаю, про здоровье цветочков уточню — и хватит?

— Сиди, цветочек. С чего такое равнодушие?

— Вдруг за нами смотрят? Надо нам показывать, что мы о чем-то догадываемся? А по пломбе сорванной и хищению вещей пусть Павел Александрович лютует, камеры смотрит. У него ресурсов больше и здоровье крепче. Потом поделится.

— Это так не работает, — выдохнула струйку дыма Анна Викторовна. — Чем-то придется отдариться.

— Он же вас чуть под топор не подвел. — Выразительно посмотрел я. — Пусть доказывает, что не специально.

— Аргумент, — задумчиво кивнула шеф. — А он не специально?

— Диск, обращенный в серую пыль, вас бы заинтересовал?

— Определенно.

— Тогда зачем вся суета с начальственным нагоняем? Показал бы приватно, вы все равно приехали бы. Явно же наш профиль.

— Может быть... Может быть и так. Ты продолжай. Допустим, покажем, что ничего не поняли. Дальше что?

— А дальше надо вытаскивать из вас беса. — Перешел я к самому скользкому моменту.

— Я же умру? — покосилась она на меня.

— Это полтора года было такое мнение. У студента второго курса. Как студент четвёртого курса, готов ответственно заявить...

По плечу с силой прилетел удар кулаком. А затем еще и еще.

— Я! С этим! Живу! Полтора! Года!

И недокуренная сигарета в гневе улетела за окно.

— Хватит драться, — поморщился я, не предпринимая, в общем-то, усилий, чтобы ее остановить. — Я ж не один в городе, остальных тоже бейте.

— Кого?!

— Кто вам помочь не смог. Всех, кто выше второго курса, — раздраженно добавил я, пряча плечо ладонью правой руки.

— Когда ты узнал?! Когда ты хотел сказать?!

— Да успокойся уже! — Рыкнул в ответ. — Успокойтесь. Я ж только учусь, блин. Я ж потренироваться должен, перед тем как на любимом шефе пробовать.

— Как это мило, — съязвила она. — Какая забота!

— Плюс реагенты, плюс место. Мне с вас деньги тянуть, что б потом грохнуть, просчитавшись? Вот товарищ майор обрадуется-то!

И будет рад весь мой пожизненный срок.

— Значит, на ком-то уже потренировался? — Прищурилась шеф.

— На пенсию выйду, мемуары почитаете. — Огрызнулся я. — Напрягите руководство, пусть выделит ресурсы. Вытащим беса — пропадет мотив тащить вас в пентаграмму.

— И в газету новость дать. — Достала подполковник новую сигарету из пачки. — Вдруг пропустят.

— Это пятая.

— Ага, спасибо. Значит, будет не пентаграмма, а машиной собьют.

— Им машиной не пойдет. Бес же пропадет с вашей смертью.

— Не поняла? — Недоуменно глянула она, перестав щелкать зажигалкой.

— Так им, я думаю, бес и нужен. — Я помялся чуть и произнес, — ДТП и в самом деле проще. Особенно для коллег ваших.

— Так. Вот сейчас что-то не поняла про коллег. — Замерла шеф.

— Это ведь кто-то из тех, кто рядом с вами, Анна Викторовна. Вы ведь понимаете? — Уже откровенно почесал я себе затылок и был вынужден озвучить напрашивающийся вывод.

— С чего бы? — Недоверчиво уточнила подполковник.

— Когда бес начал лезть из вашей шеи?

— Говорила же — полторы недели.

— Ну вот. Раньше-то кое-кто думал, что бес потерян. Теперь убедился, что нет. Вы не замужем, поэтому наверняка орете только на работе...

Анна Викторовна глянула так, что я осекся и извинился.

— Мой-то бес им зачем? — Откинулась она поглубже в кресло, продолжая вертеть незажжённую сигарету в руках. — Не могут вытащить себе нового из Бездны? В подворотнях мало грязи?

— Бесы, они ведь функциональны. — Осторожно отметил я. — Как с "татушками" — туда абы какого не запечатать. И я не знаю, какого именно призвали те мертвые придурки полтора года назад! — Опередил я вопрос. — И не знаю, почему новым придуркам нужен именно ваш. Но просто убить вас, в самом деле, можно гораздо проще.

— По ребрам тебя надо было бить. Прямо по синякам. — Прикурила Анна Викторовна и выдохнула новый дым за окошко.

— За что? — Искренне возмутился я.

— Потому что гад ты, Миша. — Сделала она обидный вывод с задумчивым видом. — Значит, предлагаешь поставить тортик коллегам в честь избавления от беса...

— Тоже вариант. Сообщить по факту, получить поздравления.

— Приготовления к твоему ритуалу, значит, они не заметят...

— Если сделать все тихо, никто не узнает. Пока они уверены, что мы ничего не понимаем, у нас есть фора по времени.

Анна Викторовна посмотрела на меня мельком и задумалась:

— Вдруг я обращусь не к тем или не к тому. Реагенты твои не из воздуха возьмутся.

— Можно вспомнить всех, кто мог заметить, что бес жив. — Предложил я. — Отсечь их. Блокнотик с ручкой, кресло...

— Проще сразу ведомственный телефонный справочник отксерокопировать. Слухи, Миша, никуда не денутся. Кто не видел, тому расскажут.

Засада...

— Реагенты можно не просить, а позаимствовать с места происшествия... — Вкрадчиво начал было я, заметил выражение лица босса и продолжил уже другим тоном. — Предложил бы кто-нибудь безответственный, но это не наш метод! И что, совсем некому доверять? — Осторожно уточнил я, стараясь побыстрее сменить тему. — Друзья, надежные товарищи?

— А если меня просто убьют, что будет с бесом? — С легким раздражением глянула шеф на меня, не став отвечать.

— Уйдет домой, греться в котлах, — пожал я плечами.

— Тогда не понимаю, почему бы просто меня не убить не призвать беса заново.

— Нереально. — Ответил я без паузы. — Второй раз не отзовется.

— Ваши же повторно призывают.

— "Наши" платят. — Пояснил я. — Призывают, подчиняют, заставляют и с щедрыми подарками отправляют домой. В следующий раз подчинять не приходится, сразу на деловые рельсы...

Собственно, потому нам, факультетским, так легко заигрывать с Бездной. Мы уже знаем имена, и с нами готовы вести дело.

"Поверенные в делах" — отчего-то всплыло некстати.

— А тут выдернули, отпинали, посадили в тюрьму на два года и выпнули. — Отмахнулся я от странной ассоциации. — Какую память о России он сохранит? — Прочувственно продолжил я.

— То есть, заново не призвать. — Констатировала шеф.

— Ни за какие подарки и подношения, — пожал я плечами. — Они же умные, я вам рассказывал.

И в это, в отличие от майора, Анна Викторовна сразу поверила. Во многое веришь, когда спасают из жертвенного круга, а в качестве извинений выдают новое звание и отдел по борьбе с тем, что почти тебя убило.

Цинично, но вполне понятно: вот уж кто замотивирован на борьбу... Да и бес в шее, на секундочку, дает иммунитет к любым способностям ментального контроля тварей из Бездны, вплоть до высших. Гарантия, что начальник такого отдела по-прежнему работает на стороне людей — она очень дорого стоит.

— А наши визави это знают? Что призвать второй раз нельзя?

— Вы же все еще живы, — отметил я.

Значит, знают.

— То есть, удара по голове в подъезде можно не опасаться...

— Могут ударить и в машину затащить... Извините, — поежился я от ее взгляда. — Думаю, повторятся они не станут. Как у вас говорят, почерк будет. И должность у вас теперь непростая, чтобы похищать — весь город на дыбы поставят. — Постарался говорить я уверенно.

— Значит, снова будет пентаграмма, — вновь курила Анна Викторовна.

— Если не показывать, что вы догадались — думаю да. Будет как тут, на восьмом этаже, — кивнул я на дом. — Если у них получится, мало кто сможет разбраться, что произошло. А те, кто может разобраться, снизойдет ли? — Осторожно добавил я крючок в вопрос.

— Вот уж вряд ли, — задумчиво кивнула подполковник.

Интересно...

— Тем более, что на новую пентаграмму и мертвую студентку сразу вызовут вас. — Кольнуло недобрым предчувствием, которое я обязан был озвучить.

— Объяснись?

— Ритуал будет тот же самый. Пентаграмма та же самая. Вам по статусу на серийные выезжать... Ведь так?

— И в следующий раз я буду там без тебя.

— Без меня. — Подтвердил я очевидное. — В следующий раз они обязаны подстраховаться.

— То есть, тебя посадят в самое ближайшее время, — сделала вывод шеф.

— Ну... — Почесал я затылок нервно. — ДТП мне не устроить, машины нет. Подъезда, чтобы голову пробить, тоже... А раз они из ваших, то надежнее всего меня посадить, — погрустнел я, соглашаясь.

— Ну не грусти. Голову и без подъезда пробить могут.

— Спасибо, — расчувствовался я. — Но лучше бы, конечно, беса из вас вытащить побыстрее и, до поры, максимально тихо.

— А если максимально громко? Если узнают о моих приготовлениях, им придется ускориться. Поторопятся, совершат ошибку. — Задумчиво смотрела она в свое окошко.

Но лучше бы смотрела на меня — вдруг вид моих грустных глаз пробудил бы в ней сочувствие. Ведь с той торопливостью они станут действовать и со мной.

— А давайте мы сначала беса вытащим, а потом изобразим, что начали его вытаскивать? — С надеждой попросил я. — К этому времени меня можно даже обратно в психбольницу отвезти.

Там-то не убьют и не посадят. Но лучше, конечно, уехать на Мальдивы.

— А если заметят, что беса уже нет? Затаятся, твари.

— Ну и демоны с ними! — Искренне всплеснул я руками.

— И тебя это устроит?

— Что именно? — Не понял я.

— То, что кто-то, из-за кого ты на условно-досрочном, просто разведет руками, скажет: "Ай, не получилось", — продирижировала она сигаретой. — И все? — Выдохнула она нервно.

— Если вы останетесь живы. И мой срок так и останется условным... Да.

Контакт с Бездной приучает к осторожности, к реальным запросам и реальным результатам. Я не видел врага, я могу только догадываться о его возможностях — так отчего бы просто не лишить его желаемого?

— А меня — не устроит. — Выкинула шеф окурок. — Это ведь те же самые люди, Миша. Ты ведь сам сказал. — Стал бесцветным ее голос.

Те же самые твари, которые выкрали ее и пытались принести в жертву — осталась недосказанным.

Где-то рядом шумела трасса, доносились звуки захлопывающихся подъездных дверей, шуршали шипами по снегу протискивающиеся мимо нас автомобили...

— Я хочу их крови. — Облизнула Анна Викторовна пересохшие губы.

— Ну, вы еще подумайте, а я на электричку, тут недалеко. — Потянулся я к дверной ручке.

— Сиди. — Пригвоздили меня к креслу приказом.

— Сижу, — буркнул я.

— Попробуем поймать на живца.

Я поймал ее внимательный взгляд в центральном зеркале. Оценивающий такой — сложно сказать, что в нем было намешано. Но были там и вопрос, и обида, и желание идти до конца — со мной либо без. Но лучше бы со мной. "Пожалуйста...".

— Кровь так кровь. — Буркнул я, пряча взгляд. — И за девчонку ту надо бы поквитаться, — кивнул я через протаявший на лобовом стекле снег в сторону подъезда.

Анна Викторовна довольно кивнула, подняла стекла кнопкой, и принялась выруливать со двора.

Вот тут бы вызвать супер-спецов, о которых говорил утренний гость — тех, кто должен с легкостью справляться с непосильными для нас, убогих, проблемами. Особенно там, где связана власть и манипулирование Бездной далеко не на самом низком уровне.

Но это и означало признаться, что мы — те самые "районные мусорщики" и есть. А я себя таким никогда не чувствовал.

"Гордыня ведет в Бездну". "Знание позволяет стоять над Бездной".

"Так хвалишься или можешь сделать?" — Приблизил я лицо к оконному стеклу и постарался увидеть собственные глаза.

"Могу".

Шрам на левой руке запульсировал сам собой.

— Анна Викторовна.

— М-м?

— Мне бы телефон. Позвонить по тому номеру, который вы дали. Насчет квартиры-то. — Вздохнул я, ощущая тягостную неустроенность жизни, которая портила любой настрой.

— Довезу уж.

— Так, а позвонить заранее? — Припомнил я ее же слова.

— Считай, что позвонил. И я дала добро. Это мой адрес.

— О... Если что, мне сойдет и матрас в коридоре! — Горячо заверил я.

— У меня "трешка". — Стрельнула она глазами на меня. — Правила: чистота, тишина, из холодильника не воровать.

— Крест на сердце.

— Ну-ну.

Глава 7

Жар натопленной квартиры обнял, перехватил дух и накатил сонливой одурью.

— Здорово у вас. Тепло, — проморгавшись, искренне похвалил я, разглядывая просторный холл в бежевых тонах, украшенный небольшими картинами в рамках.

Заодно искал свободное место на стене, желательно — возле входа. Руки оттягивал игрушечный деревянный домик с собственным двориком и игрушечной мебелью — прихотливо раскрашенный, весь аляповато-яркий, мечта девочки-подростка. Вот бы его куда приспособить...

Тысяч в семь домик влетел, между прочим. Ну а если учесть скептические хмыкания Анны Викторовны во время покупки, то я гордо и независимо покупал его на свои. То есть, на заемные. Зато потом заберу, и буду в своем праве.

— Отопление включили, хоть окна открывай. — Предложила мне шеф плечики из шкафа и сама повесила куртку на такие же.

— Да мне бы домик куда приспособить. — Отказался я, маясь с ношей в руках.

За шкафом места нет, на трюмо с высоким зеркалом — высоковато будет.

— Потом никак?

— Не-не. Над тумбой с телефоном нормально? — Принялся я стягивать ногами ботинки, за что удостоился неодобрительного взгляда.

Тумба была аккурат после шкафа и напротив зеркала — сверху порядочно свободного места. Еще дальше шел выход в коридор и большую комнату, но это уже далековато.

— Сойдет, — оценила она. — Может, просто на шкаф закинуть?

— Вряд ли вам будет удобно подниматься на шкаф, — тактично отметил я.

— Мне-то зачем? — Чуть устало отозвалась Анна Викторовна.

— Как же? А подношения домовому, — временно поставив домик на трюмо, я быстро перекинул куртку на вешалку.

— Так!!!

— Никаких человеческих жертв! — С жаром заверил я. — Одну-две конфетки в неделю. Можно сладкой воды налить.

— Ты кого ко мне подселить собрался, блохастый?!

— А вот сейчас обидно было.

— Я только тебя приглашала, а вот это — бери и выкинь сейчас же! Одного беса мне мало!

Тем более, тот поспешил немедленно проявиться вместе со вспышкой гнева, своей уродливо-угловатой челюстью отразившись в зеркале напротив. Настроения владелице это не добавило.

— Анна Викторовна! Это — временная мера по охране любимого шефа! — С жаром принялся защищать я собственную придумку и семь тысяч. — Как все закончится, мы и домик немедленно откочуем из ваших пределов! Ну вы же не постоянно в квартире, сами подумайте! Кто им помешает намалевать пентаграмму прямо на кухне?

Особенно, когда поймут, что времени таиться и подгадывать момент просто нет.

— Дверной замок и консьерж на входе.

— П-ф.

— Тревожную кнопку поставлю! — Упорствовала Анна Викторовна.

— И что ваши тревожные сделают, если им покажут удостоверение вашей же конторы? — Примирительно спросил я. — А с этим, — ласково погладил я домик, — ни один взломщик не справится.

— И куда я потом дену труп?

— Что мы, хуже Питерских?.. Ладно, не бейте, признаю, плохо пошутил, — прикрыл я голову. — Да не убьет он никого! — Рявкнул я, получив особенно больно. — Так, выжрет силы до беспамятства! Максимум!

— А если инсульт?!

— Ну, раз вы за них так переживаете, — вернул я куртку на плечи и с чувством оскорбленного достоинства поднял домик. — Я лучше на вокзале заночую. Откройте, пожалуйста, дверь — руки заняты.

— Миша, стой. — Положила она ладонь на створку. — Ты хоть понимаешь, что надо о таких вещах предупреждать заранее? Разговаривать, совета спрашивать?

— Я спрашивал — вам красный понравился, красный и купил.

Да что она взглядом вечно на потолке ищет?

— Куртку повесь. И прекрати топтать задники ботинок!

— Угу, меня в них еще хоронить, — пробурчал я, ставя домик обратно.

— Что твой домовой может? — Сложив руки на груди, требовательно спросила Анна Викторовна.

— Например, не пускать посторонних.

— Еще?

— Да много чего. Вы ведь "татушку" мою не успели сжечь? — Поднял я вопросительный взгляд.

— Она тут причем?

— Тот бес, в "татушке", многое из того студента-носителя вытянул, раз так прилип к носителю. Считайте, что тот студент умел — и он чуть-чуть уметь будет. Людей отличать, команды слушать на русском языке.

— А мы ему за это?..

— Подношения и домик, — пожал я плечами. — Каждый малый бес хочет свой домен. Вот, считайте, домен и будет, — кивнул я на деревянную игрушку.

— Домен в родной квартире. Сразу чувствую спокойствие и устроенность жизни.

— Это сарказм?

— Он самый. Считай, что "татушку" я твою спалила.

— Анна Викторовна, бес ведь и ко мне был прицеплен, — неохотно, но все-таки произнес я. — Провисел там десяток часов, неведомо что нацеплял из моей памяти. — Слегка беспомощно завершил я. — А вы его домой хотите отпустить.

— И что он такого мог нацеплять?

— Да уж немало, — поежился я. — Вы хоть одного факультетского с "татушкой" видели? Информация в Бездне тоже товар.

— А зачем ты ее крепил тогда? — Хмуро смотрела Анна Викторовна.

— Да как-то под топор не хотелось, — криво улыбнулся я. — Меня красиво развели, снотворное я добровольно выпил, пришлось чем-то мозги чистить. Короче, от безысходности, — отвел я взгляд. — Но я бы очень просил беса пристроить именно в этот домик. Потом заберу, честно. И насчет пользы — не сомневайтесь!

С полминуты меня изучали — словно кота какого нашкодившего, который крысу мертвую домой приволок. И то ли за порог прогнать, то ли похвалить... Обидно, знаете ли — и я бы пошел на принцип, но на улице уж больно холодно...

— Ладно. Крепи. — Дала шеф добро. — О медцентре потом поговорим.

— Да уж сам как-нибудь разберусь. — Отлегло от сердца.

— Михаил!

— Что? Ладно, я посоветуюсь. — Покаянно понурил я голову под требовательным взглядом.

— Ну-ну. Но с домиком этим до утра отложи. И без того день нервный.

— Нет проблем. Я же здесь, значит, все будет в порядке.

Да нормальный потолок — белый. Даже паутины нет...

— Кушать будешь?

— Да.

— Так приготовь. — Кивнула она в сторону кухни. — Я в ванну. Твоя комната — дальняя с балконом.

— Мне из холодильника брать или соседей грабить? — Успел я уточнить до того, как дверь в ванну закрылась.

— Квартиру не сожги, — ответили мне по-начальственному загадочно.

Но холодильник я все-таки решил осмотреть — мало ли, предъявят потом, что торт съел, а там его и не было никогда.

Но торта там не было. Там вообще толком ничего не было — а та зелень, что имелась, по калорийности не превышала энергозатраты на ее приготовление. Плюс в морозильном ларе лежала перемороженная кура — возможно, ровесница белки из "Ледникового периода". Или это вещдок?..

Так-то хватало ящиков в длинном, вдоль всей стены, кухонном гарнитуре, но искать там что-то без хозяйки — уже перебор. В итоге, чуть помявшись на месте и голодным взглядом посмотрев на цветы в горшках на подоконнике (не съедобные), отправился смотреть предложенную мне комнату.

Небольшое помещение — метра три на четыре — судя по обстановке использовалось как спортзал. Перекладина на стене, велотренажер у окна, легкие гантели и коврик-пенка — все без пыли сверху, я пальцем специально провел. Кровать тоже была — узкая, односпальная, вдоль длинной стены, заправленная и накрытая пледом. Подушка сверху — треугольником, как в летнем лагере. Сама кровать приятно-жесткая, после продавленной пружины в больнице — самое оно. Присел, решил проверить мягкость подушки — прилег чуть, да так и задремал.

— Ванну прими, — растолкала через какое-то время шеф. — Белье чистое.

Быстро покивав и растерев лицо ладонями, я отправился в царство кафельной плитки и приятных запахов.

Старую воду слили — пока новая набиралась, повернулся к горячей струе спиной, чтобы согревала плечи. Стараясь вновь не уснуть, думал о всяком.

Те соседи, что своровали технику, выходит, девчонку не убивали. Отбрехаются-нет?..

Я зябко повел плечами — нашел, о чем думать в воскресенье вечером. Нет бы — о чем приятном...

О том, как не дать себя убить или посадить?.. Вот, блин...

По уму, надо не слушать Анну Викторовну и без ее разрешения экстренно извлекать беса. Но для этого придется где-то украсть реагенты, а шефа — похитить, потому что без ее добровольного участия остается только насквозь недобровольное. Боюсь, такую заботу она не оценит.

Задумчиво плеснул рукой воду и протер лицо. Так что придется влезать в авантюру и как-то в ней выживать.

Можно, конечно, не рисковать и ничего не делать — сказаться больным или просто сбежать, раз уж все варианты рассматриваем. Но, если найти время и порассуждать — что будет, если шеф умрет?.. А что бывает, когда жертва, травмированная осужденным, все-таки умирает? Часть четвертая статьи 111 УК РФ — до 15 лет. На мне висит часть первая этой же статьи — умышленное причинение тяжкого вреда здоровью. Это я беса Анне Викторовне подселил, чем нанес ущерб. Бес пропадет — она погибнет. Будет ли кто разбираться с тем, что произошло? А что, кто-то разбирался, когда навешивал мне прошлый срок?..

Да и вообще — Анна Викторовна в качестве шефа меня абсолютно устраивает. Ну их, к демонам, эти кадровые изменения. Да и симпатична она мне, что скрывать... И без угрозы нового срока постарался бы помочь — это я так, прячу чуткую и отзывчивую душу за суровой необходимостью. Собственно, необходимость обычно и отличает чуткость и отзывчивость от идиотизма, несовместимого с жизнью: не было б необходимости, послал бы Анну Викторовну в "собственную безопасность". Но никакой уверенности, что они справятся.

А говорят, ванна расслабляет — я с силой выдохнул и постарался переключить внимание на окружающую обстановку.

С интересом осмотрелся — на полочках и кромке ванны десятками стояли различные цветастые бутылочки с шампунями-лосьонами-гелями. Хм-м. Ну, это ж не холодильник, правильно?..

Взяв ближайший, открыл крышечку — о, малиновый. Следующий, в фиолетовом флаконе — тоже неплохой, что-то цветочное-полевое. М-м... Апельсин.

Вот так и начинают нюхать, чтобы не думать о проблемах.

Воды набралось достаточно, и я залег на дно, чувствуя, как вода обнимает плечи и поднимается выше.

"А какого демона тот Поверенный вообще узнал о том, что со мной произошло?" — Спросил я натяжной потолок над головой.

Загадочно светились три лампочки. Четвертая щурилась пустым цоколем.

"Раз девочек с топорами убедили не писать заявление, то по сводкам я проходить не должен. Откуда такая оперативная реакция?", — заволновался я.

Пятку царапнула тревога, и я почесал ее о закрытую крышку над сливом.

Как узнал? От кого? И как долго этот "кто-то" находится рядом?..

Дотянувшись до крана, я чуть добавил горячей воды и плюхнул полколпачка весенне-цветочного в воду — та сразу запенилась, покрываясь плотным и белым.

Пару раз глубоко вдохнув и выдохнув, я погрузился по самые глаза — так, чтобы вода закрыла уши и заглушила все звуки, кроме биения сердца. Медленно провел правой ладонью, остановив пальцы на шраме левой руки, прислушался...

Бездна звучала гулом ветра в вечно горящих кострах и шелестом песка. Иногда она давяще молчит, как звездное небо над мертвым морем, иногда кричит голосами хищников или шепчет на грани слышимости, обещая власть и силу.

Может ли нечто идти сквозь Бездну все эти годы, внимательно следя, чтобы некто Михаил не свернул себе шею?..

"Очень вряд ли".

Слишком много всего в Бездне, чтобы следовать по ней по моим пятам, годами не привлекая внимания местных жителей. Рано или поздно наблюдатель бы выдал себя — изменившимся ли пением ветра, тревожным клекотом неведомых тварей или непонятно отчего сорвавшимся ритуалом: бесы, знаете ли, не любят свидетелей собственных сделок.

Хотя, судя по агрессивной тактике владельцев кровесбытовой конторы, явно направленной на то, чтобы жертва выбрала молчать, не сопротивляться и побыстрее все забыть, могли и по домашнему адресу дозвониться: на опекунов наорать, нажаловаться, чтобы те сами меня из столицы забрали. Найти телефон по прописке в паспорте — дело нехитрое.

А уж опекуны — те могли кормиться из двух мест сразу и присматривать, отчего нет...

Надо ехать домой — разбираться с родными, которые то ли родные, то ли не пойми кто... Документы все равно восстанавливать придется — заодно и эти моменты проясним.

— Ты не уснул там? — Постучались в дверь.

— Нет, нормально все. — Вынырнул я для ответа из воды.

— Кушать иди, остывает.

— Уже иду.

"Но как?! Там же ничего не было?" — Изумился я молча, и постарался быстрее завершить купание. — "Впрочем, если там курица — есть точно не буду, хотя бы из уважения к возрасту".

— Халат надень, я там чистый оставила.

Звук падающих тапок за дверью обозначил, что босыми ногами тоже шастать по квартире нечего.

— А уютно тут, — оттерев запотевшее зеркало над раковиной, посмотрел я на свой вид в запахнутом халате и чуть пригладил волосы. — Жаль, я тут ненадолго...

Когда в последний раз в тапочках ходил — и то не помню. Тепло, мягко, даже шаркается как-то интересно.

— Ты чего там кругами ходишь?

— Заблудился, княжна, я в хоромах ваших, — зашел я на кухню. — Уж больно широкие.

— Руки можешь не мыть, — указала Анна Викторовна на стол, проигнорировав мое паясничество.

На столе, между тем, оказалась целая стопка блинов, мед и початая бутылка водки с двумя классическими гранеными стаканами.

"А и точно, был кефир в холодильнике" — припомнилось мне.

Мука и остальное — понятное дело, в шкафах, куда я не заглядывал.

Я поискал глазами чай, но его тут, видимо, изначально не планировалось, даже кружек нет. Зато граненые стаканы тут же наполнили на четверть.

— Какой повод? — Свернув блинчик конвертом и макнув в мед.

— Повода нет. — Оторвала Анна кусочек от блина. — Кровь твою пить буду, храбрости набираюсь. С результатами анализов что? — Напомнила она.

— В памяти вашего телефона должны были остаться, я их в больнице смотрел.

— Да? Хорошо, — включила она телефон левой рукой, мизинчиком полистала и кликнула, видимо, обнаружив файл. — Чист, здоров.

— Ваши сомнения ранят мне сердце! — Экспрессивно повел я руками к сердцу.

— Тц! Халат жирными руками не трогай. Стакан бери, это твое обезболивающее.

— Да я...

— Пей, — надавили начальственным голосом.

Выпитое жаром раскатилось по телу, остановившись где-то в животе и с непривычки отозвавшись кашлем. Потому что пьяный демонолог — это совсем край.

— Да ты закусывай, — с оттенком заботы отозвалась шеф. — И вторую наливай, обеззараживающее будет. — Повернувшись на стуле, хрустнула она пластиковым пакетом, зацепленным на спинку стула, и достала оттуда упаковку со шприцем.

— Запас набрать не получится, сразу говорю, — быстро прожевал я блин.

— Да знаю. Тут игла стерильная.

— Ну, если так, — с облегчением услышал я.

Свой запас игл, понятное дело, утерян вместе со всем остальным, так что — нормально. Всяко лучше, чем острием ножа. Или зубами — бывали случаи...

Я поднялся, чтобы промыть руки с мылом.

— Рядом садись. — Когда выключил воду, придвинула шеф мой табурет к себе поближе.

— Да я сам.

— Давай-давай. Иначе мне решимости не хватит. — Упрямо заявила шеф. — Я кровь человеческую как-то не очень...

— Да кто ее очень? — Вздохнув, занял я предложенное место и предоставил безымянный палец правой руки. — Водкой запейте, перешибет.

— Про этот твой опыт тоже в мемуарах будет? — Мельком глянула она и осторожно полила мой палец из своего стакана.

— Да нет. Просто гадость редкостная, эта ваша водка, — отбрехался я. — Вы крышечку-то с иголки снимите.

— А, точно, — чертыхнулась та, быстро подготавливая иголку. — Глаза закроешь?

— Колите уж.

Чуть дернулся от боли и тут же подался вперед, когда палец оказался между губ Анны. Даже качнуло чуть — то ли от выпитого, то ли резкого движения вместе с иллюзией, что крови шефу досталась совсем не капля.

— Вроде, хватит, — осторожно двинул я рукой, и та словно неохотно отпустила палец.

Мигом накатила остаток водки из своего и потребовала:

— Голову наклони, — чуть придвинувшись ближе, шеф шумно вдохнула над моими волосами воздуха. — "Алтайские травы"?

— Я немножко...

— Да нет, в самый раз пришлось. Палец цел? Обработай.

— Да что с ним станется? — Поболтал я уже зажившей ранкой внутри своего стакана.

— Все равно горчит, — пожаловалась Анна, облизнув губы.

— Да это кажется...

— Не кажется. — Заупрямилась она.

Придвинулась ближе и поцеловала — я аж отшатнулся от неожиданности. Ну а потом, понятно, придвинулся сам и взял дело в свои руки. Потому что инициатива — главное оружие демонолога.

— В следующий раз без иголки обойдемся, — лизнув царапину от ногтей на моих плечах, деловито уточнила Аня в спальне через какое-то время.

— Угу-м, — голодным взглядом смотрел я на ореол соска лежащей рядом со мной женщины, на котором еще оставалось немного меда.

Блины, в отличие от меда, в постель протащить так и не удалось, но я знаю, где они, и приду за ними ночью.

Глава 8

Свет раннего утра постепенно набирался через не зашторенные окна, приглушая желтые отсветы ночных фонарей на потолке — в октябре их выключают ближе к семи часам.

Значит, время еще есть, можно не будить Анну и не торопиться самому. Можно сидеть на кровати, укрытым отдельным одеялом — забрал его из дальней комнаты, когда женщина стянула и завернулась в то единственное, что было на двоих.

Тихо как-то, непривычно. Ощущение, будто вот-вот, и прозвонит будильник в соседней комнате по общаге, и коридор наполнится звуками чужих шагов. Но тишина остается — тихое сопение Анны не в счет, оно даже какое-то уютное, приятное. Особенно после вчерашнего. За чином и должностными обязанностями я как-то не видел в шефе объекта, который можно было бы уложить в постель. Боязно как-то — шуточки это одно, а субординация — другое. В итоге меня напоили и трахнули.

"А не шлялся бы по сомнительным медцентрам, то трахнули бы уже вчера..." — пришло в голову под легкую грустинку.

Глубина грехопадения как-то не чувствовалась. Пока деньги в долг — баланс отношений соблюден.

Фонари на улице, наконец, погасли, и я осторожно выбрался из-под одеяла. Рядом заворочалась Аня.

— Доброе утро. — Напомнил о себе.

Дождался сфокусированного взгляда на себе, улыбки и попытки схватить и не пускать.

— Семь часов, мне к первой паре. — Увернувшись, поднялся я и отправился умываться.

Заодно почистил зубы — горошина пасты на палец, и нормально, без щетки обойдемся. Теперь можно будить спящую царевну традиционными методами.

Не понадобилось — в открытую мною дверь ванны юрко проскользнула Анна в моей футболке и, вытолкнув меня, закрыла за собой. Зашумела вода из душевой лейки.

"Ладно", — пожав плечами, решил я заняться кукольным домиком, который так и так нужно было повесить.

— Гвозди и молоток где? — Постучался я в дверь.

— Там двусторонний скотч в ящике на кухне. — Прозвучало через шум.

Присмотрелся к живописи в прихожей — та тоже была закреплена к стенам без гвоздей. Да и марка нашедшегося скотча в одном из шкафчиков — вполне приличная. Нормально, выдержит.

Остатками водки из бутылки обезжирил стенку шкафа, взвесил домик рукой — и закрепил на две широкие полосы. Внешне — отлично получилось.

— Как всегда тут был, — оценил я результат и отправился обратно на кухню.

Пока искал скотч, опытным взглядом приметил в кухонном гарнитуре овсянку, банку тушенки, соль и сахар. Там же был и растворимый кофе, что уверенно приближало будущий завтрак к пище богов.

Готовить я умел, как и всякий, кто живет в общежитии. Или кто живет с дедом и бабкой, которым на тебя плевать. Так что — овсянку, это мы одной левой...

Минут через пять раздался звук закрытой двери в ванной. Затем в спальне громко заработал фен — и шумел до момента, когда порции каши были выложены на тарелке, приправлены поджаренной на сковороде тушенкой, украшены сверху зеленью (хоть для чего-то она пригодилась), а над кофе в кружках начал струиться пар.

Вскоре на запах еды пришла женщина.

Анна куталась в халат; волосы были замотаны в чалму из полотенца, а ноги грелись в теплых меховых тапочках с мордочкой зайца на носках.

— Угощайтесь, — предложил я и первым принялся за еду.

Рядом осторожно провели ложкой по краю тарелки, собирая немного каши и мяса.

— Неплохо, — оценили результат моих трудов. — Кофе только сладкий, я такой не пью.

Я молча передвинул ее кружку к себе и указал на третью, где была просто горячая вода:

— По вкусу.

Завтрак поглощали вдумчиво, не торопясь. И только убрав пустые тарелки к раковине и приступив к кофе, разбавили молчание беседой.

— Твой список когда будет? — Пригубила кружку Анна. — Реагенты, место... Что тебе нужно для всего.

— Напишу в течение дня. — Кивнул я. — Вспоминать надо.

— Ты вот что, — задумчиво произнесла она, глядя чуть в сторону от меня. — Сможешь список на бланке кафедры оформить, официальным письмом? Мол, в результате исследований обнаружено, подтверждено клинически, ритуал с гарантией результата.

— Подлог и мошенничество? Легко, — кивнул я.

— Как я к руководству-то подойду, подумал? — Поморщилась она. — Так и так, есть тут один толковый студент, из психушки забрала, мне нужнее?

— Я, Анна Викторовна, с некоторых пор, человек очень законопослушный, если без шуток.

— Так не доводи до момента, когда придется говорить о твоем прежнем успешном опыте, — душевно посоветовала она. — Мне твою незаконную практику гор-раздо сложнее будет отмазать.

— А если попадусь с фальшивыми письмами, ритуала вообще не будет.

— Не попадайся, — легко посоветовали мне. — Бланк в универе скачай, исходящий номер подгляди в канцелярии, подпись через стекло скопируй. А печать поставить сумеешь — так я тебя расцелую, — придвинулась она ближе. — Нельзя нам, Миша, без серьезной бумаги.

— В универ и позвонить могут. — Помрачнел я.

— И что спросят? — Мягко уточнили у меня. — Был ли такой исходящий? Так ведь был, Миша. Ты уж постарайся, чтобы был он правильным — дата, номер. Внизу в уголочек письма еще номер телефона ответственного впишешь, сотовый. Тот самый, который я тебе давала, когда с квартирой решали. Он не на меня оформлен, а если что — я трубочку сама сниму.

Ей, значит, реагенты тырить с места преступления нельзя, а мне документы подделывать можно... По которым эти самые реагенты выписывать будут. То есть, виновником, если что, буду только я.

— Другие варианты есть? — Испортилось настроение.

— Предложи, — щедрым жестом, приоткрывшим декольте чуть шире, предложила шеф.

— Распечатка электронной переписки?..

— Несерьезно.

— А если электронка будет от кураторов вашего ведомства? Тех, что выше ходят?

— Им реагенты зачем? И ты-то о них откуда знаешь?

— Да так, слухи ходят. — Замял я тему, одновременно кое-что прикинув в уме. — Ладно. Будет письмо.

— Ты умница и молодец, — потянулись ко мне, и халатик сверху распахнулся шире известных приличий.

— Мне материалы дела нужны, — устоял я. — Того самого, когда мы познакомились.

— Зачем? — Замерла Анна.

— Фото пентаграммы, досье на мертвецов, имена, должности.

— Нафига? — Уточнила она вопрос, запахивая халатик и возвращаясь на свое место за столом.

— Для ритуала нужно. Я же не учу вас, как работать. И вы, пожалуйста...

— Не заводись, — поморщилась Анна. — Надо — будет, но не сразу.

— А в чем проблема? Не ты ли главная в нашем аквариуме?

— Они — потерпевшие, как ты знаешь. Непростые потерпевшие.

— А я — виновник, угу.

Передача данных в этом случае получается — самая неблаговидная. Поэтому-то их у меня за эти годы нет.

Но тут только ее же совет повторить — "не попадайтесь".

— И дело само — непростое... Там еще год назад половину страниц утеряли, а то, что осталось, перевезли в регион.

— Но хотя бы кто где лежал, у кого какой цвет волос, какая профессия? — Гнул я свое. — Это все важно. Может, остались фотографии у коллег-криминалистов? В интернете ничего нет.

— Я тебе больше скажу, в библиотечных подшивках газет тоже ничего не найдешь.

А я знаю, я искал.

— Вот. А данные нужны, и чем быстрее, тем лучше. Через неделю полнолуние, было бы неплохо подгадать.

— Дня три дай, решу как-нибудь. — Задумалась Анна Викторовна. — Устроит?

— Устроит. — Покладисто согласился я.

— Сегодня с Павел Санычем, постараюсь пересечься. Ему что говорить? — Неожиданно обратилась она за советом. — Только про пентаграмму? Или про коллег — тоже?

— Да, пожалуй, ему — все как есть можно. — Подумав, оценил я важность такого союзника. — Кроме инфы, что ритуал я буду делать. Письмо от универа — хороший вариант, — запоздало признал я.

— То-то же... Его, как понимаю, не подозреваешь? — Прищурилась Анна.

— Не. Если бы он, то все уже бы закончилось. — Помотал я головой. — И посадить он бы меня мог, чтобы не мешался. И вообще... Побольше доверия — может, не так сильно расстроится. Дело-то с убийством, выходит, не закрыто — раз не соседи виноваты.

— Думаешь, все-таки не они?

— Точно нет. — Был я категоричен. — Твоим недоброжелателям нужно было убийство. Зачем полагаться на соседей? Зачем вообще от кого-то зависеть?

— Попробую донести твою точку зрения до майора.

— Пусть она будет твоей, — открестился я от сомнительной славы.

— Как хочешь.

— Бес как? После кровушки целебной? Не тревожит? — Перевел я беседу на другую тему.

Анна задумчиво погладила шею.

— Поорать на тебя, проверить?

— Вот уж не надо. На работе повод ищите, — допил я кофе и поднялся, чтобы сполоснуть кружку и помыть посуду.

— Оставь, я помою. — Не торопилась, впрочем, вставать она из-за стола.

— Спасибо. Аня, а "татушка" где? — Остановился в пороге кухни. — Домового доделаю.

— В спальне, в шкафу на второй полке.

"Татушка" — изрядно потрепанная пентаграмма, собранная уже на двух слоях кожи — один из которых был человеческим — дожидалась на книжной полке, прикрытая от прямого солнечного света выдвинутым томиком Достоевского. Пыльно-серая, с буро-коричневыми следами — так и просится в огонь. Но нельзя, совсем нельзя — если кое-что из моей памяти утечет в Бездну, то очень скоро все прежние мои проблемы окажутся мелочами, недостойными внимания. "Невозможно контактировать с Бездной и не пытаться заигрывать с ней". Все верно.

С показным равнодушием забрал я "татушку" и положил в карман, ощущая смесь мандража, страха и облегчения. Такие вещи положено надежно прятать — я и спрячу, в квартире шефа. Такие вещи нужно надежно защищать — я сделаю так, что бес сам будет себе охранником.

А когда в квартиру явится тот, кому бес будет не соперник — его уничтожат в этом мире, вместе со всеми собранными знаниями. Мне такое пока не под силу.

Я оглядел шкаф целиком— сверху шли антресоли, внизу ящики, под книги отведено шесть полок. Оценил корешки книжек на них: детективы, классика, право. Нет фоторамок с фотографиями, но я такого тоже не люблю. Обернулся по сторонам — вчера было как-то не до разглядываний — у окна широкий стол с монитором и принтером, у дверей одежный шкаф, в центре большая кровать, подпертая тумбочкой с дальней стороны, под широкой плоской лампой. На полу, поверх серого ламината, ковер, на метр выходящий из-под кровати по ее контуру. Окна шестого этажа смотрят во двор — впрочем, в дальней комнате вид тоже упирался в чужие окна. Спальный район.

С кухни зашумела вода.

— Иголки чистые еще остались? — Вернулся я обратно. — Нужно две.

Когда собственная кровь — главный реагент, относишься к такому спокойно. А вот Анна Викторовна пока морщится.

— Там же, в пакете на спинке стула.

С будущим домовым вышло все просто, как и должно быть: капнули на дерево внутри домика по капле крови — моей и хозяйки квартиры — приложили татушку сверху.

— И когда твой домик заработает? — Не дождавшись спецэффектов, уточнила шеф, скрестив руки на груди.

— Уже работает. Обживается пока, — пожал я плечами. — Сущность беса хочет домен, а людская память подсказывает, каким идеальным домен должен быть: собственный дом с лужайкой. Ну а так как память, мягко говоря, несовершенна, то откуда бесу понимать разницу между большим и малым, игрушечным и настоящим?

Шеф задумчиво хмыкнула:

— А подношения в виде конфет?

— Память-то от студента. А все студенты знают, что конфеты — главное подношение, — наставительно произнес я. — Был бы алкаш, ставили бы стопочку. Игрушечную, с капелькой внутри. Главное — подобие!

На этом принципе строится вся ритуалистика — наговоры и проклятия над игрушечными куклами; знаки над фигурками домов или целых складских комплексов. Целый курс рукоделием занимались и доски с краской переводили на домики — серьезная, сложная наука. У девчонок, понятно, лучше получалось с куклами — терпения больше, старания, чтобы и лицо кукле нарисовать, и одежку с обувкой сшить... Ну и дальше по настроению — могут наговор нашептать, и болезнь уйдет. А могут иголкой в живот ткнуть, и на сортире сидеть намаешься. Мужская часть группы охотнее делала домики — на моем курсовом проекте опрокинутый над моделью универа стакан с водой обернулся ливневым штормом. Кое-как трояк получил за год усилий — чердак и верхние этажи залило... Ну и имя использованного беса не указал в текстовой части, что сразу минус бал.

Но это все равно уровень "трудов". Ни на что более серьезное такие поделки не годятся — и делать долго, и подобие слабое, и материалы не способны долго держать Бездну — обычные тряпки, пуговицы, доски и гвозди очень быстро оборачивались трухой. Все серьезное требует совсем другого подхода, таланта и материалов — плоть и кровь станут основой.

Ну а игрушечный домик будет спасать от распада сам подселенный бес — его домен, ему и чинить.

"Татушка" тем временем резко прижалась к поверхности — с характерным звуком. Рядом невольно дрогнула Анна Викторовна.

— Жертва кровью благосклонно принята. — Прокомментировал я. — Теперь ее только с деревом отдирать.

— И многих такое охраняет? — Кивнула Аня на домик.

— Вообще, редкость. — Почесал я затылок. — Сама представь: сначала надо "татушку" вырастить на человеке. Рано срывать нельзя, толку не будет — надо, чтобы бес перезрел, напитался инфой. Потом "татушку" вырезают, а бывшего носителя желательно убить.

— Та-ак.

— Да жив носитель, там не в этом дело. Дослушай, — укоризненно глянул я на нее. — Домовой пропускает тех, чью кровь попробовал. Он пустит нас с тобой и того парня из метро. Для серьезных контор такое, сама понимаешь, недопустимо, вот и не пользуются. А нам пойдет.

Потому что про домового надо для начала узнать, и только потом искать бывшего носителя, что само по себе почти нереально — надо ведь как-то связать меня с тем инцидентом в метро. А я даже отчет написать не успел... Короче, обойдется.

— То есть, если такое стоит в серьезном месте — то хозяева на статью уже заработали? — Задумчиво уточнила Аня. — Убийство человека...

— Создатели такого домика заработали. — Уточнил ее слова. — Их еще найти нужно. Хозяева скажут, что ничего не знали.

— А я, кстати, что скажу?

— Что я на себе "татушку" вырастил и подарил, — пожал я плечами. — Это правда и медицинский факт — вчерашняя скорая подтвердит. Но, понятное дело, обычно по своей воле такого никто делать не станет. Часть себя выкидывать — больно.

— А я?.. Я что потеряю?.. — Глубоко вздохнула Аня. — Когда ты беса вырежешь...

Я встал напротив и, успокаивая, обнял за талию.

— Думаю, ты потеряешь работу. Я же рассказывал: не будет беса — не будет защиты на мозгах.

— Если только работу, то плевать, — шагнув ближе, прижалась она крепко-крепко, обняв меня за плечи. — Тебе ведь можно на первую пару опоздать? — Промурчала Аня, потеревшись носиком о мою футболку.

— А тебе? — Одной рукой я распустил завязку ее халатика и принялся вдумчиво исследовать ладонью соблазнительные взгорья и ложбины.

— Я полтора года не опаздывала.

— Тогда просто необходимо.

На первую пару я не поехал, на вторую — едва успевал. Утром прошел снег, и город на поверхности грозился замереть в пробках — такси до метро ползло минут двадцать. В подземельях, впрочем, было тоже не особо комфортно — плотная людская масса накатывала волной к кромке платформы, заслышав приближающегося состава. Те, кто стоял впереди, отчаянно держались, чтобы их не скинули на рельсы, но отказаться от шанса первыми залезть в вагон не желали. Обычный день большого города — сотни таких вспомню, и сотни таких, надеюсь, еще ждут. Из необычного — только содержимое моих карманов. Волосы с расчески, подсохшая кровь на медицинской игле, носки, обломок ногтя... Чужое, ворованное — собранное за спиной Анны Викторовны без разрешения.

Вещи, что носили у тела, расплетутся на нити и станут основой куклы. Волосы — к волосам. Подсохшая кровь будет бережно склеена в подобие крошечного сердца. Или в метро жарко, или предчувствие скорого костра жжет ступни?

Опасная болезнь — доверие. Когда-нибудь я им заболею и, с эмоциями верного щенка, смогу рассказывать женщине в одной с собой постели, что и как буду делать: сколько законов нарушу, какую власть над ней получу, но использую только ради ее блага. Ну а та, пропуская мои волосы сквозь пальцы, будет просить новых и новых подробностей: о том, кто в городе может сделать настоящую куклу-подобие, и где этот человек живет. Редкий, очень редкий специалист. Потом мне доверительно сообщат, что между собственным благом и присягой выбирают второе. У подполковников к доверию иммунитет — пострадает с недельку и пройдет. А мне от такой болезни помереть легче легкого.

— Станция "Университет", — голосом из динамиков в вагонах. И еще два раза, на английском и китайском языках, пока основная масса народа выходит из вагона.

Двери закрылись, и поезд вместе со мной направился дальше на юг. Вторую пару придется пропустить.

Глава 9

Чем ближе был нужный дом, тем сильнее накатывало ощущение растерянности. Память — странная штука: в воспоминаниях люди не стареют, не занимаются своими делами, и словно бы застывают до новой встречи. И вот — едешь через полгорода без договоренности и звонка к человеку, которого видел год назад. Будет ли он рад визиту? Есть ли вообще радость в том, что напомнит о собственной трагедии, боли и беспомощности — пусть даже преодоленной с моей помощью? И как отнесутся к словам, что кому-то чужому тоже больно, страшно, и надо помочь? Рука в кармане сжалась на пакете с собранными компонентами будущей "куклы".

А ведь кроме слов — ничего и нет. Там, где обе стороны будут нарушать закон, очень неправильно угрожать или давить, напоминая о старом долге.

Я замер возле красочной витрины продуктового магазина в первом этаже жилого дома — год назад он тоже работал, и я то и дело таскал отсюда полные сумки продуктов, точно зная, что проклятая кем-то из сокурсниц девчонка живет впроголодь.

Повод для проклятья обычный — красота и личное счастье. Виновник не установлен — дело никто не расследовал, потому что и заявления никто не подавал. Девчонка просто ушла в академ — по причине рождения ребенка. В которого, в общем-то, проклятье и отскочило, не причинив матери никакого вреда.

Кто-то из завистниц смог набрать в себе достаточно злобы, чтобы сделать куклу ненавистной подруги и подселить в нее мелкого беса. Дело сложное и опасное, но ненависть частенько лишает людей разума. Бес через куклу попытался пробиться в оригинал — и подобие сработало, но с осечкой, захватив тело новорожденного.

Вытащить подселенного беса из человека можно — достаточно куклу найти и сжечь. Подобие сработает и в этом направлении. Без куклы тоже можно изгнать беса — только человек от этого портится и умирает. Теоретически, можно договориться с бесом "уйти добровольно", без громкого хлопка дверью — без инсульта, инфаркта, остановки сердца и гибели тела, ставшего бесу ненужным. Но если не проговаривать эти условия до вселения, вариант практически гиблый — бес непременно обманет, выпросив плату за "чистый" уход.

Обычно подселенца из Бездны просто запечатывают в теле — иногда хватает просто человеческой воли, чтобы удержать тварь и не дать ей захватить тело носителя. Как, в общем-то, в случае с шефом — на морально-волевых полтора года своего давит. Если воли не хватает, можно помочь ритуалами: моя кровь для шефа — вполне себе ритуал, быстрый и почти безболезненный. С младенцами же все гораздо сложнее — воли в них еще нет, как и разума.

Обратись Лена в полицию, малыша бы просто признали убитым иномировой сущностью. Пусть тело его и дышит, но матери его бы не оставили — равно как и не отдали бы тело малыша Бездне. В общем, перспективы у молодой мамы были такие, что легко рехнуться можно — либо одержимого воспитывать со вполне понятной перспективой, либо признать еще дышащего и живого — мертвым. Еще и папаша — хрен знает где, кто он и имя его до сих пор знать не знаю.

А у меня, знаете ли, к тому моменту накопилось полгода собственных исследований аналогичной проблемы — бес, запечатанный внутри Анны Викторовны, уже порезал жизнь тюремным сроком на до и после, а там наверняка аукнулся бы новыми проблемами. Вот такими, как сейчас, например... Словом, наработки были — начатые еще в СИЗО, под бормотание соседей по нарам, сливающееся с шепотом из Бездны; продолженные под собственные рассуждения вслух и грохот ударов по железной двери рук и ног сокамерников, отчего-то сходивших с ума. Хотя рехнуться от такого поворота в жизни полагалось именно мне.

В моих выкладках были логика и здравый смысл — им хотелось верить. Они, в итоге, и сработали.

Лена сделала еще одну куклу для ребенка — настолько идеальную, настолько правдоподобную и тщательно проработанную, насколько и может выполнить отчаявшаяся мать. А я пригласил в эту куклу демона — на очень короткое время.

Иерархия в Бездне — штука мощная. Настолько мощная, что бес, почуяв демоническую метку на кукле-подобии, свалил из тела ребенка быстрее собственного визга. Матери достался живой и здоровый ребенок, мне — чуть ли не готовый дипломный проект. Правда, способы и методы — что-то из разряда "Борьба с уличными воришками при помощи ковровых бомбардировок"... Но ведь работает же! И Анне Викторовне обязано помочь.

Осталось только убедить Лену сделать для меня еще одну куклу. Год назад, со счастливыми слезами на глазах, она обещала все что угодно. Но год назад было лето — синее небо и зеленые листья на деревьях, а сейчас — серый снег на обочине и серые панельные многоэтажки за падающим снегом. Многое могло измениться — проблемы, заботы и обязательства...

Впрочем, я-то остался прежним — шагнул в магазин, готовясь вновь заполнить пакеты продуктами. Денег мало, деньги взяты взаймы... Значит, поеду домой не в купе, а в плацкарте.

Уже стоя возле нужного подъезда, кольнула мысль, что Лены просто может не быть дома: гуляет, ушла в гости, переехала... Столько же мыслей может уместиться в пять секунд — до момента, как дверь, наконец, открыли, ответив теплым и радостным "Привет!".

— Не надо было, — неуверенно отговаривалась Лена, стоило поставить сумки с продуктами к ее ногам.

— Это группой собрали, — лихо соврал я.

Рядом с пакетом заинтересованно пыхтел годовалый пацан, заглядывая в содержимое — босой, в длинной не по возрасту рубашке, светловолосый крепыш.

— Валера! — С оттенком смущения, Лена попыталась увести его за плечо, но я, наоборот, шире открыл один из пакетов.

— Тут соки детские есть.

— Так, давайте оба на кухню. Там и сок согреем, — перехватила она цветастую упаковку из рук сына. — И что нужно сказать дяде?

— Спасибо, — грустно ответил ребенок, провожая взглядом маму, ушедшую на кухню.

А затем побежал за ней следом, хлопая босыми ногами по кафелю. Как бы не заболел...

— Раздевайся и проходи, — крикнула мне Лена, зашумев посудой на кухне. — Пакеты потом разберу, а сейчас обедать будем.

— Да я ненадолго.

И в самом деле, стоит ли задерживаться — обвел я взглядом прихожую. За год исчез скрипучий шкаф в прихожей — новый с многочисленными полочками, на которых сидели вязанные детские игрушки. Добавился ковер, сменилась люстра с пластиковой и тусклой на широкую матовую линзу дневного света — и уютнее, и как-то теплее. Одежда и обувь на вешалке у входа — добротные, достаток чувствуется. А я проблему принес, и продуктами пытаюсь расплатиться...

С другой стороны — это, выходит, мне было бы выгоднее, если б она была нищей? Такие мысли — как бы не хуже. Если и предлагать незаконное — то точно зная, что человек может отказаться. Что не нужда его давит...

Потому снял обувь, верхнюю одежду, подхватил тяжелые пакеты и прошел за спешно накрываемый на кухне стол.

— Давно тебя не было. — Легким укором в ее словах.

— Я ведь предупреждал.

Это обговаривалось сразу — после обряда экзорцизма мне стоило держаться подальше. Мало ли кто и что мог почувствовать — мы к тому моменту проходили способы защиты госграницы, и было понятно, что столицу обязаны прикрывать хотя бы от тяжеловесов Бездны. А тут демон — хоть и не в пределах кольцевой, но в границах города. Если уж это не отслеживать — то даже не знаю, от чего и защищать. С другой стороны, демон проявился в мире — и сразу же ушел...

В общем, решили не рисковать — договорились, что Лена создаст страничку в инстаграме, и если она его ведет — то все с ней хорошо, и никаких последствий у нашей авантюры нет.

Я поглядывал за ее учеткой где-то полгода, убедился, что все в порядке и забыл. А сейчас уже год прошел — достаточный срок, чтобы точно успокоиться и... повторить.

— И я по делу, — положил я пакетик с "реагентами" перед собой на скатерть стола.

Лена поджала губы, убрала пакет на табурет рядом со мной и протерла скатерть. Через пару секунд на этом месте оказалась тарелка с супом и ложка.

— Приятного аппетита. — Бодро пожелали мне.

На гарнитуре тренькнула микроволновка — сок для Валеры согрелся, и тот с важным видом забрался на стульчик напротив, ожидая, когда ему вручат стакан.

— Босиком — не заболеет? — Отметил я.

— Ой, сколько ругала — носочки стягивает, тапочки прячет, — охнула Лена. — Жарко ему, видите ли. Ковры вон, расстелила. Но, тьфу-тьфу, даже не сопливил ни разу.

— Главное, что здоров, — поддакнул я, сразу ощутив неловкость.

Вроде и не сказал ничего, и тем не менее...

— Говорят, даже полезно — и босиком, и сквозняки... Ты кушай.

— Спасибо, очень вкусно, — взялся я за ложку. — В деканате сегодня буду — узнать надо что?

— Я после "академа" возвращаться не буду, — села Лена на табуретку рядом с сыном. — Так что ничего не спрашивай. Сами отчислят.

— Отчислят — то отчислят. Отпустят ли? — Усомнился я.

— Я игрушки начала вязать. Продаю через интернет — людям нравится. Известная личность, между прочим! — Гордо подняла она нос. — Побоятся трогать.

— А игрушки... Простые?

— Самые простые, — пожала она плечами. — Все законно, даже ИП оформила.

— Ясно, — пожал я плечами и вернулся к еде.

Что может быть лучше завтрака? Только два завтрака.

— Дорогие куклы? Мне бы одну. — Не выдержал я все-таки.

— Выбирай любую — в прихожей образцы лежат, — беззаботно отмахнулась она. — Бесплатно бери.

— Мне бы на заказ...

— Миша, нет. — Построжел ее голос.

Валера дернулся, словно его ругали, слез со стула и убежал со стаканом в комнату.

— Извини. — Отложил я ложку. — Спасибо, я что-то наелся. Было вкусно, — поднялся я с места.

Под ее молчание вернулся в прихожую, надел обувь. Из кухни так никто и не выглянул — разве что вновь зазвенела посуда.

— Пакеты не забудь, там заморозка, — напомнил я.

— Хорошо. Передавай спасибо! — Зашумела вода.

— Обязательно. Закроешь? — Накинул я куртку.

— Просто захлопни дверь, сама закроется. — Не стали меня провожать.

Ладно... Не удалось тут — придумаем что-нибудь еще.

— Валера, пока! — Попрощался я, чувствуя некоторое опустошение внутри себя.

И уже чуть было не ушел, в самом деле. Отвернуться, открыть и закрыть дверь, забыть — секундное дело.

Но так и замер, отметив стоящего на стене Валерку с кружкой в руках. Где-то в метре над ковром стоящего — горизонтально, словно так и надо ходить: босиком, по прохладным и таким приятным обоям.

— Лен, — чуть повысил я голос. — Допустим, в детский сад ты его не отправишь, — спокойно прокомментировал я увиденное. — А со школой как быть?

Шум воды тут же прекратился. В прихожую девушка вышла с полотенцем в руках.

— Валера, я же просила! Немедленно слезь! — Звенел ее голос.

— Интересные постэффекты, — с интересом пронаблюдал я, как мелкий мигом сбегает к себе в комнату. — Уже решила, как маскировать?

— Что-нибудь придумаю, — ровным голосом произнесла побледневшая Лена, с ожесточением продолжавшая вытирать руки.

— Если проявятся новые побочки и понадобится помощь... — Выдохнул я, удержав порыв человеколюбия и взялся за дверную ручку. — Обратись в деканат.

— Миша. Стой. — Оказалась она рядом, не позволив открыть дверь

— Я никому ничего не скажу.

Некоторое время Лена стояла просто молча, чуть ссутулившись — не отходя и не давая уйти мне.

— Я ведь и раньше никому ничего не говорил. — Мягко добавил я.

— Нужна будет фотография человека. Материалов ты мало принес, нужно больше. — Подняла она взгляд. — И если это кому-то во вред... — Стал угрожающим ее тон.

— Только в помощь.

— Тогда письменное согласие человека.

— Его не будет. Придется просто мне поверить. Еще один раз.

— И ты присмотришь за Валерой, — дрогнул ее голос, озвучивая главное условие. — Он ведь... Он ведь человек, правда?

— Человечнее некуда. — Уверил я ее. — У нас вон с тобой шрамы, через которые Бездну слышно. Ходить по стенам — это вообще пф-ф... Постэффект, говорю же.

Демон — это, все же, вершина иерархии. А я им, выходит, додумался просто пугать всякую мелочь, не осознавая, что он пожелает изменить куклу под себя — возможно, даже не осознавая своего действия. А заодно — изменит и прототип куклы.

С другой стороны, Анне Викторовне может и понравиться ходить по стенам.

Сыроват мой дипломный проект, м-да...

— А почему... — Растерянно повернулась она в сторону комнаты, куда убежал сын.

— Понятия не имею, — пресек я. — Я даже не знаю, хорошо это или плохо. Выглядит, как бонус.

— Лучше бы... Лучше бы без бонусов и проблем. — Отвела Лена взгляд.

— Разберемся. И это... От учебы не отказывайся, если из деканата будут звонить. — А в ответ на рвавшееся из нее возмущение добавил. — С дипломом можно будет трудоустроиться в закрытые секции библиотеки. Может, там найдется что-то полезное для Валерки.

Или что-то полезное для меня в будущем. Тут совесть даже не шевельнулась — не после теплого приема в этом доме.

— Ладно...

— На куклу деньги понадобятся?

— Немного, — пожала она плечами. — Две тысячи оставь.

Я аж язык прикусил — вот уж "немного".

— Я в прошлый раз бабушкино серебряное шитье на нить распустила, — объяснила Лена. — Сейчас покупать придется.

Ладно, в Челябинск поеду автобусом — молча достал я купюры. После новой куртки, "домика" и похода в магазин осталось четыре тысячи с мелочью.

Отсчитав две тысячные, я заметил выглядывающего из-за угла пацана, и добавил третью.

— Валере на подарок.

Автостопом поеду, блин...

— Все, уехал. — заторопился я, глянув на часы над дверью.

— А фото?

— Вышлю через в инстаграм.

— Чем больше — тем лучше. — Наставительно добавила Лена.

— Помню. Только надо успеть за три, край — четыре дня.

— У меня же очередь заявок! — Ахнула она, растерянно обернувшись на вязанные игрушки на полках. — Я же не успею!

— Надо успеть — я полнолуние никак передвинуть не могу. Валера, пока! Слушай маму и не ходи по потолку! — Добавил я строго.

Ибо нечего смущать соседей.

С видом солидным и респектабельным зашел в лифт, дождался, когда закроются двери и пересчитал оставшиеся деньги еще раз.

Тысяча шестьсот тридцать пять рублей. Да как так-то...

Еще госпошлину за новый паспорт платить. Обещанная шефом "справка", как оказалось, спасала от трехсотрублевого штрафа за порчу или утерю. Зато домой мне за документами ехать не надо, все тут восстановят. Но ехать-то все равно очень хочется. Хотя уже и не на что...

Ладно, до конца дня еще куча времени — займу еще где-нибудь. И старые долги придумаю, чем отдать. И с жильем решу. Если раньше не убьют и не посадят.

Как бы только не завыть по-волчьи...

Вещи, перетащенные из общежития в гардероб университета, никуда не делись за выходные — так и лежали себе на полках вдоль стены в трех плотно завязанных пакетах.

— Спасибо, тетя Катя, — протянул я через стойку большую плитку "Аленки".

Перемена еще не началась, и возле гардероба было свободно.

— Ой, да не надо было, — тем не менее, ловко забрали шоколадку. — Я бы и так твои вещи сберегла.

Гардеробщица — милейшей души старушка, в свой шестой десяток лет ловко ворочающая по два-три пуховика за раз, в университете практически жила. Во всяком случае, не помню дня, когда она отсутствовала. Хорошие отношения установились еще на первом курсе — а там и подогревались то банкой кофе, то чаем, то вот такими плитками. Даже в общаге воруют, а тут отчего-то спокойнее хранить.

— Я за ними вечером приду, можно? Пока только учебники возьму из первого пакета.

— Не потеряем, не переживай. — Обернулась тетя Катя к полкам.

— Вон тот, синий, с двойной завязкой, — подсказал я.

Из которого проглядывала углами стопка книг — в основном по иностранным языкам и законодательству. Языки были необходимы для общения с "неместными" сущностями Бездны, кормящимися в основном в соседних странах, и изучались адекватными студентами с остервенением желающих жить людей. Впрочем, даже зная язык голодного тигра — не факт, что удастся переубедить не жрать вас... Но хоть будет шанс. А законы учились постольку-поскольку — это уже государство хотело, чтобы мы знали его язык силы и подчинения.

Был среди книг и томик "Ритуалов" — пятничный трофей, не отданный майору и шефу просто из принципа. Майор знал, что не мое — но Анна Викторовна уже предоставила ему бумагу, что "мое" на законных основаниях. Шеф, впрочем, тоже желала наложить руку на запретный томик, но ругаться со мной перед майором, оспаривая только что представленную бумагу, не стала.

Ладно, полистаю между парами — не перед шефом же его читать...

Взяв нужные книги, добавил ручки-тетрадки и переложил в мелкий пакет, купленный вместе с шоколадками — там, к слову, еще две "Аленки" были, мне же деканат штурмовать... Я посмотрел на часы в фойе — и с этим вопросом стоило поспешить.

Помещения родной "Кафедре теологии", по ощущениям, выделили из принципа "только на глаза не попадайтесь", разместив в тупике длинного коридора с отдельной лестницей и выходом. Аудитории для практик, лекций, семинаров — этажами ниже по той же лестнице, вплоть до подвала. С одной стороны, удобно — всегда можно подняться с улицы. С другой — в качестве молчаливого бойкота, ремонт нашему крылу вряд ли светит в перспективе ближайших десяти лет. Вот где-где, но у нас возраст исторического здания чувствовался на полную — рассохшиеся половицы паркета, истершегося до бледно-серого цвета, холод из ветхих окон, подтеки на потолке от протекающей кровли и ощущение постоянного сквозняка в коридорах, подхватывающего где-то сыроватый воздух.

Зато в самих кабинетах — жара от электрических обогревателей. Возможно, руководство университета надеется, что когда-нибудь коротнет ветхая проводка, и мы сгорим. А вот руководство факультета точно знает, что мы горим где-то шесть-семь раз в год, в основном в подвалах — но если огонь заберется выше, то проводка будет очень удобным оправданием. Или же обе стороны прекрасно понимают — чинить крыло бесполезно, рано или поздно его придется перестраивать заново?.. Я так и не разобрался, насколько в курсе нашей деятельности ректор университета, демонстративно воротящий нос от навязанной ему кафедры.

Деликатно постучавшись в могучую дверь деканата — приоткрытую, к слову — я залез внутрь сначала по плечо, а, убедившись, что на месте только секретарь Таня, зашел целиком и плотно закрыл дверь за собой — чтобы никто другой не втек со своими проблемами. Тут и с моими сейчас будет тесновато.

Длинное и узкое помещение служило тамбуром к кабинету декана — местом ожидания с десятком деревянных стульчиков, расставленных вдоль стен. Еще тут был кулер с водой, чаем и стаканчиками на тумбе ближе к окну; напротив кулера — два стола, поставленных углом, за котором размещался монитор, принтер, кресло секретаря с хрупкой, слегка сутулившейся над бумагами девушкой в длинной юбке и светлой водолазке под шею, сидящей ко входу боком.

Татьяна — из выпускников факультета, на два года старше. Оттого некоторые вопросы через нее решались проще — она еще не забыла, какового быть студентом. А часть проблем не решалась совсем — потому что о наглости студентов она тоже помнила.

Шрам, соединяющий с Бездной, у Татьяны начинался от сонной артерии и шел вниз — сколько себя помню, верх одежды всегда его прикрывал. Самый простой испортить с ней отношения — смотреть на шею, потому, как человек опытный, я как поймал честными глазами ее взгляд, так и не отпускал.

— Татьяна, спасай, на тебя только надежда. Век буду должен! — И в знак серьезных намерений положил плитку с шоколадом на угол стола, найдя пустой пятачок пространства между тяжелыми альбомами бумаг и распечаток.

— Так-так-так, — сложила она ладони друг на друга поверх стола. — Знаменитый Ремер. И шоколадка, надо же. — Отчего-то скептически посмотрела она мой дар.

— В общем, мне бы письмо... — Начал было я.

— Не отдам. — Твердо пригвоздила Татьяна.

— То есть, не отдам? — Растерялся я. — Мне бы у тебя его распечатать. Я паспорт потерял, хочу от университета сопроводительное. Временное удостоверение мне-то дадут, — принялся излагать придуманную заранее причину, хотя уже чувствовал какой-то подвох. — На вокзале там показывать. Вдруг не поверят, билет не продадут. Домой хочу съездить.

— Ах, распечатать. — Демонстративно задумалась она. — Я думала, ты на это письмо охотишься, — повернувшись к окну, Таня приподняла цветастый бланк краешками пальчиков, словно дохлую крысу.

— А что там? — Замер я.

— Письмо на имя ректора от "ТестКлиник — ГлобалПлюсХелс". Жалоба на дебош студента М. Ремера. В копии префектура города.

Да что ж за кровопицы такие! Даже комары так не бесят!

— Или нет. — Вернув бумагу, Татьяна сложила руки под грудью и демонстративно изобразила задумчивость, коснувшись указательным пальцем губ. — Может, эта докладная тебя интересует. — Сместив веером лежавшие перед ней бумаги, девушка безошибочно выловила прямоугольник, заполненный от руки. — От коменданта общежития?

— Меня ж уже выселили, — буркнул я.

— Теперь еще и отчислят, — пожала она плечами. — Наверное. Одно письмо ты, может, еще и переживешь, но два...

— Да не виноват я! — Набрал я воздуха грудью. — Прокляли меня, Таня. — Выдохнул с ожесточением. — Точно говорю.

— Да ну? — Скептически повела она бровью.

— Алексея с нашего курса знаешь? Вот ведьма его и прокляла. Сначала самого Леху приворожила, — грозно смотрел я в угол комнаты. — Теперь друзей отваживает. Я у них в гостях был, трезвый — с тортом приехал, без спиртного. А как выгонять меня начала, такси вызвал и уехал — у Алексея спроси. Так до порога меня ведь гнала! В общем, только утром следующего дня и очнулся. В сумасшедшем доме.

— Вот это да... — ахнула тихонечко секретарь. — Это, получается, еще письмо из дурки будет...

— Таня, — укоризненно посмотрел я на нее. — Если б я пьяным дебошил или дрянь какую жрал, отпустили бы меня в тот же день? Говорю же — проклятие, как есть проклятие!

— А девчонки говорили, на тебя ничего не ложится.

Настал мой черед укоризненно на нее смотреть — та даже смутилась, осознав, что ляпнула.

— Другой бы — вообще сдох, — строго подчеркнул в ответ. — Но если и вправду отчислят, — горестно покачал я головой. — Получается, и меня добьет ...

— Я ведь Алексею Иванову и позвонить могу, — задумалась Таня.

— Звони. Вот он я перед тобой, — тряхнул я головой. — Но если моя правда — спасай, Таня! Не дай замерзнуть и пропасть, как брошенному котику ранней зимой!

— Ладно, котик. Сейчас все узнаем, — нашла она телефон среди бумаг и, не отводя задумчивого взгляда, в самом деле набрала Лехин номер телефона, поставив разговор на громкую связь.

Тот был на парах, но звонок из деканата игнорировать не стал. Хотя вопросам явно удивился.

— Так, говоришь, был у нее конфликт с Ремером?.. Нет, ничего не случилось. Спасибо.

Оставалось только руками развести — мол, сама все слышала.

— Хорошо, — вновь задумалась Татьяна. -Одно из писем я придержу пока.

Я молча достал еще одну плитку шоколада и положил поверх первой.

— Ты не обнаглел? Думаешь, два письма — две плитки?

— А сколько? — Похлопал я честными глазами.

— Не две, вот уж точно.

Но мое подношение приняла и переложила в верхний ящик стола. Затем внимательно начала меня изучать, словно решая что-то.

— И мне бы письмо еще распечатать, — успел я вставить, пока мне не огласили ценник.

— Для вокзала? — Скептически подняла она бровь, все еще не веря, что это и было причиной визита.

— И для вокзала. И "характеристику" еще, — помялся я с ноги на ноги. — Пока еще какое письмо не пришло.

Потом что-то положительное получить будет гораздо сложнее.

— Еще и характеристику на тебя писать?

— Да я сам на себя напишу, не проблема. Только подпись поставить! — Заверил я.

— Так. — Словно что-то для себя решив, подытожила Татьяна, легонько хлопнув ладонью по столу. — Сводишь меня в театр, малый драматический, в семь. Забираешь от метро, довозишь домой на такси. Понаблюдаю тебя. Большая ответственность — такие письма прятать, — отвернулась она к злополучной кляузе.

Заодно скрывая явное смущение на порозовевших щечках.

— С великим удовольствием схожу в театр с прекрасной леди. — Степенно поклонился я.

— Все, кыш.

Интересно, можно будет провести у Анны Викторовны расходы на свидание, как представительские расходы?.. Спросил бы — да как бы башку не оторовала...

Что ж делать-то? Под тяжкие раздумья, как раздобыть финансы, отчего-то вновь их начал их тратить — то есть, добрел до столовой и оплатил себе плотный обед. Очередная пара закончилась, и люди стали потихоньку подсаживаться за соседние столики.

— Привет, — плюхнулся кто-то со знакомым голосом на стул напротив.

Я, тщательно пережевывая и будучи слегка в меланхоличном настроении, не сразу и понял, кто это — только дежурно кивнул и угукнул что-то приветственное.

— Ну что, дочитал книжку на выходных? — Нетерпеливо уточнили у меня. — Готов вернуть?

Отставив ложку, медленно поднял взгляд на бывшего соседа Петю и невольно улыбнулся самой искренней улыбкой.

Родной ты мой — смотрел я белобрысого самоуверенного дурня, растерявшего с пятницы и страх, и всякую неуверенность. Где тот бледный, пытающийся спрятаться на ровном месте олух? Нет его — сидит передо мной наглый тип в черной толстовке и явно пытается отжать законный трофей.

— Она у меня с собой, — уняв улыбку, кивнул ему в ответ.

— Так давай сюда. Серьезные люди спрашивают, не моя вещь.

— Прямо в столовой? — Вопросительно поднял я бровь. — У всех на виду?

— Ну... Не прямо сейчас.

— Тогда я доем. — Констатировал я и вернулся к пище.

Петя какое-то время ждал, потом не выдержал и себе взял компотика — я не торопился.

— Пойдем, — встал я, закончив.

— Куда? — Догнал он меня на выходе.

— Да вон туалет зайдем, — кивнул я, отметив выходящего из него парня, и замедлился и завозился с пакетом в руках. — Проверь, есть там кто внутри.

Бывший сосед хмыкнул, явно не довольный, что ему что-то указывают, но шаг прибавил и первым забежал внутрь.

— Никого, — встретил он меня внутри.

— Отлично, — ткнул я ему торцом книги в горло.

Добавил левой в живот, сбил с ног и для профилактики попинал. Закрыл туалетную дверь на защелку, присел рядом и обыскал карманы — добычей стал телефон и кошелек.

Внутри кошелька — паспорт, пластиковые карты и пятьдесят тысяч рублей.

— Неслабо, — присвистнул от добычи.

— Т-тебе к-конец, уб-бью, сс-с, — давил из себя стон Петя.

За что беззлобно получил Ритуалами по голове — тут же унялся, затих.

Паспорт, карты, кошелек и телефон отправились по сортирам, деньги — в свой карман.

Открыв дверь, осторожно осмотрелся и с невозмутимым видом побрел в сторону нашего учебного крыла.

— Тебя найдут! Тебе конец! — Крикнули в спину истерично, но я и оборачиваться не стал.

Главное легализовать конфликт — дойти до учительской, постучать, зайти в ответ на приглашение, поздороваться и сесть напротив стола к абсолютно лысому дедушке на шестом десятке лет.

В комнате находилось четыре стола, расставленных на манер парт с интервалами друг к другу и лицом ко входу. Два были заняты — дальний от меня властной женщиной за сорок, она же наш профессор по токсикологии.

За ближним находился Герман Степанович — тот самый преподаватель, занятия которого я прогулял в пятницу. Он же — руководитель моей ячейки Ковена.

— Мишенька, — обрадовался он мне. — А мы твои похождения не далее, как час назад, с Алевтиной Николаевной обсуждали.

— Те, что в общежитии — тоже?

— Парой слов, — отмахнулся он. — Но в курсе, да.

— Тогда проще, — настроившись было долго все пересказывать, я выдохнул. — С Петра за угрозу тюремного срока, вранье и наглость только что взял виру здоровьем и деньгами, — выложил я пятьдесят тысяч на стол.

— Вот как? — Словно бы даже растерялся старичок.

— Ну, еще документы его и сотовый в сортире утопил, — чуть поморщился. — Но, считаю, не перебор. Если Ковен не считает иначе.

— Так. И дальше что? — Побарабанил Герман Степанович по столу.

— Мне бы деньги легализовать, — кивнул я на стопку.

— Десять процентов.

— Согласен. — Равнодушно пожал я плечами.

Деньги сгребли куда-то под стол, взамен вытащили пачку других купюр и чистый лист.

— Пиши расписку, буду тебе твои деньги в долг давать, — хекнул преподаватель, помусолил палец и принялся отсчитывать пятисотки и тысячные. — Руки покажи. Да не ладони... Ага, костяшки не сбиты. Алевтина Николаевна!

— Ау?

— Студент Ремер вас ведь в столовой повстречал и вместе с вами сразу в кабинет пришел, так ведь?

Рядом зацокали каблучки — женщина подошла ближе, дождалась, когда деньги досчитают, и сняла сверху две тысячи. Столь же невозмутимо вернулась и уже оттуда ответила:

— Все так и было.

— Ну вот. — Пожал плечами Герман Степанович.

— Спасибо. И вам, Алевтина Николаевна, спасибо! Ваша наука мне в субботу жизнь спасла. — С благодарностью добавил я.

Именно на ее лекциях мы и жрем всякую гадость — иногда разум и тело надо ослабить, чтобы некоторые сущности Бездны, не обладающие способностью говорить самостоятельно, могли на короткое время занять оболочку и переговорить с призвавшими. Это не одержимость в полной мере — риски подконтрольны, а сущности всегда заинтересованы в том, чтобы не повредить добровольному аватару. Плюс есть неразумные твари, достаточно слабые сами по себе, чтобы вообще к кому-то подселиться — воля человека их просто не пустит. С ними, понятно, нельзя вести бизнес, но и портить оболочку из злобной природы своей они тоже не станут — зато пока они внутри оболочки, могут вылечить разного рода повреждения. Короче, главное на занятиях — не переборщить с дозировками и не отправиться на тот свет самостоятельно. Ну и то, что тебе подливают, тоже надо тщательно контролировать — не в мире розовых единорогов живем, главными и самыми опасными тварями по-прежнему остаются люди. По себе знаю, блин...

— Рада слышать. Тогда оставь еще тысячу.

В Ковене не любят всякие красивости и "буду должен". Раз признал — расплатись.

— А, я ж еще книгу у Петра отнял. Ту самую, из-за которой весь сыр-бор. Оставлю тут на пару дней? — Уже встав с места, вспомнил я.

— Ну, оставь. — Заинтересовался старик.

— А то мало ли, вдруг у него мозгов хватит в полицию обратиться, — проворчал я.

— Он должен был сразу идти в Ковен. Но не пришел. — Вроде даже чуть расстроился профессор.

— Говорит, у него какие-то новые серьезные друзья появились. Книгу ему дали почитать, — кивнул я на положенный на стол том. — Теперь вернуть требуют.

— Надо же, интересно как, — уже откровенно помрачнел тот. — Ладно, разберемся. Ты когда прогулы отрабатывать собираешься?

— Герман Степанович, как паспорт восстановлю, так сразу. На этой неделе.

— А паспорт-то как потерять умудрился? — Поднялись от удивления седые брови.

Значит, не все новости к нему дошли.

— Навалилось вот. — Тут, действительно, руками развести. — Я побегу?

— Иди, — исчезли со стола и томик, и моя расписка.

Постояв возле закрытой двери, даже задумался — идти на лекцию или проверить догадку, отчего-то назойливо царапающую сознание. Про Петра-соседа догадку — о дальнейших действиях этого олуха.

И все-таки решил сбегать ко входу в универ — если я не прав, то не сильно опоздаю. А если прав...

А если прав, то наряд полиции из двух человек, которому что-то оживленно втолковывал Петя, отчаянно жестикулируя и тряся телефоном в руке, не станет выдирать меня с лекции. И без того репутация под угрозой. Так что мирно и спокойно дошел до них, стараясь зайти к Петру со спины, кивнул заметившим меня полицейским, и с участием спросил:

— Случилось что?

А затем просто улыбался бывшему соседу в лицо — все то время, пока он бесновался, тыча в мою сторону пальцем, и полиция проверяла уже мои слова.

— Понимаете, — шептал в итоге Герман Степанович полицейскому, придерживая того за локоток. — Петр Востровский — хороший мальчик, но состоит на учете психиатра. С ним такое, увы, случается.

— Значит, деньги вы одолжили.

— Вы же видели расписку. — Пожал старик плечами. — Я, знаете ли, молодежи не сильно доверяю, даже номера купюр переписал. Хотите, сверим?

— Нет. Не нужно.

— Ситуация, к моему сожалению, вопиющая. Раньше приступы у Петеньки не были такими острыми... Возможно, университету с ним придется попрощаться.

— Заявление на него писать будете? — Поскучнев, посмотрел полицейский на меня.

— Прощу, пожалуй. Человек оступился. Тем более, больной человек. — Великодушно вздохнул я.

В награду получив совершенно бешеный взгляд из угла кабинета от бывшего соседа.

— На первый раз — прощу. — Слегка поменял я тон, и Герман Степанович поторопился выставить полицейских из кабинета.

А то, вроде — и кабинет маленький, а шепотов и шорохов в нем внезапно стало словно в актовом зале.