Попадос-6. И на поле Шевардино

И тут голос подала Дурова, которая произнесла, глядя на Кутузова:

— Ваше высокопревосходительство, я заметил, что, в ходе сражения, кавалерия противника не тянула за нашей кавалерией. Их кони быстрее, чем наши теряли прыть. И галопом могли идти совсем небольшое расстояние. В результате нам удавалось всегда настигнуть противника и чаще всего уходить из-под его ударов.

— Правильное замечание, господин штаб-ротмистр, — кивнул Кутузов, противник испытывает большие проблемы со снабжением. Недоедают, в его армии, и люди, и кони. Что нам на пользу и позволит убрать его главные козыри. Кавалерию, особенно тяжёлую и численное превосходство. А вот тогда мы и проведём новое генеральное сражение, чтобы снова случилось, что, смешались в кучу кони, люди, и залпы тысячи орудий слились в протяжный вой, и ядрам пролетать мешала гора кровавых тел[6]. И по его результатам изгоним, супостата, за пределы матушки нашей России. Но пока бережём свою армию. И всячески ослабляем вражескую. И если потребуется, сейчас будем отходить. Заманивая противника на погибель. Но, повторюсь, армию бережём, как зеницу ока. Вам понятна стратегия, господа?

— Подобным образом, нам, Наполеона не победить, — поджав губы, произнёс Беннигсен, — Наполеона можно разгромить только самыми решительными, активными действиями. А не постоянным, отступлением.

— Ваше высокопревосходительство, я и предлагаю действовать активно, — тут же поспешил произнести Кутузов, — Активно уходить из-под удара по нашей армии. Одновременно не позволяя противнику ни двинуться на север, к Петербургу, ни уйти в богатые провиантом и фуражом южные губернии. Но и это не всё.

— А что вы ещё хотите предложить, ваше высокопревосходительство? Что ещё можно предложить в этих условиях? — обведя всех взглядом в поисках поддержки, а потом, надменно взглянув на главнокомандующего, произнёс Беннигсен. На что, прямо смотря ему в глаза, Кутузов ответил:

— Я предлагаю помимо этого развернуть у нас ещё одну, подобную испанской, герилью[7]. Но и опять не только её. А собрав в составе второй армии, его превосходительства генерала от инфантерии Багратиона, все мобильные части, три кавалерийских корпуса, казаков, посаженных на коней егерей, конечно, это не конные егеря французов, но они тоже смогут быть довольно подвижными, придать для устойчивости один, два пехотных корпуса. Как самые боеспособные, это могут быть второй и четвёртый. И выдвинуть армию вперёд корволантом[8]. С целью обложить Гжатск. Оставив в первой армии только корпус, его высокопревосходительства, генерал-лейтенанта Уварова и кирасир.

— Да это какая-то конная армия, получается, — бросил Биннигсен, — Ни когда такого не был.

В ответ Кутузов насмешливо произнёс:

— Ни когда такого не было, и тут опять... Русские удивляют европейцев. Не впервой. В так, — с этими словами уже Кутузов обвёл взглядом собравшихся, — мне название нравиться, вторая конная армия. Испрошу у государя разрешение впредь её так и называть. Хотя это и не главное, главное, чтобы они своими действиями полностью лишили французскую армию возможности фуражировки и подвозу обозов. Ну и совершала рейды в глубину занятой французами территории. Уничтожая вражеские гарнизоны и магазины[9], что они охраняют. Тот же Смоленск, но только после того, как французы соберут там реквизированное зерно. Не позволяя Наполеону стоять на месте. Под угрозой голода. Но, всячески избегая генерального сражения с противником. И это, конечно же, помимо разворачивания настоящей герильи, в том числе не только небольшими, посланными в тыл французам, отрядами лёгкой кавалерии, но и при поддержке и участии местного населения. Кстати из расчёта, именно на это моё предложение я и рекомендовал вам вашего начальника штаба, несмотря на его невысокий чин.

С этими словами Кутузов повернулся к начальнику штаба второй армии подполковнику фон Клаузевиц и произнёс:

— Господин подполковник, я испросил, у государя, для вас, чин полковника и имение в Крыму. Надеюсь, он не откажет. И я очень на вас рассчитываю в этом деле. Как и на то, что вы, по его результатам станете генералом. Не подведите меня.

— Яволь, гер фельдмаршал, — подскочив и щёлкнув каблуками, произнёс, явно довольный на вид, фон Клаузевиц.

А Кутузов, подумав про себя: "такую бурёнку не отдам никому, такая корова нужна самому", ответил:

— Садитесь, садитесь, господин подполковник, отныне всё в ваших руках. Что скажите ваше высокопревосходительство? Вам выполнять эту задачу.

С этими словами Кутузов посмотрел на сидевшего с задумчивым видом Багратиона. Который произнёс:

— Весьма интересное предложение, ваше высокопревосходительство, но я вижу проблемы в снабжении. Подобные отряды, даже идя двуконно, не смогут долг действовать в отрыве от снабжения, на разорённой территории.

— Согласен, ваше высокопревосходительство, — кивнул в знак согласия Кутузов, — Проблемы, в таких действиях в отрыве от основных сил будут. Но имея свободный тыл, в сторону своих главных сил, всегда можно будет, от них, получать обозы. Да и в случае, каких-то неприятных ситуаций, например, при встрече, со всей конницей Мюрата, а её вышлют, отходить к своим главным силам. Получая поддержку от них. Так как, господин генерал от инфантерии, берётесь за это дело?

Багратион стал высказывать своё согласие, но тут голос подал атаман Платов, который произнёс, обращаясь к Кутузову:

— Ваше превосходительство, мне кажется, но такая задача она больше свойственна нам казакам, прошу предоставить действовать так именно нам.

— У меня к вам, господин атаман, будет другое предложение, — ответил ему Кутузов, — Кстати, в своём рапорте я отметил ваши действия, в ходе сражении и испросил, вам, атаман, титул графа. Настоятельно испросив государя уважить эту мою прозьбу. Как в отношении вас, атаман, так и в отношении его высокопревосходительства, генерал-лейтенанта Уварова. Так что ожидайте решение государя, господа.

Оба кандидаты в графы удовлетворённо закивали головами, а Платов довольным голосом произнёс:

— И какое это предложение, ваше превосходительство?

И наблюдая, как у казака изменяется выражение лица, сначала на удивление, потом на гнев, а, в конце концов, на довольное выражение, Кутузов произнёс:

— Я хочу отослать вас из действующей армии, ваше высокопревосходительство. С передачей всех казаков под командование атамана Карпова. Но отослать, с целью, дабы вы собрали добровольцев казаков, калмыков, башкир и прочих народов, включая киргизов[10] создав ещё одну конную армию. Назовём её первой конной. И вы, атаман, опираясь на крепость Бобруйск, будите действовать на западном берегу Днепра. Отсекая своими рейдами Наполеона от Европы. Перехватывая резервы, обозы с припасами, курьеров. Как согласны, с такой постановкой вопроса, ваше высокопревосходительство?

И получив подтверждение, что Платов с такой постановкой вопроса согласен, главнокомандующий продолжил:

— Тогда передавайте всех казаков Карпову, он пусть переходит в подчинение командующему второй армии, — с этими словами Кутузов, вопросительно посмотрел на Багратиона, который в знак согласия кивнул, Кутузов тоже покачал головой, и снова посмотрев, на Платова, продолжил, — Ну а вы атаман собирайтесь и на Дон. Там собирать свою армию.

После этого Кутузов повернулся к Ермолову и добавил:

— Ну а нам, с вами, ваше превосходительство необходимо восстанавливать здоровье, армию, прикрывать Москву, не давая Наполеону пойти на север или юг, ну и быть готовыми в случае необходимости отходить на восток, пока не станем сильнее. Надеюсь всём понятно, моё решение?

После этого Кутузов обвёл всех своим зрячим глазом и произнёс:

— Если всем всё понятно, тогда совет закрываю. Все могу быть свободны, — и, повернувшись к Дуровой, сказал, самым решительным тоном:

— А, вас, господин штаб-ротмистр Александров, я попрошу остаться.

2

Дурова, которая уже было дело, поднялась со стула, что бы выйти со всеми, резко остановилась, и, заметив, что фельдмаршал смотрит на неё, отвела взгляд в сторону. Замерев подобно кролику перед удавом. А Кутузов, дождавшись, когда все выйдут, произнёс:

— Надо тебе повязки поменять и посмотреть, как раны заживают ли. Не дёргают. А то ты от меня всё это время шарахалась.

— А сам себе повязки менял, — произнесла было в мужской манере Дурова, на что Кутузов, посмотрев на молодую женщину, произнёс:

— Не дури, сама же отлично знаешь, что я сию тайну знаю. И её покрываю, так что, когда мы тет-а-тет, можешь не притворяться. И что-то не так? Вижу, что тебя, что-то гложет. Что?

— Да всё не так, — в сердцах выпалила Дурова, а на её глазах блеснули слёзы, — Что вы со мной сделали? Я теперь сама не своя. Как вспомню, что было, так вместо того чтобы злиться, у меня ноги дрожать начинают...

— И хочется повторить? — спросил Кутузов, подходя ближе и беря молодую женщину за плечо. Та попыталась вырваться, но у неё это получилось вяло, та и под рукой мужчины женское тело буквально само, помимо воли хозяйки стало расслабляться. И Надежда, отвернувшись, буквально разрыдалась. На что Кутузов, прижав её к себе и заставив уткнуться лицом ему в мундир, проговорил:

— Поплачь девонька, поплачь, это как раз то дело, которому слезами помочь можно. Дай сердцу и душе успокоиться. Просто с тобой случилось то, что должен был сделать ещё твой муж, покойный. Который так и не сумел открыть в тебе женщину. Матерью сделать, сделал, но вот женственную чувственность он в тебе не раскрыл. Как-то не сумел. Ну а тут выяснилось, что помимо чувства опасности и выпивки, есть и ещё то, что дарит радость в жизни. И это так же естественно, как дышать. Так что в том, что ты обрела женскую чувственность, нет ничего плохого или постыдного. Это так естественно.

Женщина подняла зарёванные, блестящие от слёз глаза и тихо произнесла:

— Но я выбрала себе другую жизнь. Ту, что мне подходит больше.

— Но ты сама понимаешь, что она рано или поздно закончиться скандалом. После чего в твой жизни всё рухнет. И как мы с государем это дело и не покрывали. И что потом? Общество ещё не готово признать женщину офицера. Да и вообще женщину в военной форме.

Дурова отвела глаза в сторону, а Кутузов, прижимая её к себе одной рукой и поглаживая другой, чувствуя как, под его рукой, расслабляется женское тело, продолжил:

— Но зато теперь ты знаешь, что такое быть женщиной. Плюс ты сможешь защитить себя. От нападок со стороны недоброжелателей. Коих у тебя окажется очень много. И не оказаться отторгнутой обществом.

— Как? Как я это смогу сделать? — Дурова с надеждой посмотрела в глаза Кутузову, буквально ловя каждый его взгляд. А тот, улыбнувшись, ответил:

— А попробуй стать не только первой кавалер-девицей, причём не только кавалеристом, но и награждённой орденом, за подвиг, который ни кто оспорить не сможет, но и первым литератором-женщиной, в России. Описав свои военные приключения. И как ты мужиков за нос водила. Можешь и про меня такое написать, не обижусь. На твою месть. Выставив себя и свои приключения в выгодном свете. Чем недругам носы и утрёшь.

Дурова опустила глаза и загадочно улыбнувшись, произнесла:

— Честно не обидишься?

— Честно, честно, — кивнув, ответил Кутузов, — Зачем мне тебя обманывать. И сейчас надо твои раны посмотреть. Ты повязки то, как меняла? И рана не дёргает болью? Не нагнаивается?

— Отрывала повязки, что бы сделать себе больнее, — честно призналась женщина, — И рана чистая, не дёргает[11]. Только болит и кровоточит.

— А зачем себе делать больнее? — удивлённо произнёс мужчина. И услышал в ответ:

— Я думала так верну себе спокойствие. Как оно было до этого. Когда всё было просто и понятно.

— Ну это ты красавица зря над собой так издеваешься, — проговорил Кутузов, — И такое издевательство над ранами не способствует их заживлению. Так что не надо так делать. Да и себя надо любить, по крайней мере, это самый близкий, к тебе человек.

Заставив женщину в ответ печально улыбнуться. При этом она буквально лежала на мужчине. Совершенно расслабившись. И отпусти он её, то могла бы и упасть. Но Кутузов крепко держал её в руках, прижимая к себе. Приговаривая:

— Так что сейчас надо будет сменить тебе повязки. Аккуратно. Не травмируя рану. Давая ей зажить.

— И опять доведя меня, до исступления? — женщина лукаво посмотрела на мужчину. На что тот, пожав плечами ответил:

— Других обезболивающих средств у меня нет. А смотреть, как ты мучаешься, у меня желания совершенно нет. А вот наблюдать, как наслаждаешься, по мне, это более интересно.

На что Дурова кивнув в окно спросила:

— А что она?

— А что она? — переспросил Кутузов, — Она понимает, что я гарантия, что её не обидят. И что ей лучше пока побыть со мной, и так найти другого покровителя, чем сейчас пойти по рукам. И потерять всё. И я её не держу, если у неё будет кто-то другой. И ты что ревнуешь?

Дурова сначала покачала было головой, но потом, осознав, что её правильно поняли, скромно опустила глаза, улыбаясь. А Кутузов ещё раз внимательно посмотрел на полевую кухню и произнёс:

— Хотя потом, тебе придётся заняться один делом. По службе. Безотлагательно.

— Это каким? — тут же напряглась и постаралась отстраниться от мужчины, но тот не отпустил её, а наоборот стал поглаживать по здоровой половинке, чувствуя как женщина, в его руках, расслабляется. При этом говоря:

— Потом тебе надо будет, до вечера сегодня, составить письма от моего имени к командованию губернских ополчений. Ну и к их попечительским органам. Дворянским собраниям, купеческим обществам. С моим пожеланием, дабы они наладили, у себя, выпуск, с целью снабжения своих подопечных подразделений ополчения, полевыми кухни, французского образца. Ну и обеспечили создание и последующий выпуск, по этому подобию, походных хлебопечек и больших, в сотню вёдер, походных самоваров[12]. Для обеспечение вверенных им подразделений, а потом и всей армии этими новшествами. Ну и что бы они озаботились подготовкой к ведению боевых действий в зимних условиях. Включая как тёплую одежду и обувь, в первую очередь валенки. Так и наладили выпуск лыж, подобных лыжам для охотников. Но этим займёшься потом, сначала твоя рана. Поняла?

На что, в ответ, смотревшая на мужчину, женщина только кротко кивнула. И смотря на Дурову, Кутузов подумал, "ну это буквально укрощение строптивой, какое-то получается". Но тут он вздрогнул и резко поднял глаза, к потолку. От чего Дурова осторожно спросила:

— Что то случилось?

— Да вспомнил одну вещь. Виденную на Кавказе, у горцев. Башлык называется. Это что-то вроде капюшона с длинными лямками, которые завязываются на шеи. И главное его можно надевать поверх головного убора. Того же кивера. И сохранять тепло, в непогоду и зимой. Казаки должны про него знать, а то может быть и есть у кого. Тоже надо будет до зимы внедрить и сделать как можно больше. Что бы людей сохранить. Будешь писать письма укажи. Только сначала пошли солдат порасспросить казаков. По поводу такой одежды. А я государю отпишу, дабы разрешил такое в армии ввести[13].