Душегуб

Ладно...

— Сперва соберём всю информацию по этим трём кандидатам, — глянул я в сторону окна. — Шериф, знакомые умерших — кто-то должен поведать...

— Какой у вас план? — оборвала меня Юрико, прищурив и без того узкие глаза.

— Поясню, — прущая изнутри энергия подняла меня со стула и погнала нарезать круги по комнате, — значительная часть мужского населения Гавары заняты охотой. Есть предположение, что Эбимоль и Гангейл — охотники, а госпожа Хэллуэйн — клиентка одного из них: покупала шкуру, мясо.

— И Немаин пришёл из леса?

— Именно! — щелчок пальцами выразил всю чёткость логической цепи.

На лице японки, тем не менее, больше скепсиса, чем одобрения:

— Почему вы тогда не занялись беседой с шерифом, пока я изучала истории болезни? Мы сэкономили бы время.

Замечание здравое и справедливое до ужаса, что всего сковало параличом — это лассо Юрико бросает метко.

— Я... Как бы это выразиться... Хотел услышать ваше согласие с моим планом...

— Глупо, господин Праусен. Давайте мы впредь не будем тратить время попусту: есть догадки — сразу обмениваемся и исполняем.

— Хорошо. Ну, так мы приступим...

Вытянутая тугой струной Юрико поднялась и пригласительным жестом указала на дверь. Читается как 'после вас'.

Компенсируя былую растерянность, двинулся на выход. Шериф Тим Симонс, как ему и положено, сидит за стойкой, истерично поглядывает то на дверь, то на окно. Взгляд свирепый, как у разбуженного посреди зимы медведя.

С нашим появлением сделался спокойнее, тише. Типичное поведение человека, желающего скрыть свои проблемы.

— Что-то хотели? — прохрипел Тим, разворачивая в нашу сторону коляску.

— Неприятности, шериф? — встала по левую руку Юрико.

Старикан отмахнулся, словно ему в пятый раз пытаются рассказать один и тот же несмешной анекдот. Мозолистые руки, правда, напряглись, сжав капканами подлокотники.

— Опять объявился Душегуб. А, вы же...

— Уже познакомились с вашим маньяком, — резво возразила Юрико. — Тот ещё подонок.

— Да, — тяжело брякнул Тим, сосредоточившись на лице моей коллеги, — подонок. Только что убил ещё одного. Не ребёнка, слава богу, хотя тоже не порадуешься. Мои ребята уже должны были с этим разобраться. Затягивают... Так что вы хотели? Не про убийц же слушать.

— Совершенно верно, шериф Симонс. Нас заинтересовали три имени из списка тех, кто умер от Немаина. Могли бы вы рассказать нам об Артуре Эбимоле, Смитсоне Гангейле и Роксане Хэллуэйн.

— О-о, — по-старчески прокряхтел Тим, — и что конкретно вы хотите знать?

— В общих чертах, — бросила Юрико, которую вдруг заинтересовал цветочек на подоконнике.

— В общих... Что ж... Артур — человек работящий был, ударником на лесопилке там... Хвалили его много. Сам спокойный, миролюбивый, выпить, конечно, любил. Никогда не попадался мне, беззаконие не творил. Дружил почти со всем городком, особенно со Смитсоном. Эти двое — два сапога пара, разве что Смитсон потише был, а Артур — весельчак, балагур. Зато жена была именно у Смитсона, а товарищ его в бобылях ходил. Жена-то вместе с ним от Болезни и слегла.

— То есть, — карточный домик моих догадок рассыпается, так что строим новый, — оба они работали на лесопилке?

— На лесопилке — другого приработка у них не было.

Тим поворчал, разминая могучую для своих лет шею, и поудобнее устроился в коляске. Юрико с вялой пародией на интерес окинула нас с ним взглядом и вернулась к немому созерцанию растения в горшке.

Шериф продолжил:

— Что насчёт Роксаны, то тут сложно сказать. Приехала она из Усницка лет шесть назад... Да, шесть где-то... Дом ей выделили, но жила она там тихо, замкнуто, с местными бабами общалась редко. Кормилась, в основном, со своего огорода, нигде не работала. Как говорится: была — не видно, умерла — не заметили. Не могу больше ничего сказать.

— И за то спасибо, — заторопился было я на выход, но ещё один вопрос непременно следует озвучить. — Как в Гаваре с гигиеной? Люди чистоплотные?

По скривившейся роже видно, что вопрос шериф воспринял не иначе как оскорбление:

— Вполне, господин Праусен.

И только тогда мы откланялись.

18:42

На выходе встретились с большой группой, состоящей, за исключением одной темноволосой девушки, из полицейских. Поскорее нацепил очки, пока солнце не вырвала мне глаза. По улицам я только ночью могу передвигаться без защиты.

Тут же направился по Весёлой улице на юг. Плащ такой неудобный: тяжёлые полы хлещут по бёдрам и оплетают ноги. Интересно полюбопытствовать, как там Юрико в этих шедеврах ципионских портных.

Тем временем, её очередь любопытствовать:

— Посетим лесопилку?

— Ну, раз джентльмены оказались не охотниками...

— Шансы, что Немаин подцепили лесорубы, крайне невелики, — поравнялась со мной отстававшая доселе японка. — Болезнь должна была быстро распространиться среди рабочих.

— Понимаю, но выяснить пару вопросов необходимо.

— Я бы лучше рассмотрела кандидатуру Роксаны Хэллуэйн.

— Занесла Немаин из Усницка? Исключено, — категорично взмахнул я рукой. — Шесть лет назад перебралась и никакой болезни. Если эпидемия и началась с неё, то инфицирование произошло уже здесь. А это не даёт никаких зацепок.

По тому, как она вновь потеряла желание говорить, сложно понять её реакцию. Не исключаю и обиды, и покорного согласия, и немого возмущения моей недалёкостью. А выражения лица и осанка коллеги вообще никогда не меняются.

Гавара — городок небезынтересный: сохранились живописные виды уцелевших столбов, газовых труб и прочих прелестей былой цивилизации. На домах красуются следы кустарного ремонта, некоторые изо всех сил стараются навести лоск и создать декор участков с помощью всякого хлама.

Маленький уголок персонального рая для местных: дай им чуть-чуть средств и возможность жить, они создадут себе столько уюта, что и не снилось обеспеченным столичным жителям.

У сотрудника Центра Медицины по имени Шлод есть рабочий фотоаппарат. Путешествуя, он фотографирует такие вот небольшие городки. Один раз за своё сокровище чуть не был бит и ограблен.

Подсохло немного, вот только свинцовые бока туч обещают исправить это недоразумение со дня на день.

Поворот на улицу Ядранко. Нравятся мне здешние названия улиц, что-то в них цепляет, привлекает что-то неясное.

На дороге появился высокий мужчина в толстой белой куртке, испещрённой чертежами масляных пятен. Насторожено отошёл на обочину, покосился. Сдвинулся с места только тогда когда мы ушли уже довольно далеко.

— Он нас за бандитов принял?..

— Ему ясно, что мы из столицы, — без напора возразила Юрико.

— Тогда почему он...

— Почему он так насторожено отнёсся к нашему появлению? Не думала, что вы ожидали иного. Люди из столицы нервируют провинциалов. Они все думаю, что мы — палачи и каратели.

— С чего вдруг? — пищать огорошенным мышонком у меня выходит до обидного хорошо.

— Приходится жить сообща, чтобы выжить. Так что копящуюся злобу срывать не на ком — нужны чужаки.

То, что людям нужно что-нибудь есть, что-нибудь пить и кого-нибудь любить, мне хорошо известно. Даже не задумывался, что обязательно нужны ещё и те, кого будешь ненавидеть. А ненавидеть гаварцам проще всего нас двоих, тут я с японкой не поспорю.

Колючий страх вполз в лёгкие, где застыл болезненной инородной гадостью. До сих пор я не работал в провинциальных поселениях долгое время и не сталкивался с враждой местных, а теперь меня ставят перед фактом: зуб на меня точат все. От щуплого труса до здорового амбала — все видят во мне врага...

Юрико, должно быть, часто с этим сталкивается с её-то работой. Закалка беспричинной ненавистью сделала из неё именно то, что сейчас я вижу.

Меня и раньше пугала мысль остаться без сопровождения боевитой напарницы, а теперь это просто приводит в ужас. Сила аргумента 'пистолет' сдувается с катастрофической скоростью. Надеюсь, госпожа Номати не обратила внимания на мою трусость...

19:14

Лесопилка окружена высоким забором, украшенным колючей проволокой и укреплённым местами частоколом. Сбиваясь в маленькие кучки, мужчины уходят домой. Работников очень много — завод должен содержать львиную долю семей в Гаваре.

Луч солнца в мире нищеты и безработицы.

А запах здесь просто одуряющий.

Я всматриваюсь в лица, руки, одежду — трудяги грязные, кто-то покрыт опилками, словно перьевым покровом, ноги по колено в грязи. Да, нынче не до чистоты, но вызывающая антисанитария приводит меня одновременно в трепет и восторг, потому как мы с Юрико должны быть на правильном пути.

Первый попавшийся никак не отреагировал на мой вопрос о местонахождении директора. Второй отчего-то глухо рассмеялся и поспешил удалиться. Лишь только один рабочий с донельзя печальным лицом махнул в сторону неприметного здания. Сколочено из свежих досок, невысокое, стоит неподалёку от входа. Увязая в грязевом месиве, мы с коллегой кое-как добрались до порога директорской избушки. Три удара для приличия, и я проскальзываю внутрь.

Стены расписаны углём, графики и расчёты связаны с производством. В дальнем углу на столе стоит керосиновая лампа, пламя которой сильно возмутилось нашему появлению. Возле железных шкафов прыгает на одной ноге высокий мужчина с каштановыми волосами в попытке натянуть сапог. Пара заляпанной до омерзения рабочей обуви валяется тут же.

Управившись с нелёгким занятием, директор лесопилки распрямился и разгладил прямые волосы. Ухоженный по сравнению со всеми прочими жителями Гавары, в годах, обладает высоким лбом, густыми бровями и крючковатым носом большого размера. Само собой, гордый и уверенный в себе.

— Господа? — приподнял брови каштановолосый. — Кто вы и чем обязан?

— Мы из Сакра Ципиона...

— Это заметно, — окинул взглядом наши наряды директор. — Продолжайте.

— Мы здесь по поводу Немаина, — удалось мне закончить фразу. — Господин Праусен, а это госпожа Номати.

Оставшийся равнодушным к нашему визиту, тот лишь пожал плечами и принялся наматывать на шею толстый шарф перед ростовым зеркалом. Только перейдя к пальто, он отозвался:

— Меня зовут Иоанн Леквер, если вы, конечно, не удосужились справиться. Что насчёт Немаина, то никаких лекарств я закупать не буду, и штрафы новые можете не выдумывать!

— Господин Леквер, ваш бизнес нас совершенно не интересует, — встала в угрожающую позу Юрико. — Мы здесь по поводу двух бывших работников лесопилки: Эбимоля и Гангейла.

— Причём здесь тогда Немаин?

Резво прыгнув к столу, пышущий энергией Иоанн затушил лампу и сделал жест идти на выход. Подпираемый массивным директором, я бросил на ходу:

— Эти двое умерли во время эпидемии три года назад. Умерли одними из первых.

— Никак не пойму, что же вы хотите от меня услышать, — остался непоколебимо спокойным Леквер.

Запер на замок 'кабинет' и откланялся сторожу, уходя с территории лесопилки. Не так просто поспевать за ним по этому болоту.

— Дело в том, что нам поручено выяснить причины возникновения Немаина в Гаваре.

— И всех псов спускаете на меня?

— Пока просто выясняем, что к чему, — проскрежетал несмазанной сталью голос японки, что сумела нагнать ретивого предпринимателя.

Тот строго уставил в мою коллегу палец, как, должно быть, делает, выговаривая рабочим:

— Вот не надо этих туманных фраз: я знаю, что за ними кроется! Считаете, что зараза пошла от нашего предприятия, осталось только завалить меня уликами? Ничего не выйдет, господа, Леквер вам не вошка — у Леквера есть вес! Я не против властей... или кем вы там являетесь. Но виться мотыльками вокруг лесопилки не стоит!

— Сами посудите, первыми умирают именно рабочие...

— Ложь! — указал, как на свидетеля, Иоанн пальцем в небо. — Госпожа Хэллуэйн пала первой жертвой — памятью, слава богу, не обижен! А если бы зараза пошла от моих сотрудников, их бы косило десятками! Мы же имеем всего два трупа. Два!

— Заболели многие, — кинул я в спину торопыге.

Эти слова, по всей видимости, довели директора лесопилки, раз он так резко остановился и обернулся ко мне. Чудом мне удалось не врезаться прямо в него, горой преградившего путь.

Брови сомкнулись на переносице:

— Да заболели все, господин Праусен! Я заболел, вон в том доме люди заболели и вон в том! Вы здесь не найдёте ни одного человека, который бы не заразился, и которому не кололи лекарство! Ещё раз: не из леса и не мы принесли Немаин в Гавару. На этом всё!

— А без вести люди у вас пропадали?

Перед рванувшим было Иоанном словно выросла стена: требовательный тон японки буквально ухватил его за шкирку. Здоровяк потёр виски с силой, с какой можно проламывать черепа, и бросил через плечо:

— Если вы думаете, что болезнь скосила на лесопилке человек двести, но мы всех их спрятали и сделали невинные глазки — это не так. Был один жмурик, многие его не любили, а один псих решил даже проучить... Третий месяц не можем найти тело.

Надменно дёрнув плечами, Иоанн Леквер пошёл своей дорогой, очень скоро размазавшись в полутьме. В вечернее время в этих очках почти ничего не видно дальше двадцати метров. Стянув тёмные окуляры, я вопросительно уставился на Юрико, которая сурово провожает грубияна.

Почему-то кроме контролируемого гнева на бледном лице ничего не выражается. Фарфоровая маска и чуть нахмуренная маска — весь её набор.

— Проберёмся ночью, — уверенно заявила японка. — Соберём образцы.

— Не верите его словам?

— Моё дело не верить, а искать улики. Сторожей было всего трое, так что особых проблем не возникнет.

— Трое? Двоих я не видел...

— Их трое, господин Праусен, доверьтесь мне. Надо осмотреть ограждение — найти место, где можно будет пролезть.

С трудом отведя взгляд от далёкой спины явно невзлюблённого Леквера, Юрико направилась обратно к заводу. Я чуть не шлёпнулся в попытках поспеть за ней.

20:23

Саймон

Бутылка нежного, как дыхание младенца, вина и непосредственно её содержимое не могут меня успокоить. Волны хмельного забытья сбивают с толку, шумят в голове, где растекается влекущее небытиё.

Но это не помогает, потому что я мечтаю только о том, чтобы прикончить его, и эта мечта вгрызлась в потроха, не уходит, а только больнее впивается в плоть! Моя ненависть пропорциональна его глупости, моя ярость так же бесконечна, как и его своеволие! Как он посмел!

Я бы ринулся крушить всё, что окружает меня, и эта буря истинного гнева будет ужасна! Но это не даст мне успокоения, не ослабит натяжения нервов, готовых стальной леской распилить кости.

Почему ты пошёл на это? Сделал мне назло? Сознавайся! Сознавайся, червь!

А он молчит... Как же я мог позабыть, что он никогда мне не ответит... Но я точно знаю, что на глупость он пошёл намеренно! Подразнить меня решил!

Как жаль, что я дал ему так хорошо изучить меня. Дал садисту оружие, страшнее которого придумать сложно. Невозможность хоть что-либо исправить сводит с ума — я очень зол! Мы ещё придумаем, что со всеми вами делать...

22:34

Оскар