Блеск обмана (главы 1-13)

А замогильные подвывания... замогильные подвывания всегда срабатывали.

Сосредоточившись на целях, я начал нашёптывать слова заклинания, вызывающего лёгкие слуховые галлюцинации и чувство непреодолимого ужаса...

И сразу же получил отдачей, так, что кровь брызнула из носа. Вот, значит, почему рекомендовалось обходить Карград стороной — хоть до леса было ещё никак не меньше полукилометра, искажения в магическом поле уже не давали прочитать даже самое простенькое заклинаньице.

— Горит и горит, тебе-то какое дело! Тут мы есть, чтоб порядок поддерживать, — сказал между тем первый, хотя в голосе его чувствовалась доля сомнения. — Сам по ночам не шатайся, народ не баламуть, шаромыжник.

— Как скажете, господа офицеры, — голос Клода заметно повеселел. — Так я, стал быть, пойду?

В ответ сержант велел ему катиться на все четыре стороны. Лошади снова тихонько заржали и пошли прочь, глухой топот по сырой земле понемногу удалялся. Я с облегчением выдохнул и подобрал барсетку.

Как вдруг один из офицеров остановился.

— Слышь, Ванс, — спросил тот, что назвал Клода "курвиным сыном", — а не про охранника какого-то нам говорили?

— И верно, — подтвердил второй.

— Эй, ты! — хором крикнули они. — Пойдёшь с нами в гарнизон.

Клод попытался рвануть в сторону реки, его тут же повалили на землю, завязалась короткая потасовка, закончившаяся парой глухих ударов.

Когда я выглянул из оврага парой минут спустя, там уже никого не было. С трудом, однако мне всё-таки удалось различить следы конских копыт. Вели они, к моему сожалению, в совершенно противоположную от города сторону, но делать нечего — нужно было вызволять охранника.

— Скажи, брат... — проговорил кто-то у меня за спиной. Я подпрыгнул и резко обернулся — человек в серой мантии буравил меня рассеянным взглядом фанатика. — Скажи, брат, ты веруешь в богов?

Его мантию украшало изображение бабочки, что-то вроде эмблемы, только тот, кто эту эмблему делал, мало что понимал в насекомых. Бабочка была похожа на помесь разбитой параличом стрекозы и обожравшейся гусеницы с совершенно чудовищными в своей непропорциональности усиками.

В следующую секунду ко лбу сектанта был приставлен ствол пистолета, столь же чудовищного, как и усики "бабочки" на эмблеме. Лунный свет тянулся серебристо-лимонными полосами по блестящей хромированной поверхности, ярко вспыхивая на гранях выгравированной надписи: "Gyrwynt".

— Скажи, брат, — спросил я с нескрываемой издёвкой, — веруешь ли ты... в жизнь после смерти?

Глава 13

Лифт дрогнул и наконец остановился. Двери с лёгким шелестом разошлись в стороны. Вместо слепящего белого света нам в лица ударили жёлто-оранжевые пятна факелов, подвальный полумрак, холод, сырость и запах плесени.

Мы вышли в огромную пещеру со множеством проходов, галерей и залов, большинство из которых тонули в непроглядной тьме. В этой тьме что-то шевелилось, хрустело, пищало и перешёптывалось, а пещерные своды многократно усиливали эхо, превращая его в пугающую какофонию, будто кто-то намеренно включил звуковую дорожку из фильма ужасов. Я подошёл к краю просторной каменной площадки с низенькими перилами, которые скорее могли сойти за бордюр, нежели за перила, и осторожно заглянул за край. Площадка обрывалась в чёрную пропасть. Эверетт поискал глазами камешек, но каменный пол, вопреки ожиданиям, был идеально чист. Тогда Нил просто плюнул в пропасть и прислушался. Ни звука.

Двери лифта мягко закрылись, и широкая полоса электрического света — последнее, что связывало нас с современностью и прогрессом, — исчезла.

— Добро пожаловать в Уна Дит, — без особого энтузиазма поприветствовал архивариус, высохший и сгорбленный старичок со скрипучим голосом и лампой в руке.

— Не думали о том, чтобы сменить интерьер? — поинтересовался я, не переставая вертеть головой.

— Изволите шутить? — с неодобрением проговорил он. — Некоторым нашим артефактам лучше находиться вдали от яркого света и свежего воздуха.

— Думаю, некоторые из ваших артефактов с вами не согласились бы. Особенно те, которые подают признаки жизни.

Архивариус бросил на меня испепеляющий взгляд.

— Следуйте за мной, — проворчал он, спускаясь по каменной (как и всё тут) лестнице, вырубленной прямо в скале. — Смотрите под ноги, ступени могут быть скользкими.

Нил толкнул меня локтем в бок. Я пожал плечами.

Старик провёл нас мрачными галереями, которые так и просились быть украшенными ржавыми цепями и горсткой полурассыпавшихся черепов. В стенах галерей были выдолблены длинные ниши, совершенно бессистемно заваленные коробками, тубами, а то и просто кое-как сложенными и перевязанными бечёвкой стопками бумаг. Спускаясь на сорок этажей под землю, я представлял себе надёжное хранилище, с высокотехнологичной системой безопасности и чёткой структурой.

Уна Дит, где содержались самые опасные, непредсказуемые и просто не поддающиеся изучению артефакты, оказался самым обыкновенным сараем.

— Как думаешь, — шепнул я Нилу, — старикан вот так помнит, что где лежит?

— Думаю, большая часть из того, что здесь лежит, давным-давно позабыта, — ответил он.

— То есть, если кто-то что-то возьмёт... гипотетически, разумеется...

— Как думаешь, Виктор, — шепнул в свою очередь Эверетт, — почему подземелья Уна Дит освещаются только огнём?

Я почувствовал, как по коже пробежал холодок, и оглянулся. В дрожащих, раскачивающихся тенях, отбрасываемых светом масляной лампы, что-то неотступно следовало за нами. Какие-то существа двигались вместе с этими тенями, перепрыгивали с выступа на выступ, сверкали глазами из ниш в стенах, свешивались с потолка и ползли по полу, выбрасывая далеко вперед чёрные руки с широкими суставами и длинными масластыми пальцами.

— Не отставайте, — подогнал архивариус. — Вы же не хотите остаться в темноте?

— Пожалуй, нет, — пробормотал я, догоняя их с Эвереттом.

Старик привёл нас в зал — метров двадцать в диаметре — почти правильной круглой формы, с невысокими сводами и несколькими толстыми сталагнатами посередине. Каменные сосульки срослись вдобавок и между собой, так что казались одной цельной, расслоившейся колонной.

— Так господам гвардейцам нужны свитки несчастного Калиостро? — уточнил архивариус.

— Вы так говорите, будто жалеете этого психа, — поморщился я.

— Только чувство жалости может вызвать учёный, чьи открытия современники не поняли, а потомки — превратили в оружие. Впрочем, дело ваше. Где-то у меня была пара свитков...

Пока он рылся в груде заплесневелых, насквозь пропитавшихся пылью бумаг, я подошёл с нише слева, где были навалены перевязанные крест-накрест коробки. Бечёвка на одной из них не то лопнула, не то была перегрызена кем-то.

Воровато оглядываясь, я приподнял крышку двумя пальцами. Внутри, на сгнившей соломе, лежал огромный пистолет с узорной рукоятью, инкрустированной слоновой костью.

* * *

Стрелять я, честно говоря, не собирался. Во-первых, с собой у меня было всего-то около десятка патронов — отправляясь в мир со стабильным магическим полем, я, естественно, полагался на магию, и даже не предполагал, что не смогу ею воспользоваться. Во-вторых, какие-то части Гервинта были зачарованы, хоть никто и не мог точно сказать, какие именно. Последствия стрельбы из волшебного оружия вблизи проклятого леса могли быть самыми разными, но, в любом случае, не слишком хорошими для меня.

Наконец, в-третьих, среднестатистическому благоразумному кинари хватало одного вида Гервинта, чтобы понять, что он в чём-то неправ.

Однако сектант смотрел прямо на меня, будто не замечая опасно выглядящей штуковины, приставленной к его голове. И вскоре стало ясно, почему.

Из темноты выступили ещё Мотыльки — человек двадцать, если не больше. Все в одинаковых серых мантиях, все с одинаковым полоумным выражением на лицах. Они встали полукольцом по периметру небольшой приподнятой поляны, так что единственным путём для отступления стал всё тот же злосчастный овраг, из которого я только что выбрался.

Мотыльки молчали. Молчание становилось опасным. Фанатики оценивали меня, и любое поведение, которое они могли счесть еретическим, стало бы сигналом к началу бойни. Единственным, что они не расценивали как ересь, были такие же фанатизм и полоумие. По крайней мере, мне хотелось в это верить.

— Воистину же, братия! — возопил я, обращаясь к сектантам и на ходу припоминая описания всех местных религиозных культов. — Как сказано было, то и свершилось! Как описывал мудрейший Сармаон, возгорелось пламя, да сгинули в нём неправедные, а праведные да возвысились! Верно я говорю, братия?

Мотыльки продолжали хранить молчание.

— Когда небеса сомкнутся во тьме, кому место будет уготовано в мире, от скверны очищенном? Еретики ли и богохульцы приидут туда? Нет! Нет, братия! Ибо еретики и богохульцы тьмою пожраны будут, а праведникам боги путь укажут, и по пути тому праведники пройдут без вреда себе! Ибо истинно сказано было мудрейшим Сармаоном: по усердию в вере их познаете силу духа их!

Несколько сектантов осторожно закивали.

— Когда же из тьмы, в коей небеса сомкнутся, выидет Зверь, змеем обернувшийся, и в десяти пастях его, ядовитыми клыками ощерившихся, будут еретики и богохульцы стенать, богов о милости умоляя, им ли внимать станут боги?

"Нет, нет, не им", — послышалось со стороны Мотыльков.

— То истинная правда, братия! — горланил я, окончательно войдя в роль бесноватого проповедника. — Нам внимать станут, ибо праведны мы! А когда боги вопросят тебя... — мой палец ткнул одного из сектантов в грудь с такой силой, что тот покачнулся, и стоявшим рядом Мотылькам пришлось придержать его. — Когда вопросят тебя, в чем сила веры твоей, что ответишь им? Истинно ли веруешь, брат?

Он пробормотал что-то в ответ. Тогда я ткнул его в грудь еще сильнее.

— Истинно ли веруешь, брат?!

— Истинно, — пробубнил сектант. Не будь его мозги отравлены фанатизмом, он, наверное, испугался бы. Но вместо страха он был охвачен непониманием, не знал, как нужно реагировать и ждал поддержки от своих собратьев. Собратья ждали, пока кто-то сделает первый шаг.

— Истинно ли?!

— Истинно.

— Истинно ли?!

— Истинно! — вдруг рявкнул он.

— И боги верят тебе, брат! — проорал я, выхватив что-то из рук стоявшего позади сектанта и бросив это в ответствующего. — О, да! Боги верят тебе, брат! Ибо слышат они, как ты искренен! Воспоём же, братия!

Бешено вращая глазами, я стал распевать "Позитивную вибрацию" Боба Марли, раскачиваясь из стороны в сторону и хлопая в ладоши в такт песне. Мотыльки, признав, видимо, во мне своего нового духовного лидера, принялись повторять движения — сначала скованно, затем всё увереннее и увереннее. Кто-то даже пытался подпевать.

Голубоватое сияние залило нашу поляну, выхватив из мрака поросшие низенькими кустиками берега Арны. Некоторое время мы просто наблюдали, как с неба опускается мерцающая голубоватая звёздочка сигнального заклинания. А потом раздался странный звук. Громкий и унылый "бл-луп", будто в смоляной яме вздулся и лопнул большой пузырь. Я не столько понял, что к чему, сколько почувствовал опасность, и успел скатиться в овраг за секунду до того, как во все стороны полетели ошмётки человеческих тел. Один из Мотыльков свесился головой вниз со склона, нелепо загребая руками жёлтую глину. Я потянул его, но передо мной с жутким хлюпаньем упала лишь изувеченная верхняя половина.

Сверху снова стало светло, снова прозвучало глухое "блуп". Не став дожидаться его последствий, я побежал обратно к горящей деревне, то и дело поскальзываясь и падая на мокрых камнях.

В то же время какая-то часть мозга с удивительным спокойствием анализировала происходящее и вычленяла то, что казалось наиболее вероятным.

А наиболее вероятным казалось следующее. Вряд ли сигнальное заклинание было брошено кем-то из сектантов на поляне. По крайней мере, я не доверил бы им и гвоздя забить, не то что таскать с собой волшебные палочки или какие-нибудь артефакты. Скорее всего, был кто-то рангом повыше, наблюдавший за всем со стороны и решивший, что комедию пора сворачивать. Радикальным способом.

Как бы то ни было, кто-то прекрасно знал, что будет, если бросаться заклинаниями возле Карграда. Кто-то рассчитывал провернуть всё так, чтобы это выглядело максимально по-волшебному. Никто не обратил бы внимания на ещё один костёр, хоть бы он и был создан с помощью магии. Большие костры стали в Санкаре слишком привычным явлением. А вот волшебный свет — это уже совсем другое дело.

Припоминая слова Клода, можно было предположить, что такой исход планировался заранее. Чтобы потом во всеуслышание объявить об очередном нападении злых, кровожадных волшебников на простой народ, заодно обвинив их в бесчеловечном убийстве группы беззащитных служителей культа. Ведь Мотыльки не пользуются магией, не так ли?

Опыт подсказывал, что не так. Совсем не так.

За спиной хлюпало. Под ногами хлюпало.

Как так вышло? Почему так вышло?

Эти сектанты. Мотыльки. Даже умирая в страшных муках, они не издавали ни крика, ни стона.

Это было действительно жутко.

Я едва успел сорвать с лица платок, как меня вырвало. Ноги заплетались, больше не желая слушаться. Сделав ещё несколько неуклюжих шагов, я повалился на землю.

Вода в ручье пахла кровью.

* * *

Вокруг было черным черно. Однако это была не темнота — что-то другое. Слово "пустота" хорошо подошло бы. В ней не было ничего и никого, только я и Максимиллиан. Другой След Нарады сидел напротив, прямо на пустоте, подогнув ноги по-турецки. Некоторое время он сосредоточенно чесал за ухом. Закончив, критически осмотрел палец, будто надеялся найти на нем золото, однако, ничего не обнаружив, поджал губы. Его тонкие тараканьи усики, приподнимавшиеся над уголками рта, нервно дрогнули.

— Кто бы мог подумать, — проговорил Макс, вытирая палец о штаны, — что у тебя окажется такой слабый желудок. Виктор, ты же уже видел трупы раньше. Причём некоторые — в довольно... кхм... разобранном состоянии.

Я хотел ответить, что раньше при мне никого не приводили в, как он выразился, "разобранное состояние".

Но вместо объяснений просто грубо послал его.

Макс поморщился.

— Ну-ну! Не хотел тебя унизить. Просто удивился.

— Удивляйся молча, — огрызнулся я. — Где это мы?

— М-м? А, это! Я снова позволил себе слегка заглянуть в твоё сознание. Любопытные, знаешь ли, вещи тут творятся. Не знаешь? Хм. Ладно. Тогда к делу. Похоже, Вечная Этель вздумала покровительствовать тебе, но, по обычаю модераторов, не видит разницу между покровительницей и нянькой. Она лезет в человеческую жизнь, которой совсем не понимает. Наверняка хочет использовать тебя в своих целях.

— А ты?

— Что я?

Я скрестил руки на груди.

— Какая тебе выгода, Макс? Ты же не просто так, по зову врождённого альтруизма, помогаешь мне? И, вообще, помогаешь ли?