Констебль с Третьего участка

Не буду утверждать, что мой лоб крепче его — наверняка удар несколько смягчил шлем констебля. Именно это обстоятельство и помогло мне придти в себя первым и, схватив Маккейна за грудки, запустить его обратно в кабинет. Влетая в дверной проем он сшиб с ног инспектора Ланигана, с револьвером в руках поспешавшего мне на подмогу, и отбросил с пути доктора Уоткинса, чуть отставшего лишь из-за того, убежден, что ему пришлось взводить курок.

— Чиф, я его беру! — крикнул я перепрыгивая мистера Ланигана, и устремляясь к Маккейну.

— Бери-бери. У Вилька бульдожья хватка, не будем ему мешать, Уоткинс. — донеслось мне в спину.

Остановившийся наконец, в глубине кабинета, преступник схватил с письменного стола статуэтку Святого Патрика, и с воплем "Alba gu brath"

* * *

* запустил ею в меня.

— Черта-с-два! — ответил я, уклоняясь, и налетел на негодяя всем корпусом, отчего мы с ним, как до того немногим ранее дверь, разбили тот самый платяной шкап, где я столько времени просидел в засаде.

Впрочем, удар был не столь силен как в прошлый раз, и несчастная конструкция лишь рассыпалась, а не разлетелась вдребезги. Возможно даже, что ее потом удастся починить.

Маккейн ловко выскользнул из моего захвата и откатился в сторону. Я начал вставать, когда увидал у него в руках здоровую доску — он явно намеревался ею меня ударить (а шкафчик-то был из толстых досок дуба), а потому я тоже поспешил вооружиться здоровущей и широкой доской. Увы мне — негодяй успел первым и часть шкапа с громким хрустом сломалась об мою спину. К моей удаче она, вероятно, треснула до того, как соприкоснулась с моим хребтом, и я пережил этот удар без особых последствий.

Со своей стороны я, недолго думая, распрямляясь и разворачиваясь, дабы придать удару большую силу, приласкал своим орудием Маккейна по лицу и верхней части груди. Преступник покачнулся, сделал пару шагов назад, и с размаху сел на пол. Вскинув доску над головой, я нанес удар ему по темечку.

Маккейн оказался крепок, и не упал окончательно, лишь оперся руками об пол, хотя определенно и пребывал в нокдауне, и я вскинул свое оружие в третий раз.

В этот миг свет от так и стоявшей на полу все время боя лампы осветил мое "оружие", и моему взору открылась дивная по красоте картина во фресочном стиле, какой еще можно видеть в старинных храмах и дворцах-музеумах.

— Ad majorem Dei gloriam!

* * *

** — выдохнул я, и отправил Маккейна в нокаут третьим ударом, после чего медленно прислонил изображение к стене, опустился на колени и истово перекрестился. — Благодарю тебя, Святая Урсула! Теперь я точно знаю кто там, на небесах, молится за констеблей!

Противника, как оказалось, я поверг старинной чудотворной иконой, ранее скрывавшей тайник матери Лукреции.

— Чудо! — раздался от входа в кабинет придушенный женский голос. — Свидетельствую!

Я повернул голову на звук, и увидел сестру Амброзию. Из рук исполняющей обязанности аббатисы доктор Уоткинс бережно принимал штуцер, а сама она опускалась на колени, воздев очи горе и истово крестясь. На лестницах и в коридорах обители слышался топот многочисленных ног и рассерженные женские голоса.

Да уж, наши святые сестры, это вам не континенталки какие — со времен норманских нашествий готовы дать укорот любому.

Инспектор Ланиган, тем временем, подобрал с пола наши с ним наручники, одел их на Маккейна и Доу (последний уже шевелился и слабо стенал), после чего извлек из кармана полицейский свисток и подал сигнал по третьей форме.

— Мистер Вильк, — обратился он ко мне, — прошу Вас, раз Вы в форме, поспешите успокоить сестер обители, пока они до нас не добрались и не разорвали как воров.

Закон у нас, на Зеленом Эрине уважают, представителей его тоже, так что стоило полуодетым монахиням, вооруженным кто кочергой, кто канделябром, увидать у входа в кабинет полисмена, как они сразу успокаивались. Полиция не дремлет, полиция уже здесь. Нет повода для беспокойства.

Чуть позже, когда прибывшие на место констебли уже грузили в арестантский экипаж Доу и Маккейна, ко мне подошел доктор Уоткинс.

— Мистер Вильк, рассейте мои сомнения. — попросил он. — Почему ваш жетон не издал ни звука, когда инспектор Ланиган подал сигнал?

— Но сэр! А если бы кто-то из констеблей за пределами обители, но в пределах его досягаемости для свистка, подал подобный в то время, что мы сидели в засаде, что было бы? Мы бы спугнули воров! Разумеется я надел парадный, не зачарованный. Простая начищенная медяшка, доктор.

— Силен, умен, да еще и святыми любим... Вы меня поразили, констебль.

— У меня хороший сержант, сэр. — с достоинством ответил я.

*Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь. (лат.)

**Под Твою защиту прибегаем, Святая Богородица! (лат.)

* * *

Federation Legale des Idiots Casques (фр.) — flic, жаргонное название полицейских в ряде европейских стран.

* * *

Royal Irish Constabulary — R.I.C. — полицейский револьвер обр. 1867 г. (такой действительно существует)

* * *

* "Шотландия навсегда!" (скотск.)

* * *

** К вящей славе Божией! (лат.)

Глава VII

В которой мистер О`Хара приступает к реставрационным работам, инспектор Ланиган и доктор Уоткинс ведут допрос задержанных, наряд констеблей вызволяет сестру Епифанию из узилища, а Айвен, вместе с невестой, отправляется в оперу.

Разумеется, после окончания нашего приключения в обители Святой Урсулы я предпочел бы отправиться домой, спать — благо на завтра мне вновь предоставили "отсыпной" день, — да и полежать после схватки с Маккейном было бы совсем не вредным (победа, признаюсь честно, далась мне нелегко). Служба, однако ж, есть служба, и вместо рандеву с подушкой я был вынужден отправиться в участок, писать рапорт о произошедшем: наверняка уже утром материалы затребует мистер Канингхем, да и визит эрла Чертилла вполне вероятен. Не может же инспектор Ланиган подать им дело, где отсутствует хоть один документ!

Впрочем, особо много писанины разводить я не стал, да и не о чем, собственно, было. Несколькими строгими фразами я описал, что, по приказу начальства, и совместно с ним, находился в засаде, что в кабинет матери Лукреции проникли двое мне ранее неизвестных, которые вскрыли несгораемый шкаф, и что я, под руководством инспектора, принял меры к их задержанию. Что там еще написать-то было можно?

Посыпав чернила песком, и дав им засохнуть, я проследовал в кабинет инспекторов, чтобы приобщить документ к материалам дела. Дежурный инспектор, мистер Макензи, в это время составлял перечень изъятых из тайника предметов, а мистер Лангиан, совместно с доктором Уоткинсом, вел допрос Доу.

— А что, собственно, у вас на меня есть, инспектор? — с порога услышал я голос задержанного. — Незаконное проникновение, всего-то и делов. Я ведь, заметьте, даже не открывал тайник, только его замки, не говоря уж о том, чтобы что-то оттуда взять. Да что я, право, вы же прекрасно слышали наш разговор с Маккейном. А незаконное проникновение, без цели кражи, это всего-то навсего штраф. Утром полностью признаю вину, уплачу сколько судья назначит, да только вы меня и видели.

— Ну-ну, не надо юродствовать, мистер Доу. — инспектор Ланиган сморщился так, словно что-то кислое ему в рот попало. — Налицо прямое соучастие в краже.

— Так ведь не случилось никакой кражи, сэр!

— Ну хорошо, хорошо. Соучастие в покушении на кражу, Вам эта казуистика вряд ли облегчит участь.

— Да что такое Вы говорите, инспектор? — усмехнулся взломщик. — И что же, мистер Маккейн что-то достал из несгораемого шкафа? Нет, сэр, нет и нет! Он только заглянул внутрь, и не более того! Откуда мы с вами, господа, можем знать, что он не доверенное лицо покойной аббатисы, заблаговременно нанятое ей присматривать за вещичками, коли с ней случится что?

— Э, мистер Доу, прекратите Вы балаган. Я устал, я спать хочу... Маккейна мы расколем, ему нападение на констебля, как минимум, светит. Вот и он сам, кстати, наш герой. Что у Вас, Вильк?

Взломщик вздрогнул и потер здоровенную шишку на лбу.

— Рапорт о сегодняшнем задержании, сэр. — доложил я. — В дело.

— Отдайте мистеру Макензи, он подошьет, когда закончит с описью. Гм, а что это вы так покраснели, голубчик?

Дежурный инспектор, открывший один из фолиантов, сидел неподвижно, вперив взгляд в страницу, и стремительно приобретал цвет вареного рака.

— "Персиковая ветвь". — произнес доктор Уоткинс. — Я говорил Вам, инспектор, что в тайнике будут и подобные произведения тоже.

— Да, хм... — мистер Ланиган подошел к Макензи, заглянул ему через плечо, и придушенно кашлянул. — Однако... А ведь я Вам тогда не слишком-то поверил. Каюсь — был неправ.

Мистер Доу попытался приподняться на стуле, чтобы заглянуть в содержимое книги, но под моим строгим взглядом плюхнулся обратно и вновь потер шишку.

— Неудивительно, что эрл Фартингдейл был категорически против вскрытия тайника. — продолжил старший инспектор. — Это как же нам подобное в опись-то внести, а?

— Полагаю, если не впадать в ханжество, то можно записать как трактаты о... скажем, об обустройстве счастливого семейного быта. — невозмутимо ответил доктор.

— Хм-хм, гм, думаете? А что же, вполне и так можно трактовать. Именно с такой формулировкой и вносите в перечень, мистер Макензи. Вильк, давайте-ка свой рапорт мне, я... недооценил занятость инспектора.

Отдав документ, я уже хотел поинтересоваться, можно ли мне, наконец, направляться домой, когда в кабинете появился отчаянно зевающий О`Хара.

— Неужто это никак не могло подождать до утра, инспектор? — спросил он, и потер ладонями глаза.

— Поверьте — нет. Уведите мистера Доу, мы с ним чуть позже продолжим. — крикнул Ланиган констеблям, дожидавшимся за дверью, и повернулся ко мне. — Помогите-ка нам с доктором, Вильк. Только аккуратно.

Инспектор кивком указал мне на стоящую в углу, упакованную в оберточную бумагу, икону Святой Урсулы (ее тоже, как вещественное доказательство, забрали в участок, хотя я сам слышал обещание мистера Ланигана, которое он давал сестре Амброзии — вернуть образ не позднее завтрашнего полудня).

Освободив икону от обертки мы аккуратно, стоймя, водрузили ее на стол старшего инспектора. Наш штатный художник пригляделся, и потрясенно ахнул.

— Да это же Эндрю Флорин, лопни мои глазоньки! — пораженно воскликнул он. — Но что за негодяй покрывал изображение лаком? Это же бронирование, а не олифление... Постойте, да оно отслаивается.

Мистер О`Хара провел рукавом по поверхности, и на столешницу посыпались темные чешуйки лака, открывая нам удивительно яркие, словно только что нанесенные, краски.

— Сможете привести образ в нужное состояние? — напряженно спросил инспектор. — Это позволит нам привлечь на свою сторону Церковь, что в свете сегодняшних событий будет не лишним.

— Да, но... Нужна не простая, но именно иконная олифа, а у меня ее нет.

— Льняное масло, отбеленное под действием дневного света в продолжение двух лет и вареное затем со свинцовыми белилами или свинцовым глетом? — спросил доктор Уоткинс, и, получив утвердительный ответ, произнес: — У меня есть. Осталось от одного дела... Можете послать ко мне домой, инспектор — миссис Кристи знает, где это.

— К обеду закончите, мистер О`Хара?

— Помилуйте, сэр! Я-то, положим, и к утру закончу, но олифе полтора дня надо сохнуть!

— Ну это-то уже вопрос решаемый... — пробормотал инспектор.

В дверь постучали, и на пороге появился Стойкасл — нынче он был дежурным по участку.

— Сэр, — обратился он к мистеру Ланигану, — осмелюсь доложить, сегодняшний задержанный здоровяк пришел в себя.

— А! Прекрасно. — потер руки старший инспектор. — Давайте-ка его сюда, голубчика... Мистер О`Хара, скажите, как долго Вы будете удалять старый лак?

— С четверть часа, может немного больше. — пробормотал художник не отрываясь от занятия. — Если констебль будет столь любезен, что подержит икону это время.

— Что же, мистер Вильк, не откажете в любезности? — спросил мистер Ланиган.

— Не откажу, сэр. — еще четверть часа без сна я переживу, а поглядеть, как облик святой будет выглядеть без этой, раскритикованной нашим художником лакировки, было страсть как интересно.

Да и конка еще не ходит, а тратиться на кэб (тем паче идти домой пешком) что-то не хотелось.

Вскоре Маккейна, в наручниках, доставили в кабинет.

— Лучше мне не дергаться. — хмыкнул он, покосившись на меня, и тот предмет, что я держал в руках.

— Уж будьте так любезны. — ответил мистер Ланиган, и, кивнув на стул, добавил: — Присаживайтесь.

Задержанный последовал его указанию (пара констеблей, ну просто на всякий случай, осталась стоять рядом с ним), а старший инспектор, сложив руки в замок, посмотрел на него долгим взглядом.

— Скажите, мистер Маккейн... Это, кстати, Ваша настоящая фамилия?

— Да, сэр. — ответил тот.

— Так вот, скажите нам мистер, зачем Вы убили мать Лукрецию?

— Что?!! Да я... — преступник хотел было в возмущении подскочить, но был остановлен тяжелой рукой Мозеса Хайтауэра. — Э, нет, сэр, вот это Вам на меня повесить не удастся! Уж чего-чего, а этого-то я точно не делал!

— А что же делали? — мягко поинтересовался доктор Уоткинс. — Ну, кроме того, что проникли в женскую обитель без дозволения настоятельницы или лица ее замещающего, что действующим законодательством трактуется как святотатство, и оказали сопротивление полицейскому? Ведь это Вы похитили сестру Епифанию, верно?

— Моя вина, сэр. — ответил Маккейн, тяжко вздохнув и поникнув даже как-то. — Не знаю как Вы про это прознали... Но она жива и здорова! Я собирался ее отпустить когда вся эта катавасия со старинными чертежами закончится, ей-богу, сэр!

— Где Вы ее держите?!! — хлопнул ладонью по столу мистер Ланиган.

— В домике, который снимаю, Коннахат-лайн сорок пять, в подвале. Я оставил ей еды и воды, перед тем, как отправиться на дело, сэр, так что...

— Констебль Стойкасл! — крикнул старший инспектор.

Когда тот явился, Ланиган распорядился отправить в дом Маккейна дежурный наряд, и доставить в участок удерживаемую там монахиню.

— Ну а теперь, — сказал Уоткинс, — расскажите нам, что же Вы искали в тайнике аббатисы.

— И на кого работаете. — добавил старший инспектор.

— Сэр... Я не знаю, на кого я работаю. Мне никогда не доводилось видеть этого человека.

— Так! — насупился Ланиган. — И Вы полагаете, будто я в такое поверю?

— А пускай мистер Маккейн расскажет нам свою историю с самого начала, инспектор. — предложил доктор. — Ведь сотрудничество со следствием, если я верно помню, смягчает вину.

— Вплоть до перевода в разряд свидетелей — зависит от степени сотрудничества.

— Что же... — вздохнул арестованный. — Я расскажу вам, господа, историю своей жизни и падения.

Он помолчал немного, собираясь с мыслями.