Констебль с Третьего участка

В потреблении горячительных напитков, конечно, никто особо не усердствовал. Многим, и мне в том числе, на следующий день надо было заступать на службу, да и попросту непринято у нас тут напиваться допьяна, так что утром, сколько сержант к нам не принюхивался, ничего неблаговидного не нашел.

— Тэкс, Вильк, часовых ты мой дел мастер. — резюмировал по результатам осмотра мистер Сёкли. — Чтоб тебе время тянулось подольше, становишься сегодня на спецпост, охранять недоубитого тобой ниппонца. В палату никого, кроме доктора и сопровождающих его сестер милосердия не впускать, наружу тоже не выпускать никого.

— Полагаете, Дэнгё-дайси уже сможет попытаться сбежать, шкипер? — с сомнением ответил я. — Он, как мне думается, сам еще и до ветру ходить не в состоянии. К тому же, я слыхал, он там прикованный лежит.

— Умничать прекращаем, — рыкнул сержант, — а берем ноги в руки и идем в гошпиталь Святой Маргариты, сменять Хайтауэра после ночной смены. И поторапливаемся, поторапливаемся молодой человек!

Так меня и подмывало меня ответить мистеру Сёкли словами из читаной полгода назад книги восточных сказок, — "Слушаю и повинуюсь", — только вот не оценил бы он, боюсь, такого.

Здание гошпиталя некогда принадлежало королевскому семейству, и в разное время повидало среди своих хозяев немало ненаследных принцев и принцесс, было пристанищем двух или трех фавориток, затем было передано под нужды посольства Святого Престола, в те смутные времена, когда Папа держал в Эрине чрезвычайного посланника, и лишь в прошлом веке, когда миновала опасность распространения в благословенной Ирландии англиканской ереси и апостольский нунциий перебрался в особняк, содержать который было подешевле, трон решил озаботится свирепствовавшими в столице хворями, и передал строение ордену Камиллианцев.

* * *

* В настоящее время гошпиталь почти целиком перешел в ведение женской ветви этого ордена, насчитывая в своем штате всего двух братьев-монахов имеющих дипломы докторов медицины — остальные же врачи являлись светскими лицами: кто на постоянной основе, по ангажементу, а кто и бесплатно, хотя и не регулярно — по велению сердца. При том сестрами милосердия и сиделками оставались исключительно камиллианки. Не без гордости за родной город могу отметить, что Дубровлинская община их немногочисленного нынче ордена — самая большая в Европе, что, как мне кажется, нашей столице лишь на пользу.

Конечно, за свою многолетнюю историю нынешнее строение, где расположился гошпиталь Святой Маргариты неоднократно расширялось, достраивалось и перестраивалось, превратившись нынче в разномастный комплекс, где строения времен едва ли не Бриана Бору соседствовали с вполне современными корпусами.

Центральное здание, старинное, в романском стиле, из толстого камня с окошками-бойницами и все еще сохранившимися галереями для лучников, но пристроенными готическими башнями с химерами и узорчатыми балюстрадами многочисленных балконов и террас, как раз и стало пристанищем для Дэнгё-дайси. Ирония судьбы — обитель, носящая имя избавительницы от неправедного суда, клеветы, наветов и беззаконного приговора нынче охраняла убийцу аббатисы от вполне правомерного допроса.

До самого гошпиталя я добрался от участка пешком — благо они расположены не очень далеко друг от друга, и трястись в полицейском фургоне никакой нужды нет. Осведомившись у сидящей на приеме пожилой сестры-камилланки, где мне можно увидеть архиатера, и, следуя полученным от нее инструкциям, вскоре отыскал кабинет главы гошпиталя.

Как и следовало ожидать, оказался он лицом духовным — высокий сухопарый но статный мужчина с усталыми глазами и уже необязательной в наши времена тонзурой, облаченный в черную сутану с красным крестом на груди — традиционное одеяние монахов и священников ордена, — он представился отцом Эгидием. Представился без всякого небрежения, словно равный, хотя в Имперском Табеле о рангах звание его соответствует не менее чем пехотному майору, а узнав кто я, и зачем прибыл, осенил пастырским благословением и взялся лично проводить меня к посту.

— Не стану скрывать, констебль, — сказал он по дороге, — мне не по душе то обстоятельство, что в гошпитале находится закованный в кандалы человек. Да, он убийца и преступник, но и им наш орден не отказывает в помощи, как не должен отказывать и любой добрый христианин вообще-то. Возможно, что он опасен, хотя я и тешу себя надеждой привести эту заблудшую душу к покаянию, когда он пойдет на поправку. Но держать несчастного больного на цепи, словно дикого зверя... Это дикость и варварство какое-то.

— Этот несчастный больной едва не убил двух вооруженных инспекторов, офицера флота Его Величиства, одного констебля и еще одного изрядно отдубасил, отче. — ответил я. — Боюсь, что другого выхода у полиции просто нет.

— Сейчас он не опаснее новорожденного котенка. — печально улыбнулся отец Эгидий. — Поэтому я попрошу вас, мистер Вильк, если во время дежурства Вам покажется что-то подозрительным — не стоит пускать в ход свисток иначе, чем по первой, ну на крайний случай второй форме.

— Но отчего? — изумился я.

— Я не ученый, я только врач. — вздохнул священнослужитель. — Но опыт подсказывает мне, что близкое от людей с подобными травмами применение ваших волховских свистулек сказывается на больных самым печальным образом. Вплоть до летального исхода.

Разумеется я тут же пообещал архиатеру что воспользуюсь свистком только если выхода у меня не будет никакого. Пусть лжениппонец и заслужил петлю, но если он помрет до того, как ответит на вопросы инспектора Ланигана — тот меня со свету сживет. И будет при этом прав, пожалуй.

По пути к нам присоединилось несколько врачей и сестер милосердия — как я понял, любезность отца Эгидия имела и прагматическую сторону: вот-вот должен был начаться врачебный обход пациентов. Что ж, простому констеблю и не стоило рассчитывать на излишнее к своей персоне внимание.

Впрочем, указав мне на сидящего у входа в отдельную палату Хайтауэра, камиллианец вновь преподал мне свое пастырское благословение.

— Ну слава Господу и всем Его апостолам. — увидав меня Мозес поднялся со стула и от души, с хрустом потянулся. — Я чуть не помер со скуки за время смены.

— Что же так? — спросил я. — Неужто нечем было заняться?

— Не то слово. — подтвердил Хайтауэр. — Дежурный врач — надменная скотина, словом не перемолвится — не с монашками же мне было разговоры вести, им же окромя как о вере запрещено.

* * *

** Из чтива тут тоже одни медицинские справочники с журналами, в которых я не смыслю ни бельмеса, да жития святых. А это чтение я еще с воскресной школы переношу слабо. Даже покурить нельзя — дым, мол, не положено. Хотел было забить тайком трубочку, покуда не видит никто — да какое там. Постоянно кто-то туда-сюда шлындает, а с поста не отойдешь. Даже оправиться приходится в палату ходить — ниппонцу ночная ваза покуда без надобности. Думал уже там и подымить малость — благо окно у него широкое, воздух хорошо проходит, если рамы открыть, не учуял бы никто, да только ну как оно и вправду ему от этого заплохело бы? Зато ты глянь, что мне тут презентовали!

Мозес ухмыльнулся и вытащил из внутреннего кармана деревянный пенал, внутри которого оказалась небольшая, источающая сильный кофейно-миндальный запах сигара.

Я вот курение не одобряю. Табак — удовольствие не дешевое (еще бы, из-за океана привозят), особенно табак хороший — а толку от него никакого нету. Сплошной перевод денег на дым, так все финансы в трубу выпустить недолго. К тому же видывал я тех, кто курит долго — кашляют по утрам, словно в угольных копях трудятся, да и одышка их быстро одолевает. Нет уж, не про нас такое удовольствие. Вон, если нравится Хайтауэру на такое деньгу тратить — пожалуйста, а меня увольте.

— Ладно, пошли клиента принимать. — усмехнулся Мозес, увидав, что я не тороплюсь выказать зависти или восхищения. — Мне еще в участок бежать, прежде чем с подушкой встретиться.

И, аккуратно убрав сигару обратно в пенал, добавил:

— После ужина выкурю эту штукенцию.

Дэнгё-дайси выглядел немногим лучше, чем при нашей последней встрече, шторы в его палате были задернуты (как объяснил мне вполголоса Хайтауэр, на любой резкий звук или запах и яркий свет у него пока сильное раздражение и боли, это от, если Мозес ничего в диагнозе не перепутал, черепной травмы головы, которую я устроил убийце), пациент, прикованный к тяжеленной кровати лежал не шевелясь и слабо дышал — спал наверное. Приняв смену и расписавшись в журнале сдачи-приема поста, я сел на стул у входа в палату, и уже начал прикидывать, что бы это мне выдумать, дабы убить время, когда из-за поворота вышли еще два человека. Один из них в такой же, как и у отца Эгидия, сутане, ничем не примечательный джентльмен средней комплекции, явно был вторым монахом-лекарем в гошпитале, а вот рядом с ним... Рядом с ним шел доктор Уоткинс.

Увидав меня он приветливо и, как мне показалось, удовлетворенно даже улыбнулся.

— О, какая удача. Здравствуйте, констебль Вильк.

— Доброго утра, сэр. — ответил я поднимаясь.

— Позвольте Вам представить, дорогой Мартин...

— Уже давно брат Власий, Джон. — поправил мистера Уоткинса монах.

— Да, разумеется. Позвольте представить Вам мистера Вилька, который и обеспечил Вас столь тяжелым пациентом. Тот самый "Чудотворный констебль". Констебль — это мой старый друг и коллега, в миру носивший имя Мартина Макдугласа, а ныне принявшего имя брата Власия, лечащий врач нашего Дэнгё-дайси.

Интересно, а что доктору Уоткинсу тут надобно? Неужто и он служит в гошпитале? Но нет — у него же частная практика. Если слухи о его способностях детектива хоть вполовину правдивы, то он вышел на след Шарлоты Баксон, и тот привел его именно сюда. А означает это очередную порцию приключений. Кончилась твоя спокойная жизнь, Айвен.

*До Первой Мировой войны Трансильвания входила в состав Австро-Венгрии в числе прочих венгерских земель.

**т.е. с кукушкой (родина таких часов г. Триберг, Шварцвальд, кор. Вюртенберг)

* * *

Коффи, Аэнас — бывший акцизный полицейский, изобретатель перегонного аппарата для производства виски.

* * *

Ирландское рагу.

* * *

*Орден регулярных клириков — служителей больных, основан Св. Камиллом де Леллисом в 1584 г.

* * *

**До Декрета "О монашестве" Второго Ватиканского Собора (1963-1965) монахиням запрещались разговоры вне основной их деятельности, а так же прикосновения.

Глава XIV

В которой констебль несёт дежурство справно, но согласно своему разумению, попутно знакомясь с распорядком приема пищи в гошпитале, а вред курения становится полностью доказан.

Конечно, я не стал препятствовать доктору Уоткинсу осмотреть пациента брата Власия. Человек он проверенный, благонадежный, и со следствием по делу об убийстве матери Лукреции сотрудничает с самого начала. Может я и чересчур вольно, конечно, трактовал инструкцию по охране объекта, но дурного в визите мистера Уоткинса к Дэнгё-дайси не видел ровном счетом ничего. Лженнипонец — больной, отчего бы лечащему врачу и не вызвать стороннего специалиста для консультации? А покуда тот консультирует, то является сотрудником гошпиталя, и вход в палату, стало быть, ему разрешен. По-моему так.

У больного врачи пробыли, впрочем, недолго. И правильно — чего там осматривать? Где у фальшивого монаха чего сломалось или ушиблось и так известно, опрашивать его тоже смысла нет — чай не чихает и не кашляет, источник болезни выяснять не надо. А спроси у него доктор где и что болит... Так я не медик, но и сам за больного отвечу: все болит. А нечего было сопротивление при аресте оказывать.

От Дэнгё-дайси брат Власий и доктор Уоткинс пошли осматривать прочих пациентов камиллианца, оставив мня скучать в коридоре. Хорошо, что по пути я прикупил утреннюю газету, полистал, сидя у входа на стуле.

Нынче основной новостью стало испытание подводного корабля "Лир" на острове Холбуолин. Вот уж не знаю, какими посулами на него моряков набирали — не так уж много времени прошло, как подобную монстру в Киле испытывали, так потонул их "Брандтахуэр", и все. Нет, вот не положено, если вам интересно мое мнение, человеку под водой плавать, аки рыбе. Ежели б Господь того хотел, так плавники нам дал.

Газета, впрочем, рапортовала об успешных испытаниях. Ну и слава Богу, что не потоп никто.

Надолго мне, впрочем, чтения не хватило — изрядно я за время службы в полиции в нем преуспел, да и в письме тоже, — и вновь пришлось выдумывать себе занятие. Ну вот не могу я просто сидеть и ничего не делать, а просто в потолок пялиться, или в стенку там. Угнетает меня такое времяпрепровождение. Грусть-тоска снедает.

Увы, отправляясь на дежурство я никак не мог предполагать, что отправлюсь в гошпиталь Святой Маргариты, иначе хоть танграм* бы прихватил. Тоже, конечно, пустопорожнее занятие, но хоть как-то занимает.

Тут как раз подоспела сестра милосердия, собиравшаяся войти к Дэнгё-дайси по своим сестринским делам, но я, твердо помня инструкцию, без доктора пускать ее отказался. Мало ли, кто кем прикинуться может. Инспектор О`Ларри, вон, как-то раз даже в леди переодевался, чтобы убийцу поймать. И поймал! Притащил в участок, нижней юбкой связанного.

Монахиня поджала губы, выказывая мне свое неодобрение, и унеслась разыскивать доктора, бормоча себе под нос что-то о том, что делать-де ей больше нечего, как со всякими там, которые исполнять свои обязанности не дают, пререкаться. Так что и она надолго меня не заняла. Зато, нежданно-негаданно, я увидал среди снующих по коридору монахинь знакомое лицо.

— Сестра Евграфия! Мое почтение. — поприветствовал я старушку, поднимаясь.

— Ах, констебль! Это вы! — облачена она была в одеяние камиллианской сестры милосердия. — Что вы тут делаете? Неужто заболели?

— О, нет. — покачал головой я. — Я здесь по службе. Но что тут делаете вы?

— Я так и не смогла смириться со смертью нашей аббатисы. — печально вздохнула она. — Все в обители напоминает мне о ней, причиняя душевные страдания. Я больше не могла там находиться, констебль, а перебираться в другой город в моем возрасте... К счастью, в ордене Святого Камилла отнеслись с пониманием к моему горю и несколько дней назад я сложила с себя урсулинскую сутану. Теперь вот тут за больными хожу, полы мою...

Мы перемолвились еще несколькими фразам, я искренне и от души пожелал сестре поскорее обрести душевный покой на новом поприще, и она удалилась по своим делам. А мне даже ненадолго интересно стало — пустил бы я ее к Дэнгё-дайсе без врача или нет? После некоторых размышлений я пришел к выводу, что нет, не пустил бы. Она, конечно, человек мне известный, и к делу по которому наш убийца в госпитале лежит прямое отношение имеет, как и мистер Уоткинс почти, только инструкция ясно гласит — сестер милосердия без доктора не пускать. К тому же монахинь разных в гошпитале много, а Уоткинс один.