Незабудка

— Заходи, — радушно пригласил дед.

— Здравствуйте, Иван Данилович. Привет, Таня. Идешь на вечер?

В его голосе чувствовалось волнение.

Девушка раздумывала, что-то удерживало ее.

— Извини, я останусь дома.

В один миг лицо юноши стало расстроенным.

— Не бойся, внучка, — решил вмешаться дед, — со мной все будет в порядке. Соседка обещала зайти. Придут в гости друзья, отметим праздник. Иди, повеселись с молодежью.

Парень обрадовался поддержке.

Веселой шумной компанией ребята шли по заснеженному лесному пути. Олеся со Славиком кидались снежками. Таня тоже успела несколько раз попасть в парней, получив в ответ целый град снежков. Ели и сосны, укрытые пушистым снегом, торжественно стояли вдоль дороги, делая ее сказочной. Небольшой мороз образовал крепкий настил из снега — идти было легко. Таня косилась на оживленное лицо Юры, и ей становилось тревожно. Неужели нечаянно дала повод, надеяться на ответное чувство?

Почему наши чувства не всегда совпадают? То ты любишь, а тебя нет. То тебя любят, а ты не любишь. Была бы влюбленность инфекцией, заражаешь, кого нужно, и порядок. Она хмыкнула, глядя на Славу. Нет! Не хотела бы заразиться от него. Ни за что на свете!

После новогоднего концерта началась дискотека. Юрий танцевал только с ней. Его сильные руки лежали на талии девушки. Чуть прижимая к себе, он лавировал между танцующей молодежью. Дыхание юноши шевелило волосы на ее макушке. Она невольно сравнивала его с Лукьяновым. От объятий Дорохова у нее не кружилась голова, не билось учащенно сердце, могла думать о чем угодно.

"Где сейчас Сашка? Что делает? Тоже танцует, обнимая кого-то. У Юры сейчас такое счастливое лицо. Не нужно было оставаться на танцы. Не хочу сделать его несчастным. Только не его!"

В этой школе тоже играл школьный ансамбль. Юноша пел несколько песен с ансамблем. Уходя на сцену, шепнул Тане:

— Следующая песня для тебя.

Девушка усмехнулась: один играет, другой поет. Только она бездарность.

Зазвучал чудесный, мягкий баритон. Слова песни она разобрала плохо, но припев услышала четко:

Белый чайничек из Гжели,

Темно-синие цветы,

Неужели, неужели,

Ах, меня не любишь ты.

На нее смотрели. Вероятнее всего догадывались, для кого он поет.

"Верно, не люблю. Ты нравишься мне как человек, но тебе не это нужно", — горько подумала девушка и стала потихоньку выбираться из зала.

Отыскала в раздевалке пальто. Торопливо оделась и выскочила на улицу. До села шла быстрым шагом. В изнеможении села на крыльцо, не чувствуя ног. Стояла тишина. Ни одна ветка не колыхалась в заснеженном саду. Дыхание успокоилось. Можно заходить в дом.

Дед в комнате находился один. Часы показывали половину двенадцатого. Таня подошла к печи, отогрела замерзшие руки. Иван Данилович налил в бокалы шампанское, протянул внучке.

— Давай выпьем по капельке в честь Нового года. Почему ты так рано пришла?

Девушка взяла бокал.

— А почему ты один? Где друзья и соседка? Нехорошо обманывать. — Она поняла, для чего он придумал гостей.

За окном мелькнула тень. Скрипнула входная дверь. В комнату вошел Юра:

— Никогда так не поступай. Я подумал, что-то случилось. Перепугался до смерти! — Он не мог отдышаться. Воздух со свистом врывался в горящие легкие.

— Что, кавалер, барышню упустил? Сбежала, что ли, — усмехнулся хозяин дома, оборачиваясь к растерянной внучке.

Таня налила бокал и протянула его юноше.

— Извини, я не подумала, что ты будешь волноваться.

Часы пробили двенадцать.

Голубой огонек дед смотреть отказался. Отправился спать. Гость тоже собрался уходить, но Иван Данилович остановил:

— Посиди еще, составь даме компанию.

Они сидели на диване недалеко друг от друга. По телевизору шел концерт. Молчание затягивалось. Он мучился, не мог подобрать слова. Руки холодели от волнения.

— Почему ты ушла? Я что-то не так сделал, обидел тебя? — голос прозвучал хрипло, как будто ему сдавило горло.

Девушка не знала, как объяснить свое поведение и щадила его чувства.

— Не ты, а я все не так сделала. Извини меня.

— Не надо извиняться. Я тебе не нравлюсь?

Он не умел лукавить и считал: правда всегда лучше лжи. Не хотел, чтобы его жалели.

Таня смотрела в глаза, понимая, этот сильный юноша заслуживает честного ответа.

— Ты мне очень нравишься как человек, не как парень.

— Тем более не извиняйся. Ты не виновата, что стала дорога мне. — Юра проглотил, мешавший говорить ком в горле. Взъерошил густые черные волосы. — Хочешь, чтобы я ушел?

Девушка опустила голову, рассматривая узор на старом ковре.

— Так будет лучше.

Она чувствовала себя так, будто выстрелила ему в сердце.

На улице хлопнула калитка. Все стихло. Выключила телевизор и легла в кровать. Ну что стоило судьбе подарить Юре взаимную любовь. Он столько пережил — достоин другого, небезответного чувства. Почему жизнь так не справедлива?

Татьяна переживала, что Дорохов обидится, но он разговаривал с ней как обычно. Вел себя так, словно не было того разговора ночью. Только глядел теперь украдкой, когда она не замечала этого. После уроков возвращались домой пешком. Юра разговаривал больше с Олесей. Изредка обращался к Тане, голос сразу становился неровным, ласкающим. Несмотря на протесты, проводил девушек до дома. В почтовом ящике она заметила конверт. Школьная сумка полетела в снег. Руки затряслись. Какое разочарование — письмо было от Жени. Залпом прочла его. Строчки плясали перед глазами. Медленно перечитала еще раз. Подруга писала о том, как они отмечали Новый год. Праздник встречали у Ларисы. Ее родители уехали в Москву. Было очень весело. Женя до утра гуляла с Лешей по улицам поселка. На вечеринке Сашку обхаживала Ледовская. Болотина встречала их возле клуба. Видела, как они целовались. В конце письма советовала забыть Лукьянова, если она еще не забыла этого бабника.

Таня стояла во дворе, потеряв всякую способность двигаться. Ей казалось: у нее по клеточке, по кусочку умирает душа.

Иван Данилович видел в окно: внучка подошла к почтовому ящику. Вынула конверт и стала читать. Через некоторое время он снова выглянул. С листочком бумаги она так и стояла посреди двора. Разогрел обед и нарезал хлеб. От нечего делать еще раз подмел кухню. Внучки все не было. Опять посмотрел в окно. Стоит на прежнем месте. Деда это озадачило. Оделся и вышел на улицу. Мороз был слабый. Ветер совсем стих. Почудилось, что идет дождь. Пригляделся — нет, шел снег, особенный, мелкий, легкий. Крохотные снежинки, падая на лицо, руки, мгновенно таяли. Он шел под падающим снегом, а ощущение дождя не покидало. Таня не оборачивалась. Ее пальто и шапка стали белыми. Иван Данилович подошел ближе и заглянул внучке в мокрое не то от слез, не то от тающего снега лицо. В ее глазах стыла такая боль, что мужчина испугался. Вынул из ее руки письмо.

Прочел и облегченно вздохнул: "Слава богу, все живы. Остальное поправимо".

Крепко держа горемыку за плечи, повел в дом.

Плакала она долго. Дед сидел рядом, гладил по голове, как маленькую. Успокаивать не стал, пусть выплачется. Девушка обессилев, умолкла. Он, укрыв ее одеялом, ушел. В восьмом часу вечера страдалица проснулась. Взгляд сонный, несчастный. Глаза, нос опухли, губы сделались толстыми и не красивыми. От ужина наотрез отказалась. Иван Данилович присел рядом:

— Ты сейчас думаешь: все, жизнь кончилась. Нет. Только начинается. Ты стала взрослой. Учись принимать удары судьбы и распознавать, что важно, а что нет. Послушай меня немного. В шестнадцать лет я поступил в военное училище, в двадцать — закончил. Был самоуверенный и глупый лейтенант. Через год попал в госпиталь с первым ранением. И там встретил свою будущую жену. Она работала медсестрой. Девушка своенравная с характером, но для меня красивее ее никого не было. Свадьбу сыграли в военном госпитале. После ранения мне дали отпуск. Приехали в родное село Настеньки — Степановку. Пока долечивался, четыре месяца счастья пролетели, как одна минута. Потом очередное задание Родины в чужой стране. Жена осталась, ждала ребенка — твою маму. Не поверишь, кругом смерть, а меня тоска мучит, хоть волком вой. Будто на части разрезали. Половина тут, половина с ней осталась. Глаза закрою, стоит Настенька, улыбается. У меня вместо сердца дыра образовалась.

Ребята говорят: "Соберись, иначе сам пулю поймаешь и нас не прикроешь".

Посоветовали, приударить за любой девушкой. Уверяли, станет легче — проверено. Выбор там был небольшой. Пригласил медсестру скоротать вечер. Согласилась. Ночь теплая. Луна огромная. Девушка льнет, слова ласковые говорит. Знаю, что врет. И я вру, но лечиться — лечиться. После полуночи пришел в часть. Ребята смеются, ну что, отпустило? Понял я тогда, что они имели в виду. Такая злость на себя взяла. Навсегда осталось чувство, что унизил и обокрал свою душу.

Любовь — это не только сплошная радость, но и мука, если в разлуке. Боль эту надо в себе выносить, перестрадать без помощи со стороны. Это только кажется помощью, а на самом деле губительный яд. Почему ты думаешь, не все выдерживают расставание? Разлюбили? Не всегда. Разлука — тяжелый, душевный труд. Многим просто не под силу. А дубликаты любви не нужны. До конца верны не столько те, кто сильнее любит, а те, кто умеет ждать. А бывает ошибка, глупый случай, не затронувший сердца. Нужно уметь прощать. Дать шанс все исправить. Я не знаю, какой он человек, парнишка, из-за которого так переживаешь. Вдруг там просто чепуха, ошибка. Твоя подружка, что-то не так поняла.

— Вряд ли Женя будет лгать и придумывать, — запротестовала Таня.

— А кто говорит, что она выдумала. Могла не разобраться. Смотри сердцем, верь ему. Понять, где ложь, а где правда, можно посмотрев в глаза, только тогда принимай решение.

Никто и никогда не говорил с ней так откровенно и честно. Она не заметила, как все рассказала деду: о договоре с Сашкой, о чувствах к нему. Он внимательно слушал.

— Не торопи события. Если ты нужна ему, все разрешится само собой.

— Скажи, вы молодыми были другими? Только и слышно, что нынешняя молодежь плохая. Позорим отцов и дедов, — буркнула внучка.

— Чепуха, люди не меняются. Всегда были герои и трусы, добрые и злые, жадные и щедрые. Меняются только времена и эпохи.

— Дед, а почему у вас с бабушкой только один ребенок? Вы больше не хотели детей? — Девушка ойкнула, вопрос вырвался нечаянно. — Извини, можешь не отвечать.

— Не волнуйся, это не секрет. Я слишком долго воевал: Ангола, Вьетнам, потом Афган. Мы больше находились в разлуке. Настя очень боялась остаться матерью-одиночкой. И мне, и ей дорога каждая минута, которую провели вместе. После ранения, когда меня комиссовали, было уже поздно заводить детей. Я очень виноват перед ней. Мои ранения — ее шрамы на сердце. Слишком много она пережила. Твоя бабушка умела ждать. Я очень любил ее, но принес столько боли и одиночества. Иногда думаю: ни один воинский долг, тем более в чужой стране, не стоит слез жен и матерей.

Они еще долго беседовали. Таня заочно узнавала свою бабушку.

* * *

Их беседы стали потребностью для обоих, говорили обо всем. У деда был особый дар, говорить на равных, не делая скидку на возраст. Иван Данилович давал ответы на вопросы внучки открыто и честно. Учил ее ценить жизнь в любых проявлениях. Как-то она спросила:

— Почему любовь проходит?

— Ты полюбила и думаешь: такой взрыв чувств будет всегда. Душа не на месте, покоя нет. В крови, будто жидкое пламя, хочется плакать и смеяться одновременно. Это может продолжаться год, два, ну три, потом чувства станут спокойнее. Войдут в русло, как река, бурлившая весной в половодье, входит в берега. Это вовсе не значит, что любовь прошла. Просто чувства стали качественнее, глубже. Ни один человек не может долго жить на пределе, взрыве чувств: он бы сошел с ума. Природа придумала предохранительный клапан. За вулканом ощущений следует их спокойное течение. Люди часто не понимают этого и начинают, как наркоманы, искать, чем подстегнуть угасающий фейерверк эмоций. Правда, если не было любви, а только влюбленность, новизна проходит и оказывается: у людей нет ничего общего. Их связывают только дети. Вот тогда настоящая беда. Даже не знаю, что хуже. Когда люди расстаются или когда живут вместе, заражая детей своей не любовью. Настоящее чувство роднит. Прежде чужие друг другу люди становятся одним целым. Болит у одного, больно другому. А радость не делится — она удваивается. Чем старше любовь, тем осознаннее чувства и сильнее привязанность. Родство происходит уже на глубинном уровне: становится невозможным жить друг без друга.

— Получается, что любовь из одного состояния, переходит в другое. Так просто. Зачем же тогда ищут новую любовь? Ошибаются, предают? Почему мало счастливых семей? — Таня грустно смотрела в окно на падающий снег.

— Думаю потому, что большинство хочет счастья, прежде всего для себя любимого. Такое счастье эгоистично и иллюзорно. Да и не может человек быть постоянно счастлив, если только он не идиот, — засмеялся дед.

"Оказывается, у него заразительный смех", — подумала она удивленно.

— Но как определить любовь это или влечение?

— Сразу видно будущего химика. Вот бы еще препарат такой разработать. Милая моя девочка, это всегда будет загадкой. Одно скажу: не стоит торопить события. Нужно чуть подождать. Влюбленность растает, как снег на солнышке, долго не продержится. Я, например, был счастлив от того, что Настя понимала меня. Была самой нужной, родной, ласковой женщиной на свете.

"А дед запомнил", — подумала внучка.

В одной из бесед она мимоходом упомянула, что любит химию и будет поступать в институт, не определилась только в какой.

— У родителей были друзья. Даже будучи маленькой, я понимала: какая это замечательная пара. Когда они расходились, чуть не поубивали друг друга. Куда подевалась их любовь? — Таня остановилась посреди комнаты, глядя на деда с любопытством. — Попробуй, объясни.

— От любви до ненависти — один шаг. Так говорят. На самом деле тысяча мелких шажков. Это непримиримость и нежелание понимать другого человека. Неумение поступиться своим хочу и буду. Требование измениться как нам угодно, не меняясь самому. Быт быстро выявляет все недостатки. Он снимает с небес любую принцессу и принца. Вдруг оказывается у любимого человека куча недостатков, своих-то мы в упор не видим и прощаем себе многое. Нам не хватает терпения, такта, чтобы не тыкать носом в ошибки. Если уж исправлять характер, то сначала свой. Удивлять по-хорошему нужно всю жизнь. Моя Настя это умела. А еще некоторые неумные личности буквально не дают дышать своей половинке. Они забывают, что в клетке жить не возможно. Как видишь, есть тысяча возможностей убить любовь. Какую из них использовали друзья твоих родителей, можно только догадываться. Мы же не ангелы. — Дед подошел к окну, прислушался. — Поднимается ветер, к утру будет пурга.