Горькая брусника

"Пижоны, днем катают клиенток на лошадях, ночью купают в реке. Смотрите, какой сервис устроили. Прямо высший уровень романтики. Хорошая у них работка, неплохо устроились", — разозлилась я.

Во втором мужчине я узнала напарника Матвея. Олег усердно наливал дамам шампанское, в ход пошла уже третья бутылка. А я все не могла заставить себя уйти от этого места. Зазвучала музыка, кто-то включил магнитофон. Женщины сбросили полотенца и устроили танцы на пляже. Одна из девиц активно флиртовала с Матвеем, две других с переменным успехом пытались поделить Олега. Мне почему-то было очень неприятно наблюдать, как девушка, смеясь, обнимает Ангела, а тот с удовольствием отвечает на ее заигрывания.

"Еще немного и превращусь в вуайеристку, подглядывая за чужой жизнью. Только это подсматривание никакого удовольствия не приносит. Вечно я делаю неудачный выбор, — отругала я себя. — Мне на фиг не нужен этот бабник".

Ехидина, сидящая внутри, присовокупила: "Да ты ему тоже не больно-то нужна". Так, препираясь сама с собой, я вылезла из кустов и медленно двинулась в сторону кладбища. Прошел час, но я все еще не пересекла дорогу, ведущую к месту последнего упокоения.

Черт, неужели я заблудилась, отойдя от реки? Ведь это просто невозможно. Кладбище находится на возвышении рядом с рекой. Но я действительно заплутала в ночном лесу, чуть удалившись в сторону. Какой-то странный звук послышался впереди, я остановилась и прислушалась: сквозь стрекот цикад и писк комаров раздавалось заунывное пение или монотонный речитатив. Осторожно, боясь наступить на сухие ветки, я пробралась вперед и замерла: что-то огромное и черное торчало передо мной. Еле сдержав крик ужаса, внимательно присмотрелась — дольмен. Плутая по лесу, я набрела на каменные могилы древних людей. Чуть в стороне от дольмена горел костер, а вокруг него двигались, как сомнамбулы Леший и его подружки-ведьмы. К узнаваемым персонажам добавился еще один незнакомый мне мужчина. Он, как и я, был во всем черном, капюшон, закрывал лицо — разглядеть его внешность не удавалось.

"Еще один приверженец темных сил, — подумала я.

Поклонники дьявола водили хоровод, что-то пели и бормотали. Потом Аглая высыпала из мешочка в костер какую-то траву, ветер донес до меня приятный, сладковатый запах. На ум пришел анекдот про деревни. О том, как в одной из деревень сожгли коноплю, а другой сильно повезло — ветер дул в их сторону. Вот и я сейчас нанюхаюсь всякой дряни.

Компания поскакала вокруг костра веселей, тряся головами и руками. Леший подсыпал еще травки, пляски возобновились с новой силой. Я невольно вдыхала этот ароматный дымок, через пять минут с трудом еле сдерживалась, чтобы не хихикать, глядя на их Соловецкие пляски. Аглая сняла блузку, Варвара последовала ее примеру. Леонид достал из мешка петуха.

"Ага, значит, будут приносить в жертву эту птицу-бедолагу", — сообразила я.

Аглая вцепилась в голову петуха, Варя взялась за тушку, а Леший начал пилить шею птицы ножом. Но или нож забыли наточить, или парень, нанюхавшись дыма, не мог осилить несчастное петушиное горло. Птица отчаянно вырывалась и била крыльями, наконец, ее мучения закончились. Голова петуха полетела в костер. Под текущую из горла птицы кровь, девушки подставили ладони и начали себя мазать. Все это действо походило на пародию африканского обряда Вуду, подсмотренного в кино. Мужчина в черном прикиде забрал у Лешего обезглавленного петуха и хозяйственно положил его в холщевый мешок.

"И правильно, — хмыкнула я. — Чего зря добру пропадать. Завтра лапшу сварит".

После обмазывания кровью, Аглая подсыпала в костер еще травки и вся четверка, бодро запрыгала вокруг огня. Это выглядело комично и совсем не страшно. Почитатели нечистой силы пыжились изо всех сил, но со стороны их потуги смотрелись более чем забавно. Их танцы продолжались долго, меня начало клонить в сон, заболела голова. Очнулась я от тишины и сопения. Мужчины слизывали с обнаженных бюстов ведьм подсохшую кровь.

Тьфу, гадость. Меня затошнило. Я начала догадываться, чем закончится обряд по недвусмысленным движениям мужчин. Пора покинуть эту обкуренную компанию, никакого желания созерцать дальнейшее у меня не было. Я знала, как добраться от дольменов к кладбищу. Выбравшись на дорогу, не удержалась и выплеснула содержимое желудка в траву. Голова нещадно болела, перед глазами крутились звездочки. С трудом удалось разглядеть стрелки часов.

"Ничего себе, половина третьего ночи".

Добралась до кладбища только из упрямства. Проходить внутрь не стала, решила постоять у ворот. Дело в том, что я помнила одну старую байку, рассказанную мне бабушкой — матерью отца. Есть поверье, будто после полуночи все неупокоенные души, погибшие насильственной смертью, обязательно проходят через ворота погоста на места своей гибели, а потом в "мертвый час" возвращаются к своим могилам. Ворота служат проходом в потусторонний мир мертвых. Честно сказать я не верила ни в эту байку, ни вообще в подобный бред, щекочущий нервы. Но почему бы не проверить самой. Где-то в самой глубине души мне очень хотелось, чтобы это оказалось правдой. Тогда бы смогла увидеть сестру и расспросить ее. Я находилась еще довольно далеко от ворот кладбища, когда со стороны реки показался неясный белесый силуэт. Пришлось закусить губы до крови, чтобы не огласить окрестности своим диким визгом. Одно дело рассуждать, а другое встретить что-то чуждое и страшное от невозможности понять и объяснить его. Медленно, как бы плывя над землей, к воротам кладбища приближалась девушка с распущенными по плечам волосами. Что-то очень знакомое почудилось в ее фигуре, чертах лица. Я не верила своим глазам: в открытые ворота погоста заходила моя сестра. Вот она медленно повернула голову в мою сторону, словно могла видеть, где я нахожусь. Алена замерла на миг и глянула прямо на меня. Такого ужаса я никогда не испытывала. Каждый волосок на голове и теле стал дыбом. Я моргнула несколько раз и попыталась отступить назад, но ноги не слушались. Сердце колотилось где-то в горле, во рту пересохло. Я не могла отвести взгляд от ее бледного лица с черными впадинами глаз. Наконец Алена все также медленно повернула голову в сторону ворот и вплыла в них. Пока я приходила в себя от страха, она исчезла.

Так, пора прекращать походы по ночам, а то свихнусь, от кошмаров на яву. Что-то не так в этом Вереево. На одно село целая стая ведьм и колдунов. По кладбищу призраки шастают, в лесу маньяки орудуют. Дольмены зачем-то рядком стоят — полный набор аномалий. И тут меня осенило: Алена не похоронена на этом кладбище, она вообще еще не похоронена. Тогда почему ее призрак здесь бродит?

Чуть успокоившись, но все равно перепуганная и порядком подрастерявшая веру в свою храбрость, я отправилась домой. Теперь я пугалась каждой тени и каждого куста. Добравшись к дому Полины Андреевны, с облегчением вкарабкалась на подоконник и шлепнулась на пол своей комнаты. Хорошенько прикрыла раму на шпингалет и быстро разделась.

Вот, гадство, придется идти в душ, от меня несло потом, как от рабочей лошади — видимо, я испугалась сильнее, чем предполагала. Тело отреагировало, выделив липкий пот и неприятный запах. Чтобы не разбудить бабу Полю, снова выбралась через окно и потопала в летний душ. Вода была еле теплая, но принесла огромное облегчение. Уже привычным путем вернулась в комнату. Мне или показалось, или так было на самом деле, но в комнате пахло ландышами. Я недоуменно принюхалась и пожала плечами. Ложась в постель, впервые в жизни перекрестила подушку, бормоча "Отче наш".

Проснулась я от голоса бабы Поли. Добрая старушка снова звала меня завтракать. У нее уже вошло в традицию будить меня по утрам.

— Попозже, я еще не выспалась, — пробормотала я, глядя на дисплей телефона. "Господи, только девять утра".

За дверью послышались ворчливые слова Полины Андреевны.

— Впервые вижу таких сонь. Спит половину суток, как сурок.

Проснувшись, я побрела на кухню и попила чаю с конфетами. Бабы Поли рядом не оказалось, и помешать моему сладкому пиру было некому. Происходящее ночью, теперь белым днем показалось бредом.

"Наверно дыму нанюхалась у костерка будущих колдуний?"

Пришлось стирать черный костюм, пропахший всякой дрянью. Вдруг еще пригодится? Со стиркой я провозилась почти час: постирала пару футболок, костюм, сарафан и джинсы. От непривычки стирать руками грубые джинсы, растерла пальцы. Довольная от хорошо выполненного дела, повесила мокрое белье на веревке в саду. Потом уселась с ноутбуком за стол во дворе. Из открытого окна кухни доносились голоса бабы Поли и бабы Зои. Они вспоминали чьи-то похороны. Фраза соседки о том, как красиво лежала Анна в гробу покоробила меня и напомнила о кладбище. Я старалась не слушать их пересуды, но потом насторожилась, услышав слова Полины Андреевны.

— Хорошо, что моя новая квартирантка не гулена. Никто не задурит ей голову. Правда поспать любит, дрыхнет по двенадцать часов.

— Это все умственный труд. Коля тоже спит полдня. Сама знаешь, какая у него сложная работа. Вся бухгалтерия леспромхоза на нем.

Ага, значит внучек Зои Ивановны бухгалтер. То-то он выглядит, как ботан.

— Сравнила, у Николая ответственность, а вот с чего Настя такая соня. Зоя, ты слышала, что бабы болтают насчет наших ведьм и Леньки?

— Нет, не слышала. Я седни в магазин не ходила.

Я насторожилась и навострила уши. Что там местное сарафанное радио передает?

— Леонид как связался с Варькой и Агнешкой совсем с катушек съехал. Девки воображают себя ведьмами, и парня с панталыку сбили. Тьфу! — сплюнула баба Поля. — Так вот бабы спозаранку за малиной в Дальний кут отправились и видели, как из лесу сначала выбежал черт, а спустя время за ним с того же места, где дольмены, вышли девки и два мужика. Одного-то мужика признали — это был ваш Ленька, а другого не смогли. У него капюшон все лицо закрывал. Видать они черта вызвали, что-то просили у него.

Так, значит, местные кумушки меня за черта приняли. А я думала, что удалось проскочить в село незамеченной. И сколько же времени женщины просидели в кустах, если дождались выхода поклонников нечистой силы? Словно отвечая на мой вопрос, послышался взволнованный голос Полины Андреевны.

— Бабы так перепугались, что ноги отнялись, они в орешнике почитай час просидели.

Я тихонько фыркнула, усердно делая вид, что печатаю на ноутбуке. У обоих старушек я была, как на ладони. Из окна кухни прекрасно просматривался весь двор.

Почему сборщицы малины не подумали, что у черта должен быть хвост? Неужели воображение женщин само его дорисовало?

— А все девки виноваты. Учились в какой-то Академии магов в Москве, всем стали говорить, будто у них третье око открылось и они теперь способны на многое: будущее видеть, талисманы на богатство спроворить, порчу снять, чакру открыть, — добавила баба Зоя.

Послышалось звяканье ложек о фарфоровые чашки. Бабульки добавили себе чайку.

— Чакры, — поправила подругу Полина Андреевна. — Я фильм про Индийских йогов видела, чакры — это энергетические центры на теле человека.

— Вот-вот их и открывают. Аглая на кофе и костях гадает, Варька с духами разговаривает. Сама видела: к ним люди на прием идут. — Досада чувствовалась в голосе пожилой женщины. — А Ленька, как телок, на веревочке за ними ходит. Не по душе мне это все.

— Самое смешное, что находятся такие люди, что им верят, — возмущалась Полина Андреевна.

— А ведь доиграются, попадут дьяволу в лапы. Боюсь я за Леньку, все-таки какой никакой, а родственник. И Маша мне говорила: совсем сынок от рук отбился. Твердит одно и тоже: "Каждый зарабатывает на жизнь, как может".

— Вот идиотки! Поглядели бы на судьбу Феодоры, может, расхотелось бы становиться ведьмами.

— А и правда, Поля, расскажу Леньке, как Феодора свою жизнь поломала. И умение колдовское не спасло ее. А ведь она ведьма природная не то, что эти свиристелки.

"Ничего себе. Леший — родственник бабы Зои", — удивилась я. И, заинтересовавшись разговором, подошла к окошку.

— Можно и мне с вами чайку попить? — умильным голоском хорошей девочки спросила я.

— Заходи, Настя, — обрадовалась новому собеседнику Полина Андреевна.

— Я тут краем уха услышала про ведьму Феодору. Расскажите мне очень интересно

— Все женщины их семьи — ведуньи. Людей лечили, скоту помогали. И Феодора такой была, столько добра сделала. Как-то к нам в село в тридцать четвертом году прислали в колхоз нового ветврача. Он приехал в Вереево с молодой женой. И вот влюбилась наша Феодора в него. Все сделала, чтобы разлучить их. Приворот сделала на крови, присушила его. Он жену беременную бросил, а та с горя ребеночка-то и скинула. А ветврач чахнуть и болеть стал. Присушить-то Феодора присушила, да видать он сильно жену любил. Поэтому его душа с телом не в ладах находилась. Жена ветврача пожила здесь еще несколько месяцев одна, да и уехала домой к родителям. А там через некоторое время умерла. Ветврач, как узнал об этом, в петлю полез. Пришла Феодора из лесу и вынула из петли уж хладный труп. А спустя два месяца сама родила двух мертвых младенцев. Больше она вредительством не занималась, да поздно: жизнь отомстила ей за чужую исковерканную судьбу. С тех пор она помаленьку лечит и живет бобылкой почитай уже лет пятьдесят. Всех родных схоронила, осталась в роду последней.

— А ведь Феодора ездила на родину ветврача покаяться и прощения у его семьи попросить, — вдруг заявила баба Зоя.

— Да ты что! — удивилась Полина Андреевна.

— Знаешь, что ее добило? Феодора узнала, что жена ветврача уже дома родила второго ребенка-мальчика и умерла родами. Значит, они как-то преодолели ведьмины чары и сумели увидеться без ее ведома. Кстати, у него была фамилия как у тебя, Настя, странная такая. Я еще подумала: где ее раньше слышала? — Зоя Ивановна пристально посмотрела на меня.

Баба Поля смутилась.

— Это я Зое сказала. К слову пришлось. Уж больно занятная фамилия. Ты ж мне паспорт сама показывала, — напомнила мне Полина Андреевна.

— Вы хотите сказать, тот ветврач носил фамилию Зима? — мое сердце колотилось, как перепуганная птица в клетке.

— Точно. Не твой ли родственник это был? Фамилия-то редкая, — предположила баба Зоя. — Ты на всякий случай держись подальше от Феодоры. Мало ли чего.

— Нет, вряд ли, — покачала я головой. — В наших семейных преданиях нет такой истории. Или... мне никто не рассказывал. Хотя... я знаю, что дед Иван рос сиротой. Он потерял родителей в младенчестве. Его воспитали бабушка с дедушкой. А вы не знаете, как звали ветврача? — поинтересовалась я у Зои Ивановны.

Бабулька пожала плечами.

— Не припомню. А ты, Поля?

Полина Андреевна покачала головой.

— Давно это было. Разве все упомнишь.

— Понимаю теперь, почему Феодора нелюдимая, — заявила я. — К ней, наверно, никто не обращается за помощью или лечением?

Обе старушки смутились и отвели глаза.

— Ходят люди к ней, чего же не ходить. Если помогает, — озадачила меня баба Зоя и потянулась за очередным пряником.

А Полина Андреевна добавила: