| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Вот зайчиков еще бы пасторальных, — пробубнила, сползая с кровати. — на тот бережок.
Муж мой натренированно проснулся:
— Агата?
— Спи. Я — по обычному маршруту.
— Я — с тобой, — вдруг, подорвался он.
Вот это да!
— Ник, ты чокнулся... И где же эти... тапки?
— Сейчас подам, — зевая, обул меня он. — Пошли.
— Куда?
— По твоему "обычному маршруту". Ты — в туалет, а я — на кухню. Чайник поставлю, мяту с душицей заварю. Ты ведь обычно...
— Ага, — сузив глаза, оповестила я.
Ник свою угрозу воплотил, и к моему приходу под медным чайником вовсю плясало магическое пламя, подпрыгивала над паром крышка. Ник сдернул чайник с плиты, влил кипятка в подставленную кружку, пустив по тихой кухне аромат. Водрузил мой чай на стол, придвинул сахарницу, мед, варенье, вспомнил про ложечку. Я — следила, молчала и ждала. Наконец, он сел за стол:
— Как ты себя...
— Где наша сковородка?
— Агата, ты чего?
— А ты чего? — душевно зашипела (Варвары тут лишь не хватает).
Мой муж вздохнул:
— Чай пей.
— Спасибо, не хочу.
— А может, рагу твое овощное разогреть?
— Ник?
Он тоскливо уставился в шар света над столом:
— Скажи, любимая, мне: что с тобой?
Вот и начало.
— Ничего.
— "Ничего"? Ты соблюдаешь пост. Но, с этим, ладно — на пользу, наш лекарь говорит. Стала, вдруг, тихой и задумчивой. Все время бледная. Когда одна, разговариваешь вслух и постоянно что-то пишешь в своем дневнике.
— Это тоже — к "нашему лекарю".
— Все перечисленное? — уточнил мой муж.
Я задумалась и постаралась быть честной:
— Нет... Ник, все нормально.
— А малыш...
— А что, "малыш"?
— Он очень беспокойный. Хотя в этот период должно быть наоборот.
— Кто тебе сказал?
— Я... читал.
— Так, наверняка, про обычных беременных, а не обремененных беролаков.
— Агата, расскажи мне: что с тобой? Я должен знать. Чтоб быть готовым.
— К чему, мой любый? — и в правду, интересно.
— Ко всему.
Вот это да...
— Ник?
— Что?
— Спать пойдем.
— Агата?
— Я сейчас лишь одного хочу: чтоб ты меня обнял, прижал к себе и мы с тобой уснули вместе.
— О-ох... Ну что с тобой поделать?
— Спать пошли?..
— Спи, любый. Спи.
Бессовестно, конечно, накладывать на Ника заклятье сна, но... я должна ее увидеть. Должна.
Сегодня ночью она пришла. Встала тихо у стола. Я тоже молча уткнулась взглядом в полотенце на крючке сквозь мутный силуэт. Потом не выдержала:
— Стэнка, я тебе, хотя б немножко, помогаю?
— Да. И с каждым днем все больше. Тебя это тревожит?
— Не знаю, — и мотнула головой. — Я не знаю. Я лишь надеюсь, что все не зря. И... ты мне снилась.
— Я в снах не разбираюсь, — вздохнула травница.
— Я — тоже... Что следующее у нас?
— Самое большое твое благое дело. И самое сложное. Ты должна быть к нему готова.
— К чему? — посмотрела я в глубокие глаза.
— Я расскажу, когда закончу свой последний рассказ...
__________________________________________
15 апреля.
— Стэнка, подружка, теперь ведь тебя точно возненавидят все наши стожковые невесты, — такой вердикт после рассказа вынесла Солена, страдальчески вздохнув.
Будто до дня минувшего она была примером. Образчиком. Хотя вчера еще травница задумалась. Но, ненадолго. А теперь и вовсе...
— Красота и... благолепие, — потягиваясь безмятежно, застыла напротив распахнутого в палисадник окна. И повторила. — Красота.
Воробьи в кустах сирени согласно ей загалдели. Ветер взметнул от земли запах жасминов и чистой росы. Черная корова повернула к окну Стэнки голову, брякнув колокольчиком на шее. Зевающий пастух шугнул ее к остальным, медленно идущим вдоль улицы на выпаса. Солнышко выглянуло из-за тучи, скользнуло по травнице своим лучом...
— Куда?! От я тебя, а ну сворачивай, лахуд... Благословите, отец Зоил!
Утро за распахнутым окном обещало еще один добрый день... Что?!
— Бог благословит, брат Остромир.
— Что-о? — и Стэнка из этого окна чуть не упала, но, разглядела. Сначала длиннющую косу, приткнутую к штакетнику палисадника, а потом и... — Матушка моя, — нырнув назад, упала она на лавку и приложила руку к груди. — Матушка моя.
Стук в ворота, вежливый, но настойчивый, сподвиг ее захлопнуть рот. Девушка еще несколько мгновений так и сидела. Под стук за окном и биение собственного сердца. И подскочила открывать.
Мужчина с другой стороны ворот был облачен по-прежнему, в обычную одежду, причесан и свеж. Но, вдруг, растерялся: глянул с улыбкой на запыхавшуюся Стэнку. Та в ответ тоже замерла:
— А-а! Б-лагословите, Святой отец, — и, шагнув вперед, склонилась.
— Бог вас благословит, сестра Стэнка, — легла ей на макушку большая ладонь и медленно скользнула над ухом. — Я...
— Что? — вскинула девушка глаза.
Священник качнул головой:
— Я вашу косынку принес. Вы ее вчера в бане забыли.
— А-а. Спасибо.
— И еще, у меня будет просьба.
— Какая?
— Научите меня косить. Где-нибудь на вашем месте.
— Косить? На моем наделе?
— Ну да. Мне вчера заказ мой отдали и...
— Добро.
— А если нам прямо сейчас?
— Пойти косить?
— Пойти учиться. Или я вас от дел отрыва...
— Не-ет!
— Ну, тогда, отлично. То есть, добро. У меня время свободное появилось: утренние Службы пока отменены, на период страды. Так что, надо его с толком использовать.
— Для вашей лошади? А как ее зовут?
— Лошадь мою? Мушка. Только ей провиант Синод предоставляет. Мы с Мушкой на пару на его жаловании.
— Понятно... Ой!
— Что? — замер отец Зоил.
— А косу то мы вашу...
— Забыли... — и оба, глядя на оставшийся за спинами дом травницы, засмеялись.
Однако на выбранной Стэнкой поляне, отец Зоил явил собой (вот он, точно) "образчик" усердия. Девушке хватило лишь раз показать, как он забрал у нее тяжелую косу:
— Теперь — моя очередь, — сказал, прицельно глядя в высокую траву перед собой и...
— Резче!..
— Так?..
— Ага!.. Прямо над землей и острием в нее не тычьте!.. И спину прямее!.. Добро! — сама с ладонью у лба застыла. — Шаги ровнее! Два шага и замах! Не надо суеты! Лишняя трата сил!
— Понял!.. У меня получается? — обернулся он с сияющим лицом.
Травница в ответ кивнула и тоже расплылась в улыбке:
— Ага, получается.
Ш-ш-жум. Ш-ш-жум, широко расставляя ноги, пошел он дальше по прокладываемой упавшей травой полосе. Ш-ш-жум. Ш-ш-жум, пела его отточенная коса. Девушка смотрела мужчине вслед: как он старается. Как ходят под рубахой его широкие плечи. Как ветер полощет ее на стройной фигуре и играет длинными золотыми волосами... Ш-ш-жум. Ш-ш-жум... Как он хорош теперь. Как слаженно вписывается в эту лесную поляну со своей поющей косой и Стэнка на миг даже представила, будто отец Зоил — простой деревенский мужик за обычным занятьем, а она сама... Матушка моя... И только сейчас поняла, что пропала. По-настоящему, пропала. Все ее девичьи мечты сложились в целостную картину: тоска по родительской заботе, защите старшего брата и любви единственного суженого. Мечты эти слились и воплотились в одном лишь человеке на свете. Нет, не в священнике и не в отце Зоиле. Во Владе. Владе Гулане. Стэнка пропала...
— Сестра Стэнка?
— Что? — выдохнула она, открыв глаза.
Мужчина, стоящий напротив, вытер со лба рукавом пот:
— А вы можете домой идти. Я сам тут всё. Я же научился.
— Добро.
— Что с вами? Вы где витаете? В каких далях? — улыбнулся Святой отец.
Ох, если бы он знал. И чем она теперь лучше той же Марыли или Каролинки?.. Да хотя бы тем, что ОН сейчас стоит пред ней, Стэнкой Дивнич. Лишь руку протяни и дотронешься, почувствуешь:
— Ничего. То бишь, нигде. А вы долго не косите — роса уже почти сошла. А потом заходите ко мне. Я квашню с вечера поставила, — и довольно улыбнулась. — Вы с чем пирожки любите? Настоящие, без приворота?
— Я? — радостно переспросил Святой отец и взметнул к небу лицо. — Да хоть с чем... А вообще, со щавелем в сахаре. Очень.
— Добро. Будут вам пирожки со щавелем в сахаре вприкуску со стрекозиным молоком. Только...
— Обязательно приду.
— Ага, — и все с той же улыбкой, развернулась к Стожкам...
Вся последующая седмица пролетела легким перышком по ветру. Да и Стэнка сама летала. Только этот ее "полет" ни в какое другое сравнение не шел, а именовался просто и тихо "счастьем". В состоянии счастья взметнулся в небо на полянке стог сочного прогретого сена, был подправлен огородный забор, освоен десяток новых рецептов и столько оговорено-рассказано, что хоть книгу пиши "Про подвиги и волшебство". Стэнка и сама не заметила, как они с отцом Зоилом перешли с "выканья" на интимное "ты". Впрочем, этим их "интим" пока кончался и то — еще одно открытие для девушки, знающей силу поцелуев и мужских ласк. А оно ей пока не надо было. Хватало и того, что он — рядом... Он. Вот с именем мужским как раз загвоздка вышла, потому как называть своего суженого Зоилом Стэнка категорически не могла, а Владом именовала лишь про себя, да еще тихим шепотом: "Вла-д"...
На восьмой день утренний дождик вспугнул Стэнку с "Вла-дом" от огородной печи прямиком в пустой тихий дом. Да они уж успели всё, и хозяйка дома в доказательство водрузила на стол в избе огромную миску жареных пирожков в подтеках сока. Отец Зоил втащил за ней следом тазик с посудой и прошествовал с ним прямиком в кухню:
— Молоко в погребе?! — огласился из-за занавески.
Стэнка сама себе кивнула от стола:
— Ага! — а потом в очередной раз подумала: "Счастье... И неужели люди так годинами живут? Десятками годин?.. А может, они со временем забывают, что живут в этом счастье? Привыкают к нему, как к венику у двери или новым оконным занавескам?.. Надо, кстати, их поменять. Повесить те, с вышитыми ландышами и...
— Ты где-то опять витаешь, — с улыбкой произнес отец Зоил, опуская на стол крынку и кружки.
— Витаю, — откликнулась ему Стэнка. — Садись. Я — сама, — и взяла крынку в руки.
Мужчина послушно опустился на лавку, не отрывая от Стэнки взгляда:
— У тебя...
— Что? — выдохнула она.
— Нос в муке. Иди ко мне, я оботру... — она даже глаза закрыла, когда он осторожно провел теплым пальцем по носу. Тихо вздохнул и, приподнявшись... чмокнул девушку в самый кончик. Стэнка вздрогнула. — Ты... чего?
— Ничего, — и замотала головой. — Ничего, — рука ее сама потянулась к намокшей от дождя золотой прядке на лбу, но на полпути замерла. Мужчина перехватил ее, пропустив собственные длинные пальцы между маленькими девичьими, потянул на себя. — Значит, так священники дев обольщают? — две руки сомкнулись за мужской головой.
— Не знаю, — шепотом откликнулся ей отец Зоил. — Я священником еще не "обольщал" никого. Поэтому, на всякий случай: ты позволишь мне тебя... поцело...
— О-ой, — и оба обернулись к двери. Оторопевшая Солена сползла по стенке на табурет у косяка. — О-ой...
— А дальше то что? — глядя на нее, засмеялись "застигнутые".
Солена открыла рот:
— Благословите, отец Зоил. И я, наверно... пойду.
— Солена, ты куда? — разомкнула Стэнка руки.
Мужчина встал с лавки, направившись к двери:
— Бог благословит, сестра Солена, — улыбаясь, перекрестил ее, приложился к светлой макушке пятерней и обернулся назад. — Я за третьей кружкой?
— Ага. А ты давай, проходи от порога за стол. Или "благовония" не чуешь?
— Чую, — глядя вслед мужчине, кивнула подружка.
— То-то же. Пирожки с творогом и медом. Удались сегодня, а вчера мед весь в сковородку утек... Солена, ты чего? — и уставилась в растерянное девичье лицо.
Та качнула головой:
— Если б я... — но, осеклась при виде вернувшегося отца Зоила.
— Все готовы? — проконтролировал тот посадку за стол и после молитвы спросил. — Как поживаете, сестра Солена?
— Ой, — вновь зашлась она в смущеньи. — Спасибо, благодарствую. А я... уф-ф, дело у меня к вам, отец Зоил.
— Так я слушаю.
Солена скосилась на Стэнку:
— У меня просидьба через три дня. И, вообще-то, батюшка хотел сам вас на нее пригласить, но, раз уж...
— Солена! Радость какая! Разродился твой Леош! — подпрыгнула из-за стола Стэнка и повисла на качнувшейся подружке.
Последняя теперь и пятнами пошла:
— Ну-у... Отчего ж, "разродился" то? Как полагается всё у нас... Отец Зоил?
— Да, конечно, — уверил тот, глядя на эту сцену. — Только время скажите заранее. Стэнка, пожалуйста, сядь. А насчет сроков, церковь наставляет годину за девушкой ухаживать.
— Чего? — обмерли обе "девушки".
Мужчина кивнул:
— Угу. Чтобы узнать друг друга хорошо, а уж потом...
— Матушка моя, — опустилась Стэнка назад на лавку. — Ну, ничего себе... "срок".
И каждый вспомнил про пирожки, которые, кстати, и в правду "удались". А вот после, над уже опустевшей миской, отец Зоил расслабленно выдохнул:
— Благодарствую.
— И вам ответно благодарствую, — отозвалась ему Стэнка (стряпали ж вместе).
Солена лишь глазами хлопнула — ей такое зрелище впервые видеть.
— А ко мне завтра два проверяющих из епархии приезжают, — продолжил Святой отец.
— Зачем? — мигом вскинулась Стэнка.
— Не знаю, — дернул он плечом, потом задумался. — Я здесь уже две месячины. Может, так и положено. А ты... — и глянул в стэнкины глаза. — сегодня на вечернюю Службу придешь?
О-ох. Придет ли она? Да за седмицу — ни разу. Да что "за седмицу"?..
— А мы вместе с ней, — оповестила подружка. — Так ведь, Стэнка?
— Придем.
— Вот и добро, — улыбнулся отец Зоил. — А сейчас мне пора. Стэнка, ты меня проводишь?
— Конечно, — и почему так время быстро летит?.. Надо еще раньше вставать...
Вот в этот раз подруги пришли в церковь вовремя. Она уже была полна людей, переминающихся вдоль расписных стен. И девы в количестве пяти нетерпеливо торчали на хорах. На появление Стэнки первыми среагировали именно они — локтями друг друга по очереди: сестра Марыли, сама Марыля, конопатая Душица, Каролинка. Последней досталось Натушке. С ней Стэнка взглядом и встретилась. Натушка свой отвела и присоединилась к шушуканью подружек. Уф-ф... Если уж она, то, неужто "пророчество" Солены — вещее? И травница уткнулась глазами в окно сбоку. В аккурат до момента, когда алтарные двери распахнулись, и из них медленно появился отец Зоил, схожий с золотым сосудом в своем золотом фартуке, опоясанном золотым поясом и в надетой сверху золотой накидке. Венцом же — золото собственных кудрей. Стэнка едва не ахнула от такого небывалого вида. Девы на хорах вмиг затянули: "Господи, помилуй. Господи, помилуй". Отец Зоил взглядом нашел в толпе травницу. И вечерняя Служба началась.
Длилась оная недолго, но показалась Стэнке чем-то неземным и бесконечным. И пока люди в ответ на пение отца Зоила и молитвы, крестились и кланялись, она тоже всё делала, но природу мага никто не отменил. И по природе своей Стэнка видела сейчас много: кто чистосердечно радеет, кто пришел в храм просто так. Но, главное — ее единственный суженый, от которого исходил по сторонам свет и глаза его лучились, а голос, уносясь под свод, был схож с голосом Божьим — строгим, повелительным. Нет, это был теперь не ее Влад Гулан. Она зрила то вполне четко и понимала — мир вокруг тоже чужой. Это мир, в котором она — гостья, приглашенная по щедрости хозяина ради того, чтоб явить ей свою силу. Она — лишь гостья тут. Постижение этого и напугало Стэнку и потрясло. Поэтому, когда двери в алтарь за отцом Зоилом закрылись, а стожковцы начали по одному выходить вон, девушка так и осталась стоять, не дыша.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
