Уравнение любви

— Ладно, давай сюда мой приз, — с этими словами Сергей аккуратно отложил колоду карт на стол и придвинулся ближе.

— Какой приз? — я сделал безуспешную попытку отсесть, но уперся боком в подлокотник.

— Как какой приз? Поцелуй, — хитро прищурив глаза, он добавил — Еще скажи, что не помнишь.

— Я не... — вовремя спохватившись, что повторить последние слова значит признать его правоту, я быстро поправился — Не о каком поцелуе речи не было. И вообще, я не девочка, чтобы с тобой целоваться.

Я собирался уйти, но потом вдруг неожиданно понял, что если сейчас это сделаю, то он не станет меня останавливать. И что потом, когда я один останусь в своей комнате? Буду мучиться раскаяньем, сожалением, сомнениями, в сотый раз задавать в тишину вопросы, на которые мне никто не даст ответа? Как он ко мне относится на самом деле, что чувствует и есть ли у таких отношений будущее? Сможем ли мы больше выиграть, чем потерять или они с самого начала не принесут ничего кроме боли? Вспоминаю слова Оли о том, как непросто смириться с тем, что у тебя все иначе, что ты не перед кем не можешь раскрыть душу, никому не можешь довериться, ожидать в ответ что-то кроме удивления, жалости, презрения или возмущения. Но с другой стороны у каждого человека есть что-то, какой-то секрет или тайна, о чем он никогда никому не расскажет. 'Вы сможете быть вместе только если сильно дорожите друг другом и доверяете. Ты должен быть уверен в том, что чувствуешь'... А что я чувствую? Он мне нравится, очень нравится и с каждой минутой, проведенный в общении с ним, я чувствую, что это чувство многократно усиливается. Мне хорошо рядом с ним и вряд ли это можно списать на дружескую симпатию. Что еще? Ах да, я его ревную ко всем Таням, Викам, Каринам... Когда я вижу, как он с одной из них разговаривает, улыбается, мне просто хочется все крушить от злости, обиды и бессилия. А вот что он думает обо всем этом? Кроме того единственного поцелуя, устроенного им свидания и ревнивого поведения после, он еще ни разу не говорил мне о своих чувствах, не давал мне каких-либо обещаний, уверенности в том, что я могу стать для него особенным человеком... Обо всем этом я размышлял, прижимаясь спиной к подлокотнику и вцепившись пальцами в диванное покрывало. Опустив глаза, я ждал ответа, который в любом случае менял все, но в какую сторону, это мне еще предстояло узнать.

Помолчав, Сергей вздохнул и придвинулся ближе. Он приподнял мое лицо, обхватив его пальцами за подбородок, и шепотом попросил:

— Посмотри мне в глаза, пожалуйста.

Поколебавшись долю секунды, я выполнил его просьбу.

— Я никогда не относился к тебе как к девочке, даже не думал об этом. Точно также я никогда не воспринимал тебя как объект для насмешек и с самого начала старался быть во всем честным. Я думал, что после нашего поцелуя, а тем более свидания ты поймешь это и поменяешь свое отношение. Может быть я где-то поторопился, где-то был недостаточно внимателен и чуток, многого не сделал, чтобы подготовить тебя к этим отношениям, в чем-то ошибался, но для меня это тоже впервые. До этого я встречался только с девушками и отчасти по этой причине совершал столько ошибок, не всегда поступал правильно. А еще меня путало, мучило и злило твое поведение, то, как ты упорно делал вид, что между нами ничего не происходит. Но если бы я не испытывал к тебе чувства, в искренности и силе которых не был уверен и не чувствовал, что тоже для тебя что-то значу, то никогда не стал бы делать все для того, чтобы мы были вместе, понимаешь?

С этими словами он наклонился и легко прикоснулся губами к моим губам, давая возможность прислушаться к себе, и либо ответить на поцелуй, вместе с ним приняв и чувства, либо отстраниться и навсегда отказаться от них, отказаться от него. Я выбрал первое. Судорожно вздохнув, я обвил его шею руками, притянул к себе и раскрыл губы, давая разрешение продолжить поцелуй, и, спустя мгновение, позволил углубить его, пропустив его язык в рот. Положив руки на спину, он приподнял меня и, перетащив к себе на колени, прижал всем телом. Его язык то проникал в мой рот, на несколько мгновений сплетаясь с мои языком, то вдруг исчезал, заставляя меня неосознанно постанывая от разочарования, инстинктивно подаваться за ним следом и еще теснее прижиматься к Сергею.

Его правая рука тем временем легла мне на затылок и, вплетясь в волосы, легко потянула назад, заставляя откинуть голову, и подставить шею под требовательные поцелуи. Другая рука забралась под майку и начала гладить вдоль позвоночника, то поднимаясь, то опускаясь. Из моих приоткрытых губ вырывалось тяжелое и прерывистое дыхание, а его язык, словно изучая, пробуя на вкус, медленно скользил по тонкой коже, проводил дорожку от основания шеи до мочки уха. Обхватив губами, он сначала ее прикусил, а потом стал вылизывать ушную раковину.

Задрав майку, он провел руками от моих бедер вверх и, положив их на грудь, стал мять соски большими пальцами. Наше прерывистое дыхание смешивалось, мое тело плавилось от желания, словно по венам бежал жидкий огонь. Наклонив голову, он взял один сосок в рот и принялся играть с ним языком, покусывать, посасывать, в то время как его руки, опустившись, принялись мять мои ягодицы. Потом он тоже самое проделал и со вторым соском. Такое со мной творилось впервые. В ушах шумело, сердце колотилось как бешеное, готовое в любой момент выпрыгнуть из груди. Уже ничего не соображая, зарывшись пальцами в его мягкие волосы, я притягивал его голову ближе, еще теснее прижимаясь бедрами к его бедрам, словно стараясь слиться в одно целое, потеряться друг в друге. В начале скованный смущением и неопытностью, я робко отвечал на его прикосновения, но потом, все больше и больше смелея от откровенных ласк, я принялся водить руками по его плечам, спине, наслаждаясь ощущением теплой влажной кожи под ладонями...

Я не заметил, как его рука забралась в мои штаны. Только когда пальцы сомкнулись на члене, я, вместо того, чтобы ее оттолкнуть, тихо всхлипнул и, проведя языком по пересохшим губам, что-то простонал. Не знаю, чего больше было в этом стоне: просьба немедленно остановиться, прекратить эту сладостную пытку или продолжать, перейти какую-то черту, сделать последний шаг... Еще раз впившись в мои губы голодным поцелуем, вложив в него и страсть, и нежность, и обещание, он уложил меня на спину и, нажал на колени, развел мои ноги в стороны, устраиваясь между ними. Не поднимая головы, он поцеловал мой живот, обхватил руками бедра, и его губы скользнули ниже.

— Что ты делаешь? — прошептал я срывающимся от возбуждения голосом, и попытался подняться, выбраться из плена, в который сам же и позволил себя заключить.

Но его руки надежно удерживали меня, не давая возможности отстраниться, а в следующее мгновение губы сомкнулись на возбужденной плоти, заставляя забыть обо всем на свете и, выгнувшись, отчаянно застонать, задохнувшись от неожиданности и наслаждения.

Закусив губу и дрожа, я вцепился в покрывало так, что побелели пальцы и уставился невидящим взглядом в потолок, чувствуя, что стоит только мне один раз взглянуть вниз, и я не выдержу этого напряжения. Его губы скользили, плотно обхватывая член, то полностью заглатывая, то почти полностью выпуская...Сумасшедший, безумный ритм...

Почувствовав, что до конца осталось совсем немного, я попытался его оттолкнуть, уперевшись в плечи. Почувствовав сопротивление, он участил движения, усилил давление губ, языка... Мучительно выгнувшись, я вскрикнул и обессилено упал на смятое покрывало. Словно через вату, до меня донесся тихий довольный смех. Его рука дотронулась до моей щеки, поворачивая голову, и хриплый голос обжег ухо дыханием:

— Я и не думал, что ты такой чувствительный.

Позволив себе наконец-то встретиться с ним взглядом, я тут же об этом пожалел: его глаза смотрели немножко удивленно, немножко насмешливо, изучающе... А еще в них было какое-то странное выражение, которое одновременно пугало и притягивало, отзывалось пробеганием дрожи по спине...

Улыбнувшись, он демонстративно провел языком по губам, слизывая белые капельки. В этот момент я отчетливо понял, что никуда от него не денусь, и судя по всему сейчас он думал о том же.

Чувствуя, как на лице появляется запоздалый румянец смущения, я прошептал:

— Извращенец, — и в ответ снова услышал смех.

— Если ты не трус, то выходи и мы сразимся как мужчины! — грозно прокричал я, размахивая пером на шляпе и радуясь, что благодаря ее широким полям, закрывающим половину лица, для зрителей в зале осталось незамеченным, как мучительно я покраснел при последних словах.

Мне даже не приходилось изображать ярость: я итак был просто в бешенстве! А причина как всегда была одна, и именно она сейчас, двусмысленно ухмыляясь, насмешливо смотрела на меня сверху-вниз с импровизированного корабля, щуря свои наглые серые глаза и удерживая принцессу за связанные спереди руки.

— О, ваше высочество, я смотрю вам прямо нетерпится, чтобы я проткнул вас шпагой! — широко улыбнулся пират во все свои тридцать два зуба и незаметно подмигнул.

— Если ты немедленно вернешь мне принцессу целой и невредимой, то я обещаю пощадить твою жизнь! — а про себя я мрачно подумал: только попадись мне в руки...

— Вы напрасно тратите свое драгоценное время, ваше высочество — я не отдам ее вам! — он стал медленно спускаться по лестнице вниз, ведя за собой девушку — Более того, теперь и вы мой заложник! В обмен на ваши жизни я получу все, что только пожелаю, в том числе безграничную власть и деньги, и никто не сможет меня остановить! — легко оттолкнув девушку в сторону, пират выхватил шпагу и сделал ею в воздухе несколько фигур — Сдавайтесь!

В этот момент он настолько был похож на самого настоящего пирата, каким его обычно изображают на обложках приключенческих романов, в исторических фильмах о любви, что я невольно залюбовался, позволив всем остальным мыслям вылететь из головы. Сергей, заметив, что я немного отвлекся и никак не реагирую на его действия (по сценарию я должен был незамедлительно выхватить шпагу и вступить с ним в поединок), нерешительно поразмахивал шпагой перед моим носом словно веером. Вика, заметив, что ее уничижительный взгляд на меня не действует, возведя глаза к потолку... к небу и протянув в мою сторону руки, трагичным голосом сымпровизировала:

— О, прошу вас, не убивайте его, сохраните его жизнь для меня и во имя всего, что вам дорого, позвольте нам быть счастливыми!

Причем складывалось такое впечатление, что она с этой просьбой обращается не к жестокому пирату, а ко мне, принцу, ее горячо-любимому жениху. Но какой бы абсурдной не выглядела ситуация со стороны, ее слова наконец заставили меня очнуться. Несколько раз удивленно моргнув, я попытался вытащить шпагу, но она как назло не поддавалась. Скосив глаза вниз, я увидел, что ее эфес зацепился за ниточку камзола. Судорожно ее дергая, я с чувством произнес:

— О, дорогая, прошу тебя, не унижайся перед этим чудовищем, я этого не стою, — у самого чудовища в эту минуту подозрительно подергивались кончики губ, увлажнившиеся глаза сияли и весь его вид говорил о том, что еще немного и он либо заплачет, либо задохнется от с трудом сдерживаемого смеха — И он тоже, — мрачно закончил я, испепеляя Сергея взглядом.

Не выдержав, он откинул голову назад и искренне расхохотался, но при этом его смех был не мрачно-торжествующим, а таким веселым, что у зрителей, сидящих в зале, могло сложиться ошибочное мнение, что пират попался редкостный садист.

Приложив неимоверные усилия, мне все-таки удалось высвободить шпагу. Дольше не отвлекаясь, я ринулся в атаку и наши клинки наконец-то встретились. Немного покружив по сцене, Сергей стал теснить меня в сторону корабля. Следуя сценарию, я запрыгнул на нижние ступеньки лестницы, ведущей на корабль и стремительно развернувшись, выбросил правую руку вперед, чтобы выбить у противника шпагу, после чего бой был бы завершен в мою пользу. Вдруг оступившись, я закачался на месте, пытаясь выровнять равновесие, но не удержавшись, с тихим вскриком полетел вниз, от страха зажмурив глаза. Только спустя несколько долгих секунд я осознал, что неминуемого столкновения с твердой поверхностью пола не произошло. Кругом была абсолютная тишина и я отчетливо слышал взволнованные удары собственного сердца, отдававшиеся барабанной дробью в ушах. Инстинктивно сжав руки сильнее, я почувствовал под пальцами мягкую ткань и ,нерешительно приоткрыв один глаз, обнаружил себя на руках у Сергея, вцепившимся в ворот его рубашки. Принцесса стояла, вытаращив глаза и приоткрыв рот от удивления. А в следующее мгновение зал взорвался громкими аплодисментами и, чувствуя как горит кожа на лице, я отчаянно пожелал проснуться...

Опустив сумку на пол, я обессилено упал спиной на кровать, раскинув руки в стороны. Закрыв глаза, я попытался собраться с мыслями, осознать, что же все-таки произошло за такое короткое время в моей жизни и определить свое отношение к этим переменам. Как бы там не было, но все они так или иначе были связаны с одним человеком, Сергеем, и чтобы лучше разобраться в сложившейся ситуации, пожалуй стоит вернуться в недалекое прошлое. Какими были наши отношения с того момента, как он перешел в наш класс? Ответ запредельно прост — никакими. Мы вообще не пересекались, ни в общих разговорах или действиях, ни в учебе. Причиной этому я считал то, что мы были слишком непохожими, словно из разных миров. За несколько месяцев, что мы учились в одном классе, мы едва ли перебросились и парой слов. Не скажу, что такое положение вещей меня полностью устраивало, но в глубине души я понимал, что такого яркого и привлекательного парня как он, все время окруженному людьми, вряд ли может что-то во мне привлекать. Я просто смирился и не делал попыток первым с ним заговорить, как-то сблизиться, потому что заранее был уверен в их бесплодности. Полностью его игнорировать у меня не получалось, да это если честно и было-то невозможно, но я научился делать вид, что не замечаю его, а потом настолько привык к мысли, что все, что происходит правильно, что так и должно быть, что уже сам не замечал, как иногда ищу его глазами, думаю о нем — это как бы стало моей неосознанной привычкой. Случайно ли или намеренно касаясь его взглядом, в голове зарождались и проплывали какие-нибудь мысли, но не оставляли заметного следа в сердце. Да, с одной стороны я им восхищался и понимал, что никогда не буду ему интересен и в какой-то степени завидовал, но не черной, ядовитой, а какой-то спокойной, не раздражающей душу завистью, вызывающей внутри лишь что-то вроде грусти и смутного сожаления.

Потом его отношение ко мне как-то незаметно переменилось: я все чаще стал замечать на себе задумчивый взгляд серых глаз. Иногда он мог что-то говорить людям, которые в тот момент были рядом, но его взгляд почему-то останавливался на мне, как будто случайно, но в то же самое время он почему-то заставлял меня нервничать, сковывал движения и напрягал мышцы спины. Но поскольку я был абсолютно уверен в том, что ничего для него не представляю, как говорится — пустое место, то не придавал этому значения. Я ошибался: чем дальше, тем чаще и настойчивей меня стало преследовать ощущение, что каждый мой взгляд, каждое слово, движение не исчезают в никуда, оставшись незамеченными. Такое внимание к моей скромной персоне вызывало двоякие чувства: и приводило в недоумение, и льстило, но природное упрямство брало верх и я до последнего отказывался верить в очевидное. Только после того, как Сергей стал намеренно меня задевать без всякой на то причины, вплетать в нити общих разговоров, конечно не называя моего имени, но всем итак было понятно, кого он имеет в виду — только после этого во мне начало просыпаться беспокойство и нервозность. Стоило мне только зайти в класс и, даже не поворачивая головы, я чувствовал, как все его внимание, мысли тут же концентрируются на мне, словно один мой вид его раздражал. Я не могу сказать, что все было настолько плохо. Сейчас, вспоминая об этом, я прихожу к выводу, что слишком серьезно ко всему относился, слишком сильно переживал каждый не то что неприятный, но какой-то неудобный момент. То, о чем другие сразу же забывали, я долго носил внутри, переосмысливал, мучился, уставал, но сколько не пытался, все равно не мог заставить себя его ненавидеть: моей неприязни, вызванной его очередным поступком, хватало лишь на короткое время.