До этого момента Вали дрался с Кадре, играюче расправляясь с теми раз за разом — так что он считал, что он силен. Даже если он встретится с кем-то невероятно могущественным, то он всегда может положиться на свое [Божественное Разделение]. Он попытался применить его на Сазексе — и попытка забрать половину силы Люцифера буквально сломала его.
Он понял свою ошибку спустя мгновение, попытавшись сбросить излишнюю энергию — и этого все равно оказалось недостаточно. Крылья, броня, шлем — все разлетелось на части. Руки, ноги, тело — все буквально взорвалось изнутри. Если бы Альбион не бросился на помощь — скорее всего история Вали и закончилась бы на этом месте, не от атаки а он того, что он попытался проглотить кусок больше, чем он может — и чуть не задохнулся от этого.
Впрочем, его текущее состояние в восприятии Вали не слишком отличалось от смерти. Его [Лонгинус] разломился на части, уйдет еще несколько дней до того, как он сможет призвать его обратно — даже Альбиону было нелегко принять силу Люцифера. Его тело было в самом слабом и уязвимом состоянии за всю историю его жизни — он был слабее, чем когда он был ребенком и мог только принимать избиения от отца.
И он ничего не мог поделать с собой.
Если бы не этот факт, то Вали бы уже наплевал на все запреты Азазеля и сбежал бы искать Тобио — того, кто заменил ему настоящую семью. Наказание, проигрыш в бою, даже если бы он помер, стараясь найти Тобио — Вали было плевать. Умереть преследуя достойную цель было не самым плохим способом умереть для Вали. Умереть бессмысленной смертью — вот что было страшно.
Прямо сейчас Вали был не соперником даже для какого-нибудь заблудившегося шестикрылого, не говоря уже о том, чтобы всерьез отправляться в город, кишащий демонами и Серафалл... А если там объявится Сазекс — то любой шанс найти и вытащить Тобио отправлялся коту под хвост.
Не только вытащить Тобио, даже шанс сбежать из-под надзора Азазеля у Вали в данный момент был призрачным.
Это выводило Вали из себя.
Он не привык полагаться на других, не привык ничего не делать, покорно ожидая развития ситуации, и уж тем более не привык проигрывать. Но текущий условия были таковы, что Вали проиграл и мог теперь только молчаливо ждать день за днем, пока Азазель и другие выжившие Кадре стараются сделать хоть что-то.
Вали даже понимал своим рациональным умом, что Азазель действительно хотел найти Тобио — но к черту рациональность, когда дело касалось его приемной семьи!
Поэтому все, что Вали мог делать в данный момент — это бессильно скрежетать зубами, покорно ждать и надеяться, что Тобио действительно залег на дно и вот-вот подаст сигнал о том, что он жив...
И что худшее уже было позади.
* * *
Гризельда Кватра проделала путь до неприметной машины — небольшой семейный серый минивэн, примерно такой, какой и должна была водить неприметная женщина средних лет, внешность которой благодаря паре касаний косметики и смене одежды она приняла — после чего нажала на педаль газа, удаляя минивэн прочь. Взгляд Гризельды, наученный самым лучшим учителем в мире, практикой, не отклонялся от дороги еще долгие километры, пока она окончательно не убедилась в том, что покинула возможный радиус наблюдения падших, прежде чем найти небольшую заправку и остановиться на той.
-Ситуация у падших даже хуже, чем я могла себе представить,— когда скрипнули колеса, окончательно останавливая свое движение, Гризельда перевела взгляд на женщину из Особого Отдела рядом с ней,— Уже переслала отчет?
-Только что закончила,— женщина улыбнулась сама себе, прежде чем вздохнуть, глядя на собственное сообщение, что спустя несколько минут после своей отправки автоматически должно было исчезнуть из памяти телефона и содержимого разговора,— Я даже не уверена в том, что их потребуется уничтожать. Мораль на нуле, сильнейшие бойцы потеряны, людей обуял страх... Я буду вынуждена отдать должное, если они не рассыпятся после первого же удара.
-Отдать должное, хм? — женщина из Особого Отдела перевела взгляд на Гризельду,— Видимо... Это и есть то самое "уважение к врагу", о котором я слышала столь много.
-Слышала? — Кватра остановилась на мгновение, не выходя из машины, переведя взгляд на лицо женщины,— Это не то уважение, которое я могла бы испытывать по отношение к другу или союзнику. Это не уважение к их действиям, природе или идеалам. Но победить врага, не испытывая никакого уважения к нему... Даже если это возможно — эта победа обойдется дорогой ценой. Я думала оперативница Особого Отдела согласится со мной в этих мыслях.
-Зависит от того, что считать уважением,— женщина задумалась на мгновение, после чего перевела взгляд на свою руку,— Я верю в то, что ни одного врага не стоит недооценивать. Этому меня научил... Хм, правильнее будет сказать, что я унаследовала это от mein Vater.
-Пожалуй, я скажу, что с моей стороны это понимание.Осознание способностей врага, готовность использовать любой прием для того, чтобы одержать победу, опасения относительно его силы и способностей... Безусловно, это необходимо для того, чтобы сойтись с могущественным врагом и остаться победителем. Но уважение? — девушка перевела взгляд на Гризельду и Гризельда могла поклястья, что она увидела в промелькнувшем на мгновении взгляде агента Особого Отдела какую-то задумчивость,— Уважение не рождается из борьбы и противостояния — на свете есть множество тех, кого я уважаю до глубины души, но мои враги не удостаиваются подобной чести. Уважение значит желание уподобиться, желание окончить сражение, желание найти точку соприкосновения. Если я уже столкнулась с противником — значит мне не удалось найти никаких возможностей свести все к диалогу. А значит — я не могу говорить об уважении ко врагу.
Гризельда задумалась на мгновение об этих словах — уважение как желание уподобиться врагу... Возможно, это можно было рассматривать и так — если враг был силен, то немало кому бы не захотелось заполучить его силу, ум, способности — разве нет? Однако если враг представлял из себя подонка или обладал силами, которые не могли привести ни к чему хорошему, кроме как к разрушениям и боли среди простых людей — то, наверное, уподобление тому было совершенно обратным действием от того, что стоило предпринять его противнику, самой Гризельде.
В конце концов, если бы верный экзорцист церкви обрел силы, способные на невероятные действия, пусть и с сообразной ценой — искушение приводило к падению множества будущих святых. Конечно же, всегда можно было сказать о том, что настоящий святой никогда бы не соблазнился искушением, в том и была суть святых, однако святые вырастали из людей, и, как и всем людям, им иногда требовалась помощь для того, чтобы добиться тех высот, до которых они могли вырасти на самом деле.
Задумавшись еще на несколько секунд, Гризельда подняла взгляд на сотрудницу Особого Отдела. Конечно же, спрашивать личные позывные в среде Особого Отдела считалось крайне дурным тоном, однако та говорила не только с уверенностью, рожденной из собственного опыта, но и с убежденностью, которую подчас нелегко было встретить даже среди самых умудренных опытом и сединами служителей церкви. Учитывая то, как легко оперативница смогла внедриться в среду падших ангелов и цепкий взгляд и ум той — Гризельда приняла внимание чуть повнимательнее присмотреться к девушке и, возможно, в дальнейшем даже рекомендовать ее на повышение. Не то, чтобы она обладала большим влиянием в церкви, особенно сейчас, отойдя от полевой работы, однако у нее все еще сохранилось несколько весьма полезных знакомств — так что в этот раз Гризельда предпочла нарушить неписанные правила Особого Отдела,— Каков твой позывной?
-Пандора, meine dame,— девушка улыбнулась в ответ,— Агент Пандора.
После этих слов Агент Пандора немного потянулась на своем месте, прежде чем улыбнуться, глядя на то, как исчезает из памяти ее телефона переданный отчет и кивнуть Гризельде,— И как мне кажется, мы уже достаточно просидели на одном месте в этой машине. Я думаю, нам стоит начать двигаться — иначе мы начнем привлекать внимание... И мне ни в коем случае не хочется оставить ни единой помарки в деле уничтожения падших ангелов.
* * *
Галилей проделал путь по трапу, ведущему вниз к ожидающему его автобусу, после чего, перебирая ногами, забрался в небольшой автобус, чувствуя, как даже от столь ничтожных нагрузок на его лбу выступило несколько капель пота, прежде чем выдохнуть, когда последовавшие за ним люди начали забиваться в автобус, прижав его к стоящему рядом поручню. Что поделать — несмотря на официальный ранг экзорциста и даже право на ношение оружия — Вальпер Галилей был ученым, рыцарем слова и пробирок, нежели какой бы то ни было боевой единицей.
В прошлом, впрочем — прямо сейчас Вальпер не был даже экзорцистом и ученым, а только одиноким преступником, бегущим прочь от церкви, отчаянно надеющимся на то, что уж в этом богом забытом клочке земли на другой стороне мира, зовущем себя Японией, его не сможет достать всевидящий Святой Престол.
Вальпер вжался в стену, чувствуя, как начинает собираться отвратительными мелкими солноватыми каплями пот на его лбу, стараясь взять свое дыхание под контроль.
Все в его жизни в последние годы катилось псу под хвост.
Вальпер когда-то был уважайнейшим ученым, исследующим проблему святых мечей и способностей, что определяли, как одни люди могли владеть святыми мечами, а другие буквально не могли взять те в руки, не то, чтобы использовать их. И ведь дело заключалось даже не в том, что святость этих мечей могла выжечь грешников — вопреки распространенному заблуждению, ангельский свет не был безвреден для людей — однако отторжение святых мечей не имело ничего общего с феноменом отторжения или притяжения святости. Какова же была его причина? Какие чудеса генетики, магии или божественной милости определяли, кому из людей было даровано право использовать святой меч, а кому нет? Никто этого не знал — а это значило, что Вальпер был обязан разобраться в этой проблеме! В конце концов, он был ученым, а ученый никогда не мог принять на веру ответ "потому что" — он всегда должен был задать новый вопрос "почему" и найти тому новое объяснение... Прежде чем начать искать проблемы в новом найденном объяснении — раз за разом стараясь приблизиться к идеалу научной мысли и всегда не дотягиваясь до того самой малости. В этом и заключалось торжество ученой мысли!
Этот подход завоевал признание и уважение Вальпера в ученых кругах Святейшего Престола, На краткий миг он вознесся на вершину Олимпа — как бы забавно не было говорить об Олимпе относя его к совершенно иной религии — и был вхож во все высочайшие кабинеты. Настолько вхож, что когда он только заикнулся о том, что ему была необходима поддержка, финансы и некоторые ресурсы для проведения исследований святых мечей и создания "искусственных" носителей святых мечей — никто даже не задал ему ни одного вопроса.
Добравшись до терминала, небольшой автобус остановился и Вальпер вышел вслед за общей толпой людей, что начала разбредаться по линиям паспортного контроля, стараясь занять подходящее для него место, чувствуя, как потеют непроизвольно его руки. Правда, в этот раз это было не от ходьбы, а исключительно от его нервозности. Пересекать страну по поддельным документам... Для Вальпера это было в первый раз.
Церковь вообще была виновата сама. Если никто не присматривал за его действиям, то в какой момент Вальпер должен был понять, что он делает что-то, что могло не понравиться церкви? Он ведь даже отправлял отчеты, достигал прогресса, половина всех научных статей церкви о святых мечах была создана им — он был первым и единственным человеком, что смог создать тот самый пресловутый "элемент", контролирующий сродство носителя и святых мечей. Если бы не он, то церковь до сих пор бы действовала в отношении святых мечей как примитивные варвары, проводя сотню бесполезных выборок и тренировок для носителей, что совершенно не подходили для использования святых мечей.
Да, в результате его экспериментов ему пришлось утилизировать несколько десятков неподходящих носителей, но в конце концов, это были просто дети-сироты! Никто бы даже не заметил их пропажи!
Но церкви обязательно надо было взбеситься, объявить его еретиком и спустить на него Особый Отдел как на преступника вне закона. Церковь действительно во все времена не понимала ученых мужей!
Добравшись до клерка на проходной, уставшего мужчины, явно интересующегося больше в окончании его рабочего дня, чем в каком бы то ни было исполнении своих рабочих обязанностей, Вальпер протянул тому свои документы, чувствуя, как его потные ладони оставляют на тех следы и смог заметить, как чуть поморщился чиновник, принимая те из рук Вальпера.
-Джеймс Браун? — чиновник принял документы Вальпера, подняв на него взгляд, заставив самого Вальпера сглотнуть.
-Да,— Вальпер попытался улыбнуться, прикусывая свой язык. У него было мало опыта в том, чтобы пользоваться поддельными документами, однако даже он знал, что худшее, что он мог сделать в текущем случае — это начать непроизвольно выдавать информацию, что должна была "подтвердить" правдивость его документов и привлечь к себе лишнее внимание проверяющего.
-Вы отличаетесь от фотографии,— чиновник мазнул незаинтересованным взглядом по сухим строчкам и цифрам на документе.
-Годы берут свое,— Вальпер улыбнулся еще раз, чувствуя, как непроизвольно в его животе начинает собираться ком нервозности.
Чиновник же, еще пару раз сверился с фотографией на документах, прежде чем все же поднять свою печать и с удивительно громким в текущих условиях звуком ударил по той, оставляя пометку,— Добро пожаловать в Японию.
-Спасибо большое,— Вальпер принял документы, после чего поспешил по линии прочь.
Когда Вальпера выгнали из церкви — конечно же он сразу же нашел себе покровителя. Вальпер бы не выжил в этом мире иначе — он в жизни никогда не пользовался ничем опаснее кухонного ножа, так что поиск покровителя стал приоритетом для него номер один. К счастью для самого Вальпера, отыскать покровителя для самого видного ученого в области святых мечей оказалось не столь сложно — особенно среди тех, кто был заинтересован в святых мечах и в церкви. Да и к кому еще мог обратиться отлученный от церкви еретик, как не к падшим ангелам?
Вальпер нашел неплохого покровителя, целого кадре, Кокабиэля, что был крайне заинтересован в информации о святых мечах и даже был готов предоставить ему новый полигон для испытаний — Вальпер даже решился украсть пару [осколков Экскалибура] с собой...
Выдача багажа прошла спокойно для Вальпера — медленно ползущая конвейерная лента выдала ему его чемодан, позволив тому подхватить тот и выдохнуть. Не бог весть что, но на спокойную жизнь где-нибудь в глуши ему вполне хватит.
В тот момент, когда Вальпер планировал провернуть свое дерзкое ограбление — новости о том, что Кокабиэль погиб и падшие оказались разбиты проделала путь до Вальпера. И мысли о дерзком ограблении сменились паническим бегством.
