Небеса заволокли тяжелые тучи без видимых просветов, и казалось, что пойдет снег... Оголенные зимой деревья, сугробы, закрывающие саваном землю, навивали тоску и некую обреченность. Несмотря на то, что через несколько дней начиналась весна, природа была мертва, хотя уже стало заметно теплей и птицы не смолкая пели свои трели, сидя на голых ветках. Каменные дорожки из-за подтаявшего позавчера снега покрылись ледяной корочкой, и в бархатных туфлях, которые я не сменила, когда вышла во двор, мне довелось пару раз упасть, что совершенно не улучшило моего настроения. На душе было тоскливо. Я чувствовала, что скоро грянет что-то неприятное, но никак не могла понять, что именно.
Может быть, на меня влияла погода? Или же вид угасшей жизни на некогда цветущим, благоухающим цветами саду? Я все пыталась представить, каким было в замке лето: залитый солнцем двор, сад, утопающий в зелени, замок, обвитый густым плющом и через каждое окно которого вовнутрь проникало приветливое солнце, озаряя некогда тусклые комнаты своим теплым светом. Интересно, а Ник любил лето? Распахивал нараспашку окна в лаборатории, вдыхая полной грудью насыщенный яркими летними ароматами воздух? Гулял в саду, прикасаясь кончиками пальцев к тяжелым бутонам роз, срывал с деревьев покрасневшие яблоки, слушал ветер, что шумел в густых кронах деревьев, прогуливался ранним утром босиком по мягкой траве, усеянной росой, и встречал рассветы на скамье, закутавшись в тяжелый шерстяной плед?
Как же мне хотелось это увидеть, даже если это было бы всего лишь украдкой.
Постучаться в дверь лаборатории было легко, а вот ожидание — убивало. Я вслушивалась в звуки и робела, прокручивая в голове уже готовый текст извинения. Про гордость принцессы, не позволявшей ей извиняться первой и тем более просить прощения у какого-то барона, я благополучно забыла еще в прошлый раз. Чего она стоит, когда на кону была цена намного выше?
Сперва послышались торопливые шаги, потом щелкнул замок и со скрипом приоткрылась дверь, явив мне Никериала собственной персоной. Маг выглядел усталым, опустошенным, и на меня он почему-то посмотрел с некой обреченностью.
— Ирен, — произнес он, окинув меня внимательным взглядом. — Что вы здесь забыли?
Робость вернулась с прежней силой, и я напрочь забыла приготовленные строки извинений. Так и знала, что нужно было их записать и подать как письмо, но сожалеть о несовершенном было уже слишком поздно. Первоначальный план медленно скатывался в бездну.
— У меня к вам серьезный разговор, — твердо произнесла я, для пущей убедительности нахмурив брови. Маг должен был пустить меня в лабораторию, ведь держать даму на пороге было некультурно, а там я уж придумаю, что делать.
Ник с лихвой оправдал мои надежды и посторонился, пропуская меня внутрь. Комната за мой последний визит почти не изменилась: все было чисто, опрятно, все вещи были расставлены по своим местам, только один из столов с блестящей лакированной поверхностью был завален свитками и листами, которые маг наверняка принес из библиотеки. В лаборатории было светло, но как-то слишком неуютно: ни цветов, ни комнатных растений, даже пол не был застелен коврами. Если бы мне предложили жить в этой комнате — я сразу бы отказалась. Да и запах внушал опасения: пахло спиртом и чем-то горелым... вроде шерстью, но я была не уверена.
— Ну... — скрестил на груди Ник, как только я оказалась внутри. — Что у вас там случилось?
— Возьмите меня к себе в помощницы! — выпалила я на одном дыхании и чуть ли не под нос сунула плитку с шоколадом. Извинения пойдут после, сперва козырь!
Никериал с таким искренним изумлением посмотрел на побелевший шоколад, что мне на мгновение стало неловко за свои действия.
— Это подкуп? — слегка осипшим от волнения голосом произнес маг, не сводя взгляда с дорогой сладости. — Ирен, вы же не думаете, что меня можно купить?
— Ну, если вы не хотите... — я потянула к себе плитку.
— Нет! — поспешно воскликнул он. — Я согласен. На все.
Я торжествовала. Все оказалось намного легче, чем я думала.
Как только шоколад оказался в руках Ника, тот с нескрываемым наслаждением вдохнул его упоительный аромат и счастливо улыбнулся. Я даже почувствовала себя немного неуютно — сыграла на привязанностях, чтоб добиться своей цели. Может, не нужно было поступать так бесчестно? Хотя мой брат любил говорить, что цель всегда оправдывает средства, а я должна спасти жизнь магу!
— Подождите, — внезапно нахмурился Ник, с подозрением посмотрев на меня. — А с какой стати вы решили стать моей помощницей?
Я скромно потупила свой взор, как учили меня на уроках этикета, и еле слышно проговорила:
— Мне бы хотелось вам помочь, чтобы искупить свою вину и отблагодарить вас за гостеприимство.
Я говорила правду: мне хотелось искупить вину за свои нелепые подозрения и отблагодарить за то, что он дал мне убежище, но не став помощницей, а сняв с него ярмо — это проклятие.
— Да? — сощурил глаза маг. — Вы не врете, но вот только не сильно мне верится в вашу внезапную вспышку энтузиазма и благодарности. Вам ведь что-то нужно? Я прав? — он вздохнул. — Хотя какая разница. Мой ответ: "Нет".
— Но вы же сами только что сказали, что согласны!
— Это была сиюминутная вспышка слабости, — поморщился Ник и, посмотрев на шоколад, который до сих пор держал в руке, с неохотой его мне протянул. — И возьмите... свой подкуп... обратно.
— Ну уж нет! — я спрятала руки за спину и отошла от Никериала подальше. — Сделка отмене не подлежит. Вы согласились — так извольте выполнять, а не берите свои слова обратно!
Маг обреченно вздохнул:
— Если я вас выставлю вон, вы ведь меня не оставите в покое? — я согласно кивнула, на что волшебник закатил глаза и как при сильной головной боли стал массировать себе виски. — Вы меня однажды убьете, Ирен, своим непробиваемым упрямством, въедливостью и ненужным энтузиазмом, который заставляет вас искать приключения на пустом месте, — он устало махнул рукой. — Великая с вами, Ирен. Не знаю, зачем вам это нужно, но у меня сейчас просто не хватит душевных сил, чтобы пытаться вас вразумить. Уж лучше вы будете у меня на виду, чем с этим интриганом составите новый план по захвату мира.
Я счастливо улыбнулась — он взял меня в помощницы! А то, что он при этом поворчал, меня не смутило, ибо я уже привыкла. Только настораживало одно: когда это я и с кем составляла планы по захвату мира?! Неужели он намекал на безобидного призрака?
* * *
Мой план медленно катился в бездну и все из-за одного невыносимого болвана!
А я еще обрадовалась, что Никериал так легко впустил в лабораторию на законных правах помощницы. "Вы будете у меня на виду", — сказал он, но на самом деле под этой невинной фразой скрывалось намного большее. Этот неимоверный шутник решил поиздеваться! Да так, чтобы я сама молила о пощаде или сбежала при первой возможности от этого узурпатора, мучителя своих помощниц и невозможного педанта.
Как только Ник обрадовал меня возможностью ему помочь, вручил толстый фолиант, который назвал моей новой азбукой — хотя это был простой словарь — и приказал разобрать его бумаги на столе по разделам магии. Я сперва опешила от такой невообразимо сложной задачи, а когда этот наглец увалился спать на диван — чуть не задохнулась от возмущения. Взвалил на мои хрупкие плечи непосильную ношу и пошел отдыхать! Наглец!
И это было всего лишь началом. Как только я с горем пополам разобралась с бумагами и села передохнуть, ибо от перенапряжения у меня началась мигрень, появился невообразимо довольный Ник и раскритиковал мою работу в пух и прах, заставив переделывать. Узурпатор!
Но воля моя была сильна, а чувство долга — превыше всего, поэтому я стойко сносила все невзгоды, в особенности, чей-то невыносимый характер и терпела. Никериал тоже не отставал, и с каждым разом его приказы становились все изощреннее, а требования — выше. Великая, за пару дней работы под его началом я не только не нашла артефакт, а даже возненавидела безобидное слово "помощница", а от вида бумаг книг и чернил меня стало мутить. А все из-за того, что этот узурпатор решил, что я уже немного поднаторела в терминах и в теории магии, и можно дать мне копировать его записи. Да вот только почерк у Ника оставлял желать лучшего, и половину слов он сокращал, поэтому мне приходилось догадываться об их значении, копаться в словаре, ища подходящее слово или же переспрашивать самого мага. Но он редко отвечал на мои вопросы, а если и отвечал, то после долго ворчал, что я его отвлекла от важного эксперимента. Знала я эти эксперименты: дремать над книгой, смотреть в окно на облака и мерзко хихикать, нюхая колбу. Хотя, если честно, последний пункт можно было опустить — тогда я смеялась на пару с магом, когда в ходе опыта из колбы выделился синеватый газ, и было легко и весело, пока маг не раскрыл нараспашку все окна.
Этот кошмар длился несколько дней, а подвижек в поисках артефакта не предвиделось: я была загружена с утра до ночи переписыванием дурацких записей, а Ник все не желал надолго оставлять меня одну в лаборатории. Мое терпение потихоньку исчезало, как и желание помогать этому злодею — коварный план Никериала начал действовать.
Не знаю, как долго бы Ник издевался над моими нервами, испытывал мое добродушие и чего таить — упрямство, но его судьбу решил случай.
Я уже третий день скрупулезно выводила пером строчки, постоянно сверяясь со словарем и пытаясь разобрать ужасный подчерк мага — я даже уверена, что Ник и сам плохо разбирает свои записи. У меня от однообразной сидячей работы болела спина, слипались глаза, а все пальцы были исколоты пером и заляпаны чернилами. Если я сперва скрупулезно выводила строки каллиграфическим почерком с завитушками — как меня учили во дворце, то после слов Никериала, мол, я ему пригласительные выписываю или же записи копирую, я перестала стараться, только вот все равно следила, чтобы строки выходили ровными, а буквы — легкочитаемыми.
Внезапно надо мной склонился Ник и выхватил прямо из-под пера лист, на котором я писала — я даже не успела возмутиться: раз и маг совершил свое коварное дельце.
— Пингвин влияет на структурность энергетических полей при... О, Великая, Ирен, вы хотя бы думаете, прежде чем пишете?
— Что? — я попыталась собраться с мыслями. У меня гудела голова от новых терминов, и уже не спасал сладкий чай — после переписывания десятка листов ясность ума притуплялась, и мне труднее было сосредоточиться. Хотя в первый день мой предел был на порядок ниже — всего пара листов.
— Пингвин, Ирен. Пингвин, — надо мной нависал Ник, тыкая пальцем в злополучную строку. Чернила еще не до конца высохли, и я не успела их подсушить присыпкой, поэтому он размазал мой непосильный труд своим пальцем.
— И что? — нахмурилась я, потихоньку начиная закипать — из-за него мне придется вновь переписывать лист! — Пингвин — это зверь, живущий в северных широтах, в королевстве Гринлор. Посол этих варваров привез нам его в дар прошлым летом. Хотя тот не прожил долго — умер, как мне говорил брат, от жары — тогда в столице было неимоверно душно. А еще в Гринлоре живут большие толстые звери — моржи, с огромными клыками, которые они называют "бивнями". У этих "моржей" вкусное мясо, хотя я его пробовала лишь вяленным.
Вспомнить вкус того деликатеса было приятно, как и вид посла варваров — мужчина средних лет в странной шубе с длинной бородой, заплетенной в необычную косу, к которой были прицеплены расписные заколки из белой кости. Ростом мужчина был низок — не больше полутора метров, у него были черные, как ворона крыло волосы, крупный нос и узкие глаза, словно две щелки, которые из-за густых бровей казались двумя маленькими черными бусинками. И язык у его народа слишком странный: полный гортанных звуков и резкий, что казалось, будто это разговаривал не человек, а подавало звуки какое-то дикое животное.
— Пигментация, а не пингвин, — отвлек меня от воспоминаний Ник. — Как вы вообще додумались до этого слова?
— Но здесь же написано: "пингвин"! — возмутилась я от такой несправедливости и для доказательства своих слов сама тыкнула в ту злополучную строку пальцем.
— Здесь сокращение: "пигмент".
Я выхватила из его рук лист, непонимающе всмотревшись в слово. Как можно было понять, что это "пигментация"?! Этот несносный маг мало того, что написал неразборчиво, так еще и сократил слово почти наполовину! Великая, за что ты послала на свою дочь такое невообразимо сложное испытание?!
— Перепишите все немедленно, — сказал, как отрезал, маг и, взяв из моих рук лист, разорвал его пополам. — И если я обнаружу еще одну ошибку в таком ключе, то вам, миледи, не место в качестве моей помощницы.
У меня дрогнуло сердце, а горло задушила несправедливая обида — я тут выбивалась из сил, старалась, а он еще недоволен!
— Да я! — воскликнула я, сжимая в руке перо. — Как вы можете?!
— Если вам что-то не нравится, — маг издевательски улыбнулся и показал рукой на дверь, — выход там. Я вас не держу.
И сказав это — исчез. Я смотрела на место, где секунду назад стоял маг, и пылала от гнева, бросив на стол обломки пера. Как! Я! Его! Ненавижу! Он специально надо мной издевался, думая, что так сможет меня спровадить! Но я тоже не лыком шита! Я ему покажу настоящее смирение и недюжинное упрямство! И пусть Великая Элисень будет мне свидетельницей!
— Великая! — я встала из-за стола и упала на колени, осенив себя в священном жесте. — Подскажи своей непутевой дочери правильный путь, даруй ей свое милосердие и награди силами, дабы оная смогла преодолеть все тяготы и невзгоды! Смиренно просит тебя дочь твоя, Ирен, и надеется, что ее молитва будет услышана!
Не знаю, вняла ли моему крику души милостивая богиня, но как только я начала молиться — услышала тихий перелив колокольчика, который сразу же смолк, как только я замолкла. Мне показалось это странным, ибо за всю свою жизнь я неистово молилась множество раз, но доселе не было таких странных явлений. Или же это все мне почудилось от переутомления?
Я встряхнула головой, протерла глаза, прочистила уши и вновь прислушалась. Тихо. Только размеренно тикали часы, да слышалось мое дыхание — колокольчик больше не звенел.
Если бы со мной это произошло раньше, то я бы вмиг выкинула такие глупости из головы, но сейчас мной завладело любопытство. Интуиция подсказывала, что проигнорировать это явление не следует, ведь, возможно, оно относилось непосредственно ко мне. А вдруг это подавал голос тот самый артефакт, услышав мою мольбу? Ведь это священная реликвия — слезы Элисень — частичка души Всемилостивой Богини, а я взывала именно к ней.
Во мне с новой силой вспыхнула надежда, Сердце забилось сильнее, предчувствуя скорую победу, только на задворках сознания тлел небольшой огонь недоверия — я так и не смогла до конца поверить, что мне повезло. Но попробовать "помолиться" вновь, чтобы подтвердить мою догадку, следовало.
В этот раз к "молитве" я подошла основательно: нашла место, с которого удобно просматривалась вся лаборатория, настроилась на самую длинную заповедь в девяносто куплетов, которую знала. Меня ее заставил выучить отец — это было мое наказание за то, что я заснула на одной многочасовой службе нашего Верховного жреца. Этот случай произошел в детстве, но заповедь я до сих пор помнила назубок, ибо отец был суров — заставил учить, пока все девяносто куплетов не запомнились без заминок, оговорок и на распев. Я за это ненавидела нашего жреца и пакостила ему как только могла. Чего стоит вспомнить, как из-за моих шалостей на службах произошло нашествие ежиков, на алтаре обнаружился осиный улей, полный разозленных ос, а вместо благовоний в жаровню я подсыпала курительную смесь из будуара одной придворной дамы, и воскресную службу отменили — я думаю, почти половина королевского двора слышала их хихиканье и видела танец жрецов: оголенных по пояс, с разрисованным телом и лицом, воздающих хвалу сыру.
