— Приготовься, Сеня! Как только щиты падут, ты войдёшь в камеру и убьёшь своего сына.
— Будет сделано, госпожа! — восторженно выкрикнул наблюдатель и вперил взгляд в дверь, боясь, пропустить момент, когда можно будет выполнить волю уништу.
Камийцы с благоговейным вниманием взирали на нового принца Камии, боясь пропустить хоть слово из его инаугурационной речи, которую несколько часов кряду усердно составляли Бастиар и Хавза. Сами авторы, стоя по бокам от трона, с довольными лицами наблюдали за юным правителем, самозабвенно излагающего вольный пересказ заветов великого Олефира. Оба камийца были чрезвычайно довольны собой: им понадобилось всего пара часов, чтобы втолковать Кевину, что и как надо делать, и мальчишка мгновенно проникся ситуацией и теперь говорил уверено и чётко, полностью осознавая, что от этого зависит его жизнь и покой, а также благополучие Камии.
— Законы, составленные моим великим отцом, останутся без изменений, ибо они справедливы и правильны, как сама жизнь! — Кевин сделал паузу, набрал в грудь воздуха, чтобы продолжить, но вдруг выдохнул и часто заморгал, заставив Бастиара и Хавзу переглянуться.
Каруйский граф поспешно склонился к юному принцу, положил руку на его плечо и с непререкаемой требовательностью прошептал:
— Продолжайте, Ваше высочество, нельзя давать им время на размышления. После всё переварят.
— Но Дима...
— Всё потом!
Кевин неуверенно кивнул и посмотрел на разодетых в пух и прах придворных:
— Я сниму щит, и вся Камия узнает обо мне!
Принц снова замолчал, сглотнул и вцепился в подлокотники трона. Бастиар заглянул ему в лицо и обомлел: губы юноши мелко дрожали, а на глазах блестели слёзы.
— Что случилось, Кевин?
— Диме плохо... — прошептал тот и вскочил: — Убирайтесь! Немедленно! Вон!
Придворные, привычные и не к таким выкрутасам правителей, проворно развернулись и бросились к дверям, а принц рухнул на рубиновый трон и вцепился руками в подлокотники, словно боялся упасть. Окружающая реальность дрожала и рассыпалась. Магу казалось, что неодолимый таинственный вихрь подхватывает и перемалывает в бешеном водовороте сердца и души, мысли и чувства, желания и мечты, превращая их серую могильную пыль. Но ни это заставило Кевина дрожать, словно в лихорадке. В эпицентре смертоносной круговерти незыблемой глыбой возвышался гладкий, отполированный до блеска стол, а на нём лежал Дмитрий, окровавленный и беспомощный, с искажённым мукой лицом...
Боль. Боль. Боль. Темнота, вспыхнувшая ослепительным фейерверком искр, и снова боль. Хранительница не слукавила, сказав, что за год многому научилась. Например, ремесло заплечных дел мастеров она освоила в совершенстве. Будь Дима членом комиссии, экзаменующей палачей-самородков, он, несомненно, оценил бы работу сестры на пять с плюсом. Но, увы, Дмитрий не сидел за покрытым драповой скатертью столом, изображая строгого экзаменатора, а лежал на холодной каменной столешнице, изображая подопытного кролика. Расходный материал или шедевр ученика, претендующего на звание мастера. Впрочем, Хранительнице было абсолютно наплевать и на высшую оценку, и на то, кем считает себя брат. Она упивалась властью над самым сильным магом Лайфгарма и с остервенелым удовольствием испытывала на нём свои новые знания и умения.
"Хорошо, что в её когтистые лапки попал я, а не Тёма", — подумал Дима и заорал от адской боли, пронзивший позвоночник.
Крику мага вторил хриплый смех Станиславы — она обожала слушать вопли пленников и очень расстраивалась, когда те раньше времени срывали голос.
— Чудненько... — промурлыкала она, отсмеявшись, и провела окровавленными пальцами по щеке брата. — Замолчи, дружок, тебе нужно беречь связки, иначе я не сумею насладиться общением с тобой в полной мере.
Дима замолчал, и Станислава, ласково улыбнувшись ему, направилась к полкам, чтобы, аккуратно вытерев инструмент, вернуть его на место и выбрать следующий. Приподняв веки, маг следил за сестрой и, стараясь отвлечься от боли, думал о Тёме. Пока друг был спрятан под щитами, никакая опасность ему не угрожала. Однако Дмитрий точно знал, что стоит временному магу выбраться на свободу, его ждёт неминуемая гибель...
"Сними щиты!" — Словно гром среди ясного неба, прозвучал в сознании приказ Роксаны.
"Ни за что! — мысленно проорал маг, ясно осознавая, что, отказав хозяйке, обрекает себя на мучения, по сравнению с которыми пытки Хранительницы будут казаться комариными укусами, но всё же твёрдо повторил: — Нет!"
Рот мгновенно наполнился кровью, и, с трудом перекатившись на бок, Дима сплюнул её на идеально чистый пол. Вернуться в исходное положение он не успел: выбрав острый, сверкающий сталью крюк, Хранительница повернулась к столу и ахнула:
— Опять ты всё испачкал, неряха!
Стася поспешно положила орудие на место, и в её руках возникли ведро и тряпка. Бухнувшись на колени, женщина начала старательно подтирать пол, бормоча проклятия в адрес грязнули-брата. Но Дима не слышал бурчания сестры — в сознании бесновался голос уништу. Магу казалось, что в его многострадальной голове бушует огромный набатный колокол. Слова: "Сними щиты!" оглушали, причиняли боль, сводили с ума. И, если бы не насмешливо-тревожная улыбка Смерти и упрямая мысль о том, что Тёма, во что бы то ни стало, должен остаться под щитами, он обязательно переступил бы грань, за которой ждало безумие.
"Снимай!" — неиствовала уништу, обозлённая и раздосадованная тем, что керонский выродок, несмотря на все хитроумные заклятья, продолжает сопротивляться. Она усиливала и усиливала боль, однако Смерть, когда-то, наверное, вечность тому назад сдавшийся ей в наполненной магией пещере, внезапно перестал быть сторонним наблюдателем и ринулся сквозь барьер, который Дмитрий держал лишь на своём упрямстве. Две ипостаси сцепились в объятьях, как мать и дитя, как братья, стоящие на пороге разлуки и не желающие покоряться действительности, и замерли на грани, отделяющий торный мир от небытия. Боль немного ослабла, и Дима, не раздумывая ни секунды, ринулся в беспечно открытое сознание уништу.
Роксана закричала от ужаса и, что есть силы, вытолкнула непокорного мага из своего сознания, но было поздно: он увидел участь Артёма, что ждала его после падения щитов, а следом и собственную судьбу. Планы хозяйки ужаснули, и, прошептав: "Нет!", Дмитрий, захлёбываясь кровью, стал из последних сил укреплять защиту камеры временного мага...
Маги молча смотрели друг на друга, и ни один из них не спешил заговорить первым., а от напряжения, возникшего за столом, казалось, потрескивает воздух. Наконец, Валентин вздохнул, заставив тело расслабиться, покосился на слившуюся в любовном экстазе парочку и спросил:
— Какую роль во всей этой истории ты играешь, Витус?
— Я всего лишь зритель. Правда, пристрастный.
— Зритель, значит... Что ж, похоже. Ты всегда знал гораздо больше, чем прочие высшие маги. Больше, чем ушлый и любопытный Фира, больше, чем Арсений, который по статусу должен быть в курсе всего и вся. Хотя, не удивлюсь, если выяснится, что ты и уништу старые приятели и души друг в друге не чаете: вместе путешествуете по Вселенной, волоча за собой пыльный шлейф из погибших миров.
— Ну, насчёт друзей ты загнул, — скривился гном. — Уништу спит и видит, как бы уничтожить меня, но до сих пор мне удавалось избегать её коварных ловушек.
— Но в том, что ты давно знал, кто скрывается под маской воительницы, я не ошибся. Ты знал, зачем Роксана поселилась в Лайфгарме, и молчал! Сидел и равнодушно наблюдал, как подлая тварь собирает силы для решительного удара! Почему не стал бить тревогу? Почему не рассказал Совету?
— Думаешь, высшие маги могли что-то противопоставить ей? Уништу бессмертны, вернее, скажу так: сведениями о том, что кто-то убил уништу или видел её смерть, я не располагаю. Считается, что мир, где поселилась эта тварь, обречён. Можно было бы попытаться спасти жителей, но беда в том, что, пока уништу не решит "пообедать", обнаружить её присутствие невозможно.
— А ты, значит, настолько крут, что обнаружил? — язвительно осведомился Валентин, буравя Витуса взглядом. — Или Роксана лично шепнула тебе о своей разрушительской сути?
— Не кипятись, Валя, а напряги память. Я уже говорил, что уништу не раз пыталась сожрать Лайфгарм. Когда она впервые разинула пасть, чтобы заглотить небольшой и, казалось бы, простенький мирок, я обнаружил её и приступил к сбору информации об этом редчайшем и опаснейшем существе.
— Зачем? Ты хотел убить её?
— В том числе я искал и способ её ликвидации.
— Но почему ты ничего не рассказал Диме или Артёму? Они, между прочим, не лыком шиты! Временной маг, например, тоже редчайшее и опаснейшее существо, да и опыт уничтожения бессмертных у него имеется.
— Не всё так просто, Валентин. Среди моих многочисленных талантов есть и дар предвидения. Так вот, все видения указывали на то, что Дима проиграет Роксане и станет служить ей вместе с временным магом. И только когда вы ушли в Лант, меня посетило видение с двумя вариантами развития событий. Если бы Дима послушался, вернулся в Камию и, обуздав Смерть, сразился с Роксаной, то победил бы...
— А каким образом Дима справился с уништу в твоём видении?
В ожидании ответа Валя аж дыхание затаил, но Витус разочаровал его:
— Роксана погибла в огненной вспышке, но как Дмитрий наколдовал эту вспышку, я не видел.
— Ясно... А откуда тебе вообще известно про уништу? Насколько я понял, информация об этих монстрах не является общедоступной.
— Ты очень похож на меня в молодости, Валя. Такой же активный, общительный, любознательный. Твои похождения в Лайфгарме, Камии — притча во языцех, а ведь ты совсем мало прожил в этих в мирах.
— К чему ты клонишь? — Валентин с недоумением смотрел на сияющего довольной улыбкой Витуса. — Причём здесь мои похождения и твоя молодость? Или ты узнал об уништу во время пьянки в придорожном кабаке?
— Примерно так и случилось. Было это так давно, что считать годы смысла нет. Судьба занесла меня в один очень симпатичный мирок, настоящий рай для желающих отдохнуть, отвлечься от любых проблем. В Галании, а её размеры сопоставимы с земными, можно было найти курорт на любой вкус: тропические пляжи и альпийские луга, саванна и тундра, многолюдные города и уединённые хуторки. На один такой хуторок я и набрёл, путешествуя по миру. Его хозяин, довольно сильный маг, скучал в одиночестве и уговорил меня погостить в его доме. Торопиться мне было некуда, я согласился и задержался в Галании гораздо дольше, чем рассчитывал. Олаф, как представился мне мой новый знакомец, оказался весьма компанейским и лёгким на подъём товарищем. Вместе мы обошли весь мир, сполна насладившись его красотами, но всё хорошее, как ты понимаешь, рано или поздно кончается. В один прекрасный вечер мы оба почувствовали, что пришло время расстаться. Вот тогда-то Олаф и рассказал мне об уништу и предложил найти и досконально изучить это существо, а если представится возможность, убить её или его, поскольку при внедрении в новый мир эти паразиты произвольно выбирают пол и расу. Мне стало интересно, и я без колебаний принял предложение.
Витус замолчал, хлебнул хноца и, вытащив из кармана глиняную трубку, начал не спеша набивать её табаком. По залу "Аркалы" поплыли первые сизые струйки, но гном не торопился продолжать рассказ. Он пускал дым колечками, следил за тем, как они тают в воздухе, и молчал.
— Кхе, кхе, — деликатно напомнил о себе Валентин, и Витус перевёл на него тяжёлый, мрачный взгляд.
— Молод ты ещё, Валя, и хотя талантами в меня пошёл, жизненного опыта тебе не хватает. Думаешь, я не понимаю, что с тобой происходит? За друзей ты готов огонь и воду пройти. Уништу бы голыми руками разорвал, если б мог, но так уж случилось, что и Лайфгарм, и Дима с Тёмой обречены. А чувствовать себя бессильным — хуже некуда! Мне тоже друзей терять приходилось. Взять хотя бы того же Олафа. Он погиб, пытаясь спасти Галанию, но, увы... Я видел, как умирает мир, слышал его предсмертные стоны и ужасающий смех уништу, что пировала на обломках... Мне удалось проследить её путь до Лайфгарма, а потом проклятая тварь сменила облик и растворилась в мире. Тогда я тоже обзавёлся личиной гнома и поселился в Герминдаме. Четыреста пятьдесят четыре года я ждал, прежде чем уништу проявит себя, и дождался: Роксана приступила к трапезе, да подавилась. Убей, не могу понять: почему?! Источник поглотил её разрушительную силу, а мир отделался природными катаклизмами. С тех пор она ещё трижды пыталась разрушить Лайфгарм, и последняя попытка почти увенчалась успехом. Ей осталось лишь сломить сопротивление Димы, отдать соответствующий приказ и дело сделано. Хуже того, убив Лайфгарм, уништу не только восстановит силы, но и получит двух могущественных рабов. И если ни мир, ни твоих друзей нам уже не спасти, нужно попытаться не дать Роксане уйти вместе с ними.
— Как? — спросил Валентин и похолодел: ответ был очевиден.
— Именно. Ты всё правильно понял, сынок.
— Нет!
Солнечный Друг вскочил и заметался по залу, натыкаясь на стулья и столы. Представить себя убийцей друзей он не мог. Мысли носились в голове бешеными белками, руки тряслись, как у больного, а губы упрямо шептали:
— Нет, нет, нет...
— Почему? Почему ты оттолкнул меня, Дима? — как заезженная пластинка, шептал и шептал Артём.
Обняв руками колени, он неотрывно смотрел на щиты друга, а по щекам текли слёзы бессилия. Магическая стена, выстроенная Дмитрием, оказалась столь совершенной и безупречной, что временной маг не мог найти ни единой лазейки, ни единой зацепки, чтобы начать разрушение этого монолита.
— Магистр мог бы гордиться моим Димой. Им, а не мной! Я лишь жалкое подобие боевого мага, а настоящий, полноценный Смерть — он! Дима. Дима...
Имя друга всколыхнуло затаённую боль. Связь была разорвана, но Артём и так знал, что Дима страдает, и сходил с ума от того что не в силах облегчить его страдания. Конечно, он мог преодолеть щиты, воспользовавшись временным даром... Мог, если бы по-прежнему был сумасшедшим. Несмотря на иссушающее душу горе, рассудок временного мага оставался омерзительно ясным, а взгляды, брошенные на временной поток, отбивали всякую охоту что-либо менять. В будущем, Артём почти повсеместно натыкался на момент разрушения Лайфгарма, а если мир оставался цел, то в нём не было ни его, ни Димы. В вероятностях прошлого и вовсе царила неразбериха, словно само Время превратилось в хлипкую, вязкую топь под ногами, так и норовящую затянуть незадачливого путника. Артём смотрел, как лениво колышутся и мерцают безграничные вечные воды, и не смел коснуться их, ибо страшился, что это приведёт к фатальным изменениям в их с Димой судьбах.
— Я бездарь и идиот. Магистр был совершенно прав, говоря, что попытается сделать меня магом, равным хотя бы ему. — Тёма прерывисто выдохнул, вытер глаза рукавом чёрного с серебром плаща и вдруг замер, пораженный простой и такой заманчивой мыслью. — Магистр! Будь он жив, он бы обязательно помог нам!
Несколько минут Артём потратил на размышления, в какой отрезок времени переправиться, чтобы посоветоваться с Олефиром, а потом вдруг вспомнил его слова: "Встретимся в будущем!" и возликовал:
