Дурацкие игры магов. Книга вторая.

КНИГА ВТОРАЯ.

Часть первая.

Глава 1.

Возвращение короля Годара.

Громадная пещера. Огненные знаки на потолке. Серебряные надписи на стенах. Диме смутно знаком этот язык. Маг смотрит на блестящие строки и бессмысленно улыбается, ритмично повторяя сладкозвучные, пьянящие слова. Перед глазами пляшут радужные точки, то сливаясь в блестящие всполохи, то взрываясь разноцветным фейерверком. "Какой приятный сон", — мелькает ленивая мысль.

"Всё правильно, мальчик. Взгляни на свой перстень", — звучит в голове вкрадчивый голос, и Дмитрий послушно смотрит на руку: металл плавится, впитываясь в кожу, камень выскальзывает из оправы, ударяется о плиты и, прощально сверкнув рубиновым светом, катится в темноту. Маг провожает его равнодушным взглядом и закрывает глаза...

Матёрый серебристый Волк тенью выскользнул из-за белоствольных деревьев, принюхался и стал подкрадываться к дому провидицы. Широкие лапы мягко и бесшумно ступали по росистой траве, чуткие уши ловили каждый подозрительный звук, шоколадные глаза блестели азартом. Подобравшись к крыльцу, зверь радостно оскалился, отряхнулся, и в тоже мгновенье входная дверь едва слышно скрипнула.

— Здравствуй, сынок. Я жду тебя.

Волк обиженно заскулил: "Всегда так! Хотел сделать сюрприз, но ты всё знаешь наперёд".

— Глупышка...

Провидица ласково погладила зверя по мягкой, влажной шерсти, и тот заурчал, жмурясь от удовольствия. На глазах Марфы выступили слёзы — с тех пор, как Артём вернулся из Камии, она, как ни старалась, не могла смотреть на него спокойно. Неизлечимое безумие сына разрывало сердце матери, да ещё провидческий дар нашёптывал, что исцелить страшный недуг способна только смерть. "Смерть..." — скорбно подумала магичка, и в душе шевельнулась безрассудная надежда — ночью у неё случилось видение. Короткое, но ясное и чёткое. Слёзы на глазах высохли, и Марфа потрепала разомлевшего от ласки Волка по загривку:

— Идём в дом, Тёма. Я напою тебя чаем. Или кофе?

— Кофе! — воскликнул Артём, мгновенно обернувшись человеком.

Почти бегом он влетел в гостиную, сбросил радужный плащ прямо на пол и плюхнулся в низкое кресло у камина. Марфа вошла следом, перед ней плыл серебряный поднос с тонкими фарфоровыми чашками и бронзовой изящной пепельницей. Провидица не любила запаха табака, но ей пришлось смириться с вредной привычкой сына. Артём одобрительно кивнул, взял с подноса чашку, а в пальцах задымилась длинная коричневая сигарета. Тонкие запахи дорого табака и кофе смешивались с тоскливым, пугающим ароматом безумия, и лишь огромным усилием воли женщина сдержала слёзы.

— Ты повзрослел, мой мальчик, — задумчиво проговорила она, обдумывая как начать разговор.

— А как же! — весело откликнулся временной маг. — Я стал искусным чародеем, правителем Лирии, а скоро ещё и женюсь. Пусть только Ника чуть-чуть подрастёт!

Артём глубоко затянулся, выпустил витиеватую струю дыма и растянул губы в радостной улыбке. Марфа со вздохом кивнула: сын улыбался, но его шоколадные глаза оставались скорбными и безжизненными.

— У меня было видение, Тёма, — тихо сказала магичка, словно боясь, что кто-то может подслушать.

Временной маг подобрался. Взмахом руки накрыл комнату защитным полем, наклонился вперёд, лихорадочно вглядываясь в лицо матери, и севшим от волнения голосом спросил:

— О Диме?

— Да. Он скоро вернётся, Тёма.

— Когда?

Артём нервно вертел в руках сигарету и смотрел в рот провидицы, точно опасался, что слова убегут, не достигнув его ушей.

— Я же сказала — скоро.

— Здорово! Где он появится?

— Ты слишком многого требуешь от меня, Тёма, — грустно улыбнулась Марфа. — Я видела только Диму. Он вернётся в Лайфгарм — это всё, что я могу сказать.

— Не густо, но всё равно спасибо, — проворчал временной маг, снял щит и поднялся: — Пойду, прогуляюсь.

Он подхватил с пола радужный плащ, накинул его на плечи и, не оглядываясь, покинул гостиную. Лёгким движением Марфа уничтожила поднос, чашки, пепельницу, перенеслась на балкон и вцепилась пальцами в деревянные перила: по дорожке стремительно нёсся огромный серебристый Волк. Теперь, когда сын ушёл, можно было не сдерживаться, и по щекам потекли слёзы. С каждым днём Артёму становилось хуже. Его всё чаще охватывали приступы бессильной ярости, и только Белолесье могло успокоить своего любимца.

Марфа смотрела, как, подвывая и мотая лохматой головой, Волк катается по мокрой траве, и пыталась убедить себя, что возвращение короля Годара принесёт сыну исцеление...

Ранним утром длинная вереница гномьих повозок выехала из крепости Краст и вдоль каменных склонов Инмарских гор направилась в Рогул. Торговцы пребывали в приподнятом настроении: они выгодно продали товары в Илисе, Вирэли и Литте и возвращались домой с приличным кушем. Мохноногие лошадки неторопливо ступали по пыльной дороге, полупустые телеги мерно поскрипывали, а гномы слажено распевали песни о родном Герминдаме.

Неожиданно песня оборвалась, возницы натянули поводья: из-за поворота показался худой высокий человек в ветхой, заношенной до дыр одежде. Длинные, давно не мытые волосы походили на стог полусгнившей соломы, свалявшаяся клокастая борода грязным комком била по тощему животу. Оборванец брёл по середине дороги, как чумной, и не собирался сворачивать в сторону.

Гномы недовольно загалдели, и Яков ван Дрейк, старшина обоза, поднял руку. Повинуясь молчаливому приказу, с головной повозки соскочил возница и ходко направился к бродяге.

— Эй, дед, сойди на обочину, нам нужно проехать!

Но оборванец никак не отреагировал на слова гнома, он продолжал идти, пока не наткнулся на лошадь, впряжённую в первую телегу. Ткнувшись в морду животного, бродяга застыл, похлопал глазами, попытался сделать шаг, однако, вновь столкнувшись с препятствием, замер и тупо уставился перед собой.

— Да ты пьян, приятель, — насмешливо воскликнул гном, но путник не ответил.

Мотнувшись из стороны в сторону, он сел в дорожную пыль у ног лошади и закрыл глаза.

— Здрасте, приехали, — с досадой проворчал возница и брезгливо коснулся тощего плеча: — Эй, вставай! Ты меня слышишь?

Бродяга покачнулся и, точно подрубленный куст, завалился на землю. Гном недобрым словом помянул всех его родственников и, склонившись, принюхался. Вопреки ожиданиям, вином от мужика не пахло.

— Больной, видать!

Ворча и переругиваясь, гномы слезли с повозок, столпились вокруг оборванца и вопросительно уставились на старшину. Яков ван Дрейк оглядел костлявую фигуру бродяги, почесал густую бороду и сокрушённо вздохнул.

— Не гоже оставлять больного старика на дороге. Грузите! Довезём до ближайшего постоялого двора и оставим на попечение хозяина.

Гномы перенесли босяка в повозку, подложили ему под голову скатанный плащ и прикрыли одеялами. Однако бедняга не хотел лежать спокойно. Он стонал и ворочался, порываясь встать, так что герминдамцам стоило большого труда удержать его на месте. Яков отвязал от пояса флягу, влил в болезненно кривящийся рот крепкого инмарского вина, и только после этого бродяга затих.

— Лежи спокойно, мы тебя не обидим, — мягко сказал ему старшина, забрался в повозку и устроился рядом с больным. "Главное, чтобы не заразный!" Яков ещё раз взглянул на измождённое лицо незнакомца и велел трогаться.

Колёса натружено скрипнули, и караван пополз по извилистой торной дороге. Возницы больше не пели. Появление больного немощного старика притушило веселье, и гномы молчали, словно опасаясь потревожить его сон. Тишина сморила ван Дрейка, и он начал клевать носом. И вдруг, на грани яви и сна, услышал тихое бормотанье. Сначала гном не понял, что слышит голос бродяги, а потом встрепенулся, навострил уши и разочарованно скривился: мужчина бормотал на неизвестном ван Дрейку языке.

"Откуда ты? Из какого мира занесла тебя судьба?" — хмуро подумал Яков, и тут незнакомец совершенно отчётливо произнёс:

— Стася...

Старшина вздрогнул и озадаченно взглянул на бродягу: лишь одна женщина в Лайфгарме носила это имя.

— Стася... — вновь прошептал оборванец и чуть громче повторил: — Стася...

Яков заволновался: "Неужели я накликал на нас неприятности?" Гном склонился над бродягой и пристально всмотрелся в грязное желтоватое лицо, постаравшись представить его без бороды и всклокоченных сальных волос.

— Вот те раз...

Ван Дрейк распрямился, опасливо глянул по сторонам, будто ждал, что из-за деревьев появятся бандиты, и закричал:

— Разворачивайтесь! Мы возвращаемся в Литту!

Странный приказ Якова застал гномов врасплох, но, непреклонная решимость в голосе, заставила безропотно развернуть повозки...

Три дня спустя гномий обоз достиг главных ворот Литты. В столице хорошо знали ван Дрейка, и его неожиданное возвращение вызвало множество недоумённых взглядов. Однако старшина их не замечал. Он решал сложную задачу: как лучше поступить — ехать прямиком во дворец или прежде схоронить ценный груз в укромном месте. Осторожность победила, и Яков велел гномам ехать в "Приют Мефодия", маленькую гостиницу на окраине Литты, хозяин которой был его старинным приятелем. А, главное, надёжным и неболтливым магом. Яков поручил помощнику устроить больного со всеми удобствами, а сам слез с повозки и зашагал к центру города.

Во дворце ван Дрейка приняли любезно, но на просьбу об аудиенции у правителя лишь развели руками: Артёма второй день не было в столице, и, зная его сумасбродную натуру, никто не мог с уверенностью сказать, когда именно он вернётся. Заручившись обещанием управляющего, немедленно сообщить о прибытии временного мага, Яков вернулся в гостиницу и стал ждать.

Артём появился во дворце вечером следующего дня, о чём управляющий немедленно известил старшину гномов, однако пробиться к правителю Яков не смог: временной маг провёл несколько дней с Ричардом и Валечкой, и ему требовалось время, чтобы прийти в себя. Но гном не отступил. Утром он вновь напомнил о себе, и, как оказалось, не зря. Проспавшегося Артёма заинтриговала настырность ван Дрейка, и в полдень он принял его в малом тронном зале.

— Что случилось, любезный ван Дрейк? Мы виделись неделю назад, и мне показалось, что вы остались довольны посещением Лирии, — позёвывая, поинтересовался маг, и Яков порадовался тому, что у переменчивого как ветер Артёма хорошее настроение.

"Есть шанс договориться!" — обрадовался гном и со степенной размеренностью, присущей всем жителям Содружества, ответил:

— Дело в том, что, возвращаясь в Герминдам, мы нашли то, на что Вам необходимо взглянуть. Окажите нам честь, правитель, посетите гостиницу "Приют Мефодия".

Артём плюхнулся в кресло рядом с троном Вереники, которое год назад установили специально для него, и закинул ногу на ногу:

— Что-то я не пойму, к чему столько таинственности, Яков. Почему вы не принесли это что-то во дворец?

— Слишком велика ноша, да и к чему привлекать внимание, — многозначительно ответил гном, но временной маг не уловил намёка.

К тому же мысль о том, что придётся куда-то идти, претила Артёму, и он мгновенно потерял интерес к посетителю.

— Ладно, — отмахнулся маг и встал, — зайду как-нибудь. Может, завтра, а ещё лучше, послезавтра.

Яков ван Дрейк раздражённо поморщился и, собрав мужество в кулак, металлическим голосом произнёс:

— Дело не терпит отлагательства, правитель. Если Вы не пойдёте со мной сейчас, мы незамедлительно покинем Литту. Думаю, в Инмаре или Годаре к нашей находке отнесутся более серьёзно.

Шоколадные глаза наполнились изумлением: ещё никто из лайфгармцев не решался ставить временному магу ультиматум.

— Звучит, как угроза, — заинтригованно усмехнулся Артём и почесал затылок: "Интересно, из-за чего весь сыр-бор? Может, и правда глянуть?"

Почувствовав близкую победу, Яков ван Дрейк приосанился и с напором добавил:

— Простите, правитель, но сейчас от Вас зависит судьба Лайфгарма. Вы должны пойти со мной!

Временной маг помялся, вновь почесал затылок, прикинув в уме, во что выльется убийство старшины гномьего обоза, и неохотно кивнул:

— Хорошо, посмотрим, что вы там притащили.

И вялость, словно дождём смыло — Артём бодро вскочил на ноги и понёсся к дверям.

— Скорее, Яков! — нетерпеливо воскликнул он, остановился и, чертыхнувшись, вместе с ван Дрейком переместился в "Приют Мефодия".

Небольшой, но уютный общий зал был забит до отказа, вокруг царили несусветный гам и суета. Но шум тотчас смолк — ремесленники и торговцы, купцы и вояки огорошено застыли при виде радужного плаща Смерти.

Временной маг насмешливо фыркнул и обратил вопросительный взгляд на ван Дрейка.

— На второй этаж, правитель, — с поклоном вымолвил старшина и указал на узкую обшарпанную лестницу.

— Как тебя угораздило забраться в такую дыру? — Артём поморщился и зашагал по скрипучим, истёртым сотнями ног ступеням. — Клоповник какой-то!

Яков ван Дрейк проигнорировал ворчанье мага. Он прошёл по слабо освещённому коридору, распахнул неприметную дверь и отступил в сторону. Временной маг с кислым видом заглянул в комнату: шкаф, два колченогих табурета, простая деревянная кровать. На кровати лежал странный, невообразимо обросший человек. Артём недоумённо покосился на Якова.

— Я говорил про него, — кивнул гном, и, мысленно выругавшись, маг шагнул в комнату.

Приблизившись к кровати, он взглянул на грязного, оборванного мужчину и едва не упал. Ухватившись за решётчатую спинку, задрожал как осиновый лист и непослушными губами вымолвил:

— Дима... — Маг накрыл комнату щитом и схватил друга за руку. — Дима!!!

Но Дмитрий не отреагировал на зов, он спал неестественным тяжёлым сном. Артём присел на край кровати, вгляделся в родное, с трудом узнаваемое лицо: желтоватая кожа, впалые щёки, бледные сухие губы: "Что с тобой, Дима?" И вздрогнул, услышав печальный голос ван Дрейка.

— Мы пытались лечить короля, но ничего не вышло.

— Спасибо вам, — с искренней признательностью прошептал временной маг и положил ладонь на лоб друга.

"Это я. Позволь мне помочь".

Артём не был уверен, что друг услышит, но к его огромной радости Дмитрий распахнул сознание. Увиденное ошеломило: Диму изводила беспрестанная жгучая боль, а сон был защитой, помогающей магу не сойти с ума. "Я вырву сердце тому, кто сделал это с тобой", — прошептал временной маг и попытался заглушить боль, но единственное, чего добился, вернул другу привычный вид. Артём всхлипнул от досады и хотел встать, но тут Дима открыл глаза и прохрипел:

— Больно.

— Знаю. Я хочу помочь, но у меня ничего не получается.

— Попробуй ещё.

Артём послушно сосредоточился, надеясь отыскать источник боли и устранить его, но никакого источника не было. А боль была.

— Я не понимаю, — жалобно протянул временной маг и, сметая собственный щит, заорал: — Валентин!

Солнечный Друг появился мгновенно.

— Вот чёрт! — выпалил он и, взглянув в искажённое мукой лицо друга, присвистнул: — Какая сволочь посмела сделать тебя наркоманом, Дима?

— Наркотики? — опешил Артём. — Что за бред? Ты уверен?

— Я — Целитель! И, вообще, не мешай, Тёма!

Поджав губы, временной маг пересел в изножье кровати и стал терпеливо ждать, когда Валечка закончит лечение. Ждать пришлось долго: Солнечный Друг несколько часов убирал наркотическую ломку, а когда закончил, плюхнулся рядом с Артёмом и, устало отдуваясь, проворчал:

— Ну, ты даёшь, Дима. Как тебя угораздило пристраститься к этой мерзости?

— Не знаю.

В голове мелькали неясные обрывочные картины, но связать их воедино маг не мог.

— Где ты был целый год? — встрял Артём.

— Год? Этого не может быть...

— Ещё как может! Ты пропал сразу после нашей беседы с Лайфгармом. Сказал, что идёшь к Стасе, и не дошёл!

Яков ван Дрейк деликатно кашлянул.

— Простите, господа, но теперь, когда мы передали короля Годара в руки друзей, наша миссия завершена. Думаю, нам лучше как можно скорее покинуть Литту и вернуться в Герминдам.

Дмитрий повернул голову, и голубые глаза с надеждой впились в лицо гнома:

— Так это вы нашли меня? Где?

— На дороге между Крастом и Рогулом. Я не сразу узнал Вас, Ваше величество, но когда понял, кто передо мной, решил, что лучше всего доставить Вас в Литту. Разумеется, соблюдая все предосторожности... У Вас появились могущественные враги, Ваше величество, и я подумал, что Вы выглядите чересчур слабым, чтобы встречаться с ними сейчас.

— Спасибо, уважаемый ван Дрейк, — тепло улыбнулся маг. — Как я могу отблагодарить Вас?

— Содружество гномов многим обязано Годару, а мы не забываем добра.

— И всё же.

— Заезжайте иногда в Герминдам, Ваше величество. Ваше внимание к Содружеству — лучший подарок для нас.

— Хитрец, — фыркнул Валентин, а Дмитрий твёрдо сказал:

— Я приеду в Герминдам, только не знаю, когда.

— Мы будем ждать, — снова поклонился Яков ван Дрейк и покинул комнату.

Едва дверь за гномом закрылась, Валечка склонился над другом и хмурым шепотом поинтересовался:

— Так где ты всё-таки был, Дима?

— Не помню. Я спал, и мне снился удивительный сон. Мне показалось, что прошло всего несколько минут... — Внезапно маг вздрогнул и напряжённо взглянул на Артёма. — Где Стася?

— В Кероне, где ж ещё. Когда ты исчез, я пытался проследить твой путь по Времени, но ты словно растворился во Вселенной. Я боялся, что Лайфгарм, разозлившись, убил тебя, Дима, но мама упрямо твердила, что ты жив. И я ждал.

— Спасибо, Тёма.

— Я весь извёлся, а ты ничего не хочешь объяснять!

— Хотел бы, но ничего не помню.

— Совсем ничего? — уточнил Валентин.

-Только сон, да и то смутно... — Дмитрий задумчиво посмотрел на свою руку. — Теперь я уверен, что это был не сон... Происходит что-то странное, Тёма, и я не понимаю, что... Я был в пещере с огненными знаками на стенах... Я читал странные письмена... Мне было хорошо... Потом я услышал голос... — через силу выдавливая слова, проговорил маг: он тяжело дышал, на лбу блестели капельки пота.

— Ты весь дрожишь! — испуганно вскрикнул Артём.

— Кто-то не хочет, чтобы ты рассказывал всё это, — одновременно с ним произнёс Валентин, и Дмитрий скрипнул зубами:

— Я разберусь. Не рассказывайте Стасе о том, что видели. Не хочу пугать её.

— Может быть, это Лайфгарм?

— Не знаю, Тёма. Но, кто бы это ни был, я найду и убью его! Но сначала — Стася!

Дмитрий улыбнулся и перенёс друзей в Керонский замок, прямо в покои Хранительницы. Станислава сидела в кресле, спиной к зашторенному окну, и с отрешённым видом листала книгу. В мягком свете магического светильника лицо женщины выглядело бледным и утомлённым, а прекрасные изумрудные глаза — тусклыми и больными. Дима шагнул к сестре, и, вскинув голову, Стася уставилась на него как на приведение. Книга упала на пол. Хранительница встала, снова повалилась в кресло, потом вскочила и, обливаясь слезами, кинулась на шею брату:

— Дима!!! Как ты мог? Слава Богу, ты вернулся! Где ты был?

— Я люблю тебя, — обнимая возлюбленную, тихо произнёс Дмитрий и обернулся к Артёму и Валентину: — Поговорим позднее...

Король Годара не сдержал обещания — ни в этот, ни на следующий день он не поговорил с друзьями. Вернувшись из плена, маг с головой окунулся в годарские дела: подолгу сидел в кабинете с Розалией, устраивал длительные совещания с министрами и просто бродил по замку, вступая в разговоры со слугами, гвардейцами и вельможами. Убедившись, что Годар живёт и процветает, Дима отправился в Литту. Он появился во дворце во время утреннего приёма и сейчас же пожалел об этом. Вереника, вопреки протоколу и этикету, ликующе завопила и, сорвавшись с трона, бросилась ему на шею:

— Дима! Как же я соскучилась!

— Я тоже.

Маг поднял девочку на руки, усадил на трон, осторожно поправил голубой бант в белокурых волосах, и тот превратился в царский венец. Корней, присутствовавший на утреннем приёме, поморщился: в глазах многочисленных придворных и просителей поступок Димы выглядел символично — Смерть собственноручно усадил Веренику на престол и короновал, признав таким образом её власть над Лирией. По залу пронёсся восторженный шепот, на нестареющих лицах дам засияли улыбки, а головы мужчины склонились перед царицей.

Дмитрий повернулся к Корнею:

— Почему Совет до сих пор не признал права Вереники на лирийский престол? За целый год можно было выкроить время и провести официальную церемонию. Неужели, вы не понимаете, что двусмысленное положение правителя пагубно для спокойствия страны!

— Дело в том, Ваше величество, что ситуация в Лирии не так проста, как видится на первый взгляд. Мы были готовы немедленно возвести Веренику на престол, но принцесса потребовала, чтобы вместе с ней короновался Артём, а это никак не возможно.

— Отчего же?

— Мы всесторонне изучили этот вопрос и пришли к выводу, что временной маг не может занять царский трон, поскольку его статус в Лайфгарме не определён.

Дима приподнял брови, но тут же сдвинул их к переносице, и в глубине голубых зрачков загорелись белые холодные огоньки:

— Так давайте определим его статус, господин Корней.

Маг-учитель вздрогнул, но взгляда не отвёл:

— Это невозможно. Маги не должны править людьми! Совет намерен возродить старые, испокон веков существовавшие законы. Между прочим, лирийская принцесса тоже не самая подходящая кандидатура на роль царицы. Она слишком сильный маг, чтобы править страной.

— Даже так... — протянул Дмитрий и вдруг улыбнулся, отчего Корней опасливо попятился. В бело-голубых глазах запрыгали лукавые чёртики, а в голосе зазвучало неподдельное веселье: — Стоило мне ненадолго отлучиться, и высшие маги вознамерились посадить на троны марионеток, чтобы Совету было удобнее и проще управлять Лайфгармом!

— Как ты смеешь оскорблять Совет, выскочка?! Ты ответишь за это!

Корней яростно сверкнул глазами и пропал, а Дима обратился к замершим в почтительном страхе придворным:

— Вереника ваша царица, по праву рождения, Артём её жених, а Совет — давно отжившая и не раз скомпрометировавшая себя организация. Так что, мы вполне обойдёмся без благословения высших магов. Тёма!

Временной маг появился перед троном, сияя, как начищенный медный таз, лучезарно улыбнулся притихшим лирийцам и склонил голову перед другом:

— Ты был великолепен, хозяин! Позволь мне уничтожить высших магов прямо сейчас! Надоели! Болтаются под ногами, как... — Артём запнулся, не найдя походящего к случаю сравнения, а потом, ни чуть не смутившись, спросил: — Так я пошёл?

— Подожди, — усмехнулся Дима. — Настоящий правитель должен быть милосердным. Дадим им шанс исправиться, Тёма.

— Согласен. Пусть попробуют. А потом я их убью.

Временной маг громко расхохотался, и по спинам лирийцев прокатился холодок — смех Артёма внушал первобытный, неконтролируемый ужас.

— Уймись! — Дмитрий погрозил другу пальцем. — Не пугай своих верных поданных.

— Как можно?! — оскорбился временной маг и, раскинув руки, с придыханием произнёс: — Я обожаю вас, господа!

Вереника счастливо хихикала, наблюдая за разыгравшимися магами. Однако представление пора было заканчивать, и, поднявшись с трона, девочка мило улыбнулась Артёму и Дмитрию, а потом звонко произнесла:

— Спасибо за внимание, господа! До завтра!

Лирийцы потянулись к дверям, а друзья переместились в покои царицы.

— Значит, высшие маги не угомонились, — проворчал Дима, усаживаясь в кресло и извлекая из воздуха сигарету.

— Былое величие пытаются возродить. Прицепились к нам с Никой, как репей, и нудят, нудят, нудят...

Артём махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху, и тоже плюхнулся в кресло.

— Да только мы внимания на них не обращаем, — вступила в разговор Вереника. — Правим себе Лирией и правим. Совет бухтит, но против Тёмочки он ничто!

Девочка бросила на жениха влюблённый взгляд, забралась к нему на колени и поцеловала в щёку. Артём потёрся о белокурые волнистые волосы и посмотрел в глаза Диме:

— Как ты?

— Нормально. Лучше о Лирии поговорим. У Вас точно всё в порядке?

— Неужели мадам Розалия промолчала? Это ж благодаря её стараниям мы с Никой, как сыр в масле катаемся!

— Ага, — энергично закивала Ника. — Розалия Степановна просто чудо! Явилась в Литту и — не поверишь! — за неделю порядок навела. Старый кабинет министров полностью в отставку отправила. Новых назначила, да так удачно, что мы с Тёмой только диву дались. Каждый — будто родился со своим портфелем! Вот они-то Лирией и правят. А мы с Тёмой учимся, ну и, верховную власть изображаем. — Вереника хихикнула, толкнула жениха бок и доверительно сообщила Диме: — А ещё Тёма иногда проверки устраивает, так мадам Розалия велела. После этого наши министры особенно хорошо работают.

Артём скромно потупился, а Дмитрий улыбнулся, представив друга в роли ревизора, и поднялся:

— Мне пора.

— Даже на обед не останешься? А то бы поели, повесились...

— Не сегодня, Тёма. Меня Стася ждёт. Я обещал не задерживаться, да ещё у Розалии ко мне разговор, — опустив глаза, начал оправдываться король Годара, и временной маг поморщился:

— Ладно уж, иди к сестричке.

Артём демонстративно отвернулся от друга и преувеличенно весело обратился к Веренике:

— Пожуём, любовь моя?..

Дмитрий вернулся в Керон расстроенным. Отношение друзей к Станиславе становилось всё хуже, но, если посмотреть правде в глаза, она это заслужила. После его внезапного исчезновения Стася впала в глубокую депрессию — жила как во сне и просыпаться решительно не желала. "Я здесь никто!" — истерично заявила она бывшей свекрови и заперлась в своих покоях, объявив, что будет скорбеть о брате. Положение пришлось спасать Розалии: землянка стукнула кулаком по столу и принцесса Маргарет стала королевой Годара. Правда править отказалась наотрез. Подписала всего один указ — о назначении мадам Розалии своей наместницей — и удалилась от дел.

Едва власть в Годаре перешла в руки землянки, новоиспечённый маг Валентин поспешно бежал с Острова Синих Скал, во всеуслышание возвестив, что намерен серьёзно заняться изучением магии. Однако, в приватной беседе со старым приятелем Донатом, по секрету сообщил, что мамочка взялась за него всерьёз: женить решила! "Она у меня женщина целеустремлённая! — потрясая бокалом, говорил он капитану керонской стражи. — Только и я не лыком шит! Все эти "девушки из хороших семей" у меня в печенках сидят! Так что, adieu, мой друг! Сматываюсь!" И Валентин укрылся от матери в Белолесье. Там он перехватил несколько уроков у Марфы и Арсения, а потом переместился в УЛИТ.

Корней не жаловал Солнечного Друга и наотрез отказался учить его. Высший маг считал землянина никчемным пьяницей, на чём и погорел: Валечка, не иже сомневаясь, применил все три заклинания, которым обучил его Арсений, и, вопреки желанию, Корней начал преподавать великовозрастному ученику основы лайфгармской магии. Впрочем, простенькие заклинания быстро наскучили землянину, и, бросив УЛИТ, он отправился в Зару. Валентин намеревался попрактиковаться в боевом магическом искусстве под руководством воительницы, однако договориться с ней не сумел. Роксана вышвырнула Солнечного Друга из своих покоев, а вновь сунуться к грозной магичке Валя не решился. Но уходить из Зары, не солоно хлебавши, не хотелось, и Валентин подбил Михаила на пьянку, а когда высший маг набрался до бровей, перекинулся с ним в картишки и выиграл желание. И пришлось миротворцу, скрипя зубами от злости, обучать ушлого землянина искусству ведения переговоров.

Отметив успехи в учёбе трёхдневной пьянкой с Ричардом, довольный собой Валентин разыскал Витуса. И уже на следующий день твёрдо знал: его истинное призвание — целительство. Гном не стал скрывать от землянина, что питает к его мамочке нежные чувства, и вскоре между учителем и учеником сложились прекрасные отношения. Остаток года, Валя провёл с целителем, не подозревая, что все его метания от одного высшего мага к другому были тщательно спланированы Витусом и Розалией.

После возвращения Дмитрия Солнечный Друг вновь перебрался в Керон. Розалия попыталась намекнуть сыну о продолжении рода, но Валя резонно возразил, что сначала нужно закончить образование, а уж потом думать о семье. Их долгий спор закончился победой Валентина: воспользовавшись знаниями, полученными от Михаила, он сумел-таки убедить мамочку в правильности своего решения. Роза сдалась и оставила сына в покое, и Валя тотчас переключился на Диму. Он внимательно наблюдал за другом, вовлекал в разговоры, но ничего стоящего не узнал. "Кто начал новую игру?" — спрашивал себя землянин, отбрасывая одну кандидатуру за другой. А уж когда Дмитрий начал обучать сестру навыкам боевой магии, из кожи вон вылез, но набился в ученики, и после нескольких уроков отправился в Зару — советоваться с Ричардом.

Валя нашел друга на тренировочном поле, где инмарец помогал жене осваивать новую технику боя на мечах. Маг остановился возле низкой ограды и несколько минут наблюдал за женщиной, которая упорно повторяла один и тот же приём, доводя его до совершенства. Когда же у неё получилось, Маруся победно вскрикнула, и кинжал, который она держала в левой руке, вонзился точно в сердце тряпичного манекена. Воины, упражнявшиеся на соседней площадке, оценили бросок королевы, и под их приветственные крики женщина кинулась на шею мужу:

— У меня получилось!

"Это точно! — подумал Валентин. — У тебя получилось. Кто бы мог подумать, что из вежливой, женственной секретарши получится настоящая боевая львица. Ну и повезло же Ричарду! Да и Инмару тоже".

Землянин вспомнил, как год назад торжествовала Зара, радуясь возвращению обожаемого короля, который не только вернулся из боевого похода живым и здоровым, а ещё привёз воинственную красавицу-невесту. В кожаном костюме воина Маруся, наравне с женихом, участвовала во всех военных учениях и турнирах, так любимых в этой милитаристской стране, и скоро стала своей, словно родилась в Инмаре. Народ ликовал, когда спустя полгода Маруся стала их королевой.

Вот и сейчас инмарские воины так бурно радовались мастерскому броску землянки, что Ричард даже заревновал.

— Хватит на сегодня, Маша!

Маруся бросила лукавый взгляд на озабоченное лицо Солнечного Друга, приветливо кивнула ему и, шепнув мужу: "Не напивайтесь, как сапожник, Ваше величество", грациозно удалилась, а Ричард передал меч оруженосцу, подошёл к землянину и хмуро поинтересовался:

— Он сказал, где был?

— Отчасти, — уклончиво сообщил Валентин, покосился на инмарских воинов и тихо сказал: — Не здесь, Ричи.

— Тогда в тронный зал.

Валечка согласно кивнул, и друзья оказались на ступенях перед троном. Отработанным движением, Солнечный Друг вынул из-под трона бурдюк, и Ричард угрюмо вздохнул:

— Всё настолько плохо?

— Он учит Стасю сражаться.

Землянин плюхнулся на ступени и сотворил бокалы.

— С кем, чёрт возьми, он собрался воевать?

— Боюсь, он сам не знает. — Валя попробовал вино, кивнул и, наполнив бокалы, добавил: — Похоже, Дима здорово влип.

— Где же он был целый год? — сквозь зубы процедил инмарец, присаживаясь рядом. — Не думаю, что он по доброй воле покинул Лайфгарм накануне собственной свадьбы.

— Согласен. Но вопрос в другом: он сам сбежал или его отпустили?

— Сплетничаете? — прозвучал весёлый голос временного мага.

Полы радужного плаща взметнулись, в шоколадных глазах мелькнуло озорство. Артём втиснулся между друзьями и протянул землянину пустой бокал.

— Подслушиваешь? — ехидно поинтересовался Ричард.

— Да нет, выпить захотелось. А тут такая тёплая компания, — язвительно отозвался временной маг и, дождавшись, пока Валечка наполнит его бокал, провозгласи: — Давайте выпьем за успех нашего безнадёжного предприятия!

— И ты туда же, — буркнул Солнечный Друг. — Я думал, ты оптимист.

— Я тоже так думал, — хмыкнул Артём, и уголки его губ поползли вниз. — До некоторых пор.

— Всё не так...

Ричард поднял бокал и стал рассматривать вино на свет. Валечка сделал микроскопический глоток и осторожно поинтересовался:

— Тебя не устраивает качество напитка, Ричи?

— Наша пирушка больше напоминает поминки.

— Да уж. — Временной маг понюхал вино и пробормотал: — Жаль, что я не успел научить Веренику боевой магии.

Внезапно он вскинул голову, и шоколадные глаза встретились с голубыми. Дима ободряюще улыбнулся Тёме, кивнул побратиму и протянул бокал землянину. Валентин молча налил ему вина, и, сделав глоток, Дмитрий одобрительно качнул головой:

— Вполне приличное. И почему вы не пьёте?

— Тебя ждали, — грустно улыбнулся Ричард.

— Не кисни, Ричи, тебе не идёт.

— Что всё-таки происходит?

— Ничего.

— Ты обзавёлся новым хозяином?

— Я справлюсь, Ричи. Я всегда справляюсь.

— Кто он?

Словно не расслышав вопроса, Дима залпом выпил вино и бодрым голосом произнёс:

— Кстати, хочу поздравить тебя с женитьбой, Ричи.

— Ты хотя бы знаешь, кто он?

— Надеюсь, Маруся счастлива.

— Ты больше не доверяешь нам? — Инмарец хлопнул ладонями по коленям. — Не узнаю тебя, побратим!

Дмитрий окинул друзей виноватым взглядом и, помолчав, заговорил:

— Я всё время был в Лайфгарме... Тот, кто пленил меня, рядом... Я не знаю, кто это, но... это кто-то... знакомый...

Выронив бокал, маг тяжело опустился на ступени, и в голубых глазах заметались искорки холодного белого света. Диму била дрожь, но он упрямо продолжил:

— Я узнаю, кто он... и убью...

Маг приглушённо застонал, закашлялся, сплёвывая кровь, и Солнечный Друг протянул руку, чтобы помочь, но Дима отвёл её.

— Я сам, — упрямо произнёс он, и изо рта хлынула кровь.

Ричард, Артём и Валентин в ужасе смотрели на расползающееся по ковру пятно, а Дмитрий, сохраняя каменное спокойствие, ждал, пока кровотечение остановится.

— Мы ещё повоюем, Ричи! — вытерев губы, почти весело заявил он и потянулся к бурдюку: — Выпьем! Красное вино очень полезно при кровопотерях, не так ли, Валя? — Дима хлопнул по плечу временного мага. — Прекрати трястись, Тёма! Ты же Смерть. Что ты смотришь на кровь с таким испугом?!

— Ты ещё можешь смеяться? — возмутился Артём, губы его дрожали, а в ледяных шоколадных глазах метался страх.

— А что остаётся? — нерадостно улыбнулся Дмитрий и залпом выпил вино. — Если есть другие предложения, я готов их выслушать.

— Какие тут предложения, — проворчал инмарец.

— Пусть будет, как будет! — Временной маг безнадёжно махнул рукой, опустошил бокал и протянул его землянину. — Не зевай, Валя! Я собираюсь упиться вусмерть. А ты, не смей меня протрезвлять!

Артём погрозил Дмитрию кулаком, и тот покладисто кивнул:

— Не буду: Напьёмся все вместе.

И четверо друзей одновременно подумали: "Надеюсь, не в последний раз"...

Временной маг вернулся в Литту под утро. Он крался по коридору, натыкаясь на стены, роняя вазы и не замечая испуганных лиц придворных, с опаской выглядывающих из-за дверей. Перемещаясь в Литтийский дворец, Тёма ошибся совсем чуть-чуть, но сто метров, которые отделяли его от спальни Вереники, дались с превеликим трудом: в покои царицы Лирии маг вполз на четвереньках, а до кровати добирался уже по-пластунски. Наконец нелёгкий путь завершился. Артём поднялся на колени, уткнулся лицом в одеяло и простонал:

— Ника...

— Тёмочка, милый, что с тобой?

Вереника выбралась из-под одеяла, села на пол рядом с Артёмом и положила руки на его подрагивающие от рыданий плечи.

— Ника... — всхлипнул временной маг. — Ника...

Девочка с нежностью погладила жениха по спутанным пшеничным волосам, поцеловала в лоб и ласково сказала:

— Я люблю тебя, Тёма. Ты самый замечательный, самый хороший. У нас всё будет хорошо, Тёма.

— Ника... — разрыдался Артём, уткнувшись в её живот. — Не оставляй меня, Ника. Мне страшно.

— Глупый, я всегда буду рядом, — сквозь слёзы улыбнулась девочка и потянула мага за руку. — Забирайся на мою кровать, Тёма! Всё равно до своей не доберёшься. Фиг с ними, с приличиями.

Не переставая рыдать, Артём заполз на кровать, обнял подушку и мгновенно заснул, а царица Лирии довольно кивнула, стащила с жениха сапоги и легла рядом. Она гладила любимого по волосам и гадала: что или кто мог довести временного мага до нервного срыва.

Солнечный Друг решил не возвращаться в Керон, а перенёсся в дом Витуса, прятавшийся в центре Инмарских гор. Пожилой гном вставал рано, и Валентин застал его в лаборатории — целитель готовил магическое зелье. Над жаровней висел видавший виды котелок, в воздухе витал терпкий аромат горных трав и мёда.

— Помочь? — с готовностью предложил Солнечный Друг и, пошатываясь, приблизился к учителю.

— Спасибо, нет, — ехидно ответил гном и поинтересовался: — Где напился-то? В Заре?

— Ага. Все напились. И пошли со своими женщинами прощаться.

— Прощаться, значит. — Витус, не оборачиваясь, протрезвил ученика и наставительно произнёс: — Неприятности нужно встречать с ясной головой! О чём ты хотел поговорить?

— О мамочке. Не могу понять, что происходит, но, кожей чую: со дня на день грянет буря... Мне не хотелось бы волноваться ещё и за мамочку. Ты позаботишься о ней?

Гном снял котелок с огня и поставил на стол:

— Мог бы не спрашивать. Ты знаешь, как я отношусь к Розалии. Конечно, я присмотрю за ней.

— Теперь я спокоен.

— Ну, это ты врёшь. Тревога за мамочку ушла, но спокойствия тебе это не принесло. Хотя, чему удивляться? Я знал, что когда Дима вернётся, покоя не будет никому, — проворчал целитель, разливая зелье по тёмным бутылочкам. — С того дня, как он появился на свет, Лайфгарм перестал быть тихим, уютным миром. Дима вечно оказывается причиной всех бед. Удивительная способность наживать неприятности!

— За что ты так не любишь его?

— А за что мне его любить? Между прочим, из-за него я однажды умер! Он мог бы остановить Артёма, но не сделал этого. Более того, он стоял и бесстрастно наблюдал, как временной маг уничтожает членов Совета!.. В общем, Дима ничего путного в своей жизни не сделал, и, в отличие от всех вас, я не испытываю восхищения перед этим недоучкой.

От изумления Валентин аж присел:

— Недоучкой?

— Да! Маг, который умеет только разрушать, не может считаться полностью обученным!

— Эти претензии нужно предъявлять Олефиру! Он с детства учил Диму убивать, а на прочее времени не хватило. А Совет высших магов, между прочим, спокойно наблюдал за этим. Почему ты ни разу не сказал своему бывшему ученику, что он не прав?

— Иди спать, Валя! О Розалии я позабочусь.

Солнечный Друг фыркнул и исчез, а Витус тяжело опустился на табурет и задумался — чутьё никогда не подводило его ученика.

Станислава нервничала. Она знала, что брат всего лишь ушёл навестить Ричарда, но ничего не могла с собой поделать — страх вновь потерять его затмевал разум.

После того, как Хранительница стала невестой Смерти, жизнь её превратилась в сплошной праздник. Дима угадывал и незамедлительно исполнял все желания сестры. Стася никогда не подозревала, что мужчина может быть совершенным настолько.

"Это всё потому, что он маг", — думала Хранительница, с восхищением глядя на брата. Месяц, проведённый рядом с ним, воплотил в жизнь все мечты: Дима не отказывал ей ни в чём, и Стася делала, что хотела. Залы и галереи Керонского дворца украсили цветы и золотые канделябры. Каменные стены задрапировали шёлковыми тканями. Окна расширили и завесили тюлем и лёгкими занавесками. А керонские повара вовсю изучали земную кухню, и каждая трапеза во дворце превращалась в чудесный пир.

Хранительница лучилась от счастья. Она забыла страхи, отринула сомнения и с нетерпением ожидала свадьбы, которая должна была поразить воображение лайфгармцев. Сотни гостей, артисты и музыканты... Стася уже видела себя замужней великосветской дамой, с томным видом рассказывающей о семейной идиллии и демонстрирующей подругам своих детей.

Но в ночь перед свадьбой мечты рухнули. Дима не вернулся домой, и Станислава оказалась в ужасном положении. Мало того, что свадьбу века пришлось отменить, так ещё годарцы требовали невозможного — править страной. Люди видели в Стасе сестру Смерти и могущественную Хранительницу, способную принимать сложные государственные решения, а женщине хотелось запереться в комнате и выть. До исчезновения Дмитрия, она не задумывалась о том, что в нагрузку к беззаботной семейной жизни прилагается ответственность за целую страну. Но, слава Богу, обошлось. Розалия Степановна появилась как всегда вовремя и спасла Стасю от страшной участи королевы. Конечно, ей пришлось нацепить корону, но лишь для того, чтобы успокоить годарцев. Сразу после коронации женщина подписала указ о назначении Розалии наместницей, и заперлась, наконец, в своих покоях, чтобы предаться унынию и скорби, как и полагалось, по её мнению, благородной даме. Как будет жить осиротевший Годар, Хранительницу не интересовало. У неё был другое, боле важное занятие — жалеть себя и оплакивать порушенную семейную жизнь.

А потом Дима вернулся, и Станислава возродилась, точно феникс из пепла — впереди вновь замаячили свадьба и семейная идиллия. Однако радовалась Стася ровно два дня. На третий брат заявил, что займётся с ней боевой магией, и женщина пришла в ужас. Вместо тихих вечеров у камина Дима предлагал метать шары и молнии. Точь-в-точь как Олефир. Но отказаться Хранительница не посмела, и пришлось смириться с многочасовыми уроками, от которых ломило спину и руки и нещадно рябило в глазах. А уж когда к ней присоединился Валентин, стало совсем туго: бывший муж, которого Станислава считала лентяем и пьяницей, так рьяно взялся за учёбу, что оставалось только зубами скрипеть от злости. На фоне успехов друга, потуги сестры выглядели жалкими, и Дмитрий всё чаще хмурился, глядя на её кособокие шары и тусклые молнии.

А сегодня, не дождавшись Валентина, Дима вообще отменил занятия и, сказав, что ему нужно срочно повидать Ричарда, ушёл в Зару, оставив Стасю терзаться многочисленными страхами. Брата не было всего несколько часов, но Хранительница успела напридумывать неисчислимое количество мыслимых и немыслимых напастей, обрушившихся на его голову. Женщина металась по спальне из угла в угол, заламывала руки и молилась всем известным богам, не представляя, как будет жить, если брат пропадёт вновь.

Но страхи оказались беспочвенными — на рассвете Дима вернулся.

— Слава Богу!

Хранительница кинулась в его объятья.

— Ну, что ты так разволновалась? Я всегда возвращаюсь к тебе, — мягко упрекнул её Дмитрий, и Стася сквозь слёзы улыбнулась:

— Знаю. Но больше не оставляй меня так надолго.

— Я должен был поздравить Ричарда, — виновато произнёс маг, с нежностью поцеловал сестру, и они оказались в постели...

Король Инмара полулежал на ступеньках перед троном и лениво потягивал вино. Друзья давно разошлись, а он никак не мог собраться с силами, чтобы отправиться спать.

— Всё не так, — повторял инмарец и делал глоток.

— Идём-ка баиньки.

Ричард вздрогнул: он не заметил, как жена вошла в тронный зал.

— Идём, — повторила Маруся и ласково потрепала его по плечу. — Всё обойдётся.

— Мне бы твою уверенность, Маша.

Королева вздохнула и присела рядом с мужем:

— Что-то случилось?

— Ничего.

— Не обманывай меня, Ричи. С чего вы решили напиться?

— Дима вернулся.

— Это не новость. Он вернулся десять дней назад. Так почему вы решили напиться именно сегодня?

— Захотелось.

— А Розалия говорит, что вы всегда пьёте на ступенях перед каким-нибудь троном, если случаются неприятности. Что произошло?

— Пока ничего.

— Послушай, Ричи, своими недомолвками ты меня совсем запугал!

— Я, правда, ничего не знаю, Маша. Одно могу сказать — грядут перемены. И, скорее всего, к худшему.

— Тогда пойдём спать. Перемены лучше встречать во всеоружии. И проспавшимся.

Ричард покосился на жену и пробурчал:

— Не так уж много я пью.

— А кто говорит, что много? — хитро прищурилась Маруся. — Просто я считаю, что пить в одиночестве — дурной тон.

— Так составь мне компанию.

Инмарец обнял жену, но та ловко выскользнула из объятий, встала и многообещающе улыбнулась:

— С удовольствием, но не на холодных ступенях, а в тёплой постели.

— Искусительница!

Ричард отшвырнул бокал, вскочил и, подхватив Марусю на руки, зашагал в спальню.

Глава 2.

Попутчики.

Ослепительное белое солнце стояло в зените, бросая обжигающие лучи на невысокие светло-коричневые барханы. По гладким склонам текли пыльные каштановые струйки. Горячий ветер подхватывал песок, и колючие низкорослые кусты, жавшиеся к барханам, обдавало песчаной изморосью. Вокруг, насколько хватало глаз, простиралась величественная безжизненная пустыня, и лишь далеко на горизонте виднелась бледно-зелёная полоска.

На пологом склоне стояли двое молодых мужчин в тёмных плащах. Коричневая позёмка хлестала их сапоги, но мужчины ничего не замечали — они внимательно разглядывали друг друга.

— Привет, — сказал наконец один и широко улыбнулся.

— Привет, — сухо ответил второй, отвёл голубые глаза от пшеничных волос незнакомца и огляделся: — Где мы?

— Понятия не имею, но здесь очень красиво.

— Насчёт красоты я бы поспорил. А главное, здесь нет ни воды, ни еды. Да ещё солнце шпарит, как ненормальное. Нам нужно идти!

— Прогуляемся, — благодушно согласился светловолосый и, развернувшись, зашагал по пустыне.

Голубоглазый в два прыжка нагнал спутника и удивлённо спросил:

— Ты знаешь, куда идти?

— Не-а, да это и не важно — кругом одно и то же.

— Необходимо выбрать направление и всё время придерживаться его, иначе мы начнём ходить кругами, выбьемся из сил и умрём от жажды.

— Тебе никто не говорил, что ты зануда?

— Нет.

— Так запомни это и заткнись, пожалуйста, — радостно заявил светловолосый, подмигнул спутнику и зашагал дальше, бодро насвистывая легкомысленную песенку.

Голубоглазый недоумённо моргнул, потом обогнал своего странноватого товарища по несчастью и загородил ему дорогу:

— Кто ты такой, чтобы мне указывать?

Светловолосый остановился и растеряно похлопал по-девичьи длинными ресницами:

— Что ты сказал?

— Я спросил: кто ты такой, чтобы...

— Вот! — Мужчина озадачено почесал затылок: вспомнить, кто он такой, не получалось, однако признаваться в этом отчего-то не хотелось, и, сам не зная зачем, светловолосый бросился в атаку: — А сам-то ты кто?

Голубоглазый оторопело замер, и его спутник обрадовался, как ребёнок:

— Ага! Ты тоже не знаешь! — Мужчине стало намного легче, когда обнаружилось, что провалами в памяти страдает не он один: — Забавно! Ты главное, не расстраивайся — что-нибудь придумаем!

— Человек обязан иметь хотя бы имя.

— Без проблем! — подмигнул светловолосый и зашагал дальше, что-то бормоча под нос.

Голубоглазый тяжело вздохнул и пошёл следом за бесшабашным товарищем по путешествию, который вёл себя так, словно не сознавал, в какую передрягу они попали. Размахивая полами чёрного с серебром плаща, он шагал по пустыне и оживлённо беседовал сам с собой, не обращая ни малейшего внимания на хмурого спутника — придумывание имён захватило его с головой. Казалось, светловолосый уверился, что, выбрав имя, решит все проблемы. Его попутчик неодобрительно покачал головой, но промолчал. Он был абсолютно убеждён, что в жизни нет места случайностям, его не покидала уверенность в том, что происходящее, есть ни что иное, как борьба за выживание. И, глядя на бескрайнюю пустыню, чувствовал, что уже не раз боролся за жизнь и, если жив до сих пор, значит, умеет выживать. "Я справлюсь!" — машинально подумал он, и зашагал увереннее.

— Есть! — неожиданно заорал светловолосый. — Я нашёл имя!

— Поздравляю. Но лучше бы ты воду нашёл.

— Ты же сам говорил, что у человека должно быть имя! Позвольте представиться — Артём.

Временной маг шутливо раскланялся, но спутник не оценил его стараний.

— Хоть Федя, — буркнул он, не останавливаясь, и Тёма обиженно скривил губы, как будто собирался заплакать:

— Сухарь! Я придумал себе такое красивое имя. Неужели тебе не нравится?

— Мне всё равно.

— Ах, так! Тогда я ни за что не скажу, какое имя придумал тебе! Буду звать — Букой! И всё тут!

— Только попробуй!

— Вот-вот, ты и есть самый натуральный Бука!

Временной маг показал язык, и его спутник взорвался: резко повернулся, схватил безалаберного попутчика за грудки и прямо в лицо прорычал:

— Хватит придуриваться, Артём! Взрослый человек, а ведёшь себя как мальчишка! Немедленно прекрати балаган!

— Ты мне не указ! Сейчас же отпусти меня!

— И не подумаю! А будешь выступать — получишь по морде! Понятно?

— Самый сильный, да?

— Да! — припечатал голубоглазый и разжал пальцы.

Временной маг отскочил в сторону и исподлобья уставился на спутника.

— Ты не только зануда, но и грубиян, — оставаясь на безопасном расстоянии, сообщил он. — А зовут тебя — Дима!

— Откуда ты знаешь? Ты же ничего не помнишь.

— А мне подсказали!

Артём снова показал другу язык, но на этот раз попутчик не обратил внимания на глупую выходку.

— Кто тебе подсказал?

— Откуда я знаю, — нервно дёрнул плечами временной маг. — Я услышал голос, который любезно назвал наши имена.

— Чушь!

— Думай, как знаешь, но мне моё имя нравится! Да и "Дима" звучит неплохо.

Дмитрий фыркнул и направился вперёд, размышляя о странном поведении светловолосого спутника и голосе, подсказавшем ему имена. Артём, решив, что буря миновала, топал рядом. Сначала он насвистывал бодрую песенку, но вскоре замолчал: ослепительно белое солнце палило нещадно, и каждый следующий шаг давался труднее предыдущего. Путники брели по бугристому песку, испещрённому причудливым узором разнообразных следов, однако пустыня всё равно казалась безжизненной и бесконечной. Иногда на пути попадались высокие сероватые кусты, усыпанные толстыми продолговатыми листьями с восковым налётом, но их призрачная тень не могла защитить от злого, ненасытного солнца. Маги вдыхали раскалённый воздух, и с каждой минутой их силы таяли.

— Пить хочу, — проскулил Артём, утирая ручьями бегущий пот.

— Я тоже и что дальше? — раздражённо отозвался Дима и остановился, внимательно разглядывая спутника.

— Я просто сказал, что хочу пить. Что здесь такого?

Временной маг капризно надул губы и сел на песок.

— Вставай!

— Не буду! Давай отдохнём. Я очень устал.

Дмитрий сердито посмотрел на спутника:

— Нам нельзя отдыхать! Мы должны идти. Если мы остановимся — солнце убьёт нас! Хочешь сдохнуть?

— Почему мы не можем передохнуть пару минут?

— Отдыхай! — ухмыльнулся Дмитрий и пошёл дальше.

— Я не хочу оставаться один! — истерично воскликнул Артём, вскочил и, догнав спутника, вцепился в его руку: — Остановись! Ты что, железный?

— Отстань!

Дима оттолкнул назойливого попутчика. Пошатнувшись, временной маг шлёпнулся на песок и неожиданно разрыдался:

— Уходи! Брось меня! Я знаю, меня всегда все бросали!

— Ты что-то вспомнил?

— Ничего я не помню! Знаю и всё тут!

— Что ещё ты знаешь?

— Сказал же — ничего! Эта чёртова пустыня! Она убьёт нас! Она всегда убивает! Я не хочу умирать!

Дмитрий страдальчески вздохнул и протянул руку:

— Вставай, Артём!

— Нет! Я устал! Я хочу пить, есть и спать!

— Прекрати истерику! — Дима схватил светловолосого за шкирку и рывком вздёрнул на ноги: — Ты же мужчина!

— Я хочу отдохнуть! — взвизгнул временной маг и скривил лицо, собираясь огласить пустыню новой порцией рыданий, но Дмитрий не пожелал их слушать: несколько раз наотмашь ударил спутника по лицу и подтолкнул в спину:

— Заткнись и иди! Всхлипнешь — получишь добавку!

Удивительно, но оплеухи привели светловолосого в чувство, и он покорно побрёл по песку, рукавом утирая слёзы и льющуюся из носа кровь. Дима зашагал следом, вглядываясь в тёмно-зелёную дымку над горизонтом, которая, сколько они не двигались, не приближалась ни на йоту. Маг впервые очутился в пустыне и не знал, что эфемерная зелень на горизонте никогда не станет густым, тенистым лесом...

Странникам казалось, что они плетутся по горячему песку целую вечность. Солнце висело на небе, как приклеенное, воздух был горяч и сух, а однообразный пейзаж не менялся: барханы, колючки, барханы.

Артём шёл всё медленнее. Он с трудом переставлял ноги, спотыкался на каждом шагу. И вдруг упал.

— Вставай!

Спутник не шевельнулся, и Дмитрий, склонившись, потряс его за плечо:

— Не притворяйся. Нам нужно идти. Вставай!

Светловолосый не ответил, и Дима, тяжело дыша, перевернул его на спину, заглянул в запылённое лицо и вздрогнул: мужчина потерял сознание. Плюхнувшись на колени, Дмитрий стал хлопать его по щекам, пытаясь привести в чувство, но Артём не подавал признаков жизни.

— Не надо, мальчик, — испуганно прошептал маг, — не умирай. Хихикай, сколько влезет, только не умирай! Открой глаза!

— Пить...

В бессильной ярости Дмитрий загрёб пальцами раскалённый песок:

— Вода... Где мне взять воду?!

— Пить... — снова простонал Артём и отключился.

Дима взглянул в расслабленное лицо спутника и почувствовал дурноту, словно он уже видел подобную картину и не раз, словно светловолосый так и норовил скользнуть за грань и оставить его одного.

— Не умирай! — заорал маг и вдруг почувствовал, что сквозь пальцы стекает вода.

Опустив голову, Дмитрий изумлённо взглянул на струйки живительной влаги, а потом набрал полные ладони песка и прошептал:

— Ещё!

И песок превратился в студёную чистую воду.

— Артём! — радостно завопил маг и плеснул воду в лицо спутника.

Холодные капли обожгли раскалённую кожу, и временной маг вздрогнул.

— Пить, — повторил он, распахнул веки, и шоколадные глаза с надеждой уставились на Дмитрия.

— Сейчас, — счастливо улыбнувшись, кивнул маг и поднёс к губам друга ладони.

— Спасибо, — пролепетал Артём, напившись, и с опаской покосился на влажные руки спутника: — Как у тебя получилось?

— Не знаю. Просто испугался, что ты умрёшь.

Дмитрий пожал плечами и сделал глоток воды, искоса поглядывая на светловолосого, который неестественно быстро приходил в себя.

— А еду ты не пытался сделать?

— Ну, ты даёшь!

— А что, пообедать бы не мешало.

Артём погладил себя по животу, заразительно улыбнулся, и Дмитрий невольно улыбнулся в ответ.

— Пошли, Тёма. — Маг помог спутнику подняться и легонько подтолкнул его в спину. — Шутки шутками, но надо двигаться дальше.

— И куда мы пойдём?

— Прямо.

Дмитрий, махнул рукой, указывая направление, и вдруг замер: над горизонтом появилось облако пыли.

— Люди... — зачарованно прошептал временной маг и припустил вперёд.

— Стой! Подожди! Мы не знаем, кто они!

— Да, ладно, — на бегу отмахнулся Артём.

— Мальчишка, — проворчал Дима и поспешил за другом.

По пустыне полз торговый караван. Сильные грязно-жёлтые быки тащили тяжёлые высокие фургоны. На козлах дремали возницы, коренастые люди в белых просторных балахонах и широкополых шляпах, надёжно скрывающих лица от палящего солнца. По обе стороны каравана ехали вооружённые до зубов всадники на высоких крепких лошадях. По лоснящимся серым шкурам расплывались неприглядные грязно-белые пятна, и создавалось впечатление, что кони больны. Но впечатление было обманчивым: под седоками шагали лошади особой харшидской породы, способные сутками обходиться без еды и питья.

Во главе каравана, на кауром жеребце, ехал хозяин — дородный мужчина в малиновом халате с золотой отделкой. На его сытом, холёном лице играла хищная ухмылка, а тёмные как ночь глаза пристально всматривались в горизонт.

Внезапно из-за бархана выскочил светловолосый мужчина в грязной белой рубашке и замахал накрученным на руку плащом, привлекая внимание караванщиков. Всадник на кауром жеребце остановился:

— Взять его!

И солдаты, пришпорив коней, устремились к путнику.

— Артём! Назад! — закричал Дмитрий, но было поздно: солдаты ловко накинули на его спутника сеть, и тот кубарем покатился по песку, едва не угодив под копыта лошадей. — Тёма... — обречённо прошептал маг и вышел из-за бархана.

Заметив ещё одного бродягу, всадники мигом взяли в кольцо и его. Дима гордо выпрямился, всмотрелся в их довольные, улыбающиеся лица и внезапно подумал о том, что уже ощущал на себе подобные взгляды. "Сейчас не время для воспоминаний. Нужно спасать Тёму", — одёрнул себя маг и учтиво поклонился солдатам:

— Я к вашим услугам, господа!

Всадники загоготали, а маг, не обращая внимания на хохот, помог Артёму выбраться из сети и взял его за руку.

— Я всё испортил, Дима?

— Сейчас узнаем. — Дмитрий стряхнул песок с пшеничных волос спутника и зашагал к фургонам. — Добрый день, — бесстрастно произнёс он, остановившись перед скалившимся в улыбке караванщиком.

— Сколько тебе лет, путник?

— Не знаю.

— А тебе? — обратился купец к Артёму.

Однако временной маг и не подумал ответить: он с живейшим интересом разглядывал богатые одежды незнакомца.

— Он немой? — спросил у Димы караванщик.

— Почему? — встрепенулся Тёма. — Я люблю поговорить.

Всадники снова расхохотались, а караванщик насмешливо поинтересовался:

— Как тебя зовут, любитель поговорить?

— Я — Тёма, а он — Дима!

— А я — Джомхур, купец из Бэриса. Лучший поставщик рабов ко дворам камийских владык. — Караванщик оценивающе оглядел пленников и обратился к Дмитрию: — Кто ты и что умеешь делать?

— Он умеет делать воду, — встрял временной маг.

Дима бросил на спутника тоскливый взгляд: сейчас он окончательно уверился, что тот невменяем. Артём совершенно не понимал, что попал в лапы работорговцев и что ничего хорошего их не ждёт. Безумный попутчик нуждался в опеке, и Дмитрий поклялся себе, что до последнего будет защищать его.

Тем временем Джомхур с любопытством рассматривал Артёма:

— Ты шутишь? Никто не умеет делать воду.

— Дима, покажи! — теребя друга за рукав, попросил временной маг.

Скрипнув зубами, маг взял горсть песка, сжал кулак, и серебристые струйки хрустально чистой воды полились сквозь длинные изящные пальцы.

— Невероятно! — воскликнул Джомхур, и его глаза алчно блеснули. — Где ты этому научился?

— В пустыне.

— Ты маг?

— Я умею делать воду.

— Понятно... — протянул купец с подозрением оглядывая простую, но в тоже время дорогую одежду пленника: чёрный плащ с красным подбоем, тонкую батистовую рубашку, тёмные брюки и идеально сшитые сапоги. Задержав взгляд на холёных пальцах, работорговец хмыкнул и переключил внимание на Артёма. — А что умеешь ты?

— Ничего.

— Так не бывает.

— Может быть, я и умел что-то, но забыл, — развёл руками временной маг и с мольбой взглянул на Джомхура: — У вас найдётся что-нибудь пожевать? Знаете, как тяжело не помнить, когда ты ел в последний раз. — Купец слушал пленника, не перебивая, а тот тараторил, как заведённый: — Мне ужасно надоел этот чёртов песок! Когда я открыл глаза, то подумал, что кто-то надо мной подшутил, но не смог вспомнить, кто. Я вообще ничего не помню и Дима тоже. Мы целый день тащились по жаре, а потом встретили вас. И совсем не обязательно было кидать на меня сеть. Мы вполне можем подружиться, но сначала я бы хотел поесть, попить и поспать. У вас есть еда?

Артём замолчал и, растянув губы в милой, доброжелательной улыбке, с надеждой взглянул на работорговца, но Джомхура гримасы пленника интересовали маго. Уж куда меньше, чем грязный чёрный плащ с серебряной вышивкой и спутанные светлые волосы. Было в них что-то тревожно знакомое, что-то, сулящее баснословную прибыль. А своему нюху купец доверял беспрекословно.

— Умой своего друга, Дима!

— Я его брат! — гордо заявил Тёма.

Маг с недоумением покосился на безумного спутника. "Впрочем, какая разница. Брат, так брат!" И, зачерпнув горсть песка, плеснул в Артёма зеркально-чистой воды. Временной маг отпрянул и, вытерев лицо рукавом, обиженно пробормотал:

— Мог бы и повежливее.

Тем временем Джомхур спрыгнул с коня, подошёл к пленникам, и, схватив Артёма за подбородок, пристально вгляделся в испуганные шоколадные глаза:

— Кто ты?

— Тёма.

— Просто Тёма?

— Да. Больше я ничего не помню.

— Что же мне делать с тобой, Тёма? — задумчиво произнёс купец, продолжая изучать лицо разговорчивого пленника, как две капли воды похожего на исчезнувшего три года назад принца Камии.

Временной маг мотнул головой, вырываясь из хватки работорговца, отскочил в сторону и вцепился в руку друга.

— Кто бы ни был твой брат, Дима, он — псих.

— Это не повод пугать его, господин Джомхур.

— Я подумаю, как лучше распорядиться вами, — проигнорировав слова мага, деловито сообщил купец и повернулся к солдатам: — Накормите их и поместите отдельно от остальных...

И караван продолжил свой путь на север Камии, в Крейд.

Почти неделю Джомхур наблюдал за новыми рабами, пока окончательно не уверился в том, что Тёма всё-таки не принц Камии, а его двойник. Сын великого Олефира, по мнению камийца, не мог выглядеть столь жалким и беспомощным, да к тому же обладать весьма слабым рассудком. Работорговец смотрел, как охотно Тёма вступает в беседы с любым, кто заговорит с ним, беспричинно смеётся, корчит дурацкие рожи, и пришёл к мысли, что во всей Камии никто не заинтересуется безумным рабом больше, чем нынешней владелец замка Ёсс, граф Кристер. Когда-то Кристер слыл другом Артёма, но после смерти любимой наложницы Катарины неожиданно для всех покинул свиту принца и заперся в родовом замке, Эльте. Ходили слухи, что граф затаил злобу на сына великого Олефира, подозревая его в убийстве своей любимой Катарины. Многие соглашались, что подозрения Кристера небезосновательны, но никто не одобрял его затворничества: смерть любимой наложницы не стоила дружбы с сыном повелителя Камии.

После гибели Олефира и исчезновения Артёма граф покинул Эльт, захватил Ёсский замок, объявил себя правителем Крейда и наконец-то почувствовал себя хоть немного отомщённым. Но лишь немного: заветная мечта Кристера — увидеть распятый на воротах Ёсса труп принца Камии, пока оставалась мечтой. "Он не откажется от моего раба, даже если это всего лишь жалкая копия принца", — думал Джомхур, предвкушая громадную прибыль.

И, для того чтобы сделать графу сюрприз, он приказал нацепить на лицо Тёмы тряпичную маску. Чокнутый болтун с радостью принял новые правила игры. Дмитрий же в бессильной ярости наблюдал, как его то ли брат, то ли друг веселится и дурачится, не осознавая унизительного положения, и со счастливым любопытством пялится на умиротворяющие пейзажи Крейда сквозь прорези уродливой маски. Артём без устали восторгался каменистыми, пологими холмами, поросшими медно-ствольными соснами, жёлтыми квадратами возделанных полей и изумрудными пятнами заливных лугов. А после того как караван миновал несколько чистых и аккуратных деревень и маленьких городков с добротными каменными домами и мрачными замками, доверительно сообщил Диме, что камийские пейзажи кажутся ему странно знакомыми.

— Хочешь сказать, что ты уже бывал здесь? — шепотом спросил маг, но Артём только рукой махнул:

— Может, бывал, может — нет! Кто меня знает?! Должен же я был где-то быть, до того, как попал в пустыню? Так почему не здесь?

Тёма громко расхохотался, обратив на себя внимание надсмотрщиков, и Дима прекратил расспросы. Однако размышлять магу никто не мешал, и всю дорогу до Ёсса он пытался найти способ вырваться из плена. Но Джомхур стерёг ценных рабов, как зеницу ока: рядом с повозкой постоянно находились солдаты и надсмотрщики.

Караван неумолимо приближался к столице Крейда, и как-то под вечер глазам Дмитрия открылся Ёсс. Среди округлых лесистых холмов возвышался угрюмый, неприступный замок. Словно хищная птица, он нависал над большим городом, опоясанным серыми мрачными стенами. Едва завидев Ёсс, Артём забеспокоился. Он перестал хихикать и дурачиться, шоколадные глаза лихорадочно заблестели, а как только фургон въехал в город, клещами вцепился в руку друга. Дмитрия изумило его поведение, но разговаривать на виду у соглядатаев он не стал. Лишь обнял Тёму и прижал к себе, решив, что сумасшедшего испугал большой город и мрачный замок.

Фургоны вползли в Ёсс, колёса застучали по каменным плитам мостовой. Дима думал, что их отвезут прямо в замок, но караван свернул с главной улицы и вскоре въехал на мощёный гостиничный двор. Солдаты спешились и гурьбой вошли в дом, надсмотрщики занялись размещением рабов, а местные конюхи — быками и лошадьми. Об Артёме и Дмитрии тоже не забыли: пленников препроводили в подвал и втолкнули в узкую каморку с маленьким зарешеченным окном и двумя широкими лавками. Едва дверь за надсмотрщиками захлопнулась, Дима усадил Тёму на лавку и стянул тряпичную маску: в глазах безумца стояли слёзы, лицо побледнело и осунулось.

— Я боюсь, — прошептал временной маг и горько расплакался.

Дмитрий снова обнял его, погладил по растрёпанным пшеничным волосам и тихо сказал:

— Я буду рядом, Тёма, и постараюсь помочь тебе.

Артём всхлипнул ещё раз и замер, прижавшись к другу. Пленники молча сидели на лавке. Временами до них доносилась весёлая музыка, женский визг и упоительные запахи еды: Джомхур и его солдаты праздновали успешное завершение перехода из Бэриса в Ёсс.

— Есть хочу, — проскулил Тёма и снова заплакал.

Кусая от досады губы, маг напоил его водой и стал убаюкивать на руках, как дитя. Артём прижался к другу и вскоре уснул, а Дмитрий ещё долго смотрел на тонкую полоску света под дверью, гадая, что готовит им завтрашний день...

Пленники проснулись от громкого топота деревянных подошв, цокота копыт и отрывистых криков. Дверь каморки распахнулась, и друзей вывели во двор под ослепительные лучи снежно-белого солнца. Лицо Артёма вновь закрыла тряпичная маска, но он больше не плакал, только в шоколадных глазах застыла печаль.

Джомхур придирчиво оглядел рабов, удовлетворённо кивнул, взял из рук конюха повод вороного коня в отделанной золотом сбруе и вскочил в красное кожаное седло:

— Отправляемся!

Солдаты окружили пленников, смуглые рабы подхватили тяжёлые лари с дарами для правителя Крейда, и длинная процессия двинулась к замку.

Глава 3.

Легенда для Ричарда.

Ричард заворочался, потянулся, открыл глаза и приглушённо вскрикнул: чужое белое солнце нещадно жгло кожу, а над головой простиралось равнодушное бледно-голубое небо. Вокруг ни деревца, ни куста, ни травы, лишь горячий орехово-бурый песок. Море песка, до самого горизонта.

— Чёрт! — Инмарец сел, потирая влажное от пота лицо. — Так я и знал.

— Где мы? — испуганно прошептала Маруся.

— Понятия не имею, — буркнул Ричард и протянулся к одежде, заботливо разложенной на песке. — Ясно, что не в Лайфгарме.

Королева Инмара тоже оделась, приладила на спину ножны с мечом. Рукавом утерев струящийся по щекам пот, она ещё раз огляделась и уныло заметила:

— Похоже на пустыню.

— Что такое пустыня?

— Ничего хорошего. На Земле пустыня одно из самых опасных мест для человека. Нужно найти воду, иначе жара убьёт нас.

— Пошли! — скомандовал Ричард и зашагал вперёд...

Несколько часов правители Инмара шли по иссушённому солнцем песку, рассыпающемуся под ногами. Шли тяжело, порой увязая в песке по колено. Безжалостное солнце поднималось всё выше и выше и наконец застыло над головами путников. Белые лучи слепили глаза, и Ричард с Марусей не сразу заметили облако пыли на горизонте. А, заметив, остановились и стали ждать. Время текло медленно, словно жара растягивала минуты. Мало-помалу облако росло, и вскоре стало понятно, что приближается караван. Могучие быки с мохнатыми буро-жёлтыми шкурами и плоскими, загнутыми вперёд рогами тянули большие крытые телеги. Тяжёлые копыта продавливали в песке бесформенные лунки, широкие колёса оставляли глубокие узкие колеи. На облучках сидели люди в белых просторных одеждах. От бешено палящего солнца их головы и лица защищали холщёвые шляпы со свисающими полями. Возницы выглядели унылыми и вялыми, точно страдали хроническим недосыпанием. Зато наёмники на пятнистых высокорослых лошадях были на редкость бодрыми и жизнерадостными. Они шумно переговаривались, смеялись и играючи перебрасывали друг другу увесистые бурдюки с водой.

Заметив путников, всадники остановились и разом взглянули на грузного пожилого мужчину в сияющем золотым шитьём халате. "Хозяин", — машинально отметил инмарец и посмотрел на жену:

— Не нравится мне всё это.

— Их не так много, — заметила Маруся.

— И всё же будь осторожна.

Ричард выхватил меч и вновь повернулся к каравану. Хозяин, бурно жестикулируя, что-то втолковывал охране. Выслушав наставления, наёмники направили коней к путникам, и инмарец подобрался и стиснул ладонью витую рукоять, готовясь отразить атаку. Он не хотел нападать первым: "Всегда есть шанс договориться". Но всадники выхватили короткие кривые мечи, и Ричард понял: переговоров не будет. Глухо рыкнув, усилием воли бросил уставшее тело вперед, точным ударом выбил охранника из седла и запрыгнул на коня.

— Вот теперь потолкуем! — грозно проревел он и рубанул наотмашь, освобождая лошадь для своей королевы.

Маруся вскочила в седло, и правители Инмара ринулись в бой. В мановение ока они разметали охрану каравана. Несколько наёмников остались лежать на горячем песке, а остальные, наплевав на сердитые крики хозяина, попряталась за телегами. Ричард не стал добивать трусов. Гордо выпрямился, положил меч поперёк седла и направил коня к хозяину обоза, который с благоговейным трепетом взирал на разбойников.

— Что вам надо?

— Вода, еда, информация, — высокомерно усмехнулся инмарец и с ехидцей добавил: — Угодишь — езжай, куда пожелаешь.

Караванщик покосился на Марусю и быстро закивал:

— Всё, что хотите. Только не убивайте.

— Как тебя зовут?

— Фаррох, купец из Бэриса. Мой караван возвращается в столицу. Я — лучший поставщик рабов ко дворам правителей Камии.

— Рабов?

Ричарда передёрнуло от отвращения, и в глазах караванщика отразилось недоумение. Он с подозрением оглядел разбойников, чуть кивнул и осторожно произнёс:

— Да. Члены лиги работорговцев самые богатые и уважаемые люди в Камии.

— Так мы в Камии? — сухо спросила Маруся, вытирая окровавленный меч полой дорожного плаща.

— В пустыне Харшида, — любезно уточнил Фаррох и, набравшись смелости, предложил: — Поступайте ко мне на службу. Вы прекрасные воины, а мои караваны нуждаются в охране. В мире не спокойно. С тех пор, как принц Артём убил великого правителя Олефира и исчез, всё пошло наперекосяк.

— Расскажи подробнее! — потребовал Ричард, и брови караванщика поползли вверх:

— Что рассказать?

— Всё, с того момента, как пропал Артём. Хотя, про Фиру тоже послушать интересно. У нас, в Лайфгарме, он тоже много чего натворил.

Лицо караванщика наполнилось ужасом и изумлением. Он бухнулся на колени, закатил глаза в фанатичном экстазе и заикаясь простонал:

— Вы такие же, как великий правитель Олефир!

— Мы лучше, — плотоядно оскалилась Маруся и погладила рукоять меча.

— Вина! Еды! — истошно завопил караванщик, вскочил на ноги и, сорвав с плеч роскошный халат, расстелил его на песке. — Прошу Вас, мой господин!

Лукаво подмигнув жене, Ричард спрыгнул на импровизированный ковёр, убрал меч в ножны. Фаррох почтительно поклонился, выхватил из рук подбежавшего раба чашу с вином и с торжественным лицом вручил её разбойнику. Ричард принял чашу, с наслаждением сделал глоток и повернулся к жене. Маруся спешилась и тоже пригубила вина, с удовольствием ощущая, как терпкая влага льётся в иссушенное солнцем нутро.

Работорговец тем временем пришёл в себя. Он перестал дрожать, маленькие, заплывшие жирком глаза стали хитрыми и цепкими. Окинув Марию критическим взглядом, Фаррох цокнул языком и заискивающее улыбнулся Ричарду:

— У Вас необыкновенная наложница, господин.

Инмарец самодовольно кивнул, крепко стиснул руку жены и зашагал к навесу, с феерической скоростью возведённому рабами. Гости и хозяин вольготно расположились на пёстрых подушках перед низким столом, уставленным фруктами, сладостями, кувшинами с водой и вином, и работорговец завёл неспешный рассказ:

— Великий Олефир много лет правил благословенной Камией. До воцарения величайшего из владетелей, наш мир утопал в хаосе — нищета, голод, болезни и непрерывные войны раздирали Камию. Но небеса услышали наши страстные мольбы, и во главе огромного войска явился Освободитель. Дикие воинственные царьки, рвавшие мир на части, объединились для решающей битвы с иноземным войском бесстрашного Олефира, и два огромных воинства встретились в Харшидской степи. Рассветы сменялись закатами, а свирепая битва всё не кончалась. Пали первые тысячи, но звон мечей не стихал — воины сражались, стоя на телах мёртвых товарищей. Десять дней продолжалось великое противостояние, и армия Освободителя одержала блистательную победу — карающий меч великого Олефира очистил нашу землю от скверны.

Сорок дней хоронили павших, а место триумфа великого Олефира навсегда осталось пустыней. Когда же последнего воина предали земле, вся Камия собралась у стен волшебной крепости Ёсс, что за одну ночь воздвиг великий магистр. Мудрый воитель Олефир стал нашим повелителем, и в мире воцарились закон и порядок. Многие годы Камия процветала. Мы забыли о голоде и междоусобных войнах. Правитель установил справедливый порядок: сильные властвуют — слабые служат им. Великий Олефир учил нас, что слабый — всегда раб, но сделать рабом сильного — редкое искусство. Мы с восхищением внимали мудрым речам повелителя и строили идеальный мир.

Мы были счастливы, когда великий Олефир привёл к нам своего сына. Принц Камии оказался красив, умён и благороден. А как он умел развлекаться... — мечтательно протянул Фаррох и тяжело вздохнул: — Но случилась беда: принц Артём влюбился. Рыжая Бестия из другого мира зачаровала бедного юношу. Мудрый отец пытался образумить сына, но принц, ослеплённый колдовской любовью, обезумел и убил великого магистра. Артём ушёл вместе с Рыжей Бестией, и с тех пор никто не слышал о нём. Наш мир понёс невосполнимую утрату. Мы все любили великого Олефира и его сына-чародея. Они были оплотом нашего существования, и когда безвременно оставили нас, началась война. Камия распалась на шесть государств. Крупнейшие из них — кайсария Харшид и графство Крейд. Я живу в Бэрисе, столице Харшида. Нами правит прекрасная кайсара Сабира, единственная женщина Камии, способная управлять государством. Она обладает безоглядной храбростью, воистину мужским умом и мудростью змеи...

— Всё ясно, Фаррох! — Ричард поставил кубок на столик и поднялся. — Прикажи собрать нам провизию. Кроме того, мы возьмём трёх лошадей.

Караванщик церемонно поклонился:

— Как скажете, господин.

— И ещё нам нужна карта Камии и деньги.

— Конечно, сударь, — услужливо закивал Фаррох и, сняв с пояса расшитый бисером футляр, бережно протянул разбойнику.

Ричард достал карту, развернул и сунул её под нос работорговцу:

— Покажи, где мы находимся.

Фаррох ткнул пальцем в южную часть пустыни:

— Вот здесь, господин.

— Ясно.

Инмарец свернул матерчатый лист, сунул его в футляр, и вместе с женой покинул шатёр.

— Прощай, Фаррох! — вскочив на пятнистого коня, крикнул Ричард, и королевская чета медленно двинулись по пустыне.

Когда караван скрылся с глаз, инмарец остановил коня, вновь развернул карту и, кропотливо изучив её, присвистнул:

— Этот Харшид — одна сплошная пустыня! Олефир здорово развлёкся в Камии.

— Куда мы направимся?

— В ближайший оазис. Называется Дияр. Посмотрим, как живут аборигены, а заодно попробуем выяснить, не объявлялись ли в Камии Дима, Артём и остальные.

— Ты заметил, как Фаррох смотрел на меня? — неожиданно спросила Маруся.

— И как он на тебя смотрел?

— Как на вещь.

Ричард оторвал взгляд от карты и растерянно уставился на жену:

— Ты хочешь сказать, что...

— Он счёл меня твоей рабыней.

— Но Фаррох говорил, что Харшидом правит женщина.

— Единственная! Значит, остальные — не в счёт.

Инмарец взлохматил волосы и с досадой покачал головой:

— Хотел бы я знать, в какую историю Дима втянул нас на этот раз.

— В плохую! — категорично заявила Мария. — В Камии господствует рабовладельческий строй, и меня это пугает.

— Надеюсь, мы не задержимся здесь надолго, — буркнул Ричард и пришпорил коня.

Оазис Дияр оказался небольшим, но хорошо укреплённым городком. Заплатив пошлину привратникам, Ричард и Маруся беспрепятственно миновали ворота и, не торопясь, поехали по ровным мощеным улицам. Дияр выглядел так, словно кто-то нарисовал на песке решётку и воздвиг на ней город: улицы пересекались под прямыми углами через равные промежутки. Однако строгая планировка города совершенно не сочеталась с вычурными домами, украшенными резьбой, чеканкой, глазурью — кто во что горазд. Жители Дияра точно участвовали в конкурсе, чей дом чуднее, и старались переплюнуть друг друга, порой доходя до абсурда. Маруся открыла рот, увидев, здание, стоящее вверх ногами: огромный домина опирался на землю "крышей". Кроме того, каждое строение Дияра окружал причудливый сад с разнообразными кустами и высокими уродливыми деревьями, походившими на воткнутые в землю пики. Король и королева ехали по городу и увлечённо рассматривали немыслимую архитектуру, не обращая внимания на настороженные взгляды диярцев, которые боялись приблизиться к удивительной паре и следили за ней издалека.

Всадники источали силу, присущую свободным жителям Камии, но, главное, одним из них была вооружённая женщина. И не кайсара Сабира. "Мир сошёл с ума", — мысленно причитали диярцы и спешили отвести взгляды, не желая провоцировать опасных путешественников...

Наконец Ричард и Маруся достигли центра оазиса, где вместо привычной для лайфгармских городов площади располагался огромный пруд с каменистыми островками, связанными между собой изящными дугами деревянных мостов. На середине пруда, на самом большом острове, возвышался особняк с пологой прогнутой крышей и широкой верандой.

— Самый приличный дом в городе, — сухо заметила Маруся, но Ричард сделал ей знак молчать:

— Приготовься, стража пожаловала.

Королева обернулась: к ним приближались шестеро вооружённых людей на грязно-белых лошадях. Солдаты взяли путешественников в кольцо, и офицер в лимонно-жёлтом приталенном халате и зелёных парчовых шароварах строго осведомился:

— Кто вы и зачем прибыли в Дияр?

— Мы аргульцы, — спокойно ответил Ричард, — хотим наняться на службу к кайсаре Сабире.

— Аргульцы, значит... — протянул офицер, с любопытством разглядывая крепкого светловолосого всадника, от которого так и веяло силой. — Вы проделали долгий путь. Пересечь Харшидскую пустыню подвластно не всякому. Кстати, вы всегда путешествуете одни?

— А с кем мы должны путешествовать?

— С караваном.

— Мы не боимся бандитов!

— А, может, вы и есть бандиты? — криво усмехнулся диярец, и инмарец хищно осклабился:

— Это проблема?

— Для вас.

— Вряд ли. — Ричард положил ладонь на рукоять кинжала, и Маруся скопировала его движение. — Вы собираетесь задержать нас, господа?

— Что вы, — натянуто улыбнулся офицер. — Пока Вы не нарушите покой нашего прекрасного города, вы — желанные гости Дияра.

— Спасибо. — Король Инмара отвесил небрежный кивок и обернулся к жене: — Нам пора в гостиницу, дорогая.

Стражники расступились, и Ричард с Марусей бок о бок поехали прочь от пруда. А солдаты и офицер всё стояли у воды и провожали разбойников удивлённо-настороженными взглядами, особенно женщину с мечом за спиной.

Гостиницу лайфгармцы отыскали быстро. "Сабля кайсары" располагалась на тихой улочке, неподалёку от центра города. Скромный двухэтажный дом, похожий на обычное лайфгармское строение, если б не круглые окна с ядовито-зелёными рамами, сразу приглянулся королевской чете и, бросив поводья подбежавшим конюхам, они вошли в прохладный общий зал. Навстречу гостям выскочил хозяин, дородный мужчина средних лет в оранжевых шароварах и просторном синем халате, стянутом на поясе бесчисленными мелкими складками.

— Добрый день, господин, — улыбнулся он, с пристрастием разглядывая Ричарда.

— Добрый, — снисходительно кивнул тот. — Нам с женой нужна комната.

— С Женой? Её так зовут?

— Кого?

Камиец указал на Марусю:

— Её!

— Мою жену зовут Мария! — отчеканил инмарец, угрожающе глядя на наглеца, но хозяин гостиницы не испугался.

Он лишь на секунду задумался, потёр переносицу и смело взглянул на гостя:

— Что такое "жена"?

Теперь задумался король Инмара.

— Жена — это женщина, с которой я живу.

Ричард виновато покосился на Марусю, и женщина ободряюще улыбнулась ему, а камиец облегчённо вздохнул:

— Понял, она наложница.

— Ну да, — на всякий случай согласился инмарец. — А вы думали кто?

— Ну... Я сейчас распоряжусь насчёт комнаты, — нашёлся хозяин, махнул рукой рабу и доброжелательно улыбнулся гостю: — Господин желает ещё что-нибудь?

— Хороший ужин.

— Будет исполнено. Кстати, меня зовут Парвиз, господин... э...

— Ричард.

— Господин Ричард, если Вам что-то понадобится, обращайтесь прямо ко мне. А сейчас слуги проводят Вас, — медовым голосом вымолвил Парвиз и поспешил удалиться: хмурый взгляд нового постояльца не располагал к беседе.

— Какой-то он странный, Маша.

— Здесь все такие, — расстроено прошептала Маруся. — Всё так, как я предполагала, Ричи. Этот мир не для женщин! Надеюсь, Стася и Вереника остались в Лайфгарме.

— Они маги, выкрутятся, — отмахнулся инмарец и вслед за слугой направился вглубь здания.

Номер, отведённый разбойникам, оказался небольшим, но очень уютным. Пол устилали мягкие пушистые ковры. Тонкие, воздушные ткани, драпирующие стены, мягко колыхались, принося ощущение простора и свежести, а низкая мебель с толстыми матрасами так и манила к себе усталых путников.

Выставив слугу за дверь, Ричард бухнулся на тахту, скинул сапоги и растянулся во весь рост:

— Хорошо бы ванну принять или хотя бы умыться.

— Я сейчас договорюсь, — улыбнулась Маруся и мышью выскользнула из комнаты.

— Сначала говорит, что с женщинами в Камии не считаются, а потом отправляется с кем-то договариваться, — недовольно проворчал король, подложил под голову цветную подушку и прикрыл глаза. — Посмотрим, что у неё получится.

У Маруси получилось. Не прошло и получаса, как она вернулась, и не одна. За королевой семенили четверо слуг с обнажёнными торсами. Слуги, а вернее рабы, склонились перед Ричардом и с вдохновенными лицами пригласили его проследовать в банную комнату. Инмарец любезно кивнул в ответ, хотел натянуть сапоги, но жена поставила у его ног пёстрые блестящие шлёпанцы с острыми мысами. Ричард понимал, что в такой обувке будет выглядеть глупо, но отказывать супруге по пустякам не привык и, сунув ноги в шлёпки, пошаркал за слугами.

Банная комната, в которую привели инмарца, представляла собой зал с высоким арочным потолком и неглубоким квадратным бассейном посередине. Белоснежный мрамор с тонкими розоватыми жилками, тёплая вода, источающая терпкие, дразнящие ароматы трав, низкие мозаичные столики с мылом и мочалками, едой и напитками.

— Да... Все тридцать три удовольствия.

Ричард весело хмыкнул, в который раз поражаясь, насколько камийский быт отличается от инмарского, а потом подошёл к бассейну и стал раздеваться — как бы то ни было, смыть жар пустыни хотелось неимоверно. Побросав одежду на пол, он с наслаждением погрузился в воду, расслабился и тут же подпрыгнул — над ухом раздался угодливый голос Парвиза.

— Господин желает, чтобы его помыли?

Король Инмара обернулся и едва не задохнулся от гнева: рядом с хозяином гостиницы стояли две молоденькие девушки в лёгких прозрачных накидках: "Да им же не больше, чем Веренике..." И сквозь зубы выдавил:

— Спасибо, я сам.

Ричард надеялся, что его оставят в покое, но не тут-то было: Парвиз расплылся в заговорщицкой улыбке, склонился к бассейну, так что полы синего халата упали в воду, и доверительным шёпотом сообщил:

— Если у господина проблемы со здоровьем, в нашем городе есть прекрасные лекари.

— Оставь меня в покое! Иначе проблемы со здоровьем будут у тебя! — рявкнул инмарец и хрястнул кулаком по воде.

Во все стороны полетели брызги. Парвиз сейчас же выпрямился, сделал девушкам знак удалиться и сально подмигнул гостю.

— Я понял: господина интересуют мальчики.

— Меня интересуешь ты! — негодующе взвыл Ричард и рванул к бортику.

Хозяин гостиницы ойкнул, подобрал полы халата и бросился наутёк. Инмарец выпрыгнул из воды и, схватив меч, понёсся следом, но на пороге банной комнаты опомнился и, чертыхнувшись, вернулся к бассейну: бегать по гостинице голым было унизительно и глупо.

К счастью, больше никто не потревожил грозного гостя. Ричард с удовольствием помылся, завернулся в мягкий чистый халат, обнаруженный на одном из столиков, довольно насвистывая, поднялся на второй этаж и распахнул дверь своего номера.

— Ну, как? — хитро улыбнулась ему Маша.

Замерев на пороге, Ричард оглядел бледно-голубые шаровары и расшитый серебром полупрозрачный балахон, не слишком скрывающий прелести жены, и глаза его налились кровью.

— Какого чёрта ты так вырядилась?

Маруся обиженно поджала губы:

— Тупица! Я же наложница, а наложницы в Камии одеваются именно так.

— Пусть хоть голыми ходят! Плевать! Ты — королева Инмара, и не имеешь права позорить нашу страну!

— Ричи, здесь никто не слышал об Инмаре.

— И что? От этого ты не перестала быть королевой!

— Какая ж ты бестолочь, милый! Мы одни, я в неглиже, а ты... — Маруся замолчала и насмешливо прищурилась: — Или тебя так хорошо помыли?

— Маша! Как ты можешь? — смутился инмарец. — Ты — моя жена, и я люблю только тебя!

— Что-то я не заметила, — фыркнула королева, и полупрозрачный балахон скользнул на пол.

Ричард отвёл глаза от высокой упругой груди, облизал пересохшие губы и, чувствуя себя непроходимым болваном, пролопотал:

— Машенька, ты должна понять. Мы в чужом мире, в непонятной стране, среди каких-то дикарей...

— И что?

Маруся опустилась на тахту и изогнулась, как кошка.

— Я волнуюсь...

— Всё-таки ты ужасно бестолковый, — рассмеялась королева, легко поднялась на ноги и, плавно покачивая бёдрами, приблизилась к мужу: — Удивительно, как в одном человеке уживаются сила и наивность.

— Я... — начал Ричард, осёкся и сжал жену в объятьях.

— Так-то лучше, — прошептала Маруся и потянула его к тахте...

Поздно вечером королева Инмара сидела на подушке возле низкого столика и задумчиво водила пальцем по карте Камии. Ричард, развалившись на тахте, сонно любовался своей прелестной женой. В дрожащем свете свечей кожа землянки, казалось, светилась изнутри, а русые волосы, разметавшиеся по плечам, выглядели невероятно нежными и шелковистыми. "Хорошо, что Маша отрастила их". Инмарец перевернулся на бок, чтобы лучше видеть жену и подложил руку под голову.

— Тебе нужна легенда, Ричи.

— Какая? — лениво поинтересовался Ричард и зевнул.

— Правдоподобная. Я хочу, чтобы нас принимали за камийцев. Так будет спокойнее.

— И что ты предлагаешь?

— Допустим... — Изящный палец скользнул по пустыне Харшида, по лесам Суннита и Шании. — Допустим, ты — младший сын мелкопоместного барона из Шании. Ты жил, скажем... — Маруся ткнула пальцем в угол карты: — в Лерте. Твой отец — потомок полковника из войска великого Олефира. У него было пятеро сыновей, ты — самый младший из них. Когда отец умер, тебе ничего не досталось, кроме меня, и ты решил, что станешь разбойником и будешь добывать средства к существованию мечом. Сила в Камии — главная добродетель.

— Откуда ты знаешь?

— Пока ты купался, я поболтала со слугами и рабами. Меня считают твоей наложницей и охотно делятся информацией. Как с равной. Кстати, запомни: я не просто наложница, а любимая.

— В чём разница?

— Любимая наложница — что-то вроде жены. Как правило, ими становятся дочери знатных камийцев. В этом мире нет института брака. Для того чтобы купить обычную наложницу, нужно сходить на невольничий рынок, а любимую наложницу приобретают с согласия её отца, ну и цена, конечно, соответствующая.

— Не переживай, я буду говорить, что ты самая дорогая из любимых наложниц, — рассмеялся Ричард, но Маруся не улыбнулась:

— Это не шутки. Не перегибай палку, милый. Откуда у тебя, младшего сына захудалого барона, дорогая любимая наложница?

— Отбил в бою! — воинственно фыркнул Ричард, и Маша одобрительно кивнула:

— Молодец, схватываешь на лету.

— Не слишком ли ты вошла в образ камийки, милая?

— Нет, Ричи. Тебе необходимо гармонично вписаться в местное общество, чтобы не стать рабом и иметь возможность свободно передвигаться по Камии. И для этого роль разбойника подходит лучше всего — тебя будут бояться и уважать.

— Хорошенькая перспектива для короля Инмара! Кстати, почему ты говоришь только обо мне? А ты?

— Я твоё бесплатное приложение, милый. Любимая наложница, просто наложница — не важно. Суть одна: в Камии я — рабыня.

— Ты — моя боевая подруга!

— Только не кричи об этом на всех перекрёстках.

Ричард поднялся с тахты, завернулся в простыню и подошёл к столику.

— Говоришь, в Камии ценится сила? — остановившись рядом с женой, жёстко произнёс он. — Тогда я заставлю камийцев уважать тебя! Я никому не позволю обращаться с тобой как с вещью!

Маруся благодарно улыбнулась, и её серые глаза наполнились нежностью и любовью:

— Я счастлива, что у меня такой муж, как ты, Ричи. Ты самый сильный, и я горжусь тобой.

Инмарец притянул к себе жену, крепко обнял её и шепнул:

— Мне не нравится, как этот мир влияет на тебя, Маша. Не поддавайся! Помни: где бы мы ни были, ты — моя королева. И королева Инмара. Носи этот титул с высоко поднятой головой!

Правители Инмара задержались в Дияре: Ричарду нужно было войти в образ камийца. Он старательно выучил придуманную женой легенду и часами бродил по городу, впитывая его атмосферу и изучая быт его обитателей. В отличие от Маруси, на удивление быстро приспособившейся к местным обычаям, инмарца бесили варварские законы Камии. Порой, при общении с диярцами, он с трудом сдерживал гнев, но привычка чуть что хвататься за меч, воспринималась как проявление силы, и Ричард быстро стал в городе уважаемым человеком. С ним почтительно здоровались на улицах, приглашали в гости, предлагали лучшие товары в лавках и на базаре, а после того, как заезжий купец попросил инмарца продать Марусю и был убит на месте, авторитет новоявленного разбойника возрос до небес.

Однако, как ни старались Ричард и Маруся, о друзьях они ничего не узнали: либо их не было в Камии, либо — случилась беда. И более-менее освоившись в чужом мире, правители Инмара решили покинуть Дияр и отправиться в Бэрис, надеясь, что в столице, куда стекались караваны со всей Камии, больше шансов услышать о друзьях. Щедро расплатившись с Парвизом, они сели на коней и направились к городским воротам, где их встретили знакомые стражники.

— Добрый день, господин Ричард, — почтительно поприветствовали они разбойника. — Уезжаете?

— Да. Я и так засиделся в вашем славном городке, — дружелюбно улыбнулся инмарец.

— Хорошо, потому что вчера вечером в Дияр прибыл гонец из Бэриса, — сообщил один из офицеров.

— И как дела у кайсары?

— Нормально, — весело отозвался камиец. — Зато у вас небольшие проблемы, господин. Ограбленный Вами купец Фаррох, пожаловался в лигу работорговцев, и за Вашу голову назначена баснословная награда.

— И сколько же я стою?

— Сто тысяч бааров.

— Солидно, — хмыкнул Ричард. — Хотите разбогатеть?

— Что Вы, — обиженно поморщился офицер и, покосившись на руку разбойника, лежащую на рукояти кинжала, добавил. — Мы хотим остаться в живых.

Ричард громко расхохотался и, бросив стражникам несколько бааров, выехал за ворота.

— Выпейте за моё здоровье! — на ходу крикнул он и направил коня в пустыню.

Вслед разбойнику неслись восторженные возгласы и пожелания доброй дороги...

Глава 4.

Сказка для Солнечного Друга.

Валентин бодро шагал по коричневатому песку: на голове пламенела оранжевая панама, ладонь приятно холодила бутылка пива. Прихлёбывая любимый напиток, землянин с интересом глазел по сторонам — до сего дня бывать в пустыне ему не приходилось. Когда же пешком идти надоело, Солнечный Друг, ничуть не сомневаясь в правильности выбора, сотворил мохнатого двугорбого верблюда, забрался в мягкое сафьяновое седло и неторопливо поехал дальше.

Валечка не лишился ни памяти, ни магии. Мало того, очнувшись под злым белым солнцем, среди коричневых барханов, сочащихся струйками песка, он сразу сообразил, что находится в Камии. Валя хотел переместиться обратно в Лайфгарм, но, увы, не вышло: то ли Лайфгарм был закрыт, то ли Камия не выпускала его. В качестве эксперимента Солнечный Друг перенёсся к соседнему бархану и, поняв, что способности к перемещению не утратил, поморщился: "Началось!" Однако унывать и отчаиваться было не в его духе, и землянин отправился на поиски аборигенов.

"Кто и зачем вышвырнул нас в Камию? — размышлял он, покачиваясь в мягком седле. — Скорее всего, это тот же гад, что удерживал Диму в плену. Но тогда он весьма и весьма могущественный товарищ. До сих пор мне были известны только двое магов, способных проникнуть в Камию. Один из них мёртв, а Тёме здесь делать нечего! Тогда кто?"

Не найдя ответа, Солнечный Друг вздохнул, сосредоточился и (в который раз!) поискал друзей, однако опять потерпел неудачу. "Но это не означает, что их здесь нет, — продолжал размышлять землянин. — Раз наш могущественный враг сумел проникнуть в Камию, значит, и Диму с Тёмой мог прикрыть, правда, неясно: зачем? А уж с Ричи и девушками наверняка в лёгкую справился!"

Валя пристально вгляделся в горизонт и, обнаружив едва заметное облачко пыли, обрадовался:

— Вот и аборигены, горбатый. Прибавь что ли шагу. Похоже, они движутся в том же направлении, что и мы.

Верблюд послушно зашагал быстрее, и через час догнал вереницу гружёных повозок. Воспользовавшись заклятием невидимости, Валентин поехал вдоль каравана: мощные быки, сильные лошади, всадники с мечами и арбалетами за спиной, а впереди, на статном сизо-сером скакуне — молодой худощавый мужик в белом халате с золотым кантом. "Почему-то мне не хочется общаться с ним", — подумал Валя, пропустил телеги вперёд и пристроился в хвосте обоза.

Уже к вечеру пустыня начала отступать: песок превратился в потрескавшуюся бурую землю, появились островки пожухлой зелёновато-серой травы и низкорослые кустарники. Из разговоров солдат Солнечный Друг выяснил, что караван идёт из Харшида в Брадос. Оба названия ничего не говорили землянину, но, когда пустыня плавно перетекла в степь, он порадовался, похвалил себя за то, что выбрал правильное направление, и превратил верблюда в лошадь.

Мягкий климат Брадоса пришёлся Вале по душе — здесь не было горячих песков и знойного воздуха. Время от времени маг обгонял караван и наслаждался бешеной скачкой по бескрайней Ханшерской степи. Лошадь неслась по бледно-зелёной траве, длинные белёсые стебли которой стелились по земле тонкими нитями и шевелились от легчайшего ветерка, и казалось, что всадник плывёт по бескрайнему жемчужному морю.

Валечка с наслаждением "проплыл" по чудесным степям Брадоса и вместе с караваном углубился в Тхарийский лес. Мощные разлапистые деревья, чем-то похожие на земные дубы, и густой подлесок из колючих кустов делали лес практически непроходимым, но наёмники, охранявшие караван, напряженно смотрели по сторонам. Прислушавшись к их тихим репликам Валентин выяснил, что в густой кроне деревьев частенько прячутся разбойники. Но в этот день обошлось. Белое солнце скрылось за макушками деревьев, и караван остановился на большой поляне, специально вырубленной для караванов. Валечка соорудил себе невидимую палатку, и, съев пару хот-догов, залез в спальный мешок. Он сладко спал, когда, посреди ночи, лагерь взорвался криками ужаса и бряцаньем мечей. Солнечный Друг осторожно выглянул из палатки и замер: прямо на него двигалось чудовище. Клокастая чёрная шерсть стояла дыбом, на огромной голове светились маленькие красные глазки, мощная пасть кровожадно скалилась. Пенистая розоватая слюна стекала по косматой шее и клочьями падала на землю.

Чудовище издало громоподобный рёв и, медленно перебирая мощными когтистыми лапами, приблизилось к невидимой палатке. При виде трёх рядов длинных острых клыков Валентин скривился, шагнул навстречу монстру и, уперев руки в бока, ворчливо произнёс:

— Чего шумишь? Вали отсюда подобру-поздорову!

Монстр рыкнул и продолжил наступление.

— Как знаешь, — хмыкнул маг. — Я хотел по-хорошему, но ты, балбес, не понимаешь!

Он притворно тяжело вздохнул и запустил в раскрытую пасть монстра бледно-фиолетовый диск. Хлопок и чудовище завалилось на бок, а Солнечный Друг, устранив нарушителя спокойствия, отправился досыпать.

На поляне повисла тишина. Солдаты, караванщик и рабы оторопели: все они видели, как из воздуха появилась странная светящаяся тарелка, которая влетела в пасть зверю, и тот рухнул, как подкошенный. Люди не знали, что думать. Они стояли вокруг туши тхарийского шырлона и строили версии своего чудесного спасения. Одну фантастичнее другой. Конец бессмысленным разговорам положил хозяин каравана. Он приказал солдатам заткнуться, а рабам — разделать добычу. И до самого утра рабы возились с тушей тхарийского шырлона: его нежное мясо было любимейшим и редчайшим лакомством при дворе эмира Сафара.

Охота на тхарийское чудовище обычно устраивалась всего два раза в год. Шырлона выслеживали, и вооружённые железными пиками рабы толпой наваливались на него. Этот вид охоты считался самым дорогим, поскольку лишал жизни множество крепких и выносливых невольников.

Хозяин каравана наблюдал за разделкой туши и довольно потирал руки: вместо возможных убытков, его ждала невероятная прибыль. Он уже грезил новым шикарным домом в Бэрисе и ласками юных наложниц...

Целую неделю повозки тряслись по лесной дороге и на закате седьмого дня достигли подножья Хаттийских гор. Валечка залюбовался величественной панорамой горной гряды, склоны которой покрывали малахитовые леса, плавно переходящие в светлые пятна золотисто-зелёных лугов. Чистый прохладный воздух наполняли сладкие ароматы трав, но чем ближе караван походил к крепости Куни, тем чаще к свежему благоуханию примешивались резкие запахи города. Ещё один скучный день пути и Валечка вместе с караваном въехал в столицу Брадоса.

Миновав высокие серые стены с круглыми сторожевыми башнями, маг присмотрелся к одежде местных жителей и соорудил себе нечто подобное: просторные белые штаны, бледно-жёлтую шелковую рубаху и коричневый халат свободного покроя, расшитый по подолу ярким растительным орнаментом. Только обувь оставил прежней, мага не прельщала перспектива цокать деревянными подошвами по брусчатой мостовой. Оглядев себя, Валя довольно крякнул, проявился и, пришпорив коня, поскакал к центру города. Он полагал, что окажется на площади, но неожиданно выехал на берег глубокого рва — в центре крепости располагался остров, а на нём — огромный круглый дворец с покатым стеклянным куполом, загадочно переливающимся в лучах белого камийского солнца. Стены дворца были сложены из охристо-золотистых камней разной величины. Узкие и широкие ряды чередовались, создавая неповторимый причудливый узор...

Налюбовавшись изгибами и переливами искусной кладки, Валентин перевёл восхищенный взгляд на каменную арку ворот: под ней сверкали широкие бронзовые створы, украшенные замысловатой чеканкой. От ворот тянулась стена из кремовых мраморных плит, а высокие круглые башни, облицованные радужными глазурованными изразцами, разбивали её на равные промежутки. На открытых смотровых площадках, словно расставленные мастером скульптуры, застыли арбалетчики в алых халатах и высоких конусообразных колпаках — прекрасный дворец в любую минуту готов был стать неприступной крепостью.

Внезапно раздался громкий лязг, и тяжелые створы начали медленно раскрываться. Привлечённые шумом, перед подвесным мостом стали собираться горожане. Валечка подъехал к самому краю рва, заполненного тёмной водой, и стал с любопытством наблюдать за тощим долговязым человеком, который вышел из ворот крепости с внушительным свитком в руках. Печатая шаг, мужчина прошёл по мосту, остановился примерно на середине, красивым оточенным движением развернул свиток и, придав своему красноватому лицу торжественное выражение, громко провозгласил:

— Слушайте, жители Куни! Эмир Сафар, чьё мудрое правление делает нашу жизнь прекрасной и благодатной, взывает о помощи. Любимый сын эмира, благородный Малек, скован страшным недугом и умирает. Наш всемилостивейший правитель осыплет деньгами и почестями любого, кто исцелит его любимого сына!

Глашатай повторил воззвание несколько раз и удалился.

— Это дело как раз по мне, — усмехнулся маг и направился к воротам.

Он въехал на подвесной мост, прошептал заклинание, и камийский халат преобразился в чёрный шёлковый балахон, расшитый маленькими золотыми солнышками. Кунийцы изумлённо ахнули, и, пресекая возможную панику, Валентин торжественно изрёк:

— Я — всемогущий Солнечный Друг! Я пришёл в Куни излечить любимого сына эмира Сафара! Ведите меня к правителю, ибо промедление смерти подобно!

С этими словами Валя подъехал вплотную к привратникам, которые, не двигаясь с места, тупо таращились на него, и грозно свёл брови:

— Что вы стоите? Благородный Малек умирает, а вы ворон считаете! Болваны! Живо ведите меня к Сафару!

Громкий рык, а также сверкнувшая в ясном небе молния, сотворённая магом для пущего эффекта, мигом привели солдат в чувство, и, позвякивая пиками, они бросились вперёд, указывая дорогу могущественному гостю. Не прошло и получаса, а землянин уже стоял в необъятных размеров гостиной и взирал на повелителя Брадоса.

Эмир Сафар оказался немолодым, но довольно крепким мужчиной с выразительными карими глазами на смуглом холёном лице. Чёрные короткие волосы с проседью были немного взъерошены, а во взгляде, устремлённом на долгожданного, но тем не менее неожиданного визитёра, сквозило неприкрытое недоверие. Он молча смотрел на Валентина, ожидая, когда тот заговорит. И землянин не стал тянуть кота за хвост.

— Я — всемогущий Солнечный Друг! — заявил он, уперев правую руку в бедро. — В Камии я проездом. Я услышал, что твой сын болен, и решил помочь благородному эмиру.

— Ты слишком молод для чародея, — скептически заметил Сафар, но Валечка лишь усмехнулся:

— Я — всемогущий Солнечный Друг, и выгляжу так, как считаю нужным!

— Хорошо, — с делано равнодушным видом кивнул эмир. — Тебя проводят к Малеку, но, если ты не справишься, будь ты хоть трижды всемогущим — я прикажу скормить тебя шырлонам.

"Напугал ежа голой жопой!" — про себя ухмыльнулся Валентин, равнодушно пожал плечами и, повернувшись к правителю спиной, отправился к больному.

Покои Малека соседствовали с апартаментами Сафара, и спустя минуту Валечка вступил в роскошную спальню, где на низкой, поражавшей воображение размерами, кровати лежал бледный юноша лет семнадцати. Вокруг наследника со скорбными лицами толпились мужчины в коротких разноцветных халатах, блестящих шароварах и остроносых, расшитых бисером туфлях. Толпа придворных напомнила Валентину картинку из кусочков стеклянной мозаики, и он улыбнулся.

— Всемогущий Солнечный Друг! — с надрывом прокричал раб, и его голос словно проделал брешь в радужном панно — кунийцы расступились, открывая доступ к кровати.

Валечка важно кивнул, приблизился к больному, внимательно посмотрел на него и нравоучительно сообщил:

— Смотреть надо, что пьёшь, малыш.

Маг положил руку на грудь Малеку, и придворные ахнули: землистые щёки умирающего порозовели, безжизненные губы шевельнулись, и, сделав глубокий вдох, наследник открыл глаза и сел.

— Чудо! — возопил один из придворных, а раб, сопровождавший Валентина, опрометью кинулся к эмиру, докладывать о чудесном воскрешении Малека.

Землянин тем временем степенно подошёл к столу, где стояла чаша с вином, взял её в руки и принюхался:

— Кто-то хорошо постарался. — Он обвёл глазами притихших придворных и хихикнул: — Сказать кто?

— Не надо! — истерично завопил пожилой мужчина в ярко-синем халате.

— Как скажешь, — ухмыльнулся Валентин, наблюдая, как стражники в красных халатах сбивают с ног отравителя.

— Спасибо тебе, незнакомец! — церемонно поклонился Малек.

Он уже встал с постели и, улыбаясь, смотрел на своего спасителя.

— Ерунда! Дел на копейку — разговоров на год. Пойдём, малыш, обрадуем папочку.

Но идти никуда не пришлось: золочёные двери распахнулись, и эмир счастливым ураганом ворвался в спальню сына. Он обнял Малека и с юношеской горячностью воскликнул:

— Ты воистину великий чародей, Солнечный Друг! Проси, чего хочешь!

— Расскажите мне о Камии, Сафар. Я гость в вашем мире и хотел бы побольше узнать о нём.

— Ты лучший гость из тех, кого мне доводилось принимать в своём доме. Я могу сравнить тебя лишь с великим правителем Олефиром и прекрасным принцем Артёмом.

— Вот-вот, о них-то я и хотел узнать в первую очередь.

— Для тебя — всё, что угодно! Прошу в мои покои, чародей.

Эмир привёл Солнечного Друга в круглую комнату с витражным потолком, самолично усадил на гору мягких подушек и хлопнул в ладоши. Из ниши, прикрытой лёгкой занавесью, выскользнули юные девушки в полупрозрачных шароварах. На щиколотках и запястьях позвякивали золотые и серебряные браслеты, на шеях сверкали ожерелья удивительной красоты. Грациозными ланями наложницы метнулись к низкому столику между эмиром и его гостем, наполнили золотые чаши ароматным тягучим вином и с поклоном вручили их мужчинам.

— За великого целителя! — провозгласил Сафар.

Валечка оторвал взгляд от красавицы-рабыни, согласно кивнул и хлебнул сладкого вина.

— Ликёр, — поморщился он и залпом допил напиток.

— Тебе не нравится?

— Да нет, почему же, — беззаботно ответил землянин, подставляя чашу рабыне. Сделал новый глоток и посмотрел на эмира: — Я готов слушать.

Сафар приосанился, пригубил вино и нараспев заговорил:

— Великий Олефир пришёл в Камию...

Валечка внимательно выслушал историю о подвигах Фиры и Тёмы, а когда эмир закончил длинный витиеватый рассказ, задумчиво протянул:

— Занимательно... Хотел бы я познакомиться с принцем Артёмом и хоть одним глазком взглянуть на Рыжую Бестию.

— Да минет тебя чаша сия, чародей. Бедный принц до сих пор во власти этой ведьмы!

— Почему ты так думаешь, Сафар?

— Если бы дело обстояло иначе, он давно бы вернулся в Камию и занял место своего великого отца.

— Возможно... Хотя зачем ему Камия? Может, он стал императором другого мира?

— Принц любил Камию. И обязательно вернулся бы, если б мог.

Валечка допил вино и поднялся:

— Благодарю за гостеприимство, эмир, но меня ждут дела. Я ухожу из Куни!

— Прямо сейчас? Ночью?

— Я спешу.

— Постой! Как я могу отблагодарить тебя за чудесное исцеление сына, чародей?

— Мне ничего не надо.

— В Камии неспокойно. Путешествовать одному небезопасно. Дождись каравана, и пусть твоё ожидание скрасят мои лучшие наложницы.

Валентин бросил взгляд на полуголых девиц и улыбнулся:

— Заманчивое предложение, Сафар, но я спешу.

— Что ж, раз деньги и женщины тебя не интересуют, позволь вручить тебе подарок на память.

Сафар снял с пальца перстень с гербом Брадоса и протянул его магу.

— Спасибо.

Немного поколебавшись, Солнечный Друг принял кольцо, надел его на безымянный палец и усмехнулся, взглянув на скалившегося в камне шырлона:

— Забавная зверюшка, только очень шумная и невоспитанная.

— Ты встречал шырлона?!

— Он мешал мне спать, и я убил его.

Глаза Сафара наполнились искренним восхищением:

— Обещай вернуться, чародей! Я прикажу выследить для тебя шырлона, и мы вместе отправимся на охоту. Хочу собственными глазами увидеть, как ты расправляешься с тхарийским чудовищем!

— Это уж как карта ляжет, — развёл руками Солнечный Друг и исчез...

Валентин решил как можно быстрее добраться до Крейда. Он надеялся, что, оказавшись в Камии, Артём обязательно заглянет в Ёсский замок, резиденцию своего "родителя". "Великий Олефир. Великий... Чёрт бы его побрал! Чего ему не хватало?! В Камии живым богом был! Сидел бы здесь и наслаждался. Так нет, притащился в Лайфгарм и испортил всем жизнь. Кретин! Жаль, что ты умер, Фира! Я бы лично прихлопнул тебя ещё раз!"

Валя ехал по лесной дороге вдоль Хаттийских гор, внимательно оглядываясь по сторонам в поисках места для ночлега, пока рыжая камийская луна не спряталась за облако, и стало совсем темно. Тогда маг спешился, стреножил коня и стал колдовать. Вскоре на маленькой лужайке возле обочины появилась уютная палатка, весело затрещал костерок, а на треножнике закипел котелок с рыбным супом. Валентин вдохнул аппетитный запах и, посматривая на усыпанное красноватыми звёздами небо, приступил к позднему ужину. Покончив с супом, он выудил из кармана фляжку, сделал большой глоток и блаженно зажмурился.

— Лепота! — Землянин глубоко вздохнул, обернулся и крикнул в темноту: — Ну, что стоите? Идите сюда!

Придорожные кусты зашевелились, и из их недр выбрались трое лохматых амбалов с дубинами наперевес.

— Выворачивай карманы! — грубо приказал один из них, с презрением глядя на хлипкого рыжеволосого человека.

— С удовольствием, — лукаво улыбнулся маг. — Я поужинал и готов развлечься!

Глотнув водки, он выхватил из кармана ракетницу, пальнул в воздух, и ярко-зелёная вспышка осветила ночное небо. Оглушительный хлопок напугал разбойников, и они, словно сбитые шаром кегли, попадали на землю и закрыли головы руками. Валентин с умилением оглядел живописную картину и весело сказал:

— Что с вас взять? Дикий народ!

Маг приложился к фляге и, для лучшей сговорчивости бандитов, выстрелил ещё раз.

— Пощади нас, колдун!!!

— Так и быть. Садитесь поближе!

Солнечный Друг дружелюбно махнул рукой и захрустел солёным огурцом. Разбойники на четвереньках подползли к костру, устроились напротив мага и испуганно уставились на незнакомый предмет в его руках.

— Эх, ребята, и охота вам мотаться ночью по лесам?! Чего дома-то не сидится? — задушевно произнёс Валентин, протягивая флягу косматому, давно не мытому камийцу.

— Да, нет у нас дома, — с горечью ответил разбойник и пояснил: — Мы не смогли заплатить налоги и эмир Сафар забрал наше имущество в счёт долга.

Камиец собрался с духом, глотнул водки и передал флягу товарищу.

— Да, братцы, не повезло вам. — Солнечный Друг вручил закашлявшемуся разбойнику миску с квашеной капустой и ломоть чёрного хлеба. — Только на дороге вряд ли много заработаешь. Вам, ребята, надо банки грабить!

Фляга прошла по кругу и вернулась к Валентину.

— Что такое "банки"? — поинтересовался первый разбойник.

— Место, где деньги лежат! — наставительно объяснил землянин, подняв ракетницу вверх.

Бандиты задрали головы и, смачно чавкая, уставились в небо.

— Мы не умеем летать, — вздохнул один из них.

— Зачем летать? Нужно найти место, где эмир Сафар держит свои денежные средства, и экспроприировать их в пользу бедных!

— Экспро... что?

— Какие же вы бестолковые! Значит, так, разъясняю: эмир — угнетатель, вы — угнетённые. Надо что-то менять!

— Что? — опешили бандиты.

— Всё!

Валентин раздал собутыльникам гранёные стаканы с водкой и сотворил закуску: селёдку, солёные огурцы, маринованные грибы, хлеб и картошку в мундире. Разбойники хлебнули водки и вытаращили глаза на гуру:

— Что мы должны делать?

Промочив горло, маг торжественно произнёс:

— Восстановить справедливость! Отобрать деньги и имущество у богатых и раздать бедным! Вам нечего терять, кроме своих цепей! Так возьмите власть в свои руки!

— Кто ты? — благоговейно спросил лохматый разбойник.

— Я — всемогущий Солнечный Друг, маг и целитель! — изрёк Валентин и взмахнул ракетницей.

— Стань нашим предводителем, о, всемогущий!

— Нет. Спасение утопающих дело рук самих утопающих! Вы должны сами позаботиться о счастье Родины! Я, конечно, помогу вам, но только материально.

И Валя махнул рукой со стаканом. Водка брызнула в ошалелые лица, камийцы вздрогнули и зажмурились. Несколько секунд они сидели неподвижно, а когда, набравшись мужества, открыли глаза, то не узнали друг друга. Землянин расхохотался, довольный собственной шуткой: трое разбойников выглядели, как актёры Голливуда, снимающиеся в вестерне. Широкополые шляпы, клетчатые рубашки, кожаные штаны и жилетки, на поясах — по паре кинжалов. За спинами бандитов фыркали и били землю копытами сильные гнедые скакуны.

— Вот это я понимаю! — самодовольно воскликнул Солнечный Друг, и кони заливисто заржали.

Валентин подмигнул "ученикам", выставил правую руку вперёд и провозгласил:

— По коням, пролетарии! Час настал! Вперёд! На борьбу с угнетателями народных масс!

Маг вручил новоявленным революционерам фляги с водкой, котомки с закуской и по-отечески похлопал по спинам:

— В бой!

— В бой! — хором завопили бандиты и, взобравшись на коней, с радостными воплями исчезли в темноте.

А вусмерть пьяный маг проводил их расфокусированным мутным взглядом, заполз в палатку и отключился.

Разбойники скакали всю ночь. К утру они протрезвели и остановились, растерянно глядя друг на друга. Призывы великого Солнечного Друга будоражили кровь и, после недолгих дебатов, бандиты решили отправиться в Харшид, чтобы начать борьбу за справедливость именно с этого, наиболее богатого государства Камии. "Первые камийские революционеры" углубились в пустыню, и через неделю достигли небольшого оазиса Хатем. К этому времени водка и закуска, выданные гуру, закончились, и пролетарии были злы на весь свет. Бандиты ворвались в Хатем, ведомые словами пьяного Валентина: "Деньги — бедным, свободу — угнетённым!", и с налёту взяли власть в свои руки. "Ученики" Солнечного Друга были бедными и угнетёнными, поэтому они убили наместника кайсары Сабиры, захватили городскую казну и объявили Хатем независимым оазисом. В Камии чтили силу, и хатемцы немедленно признали захватчиков правителями города. Разбойники поселились в огромном доме наместника кайсары, окружили себя роскошью и приказали славить всемогущего Солнечного Друга наравне с великим Олефиром.

Глава 5.

Колдовать — это здорово!

Яростное белое солнце обжигало нежную кожу и слепило глаза. Горячий бледно-коричневый песок рассыпался под ногами, точно крупа, набивался в туфли, царапал ноги и заметал подолы длинных платьев. Вереника вытряхнула песок из туфель, оглядела диковинные песчаные горы и жалобно спросила:

— Где мы?

— Похоже, в какой-то пустыне, — ответила Станислава.

— Мне здесь не нравится!

Вереника закрыла глаза и прочитала заклинание, намереваясь вернуться в Лайфгарм, но ничего не вышло.

— Магии нет, — прошептала Стася. — Я попробовала найти Диму, но... Я вообще ничего не могу сделать, словно никогда не владела даром.

— Кто-то решил избавиться от нас? — спросила девочка, с тоской разглядывая унылый, однообразный пейзаж. Внезапно она заметила чёрную точку на горизонте и дёрнула Хранительницу за рукав: — Там что-то есть!

Станислава козырьком приложила руку ко лбу, всмотрелась вдаль и неуверенно произнесла:

— Надо туда дойти. Вдруг там люди. Может быть, они помогут нам.

Вереника кивнула, и они побрели к тёмной точке на горизонте. Палящий зной сводил с ума, и, стянув нижние юбки, правительницы Лирии и Годара накинули их на головы и плечи. Стало немного легче, но не настолько, чтобы воспарить духом. Лица горели от пустынного жара, губы противно ссохлись и потрескались. Пить хотелось ужасно.

Путницы почти выбились из сил, когда тёмная точка стала принимать очертания города. Над песком выросли бледно-жёлтые стены из песчаника, проявились черепичные крыши домов и высокие тонкие деревья с пышными шапками перистых листьев. Стася и Вереника долго шли вдоль стены, пока не увидели большие деревянные ворота, возле которых, прямо на песке, сидели четверо стражников в чёрных халатах и белых шляпах с большими, обвислыми полями.

Стражники заметили путниц, но отойти от ворот не посмели: к городу приближался караван. Им оставалось с досадой наблюдать, как от каравана отделяются всадники на мышастых лошадях и на полном скаку подлетают к женщинам. Наёмники ловко перекинули вяло сопротивляющуюся добычу через сёдла, вернулись к каравану и вместе с ним подъехали к воротам.

— Повезло вам, ребятам, — завистливо произнёс один из стражников. — Жаль, до нас всего несколько метров оставалось.

— Да... — протянул другой. — Могли бы славно позабавиться, да и заработать.

— Значит, сегодня не ваш день, — хмыкнул наёмник в коротком зелёном халате и бросил на песок несколько медных монет — плату за въезд в Гольнур, последний оазис на пути в Бэрис.

Караван благополучно миновал заставу и въехал на центральную улицу города. Тяжёлые фургоны медленно катились мимо невысоких домов из необожжённого кирпича. В лучах жаркого белого солнца их мозаичные фасады светились всевозможными оттенками серебряного и розового. Дома окружали стройные деревья с мохнатой корой и узорчатыми тёмно-зелёными кронами.

Въехав на просторный сонный двор гостиницы, фургоны остановились. Возницы кинулись распрягать быков, а высыпавшие из дома рабы занялись лошадьми наёмников.

Полуживых от жажды и усталости пленниц, втащили в роскошную комнату, где поспешно накрывался низкий стол. Наёмники бросили женщин на пушистый длинноворсный ковёр и ушли. Казалось, никто не обращает на них внимания, но, едва Хранительница попыталась сесть, рядом возник коренастый мужчина и грубо толкнул её на пол. Стася и Ника испуганно переглянулись и замерли, не смея пошевелиться.

Тем временем рабы разложили вокруг стола цветные подушки и застыли у стен, преданно глядя на двери. Изнуряющая тяжёлая тишина заполонила комнату, и успела стать почти невыносимой, прежде чем разбилась о весёлые грубоватые голоса. Резные двери распахнулись, на пороге возникли трое молодых, роскошно одетых людей. Рабы тотчас попадали на колени и склонили головы. Громко переговариваясь и похохатывая, караванщики развалились на мягких подушках, омыли руки в медных широких чашах и приступили к еде.

Приподняв головы, Стася и Ника голодными глазами смотрели, как мужчины запихивают в рот жирные куски мяса и с шумом прихлёбывают вино. Но вот камийцы насытились, вытерли грязные пальцы о расшитые золотом полы халатов и обратили взоры на измученных пленниц.

— Раздевайтесь! — рыгнув, приказал один из них.

Станислава и Вереника сели и с ужасом уставились на караванщиков.

— Я должен повторять дважды? Вы глухие?

Пленницы молчали.

— Посмотри на их волосы и одежду, Рузбех. Они с севера, а до северянок всегда долго доходит, что от них требует господин.

Рузбех недовольно посмотрел на брата:

— Если ты такой умный, Альяр, объясняйся с ними сам.

— С удовольствием.

Альяр поднялся, одёрнул халат и подошёл к пленницам. Стася и Ника испуганно прижались друг к другу: сопротивляться не было сил. Караванщик внимательно рассмотрел добычу и вдруг пнул Станиславу ногой:

— Ты! Вставай!

Стася неловко поднялась, и её глаза затопил животный страх.

— Как тебя зовут?

— Маргарет.

— Я же говорил, северянки. Видимо от хозяина сбежали, — ухмыльнулся Альяр и перевёл хищный взгляд на девочку: — А как твоё имя?

— Ника.

Камиец схватил Веренику за руку, заставил подняться и придирчиво оглядел хрупкое тело.

— Отличный товар. В Бэрисе за неё дадут хорошую цену.

Ника дёрнулась, когда мясистая ладонь стиснула её ягодицы, и Альяр расхохотался.

— Зохаль! Рузбех! Они не простые рабыни. Мы поймали чьих-то любимых наложниц, да ещё северянок. Бэрис взвоет от восторга, когда мы выставим их на торги.

— Здорово! — подхватил Зохаль. — Вот так удача! Отец будет счастлив, увидев, сколько денег мы выручили за этих холёных цыпочек!

— Говорят, северянки искусны в любви, — загоготал Рузбех. — Сейчас посмотрим. А, ну-ка, раздевайтесь!

— Они сами не справятся. Помоги им, Рузик! — хохотнул Альяр и толкнул девочку в руки брата.

Рузбех рванул шёлковое платье, и, дико завизжав, Ника влепила ему пощёчину.

— Ах, ты дрянь! — взвыл камиец, замахнулся на пленницу, но Зохаль перехватил руку брата:

— Не порти товар!

— И то верно. Принесите тирьяк!

Один из рабов метнулся за ширму в углу комнаты и с поклоном подал господам чеканный кувшин с высоким горлышком. Рузбех поднёс кувшин к губам Вереники.

— Пей!

— Нет.

— Поможем?

Рузбех подмигнул братьям, и те радостно загоготали. Зохаль сгрёб девочку в охапку, Альяр вцепился в длинные золотистые волосы, откидывая голову непокорной северянки назад, и одурманивающий напиток тонкой струйкой потёк ей в рот. Ника подавилась, закашлялась, но караванщики отпустили добычу лишь убедившись, что тирьяк проглочен.

Рузбех протянул кувшин Хранительнице и глумливо поинтересовался:

— Сама выпьешь? Или тебе тоже помочь?

Стася всхлипнула, дрожащими руками взяла кувшин и сделала глоток.

— Ну, вот, теперь всё пойдёт, как по маслу, — хмыкнул Зохаль. — Раздевайтесь!

Бессмысленные глаза пленниц скользнули по довольным лицами караванщиков, и руки сами потянулись к пуговицам и крючкам. Братья с наслаждением наблюдали, как северянки покорно снимают одежду и без тени стеснения расправляют плечи.

— Жаль, что пришлось опоить их, — проворчал Альяр и похлопал Веренику по оголённому бедру. — Мне нравится, когда женщины сопротивляются.

— Да... Прошли те времена, когда мы веселились с принцем Артёмом, — вздохнул Зохаль, тиская полные груди Хранительницы. — Вот уж кто умел развлечься по-настоящему.

— Кто-кто, а принц Камии знал толк в веселье, — согласился Рузбех и погладил бархатную щёчку девочки.

— Тёма... — прошептала Вереника, и братья расхохотались.

Зохаль притянул к себе Хранительницу, заставил прогнуться и властно провёл рукой от шеи до живота:

— Хороша.

— Я не хочу... — отрешённо протянула Станислава, и в ответ на её слова амулет вспыхнул рубиновым светом.

В то же мгновение изумрудно-зелёные глаза полыхнули яростью и страхом. Хранительница взвизгнула, оттолкнула насильника и обеими руками вцепилась в Ключ.

— Не хочу! Вы не получите нас! — прокричала она, и братья ошеломлённо застыли — северянки исчезли.

— Колдовство, — простонал Альяр и округлившимися глазами посмотрел на Зохаля и Рузбеха. — Неужели, мы подобрали Рыжую Ведьму?!

Стася и Вереника отрешённо смотрели друг на друга.

— Мы вырвались.

— Как же здесь жарко... — обессилено протянула девочка и, обхватив руками голые плечи, опустилась на песок. — Ой! — вскрикнула она и вскочила.

Станислава продолжала сжимать амулет.

— Я хочу пить.

На песке появился большой глиняный кувшин.

— Вода, — встрепенулась Вереника, схватила кувшин и принюхалась: — Вода, — повторила она и, сделав несколько глотков, протянула кувшин Хранительнице.

Стася жадно напилась и улыбнулась:

— Магия вернулась.

— Нам нужна одежда!

Ника попыталась сотворить себе платье — тщетно.

— Лучше ты, — обратилась она к подруге по несчастью. — У меня по-прежнему не выходит.

Стася погладила амулет, и хрупкую фигурку девочки окутало лёгкое белоё платье, волосы собрались в "хвост", а на ногах появились спортивные тапочки. Вереника оглядела себя и скептически заметила:

— Платье это конечно здорово, но я бы предпочла костюм инмарского воина. И меч!

— Хорошо, — не стала спорить Хранительница, и за спиной девочки возникла уменьшенная версия меча Ричарда.

— А костюм?

— Тебе будет жарко. К тому же, тебе не стоит сражаться, Ника. Нужно придумать другой способ выжить.

— Я — боевой маг!

— Конечно, но не будешь же ты воевать с целым миром?

— Почему нет?

Станислава усмехнулась, коснулась Ключа, и перед ними возник большой круглый шатёр.

— Воевать будем позже. Сначала поедим и отдохнём.

Она взяла девочку за руку, шагнула в тенистую прохладу временного убежища, и Ключ, пряча Хранительницу от случайных взглядов, накрыл шатёр щитом...

Путешественницы проспали почти сутки, а когда проснулись, Станислава коснулась амулета, и на столе появился завтрак.

— Ты совсем не умеешь колдовать? — прихлёбывая горячий чай, поинтересовалась Вереника. — Я думала, что ты настоящий маг. Ты же сестра Димы.

— Я надеялась, что мне никогда не понадобиться магия, — вздохнула Хранительница и отвела взгляд.

— В самом деле? Но колдовать — это здорово! Лично я всегда хотела стать высшим магом.

— Колдовство приносит одни неприятности, и то, что мы здесь — лучшее тому подтверждение! Если б Дима не был магом, он не стал бы Смертью, да и Артём тоже. Что хорошего в том, что они умелые волшебники? Это не сделало их счастливыми!

— Разумеется, сделало! Дима встретил тебя, Артём — меня. Если бы Тёма был простым лирийцем, мы никогда бы не смогли быть вместе.

— Наверное, — неохотно признала Хранительница, — но разве ты меньше любила бы Артёма, если б он не был магом?

— Смертью, — поправила Вереника. — Но не в этом дело: даже будучи сыном высших магов, Тёма не мог просить моей руки. Раньше считалось, что маги не могут править людьми.

— Но ты же маг и лирийская принцесса одновременно. Почему для тебя сделали исключение?

— Во-первых, все лирийцы обладают слабым магическим даром. А мне повезло родиться с выдающимися способностями. В Лирии так бывает. Время от времени, у нас появляются сильные маги. Многие уходят из Лайфгарма, но некоторые остаются и становятся высшими магами. Что же касается меня, то Совет так и не решил мою судьбу. Мои родители не имели других детей и не хотели отпускать меня из Лайфгарма, так что, рано или поздно, я всё равно бы стала царицей Лирии, — намазывая на хлеб варенье, деловито рассуждала Вереника. — И я рада, что Артём будет моим царём.

— Сначала его нужно найти.

— Так поищи, — облизывая пальцы, предложила девочка, и Хранительница вздохнула:

— Легко тебе говорить. Я не знаю, как это делается.

— Учиться надо было! Говорила я тебе, магия — это вещь! Вместо того чтобы рыдать целый год, могла бы уроки брать. Тебя согласился бы обучать любой из высших магов, потому что ты — сестра Димы. Да и Артём помог бы. Брала бы пример с Солнечного Друга. Вот уж кто за год поднаторел в магии. Даже Тёма удивился, увидев, как здорово у него получается.

— Не сердись, я попробую.

— Вот-вот, пробуй. Шатёр у тебя получился, и еда, и одежда. И остальное получится. Правда, придётся потрудиться.

Стася невольно улыбнулась, услышав в голосе девочки интонации Артёма.

— Только сиди тихонько. Мне нужно сосредоточиться, — попросила она и взяла в руку амулет.

— А без него не можешь?

— Нет, и хватит болтать!

— Молчу-молчу, — хихикнула Вереника и развернула блестящую обёртку конфеты.

Хранительница закрыла глаза и сконцентрировалась на желании увидеть Диму. Замелькали тёмные пятна, пришло осознание того, что брат жив и находится в Камии, но, как она ни старалась — определить, где именно, не смогла. То же самое произошло, когда Стася пыталась найти остальных.

— Досадно... — выслушав подругу, хмуро протянула Вереника.

— Радует одно — в этом мире нет магов.

— Значит, теперь ты — главный маг этого мира, Стася! Кстати, неплохо бы узнать, как он называется.

— Камия...

— Откуда ты знаешь?

— Знаю, и всё, — пожала плечами Станислава, и Вереника помрачнела:

— Артём никогда не рассказывал о Камии. Ему было плохо здесь. Хотя, он принц... Может быть, это поможет ему... и нам.

— Мы выберемся, — опустив глаза, произнесла Хранительница. У неё с Камией были свои счёты: однажды этот мир стал её могилой.

— Тебе придётся что-то придумать, Стася. Мы не можем просто так бродить по Камии. Один раз нам удалось вырваться, но...

— Нужно изменить внешность. В женском обличье мы станем добычей первого встречного.

— Создать личину — не проблема, — отмахнулась Вереника. — В Лирии изменять облик может любой, только законом это запрещено. Исключения составляют народные праздники и карнавалы, а при дворе это вообще считается дурным тоном, хотя, придворные дамы любят долго оставаться молодыми.

— Я попробую.

Хранительница начала понимать, что без толку потратила целый год и совершенно напрасно обижалась на Диму, когда тот ругал её за нежелание учиться магии. Станислава протянулась к амулету, но Вереника остановила её:

— Хватит цепляться за побрякушки. Ты и сама чего-то стоишь.

Стася с сожалением посмотрела на Ключ и перевела взгляд на девочку:

— Объясни.

— Просто представь меня мальчиком, и все дела.

— Так просто?

— Да.

Станислава уставилась на девочку. Некоторое время она боролась с неуверенностью и страхом, но всё-таки сумела взять себя в руки и поразилась тому, как легко ей удалось преобразить Веренику в мальчишку: белокурые волосы стали короче, черты лица — резче, а фигура — более угловатой.

— Сделай зеркало! — потребовала Вереника.

Стася машинально исполнила её просьбу, и девочка, придирчиво оглядев себя, ехидно спросила:

— Ты не находишь, что белое платье не очень уместный наряд для парня?

— Сейчас, — поспешно сказала Хранительница и вновь постаралась сосредоточиться.

— Так-то лучше, — благодушно сообщила Вереника, разглядывая синий парчовый халат и голубые шёлковые шаровары. — Теперь ты!

Станислава встала перед зеркалом, и через несколько минут в серебристой поверхности отразился невысокий молодой мужчина с короткими тёмно-каштановыми волосами и загрубевшим обветренным лицом. На нём красовались белая шляпа, расшитый золотом халат и светло-коричневые шаровары.

— Осталось переобуться, — весело сказала девочка, и Стася, смеясь, протянула ей сапожки из мягкой кожи.

— Люблю магию, — притопнув каблуками, довольно промурлыкала Ника. — Всегда сыт и одет!

Станислава с уважением посмотрела на маленькую спутницу, которая чувствовала себя в опасной Камии, как рыба в воде.

— Пошли к людям, подруга! Посмотрим, как живут камийцы, послушаем местные сплетни и, надеюсь, узнаем об Артёме и Диме. Кстати, нужно выяснить, как выглядят камийские деньги. Придётся тебе, дорогая магичка, научиться ещё одному фокусу, за который в Лирии казнят.

— Фальшивомонетчиков нигде не любят.

— Не переживай, ты — маг, и можешь позволить себе немного пошалить, — беззаботно отмахнулась девочка. — Тем более что других магов здесь не водится. Делай лошадей, и вперёд!

Станислава окончательно успокоилась и перестала волноваться по поводу своей магической несостоятельности. Твёрдой походкой она вышла из шатра, сотворила мышастых жеребцов, бурдюки с водой, сумки с провизией, и вскоре два одиноких всадника мчались по пустыне — королева Годара и царица Лирии возвращались в Гольнур.

У ворот оазиса им преградили путь стражники.

— Десять бааров за въезд!

Стася и Вереника лукаво переглянулись.

— Десять бааров? Это грабёж! — громко возмутилась Ника.

— Мы почти столица! — гордо парировал стражник.

— Ваш жалкий городишко не стоит и пяти монет!

— Не хотите платить — убирайтесь!

Пока Вереника препиралась с солдатами, Станислава прищурилась и ловко "выдернула" баар из кармана камийца. Сжала монетку в кулаке и протянула офицеру плату за въезд.

— И нечего было выступать! — с досадой произнёс тот, ссыпая монеты в карман.

— Не обижайтесь на моего спутника. — Станислава примирительно улыбнулась и протянула стражнику ещё несколько монет. — Он слишком юн и обожает поторговаться, но не всегда понимает, когда это уместно, а когда нет.

Камиец довольно рассмеялся, а Вереника одарила Стасю обиженным взглядом:

— Могли бы сэкономить. Вечно ты бросаешь деньги на ветер.

— Поехали! — приказала Стася, и копыта мышастых коней зацокали по каменной мостовой Гольнура.

Солдаты проводили гостей завистливыми взглядами:

— Какие лошади. Сразу видно — знатные господа.

— Или бандиты... Каравана-то с ними нет, — хмуро заметил офицер и отвернулся.

Стася и Вереника меж тем направились к знакомой гостинице. Вручили коней рабам, вошли в общий зал, устроились за длинным полупустым столом, и в ту же минуту перед ними вырос высокий грузный камиец:

— Добрый день, господа. Я — Мадир, хозяин "Весёлого принца". Что вам угодно?

— Нам угодно поесть и выпить, — добавив в голос хрипотцы, заявила Стася.

— И комнату! — вставила Вереника. — Мы решили передохнуть в вашем городе пару дней, прежде чем посетить столицу.

— Вы прибыли без каравана? — осторожно поинтересовался Мадир, и девочка хмыкнула:

— Зачем нам караван? Нам и вдвоём хорошо.

— Понимаю... Значит, наложницы вам не нужны.

— Конечно, нет. Мы хотим поесть и отдохнуть.

— Как угодно, — поклонился камиец. — Обед будет через несколько минут, а вино подадут прямо сейчас.

Мадир махнул рукой, и рабы выставили на стол кувшин и бокалы.

— Приятного аппетита.

Хозяин гостиницы удалился, и, глядя ему в спину, Хранительница презрительно скривилась:

— Он принимает нас за любовников, и, судя по всему, для него это в порядке вещей. Ну и нравы!

— Любовники? Это же замечательно! — рассмеялась Вереника и томно посмотрела на Стасю: — Налей мне вина, дорогой.

— Не заигрывайся! Пить вино в твоём возрасте рановато!

— А всё остальное уже можно?

— Как тебе не стыдно!

— Не занудствуй, дорогой! В Камии не очень-то заботятся о морали!

— Давай подождём с выводами, — поджала губы Станислава и глотнула вина. Ей очень хотелось верить, что уже завтра они найдут Диму, и все их проблемы лягут на широкие мужские плечи.

Глава 6.

Бархатная революция в Лайфгарме.

Шестеро высших магов собрались в Белолесье, в доме Марфы. Обменявшись сухими приветствиями, они уселись за круглый стол и обратили строгие взгляды на Арсения, ведь Совет собрался именно по его инициативе. Наблюдатель кашлянул и бесстрастно сообщил:

— Дмитрий, Артём и Ричард пропали. Я не знаю, что с ними случилось, но наш долг позаботиться о мире в Лайфгарме. Сейчас, когда правители трёх государств бесследно исчезли, вероятность гражданской войны повысилась, как никогда.

Наблюдатель сделал паузу, и Корней, воспользовавшись тишиной, ехидно заметил:

— Надо же, как интересно, маг-наблюдатель не видел, что произошло.

— Зато уверен, что мальчишки исчезли бесследно, — поддержал коллегу Михаил. — Что-то ты нам не договариваешь, Арсений.

— Не цепляйтесь к словам! Сейчас дело не в том, как, куда и зачем они исчезли! Нужно решать, что делать с Лирией, Инмаром и Годаром!

— А что с ними делать? — искренне удивилась Роксана. — Пусть министры выберут наместников, а мы утвердим их решения. Если правители не вернуться в обозримом будущем, коронуем наместников, и дело с концом! А вернуться — пусть берут бразды правления в свои руки. В общем, не вижу смысла в нашем собрании.

— Поддерживаю, — решительно произнёс Витус и взглянул на Корнея: — Ты же сам хотел возродить старый закон: "Маги не правят людьми". Сейчас самое время. Поставим министрам условие, что наместник не должен быть магом, и первый шаг сделан.

— Это, конечно, правильно, — задумчиво потирая подбородок, произнёс маг-учитель и внезапно обратился к провидице:

— Видишь что-нибудь?

— Ничего, — сконфужено проговорила Марфа.

— Совсем ничего? — удивился Михаил. — Так не бывает! Даже когда в Лайфгарме жил временной маг, у тебя были хоть какие-то видения.

— У меня не было видений, касающихся Димы, Артёма или Ричарда, — уточнила провидица и грустно добавила: — Я не вижу ничего, что говорило бы об их возвращении.

Высшие маги замолчали: Витус, опустив глаза, рассматривал расшитую цветами скатерть, Арсений тёр виски, словно у него болела голова, а Михаил и Корней изучающее смотрели на Марфу. Молчание нарушила Роксана:

— Предлагаю выбрать наместников и подождать, хотя бы года три. Возможно, за это время ситуация прояснится.

— Согласен, — буркнул Витус и поднялся. — Будем считать вопрос решенным.

— Подожди! — подал голос Михаил. — У меня есть предложение получше!

— Какое? — Гном нехотя сел и сложил руки на груди. — Говори, не тяни.

— Почему бы Совету высших магов не взять на себя тяжёлое бремя власти? — вкрадчиво спросил миротворец, обвёл коллег строгим взглядом и с воодушевлением продолжил: — Нам давно пора активнее вмешиваться в дела мира, повышать авторитет Совета. Учить и направлять лайфгармцев, помогать им справляться с трудностями, не наставляя, а отдавая приказы. Тем более наши главные смутьяны во главе с керонским выродком ушли, бросив вверенные им государства на произвол судьбы. На мой взгляд, момент взять власть в Лайфгарме самый что ни на есть подходящий!

— Маги не управляют людьми, — тихо заметила Марфа и посмотрела на Арсения, ища у него поддержки, но наблюдатель лишь угрюмо нахмурился.

Михаил же презрительно фыркнул:

— Годаром с момента его основания правят маги. Да и Лирия пережила правление Олефира, керонского выродка, Фёдора и временного мага. Чем мы хуже?

— Да, собственно, ничем! — выпалил Корней. — Я с удовольствием возьму на себя заботу о Лирии.

— А как же твои речи о восстановлении старых порядков? — ядовито осведомился Витус. — На прошлом Совете ты с пеной у рта доказывал необходимость их возрождения. Что изменилось, Корней?

— После возвращения керонского выродка, я понял, что ошибался. Маги уже правят! Так пусть это будут достойные, уважаемые члены Совета, а не сопливые хамоватые выскочки!

Наблюдатель стукнул кулаком по столу:

— Хватит!

— Почему это, хватит?! — возмутился миротворец. — Мы только начали! Я согласен с Корнеем. Правление разгильдяя Ричарда ничего хорошего Инмару не принесло. Он даже в жёны взял иномирянку без роду и племени! Вопиющая наглость и пренебрежение к обычаям родной страны! — Михаил перевёл дух и степенно закончил: — Я готов навести порядок в Инмаре.

— Да уж, — буркнул гном. — Инмарцы будут в восторге.

— А тебе, целитель, мы поручим Годар, — мстительно сверкнув глазами, сказал Корней. — Поработай-ка на благо мира! А то, чуть что — сразу в кусты! Где ты болтался, пока Лайфгарм стонал под игом Кровавой легенды? А?

— Не твоё дело! В мои планы не входило служить Фёдору и я ушёл! Вы могли сделать то же самое, если бы не были трусами!

— Как ты смеешь?! — рявкнула воительница, вонзив в гнома яростный взгляд, но целитель и ухом не повёл.

— Фёдор заставил вас вышвырнуть из Лайфгарма Веренику и Маргарет, а потом вы, как бешеные тараканы, забились в щели, спасаясь от гнева керонского выродка и временного мага, и вылезли наружу лишь после того, как уверились, что они в Вилине. А чуть позже вместе с чокнутой Легендой устроили в родном мире резню. Когда же нагрянули вилины, вы и вовсе показали себя во всей красе!

— Заткнись! — в один голос заорали Михаил и Корней, а Роксана вскочила и выхватила из-за спины меч:

— Ты за это ответишь!

— Вызываешь меня на поединок, девочка? — Витус поднялся и, вздёрнув подбородок, уставился в глаза воительнице. — Я не против! И даже фору дам — позволю оружие выбрать!

Гном был на две головы ниже Роксаны, однако в его голосе прозвучала столь непоколебимая уверенность в победе, что магичка, вместо того, чтобы ответить, стала с любопытством разглядывать целителя. Возможно, они ещё долго рассматривали друг друга, но вмешался Арсений.

— Члены Совета не дерутся между собой. Давайте не будем отменять хоть этот закон. Витус! Роксана! Сядьте! — Гном и воительница неохотно подчинились, а наблюдатель строго продолжил: — Мне не нравится, что на престолы Инмара и Лирии сядут высшие маги. Предлагаю назначить наместников из людей, как говорила Роксана. Кстати, Витус, был согласен с ней.

— Я и сейчас согласен.

— Вот ты-то и есть настоящий трус! — взвизгнул Михаил. — Ты боишься ответственности и керонского выродка, который, вернувшись, убьёт тебя! Мы же с Корнеем ради процветания родного мира жизнью пожертвовать готовы!

Маг-учитель торжественно склонил голову:

— Михаил прав. Мы исполним свой долг, чтобы не ждало нас в конце.

— А Роксане поручим приглядывать за Содружеством. Пусть правительницей гномов она не станет, но хороший советник Вин ван Гогену не помешает.

Миротворец широко улыбнулся воительнице, и та кивнула:

— Хорошо.

— Роксана! — ахнула Марфа. — Зачем тебе это?

Воительница плотно сжала губы и нервно передёрнула плечами, а Арсений сурово подытожил:

— Значит, голоса разделились поровну. Мы не можем принять решение.

"Можете! Я буду седьмым членом Совета".

— Лайфгарм... — благоговейно прошептал маг-учитель, а наблюдатель торжественно изрёк:

— Мы слушаем тебя, мир.

"Дети ушли, и вряд ли скоро вернуться. Вы — мой Совет. Вы — высшие маги Лайфгарма, и вы должны взять на себя заботу о моих жителях".

— Именно для этого мы и собрались, — сказал наблюдатель. Он предчувствовал на чью сторону встанет мир, но всё же спросил: — Что ты предлагаешь?

"Узаконить новый порядок: маги могут править людьми!"

— Невероятно... — простонала Марфа, но никто не обратил на неё внимания, а Лайфгарм меж тем продолжал:

"Корней, мой любимый маг-учитель, получит Лирию. Михаил, мой верный друг — Инмар. Витус, бывший учитель Олефира — Годар. Роксана станет советником Вин ван Гогена. Марфа останется в Белолесье".

— Ты забыл обо мне, — нахмурился Арсений.

"Ты, наблюдатель, вот и продолжай наблюдать!"

— А Совет? — еле слышно спросила Марфа.

"Он больше не нужен".

— Вернётся Дима, и все твои нововведения полетят к чертям! — зло произнёс Арсений. — Он тебя в бараний рог свернёт!

"Не много ли ты себе позволяешь, маг?"

— Ровно столько, сколько ты заслуживаешь. Их исчезновение — твоя работа! Это ты отправил их неизвестно куда!

"Почему неизвестно? Лично я знаю, где они, и, поверь, это будет длительное путешествие".

Арсений выскочил из-за стола и заметался по комнате, как загнанный в ловушку зверь:

— Почему именно сейчас?!

"Звёзды удачно сошлись".

— Хватит паясничать! Отвечай, когда тебя спрашивают!

"Какой ты, однако, грозный, Сеня. Что ж, отвечаю: я решил поиграть".

— Доиграешься!

"Посмотрим".

— Сволочь!

"Сиди в Белолесье и не высовывайся, наблюдатель! Понадобишься — извещу!"

— Где Дима? — взвыл Арсений.

"Играет, — довольно мурлыкнул Лайфгарм. — Не берите в голову, господа маги, работайте".

— Где он?!

Но мир лишь хмыкнул в ответ, и наблюдатель в бессильной ярости потряс кулаком, рухнул на стул и выплюнул:

— Тварь ползучая!

Высшие маги с укоризной и страхом смотрели на коллегу, который позволил себе вступить в открытый конфликт с миром.

— Что с тобой, Сенечка? — робко спросила Марфа.

— Так и знал, что без Лайфгарма не обошлось. Проклятый мир! Скучно ему, видите ли! Короче, можете забирать и Лирию, и Инмар, и, вообще, делайте, что хотите! Я останусь в Белолесье, и буду ждать Артёма и Диму! — мрачно проговорил наблюдатель, посмотрел на провидицу, и та кивнула.

Родители временного мага исчезли, и Корней презрительно ухмыльнулся:

— Сеня, как всегда, не доволен. Но мы не будем уподобляться ему и сделаем так, как повелел наш любимый мир.

Михаил довольно осклабился, а Роксана вздохнула:

— Тогда мне пора. До встречи, Ваши величества.

И воительница исчезла. Следом за ней, одарив гнома издевательскими улыбками, отправились к местам новой службы учитель и миротворец. Витус же остался сидеть за столом. Было смешно и грустно. Смешно, потому что он знал, что, вернувшись, Дмитрий убил бы его только в одном случае — если б Годар пришёл в упадок. А грустно — оттого, что высшие маги вновь заполучили власть, и это грозило миру бедой. Ни Корней, ни Михаил не имели опыта правления, и Витус предполагал, чем закончится их воцарение в Лирии и Инмаре.

— Самонадеянные подлецы, — пробормотал гном и тяжело поднялся. Как бы то ни было, ему нужно было сообщить Розалии о своём новом статусе.

Витус перенёсся в Керонский замок и медленно пошёл к кабинету наместницы. Слуги и придворные низко кланялись лучшему целителю мира, желали ему долгих лет и процветания. Гном механически кивал в ответ и отводил глаза: его воцарение в Годаре выглядело узурпацией, а объяснять годарцам, что он лишь заложник воли мира и Совета, не хотелось. Да и вступать в открытое противостояние с высшими магами Витус не желал. "Овчинка выделки не стоит, — думал он, шагая по лестницам и галереям. — Толку — чуть, а шуму много. Да и Розе тогда придётся императрицей стать. Боюсь, мадам совсем разгуляется. А если ещё Лайфгарм возмущаться начнёт — придётся в другой мир уходить, так и не узнав, чем закончилась история Смерти".

Гном остановился перед дверьми кабинета и вздохнул: землянка наверняка ждала новостей о пропавших магах, но пробиться в Камию он до сих пор не смог. Единственным утешением служило то, что Витус улавливал слабый сигнал маячка, который он аккуратно нацепил на ученика ещё год назад. С Валечкой было всё в порядке, однако Розалия требовала найти Дмитрия и Артёма. Да только как это сделать гном не знал.

Прикрыв глаза, маг убедился, что Розалия в кабинете одна, и лишь после этого отворил дверь. Сам — охраны землянка не терпела, утверждая, что гвардейцы её напрягают.

— Зачем мне телохранители? — усмехалась наместница. — Умный и так убьёт, а с дураком я справлюсь.

И, зная Розу, гном не сомневался — справится! Мать Солнечного Друга, по его мнению, и не на такое была способна. Взять хотя бы магов-министров: прыгали перед ней не хуже дрессированных собачек.

Услышав лёгкий скрип двери, Розалия оторвала взгляд от бумаг и сдвинула брови.

— Здравствуй, Витус. Плохие новости?

— Ты опять угадала, Роза.

Гном подошёл к столу, уселся в широкое кожаное кресло и сплёл пальцы на животе.

— Совет назначил меня правителем Годара.

— Эти недоумки совсем совесть потеряли! — вспыхнула Розалия и с ехидцей добавила: — Что ж не императором? А ещё лучше сразу бы повесили на шею табличку: "Дима, убей его!" Наивные дураки! Столько лет без толку воздух коптят. Хоть бы чему-нибудь научились. А ты тоже хорош — послал бы их куда подальше.

— За их решением стоит Лайфгарм.

Розалия в ярости смяла документ:

— Ваш живой мир... Ему-то что надо?

— Поиграться нашими жизнями.

— Чудненько! Решил, как и высшие маги, развлечься, пока Димы нет. Или мир сам от него избавился?

— Похоже.

Гном закинул ногу на ногу и кисло поинтересовался:

— Так когда мы объявим о моей коронации?

— Никогда!

— Но, Роза...

— Мнение Совета мне безразлично! Пусть решают, что хотят, но без согласия Дмитрия ты королём не станешь! Я как наместница Смерти говорю: нет!

— Они не простят.

— Плевать! — Розалия сжала в руке королевскую печать. — Я сегодня же распоряжусь, чтобы границы Годара закрыли!

— Это похоже на объявление войны...

— Это называется экономической блокадой! Как только Корней и Михаил устроят зады на престолах Лирии и Инмара, начнётся хаос, уверяю тебя.

— Но я целитель, и не могу безвылазно сидеть в Кероне. В моих знаниях нуждается весь мир!

— Твоей свободы я не ограничиваю. Ходи, где хочешь, Витус, но когда в Годар хлынут беженцы, твоя помощь будет необходима. Так что, готовься!

Гном ошеломлённо покачал головой:

— Ты бесподобна, Роза.

— Я практична, дорогой.

Розалия расправила скомканный лист, приложила к нему печать и убрала в тиснёную папку.

— Теперь пойдём обедать.

Витус тотчас поднялся:

— Счастлив составить Вам компанию, мадам.

— Кстати, дорогой, я присмотрела для Вали невесту. Что ты скажешь о дочери маршала Виннера?

— Э... Очень воспитанная девушка. И умная.

— Мне тоже так показалось. — Розалия взяла мага под руку. — Надо подумать, как случайно устроить их встречу. Чтобы Валя не догадался.

— Я подумаю, — покорно кивнул Витус, улыбнулся землянке, и они оказались в трапезном зале.

Вечером, как и грозилась Розалия, границы Годара закрыли мощные магические щиты. Сначала лирийцы и инмарцы сочли это чудачеством наместницы Смерти, но через пару месяцев, когда в обеих странах грянул кризис, поняли, насколько дальновидной оказалась правительница Годара. У границ единственного процветающего в Лайфгарме государства скопились тысячи беженцев: маги и люди спасались от "мудрого" правления высших магов, которые, встревая во всё и вся, ухитрились в рекордно короткие сроки развалить отлаженную экономику обеих стран. Впервые за много лет в Лирии случился голод, а в Инмаре произошло сокращение армии, что вызвало обострение криминальной обстановки. Оставшиеся без работы солдаты, сколачивали банды, и добывали средства для существования грабежом и разбоем. Формально, регулярные части армии Инмара вели борьбу с бандитами, однако, на деле, не желали убивать бывших товарищей по оружию, понимая их бедственное положение...

Розалия не стала дожидаться бунта у границ и открыла для беженцев пропускные пункты. Лирийцы и инмарцы тягучими потоками полились в Годар, и страна была готова к приёму новых жителей. После регистрации всем желающим немедленно выдавали наделы земли на незаселённых территориях Острова Синих Скал и к северу от Золотых степей, а остальным предлагался список рабочих мест, так что приток беженцев не нарушил привычной жизни годарцев, а сделал её лучше. Закладывались новые деревни и городки, открывались магазины и ремесленные мастерские, осваивались пахотные земли.

А Лирия и Инмар тем временем бедствовали. Недовольство правителями нарастало, грозя массовыми выступлениями, однако Корней и Михаил словно ничего не замечали. В отсутствие Димы и Артёма они чувствовали себя почти богами и самозабвенно упивались своим высоким положением, день за днём празднуя поминки Смерти и временного мага.

— Как они не понимают, что сидят на пороховой бочке? — возмущалась Розалия, когда они с Витусом, расположившись у камина, смотрели в Литту и Зару. — Пусть они трижды могущественные маги, но стихийные бунты сметают с пути всё!

— Они подавят бунты. Корней и Михаил трусы, и в панике погубят сотни жизней.

— Их надо остановить, Витус!

— Но как? За их спинами — мир.

— Да что же это за мир такой! Как он может бездействовать, глядя на страдания собственных жителей?

— Не знаю.

— Ты высший маг, Витус. Может, поговоришь с Лайфгармом? Объяснишь, что приставив к власти этих бездарей, он рискует стать пустынным миром.

— Боюсь, меня он не послушает. Вот если бы вернулся Дима...

— От этого мальчишки зависит слишком многое, — проворчала Розалия, посмотрела на экран и поморщилась: Корней подъезжал с непристойными предложениями к молоденькой фрейлине.

Девушка растерянно хлопала глазами, что-то невнятно бормотала в ответ, но высший маг не отступал. Он вьюном вертелся вокруг юной красавицы, а когда ему надоело распинаться, попросту схватил смущённую лирийку за руку и потащил в спальню.

А на соседнем экране маг-миротворец вот уже битый час ужинал в трапезном зале Зарийского дворца. Полуголые девицы ублажали правителя танцами и пением, поварята подносили к столу всё новые блюда. Михаил безумно походил на Корнея: те же похотливые взгляды и сальные шутки.

— Выключи! — потребовала Розалия. — Я больше не в состоянии смотреть на этих... этих...

Землянка решила не использовать грубую экспрессивную лексику. Поднявшись из кресла, она заходила по комнате взад-вперёд. Наконец Роза остановилась перед гномом и твёрдо сказала:

— Мы не можем отсиживаться в углу, как Марфа и Арсений! Мы объявим Лирии и Инмару войну!

— Что? — завопил гном, но наместница Смерти пропустила его вопль мимо ушей.

— Мы присоединим оба государства к Годару и сохраним их для Ники и Ричарда!

— А мир?

Розалия подбоченилась:

— А что мир? Глядя на Корнея и Михаила, у меня создалось впечатление, что Лайфгарм развлекается! Так вот, я устрою ему развлечение по полной программе! Война и новая империя! И не вздумай меня отговаривать, Витус! Я не буду сидеть и ждать, когда Смерть вернётся и всё исправит.

— Да уж... — безнадёжно протянул гном и прикрыл глаза: всей его магической мощи не хватило бы на то, чтобы остановить развоевавшуюся землянку. Её можно было только убить, но Витус любил Розалию.

Глава 7.

Ёсс.

Замок правителя Крейда располагался в стороне от города. Издали он казался иззубренной дикой горой, пронзающей камийское небо, и был настолько велик, что его тень накрывала город, беспощадно вдавливая в землю.

Сначала процессия во главе с Джомхуром двигалась по солнечным и широким улицам, а затем, попав в тень замка, по унылым и мрачным. Ёсс словно вывернули наизнанку: богатые районы строились как можно дальше от обители великого Олефира, а под вечной тенью замковых стен ютились кварталы бедноты — хлипкие лачуги, выглядевшие ещё более жалкими рядом с величественным, роскошным собратом.

Процессия миновала нищие улочки и по широкой дороге, вьющейся меж небольших лесистых холмов, направилась к главному входу в замок. Дима и Артём молча взирали на растущую каменную громаду. Замок опоясывали широкий ров, заполненный пугающе-чёрной водой, и мощные серо-коричневые стены с острыми кинжалами смотровых башен и тёмной аркой огромных ворот. По случаю дня рождения графа Кристера подвесной мост был опущен, кованые створы распахнуты настежь — крепость Ёсс встречала гостей.

Колёса прогрохотали по мосту, процессия вступила во двор и остановились перед каменной лестницей парадного входа. К Джомхуру быстрым шагом приблизился юркий желтоволосый человек в красивом бархатном костюме. Он подождал, пока работорговец спешится, и с жаром заговорил с ним. Дима попытался прислушаться, но багрово-красные башни замка и тяжёлые ставни-решётки на окнах заворожили его взгляд: "Я видел их, точно. Но где?" Дмитрий взывал к памяти, умоляя дать малейшую подсказку, но память упорно молчала.

На Артёма же Ёсский замок произвёл угнетающее впечатление. Втянув голову в плечи, безумец жался к другу и дрожал как осиновый лист.

— Я боюсь, Дима, — прошептал он и обхватил голову руками. — Уведи меня отсюда, пожалуйста.

Дмитрий отвёл взгляд от башен, обнял Артёма за плечи и, успокаивая, погладил по плечу:

— Всё будет хорошо, Тёма.

— Ты сам в это не веришь, — хрипло пробормотал временной маг, оторвал руки от тряпичной маски и с ненавистью посмотрел на Джомхура: — Это он во всём виноват. Зачем он привёз нас сюда?

Харшидец тем временем равнодушно слушал желтоволосого человека, изредка бросая короткие реплики. Наконец он кивнул, повернулся к охранникам и махнул им рукой. Наёмники отряхнули Дмитрия и Артёма, словно те запылились, и подтолкнули к работорговцу. Джомхур с довольным видом оглядел пленников.

— Ведите себя тихо и скромно, — наставительно произнёс он и с гордо поднятой головой вступил в замок.

Магическое убранство парадного зала досталось Кристеру в наследство от великого Олефира. Вдоль стен струились тонкие, переплетённые между собой радуги. Свод потолка походил на огромное пылающее солнце, по каменному полу позёмкой стелились крохотные магические огоньки, и создавалось впечатление, что гости ступают по разноцветному пористому снегу. Магические огоньки оплетали ножки дубовых столов и резные спинки стульев, обрамляли белоснежные скатерти и загадочно мерцали на витиеватых изгибах кувшинов.

В центре зала, на мраморном возвышении в форме тёмной, искрящейся золотыми брызгами скалы, на рубиновом троне восседал правитель Крейда. Изысканный красно-золотой камзол подчёркивал его широкие плечи и узкую талию. На светлых волнистых волосах покоился массивный золотой венец с затейливым узором из драгоценных камней. Вытянутое, дышащее свежестью лицо с полными губами, прямым носом и зеленовато-голубыми глазами излучало приветливую снисходительность — граф Кристер благосклонно принимал дары и поздравления вассалов, иноземных купцов и послов камийских монархов.

Оставив наёмников у дверей и приказав им глаз не спускать с Дмитрия и Артёма, Джомхур вошёл в зал, огляделся и пристроился в хвост очереди, благо она оказалась короткой — большинство подданных и гостей уже предстали перед светлыми очами именинника. Как и рассчитывал глава лиги работорговцев, он подошёл к графу последним, что было как нельзя кстати, ибо по опыту Джомхур знал: последнее лицо запоминается лучше всего. Церемонно раскланявшись, он дождался пока рабы поставят тяжёлые лари перед троном, и провозгласил:

— Да осияет свет камийского солнца славный путь великого правителя Крейда. Да будут дни его долгими, а здоровье — крепким, точно глыба гранитная. Да прибудет с ним удача и слава.

— Благодарю, Джомхур, — чуть улыбнулся граф, и глава лиги работорговцев снова поклонился.

— Нет счастья выше, чем лицезреть тебя, господин! — приложив руку к груди, воскликнул он, медленно сошёл с возвышения и смешался с толпой гостей.

Первая часть плана была выполнена. Оставалось дождаться благоприятного момента, чтобы выгодно распорядиться ценным товаром. "Сто процентов прибыли, когда ещё такое случится?" — мысленно потирая руки, думал работорговец. Он прошёлся по залу, поздоровался с нужными людьми и потенциальными покупателями. Джомхура знали и уважали в Камии, и уже через несколько минут у него в запасе имелись несколько очень выгодных заказов: "Сегодня удача улыбается мне. Решительно и бесповоротно — мой день". И без того хорошее настроение работорговца улучшалось с каждой минутой.

После торжественной песни в честь именинника, исполненной под аккомпанемент двух гитар и лютни знаменитым певцом Зигфридом Эфрийским, гости наконец сели за столы. Место Джомхура оказалось неподалёку от графа, и работорговец опять-таки счёл это хорошим знаком. Он с удовольствием отведал фаршированной утки, салата из оранжевой шанийской капусты и жаркого из шырлона, выпил терпкого чарийского вина и насладился мастерством жонглёров, которые с лёгкостью подкидывали в воздух десяток раскалённых мечей. Жонглёров сменили акробаты, потом танцоры, потом настала очередь любимого паяца Кристера — карлика Тулина. Кривоногий горбатый паяц выделывал кульбиты и коленца, потешно падал на спину и дрыгал ногами, а напоследок спел довольно пошлые куплеты. Гости хохотали до коликов. Джомхур тоже смеялся от души: карлик и впрямь был очень забавен. Но когда работорговец взглянул на графа, то за приветливой улыбкой различил нарастающую скуку — привычные забавы начали утомлять Кристера.

"Вот он — мой шанс", — решил Джомхур и, едва Тулин раскланялся перед гостями, поднялся.

— Да будет позволено мне, о, светлейший, развлечь Вас и Ваших гостей.

— Ты приготовил сюрприз?

Граф с интересом посмотрел на харшидца, и тот широко улыбнулся.

— Да, Ваше сиятельство, Вы останетесь довольны.

Джомхур хлопнул в ладоши, и наёмники втащили в зал Диму и Артёма. Гости зашумели, предвкушая новое развлечение, а работорговец с невозмутимым видом вышел из-за стола, приблизился к временному магу и сорвал тряпичную маску с его лица. В зале тотчас стало тихо, как в склепе. Камийцы застыли с бокалами и вилками в руках, не в силах отвести взглядов от знакомого лица. Ужас и смятение охватили гостей, а граф Кристер побелел как полотно.

Джомхур наслаждался произвёдённым эффектом. Он одобрительно потрепал Диму по плечу и подтолкнул растерянного Артёма в спину.

— Не робей, малыш, — шепнул он, и временной маг растерянно заморгал.

Тёма не понимал, что от него требуется: убийственно прекрасные ароматы еды отбили способность думать. Он обернулся к другу, подёргал его за рукав и жалобно проскулил:

— Можно я поем?

— Эта еда приготовлена не для тебя, — строго сказал Дима.

Артём вновь посмотрел на ломящиеся от лакомств столы, сглотнул слюну, и в его голосе зазвучали капризные нотки:

— Ну и пусть! Я хочу есть!

В гробовой тишине он метнулся к столу, отломил кусок хлеба и жадно запихнул его в рот. За хлебом последовали кусок ветчины и полная горсть оранжевого салата. Быстро прожевав еду, временной маг грязными руками вцепился в золотой пузатый кувшин и шумно глотнул вина.

Дмитрий хотел остановить распоясавшегося безумца, но солдаты заломили ему руки за спину и заткнули рот вонючим кляпом.

— Ничего с твоим братом не будет, — с угрозой в голосе произнёс Джомхур и посмотрел на Кристера, который походил на застывшую красно-золотую статую.

— Как Вам мой сюрприз, о, величайший?

— Кто это, Джомхур? — хрипло вымолвил Кристер.

— Мой шут, — беззаботно ответил работорговец и приблизился к столу. — Сходство поразительное, не правда ли? Его даже зовут, как принца — Артём.

Услышав своё имя, временной маг обернулся и посмотрел прямо на графа. Зелёно-голубые глаза Кристера сверкнули азартом. Он выскочил из-за стола и устремился к рабу. Временной маг проглотил вино, поставил кувшин и доверчиво улыбнулся. Ни говоря ни слова, Кристер резко схватил его за волосы, притянул к себе, и Артём вскрикнул. Дима невольно дёрнулся, но солдаты вновь удержали его.

Правитель Крейда жадно всмотрелся в лицо раба:

— Где ты взял это чудо, Джомхур?

— Коммерческая тайна, — хитро прищурился работорговец.

— Ты уверен, что он не настоящий?

— Истинный принц Камии не может быть безумцем!

Помедлив, Кристер согласно кивнул, грубо оттолкнул Артёма, и тот кинулся к брату:

— Я не хочу оставаться с ними! Забери меня! Пожалуйста!

По знаку работорговца наёмники отпустили Дмитрия, и он вытащил изо рта вонючую тряпку. На языке ощущался кислый привкус, дёсны саднило, но Дима старался не думать об этом. Он обнял друга за плечи, погладил спутанные пшеничные волосы и мягким, спокойным голосом объяснил:

— Мы не свободны, Тёма, и не можем делать то, что хотим.

Кристер с любопытством взглянул на Дмитрия, подошёл ближе и высокомерно осведомился:

— Кто ты, раб?

Дима крепче прижал к себе Артёма:

— Его брат, господин.

— Как тебя зовут?

— Дмитрий.

— Что ты умеешь делать?

— Воду, господин.

Граф хмыкнул и с недоумением посмотрел на купца:

— Он тоже сумасшедший, Джомхур?

— Покажи! — приказал работорговец.

Дима нехотя убрал руку с плеча Артёма, поклонился графу и подошёл к столу. Взяв кусок хлеба, он сжал его в кулаке, и на радужный пол потекли тонкие струйки хрустально-чистой воды.

— Забавно, — усмехнулся Кристер. — Почему ты не продал их в Бэрисе, Джомхур? Там ты получил бы за них целое состояние!

— Я не собираюсь продавать их.

— Ты хитёр, купец. — Кристер шутливо погрозил пальцем и твёрдо заявил: — Я куплю обоих!

Гости зааплодировали, поддерживая решение графа, а Джомхур церемонно поклонился:

— Как Вам будет угодно, Ваше сиятельство. Я готов уступить их за шестьсот тысяч бааров.

— Исключено! Твои рабы не умеют ничего дельного. Один из них — ущербный маг, способный делать только воду, которой в Крейде и так предостаточно, а другой — сумасшедший, лишённый какого бы ни было воспитания.

— У него лицо принца Камии, господин, и только одно оно стоит не меньше пятисот пятидесяти тысяч. А маг, делающий воду, незаменим, если Вы вознамеритесь пересечь Харшидскую пустыню. Свежая, чистая вода куда приятней застоялой бурдючной, не правда ли?

— Это как посмотреть, — рассмеялся граф. — К тому же, мне неизвестно, сколько именно воды может сотворить твой раб.

— Сколько угодно, Ваше сиятельство.

Джомхур кивнул, и Дима взял со стола ещё кусок хлеба.

— Да на него еды не напасёшься! — расхохотался Кристер.

— Он делает воду из чего угодно, например, из песка, а его в пустыне — пруд пруди.

Работорговец выхватил из кармана платок, бросил его Дмитрию, и тот послушно сжал в кулаке тонкую ажурную ткань. Вода лилась на каменный пол, и под тихий шум чистых хрустальных струй Кристер и Джомхур вели переговоры. На радость камийцам торговались они долго и со вкусом. Сотни глаз и ушей следили за каждым словом и жестом спорщиков, и только Артём со скучающим видом жевал украденный со стола пирог.

Голоса Джомхура и Кристера становились всё громче, глаза блестели задором и предвкушением, цена на рабов то росла, то уменьшалась. И вдруг, на самом пике торга, правитель Крейда сдался:

— Твоя взяла, купец!

Джомхур похолодел: граф согласился на цену, за которую можно было приобрести целый оазис. "Вряд ли я выберусь из Ёсса живым", — тоскливо подумал харшидец и, собравшись с духом, натянуто улыбнулся:

— Мы, жители Бэриса, не можем не торговаться, это у нас в крови, Ваше сиятельство. Но в честь Вашего дня рождения, я, Джомхур, отказываюсь от платы за этих рабов, смиренно надеясь, что Вы примете их в подарок от лиги работорговцев Харшида.

— Я тронут, купец, — оскалился Кристер. — Впервые на своём веку вижу, как торговец отказывается от прибыли.

— Честь преподнести подарок самому могущественному правителю Камии дороже денег, — с низким поклоном ответил работорговец, и граф язвительно хмыкнул:

— Ты прав, Джомхур. Со мной лучше дружить.

Работорговец поклонился так низко, что его вспотевший от напряжения лоб почти коснулся радужных огоньков, и поспешил вернуться за стол. Сделка свершилась: граф получил необыкновенных рабов, а он — шанс покинуть замок живым. Вцепившись дрожащими пальцами в бокал, Джомхур залпом выпил вино и украдкой огляделся — глаза камийцев были прикованы к Кристеру. Работорговец вытер пот и тоже уставился на правителя Крейда. Несмотря на страх за свою жизнь, ему хотелось знать, как граф распорядится подарком.

Под пристальным взглядом хозяина, Дима и Артём невольно придвинулись друг к другу и потупились. Дмитрий нащупал руку друга и сжал её, надеясь, упредить сумасшедшие выходки брата. Но Кристера покорность рабов только разозлила. Шагнув к Артёму, он ткнул его пальцем в грудь и прорычал:

— Что ты стоишь, шут? Твоё дело развлекать гостей!

Временной маг беспомощно заморгал, повернулся к Диме, но брат молчал, с ненавистью глядя на графа.

— Упрямцев я не терплю! — громко заявил Кристер и махнул рукой гвардейцам.

Рабов растащили: дюжие молодцы в серо-голубых мундирах прижали Дмитрия к стене, а Артёма выволокли на середину зала и сунули в руки кувшин.

— Пей! — приказал граф, и перепуганный до смерти раб стал, давясь и захлёбываясь, глотать вино.

Лже-принца напоили под завязку, а затем втащили на стол и заставили выкрикивать хвалебные слова в честь правителя Крейда. Дмитрий опустил голову, не в силах смотреть, как издеваются над безумцем, но, как оказалось, это были ещё цветочки. Когда Артём охрип от крика, его вновь швырнули в центр зала и заставили плясать, кукарекать и ползать на четвереньках до тех пор, пока он не выбился из сил. Временной маг упал в рой разноцветных огоньков, из последних сил подполз к брату и уткнулся лицом в его сапоги:

— Я больше не могу. Останови их.

Дима холодно посмотрел на графа, и тот ухмыльнулся:

— Отпустите его.

С трудом подавляя желание разрыдаться, Дмитрий опустился на пол рядом с братом и прижал его к себе:

— Потерпи, Тёма. Скоро всё закончится.

Временной маг обречённо всхлипнул и уткнулся ему в грудь, а граф Кристер недовольно поморщился и скомандовал:

— Встань, шут, и продолжай!

— Он устал, господин, — вмешался Дмитрий. — Ему нужно отдохнуть. Я готов заменить его.

— Ты?! — презрительно расхохотался Кристер. — Да из тебя шут, как из меня любимая наложница! Увести! — скомандовал он, и гвардейцы выволокли наглого раба из зала.

Дмитрия протащили по замку и втолкнули в полутёмную комнату с низким потолком и решёткой на маленьком прямоугольном окне. Стражник указал ему на тонкий тюфяк, поставил на пол миску с похлебкой, и железная дверь захлопнулась. Дима сел, выпил тягучее варево, не почувствовав вкуса, и прислонился к стене: его не покидало странное чувство, что он попал в привычную обстановку и знает, как себя вести. Он был уверен, что если захочет — выживет в Ёссе, а вот Тёма... Дмитрий проклинал неизвестного ему принца Камии, из-за которого его брат вынужден был сносить издевательства и глумление толпы. "Я должен что-то придумать. Я не дам Тёме погибнуть", — глядя на крохотный кусок бледно-голубого неба, мрачно думал Дима. Как бы он хотел стать полноценным магом. Магом, способным стереть Кристера в порошок и подарить брату свободу...

Небо за окном потемнело, на серо-синей глади зажглась первая звезда. Дмитрий устал ждать. Он вскочил с тюфяка и заметался по комнате. Все его мысли занимал Артём. Дима то видел брата мёртвым, то вдруг представлял, как граф Кристер дарит безумного раба кому-то из гостей, и его увозят прочь из замка.

Когда прямоугольник окна стал чёрным и слился со стеной, железная дверь скрипнула и распахнулась. Дима облегчённо вздохнул и тут же мучительно скривился: двое гвардейцев втащили в комнатушку бездыханное тело. Они швырнули его на пол, воткнули факел в стальное кольцо на стене и, грозно зыркнув на второго раба, удалились. Содрогаясь от ужаса, Дмитрий подошёл к брату, бережно перевернул его на спину и, подхватив на руки, перенёс на тюфяк. Тёма тяжело дышал, в неровном свете чадящего факела его лицо выглядело мертвенно бледным. Дима сотворил воду, умыл брата и уронил несколько капель на сухие потрескавшиеся губы. Артём застонал, открыл глаза и еле слышно прошептал:

— Почему они так со мной?

— Спи, Тёма.

Временной маг хотел улыбнуться, но веки сомкнулись, и он провалился в вязкий беспокойный сон. Дмитрий лёг рядом, обнял Артёма, согревая его, и уставился в стену: "Я вытащу тебя из замка. Во что бы то ни стало! Я смогу", — твердил маг, изо всех сил пытаясь поверить собственным словам...

"Я выберусь. Я всегда выбирался", — думал Джомхур, спешно собираясь в дорогу. Вернувшись в гостиницу, глава лиги работорговцев приказал запрягать быков и седлать лошадей. Он хотел покинуть город немедленно, чтобы к утру оказаться как можно дальше от Ёсского замка и его опасного хозяина. Джомхур не понаслышке знал коварный и жестокий нрав правителя Крейда. Сколько раз, приезжая в Ёсс, он становился свидетелем зверских казней придворных и расправ над провинившимися горожанами. И в большинстве случаев повод для казни был пустяковым: косой взгляд или неосторожное слово. "А меня он даже на эшафот не потащит. Убьёт, как шелудивого пса — и в канаву бросит, — думал Джомхур и ругал себя, на чём свет стоит: ослеплённый жаждой наживы, он забыл об осторожности, и удача повернулась к нему спиной. — Прав был Кристер: следовало продать Артёма и Дмитрия в Бэрисе и получить прибыль, не рискуя жизнью".

— Эх, Джомхур, задним умом ты крепок, — с досадой бормотал работорговец, привязывая к поясу кошель. В другое время, он бы с наслаждением прислушался к звону монет, но сейчас Джомхуру было не до денег. Подарив рабов Кристеру, он получил несколько часов форы и всем сердцем надеялся, что выберется из Крейда живым.

Харшидец схватил сумку, выбежал из гостиницы и, забросив поклажу на спину коня, вскочил в седло.

— Торопитесь! — гаркнул он возницам и занял место во главе каравана.

Наёмники поглядывали на хозяина, как на сумасшедшего: ехать ночью по глухим лесам Крейда казалось форменным безумием. Всадники с беспокойством всматривались в темноту и сжимали рукояти сабель, однако всё было тихо. Караван без приключений миновал город, въехал в Чарийский лес и к утру достиг небольшого озера с приятной, изумрудно-синей водой. Быки и лошади устали от бега, им требовался хотя бы непродолжительный отдых, и Джомхур, скрепя сердце, приказал разбить лагерь. Возницы и наёмники обтёрли животных, напоили их и повесили на морды торбы с овсом. Рабы разбили шатры и развели костры. Над стоянкой поплыл аромат жареного мяса и специй. Наёмники срубили несколько деревьев и уселись на них в ожидании завтрака, а Джомхур удалился в шатёр. Разложив на низком переносном столике карту, он стал внимательно изучать территорию Крейда. Харшидцу хотелось отыскать малоезженый путь. Оставаясь на торной дороге, караван был отличной мишенью для Кристера.

За тонкими шёлковыми стенами слышалась весёлая болтовня: получив еду, наёмники приободрились и расслабились. Джомхур недовольно покачал головой, свернул карту и подошёл к выходу, намереваясь отчитать охрану, но вдруг раздался надсадный крик боли, и работорговец замер, втянув голову в плечи — люди Кристера настигли его. Прижавшись к полотняной стенке шатра, Джомхур с содроганием слушал, как убивают его наёмников и рабов. На глаза, помимо воли, наворачивались слёзы: работорговец мысленно прощался с семьёй и богатством, нажитым за долгие годы торговли. Когда же полог откинулся и в проёме показалась широкоплечая фигура с окровавленным мечом в руке, Джомхур рухнул на колени и, обхватив голову руками, запричитал:

— Будь проклята моя жадность. Будь проклят тот день, когда моя нога ступила в Харшидскую пустыню.

Гвардейцы Кристера подхватили безвольного работорговца под руки, закинули на лошадь и сквозь Чарийский лес помчались к замку. Джомхур не помнил обратной дороги. От страха рассудок помутился, и очнулся харшидец лишь тогда, когда его втащили в пыточную камеру. При виде клещей и дыбы волосы на голове работорговца зашевелились, а улыбка графа, восседающего на позолоченном стуле в окружении зловещего вида палачей, острым лезвием полоснула по сердцу.

— Твой поспешный отъезд выглядит подозрительно, Джомхур, — ехидно заметил Кристер. — Только вчера ты приехал в столицу Крейда, а сегодня тебя поймали, чуть ли не на границе с Харшидом. Ты бросил в гостинице товар и подарил мне ценных рабов. Согласись, это странно.

— Срочные дела призвали меня в Бэрис, Ваше сиятельство, — обречёно ответил Джомхур, понимая, что умирать будет долго и мучительно.

Кристер хищно вытянул шею, и зеленовато-голубые глаза впились в лицо пленника:

— Я хочу, чтобы ты ответил мне на один вопрос: где ты взял этих рабов?

— Нашёл в пустыне, Ваше сиятельство.

— Нашёл?! Думаешь, я поверю?

— Это правда.

— Посмотрим-посмотрим, — раздражённо усмехнулся Кристер и обернулся к палачам: — Приступайте! Наш гость должен рассказать всё, что знает. И даже то, что забыл!

Граф ядовито улыбнулся Джомхуру и покинул камеру. В коридоре он остановился, подождал, пока за дверью раздастся истошный вопль и, задумчиво покачивая головой, стал подниматься по лестнице. Новые рабы не шли из головы. Ущербный маг с выдержкой воина и двойник принца Камии — более странную парочку трудно было вообразить. Но они существовали и были в его полной власти. По крайней мере, пока. Правитель Крейда кожей чувствовал, что получил в подарок серьёзную проблему. Самое простое решение — обезглавить обоих рабов — не устраивало графа. Прежде чем убить их, Кристеру хотелось узнать две вещи: кто такой Дима и действительно ли наивный безумец лишь двойник принца Камии.

Граф поднялся на первый этаж и направился в крыло для прислуги. Появление хозяина всполошило всех: надсмотрщики сгибались в земном поклоне, рабы падали ниц и шептали слова восхищения. Главный надзиратель встретил Кристера угодливой улыбкой и, то кланяясь, то выпячивая грудь от гордости, загарцевал перед ним, как молодой конь.

— Покажи новеньких! — холодно распорядился граф, и надзиратель, пританцовывая от усердия, побежал вперёд.

Он привёл хозяина в дальний конец коридора, где у маленькой невзрачной двери несли караул двое гвардейцев.

— Слава повелителю Крейда! — дружно гаркнули они и вытянулись в струну, преданно глядя на графа.

— Откройте.

Один из гвардейцев быстро отпер дверь, и Кристер поморщился: в нос ударил запах гнилой соломы и мочи. На секунду замешкавшись, граф перешагнул порог и приблизился к рабам. Следом за ним в камеру вбежали гвардейцы с факелами в руках. Артёма шум и свет не разбудили, зато Дмитрий проснулся мгновенно. Он поднял голову, но почтения хозяину не выказал, лишь скользнул равнодушным взглядом по холёному лицу и отвернулся. Прижав брата к себе, успокаивающе погладил его по плечу и что-то зашептал на ухо.

Кристер поджал губы: он вдруг понял, что, даже запихнув ущербного мага на место Джомхура, не получит ответов на свои вопросы. Если только Дмитрий сам не захочет их дать. Граф мысленно выругался, а потом повернулся и шагнул к двери.

— Помогите ему.

Кристер вздрогнул от неожиданности и обернулся.

— Помогу, если скажешь: кто ты?

— Не знаю. Я ничего не помню.

— Не верю! Расскажи по-хорошему, иначе...

Граф красноречиво посмотрел на Артёма, и Дмитрий опустил голову, всем своим видом демонстрируя покорность.

— Я действительно ничего не помню, хозяин.

— Ну-ну, — буркнул Кристер и вышел из камеры.

Внезапное смирение раба разозлило правителя, уж больно не вязалось оно с гордым и независимым взглядом Дмитрия в парадном зале. Но, так или иначе, терять новое приобретение граф не хотел и, повернувшись к надсмотрщику, требовательно произнёс:

— Позови лекаря. И найдите для них комнату почище. Они нужны мне живыми. Оба!

Глава 8

Кто я?

Лекарю потребовалось три дня, чтобы поставить Артёма на ноги. И за это время Дмитрий успел досконально проанализировать их незавидное положение. Надежды выбраться из Ёсского замка живыми не было: за ними денно и нощно следили гвардейцы. Да и главный надзиратель удостаивал визитом не меньше семи раз в сутки. Казалось, что они так и сгинут в Ёсском замке, но Диму неотступно преследовала мысль, что умирать им с Тёмой нельзя. Во сне ему часто являлись незнакомые люди. Они что-то говорили, в чём-то убеждали, однако проснувшись, маг не помнил ни лиц, ни слов. Прошлое не оставило никаких зацепок, разве что дорогую, отнюдь не рабскую одежду.

"Если бы Артём не выбежал к каравану Джомхура, мы смогли бы во всём разобраться. Выяснили бы, как живут камийцы, и нашли способ остаться свободными, — с сожалением думал Дмитрий и тут же обрывал малодушную мысль. — Тёма не виноват! Это я не удержал его, мне и отвечать". Маг понимал, что единственный способ преломить ситуации — покориться Кристеру, заслужить его доверие и умолить не мучить брата. Но как же не хотелось унижаться! Неуместная для раба гордость переполняла Дмитрия. "Кем же я был, если склониться перед правителем самой могущественной страны мира для меня равносильно позору?" — спрашивал себя он и не находил ответа...

Новая комната, в которую поселили Диму и Артёма, выглядела более жилой, чем клетушка с тюфяком. Две дощатые кровати, стол и пара стульев. На стене — крюки для одежды, в углу — рукомойник и полотенца. Из двух матрасов, подушек и одеял Дмитрий ухитрился соорудить для брата удобное ложе. Артём почти всё время спал, а когда просыпался, Дима поил его снадобьями, оставленными лекарем. Пожилой толстяк в парчовом бледно-розовом халате появлялся три раза в сутки. Он осматривал Артёма, ворчливо бормотал под нос, что целителю его уровня не пристало якшаться с рабами, оставлял на столе порошки, микстуры и уходил. Диму он словно не замечал. Несколько раз маг пытался заговорить с лекарем, но тот лишь презрительно поджимал губы и отворачивался.

К вечеру третьего дня Артём окончательно пришёл в себя. Лекарь, осмотрев пациента, остался доволен.

— В моих услугах необходимость отпала, — заявил он главному надзирателю и небрежно кинул на стол прозрачный мешочек с тёмно-фиолетовым порошком. — Пусть пьёт раз в день, пока не закончится, станет выносливее и шустрее.

— Благодарю, господин Нарим, — с поклоном произнёс надсмотрщик и, бросив внимательный взгляд на ценных рабов, покинул комнату вместе с лекарем.

Гвардейцы заперли дверь, и братья остались одни.

— Нарим... — прошептал Артём, и глаза его злобно сверкнули. — Я запомню. Он поплатится за то, что вылечил меня.

— Тебе хотелось умереть?

— Да! — Временной маг посмотрел на брата, жалобно шмыгнул носом и вдруг холодно сообщил: — Всё происходит неправильно! Я не шут! Я...

Артём осёкся и почесал затылок. Дмитрий надеялся, что брат закончит фразу, но тот закутался в одеяло, выставил наружу нос и ворчливо пробормотал:

— Ты должен выяснить, кто такая Катарина. Граф ненавидит меня, потому что она умерла!

— Уверен?

— Абсолютно. Загвоздка в ней, Дима. Узнаем про Катарину — поймём графа.

— А что тут понимать? Скорее всего он мстит за смерть любимой женщины, и не важно, кто она — мать, дочь или сестра.

— Не скажи. — Временной маг поводил носом и чихнул. — Родственнички бывают разные, иных прибить мало.

— Ты что-то вспомнил?

— Нет, просто рассуждаю.

Дима вздрогнул: только сейчас он заметил, что брат ведёт себя абсолютно нормально. Безумие, словно отступило, и Артём явился ему в ином свете — за сумасшествием пряталось хладнокровное, коварное существо. "И слова о мести не пустое сотрясание воздуха, — растерянно подумал маг. — Тёма не понаслышке знает, что такое убийство. А я?". Дмитрий попытался представить себя с мечом в руке, и у него получилось. Мысленно он с лёгкостью отсёк голову Кристеру, пнул её ногой, точно мяч, и почувствовал глубокое удовлетворение.

"Я тоже убивал. Может быть, я был воином?" Маг опустил голову и машинально погладил безымянный палец.

— У Кристера должно быть слабое место, — сухо произнёс Артём. — И мы обязаны его отыскать!

— Принц Камии.

— Не говори мне о нём! — Временной маг сморщил нос и мстительно сузил глаза: — Этот тип у меня первый в списке.

— У меня тоже, — буркнул Дима и обернулся к двери.

Замок щёлкнул, скрипнули петли, и в комнату заглянул гвардеец:

— Выходите!

Артём испуганно вжался в стену и завопил, молотя кулаками по одеялу:

— Не хочу! Я болен! Я умираю! Лекаря!

— Не надо, Тёма!

Дима подскочил к другу и обнял его за плечи. Рассудительный мужчина бесследно исчез. Перед ним был знакомый сумасшедший мальчишка, пугливый и беззащитный, как бездомный щенок.

— А ну, выходите! Живо!

— Сейчас. — Дмитрий помог брату выбраться из-под одеяла, взял его за руку и повёл к двери, приговаривая: — Терпение, Тёма. Я с тобой. Я найду способ помочь тебе. Держись.

— Меня всегда все бросали. Почему ты возишься со мной? — сквозь слёзы прошептал временной маг.

— Я никогда не бросал тебя, Тёма. Я твой брат. Я такой же, как ты. Мы всегда будем вместе.

— До конца?

— До конца.

Как только лекарь сообщил, что двойник принца Камии пришёл в себя, Кристер решил возобновить допрос работорговца и после сытного обеда спустился в подземелье. Он вошёл в камеру Джомхура и одобрительно улыбнулся. Палачи ужинали под стоны нагого купца, распятого на стене. На плечах и груди харшидца кожа свисала рваными клочьями. На щеках вздулись багровые шрамы. Кончики пальцев походили на обугленные головешки.

— Слава правителю Крейда! — нестройным хором рявкнули палачи и вскочили из-за стола.

— Ешьте спокойно, ребята. А мы с купцом побеседуем, — благодушно произнёс Кристер и подошёл к пленнику: — Привет, Джомхур.

Глава лиги работорговцев открыл глаза и безразлично уставился на мучителя.

— Надеюсь, ты всё обдумал и расскажешь мне правду. Кто они?

— Я нашёл их... в пустыне...

— Это я уже слышал. Кто они, Джомхур?

— Не знаю...

— Какой ты, однако, упрямый, — покачал головой Кристер и повернулся к палачам: — Он больше ничего не говорил?

— Нет, твердит одно и тоже.

— Приведите новых рабов! — распорядился граф, усаживаясь на позолоченный стул. — Посмотрим, подтвердят ли они слова харшидца.

Кристер закинул ногу на ногу и задумчиво посмотрел сквозь истерзанного купца: он не сомневался в мастерстве своих палачей, но поверить в то, что Джомхур просто нашёл рабов в пустыне, не мог. Графу хотелось точно выяснить подноготную братьев. Особенно Артёма. Кристер возбуждённо провёл рукой по волосам: "Если это сын Олефира — Катарина будет отомщена!"

После смерти Катарины он жил в родовом замке затворником. Сердце разрывалось от двойной боли: граф оплакивал потерю любимой женщины и предательство близкого друга. Каждый день он собирался вызвать принца на поединок, но всё тянул, понимая, что сын великого Олефира раздавит его, как клопа. А потом Артём ушёл из Камии. Говорили, что он поддался чарам Рыжей Бестии, но Кристер не поверил. Он долгое время прожил бок о бок с Артёмом, сопровождал его в путешествиях по миру и ни разу не видел рыжеволосой колдуньи, о которой судачили камийцы. И чтобы выяснить правду, граф бросился в Ёсс. В замке царила паника: приближённые великого Олефира не знали, как жить дальше. Ни один из них не смел претендовать на камийский престол, ибо жив был законный наследник, но Кристер рискнул и объявил себя правителем Крейда. По его приказу тело великого Олефира предали огню, прах собрали в хрустальную урну и поместили в гробницу, возведённую у подножья замка. А сразу после похорон Кристер перетряхнул Ёсс вверх дном, лично допросил каждого придворного, однако так и не понял, что заставило Артёма покинуть Камию. Все твердили одно — принц убил великого Олефира и ушёл с Рыжей Бестией.

И Кристер стал ждать возвращения принца Камии. Он мечтал во всеуслышание обвинить Артёма в убийстве Катарины и вызвать его на поединок. А там, хоть трава не расти.

Граф ждал четыре года. И дождался. В тот миг, когда Джомхур сорвал маску с раба, он каким-то шестым чувством понял, что перед ним сын великого Олефира. Однако то, что принц Камии сошел с ума казалось невероятным. "Хотя почему невероятным? — размышлял Кристер, ожидая, когда в Ёсс возвратят Джомхура. — Принц же убил своего великого отца. Возможно, именно это помутило его рассудок..."

Лязгнула дверь, и граф хищно оскалился: в камеру втолкнули бесценных рабов. По инерции сделав несколько шагов, Дмитрий и Артём остановились и замерли, не сводя глаз с изуродованного Джомхура. Внезапно харшидец хрипло закашлял и сплюнул кровь. Временной маг проследил, как тёмный сгусток падает на пол, тихо заскулил и прижался к брату. Дима повернул Артёма лицом к себе, чтобы он не смотрел на окровавленное тело, и Кристер презрительно хмыкнул: прежний принц Камии никогда бы не упустил возможности взглянуть на страдания людей. Зато теперь графа заинтересовал Дмитрий, который спокойно смотрел на истерзанного работорговца, словно пытки были для него привычным делом.

"И при этом он совершенно нормален. Интересно, кто он? Брат? Друг? Палач?" Кристер махнул стражникам, и они вырвали Артёма из рук Дмитрия, подтащили его к Джомхуру и заставили смотреть на узника. Временной маг орал, силясь отвернуться, но солдаты крепко держали его за плечи и волосы.

— Заткнись! — приказал Кристер.

Палач ударил Артёма по губам, крик перешёл в скулящий вой, а граф насмешливо взглянул на Дмитрия:

— Расскажи правду, и его отпустят. Кто ты?

— Не знаю, — глядя в глаза хозяину, ответил Дима. — Мы шли по пустыне Харшида, когда нас подобрал караван Джомхура. Что было раньше, ни я, ни Артём не помним.

— Врёшь! — процедил Кристер. — Ты — маг, раз можешь делать воду. Что ещё ты умеешь?

— Ничего. Я сотворил воду, потому что Артём умирал от жажды.

— Очень трогательно. А если я сейчас буду убивать его, что ты сделаешь?

— Не знаю. — Дима посмотрел на брата. — Но Вам лучше не мучить его.

Правитель Крейда криво усмехнулся и шагнул к Артёму:

— Говори, кто ты?

Но временной маг не услышал: он жалобно скулил, глядя на истерзанного узника. Тогда солдаты встряхнули Артёма и поставили на колени перед Кристером.

— Отвечай, кто ты? — нависая над сумасшедшим, прорычал граф и ненавидящим взглядом впился в его лицо.

— Артём...

— Не прикидывайся! Ты помнишь Катарину?!

— Нет, — шмыгнул носом Артём и замотал головой.

— Врёшь! Ты — принц Камии! Палач и убийца! — рявкнул граф и наотмашь ударил его по лицу.

— Не бейте меня! Я ничего не знаю.

— Если не скажешь правды, я прикажу повесить тебя рядом с Джомхуром!

— Нет! Не надо! Дима!

— Он тебе не поможет! — Кристер схватил Артёма за подбородок, наклонился, почти вплотную приблизившись к его лицу, и сквозь зубы процедил: — Я лично прибью твоего брата гвоздями к стене и начну отрезать от него по кусочку, а ты будешь смотреть, как он мучается, и жалеть о том, что не признался. Но будет поздно!

— Дима...

— Дима умрёт.

— Ни за что! Ты не тронешь его, Кристер! Я не позволю!

Правитель Крейда взглянул в наполненные злобой и яростью шоколадные глаза. Едва заметные серебристые искры, мелькнувшие и тотчас погасшие в зрачках, с головой выдали принца Камии. И, испытывая странную смесь затаённой радости и брезгливого презрения, он вновь наотмашь ударил заклятого друга по лицу и приказал:

— Отпустите его.

Стражники шагнули в стороны, и временной маг ничком рухнул к ногам хозяина. "Наконец-то ты вернулся, принц. Я умою тебя кровавыми слезами и унижу так же, как ты унизил меня, убив Катарину!" — зло подумал Кристер и пнул Артёма сапогом:

— Приведите его в чувство!

Палач вылил на раба ведро воды, а солдаты подняли на ноги. Тёма прерывисто всхлипнул и задрожал, с ужасом взирая на хозяина.

— Я — твой повелитель! — отчеканил граф. — Ты — раб, и будешь делать то, что я скажу! Ослушаешься — повешу рядом с ним! Понял, придурок?

Артём поспешно закивал:

— Я сделаю всё, что Вы прикажете.

— Молодец, — сухо кивнул граф и обернулся к Диме:

— Это касается и тебя, гордец! Ты жив, пока выполняешь приказы!

"Что-то подобное я уже слышал. Только где и когда?" — напряжённо подумал маг и поклонился. Он знал, как нужно ответить.

— Я понял, хозяин.

Слова прозвучали так знакомо и буднично, что Дима вздрогнул. "Неужели я кому-то служил? Быть такого не может!" Память упорно молчала, но тело, к ужасу Дмитрия, вспомнило: руки сами собой безвольно повисли, плечи поникли, а взгляд упёрся в грязный, заплёванный пол. "Я был рабом? Но как такое возможно?" — ошарашено думал маг, не замечая, как вытягивается лицо Кристера. От гордого воина не осталось следа. Перед графом стоял покорный, смиренный раб, готовый безропотно выполнить любой приказ хозяина.

— Да кто же ты? — растерянно прошептал Кристер и, вздрогнув от собственных слов, рявкнул: — Увести!

Весь вечер граф, будто заведённый, метался по своим покоям. Он не вышел к ужину, прогнал управляющего, явившегося с ежевечерним докладом, и едва не прибил раба, который принёс ему воду для умывания. Невыразимая ярость переполняла Кристера. Получив то, о чём мечталось долгих четыре года, он должен бы радоваться, но проклятый принц и на этот раз сумел всё испортить: измываться над сумасшедшим, который не понимал за что его изводят, было глупо и неинтересно. Граф желал, чтобы Артём осознал своё предательство, чтобы, рыдая кровавыми слезами, униженно молил о прощении за боль, ему причинённую.

Около полуночи Кристер вызвал лекаря и потребовал вылечить сумасшедшего раба, но Нарим лишь развёл руками:

— Я не маг, Ваше сиятельство. Да и магу, боюсь, не под силу исцелить этого сумасшедшего. Безумие слишком глубоко проникло в его тело. Скорее всего, он родился с ним.

— Попытайся, и, если получится, я озолочу тебя, Нарим.

— Увы, Ваше сиятельство, здесь я бессилен.

— Вон! — будто раненый слон, проревел граф и швырнул в лекаря медную вазу.

Нарим вихрем выскочил из гостиной, а Кристер упал в кресло и запустил пальцы в волосы:

— Должен быть способ. Должен! Я не могу отступить теперь, когда он вернулся.

До рассвета граф метался по своим покоям, придумывая выход из сложившейся ситуации, и в конце концов пришёл к выводу, что главное, не вылечить Артёма, а заставить вспомнить содеянное.

Утром он распорядился перенести портрет Катарины из спальни в гостиную и повесить на видное место. Любимое лицо в обрамлении роскошных каштановых волос вселило в душу уверенность, и граф, несмотря на бессонную ночь, развил бурную деятельность. В гостиной появились подносы с любимыми закусками принца Камии, кувшины с нежным каруйским вином, которое Артём предпочитал к завтраку, а на спинке одного из кресел повис чёрный с серебряной вышивкой плащ. Когда с приготовлениями было покончено, Кристер развалился на широком низком диване перед уставленным яствами столом и приказал привести Артёма и Дмитрия. "Я заставлю его вспомнить, чего бы мне это ни стоило!" — убеждал себя граф, потягивая вино. Он взглянул на портрет Катарины и ласково улыбнулся:

— Ты будешь отомщена, милая.

Двери гостиной приоткрылись, и на пороге возник главный надзиратель. Он приблизился к повелителю, опустился на колени и доложил:

— Они здесь, Ваше сиятельство.

— Так веди их, Сван! — нетерпеливо воскликнул Кристер.

"Что б Джомхуру пусто было! — опрометью метнувшись к дверям, подумал надзиратель. — Притащил в замок не пойми кого, а мне расхлёбывай! Где это видано, чтобы с рабами так носились?"

— А ну пошли!

Он толкнул Артёма в спину, и тот почти бегом ввалился в графские покои. Дима бросил холодный взгляд на надзирателя, вошёл следом за братом, а Сван с досадой качнул головой: "Неправильно всё это. Заносчивых рабов нужно сечь, а не носится с ними, как с писаными торбами. Граф, похоже, совсем с катушек слетел". Надзиратель мысленно хлопнул себя по губам и затворил двери в покои хозяина.

— Пусть делает, что хочет. Наше дело маленькое: привести, увести да присмотреть, что б не сдохли, — еле слышно пробормотал он и уселся на мягкий пуфик у стены.

Временной маг пробежал до середины гостиной и остановился, изумлённо глядя по сторонам. Портрет Катарины его не заинтересовал, чёрный плащ с серебряной вышивкой тоже, а вот изысканные лакомства, расставленные на столе, намертво пригвоздили взгляд. Облизнувшись, Артём подался вперёд, но вспомнив, чем закончилось последняя своевольная выходка, попятился и прижался к брату. Дмитрий положил ладонь на его плечо и церемонно склонил голову:

— Доброе утро, Ваше сиятельство.

В словах Димы не было раболепия, но графа это даже обрадовало. Гордым брат принца Камии выглядел естественнее. Кристер благосклонно кивнул рабам, сделал глоток вина и заговорил:

— Я поразмыслил над вашей судьбой и решил, что не вправе предъявлять к вам такие же требования, как к остальным рабам, поскольку вы не помните своего прошлого. Разумом вы младенцы, и я, как рачительный и ответственный хозяин, обязан восполнить пробелы в вашей памяти и воспитании, дабы вы могли служить мне, как полагается.

Артём недоумённо вытаращился на графа, а Дима нахмурился. "Насчёт памяти он погорячился, а воспитанием рабов, как я понял, занимаются надсмотрщики. С чего же нам такая честь? — мрачно подумал он и покосился на портрет смазливой девицы с пышными каштановыми волосами. — Не та ли это Катарина, из-за которой разгорелся весь сыр-бор?"

Кристер проследил за Диминым взглядом:

— Красива, не правда ли?

— Да, хозяин, — равнодушно кивнул маг.

— Она была прелестнейшей из женщин, — с трепетом произнёс граф и вздохнул.

"Значит, Катарина, — подытожил Дмитрий. — Интересно, что с ней сделал принц Камии? Ну, ничего, возможно, Кристер позвал нас именно для того, чтобы об этом рассказать, так что, наберёмся терпения". Дима легонько встряхнул Артёма, чтобы тот перестал таращиться на еду, и притянул его ближе к себе, что не укрылось от взгляда графа.

— Тебе не о чем беспокоиться, Дима. Я не собираюсь обижать твоего брата. Согласен, в первый день я немного перегнул палку, но, уверяю, больше этого не повторится.

— Спасибо, Ваше сиятельство, — скупо поблагодарил Дмитрий, ни на секунду не сомневаясь, что граф изобрёл новый способ помучить Артёма.

Маг внимательно осмотрел комнату и вдруг заметил на кресле плащ. Точно такой же был на его брате, когда они очнулись в пустыне. Серебро на чёрном смутно напоминало ещё что-то, но Дима не смог ухватить ускользающие образы и нахмурился. Хмурый вид раба почему-то развеселил графа. Он засмеялся, поставил бокал на стол и, стремительно поднявшись, подхватил с кресла плащ. Чёрная тонкая ткань легла на плечи Артёма, и Дима помертвел: он наконец понял к чему весь это спектакль — Кристер считал его брата истинным принцем Камии.

А временной маг погладил мягкую, струящуюся материю, провёл пальцами по серебряной вышивке и улыбнулся:

— Красиво...

— Этот плащ когда-то принадлежит тебе, Артём, — тихо сказал Кристер, и шоколадные глаза наполнились изумлением:

— Правда?

— Да.

— Спасибо, это замечательный подарок!

— Ты меня неправильно понял, Артём. Я ничего тебе не дарил. Это твой плащ.

— Ух ты! — Временной маг присвистнул и повернулся к другу: — Смотри, Дима, какие красивые вещи я носил.

— Вряд ли, — покачал головой Дмитрий. — Такие одежды пристало носить принцу, а ты раб.

Тёма наморщил лоб:

— Это я сейчас раб, а раньше был принцем.

— Конечно! — подхватил Кристер и потянул Артёма к столу: — Поешь, а я расскажу тебе о принце Камии.

Дмитрий хотел возразить, но передумал, ему самому было интересно послушать о сыне великого Олефира. "Хоть какая-то информация", — решил он и, повинуясь знаку хозяина, приблизился к столу. Граф усадил рабов на мягкие стулья, наполнил бокалы вином и воскликнул:

— Выпьем за великого Олефира, ибо он сделал Камию сильной и процветающей.

Дима и Тёма послушно выпили вино.

— Кушайте, кушайте, — ухмыльнулся граф, уселся на диван и, не сводя глаз с принца Камии, начал рассказ:

— Когда великий Олефир представил своего сына миру и объявил, что собирает для него свиту, я, как и многие камийцы, решил попытать счастья. Я приехал в Ёсс поздним вечером, но замок не спал. Десятки рабов встречали во дворе претендентов на гордое звание спутника принца. Меня проводили в роскошные покои, накормили и уложили спать. А наутро я удостоился аудиенции великого Олефира. Наш правитель сказал, что наслышан обо мне и надеется, что я проявлю отвагу и займу место рядом с его сыном.

Артём согласно кивнул, хотя не услышал и половины из того, что сказал хозяин — заставленный разными вкусностями стол лишил его остатков разума. Облизав сухие губы и судорожно сглотнув, он трясущимися от предвкушения руками навалил в тарелку салатов и мяса и, вцепившись в серебряную вилку, принялся уминать яства с быстротой ветряной мельницы, захваченной ураганом. Несколько секунд граф, кривясь от досады, наблюдал за сумасшедшим рабом, которого ничего кроме еды не интересовало, а потом перевёл взгляд на Диму: отставив бокал в сторону, брат принца Камии ждал продолжения рассказа. "Лучше бы наоборот! — в сердцах подумал Кристер и тут же попытался приободрить себя: — Но, в конце концов, я не дошёл ещё до самого интересно, да и Артём рано или поздно должен насытиться". И, скрестив руки на груди, Кристер неторопливо заговорил:

— Когда все претенденты съехались в замок, великий Олефир устроил турнир. Две недели в парадном зале лилась кровь — камийцы бились не на жизнь, а на смерть. Нас осталось всего двадцать — лучших бойцов Камии. Ты помнишь их имена, Артём?

— Не-а, — безразлично ответил временной маг и впился зубами в куриную грудку.

— Карл Маквелл, благородный разбойник из Лерта. Карим Абали, мечник из Наджи. Альяр, Зохаль и Рузбех, сыновья Джомхура, главы лиги работорговцев, что нашёл вас в пустыне. Стефан Берг, охотник из Тагру...

Кристер замолчал: имена бывших спутников не произвели на Артёма впечатления. Покончив с курицей, он погладил себя по животу, склонил голову к плечу, словно прислушиваясь к чему-то, и схватил с блюда корзиночку с розовым кремом и крохотными шоколадными розочками.

— М-м... Как вкусно. Дима, попробуй!

— Не сейчас, Тёма. Давай послушаем графа.

— Да слушаю я, слушаю, — мотнул головой Артём, подвинул к себе блюдо с пирожными и на всякий случай добавил: — Мне очень интересно.

Выругавшись про себя, граф наклонился вперёд и спросил:

— Ты помнишь вечеринку в Цагуре?

— А где это? — слизнув крем, важно осведомился Артём.

— В Харшиде.

— Ну да, ну да.

Временной маг поддел ногтем шоколадную розочку, рассмотрел со всех сторон и, восхищённо цокнув языком, отправил в рот.

— Ты сказал, что мэр города вор, и мы сровняли с землёй его дом, вместе со всеми его обитателями, — вкрадчивым шёпотом произнёс Кристер. — А самого мэра ты притащил в Ёсс. Помнишь?

— Разумеется, — пожал плечами Артём. — Куда ж ещё я должен был его тащить, если принцу Камии положено жить в Ёсском замке?

— Мэр прожил до утра. Ты отпустил свиту, и вместе со мной спустился в подземелье. В ту ночь я понял, насколько силён и безжалостен принц Камии. Даже прославленные харшидские палачи не могли сравниться с тобой, Артём.

— Само собой, — подтвердил временной маг, облизывая пальцы. — Разве может быть кто-то лучше меня?

— Ты без всякой магии превратил узника в кусок говорящего кровоточащего мяса. Он рассказал нам всю свою жизнь, открыл местонахождение тайников с украденными деньгами, а потом взмолился о смерти. И ты великодушно подарил ему смерть.

Дмитрий задумчиво посмотрел на брата. Он пытался понять: мог ли этот с виду безобидный сумасшедший творить то, о чём рассказывал граф. "А вдруг он действительно принц Камии? Тогда кто я? Я не был в свите принца, иначе бы Кристер узнал меня..."

— А помнишь ужин в Зандре? — прервал его размышления голос графа. — Мы долго готовились к нему. Ты лично собрал по всему Суниту пять сотен рабов и привёз их в столицу. Ты заставил их раздеться и изображать живые столы и стулья. Ты пообещал им свободу, если простоят до рассвета без звука. Сколько осталось в живых? По-моему трое... Или четверо? Без разницы! Ты убил и этих.

Артём не ответил, но Кристера это не смутило. Воспоминания захлестнули его, и голос стал громче:

— Ох, и погуляли мы тогда! Сунитский наместник из кожи лез, чтобы угодить тебе. Помнишь, близняшек — его любимых наложниц? Бедняга посерел, когда ты заявил, что забираешь их. Но ты объяснил ему, что лучше лишиться наложниц, чем жизни, и он вместе с нами стал мучить своих любимец. Мы с тобой ещё поспорили, которая из девчонок продержится дольше? Помнишь?

Кристер приподнялся и почти вплотную придвинулся к Артёму. Временной маг посмотрел в серо-голубые глаза, облизал губы и, заикаясь, прошептал:

— Н-не с-совсем.

— Они орали и визжали, пока не обессилили, а когда Карл предложил перерезать им глотки, ты заявил, что прощаться с красотками рано, и, к всеобщему удивлению, они развлекали нас ещё два часа. Хочешь подробностей?

— Н-нет, — испуганно замотал головой Артём и придвинулся к Диме.

Граф плотоядно оскалился:

— Почему? Принц Камии — олицетворение силы и жестокости. Почему тебя пугают мои рассказы? Мы столько пережили вместе, принц. Я был твоим близким другом. Сколько раз мы оставляли свиту, чтобы кутнуть вдвоём. Брей, Тофур, Кадзир, Дия... Неужели Вы совсем ничего не помните, Ваше высочество? Ну же, напрягите память, принц! Четвертованный на обеденном столе наместник Шании. Распятый на дверях собственного дома советник Вамика. Охота на тхарийского шырлона с сыном наместника Брадоса в качестве приманки...

— Я не помню... — простонал Артём, прижимаясь к брату.

Дмитрий обнял его за плечи, а Кристер злобно лязгнул зубами и посмотрел на портрет:

— А, может, рассказать тебе о Катарине, принц?

Артём тихо всхлипнул, и Дмитрий стиснул его плечо: он не хотел, чтобы брат отвлёк вошедшего в раж граф. Не отводя глаз от картины, Кристер откинулся на спинку дивана и сжал пальцы в кулаки.

— Я знал её с детства. Мы — потомки соратников великого Олефира. Многие поколения наших предков тесно дружили, и наши отцы не были исключением. Они росли вместе, ведь замок Эльт всего в двух часах езды от Краффа, а когда выросли, решили породниться, так что Катарина с рождения предназначалась мне. Рина росла прелестным ребёнком, добрым и нежным, как весенний цветок. Когда она смеялась, все вокруг невольно начинали улыбаться. А как она пела... — Граф отвёл глаза от портрета и потянулся к бокалу: — Я любил Катарину. И никогда не думал, что так быстро потеряю её... — Он жадно выпил вино, прерывисто выдохнул и хриплым голосом продолжил: — Я совершил самую большую ошибку в жизни — пригласил на церемонию передачи правителя Олефира и его благородного сына. Каким счастливым я был в тот день... Ведь мою сделку с Краффами узаконили два величайших человека Камии. Как благодушно взирал на нас правитель! Какое неподдельное веселье источал принц! Он стал искрой, которая превратила наш скромный праздник в безудержное веселье.

Дима жадно ловил каждое слово Кристера, а Артём, убедившись, что хозяин перестал замечать его, потянулся к тарелке с сыром: от страха у него вновь разыгрался аппетит. Сыр оказался превосходным, тонко нарезанным, с крупными ровными дырочками. Временной маг свернул ломтик рулетом, сунул в рот, опасливо покосился на графа и разжевал, стараясь двигать челюстями неслышно: уж больно внимательно брат слушал рассказ хозяина, и Тёма не хотел лишать его удовольствия.

— Но через два дня Катарина пропала, — тем временем рассказывал граф. — Я больше месяца искал её. Я объездил Чарийский лес вдоль и поперёк. И нашёл. Неподалёку от Ёсса... — Кристер прикрыл глаза. — Я едва не сошёл с ума, увидев растерзанное тело. Я смотрел на то, что осталось от моей Рины, и понимал, что лишился не только её, но и друга. Я узнал твой почерк, Артём!

Временной маг подпрыгнул, молниеносно проглотил сырный рулетик и наивно захлопал глазами:

— Это не я.

— Врёшь! — Кристер вскочил и обвиняюще ткнул пальцем в Артёма: — Я видел, как ты пытаешь людей! Такое не повторить никому в Камии! И прежде чем я брошу тебе вызов, я хочу знать: почему? Почему ты убил её, принц?

— Убил? — ошеломлённо повторил временной маг, посмотрел на палец хозяина и повернулся к брату: — Что он такое несёт?

— Паяц! — выплюнул Кристер и наотмашь ударил Артёма по лицу.

Временной маг покачнулся и, чтобы не упасть со стула, ухватился за скатерть — посуда с грохотом посыпалась на пол. Мгновенно оценив ситуацию, Дмитрий оттащил брата от стола, загородил собой и решительно произнёс:

— Вы обещали не обижать Тёму.

— Обижать? — взревел Кристера. — Да что ты понимаешь, маг! Он оскорбил меня! Надругался над нашей дружбой!

— Даже если так, сейчас он болен. Издевательства над беззащитным безумцем не делают Вам чести!

Временной маг выглянул из-за спины друга и одобрительно закивал. Глаза Кристера налились кровью:

— Никто в Камии не смеет указывать мне, что делать! Был Артём принцем или нет, сейчас он мой раб, и я вправе распоряжаться его жизнью, как пожелаю!

В желудке Дмитрия свернулся болезненный узел: брату угрожала смертельная опасность, а он был бессилен помочь ему. "Разве что убить... — с тоской подумал Дима и одёрнул себя: — Только если не будет другого выхода!"

Кристер обошёл вокруг стола, приблизился к рабам и язвительно ухмыльнулся:

— Он выглядит, как шут. Вот и будет шутом. Отличный карьерный рост для сына великого Олефира!

И, довольный собой, граф хлопнул в ладоши. В дверях тотчас возник главный надзиратель.

— Пришли ко мне портного, Сван!

Кристер вытащил Артёма из-за спины брата, сорвал с его плеч чёрный плащ и бросил на пол. Усевшись в кресло, он поставил ноги на плащ принца Камии и холодно посмотрел на Диму:

— Тебе я тоже найду подходящую работёнку.

"Ищи, — мрачно вздохнул Дмитрий. — Всё равно, после того что я услышал, нам с Тёмой не жить".

Глава 9.

Предатель.

Кристер решил поступить с Димой так же, как с принцем — унизить, да так, чтобы тому стало невмоготу. Граф не сомневался, что ущербный маг служил Артёму в другом мире, где тот пропадал четыре года, и служил на высоком посту. "Скорее всего, как и я, был спутником принца. Отсюда — гордость и заносчивость", — решил Кристер и отправил Диму на конюшни, чистить стойла. Маг воспринял ссылку с потрясающим равнодушием: соскребал навоз, мыл стойла, до блеска начищал сбруи и сёдла — делал любую грязную работу, которую ему поручали. Но уже через три дня граф вынужден был забрать раба обратно в замок: оставшись в одиночестве, Артём стал абсолютно невменяемым. Он либо плакал и стенал, доводя хозяина до нервного срыва, либо замыкался в себе и не реагировал ни на слова, ни на тычки. В запале Кристер бросил принца в камеру к Джомхуру, но сделал лишь хуже. Шут вернулся обессиленным и подавленным настолько, что пришлось звать лекаря.

Но стоило Кристеру вернуть Диму, Артём воспрял духом. Он радовался как ребёнок и скакал вокруг Дмитрия, весело звеня бубенцами. Граф смотрел на братьев и ухмылялся — парочка была та ещё: шут в кричаще красном костюме с разноцветными вставками и шестирогом колпаке, из-под которого забавно торчали пшеничные волосы, и маг в простом чёрном костюме из тонкой шерсти и берете, сливающемся с тёмными волосами.

Рядом с братом у принца Камии точно просветление наступило. Он казался почти нормальным и вёл себя, если не как взрослый мужчина, то как вменяемый подросток. Каким-то чудом Дмитрию удалось втолковать ему, в чём состоят обязанности придворного шута, и теперь, едва завидев графа, Артём начинал без устали хихикать и хохмить. Он покорно выполнял приказы и всем подряд представлялся принцем Камии, как желал хозяин. Шут выглядел забавным и смешным, придворные были от него в восторге, и только Кристер оставался недовольным — заклятый друг не чувствовал себя оскорблённым. А уж как раздражал графа Дмитрий! Ущербный маг тенью следовал за братом и с каменным спокойствием подсказывал ему, что надо делать и как себя вести. Если Артём плакал — успокаивал, начинал робеть — подбадривал. "Нянька шута" со злости прозвал его граф, и прозвище прижилось. Впрочем, Дмитрию было наплевать, как называют его камийцы — кроме брата его ничего не интересовало.

"Невероятная преданность! Никогда такой не встречал", — думал Кристер и скрипел зубами. Его бесило леденящее душу самообладание раба — чтобы ни случалось, маг оставался бесстрастным. В нём чувствовалась мощь, непонятная и пугающая. Кристер не мог взять в толк, почему этот сильный и умный человек остаётся в Ёссе и день за днём нянчится с безумным шутом, вместо того, чтобы взять в руки меч и отвоевать себе достойный кусок Камии. "Да кто же ты, в конце концов? Друг? Любовник?" — с яростью думал граф, наблюдая, как Дмитрий в очередной раз утешает брата: Артём решил сделать колесо, но поскользнулся и упал.

Дима вытер его заплаканное лицо, ощупал колени и локти, поправил сползший колпак и ободряюще похлопал по плечу. Шут тотчас улыбнулся и помчался на середину зала, веселить господ, а маг посмотрел на графа. Их взгляды скрестились, и Кристера обдало холодом: "Он что-то задумал. Ясно, как день. Знать бы что! Хочет отомстить за унижение принца? — Дима перевёл глаза на Артёма, а граф откинулся на спинку стула и нервно поёжился. — Что если он только притворяется ущербным? Вдруг он просто выжидает удобного момента, чтобы убить меня? Или ждёт, когда нападу я?"

И Кристер потерял покой и сон. Лёжа в постели, он беспокойно шарил глазами по углам спальни — ему мерещился изготовившийся для удара Дмитрий, а, беря в руку вилку, содрогался от мысли, что еда отравлена магией. "Почему я не убил его сразу?" — ругал себя граф и всё чаще приходил к мысли, что избавиться от брата Артёма жизненно необходимо.

В Камии традиционным способом устранения неугодных и неудобных людей было отравление. Камийцы умели изготавливать тысячи разных ядов. Их подсыпали в еду и питьё, пропитывали вещи, и дорогой подарок часто оказывался последним в жизни получателя. Кристер знал об этом не понаслышке. Крейд был лакомым куском, и многие аристократы мечтали занять место графа: время шло, сын великого Олефира не возвращался, и камийцы начали свыкаться с мыслью, что будут жить без него. Кристер с величайшей осторожностью принимал подарки и держал целый штат рабов, которые дегустировали еду и питьё. Невольника подводили к столу, и тот, дрожа от ужаса, пробовал кушанья и напитки. Многие сходили с ума, не выдержав ежеминутного ожидания смерти.

"Отличный способ устранить раба", — рассудил Кристер и сделал Дмитрия дегустатором.

И вот уже неделю Ёсский замок с любопытством наблюдал, как "нянька шута" с абсолютно спокойным лицом ходит вдоль стола, пробуя еду и напитки так, словно проверяет их не на наличие ядов, а на качество приготовления. У главного повара душа уходила в пятки, когда Дима кривился. Бедняге казалось, что сейчас его с позором выгонят из замка, и лишь вспомнив, что дегустатор — раб, он немного успокаивался. До следующей недовольной гримасы. А Дмитрий, запив неудачное блюдо вином, шёл дальше: его не покидала уверенность, что если пища будет отравлена, он узнает об этом едва прикоснувшись к ней.

Кристер не верил своим глазам: играя со смертью, маг вёл себя так, словно знал, что победит, и граф, помимо воли, завидовал его выдержке. "Впрочем, если мой шут — принц Камии, то и брат должен быть ему под стать. Но кем бы он ни был, рано или поздно, он сдохнет!" Но, как назло, отравители точно повывелись. День проходил за днём, трапеза за трапезой, а покушениями и не пахло. И Кристер решил поторопить события. В качестве палача он выбрал старого Тулина. Пожилой шут затаил обиду на Артёма, который одним своим появлением задвинул его, лучшего паяца Камии, на задний план, и лелеял мечту о мести. Этим-то и воспользовался Кристер.

Однажды, когда принц-шут особенно удачно пошутил, граф обозвал Тулина бездарностью и объявил, что больше не желает терпеть в замке нахлебника. При этом он так красноречиво посмотрел на Дмитрия, что опальный паяц, веселивший ещё великого Олефира, сразу понял, что от него требуется. Не мешкая ни секунды, Тулин покинул трапезный зал и отправился в город, прямиком к знакомому аптекарю. Убийства были шуту не в новинку: когда-то Тулин отправил к праотцам многочисленную родню своего предшественника, весельчака Чура, а его самого мастерски довел до самоубийства. Великий Олефир пришёл в восторг от жестокости и сообразительности молодого паяца, и Тулин припеваючи зажил в Ёсском замке. Он был столь коварен и талантлив, что даже смена власти не отразилась на его положении. И вдруг появился сумасшедший Артём...

Тулин приобрёл отраву и, не откладывая дела в долгий ящик, тем же вечером преподнес Кристеру искусно вырезанный из дерева кубок, по стенкам которого аптекарь тщательно распылил ядовитый порошок. Одобрительно улыбнувшись старому паяцу, правитель Крейда приказал наполнить подарок вином и поднести Дмитрию, который стоял у стены в ожидании следующей перемены блюд. Раб направился к дегустатору, а граф замер, опасаясь, что маг откажется пить.

Дима принял кубок, посмотрел на кривляющегося посреди зала Артёма и вздохнул: "Вот и момент истины. Боюсь, Тёма, что сегодняшнего вечера мы не переживём". Почувствовав взгляд друга, временной маг обернулся. Дима поспешно отвёл глаза, и Тёма насторожился. Мелодично звякнув бубенцами, он перекувырнулся через голову, прошёлся колесом перед столом и оказался рядом с братом. Придворные зааплодировали, а шут правителя Крейда, ни слова не говоря, уселся у ног брата и уставился ему в лицо.

— Что ты медлишь, Дима? — не выдержал граф. — Пей!

Дмитрий повертел в руках кубок и хотел было вернуть его рабу, но острая боль в висках остановила его. Из горла мага вырвался сдавленный стон, голубые глаза потемнели, став иссиня-чёрными, и трапезный зал канул в небытиё, смытый яркими картинами и образами. Видение с болезненной ясностью показывало вероятные линии будущего, и все они, кроме одной, неизменно заканчивались гибелью Артёма.

— Дима, ты что? — взволнованно закричал временной маг, взлетел на ноги и схватил брата за плечи: — Не пугай меня! Пожалуйста!

Дмитрий потряс головой, посмотрел на Артёма, потом на Кристера и, понимая, что выбора нет, сделал глоток вина. Кубок выпал из рук, угасающий взгляд скользнул по залу, и маг рухнул на пол. В уголках рта выступила кровавая пена, с губ слетели рваные хрипы.

— Дима! — Звякнув бубенцами, Тёма рухнул на колени, склонился к лицу брата и взмолился: — Не уходи! Не оставляй меня! Я пропаду без тебя, Дима!

Кристер с кислой миной следил за братьями. Агония дегустатора бальзамом лилась на сердце, и графу даже стало немного жаль расставаться со странным рабом, так и не узнав, кто же он на самом деле. "Но, что сделано, то сделано! — сказал себе Кристер, отвернулся от умирающего и обвёл глазами вытянувшиеся лица придворных. — Это только начало, господа, смерть принца Камии будет куда более впечатляющей! Если, конечно, он переживёт кончину брата".

А тишину трапезного зала продолжал разрывать умоляющий голос шута:

— Вернись, Дима! Не бросай меня!

Но Дима не внял его мольбам. Он последний раз судорожно вздохнул и замер.

— Нет!!! — истошно проорал Артём и подстреленной птицей рухнул на тело брата.

Придворные разом заговорили, а граф махнул рукой гвардейцам, чтобы те вынесли труп. Солдаты приблизились к братьям и хотели оттащить шута, но в ужасе отпрянули — маг открыл глаза. Дима скользнул размытым взглядам по лицам гвардейцев, поднял руку и ласково коснулся пшеничных волос:

— Я здесь, Тёма!

Артём вскинул голову, счастливо улыбнулся и взвизгнул от избытка чувств. Придворные обернулись, посмотреть, что происходит с шутом, и ахнули, увидев ожившего дегустатора.

— Как ты смог? — ошарашено выдохнул Кристер.

Дима поднялся. Он не собирался объяснять графу, как Тёма, воспользовавшись магией, позвал его из-за грани, и как странная сила, возникшая из ниоткуда, помогла ему вернуться к другу. В голове шумело, пол под ногами качался, как палуба утлого судёнышка, но Дмитрий расправил плечи и посмотрел на графа.

— Я не мог оставить брата, — холодно сказал он, краем глаза наблюдая, как Артём, мягко ступая по каменному полу, приближается к Тулину.

Брат походил на разъярённого тигра. Шоколадные глаза полыхали ненавистью, под скулами ходили желваки, губы дрожали от негодования.

— Ты посмел отравить моего брата! Ты умрёшь! — не своим голосом произнёс он, остановившись в шаге от паяца.

Тулин сжался и побледнел, не в силах ни вздохнуть, ни выдохнуть, а Дима, поняв, что сейчас Артём применит магию, ринулся к нему.

— Нет, Тёма! Не убивай его!

Он сгрёб брата в охапку и оттащил от жертвы. Временной маг замер, глубоко вздохнул и осторожно высвободился из объятий.

— Как скажешь, Дима, — вкрадчиво проговорил он и лёгким шепотом закончил: — Пусть живёт, если ты хочешь.

Кристера передёрнуло от отвращения: неуместное милосердие к отравителю мгновенно уронило Дмитрия в его глазах. "Пусть и маг, и оживать умеет, а натура — рабская!" — подумал он и громко объявил:

— По законам Камии пойманный за руку отравитель должен быть умерщвлен. Убей его, Артём!

— Ему нельзя убивать! — сухо сказал Дмитрий, крепко сжимая руку брата.

Кристер едва не расхохотался: "И этого малодушного идиота я боялся? Глупец!" — и, надменно выпятив подбородок, скомандовал:

— Артём! Убей Тулина!

— Нет! Тёма не будет убивать! Он шут, а не палач!

— Ты забылся, раб! — Кристер вскочил и треснул кулаком по столу. — Стража! Покажите наглецу его место!

Гвардейцы оторвали братьев друг от друга, швырнули Диму на пол и принялись избивать ногами. Увидев кровь на лице брата, Артём завыл от отчаянья и пал на колени:

— Не бейте его, хозяин! Я сделаю, как Вы прикажете!

Кристер бросил ему кинжал:

— Убей Тулина, и твоего брата отпустят.

Артём схватил кинжал и метнул, не глядя. Клинок просвистел в воздухе и вошёл точно в горло так и не пришедшего в себя Тулина. Паяц упал, обливаясь кровью, а придворные разразились восторженными аплодисментами. Принц Камии быстро взглянул на труп и низко склонил голову, скрывая ледяные искры в глазах. И вдруг в сознании вспыхнула страшная картина: мелкие зверушки безжалостно рвали красивое лицо русоволосого мужчины. "Это я убиваю его", — понял Артём, и сердце заполонила глубокая ноющая тоска.

— Остановите это! — схватившись за голову, истерично взвизгнул он и потерял сознание.

Придворные, как один, уставились на графа. Они не понимали, что происходит: самый могущественный человек в Камии устроил какой-то бредовый поединок с рабами, и камийцам показалось, что Кристер сходит с ума. Одни поглядывали на двери, словно прикидывали, успеют ли добежать до выхода, если граф окончательно спятит, а другие рассматривали бездыханного шута, гадая, откуда у безобидного малого столь впечатляющая меткость. Признать сумасшедшего паяца принцем Камии они не могли, ибо помнили гордого и высокомерного сына Олефира, который потрясал мир жестокостью и беспощадностью. Гораздо больше на роль принца подходил его брат — гордая осанка, умный, завораживающий взгляд и странное умение делать воду. "Наверное, какой-то трюк. Видимо они бывшие циркачи", — успокаивали себя придворные и опасливо косились на Дмитрия, молча корчившегося под ударами гвардейцев.

Кристер махнул рукой, и солдаты прекратили избивать раба. Приподнявшись на руках, Дима тряхнул головой, проясняя мысли, рукавом промокнул окровавленные губы, а потом потихоньку встал и побрёл к брату.

— Он же безумен, граф, — укоризненно произнёс маг, осторожно погладил Артёма по голове и шепнул: — Вставай!

Временной маг распахнул глаза, вскочил и бросился ему на шею:

— Ты жив!

— Какая трепетная братская любовь! — злобно оскалился Кристер и подумал: "Да что ж это за твари? Ничто их не берёт — ни унижения, ни яд, ни побои! Всё равно изведу!" Он развернулся к стражникам и рявкнул: — Тащите шута к Джомхуру, дармоеды!

Испуганно вскрикнув, временной маг выпучил глаза и беспомощно посмотрел на Диму:

— Я не хочу...

Голос сорвался. Артём уткнулся в плечо брата и зарыдал, мучительно и горько. Его слёзы сорвали бесстрастную маску, и Кристер наконец увидел эмоции на лице мага: голубые глаза подёрнула ледяная пелена, щёки вспыхнули гневным румянцем, на лбу вспухли жилы. Дмитрий сжал кулак, и Кристеру захотелось спрятаться под стол — в руке мага засверкал тонкий лёгкий меч.

Стражники застыли в шаге от рабов, придворные удивлённо раскрыли рты, а Дима громко заявил:

— Хватит издеваться над Тёмой!

— Ты не справишься со всеми моими гвардейцами! — прошипел Кристер, чувствуя, как струится по спине пот. Сила, таившаяся в рабе, вырвалась наружу, и граф ощутил дыхание смерти.

— Вероятно, — невозмутимо кивнул Дмитрий. — Но я попробую.

Артём вытер слёзы и с надеждой посмотрел на брата. Дима хотел улыбнуться ему, но не смог: он чувствовал себя предателем. Кристер тем временем беспокойно поёрзал на стуле, покосился на гвардейцев, прикидывая, справятся ли они с рабом, если тот окажется умелым фехтовальщиком, и вдруг его озарило:

— Зачем испытывать судьбу, Дима? Не лучше ли нам договориться?

— О чём?

Кристер расправил плечи, положил ладони на стол и твёрдо заявил:

— О вашей свободе. Надеюсь, тебе это интересно? Или ты предпочтёшь погибнуть в бою?

Придворные задохнулись от изумления, а временной маг подёргал брата за рукав и умоляюще произнёс:

— Я не хочу умирать, Дима. Поговори с ним, может, он отпустит нас, а?

— Хорошо, — обречённо кивнул Дмитрий, чуть опустил меч и посмотрел на хозяина: — Я слушаю.

— Все вон! — рявкнул граф: свидетели ему не требовались.

Стражники и придворные опрометью бросились к дверям. Они были счастливы, что их наконец-то прогнали — раб, оказавшийся боевым магом, испугал их до колик. Звякнув бубенцами, Артём тоже рванулся к выходу, но Дима удержал его за руку:

— У нас переговоры, ты не забыл?

Временной маг смущённо улыбнулся, покосился на Кристера и пробормотал:

— Номер второй.

— О чём это он? — нахмурился граф.

— Понятия не имею. — Дмитрий пожал плечами. — Так что Вы хотели нам предложить, Кристер?

— Тебе! Мне нужны услуги мага. — Граф сплёл пальцы и впился глазами в лицо раба. — Насколько дорог тебе Артём?

— Чего Вы хотите?

— Я хочу, чтобы ты убил кайсару Сабиру!

— Правительницу Харшида?

— Именно.

— И как, по-вашему, я это сделаю?

— Ты маг, вот и придумай что-нибудь, — хмыкнул Кристер. — Поедешь в Бэрис в качестве подарка кайсаре, войдёшь к ней в доверие и убьёшь.

— А дальше?

— Как только я узнаю, что Сабира мертва — я отпущу Артёма.

Дима сардонически усмехнулся:

— Я должен поверить Вам на слово, граф?

— Предпочитаешь убить меня? — вопросом на вопрос ответил Кристер.

Временной маг озабоченно почесал подбородок:

— Да прибей ты эту кайсару, Дима, и дело с концом!

Дмитрий провёл пальцами по щеке брата, тяжело вздохнул, подошёл к столу и положил меч перед графом:

— Я согласен.

Кристер облегчённо вздохнул. Оставаясь с рабами наедине, он играл ва-банк, его вело чутьё, которому граф привык доверять. И чутьё не подвело: вместо того чтобы убить его и завладеть Крейдом, Дмитрий согласился участвовать в сомнительной авантюре. "Почему? Что ты затеял, Дима? Неужели масштабы твоей игры не ограничиваются Крейдом? Хочешь заполучить всю Камию? Но как? — Кристер вгляделся в привычно непроницаемое лицо мага: тонкие губы, прямой нос, голубые глаза, чуть вьющиеся волосы. — Ты похож на Олефира куда больше Артёма! И, вероятно, куда более опасен..."

Граф вздрогнул, с трудом подавив предательское желание распластаться у ног раба.

— Договорились, — выдавил он и заставил себя подумать о Катарине.

Прелестное личико возлюбленной напомнило о мести, утишило страх и укрепило веру в собственные силы. Каким бы опасным ни был маг, Кристер решил идти до конца.

— Даю тебе четыре месяца!

Бросив стремительный взгляд на Артёма, Дима кивнул:

— Этого хватит.

И тут до шута дошло, что брат собрался оставить его. Сдёрнув с головы шестирогий колпак, он швырнул его на пол и обнял Дмитрия:

— Ты правда уедешь?

— Да.

— Почему?

— Потому что, только так я спасу тебе жизнь.

— Что за ерунда, Дима? Как я выживу, если тебя не будет рядом?

Артём всхлипнул и горько расплакался.

— Прости меня, Тёма, — тихо промолвил Дмитрий и посмотрел на Кристера спокойным, холодным взглядом: — Мы оба сделали выбор, граф, так что тянуть нечего. Я хочу уехать сейчас же.

— Хорошо.

— Дима! Нет! — истерично завопил временной маг и всем телом прижался к нему, однако Дима не стал утешать брата. Он требовательно смотрел на графа.

Кристер догадался, чего хочет раб, но слова отказывались срываться с губ. Происходящее казалось ему диким.

— Ну же, граф, смелее!

— Стража! — в шоке рявкнул Кристер, и двери зала распахнулись. — Уведите шута!

— Нет! Не хочу! Дима! — отчаянно цепляясь за брата, заголосил Артём, но гвардейцы рывком отодрали его от Дмитрия, напялили на голову колпак и потащили к дверям.

На лице мага не дрогнул ни один мускул, лишь голубые глаза чуть посветлели и засветились скорбью и непреклонностью. Двери трапезного зала захлопнулись, крики шута стихли, и граф уставился на Диму, который впервые за всё время пребывания в Ёсском замке не вступился за брата.

— Почему?

Горькая усмешка скривила тонкие губы:

— О принце Камии позаботятся, Кристер. Но не я, увы.

Граф нервно кашлянул и поднялся из-за стола.

— Хотел бы я знать, кто ты, Дима.

"Я тоже хотел бы это знать", — мрачно подумал маг и вслед за Кристером проследовал к дверям.

В сумерках караван с дарами кайсаре Сабире покинул столицу Крейда. Высунувшись из фургона, Дмитрий смотрел на тонущие в рыхлой дымке стены и башни Ёсского замка и думал о видении, которое пришло к нему в трапезном зале. Маг хотел бы усомниться в его правдивости, но то, как Артем, не глядя, поразил кинжалом Тулина, говорило само за себя — принц Камии просыпался. Теперь Дима понимал, что представляет собой сын великого Олефира, но он любил Тёму и заранее смирился с тем, каким он станет, потому что для Артёма это был единственный способ остаться в живых и вырваться из рабства.

Замок, а затем и город остались позади, и Дмитрий растянулся на тонком жёстком тюфяке, расстеленном на дне фургона. Приближалась ночь, но спать не хотелось, и под мерное покачивание и тихий скрип колёс, он думал о будущем. Горечь расставания с братом лёгким флёром окутывала его мысли. Маг знал, что никогда больше не увидит весёлого безумного мальчишку, запавшего в сердце, что придётся свыкнуться с новым Артёмом — жестоким остервенелым убийцей. "Интересно, сейчас он такой, как в детстве? Или благодаря потере памяти, наружу вырвалась его сущность? Добрый, наивный Тёма. Трудно представить тебя иным. — Дима напряжённо уставился в темноту. — А такой ли он наивный? Безумие не лишило его способности убивать в любую минуту, не задумываясь, кто перед ним. Это у него в крови".

Дмитрий вспомнил рукоять кинжала, торчащую из горла паяца, и вдруг в голове, словно что-то щёлкнуло, и мозаика собралась: "Тёма был светлым и чистым, пока кто-то не занялся его "образованием". И этот кто-то, скорее всего, его отец — великий Олефир. Он добился потрясающих результатов, но какой ценой? — Дима болезненно поморщился: — Что же ты делал с ним, великий учитель? Сволочь!" И вздрогнул: однажды он уже произносил эти слова. В той жизни, которую забыл, он знал магистра. И ненавидел его!

— Так кто же я? — тоскливо прошептал маг, погладил безымянный палец и стиснул зубы. Только ответив на этот вопрос, он ответил бы и на все остальные...

Артём смотрел на Джомхура и пронзительно визжал. Палачи графа Кристера не зря слыли мастерами своего дела: глава лиги работорговцев остался жив, но окончательно потерял человеческий облик, лишившись ноздрей, ушей и волос. Всё тело харшидца покрывали уродливые рубцы и язвы. Он, как бревно, лежал у стены на грязной соломенной подстилке и бессмысленно таращился в одну точку.

Временной маг оборвал визг и, еле сдерживая рвотные позывы, заколотил кулаками по железной двери:

— Выпустите меня! Я не хочу оставаться здесь! Пожалуйста! Выпустите!

— Они не услышат...

Артём замер, уткнувшись лицом в холодную дверь — изуродованный пленник впервые заговорил с ним.

— Не надо. Пусть замолчит... — Принц всхлипнул, обхватил голову руками и замотал ею из стороны в сторону. — Зачем, Дима? Зачем ты бросил меня? Кристер убьёт меня, Дима...

— Не бойся, принц, — прошамкал Джомхур. — Тебе некого бояться в Камии. Ты повелитель нашего мира, а я твой верный раб. Прости меня, господин. Я виноват перед тобой. Я должен был сразу признать в тебе сына великого Олефира.

Артём резко обернулся:

— Не говори так. Я — шут и я безумен! Но я не понимаю, почему со мной так обращаются. Я делаю всё, что прикажут, однако хозяин ненавидит меня.

— Ты — принц Камии и Кристер знает это. Он мстит тебе за убийство любимой наложницы.

Временной маг сделал шаг к Джомхуру и замотал головой:

— Неправда! Я никого не убивал! Только Тулина! Он хотел отравить моего брата!

— Ты убил шута? — сипло усмехнулся работорговец, и в слезящихся воспалённых глазах засветилась надежда. — Великолепно! Надеюсь, тебе понравилось, принц?

Шут склонил голову к плечу. Золотые бубенцы мелодично звякнули и затихли, точно боясь нарушить его сосредоточенность. Несколько раз прокрутив в голове момент убийства, Артём приподнял брови и растерянно, будто не веря самому себе, протянул:

— Да, у меня хорошо получилось...

— Вот видишь! — оживился Джомхур. — Ты — принц Камии. Тебе нужно лишь вспомнить, каким ты был, и больше никто не посмеет издеваться над тобой. Хочешь, я расскажу о подвигах великого Олефира и принца Артёма?

— Да, — заворожено прошептал временной маг и, опустившись на грязный пол, прижался спиной к двери.

И, внутреннее ликуя, Джомхур начал рассказывать принцу всё, что знал или слышал о покойном правителе Камии и его сыне-чародее. Втайне работорговец надеялся, что, разбудив наследника Олефира, убьёт двух зайцев разом — отомстит Кристеру и умрёт. Он не испытывал иллюзий — истинный принц Камии никогда не прощал тех, кто посмел оскорбить его. И он, Джомхур, будет вторым, кто умрёт от руки принца. Вторым, после правителя Крейда. О большем глава лиги работорговцев и не мечтал. Разве что о том, что его дети вновь станут спутниками принца Камии. "Но этого я уже не увижу... — отрешённо протянул работорговец и одёрнул себя: — Нельзя думать о посторонних вещах, пока принц меня слушает!"

Артём внимал неторопливым речам Джомхура с открытым ртом. Он не мог поверить, что харшидец рассказывает о нём самом: гордом, жестоком и своенравном принце Камии. Предания о деяниях наследника великого Олефира, где каждое слово истекало кровью, пытками и восхищением, ввели его в состояние транса, и когда утром Кристер пришёл в камеру, шут сидел в углу и раскачивался, как маятник. Граф подошёл к нему, пнул ногой, и раб завалился на бок. С трудом сфокусировав взгляд, он, наконец, уразумел, кто перед ним и заныл:

— Заберите меня, хозяин. Я сделаю всё, что Вы хотите, только не оставляйте меня здесь.

Кристер презрительно посмотрел на принца:

— Твой брат уехал. Отныне для тебя не существует никого, кроме меня! Ты — шут. Какой идиот назвал тебя Артёмом? Твоё имя — Дурак!

— Да, хозяин.

— Пошли.

Артём встал и послушно побрёл за графом. Он гнал от себя образ величественного принца Камии из притягательно ужасающих рассказов Джомхура, ибо понимал, что не соответствует ему: "Я слишком слаб, чтобы быть принцем. Мой удел — потешать хозяина. Нужно с этим смириться". Но зерно сомнения уже пустило ростки, и тихий вкрадчивый голос, голос принца Камии, нашёптывал, что сын великого Олефира должен расправить плечи и сбросить ярмо рабства.

Обуреваемый ужасом, Артём вслед за Кристером вошёл в трапезный зал и покорно остановился перед столом. Граф опустился на стул, тяжёлым взглядом обвёл вассалов, мгновенно занявших свои места, и суровым голосом заявил:

— Представляю Вам нового шута. Его имя — Дурак! Отныне имя принца Камии и его отца в Крейде под запретом! Тот, кто ослушается, будет немедленно казнён!

Кристер зыркнул на Артёма, и тот словно ожил. Колесо, кувырок, ещё колесо, и звонкая весёлая песенка разнеслась по залу. Граф прослушал первый куплет, глотнул вина и хмуро подумал: "Четыре месяца. А потом ты умрёшь, предатель!"

Глава 10.

Камийская мечта.

Известие о том, что за голову Ричарда назначена награда в сто тысяч бааров, и обрадовало, и насторожило Марусю. Обрадовало потому, что высокая цена была своеобразным признанием силы разбойника, насторожило — из-за слишком быстрого признания этой силы. И, пока они скакали к столице, Маруся старалась убедить мужа в том, что им рано появляться в Бэрисе.

— Мы совершили всего одно удачное ограбление, а нами уже заинтересовалась кайсара, — с жаром говорила она. — Тебе не кажется это подозрительным?

— А что здесь такого? — пожимал плечами Ричард. — Фаррох ехал в столицу, и сразу по прибытии рассказал о разбойниках, которые не побоялись вдвоём напасть на караван. Человек он уважаемый, и, скорее всего, вхож во дворец. Вот кайсара и забеспокоилась. И правильно сделала. Появись в Инмаре столь наглые разбойники, я бы тоже немедленно принял меры. Правда, награду объявлять не стал — обошёлся бы по-тихому. Несколько летучих гвардейских отрядов быстро уладили бы проблему.

— Мы не в Инмаре, Ричи. В Камии удачливых разбойников ценят и уважают наравне с правителями городов. У караванщиков даже особая статья расходов существует — разбойничья пошлина. Всякий уважающий себя торговец имеет кошель для особо опасных бандитов. Если наёмники не справляются, предводитель каравана платит определённую сумму и едет себе дальше. А кто не платит, тот и имущества, и жизни лишается.

— Вот как? — Король Инмара с любопытством посмотрел на жену: — И когда ты успела это разузнать?

— Ну это же ты общался с высокопоставленными особами. А я всё с рабами да наложницами. Они мне много чего интересного рассказали.

— Что, например?

— А то, что в Камии сейчас негласная война между самыми крупными государствами — Харшидом и Крейдом. Остальные ждут кто выиграет, чтобы присягнуть победителю. И если нас ловят в Харшиде, то лучше всего направиться в Крейд, где мы будем выглядеть героями. Ёсс тоже большой город и слухов там гуляет не меньше, чем в Бэрисе.

— Но Бэрис ближе! А до Ёсса месяца два пути.

— Зато Ёсский замок — бывшая резиденция Олефира. Вотчина принца Камии. Там он появится скорее всего.

— Вотчина Артёма весь мир — он может появиться где угодно! Только будь Тёма в Камии, об этом уже твердили бы на всех перекрёстках!

— Насчёт Артёма, ты прав, но мне всё равно не хочется ехать в Бэрис. Вдруг кто-то позарится на сто тысяч и выдаст нас кайсаре?

— Значит, мы погибнем в бою, как и полагается воинам! — отрезал Ричард и чуть мягче добавил: — Давай заглянем в Бэрис на пару-тройку дней, а потом, если ничего не узнаем, поедем в Ёсс. — Маруся недовольно скривилась, и Ричард поспешил успокоить её: — Мы не будем соваться в Бэрис, очертя голову. Изменим внешность, тебя, например, мальчишкой переоденем. Будешь моим любимым наложником. В Камии это сплошь и рядом! — хотел отшутиться он, но Маруся не улыбнулась.

— Мы сделаем, как ты хочешь, Ричи, — хмуро сказала она и замолчала, вглядываясь вдаль.

— Не кисни, Маша! Прорвёмся! Не из таких переделок выбирались! — бодро заявил инмарец, похлопал жену по плечу и поскакал вперёд.

— Не хочу в Бэрис... — со стоном прошептала Маруся и пришпорила коня.

Женщина одолевали дурные предчувствия, однако переубедить Ричарда не удалось, и она покорилась судьбе. "Будь, что будет, — решила Маша и мысленно повторила слова мужа: — Прорвёмся! Не из таких переделок выбирались!" Она догнала Ричарда и поскакала рядом.

Взглянув на спокойное лицо жены, инмарец одобрительно кивнул и в сотый раз похвалил себя за правильный выбор: рождённая на Земле женщина по духу была настоящей инмаркой, иными словами — воительницей.

Королевская чета несколько часов скакала по бескрайней коричнево-жёлтой равнине. Выносливые харшидские кони не замечали ни палящего солнца над головой, ни рыхлого песка под копытами, и казались порождением самой пустыни.

Заметив над горизонтом облако пыли, Ричард натянул поводья.

— Караван! Давай заберём свою пошлину!

— Давай, — усмехнулась Маруся. — Подождём или навстречу поедем?

— Навстречу. Караван из Бэриса идёт. Так что, нам по пути!

И супруги двинулись вперёд.

Вереница фургонов приближалась. Заметив одиноких всадников, наёмники, охраняющие караван, во весь опор понеслись к ним. Правители Инмара выхватили мечи и ринулись в бой. Схватка была короткой: Ричард и Маруся без труда разделались с наёмниками и подъехали к хозяину каравана. Харшидец учтиво поклонился:

— Простите, что не узнал Вас сразу, господин Ричард. Фаррох рассказывал мне о знаменательной встрече с Вами, но я, ничтожный, не поверил ему, за что и наказан. Меня зовут Бану, я поставщик рабов...

— Я польщён, Бану, — перебил его инмарец. — Перейдём к делу!

— Как угодно, господин Ричард.

Купец отвязал от пояса увесистый кожаный мешочек и протянул разбойнику. Заглянув в кошель, король Инмара недовольно поморщился.

— Понял, — быстро кивнул харшидец, и к разбойнику перекочевал ещё один мешок с монетами.

Ричард удовлетворённо улыбнулся:

— Приятно иметь дело с умным человеком. До свидания, Бану!

— Прощайте, господин Ричард.

Работорговец низко поклонился, а про себя подумал: "Что б тебя Рыжая Бестия забрала, бандит недорезанный!" И, как только опасные всадники скрылись за барханами, подозвал к себе одного из уцелевших наёмников:

— Возвращайся в Бэрис, Ахмет. Сообщи господину Сахбану о нашей встрече с разбойниками. Сдаётся мне, что странная парочка едет в столицу. Пусть визирь подготовит им тёплую встречу.

— Будет исполнено, господин Бану.

Караванщик протянул гонцу кошель:

— Лети, как ветер! Ты должен добраться до столицы быстрее, чем они.

Наёмник поклонился и, не тратя ни минуты, поскакал прочь. Он нёсся по пустыне как угорелый и прибыл в оазис, из которого караван работорговца выехал утром, гораздо раньше Ричарда и Маруси. У ворот он в ярких красках описал стражникам нападение на караван Бану. Солдаты недоверчиво покачали головами, а Ахмет пожал плечами и, бросив: "Скоро сами увидите!" — помчался на постоялый двор. Быстро перекусил, сменил загнанную лошадь на свежую и через час покинул оазис, успев, однако, поведать хозяину о господине Ричарде и его боевой наложнице. К вечеру Ахмет достиг следующего на Южном караванном пути оазиса и остановился на ночлег. Ужиная в общем зале, он рассказал о нападении на караван Бану, и постояльцы пришли в восторг от его истории: ремесло разбойника пользовалось в Камии большим почётом.

Так гонец Бану стал невольным глашатаем подвигов разбойничьей королевской четы. Слава Ричарда и Маруси бежала впереди них и разносилась по Харшиду, словно эпидемия чумы, обрастая новыми, порой фантастическими подробностями. В городах-оазисах на все лады обсуждали необычную пару. Особенно восхищала камийцев наложница, сражающаяся наравне с хозяином. Ведь до сих пор Камия знала только одну женщину, способную управляться с мечом — кайсару Сабиру, которая стала правительницей Харшида после смерти своего чудаковатого отца. И камийцы недоумевали, откуда взялась ещё одна воинственная особа и кто научил её владеть мечом? Спросить у самих разбойников было боязно, и, рисуясь друг перед другом, камийцы на ходу сочиняли биографию боевой наложницы. А заодно и господина Ричарда. В барона из Лерта не верил никто. Зато необычайной популярностью пользовалась легенда о иномирском происхождении удачливых бандитов. Поговаривали даже, что они маги. В результате камийцы так запугали себя своими же выдумками, что готовы были ковром стелиться перед господином Ричардом.

Сначала правители Инмара недоумевали, почему в оазисах их встречают чуть ли не с цветами, но ситуация прояснилась, когда в одной из гостиниц Ричарду поведали о гонце Бану. Вскипев от ярости, инмарец бросился в погоню. Он хотел убить Ахмета, но по пути подвернулся караван, охрана которого сдалась без боя, а хозяин встретил его как дорогого гостя, и Ричард передумал. Как ни крути, наёмник Бану сослужил ему хорошую службу — расхвалил на всю Камию. Королю Инмара было куда приятнее мирно отбирать баары, а не добывать их с мечом в руках, ибо не был он кровожадным бандитом и убийства не доставляли ему удовольствия.

Правда, сражаться всё-таки приходилось. Несмотря на существование разбойничьей пошлины, некоторые караванщики не желали платить бандитам и усиливали охрану, да только это их не спасало. Ричард и Маруся казались вездесущими и неуязвимыми. Они смертоносным вихрем налетали на караваны, расправляясь с наёмниками и получали всё, что желали. В оазисах их принимали как почётных гостей, "забывая" об объявленной за голову Ричарда награде. "Сто тысяч, конечно, огромная сумма, — рассуждали камийцы, — но жизнь дороже!"

Король Инмара не уставал удивляться странному поведению камийцев, но, пока ему это было лишь на руку, молчал. Зато Маруся перестала бояться поездки в Бэрис.

— С таким послужным списком мы беспрепятственно въедем в столицу. Для камийцев мы олицетворение их тайных мечтаний! — воодушевлённо говорила она. — Мы сильные и свободные. Можно сказать, национальные герои. Кайсара не посмеет убить нас!

— Ну-ну, — кивал Ричард, с недоумением поглядывая на жену, которая искренне наслаждалась их сомнительной бандитской славой.

В Азре, последнем крупном оазисе на пути к Бэрису, правители Инмара узнали, что кайсара Сабира удвоила награду за их головы и впервые услышали своё прозвище — камийская мечта. В роскошном номере самой лучшей гостинице Азры бесстрастная на публике Маруся кружилась по комнате и на разные лады повторяла: "Камийская мечта! Камийская мечта!"

С минуту понаблюдав за женой, Ричард нахмурился и веско заметил:

— За двести тысяч бааров я бы рискнул донести на камийскую мечту!

— Ерунда, — отмахнулась королева Инмара. — Чем выше награда, тем меньше риск попасть на эшафот! Кайсара умная женщина. Удваивая награду, она намекает на то, что у нас есть шанс получить статус официальных разбойников.

— Как это?!

— А вот так! Кайсара признает нашу силу, и ты получишь титул и какой-нибудь оазис во владение. Так она и от разбойников избавится, и двух благодарных подданных получит.

— Постой, Маша! На кой чёрт мне титул и оазис?! Мы же не собираемся жить в Камии до конца дней своих. Наша задача найти Диму с Тёмой и вернуться в Лайфгарм!

— Конечно, — ничуть не смутилась Маруся. — И всё же приятно побыть королевой там, где ты не больше чем товар!

— А... — глубокомысленно протянул Ричард, уселся в низкое кресло и стянул сапоги.

Приняв ванну, пообедав и отдохнув, супруги отправились на прогулку. Ничем особенным оазис не отличался: невысокие, в один-два этажа, дома с плоскими крышами, вокруг — каменистые сады с деревьями-пиками, невзрачными кустами, усыпанными толстыми восковыми листочками, и маленькими клумбами, засаженными мелкими белыми и желтыми цветами.

Ричард и Маруся медленно шли к центру города. Прохожие учтиво кланялись знаменитой парочке, но в разговоры вступать опасались: камийская мечта внушала им благоговейный страх. Наконец разбойники вышли на главную площадь. Здесь, в отличие от сонных городских улиц, царило оживление. В толпе сновали разносчики в белых просторных халатах и широкополых шляпах, навязчиво предлагая всевозможные сладости и воду в крохотных бурдючках. Поминутно звенели дверные колокольчики магазинов и лавок. Воздух дрожал от разговоров и смеха. Мимо Ричарда и Маруси то и дело проносились посыльные и степенно проплывали богатые горожане в сопровождение любимых наложниц и рабов. На краю площади, под полотняным навесом с надписью "Выпей и сыграй", собрались наёмники. Они сидели за низкими столиками, потягивали вино, резались в кости и громко обсуждали едва прикрытые тела любимых наложниц богачей. Но сальные шуточки солдат ничуть не обижали хозяев, напротив, если "зрители" игнорировали наложницу, её господин мрачнел, и не удостоенная внимания девушка начинала с опаской поглядывать на него.

— Ну и нравы! — скривился Ричард, с удовольствием отметив, что костюм жены из тончайшей серой замши открывает чужим взорам ровно столько, сколько, по его мнению, может позволить себе открыть королева.

Поймав взгляд мужа, Маруся лукаво усмехнулась и кивнула на солдат:

— Пройдёмся?

— Зачем это? — нахмурился Ричард, и женщина хихикнула:

— Просто так!

— Ты с ума сошла, Маша! Королеве не пристало развлекать толпу, — на ухо жене прошептал инмарец и кивнул на ближайший магазин. — Зайдём.

— Как изволите, хозяин, — проговорила Маруся и, едва сдерживая смех, направилась к высокой решетчатой двери.

Серебряный колокольчик звякнул, возвещая о приходе покупателей, и Ричард сдавлено простонал. Возмущённый поведением жены, он как-то не обратил внимания на вывеску, которая недвусмысленно сообщала об ассортименте заведения: "Наряд прелестницы". Однако отступать было поздно — к ним уже спешил стройный женоподобный хозяин магазина, разодетый, как павлин. Изящно поклонившись, он указал на покрытое коврами возвышение и широкое кресло перед ним:

— Присаживайтесь, господин Ричард. Я — Измаил, творец прекрасных образов, что неустанно будут услаждать Ваш взор!

Инмарец глазом не успел моргнуть, как молчаливые рабыни увлекли его за собой, усадили в кресло и подали чашу с прохладным белым вином. Рядом с креслом, словно по волшебству, возник столик с фруктами и курильница, сочившаяся ароматным дымком. Ричард глубоко вдохнул, глотнул вина и поднял взгляд на возвышение, где юные рабыни ловко стягивали с Маруси костюм инмарского воина. К щекам короля хлынула краска, он хотел встать и прекратить безобразие, но от его движения спинка откинулась, кресло превратилось в мягкое, уютное ложе, и Ричарду расхотелось подниматься. Он расслабился, рука сама поднесла к губам чашу, а глаза затянула поволока ленивого наслаждения.

Между тем рабыни раздели Марусю, низко поклонились Ричарду и отступили, давая ему возможность полюбоваться совершенной наготой любимой наложницы. Одурманенный дымом и вином инмарец с жадным восхищением уставился на жену, забыв и о приличиях, и о королевском достоинстве, и о нравственности с моралью. Дальнейшее действо Ричард запомнил на всю жизнь. Ловкие руки наложниц и тихие напевные комментарии Измаила превратили примерку одежды в сказочно-красивый спектакль. Маруся представала перед ним то в образе нежного весеннего цветка, то полыхающего осеннего листопада, то воинственно-полосатой тигрицы, то мягкой грациозной кошечки. Лёгкие воздушные ткани сменялись тяжелой парчой, струящийся шёлк — густым мехом, а буйство ярких, ослепительных красок — безмятежностью мягких пастельных тонов...

В какой-то момент в руках оказался хрустальный бокал, и Ричард, не задумываясь, выпил кисловатый напиток до дна. Спинка поднялась, в лёгкие ворвался свежий, чистый воздух, и король Инмара обнаружил, что сидит в кресле, а перед ним стоит жена в сером замшевом костюме воина.

— Ваша любимая наложница самая очаровательная женщина в Камии! — раздался восторженный голос Измаила.

Ричард обернулся и со вздохом протянул:

— Совершенно согласен с тобой, Измаил. Моя Мария настоящее чудо.

— Чудо из чудес! — преданно закивал камиец, протягивая инмарцу бархатную папку. — Ваш счёт, господин Ричард.

— Ага, — буркнул король и впился глазами в ровные, каллиграфические строчки. По мере прочтения счёта лицо его вытягивалось, а глаза округлялись. — Ни фига себе! — воскликнул он, передал бархатную папку Марусе и вперил гневный взгляд в Измаила.

— Эт... вы... э... — проблеял хозяин магазина, потом глубоко вдохнул и выпалил: — Специально для камийской мечты скидка двадцать процентов!

— Всего двадцать?!

— Д-двадцать п-пять.

— Тридцать!

— По рукам! — облегчённо выдохнул "творец прекрасных образов".

Король Инмара отстегнул от пояса кожаный кошель, кинул его Измаилу и, поднявшись, обратился к жене:

— Пошли, разорительница!

— Простите, хозяин, — состроив испуганное лицо, пролепетала Маруся и засеменила следом за мужем.

Измаил взвесил на ладони кошель, широко улыбнулся и скрылся за многочисленными ширмами — разбойник переплатил ему всего ничего, процентов десять, но обмануть легендарную камийскую мечту всё равно было приятно. До дрожи.

Выйдя из "Наряда прелестницы", королевская чета направилась к центру площади. Ричард хмуро молчал, а Маруся, с подходящим случаю выражением лица, скромно шла рядом. За время их пребывания в магазине стемнело. На улицах появились рабы с длинными факелами и приставными лестницами, и вскоре город засиял огнями.

— Красиво и загадочно, — сказала Маруся, огляделась и дёрнула мужа за рукав. — Смотри-ка, памятник! Пойдём, полюбуемся!

Ричард повернул голову: на противоположном краю площади, перед самым высоким домом в Азре, принадлежащим, по-видимому, наместнику кайсары, возвышался ярко освещённый монумент.

— Что ж, посмотрим, кому тут ставят памятники.

— Ты всё ещё сердишься на меня, милый? — тихо спросила Маруся, взяла мужа под руку и прижалась к нему. — Я не сделала ничего, что могло бы навредить тебе.

— Ну-ну, всего лишь наркотиками опоила! Да ещё... Ладно, предположим, что твои высокохудожественные переодевания видели только я и этот женоподобный камиец, что б его черти задрали! И всё равно, это не правильно, Маша! Ты, в первую очередь, королева, а уж потом любимая наложница, разбойница и прочее... Ты всегда должна оставаться на недосягаемой для простых граждан высоте! Твоё поведение должно вызывать у них трепет и уважение, а не похоть!

— Ричи! — Острый локоток жены впился в бок инмарца. — Кругом люди. Мы начинаем привлекать внимание. Давай обсудим моё безнравственное поведение в гостинице, а сейчас заключим временное перемирие и полюбуемся на это произведение искусства. Никак не ожидала увидеть в Камии такую красоту.

— Ладно, — обиженно бросил Ричард, поднял глаза на памятник да так и замер — на постаменте стоял Олефир.

— Нравится?

— Как живой, — ехидно ответил король Инмара, покачал головой и уже серьёзно заметил: — Будь я в магическом мире, предположил бы, что ваятель маг!

— Вы ошибаетесь, уважаемый господин Ричард, — раздался бодрый старческий голос.

Король Инмара повернул голову и увидел высокого, сухощавого старика в богатом, расшитом золотом халате. Длинные седые волосы схватывал золотой обруч с крупным сапфиром в виде слезы, морщинистые руки, сложенные на груди, украшали перстни и кольца. Старик с достоинством поклонился разбойнику и без тени страха продолжил:

— Автором сего замечательного творения был обычный камийский скульптор. Сефер родился и вырос в нашем городе. Именно в Азре он учился ремеслу и поэтому завещал своё лучшее творение родному оазису. Я очень хорошо помню черноволосого, бойкого мальчишку с пытливым взглядом и воистину золотыми руками...

— Отец!

К ним подбежал юноша лет двадцати в столь же богатом наряде, как и у словоохотливого старика. Он коротко поклонился Ричарду и настойчиво взял отца под локоть:

— Прошу Вас, папа! Идёмте, пожалуйста, домой! Мы с ног сбились, разыскивая Вас!

— Неужто? — осклабился старик и обратился к Ричарду. — Вам мой совет, господин разбойник: никогда не заводите детей! Первый крик младенца это прощальный вопль Вашей свободы!

Пока Ричард соображал, что ответить, камиец повернулся к нему спиной, оперся на руку сына и важно последовал к высокому дому.

Маруся довольно улыбнулась:

— Примите мои поздравления, хозяин. Вас удостоил беседы сам наместник Азры.

— Это я удостоил его беседы, — из духа противоречия пробурчал король Инмара, продолжая рассматривать скульптуру. — Всё-таки хорошо, что Олефир существует теперь лишь в виде памятника.

— Он действительно был таким, как о нём рассказывают? — осторожно спросила Маруся.

— Даже хуже, — фыркнул инмарец. — Он...

— Милена! — прозвучал за их спинами властный мужской голос.

Королева Инмара вздрогнула и обернулась: расталкивая камийцев, к ним почти бежал роскошно одетый русоволосый мужчина. Приблизившись, он сложил руки на груди и въедливыми серыми глазами впился в лицо Маруси:

— Так вот кто скрывается под громким именем "камийская мечта"! Моя пропавшая сестра! Своенравная, дерзкая девчонка, запятнавшая благородное имя Маквеллов! Как ты посмела сбежать из дома, тварь?

— Вы ошиблись, господин, — холодно отрезала королева Инмара и гордо выпрямилась.

— Считаешь меня идиотом, Милена? Знаешь, что пришлось пережить нашей семье после твоего исчезновения? Мы были на грани разорения! — зарычал камиец и замахнулся на женщину.

— Минуточку! — Ричард перехватил руку незнакомца и с угрозой взглянул ему в лицо: — Я не разрешал трогать мою любимую наложницу!

— Твою наложницу, разбойник? — Камиец аж затрясся от злости. — А ты заплатил за неё? Это моя сестра, и я требую возмещения убытков, понесённых семьёй!

— Обойдёшься, — нагло улыбнулся король Инмара и выхватил меч. — Она — моя!

Камиец зло посмотрел на Марусю:

— Я забираю тебя домой, Милена!

— Вы ошиблись, господин, — твёрдо повторила королева. — Меня зовут Мария.

Тем временем вокруг камийской мечты и разъярённого Маквелла собралась толпа горожан. Они с живейшим интересом наблюдали за ссорой и тихо перешептывались, обсуждая шансы Маквелла в поединке с легендарным разбойником. А камиец продолжал орать:

— Ты не проведёшь меня, Милена! Ты — копия своей матери! Такая же своенравная дрянь, как она! Сначала набралась наглости и сбежала из дома, а теперь смеешь отрицать родство с Маквеллами?! Разве тебя плохо содержали в Лерте?

— Иди своей дорогой, купец! — рявкнул Ричард.

— Я не купец, — набычился камиец. — Я — герцог Маквелл, тайный советник кайсары, и не позволю безродному отродью хамить мне в лицо!

— Мне плевать на твой титул! Я сам барон!

— Барон? — презрительно скривился тайный советник и посмотрел на Марусю: — Ты должна была стать любимой наложницей великого Олефира! А тебя подобрал какой-то захудалый баронишко да ещё сделал бандиткой! Ты счастлива?

— Вы обознались, господин, — упрямо повторила Маруся.

— Хватит отпираться, Милена! Или твой хозяин платит выкуп семье, или я забираю тебя домой!

Ричард приставил меч к груди герцога и иронично спросил:

— Твоя жизнь хорошая цена за неё?

— Ты не понимаешь, с кем имеешь дело, — прошипел камиец. — Я очень влиятельное лицо при дворе кайсары. Одно моё слово, и, несмотря на всю твою разбойничью славу, ты окажешься в самых глубоких подземельях Бэриса, а я буду с наслаждением смотреть, как ты гниёшь заживо!

— Это ты не понимаешь, — плотоядно оскалился Ричард. — Одно лёгкое движение, и мой меч обагрится твоей ядовитой кровью!

— Стража! — завопил герцог и отскочил в сторону. — Хватайте его! Он — вор! Он украл мою наложницу!

Толпа зрителей расступилась, пропуская стражников, которые тотчас выхватили сабли и окружили камийскую мечту.

— Сдайтесь без боя, и кайсара дарует вам лёгкую смерть! — прокричал офицер, но разбойник отрицательно мотнул головой, а в руке его наложницы засверкал меч.

— Так ты камийка?

— Он обознался, Ричи.

— Потом! — крикнул инмарец, и серые плиты обагрились кровью.

Королевская чета сражалась чётко и слажено, однако стражников было слишком много, и, поняв, что им не выстоять, Ричард и Маруся прорвали ощетинившееся саблями кольцо противника и бросились бежать.

— Убейте его! — завизжал герцог Маквелл, указывая на Ричарда.

— Да заткнись ты, наконец!

Королева Инмара на бегу выхватила нож и метнула его в герцога. Ричард обернулся, взглянул на торчащую из глазницы герцога рукоять и хлопнул жену по плечу:

— Отличный бросок, Маша!

Увидев, что тайный советник мёртв, солдаты сразу же прекратили погоню и занялись ранеными и убитыми. Однако правители Инмара не замедлили бега. Они стрелой пронеслись по узким улицам Азры, ворвались во двор гостиницы, оседлали коней и понеслись к городским воротам. Увесистый кошелёк послужил отличным пропуском за стены оазиса, и супруги помчались по ночной пустыне. Два или три часа они скакали молча, но потом Ричард стал придерживать коня и вскоре остановился. Повернувшись к жене, он строго посмотрел ей в глаза и отчеканил:

— Я жду объяснений, Маша!

Маруся выдержала его взгляд.

— Мне нечего сказать тебе, Ричи. Герцог обознался.

— Ты чувствуешь себя в Камии, как дома! Ты знаешь местные обычаи! Ты придумала для меня правдоподобную легенду! Ты — камийка! — потеряв терпение, проорал Ричард.

— Нет, Ричи. Я родилась на Земле.

Бешено рыкнув, король Инмара слетел с лошади, выдернул жену из седла и швырнул на песок.

— Почему ты лгала мне? Почему скрывала своё происхождение?

Ричард выхватил из-за голенища кинжал, приставил лезвие к её горлу, однако Маруся твёрдо повторила:

— Ты ошибаешься, Ричи.

— Кто тебя подослал?! — выкрикнул инмарец, взбешенный упрямством жены, и надавил на кинжал.

На шее выступила капелька крови, но женщина не заговорила. Стоически терпя боль, она уверенно смотрела в бешеные глаза мужа, и Ричард скрипнул зубами:

— Отвечай, или мне придётся убить тебя!

— Убей!

— Почему ты отрицаешь очевидное, Маша? Это глупо!

Король Инмара отбросил кинжал, схватил жену за плечи, вздёрнул на ноги и встряхнул, как тряпичную куклу.

— Тому, кто послал тебя, очень важно, чтобы ты осталась в живых? Отвечай! Я твой муж или хозяин, если тебе так привычнее! Ты обязана рассказать мне всё! Иначе, я... я продам тебя первому встречному работорговцу! Мне не нужна своевольная бунтарка!

Маруся подняла соболиные брови и с сарказмом спросила:

— Не слишком ли Вы вошли в образ камийца, Ваше величество?

Она презрительно усмехнулась, гордо вскинула голову и холодно посмотрела на мужа. Взгляд стальных серых глаз кинжалом полоснул по сердцу и, застонав от бессилия, Ричард оттолкнул непокорную жену. Маруся упала, а инмарец закрыл лицо руками. Он был близок к тому, чтобы заплакать, но усилием воли взял себя в руки, уселся на песок и со вздохом произнёс:

— Давай поговорим спокойно, Маша.

Женщина села и, глядя на бархан, ровным тоном проговорила:

— Мне нечего сказать тебе, Ричи.

— Но ты же узнала брата! Ты обернулась на крик: "Милена"! А потом ты убила его, чтобы сохранить свою тайну!

— Герцог Маквелл ошибся, приняв меня за пропавшую сестру. Двойники — распространённое явление на Земле, и в Камии, возможно, тоже.

— Довольно лжи! — Ричард поднялся, вскочил в седло и сухо произнёс: — Я любил тебя, Маша, но ты предала меня. Прощай!

Он вонзил шпоры в бока коня и понёсся в ночь, а, когда топот копыт стих, Маруся дала волю слезам. Хорошенько выплакавшись, женщина вытерла глаза, кое-как умылась бурдючной водой и взобралась на коня. Несколько секунд она сидела в седле, словно прислушиваясь к безмолвной пустынной ночи, а потом, задрав голову, уставилась на пламенеющие россыпи камийских звёзд. Отыскав нужное созвездие, Маруся пришпорила коня:

— Придётся попутешествовать одной! Правда, задача остаётся той же — выжить!

Глава 11.

В поисках истины.

Из-под копыт коня летела пыль, барханы загадочными чудовищами выступали из темноты и скрывались вновь. Ричард скакал по пустыне куда глаза глядят — горечь и злость застилали разум. "Я пригрел на груди ядовитую змею! — с негодованием думал он. — Но теперь всё стало на свои места: ехидна отброшена, и я могу дышать свободно". Перед глазами инмарца возник образ жены — Маруся укоризненно смотрела на него.

— Сама виновата, — пробормотал инмарец. — Призналась бы во всём честно, я бы простил, и всё! Зачем было отпираться? Вот и сиди теперь одна! Глядишь, на какой-нибудь караван наткнёшься. Пусть отвезёт тебя Маквеллам! А я поеду... — Инмарец потёр лоб и решительно закончил: — ...в Аргул! Точно! Пустыня меня достала.

Он остановил коня, посмотрел по сторонам и нахмурился — бешеная скачка обернулась бедой. Ричард заблудился и теперь совершенно не представлял, где находится. "Вот зараза! Придётся утра ждать!"

Лицо перекосила недовольная гримаса, он спрыгнул с коня, сел на песок и задумался. Предательство Маруси не шло из головы. Инмарец раз за разом прокручивал встречу с герцогом Маквеллом, разговор с женой и всё больше убеждался, что дело не чисто. "Куда она направилась? К хозяину? Тогда я зря уехал. Нужно было проследить за ней! Вдруг привела бы меня к тому, кто стоит и за исчезновением Димы, и за нашим путешествием в Камию. Похоже, я погорячился..."

Ричард сжал кулаки, с тревогой посмотрел на тёмное камийское небо и выпалил:

— Нет уж, дорогая женушка! Так просто от меня не отделаешься! Я найду тебя и вытрясу правду!

И, едва ночной мрак рассеялся, инмарец вскочил в седло и поскакал обратно. Несколько раз он сбивался со следа, но вновь находил его и наконец добрался до места, где расстался с Марусей. Слабая надежда на то, что жена дождётся его, растаяла вместе с остатками ночной прохлады. Впрочем, Ричард ничуть не расстроился: исчезновение Маруси лишь укрепило его подозрения. Удовлетворённо кивнув, инмарец всмотрелся в отпечатки лошадиных копыт и поскакал за женой.

Ослепительно белое солнце стояло в зените, когда до слуха донеслись крики и звон мечей. На душе Ричарда заскребли кошки. Он представил жену в кольце солдат с обнаженными саблями и нервно сглотнул: как бы хорошо Маруся не сражалась, прикрыть ей спину было некому. Инмарец резко пришпорил коня и понёсся вперёд. Взлетев на бархан, он громко чертыхнулся: возникшая в голове картинка воплотилась в жизнь. Королева сражалась с наёмниками и явно проигрывала. У Ричарда мелькнула мысль, что будь Маруся мужчиной, её давно бы зарубили, но, видимо, хозяин каравана приказал взять одинокую всадницу в плен, и это сохранило ей жизнь. "А, может, так лучше? Предательница сгинет в камийских гаремах — туда ей и дорога! Она обманула меня, с какой стати я должен заботиться о ней?" — раздраженно подумал Ричард, сплюнул на песок и понёсся на выручку жене.

Разбойника заметили, и противников у Маруси поубавилось — половина наёмников бросилась ему навстречу. Ричард отпустил поводья, в руки легли метательные ножи. У него было пять ножей, и пятеро наёмников повисли на стременах мышастых лошадей. Но остальные с кривыми саблями наперевес мчались вперёд. В руке Ричарда блеснул меч, и с плеч самого быстрого солдата скатилась голова. Смертоносной молнией меч инмарца рассекал воздух, и хозяин каравана, наблюдавший за неравной схваткой, стонал и хватался за голову: его наёмники гибли один за другим. А ведь все они были опытными, не раз проверенными в боях воинами! Однако камийская мечта расправлялся с ними, словно боевой пёс со сворой бродячих собак. Раздался крик ужаса и боли, последний наёмник вылетел из седла, и Ричард пробился к жене, которая тоже не теряла времени даром — больше половины окружавших её наёмников были мертвы или тяжело ранены, а оставшиеся ретировались при виде инмарца.

Ричард окинул взглядом поле боя, добил смертельно раненого в живот солдата и, ободряюще кивнув жене, направился к купцу, который соляным изваянием сидел в седле.

— Ты оскорбил мою женщину! — с угрозой в голосе произнёс инмарец и приставил к его груди меч. — Ты оглох?! — заорал Ричард, надавил на меч, и купец очнулся.

— Ага, — заторможено буркнул он, покосился на окровавленное лезвие и, заикаясь, проговорил: — Я з-заплачу.

Король отвёл от груди караванщика меч, аккуратно вытер его полой плаща, убрал в ножны и с язвительной ухмылкой спросил:

— Думаешь, меня устроит обычная сумма?

— Но у меня не осталось ни одного охранника, — заныл купец, ломая руки. — Сначала Ваша наложница... потом Вы... Я разорён... раздавлен... выкинут из жизни...

По пухлым щекам работорговца потекли слёзы. Он соскользнул с седла, бухнулся на колени и, воздев руки к Ричарду, продолжил:

— Пощадите меня, господин! Я не могу заплатить больше, чем обычно! Но в придачу я дам Вам еды и воды!

— Не пойдёт! Ты заплатишь втрое!

— Для сохранения имиджа камийской мечты тебе лучше убить его, Ричи.

— Что?! — Инмарец обернулся к жене. — Почему?

— Он торгуется с тобой. Возможно, его преемник будет сговорчивее.

"Да уж, — подумал про себя король, глядя в холодные серые глаза жены. — Насчёт своеволия герцог был прав. Мужик в юбке! Иначе не скажешь. Хотя... — Ричард вспомнил волшебные, незабываемые ночи с "мужиком в юбке", нервно дёрнул плечами и приказал:

— Либо ты заплатишь мне втрое больше обычного, либо умрёшь. Выбирай!

— Тварь поганая! — прорычал камиец в лицо Маруси, и эти слова стали последними в его жизни: глаза Ричарда налились кровью, рукоять меча сама собой легла в руку, лезвие со свистом рассекло воздух, и на песок упали две половики работорговца.

— Прекрасный удар, мой господин, — невозмутимо произнесла Маруся, а к разбойнику уже бежал молодой человек в бирюзовом халате, искусно расшитом золотыми и синими цветами.

Он склонился почти до земли, выпрямился и с неприкрытым восторгом заявил:

— Совершенно согласен с Вашей наложницей, господин Ричард. Я Рифат, младший сын Эмиля. — Он кивком указал на тело купца. — При первой же оказии я сообщу в лигу работорговцев о случившемся, и, смею Вас уверить, награда за Вашу голову удвоится.

Не переставая улыбаться, он склонился над разрубленным телом, отстегнул от пояса отца три увесистых кожаных мешочка и протянул их Ричарду:

— Здесь больше, чем Вы просили, господин! Разница лично от меня. Не случись этой знаменательной встречи с Вами, господин Ричард, я ещё лет двадцать ходил бы в помощниках. Так примите же мою благодарность.

Король Инмара привязал к поясу кошельки и покачал головой — камийские нравы и законы не переставали удивлять его. Тем временем раб подвёл к нему навьюченную лошадь, и Ричард, перехватив повод, скомандовал:

— Поехали, Маша!

И всадники понеслись меж жёлто-бурых барханов. Широкие поля холщёвых шляп скрывали лица не только от солнца, но и друг от друга. Оба чувствовали себя виноватыми, и ни один не решался заговорить первым. В душе Ричарда бушевали досада и злость, он винил себя за то, что не совладал с эмоциями и бросил в пустыне доверившуюся ему женщину, а Маруся ругала себя за глупость — она знала своего мужа, и была твёрдо уверена, что он вернётся, однако не стала ждать, решив, что сумеет справиться сама. И вот результат: она слишком близко подъехала к караванной тропе, и наёмники заметили одинокую всадницу. Если бы Ричард чуть задержался, она обязательно бы попала в лапы работорговца, и из камийской мечты снова превратилась бы в наложницу.

Правители Инмара ехали молча, думая каждый о своём, и не заметили, что чистый горизонт омрачила тёмная полоска тумана. Воздух раскалился донельзя, а на пустыню обрушилась могильная тишина. И лишь когда двужильные харшидские лошади умерили бег, Маша очнулась. С тревогой посмотрев по сторонам, женщина повела плечами, словно в её пробрал холод, и хрипловато произнесла:

— Нужно остановиться, Ричи.

— Зачем? Доберёмся до ближайшего оазиса, там и отдохнём.

— Не доедем, — замотала головой Маруся, хотела добавить что-то ещё, но не успела — раскалённый воздух прорезал высокий, певучий, металлический звук, и пустыня взорвалась громогласной многоголосой какофонией. Над пышущими жаром песками носился весёлый смех, жалостливый плач, резкие, пронзительные крики, нежная, мелодичная песнь, рокот ливня и отдалённые раскаты грома.

Над барханами заклубились лёгкие бурые облачка, горизонт померк, а высокое бездонное небо утратило прозрачную глубину, потемнело и огромной застиранной простынёй стало опускаться на бурые, вздыбленные пески. Маруся кубарем скатилась с седла и бросилась к вьючной лошади. Развязав объёмистый тюк, вытащила длинный, свалянный из грубой шерсти плащ и бросила его Ричарду:

— Одевай скорее!

Инмарец, встревоженный нервозными нотками в голосе жены, быстро спрыгнул с лошади, облачился в странную грубую хламиду и накинул капюшон:

— Что дальше?

— Ложись!

Маруся шагнула к мужу, схватила его за руку и указала на лошадей, которые, не дожидаясь команды, улеглись на песок и тесно прижались друг к другу. Правители Инмара пристроились рядом с животными, уткнувшись лицами в их жесткие шкуры и замерли. На несколько секунд пустыня затихла, словно усыпляя бдительность людей, и с громоподобным рёвом ожила вновь. Буровато-жёлтая мгла заволокла небо, от горизонта к зениту стали подниматься грозные, грязно-коричневые клубы пыли. Они затмили ослепительное белое солнце, превратив его в мутный, серый шар. Стало нестерпимо душно, воздуха не хватало, а сердца колотились так, словно хотели вырваться из груди. От жары и удушья тела покрылись потом, глотки и рты высохли, а первый порыв бури принёс мучительную головную боль — железный обруч обхватил виски и начал ритмично сжиматься и разжиматься, сводя с ума.

Злые, колючие тучи песка носились по пустыне, не засыпая, но бешено стегая распластанных на земле людей и животных. Порывы горячего ветра усиливались, воздуха катастрофически не хватало, пульсирующая головная боль выматывала, отнимая силы, и Ричарду с Марусей стало казаться, что ещё несколько минут — и пустыня убьёт их. Но супруги выжили: страшная песчаная буря стихла так же внезапно, как и началась. Буровато-жёлтая мгла рассеялась, клубы коричневой пыли осели на землю, а белое солнце вновь засияло на небосклоне драгоценным, чистой воды бриллиантом.

Ричард поднялся, сбросил тяжелую хламиду и осторожно потрогал виски — боль ушла вместе с бурей, но голова казалась пустой, точно высушенная тыква, в горле першило, а руки и ноги двигались словно чужие. Пока инмарец оценивал своё состояние, Маша выбралась из отягощенного песком плаща, сняла с вьючной лошади бурдюк с водой и протянула его мужу. Ричард развязал кожаные тесёмки, напился, ополоснул лицо и строго посмотрел на Марусю:

— Откуда тебе известно, как надо вести себя во время бури?

Женщина открыла рот, чтобы ответить, но из пересохшего горла вырвался лишь невнятный хрип. Инмарец покраснел, мысленно обругал себя и протянул жене бурдюк. Однако когда Маруся напилась, с нажимом повторил свой вопрос.

— На Земле много пустынь, Ричи. Я читала о них.

— Но откуда ты знала, что именно в этой сумке хранится нужная одежда? Ты что, сама её собирала?

— Да! Я сама засунула в багаж плащи, потом сама вызвала бурю, чтобы продемонстрировать тебе глубокие знания о жизни в пустыне! Ты сходишь с ума, Ричи! Я узнала о песчаных бурях ещё в Дияре. И всегда, слышишь, Ричи, всегда мы возили с собой эту одежду! Ты ведь никогда не интересовался ничем, кроме оружия! Это я закупала еду, воду и прочие, необходимые в походе вещи! А эти несчастные хламиды, между прочим, входят в стандартный набор каждого караванщика и наёмника!

Маруся перевела дух, посмотрела в глаза мужу и, поняв, что тот не удовлетворён объяснениями, решилась на отчаянный шаг: вытащила из-за голенища кинжал и рукоятью вперёд протянула Ричарду:

— Если не доверяешь — убей! Нет человека — нет проблемы!

Король принял клинок и заворожено уставился в лицо жены: именно такими были лица инмарских солдат, когда они шли в смертельный бой с лирийскими магами...

— Ты готова умереть, лишь бы не выдать своей тайны... — Ричард уронил кинжал и опустился на песок: — Зачем, Маша? За что ты сражаешься? Кто стоит за тобой?

— Бессмысленные вопросы, Ричи. Сейчас важно только одно: либо ты доверяешь мне, как прежде, либо убиваешь. — И тихо добавила: — Из милосердия, ибо одна я не выживу в Камии.

Ричард опустил голову и невидящими глазами уставился в сыпучий буроватый песок. Мысль убить жену представлялась чудовищной, но и оставить всё, как есть, он не мог. После встречи с герцогом Маквеллом странности в поведении Маруси, на которые он раньше смотрел сквозь пальцы, стали понятны — именно так должна была вести себя камийка, волею судеб избавившаяся от рабства. "Она камийка, я уверен. Но почему это следует держать в строжайшей тайне? Объяснение одно: Маша служит тому, кто держал Диму в плену, а потом выбросил нас из Лайфгарма! И я должен узнать кто это! — Ричард вскинул голову, посмотрел в стальные серые глаза жены и мысленно застонал от бессильной ярости: перед ним стояла бесстрастная чужая женщина, готовая принести себя в жертву ради своего неведомого повелителя. В другое время инмарец восхитился бы мужеством Маруси, но сейчас оно только взбесило: — Ничего не скажет! Хоть калёным железом жги! А раз так, я должен убить её! Как бы мне ни было больно".

Подобрав кинжал, Ричард поднялся на ноги. Маруся спокойно стояла перед ним и ждала. Красивое лицо походило на восковую маску, и только глаза светились бесстрашием и готовностью принять судьбу, какой бы она не была. "Ну и женщина! Понятно, почему мои подданные так любили её! Жаль, что служит она не Инмару, не мне, а своему драгоценному господину, которому я, честно говоря, завидую".

Король решительно шагнул к жене и тихо произнёс:

— Я буду милосерден, Маша. Прощай.

Ричард замахнулся и нанёс удар. Однако кинжал отскочил от груди женщины, словно она была облачена в крепчайшие гномьи доспехи или защищена магией.

"Скорее — магия", — со злостью подумал инмарец, свирепо взглянул на побледневшую, как снег, жену и протянул ей кинжал:

— Придётся тебе самой, Мария.

Женщина до боли закусила губу и взяла из рук Ричарда кинжал. Несколько секунд она смотрела на сверкающее под камийским солнцем лезвие, потом слизнула кровь с прокушенной губы и, перехватив рукоять поудобнее, резанула себя по горлу. Но магический щит не позволил коснуться кожи. И тут Маруся не выдержала: отбросила бесполезный кинжал и заорала в воздух:

— Скажи, наконец, что ты хочешь от меня или позволь умереть! Я устала от вранья, от неизвестности, от ежеминутного ожидания приказа. У меня больше нет сил выносить всё это!

"Тряпка! — раздался в голове Маруси глухой, недовольный голос. — Ты провалила задание. Пустышка! От тебя требовалось всего лишь сохранить инкогнито. Ты ни на что не годишься! Даже наивного, как телёнок, инмарца приручить не сумела. Я убью вас обоих!"

— Нет! — Мария упала на колени и воздела руки к небу. — Да, я заслуживаю смерти, но Ричи здесь ни причём! Оставь его в живых! Пожалуйста! Он найдёт друзей и уйдёт в Лайфгарм...

"Заткнись, размазня! Как жаль, что ты родилась глупой, хилой девчонкой, а не сильным боевым магом, как мне мечталось!"

— Прости, — склонила голову Маруся. — Сохрани Ричарду жизнь, и я сделаю для тебя всё, что пожелаешь!

"В самом деле? — В голове женщины зазвенел ехидный смех. — По-моему, ты всегда делала то, что я хотела".

— Да, госпожа...

По щекам Маруси катились слёзы, во рту чувствовался солоноватый привкус крови, а пальцы бессмысленно перебирали песок.

— Госпожа? — изумлённо переспросил Ричард, внимательно слушавший реплики жены. — Как её зовут?

"Камия!"

Голова инмарца едва не взорвалась от оглушительного голоса мира, но он выдержал боль и зло осведомился:

— Зачем ты подослала её? Что тебе надо от нас?

"Не твоё дело, инмарец! — рявкнула Камия, и в лицо Ричарду ударил хлёсткий песчаный ветер. — Молчи и слушай: Милена останется с тобой. Ты, как прежде, будешь оберегать и защищать её. И хранить тайну её происхождения. Раскроешь рот — умрёшь!"

— Да, пожалуйста! Лучше сдохнуть, чем собственными руками привести к друзьям врага!

"Хорошо", — услышал инмарец и в следующее мгновение захрипел, схватился за шею и рухнул на бурый песок, содрогаясь в предсмертных конвульсиях.

— Не надо, госпожа! Прошу! Если ты убьёшь его, Дмитрий и Артём захотят отомстить! А ты знаешь их! Они разрушат тебя! Они могут! Ты знаешь!

"Пожалуй, ты права, — усмехнулась Камия, и смешок мира волшебным образом успокоил истерику Маруси. — Я оставлю его в живых, а тебе позволю пользоваться магией в полную силу. Можешь колдовать, как душе угодно, говорить и обещать своему муженьку всё, что пожелаешь. Но имей в виду: если ты не выполнишь следующий приказ — пощады не будет. Ясно?"

— Да, госпожа, — смиренно кивнула Маруся. — Я не подведу.

"Дерзай", — фыркнула Камия.

Резкий, горячий порыв ветра хлестнул женщину по спине, повернул к лежащему на песке Ричарду и стих. Над бескрайними просторами Харшидской пустыни вновь царили палящий зной, густая, тягучая тишина и ослепительно белое солнце.

Король Инмара открыл глаза, с опаской потрогал шею и сел. Марусю, которая, опустив голову, стояла перед ним, он словно не заметил. Встал с песка, проверил легко ли выходит из ножен меч, ощупал кинжалы, спрятанные за голенищами, и направился к лошадям. То, что таинственным хозяином девушки оказалась Камия, потрясло Ричарда. Он не знал, что делать и как вести себя с женой.

— Ричи! — с мольбой в голосе воскликнула Маруся. — Нам надо поговорить!

— Зачем? Мне прекрасно известно, что ты скажешь: "Прости, я не могла иначе. Во всём виновата Камия и так далее!"

Инмарец повернулся и с болью взглянул на жену:

— Почему ты ничего не сказала об этом в Лайфгарме? Мы могли бы посоветоваться с Димой! Или с Тёмой, который, в конце концов, принц Камии! Вместе мы бы обязательно что-то придумали!

— Если б я произнесла хоть слово, Камия убила бы меня.

— А Тёма?

— Что Тёма?

— Он не дал бы тебе умереть. И ещё: почему он не признал в тебе камийку?

Маруся безнадёжно махнула рукой:

— Артём очень сильный маг, но камийская магия ему неподвластна — она, как и Камия, ускользает от взоров. Никто в Лайфгарме не догадался, что я маг...

— Ты маг?

— Да. Только меня никто и никогда не учил. Я почти ничего не умею. Только прятаться и скрываться.

— Понятно... — разочарованно протянул инмарец: надежда отыскать Диму с помощью магии рухнула.

Словно прочитав его мысли, Маруся облизнула сухие губы и тихо произнесла:

— Я чувствую, что Дима, Артём, Валентин, Стася и Ника в Камии, но где именно определить не могу. Просто знаю, что они здесь и они живы.

— Точно живы? И Стася с Никой?

— Да. Им повезло, что они маги. Будь они обычными женщинами... Ну, ты понимаешь.

— Понимаю. — Ричард шагнул к лошади: — Поехали, что без толку стоять на одном месте?

— Сейчас! — Маруся подхватила брошенные на песок плащи, ловко скатала их валиком, увязала тюк и вскочила в седло. — Куда направимся?

— В ближайший оазис.

— Значит, нам туда! — Королева указала рукой на север. — К вечеру доедем.

— Откуда ты знаешь?

— Это одно из немногих доступных мне умений.

— И то хорошо, — пробормотал Ричард и тронул повод. — Поехали!

Супруги снова скакали по пустыне, и снова каждый размышлял о своём. Маруся думала о том, что теперь, когда муж узнал правду, общаться с ним станет гораздо легче. Король Инмара был сильным и благородным, и, обманывая его, женщина чувствовала себя неуютно. Ричард же, впервые за время своего брака, открыто думал о Станиславе. Выяснив, что Мария камийская шпионка, он перестал считать фривольные мысли о зеленоглазой Хранительнице изменой и с головой погрузился в воспоминания и откровенные, красочные фантазии. Станислава понравилась инмарцу ещё в Москве, и, если бы она не влюбилась в Диму, то королевой Инмара стала бы не воинственная камийка, а домашняя и уютная Хранительница, так похожая на его маму. "Если мой народ устраивала королева Прасковья, то и королева Маргарет пришлась бы ко двору! — вздохнул Ричард, вспомнив какой рачительной и умелой хозяйкой была Стася в лирийском дворце. А уж её кулинарные шедевры... Взор короля затуманился, словно наяву он увидел, как изящные пальчики с розоватыми ноготками подносят к его губам божественно вкусные кусочки мяса в янтарных кисло-сладких каплях... Инмарец осторожно берёт их губами, аккуратно слизывает соус с нежной кожи, целует мягкие ладони, запястья... С губ сорвался едва слышный чувственный сон, а тело совершенно недвусмысленно откликнулось на сладкие воспоминания.

Ричард облизнул пересохшие губы, искоса взглянул на жену, но та пристально всматривалась в горизонт. "Вот и славно", — подумал король и, чтобы немного успокоиться, решил припомнить другие, не столь радостные события своей жизни, по иронии судьбы связанные всё с той же зеленоглазой Хранительницей. Он вспомнил безумную, кровавую скачку под серым, мрачным небом, освобождение несчастных пленниц и кипящую ненавистью Станиславу, которая выплёвывала в лицо побратиму обидные, несправедливые слова. Кривясь от неприятных воспоминаний, Ричард повертел головой, и, не обнаружив ничего интересного или опасного, попытался представить, как могли бы развернуться события, если бы в тот день рядом с ним не было Маруси, если бы Дима не был до одури влюблён в сестру и если бы Тёма не начинал сходить с ума всякий раз, когда его другу было плохо... Он вспомнил несчастное лицо Хранительницы, её истеричное признание в любви к родному брату и скрипнул зубами. В этой сцене было что-то до обидного фальшивое и неправильное: инмарцу вдруг показалось, что если б тогда все они немного повременили и поразмыслили, их судьбы сложились бы иначе. "Стася слишком домашняя и мягкая, чтобы быть подругой Смерти. Её удел — тихие семейные радости, а не вечный бой! — Ричард от досады закусил губу. — Бедняжка с трудом выжила в Лайфгарме, где её почитали как сестру Смерти, а уж для камийской жизни она и вовсе не приспособлена. Как она сумеет выжить в этом долбанном мире?" Коварное воображение тут же подсунуло красочную сцену захвата Станиславы наёмниками, и инмарец в сердцах плюнул на песок.

— Что случилось, Ричи?

— Ты уверена, что с Никой и Стасей всё в порядке? Вдруг ты чувствуешь, что они живы, а бедняжки — в плену!

— Да, Ричи, я уверена — они избежали опасности. Вереника прекрасный маг, а Станиславу защищает Ключ! Они живы и свободны!

— Будем надеяться, — пробормотал Ричард: убеждённый тон жены немного успокоил его.

Над дальними барханами поднялось облако пыли, говорившее о приближении каравана, и король Инмара ощупал пояс.

— Лишние деньги нам не помешают.

Маруся согласно кивнула, и разбойники пришпорили коней. Караван они догнали без труда. Да и боя с наёмниками не случилось. Караванщик узнал камийскую мечту и беспрекословно отдал деньги, а также снабдил бандитов новой картой Харшидской пустыни. Караван отправился своей дорогой, а Ричард развернул пергамент, внимательно изучил карту и протянул её жене:

— Получается, мы едем в Полур.

— Да, — взглянув на карту, подтвердила Маруся, и разбойники снова поскакали на север.

Палящий белый шар клонился к горизонту, дневная жара спадала, а оазис всё не показывался. Ричард забеспокоился, в голову полезли дурные мысли, но тут на горизонте возникли высокие белые башни и массивные стены. Кони, почуяв близкий отдых, побежали быстрее, но камийская мечта всё равно едва не опоздала: когда они подъехали к воротам, стражники как раз закрывали их на ночь. Но Ричард издали помахал кошельком, и движение тяжёлых створ замедлилось...

Оазис Полур располагался на пересечении нескольких караванных путей и изобиловал гостиницами, постоялыми дворами и рынками. Один из рынков располагался прямо за воротами, и, несмотря на поздний вечер, здесь было многолюдно и оживлённо. Камийскую мечту узнали, и Ричарду с Марусей не пришлось проталкиваться сквозь толпу — люди сами расступались перед ними, низко кланялись и исподтишка посматривали на боевую наложницу. Женщина с мечом за спиной магнитом притягивала их взгляды. Ричард печально улыбнулся. Он всегда гордился воинственной и независимой женой, но события последних дней изменили его отношение к Марусе. Ричарду чудилось, что тонкие невидимые нити любви, согласия и доверия порвались и жена стала ему чужой и далёкой.

Погруженный в нерадостные мысли инмарец не заметил, как они выехали на центральную площадь города. Копыта лошадей зацокали по каменным плитам, пахнуло прохладой, лицо оросили мельчайшие капли воды, и Ричард вскинул голову: посреди площади бил высокий, пенистый фонтан. Низкая широкая чаша, сложенная из разноцветных камней, блистала в свете площадных фонарей, а вокруг росли берёзы с белыми стволами и нежной зелёной листвой. Ричард удивлённо поднял брови, и Маруся с готовностью пояснила:

— В каждом оазисе непременно есть своя достопримечательность. В Полуре это фонтан и чарийские берёзы. Местные жители утверждают, что их посадил сам великий Олефир.

— Да уж, без магии тут явно не обошлось, — пробурчал Ричард, посмотрел по сторонам и поймал за шиворот проходившего мимо торговца сладостями: — Скажи-ка, милейший, какая из ваших гостиниц лучшая?

— "Дар повелителя", господин, — побледнев то ли от страха, то ли от оказанной чести, ответил камиец и указал на противоположный конец площади: — Вон та улица выведет Вас прямиком к воротам достопочтенного Зариба.

— Ясно.

Ричард отпустил торговца, порылся в кошельке, бросил на мостовую серебряную монету, и камийская мечта поскакала в указанном направлении — гуляющие по площади горожане, едва успевали убраться с их пути.

Во дворе гостиницы правители Инмара спешились, небрежно бросили поводья в руки конюхов и отправились в общий зал. Маруся шла рядом с мужем, думая, что сейчас он, как никогда, похож на сильного, грозного разбойника, презирающего всех и вся.

Переступив порог общего зала, инмарец на мгновение остановился, огляделся и безошибочно направился к кряжистому, седовласому камийцу в коротком синем халате и жёлтых шароварах, который вполголоса распекал пожилого раба. Хозяин спиной почувствовал приближение важного гостя, обернулся и тотчас склонился перед ним:

— Приветствую Вас, господин Ричард! Я — Зариб, хозяин сего скромного заведения. Прошу Вас, чувствуйте себя как дома!

Он снова поклонился и зычно крикнул:

— Тамур! Проводи гостей в наш лучший номер!

Из-за неприметной двери возле стойки выскочил юноша лет пятнадцати, стрелой подлетел к Ричарду, поклонился и мелкими шажками затрусил к лестнице. Поднявшись на второй этаж, он пробежал по коридору, застеленному тёмно-красной ковровой дорожкой, и распахнул расписанную затейливым орнаментом дверь:

— Прошу Вас, господин, располагайтесь!

Ричард вошёл в номер, с интересом осмотрелся и благосклонно кинул:

— Неплохая комнатушка.

По лицу Тамура пронеслась тень недовольства, но губы привычно растянулись в угодливой улыбке:

— Что-нибудь ещё, господин?

— Сейчас проводишь меня в банную комнату, а через час подашь ужин.

— Как Вам будет угодно.

Ричард скинул пыльный плащ, стянул сапоги и сунул ноги в мягкие тапочки:

— Наконец-то помоемся.

— Ага, — устало кивнула Маруся, сбросила с плеч ножны и потянулась.

Супруги разошлись по банным комнатам. Как в любой другой гостинице, их встретили наложницы. В начале путешествия по Харшиду Ричард гнал их, но чем дольше, он жил в Камии, тем больше нравился ему ритуал мытья. Искусные руки камиек, не хуже магии, умели снимать усталость, а что касается всего прочего — жена оставалась вне конкуренции.

Через час инмарец вернулся в номер. Рабы накрывали стол к ужину, а Маруся в полупрозрачных шальварах, стянутых на бёдрах золотой цепочкой, и короткой кофточке с глубоким вырезом стояла у зашторенного окна. Её густые, чуть влажные волосы, ниспадали на плечи, глаза в обрамлении чёрных ресниц загадочно сверкали, а подкрашенные губы блестели, словно розовая атласная лента. Женщина была сказочно красива. И, как обычно, по сравнению с Марусей гостиничные наложницы показались инмарцу дурнушками. Сердце ёкнуло, взгляд затуманился, и Ричарду захотелось, наплевав на приличия, овладеть женой прямо сейчас, на глазах рабов. Но разум взял верх над телом, король резко свернул к широкому ложу, покрытому багровым с золотом покрывалом, поверх которого лежали подушки всевозможных цветов и размеров. Положил на пол меч, пояс с кошельками и, плотнее запахнув длинный мягкий халат, уселся спиной к Марусе.

Супруги молча наблюдали, как сноровистые рабы расставляют на низком столике серебряные кувшины с вином и водой, вазы с фруктами и сладостями, раскладывают вилки и ножи. Когда же последнее блюдо заняло своё место и рабы удалились, король и королева, не сговариваясь, шагнули к столу: они не ели почти сутки, и голод на время затмил все прочие желания и заботы.

Насытившись, Ричард хотел налить себе вина, но на его запястье легли длинные тонкие пальцы Маруси. Взгляд инмарца замер на перламутровых ногтях, и в голове пронеслось: "Когда только успела?" Ни о чём больше подумать он не успел — нежное прикосновение прогнало мысли, как дым — назойливых мошек. Ричард заворожено смотрел на изящные руки жены, на прозрачную струйку вина, льющуюся в бокал. Потом необъяснимым образом бокал оказался у его губ, мягкое кисло-сладкое вино потекло в пересохший рот, освежая и возбуждая желание.

— Всё не так... — простонал инмарец и заключил жену в объятия.

Маруся устроила мужу настоящий чувственный праздник. Ричард то нежился в сладких водах наслаждения, то стремительно взмывал на гребень страсти и рокочущим водопадом низвергался в томительно жгучую бездну. Казалось, прошло всего несколько минут, но когда горячие волны любви вынесли супругов на пляж отдохновения, сквозь шторы пробился белый солнечный луч.

— Ты чудо, Маша, — простонал инмарец, на минутку прикрыл глаза, и коварный сон сейчас же воспользовался его оплошностью.

Маруся вгляделась в лицо спящего, как младенец, инмарца, осторожно соскользнула с постели и накинула на плечи длинный шёлковый халат. Глотнув вина, она уселась в кресло и взяла из вазы яблоко. Надкусила и стала медленно жевать, скользя отрешённым взглядом по гостиничному номеру. И вдруг поймала себя на мысли, что в роскошном убранстве чего-то не хватает: "Может, цветов?" Перед внутренним взором возникла тонкогорлая стеклянная ваза с оранжево-красной орхидеей, и, словно наяву, по комнате поплыл дразнящий хмельной запах. Внезапно к экзотическому аромату примешался слабый табачный дух, и по коже Маруси пробежали мурашки. Ей почудилось, что в номере присутствует кто-то третий. Образ орхидеи исчез, унеся с собой запахи, но в голове продолжало крутиться какое-то болезненно приятное воспоминание. Маруся сосредоточилась, однако хитрое воспоминание тотчас нырнуло в глубины памяти и затаилось, как напуганная рыбка.

— Ну и ладно, — с досадой прошептала женщина, поднялась и решительно вышла из номера — ей нестерпимо хотелось помыться.

В банной комнате Марию встретили рабыни, и она с удовольствием отдалась их умелым рукам. Наложницы весело щебетали, пересказывая спутнице господина Ричарда городские сплетни и слухи, расхваливая местные магазины и лавки. Маруся внимательно слушала рабынь, надеясь, что в безобидной болтовне проскользнёт какая-нибудь полезная информация, но, увы, ничего заслуживающего внимания не услышала.

На обратном пути Маруся заглянула на кухню, поболтала с поварихами и заказала завтрак. Вернувшись в номер, она уселась в кресло, и взгляд побежал по завешенным коврами стенам. Безумно хотелось изловить ускользнувшее воспоминание, однако глаза сомкнулись, и женщина провалилась в сон.

Супруги проснулись одновременно. Маруся поднялась, разминая затёкшее тело, а Ричард с закрытыми глазами пошарил рукой по кровати и недовольно фыркнул:

— Куда ты исчезла, Маша?

— Ну должен же кто-то заказать еду? — улыбнулась Мария, выглянула в коридор и крикнула: — Завтрак для камийской мечты!

Рабы появились через минуту. Они проворно убрали остатки ужина и накрыли стол заново.

— Хорошо... — протянул инмарец, облизнулся и подмигнул жене: — Позавтракаем в постели! — Он подложил под спину подушку и скомандовал: — Тащи всё сюда, Маша!

— Как прикажете, Ваше величество, — проворковала Маруся, наполнила бокал вином, положила на фарфоровую тарелку жирную птичью тушку и с поклоном поднесла мужу.

— А ты? Или голодать будешь?

— Не буду, — замотала головой женщина, налила себе вина, взяла тарелку с салатом из оранжевой шанийской капусты и села рядом с мужем.

Инмарец залпом осушил бокал, отставил его в сторону и вгрызся зубами в нежное мясо. Обглодав последнюю косточку, Ричард вытер жирные пальцы о предусмотрительно протянутую Марусей салфетку, принял из её рук бокал, сделал несколько глотков, а потом плотоядный взгляд заметался между женщиной и едой, словно король не мог решить, кого съесть первым. Остановился он всё-таки на еде.

Маруся ухаживала за мужем, поочерёдно наполняя то тарелку, то бокал, а тот смотрел на неё и думал о Станиславе. С того момента, как Ричард уверился в том, что Хранительница в Камии, в мыслях постоянно крутилось: "Как было б здорово оказаться здесь не с Машей, а со Стасей. С ней бы не возникло столько проблем! Мы бы спокойно ехали по пустыне. Я грабил бы караваны, заботился о ней, а потом мы нашли бы Диму и..." Мысль о побратиме разрушила мечты, ибо закончить её следовало так: "...я отдал бы ему Стасю". Однако отдавать Хранительницу не хотелось. "Пусть хотя бы в мыслях побудет моей! — с грустью подумал инмарец и взглянул на Марусю. — У меня есть женщина, о которой я обязан заботиться и защищать. А предательство её вынужденное. Кто мы перед миром? Здесь бы любой спасовал! Ничего, доберусь до Димы и всё ему расскажу. Посмотрим, как Камия справится с лучшим из лучших! Да и Тёма поможет. Временной маг всё-таки. Так что, мы с Машей ещё поживём!"

Король Инмара благосклонно взглянул на жену и поставил бокал на пол.

— Иди сюда, Маша. Твои ласки самый изысканный десерт для меня!

Маруся предполагала, что завтрак закончится таким образом, и противиться не стала — Ричард получил "десерт". Потом супруги долго лежали в постели, и Ричард задумчиво перебирая русые волосы жены, размышлял: "Как бы то ни было, Маша моя жена и королева моей страны. Мы будем вместе, вопреки проискам всяких паскудных миров и прочим хозяевам. Мария идеально подходит на роль королевы Инмара и останется ею, несмотря ни на что. Хорошо бы ещё узнать, что нужно Камии!" И Ричард, не привыкший откладывать дела в долгий ящик, смущённо кашлянув, спросил:

— Извини, что снова заговариваю об этом, Маша, но зачем Камия отправила тебя на Землю?

— Я должна была всё время находиться рядом с Хранительницей. Следовать за ней, как нитка за иголкой.

— Но с какой целью? Что ей было нужно от Стаси?

— Я тоже ломала над этим голову, Ричи, — горько усмехнулась Маруся. — А потом поняла: Камия использовала Стасю, лишь для того, чтобы протащить меня в Лайфгарм, поближе к Диме, Тёме, тебе...

— Значит, ты и замуж за меня вышла по приказу мира?

— Приказ Камии совпал с моим желанием.

Маруся покраснела, всхлипнула и закрыла лицо руками — она ошиблась, решив, что ей больше не придётся лгать. Однако признаться Ричарду в том, что она никогда не любила его, было превыше сил, и женщина сквозь слёзы проговорила:

— Я влюбилась, Ричи... Рядом с тобой, в Лайфгарме, я была почти счастлива, почти свободна! Но с тех пор, как я присоединилась к вашей компании, Камия молчит, и меня это пугает!

Инмарец прижал жену к себе:

— Получается, что за всё это время Камия отдала тебе лишь один приказ?

— Да, и это повергает меня в ужас. Я боюсь даже предположить, каким будет второй!

"Простым, — прогрохотало в головах супругов. — Завтра утром вы отправитесь в Крейд, точнее в Ёсс".

— Зачем? — мрачно осведомился инмарец.

"Но ты же хотел найти друзей, Ричи, — усмехнулась Камия. — Кстати, твоя женушка в первый же день на родной земле предлагала тебе туда отправиться. Послушался бы, уже к Ёссу подъезжал!"

— Что ты задумала? — рискнул спросить король, но мир промолчал.

— Что же, в Ёсс, так в Ёсс. — Ричард обнял бледную как мел жену и твёрдо сказал: — Мы сумеем найти выход!

— Надеюсь, — прошептала Маша, и неожиданно перед её глазами возникла картина: оранжево-красная орхидея, круглая кровать, зеркальный потолок.

Женщина смотрела на отражающиеся в зеркале фигуры и не верила глазам — на подушках полулежал Дима. В одной руке у него дымилась сигарета, а другой он обнимал её, Марусю...

Глава 12.

Великий реформатор.

Проснувшись, Солнечный Друг первым делом избавился от неприятных последствий вчерашней пьянки с неудачливыми разбойниками и выбрался из палатки. "Как хорошо быть магом, — с блаженством подумал он, полной грудью вдохнул свежий лесной воздух и широко потянулся. — Интересно, как там мои ребята? Нужно было им не водки, а пивка в дорогу дать. Ничего, пусть закаляются. Революция — дело серьёзное". Валентин мельком взглянул на первых камийских революционеров, во весь опор скачущих по пустыне, и принялся готовить себе завтрак. За чашкой горячего шоколада он лениво поразмышлял о судьбе борцов за свободу камийского народа и, решив, что ребята справятся сами, стал обдумывать имидж всемогущего целителя, которым он намеревался стать. С последним глотком шоколада образ окончательно сформировался, и Солнечный Друг поднялся на ноги. Для начала он соорудил расписную тележку, запряжённую парой мохноногих гномьих пони, затем нарядился в новый, с иголочки балахон с золотыми солнышками и водрузил на голову остроконечную широкополую шляпу, запомнившуюся по детскому фильму про волшебников. Повертевшись перед большим зеркалом, Солнечный Друг остался весьма доволен собой и, развалившись на мягких подушках, тронулся в путь.

Расписная тележка медленно катилась по дороге, а Валентин наслаждался видом величественных Хаттийских гор. К полудню маг достиг маленькой деревушки, приютившейся на пологом склоне. Мохноногие пони остановились возле невзрачного трактира с выцветшей вывеской. "Поверженный шырлон", — едва разобрав полустёртые буквы, прочитал Валя, поднялся по скрипучим ступеням на крыльцо и вошёл в полумрак общего зала. Трактир был мрачен и пуст, лишь за стойкой скучал пожилой мужчина в линялой синей рубахе с широкими рукавами и коричневом засаленном фартуке.

— Добрый день, — жизнерадостно поприветствовал его Солнечный Друг, сел на высокий табурет и опёрся локтями на затёртую стойку.

Камиец насторожено оглядел странную одежду гостя:

— Что угодно господину?

— Господину угодно выпить, — дружелюбно ответил Валентин.

Трактирщик равнодушно пожал плечами, взял с полки глиняную кружку и доверху наполнил её бурой жидкостью с резким запахом дрожжей. Солнечный Друг брезгливо поморщился:

— Что это?

— Брага.

— Дорогой мой, это не брага, а опасное пойло, от которого может случиться, как минимум, расстройство желудка, — подняв палец вверх, наставительно произнёс Валентин, но всё же пригубил подозрительную жидкость. — Да-а... Вы, ребята, рискуете здоровьем, употребляя столь некачественное питьё.

— Другого нет! — раздраженно буркнул трактирщик.

— Плохо... — Валечка побарабанил пальцами по стойке и встрепенулся: — Вот что, дружище, научу-ка я тебя пиво варить!

Камиец ошарашено уставился на диковинного гостя:

— Пиво?

— Ну да.

Солнечный Друг махнул рукой, и на стойке возникли две литровые кружки со светлым пенистым напитком. Землянин с удовольствием хлебнул пива, и, увидев, что камиец не спешит пробовать незнакомый продукт, с добродушной улыбкой произнёс:

— Отведайте, друг мой. Как эксперт заявляю — вкусно и полезно!

Трактирщик с опаской понюхал пиво и взял в руку кружку. Правда, на лице его при этом застыло выражение отчаянно-безнадёжной решимости, словно он добровольно собирался выпить яд. Но стоило камийцу сделать глоток, глаза его засветились восторгом.

— Вот это да! В жизни не пробовал ничего лучше!

— Ещё бы! — хмыкнул Валентин и самодовольно заявил: — Это Вам не "Жигули" какие-нибудь, а настоящее баварское пиво!

Камиец ничего не понял и на всякий случай представился:

— Я Эмин, трактирщик в пятом поколении!

— А я — всемогущий целитель, по прозвищу Солнечный Друг!

— Так Вы маг!— запоздало сообразил хозяин трактира и боязливо попятился.

Землянин укоризненно покачал головой:

— Не нужно бояться меня, уважаемый! Я, прежде всего, целитель и не убиваю без нужды. Напротив, раз уж я здесь, то готов оказать медицинскую помощь всем желающим.

— У нас нет денег, господин.

— Да и фиг с ними. Зачем мне ваши жалкие гроши? Я лечу бесплатно!

На лице камийца появилось недоумение:

— Бесплатно?!

— Абсолютно, — подтвердил Солнечный Друг и встал: — Так есть в этом селении страждущие?

— Полно, господин. — Эмин сорвал с себя фартук и выбирался из-за стойки. — Я провожу Вас.

Они вышли из трактира и почти побежали по единственной улице бедной умирающей деревушки.

— Начнём с самого важного, — на ходу бормотал Эмин. — Если успеем, конечно. Достопочтенный Томар совсем плох! А без кузнеца Фёста совсем захиреет.

Солнечный Друг не вслушивался в бормотание камийца, он с интересом вертел головой, разглядывая низкие обветшалые дома и покосившиеся заборы, возле которых бродили тощие пёстрые птицы, похожие на земных кур. Кое-где на огородах копались женщины в просторных тёмных шароварах, серых широких кофтах и ярких платках. Возле одного из домов, под присмотром девочки лет десяти, возилось несколько малышей. Внимательно посмотрев на них, Валентин поморщился:

— У большей части рахит, да и остальные — здоровьем не пышут! Почему вы так живёте, Эмин?

— Недород, господин. Четвёртый год подряд в наших краях стоит засуха. Раньше, мы собирали богатые урожаи пшеницы, на склонах гор рос чудесный виноград, а сейчас... — Камиец мрачно вздохнул. — Каждый выживает, как может.

— Не очень-то у вас получается. Ладно, об этом позже...

Эмин привёл целителя к большому, некогда богатому дому и заколотил по воротам деревянной колотушкой. На стук вышла женщина с большим животом. Тяжело ступая, она подошла к калитке, отодвинула засов и быстро поковыляла обратно к дому.

— Плохо дело, — прошептал Эмин и умоляюще взглянул на Валентина: — Идёмте скорее!

Они стремительно пересекли двор, вбежали в дом, и в нос землянину ударил запах гниющей плоти со слабой примесью целебных трав. Солнечный Друг обогнал трактирщика, решительным жестом отодвинул с дороги беременную камийку и влетел в комнату, где на широкой, низкой кровати, лежал мужчина средних лет с серым, землистым лицом. Грудь его судорожно вздымалась, воздух с хрипом выходил из лёгких. Белая простыня, которой он был покрыт, пестрела грязно бурыми пятнами, в воздухе витал запах разложения и смерти.

— Минут десять, — буркнул себе под нос Валентин и гаркнул: — Все вон!

Женщины и дети, безмолвно стоявшие вокруг постели, повернули головы к неожиданному гостю, и бледный подросток лет пятнадцати тихо спросил:

— Вы пришли взыскать долг, господин?

— Я пришёл вылечить вашего отца! — рявкнул Солнечный Друг, и мальчишка недоумённо захлопал глазами:

— Но это невозможно...

— Делай, что тебе говорят, Назим! — раздражённо прошипел трактирщик. — Чтоб через секунду духу вашего здесь не было!

— Как скажете, господин Эмин, — опустил голову подросток, бросил прощальный взгляд на отца и глухо произнёс: — Мы уходим!

Повинуясь его словам, женщины и дети покинули комнату, и только беременная наложница хозяина упрямо замотала головой:

— Я останусь со своим господином до конца.

— Ладно, сиди, всё равно ты мой следующий пациент, — махнул рукой Валентин и шагнул к Томару.

Прислонившись к стене, трактирщик и наложница наблюдали за целителем. Сначала им показалось, что маг просто стоит над умирающим, но спустя несколько минут судорожные вздохи стихли, дыхание стало ровным и спокойным, лицо порозовело. Белая простыня растворилась в воздухе, и камийцы замерли: гниющие язвы заживали прямо на глазах. Веки больного дрогнули, поднялись, и Валечка жизнерадостно произнёс:

— С возвращением, кузнец!

Томар машинально кивнул, поднял руку и с недоумением уставился на неё.

— Я умер или выздоровел? Гория!

— Да, мой господин, — сквозь слёзы промолвила женщина, ойкнула и закусила губу: под её ногами растекалась лужица.

— Я же говорил! — воскликнул Солнечный Друг, сотворил халат и потрепал исцелённого камийца по плечу: — Вставай, дружок! Роды принимать будем.

— Гория! — Кузнец вырвал из рук Валентина халат, подскочил к женщине и, подняв её на руки, перенёс на кровать: — Где эти бездельницы? Эй, кто-нибудь! Сюда!

Дверь комнаты тотчас распахнулась, в проёме возник бледный юноша.

— Зови женщин, Назим! Гория рожает!

— Ага! — мотнул головой подросток, отступил от двери, и в комнату вбежала пожилая камийка.

— Нам лучше уйти, господин маг, — прошептал Эмин. — Здесь и без нас справятся.

— Пожалуй, — согласно кивнул Солнечный Друг, оторвал взгляд от лица роженицы, вышел в коридор и деловито поинтересовался: — Ещё тяжелые есть?

— Двое, — радостно кивнул трактирщик. — Плотник Овнан и любимая наложница винодела Даршана.

— Тогда вперёд!

И Валентин торопливо пошёл к выходу.

Всемогущему целителю пришлось задержаться в деревне. Он без устали ходил от дома к дому и лечил камийцев, а когда, к вечеру третьего дня, последний больной был исцелён, приступил к следующему этапу возрождения Фёсты.

Солнечный Друг собрал всех жителей на площади перед трактиром, поднялся на крыльцо и стал объяснять, как будет происходить процесс реставрации их деревни. Первым этапом, по мысли Валентина, было выращивание засухоустойчивых сортов ячменя, пшеницы и винограда. Прямо во время речи он наколдовал мешки с зерном, саженцы виноградной лозы, объяснив, что, с его благословения, окрестные поля и виноградники будут приносить четыре урожая в год, при любой погоде. Площадь огласилась восторженными криками, и, переждав бурю восхищения, Солнечный Друг продолжил выступление. Вторым этапом борьбы с нищетой, он считал налаживание производства алкогольных напитков: пива, вина и водки, с последующей реализацией продукции в Брадосе, а в будущем, по всей Камии. Он детально описал камийцам процесс изготовления пива и принцип работы самогонного аппарата, а, выяснив, что несколько жителей Фёсты умеют читать, снабдил их соответствующей литературой. Потом, недолго думая, Солнечный Друг назначил ответственным за возрождение деревни трактирщика, и Эмин, получивший громкий, непонятный титул "староста", поклонился магу не хуже бывалого царедворца. Валентин похлопал его по плечу, забрался в тележку и, торжественно напутствовав селян словами: "Вернусь — проверю", отбыл восвояси, не задумываясь о том, как распорядятся его дарами крестьяне.

Глубокой ночью Валентин достиг следующей деревни в отрогах Хаттийских гор и остановился на ночлег в местном трактире. Клайда оказалась богатым и процветающим селением, однако и здесь работа для целителя нашлась. С раннего утра в трактире собрались крестьяне. Они с нетерпением ждали пробуждения всемогущего целителя и, как только Валентин спустился в общий зал, стали наперебой приглашать к себе. Даже позавтракать толком не дали. На ходу выпив кружку молока, землянин отправился "на работу". Больных в Клайде было значительно меньше, чем в Фёсте, да и сама деревня выглядела конфеткой: крепкие добротные дома, ухоженные дворы и палисадники, жирная домашняя птица. На свежевыкрашенные заборы клонились ветви фруктовых деревьев, буквально облепленные плодами.

В первом же доме, где Валентин всего-то и избавил от токсикоза любимую наложницу хозяина, его чуть ли не силком усадили за стол, и землянин пожалел о выпитой в трактире кружке молока. Винодел Эльшан оказался докой по части приготовления плодово-ягодных напитков, и, не будь Валентин магом — выполз бы из дома на четвереньках. В следующих домах его встречали также радушно и гостеприимно. И, независимо от степени тяжести больного, норовили накормить, напоить, вручить деньги или подарки. А в последнем доме Валя едва отбрыкался от юной симпатичной камийки, которую вознамерился подарить ему вылеченный от застарелого радикулита работорговец Ашот.

Закончив обход деревни, Валентин собрался продолжить путь, но не тут-то было: селяне, огорчённые тем, что всемогущий целитель отказался от платы за лечение, устроили в его честь праздник. Винодел Эльшан, который, как выяснилось, был главой деревенской общины, преподнёс Солнечному Другу чашу вина из "золотых запасов", и, махнув на всё рукой, землянин остался в Клайде на ночь. И не пожалел. Местные крестьяне умели веселиться также хорошо, как и работать. Вино лилось рекой, выставленные прямо на площади столы ломились от угощений, а зажигательные танцы наложниц горячили кровь, и Валечка каялся, что отказался от живого подарка. Однако избавленный от радикулита Ашот заметил похотливый блеск в глазах гостя, и вскоре на коленях землянина сидела юная наложница Лейла... Праздник удался на славу.

Ранним утром расписная тележка вновь покатилась по дороге. Провожала всемогущего целителя только Лейла. Стоя у околицы, она махала рукой удаляющейся тележке, а когда та скрылась за поворотом, побрела к дому хозяина. Возвращаться к строгому и жестокому Ашоту ужасно не хотелось. Тем более теперь, когда она потеряла девственность и утратила для торговца былую ценность. Оставалось надеяться лишь на тонкую золотую цепочку, которую целитель надел ей на шею со словами: "Этот амулет притянет к тебе замечательного мужа, девочка!" Что маг имел в виду, камийка не поняла, но через день после отъезда Солнечного Друга в гости к мастеру Ашоту нагрянул старший сын влиятельного столичного вельможи. Увидев Лейлу, молодой человек влюбился с первого взгляда. Он, не торгуясь, купил девушку, увёз в столицу и, вопреки традициям, сделал любимой наложницей...

К вечеру мохноногие лошадки доставили всемогущего целителя в маленький городок Нери. Стражники в алых халатах подняли алебарды в приветственном жесте, и к тележке подбежал офицер:

— Приветствую Вас в нашем славном городе, господин целитель! Достопочтенный барон Лияз, правитель Нери, с нетерпением ожидает Вашего визита. Позвольте мне проводить Вас!

Офицер с достоинством поклонился, а Валентин, несколько удивлённый осведомлённостью горожан, подумал: "Собака лает — ветер носит. Но мне это только на пользу. Проеду по Камии с триумфом. Глядишь, потом мамочке расскажут, что я вовсе не такой никчёмный, как она считает!" Землянин важно кивнул офицеру и степенно проговорил:

— Я принимаю приглашение достопочтенного барона. Пусть Ваш город живёт и процветает, а я в свою очередь постараюсь помочь всем страждущим.

Один из солдат пошёл вперёд, указывая дорогу, и мохноногие лошадки потрусили следом. Валечка откинулся на подушки, с ленивым интересом разглядывая город: ладные одноэтажные дома за витыми коваными оградами, небольшие площади и рынки. Горожане кланялись великому целителю, но Валентин не отвечал на приветствия: он устал от путешествия и с нетерпением ждал встречи с бароном Лиязом, зная, что сначала его накормят, и только потом дадут отдохнуть.

Мохноногие лошадки вкатили тележку на центральную площадь, больше похожую на сквер. Каменную мостовую разрывали длинные прямоугольники земли, засаженные лиственницами и клёнами.

— Просто и красиво, — улыбнулся землянин и посмотрел на вытянутый одноэтажный особняк с многочисленными стеклянными окнами-дверями, перед которым собралась толпа богато одетых мужчин. — Пир обещает быть интересным и шумным.

Тележка замерла возле парадного входа — самого большого из окон-дверей, и стражник, сопровождавший Валентина, откланялся и поспешил обратно к воротам. По маленьким откидным ступенькам землянин спустился на мостовую, расправил складки солнечного балахона и посмотрел на высокого поджарого мужчину с тонким золотым обручем в седеющих чёрных волосах.

— Я правитель Нери, — провозгласил камиец и шагнул к гостю. — Счастлив приветствовать всемогущего целителя в моём городе! Не откажи мне в удовольствии, попировать в твоём обществе, Солнечный Друг.

— Не откажу, — усмехнулся Валентин и вместе с правителем Нери вошёл в особняк.

Приближённые барона, восхищённо переговариваясь, последовали за ними. Землянина привели в просторный зал с высоким потолком, щедро покрытым лепниной, и усадили на почётное место, рядом с Лиязом. Проворные рабы немедленно наполнили кубки, и пир начался. Звучали тосты и хвалебные речи, но Валентин, увлечённо поглощающий еду, к ним не прислушивался. А когда землянин насытился, ему страшно захотелось спать. Примерно с полчаса он терпел, не желая огорчать щедрого хозяина, а потом решительно поднялся:

— Мой путь был долог и труден, барон. Слишком много страждущих встречалось мне, и, я уверен, в Нери их окажется не меньше. Но, прежде чем я начну исцелять горожан, мне необходимо хорошенько выспаться.

— Конечно, конечно! — воскликнул Лияз и хлопнул в ладоши.

В зал, словно прекрасные лебеди, вплыли наложницы в полупрозрачных белых одеяниях. Позвякивая золотыми украшениями, они подхватили землянина под руки и увлекли к дверям. Валечка, хихикая, вместе с красотками проследовал в роскошные покои, позволил раздеть и обласкать себя, после чего заснул, крепко и умиротворённо.

Проснулся землянин от странного шуршания, будто рядом с ним теребили бумагу. Валя разлепил глаза и с недоумением обнаружил, что ему не показалось. Неподалёку от него, кропотливо и быстро работая зубами, суетились четыре жирные мыши. И грызли они не что-нибудь, а любимый журнал Валентина — "Ликероводочное производство и виноделие". Брезгливо поморщившись, маг разогнал мышей, бережно восстановил пострадавший номер и только после этого огляделся. Он сидел в углу пустой каморки с белёными стенами, низким потолком и маленьким квадратным окном. Сквозь окошко в каморку проникали яркие солнечные лучи, и целитель понял, что давно рассвело. "Интересно, это причуды барона? Или кто-то другой набрался храбрости похитить всемогущего целителя?" — с ухмылкой подумал Валентин, устроился поудобнее и раскрыл журнал. В каморке было темновато, и маг сотворил небольшое хрустальное бра. Мысленно пожалев, что не может вытянуть с Земли новый номер, он с удовольствием перечитал статью о переработке барды, внимательно рассмотрел картинки с экспериментальным дизайном бутылок и этикеток и наколдовал широкий бокал с коньяком. Сделав большой глоток, маг задумчиво посмотрел на белёную стену и занялся творчеством. На меловой поверхности появились затейливые эскизы этикеток для водки "Целительская", пива "Урожай Солнечного Друга" и вина "Для мамочки". Потягивая коньяк, Валентин лихо менял цвета и рисунки, но названия оставлял прежними. "Нужно скопировать на бумагу и отправить в Фёсту", — посмеивался про себя маг, прикидывая, не добавить ли для камийцев более привычные имена. — А что "Горькая настойка принца Камии" вполне сгодится, да и "Наливка великого Олефира" звучит неплохо. А ликёр можно назвать "Оргазм любимой наложницы"..." Однако новым этикеткам не суждено было появиться на свет: дверь распахнулась, и в каморку вошёл невысокий юноша лет пятнадцати в грязной потрёпанной рубахе непонятного цвета и серых шароварах. Босые ноги прошлёпали по земляному полу, и юный похититель остановился перед целителем.

— Проснулся? Отлично! — заявил он и нахально улыбнулся.

Землянин с удивлением оглядел мальчишку:

— Как тебя зовут?

— Арсен.

— Ну и наглый ты парень, Арсен, — хмыкнул землянин, и юноша яростно сверкнул глазами:

— Я не наглый, я — сильный!

— В самом деле?

— Да! — Мальчишка упёр руки в бока, точь-в-точь, как Валечкина мама, и самодовольно заявил: — Я сделал рабом мага! Теперь вся Камия признает мою силу! Я стану таким же великим, как принц Артём!

— Замечательно! — поставив бокал на землю, зааплодировал Солнечный Друг. — И что ты собираешься делать с магом-рабом?

— Для начала ты построишь мне замок! Такой же, как у великого Олефира!

— Не получится. Я его не видел. А ты?

Мальчишка сдвинул брови и засопел, как закипающий чайник:

— Делай¸ что говорят, иначе — побью!

— Подожди, хозяин, — весело улыбаясь, проговорил землянин. — Я готов сотворить для тебя замок, только объясни, что ты с ним будешь делать?

Арсен гордо вскинул голову:

— Поселюсь. Соберу армию и объявлю войну всем — Крейду, Харшиду, Брадосу...

— Нет! — твёрдо сказал Валентин, и мальчишка растерянно заморгал:

— Что значит нет?

— Замка ты не получишь. Я очень порядочный невольник и забочусь о благе хозяина, так что ни замка, ни армии творить не буду! — Валентин взял бокал, хлебнул коньяка и наставительно добавил: — Для того чтобы стать правителем Камии тебе, для начала, нужно подрасти.

— Неправда! — топнул ногой Арсен. — Кайсара стала правительницей в девятнадцать лет, а мне уже шестнадцать!

Валечка пожал плечами, допил коньяк и бросил бокал под ноги мальчишке. Раздался глухой стук, и на земляном полу появился большой двуручный меч.

— Если поднимешь, так и быть, сотворю тебе замок.

Арсен одарил мага злобным взглядом, ухватился за широкую рукоять, приподнял меч и со стоном уронил обратно. Скрипнув зубами, мальчишка раздражённо оскалился и заорал:

— Ты нарочно, я знаю!

— Конечно, — кивнул Валентин и поднялся на ноги. — Решил чужими руками жар загребать? Не выйдет! Прежде чем похищать меня, подумал бы: я целитель, а не воин. Я помогаю людям, а не отнимаю у них жизни!

— Слабак! — рявкнул мальчишка и, сжав кулаки, бросился на мага

Валя мигом переместился к двери, и мальчишка с размаха врезался в стену. Потирая ушибленный лоб, он повернулся к целителю и с ненавистью выплюнул:

— Ты всё равно умрёшь! Трус! Я напоил тебя ядом!

— В самом деле? — Землянин прикрыл глаза, изучил своё состояние и отрицательно помотал головой: — В моей крови ничего нет.

— Ещё как есть! — мстительно рассмеялся мальчишка. — Мой отец работает в винных подвалах Лияза. Я помогаю ему цедить вина, так что подсыпать яд оказалось проще простого! А яд я нашёл что ни на есть самый подходящий: сначала человек засыпает, потом просыпается и начинает умирать — медленно и без боли. Он не знает, что с ним происходит, просто в один момент — хлоп и всё! Так я и похитил тебя, пока господа спали.

— А охрана?

— Стражники обожают вина Лияза, — широко улыбнулся мальчишка, и маг потерял дар речи.

— Да ты... — только и смог выдавить он и, схватив мальчишку за руку, переместился в особняк барона.

В уши тотчас ударил многоголосый вой. В коридорах и покоях царил хаос: рабы с криками и причитаниями растеряно крутились вокруг трупов господ и солдат. Бледный, как смерть, управляющий пытался призвать рабов к порядку, но его никто не слушал. Валечка стиснул руку Арсена и с мрачным видом двинулся к покоям барона. Завидев всемогущего целителя, рабы взывали о помощи. В их сознаниях отчётливо читался страх за будущее, но землянин шагал вперёд, не обращая внимания на простёртые к нему руки. Он злился на себя: что ему стоило прочитать мысли мальчишки? Он мог бы переместиться в особняк сразу же, как проснулся, а вместо этого преспокойно попивал коньяк и листал журнал. "Я успел бы спасти их... А теперь их смерть на моей совести!"

Валентин втащил мальчишку в покои барона. Лияз, бледный и неподвижный, лежал в постели, а вокруг, стоя на коленях, рыдали его наложницы и приближённые рабы. Целитель взглянул в мёртвое лицо барона и скрипнул зубами:

— Видишь, что ты натворил, Арсен?

— А что такого я натворил? — с вызовом спросил мальчишка, и землянин с горечью подумал: "Вот он — настоящий камиец. Человеческая жизнь для него ничто!"

— Что ж, малыш, — выпустив руку юного отравителя, произнёс он. — Ты хотел власти, ты её получишь.

С этими словами Валечка приблизился к постели барона, снял с его головы обруч и возложил на голову Арсена. Глаза мальчишки блеснули торжеством:

— Я буду великим правителем, маг!

Солнечный Друг ничего не ответил. Он в последний раз взглянул на мёртвого Лияза и переместился на конюшню. Залез в тележку, подождал, пока конюхи впрягут мохноногих лошадок и покатил прочь из города, надеясь на то, что когда-нибудь сможет забыть камийского мальчишку, не желавшего жить рабом. Он знал, что Арсен не доживёт до следующего утра. Через полтора часа из столицы вернётся младший сын барона, и уже вечером юного отравителя четвертуют на площади под гневные крики толпы. Валентину было жаль мальчишку, но ещё больше — тех людей, которых тот загубил...

Валентин ехал вдоль Хаттийских гор, останавливаясь во всех попадающихся на пути деревнях и сёлах, городах и замках. В небольших селениях он проводил день-другой, а вот в замках и городах приходилось задерживаться дольше. Время от времени целитель и вовсе сворачивал в сторону: жители труднодоступных горных деревень или равнинных городков и сёл, расположенные вдали от торгового тракта, караулили расписную тележку возле развилок. Солнечный Друг не отказывал никому: расписная тележка шуршала по каменистым тропам Хаттийской гряды, пробиралась по узким лесным дорогам, мягко катила по грунтовым равнинным путям, громыхала по мощёным улицам и площадям городов... Валентин лечил любого, невзирая на его социальный статус: аристократы, рабы, наложницы и даже животные получали квалифицированную медицинскую помощь. Словно заглаживая вину перед жителями Нери, которых он обошёл своим вниманием, маг трудился, не покладая рук, и временами удивлялся самому себе — работа целителя доставляла ему ни с чем не сравнимое наслаждение. Землянину нравилось помогать нуждающимся, а, где требовалось — демонстрировать силу, и вскоре всемогущий целитель по прозвищу Солнечный Друг стал самой популярной фигурой в Брадосе. Он по-прежнему не брал денег за лечение, но человек, не поверивший в бескорыстие знаменитого целителя, всё же нашёлся.

Разорившийся виконт Трауш вот уже несколько лет промышлял разбоем в Хаттийских предгорьях. Его шайка считалась одной из наиболее крупных и опасных в Брадосе. Подражая своему кумиру, принцу Камии, виконт без разбора убивал всех, кто встречался на его пути и старался представить кровавую резню спектаклем. Рассказы о всемогущем целителе не произвели на Трауша впечатления. Он считал Валентина ловким фокусником и авантюристом, и был уверен, что его расписная тележка забита деньгами и драгоценностями.

Ранним утром Валентин выехал с лесного хутора из четырёх дворов и по малоезжей просёлочной дороге направился к тракту. Землянин сладко подрёмывал, зарывшись в подушки, и вдруг мохноногие лошадки остановились. Валентин приподнялся на локтях и едва не расхохотался — на него, мага, решилась напасть горстка обычных разбойников. Устроившись поудобнее, Солнечный Друг подождал, пока хмурые небритые мужики окружат тележку, наставят на него луки и арбалеты, и невозмутимо произнёс:

— Добрый вечер, друзья. Чем обязан столь торжественной встрече?

Трауш выехал вперёд и холодно приказал:

— Стреляйте!

И в Валечку полетели болты и стрелы. Они ударялись о невидимый щит и падали к ногам мага, не причиняя ему ни малейшего беспокойства, но Трауш не остановил своих людей. Солнечный Друг с недоумением посмотрел на него и строго сказал:

— Прекрати хулиганить!

Атаман побледнел:

— Рубите его! Тому, кто убьёт лекаришку — мешок золота!

С громкими криками разбойники бросились в бой. Сабли и мечи замолотили о невидимые стены защитного поля, и Солнечный Друг раздражёно поморщился:

— Ну ты и упрямец, Трауш! Получай!

С пальцев Валентина сорвалась молния и ударила в виконта. На миг Трауш скрылся в ярком пламени, а потом пеплом осыпался к ногам коня. Жуткая смерть атамана потрясла разбойников. Они отскочили от тележки целителя, и, побросав оружие, бухнулись на колени.

— Пощади нас, господин! — раздался нестройный хор испуганных голосов.

Валентин закинул ногу на ногу, с укором посмотрел на грабителей и вдохновенно произнёс:

— Вы же взрослые люди, господа! Как у вас ума хватило напасть на мага?

— Трауш считал, что все рассказы о тебе — враки, — робко произнёс пожилой разбойник и стыдливо потупился.

— Теперь он на собственном опыте убедился, что это не так, — кинув брезгливый взгляд на горстку чёрного пепла, заметил целитель. — Остаётся решить, что делать с вами.

— Пощади!!!

— Потише, пожалуйста, — поднял руку Солнечный Друг, — вы мешаете мне думать.

Шайка мгновенно умолкла, с мольбой уставившись на всесильного мага.

— Значит так! — спустя минуту торжественно объявил Валентин. — Вы доказали, что как бандиты никуда не годитесь. Попробуйте сменить род деятельности. Предлагаю, основать новое селение. Прямо здесь. Необходимыми инструментами и материалами я вас обеспечу. Пора остепениться, ребята, обзавестись хозяйством, наложницами и всем прочим, — говорил маг, а за спинами разбойников росла груда досок, брёвен, пил, топоров и другого необходимого для строительства инвентаря. Солнечный Друг поманил к себе пожилого разбойника и вручил ему увесистый мешочек с золотом: — Это вам на первое время. Назначаю тебя старостой. За селение головой отвечаешь.

Он дружелюбно похлопал новоявленного старосту по плечу, подмигнул ему, и мохноногие лошадки затрусили по дороге. Но, прежде чем скрыться с глаз незадачливых разбойников, Солнечный Друг обернулся:

— Счастливо оставаться, ребята! Трудитесь, не ленитесь! Вернусь — проверю! — крикнул он и исчез за поворотом.

Разбойники ошарашено переглянулись, почесали затылки и начали вырубать лес, расчищая место для первого дома деревни, впоследствии получившей название Валентиновка.

Глава 13.

Побег из Гольнура.

Вереника сидела на гладком каменном подоконнике и уныло смотрела на осточертевшую улицу. По обе стороны булыжной мостовой выстроились одинаковые как близнецы-братья участки. Сквозь ажурные кованые решётки заборов виднелись однотипные двухэтажные дома с симпатичными красными крылечками и черепичными крышами. Светло-серые стены с мозаичными вставками в рассветных лучах выглядели радостно и торжественно, но царицу Лирии красота Гольнура только нервировала. Приелись Нике и домики, и улица, и сам оазис. Было бы ещё какое-нибудь занятие, а так приходилось целыми днями бродить по комнатам или сидеть на подоконнике, разглядывая прохожих. Жуть!

Вереника передёрнула плечами, скрестила ноги и стала сосредоточенно ковырять деревянную раму. "Ну, где же ты, Тёма? Сколько ещё мне прозябать вместе с ней?" Девочка чуть повернулась и раздражённо взглянула вглубь дома. С раннего утра Станислава возилась на кухне. По дому расползались головокружительные ароматы блинчиков и печенья, но даже сладкие лакомства не могли улучшить настроения юной волшебницы.

— И почему я оказалась именно с ней? — возмущённо прошептала Ника. — Если уж не с Тёмой, так хоть с Валечкой. Уверена, с ним бы я не скучала! И магии нет...

Вереника отвернулась и уставилась на булыжную мостовую. А ведь как хорошо начиналось их путешествие. Они вырвались из рук похотливых работорговцев, обрели магию. Казалось, наслаждайся жизнью, путешествуй и надейся на встречу с друзьями. Так нет же! Хранительница наотрез отказалась покидать Гольнур. "Дима и Тёма маги. Как только смогут, без труда отыщут нас в любой точке Камии. Так зачем куда-то уезжать?" — заявила она Веренике. Девочка пыталась объяснить, что оказаться в незнакомом мире — здорово. Нике хотелось узнать о Камии побольше, ведь это был не просто мир, а царство её любимого временного мага. Но, услышав о путешествии, Хранительница пришла в такой ужас, что пришлось отступить.

Они купили небольшой домик на окраине Гольнура и стали жить вдвоём. Станислава с головой окунулась в домашнее хозяйство, постоянно готовила и убиралась (хотя, по мнению Вереники, дом и так сиял чистотой), украшала комнаты статуэтками, вазочками, салфетками и прочей ерундой. А ещё облагораживала сад. Впервые увидев Стасю среди цветочков, Ника схватилась за голову:

— Ты рехнулась? Представляешь, как это выглядит со стороны? Сорокалетний мужик на клумбе копается! Да нас соседи сначала засмеют, а потом и дом отнимут! Это Камия, Стася! Здесь мужчины торгуют и убивают!

Хранительница поджала губы и до вечера дулась на девочку, но потом нашла выход. Когда ей хотелось повозиться в саду, она уходила из дома, меняла личину и возвращалась в образе пожилой камийки. Так в их доме появилась служанка — Зейнаб. Стася потирала руки, а Вереника выла от досады: они всё сильнее и сильнее прирастали к Гольнуру...

В доме напротив распахнулось окно. Девочка подняла голову и столкнулась взглядом с молодым подтянутым господином в лёгком домашнем одеянии. Узкое лицо с острым подбородком, орлиным носом и хищными карими глазами, над которыми темнели узкие полоски бровей. "Опасен. Ох, как опасен, — подумала Вереника. — Как же его зовут? Ах, да, Хавза". И, чувствуя, как по коже бегут мурашки, девочка покраснела.

Мужчина присел на подоконник, его тонкие губы дрогнули в улыбке. Вереника понимала, что нужно срочно захлопнуть окно, но отвести взгляд от властного лица не смогла. Вольготно расположившись на широком подоконнике, господин Хавза снял с шеи длинную нить жемчуга и стал неторопливо перебирать гладкие бусинки, нежно поглаживая блестящие матовые бока. Девочку бросило в жар. Она заворожено наблюдала за пальцами соседа, а тот продолжал улыбаться. Неожиданно Хавза поднял руку, качнул в воздухе жемчужной нитью и подмигнул Веренике. Не помня себя, юная волшебница отшатнулась, слетела с подоконника и приземлилась на пятую точку. Мужчина рассмеялся, и его смех привёл девочку в чувство. Она вскочила и, высунувшись из окна, показала соседу язык. Хавза расхохотался пуще прежнего, а Вереника захлопнула створки и прижалась к ним спиной.

— Что ты делаешь, дура! — отругала она себя. — Не хватало ещё, чтобы он явился сюда. Вряд ли Стася способна дать отпор. Царица Лирии в наложниках у какого-то торгаша. Тёма будет в восторге!

Девочка наморщила лоб, обвела взглядом стерильно чистую комнату и вдруг задорно хихикнула. "А с другой стороны, это шанс выбраться из Гольнура!" Приоткрыв окно, Вереника осторожно взглянула на соседа. Хавза по-прежнему сидел на подоконнике и с задумчивой улыбкой рассматривал жемчужины.

— Эко тебя прихватило. Любишь мальчиков, да? — прошептала Ника и открыла створку чуть шире.

Хавза уловил движение в соседском окне. Он сжал драгоценную нить в кулаке, чуть повернул голову и украдкой взглянул на прекрасного наложника, из-за которого вот уже два месяца не находил покоя. Мальчишка подглядывал за ним, и Хавза, опасаясь спугнуть добычу, скользнул за штору и замер, почти не дыша.

Любовное томление соседа развеселило царицу. "Сейчас тебя до глубины души проберёт", — весело подумала она, высунула голову и сделала вид, что осматривается.

Хавза прерывисто вздохнул: длинные, по плечи золотистые локоны и большие голубые глаза заставляли его сердце биться чаще. Прижавшись щекой к прохладной стене, камиец с нежностью смотрел, как мальчишка вновь устраивается на подоконнике.

— Магди... — простонал он, и капельки пота заблестели на высоком лбу.

С каким трудом Хавза выяснил имя соседского наложника — не описать. Вся улица знала господина Килима, замкнутого, молчаливого типа с короткими тёмно-каштановыми волосами и загрубевшим, обветренным лицом, но редко кто встречал его прекрасного наложника. Магди почти не выходил из дома, и Хавза понимал, почему. Ни один ценитель не устоял бы перед его дивной красотой. Хрупкий мальчик-северянин походил на нежный лесной цветок, чудом занесённый в пустыню. Казалось дикостью, что он живёт не в роскошном гареме, а в обычном гольнурском доме.

Магди откинул волосы, обнажив хрупкую белоснежную шею, вытянул стройные ноги и прижался спиной к оконной раме. Тонкая белая одежда облегала стройную фигурку наложника, а то, что было скрыто, распалённый рассудок Хавзы дорисовывал буйными красками.

"Он должен стать моим!" — сгорая от возбуждения, думал камиец, не замечая, как пальцы комкают дорогой шёлк занавесок. Все помыслы и чаяния Хавзы были устремлены на златокудрого красавца.

А Магди задумчиво смотрел на бледно-голубое небо, и в больших, широко распахнутых глазах стояла такая печаль, что Хавзе захотелось удавиться. "Он страдает! Наверняка этот злобный Килим делает его жизнь невыносимой!" — подумал камиец, начиная закипать от гнева. Тут мальчик поднял руку, медленно провёл пальцами по чувственным коралловым губам, и Хавза понял, что больше не в силах ждать. Отшвырнув нитку жемчуга, он развернулся и прорычал:

— Шахар! Бакур! Немедленно оденьте меня!

Рабы закружили вокруг господина, облачая его в длинный халат из золотой парчи и серебристые узкие шаровары. Одевшись, Хавза бросился в подвал, где хранилось его золото. Дрожащими руками он набил четыре увесистых кошелька золотыми баарами, привязал их к поясу и поспешил в дом Килима.

Вереника не поверила своим глазам, когда увидела, как из дома напротив выскакивает сосед и вихрем несётся через улицу.

— Кажется, я перестаралась, — пробормотала она, спрыгнула с подоконника и бросилась на кухню, чтобы предупредить Станиславу, но не успела.

Раздался громкий стук в дверь и недовольный голос Хранительницы:

— Сейчас! Где это мальчишка запропастился? Не дело хозяину самому дверь открывать!

— Вот непруха!

Вереника остановилась, повертела головой и юркнула за фалиярский ковёр, приобретённый Стасей неделю назад. За толстым ковром было душно, но уйти сейчас, когда авантюра достигла апогея, девочка не могла. Минутой позже в комнату вошли Хавза и Станислава.

— Присаживайтесь, уважаемый, — густым баском предложила Хранительница, и камиец опустился на широкую низкую тахту.

— У меня к Вам дело, господин Килим.

— Слушаю Вас, господин Хавза.

Станислава присела на пушистый мягкий пуфик и вопросительно уставилась на соседа. Она не понимала, каким ветром его занесло в их тихое мирное гнёздышко. Камиец нервно откашлялся, пошарил глазами по комнате, надеясь отыскать предмет своих желаний, но мальчишки нигде не было. Прерывисто вздохнув, Хавза сложил руки на животе и посмотрел на Килима.

— Я хочу купить Вашего наложника.

— Кого?— растерялась Хранительница. Она только что закончила печь блины и печенье, а матримониальные планы соседа плохо сочетались с опарой и песочным тестом.

— Магди.

Станислава едва не задохнулась от возмущения.

— Это невозможно! — воскликнула она и вскочила. — Он не наложник, а мой брат!

— Замечательно! — Хавза засветился от счастья, вскочил с тахты и, бурно жестикулируя, воскликнул: — Это значительно упрощает ситуацию! Я готов взять Вашего брата любимым наложником! Сделку оформит мой поверенный. Не волнуйтесь, за ценой я не постою! Я один из самых уважаемых и порядочных купцов в оазисе, и...

— Нет!

Слова Килима прозвучали, как пощёчина. Хавза на мгновение застыл, переваривая категоричный отказ, а потом глаза его мстительно сузились.

— Так не пойдёт, уважаемый, — прошипел он. — Простого "нет" для меня маловато. Извольте объясниться.

— И не подумаю!

— Ваш брат предназначен кому-то другому?

— Не Ваше дело!

— Моё! — завопил камиец и шагнул к Килиму, сжав кулаки.

Вереника зажмурилась. "Сейчас начнётся!" — подумала она, однако драки не случилось. Голос Хранительницы вдруг стал подозрительно беззлобным и уступчивым.

— Не горячитесь, уважаемый Хавза, — сказала она и миролюбиво добавила: — Вполне возможно, нам удастся договориться. Присаживайтесь.

"Что ещё за дела?" — опешила Вереника. Осторожно протиснувшись к краю ковра, она выглянула наружу и с удивлением обнаружила, что камиец вновь уселся на тахту, а Стася на пуфик.

— Мне тоже не хочется ссориться, уважаемый Килим, — сухо произнёс Хавза. — Я надеюсь стать Вашим родственником, а родственникам нужно держаться друг друга.

— Согласен, — отозвалась Хранительница и, тяжело вздохнув, добавила: — Видите ли, господин Хавза, брат — единственное, что досталось мне от отца. Я ращу Магди с пяти лет и, хотя ему уже двенадцать, всё ещё продолжаю считать его ребёнком. Но Ваш визит натолкнул меня на мысль, что мои воззрения ложны. Мальчик вполне взрослый и пора подумать о его дальнейшеё судьбе. Думаю...

— Пять тысяч бааров! — прервал излияния соседа Хавза.

— Магди красивый мальчик, и украсит собой любой дом. К тому же, он очень сговорчивый и покорный.

— Шесть тысяч!

— И ласковый, как котёнок.

— Семь!

— Но, господин Хавза, неужели Вы считаете эту сумму достойной ценой за моего очаровательного брата? Магди, проказник, иди сюда! — крикнула Станислава и обернулась.

Вереника тихо выругалась, выбралась из-за ковра и с опаской приблизилась к Хранительнице.

— Посмотрите сами, господин Хавза. Разве он не чудо?

Глаза камийца жадно шарили по телу мальчишки. Он был бы рад состроить невозмутимое лицо и вступить в торг, как положено, но похоть затмевала здравый смысл.

— Сколько же Вы хотите, Килим? — выдохнул он, с трудом подавляя желание прижать мальчишку к груди.

— Двадцать тысяч!

— Согласен!

Хранительница изумлённо захлопала глазами:

— Согласны?

— Да! — Хавза сделал над собой усилие и встал: — Я немедленно пошлю за поверенным. Хочу, чтобы сделка была скреплена сегодня!

Камиец шагнул к мальчишке, протянул руку, собираясь погладить его по щеке, но в последний момент ладонь замерла в сантиметре от кожи Магди.

— Мой малыш... — страстно выдохнул Хавза и, забыв о приличиях, ринулся к дверям.

Вереника проводила камийца мрачным взглядом и ехидно посмотрела на Хранительницу:

— Великолепно! Я настолько надоела тебе?

— Не говори глупости! — Станислава вспорхнула с пуфика и с сожалением оглядела комнату: — Мы уезжаем. Нужно только собрать вещи.

— Зачем? Ты же маг, наколдуешь, если что.

— Но у меня есть несколько дорогих вещиц... — начала было Хранительница, однако девочка осталась непреклонной:

— Они тебе не нужны! Сохрани в голове их образы — и все дела!

Станиславе это не понравилось, но, как ни крути, Вереника была права: не бегать же по пустыне с фарфоровыми статуэтками и толстым фалиярским ковром.

— Возьму хотя бы блинчики и печенье! — раздражённо бросила Стася и побежала на кухню.

У Вереники под ногами горела земля, а в голове роились планы камийского путешествия. Она с нетерпением взглянула на дверь кухни и удручённо вздохнула:

— Вечно Стаська нас задерживает. И как только ухитрилась магом народиться?

Девочка прошла в прихожую, накинула на плечи тонкий шерстяной плащ и стала ждать подругу, обдумывая, как объяснить ей, что представляет собой заклинание невидимости.

Хранительница вернулась с маленьким аккуратным узелком. Вереника скептически покосилась на него, но ничего не сказала. "Вступать в перепалку, только время терять", — решила она и распахнула дверь. Станислава на мгновение замерла на пороге, прощаясь с уютной, любовно обставленной прихожей, и с тяжёлым сердцем шагнула на залитую солнцем улицу. День был в разгаре, и гольнурцы ушли за покупками. Лишь несколько мальчишек носились по булыжной мостовой с деревянными саблями в руках.

— Я камийская мечта! — кричали они, взмахивали игрушечным оружием, и воздух оглашался частым глухим стуком.

Стася и Вереника прошли мимо сражающихся мальчишек, свернули за угол и оказались в тупике. Окна домов сюда не выходили, и Хранительница могла безопасно использовать магию. Она наколдовала мышастых харшидских коней, бурдюки с водой, несколько увесистых кошельков с баарами, и, забравшись в сёдла, женщины поскакали к городским воротам.

Утренние караваны уже покинули Гольнур, а вечерние ещё только собирались в дорогу, и всадники подъехали к воротам в одиночестве. Взглянув на мужчину и подростка, начальник караула покачал головой:

— Опасно нынче ездить по Харшиду одним. Дождитесь каравана. Я слышал, через три часа в Элджу отправляется господин Джериф.

— Спасибо, конечно, но нам в другую сторону, — вежливо ответила Станислава, бросила офицеру золотой баар и направила коня в пустыню.

Вереника следовала за подругой, напряжённо размышляя о том, что делать дальше. В идеале ей хотелось осмотреть всю Камию, но нужно было с чего-то начать. "Вот я дура! Забыла про карту!" Девочка обернулась — стражники с недоумением смотрели им вслед.

— Возвращаться — плохая примета, — хмыкнула царица, пришпорила коня и поравнялась со Станиславой. Она дождалась, пока желтоватые стены скроются за горизонтом, а потом спросила: — Куда едем?

— Подальше отсюда. — Хранительница вздохнула, перебирая в уме детали интерьера покинутого дома. Особенно жаль было фалиярский ковёр, но Стася утешала себя тем, что в следующем доме, как и предлагала Ника, постарается воссоздать это чудо ткацкого искусства.

— Так не пойдёт! — заявила Вереника и натянула поводья. — Мы не можем ехать в неизвестность.

— И что ты предлагаешь?

Девочка хитро посмотрела на подругу:

— Маленькое, но действенное заклинание! Ты притянешь к нам карту, и мы узнаем дорогу.

— Что, значит, притянешь?

Вереника наклонилась к Стасе и заговорщицки подмигнула:

— Представь постоялый двор, караван, собирающийся в дорогу. Быки, лошади, рабы. Представила?

Хранительница прикрыла глаза и постаралась воссоздать описанную картину. Получилось на удивление легко. Постоялый двор оказался большим и не слишком чистым. Под ногами у рабов, снующих между фургонами, валялись объедки и навоз. Стася поморщилась, а девочка, поняв, что уловка сработала, продолжила:

— А теперь отыщи хозяина каравана.

— Как?

— Ищи! — настойчиво повторила Вереника, и Станислава огляделась.

У дверей дома стоял высокий полноватый мужчина в лиловом халате и белых шароварах. Он держал в руке развязанный кожаный мешочек и перебирал монеты, хмуро сдвигая и раздвигая брови.

— Есть!

— Отлично. Теперь найди карту.

Станислава кивнула, внимательно осмотрела караванщика и заметила у него на поясе тонкий деревянный футляр.

— Надеюсь, это она.

— Ну, давай же, тащи!

Стася мысленно протянула руку, сдёрнула с расшитого медными бляшками пояса футляр, и караванщик выронил мешочек с баарами.

— Магия! — взвизгнул он и завертелся на месте, словно на него напал рой ос.

— Получилось!

Вереника выхватила у подруги футляр, вытащила матерчатую карту и склонилась над ней, отыскивая Гольнур, а Хранительница всё смотрела на мечущегося по крыльцу камийца, медленно осознавая, что стала воровкой.

— Что ты наделала, Ника! — закричала она и распахнула полные ужаса глаза. — Карту можно было купить, а так... так...

— Возвращаться в Гольнур, рискуя натолкнуться на Хавзу? Увольте! — отмахнулась Вереника и сунула карту под нос Хранительнице: — Лучше посмотри. Гольнур на самой окраине Харшида. Давай поедем в Сунит. — Девочка подняла голову, посмотрела на солнце и, что-то прикинув в уме, указала направо: — Туда!

Станислава безразлично пожала плечами:

— В Сунит, так в Сунит. Но, в следующий раз, не заставляй меня воровать!

— Щепетильность оставь для Лайфгарма! Мы выживаем, Стася, а в этой игре правил нет!

Вереника свернула карту, убрала её в футляр и пришпорила коня. Хранительница оторопело смотрела ей вслед: "С кем я связалась? И эта беспринципная особа царица? Бедная Лирия! И бедная я". Женщина вздохнула и поехала следом за подругой.

Четыре дня в пустыне стали самыми тягостными в жизни Хранительницы. Вездесущее солнце, бесконечный песок и постоянная, изводящая душу жажда. Девушка смотрела на Веренику и поражалась её беспечности и неуместному веселью. "Как можно радоваться, когда сохнет кожа и волосы превращаются в паклю? — возмущённо думала она. — Скоро я буду похожа на сморщенную обезьяну!" На привалах Станислава старательно расчёсывала каждую прядку, заплетала её в косичку и убирала под шляпу, а затем покрывала кожу жирным слоем крема, стараясь не думать, каким образом он позаимствован из очередной лавки.

На самом деле, хитрый приём Вереники понравился Хранительнице: не нужно было ничего выдумывать, создавать, а только мысленно представить примерное местоположение нужной вещи, и она немедленно появлялась перед глазами. И Хранительница раз за разом "навещала" Гольнур, мысленно извиняясь перед его жителями. Да и подруге её шалости вроде нравились. Когда на привале Стася наколдовала шатёр и устлала пол любимым фалиярским ковром, Ника хохотала, как ненормальная, и успокоилась лишь тогда, когда перед ней появился обед.

В общем, если б не иссушающая кожу жара, путешествие по пустыне можно было считать вполне благополучным. А уж когда на смену однообразному и скучному песчаному морю пришли трава и кустарники, Хранительница воспарила духом. Теперь, когда кожу ласкал игривый лёгкий ветерок, а белое солнца милостиво умерило пыл, поездка стала доставлять Стасе настоящее удовольствие. Она смотрела вперёд, на виднеющиеся вдалеке группки деревьев, и прикидывала в уме, как лучше обустроить новый дом. Хранительница не сомневалась, что они поселятся в первом же встреченном на пути городке, и будут, как и планировали, ждать вестей от Димы и Тёмы.

Вереника догадывалась, о чём грезит подруга, однако в её планы длительные остановки не входили. "Да я всех мужиков в округе соблазню, но дома ты, Стаська, не построишь! — думала она и беззаботно улыбалась Хранительнице. — И как только Дима тебя выносит? С тобой же от тоски помереть можно! Какая из тебя королева? Одни плюшки да сушки на уме! И думать не любишь. Плывёшь по течению как дохлая рыба!" Но высказать обидные мысли вслух Ника не спешила: у Хранительницы было очевидное преимущество — магия. "Худой мир лучше доброй ссоры", — рассудила царица Лирии, и уже через несколько минут оживлённо беседовала со Стасей.

Местность тем временем менялась на глазах. Не прошло и часа, а женщины уже ехали по редкому лиственному лесу. Под ногами коней мягко стелилась густая пахучая трава. Над пышными кронами суетливо носились мелкие юркие птички. Воздух источал свежесть и прохладу. У лесного ручья путешественницы устроили привал и с удовольствием вымылись, а потом, сидя голышом на берегу, с наслаждением ели сотворённые Хранительницей пирожные и пили обжигающе холодный вишнёвый морс.

— Хорошо, что здесь нет людей, — заметила Станислава.

Идиллия рухнула: Вереника с ужасом поняла, что далее последует предложение поселиться в этом лесу, и поспешно вскочила:

— Нужно ехать!

— А куда нам спешить?

— В город. Вдруг мы узнаем что-нибудь о Диме и Тёме?

Хранительница кивнула, но вставать не спешила. Она тщательно причесалась, придирчиво осмотрела тело и только после этого поднялась на ноги. Вереника к тому времени уже успела одеться и запихнуть плащи в сумки. Взобравшись на коня, девочка исподлобья наблюдала, как неспешно одевается подруга. "Не пойму я её. Ведёт себя так, словно брата видеть не хочет. Странно..."

Наконец Станислава привела себя в порядок, подошла к коню и со вздохом залезла в седло. Вереника отвернулась. Ни слова не говоря, она тронула поводья и направила коня вглубь леса. Мрачные мысли не давали покоя: "Что-то не так. Неужели она не любит Диму? Но как можно его не любить? Он такой... такой... Он лучший! Если б не Тёма, я сама бы в него влюбилась!" Девочка удручённо качнула головой, покосилась на подругу и тихо сказала:

— Когда я найду Тёму, мы сразу же поженимся.

— Ты ещё маловата для брака, — усмехнулась Хранительница, но Вереника упрямо повторила:

— Поженимся! По камийским законам, я уже взрослая.

— Ты не камийка.

— Значит, я ею стану! — Девочка сощурилась и ехидно поинтересовалась: — А ты выйдешь за Диму?

— Конечно, мы любим друг друга.

— Тогда мы справим свадьбы в один день!

Стася недовольно повела бровями:

— Не получится. Я не хочу выходить замуж в Камии.

— Почему? Разве место так уж важно? По-моему, главное, за кого выходить.

— Я слишком много сил затратила на приготовления к свадьбе. — Хранительница сокрушённо вздохнула и добавила: — В Керонском замке меня ждёт головокружительное платье и фата, сшитая...

— Понятно.

— Что тебе понятно? — возмутилась Стася и стиснула пальцами повод. — Я целый год ждала его, не зная, увижу ли вновь! Я сходила с ума при мысли, что навсегда останусь в Лайфгарме одна!

— Замолчи!

— Как ты смеешь...

— Да замолчи же! — рявкнула Вереника и обернулась: к ним приближались шестеро вооружённых всадников.

Сгорая от раздражения, Хранительница повернулась.

— Что там ещё!.. — И тут же жалобно всхлипнула: — Опять?

— Ты маг, так что боятся нечего!

— Ага...

Девочка приподнялась в седле, вгляделась в лица всадников и прошипела:

— Вот чёрт! Принесла нелёгкая.

— Магди! — зазвенел над лесом восторженный голос Хавзы.

"Хотела же рассказать Стаське о заклинании невидимости", — с досадой подумала Вереника и толкнула подругу в бок:

— Сражайся!

— Что?

— Дима учил тебя боевой магии!

— Убить человека? — всполошилась Хранительница. — Ты с ума сошла, Ника!

— Поздно, — буркнул Вереника и посмотрела на сияющего гольнурца.

Хавза остановил коня рядом с юношей своей мечты и затуманенным взором скользнул по его лицу:

— Я нашёл тебя, Магди!

— Да уж... — протянула Вереника, а Стася взглянула на хищные лица наёмников, застывших за спиной купца, и поёжилась.

Молчание старшего брата Хавза расценил, как трусость, и тотчас почувствовал себя уверенно. Заграбастав руку мальчишки, он пронзительно взглянул ему в глаза:

— Ты — мой!

Сделав круглые глаза, Вереника посмотрела на подругу, но поддержки не нашла. Хранительница оторопело открывала и закрывала рот. "Нашла время теряться!" — разозлилась юная волшебница и крикнула:

— Килим!

Стася пустыми глазами скользнула по лицу Вереники, и девочка поняла, что погибла. "Без магии мне с ним не справится! И на кой чёрт я его кадрить начала?" Она взглянула в томные глаза гольнурцы, сглотнула слюну и попыталась хоть как-то исправить положение:

— Понимаете, господин Хавза, дело в том, что мой брат утаил от Вас важную информацию.

— В самом деле? — чарующе улыбнулся гольнурец и поцеловал руку мальчишки.

Вереника усилием воли сохранила на лице скромную мину. Собравшись с духом, она посмотрела на разомлевшего мужчину и сказала:

— Я не свободен, господин Хавза.

Лёгкая тень омрачила лицо влюблённого гольнурца, но тут же исчезла:

— Это в прошлом, Магди. Отныне и навсегда, ты принадлежишь мне!

Лихорадочно соображая, чтобы ещё придумать, Вереника покорно сносила лобзание рук. В эту минуту она ненавидела Камию с её дурацкими порядками и нравами, из-за которых попала, как кур во щи.

— Я продан султану Сунита! — выпалила она, но только подлила масла в огонь.

Карие глаза Хавзы загорелись алчным огнём.

— Баранши перебьётся! — заявил он, рывком выдернул мальчишку из седла и усадил перед собой. Руки гольнурца обвили тонкую талию, губы коснулись атласной шеи, и Вереника истошно заорала.

От душераздирающего крика подруги Хранительница опомнилась. Рывком схватившись за Ключ, она с ненавистью зыркнула на наёмников, и над лесом пророкотал свирепый раскат грома. Лошади харшидцев дико заржали и заметались между деревьями. С трудом удерживая повод, Хавза прижимал к себе орущего мальчишку и непонимающе вертел головой. Бледно-голубое небо прорезали огненные молнии. Расклеенными стрелами они врезались в наёмников, и пять обугленных трупов упали на траву. Мышастые кони, оставшись без седоков, умчались прочь, а Станислава вжала голову в плечи и прошептала:

— Я убила людей. Я убила...

Волна магии схлынула, и гольнурец сумел успокоить коня.

— Молчи! — прорычал он, отвесил мальчишке подзатыльник и посмотрел на Килима.

Странный сосед, оказавший магом, плакал и что-то бессвязно бормотал. "Опомнится — мне не жить! — со страхом подумал Хавза, но расстаться с Магди не пожелал. — Будь, что будет!" — решил он и вонзил шпоры в бока коня.

— Стася! — завопила Вереника и вцепилась ногтями в руку гольнурца, но Хранительница ничего не слышала: она рыдала над убиенными наёмниками и кляла свой дар, из-за которого оборвались людские жизни.

Обессилев от слёз, Станислава сползла с коня и уткнулась лицом в нежную душистую траву.

— Ненавижу, — прерывисто шептала женщина, с корнем выдирая клоки травы. — Ненавижу магию. Она зло. И я порождение зла! Как же мне жить с этим? Господи, вырви эту гниль из моего тела. Я хочу стать обычным человеком! Я хочу семью и детей! Верни меня на Землю, Господи! Мне страшно жить среди этих людей! Они сделали меня убийцей! Ненавижу!

Хранительницу охватила безудержная ярость, и она зарычала, как бешеная медведица. Мышастый конь испуганно заржал и шарахнулся в сторону от полоумной хозяйки. Стася каталась по земле, стонала и выла, захлёбываясь слезами.

— Почему я влюбилась в него? Зачем пошла за ним в Лайфгарм? Он же хотел, чтобы я оставалась на Земле! Почему я не послушалась? Нельзя было позволять ему вырваться от Олефира! Нельзя! Свобода не для таких, как он! Он всё испортил, разрушил, втоптал меня в грязь! Он сделал меня своей любовницей! Я падшая женщина! Я буду гореть в аду! Но кто я против Смерти? Песчинка! Он никогда не отпустит меня...

Хранительница легла на спину, раскинув руки, и уставилась в небо. Щёки горели, слёзы застилали глаза. Девушка тихо вздрагивала и всхлипывала, однако истерика отступала, и мысли понемногу прояснялись. "Пока его нет рядом, я могу жить так, как хочу", — вяло подумала Стася. Она не сомневалась, что рано или поздно Дмитрий отыщет её и заберёт в Керонский замок, где в дубовом шкафу висело подвенечное платье. И будет свадьба. А потом всю жизнь ей придётся ложиться в постель с братом. На секунду тело Хранительницы охватил жар: Смерть был великолепным любовником, изобретательным и неутомимым. "Но секс в браке не главное, — тут же одёрнула себя Станислава, — а всего остального Дима мне дать не может. Ему безразличны мои старания. Ему наплевать и на мой кулинарный талант, и на домашний уют! Как с ним тяжело..."

Хранительница вздохнула, села и потёрла ноющие виски. Стараясь не смотреть на трупы, она поднялась на ноги, подошла к коню и вдруг сообразила, что Вереника пропала.

— Артём меня убьёт! — испуганно вскрикнула Стася, повертела головой и закрыла глаза. — Ну, где же ты, где?

Женщина распахнула сознание и попыталась дотянуться до Вереники. Обшарив окрестности, она обнаружила одинокого всадника, который стремительно нёсся к Харшидской пустыне. Хранительница молниеносно догнала камийца и, вспомнив, как таскала вещи и снадобья из гольнурских лавок, сосредоточилась и выдернула Хавзу вместе с Никой из седла. Конь побежал дальше, а "добыча" плюхнулись на траву перед Станиславой.

— Спасибо! — воскликнула девочка и проворно отползла от похитителя.

А бедный Хавза остался лежать на земле, ошарашено хлопая глазами: "Сопротивляться бессмысленно. Против мага меч и кулаки, что комариный писк".

Стася помогла Веренике подняться, взглянула на ошарашенного камийца и нахмурилась:

— И зачем припёрся? Сидел бы в своём Гольнуре. Ну, что мне теперь с тобой делать?

— Да пусть катится, — отмахнулась девочка.

— Чтобы он трепал языком направо и налево? Да за нами потом вся Камия гоняться будет. А я хочу покоя!

Хранительница покосилась на мёртвых наёмников и скривилась от отвращения. Припомнив боевое заклинание, что так старательно вдалбливал ей Дмитрий, Стася вытянула руки, сконцентрировалась, и из её пальцев вырвались струи пламени. До предела раскрыв глаза, камиец проследил, как магический огонь охватывает тела, превращает их в пепел, и нервно сглотнул. А Станислава, убедившись, что от наёмников ничего не осталось, опустила руки и посмотрела на Веренику:

— Мы останемся здесь!

— В лесу?

— Да!

— А как же Дима и Тёма?

— Найдут! — категорично отрезала Стася и вцепилась в Ключ.

Вереника промолчала: слишком холодным и злым был взгляд Хранительницы. Она с сожалением наблюдала, как растворяются в воздухе мышастые кони, как раздвигаются деревья, образуя большую поляну, и как из земли вырастает огромный двухэтажный дом с широким крыльцом, арочными окнами и застеклённой верандой. "Нашла себе занятие, — мрачно подумала Вереника. — А мне что делать? Цветочки разводить?" Ника подошла к Хранительнице и осторожно коснулась её плеча:

— Может, всё-таки поедем дальше?

— Нет! Хватит с меня приключений! Хочу быть собой!

С этими словами Станислава сорвала личины с себя и подруги. Камиец вытаращился на волосы Хранительницы, облизал вмиг пересохшие губы и затравленно пролепетал:

— Рыжая Бестия...

Станислава резко повернулась и впилась взглядом в лицо гольнурца:

— Ты тоже остаёшься с нами, Хавза! Вставай и иди в дом!

Камиец покорно поднялся и на негнущихся ногах поплёлся к дому. Вереника с жалостью посмотрела ему вслед, перевела глаза на Хранительницу и осуждающе покачала головой:

— Зачем ты так? Он ни в чём не виноват.

— Он виноват уже в том, что мне придётся терпеть его присутствие! И я не собираюсь делать вид, что его общество мне приятно!

— Ясно, — пробормотала Вереника, поджала губы и направилась к дому.

Станислава раздражённо смотрела ей вслед: "Может, в Лайфгарме ты и царица, но здесь — обычная девчонка! И я научу тебя хорошим манерам! Так и знай!"

Глава 14.

Наместница Смерти.

— Спасибо, Жеврон. Вы потрудились на славу. — Розалия ободряюще улыбнулась инмарскому маршалу и обратилась к хмурому молодому человеку в свободных домотканых штанах, льняной рубашке и кожаной жилетке: — Перенеси господина Жеврона, куда он скажет, Парамон, и всё время оставайся рядом. Восстания в Литте и Заре должны начаться одновременно. А мысли о том, кто лучше — маги или воины — оставь до мирных времён. Сейчас вы союзники, понятно?

— Да, мадам Розалия, — нехотя ответил маг и повернулся к Жеврону: — Идёмте, господин маршал.

Инмарец и лириец исчезли, а Витус, сняв заклинание невидимости, уселся на стул перед землянкой.

— Парамон один из лучших выпускников УЛИТа, и, невзирая на свои убеждения, сделает всё, что от него требуется, — уверенно сказал он, взглянув в озабоченное лицо Розалии. — Тем более что с недавнего времени, он Корнея терпеть не может. Наш похотливый учитель пытался совратить его невесту, фрейлину Ладу, и юноша не выдержал: он в прямом смысле вырвал девушку из рук царя и спрятал в доме своей матери. Корней рвал и метал, однако найти Ладу не смог: Парамон умеет заметать следы, как никто.

— Это очень интересная и поучительная история, Витус, — с сарказмом произнесла Розалия, и гном, недовольно хмыкнув, достал из кармана трубку и кисет. — Да только мне слабо верится, что ты забыл, как мы вместе наблюдали за его виртуозными перемещениями. Именно за эти таланты мы и взяли юного Парамона на службу. Так что, мой дорогой, приступай сразу к делу, а не ходи вокруг да около. Какие у нас проблемы?

Витус закончил набивать трубку, затем раскурил её и, выпустив сизый клуб дыма, сказал:

— Я волнуюсь за тебя, Роза. Разговор с миром не так безопасен, как тебе кажется. Отправляясь к Источнику, ты рискуешь жизнью!

— Почему ты говоришь, что опасность угрожает только мне? Разве ты не пойдёшь со мной? — хитро прищурилась наместница, и гном вздохнул:

— Конечно я буду рядом, Роза. Но я не уверен, что смогу защитить тебя, если мир разозлиться и решит покончить с дерзкой землянкой.

— Сделай-ка мне своего фирменного чаю, Витус, — внезапно попросила Розалия, и перед ней тотчас появилась тонкая фарфоровая чашка. Глотнув горячего душистого напитка, землянка блаженно зажмурилась и произнесла: — Лайфгарм любопытен, как ребёнок. Уверена, он захочет посмотреть, чем закончится моя авантюра. И поэтому мне ничего не грозит.

Розалия улыбнулась гному, не торопясь допила чай и поднялась из-за стола:

— Идём!

— Куда? — опешил Витус.

— В гости к миру, конечно.

— На ночь глядя?

— Переворот начнётся завтра на рассвете, так что, дальше тянуть некуда. Пора сообщить Лайфгарму о моих планах.

Гном укоризненно покачал головой, выбил трубку в глубокую бронзовую пепельницу и поднялся:

— Держись поближе ко мне, Роза, и, прошу, постарайся не злить мир специально.

— Хорошо, — серьёзно кивнула наместница, обошла стол, взяла Витуса за руку и шепнула: — Волков бояться — в лес не ходить. Всё будет хорошо, дорогой!

Витус неуверенно кивнул, и кабинет наместницы опустел.

Затерянный в водах Южного моря остров встретил землянку и гнома гробовой тишиной. Когда же они подошли к Источнику, рубиновая чаша засветилась, и волшебная вода запузырилась и вспенилась, как шампанское. Витус сжал руку Розалии, готовясь в любой момент уйти из Лайфгарма, но вода успокоились, превратившись в зеркальную гладь, а потом взметнулась ввысь тысячами тонких струй.

— Здравствуй, Лайфгарм, — вежливо произнесла Розалия, и в её голове сейчас же раздался ехидный голос мира:

"Наше Вам с кисточкой, мадам. Решили развлечь меня напоследок?"

— А ты умирать собрался?

"Грубиянка! Вот передумаю смотреть твою буффонаду и вышвырну на Землю, как персидскую княжну!"

— Значит, ты согласен, на перемену власти?

"Конечно, — хихикнул мир. — Во-первых, я разочаровался в своих высших магов — таких глупцов я не видел с начала времён! А во-вторых, ты очень перспективный игрок, землянка — никак не ожидал, что лишённая магии особа может быть такой сильной!"

— Спасибо, за комплимент, Лайфгарм, и пока!

Землянка чуть сжала руку гнома, и они оказались в покоях наместницы.

— Ты очаровала мир, Роза. Он был удивительно покладист. Интересно, какие планы строит Лайфгарм на твой счёт?

— Думаю, больше всего его интересует, как я буду разбираться с Димой.

— Возможно, — согласился гном. Глаза его лукаво блеснули, и он решительно шагнул к Розалии. — Теперь, когда ты разобралась с миром, у тебя, наконец, найдётся время для меня?

— До утра я совершенно свободна, — улыбнулась землянка и ласково погладила Витуса по щеке.

Тонкая ночная рубашка приятно холодила тело, ночной колпак грел макушку, а пушистые шерстяные носки — пятки. Корней давно проснулся, но вставать не хотелось, и он нежился в мягкой постели, с ленивым удовлетворением разглядывая бывшую спальню Геласия и Павлины. От нечего делать, маг поменял цвет тёмно-розовых гардин на красный, потом на фиалковый, потом на сине-зелёный...

Важный дизайнерский эксперимент был грубо прерван министром внутренних дел, который без стука ворвался в спальню и с порога заорал:

— Ваше величество, вставайте! В Лирии восстание! Дворец блокирован, а ещё во всех крупных городах...

— Молчать! — Корней подскочил, и фланелевый колпак слетел с макушки. — Как ты смеешь беспокоить меня в такую рань? Не мог дождаться утренней аудиенции?

— Но, Ваше величество, на дворцовой площади собрались горожане, в основном, маги, они требуют Вашего отречения и избрания нового наместника.

— В самом деле?

Царь ухмыльнулся, откинул одеяло и едва уловимым движением руки облачился в царские одежды: брюки из тонкого льна, травянистого цвета рубашку с воротником стойкой и коричневую кожаную жилетку с тиснёным узором. Он притопнул мягкими замшевыми сапогами, поправил золотой венец — корону Лирии, придирчиво оглядел себя в огромном напольном зеркале и перевёл глаза на нетерпеливо топчущегося у дверей министра:

— Лирийцы всегда казались мне туповатым и недальновидным народом. И сегодняшние события подтверждают мои догадки. Это ж надо было додуматься! Взбунтоваться против ставленника мира. На что они надеются, Нил?

— Не знаю, — буркнул министр и распахнул двери перед царём.

Корней с важным видом переступил порог, и Нил зло посмотрел ему в спину: мнение высшего мага о лирийцах обидело его до глубины души: "Зачем нам царь, который собственный народ не уважает?" — раздражённо подумал он, скрывая крамольные мысли щитом.

Однако Корней ничего не заметил, да и не хотел замечать: о чём думают мелкие сошки, вроде Нила, его не интересовало. Высший маг считал, что раз мир даровал ему Лирию, то он может делать с этой страной всё, что угодно, и, воцарившись в Литтийском дворце, он попытался изменить лирийский уклад жизни по своему усмотрению. Но ничего хорошего из этого не вышло, да и утомительно было целыми днями проводить совещания, составлять указы и распоряжения, мотаться по стране с проверками. И Корней, махнув рукой на реформы, а, заодно и обязанности правителя, на всю катушку стал наслаждаться царскими правами и привилегиями. Вот и сейчас он шёл по Лирийскому дворцу, вяло поглядывал по сторонам и размышлял о праздничном меню — маг был уверен, что стоит ему выйти к лирийцам и приказать разойтись, они тут же послушаются его. Но вместо балкона, выходящего на площадь, ноги принесли мага в зал для аудиенций. По обе стороны малахитовой ковровой дорожки, несмотря на ранний час, стояли придворные и министры. Корней пробежал взглядом по их бледным лицам, презрительно скривился и уселся в мягкое кресло с высокой спинкой и широкими подлокотниками.

— С беспорядками в городе будет вот-вот покончено, господа, — безапелляционно заявил он и посмотрел на маршала Крейна: — Сейчас я прикажу лирийцам разойтись, и пусть солдаты проследят за точным выполнением моего приказа. Если найдутся непонятливые, хватайте и тащите в тюрьму! Посидят месячишко на голодном пайке — одумаются.

Не сказав ни слова, маршал поклонился и растворился в воздухе, а Корней зевнул, кисло посмотрел на подданных и повернулся к Нилу:

— Пойдёшь со мной!

— Как угодно Вашему величеству, — склонил голову министр: с каждой минутой царь раздражал его всё больше, и он от всей души пожелал мятежникам удачи.

Внезапно двери распахнулись, и по ковровой дорожке стрелой пронёсся гвардеец. Остановившись перед креслом царя, он перевёл дыхание и доложил:

— Лидеры восставших требуют аудиенции, Ваше величество!

Едва он произнёс эти слова, из коридора послышались шум и крики, двери слетели с петель, и в зал ворвались пятеро лирийцев. Корней криво ухмыльнулся: главари мятежников уступали ему в силе.

— Что у вас за проблемы, господа? — вальяжно развалившись в кресле, спросил высший маг и улыбнулся так, как обычно улыбался не в меру расшалившимся ученикам старших классов УЛИТа.

Однако улыбка, прекрасно успокаивавшая магов-подростков, не произвела впечатления на мятежников. Вперёд выступил Пафнутий, известный на весь Лайфгарм торговец магическими артефактами:

— Я говорю от лица лирийцев, собравшихся на площадях и улицах городов и сёл. Мы требуем Вашего немедленного отречения, господин маг. Если Вы добровольно откажетесь от лирийского венца, мы позволим Вам вернуться в УЛИТ и продолжить обучение магов, если нет, мы будем вынуждены арестовать Вас и заключить в тюрьму. Выбор за Вами, господин маг.

— Да как ты смеешь, несчастный купчишка, выдвигать мне, царю Лирии и высшему магу Лайфгарма, какие-то требования?! — возмутился Корней. — Стоит мне пошевелить мизинцем, твой наглый язык отсохнет! Крейн! Арестуй этого завравшегося купчишку, и остальных тоже!

Возле кресла царя тотчас же появился маршал:

— К Вашему сожалению, я не могу арестовать господина Пафнутия, поскольку, поддерживаю его требования, и скорее арестую Вас, господин высший маг.

Корней побагровел, как свёкла, и вскочил:

— Вы все арестованы за измену! Стража! Взять их!

В зал вбежали гвардейцы, но Крейн поднял руку, и они замерли у дверей.

— Спрашиваю последний раз, господин маг. Вы готовы вернуться в УЛИТ?

— Нет! — отрезал Корней, и губы его зашевелились.

Маг-учитель решился наконец использовать боевые заклинания и испепелить наглых бунтовщиков, но не успел: Пафнутий выбросил руку вперёд, и к нему метнулась белая змейка. Она обвилась вокруг шеи высшего мага и замерла, превратившись в матовый белый ошейник.

— Ларнит? — Корней рухнул в кресло и простонал: — Да пропади пропадом этот проклятый мир-предатель! И я вместе с ним!

— Отведите его в тюрьму, — скомандовал Крейн.

Гвардейцы подбежали к низложенному царю Лирии, подхватили под руки и потащили вон из зала. Придворные и министры проводили Корнея злорадными взглядами и, облегчённо выдохнув, посмотрели на маршала Крейна.

— Я возьму на себя обязанности наместника до возвращения царицы Вереники, — торжественно объявил маршал.

— А почему именно ты? — ехидно поинтересовался министр сельского хозяйства. — На роль наместника может претендовать любой из нас! Я предлагаю созвать совет министров и избрать наместника путём тайного голосования.

И в зале для аудиенций начал разгораться спор. Слово за словом, реплика за репликой, и вот уже придворные и министры орут, как резанные, пытаясь доказать собеседнику свою правоту. Увлечённые ссорой лирийцы не заметили, как в зале появилась Розалия. Она уселась в кресло с высокой спинкой, кивнула Крейну и Пафнутию, которые не принимали участия в словесной баталии, и тихо забарабанила пальцами по широким подлокотникам. Министр сельского хозяйства, стоявший ближе всех к трону, услышал негромкий стук и обернулся. Его оппонент, не получивший ответа на свою реплику, проследил за взглядом министра и замер. Следом за ним стали поворачиваться остальные лирийцы. Постепенно шум смолк, и когда в зале наступила полная тишина, Розалия заговорила:

— Я не допущу, чтобы Лирия погрязла в подковёрных интригах и бессмысленном дележе власти. Именем короля Годара я объявляю маршала Крейна наместником Лирии. Мы должны сохранить страну до возвращения законной королевы!

Некоторое время в зале было тихо, а потом раздался неуверенный голос министра сельского хозяйства:

— Но почему именно Крейн?

— В своё время Дмитрий назначил его своим наместником, и я не вижу смысла искать новую кандидатуру. А, если вы недовольны выбором Смерти, у вас остаётся право сообщить об этом непосредственно ему. Уверяю, Дмитрий вернётся и со вниманием выслушает вас, господа. Ещё вопросы имеются?

— Нет, — пробежав взглядом по обескураженным лицам придворных и министров, ответил Нил. — Мы признаём маршала Крейна наместником Лирии.

— Вот и славно. — Розалия улыбнулась и поднялась из кресла. — До свидания, господа!

Наместница короля Годара исчезла, а Пафнутий покачал головой и пробормотал себе под нос:

— Валя был прав. Его мамочка, даже не обладая даром, может править миром.

— Пожалуй, — согласился отличавшийся острым слухом Крейн, опустился в кресло, и размеренно заговорил: — Начнём с некоторых перестановок в правительственном кабинете, господа. Я отстраняю от должности, всех назначенных Корнеем министров и возвращаю портфели их предшественникам...

— С Лирией прошло как по писаному, — констатировала Розалия, усевшись в кресло перед камином, в котором светился волшебный экран Витуса. — Что в Инмаре?

— В отличие от Корнея, Михаил сопротивляется довольно успешно. Впрочем, смотри сама.

В камине вспыхнул магический экран, и в гостиной годарской наместницы зазвучал визгливый голос миротворца.

— Выметайтесь из моего дворца, иначе от вас мокрого места не останется! — вертя над головой огненный меч, орал он. — Я запомнил вас всех, смутьяны! Карающая длань коснётся каждого! Вы сдохнете, а я буду править вашей страной, и добьюсь того, что вы добровольно сдадите мечи на переплавку и займётесь мирным сельским трудом!

Изо рта высшего мага летели капельки слюны, и Розалия поморщилась:

— Он успел воспользоваться боевыми заклинаниями?

— Конечно. Наш миротворец быстро разобрался, что к чему. И без боя Инмар не отдаст.

— Потери есть?

— Тяжелораненых пока двое, у десятка — переломы и ожоги, царапины и ушибы я не считаю. Целители пока справляются без меня, так что жду распоряжений, Роза. Загнанный в угол зверь смертельно опасен.

— Предлагаешь убить его?

Розалия Степановна посмотрела на экран, где Михаил продолжал размахивать мечом и орать:

— А тебя, Жеврон, я лишаю звания маршала и приговариваю к смертной казни!

Высший маг направил на руководителя заговорщиков огненный меч. Язык пламени рванулся к маршалу, но лизнул лишь каменную плиту, где тот стоял мгновеньем раньше.

— Молодец, Парамон! — усмехнулся Витус и тотчас нахмурился: — Но против Михаила он долго не продержится. Так что, если хочешь сохранить жизнь своему протеже, мне волей-неволей придётся вмешаться.

Розалия оторвала недовольный взгляд от экрана, где Парамон непрерывно перемещал несчастного маршала с места на место, спасая от огненного меча миротворца, и вздохнула:

— Ты прав, Витус. Без тебя нам не обойтись. Только не убивай его, а обездвижь. Я хочу, чтобы судьбу миротворца решил Дмитрий. В конце концов, это его мир.

— Как скажешь, — кивнул гном, шагнул прямо в камин и возник на экране.

— Ещё один предатель явился! — зло воскликнул Михаил. — Твоя ушлая бабёнка ещё поплатится за свои мерзкие деяния! Лайфгарм не допустит, чтобы на его земле воцарилась иномирянка! А тебя я убью!

Огненный язык метнулся к гному, ударился о защитное поле, зашипел, потух, и меч в руке миротворца рассыпался в пыль. Михаил с недоумением взглянул на испачканную золой ладонь, но мгновенно опомнился, и в Витуса полетели багровые молнии.

— Ну, ты и развоевался, — с насмешкой покачал головой гном и, не обращая внимания на врезающиеся в щит молнии, направился к миротворцу. — Не дорос ты ещё с целителем драться, а за оскорбление моей женщины отдельно ответишь!

Витус приблизился к Михаилу, и тот, опустив руки, в страхе попятился: гном вдруг стал выше ростом, а его сжатая в кулак ладонь напомнила руку могучего силача.

— Э-эт-т... — испуганно проблеял миротворец, хотел сказать что-то ещё, но пудовый кулак врезался в его лицо.

Обливаясь кровью, Михаил рухнул на ступени перед троном.

— Вы убили его? — мрачно поинтересовался Жеврон.

— Я целитель, а не палач, — ядовито ухмыльнулся гном, защёлкнул на запястьях бывшего короля наручники из белого металла и приказал: — Тащите его в камеру, а когда очнётся, местный лекарь подлатает ему физиономию. Михаил должен предстать перед вашим законным королём в приличном виде!

Внезапно гном обернулся и посмотрел перед собой.

— Или ты хотела поговорить с ним, Роза?

— Незачем, — передёрнула плечами наместница. — Пусть ждёт возвращения Дмитрия. А вот сказать пару ласковых Жеврону — не откажусь!

Розалия шагнула в камин и оказалась перед маршалом. Скрестив руки на груди, она молча смотрела на него, и Жеврон почувствовал себя провинившимся школяром.

— Дело в том, мадам, — начал оправдываться он, — что мы не ожидали от господина мага столь решительных действий. Михаил всегда производил впечатления человека трусоватого и нерешительного...

— Вам было приказано застать его врасплох. Вы должны были захватить миротворца в спальне, а не ждать утренней аудиенции!

— Но мы думали, что так будет эффектнее...

— Вы что, спектакль поставить решили вместо переворота? Так вот, представление не удалось! И ты, наместник, из своего кармана оплатишь лечение раненых и восстановление тронного зала! Ясно?

— Да, мадам Розалия! — Маршал поклонился и подобострастно взглянул на землянку: — Будут ещё указания?

— Пока всё. Через неделю жду в Кероне! Надеюсь, что хоть здесь ты меня не подведёшь, и я услышу об успехах, а не провалах! Ладно, хватит болтать. Начинай работать!

— Есть! — отрапортовал инмарец, но Розалии уже не было в зале.

Витус с сочувствием посмотрел на вспотевший лоб маршала, хмыкнул и пропал, а Жеврон облегчённо вздохнул и попросил:

— Перенеси меня на дворцовую площадь, Парамон. Надо сообщить инмарцам о смене власти...

В покоях правительницы Годара Витус появился с букетом васильков и ромашек. Розалия удивлённо вскинула брови:

— Я никогда не говорила тебе, что это мои любимые цветы.

— Однако когда я дарил тебе розы и прочие изысканные букеты, в твоём сознании мелькал образ именно этих полевых цветов, и я решил, что подарю их тебе, когда буду делать предложение.

Гном протянул Розалии букет, поцеловал руку и сел в соседнее кресло. Землянка выжидающе смотрела на Витуса, но он молчал. Пауза затягивалась. На лице Розалии проступило недоумение: она ждала от любовника слов или каких-то полагающихся случаю действий, однако гном достал из кармана трубку и начал тщательно набивать её табаком. Терпения землянке было не занимать, и она молчала, ожидая продолжения столь странно высказанного предложения руки и сердца.

Витус раскурил трубку, выпустил клуб дыма и глубоко вдохнул, будто собирался нырнуть в омут:

— Сначала я должен рассказать тебе кое-что, Роза. А потом, если ты не отвернёшься от меня, я попрошу твоей руки, как полагается.

И, не дожидаясь согласия землянки, гном начал говорить. Розалия слушала его, не перебивая и ни о чём не спрашивая, лишь однажды она побледнела и, закусив губу, с горечью взглянула на гнома. В этот момент Витус готов был провалиться сквозь землю. Он замолчал, собираясь уйти по первому знаку, но землянка покачала головой и кивком велела ему продолжать. Розалия выслушала историю жениха до конца, и когда, трепеща от волнения, Витус спросил, согласна ли она стать его женой, твёрдо ответила:

— Да!

— Правда? — хлопнув глазами, переспросил гном: чем дальше он рассказывал, тем слабее становилась надежда на утвердительный ответ возлюбленной.

Розалия мягко улыбнулась ему:

— Я люблю тебя, Витус, и знаю, что ты тоже любишь меня. А прошлого не изменишь. Остаётся либо принять его, либо нет. Я принимаю, и проживу с тобой остаток своих дней.

— Спасибо, Роза. Ты лучшее, что было и есть в моей жизни. — С этими словами гном поднялся, подошёл к землянке и надел ей на палец перстень с изумрудом. — Когда мы сыграем свадьбу?

— Да хоть завтра! — Розалия с любовью посмотрела на жениха, и тот счастливо рассмеялся.

— Я люблю тебя, дорогая. Ты самая необычная женщина во Вселенной, и ради тебя я готов...

— Тс-с... — Роза приложила палец к его губам, взяла за руку и повела к дверям спальни. — Лучше отдохнём немного, сегодня у нас выдалось на редкость суматошное утро.

Известие о свадьбе высшего мага-целителя и годарской наместницы потрясло лайфгармцев. Хотя Витус и Розалия не скрывали свою дружбу, никто не ожидал, что она закончится свадьбой. Высшие маги, как правило, не вступали в брак, а уж представить землянку чей бы то ни было женой, лайфгармцы и вовсе были не в силах.

С "хоть завтра" Розалия, конечно, погорячилась, но и тянуть особо не стала, назначив свадьбу на ближайший выходной. Из Керона разлетелись приглашения по всему миру, в том числе оставшимся на свободе высшим магам, и в назначенный день Арсений, Марфа и Роксана пришли в Керон, признав тем самым Розалию наместницей Смерти в Лайфгарме. Вместе с остальными гостями они стояли в парадном зале Керонского замка, ожидая молодых. И вот золотые двери распахнулись, и на тёмно-красную ковровую дорожку вступили жених и невеста. Розалия Степановна не стала наряжаться в традиционно пышный наряд невесты, выбрав для торжественного дня костюм деловой женщины своего мира. Кремовая юбка чуть ниже колен, прямой жакет на оттенок светлее, на ногах телесного цвета чулки и туфли на высоких узких каблуках. Темно-каштановые волосы, уложенные в причёску, украшали изящные золотые гребни с бриллиантами. Витус же решил следовать обычаям Содружества — его свадебный костюм был точной копией парадного облачения гнома-воина: тонкая кожаная рубашка, лёгкая кольчуга из золотистых колечек, остроконечный золотой шлем. Мягкие замшевые брюки заправлены в короткие чёрные остроносые сапоги, сверкающие полосками стали. На поясе гнома висел до блеска отполированный боевой топор.

Жених и невеста, взявшись за руки, шли по красной дорожке, а лайфгармцы во все глаза смотрели на них — более странную парочку было трудно представить. И первые шаги землянка и гном сделали под изумлённое молчание зала. Но вот раздалось робкое приветствие, за ним второе, третье... И спустя несколько секунд на Розалию и Витуса обрушился шквал здравиц и пожеланий.

Диковинная парочка поднялась на покрытый багровой тканью помост и стала лицом к гостям. Крики мгновенно стихли. Приглашённым было ужасно интересно, как будет проходить церемония бракосочетания, ведь маг-миротворец, по обычаю скреплявший супружеские союзы между высокопоставленными особами, находился в зарийской тюрьме.

— Мир благословляет наш союз! — прозвучал в выжидательной тишине голос Витуса, и перед новобрачными возникла миниатюрная копия чаши Источника.

Землянка поднесла рубиновую чашу к губам, сделала глоток и передала её гному. Он пригубил чашу, разжал руки и, вспыхнув багровым светом, копия Источника растворилась в воздухе.

— Свершилось! — провозгласил возникший на помосте церемониймейстер.

Он взмахнул резным посохом, и зал вновь разразился приветственными криками и рукоплесканиями.

Под гром аплодисментов и поздравлений, молодожены спустились в зал и двинулись к выходу. Гости осыпали новобрачных зерном и лепестками белых роз; под потолком кружились разноцветные диковинные птицы, расцветали необыкновенной красоты цветы, плавали яркие радужные облака.

Новобрачные и гости проследовали в трапезный зал, и грянул пир. Молодожёны сидели во главе огромного стола, выслушивали поздравления, принимали подарки, а когда гости устали есть и начался бал, исполнили первый танец. Арсений взглянул на счастливую, раскрасневшуюся от быстрого танца Розалию, склонился к уху Марфы и тихо заметил:

— Хотя наместница Годара не маг, она необычна по сути, раз Витус обратил на неё внимание. Ты видишь её судьбу, дорогая?

Голубые, словно весеннее небо, глаза провидицы затуманились, она оторвала взгляд от костюма Розалии и с грустью посмотрела на мужа.

— Будущее землянки скрывает тьма, или провидение не желает открывать мне её судьбу. — Марфа печально вздохнула и едва слышно прошептала. — С тех пор, как Тёма осознал свой временной дар, видения редкие гости в моём сознании. Порой мне кажется, что дар навеки покинул меня... вместе с Тёмой. — Провидица сглотнула и сквозь слёзы улыбнулась: — Может быть, если он вернётся я снова буду видеть как прежде.

— Возможно, — пробормотал наблюдатель и пристально посмотрел на сияющего от удовольствия гнома — вопрос, почему Витус женился на обычной женщине, не давал ему покоя.

Глава 15.

Шут.

Артём сидел на тёплом, пушистом ковре, в углу комнаты, и тоскливо смотрел на часы. В желудке противно ныло. Есть хотелось страшно, а золотые, изогнутые стрелки не желали двигаться быстрее. Тёма горестно вздохнул и чуть сдвинулся в бок, стараясь не издать ни звука, чтобы не мешать хозяину. Кристер второй час беседовал с лысым и толстым министром финансов. Что они обсуждали, шут не понимал. Звучали какие-то цифры, названия, но Артём не вслушивался — его мысли занимала еда. Обед, состоявший из тарелки супа и горбушки белого хлеба, давно переварился, а до ужина оставалось целых три часа. Это если вести себя тихо. В противном случае, шуту предстояло развлекать придворных натощак.

Мимо пролетела муха, и Артём, от нечего делать, стал наблюдать за её пируэтами. Муха спикировала на напольную вазу из тончайшего жмирского фарфора и поползла вдоль хитрого завитка, старательно повторяя его изгибы. Рот шута приоткрылся от напряжения, и между губ появился кончик языка. Муха доползла до золотого цветка, покрутилась на месте и полетела дальше. Тёма вытянул шею, силясь не упустить её из вида, но противное насекомое опустилось на шёлковые занавески и затерялось среди складок. Расстроенный шут засопел от обиды, с силой почесал нос, и бубенцы на колпаке тихонько звякнули. Вжав голову в плечи, Артём посмотрел на Кристера и виновато улыбнулся, натолкнувшись на недовольный взгляд зелёновато-голубых глаз. Но граф не стал ругать шута, лишь погрозил пальцем и продолжил беседу с министром.

"Повезло", — радостно подумал Артём и поискал глазами муху. Подлое насекомое преспокойно летало над столиком с фруктами. Приземлившись на красное сочное яблоко, оно поводило крылышками и потёрло лапки. Желудок шута издал витиеватое бурчание, напоминая, что пора бы его наполнить, и шут с завистью уставился на муху, которая смело топтала хозяйские фрукты.

— Дурак! — окрикнул его Кристер.

Артём вихрем взлетел на ноги, прошёлся по комнате колесом и опустился на колени у ног хозяина.

— Я еду в город.

Брови шута недоумённо изогнулись, и граф пояснил:

— Ты едешь со мной.

Кристер благосклонно потрепал Артёма по щеке, поднялся со стула и принял из рук раба плащ.

— Пойдёмте, Гриди, — бросил он министру и, накинув плащ на плечи, направился к дверям.

Артём двинулся следом, дурашливо копируя походку хозяина. Придворные и слуги, встречавшиеся им в коридорах, с улыбкой посматривали на шута. А хохотушка Рейчел, горничная любимой наложницы барона Вольфа, худощавого и суетливого министра иностранных дел, подмигнула ему и украдкой послала воздушный поцелуй. Артём покраснел от удовольствия и на радость обитателям Ёсского замка совершил несколько головокружительных сальто подряд. И едва не потерял хозяина из вида: Кристер и Гриди успели дойти до конца коридора. Артём улыбнулся Рейчел и помчался следом за графом, думая о том, как хорошо было бы оставить Ёсс и отправиться странствовать по миру. "Давал бы представления, веселил народ и, в конце концов, добрался бы до Бэриса. Вот бы Дима обрадовался! Мы бы вместе убили кайсару и стали свободными! А потом..."

Артём замечтался и чуть не врезался в хозяина. Состроил умильную рожицу, похлопал глазами и преданно улыбнулся. Кристер, как обычно, не отреагировал, зато Гриди зажал рот ладонью, чтобы не прыснуть от смеха.

— Ещё раз отстанешь, отправишься к Джомхуру, — сухо бросил граф и пошёл дальше.

Министр финансов засеменил за правителем, а шут, понурив голову, побрёл за ними. "И что мне так не везёт? — уныло думал он. — Я готов в лепёшку расшибиться, а хозяин всё недоволен... Вот бы с Димой посоветоваться".

Шуту не хватало брата. Когда тот был рядом, Артём чувствовал себя защищённым. Брат всегда подсказывал, что сделать и что сказать. А теперь шуту приходилось выживать самому. Он старался, очень старался, но неизменно совершал ошибки, за которыми следовала расплата — ночь в подземелье замка. Находиться в одной камере с изуродованным работорговцем было невыносимо. И если бы тот просто валялся на прогнившем тюфяке, так нет, Джомхур рассказывал захватывающие и пугающие истории, от которых сердце Артёма то ликовало, то обрывалось. Шут возвращался из подземелья усталым и разбитым, а в трапезном зале его ждал Кристер, и нужно было улыбаться, плясать и кривляться, чтобы, чего доброго, не угодить обратно к Джомхуру.

Артём посмотрел в спину хозяину и беззвучно вздохнул: "Раз потащился в город, ужинать я буду не скоро". Засунув в рот длинный рог колпака, шут стал загибать пальцы, пытаясь сосчитать, сколько дней назад уехал Дима. Выходило, что двадцать пять, но Тёма не был уверен, что сосчитал верно. "Округлим до тридцати, — решил он. — Значит, месяц прошёл. Осталось три". Дмитрий говорил Кристеру, что ему хватит четырёх месяцев, чтобы разделаться с кайсарой, и Артём был уверен, что сразу после этого брат вернётся в Ёсский замок. "Вот тогда, я узнаю, что делаю не так!" Шут встрепенулся и радостно завертел головой, словно Дима должен был вот-вот вывернуть из-за угла или выйти из комнаты. Брат не появился, но хорошее настроение захватило Артёма целиком, и во двор замка он вышел с лучезарной улыбкой на устах.

Кристеру и министру подвели высоких поджарых жеребцов, шуту — пятнистого пони. Раб придержал лошадку, дождался, пока шут заберётся в седло, передал ему повод и ушёл, а Тёма гордо выпрямился и весело посмотрел на хозяина. Кристер окинул его задумчивым взглядом и, прежде чем отвернуться, проронил:

— Не отставай, Дурак.

Граф и министр неторопливой рысью направились к воротам.

— И-го-го! — хихикнул шут и стукнул лошадку пятками.

У ворот к графу присоединился отряд гвардейцев, и всадники двинулись по укатанной дороге, вьющейся меж пологих холмов. Тень замка укрывала кавалькаду от яркого белого солнца, а могучие сосны обволакивали сочным, пьянящим ароматом смолы и хвои. Артём поглаживал пони по шее, тихонько рассказывал ему занимательные истории, и гвардейцы, ехавшие рядом с шутом, посмеивались. Дурак с лицом пропавшего принца Камии вызывал у них противоречивые чувства: с одной стороны он был потешным великовозрастным ребёнком, а с другой — опасным, непредсказуемым убийцей. Никому не хотелось оказаться на месте старого паяца Тулина, и после памятного ужина ёссцы относились к Дураку с настороженным интересом.

За всю дорогу до города Кристер ни разу не посмотрел на шута, но когда впереди показали низкие кособокие дома бедноты, взмахом руки приказал ему приблизиться. Отчаянно молотя ленивое животное пятками, Артём подъехал ближе. Граф слегка натянул повод, не позволяя горячему жеребцу вырваться вперёд, и шут смог скакать рядом.

— Мы едем в гости, Дурак.

Тёма обрадовался: когда хозяин говорил, он легче улавливал его настроение и желания. Сейчас, например, граф сердился. Но не на него. И Артём приободрился — появилась надежда заработать ужин. Он преданно уставился в зелёновато-голубые глаза, ожидая инструкций, и Кристер усмехнулся. Это случалось так редко, что шут едва не запрыгал от счастья. Добросердечно улыбнувшись, он качнул головой, заставив бубенцы мелодично тренькнуть, и нетерпеливо поёрзал в седле.

Кристер чуть наклонился и сверху вниз посмотрел на шута:

— Я хочу, чтобы сегодня ты был особенно потешен, Дурак. И ещё: весь вечер ты должен смотреть только на меня. Ясно?

Артём рьяно закивал, глупо хихикнул и, одним махом развернувшись в седле, оказался лицом к хвосту коня. Откинувшись на спину, он взглянул на хозяина и нелепо задрыгал ногами. Министр и гвардейцы рассмеялись, а Кристер протянул руку и благосклонно похлопал шута по щеке:

— Молодец. Но ты рано начал, мы ещё не в гостях.

Ужас пронзил разум. "Опять я всё перепутал! Вот дурак!" — чуть не плача, подумал шут, хотел сесть, как положено, но дрожащие руки соскользнули с седла, и он грохнулся на землю.

— Простите. Простите, хозяин, — жалко пролепетал Артём, тщетно пытаясь подняться на ноги.

Кристер кивнул охране, и двое гвардейцев тотчас спешились, подбежали к шуту и, отряхнув, как ребёнка, усадили на пони.

— Простите, хозяин, — продолжал скулить Артём, и графа передёрнуло от отвращения.

Увидев, как искажается лицо хозяина, временной маг захлопнул рот и сжался, мечтая стать маленьким и незаметным. Об ужине он уже не помышлял. "Только бы к Джомхуру не попасть. Пусть лучше изобьёт меня. Отведёт душу, и успокоится!" — отчаянно думал шут, с трудом удерживая взгляд на лице Кристера.

— О Джомхуре вспомнил? — ухмыльнулся граф.

Артём кивнул и закусил губу.

— Всё в твоих руках, Дурак. Не подведёшь — будешь ночевать наверху.

Хозяин поехал дальше, и шут непонимающе захлопал глазами. "Ну и везёт мне сегодня! Интересно, какая муха его укусила? Он словно не замечает промашек". Тёма покосился на лачуги и вновь уткнулся взглядом в плечо Кристера. Удача благоволила ему, и шут не хотел испытывать судьбу. "Может, ещё и поужинаю!" — решил он и начал старательно перебирать в уме все известные ему песенки и прибаутки, выбирая наиболее смешные и дурацкие. Артём собирался выложиться полностью и заработать ужин.

Всадники миновали район бедноты, пересекли рыночную площадь, квартал лавочников и ремесленников и оказались на окраине Ёсса. Здесь жила местная знать. Дома, точнее особняки, располагались далеко друг от друга. Между ними красовались аккуратные зелёные лужайки, сады и тенистые парки с прудами и фонтанами. Артём краем глаза следил за проплывающими мимо домами: в сравнении с величественным и мрачным замком хозяина, особняки ёсской знати смотрелись заурядно и однообразно. Но одно шут знал наверняка — в богатых домах ужин подают что надо! В животе привычно заурчало, и Тёма жадно сглотнул. Песни и прибаутки отошли на второй план, мысли заняла большая тарелка горячего жареного мяса. Шут непроизвольно втянул ноздрями воздух и разочарованно выдохнул: вместо пряного мясного духа в нос ударили ароматы жасмина и роз. Но в следующее мгновение Артём щёлкнул себя по лбу и улыбнулся: "Когда-нибудь я рассмешу хозяина так, что он накормит меня жарким! Может, даже сегодня!"

Разглядывать плечо графа шуту наскучило, и он перевёл взгляд на его шляпу. Шляпа Артёму понравилась, даже очень. Она была приятного голубого цвета, украшенная длинными перьями какой-то птицы. Шут зажал бубенчик в кулаке и, дёрнув рог колпака, представил себя в хозяйской шляпе. Но с кричаще красным нарядом она не сочеталась, и Тёма мысленно облачил себя в строгий костюм — чёрную рубашку и чёрные плотные штаны. На плечи лёг чёрный, расшитый серебром плащ. Шляпа пропала. Кончики пшеничных волос коснулись плечей, и шут задрожал — перед ним стоял принц Камии. Холодный, чуть насмешливый взгляд огорошил Артёма. Он смотрел на своего двойника и не мог отвести глаз.

"Тебе не идёт дурацкий колпак! — неожиданно заявил принц и скрестил руки на груди. — Когда ты это поймёшь, Тёма?"

"Уходи! — закричал шут. — Ты пропал! Ты исчез! Ты сгинул в других мирах!"

Принц склонил голову к плечу и прищурился:

"Ты, правда, так думаешь, Тёма?"

"Я Дурак!"

"Это точно. Ты не видишь очевидного".

Шут почувствовал дурноту. Желудок скрутился в тугой узел, в висках запульсировала кровь.

"Я Дурак. Дурак. Дурак", — повторял он до тех пор, пока образ коварного принца не развеялся и перед глазами не появилась шляпа хозяина. Утерев со лба пот, Артём перевёл дух, украдкой огляделся и обнаружил, что въезжает на огромную, усыпанную розовым гравием площадь перед белоснежным четырёхэтажным особняком с симпатичными башенками по углам. Взгляд шута остановился на круглом голубом бассейне с фонтаном. Неисчислимые тонкие струи взмывали в небо и, казалось, что роскошный особняк навечно обречён мокнуть под дождём. Артём хотел было посмотреть на шляпу графа, но не смог пересилить себя и завертел головой.

К парадному входу, расположенному над цокольным этажом, вели саблеобразные мраморные дорожки, с которых открывался прекрасный вид на огромный ухоженный парк с ровной малахитовой травой. Между редкими вековыми соснами зеленели кусты, искусными руками садовников превращённые в животных и людей.

Тёма с трудом вернул взгляд к голубой шляпе и поспешно спрыгнул с пони. Кристер уже спешился и беседовал с вальяжным длинноусым мужчиной в золотом камзоле и тёмных, расшитых бисером штанах. Шут пристроился слева и чуть позади хозяина, поправил сбившийся на бок колпак и, сгорбившись, нервно потёр нос. Явление принца Камии спутало мысли, и Артём чувствовал себя не в своей тарелке. Особенно досадно было, что он напрочь забыл, с какой песенки собирался начать выступление.

— Дурак!

Голос хозяина заставил шута выпрямиться. Он шагнул вперёд и растянул губы в вопрошающей улыбке. Кристер слегка повернулся, подтолкнул Артёма в спину, и тот оказался рядом с длинноусым мужчиной. Камиец аж крякнул от удовольствия.

— Это большая честь для меня, Ваше сиятельство. — И не в силах противиться порыву, он схватил шута за подбородок, развернул к себе и всмотрелся в знакомое лицо. — Похож, прямо жуть берёт!

Потеряв из вида хозяина, Тёма запаниковал: вырвался из рук длинноусого, отскочил в сторону и проворно юркнул за спину графа. Вцепившись в бархатный плащ, шут изогнулся, как вопросительный знак, и умоляюще посмотрел в глаза Кристеру:

— Это он виноват, господин. Я хотел смотреть на Вас.

Граф за ухо выдернул Артёма из-за спины и отвесил ему подзатыльник:

— Не смей хвататься за меня, Дурак! От тебя не убудет, даже если почтенный Таубор стукнет тебя разок-другой!

Шут покорно кивнул и исподтишка зыркнул на длинноусого. В его взгляде было столько ненависти и угрозы, что Таубор невольно попятился и покосился на Кристера. Но граф сделал вид, что ничего не заметил. Одарив шута оплеухой, от которой бубенцы надрывно тренькнули, он выжидающе посмотрел на хозяина дома.

— Прошу Вас, Ваше сиятельство! — воскликнул тот и с поклонами повёл высокородного гостя по мраморной дорожке.

Гвардейцы отсалютовали графу и выстроились у фонтана, а шут, потирая затылок, поплёлся к особняку. "Не видать мне ужина, как своих ушей, — горестно думал он, сверля спину графа глазами. — Так я совсем от голода помру. Тарелка супа за день — издевательство! А ведь мне ещё прыгать и кувыркаться. И песни орать". Погружённый в нерадостные думы, шут вошёл в просторный зал, облицованный розовым, белым и голубым мрамором и едва не расплакался, увидев широкий длинный стол, заставленный разнообразными кушаньями. Взгляд голодного шута скользнул по огромному блюду, на котором, точно бутоны, желтели и розовели ломтики сыра и ветчины; пробежался по хрустальным салатницами, увенчанными разноцветными горками; по овальным тарелкам с огромными рыбинами; по вазочкам с паштетами, соусникам и вожделенно замер на середине стола, где в окружении овощей и зелени покоилась запеченная туша кабана.

— Дурак!

Шут оторвал взгляд от мяса, рысцой подбежал к графу, плюхнулся на пол возле его ног и уставился на блестящие кожаные сапоги, ибо смотреть на еду было невыносимо. "И почему они всё время жрут? Поели бы, а потом песенки слушали!" — тоскливо подумал он и сглотнул.

Кристер покосился на принца, нахмурился и, взяв кусок ветчины, швырнул его на пол. Артём просиял. Он в мановение ока проглотил лакомство и счастливо выдохнул:

— Спасибо, хозяин.

Но граф уже отвернулся. Тёма облизнул солёные губы, опёрся локтями на колени и положил подбородок на распахнутые ладони. "Ну и вкуснятина... Не то, что суп из овсянки. Вот бы заполучить целое блюдо. И всё одному мне!" Шут ещё раз облизнулся, приподнял голову и быстро оглядел сидящих за столом мужчин. Вместо того, чтобы поглощать доступную еду, они почему-то смотрели на графа. "Наверное, мой хозяин самый важный человек в Камии, — с удовольствием отметил Артём и опустил взгляд. — Мне повезло служить ему. Жаль только, что он не разрешает мне поесть мяса". Шут тяжело вздохнул, поскрёб подошву мягких замшевых ботинок с загнутыми мысами и начал загибать пальцы, считая, сколько прошло дней после отъезда Димы.

Болезненный пинок оборвал счёт. Артём упёрся руками в пол, чтобы сохранить равновесие, а потом, повинуясь требовательному взору хозяина, вскочил и ринулся на середину обеденного зала.

— Да здравствует великий правитель Крейда! — с бешеной улыбкой проорал он, кувыркнулся и приземлился на колени, широко раскинув руки. — Все мы — пыль под твоими ногами!

Артём посмотрел на Кристера, склонил голову и, одним прыжком оказавшись на ногах, запел. История о селянке, полюбившей медведя, была проста и безыскусна, но шут гримасничал, кривлялся и так уморительно изображал женщину, её рогатого мужа и лесного кавалера, что камийцы катались от смеха. Даже граф соизволил улыбнуться, и Тёма, желая закрепить маленькую победу, утроил усилия. Точно заведённый, он скакал по залу, выделывая уморительные коленца, ходил на руках, жонглировал и танцевал. И ни на минуту не прекращал петь.

Спустя час шут был мокрым, как мышь. От громкого пения горло саднило. Отчаянно хотелось пить. Но Артём не мог остановиться без приказа. Он посматривал на хозяина, с нетерпением ожидая позволения сесть, но Кристер, как назло, с увлечением следил за его выступлением. Радость и отчаяние переполняли шута: с одной стороны сбылась его мечта развеселить хозяина, но с другой он боялся, что оголодавшее тело подведёт его, и он испортит впечатление неуклюжим падением или сорванным голосом. И в душе начал расти ужас. Артём вертелся, словно уж на сковородке, а силы стремительно таяли. Он прошёлся на руках перед столом, сделал колесо, проорал похабный куплет и хотел закончить номер дурашливым кувырком, но руки предательски дрогнули, и Тёма растянулся на полу, ударившись лбом о паркетные доски. Зрители рассмеялись и зааплодировали, решив, что падение — задумка шута, а Кристер презрительно оскалился. Артём насколько мог быстро поднялся, поклонился хозяину и начал было новую песню, но из горла вырвался хрип.

— Заткнись! — рявкнул граф, и шут едва не заплакал от счастья.

Он надеялся, что ему позволят передохнуть и дадут хотя бы глоток воды, однако Кристер не подозвал шута, и Артём, понурив голову, остался стоять перед столом. Граф как-то странно посмотрел на него и продолжил есть. "А вдруг он чего-то хочет, а я не понимаю? — с досадой подумал Тёма, потрогал вздувшуюся на лбу шишку и вздохнул: — Вот непруха!"

— Гриди! Прикажи седлать лошадей! — неожиданно произнёс Кристер, и министр пулей вылетел из-за стола.

Артём приготовился следовать за хозяином, однако тот не двинулся с места. Проводив министра взглядом, граф повернулся к длинноусому и насмешливо поинтересовался:

— Скажи-ка мне, Таубор, сколько бааров ты украл у меня за три года мэрства?

Длинноусый вскочил и рухнул на колени, по-бабьи заломив руки:

— Повелитель! Да как вы могли подумать?

Шут склонил голову к плечу и стал с любопытством наблюдать за набирающей обороты драмой.

— По-твоему, я намерено оговариваю тебя, Таубор? — зло рассмеялся Кристер, и лицо его стало жёстким и беспощадным.

Мэр побледнел и завопил:

— О, нет, Ваше сиятельство! Я ни на миг не усомнился в искренности Ваших слов! Но меня окружают завистники, граф! И я догадываюсь, чьих это рук дело! Это Картрайт и Бовз! Они мечтают пустить меня по миру! Не верьте, правитель! Не верьте им! Я самый преданный Ваш слуга!

— Бароны Картрайт и Бовз здесь ни при чём, — сухо произнёс граф, вытащил из кармана сложенный вчетверо лист и уронил его под ноги мэру.

Таубор коршуном кинулся к бумаге, дрожащими руками расправил её и приглушённо застонал. "Попался, ворюга", — с весёлым злорадством подумал Артём и осторожно переступил с ноги на ногу.

Оттягивая неизбежное, мэр медленно читал ровные строки обвинения, и его лицо то краснело, то бледнело. Артём чувствовал, как внутри длинноусого закипает безысходная решимость, и растерянно теребил оранжево-красный манжет. "Что происходит? Почему Кристер прогнал Гриди? Почему он разбирается с вором один? Он что, не понимает, что это опасно? Один против... — Артём обвёл взглядом камийцев, — ...пятнадцати? А ещё рабы..." Шут беспокойно потёр руки — Кристер был суровым хозяином, но менять его не хотелось. Длинноусый Тёме не нравился категорично. "Ещё продаст куда-нибудь, и как Дима отыщет меня?" Не сводя цепкого взгляда с Таубора, он сделал несколько крохотных шажков к столу и замер, прикидывая, успеет ли дотянуться до ножа.

Кристер покосился на принца, и краешки его губ дрогнули в улыбке.

— Дочитал? — язвительно поинтересовался он у мэра.

— Да, повелитель. Всё написанное — ложь! — не поднимая головы, ответил Таубор, выронил лист и выхватил из-за пояса кинжал.

Но, прежде чем мэр успел пустить оружие в ход, в воздухе просвистел столовый нож и по самую рукоять вонзился ему в грудь. Таубор растерянно посмотрел на графа и завалился на бок.

— Молодец, шут! Продолжай, — ухмыльнулся Кристер, и ободрённый похвалой Артём схватил со стола следующий нож.

— Пощади, повелитель! — нестройным хором завопили камийцы, но граф не стал останавливать шута.

С мечтательной улыбкой он наблюдал, как столовые ножи с ошеломляющей скоростью прыгают в руки шута и вонзаются в сердца и шеи людей. У камийцев не было ни единого шанса: и господа, и прислуживавшие им рабы умерли почти одновременно. С удовлетворением оглядев мёртвые тела, шут преклонил колени и обратил горящий взор на графа:

— Для меня не существует никого, кроме тебя, хозяин! Вся моя жизнь принадлежит тебе. Приказывай, и я исполню, ибо ничто не радует меня так, как твоя улыбка! Спасибо, что позволил мне убить предателей. Убивать мне нравится больше, чем шутить.

Кристер с затаённой надеждой посмотрел на крохотные белые искры, тускло мерцающие в глубине шоколадных зрачков и тихо спросил:

— Как твоё имя?

— Дурак, — поспешно ответил Артём, старательно подавляя желание встать и расправить плечи.

— Скажи мне своё настоящее имя!

Шут отшатнулся, прижал ладони к груди и жалостливо проскулил:

— У меня одно имя, данное Вами, хозяин.

— Посмотри вокруг, принц! Посмотри внимательно. Видишь людей, которых ты убил?

— Да.

— Тебе ничего это не напоминает?

— Не надо, хозяин, — прошептал Артём, с трудом отводя глаза от залитых кровью тел. — Я убил их, чтобы спасти тебя, а не потому, что я... — Он осёкся и со страхом взглянул на графа.

— Кто ты? — с нажимом повторил Кристер, и, распластавшись на полу, Тёма зарыдал.

Он вопил и рычал, постанывал и хныкал, а золотые бубенцы судорожно звенели, словно умоляя шута прекратить истерику. Лицо графа разочарованно вытянулось.

— Кретин! — выплюнул он и, яростно сверкнув глазами, ринулся к заклятому другу.

Удары сапогов обрушились на Артёма, точно молоты на наковальню. Он дико взвизгнул, но не сделал попытки уклониться. Лишь обхватил голову руками и поджал ноги к животу. Его смирение распалило графа. Обливаясь потом, он избивал сына великого Олефира ногами и с пеной у рта орал:

— Ты всё помнишь! Ты притворяешься! Ты знал Катарину! Ты убил её!

Кристер остановился, перевёл дыхание и сплюнул. Еле слышно поскуливая, Артём перекатился на живот, подполз к хозяину и окровавленными губами припал к голенищу его сапога:

— Простите.

Граф со злостью оттолкнул шута и направился к дверям, бросив:

— За мной!

Артём встал на четвереньки и закусил губу, чтобы не заорать от боли. Тело ломило, каждая косточка и мышца взвывали о милосердии, но маг упрямо поднялся на ноги и потащился за хозяином. Плечи его вздрагивали от беззвучных рыданий, губы тряслись. Тёма не мог понять, в чём он провинился. Ему хотелось спросить об этом Кристера, но он боялся, что будет только хуже. Выбравшись из дворца, шут то ли сошёл, то ли сполз по мраморной дорожке на розовую площадь и заковылял к пони.

— А ну стой! — гаркнул граф, и Тёма рухнул на колени в двух шагах от лошадки.

Шмыгая разбитым носом, он болезненно кривился и шмыгал снова, не в силах остановиться. Когда же над ним нависла широкоплечая фигура графа, шут от страха начал икать. Кристер схватил Артёма за шкирку, поднял на ноги и с яростью взглянул ему в лицо:

— Мне противно смотреть на тебя, Дурак!

Кулак графа врезался в лоб шута, и Артём упал на спину, захлёбываясь собственной кровью. От боли он перестал что-либо соображать. Шут слышал рассерженный голос хозяина, но неодолимая боль сковала тело, не позволяя ни пошевелиться, ни закричать. Закрыв лицо руками, Тёма приготовился умереть. Он был уверен, что сейчас хозяин добьёт его. "Прости, Дима... И прощай..." — мысленно прошептал временной маг и милосердное сознание покинуло его.

Кристер пнул безвольное тело ногой и тихо выругался.

— Я был уверен, что он готов очнуться. Придётся купцу ещё постараться.

Граф повернулся к гвадейцам:

— Отвезите его в замок и бросьте к Джомхуру.

Двое солдат подхватили бесчувственного шута, кинули поперёк седла, и Кристер отвернулся: он устроил целый спектакль в надежде пробудить принца Камии и проиграл. Ругая себя за спешку, граф вскочил на коня и неторопливо направился к воротам. Он смотрел вслед гвардейцу, который увозил безумного принца, и хрипло бормотал:

— Скоро, Артём. Очень скоро...

Артём открыл глаза и пронзительно вскрикнул: прямо над ним висело знакомое безгубое и безносое лицо. Отчаянно перебирая руками, шут попытался отползти от Джомхура, но упёрся в стену и взвыл от бессилия и страха. Харшидец немного отодвинулся, прикрыл безгубый рот изуродованной рукой и мягко проговорил:

— Не стоит пугаться, Ваше высочество, это всего лишь я, Ваш покорный слуга.

— Пожалуйста, не говори ничего.

— Хорошо.

Джомхур пересел подальше от шута, придвинул к себе миску с баландой и кувшин с водой. Увидев еду, Артём тотчас забыл обо всём. Он подобрался поближе к узнику, жадно взглянул на бурую жижу в миске и облизнулся. Джомхур хрипло усмехнулся:

— Вы голодны, мой принц?

— Да.

— А что помешало законному правителю Камии как следует подкрепиться?

Артём резко мотнул головой:

— Я Дурак! Это он принц!

— Кто? — насторожился работорговец. Он жаждал получить ответ, ибо впервые шут графа Кристера поддержал разговор.

Тёма задумчиво потёр шишку на лбу:

— Я, но в плаще.

— Вот видите, Ваше высочество. Вы сами понимаете, что Вы принц. Осталось сделать всего один шаг: признайте себя сыном Олефира, и Вы сокрушите Кристера.

— Зачем? Он мой хозяин. Моя жизнь принадлежит ему.

— Глупости! Это ты его хозяин!

— Я?

— Да! — Джомхур с поклоном вручил принцу миску и, глядя, как тот заглатывает вонючую жижу, размеренно проговорил: — Никто не смеет держать в плену столь могущественного мага, как Вы, правитель. Объявите о своём возвращении, и мир падёт к Вашим ногам. Никто не усомниться в Вашем праве на камийский престол, если Вы сбросите шутовской наряд и облачитесь в чёрные одежды. Никто! И я первый присягну Вам, как уже присягал Вашему отцу — великому Олефиру!

Артём облизал миску, запил баланду водой и с благодарностью посмотрел на работорговца:

— Спасибо, дружище. Ты спас меня от голодной смерти.

Джомхур огорчённо вздохнул: принц не услышал ничего из того, что он говорил. Однако харшидец не отступил и, собравшись с духом, заговорил вновь:

— Никто не вправе держать в плену столь могущественного мага, как Вы, правитель...

Артём согласно кивал. Он утолил голод и в благодарность за помощь внимательно слушал купца. "Делать-то всё равно нечего", — рассеяно думал он, перебирая пальцами длинные рога колпака. Да и представлять себя в образе сильного и могущественного мага шуту нравилось. Правда, мечтать он позволял себе только в камере Джомхура.

А харшидец говорил и говорил, с трепетом наблюдая, как расправляются плечи шута, как растягиваются в горделивую улыбку губы, а в глубине шоколадных глаз разгораются ледяные огоньки — неповторимая метка принца Камии. Джомхур, как мог, раздувал серебряное пламя, и с каждой встречей огоньки разгорались чуть ярче. Совсем чуть-чуть, но сердце купца наполнялось ликованием и стоической уверенностью, что его месть вот-вот свершится.

"Скоро, Ваше высочество. Очень скоро..."

Глава 16.

Ущербный маг.

Вот уже который день караван с подарками кайсаре Сабире тащился по пустыне. Дмитрий устал от однообразного пейзажа. Порой магу казалось, что до конца жизни по ночам ему будет сниться желто-коричневое море песка и белое палящее солнце, так и норовящее сжечь людей, превратить их в сухие мешки кожи. Оазисы, где останавливался караван, радовали глаз обилием зелени и кипучей деятельностью жителей. Города харшидцев походили на муравейники: мужчины, женщины, дети сновали по улицам взад-вперёд, и их поток ослабевал лишь в самые жаркие часы. После нескончаемой тишины пустыни оазисы оглушали. Дима таращился на людей, как дикарь, приехавший из затерянных земель, и остро чувствовал своё одиночество. Ему не хватало общения. И информации. Барон Кайл, возглавлявший посольство Кристера, боялся мага и старался оградить его от всех: от рабов, надсмотрщиков, наёмников. Дмитрия везли в отдельном, головном фургоне, правил которым немой долговязый раб с вечно недовольным, кислым лицом.

Дима оказался в полной изоляции. Во время путешествия он почти не покидал фургон, на постоялых дворах его сразу же запирали в комнате без окон или в подвале. Единственный человек, снисходивший до беседы с ним, был сам Кайл. Правда заглядывал он к рабу нечасто и ненадолго, а разговоры сводил к выяснению его нужд. Дмитрий неоднократно пытался расспросить барона о Сабире, Харшиде и Камии в целом, но вопросы раба только пугали посла, и он торопился убраться прочь. Панический страх Кайла и смешил, и расстраивал Диму. Он понимал, что для камийца слово "маг" звучит, как "великий Олефир" или "принц Камии", и что Кайл ужасно боится, как бы его подопечный не сбежал, воспользовавшись даром. Маг пробовал объяснить барону, что едет к кайсаре добровольно, ради брата, но такие речи ставили посла в тупик — он не мог уразуметь, как можно рисковать жизнью ради никчемного сумасшедшего. И Дмитрий оставил попытки разговорить Кайла. "Придётся играть вслепую", — с досадой думал маг и терпеливо ждал встречи с кайсарой.

Дни проходили за днями, и вот наконец караван достиг столицы Харшида. Бэрис ошеломил Дмитрия. Огромный город ярким цветком раскрылся среди бескрайнего жёлто-коричневого песка. Многометровую толщу городских стен испещряли удивительные красно-зелёные узоры. Высокие бойницкие башни заканчивались острыми шпилями с реющими на сухом, горячем ветру ало-чёрными флагами. Стены почти полностью закрывали город, лишь кое-где выглядывали макушки деревьев да виднелась крыша дворца — гигантский, сияющий золотом купол. Город словно был упакован в яркую расписную коробку с желтым бантом на крышке.

Караван приблизился к массивным железным воротам и остановился в хвосте длинной очереди из фургонов и верховых. День перевалил за половину, и желающих попасть в столицу было не счесть. Кайл подъехал к головному фургону, беспокойно огляделся и, подозвав наёмника, приказал немедленно расчехлить знамя. Как только над головами взвился зелёно-золотой стяг с головой волка, впередистоящие караваны и всадники стали медленно разъезжаться в сторону, освобождая дорогу посольству. Барон гордо расправил плечи и неспешно двинулся к воротам: стражникам нужно было успеть известить кайсару о прибытии гостей.

Посольство прибдизилось к распахнутым створам и остановилось. Кайл вытащил из седельной сумки резной деревянный футляр с верительными грамотами, положил перед собой и приготовился ждать. Городские стражники отсалютовали послу и навытяжку замерли перед воротами. Воцарилось молчание, нарушаемое лишь всхрапыванием коней и фырканьем быков. Высунувшись их фургона, Дмитрий с недоумением посмотрел по сторонам. Никто не шевелился, ни стражники, ни наёмники, а Кайл походил на мраморную статую, усаженную в седло.

Прошло не менее часа, прежде чем из города вылетел всадник в снежно-белом халате и розовой чалме, перевитой тонкими золотыми шнурами. Он на полном скаку подлетел к барону, осадил коня и, приложив руку к груди, склонил голову:

— Приветствую Вас на Харшидской земле, господин посол!

— И я приветствую Вас, почтенный Гаршан.

Кайл степенно поклонился и вручил всаднику деревянный футляр. Харшидец извлёк свёрнутый трубочкой лист, развернул его и внимательнейшим образом изучил ровные чернильные строчки. Закончив чтение, он вернул документ барону и сделал широкий приглашающий жест:

— Следуйте за мной, господин посол. Кайсара примет Вас незамедлительно.

— Благодарю, почтенный Гаршан, — церемонно ответствовал Кайл, выверенным движением бросил горсть золотых стражникам и бок о бок с харшидцем въехал в ворота.

Фургон дрогнул и покатил следом. Дмитрий уцепился за металлическую дугу, поддерживающую кожаный покров, и хмуро разглядывал город, в котором ему предстояло жить. И выживать. Узкие улицы сменялись проспектами и просторными площадями, окружёнными громоздкими каменными зданиями. Дома в Бэрисе стояли вплотную друг к другу, лишённые привычных для оазисов садиков. Зато на пути каравана встречались множество парков, садов и аллей. Фургоны погружались в тень, чтобы на следующей площади или улице снова вынырнуть под жестокое камийское солнце.

Постепенно улицы и проспекты становились шире, площади — больше, а дома расступались. Теперь это были не громоздкие каменные монстры, а роскошные виллы и особняки с бассейнами и фонтанами, газонами и пёстрыми клумбами. Но Дмитрия великолепие Бэриса не трогало. Его взгляд был устремлён вперёд, туда, где стоял дворец кайсары — его новой хозяйки и противницы.

Особняки остались позади. Караван выехал на безлюдную мощёную площадь, посреди которой возвышался прекрасный белоснежный дворец, опоясанный красной каменной стеной с плотно закрытыми железными воротами. Дворцовая стена оказалась ниже и тоньше городской, зато сторожевые башни располагались значительно чаше. Приглядевшись, Дмитрий различил на площадках солдат с направленными на город луками и покачал головой. По его мнению, закрытые ворота и ощетинившиеся стрелами башни говорили о слабости правительницы, но маг тут же одёрнул себя — делать выводы было преждевременно.

Караван подкатил к массивным воротам, и Гаршан, приподнявшись на стременах, крикнул:

— Посольство графа Кристера!

Дмитрий усмехнулся: во дворце знали о прибытии каравана и могли бы открыть ворота заранее, но, по-видимому, харшидцы обожали всякого рода церемонии. "Что ж, подождём. Мне-то уж точно спешить некуда", — подумал маг и понял, что врёт себе: на самом деле его снедало нетерпение. Очень уж любопытно было взглянуть на женщину, способную править страной в жестокой и беспощадной Камии.

Натужно заскрипел ворот, могучие створы растворились. На площадь высыпали солдаты в белых шароварах и бело-золотых тюрбанах и выстроились в два ряда, образовав коридор, по которому двинулся караван. Фургоны въехали на выложенную разноцветной плиткой дорожку и покатили вдоль молочных стен дворца. Барон Кайл остался беседовать с Гаршаном, а солдаты кайсары сопроводили караван на задний двор. Из больших аккуратных пристроек высыпали десятки рабов и окружили фургоны. Они быстро и ловко выпрягали быков, рассёдлывали коней, осматривали колёса и кожаные покровы фургонов. Один из наёмников Кайла распахнул полог и приказал Дмитрию вылезать. Маг спрыгнул на землю и оказался в плотном кольце наёмников. Рабы кайсары с изумлением поглядывали на странного мужчину в простой чёрной одежде, которого охраняли не хуже, чем высокородного господина, а Дима с невозмутимым видом стоял между наёмниками и ждал.

Вскоре на заднем дворе появился запыхавшийся Кайл. Взглянув на мага, он с облегчением выдохнул и стал быстро раздавать команды. Местные рабы убрались восвояси, а прибывшие из Крейда — выгрузили из фургонов лари и шкатулки, выстроились длинной цепочкой и уставились на посла. Кайл махнул рукой, приказывая наёмникам расступиться, подошёл к Дмитрию и скептически оглядел его простой чёрный костюм.

— Выглядишь не ахти, — пробормотал он.

Впрочем, одежда раба крейдийца не интересовала. А вот его поведение... Независимый вид невольника раздражал и смущал посла. "Вдруг кайсара откажется от подарка и придётся возвращать его в Крейд? Ну уж нет! На это моих нервов не хватит!" Барон сурово взглянул в непроницаемые голубые глаза и твёрдо сказал:

— Веди себя смирно, раб, иначе сдохнешь в пустыне.

— Не волнуйтесь, барон, — спокойно ответил Дмитрий. — Кайсара заберёт меня.

Кайл с подозрением посмотрел на мага, неопределённо дёрнул плечом и скомандовал:

— За мной!

Делегацию провели в большой зал для аудиенций, где её встретили сановники кайсары — восемь длиннобородых мужчин в голубых парчовых халатах. Они с важным видом сидели на низких деревянных лавочках по бокам от высокого, застланного коврами постамента. У каждого на коленях лежала тонкая раскрытая книжица, а в правой руке был зажат карандаш. Сановники поприветствовали барона дружными кивками и воззрились на золочёные двери, позади постамента.

Почти сразу, створы распахнулись и высокий звонкий голос провозгласил:

— Великая правительница Харшида кайсара Сабира и визирь Сахбан!

Дмитрий приподнял голову и взглянул на высокую стройную женщину в простых белых одеждах, плавной уверенной походкой идущую к постаменту. Она действительно не походила на обычную камийку. Коротко остриженные тёмно-каштановые волосы воинственно топорщились. Хищное, властное лицо с резкими чертами и умными карими глазами указывало на своенравный и решительный характер, а сильная рука сжимала рукоять сабли так, словно кайсара собиралась броситься в бой.

А вот сопровождавший Сабиру мужчина не имел отношения к воинскому искусству: заметное брюшко, холёные руки, расслабленное, чуть одутловатое лицо, капризные полные губы. Но Дмитрий сразу понял, что визирь опасен не меньше своей повелительницы — хитрые смоляные глаза светились энергией и умом. В сознании Сахбана шла активная работа: он просчитывал варианты развития встречи с крейдийским посольством. "Номер один, — подумал Дима и горько усмехнулся: — Как Тёма, список составлять начал".

Сабира взошла на постамент, опустилась на ковёр и скрестила ноги. Сахбан присел на ступеньку ниже. Кайсара благосклонно кивнула визирю, посмотрела на северян. Взгляд карих глаз пробежался по лицам, не сделав исключения ни для надсмотрщиков, ни для рабов, и вперился в лицо посла.

— Приветствую вас в Бэрисе, барон Кайл. Надеюсь, граф Кристер пребывает в добром здравии?

— О да, великая госпожа! Мой повелитель склоняет голову перед твоей небесной красотой и шлёт дары, в знак своего дружеского расположения, — церемонно провозгласил Кайл и поклонился.

— Я ждала самого Кристера, барон, но, вижу, он не торопится лично прибыть в Бэрис, — усмехнулась Сабира, и посол вновь поклонился:

— Мой господин ждёт завершения переговоров. Ваш визирь Сахбан, да живёт он, не зная печали, внёс очередные изменения в союзный договор, и министры согласовывают поправки.

— Что ж, Сахбан знает, что делает, — ехидно заметила кайсара. — Будем надеяться, что нам удастся договориться.

— Безусловно, о, прекраснейшая из женщин. Граф Кристер мечтает о том времени, когда наши страны пойдут рука об руку в светлое будущее Камии.

— О войне он мечтает! — фыркнула Сабира, и глаза её алчно блеснули: — Твоему повелителю не даёт покоя слава великого Олефира.

— Мы соединим армии Харшида и Крейда, и Камия снова будет единым государством, — поспешил вмешаться Сахбан, и барон согласно кивнул:

— Со столицей Ёсс.

— Бэрис, — оскалилась кайсара.

— Ёсс — столица Камии! — воскликнул барон. — Так завещал великий Олефир!

— Но Бэрис — древнейший город мира, и имеет больше прав стать главным городом Камии!

— Мы обсудим это позже, госпожа, — склонившись к кайсаре, прошептал Сахбан, и Сабира резко обернулась:

— Я требую, чтобы этот пункт был в союзном договоре!

— Он будет там, светлейшая, — заискивающе улыбнулся визирь и бросил насмешливый взгляд на Кайла.

Барон поджал губы и поклонился, скрывая досаду. Цели правителей Харшида и Крейда были одинаковы: воспользоваться мощью соседа и захватить остальные государства, а потом тихо избавиться от союзника. Единовластным повелителем Камии должен был стать тот, кто окажется изворотливей и успеет первым нанести удар.

Стороны неспешно согласовывали детали предстоящего союза и готовили солдат для порабощения мира, или войны друг с другом (если министры не договорятся). Шании, Брадосу, Аргулу и Суниту оставалось лишь надеяться, что Кристер и Сабира не найдут общего языка и погрязнут в междоусобной войне, а они, под шумок, попытаются отхватить часть территорий Харшида и Крейда, чтобы упрочить своё положение. Шпионы малых стран всеми силами препятствовали заключению военно-политического союза, последствия которого грозили катастрофой для их стран. В ход шли: и яд, и подкуп, и компромат — любые средства, способные поссорить кайсару и графа...

Сабира повелительно кивнула послу, и Кайл зыркнул на свиту. Дмитрия вытолкнули вперёд, заставили пасть ниц, а рабы, подгоняемые плетями надсмотрщиков, спешно разложили на ступенях лари и шкатулки. Крышки распахнули, и глазам кайсары предстали тонкие льняные ткани, роскошные меха, драгоценные камни, изысканные северные вина и прочие мелочи, которые, как правило, присылал граф Кристер. Кайсара осмотрела подарки и, указав на распростёртого ниц мужчину, иронично поинтересовалась:

— Повелитель Крейда решил, что в Бэрисе недостаточно рабов?

— Это необычный раб, госпожа, — торжественно объявил барон. — Мой повелитель приобрёл его специально для Вас, прекраснейшая. Он обладает уникальными способностями.

Сабира перевела взгляд на раба:

— Встань!

Дима поднялся, и кайсара стала не спеша рассматривать его: крепкая стройная фигура, спутанные тёмные волосы до плеч, внимательные голубые глаза... Раб был необычайно красив, к тому же в нём чувствовалась сила, которую так любила Сабира. Дмитрий вскинул голову, и их глаза встретились. Правительницу Харшида бросило в жар. Ей захотелось сорвать с раба одежду и слиться с ним в чарующем экстазе. "Он словно необузданный конь! — подумала Сабира и жадно вздохнула: — Какое упоение оседлать его и... — Кайсара осеклась, сообразив, о чём думает во время приёма, и её охватила злость. — Вероятно, граф специально прислал его, чтобы соблазнить и убить меня!" Карие глаза блеснули металлом:

— Как твоё имя, раб?

— Дмитрий, — с вызовом ответил маг.

Ему хватило взгляда, чтобы понять, как вести себя с женщиной-воином. "Хотите увидеть силу, мадам? Без проблем!" — ухмыльнулся про себя Дима и стал бесцеремонно разглядывать Сабиру.

Под взглядом раба кайсара почувствовала себя голой. "Вот наглец! И откуда ты только такой взялся?" — сердито подумала она и язвительно улыбнулась:

— Просто Дмитрий?

— Разве этого мало? — деланно удивился маг, и визирь громко фыркнул.

Кайсара предупреждающе взглянула на Сахбана, покосилась на бледного, как полотно, барона и вновь обратилась к Дмитрию:

— Судя по твоим речам, ты не всегда был рабом.

— Конечно, хотя я не помню прошлого.

Кайсару поразила выдержка невольника. Она привыкла к почёту и славе, к сладким угодливым речам и трепету, а подарок Кристера просто стоял и оценивающе разглядывал её, словно обычную камийку. "Интересно, он полный кретин или действительно сильный человек?" — мелькнула каверзная мысль, и ладонь сжала рукоять сабли. Сабира поднялась на ноги — четыре лёгких шага, и она оказалась нос к носу с рабом.

— Я слышала о тебе, Дмитрий. Ты ущербный маг, и умеешь делать воду.

— Да.

— Покажи!

— Смотри.

Дмитрий поднял руку, сжал кулак, и сквозь пальцы потекли тонкие чистые струйки.

— Занимательно, — снисходительно улыбнулась кайсара и кончиками пальцев мазнула по щеке раба. — Ты симпатичный.

— Я счастлив, что он Вам понравился, великая госпожа! — вмешался барон. — Как только мой повелитель увидел, как этот раб делает воду, он сразу же подумал о своей союзнице.

Кайсара хлопнула Дмитрия по плечу, шагнула в сторону и насмешливо посмотрела на посла:

— А мне доложили, что правитель Крейда выставил его из Ёсса за непокорность. Может, просветите, чем он прогневал Вашего добрейшего повелителя?

Кайл мысленно выругался и любезным тоном сообщил:

— Он заступился за брата-недоумка.

— Того, что похож на принца Камии?

— Да, великая госпожа.

Кайсара повернула голову, сощурилась и пристально вгляделась в лицо раба:

— Он действительно твой брат?

— Конечно, — лукаво улыбнулся Дмитрий.

— Если шут графа Кристера — твой брат, то вряд ли он похож на принца Камии, как твердят все вокруг. Или ты не его брат? Скажи мне правду, раб!

— У великого Олефира было много наложниц, — невозмутимо заявил Дима, и взгляд кайсары стал колючим:

— Ты показал мне фокус с водой, маг, что ещё ты умеешь?

— Не знаю.

— Владеешь каким-либо оружием?

— Понятия не имею.

— Что ж, проверим, — хмыкнула Сабира и приказала: — Дайте ему саблю!

Один из гвардейцев подбежал к постаменту, вытащил из ножен саблю и протянул её рабу. Дима принял оружие и посмотрел на кайсару:

— Кто будет моим противником?

— Он.

Сабира ткнула пальцем в крепкого рослого гвардейца. Маг покрутил в руках саблю, взглянул на здоровенного детину, идущего к нему, и невозмутимо произнёс:

— Я готов.

— Это точно, — ухмыльнулся гвардеец и рубанул наотмашь.

Дмитрий отскочил, и зал потонул в ехидных смешках. Маг обвёл камийцев равнодушным взглядом, удобнее перехватил рукоять и ринулся на противника, доверившись рукам и телу, которые помнили куда больше, чем он. Лёгкая сабля молнией сверкнула в воздухе и обагрилась кровью. Звук падающего тела отрезвил Диму, и он замер, растеряно глядя на труп.

Кайсара возбуждённо облизнула губы:

— Ты точно был воином.

— Возможно, — пожал плечами маг и прислушался к себе: "Я умею убивать, но мне это не нравится".

Положив саблю рядом с трупом, Дима выпрямился, посмотрел на кайсару, и Сабира едва не утонула в омуте холодных голубых глаз. Дыхание сбилось, а голос прозвучал низко и хрипло:

— Ты убил одного из моих лучших гвардейцев, и будешь наказан. Прощайте, господин посол. Передайте графу, что я в восторге от его подарка! Идём, раб!

Кайсара повернулась к барону спиной и направилась к золочёным дверям. Дима пошёл следом. Его провожали две пары глаз: одни с ненавистью, другие с радостью. Визирь Сахбан, неразлучный спутник властительницы Харшида, брошенный посреди зала, прикидывал, как без последствий избавиться от новой игрушки своей венценосной любовницы, а Кайл, успешно выполнивший миссию, предвкушал скорый отъезд из Бэриса. Барон мечтал оказаться как можно дальше от опасного мага-раба, ибо свято верил, что подарок Кристера несёт с собой одни неприятности.

Покинув зал, Сабира и Дмитрий оказались в громадной светлой галерее с многочисленными дверями, оплетёнными золотой вязью, словно паутиной. В стрельчатые окна лился белый солнечный свет. Ослепительные лучи преломлялись под разными углами и точно изнутри подсвечивали шерстяные, кашемировые, шёлковые и набивные ковры, развешенные в простенках. От цветастых орнаментов запестрило в глазах, и Дима опустил голову. Хозяйка и раб миновали галерею, несколько залов с многоярусными хрустальными люстрами и огромными диванами с горами бархатных и парчовых подушек, прошли по анфиладе комнат, где на перламутровых столиках стояла гравированная и чеканная посуда из золота и серебра. Огромные зеркала, вдавленные в стены, размножали вазы, кубки, чаши, тарелки и блюда, и Диме показалось, что он идёт по сокровищнице коллекционера, помешанного на столовых приборах. Маг облегчённо вздохнул, когда, покинув "сокровищницу", они ступили на широкую мраморную лестницу с коваными перилами в форме птиц с изящными длинными шеями, распахнутыми крыльями и пушистыми хвостами. Сабира и Дмитрий долго поднимались по белоснежным ступеням, пока не оказались в просторном и совершенно пустом зале. Пол покрывали тонкие циновки, стены — сплошное мозаичное панно: берег полноводной реки и сотни коленопреклонённых людей, взирающих на яркое белое солнце.

Сабира остановилась посреди зала и хлопнула в ладоши. Из маленькой, неприметной дверки выскользнул мальчик-раб и бесшумно опустился на колени перед правительницей.

— Позови Махмуда и Али!

Мальчик поклонился, вскочил и бросился выполнять поручение, а Дима насмешливо посмотрел на кайсару:

— Нелогично. Ты хочешь наказать меня за точное выполнение приказа.

— Что здесь логично, а что нет — решаю я! — Сабира фыркнула и, выхватив саблю, приставила её к груди раба. — Вопросы есть?

— Есть, — с вызовом улыбнулся маг. — Собираешься убить меня?

— Разве ты этого не заслужил?

— Нет!

— Самодовольный кретин!

Сабира сделала едва уловимое движение, и пуговицы с тихим стуком осыпались на циновки. Взглянув на обнажённую грудь невольника, кайсара шумно выдохнула, и Дима оскалился:

— Продолжай, дорогая, может быть, так мы придём к чему-нибудь более интересному.

— Ты очень милый мальчик, но я видела мужчин и посимпатичнее.

— Только видела? — подмигнул Дмитрий, и лицо кайсары перекосилось от гнева.

— Убью! — прошипела она, надавила на рукоять, и на груди раба выступили тёмные капельки крови.

Ни один мускул не дрогнул на лице мага, а улыбка стала шире и ироничнее.

— Так сразу и убьёшь? Лично я поступил бы иначе...

— Да, что ты себе позволяешь? — Сабира резким движением отправила саблю в ножны. — Кто ты такой, чтобы советы мне давать?

— Дмитрий.

— Не дерзи! Ты знаешь, что я имею в виду! Я хочу знать, кто ты такой?

— Мне нечего Вам ответить, мадам, — с наигранным сожалением произнёс маг, и кайсара сжала кулаки:

— Посмотрим, что ты запоёшь через несколько минут!

— Я не умею петь, мадам.

— Хам! — рявкнула Сабира и наотмашь ударила его по лицу.

— Отличный удар! — Дима сплюнул кровь и снова улыбнулся. — Вижу, Харшидом управляет твёрдая рука.

Кайсара задрожала от ярости. Она вновь потянулась к сабле, но тут маленькая дверь отворилась, и в зал вошли двое мужчин в чёрных шароварах. Их обнажённые торсы блестели, словно намазанные маслом, а тёмные длинные волосы были заплетены в косы и перевязаны красными лентами.

— Наконец-то! — раздражённо воскликнула кайсара и, отступив от раба, приказала: — Займитесь им. Я хочу знать, кто он и зачем приехал в Бэрис!

Дмитрий посмотрел на круглые, невыразительные лица палачей и усмехнулся:

— Что ж, дорогая, если тебя возбуждают пытки, я готов доставить тебе удовольствие и таким образом.

— Начинайте! — рявкнула Сабира, уселась на циновку и скрестила ноги.

Махмуд и Али приблизились к рабу и стянули с него одежду. Сильные руки палачей почти ласково ощупали грудь и спину, скользнули по шее, плечам, и Дима растерялся: он ожидал боли, а её не последовало. "Похоже, меня ждёт масса новых ощущений", — зло подумал маг и закричал — пальцы харшидцев одновременно надавили на какие-то точки, и взор заслонила бурая полоса. Боль, как оживший вулкан, взорвалась в животе и горячей лавиной расползлась по телу, усиливаясь с каждой секундой. От собственного крика в ушах Дмитрия звенело, а лёгкие, казалось, вот-вот вывернутся наизнанку. Но когда маг решил, что пытка убьет его, палачи отдёрнули руки, и он упал на колени, жадно ловя губами воздух.

— Тебе понравилось? — довольно ухмыльнулась Сабира.

— Главное... чтобы понравилось тебе...

— Кто ты?

— Дмитрий.

— Просто Дмитрий?

— Да.

— Продолжайте.

Диму вздёрнули на ноги, и искусные пальцы вновь нашли болевые точки. Но на этот раз, маг был готов к боли. Стиснув зубы, он поднял голову и пронзительно взглянул на кайсару. Сабира ошеломлённо замерла: зрачки пленника сузились, став едва заметными белыми точками, лицо превратилось в непроницаемую каменную маску. "Он великолепен!" — восторженно подумала женщина и почувствовала приятное тепло внизу живота.

Кайсара обожала наблюдать за работой Махмуда и Али. Но до сегодняшнего дня их подопечные уже в первые минуты соглашались признаться в чём угодно, лишь бы боль прекратилась. А новый раб, казалось, свыкся с болью, подчинил её своей воле и перестал замечать. "Сколько же в нём силы? — возликовала Сабира, захваченная красотой пытки. — Как он может быть рабом? Он должен быть великим правителем! Или, на худой конец, визирем!"

— Простите, госпожа, но ещё немного, и он умрёт, — внезапно сказал Али.

Кайсара прерывисто вздохнула и, посмотрев в лицо раба мутными от возбуждения глазами, прошептала:

— Ответь, и боль прекратится.

— Я... всё... сказал... — сквозь зубы процедил Дмитрий, и Сабира издала приглушенный стон: впервые в жизни она проиграла мужчине, но этот проигрыш почему-то не тронул её.

Кайсара смотрела на раба, изнемогая от желания сорвать одежду и отдаться ему, как простая наложница. "А вдруг Кристер именно этого и добивается?" — пришла отрезвляющая мысль, и Сабира поджала губы. От обиды хотелось плакать. Разумнее всего немедленно убить раба, но тогда её похоть осталась бы неудовлетворённой, а кайсара привыкла получать то, что желает. "Пусть поживёт ещё немного", — решила она и махнула рукой палачам:

— На сегодня хватит, ребята.

Махмуд и Али отпустили подопечного, и, рухнув на пол, Дима замер: каждая клеточка тела насквозь пропиталась болью.

— Встать! — приказала кайсара, с вожделением глядя на мага, однако тот не пошевелился:

— Приду в себя и встану.

Палачи озадаченно переглянулись: невольник не только не потерял сознание, он ещё и разговаривал. Когда же Дима поднялся на ноги, Махмуд и Али с ужасом попятились и покосились на правительницу Харшида, одновременно подумав, что их карьера при дворе закончилась. Но кайсаре было не до них, она боролась с желанием.

Дмитрий, пошатываясь, подошёл к Сабире и улыбнулся:

— Ты довольна?

— Да... — с придыханием ответила женщина и поспешно добавила: — Но я не услышала, чего хотела.

— Прости, что разочаровал, — ухмыльнулся маг и тыльной стороной ладони коснулся её щеки.

Сабира отшатнулась:

— Даю сутки на размышления, раб! И если не услышу правду, то прикажу рвать твою плоть на кусочки, пока память не вернётся к тебе! — прошипела она и ринулась вон из зала.

Испуганно взглянув на невольника, палачи резво последовали за госпожой, а Дмитрий, проводив их усталым взглядом, опустился на циновку и постарался найти удобное положение. Тело ныло и ломило, однако маг заставил себя отрешиться от боли и закрыл глаза.

— Не тяни, Тёма. Только не тяни... — прошептал он, мысленно погладил вечно спутанные пшеничные волосы и уснул.

Сабира ураганом ворвалась в свои покои. Невольницы в страхе склонились перед госпожой, ожидая расправы, но кайсара почти сразу взяла себя в руки и приказала наполнить ванну.

Рабыни осторожно раздели госпожу, вымыли, умаслили благовониями и облачили в лёгкий шёлковый пеньюар. Одарив девушек милостивой улыбкой, правительница Харшида возлегла на мягкую низкую тахту и взяла в руку бокал вина.

— Позовите визиря!

Одна из рабынь опрометью бросилась к дверям, а остальные уселись вдоль стены, ожидая дальнейших приказов госпожи. Кайсара сделал глоток, подняла бокал и стала рассматривать вино на свет. Образ нахального раба никак не шёл из головы: томительные голубые глаза, крепкое обнажённое тело, по которому заманчиво ласково скользят пальцы палачей. Горячая волна желания захлестнула Сабиру, и тело взмолилось о страстном прикосновении сильных рук.

В дверях спальни появился Сахбан. Одет он был по-домашнему: тонкий атласный халат на голое тело и остроносые туфли. На лице приятная взору улыбка, в чёрных глазах почтение и преданность. Кайсара разочарованно вздохнула: ей хотелось другого.

— Ты заставляешь меня ждать, — недовольно произнесла она, поставила бокал на прикроватный столик и откинулась на подушки.

Опустившись на край постели, Сахбан нежно погладил статную ножку и взглянул Сабире в глаза. Кайсара медленно опустила веки и улыбнулась. Окрылённый молчаливым призывом, визирь скинул халат и прижал к себе госпожу. Он осыпал лицо и шею Сабиры жаркими поцелуями, безостановочно лопоча о её красоте и мужестве, и кайсара благодушно внимала ему, понимая, что утолить звериную страсть, разбуженную магом, Сахбану не под силу, но снять напряжение было необходимо. С рыком толкнув любовника на тахту, Сабира навалилась на него всем телом, а потом запрыгнула верхом и изогнулась, как хлыст. С бешеной скоростью двигая бёдрами, она будто исполняла дикий варварский танец, и Сахбан закрыл глаза, не в силах смотреть на иступлённое, перекошенное от страсти лицо. Сабира была не с ним, её мыслями владел другой, и визирь сгорал от ненависти. Он с трудом дождался, пока любовница утолит яростную похоть и обессилено рухнет на тахту, перевернулся на бок и стал мягко поглаживать её обнажённые плечи.

Сабира расслабилась. Волевое лицо разгладилось, карие глаза обрели ясность, и она с улыбкой взглянула на визиря:

— Говори.

— Кристер становится всё более щедрым, — осторожно заметил Сахбан и поцеловал живот царственной любовницы.

Сабира зажмурилась от удовольствия, но голос её прозвучал неожиданно жёстко:

— Он не обманет меня дорогими подарками. Я знаю, что больше всего на свете граф хочет видеть меня мёртвой, а Харшид — провинцией Крейда.

— Почему же тогда раб, присланный им, до сих пор жив? — вкрадчиво спросил Сахбан, и Сабира резко села:

— Потому что я хочу узнать, кто он такой?

— Так заставь его говорить.

— Под пыткой, он скажет всё, что угодно, а мне нужна правда! — Кайсара замолчала, переводя дыхание, и чуть спокойней добавила: — Мне не даёт покоя история о его чудесном воскрешении.

— Фокус. Он такой же шут, как и его брат.

— Он не похож на шута! — раздражённо возразила Сабира. Она запахнула пеньюар, взяла со столика бокал и, сделав глоток вина, криво усмехнулась: — Ты ревнуешь меня к рабу, Сахбан?

— Я ревную тебя даже к этому покрывалу, — льстиво произнёс визирь и припал к её колену.

Кайсара потрепала любовника по тёмным волосам:

— Не глупи, дружок. Твоё положение незыблемо. — Сабира сделала ещё глоток и легонько толкнула визиря в плечо: — А теперь иди, я хочу отдохнуть.

Сахбан быстро поднялся с постели, накинул халат и, поклонившись, зашагал к дверям. "Незыблемо, говоришь? Чушь! В Камии ничто не бывает незыблемым!" На пороге визирь обернулся: невольницы накрывали великую госпожу воздушным кружевным одеялом. "Поспи, дорогая, а я пока займусь делом", — ухмыльнулся про себя Сахбан и направился к лестнице.

Взбежав по мраморным ступеням, он оглядел зал Солнца и на цыпочках подошёл к спящему на циновках рабу. Визирь с мстительным удовольствием посмотрел на запёкшуюся на губах невольника кровь и потянулся к поясу, где обычно носил кинжал. Но, вспомнив, что на нём домашние одежды, мысленно выругался и вздрогнул — глаза раба распахнулись и настороженный взгляд вонзился в его лицо.

— Встать! — рявкнул Сахбан, и Дмитрий медленно, словно нехотя, поднялся на ноги. — Наглец! Неужели тебя не научили подобающим образом встречать господина?

Дима склонил голову: визирь был куда опаснее кайсары.

— Так-то лучше, маг. Я знаю, что тебя прислали в Бэрис убить кайсару. Признайся в этом сейчас, и умрёшь быстро. — Визирь выжидающе посмотрел на раба, но тот остался безразличен к словам, и Сахбан, подняв глаза к потолку, монотонно продолжил: — Хотя... кайсара — добрейшая правительница, и может помиловать тебя, если ты расскажешь нам о планах графа Кристера.

Дмитрий молчал.

— Ты в любом случае расскажешь всё, что знаешь, ибо Харшид славится своими палачами. Сегодня ты познал лишь малую толику их искусства. Я же расскажу, что будет дальше. Ты красивый мальчик, Дима. Мне жаль, что тебя изуродуют: вырвут ногти, зубы, затем, если не заговоришь, отрубят пальцы, а если и это не поможет, будут вырезать маленькие кусочки плоти и заливать раны кипящим маслом, — скучным голосом сообщил харшидец, но и на этот раз маг остался равнодушен к его речам.

Сахбан недоумённо уставился на раба. Дима стоял, опустив голову, и визирь не сразу сообразил, что тот улыбается, а когда осознал сей вопиющий факт, растерялся: в Харшиде он имел репутацию жестокого и беспощадного человека, его боялись и придворные, и солдаты, и рабы. Разговаривая с людьми, Сахбан с удовольствием лицезрел дрожащие руки и смертельно-бледные лица, а ужас в глазах собеседников бальзамом лился на душу. Но подарок графа Кристера стал неприятным исключением из правила, и визирь не знал, как себя вести. Если бы раб принадлежал ему, он бы приказал убить его, но тронуть собственность кайсары Сахбан не посмел. И, кипя от возмущения, прошипел:

— Посмотрим, как ты будешь смеяться, когда тебе начнут ломать кости! Ты устанешь молить о смерти!

Дмитрий поднял голову и пожал плечами, не переставая улыбаться. Сахбан вглядывался в лицо ущербного мага, с ужасом осознавая, что перед ним опасный соперник. "Если он поведёт себя правильно, то с лёгкостью станет её любовником. Кайсара помешана на сильных мужиках. Его нужно убить и чем скорее, тем лучше!"

— Глупец! Я дал тебе шанс признаться и умереть быстро, но ты не воспользовался им, и будешь умирать долго. Я лично прослежу за этим!

Сахбан развернулся к рабу спиной и, скрипя зубами от досады, направился к лестнице, а Дмитрий вновь растянулся на полу и уставился в потолок. Воевать с визирем не хотелось, но выбора не было. "Я должен выжить, и точка!" — решил маг и закрыл глаза: что бы ни случилось дальше, сейчас ему был необходим отдых.

Дмитрий просидел в зале Солнца два дня. Кайсара и визирь словно забыли о нём, лишь безмолвные рабы появлялись трижды в день, ставили на циновку тарелки с едой, забирали грязную посуду и тотчас уходили. Впрочем, Дима не пытался заговаривать с ними, терпеливо ожидая главное действующее лицо — Сабиру. Маг был уверен, что сумел заинтриговать кайсару, и она не убьёт его, по крайней мере, до тех пор, пока не насладится его телом.

Кайсара оказалась забавным противником. Диму веселила её мелодраматичная похоть. Правительница Харшида, державшая в повиновении огромную страну, жаждала почувствовать рядом крепкое мужское плечо, получить верного и преданного защитника, но бедняжка не признавалась в этом даже себе, опасаясь показаться слабой и лишиться власти. Но, так или иначе, уязвимое место у кайсары нашлось, и Дмитрий намеревался воспользоваться им, тем более что статус любовника Сабиры давал возможность с лёгкостью выжить в Бэрисе.

Это подтверждали и угрозы Сахбана. Визирь исходил слюной, глядя на молодое тело раба, и мечтал изуродовать его, чтобы отвратить кайсару от соблазнительного подарка графа. Но Дмитрий на собственной шкуре убедился — Сабира не испортит тело, предназначенное для её утех. Умелые руки палачей не оставили на коже ни единого синяка, хотя, после их "ласковых" прикосновений, маг до сих пор чувствовал себя так, будто по нему промаршировал полк солдат. Дима больше не хотел иметь дело с Махмудом и Али и твёрдо решил, что следующая встреча с Сабирой закончиться в её постели...

Вечером второго дня за ним пришли. Безмолвные рабы вымыли и переодели мага, расчесали свалявшиеся тёмные волосы и проводили в покои правительницы. Сабира, облачённая в лёгкий шёлковый халат, возлежала на пушистом ковре возле низкого овального стола и маленьким острым кинжалом чистила яблоко. Рабы подтолкнули Дмитрия к госпоже, поклонились и бесшумно выскользнули из комнаты. Когда двери за ними затворились, маг подошёл к столу чуть ближе и улыбнулся:

— Приятного аппетита.

Кайсара не ответила. Она медленно отрезала кусочки яблока, искоса поглядывая на строптивый подарок Кристера. Поняв, что разговаривать с ним пока не собираются, Дима осмотрелся. Комната выглядела на удивление просто. Кроме широкой низкой кровати и овального стола, возле которого лежала Сабира, другой мебели не было. На стенах висели обычные для Харшида пёстрые ковры, арочные окна прикрывали полупрозрачные воздушные занавески. "Не слишком романтично", — ухмыльнулся маг и вдруг краем глаза уловил какое-то движение. Чуть повернув голову, Дмитрий заметил, что в глубине маленькой круглой дырочки в ковре блестит глаз, и едва сдержал смех — воинственная правительница Харшида побоялась остаться наедине с рабом.

Сабира тем временем доела яблоко, налила в бокал вина и тихо сказала:

— Вместо суток, я дала тебе двое, раб. Ты готов рассказать правду?

— Что ты хочешь услышать?

— Откуда ты взялся?

— Из Крейда.

— И сколько лет ты был рабом Кристера?

— Три недели.

— А до этого?

— Я был рабом Джомхура.

— Главы лиги работорговцев? — изумилась кайсара.

— Да.

— И сколько ты служил ему?

— Около двух месяцев.

— А раньше?

— Увы, не помню, — пожал плечами Дмитрий. — Мои воспоминания начинаются с момента появления в пустыне Харшида, где нас с братом подобрал Джомхур.

— Чушь! Граф мог бы придумать для тебя легенду получше.

— Зачем придумывать легенду для смертника?

— Смертника?

— Кристер приказал убить тебя, — бесстрастно сообщил маг. — Именно это ты хотела услышать? Могла бы прямо спросить, а не задавать дурацкие вопросы о моём происхождении. Какая разница, кто собирается покончить с тобой — раб или аристократ?

— Так ты признаёшь, что подослан совершить преступление против Харшида?!

Сабира вскочила, и ухоженная рука сжала узкую рукоять кинжала. Дмитрий не дрогнул. Он смело взглянул в пылающее гневом лицо кайсары и с жаром заговорил:

— Да, я был готов исполнить приказ графа! Я мечтал заслужить свободу для брата! Но когда я увидел тебя, то понял, что не смогу. Никогда не встречал таких необычных женщин, как ты, Сабира. Ты сильна, умна и ослепительно красива. Я счастлив, что попал в Бэрис! Я полюбил тебя с первого взгляда! Моя жизнь в твоих руках, пленительная кайсара. Возьми её, ибо я не мыслю жизни без тебя!

Глаза мага лихорадочно заблестели, лицо исказила невыносимая душевная мука. Опустившись на колено, он приложил руку к груди и преданно уставился на правительницу Харшида:

— Убей меня, великая госпожа, ибо мысль о том, что ты считаешь меня врагом — невыносима!

— Я верю тебе, — невольно вырвалось у Сабиры, и она прикрыла рот рукой, отчаянно ругая себя за предусмотрительность: покои были напичканы гвардейцами, ожидающими приказа схватить преступника, а в нише, за ковром, прятался Сахбан.

Но теперь, когда сильный и красивый невольник признался ей в любви, Сабира не желала с ним расставаться. Как сильная и беспощадная правительница, она должна была немедленно казнить подосланного Кристером убийцу, но отдать Дмитрия на растерзание палачам, не удовлетворив свою похоть, не могла. Сладострастие победило здравый смысл! Наплевав на свидетелей, правительница Харшида расправила плечи и торжественно спросила:

— Ты готов служить мне верой и правдой, раб?

Чёрные тонкие брови кайсары сдвинулись к переносице, тёмно-вишнёвые губы плотно сжались, а пронизывающие карие глаза впились в лицо Дмитрия. До победы оставался всего один шаг, и маг вложил в голос максимум любви и обожания:

— Я готов служить Вам до последнего вздоха, великая госпожа!

— Иди сюда, Сахбан! — надменно позвала кайсара, и из-за ковра выступил мрачный визирь.

Бросив злобный взгляд на соперника, он поклонился, заискивающе улыбнулся кайсаре и произнёс то, что она хотела услышать:

— Вы, как всегда, оказались правы, величайшая. Ваш раб — человек чести.

— Ты свободен, Сахбан, — бросила ему Сабира, не сводя алчущих глаз с мага.

Визирь побледнел и отступил к дверям, а кайсара жестом приказала рабу подняться.

— Ты силён и красив. И начнёшь служить мне прямо сейчас.

Дима счастливо улыбнулся и властным движением притянул Сабиру к себе.

— Не здесь, — прошептала она, едва сдерживаясь, чтобы не впиться в манящие губы.

Правительница Харшида взяла раба за руку и провела в соседнюю комнату с круглым бассейном из розового мрамора.

— Наполни его, Дима.

— С удовольствием, — слегка поклонился маг, сложил ладони, и мощная струя хрустально-чистой воды ударила в мраморные плиты.

Кайсара бросила на пол кинжал и скинула халат. Уверенной походкой подошла к бассейну и остановилась перед рабом, позволяя любоваться своим тренированным, сильным телом. Дмитрий подхватил игру и с вожделением уставился на обнажённую хозяйку. Сабира довольно улыбнулась, присела и провела ладонью по переливающейся водной глади:

— Твоя вода волшебная?

— Конечно, дорогая. Она распаляет страсть, — с придыханием ответил маг и, рывком подхватив кайсару на руки, прыгнул в бассейн.

Глава 17.

Новые гвардейцы Кристера.

Выносливые харшидские лошади ветром мчались по пустыне, унося камийскую мечту прочь из Харшида. Знаменитые разбойники словно забыли о своём ремесле: они перестали собирать дань с караванов, а оазисы оставались в стороне от их прямого, как стрела, и стремительного, как молния, пути. Бешеная скачка прерывалась лишь поздно ночью, а с рассветом продолжалась вновь. Супруги почти не разговаривали, да и не очень-то поговоришь, когда жаркий, пыльный ветер бьёт в лицо. К ночи же они выматывались так, что сил едва хватало расседлать и накормить коней и поесть самим. Но, как вскоре выяснила Маруся, стремительный, безмолвный марафон имеет свои плюсы. Сосредоточенное молчание и резкий пустынный ветер сорвали пелену забвения с её памяти, и женщина будто очнулась ото сна. Перед глазами вставали, казалось, навсегда забытые картины, слышались обрывки разговоров. И в тот день, когда перед взорами камийской мечты возникли сероватые стены оазиса Еркур, Маруся окончательно вспомнила свой короткий роман со Смертью...

Перед воротами пустынного города разбойников остановила стража.

— Не ожидал увидеть Вас в Еркуре, господин Ричард, — узнав камийскую мечту, произнёс офицер. — Награда за Вашу голову столь высока, что Вы без опаски могли бы явиться в Бэрис и поступить на службу к кайсаре.

Ричард неопределённо пожал плечами, высыпал в ладонь камийца гость золотых монет и направил коня к воротам. Офицер с недоумением посмотрел вслед разбойнику, поправил саблю на поясе и рявкнул на солдат, которые не сводили завистливых глаз со спин знаменитых бандитов:

— Чего уставились, бездельники? Разбойников никогда не видели? А ну, по местам! — Он махнул рукой, указывая на облако пыли, появившееся на горизонте. — Караван на подходе!

Стражники выстроились по обе стороны от ворот, а офицер пробормотал себе под нос:

— Странный какой-то разбойник. Я бы на его месте давно служил в Бэрисе.

Тем временем Ричард и Маруся подъехали к гостинице, расположенной недалеко от центра оазиса, спешились и вошли в общий зал. Супруги собирались поменять в Еркуре коней, закупить провизию и в тот же день отправиться дальше, но, взглянув на бледное, усталое лицо жены, Ричард обеспокоено качнул головой:

— Отдохнём до утра, Маша. Нам нужно восстановить силы.

— Но мы же спешим, — слабо запротестовала Маруся и замолчала: к ним подбежал хозяин гостиницы.

Король Инмара потребовал лучший номер, заказал обед, а когда раб привёл их в большую комнату с узкими окнами, упреждая возражения жены, строго сказал:

— Ты вымоталась до предела, Маша. Сейчас помоемся, поедим и выспимся. И не вздумай возражать! Мы теряем всего полдня, а это ерунда!

Он снял с плеч Маруси пыльный плащ, ножны с мечом, взял под руку и повёл к двери, говоря на ходу:

— Что в Харшиде мне нравится однозначно, так это бани. Они творят чудеса без всякой магии.

— Ага, — устало кивнула Маша и через силу улыбнулась мужу.

Приобняв жену за плечи, Ричард проводил её до банной комнаты и передал в руки наложниц. Король снял с пояса кошелёк, вручил каждой девушке по золотой монете, и те потеряли дар речи. Молча кланяясь щедрому господину, они вертели в руках баары и смущенно переглядывались. Но едва дверь за Ричардом закрылась, разом заговорили.

— Какое счастье служить такому доброму господину!

— Он, наверное, безумно любит Вас, госпожа!

— И Вы тоже любите его?

— Он никогда не бил Вас?

— Он сильный, как великий Олефир!

— И красивый, как принц Артём!

— А, правда, что он родился в другом мире?

Маруся обвела лица девушек задумчивым взглядом, утвердительно кивнула и взялась за широкий пояс, намереваясь снять его.

— Простите, госпожа! — нестройным хором воскликнули рабыни: попытка любимой наложницы бандита раздеться самостоятельно до смерти испугала их.

— Пожалуйста, не говорите Вашему господину! — залопотали они, и Маруся поспешила их успокоить:

— Не скажу.

Больше рабыни не дали гостье и пальцем шевельнуть. Чуть ли не на руках они отнесли её в ванну, и, растирая тело мягкими мочалками, начали пересказывать последние слухи и сплетни. Но Маруся не прислушивалась к щебету невольниц, её мысли были заняты Димой. Женщину радовала и пугала предстоящая встреча с ним. Встреча, от которой ничего хорошего ждать не приходилось...

Внезапно Мария уловила в быстрой речи девушек знакомое сочетание "Солнечный Друг" и вздрогнула:

— Что? Какой друг?

— Он назвал себя: всемогущим целителем по прозвищу Солнечный Друг, — послушно повторила невольница, и Маруся насторожилась.

— Расскажи с начала, — потребовала она, отвела руки рабынь и села в ванне.

Серые глаза вонзились в лицо невольницы, и та испуганным голосом начала:

— Малик, любимый сын эмира Сафара, умирал...

Мария внимательно выслушала историю о чудесном исцелении наследника брадоского престола, едва заметно улыбнулась и благосклонно кивнула наложнице:

— Мне понравилась твоя сказка. Обязательно пересказу её господину Ричарду. Уверена, он будет очень рад услышать о Солнечном Друге.

— Но это не сказка, госпожа, — осмелилась заметить одна из рабынь. — О чудесном исцелении господина Малика нам поведала любимая наложница работорговца Салима. Вместе с хозяином она как раз была в Куни и даже видела издалека господина целителя. Его чёрный, с золотыми солнышками балахон очень приметный!

— И куда же направился господин целитель из Куни?

Девушки тревожно переглянулись: им очень хотелось услужить любимой наложнице господина Ричарда, но, кроме истории о спасении Малика, они ничего не знали о всемогущем целителе. И Маруся, поняв это по их расстроенным лицам, тяжело вздохнула и вытянулась в ванне.

— Продолжайте, — буркнула она, вновь возвращаясь к мыслям о Дмитрии.

Ричард вернулся из банной комнаты гораздо раньше жены. Он перетащил к узкому окну кресло, раскрыл створу, впуская в комнату посвежевший к вечеру воздух. Белоснежный шар почти скрылся за горизонтом, и оазис оживленно забурлил. Радуясь прохладе, на улице резвились дети, пожилые женщины в длинных тёмных платьях спешили к открытию ночного рынка, а богатые горожане прогуливались по мощёным улицам в сопровождении любимых наложниц и рабов. Ричард смотрел на едва прикрытые лёгкими тканями фигуры невольниц, и вдруг в голову пришла неприятная, пугающая мысль: "А ведь Стася и Ника запросто могли попасть в руки работорговцев! Две красивые девушки — лакомый кусок для любого камийца!" Он представил Хранительницу в прозрачных шальварах, узенькой полоске лёгкой ткани, которую здесь по недоразумению называли кофточкой, и застонал от разрывающего чресла желания. Инмарцу захотелось вскочить на коня, вонзить шпоры в мышастые бока и ринуться на поиски Станиславы. Он представил, как находит возлюбленную в оазисе, с боем вырывает её из рук работорговца, заключает в объятья и целует изумрудные глаза, сладкие губы, нежную бархатистую кожу. Невесомые одежды скользнули на песок, пальцы коснулись пышных грудей, пробежались по твёрдым тёмным соскам, заскользили к мягкому животу...

— Ричи.

Инмарец вздрогнул, покраснел и, не оборачиваясь, сказал первое, что пришло в голову:

— Я видел, как мальчишки играют в камийскую мечту. Машут деревянными саблями почём зря! Домой, наверное, в синяках и шишках приходят! Но это правильно, мужчина должен уметь драться. Вспоминаю себя в их возрасте: Роксана уже учила меня сражаться и...

— Что случилось, Ричи? — Маруся подошла к мужу и положила руку на его плечо. — У нас сегодня вечер воспоминаний или ты совершил какой-то промах, о котором боишься рассказать?

— Да нет же, Маша! Что такого со мной могло случиться в банной комнате? — Король Инмара собрался с духом и повернулся: — А ты почему так долго?

Маруся посмотрела на его пылающие щёки и мысленно усмехнулась: "Не удержался, приласкал какую-нибудь смазливую банщицу и переживает? Да... Камийца из него никогда не получится. Любой другой на его месте поделился бы впечатлениями с любимой наложницей, а он... Ладно, сделаю вид, что ничего не заметила. Пусть развлекается". Мария опустилась на пушистый ковёр напротив мужа и улыбнулась:

— Местные наложницы рассказали мне любопытнейшую историю.

— Какую? — с готовностью спросил Ричард, радуясь, что жена отвлеклась от расспросов.

— Великий эмир Сафар, да хранит его небо, пребывал в глубочайшем горе, ибо его любимый сын...

— Молодец, Валя! Выкрутился! — радостно воскликнул инмарец, когда Маруся закончила рассказ.

Поднявшись из кресла, он подошёл к низкому столику, на котором стояли фрукты, сладости и кувшины, наполнил бокалы вином и вернулся к жене:

— Выпьем за нашего Валечку!

— С удовольствием.

Маруся выпила прохладное вино, встала и направилась к двери.

— Ты куда? — удивлённо поинтересовался Ричард, но тут же смутился и хлопнул себя по лбу. — Обед! Совсем забыл! А ведь есть хочется страшно. Скажи им, чтоб поторопились.

Утолив голод, король и королева Инмара отправились покупать лошадей, провизию и прочие, необходимые в походе вещи. А с первыми лучами солнца покинули Еркур и понеслись на северо-запад, к Брэю. На второй день пути жёлто-коричневое море песка стало отступать, под копытами мышастых лошадей зазеленела трава. Появились кусты и деревья с пышной листвой, повеяло прохладой, и настроение супругов улучшилось: только теперь, покинув Харшидскую пустыню, они осознали, как надоели им жаркий, пыльный ветер, мёртвые барханы и раскалённый сыпучий песок.

Мышастые кони вылетели на широкий тракт и понеслись по нему, обгоняя караваны. Люди с недоумением смотрели вслед всадникам, по описанию похожим на легендарную камийскую мечту, и недоумевали, почему те проезжают мимо. В души камийцев закрадывалось сомнение — они не могли поверить в то, что, раз начав грабить, бандиты могут остановиться. "Может, они уже поступили на службу к кайсаре и спешат куда-то по её приказу?" — думали камийцы и облегчённо вздыхали. А зря. На последней перед Брэем ночёвке Ричард взвесил на ладони сильно похудевшие кошельки и со вздохом произнёс:

— Придётся нам поработать, Маша. Не хочется въезжать в город нищими.

— Да и имидж камийской мечты надо поддержать. Мне не нравятся взгляды наёмников. По-моему, они узнают нас и недоумевают, почему до сих пор живы. Ещё немного, и камийскую мечту начнут считать слабой.

— Пожалуй... В Крейд мы должны въехать на пике нашей бандитской славы, иначе Кристер усомнится в правдивости легенд о камийской мечте.

И весь следующий день супруги взимали дань с караванщиков. Трижды им пришлось драться, а двое купцов отдали деньги без кровопролития. Один из караванов камийская мечта нагнала почти у стен Брэя. Сначала Ричард не хотел разбойничать на глазах у городской стражи, но Маруся неодобрительно покачала головой:

— Мы не должны отказываться от схватки, Ричи! Победа над наёмниками на виду у многочисленных зрителей прославит нас. И в Брэе камийскую мечту примут на ура. Да и Кристеру не мешает узнать о нашем появлении в Крейде.

Король Инмара с сомнением посмотрел на жену:

— А вдруг стражники вмешаются? Не хотелось бы оказаться в Крейде вне закона.

— Не смеши меня, Ричи! В Камии один закон — сильному можно всё! Так завещал великий Олефир, а камийцы чтят его заветы. Мы въедем в Брэй героями!

— Будь моя воля, придушил бы Фиру ещё в колыбели, — проворчал Ричард — но, как говорит наш Солнечный Друг, в чужой монастырь со своим уставом не лезут! Вперёд!

И королевская чета бросилась догонять караван. Бой с наёмниками был жарким, но коротким. Разбойники победили, купец, со злостью поглядывая на брэйских солдат, довольных неожиданным спектаклем, отдал положенную мзду, и Ричард, привязав кошельки к поясу, подъехал к стражникам.

Офицер отсалютовал бандитам и приветливо улыбнулся:

— Добро пожаловать в Крейд, господин Ричард! Мы получили ваши портреты и описание всего пять дней назад, а Вы уже здесь. Вам известно, что кайсара Сабира вновь увеличила цену за Вашу голову? На моей памяти ни один разбойник не удостаивался столь высокой награды!

— Да уж... — протянул Ричард, не скупясь, сыпанул в ладонь офицера горсть золотых монет и тронул повод. — Поехали, Маша...

Богатый, процветающий город Брэй внешне совершенно не походил на харшидские оазисы, зато по духу был их родным братом. Такие же шумные рынки и базары, на каждом шагу гостиницы и постоялые дворы, множество людей, спешащих по своим делам. Так же как в пустынных оазисах, разбойникам уступали дорогу и почтительно кланялись — весть о том, что в Брэй явилась камийская мечта, разнеслась по городу с быстротой молнии. Ричард и Маруся не спеша доехали до центральной площади, где возвышался вычурный особняк мэра, и остановились. Инмарец окинул недовольным взглядом гуляющих по площади богатых горожан, их наложниц, рабов и скривился:

— Всё тоже и оно же.

— А что ты хотел увидеть, Ричи? — Брови Маруси удивлённо взметнулись. — Все они сначала камийцы, а уж потом северяне и южане, крейдцы и харшидцы. Декорации разные — актёры те же.

— Ну, да, — мрачно согласился Ричард, он и сам не знал, что ожидал увидеть на главной площади Брэя.

Разбойники переночевали в лучшей гостинице города и ранним утром направились дальше. Между Брэем и Ёссом лежал почти прямой широкий тракт. Королевская чета мчалась по нему, отмечая путь трупами и ограбленными караванами — Ричард решил соответствовать ожиданием камийцев и исправно взимал разбойничью пошлину.

Столица Крейда показалась на горизонте на тридцать шестой день путешествия. Издали увидев замок великого Олефира, Ричард остановился и сквозь зубы процедил:

— Махина, почище Керонского. Любил наш незабвенный Фира выпендриться. И как только Тёма здесь жил? На редкость уродливое строение. А он любит, чтобы всё было красиво!

Маруся же молча смотрела на багровые, рвущиеся к облакам, башни, серебристые крыши и мощные стены в блистающих пятнах окон. Ей было не важно, как выглядит дом великого Олефира, сердце женщины трепетало от мысли, что скоро она увидит Диму. А Ричард тем временем продолжал бурчать:

— И зачем ему такая громадина? Мог бы сотворить что-нибудь попроще...

— Например, шалаш, — ехидно заметила Маруся и улыбнулась. — Поехали! Мы почти у цели, а ты разворчался, как старый дед. Олефир давно умер, а ты всё никак не успокоишься.

— Ладно, — буркнул король Инмара и указал на выползающий из-за холма караван, — поехали, работа ждёт.

Камийская мечта рванула с места в карьер и понеслась за добычей. Ричард очень надеялся, что этот караван будет последним в его разбойничьей карьере. "Камия меня достала! Встретимся с Димой, соберём своих и — в Лайфгарм!" — думал он, на полном скаку приближаясь к каравану. Харшидский работорговец издали узнал господина Ричарда и, приказав наёмникам опустить сабли, поехал навстречу разбойнику. Он добровольно отдал ему пошлину, пожелал счастливого пути, и камийская мечта понеслась к городу.

Въехав в Ёсс, Ричард и Маруся сразу же направилась в рекомендованную стражниками гостиницу. Приняли ванну, переоделись и отправились обедать в общий зал — им хотелось послушать, о чём говорят в столице. Пожилой сухопарый трактирщик пришёл в восторг, увидев снизошедших до народа бандитов. Он выскочил из-за стойки, усадил камийскую мечту за стол в центре зала и, изогнувшись в подобострастном поклоне, спросил:

— Что желаете, господин Ричард?

— Поесть, выпить и поболтать, — с усмешкой ответил инмарец. — Присаживайся, господин...

— Эдгар, — поспешно представился трактирщик, уселся за стол и подозвал раба. — Принеси нам вина, Карл, да поживей!

Раб бросился выполнять приказ, а Ричард откинулся на спинку стула и лениво поинтересовался:

— Как поживает ваш достопочтенный правитель, Эдгар? Я собираюсь задержаться в столице и нанести ему визит.

— Мудрое решение, господин Ричард! Графу нравятся сильные люди, он примет Вас как родных!

Трактирщик разлил по серебряным чашам, принесённое рабом вино, и Ричард провозгласил:

— За процветание твоего заведения, Эдгар!

Продолговатое лицо камийца засияло и расплылось в широкой улыбке.

— Спасибо, господин! — Он глотнул вина, и слова посыпались из его рта, как сухой горох из дырявого мешка. — Уверен, Ваше пожелание обязательно принесёт мне удачу, я сумею расширить дело и открыть ещё парочку гостиниц. Ёсс растёт, приезжих с каждым годом всё больше. Самое время наживать капитал. Не хотите войти в долю, господин Ричард?

— Что? — едва не подавившись вином, опешил король Инмара и с недоумением уставился на хозяина.

— Соглашайся, Ричи, — внезапно произнесла Маруся. — Господин Эдгар весьма предприимчивый человек. Его деловая хватка и твоё легендарное имя обогатят вас обоих.

— Но мы собирались...

— Мы сделаем то, что собирались! А господин Эдгар тем временем утроит твой капитал. Деньги должны работать, а не болтаться бесполезным грузом в седельных сумках.

Трактирщик молча кивнул, подтверждая слова любимой наложницы разбойника, а Ричард ухмыльнулся:

— И то правда, Маша! Не тащиться же в замок с мешками золота. Давай-ка, Эд, выпьем за наше плодотворное сотрудничество, а потом ты расскажешь Маше о своих грандиозных планах, и она примет окончательное решение.

— Она?

— Да! — Ричард положил ладонь на рукоять меча и ехидно добавил: — Раз ты не побоялся связаться с камийской мечтой, значит, и с госпожой Марией общий язык найдёшь.

— Конечно, конечно, — закивал трактирщик. Он уже раскаивался, что предложил разбойнику войти в долю, но отступать было поздно, и Эдгар, фальшиво улыбнувшись Марусе, поднялся: — Прошу следовать за мной... госпожа.

Пока Мария и Эдгар обсуждали детали предстоящего сотрудничества, Ричард подсел за стол к солдатам в форме ёсской гвардии, ему хотелось побольше узнать о предполагаемом месте службы. Гвардейцы с радостью приняли легендарного бандита в компанию, а бочонок ягодного вина, который заказал Ричард, и вовсе сблизил их. Языки солдат развязались, и они стали наперебой рассказывать о своей службе. И тут, впервые за всё время путешествия, Ричард услышал о Диме и Тёме. Гвардейцы поведали ему о необычных рабах, которых глава лиги работорговцев преподнёс графу ко дню рождения, о чудесном воскрешении Дмитрия, о похожем на принца Камии шуте, который владел кинжалом так, словно родился с ним в руках. И Ричард помрачнел. На полуслове прервав очередную байку гвардейцев о Дураке, он с тревожным интересом спросил:

— А куда делся странный брат шута?

— Кристер подарил его кайсаре Сабире, — пожал плечами рассказчик и продолжил прерванную историю.

Но Ричард не слушал его: по всему выходило, что Дмитрий чуть ли не добровольно оставил Артёма на растерзание Кристеру, а это не укладывалось ни в какие рамки. Сидя, как на иголках, инмарец дождался Марусю, и как только они с Эдгаром появились в общем зале, распрощался с новыми знакомыми.

— У меня плохие новости, Маша.

Мария посмотрела на встревоженное лицо мужа, и на душе заскребли кошки:

— Но все они живы... Что могло случиться?

— Тёма... — начал было Ричард и осёкся: Эдгар внимательно прислушивался к разговору бандитов. — Вы договорились?

— Да, мы можем доверить ему свои деньги, — автоматически кивнула королева Инмара, гадая, что могло случиться с Димой и Тёмой.

— Пошли, Эдгар! — приказал инмарец и почти побежал к лестнице на второй этаж, где располагались их апартаменты.

Влетев в гостиную роскошного номера, Ричард подскочил к седельным сумкам, сложенным у окна, подхватил две из них и вручил Эдгару.

— Иди, партнёр, работай!

— Разве мы не будем составлять договор?

— Вон! — рявкнул Ричард, а Маруся поспешно добавила:

— Он просто убьёт Вас, если что-то пойдёт не так.

— П-понял, — выдавил Эдгар и ретировался в коридор, сгибаясь под тяжестью золота — более удивительной сделки он не заключал ни разу в жизни.

Маруся захлопнула за трактирщиком дверь и повернулась к мужу:

— Рассказывай!

Ричард уместил полуторачасовую беседу с гвардейцами в несколько фраз, но их хватило, чтобы поразить Марию до глубины души. Она проверила, легко ли выходит из ножен меч, и твёрдо произнесла:

— Я готова отправиться в замок.

— Я тоже, — кивнул инмарец, и супруги рука об руку отправились седлать коней.

Сегодня Артёму повезло: Кристер был в хорошем настроении, и ему перепала целая тарелка замечательнейшего салата. В тот момент, когда камийская мечта вошла в трапезный зал, он как раз дожевал последний кусочек рыбы и приступил к облизыванию тарелки. Появление новых гостей лишило шута вдумчивого и тщательного завершения трапезы. Он неприязненно взглянул на разбойников, в мановение ока облизал тарелку и преданно уставился на графа, ожидая одного из двух возможных приказов: развеселить или убить.

Король и королева Инмара с трудом узнали Артёма: его бледное осунувшееся лицо с чёрными кругами под глазами казалось мёртвым, а яркие шутовские одежды выглядели насмешкой над покойником. Маруся чувствовала тяжёлый, удушающий аромат безумия, волнами исходивший от временного мага, Ричард же и без магии видел, что друг едва жив. "Сколько ему осталось?" — невольно подумал он, и тщательно сохраняемая маска спокойствия пала. Глаза инмарца гневно блеснули, рука помимо воли потянулась к мечу. Шут мгновенно среагировал на опасность, грозящую хозяину, и чуть повернул голову к подозрительному гостю. Как ни странно, это едва уловимое движение успокоило Ричарда. Он опустил руку, надменно поклонился и почти спокойно посмотрел в зеленовато-голубые глаза повелителя Крейда.

Ехидно усмехнувшись, Кристер поднёс к губам бокал, сделал несколько глотков и стал с любопытством разглядывать камийскую мечту. И если до встречи с разбойниками графа больше всего занимал вопрос, зачем они явились в Ёсс, то теперь его интересовало, что связывает их и безумного принца Камии.

— Я много слышал о тебе, Ричард, — после долгого молчания произнёс Кристер. — Что привело прославленного бандита в Ёсс?

— Мы приехали засвидетельствовать Вам своё почтение.

— Я принимаю его. И всё же?

— Нам надоело скитаться по миру, и мы пришли к самому сильному правителю Камии, чтобы предложить свои услуги.

— Забавно. Но почему вы пришли ко мне, а не к кайсаре?

— Мне претит служить женщине, какой бы сильной она не была!

— Вот как? — Граф растянул губы в слащавой улыбке и указал на Марусю. — Кайсара ни в чём не уступает твоей боевой наложнице. Она также сильна и красива, как твоя женщина. Думаю, ты понравился бы Сабире и с лёгкостью занял место в её постели.

— Думаешь, она согласилась бы стать моей любимой наложницей? — с ехидцей спросил инмарец и сам же ответил: — Вряд ли! Да и зачем мне кайсара? У меня уже есть Мария, и других мне не надо.

Граф искренне расхохотался, и Артём со злой ревностью взглянул на Ричарда, который за пять минут разговора ухитрился рассмешить хозяина до слёз. "Вот гад! Припёрся мой хлеб отбирать. Если так пойдёт дальше, меня совсем кормить перестанут. И умру я голодной смертью. И кто тогда будет защищать моего любимого хозяина?" Тёма тряхнул головой, бубенчики громко звякнули, и Кристер, тотчас оборвав смех, с силой пнул шута ногой:

— Сиди тихо, Дурак! Не то накажу!

— Не надо, хозяин, простите, — жалобно проскулил Артём, растянулся ниц перед графом и уткнулся лицом в пол.

Кристер поставил ногу на спину шута и с ядовитой ухмылкой воззрился на Ричарда:

— Значит так, разбойник, я приму тебя на службу при одном условии — ты честно расскажешь мне, зачем приехал в Ёсс.

— Чтобы служить Вам, граф, — твёрдо ответил Ричард, стараясь смотреть только в лицо правителю Крейда — нога, прижимавшая Тёму к холодным каменным плитам, бесила его. Инмарец из последних сил сдерживался, чтобы не прикончить графа. "Я убью его позже, — твердил он себе. — Пусть пока живёт, тварь!"

— Значит, ты отказываешься говорить правду, — медленно проговорил Кристер и крикнул: — Стража! Взять их!

В трапезный зал с мечами наголо ворвались гвардейцы, и разбойники, стремительно обнажив клинки, встали спина к спине.

Звенела сталь, на плиты зала падали горячие капли крови, слышались предсмертные хрипы и стоны. Придворные с азартом наблюдали за поразительной схваткой: гвардейцев было в несколько раз больше и сражались они прекрасно, но камийская мечта подтвердила многочисленные легенды о своей силе — она была воистину непобедима.

Замковая гвардия стремительно редела, а разбойники не получили даже царапины. И Кристер поняв, что ещё немного и ёсские казармы опустеют, рявкнул:

— Хватит!

Гвардейцы опустили мечи, но Ричард и Маруся продолжали стоять спина к спине. Они выжидательно смотрели на графа, чувствуя, что представление ещё не закончилось. И оказались правы: Кристер убрал ногу со спины Артёма и толкнул его в бок:

— Вставай, Дурак. Повеселимся!

Шут подскочил, как резиновый мячик. Запах крови взбудоражил его: в глубине шоколадных глаз мерцали крохотные серебряные искры, рот кривился в болезненно вожделеющей улыбке. "Неужели мы встретимся уже сегодня?" — со страхом и радостью подумал граф и, протянув шуту кинжал, приказал:

— Убей его, Дурак!

Артём, не целясь, метнул кинжал в Ричарда, и снова повернулся к хозяину. Он был уверен, что убьёт разбойника, но металлический звук заставил его вздрогнуть и втянуть голову в плечи.

Король Инмара отбил кинжал мечом и строго произнёс:

— Осторожней с острыми предметами, мальчик. Не ровён час, порежешься.

Серебряные искры погасли, губы изогнулись в плаксивой гримасе. Артём рухнул на колени перед хозяином и запричитал, обливаясь слезами:

— Дайте мне шанс искупить вину, хозяин. Я больше не промахнусь! Если надо, перегрызу ему горло, только прикажите...

Шут зарыдал в голос, и, разозлившись, графа ударил его сапогом в лицо:

— Заткнись, слабак!

Тёма рухнул на пол и, ожидая новых ударов, прижал ноги к животу и закрыл голову руками. Покорность принца, как обычно, привела Кристера в ярость и, сорвавшись с места, граф стал остервенело избивать заклятого друга ногами.

— Прекрати! — не помня себя от ярости, заорал Ричард, сунул меч в ножны и метнулся к правителю Крейда. В гробовом молчании он оттащил его от Тёмы и тряхнул, как матерчатую куклу. — Не смей бить его! Он болен!

— Отпусти... — прохрипел Артём, поднялся на колени и подполз к Ричарду.

Инмарец посмотрел в глаза другу, и по телу прошла дрожь: взгляд Тёмы наполняла гремучая смесь любви и ненависти, покорности и затаенной угрозы. Ухватившись за плащ разбойника, временной маг тяжело поднялся и тихо повторил:

— Отпусти его.

Ричард сглотнул подступившие к горлу слёзы, пальцы разжались и, закусив губу, он вернулся к бледной, как полотно, Марусе. Граф же небрежно потрепал Артёма по щеке и указал на место возле ног. От беглой похвалы шут просиял, на разбитых губах расцвела счастливая улыбка, а из путаницы чувств во взгляде осталось лишь бесконечное обожание. "Какой добрый у меня хозяин!" — радостно подумал Тёма, опустился на пол и с восторгом уставился на Кристера.

"Смотрит на него, как на Фиру, — мысленно поморщился Ричард. — Плохо... Хуже некуда!"

Граф кивнул на трупы, и гвардейцы стали выносить их из зала. Ричард и Маруся исподлобья смотрели на Кристера, но тот молчал, наблюдая за скорбной работой солдат. И заговорил лишь тогда, когда последнее тело вынесли прочь:

— Я готов принять вас на службу, господа бандиты. Да только не ошиблись ли вы, избрав Крейд, а не Харшид? Кайсара оценила ваши головы в миллион бааров. В Бэрисе ты, Ричард, мог бы получить титул и стать советником кайсары, а в Ёссе будешь рядовым гвардейцем. А что касается твоей любимой наложницы... — Граф осмотрел Марусю с головы до ног, сально ухмыльнулся и закончил: — Она станет моей личной телохранительницей. Согласен?

— Да! — твёрдо ответил Ричард и вкрадчиво добавил: — Только прошу обратить Ваше сиятельное внимания на два весьма важных факта: Маруся МОЯ любимая наложница и владеет мечом лучше, чем кайсара саблей.

— Решил начать службу с угроз, разбойник? — с ядовитой ухмылкой осведомился граф, но в следующий миг рассмеялся: — Ты ведёшь себя, как сильный человек, и я прощаю тебе опрометчивые слова. Прошу камийскую мечту к столу!

Кристер широко улыбнулся Ричарду, подошёл к Марусе и с наигранным почтением подал ей руку:

— Позвольте проводить Вас к столу, великая госпожа.

— Почту за честь, Ваше сиятельство.

Маруся спрятала меч в ножны и вложила руку в крепкую ладонь графа. Придворные с изумлением смотрели, как правитель Крейда усаживает разбойников по обе стороны от себя и лично наполняет их кубки.

— За камийскую мечту! — провозгласил граф, игриво подмигнул Марусе и выпил кубок до дна: — Дурак! У нас гости!

Артём вскочил, поклонился хозяину и заорал:

— Приветствую вас в славном замке Ёсс, друзья! Вы — великие воины, и прославите моего господина, могущественного и прекрасного правителя Крейда! Поднимите чаши и влейте в себя как можно больше вина за здравие лучшего из государей!

Шут прошёлся колесом перед столом, сделал сальто и, приземлившись на ноги, запел похабные куплеты. Его бешеный взгляд метался по лицам придворных, но чаще всего задерживался на боевой наложнице Ричарда. От женщины исходила сила, и в больном сознании зародилась чудесная, блистательная мысль. Шут пел, кривлялся и балагурил, думая о том, что, если хозяин забьёт его до смерти, Маруся вполне сможет стать защитницей могущественного и прекраснейшего правителя Крейда. "Я умру со спокойной душой!" — мысленно восклицал маг, и глаза его лихорадочно блестели.

— Достаточно! — прервал выступление Кристер и бросил под ноги шуту кусок хлеба.

Дрожащей рукой Артём схватил подачку и стал жадно рвать хлеб зубами — сегодня хозяин был необычайно добр, и Тёма боготворил его. А Ричард не знал, куда девать глаза: смотреть на друга было горько и больно. Скрипнув зубами, инмарец смял в руке серебряный кубок и отбросил его в сторону. Граф с кривой улыбкой проследил, как катится по полу кусок серебра, повернулся к Марусе и торжественно произнёс:

— Завтра я устраиваю охоту в твою честь, великая госпожа. Кого ты предпочтёшь убить: оленя или кабана?

"Тебя!" — едва не вырвалось у женщины, но она взяла себя в руки и радостно сообщила:

— С удовольствием поохочусь на чёрного оленя, Ваше сиятельство. Говорят, эти необыкновенные животные встречаются только в Чарийском лесу. А их шкуры так чудесно смотрятся у камина.

— Решено! Ты застелешь шкурами чернух всю свою гостиную!

— Мне хватит и одной, Ваше сиятельство! Бессмысленное уничтожение столь редкого вида неразумно. Всегда нужно знать меру, а то рискуешь остаться ни с чем.

— Неужели? А мне казалось, что для сильного ничто не слишком!

— Вы безусловно правы, господин граф, но сила, лишенная разума, грозит обернуться слабостью.

Маруся пронзительно взглянула на графа, и его сердце забилось чаще. Боевая наложница Ричарда смотрела на него, как на равного, и это возбуждало больше, чем покорно изысканные ласки невольниц. Не сводя глаз с женщины, он поднял руку, и раб вложил в его пальцы кубок:

— За тебя, Мария!

Тем временем Ричард наблюдал за Артёмом, который с неприкрытым восхищением следил за беседой хозяина с новой телохранительницей. "Что с ним такое? — недоумевал инмарец. — Кристер почти убил его, а он восторгается им. И, руку даю на отсечение, восторгается совершенно искренне! А этот гад пользуется его состоянием на всю катушку. И как только не боится? Ведь рано или поздно Тёма очнётся или, хуже того, вернётся Дима. Уж он-то не станет церемониться с обнаглевшим камийцем! Правда, непонятно почему он вообще покинул замок. Или его состояние ещё хуже Тёминого? — От этой мысли инмарец похолодел. Он глотнул вина, пытаясь успокоиться, и решительно сказал себе: — Побратим всегда знает, что делает. Уехал, значит, так было нужно! И нечего дёргаться. Главное, помочь Тёме выжить, а потом появится Дима и..."

Ричард не успел закончить мысль. Погрузившись в тревожные раздумья, он совершенно перестал следить за залом и едва не поплатился за это: Кристер неожиданно обернулся к нему и, обнаружив, что взгляд новоявленного гвардейца по-прежнему устремлён на Артёма, оскалился:

— Тебе так понравился мой шут, господин Ричард? Хочешь, чтобы он продолжил выступление?

— Нет! Хочу спросить: он действительно похож на принца Камии?

Придворные ахнули: разговоры на запретную тему были чреваты смертью, однако правитель Крейда лишь шире улыбнулся новому гвардейцу и со злорадством ответил:

— Одно лицо. Но, в отличие от сына великого Олефира, мой шут труслив, как заяц, да, к тому же, умом не блещет. Настолько глуп, что порой не может понять, чего хочет от него хозяин. Но я умею доходчиво объяснять, не так ли, Дурак?

— Да, хозяин. — Шут вздрогнул и умоляюще посмотрел на графа. — Не бейте меня, пожалуйста, я ничего не сделал.

— Вот именно. Ты уже пять минут сидишь без дела.

Артём вскочил, перекувырнулся в воздухе и, приземлившись на четвереньки, с громким лаем понёсся по залу. Придворные загоготали, и в шута полетели обглоданные кости. Вскочив на ноги, маг стал на лету ловить кости, подбрасывать их в воздух, и вскоре перед ним завертелся желтовато-серый круг. Руки шута мелькали с невероятной скоростью, кости кружились всё быстрее, и Ричард, никогда не замечавший за Тёмой страсти к цирковому искусству, вмиг догадался, что его безумный друг использует магию. "Неужели это всё, на что он способен? — с горечью спросил себя инмарец, отвёл взгляд от Артёма и глотнул вина. — Как мне помочь ему?"

Ричард пил кубок за кубком — наблюдать за фиглярством друга на трезвую голову было невыносимо. Шут лез из кожи вон, стараясь развеселить хозяина, а тот даже не смотрел в его сторону, целиком и полностью отдавшись флирту с телохранительницей. Инмарец видел, что Тёма уже едва держится на ногах, но остановиться без приказа не смеет. Голос его охрип, движения замедлились, став неуверенными и вялыми. Шут с трудом передвигался по залу, и придворные перестали обращать внимание на его жалкие потуги развеселить их. На последнем издыхании Артём перекувырнулся через голову и трупом растянулся на полу.

Граф прервал разговор с Марусей и как бы мимоходом заметил:

— Слабак. Вот принц Артём, как я помню, мог веселиться дни и ночи напролёт! Уберите эту хилую скотину из зала!

Гвардейцы подхватили шута под руки и поволокли прочь.

— Пусть лекарь зайдёт к нему! — крикнул им вслед Кристер и обратился к Марусе: — Я принадлежал к свите принца Камии, дорогая. Артём был мастером устраивать захватывающие представления. Однажды в Эфре...

Маруся со вниманием слушала тошнотворный рассказ. В нужных местах она улыбалась и восторженно ахала, и граф, чертовски довольный отзывчивым интересом телохранительницы, заливался соловьём. Придворные давным-давно наелись, им смертельно надоело сидеть за столом, а Кристер всё не унимался. Кровавые истории следовали одна за другой, и, казалось, им не будет конца.

Около полуночи Ричард не выдержал.

— Послушайте, Ваше сиятельство, — пьяно произнёс он и, по-свойски ткнув графа в бок, указал на клюющих носами придворных, — если Вы не прекратите болтать, завтрашняя охота пойдёт прахом. Ваши вассалы будут спать в сёдлах и валиться с коней, как перезрелые груши. Да и нам с Машей пора на боковую.

— Ты забываешься! — взорвался граф и вскочил, намереваясь отдать приказ арестовать Ричарда, но застыл, услышав весёлый смех телохранительницы.

Кристер резко обернулся к Марусе, чтобы узнать причину её внезапного веселья, натолкнулся на сияющий взгляд тёмно-серых глаз и невольно улыбнулся — женщина была восхитительно хороша. Маша грациозно склонилась к графу и указала на пузатого, грузного мужчину в синем камзоле, украшенном множеством золотых пуговиц.

— Я представила, как вон тот толстяк на всём скаку вылетает из седла и катится по лесу, звеня, точно бочка с монетами.

В голове мгновенно возникла нужная картинка, и граф расхохотался:

— Уморительное зрелище!.. Что ж, твой господин прав, Мария. Нам всем нужно отдохнуть. Вас проводят в покои для гостей.

Кристер поцеловал руку женщины и направился к дверям, а к камийской мечте подбежал раб в парадной ливрее:

— Прошу следовать за мной, господин Ричард!

Кристер вошёл в свои покои в прекрасном расположении духа. Появление в Ёссе камийской мечты радовало. Во-первых, разбойники были явно знакомы с сыном великого Олефира, и граф надеялся выведать у них правду об Артёме и его странном брате; а, во-вторых, боевая наложница Ричарда оказалась весьма интересной и привлекательной особой, и Кристер рассчитывал, что она будет совмещать обязанности телохранительницы и наложницы. Уже сегодня можно было приказать Марусе охранять свой ночной покой, но граф решил не спешить, интуитивно чувствуя, что женщина того же поля ягода, что и её друзья.

Нежась в тёплой ванне, Кристер строил планы соблазнения Маруси, и на его губах играла зловеще-сладкая улыбка. Задача была непростой, ведь, так или иначе, он собирался покуситься на чужую собственность, но граф был уверен, что если правильно поведёт себя, то боевая наложница сама падёт в его объятия. Ричарда он в расчёт не брал: на взгляд графа, разбойник не отличался умом и сообразительностью. Например, в отличие от Марии, скрыть знакомство с Артёмом не сумел — смотрел на кривлянья шута так, словно у него на глазах пытали отца или возлюбленного. "А вдруг, они и впрямь любовники? — Кристер хихикнул, и в голове возникла весьма фривольная картинка. — Да... Чудненькая парочка..." Однако веселился граф недолго. Не особо сметливый Ричард был весьма силён и драться с ним не хотелось. Впрочем, в распоряжении графа имелись опыт и мастерство всех ёсских отравителей. "Что мне мешает подарить ему, скажем, перстень. В знак признания его разбойничьих заслуг? Едва ощутимый укол, и прощай камийская мечта! Прикажу воздвигнуть для него мраморный склеп рядом с гробницей великого Олефира, устрою пышные похороны. В назидание казню пару-тройку каких-нибудь преступников и дело в шляпе! Тогда Мария вполне законно станет моей наложницей. Решено!" И, не откладывая дела в долгий ящик, Кристер приказал позвать господина Нарима. Замковый лекарь одинаково хорошо составлял и яды, и лекарства...

Хорошее настроение не покинуло Кристера и утром. За завтраком он отдал несколько распоряжений и отправился в гостевые покои. Без стука вошёл в гостиную и обнаружил камийскую мечту за столом — Ричард и Маруся пили чай. Хозяин Ёсского замка поприветствовал новоявленных подданных небрежным кивком и сообщил:

— Ты остаёшься в замке, Ричард, а мы с Марией отправляемся на охоту!

Правители Инмара молча поклонились. Они предполагали, что события будут развиваться именно так, и приказ графа их не удивил. Однако Кристер выглядел таким довольным и счастливым, что у Маруси тревожно защемило сердце. Она с беспокойством посмотрела на мужа, но граф уже протянул ей руку, и пришлось покориться. Крепко сжав узкую ладонь, Кристер одарил Ричарда змеиной усмешкой и направился к дверям. На пороге он обернулся и увидел то, что ожидал — глаза разбойника полыхали гневом. "Ничего, мечта, недолго тебе злиться!" — язвительно подумал граф и вывел Марусю в коридор, уверенный в том, что она больше никогда не вернётся в гостевые покои.

Ричард проводил правителя Крейда яростным взглядом, неторопливо допил чай и подошёл к окну. Отсюда ворота замка были видны, как на ладони, и инмарец, убедившись, что кавалькада охотников во главе с Кристером и Марусей понеслась к лесу, отправился на поиски шута.

В отсутствие правителя замок ожил: гвардейцы и рабы, пользуясь иллюзией свободы, отдыхали, кто как умел. Ричард без труда выяснил, где держат Дурака, и направился к нему. Он не знал, о чём будет говорить с другом, но нутром чувствовал, что разговор этот жизненно важен для обоих.

У двери комнаты шута несли караул двое гвардейцев. Их лица выражали бесконечную скуку и тоску.

— Привет, ребята! — громко поприветствовал их Ричард. — Как служба?

— Могла бы быть лучше, — поморщился один из солдат, а другой только горько вздохнул.

— И в чём проблема? Может, я смогу помочь?

— Да ничем ты не поможешь, господин Ричард, — сумрачно произнёс первый, а второй, почесав затылок, неуверенно заметил:

— Если только... — Он осёкся, вопросительно посмотрел на напарника, и тот неопределённо пожал плечами:

— Если граф узнает, что мы отлучались с поста, он нас по головке не погладит. Прямо злость берёт, как паршиво дело обернулось. И, между прочим, из-за тебя, господин Ричард! Не перебей ты вчера половину наших, у нас с Патом сегодня бы выходной был! Я уже и с кухонным надсмотрщиком договорился. Ему на днях новых рабынь дали. Миленькие девочки! Мы собирались чуток с ними покувыркаться, а теперь не до женщин! Пока новых гвардейцев не наберут, будем каждый день дежурить.

— Ну да, — мрачно буркнул Патрик. — Тебе-то хорошо, господин Ричард, любимая наложница всегда под рукой. Небось не только драться умеет!

— Что есть, то есть. Маша у меня — чудо!

— Да тебе вообще повезло: поди, всяких попробовал, по миру мотаясь! И харшидок, и суниток... Хоть бы рассказал, как они в постели!

— А ты сам в разбойники подайся! Погуляешь по миру с мечом в руке, и женщин всяких познаешь, и денег заработаешь, и славу.

— Куда уж мне, — отмахнулся гвардеец.

Ричард ухмыльнулся и миролюбиво предложил:

— Хотите, я за Вас пару часов подежурю? Граф всё равно на охоте и с проверкой не нагрянет, а я вас не выдам. Развлекайтесь себе на здоровье!

Гвардейцы переглянулись, потоптались на месте, и Патрик решительно заявил:

— Эх, была не была! Пошли, Кенни, когда ещё случай представится?

Солдаты прислонили к стене алебарды и с топотом понеслись к лестнице. Ричард прислушался к удаляющемуся стуку каблуков, посмотрел по сторонам, на всякий случай подождал ещё минут пять и проскользнул в комнату шута.

Артём сидел на окне, свесив ноги на улицу, и тоскливо смотрел вниз, на крошечные фигурки людей, свободно гуляющих по двору.

— Привет, Тёма.

Инмарец ждал, что маг обернётся, но Артём вскочил, как ошпаренный, и, раскинув руки, закачался на краю подоконника. В его глазах плескался ужас. Ричард метнулся к другу, схватил в охапку и втащил в комнату.

— Зачем? — прошептал временной маг и разрыдался. — Я хочу умереть! Я больше не могу! Всё равно он убьёт меня! Я делаю всё, что он хочет, а ему всё мало! Я устал! — Шут вырвался из рук друга и рухнул перед ним на колени. — Позволь мне умереть, господин, или убей сам!

— Успокойся, Тёма, принцу Камии не пристало лить слёзы, — твёрдо произнёс Ричард, поднял друга на ноги и всмотрелся в бледное, осунувшееся лицо. — Вспомни: ты — принц Камии, Тёма!

Артём мгновенно накрыл комнату щитом, безумными глазами уставился на инмарца и истерично завизжал:

— Не говори так! Он будет бить меня! Я — шут! Ты специально назвал меня принцем! Граф хочет, чтобы я опять ошибся?! Я знаю, как себя вести! Я — шут!!!

— Что ты орёшь? Нас же никто не слышит!

В глубине глаз временного мага зажглись серебряные точки:

— Как ты догадался? Ты маг?

— Я воин, а маг у нас — ты! Я давно знаю тебя, Тёма, и...

— Неправда! Я не маг! Тебя подослал граф! Он хочет убедиться, что я не понимаю, что принц Камии — это я, а я не принц Камии, я — шут! — вновь впав в истерику, прокричал Артём, и Ричард тяжело вздохнул:

— Ну и каша у тебя в голове.

— Да, я безумец, и не понимаю, что говорю, — поспешно согласился временной маг и, сверкнув подёрнутыми серебром глазами, зло закончил: — Так и доложи графу!

— Вот теперь ты действительно похож на принца Камии.

— Заткнись! Что тебе надо? Я же сказал, что я не принц Камии. Я — Дурак!

— Достал! А ну-ка немедленно прекрати истерику, Тёма! Мы приехали в Ёсс ради тебя! Мы хотим помочь!

— В самом деле? — ощетинился временной маг. — С какой стати местных бандитов заботит раб графа Кристера?

— Мы не камийцы. Мы пришли из Лайфгарма, и мы твои друзья, Тёма

— Врёшь! Ты шпион графа! — Артём отшатнулся и задрожал: — Ты пришёл убить меня! Граф правильно выбрал исполнителя. Я не справлюсь с тобой. Пожалуйста, не тяни. Я устал. Можно, я закрою глаза?

— Не говори глупостей! Я не собираюсь убивать тебя, Тёма. Ты мой друг!

— Друг, — с готовностью закивал временной маг. — Как прикажете, господин.

— Прекрати! — Инмарец порывисто обнял друга и успокаивающе погладил его по спине. — Лучше скажи, почему Дима уехал?

Артём уткнулся в плечо разбойника и зарыдал в голос.

— Не говори о моём брате! Кристер подарил его Сабире. Я ненавижу его! Он умрёт! Я отомщу! — забывшись, проорал он и скороговоркой добавил: — Я не принц Камии, я — шут. Я — Дурак!

— Дима может использовать магию?

— Он умеет делать воду. — Временной маг перестал плакать, поднял руку, и сквозь пальцы потекли тонкие струйки воды. — Дима — маг, а я нет.

— И всё? — ужаснулся Ричард.

— Да, — кивнул Артём и снова заплакал: — Я не знаю, жив ли он. Я люблю его... Только он заботился обо мне... Остальные издеваются и смеются... — Неожиданно маг перестал рыдать, поднял голову и твёрдо посмотрел в глаза другу: — Они умрут. Все! У меня длинный список.

Шоколадные глаза озарил ледяной серебряный свет, но временной маг моргнул, и в глубине зрачков остались лишь крохотные серебряные искорки. Ричард покачал головой, сорвал с друга шутовской колпак и погладил спутанные пшеничные волосы:

— Всё будет хорошо, Тёма. Дима справится. Он всегда справляется. Я слышал, кайсара хорошо обращается с ним.

Артём радостно улыбнулся:

— Спасибо за добрые вести, друг! Ты такой же хороший, как мой брат, и я не буду убивать тебя и твою жену.

— Только никому не рассказывай, что она моя жена, — мягко попросил Ричард.

— И ты больше не говори со мной, иначе нас накажут. Граф умеет причинять боль... — прошептал Артём, едва заметные искорки в глазах погасли, и он монотонно затараторил: — Я не принц Камии, я — шут. Скажи об этом графу, и он не будет бить меня...

Слова сменили судорожные всхлипы, временной маг закрыл лицо руками и осел на пол. Ричард с тоской смотрел на друга:

— Прости, что сразу же не приехал в Ёсс. Хотя, вряд ли бы это что-то изменило. Мне жаль, что, проснувшись, ты станешь...

— Смертью! — оборвав плач, сладострастно закончил принц Камии, обхватил голову руками и запричитал: — Я — шут... Я — Дурак...

Инмарец вздрогнул, и мурашки побежали по его спине. Перед внутренним взором возник трапезный зал Ёсского замка: за столами вместо роскошно одетых аристократов сидели скелеты. На костях тускло сверкали золото и серебро, мрачно светились драгоценные камни. "Скоро Тёма очнётся и уничтожит Ёсс", — отрешённо подумал Ричард, погладил безумного друга по плечу и на негнущихся ногах вышел за дверь.

Глава 18.

Взрыв.

Кен и Патрик пробежали по коридору, спустились с лестницы и остановились.

— Прав был Его сиятельство. Господин Ричард, и впрямь, умом не блещет, даже не заподозрил, что его обманывают.

— Не торопись с выводами, Пат. Может, он и не поверил нам.

Гвардейцы развернулись, неслышными шагами поднялись по лестнице, и Кенни осторожно выглянул из-за угла:

— Никого!

— Вот, болван! Сам в ловушку полез.

Напарники прокрались по коридору и нырнули в каморку рядом с комнатой шута. Они приникли к искусно замаскированному окошечку и увидели Дурака, который, стоя на коленях, молил Ричарда о смерти. Сначала шпионам Кристера был виден каждый жест и слышно каждое слово подопечных, но внезапно в уши ударила тишина.

"Магия!" — одновременно подумали гвардейцы и многозначительно переглянулись: граф предупреждал, что от разговора бандита и шута можно ожидать чего угодно, и вновь не ошибся. А уж когда с ладони Дурака потекла вода, а потом его глаза вспыхнули таинственным светом, Кенни с Патриком застыли с открытыми ртами. Оправившись от потрясения, они отпрянули от окошка, пулей вылетели из каморки и понеслись в казарму. Запершись в своей комнате, шпионы графа перевели дух и со страхом посмотрели друг на друга.

— Он на самом деле принц Камии, — дрожащим голосом поговорил Патрик и с тревогой добавил: — Когда он придёт в себя, в Ёссе будет жарко, как в Харшидской пустыне.

— Ага, — кивнул Кенни, наклонился и вытащил из-под кровати бурдюк с вином. — Выпьем?

— Давай! А заодно решим, куда нам податься из Ёсса.

— Сегодня же ночью, — подхватил Кенни, задумчиво почесал подбородок и предложил: — Поедем в Аргул, Пат. В дикой, лесной стране затеряться легче всего.

— Согласен.

Патрик разлил по кружкам вино, гвардейцы выпили и нехотя поднялись: бежать, не доложив графу о проделанной работе, было глупо. Гвардейцы вернулись на пост, поблагодарили Ричарда за неоценимую услугу и, взяв в руки алебарды, замерли, словно статуи.

Инмарец с недоумением посмотрел на взволнованных солдат, но, решив, что те страшатся графского гнева спрашивать ни о чём не стал, и отправился на разведку. До вечера он шатался по залам и галереям, знакомился с придворными и гвардейцами, пытаясь выяснить подробности жизни Димы и Артёма в Ёссе, но камийцы готовы были говорить о чём угодно, только не о странных братьях-рабах. Так, не солоно хлебавши, Ричард и вернулся в свои покои, съел ужин, сервированный на столе в гостиной, и устроился в кресле у окна. Солнце наполовину скрылось за лесом, а охотники всё не возвращались, и на душе у короля заскребли кошки. Он поднялся и кругами заходил по комнате, размышляя, что могло случиться...

Кристеру понравилось охотиться с телохранительницей. Маруся держалась в седле лучше иного мужчины и, увертываясь от колючих веток, так грациозно и чувственно прижималась к холке коня, что графу становилось не по себе. Он на миг отводил глаза от соблазнительной фигуры, затянутой в серый замшевый костюм, и вновь поворачивал голову к наложнице, с каждой минутой всё больше жалея, что не приказал отравить Ричарда уже сегодня.

Раздались призывные звуки охотничьих рогов, заливистый лай собак, крики загонщиков. Маруся взглянула на Кристера, и по его телу прошла дрожь: тёмно-серые глаза лучились восторгом и... силой. "Какая женщина... Огонь!" — восхищённо подумал граф и улыбнулся:

— Вперёд, великая госпожа!

Кристер пришпорил коня, и они понеслись по сосновому бору...

Охота увенчалась успехом: огромный чёрный олень был повержен, но Кристер не спешил возвращаться в замок. Он взглянул на пылающие щёки телохранительницы, задержал взгляд на голубоватой сосновой игле, запутавшейся в длинных русых волосах, и крикнул:

— Разбивайте лагерь!

Слова графа эхом разнеслись по лесу и отозвались в душе Маруси предчувствием близкой беды. Идея переночевать в лесу ей не понравилась, но возражать правителю Крейда было неразумно, и женщина ослепительно улыбнулась:

— Обожаю лес, Ваше сиятельство! А оленина с дымком — моя страсть!

— Буду рад угодить тебе, дорогая. А пока мясо готовят, проедемся по окрестностям. Чарийский лес чудеснейшее место в Крейде, а может, и во всей Камии. Поверь, мне есть с чем сравнивать — мы с принцем объехали весь мир.

Кристер посмотрел в безмятежно-счастливое лицо Маруси, тронул поводья, и всадники неторопливо поехали по сумеречному лесу. Могучие сосны с пышными кронами почти целиком закрывали небо, лишь иногда настырный белый луч пробивался сквозь колючий заслон и врезался в мягкую, густую траву, даря свет застенчивым и нежным лесным цветам. Голубовато-зелёные вершины сосен чуть покачивались, и к тихому стуку лошадиных копыт добавлялись загадочный шум длинных игл и протяжный лёгкий гул. В воздухе разливались терпкие запахи смолы и меда, жужжали шмели, в полосках света клубилась мошкара. Кристер искоса поглядывал на телохранительницу и молчал. Он затеял прогулку, чтобы поговорить с женщиной по душам, но, оставшись с ней наедине, передумал: интуиция подсказывала, что при живом хозяине Маруся откровенничать не станет. "Значит, нужно его убить!" — подумал Кристер и решительно развернул коня.

Вернувшись в лагерь, правитель Крейда спешился, подозвал гвардейца и вместе с ним вошёл в большой красный шатёр. Оставшись без опеки, Маруся облегчённо вздохнула. Она надеялась немного побыть в одиночестве, но не тут-то было. Едва женщина спрыгнула с коня, рядом, словно из-под земли, возникли двое гвардейцев.

— Его сиятельство велели охранять Вас, госпожа Мария, — объяснил один из них, а другой подтверждающее кивнул и добавил:

— Вы можете совершенно свободно передвигаться по лагерю, но выходить за его пределы Вам строго запрещено.

— Понятно.

Маруся огляделась, села на поваленное дерево и стала наблюдать за суетой вокруг графского шатра. Красный полог мотался, как на ветру, впуская и выпуская придворных и гвардейцев. После короткого разговора с Кристером, некоторые из них скрывались в шатрах, а некоторые вскакивали на коней и уносились в сторону замка. Вскоре "приём" закончился, однако граф не появился, и Маруся занервничала: "Что он затеял? Неужели, пока я тут прохлаждаюсь, Ричард сражается? А вдруг его уже убили? Нет! Он жив! Я же чувствую!"

И тут на взмыленных лошадях из леса вылетели двое гвардейцев. Они осадили коней возле шатра графа, спрыгнули на землю и скрылись за пологом. Маруся сжала кулаки, интуитивно чувствуя, что гвардейцы привезли новости о Ричарде. Если бы не верзилы за спиной, женщина подкралась бы к шатру и подслушала разговор, а так ей оставалось сидеть и ждать.

В небе зажглись первые звёзды, над лесом встала красноватая луна. Гвардейцы наконец покинули графский шатёр, и Кристер соизволил обратить внимание на телохранительницу. Откинув полог, он подозвал женщину, а, когда та подошла, подал руку и с язвительно ласковой улыбкой сказал:

— Поужинаем, дорогая, а заодно поболтаем. У меня есть интересные новости для тебя.

Кристер ввёл Марию внутрь шатра, снял с её спины ножны и положил у двери. Женщина недовольно поджала губы:

— Но как я буду охранять Вас, Ваше сиятельство?

— Здесь мне ничего не угрожает, дорогая. Разве что яд, а от яда меч не защита, — рассмеялся граф и усадил Марусю на мягкие подушки возле низкого походного столика.

Почти сразу в шатёр внесли серебряное блюдо с куском оленины, высокий изящный кувшин и серебряные бокалы. От запаха мяса заурчало в животе, а рот наполнился слюной. Телохранительница невольно сглотнула, и граф с усмешкой заметил:

— Принц Артём обожал морить людей голодом. Одна из любимейших его забав! Помню, однажды... — начал он и осёкся. — Впрочем, что я тебе рассказываю. Ты знаешь Артёма не хуже меня, не правда ли?

Маруся с безмятежным видом разлеглась на подушках и с едва заметной улыбкой посмотрела на графа:

— Что натолкнула Вас на эту смелую мысль, Ваше сиятельство?

— Ты непростая наложница. Ты ведёшь себя, как... как свободная женщина! — выплюнул граф, схватил кувшин и, сделав большой глоток, продолжил немного спокойнее: — Ты не похожа на камийку. Наши невольницы просто не могут вести себя столь расковано. Даже наедине со своим господином они не позволяют себе и сотой доли того, что делаешь ты. А уж то, как ты держишься в седле и владеешь мечом, и вовсе не укладывается ни в какие рамки. Где ты родилась? Отвечай добровольно, или я вырву у тебя правду калёным железом!

— Я камийка, Ваше сиятельство, — спокойно ответила Маруся. — Что же касается моего свободного воспитания... Ричард хотел видеть меня такой, какая я есть. А первейший долг наложницы — неукоснительно выполнять желания своего господина.

— Врёшь! Ты пришла из другого мира. Мне известно, что твой драгоценный Ричард рассказал Фарроху! Это потом о вас появилось множество легенд... — Кристер шагнул к Марии и прорычал: — Сейчас же говори, откуда вы взялись и что связывает вас с Артёмом и Дмитрием! Кем вы приходись принцу: друзьями, любовниками, вассалами?

Маруся грустно покачала головой:

— С чего Вы взяли, что мы имеем какое-то отношение к принцу Камии? Мы с Ричардом удачливые разбойники, не более того.

— В Камии полно, как ты говоришь, удачливых разбойников. Но среди них нет женщин! Какой идиот, кроме Вамика, мог дать невольнице меч? Да и то, что вы разбойничали вдвоём наводит на определённые мысли.

Граф бросил на Марусю долгий пронзительный взгляд, ожидая вопроса, но женщина молчала, и он отчеканил:

— Ты и твой Ричард — маги.

— Забавный вывод. Только зачем магам поступать на службу к кому бы то ни было? Всё равно, что представить великого Олефира рабом!

— А почему нет? У меня в шутах — принц Камии, кайсара наслаждается ласками его брата, а они, как мне кажется, не самые слабые маги, так?

— Вам виднее. Я не возьмусь оценивать их силу, но, судя по рассказам о принце, Вы играете с огнём, Ваше сиятельство.

Кристер презрительно фыркнул, снял с пояса кинжал, вонзил его в мясо и, отрезав внушительный кусок, поднёс ко рту. Маруся равнодушно следила, как по пальцам графа течёт сок, и думала о Диме. Упоминание о постельных развлечениях кайсары напрочь лишило её аппетита. "Ревную я, что ли? Но это глупо! Дима всё равно не может быть со мной. У него Станислава есть... А кайсара... Если он спит с ней, значит, так надо. Она лишь короткий эпизод в его жизни. Как и я..."

Губы женщины дрогнули, и Кристер, не сводивший глаз с телохранительницы, победно усмехнулся:

— Не такая уж ты и сильная! Хотя это скорее хорошо, чем плохо. Мне нужна женщина, а не гвардеец в шальварах. Покорись, и я тебя не обижу. Буду лелеять и холить, как редкий цветок. А сейчас расскажи, что тебе известно о Дмитрии, Артёме, и я позволю тебе поесть.

— Спасибо, граф, но я не голодна. И потом, кусок оленины — оскорбительно низкая цена для камийской мечты, Вам не кажется?

— И что же ты хочешь получить за свой рассказ?

Маруся очаровательно улыбнулась Кристеру:

— Принца Камии.

— Стерва! — трясясь от злости, прошипел граф. — Скоро ты на коленях будешь ползать, вымаливая корку хлеба! Я научу тебя хозяина уважать!

— Извините, граф, но мой хозяин — Ричард. И он не позволит Вам унижать меняю

— Посмотрим. Взять её!

Маруся вскочила на ноги, метнулась к мечу, но не успела: гвардейцы, ворвавшиеся в шатёр, набросились на неё, словно бешеные псы. Женщина сопротивлялась, как могла, но силы были неравные: Машу связали по рукам и ногам и поставили на колени перед графом.

— Вот так-то, великая госпожа. Не такая уж ты и сильная. И место тебе не в моей личной страже, а в моей личной спальне.

Правитель Крейда нежно провёл кончиками пальцев по щеке пленницы, требовательно посмотрел на офицера и, дождавшись утвердительного кивка, произнёс:

— Зовите!

Сильные руки вцепились в русые волосы и рывком развернули Марусю к входу. От резкой боли из глаз брызнули слёзы. Сквозь солёную пелену женщина увидела, как лёгкий полог откинулся и в шатёр вошёл муж. Она хотела закричать, чтобы предупредить о ловушке, но, почувствовав холодную сталь у горла, промолчала. Умирать было рано. Маша надеялась, что ещё пригодится Ричарду.

Инмарец предполагал, что увидит, и сумел сохранить невозмутимый вид. Бесстрастным взглядом окинув связанную жену, он перевёл глаза на графа и вскользь заметил:

— Крейдом правит воистину сильный человек — наложницу сумел пленить.

Кристер пропустил оскорбление мимо ушей. Он холодно посмотрел на Ричарда и приказал:

— Отдай меч гвардейцам. Ты арестован.

— А если не подчинюсь, убьёшь Марию? — ухмыльнулся инмарец, вынул меч из ножен и передал его офицеру. — Что дальше?

— Что связывает камийскую мечту с принцем Камии?

— Ничего.

— Отпираться бессмысленно! Я видел, как ты смотрел на Артёма вчера, а сегодня ты проник в комнату шута и беседовал с ним, как с родным. О чём вы говорили?

— А тебе не доложили? Какая досада! Надо казнить шпионов за нерадивость.

— Прекрати паясничать! Ты знаешь, почему мои шпионы не слышали вашего разговора! Ты тоже маг!

— Я воин!

— Как давно ты знаком с Артёмом?

— Да уж подольше, чем некоторые.

— Значит, ты признаёшься, что пришёл из другого мира! — Кристер довольно потёр руки. — Что ж, наш разговор становится продуктивным. Скажи, Дмитрий действительно брат Артёма?

— Даже больше! — Инмарец кивнул на жену и добавил: — Отпусти мою женщину, граф, а не то слова больше не услышишь.

— Мы ещё не договорились!

— А я и не собираюсь с тобой договариваться. Либо ты опускаешь Марусю, и мы расстаёмся по-хорошему, либо я убью тебя.

— Попробуй, но, имей в виду, твоя наложница ненадолго переживёт меня.

— Проверим? — ухмыльнулся Ричард и метнулся в сторону

Офицер выдохнуть не успел, а меч уже вернулся к хозяину. Серебристая молния сверкнула в воздухе и замерла в сантиметре от шеи графа.

— Так что будем делать, Кристер?

— Не-е-ет! — раздался истеричный крик, и в шатре возник Артём. Он бросился в ноги Ричарду, молитвенно сложил руки и запричитал: — Не убивай моего хозяина, Ричи. Он заботится обо мне! Пожалуйста, отпусти его, иначе я умру, и Дима не найдёт меня! Он должен жить, потому что мы договорись, а ты уходи! Оставь моего хозяина и уходи, иначе он убьёт меня, и Дима расстроится, когда вернётся! И я буду оплакивать его...

Временной маг обхватил сапоги инмарца, уткнулся в кожаные голенища и зарыдал в голос. Ричард опустил меч и в ужасе прошептал:

— Тёма... Не надо, Тёма...

— Не убивай его, Ричи!

Ричард с ненавистью взглянул на графа, наклонился и погладил друга по плечу:

— Да чёрт с ним, пусть живёт. Только не плачь.

— Спасибо! — счастливо выкрикнул временной маг и вскочил на ноги. — Я никогда не забуду того, что ты сделал для меня, Ричи! Прощай!

Он хлопнул друга по плечу, и тот исчез.

— Что ты наделал?! — взревел граф.

— Я спас Вас, хозяин! — радостно ответил Артём, шоколадные глаза сверкнули торжеством, и он без чувств рухнул на устланный коврами пол.

По щекам Маруси потекли слёзы, а Кристер и гвардейцы с немым ужасом уставились на шута, словно ждали, что сейчас он очнётся и поднимется принцем Камии.

"Убей его! — набатом прозвучало в голове, и Маруся застыла. — Убей, пока он без сознания!"

"Но я связана..."

"Чушь!"

Верёвки упали на пол, а кинжал, приставленный к шее женщины, оказался у неё в руках.

"Бей!"

— Тёма... — громко всхлипнула Маруся, надеясь, что Артём очнётся и не даст заколоть себя.

"Быстрее!"

— Тёма!!! — во всё горло заорала женщина, крепко сжала кинжал и, поднявшись, шагнула к временному магу.

И тут Кристер опомнился:

— Стоять! Взять!

Голос хозяина привёл в чувство и Артёма, и гвардейцев. Шут поднялся на колени и подполз к графу, а гвардейцы схватили Марусю, обезоружили её и вновь связали.

— Вон! — скомандовал солдатам граф и навис над Артёмом: — Приветствую тебя, принц!

Временной маг закрыл уши руками:

— Я — шут...

— Конечно, — ядовито улыбнулся Кристер. — Ты всегда любил пошутить, но на этот раз шутка затянулась.

— Не бейте меня, господин.

— Я не буду тебя бить. Я буду тебя убивать!

Артём сжался, обхватил руками плечи и жалобно проскулил:

— Я не хочу умирать.

— Катарина тоже хотела жить, но ты рассудил иначе.

— Кто такая Катарина?

— Моя наложница, которую ты с большим удовольствием убил. Теперь удовольствие буду получать я, и для начала отправлю тебя к Джомхуру. Посмотри на него внимательно, принц. Скоро ты будешь выглядеть так же.

— За что? — простонал временной маг, подняв на хозяина больные глаза.

— За Катарину.

— Но я не убивал её.

— Стража!

Артём моргнул и посмотрел на правителя Крейда ясным, без тени сумасшествия взглядом.

— Я прощаю тебя, Кристер, — устало произнёс он. — Ты ещё безумнее меня, раз не видишь очевидного — не я виновен в гибели твоей любимой наложницы.

— Ты... — начал граф, но Артём отвернулся от хозяина.

Он неловко поднялся, шагнул к гвардейцам, и, словно споткнувшись, упал им на руки.

— К Джомхуру, — выдавил Кристер, растерянно глядя на принца Камии, который безвольной куклой висел в руках солдат, и заторможено повторил: — К Джомхуру.

Гвардейцы выволокли шута из шатра, а граф повернулся к Марусе. Рассеянный взгляд скользнул по её лицу, груди, обтянутой серой замшей, и уткнулся в цветастый узор ковра:

— Как ты думаешь, когда он очнётся?

— Не знаю, с Тёмой никогда и ни в чём нельзя быть уверенной. Только Дима мог справиться с ним, да и то с трудом, — ровным тоном ответила Маруся и попросила: — Убей меня, Кристер!

— Зачем?

Граф вскинул голову и ошеломлённо взглянул на пленницу. Он не понимал её желания умереть. Даже стоя на коленях, со связанными за спиной руками, боевая наложница Ричарда выглядела уверенной и сильной. Серые, как грозовое небо, глаза со спокойной решимостью взирали на Кристера, и в них не было ни покорности, ни страха. Хуже того, Маруся смотрела на него так, слово это она была правительницей Крейда. "Да что ж это такое?! Неужто я с наложницей справиться не могу?! Узнают — засмеют, точнее убьют!" Граф поднялся, шагнул к пленнице и навис над ней, будто замок Олефира над Ёссом:

— Я не буду убивать тебя, дорогая. Теперь, когда ты осталась без хозяина, я сделаю тебя своей наложницей. Надеюсь, в постели ты также хороша, как в бою!

Граф потрепал женщину по щеке, и Маруся криво усмехнулась:

— Ласки ты от меня не дождёшься. А что касается Ричарда, он жив, а, значит, я по-прежнему принадлежу ему! И, если ты покусишься на его собственность — он убьёт тебя.

— Принц Камии не допустит смерти любимого хозяина. Он предан мне, как собака.

— До тех пор, пока не очнётся. А потом, ты — покойник!

Правитель Крейда внимательно посмотрел на женщину и притворно тяжело вздохнул:

— Только ты не увидишь моей смерти, поскольку умрёшь раньше.

— Договорились!

Кристер выпрямился, скрестил руки на груди и насмешливо ухмыльнулся:

— Но убивать тебя я буду долго, дорогуша. Как Артём — мою Катарину! Ты будешь корчиться в руках палачей, а я — наслаждаться твоими мучениями. И принца с собой приведу. Пусть смотрит, во что превращается любимая наложница друга. Глядишь, очнётся и Катарину вспомнит. Вот тогда я убью вас обоих! Устраивает?!

Зеленовато-голубые глаза Кристера блеснули триумфом, на губах заиграла ликующая улыбка. Маруся задумчиво оглядела его и неодобрительно покачала головой:

— Ты самоубийца, граф!.. Знаешь, мою смерть, тебе, может, и простят. А вот за Тёму Дима тебя голыми руками порвёт, потом с того света достанет и расчленит ещё раз.

— Пусть!

Кристер упрямо сжал губы, вернулся к столу и наполнил бокал. Залпом выпив вино, он посмотрел на женщину и поинтересовался:

— Дмитрий на самом деле умеет воскрешать мёртвых?

— Думаешь с его помощью вернуть Катарину? Навряд ли он согласится: как ни смешно это звучит, но и Дима, и Тёма с уважением относятся к смерти и не отнимают у неё добычу. Лучше бы тебе смириться с потерей, граф. Хватит мстить принцу, тем более что он не убивал твою Катарину!

— Откуда ты знаешь, ведьма? — Граф отбросил бокал, схватил Марусю за плечи и тряхнул: — Рассказывай всё, что знаешь!

От боли перед глазами женщины поплыли чёрные круги, но она не позволила себе выказать слабость и с яростью взглянула в лицо Кристеру:

— Ты глух, как пень! Артём только что сказал, что не виновен в гибели твоей наложницы.

— Ты не видела её трупа! — Граф оттолкнул женщину и забегал по шатру. — Никто, кроме принца, не мог сотворить такое. Я видел, как он это делает. Это был он. Он! И ты познаешь страдания Катарины на собственной шкуре!

Лёжа на полу, Маруся хмуро следила на Кристером, а когда он вновь потянулся к вину, презрительно усмехнулась:

— Тёма был прав: ты безумец, граф! Месть застилает тебе глаза и не даёт мыслить здраво. Убить Катарину мог любой из свиты принца. И обещание, сделать со мной то же самое, лишь подтверждает это.

— Заткнись! — Кристер со стуком поставил кувшин на стол, зловеще взглянул на Марию и позвал гвардейцев: — Отвезите наложницу в замок и проследите, чтобы её вымыли, одели, как полагается, и привели в мою спальню.

— Будет исполнено, Ваше сиятельство! — отсалютовал офицер, перекинул женщину через плечо и вынес из шатра.

"Так или иначе, я отомщу Артёму. А ты будешь моей, Мария", — холодно подумал граф, рухнул на подушки и прислушался. Через тонкие стены доносились громкие голоса, хохот и женский визг. "Уже и наложниц притащили... Может, не стоило Марию в замок отправлять? Какая разница, где насиловать её? Впрочем... тогда бы и Артёма пришлось возвращать! Нет уж, сделаю, как обещал. Вдруг и впрямь получится!" В сердце графа затеплилась надежда, и мало-помалу к нему вернулось хорошее настроение. Улыбнувшись, Кристер похвалил себя за находчивость и в прекрасном расположении духа покинул шатёр.

В лагере царило веселье. Придворные лакомились сочным мясом чернухи, пили вино и тискали наложниц. С появлением довольного жизнью графа пирушка стала набирать обороты и вскоре превратилась в буйную, жестокую оргию. Кристер превзошёл самого себя. Он не только рассказывал приближённым о своих похождениях с принцем Камии, но и показывал, что тот творил с невольницами и рабами. К утру лагерь напоминал поле битвы. Кристер обвёл пьяным взглядом спящих вповалку придворных, растерзанные тела и отправился в шатёр, отдохнуть перед новым развлечением...

Крепко сжимая рукоять меча, Ричард с досадой смотрел на звёздное небо, рыжеватый диск луны и тёмную полосу горизонта. Он вновь оказался в Харшидской пустыне, за много километров от Ёсского замка, где во власти Кристера остались Артём и Маруся. "Какого чёрта он выкинул только меня? Кристер растерзает Машу! И почему я не прибил графа, как только увидел? Тёма помешал? Если так — оба по ушам получат! Ишь, нашёл развлечение — рабом заделался! Дурак!" Кличка, которой наградил Артёма Кристер, окончательно взбесила инмарца, и, сунув меч в ножны, он зашагал на север, одержимый мыслью убить правителя Крейда.

Ричард шагал по пустыне всю ночь. Он не делал даже коротких остановок, желая как можно быстрее достичь Ёсского замка — жажда мести и ярость придавали ему сил. Утром инмарец заметил на горизонте облако пыли. "Камийская мечта снова в деле!" Король свирепо оскалился и побежал навстречу каравану.

Заметив одинокого путника, наёмники пришпорили коней и во весь опор понеслись к нему. Ричард на бегу выхватил меч, вскинул его над головой, и клинок засиял под белым камийским солнцем. Однако меч не остановил солдат. Они уверенно неслись к путнику, надеясь на лёгкую добычу.

— Глупцы! — расхохотался инмарец, и самый быстрый всадник мигом вылетел из седла.

Ричард вскочил на его коня, вонзил каблуки в мышастые бока и ринулся на врагов. Большинство наёмников даже не успели сообразить, что умирают, а из тех немногих, кто сообразили, с кем свела их судьба, развернули коней и сломя голову помчались прочь. Пренебрежительно хмыкнув, камийская мечта подъехал к караванщику, взял из его рук кошелёк и приказал:

— Слезай!

Купец кубарем скатился на горячий песок, отполз в сторону, закрыл глаза и вжал голову в плечи. Однако Ричард не стал терять времени на убийство. Запрыгнул на длинноногого жеребца и бешеным ветром понёсся по пустыне...

Кристер примчался в замок в сумерках. Бросив поводья рабу, он сразу же отправился в подземелье, где в маленькой, сырой камере Джомхур развлекал принца Камии кровавыми историями о нём самом. Мягко ступая по земляному полу, граф подошёл к двери, заглянул в потайное окошко, и губы растянулись в хитрой улыбке: жестикулируя изуродованными руками, Джомхур рассказывал историю об убийстве пятисот рабов в Зандре. Артём же, скрестив ноги, сидел перед работорговцем и с выражением немого восторга на лице внимал его темпераментным словам. В глазах сумасшедшего сына Олефира пронзительно горели серебряные огоньки. "Даже жаль прерывать столь вдохновенного рассказчика", — ухмыльнулся про себя Кристер и загремел ключами. Тяжелая дверь заскрипела, отворилась, и, увидев хозяина, Артём тотчас встал на колени. Огоньки в глазах потухли, восхищение на лице сменил страх, рот скривился в угодливой улыбке.

Вздохи разочарования вырвались у Кристера и Джомхура одновременно. Работорговец отвернулся, лёг на ветхий соломенный тюфяк и уставился в стену, а граф со злостью пнул шута и сквозь зубы процедил:

— Пошли, Дурак!

Нехотя поднявшись, Артём поплёлся за графом. Он очень надеялся, что хозяин покормит его: миска баланды, церемонно преподнесённая Джомхуром, давно переварилась, и живот сводило от голода. Однако надежды шута не оправдались. Кристер привёл его в свои покои, отворил дверь спальни и кивком указал на Марусю, одетую в тончайший шёлковый халат и светло-розовые шальвары:

— Узнаёшь?

— Да, хозяин! — радостно закивал Артём. — Это боевая наложница господина Ричарда.

— Ты знал её раньше, Дурак?

— Да, хозяин! — Шут снова закивал и добавил: — Я видел её позавчера, на пиру! Она хорошо дралась!

— А до пира?

Лицо Артёма болезненно скривилось, глаза забегали, а губы задрожали. Он упал в ноги графу и забормотал:

— Я... я... не знаю... простите, хозяин... я.. не...

— Безмозглая тварь, — прошипел Кристер и ударил шута ногой. — Ни на что не годишься!

— Лучше бы ты покормил его, граф, — внезапно сказала Маруся. — Он думать ни о чём не может кроме еды!

— Да, как ты смеешь указывать мне? — Кристер подскочил к креслу, в котором сидела Маруся, и рывком вздёрнул её на ноги. — Твоё дело ублажать хозяина, а не советы давать! — Он толкнул женщину к широкой низкой кровати, повернулся к Артёму и приказал: — Вставай, Дурак! Будешь смотреть, как я издеваюсь над наложницей твоего друга. Ты ведь любишь насилие, не так ли?

— Т-так, хозяин, — всхлипнул временной маг и послушно уставился на Марусю.

— Думаешь, этот спектакль поможет тебе пробудить принца Камии, граф? — ехидно поинтересовалась женщина. — Вряд ли!

— Попытка не пытка, — дёрнул плечом Кристер и стал расстёгивать красно-золотой камзол. — Чего сидишь, детка? Раздевайся!

Мария не обратила внимания на приказ, она внимательно разглядывала временного мага: впалые щёки, дрожащие губы, затравленный взгляд.

— Может, попробуешь что-то другое, Крис? Ты и так забил его до полусмерти. Кнутом делу уже не поможешь. Попробуй использовать пряник.

— Что за бред ты несёшь? Кнут, пряник... Или безумие шута заразно? — Кристер скинул камзол, шагнул к женщине и с угрозой повторил: — Раздевайся!

— Кнут и пряник, наказание и поощрение. Я говорю о методе воспитания, граф. Так вот, с наказаниями ты явно переборщил, — невозмутимо разъяснила Маруся, продолжая смотреть на Артёма. — Он предан тебе, как собака, и, если ты приласкаешь его, то начнёт приходить в себя. От безумия это едва ли излечит, но вести себя он будет более адекватно.

— Аде... как?

— Адекватно, то есть соответственно окружающей его действительности. Накорми Тёму досыта, прекрати его бить, одень в чёрные одежды, и он начнёт успокаиваться. Страх отступит и, возможно, вернётся память. Тёма осознает себя принцем Камии, ты, наконец, бросишь ему в лицо обвинения, вызовешь на поединок и умрёшь с сознанием выполненного долга.

Рот графа беззвучно открывался и закрывался, глаза выкатились из орбит, и Маруся едва не рассмеялась: перед ней стояло живое воплощение рыбы, выброшенной на песок. А Кристер, так и не сумев выдавить ни слова, плюхнулся на кровать рядом с боевой наложницей Ричарда и обхватил голову руками.

— Ты сама-то понимаешь, что говоришь? — после долгого молчания спросил он. — Я не могу поместить Артёма в столь мягкие условия. Надо мной весь Крейд потешаться будет!

— Почему? Это твой раб, и ты можешь делать с ним всё, что хочешь. Убивать или на руках носить! Кому какое дело?

— Камийцы знают, как я ненавижу принца. И если вдруг я стану носиться с ним, как с любимой наложницей на сносях, меня засмеют и сочтут слабым!

— Почти покойника не должны волновать слухи и сплетни. Твоя главная цель — отомстить за Катарину. Остальное: захват Крейда, долгие, бессмысленные переговоры с Сабирой, жажда власти над миром — чепуха! Тебе нужно пробудить Тёму, высказать ему всё, что накипело, и умереть. Так?

Кристер согласно кивнул, но вдруг опомнился и со злобой уставился на Марию:

— Что ты себе позволяешь? Совсем очумела! Да и я хорош! Слушаю бред наглой иномирянки! Может, Ричард и позволял тебе говорить, всё что вздумается, но я не позволю! — Граф повалил Марусю на кровать и прошипел в лицо: — Ещё слово, и я убью тебя!

— Да, пожалуйста! — ядовито улыбнулась женщина и сладким голосом добавила: — Молчать я не стала, так что, придётся тебе сдержать обещание!

— Дура! — не помня себя от гнева, заорал Кристер, влепил Марусе пощёчину и вскочил: — Убей её, шут! Раз она так хочет!

Граф швырнул под ноги Артёму кинжал, подобрал с пола красно-золотой камзол и накинул его на плечи. Покосившись на жену друга, временной маг поднял оружие, повертел его в руках и... положил обратно на пол.

— Я не могу убить её, хозяин.

— Почему? Кто она тебе? Сестра? Любовница? Кто?

— Она боевая наложница господина Ричарда, — еле слышно ответил шут. — Я не могу убить её без разрешения...

— Кто твой хозяин, Дурак?

— Вы, господин!

— И ты отказываешься выполнить мой приказ?! Знаешь, что я с тобой сделаю?

— Знаю... — сквозь слёзы пролепетал Артём и разрыдался: — Убейте меня, хозяин... А когда я умру... вы сможете убить её... А потом брат убьёт Вас, и я буду служить Вам в чертогах смерти... Мы все будем вместе... И я... и он... и Вы...

— За-а-аткнись! — вне себя от ярости проревел граф, схватил шута за шиворот и поволок прочь из спальни. На пороге он обернулся: — А с тобой я разберусь позже, ведьма!..

Кристер хотел сказать что-то ещё, но спокойное, как скала, лицо наложницы, вызвало новую волну бешенства, и он, выпихнув шута из спальни, погрозил кулаком и вышел. Тяжелые двери с грохотом захлопнулись, и маска спокойствия исчезла с лица Маруси: едва в спальне появился Артём в её голове зазвучал вкрадчивый голос мира: "Убей временного мага, Милена, и я освобожу тебя!" Камия без устали повторяла эту фразу, и женщина с трудом игнорировала голос мира. Теперь же, когда Тёма ушёл, она ответила:

— Мне не нужна свобода такой ценой. Я скорее умру, госпожа, чем убью Тёму.

"Неблагодарная тварь!"

Маруся приготовилась умереть, но Камия не тронула непокорную рабыню.

"Я заставлю тебя убить Артёма!" — прогрохотало в голове, и женщина почувствовала, что мир оставил её.

Потерев пальцами ноющие виски, Маша прилегла на кровать и закрыла глаза: нужно было обдумать, как вести себя дальше. Однако разговоры с Кристером и Камией вымотали женщину до предела, и она не заметила, как заснула. Во сне к ней пришёл Дима: бесшумно ступая по цветному ковру, он приблизился к кровати и нежно погладил Марусю по волосам.

— Я скучаю без тебя.

— Я тоже.

Женщина улыбнулась, открыла глаза и вздрогнула, увидев склонившегося над ней Кристера. Граф ухмыльнулся, и в ноздри ударил кислый запах вина. Улыбка сменилась гримасой разочарования и отвращения. Отодвинувшись, насколько это было возможно, Маруся села и вежливо произнесла:

— Добрый вечер, Ваше сиятельство.

Граф пьяно расхохотался:

— Ты неподражаема, детка! Ты станешь моей самой оригинальной наложницей. Выкрутасы шута меркнут перед твоими выходками, не так ли, Дурак?

Стоявший возле стены Артём с трудом приподнял голову, мутным взглядом окинул женщину и сипло выговорил:

— Как скажете, хозяин.

Маруся с ужасом смотрела на временного мага: яркий шутовской костюм был грязен и местами порван, шестирогий колпак съехал набок, и слипшиеся от пота и крови волосы падали на опухшее, в синяках и ссадинах лицо. Артём едва держался на ногах, и Маше показалось, что он сейчас рухнет. Лицо женщины страдальчески вытянулось, и граф, довольный произведённым эффектом, ядовито осведомился:

— Нравится?

— Нет! — Маруся жёстко взглянула на графа: — Ты решил убить его?

— Как ты догадалась? — притворно удивился Кристер. — Приятно иметь дело с умной женщиной. Кстати, я пришёл сказать тебе спасибо. Ты убедила меня в бессмысленности моих стараний. Принц не очнётся! Мне придётся удовлетвориться его смертью.

— Гениально!

— Язви, сколько влезет, ведьма, жить тебе осталось недолго. Скоро истекает срок, отведённый Дмитрию для убийства кайсары. И хотя мне докладывали, что он не торопится убивать Сабиру, я выполню свою часть уговора. Артём проживёт оставшиеся дни и умрёт. И ты вместе с ним!

— Дима не простит...

— Плевать! Когда он выберется из постели Сабиры, будет поздно! Если он вообще думает о брате! Насколько я понял, ему хорошо в Бэрисе. Помощи ждать неоткуда, красавица. Я убью вас обоих, а заодно и твоего любимого Ричарда!

— Твоя доблесть переходит все границы, Кристер. Убить безумца и женщину, отравить воина! Сила так и бьёт через край!

— Ведьма! — в исступлении заорал граф и бросился на Марусю, но та ловко откатилась в сторону. — Поиграть захотелось? Давай!

Кристер рванулся к наложнице, но она скатилась с постели и крикнула:

— Приди в себя, идиот!

Глаза графа налились кровью. Он вскочил на ноги и, сжав кулаки, ринулся к женщине. Маруся увернулась, кинулась было к дверям, но, вспомнив, где находится, обречённо заметалась по комнате. Кристер гонялся за ней, как кот за мышью, и в его глазах разгоралось безудержное желание. "А может, убить его?" — отчаянно подумала Маруся, но тут Артем вскинул голову, и на его лице женщина прочла свой приговор.

— Почему? — прошептала она и остановилась.

Кристер тотчас подскочил к Марии, сжал в объятьях и восторженно завопил:

— Поймал!

— Будь ты проклят, ублюдок!

Маруся извернулась и со всей силы врезала кулаком в глаз графу. Взвыв от боли, Кристер отпустил наложницу и прижал ладони к лицу. Перед глазами мелькали разноцветные искры, а в голове билась единственная мысль: "Меня ударила женщина!" Маша со страхом покосилась на временного мага и открыла рот: Артём лукаво улыбался, наблюдая за хозяином. "Да он нормальный!" — растерянно подумала она и вдруг услышала весёлый звонкий голос.

"Конечно, дорогая, я же принц Камии, а принц Камии всегда здоров".

"Отпусти меня, Тёма!"

"Не могу. Я умру, и ты будешь защищать моего хозяина".

"Никогда!"

"Будешь, когда он сведёт тебя с ума!" — бешено расхохотался Артём, щёлкнул пальцами, и синяк, расцветающий под глазом графа, завял.

Кристер вздрогнул, отнял руку от лица и заревел:

— Стража! Взять её!

Гвардейцы ворвались в спальню и мановение ока скрутили женщину.

"Почему, Тёма?"

"Так хочет хозяин. Прости", — печально ответил временной маг и опустил голову.

Слёзы горечи брызнули из глаз Маруси. Всё ещё не веря, что Тёма предал её, женщина билась в железных руках солдат, пытаясь вырваться, но тщетно. По знаку Кристера гвардейцы затащили пленницу на кровать, сорвали одежду и привязали руки и ноги к витым позолоченным столбикам. Кристер ленивым жестом скинул камзол на пол, залез на постель и стиснул высокие острые груди.

— Ты проиграла, ведьма! — пророкотал он, глядя в серые, пылающие ненавистью глаза.

— Посмотрим, — сквозь зубы процедила Маруся, и в её ушах раздался клокочущий голос Камии:

"Согласишься убить временного мага — твои мучения прекратятся".

— Нет!

— Да! — передразнил её Кристер и всем телом навалился на женщину.

Артём, не мигая, смотрел, как хозяин овладевает женой Ричарда, и в шоколадных глазах вспыхивали и гасли ледяные серебряные огоньки. В сознании мага смешались жалость к женщине и желание присоединиться к графу. Он то делал шаг к кровати, то вновь отступал к стене и теребил длинный рог колпака. Неожиданно шут почувствовал чьё-то присутствие и огляделся по сторонам: рядом стоял принц Камии. Склонив голову к плечу, он с живым интересом наблюдал за Кристером.

"Как здорово у него получается, правда, Тёма?"

Шут посмотрел на кровать и отвернулся:

"Я поступил подло".

"Ты? — рассмеялся принц. — Это я поступил с ней так, как она заслуживает. Женщина должна знать своё место! Так завещал мой великий отец!"

"Я не позволю ей умереть!"

"Правильно! Она нужна нам живой, чтобы продолжить веселье. Не трусь, шут, она выдержит. Кристер достойный ученик! Он так восхитительно жесток и так славно развлекает нас".

"Ненавижу тебя!"

"Я это ты. Ты это я. Не обольщайся, шут, мы оба отдали девчонку на растерзание графу".

"Нет!"

"Да! Ты принц Камии, хочешь ты этого или нет! Вспомни, шут, как приятно быть сильным. И выкинь девчонку из головы! У Смерти не может быть друзей".

"Неправда! У меня есть друзья!"

"Были. Но с ними покончено".

"Почему?"

"А ты подумай, Дурак", — хитро подмигнул принц, указал на кровать, и шут беззвучно завыл.

Удовлетворив похоть, граф слез с постели и натянул штаны.

— Девку в подвал! — приказал он гвардейцам, и, отвязав измученную Марусю, солдаты выволокли её из спальни.

Проводив наложницу насмешливым взглядом, Кристер повернулся к шуту. Артём мялся у стены, бестолково переступая с ноги на ногу, и что-то бормотал, будто спорил сам с собой.

— Дурак!

Шут дёрнулся, крутанулся на месте, словно не сразу понял, откуда доносится зов, и рысцой подбежал к хозяину. Кристер внимательно посмотрел на него и ехидно спросил:

— Понравилось?

— Да... Нет... Наверное... — пряча глаза, забормотал Артём и вдруг выпалил: — Мы не знаем!

— Мы? — ухмыльнулся граф и похлопал шута по щеке: — Да ты, похоже, совсем сбрендил, дружок. А ну бегом в подземелье! Будешь наблюдать за муками подружки, пока не сдохнет.

— Как прикажете, хозяин.

Артём развернулся и опрометью бросился к дверям, а Кристер удивлённо приподнял брови:

— Истинный принц Камии! Почуял кровь — обо всём забыл. И о еде и о том, что избит до полусмерти...

Ричард молнией промчался через Харшид и Крейд. Король не спал и не давал роздыха коню, однако, вопреки всем законам природы, ни тот, ни другой не чувствовали усталости. Они неслись по тракту с такой умопомрачительной скоростью, что караванщики не успевали разглядеть камийскую мечту — мимо испуганных людей и животных проносилось чёрно-серое размытое пятно.

И через неделю инмарец был в Ёссе. Он ринулся в замок, но путь преградила невидимая стена. Ричард вылетел из седла, а вот коню не повезло: со всего размаха натолкнувшись на препятствие, бедняга свернул шею.

— Ну, Тёма, доиграешься! — проревел король и вернулся в город пешком.

Ввалившись в гостиницу Эдгара, потный и грязный инмарец с порога потребовал карандаш и бумагу и немедля написал графу письмо, в котором вызывал его на поединок. И только отправив посыльного в замок, позволил проводить себя в номер, умыть и накормить. Что делать дальше, Ричард не знал. Всю дорогу до Ёсса он мечтал перерезать Кристеру горло, но Тёма лишил его возможности отомстить...

Изучив гневное послание камийской мечты, правитель Крейда криво ухмыльнулся, взял в руки перо, посмотрел на календарь и назначил поединок на следующий, после казни Маруси и Артёма, день. Он отдал письмо лекарю Нариму, и тот, пропитав бумагу ядом, положил её в конверт и вернул правителю со словами:

— Он умрёт, едва сломает Вашу печать.

— Будем надеяться, — кивнул граф и отослал письмо Ричарду.

Яд подействовал. Эдгар устроил партнёру пышные похороны, поместил тело в семейный склеп и вернулся в гостиницу — теперь, когда камийская мечта канула в небытиё, всё золото бандитов принадлежало ему. Но пока Эд радовался и подсчитывал барыши, Ричард очнулся.

Несколько секунд инмарец таращился в темноту, потом попытался вылезти из каменной ниши, однако тело не послушалось. "Подожду", — решил король и расслабился, чувствуя, как капля за каплей возвращается сила. Ричард лежал на холодном камне, в соседстве с многочисленными родственниками хозяина гостиницы, и думал о том, что ни за что не умрёт, потому что не может оставить жену и друга. Он звал Диму, Артёма и Валечку, но маги не слышали его, и, впервые в жизни, инмарец пожалел, что не обладает даром. Сколько прошло времени, Ричард не знал, просто в какой-то момент понял, что силы вернулись, и выбрался из каменной ниши. Покружив по тёмному склепу, он нашарил дверь и, надавив на неё плечом, вышел наружу. "Кто-то услышал меня и помог", — сказал себе инмарец, мысленно поблагодарил друга и зашагал в Ёсс.

Увидев на пороге воскресшего партнёра, Эдгар грохнулся в обморок, а в общем зале, после минутного оцепенения, началась паника. Испуганные посетители разом повали к дверям, снося мебель и калеча друг друга. Очнувшись в пустом разгромленном зале, трактирщик проклял свой болтливый язык и тот день, когда его партнёром стал Ричард, и... приказал отнести в апартаменты разбойника обед. И только потом занялся подсчётом убытков, включая затраты на похороны — урон, нанесённый бизнесу, он планировал вычесть из доли партнёра...

Кристер узнал о воскрешении Ричарда в тот же вечер. Грязно выругавшись, он зарубил первого попавшегося под руку раба, приказал позвать Нарима и отправился в подземелье, где лучшие ёсские палачи измывались над второй половинкой камийской мечты. Ещё в коридоре он услышал дикие крики, бешеный хохот и зашагал быстрее — ему хотелось застать пленницу в сознании. После того как заплечных дел мастера выяснили, что после трёх-четырёх часов отдыха жертва полностью восстанавливает силы и здоровье, они плюнули на осторожность. И лишь когда девушка переставала чувствовать боль и впадала в бессознательное состояние, оставляли её в покое.

Кристеру повезло: палачи только начали новый сеанс истязаний, и Мария была в сознании. Граф с изуверской улыбкой посмотрел на распятую на стене женщину, по-хозяйски похлопал её по щеке и обратился к сжавшемуся в комок шуту:

— Ну, и как тебе мои ребята?

— Хорошо... Ужасно... Я доволен... Заберите... — пробубнил Артём, испуганно взглянул на хозяина и вдруг зашёлся в истерике.

Шут рыдал, бессвязно бормотал какие-то слова и выл, хлопая себя по лицу. Когда же он начал биться головой о каменные плиты, палач вылил на него ведро холодной воды, и Тёма затих. Граф хмыкнул, перевёл взгляд на узницу и требовательно спросил:

— Твой Ричард маг, ведьма?

— Не твоё дело, трус!

— Ответь, и я позволю тебе отдохнуть.

— Пошёл к чёрту, слабак!

Кристер пожал плечами, отвернулся, а потом неожиданно крутанулся и ударил Марусю кулаком в лицо. Из носа женщины полилась кровь, а граф повернулся к палачам:

— Я хочу услышать ответ на этот вопрос, господа.

Он вышел из камеры и стал медленно подниматься по ступеням — перед глазами стояла картинка: оживший Дмитрий поднимается с пола, расправляет плечи и холодно смотрит на него. "Я не мог оставить брата!" — словно наяву услышал граф, вздрогнул и огляделся: рядом никого не было.

— А кого не смог оставить ты, Ричард? Наложницу? Друга? — пробормотал Кристер и отправился в кабинет, где ждал его испуганный лекарь.

— Не дрожи, Нарим! Я даю тебе шанс исправить ошибку.

Граф сел за стол, написал Ричарду короткую записку и отдал листок лекарю.

— Действуй, да не скупись на яды. Камийская мечта должен умереть!

— Будет исполнено, — низко поклонился Нарим и бегом покинул кабинет.

Лекарь так обильно пропитал листок ядом, что тот стал просачиваться сквозь конверт, и раб-посыльный умер, едва успев выйти за ворота гостиницы Эдгара. Трактирщику доложили о трупе возле его заведения, и он, мгновенно сообразив, что к чему, ринулся в апартаменты камийской мечты. Ричард сидел в кресле у камина, в руке у него была кочерга. Поворошив угли, на которых догорало послание графа, он повернулся к партнёру:

— Что-то случилось, Эд?

— Вы не прочли его, господин! — вырвалось у трактирщика, но Ричард равнодушно пожал плечами:

— Почему же, прочёл. Граф не оригинален: он поздравляет меня с успешным возвращением в мир живых и подтверждает согласие на поединок.

Инмарец сладко зевнул, откинулся на спину кресла, и, выронив кочергу, перестал дышать.

— Так я и знал! Опять хоронить придётся! — с досадой воскликнул Эдгар, но тут ему в голову пришла чудесная мысль.

Трактирщик выглянул в коридор, позвал рабов и приказал перенести тело Ричарда в постель. Мёртвого разбойника удобно устроили на подушках, накрыли одеялом, и Эдгар строго-настрого запретил рассказывать о происшествии. Поклявшись молчать, рабы ушли, а трактирщик посмотрел на камийскую мечту и усмехнулся:

— Оживай дома, партнёр, а то своими фокусами ты нам всех клиентов распугаешь. Да и расходов на похороны избежим.

Он подмигнул трупу, заботливо поправил одеяло и отправился заниматься своими делами.

Ричард очнулся через сутки. Дождавшись, пока тело обретёт силу, он вылез из постели и написал Кристеру письмо с требованием прекратить идиотские попытки отравить его и добром выдать Марусю и Артёма.

В ответ граф предложи разбойнику убраться из Ёсса по-хорошему или явиться в замок и скрестить с ним мечи. Ричард скрежетал зубами, читая послание графа. Проникнуть в замок он не мог, уезжать из города не собирался, и, снедаемый бессильной яростью, король запил.

Глава 19.

Зов крови.

Дмитрий лежал на кровати и смотрел в потолок. Рядом мирно посапывала кайсара, и маг надеялся, что она проспит ещё хотя бы пару часов. За последние три недели Дима здорово вымотался: Сабира оказалась ненасытной и страстной хозяйкой. Она ни на минуту не отпускала от себя раба. Даже государственные дела предпочитала вести, не покидая спальни. "Если ничего не изменится, кайсара потеряет власть, — хмуро думал маг, — и я окажусь в руках визиря. Боюсь, общение с ним будет не столь приятным". Дмитрий посмотрел на спящую Сабиру и вздохнул. Ему не хотелось влезать в интриги харшидского двора, но, похоже, выбора не было. До окончания срока, отпущенного ему графом Кристером, оставался месяц. А потом... "Стоит ли прилагать усилия? Стоит ли вступать в игру, результат которой мне известен?" Кайсара томно вздохнула, повернулась на бок и уткнулась ему в плечо. Дмитрий поморщился, скользнул взглядом по сидящим вдоль стены рабыням — постоянным свидетелям его постельного труда, и решил, что политика и интриги привлекают его больше, чем любовные баталии с Сабирой.

Осторожно, чтобы не разбудить хозяйку, Дима выбрался из постели, накинул на плечи кружевное покрывало и подошёл к распахнутому окну. Покои Сабиры располагались на верхних этажах дворца, и город отсюда просматривался, как на ладони. Он напоминал огромный муравейник: тысячи и тысячи людей, беспрестанно снующих по многочисленным улицам. Телеги, фургоны и кареты тёмными жирными точками выделялись на фоне толпы.

— Суетливый, жестокий мир, — задумчиво пробормотал маг.

Он не помнил родины, не помнил, странствовал ли по другим мирам, но почему-то был уверен, что таких, как Камия, ему не встречалось. "Как можно превозносить силу и ставить страх во главе угла?" Дмитрий вспомнил один из докладов Сахбана, в котором тот рассказывал о трёх разбойниках, захвативших оазис. Маг глазам не поверил, когда кайсара собственноручно подписала указ, подтверждающий их статус. Ещё больше его потрясла история о камийской мечте. Парочка бандитов цинично грабила караваны, убивала десятки наёмников, а кайсара каждые три дня повышала награду за их головы, при этом в глазах правительницы сияло искреннее восхищение, словно она сама была готова оставить трон и с саблей в руках пронестись по пустыне. В такие минуты Сабира вызывала у Димы отвращение.

— Как можно преклоняться перед бандитами? Они сеют смерть! Они убивают людей ради наживы! — однажды сказал он хозяйке и предложил отправить на поимку камийской мечты элитных гвардейцев, но кайсара лишь рассмеялась:

— Я не стану убивать сильных, мужественный людей! Рано или поздно, они явятся в Бэрис, и я приму их на службу.

— Зачем? Бандиты беспринципный народ. И если они так сильны, как ты считаешь, то могут замахнуться на твою власть. Не лучше ли убить их и обезопасить трон?

— И прослыть трусихой? Когда мой отец умер, мне было восемнадцать. И хотя перед смертью он официально провозгласил меня кайсарой, в глазах камийцев я была всего лишь зарвавшейся наложницей. Мне пришлось доказывать свою состоятельность с саблей в руках. Сейчас я и сосчитать не возьмусь, скольких убила. Но я сумела убедить камийцев, что достойна править Харшидом. И вот уже четыре года никто не осмеливается покуситься на моё место. А если попробует, его ожидает неприятный сюрприз — я владею саблей лучше всех в Камии!

Больше Дмитрий не поднимал этой темы. Ему было жаль несчастную женщину, вся жизнь которой подчинена одному — во что бы то ни стало удержаться на троне. Сабира даже наследника родить не смела: беременность сделала бы её слабой. Да и рассчитывать на долгое правление она не могла. Рано или поздно её отравят, зарежут, удушат, и трон займёт убийца. "Это не жизнь", — думал Дима и улыбался, когда Сахбан бросал на него негодующие взгляды. Вот уж кто был уверен, что маг обязательно попробует захватить власть. В первые дни визирь неоднократно пытался отравить Дмитрия, но тот безошибочно определял приправленные ядом блюда и не притрагивался к ним. А подослать к рабу убийц было проблематично, ведь кайсара глаз не спускала с драгоценного подарка.

Сахбан зеленел от ярости: мало того, что Сабира изгнала его из своей постели, так ещё раб, постоянно присутствовавший при их разговорах, позволял себе указывать кайсаре на ошибки и неточности в его докладах. И, самое неприятное, вместо того, чтобы заткнуть свою постельную игрушку, правительница прислушивалась к его словам и прилюдно отчитывала визиря за промахи. Бедняга потерял покой и сон: он стремительно утрачивал высокое положение. Если бы визирь был воином, а не мастером дворцовых интриг, он бы предпринял отчаянный шаг и вызвал кайсару на поединок, и, в случае победы, четвертовал бы наглого раба, но Сахбан плохо владел оружием. Его власть целиком и полностью опиралась на воинскую доблесть правительницы. Без неё он был ничто, и прекрасно осознавал это. Сабира и Сахбан прекрасно дополняли друг друга: кайсара держала харшидцев жёсткой рукой, а визирь умело плёл интриги, упрочняя их положение, и занимался политикой и экономикой. Так прошли четыре чудесных года, и тут граф Кристер подарил Сабире мага...

Дмитрий не сразу сообразил, насколько крепко связаны кайсара и визирь, а когда разобрался, долго смеялся. Он мог с лёгкостью выжить в Бэрисе, убив Сабиру или Сахбана, а лучше обоих, затем последовала бы серия смертельных поединков, и Дмитрий воцарился бы на харшидском престоле. Но маг не хотел лишний раз нервировать брата. При расставании, его поведение и так выглядело, как предательство, и усугублять ситуацию не хотелось: захват Харшида Тёма мог воспринять, как посягательство на свою власть.

— Тёма... — прошептал маг, забрался на подоконник и уставился на площадь перед дворцом.

Он чувствовал, что на душе так же пусто, как на площади, и не знал, чем заполнить эту пустоту. Маг мог бы попытаться занять себя работой, но кайсара ни за что не позволила бы ему покинуть спальню. "Наверное, Олефир воспитал меня слишком деятельным, раз мне не хватает терпения просто плыть по течению, — кисло подумал он, потёр безымянный палец и посмотрел на Сабиру: — Интересно, почему она больше ни разу не заговорила о моём родстве с великим магистром? Сочла мои слова пустой болтовнёй? Вряд ли. Или я настолько не хочу этого разговора, что она подсознательно ощущает это? Или моя магия просыпается? Что если я сам заставляю Сабиру молчать? — Дмитрий поднял руки и повертел ими, разглядывая так, словно увидел впервые. — Вот бы узнать, что ещё я могу". Он повернул правую ладонь вверх и сосредоточился. Маг представил себе кинжал, блестящие острые грани клинка, витую серебряную рукоять, но ладонь так и осталось пустой.

— Видимо, это работает как-то не так, — пробормотал он и спрыгнул с подоконника.

Кайсара просыпалась, и могла рассердиться, не обнаружив любовника рядом. Дмитрий скинул покрывало, растянулся на тахте, подложил руку под голову и стал наблюдать, как любовница медленно выгибается, растягивая мышцы, как распахиваются миндалевидные карие глаза и как в глубине чёрных зрачков пробуждается желание.

— Ты улыбалась во сне. Что тебе снилось?

— Ты, — промурлыкала Сабира и всем телом прижалась к магу. — Твои ласки, поцелуи... Не заставляй меня ждать, Дима.

— Сейчас половина седьмого вечера, дорогая. Визирь уже два часа ожидает в приёмной.

— И что?

— Ты не должна пренебрегать государственными делами, иначе придворные решат, что ты стала слабой.

— Заткнись! — Кайсара ударила мага по губам. — Ты всего лишь раб, и должен исполнять мои желания. Любые!

Дмитрий поднёс руку ко рту и усмехнулся:

— Хороший удар, но слабее, чем в первый раз.

— Да как ты смеешь! — Кайсара оттолкнула любовника и вскочила: — Я сгною тебя в яме! Я прикажу палачам отрезать от тебя куски плоти и скармливать львам!..

— Да, пожалуйста. Если хочешь, я умру, но только для того, чтобы не видеть, как какая-нибудь гадина перерезает тебе горло. Я слишком люблю тебя, дорогая, чтобы спокойно смотреть на это!

Маг поднялся с тахты, натянул белые шаровары и выжидающе посмотрел на хозяйку. Обнажённая кайсара хмуро взирала на него и вертела на пальце кольцо с изумрудом.

— Ты постельный раб, и твоё назначение доставлять мне удовольствие.

— Знаю. Но помимо этого, я способен думать. — Дмитрий подошёл к любовнице и с нежностью коснулся её щеки: — Я переживаю за тебя, великая госпожа. Поверь, я готов ласкать тебя денно и нощно. Для меня нет ничего важнее твоей улыбки и счастливых глаз, но столько времени проводить в постели — неразумно. Ты должна быть сильной! И твои подданные, и твои враги должны знать, что правительница Харшида не спускает с них глаз!

— За такие речи, я должна отрезать тебе язык!

Дмитрий наклонился, коснулся губами её шеи, а потом быстро пробежался языком от ключицы к уху.

Кайсара неровно задышала, карие глаза расширились и с вожделением уставились на рот любовника:

— Думаю, он тебе ещё пригодится.

— Прими Сахбана, а потом я покажу тебе кое-что новое, — хитро улыбнулся Дима.

Сабира облизала пересохшие губы:

— Разочаруешь — убью.

— Никогда, великая госпожа.

Маг отступил и поклонился. Кайсара с трудом отвела взгляд от вожделенного тела:

— Марш в постель!

Дима не стал спорить. Он мгновенно прыгнул на тахту, растянулся на животе и подсунул под голову подушку — эта поза раздражала визиря больше всего — и стал наблюдать, как молчаливые рабыни облачают повелительницу в бело-золотые шаровары и короткий халат из жёлтой парчи. Затем наложницы выставили на середину комнаты широкий стул с массивными резными подлокотниками, и, усевшись на него, Сабира приказала позвать визиря.

Сахбан вошёл в спальню правительницы звеня драгоценностями и сверкая золотом. Полы длинного, расшитого золотыми птицами халата касались ковра, багровые кожаные сапоги и тёмно-синие шаровары блестели затейливыми узорами жемчужин, а на снежно-белой чалме, точно капли крови, сверкали рубины. Величественной походкой визирь приблизился к кайсаре, степенно поклонился и вытянул руки в приветственном жесте.

— Здравствуй, Сахбан, — благосклонно кивнула Сабира. — Говори.

— Не прогневайся, великая госпожа, но у меня плохие вести. — Визирь сокрушённо качнул головой и продолжил: — Я уже говорил Вам, что мои люди потеряли камийскую мечту из вида. Я рассчитывал, что господин Ричард прекратил нападения на караваны потому что намеревается прибыть в Бэрис, но действительность оказалась прозаичнее. Разбойник переметнулся на сторону врага.

— Ричард в Крейде?

— Да, госпожа. Ночью прибыл гонец, он выехал из Ёсса тотчас, как Кристер принял камийскую мечту на службу.

Кайсара стиснула подлокотники:

— Не может быть! Награда за их головы превысила миллион бааров! Ни один разбойник не ценился столь высоко! Почему они выбрали Кристера? Неужели он предложил больше?

— Нет, моя госпожа, — с поклоном ответил визирь и картинно развёл руки в стороны: — Граф не назначал платы за их головы.

— Ни единого баара?! Невероятно! — Кайсара вопросительно посмотрела на Диму: — Ты знаешь графа. Почему разбойники выбрали его?

— Не имею ни малейшего представления. Возможно, чересчур высокая цена смутила их.

— Чушь! — отмахнулся Сахбан. — В Бэрисе Ричард мог претендовать на место министра, а в Ёссе стал простым гвардейцем.

Пальцы Дмитрия смяли угол подушки:

— Тогда, рискну предположить, что господин Ричард намерен убить графа.

Маг на секунду прикрыл глаза: в видении, посетившем его в обеденном зале Ёсского замка, разбойника не было. "Откуда он взялся? Неужели видение ложно, и я собственными руками отдал Тёму в лапы бандита? — с раздражением подумал Дима и мысли лихорадочно заметались, ища выхода из непредвиденной ситуации. — Сбежать и вернуться в Ёсс? Но даже если мне удастся покинуть дворец и украсть лошадь, сколько времени займёт дорога? Месяц, два? Не успеть". И маг ненавидящим взглядом уткнулся в цветную подушку, словно хотел просверлить в ней дыру.

Тем временем кайсара и визирь напряжённо смотрели друг на друга. Идея раба о воцарении камийской мечты в Крейде им крайне не нравилась — новый, непредсказуемый игрок нарушал привычный ход вещей.

— Отправь в Ёсс лучших из лучших, Сахбан, — нарушила молчание Сабира. — Пусть сделают всё возможное и невозможное, но камийская мечта должна умереть!

— Гарши, Данур и Туршан выехали ещё ночью, великая госпожа, — ответил визирь и тихо добавил: — Но я не уверен, что они справятся.

— Они должны!

Кайсара встала и повернулась к рабу:

— Ты пробыл рядом с Кристером три недели, Дима. Ты должен знать, способен ли он противостоять камийской мечте!

Дмитрий поднял голову, и тяжёлый взгляд голубых глаз остановился на лице Сабиры:

— Он слишком увлечён истязанием моего брата... Боюсь, Кристер обречён.

"Как и мой брат", — мысленно добавил маг и едва не зарычал от бессилия. Чувствуя холод, нарастающий внутри глаз, он отвёл взгляд от хозяйки и задумчиво уставился на свои руки.

Сахбан, прищурившись, смотрел на раба. Впервые за три недели он ощутил в нём слабость, и в сердце затеплилась надежда. "Плевать на Кристера! Если я верну расположение Сабиры, мне удастся справиться и с ним, и с камийской мечтой!" — решил он и, собравшись с духом, произнёс:

— В Бэрис прибыл господин Шеваран.

— А этому что понадобилось? — встрепенулась кайсара. — Твои слухачи докладывали, что он крутился вокруг герцога Ральфа!

— Да, госпожа, но как только Ральф помирился со старшим сыном и вновь приблизил его ко двору, Шеваран покинул Эфру. Наследник герцога умён и силён, и разбойник боится его, как огня.

— Не юли, Сахбан! — Сабира сжала рукоять сабли. — Он намерен сразиться со мной?

— Возможно, великая госпожа, — ответил визирь, покосился на мага и безмятежным голосом продолжил: — Шеваран вспыльчив, горяч и жаден, его помыслы можно легко направить в нужное нам русло.

— Что ты задумал? — Кайсара подошла к визирю вплотную и улыбнулась: — Я давно знаю тебя, Сахби, и по глазам вижу, что в твоем изворотливом мозгу созрел план. Выкладывай!

— Объявим, что раз господин Ричард предал Харшид, мы ищем новую камийскую мечту. А призом для победителя станет награда, положенная за голову Ричарда.

Соболиные брови взметнулись вверх. Кайсара недоверчиво покачала головой и погрозила визирю пальцем:

— Ты предлагаешь откупиться от него, Сахбан. И это будет столь явно, что меня сочтут слабой. Да после этого харшидцы толпами повалят во дворец, посчитав, что я не способна править страной.

— Этого не случится, великая госпожа. Наш боец повергнет Шеварана, — поспешно сказал визирь и поклонился.

— И где же мы найдём такого бойца?

— Вот он! — Сахбан указал на Дмитрия. — Твой раб виртуозно владеет саблей, великая госпожа. Он победил быстрорукого Тармина. Он одолеет Шеварана. Не так ли, Дима?

— Разумеется, визирь, — насмешливо отозвался маг и с раздражением подумал о том, что Сахбану удалось-таки заманить его в ловушку.

Отказаться от поединка Дима не мог, ибо кайсара сочла бы это проявлением трусости. Маг в любом случае оказался бы на арене, но, согласившись сражаться добровольно, он, по крайней мере, сохранил место в постели Сабиры. "Если, конечно, мне удастся выжить. Судя по всему, противник у меня опытный". Дмитрий повернулся на бок, подпёр голову кулаком и ободряюще улыбнулся кайсаре:

— Я сохраню твои деньги, любимая.

— Деньги здесь абсолютно ни при чём! — радостно воскликнула Сабира. Зрачки её восторженно расширились, губы приоткрылись и жадно задрожали: — Сахбан придумал замечательный план. Ты победишь Шеварана, и я подарю тебе свободу! Ты получишь титул и деньги! Я назначу тебя главным министром, и ты сможешь сидеть по левую руку от меня!

"А потом мы поженимся и будем жить долго и счастливо", — ухмыльнулся про себя Дмитрий, вылез из постели, приблизился к хозяйке и почтительно склонил голову:

— Почту за честь сидеть рядом с тобой, великая госпожа.

— Решено! — Кайсара обернулась к Сахбану и нетерпеливо махнула рукой: — Делай, что задумал, Я хочу, чтобы уже завтра Дима скрестил сабли с Шевараном!

— Слушаюсь, госпожа, — с обворожительной улыбкой сказал визирь и направился к дверям.

Сабира не стала дожидаться, пока Сахбан покинет покои: шагнула к магу, с силой толкнула его руками в грудь, а потом уселась на упавшего любовника верхом и настойчиво приникла к манящим прохладным губам. Дмитрий с трудом удержался, чтобы не свернуть ей шею, и стал безжалостно срывать дорогие одежды. Но, привычно лаская тело хозяйки, думал об Артёме. Магу хотелось верить, что брат успеет проснуться и не позволит камийской мечте убить себя. "Пусть моё видение окажется правдой! Я вынесу всё, что уготовано мне, только бы Тёма остался жив!" И, завалив любовницу на спину, Дмитрий накинулся на неё, как обезумевший зверь.

Кайсара орала и стонала, задыхаясь от наслаждения. Никогда ещё постельный раб не вёл себя столь необузданно и страстно. "Как же ты рад предстоящему поединку, милый! Запах свободы пьянит тебя, и сила бьёт через край! — извиваясь и трепеща, думала она. — Я считала тебя умелым любовником, но ты не показал мне и половины из того, что умеешь. Если бы я знала это раньше, я бы с первого дня заставила тебя сражаться. Но свободы ты не получишь. Ты мой! Только мой! Навсегда!"

Следующим утром Дмитрий, впервые за три недели, покинул спальню кайсары. Сабира отвела его в оружейную, и маг выбрал себе оружие — саблю и пару кинжалов. Затем Дима оказался в руках портных, которые ловко подогнали белую военную форму по фигуре постельного раба. Кайсара поцеловала любовника в губы и, оставив его в малой гостиной под присмотром гвардейцев, отправилась в обеденный зал. Дима проводил Сабиру непроницаемым взглядом, уселся в кресло и скрестил руки на груди. Предстоящий поединок тревожил мага: он не помнил техники ведения боя и надеялся только на интуицию. "Я смог убить гвардейца, и Шеварана смогу. Я не умру, не узнав, что стало с Тёмой".

За окном сгустились сумерки, из сада донеслось назойливое стрекотание кузнечиков. "Скорей бы уж", — подумал маг. Но прошло ещё долгих два часа, прежде чем за ним пришли. Пожилой камиец в расшитом жемчугом халате ворвался в гостиную и рявкнул:

— Немедленно в зал!

Гвардейцы окружили Дмитрия, вывели его в коридор и почти бегом ринулись к лестнице. Замелькали пролёты, залы и галереи. Дима не взялся бы сосчитать, сколько поворотов они совершили, прежде чем достигли обеденного зала. Возле высоких позолоченных дверей гвардейцы остановились, и маг вошёл в зал в одиночестве.

Сияние сотен факелов и светильников резануло по глазам. Дима сморгнул слёзы, расправил плечи и огляделся. Обеденный зал походил на охотничью гостиную Кристера, раздутую до гигантских размеров. На стенах блестели щиты и сабли, скалились головы львов, волков и медведей. На мраморном постаменте громоздилось чучело уродливой зверюги с клокастой коричневой шерстью. Мёртвые глаза равнодушно взирали на затылки кайсары и визиря, которые сидели во главе гигантского, выгнутого подковой стола. Дмитрий окинул взглядом овальную площадку, огороженную факелами на низких золотых подставках, и направился к кайсаре. На раба смотрели сотни любопытных глаз, а приглушённый шепот волнами расходился по залу. Дима пересёк площадку, остановился перед хозяйкой и низко поклонился. Сабира благосклонно кивнула и громко объявила:

— Вот мой боец!

Шепот мгновенно стих, и придворные уставились на плотного русоволосого мужчину, сидящего по левую руку от правительницы. Дмитрий тоже посмотрел на него. Загорелое и обветренное лицо Шеварана источало непробиваемое спокойствие, а глаза цепко ощупывали противника. Дима слегка поклонился, но Шеваран не ответил на приветствие. Он поднялся со стула, неспешно приблизился к постельному рабу кайсары и безапелляционно заявил:

— Ты не похож на воина.

— Я никогда не настаивал на том, что я воин, — ровным тоном ответил Дмитрий и покосился на лучащегося счастьем Сахбана. "Предвкушаешь мою смерть? Не дождёшься!" — сердито подумал маг, чувствуя, как внутри закипает злоба. Силясь справиться с ней, он на мгновенье прикрыл глаза, а когда открыл их, Шеваран попятился: в глубине голубых глаз раба мерцали едва заметные белые точки.

— Кто ты? — хрипло спросил бандит.

— Дмитрий, — привычно ответил маг и взглянул на кайсару.

Сгорая от нетерпения, Сабира встала и вскинула кубок:

— Бой!

Шеваран сейчас же отпрыгнул в сторону, обнажил саблю и мелкими шажками двинулся вокруг противника, словно хотел рассмотреть его со всех сторон. Мягко ступая по каменным плитам зала, Дмитрий отошёл от стола. Шеваран, как привязанный, следовал за ним. Оказавшись на середине площадки, маг неожиданно крутанул саблей и кинулся в бой с такой холодной яростью, что разбойник опешил. Шеваран был стреляным воробьём, ему не раз доводилось сражаться не на жизнь, а на смерть, но то, что вытворял постельный раб кайсары, ставило в тупик. Дмитрий атаковал мощно, быстро и беспрерывно. Удары, градом сыпавшиеся на разбойника, не походили один на другой, и Шеваран с трудом успевал отбивать их.

Бой длился уже более получаса, а разбойнику ни разу не удалось контратаковать. Одежда Шеварана промокла от пота, ноги и руки гудели, сердце билось, точно пойманная в силки птица, а раб кайсары по-прежнему выглядел свежим и полным сил. И Шеваран с ужасом осознал, что многолетний опыт фехтовальщика не спасёт его от поражения — жить ему оставалось считанные секунды. Он предпринял отчаянную попытку выбить оружие из рук противника, но раб вновь опередил его. Сабля разбойника полетела на пол, а в горло упёрлось блестящее лезвие. Тяжело дыша, Шеваран замер и с ненавистью посмотрел на победителя.

— Мне искренне жаль, — тихо сказал Дмитрий и надавил на рукоять.

Лезвие вонзилось в горло разбойника, раздался предсмертный хрип, и плиты обеденного зала обагрились кровью. Придворные восторженно зааплодировали, но маг не услышал оваций: знакомый пьянящий аромат отрезал его от мира. Он змеёй вползал в ноздри и нёс ленивое, блаженное умиротворение.

— Чистая победа! — воскликнула кайсара, махнула рукой, и к Диме подбежал мальчишка-раб с кубком вина.

Маг нехотя оторвал взгляд от трупа, принял знак монаршей милости и взглянул на главного визиря: он выжил, но Сахбан, казалось, ничуть не расстроился. "Ясно, отравить решил, — растерянно подумал маг, посмотрел на вино, но яда не почувствовал. — Странно... Что же тогда он задумал? — Дмитрий залпом опустошил кубок, вернул его рабу и покосился на визиря, поглощённого беседой с кайсарой. — Чёрт! Как же я сразу не догадался? Он решил измотать меня поединками! Умно, ничего не скажешь: либо какой-нибудь проходимец сумеет проткнуть меня саблей, либо кайсара решит, что я опасен, и зарежет собственноручно!" Злость переполнила мага, холод в глазах стал обжигающим, и он обрадовался, когда Сабира жестом отослала его прочь.

Гвардейцы отвели раба в покои кайсары и встали у дверей. Наложницы окружили Дмитрия, проводили его в ванную комнату и сняли пропахшую потом одежду. Они бережно вымыли постельного раба, облачили в тонкие белые шаровары, расчесали отросшие тёмные волосы, и маг направился в спальню. Ему хотелось побыть в одиночестве, но Сабира никогда не оставляла его без присмотра. Вот и сейчас в спальне дежурили двое гвардейцев, а у стены на корточках сидели наложницы. Дмитрий вздохнул, опустился на край постели, положил руки на колени и стал флегматично разглядывать пальцы: "Что со мной? Я не хочу убивать, но этот запах... Он действует на меня. Наверное, когда-то я много убивал... Да! Я умею убивать, так же хорошо, как принц Камии!" Дима протянул руку, взял с прикроватного столика кинжал и, не глядя, метнул его в гобелен. Наложницы взвизгнули и вместе с гвардейцами изумлённо уставились на рукоять, торчащую из горла всадника на вздыбленном коне. А Дима даже не обернулся: он и так знал, что бросок безупречен. "Я оказался тем, кем хотел быть меньше всего — убийцей. Теперь я понимаю, за что ненавидел Олефира. Это он сделал нас с Тёмой такими. Правда, мне повезло — я не сошёл с ума... Сомнительное везенье. — Дмитрий машинально погладил палец, на котором раньше носил перстень. — Кто знает, что заставлял нас творить Олефир. Может, и в Камию мы попали в расплату за свои деяния. Нет! Не верю! Скорее кто-то избавился от нас. Я должен вспомнить, кто это сделал, пока он не явился добивать нас!"

— Ты славно потрудился, котик.

Влажные губы коснулись шеи, и Дима вздрогнул. Он не заметил, как в спальню вошла кайсара. Ругая себя за беспечность, маг растянул губы в приветливой улыбке:

— Рад, что доставил тебе наслаждение, госпожа. — И привычно ласково поцеловал короткие тёмно-каштановые волосы любовницы.

Сабира зажмурилась от удовольствия, обвила шею Дмитрия руками, прижалась щекой к щеке и вдохновенно промурлыкала:

— Ты был великолепен, мой боец. Меч в твоих руках выглядит очень убедительно. Я хочу, чтобы ты как можно чаще демонстрировал силу. Сахбан позаботиться о новых противниках. Я пообещала два миллиона бааров и виллу в Бэрисе тому, кто победит тебя, котик, так что от желающих отбоя не будет. А визирь выберет лучших из лучших.

— Не сомневаюсь, — ухмыльнулся маг, и Сабира игриво погрозила ему пальцем:

— Мне не хотелось бы лишиться денег и Гольнура, который визирь получит, если ты проиграешь. Мы поспорили с ним, котик. Так что, теперь на тебе двойная ответственность. Не подведи меня, милый. — Кайсара вожделенно посмотрела на Диму и прошептала: — Два миллиона, вилла и целый город. Ты самый дорогой раб в Камии, радость моя.

— Я не разочарую тебя, госпожа, — эхом откликнулся маг, и губы любовников слились в долгом волнительном поцелуе...

Желающих получить деньги и виллу оказалось предостаточно: с Дмитрием сражались и разбойники, и солдаты, и рабы. Каждый день маг выходил на площадку в обеденном зале и убивал камийцев под бурные аплодисменты зала. Он смотрел на разрубленные тела, на кровь, льющуюся на светлые плиты пола и чувствовал, как внутри пробуждается неведомая сила. Она была рядом, так близко, что казалось можно коснуться, но стоило магу потянуться к ней, путь преграждала незыблемая стена. Особенно остро он ощущал присутствие силы во время поединков. Едва Дмитрий выхватывал саблю, сердце омывала приятная, согревающая волна, на губах расцветала блаженная полуулыбка и пробуждалось желание убивать. И маг убивал, получая острое, ни с чем не сравнимое удовольствие. А ночью, лёжа в постели рядом с измотанной его ласками кайсарой, Дима смотрел в потолок и пытался понять, что с ним творится. Он страшился того существа, в которое перерождался, и одновременно желал превратиться в него. Всё чаще и чаще холод в глазах становился невыносимым, и Диме казалось, что он вот-вот вырвется наружу и затопит дворец. Усилием воли маг загонял холодный белый свет в глубины своего существа и каждый раз слышал вкрадчивый шёпот: "Это воскресает Смерть. Не позволяй ему вырваться, мальчик". И Дмитрий внутренне содрогался от ужаса. Он боялся, что сойдёт с ума и станет таким, как Артём...

Поединки следовали один за другим. Дима виртуозно расправлялся с противниками, и кайсара впала в азарт. Сабира готова была с утра до вечера любоваться силой своего постельного раба, но, как назло, желающих сразиться с ним становилось всё меньше. По Харшиду ползли слухи, что невольник кайсары — колдун и победить его невозможно. Но Сабира не желала прекращать поединки, и, потакая правительнице, Сахбан вытаскивал из тюрьмы смертников. Он обещал им свободу и отдавал на растерзание магу. Схватки с заключёнными больше смахивали на бойню, однако кайсару это не смущало — её дико возбуждала кровь на руках любовника.

Но настал день, когда Дмитрий вышел "на арену" и не увидел жертвы. Сабира с наигранным удивлением взглянула на Сахбана:

— Неужели в Харшиде остались лишь трусы?

— Конечно нет, великая госпожа, — с поклоном ответил визирь, — не далее, как вчера, пришло сообщение из Дии. Маркиз Лантре в конце месяца прибудет в Бэрис. Он лучший фехтовальщик Шании, и...

— Ждать две недели? — рассердилась кайсара. — Ни за что! Немедленно найди моему бойцу противника! Я желаю видеть, как Дима сражается!

Сахбан побледнел:

— Как угодно, великая госпожа. Но будет ли такой бой приятен твоему взору? Да и бой ли это? Хотя... Можно выбрать кого-нибудь из гвардейцев.

— И за две недели лишить дворец гвардии?

— Но тюрьма почти опустела, а поток добровольцев иссяк...

Сабира упрямо сжала губы и ткнула пальцем в юношу, наливавшего ей вино:

— Пусть он сражается с моим бойцом!

Мальчишка выронил кувшин и затрясся, как в ознобе. Сахбан равнодушно взглянул на перепуганного раба, перевёл глаза на кайсару и улыбнулся:

— Это будет забавно.

— А завтра ты найдёшь достойного бойца, Сахбан. И что б опытным был!

Сабира бросила на визиря угрожающий взгляд, поманила к себе гвардейца и велела отдать юноше саблю. Раб стиснул рукоять дрожащими пальцами и жалобно всхлипнул. Кайсара презрительно скривилась, махнула рукой, и гвардеец за шкирку вытащил юношу на середину зала.

— Начинайте! — приказала Сабира.

Дмитрий шагнул к мальчишке, и тот, отбросив саблю, кинулся бежать. Но в проходе между столами дорогу ему заступили солдаты. Юноша приглушённо вскрикнул и под бешеный хохот придворных бессмысленно заметался по залу. Дима не торопясь вытащил саблю, покрутил её в руке и вдруг метнулся наперерез мальчишке. В мановение ока маг сбил его с ног, оскалился в плотоядной улыбке и навис над жертвой, приставив лезвие к груди. Зал разочарованно смолк, а юноша громко шмыгнул носом и с ужасом вытаращился на постельного раба, не в силах отвести взгляд от ярких белых огоньков, мелькающих в его зрачках.

Дмитрий собрался надавить на рукоять, но внезапно почувствовал лёгкий толчок в груди. С трудом преодолев жгучее желание увидеть кровь, маг всмотрелся в лицо раба: тёмно-русые волосы, испуганные голубые глаза, правильные черты лица. Мальчишка кого-то неуловимо напоминал, но Дима никак не мог вспомнить, кого.

— Чего ты ждёшь? — раздался недовольный голос кайсары. — Убей!

— Нет! — хрипло ответил маг и отбросил саблю. — Я не убиваю детей!

Он выпрямился, гордо расправил плечи и устремил на кайсару холодный взгляд. Сахбан, едва не разрыдавшись от счастья, вскочил и ликующе завопил:

— Ты забываешься, раб! За отказ выполнить приказ великой кайсары тебя ждёт смерть!

— Уймись! — рыкнула на него Сабира и, поднявшись, хмуро взглянула на мага: — С тобой мы поговорим позже, раб, но поединок должен быть завершён. Стража! Убейте проигравшего!

— Нет! — ледяным голосом повторил Дмитрий, и его глаза полыхнули холодным белым светом.

Кайсара растерянно замерла, а полупроснувшийся Смерть схватил юношу за руку и вместе с ним переместился в угол зала.

— Замри, малыш, — мягко скомандовал он, выбросил руку вперёд, и сабля прыгнула в его ладонь.

— Убейте их! — взвизгнул Сахбан.

— Только мальчишку! — заорала Сабира.

Десятки гвардейцев ринулись к юноше, но Дима не позволил им приблизиться. Он хладнокровно отбивал атаку, а у его ног росла гора трупов. Придворные, затаив дыхание, наблюдали за феерическим зрелищем. Никто и никогда не видел такой битвы и такого фехтовальщика. Сабля мага, словно живая, разила противников, на тонких губах играла хищная блаженная улыбка, а в глазах вспыхивал и гас холодный белый свет. Сабира побледнела, поняв, что Дмитрий будет стоять до конца, защищая какого-то грязного раба, и хотела остановить побоище, но Сахбан повис на её руке:

— Не надо, госпожа! Пусть он умрёт! Он опасен!

Правительница Харшида брезгливо оттолкнула визиря и ударила его по щеке.

— Не смей указывать мне, трус! — процедила она и приказала: — Достаточно!

Оставшиеся в живых гвардейцы моментально отступили, а Смерть опустил саблю и бесстрастно посмотрел на кайсару.

— Ты будешь наказан, — сурово сказала Сабира, — но мальчишка — твой приз. Я дарю его тебе, раб.

— Отпусти его, госпожа.

— Он твой, можешь делать с ним, что угодно.

— Убейте меня, господин, — проскулил юноша и еле слышно добавил: — Лучше Вы, чем они.

Выжидающе глядя на Дмитрия, кайсара стиснула рукоять кинжала. И она, и придворные, и сам мальчик ждали, что маг поймёт безвыходность ситуации и из милосердия убьёт свой приз. Но Смерть медлил, пристально разглядывая сжавшегося в комок юношу. Внезапно он опустился на окровавленный пол и тихо спросил:

— Как тебя зовут?

— Кевин.

— Кто твои родители?

— Я сирота, господин.

Смерть задумчиво кивнул, а потом вложил в руки мальчика саблю и скомандовал:

— Закрой глаза, Кевин! Я не знаю, где ты окажешься, но ты должен выжить. Это приказ!

Ободряюще хлопнув юношу по плечу, маг резко поднялся и раскинул руки в стороны. Пол обеденного зала дрогнул, хрустальные люстры звенящим дождём пролились на светлые плиты. Головы львов, волков и медведей осыпались со стен и раскатились по залу, а клокастое чудовище с оглушительным треском завалилось на бок. Вокруг Смерти закружил ослепительно-белый смерч. Он оторвался от мага, прошёлся по "арене", гася факелы, потом взвился под потолок, сорвал металлические остовы люстр, швырнул их в окна и под грохот бьющегося стекла устремился к мальчишке. Истошно заорав, юноша выставил перед собой саблю и исчез вместе с пламенем. Дима с улыбкой взглянул на то место, где стоял его приз, в стремительно голубеющих глазах мелькнуло торжество, и он трупом рухнул на тела гвардейцев.

В зале воцарилось молчание. Придворные, боясь шевельнуться, смотрели на бездыханного мага, а кайсара и визирь — друг на друга.

— Я говорил, что он опасен, — с трудом выдавил Сахбан.

Сабира кивнула, бессильно опустилась в кресло и срывающимся голосом произнесла:

— Взять... В тюрьму... В цепи...

Гвардейцы подхватили бесчувственного раба под руки и поволокли к дверям, а Сабира ошеломлено смотрела им вслед: только сейчас она осознала, что её любовником был маг, такой же сильный, как сам великий Олефир...

Всю ночь кайсара бродила по покоям, а с первыми лучами солнца спустилась в подземелье дворца. Солдаты распахнули железную дверь, зажгли факелы, воткнули их в стены, и Сабира вошла в мрачную сырую камеру. Здесь пахло испражнениями и плесенью, но правительница Харшида даже не поморщилась. Она во все глаза смотрела на подвешенного на цепях мага, не зная, что сказать и что сделать. Дима качнулся, разворачиваясь к хозяйке, и Сабира едва не закричала: маг смотрел на неё страшными, иссиня-чёрными глазами. Женщина попятилась к дверям, но усмешка, появившаяся на губах раба, пригвоздила её к месту.

— Я не собирался бежать, дорогая. Я всего лишь хотел спасти мальчишку.

Правительница Харшида нервно сглотнула, покосилась на ноги раба, едва касающиеся земляного пола, и помимо воли вновь уставилась в пугающие глаза.

— Я такой страшный? — иронично поинтересовался Дима, и Сабиру охватила паника: раб провисел на цепях всю ночь, и должен был находиться на последнем издыхании, а он был весел и бодр.

— Не удивляйся, любимая, — словно прочитав её мысли, произнёс маг, — не ты первая пытаешь меня. Я очень терпелив и вынослив. Меня обучал великий Олефир — мой отец!

— Ты вспомнил?

— Увы, нет. Догадался.

— Этого не может быть, — замотала головой кайсара.

— Почему? Ты же видела, на что я способен. Олефир был великим учителем, я знаю.

— Я бы сразу поняла, если бы ты был его сыном.

— Я не позволил тебе, дорогая. Я запретил тебе думать о моём родстве с магистром. Уж извини.

— Ты хочешь сказать, что шут графа Кристера...

Сабира осеклась. Дыхание сбилось, на лбу заблестели капельки пота, а карие глаза распахнулись до предела.

— Именно, величайшая, — ухмыльнулся маг и ехидно промурлыкал: — Не правда ли, забавно?

— Принц Камии и его брат... — отступая к двери, простонала правительница Харшида.

— Не уходи, любимая. Нам было так хорошо вдвоём. Давай продолжим!

— Н-нет... — выдавила Сабира и бросилась прочь.

Она бежала по лестнице, а в ушах звенел дикий хохот сына великого Олефира. Ворвавшись в свои покои, кайсара упала на тахту и вцепилась в короткие тёмно-каштановые волосы.

— Мне конец... — прорыдала она и завыла в голос, приведя в ужас невольниц и гвардейцев...

Немного успокоившись, кайсара приказала замуровать дверь в камеру мага, но это не принесло облегчения. Неотвратимое возмездие жгло сердце калёным железом. Сабира ругала себя за глупость: она должна была убить раба, едва увидев, как тот делает воду. Она могла убить его позже, когда поняла, с каким удовольствием он проливает кровь, но, успокоенная льстивыми речами и ослеплённая похотью, забыла об осторожности. И проиграла! Кайсара больше не чувствовала себя хозяйкой во дворце, ибо знала, что мага не удержат ни кирпичная кладка, ни железные цепи. В первый момент, Сабира хотела отправить гонца в Крейд, чтобы предупредить Кристера, но передумала. "Каждый за себя!" — решила она и пустилась в дикий, бессмысленный загул.

Никогда ещё Бэрис не видел таких грандиозных праздников и турниров. Правительница без счёта тратила деньги, направо и налево раздаривала поместья и драгоценности, казнила и убивала без каких-либо видимых причин и напивалась до умопомрачения. Придворные со страхом и недоумением взирали на великую госпожу, и только визирь был счастлив: кайсару больше не интересовали государственные дела, и он единолично правил Харшидом. Сахбан ещё не знал, что такой страны больше не существует.

Часть вторая.

Глава 1.

Кевин.

Белое пламя клещами сжимало тело. Глаза жгло холодным огнём. Магический свет, точно вата, забивал ноздри — дышать было нечем. Кевин попытался закричать, но ни звука не сорвалось с его губ. И вдруг свет разжал стылые объятья, и юноша без сил рухнул на толстый пушистый ковёр. Ослабевшими руками он прижал к себе саблю, закрыл глаза и провалился в глубокий тревожный сон. Кевину снились бесконечные жёлто-коричневые пески, длинная вереница фургонов, жирной гусеницей ползущая между пологими барханами, и жаркое безжалостное солнце, равнодушно взирающее на людей и животных. Натужно скрипели колёса, изредка мычали быки и ржали мышастые кони. Наёмники весело переговаривались, разглядывали сидящих в фургонах рабов и отпускали сальные шуточки на их счёт. Кевин смотрел на уверенных в себе, довольных жизнью мужчин и сжимался от страха. Прошлой ночью солдаты успешно отбили нападение разбойников, и караванщик подарил им наложницу. В ушах юноши до сих пор звучали её истошные крики и грубый мужской хохот. Но вот наёмники отъехали от фургона, и, вдохнул полной грудью, Кевин осторожно приподнялся, высунулся наружу и посмотрел вперёд, на раскинувшийся в пустыне город. Высокие мощные стены, покрытые красно-зелёными узорами, поразили воображение мальчика, а золотой купол надолго приковал взор. Бэрис был так огромен, что по сравнению с ним замок деда показался игрушечным, и Кевину стало страшно, как никогда в жизни...

Приглушённо вскрикнув, юноша открыл глаза и оторопел. Он лежал на полу посреди огромной роскошной спальни. В двух шагах от него возвышалась огромная прямоугольная кровать, застеленная белоснежным покрывалом с тонкой золотой паутиной вышивки, справа — небольшой деревянный столик, на нём — хрустальная ваза с фруктами и кувшин. Напротив поистине царского ложа — громадное овальное зеркало в золотой раме, у стен раскинулись диваны и широкие кресла, обитые дорогой гобеленовой тканью.

— Где я? — тоскливо прошептал камиец и сел, прижимая к животу саблю.

Сердце юноши трепетало от ужаса: он попал в дом богатого господина, а, значит, вряд ли выберется живым. Он взглянул на белый ковёр, где окровавленная сабля оставила длинную бурую полосу, сглотнул подкативший к горлу комок и неловко поднялся на ноги. "Как я выполню приказ хозяина? Как смогу выжить?" — расстроено подумал юноша и, крадучись, направился к позолоченным дверям. Почти не дыша, Кевин положил ладонь на витую ручку, но тут же отпрянул и выставил перед собой саблю. Дверь распахнулась, и на пороге возникла светловолосая девушка в опрятном коричневом платье. В руках она держала ведёрко с водой и тряпку. Увидев незнакомца, служанка округлила и без того большие глаза, а потом выронила ведро и пронзительно крикнула:

— Чужак!

У Кевина душа ушла в пятки. Он умоляюще посмотрел на девушку и шагнул вперёд:

— Не кричи, пожалуйста. Я не вор, я... Я сейчас уйду.

Служанка покладисто кивнула, ошалевшими глазами взглянула на окровавленное лезвие сабли и завизжала, да так, что у Кевина уши заложило. Швырнув в незнакомца тряпку, она выскочила в коридор, и юноша понял, что погиб. Он бестолково заметался, натыкаясь на мебель, но другого выхода из спальни не было. А минуту спустя в комнату ворвались солдаты. Кевин затравленно взглянул на них, попятился и одним прыжком взлетел на подоконник. Выбив локтём стекло, он выглянул наружу и замер: каменные плиты двора темнели слишком далеко, чтобы рискнуть и прыгнуть. "Или всё-таки рискнуть?" — со страхом подумал юноша, подался вперёд, но сильные руки стащили его на пол. Один из солдат вырвал у Кевина саблю, а офицер в синем мундире с золотыми эполетами сурово взглянул ему в глаза:

— Кто ты такой?

Кевин сжался и втянул голову в плечи. Он мог бы объяснить, кто он и откуда, но впереди, так или иначе, ждала смерть, и размениваться на слова было бессмысленно. Юноша уткнулся взглядом в пол и приготовился умереть.

— Что здесь происходит? — прозвучал строгий женский голос, и в комнату вошла дама в элегантном бархатом платье.

Кевин невольно уставился на богатый наряд наложницы, который почти полностью скрывал фигуру. "Наверное, её тело так уродливо, что хозяин приказал ей закрыться. Но зачем наряжать такую наложницу? Только лишние траты!"

Тем временем женщина приблизилась и с беспокойным интересом оглядела Кевина. Гладкое, почти лишённое морщин лицо нахмурилось, а голос прозвучал требовательно и властно:

— Кто ты такой, мальчик, и как очутился в покоях короля Годара?

— Короля? — машинально переспросил Кевин и приглушённо застонал: "Четвертуют!"

— Вот именно! — наступая на незваного гостя, произнесла незнакомка, и юноша побледнел от ужаса. — Кто ты и как здесь оказался? Отвечай!

"Всё ясно! Она любимая наложница короля! Вон с каким благоговением смотрит на неё офицер!" — подумал камиец и поспешно склонил голову:

— Меня зовут Кевин, госпожа, но я не знаю, как здесь оказался.

— То есть как?

— Я был рабом кайсары Сабиры, — испуганно затараторил юноша. — Я прислуживал за столом, но вчера хозяйка выставила меня на бой со своим постельным наложником. У меня не было ни единого шанса, однако...

— Рабы? Невольники? Что ты несёшь?! Откуда ты взялся, мальчик?

— Из Бэриса.

— В Лайфгарме нет такого города! Ты — маг?

— Нет, — дрожащим голосом ответил Кевин. Он не понимал, почему наложница не верит ему. — Я не сам... Мне помогли...

— Кто?

— Постельный раб кайсары Сабиры.

— Ты же сказал, что сражался с ним.

— Да, — кивнул Кевин, — но он почему-то не стал убивать меня. Он вложил мне в руки саблю, приказал выжить, и я оказался здесь.

— Какая безответственность! — всплеснула руками незнакомка. — Напугал ребёнка до полусмерти и, ничего не объясняя, выбросил в незнакомый мир!

— У него не было времени, — попытался оправдать хозяина Кевин, но странная женщина лишь недовольно отмахнулась:

— Не защищай его! Захотел бы — нашёл время. Твой хозяин совершенно легкомысленный тип!

Камиец открыл рот от удивления, но сказать ничего не успел — в комнате появились двое мужчин: крепкий невысокий брюнет и худощавый долговязый блондин.

— Витус? Арсений? — приподняла брови незнакомка. — Разве я звала вас? Мы сами разберёмся!

Мужчины не обратили внимания на слова элегантной дамы. Как стервятники, они уставились на Кевина, и юноша дёрнулся в руках стражников: ему захотелось спрятаться от пристальных взглядов.

— Я заберу его в Белолесье! — категорично заявил долговязый.

— Он останется в Кероне! — возразил коротышка.

— Зачем он тебе, Витус?

— А тебе?

— Его прислал Дима.

— И я о том же.

— И что ты будешь делать с таким магом?

— То же самое, что и ты!

— У тебя не получится!

— Я был учителем Олефира!

— И что из этого вышло?

— Разве он был плохим магом?

Кевин оторопело следил за перепалкой мужчин, чувствуя себя выставленным на продажу рабом. А это было неправильно. И, забыв о собственных страхах, юноша воскликнул:

— У меня уже есть хозяин!

Мужчины замолчали, разом повернулись к нему, и Кевину захотелось провалиться сквозь землю, но, вспомнив трупы гвардейцев и мерцающие точки в глазах Дмитрия, он вытянул шею и угрожающе посмотрел на магов:

— Мой хозяин убьёт вас, если вы позаритесь на его добро!

Арсений недовольно скривился, а Витус откинул голову и заразительно расхохотался. Отсмеявшись, он посмотрел на юношу и цокнул языком:

— А ты с характером, малыш. Мы с тобой подружимся.

— Не слушай его, Кевин. Наш уважаемый целитель не так прост, как кажется, — криво усмехнулся Арсений и посмотрел на Витуса: — Не прикидывайся добреньким дядечкой. Кевин сам поймёт, кто желает ему добра.

— Интересно как? — хмыкнул гном.

— По лицу увидит.

— И чем тебе не нравится моё лицо?

— Слишком хитрое!

— Ну, уж до тебя мне далеко. Ты можешь уроки хитрости давать!

— С чего ты решил?

— Думаешь, я не знаю...

— Хватит! — рявкнула Розалия.

Маги оборвали спор, а Кевин с недоумением посмотрел на элегантную даму. Он никогда не видел, чтобы женщина вмешивалась в мужской разговор, да ещё и приказным тоном. Если, конечно, она не была кайсарой Сабирой. "Чудные здесь порядки, — растерянно подумал юноша и на всякий случай склонил голову. — Нужно держать ухо востро".

Тем временем Розалия Степановна шагнула к спорщикам и упёрла руки в бока:

— Можешь возмущаться сколько влезет, Арсений, но мальчик останется в Годаре. Раз Дима отправил его в Керон, значит, здесь ему и место.

— Ты не понимаешь... — начал было Арсений, но Розалия не позволила ему говорить:

— Я наместница короля Годара! В его отсутствие я решаю, что и как делать! Мальчик гость Дмитрия и останется в замке до его возвращения! Если тебе это не по нраву, наблюдатель, можешь пожаловаться Смерти!

Арсений несколько секунд сверлил землянку напряжённым взглядом, а потом отвёл глаза:

— Пожалуй, я погорячился. Вы совершенно правы, мадам Розалия, если Дима прислал мальчика в Керон, так тому и быть.

— И ты так просто сдаёшься? — недоверчиво поинтересовался гном.

— Почему нет? — Арсений пожал плечами и улыбнулся Кевину. — Ты в надёжных руках, мальчик. Никто в Лайфгарме не обучит тебя пользоваться даром лучше Витуса. Мне лишь хочется верить, что ты не станешь таким, как Олефир. — Наблюдатель повернулся к гному: — Понадобиться моя помощь, милости прошу в Белолесье.

— Спасибо, — раскланялся целитель, одарив Арсения саркастической улыбкой.

— Пожалуйста, — в тон ему ответил наблюдатель и исчез.

— Наконец-то!

Розалия многозначительно посмотрела на Витуса и обратилась к стражникам:

— Вы свободны! И верните нашему гостю оружие.

Всхлипнув, Кевин прижал к груди подарок хозяина и бухнулся на колени:

— Спасибо, правительница! Я обязательно расскажу хозяину, как добры Вы были ко мне!

Землянка хотела поднять мальчика, но Витус упреждающе махнул рукой и требовательно спросил:

— Где Дима?

— В Бэрисе, — ответил Кевин, положил саблю и уткнулся лицом в пол. — Если я в доме хозяина, прошу: укажите моё место и разъясните обязанности. Я хочу, чтобы моя служба не вызывала нареканий.

Витус с досадой посмотрел на мальчишку и приказал:

— Встань и расскажи по-человечески!

Юноша моментально вскочил и, склонившись перед господами, залопотал:

— Я ничего не сделал. Простите меня. Я не знаю здешних порядков, но как только вы объясните, буду неукоснительно следовать им. И ещё, я умею мыть полы, чистить мебель, накрывать на стол и подавать еду. Я так же могу бегать с личными поручениями.

— Прямо горничная, официант и курьер в одном флаконе, — проворчала Розалия, хмуро зыркнула на мужа и мягким тоном заговорила: — Ты прекрасно изложил свои навыки, мальчик, а теперь расскажи, пожалуйста, всё, что знаешь о Диме.

Ласковый тон ошеломил камийца. Круглыми от ужаса глазами он уставился на Розалию и сдавлено выдавил:

— Я всё расскажу, только не бейте меня. Клянусь, я буду делать всё, что вы прикажете. Вам не придётся повторять дважды.

— Он не в себе, — склонившись к уху жены, проговорил Витус, но Розалия не отступила.

— Успокойся, мальчик, — сказала она и улыбнулась. — Мы не причиним тебе зла. Мы всего лишь хотим узнать, где Дмитрий?

— Я же говорил, в Бэрисе, — чуть не плача ответил Кевин и попятился.

Странная женщина, обладающая властью над мужчинами и дружелюбно улыбающаяся рабу, пугала его. Кевин с трудом подавлял желание пасть ниц и прижать лицо к ковру, чтобы не видеть её сочувственного взгляда. Но тут заговорил Витус, и в его голосе была до боли знакомая суровость, которая мгновенно вернула юноше уверенность.

— Так называется твой мир?

— Нет, Бэрис столица Харшида, а мир называется Камия! — выпалил Кевин и преданно уставился на гнома.

Розалия что-то недовольно пробормотала и опустилась в кресло, а Витус шагнул к юноше:

— Продолжай! Я хочу знать о Диме всё.

— Но я почти ничего не знаю, господин, — развёл руками камиец. — Кайсара приказала мне сражаться с ним, но какой из меня боец? Я умею только мыть полы, чистить мебель да ещё...

— Это я понял! Что было дальше?

Кевин подобострастно поклонился и зачастил:

— Мне дали саблю, вытолкнули на арену, но я не умею драться. Я попытался убежать... А Дмитрий поймал меня, но убивать не стал. Сказал, что не убивает детей. Но кайсара настаивала. Она приказала гвардейцам убить меня, однако Дима не позволил и убил их. Тогда кайсара разозлилась ещё больше, и подарила меня ему. Она хотела, чтобы он сам убил меня. А он дал мне саблю, приказал выжить, и... я оказался здесь.

— Всегда говорила, что Артём плохо влияет на Диму, — проворчала Розалия. — Вместо того, чтобы вернуться в Лайфгарм и навести порядок, Смерть устраивает шоу в духе временного мага! С какой стати он стал рабом? Что, чёрт возьми, происходит в этой дурацкой Камии? И где Валентин? С Артёмом понятно: принц Камии, с лёгкой руки покойного Олефира, но остальные?..

"Принц Камии для неё просто Артём? — ужаснулся Кевин, и колени его подломились. Юноша рухнул на пол, распластался на ковре у ног наместницы и простёр руки к её туфлям. — Я попал в мир великих магов! Я никогда не сумею угодить им!"

Розалия огорошено взглянула на мужа, и тот пояснил:

— Он считает нас кем-то вроде богов. Видишь ли, дорогая, Олефир правил в Камии несколько веков, и был единственным в мире магом. Если я правильно понимаю, в Камии царит дикий рабовладельческий строй.

— И ты говоришь об этом только сейчас? — возмутилась землянка. — Там мой сын, между прочим!

— Мы ничего не можем сделать, Роза. Камия ускользающий мир и попасть...

Не дослушав мужа, Розалия вздёрнула Кевина на ноги и гневно взглянула ему в лицо:

— Ты рассказал правду? Я не верю, что Дима раб какой-то там кайсары.

— Постельный раб, госпожа, — уточнил Кевин.

— Бабник! — выплюнула землянка, отпустила юношу и с надеждой взглянула на мужа: — А вдруг мы говорим о разных людях?

— Вряд ли, — вздохнул гном. — То, о чём поведал мальчик, в духе короля Годара.

— Вечно он кому-то служит!..

— Успокойся, Роза. Не знаю, что произошло с Димой и Тёмой, но Валентин в порядке!

— С хозяином всё плохо, — неожиданно произнёс Кевин, и от его уверенного и, одновременно, печального голоса Розалия и Витус вздрогнули. — Он ослушался приказа кайсары и будет казнён. Она убьёт его... — почти шёпотом добавил юноша и вдруг заплакал, горько и безнадёжно. — Он первый отнёсся ко мне по-человечески. Лучше бы я остался с ним и умер, сражаясь за него. Это был бы достойный конец моей никчемной жизни.

Розалия невольно подалась вперёд и прижала к себе рыдающего мальчишку:

— Дима вернётся, обязательно.

— Нет.

— Не нужно думать о плохом, мальчик. Поверь, Дима выбирался и не из таких передряг.

Кевин отстранился и недоверчиво взглянул на наместницу:

— Вы действительно думаете, что он справится с кайсарой?

— Он маг. — Розалия ободряюще потрепала юношу по плечу: — А ты среди друзей, Кевин. Мы позаботимся о тебе до возвращения Димы.

Утерев слёзы, Кевин поднял с пола саблю, прижал её к животу и поклонился:

— Приказывайте, госпожа.

— Никаких приказов! — твёрдо сказала землянка. — Лучше расскажи о себе. Кто твои родители, Кевин?

Лицо юноши стало белее снега. Он быстро опустил голову и пролепетал:

— Мои родители умерли, госпожа.

Витус сдвинул густые брови к переносице и забарабанил пальцами по губам. Страх, окативший мальчика с ног до головы, озадачил мага. Он думал, что Кевин не знает о своём происхождении, а тот, оказывается, надёжно прятал мысли о нём.

— Чего ты боишься, Кевин?

Мальчишка закусил губу, погладил рукоять сабли и дрогнувшим голосом произнёс:

— Вас, господин. Вы не говорите, что я должен делать. Вы хотите расспросить меня и убить?

— Зачем? Я же сказал: ты гость, а гостей мы не убиваем. — Витус двумя пальцами поднял подбородок мальчишки и посмотрел ему в глаза. — В Лайфгарме другая жизнь, Кевин. Здесь нет рабов. Ты — свободный человек и можешь делать всё, что пожелаешь.

— Даже уйти, господин? — встрепенулся камиец.

— Да, если уверен, что сможешь выжить один в незнакомом мире!

Кевин умоляюще взглянул на Витуса:

— Я ни в чём не уверен, господин. Я не знаю, что делать.

— Стать моим учеником!

На лице юноши смешались испуг и благоговение:

— А правда, что Вы были учителем великого Олефира, господин?

— Да, — усмехнулся гном и лукаво спросил: — Может, всё же расскажешь о себе, Кевин?

Камиец покраснел и отвёл глаза:

— Мне нечего рассказывать. Я сирота. Я всю жизнь был рабом. Ничего интересного, господин.

— Ну-ну, — хмыкнул гном, отпустил мальчишку и повернулся к Розалии: — Наш гость голоден. Последний раз он ел вчера утром, какую-то отвратительную кашу.

Землянка с сочувствием посмотрела на юношу, молча взяла его под руку и повела за собой. Едва они покинули королевские покои, Кевин забыл о голоде и усталости. Он с изумлением крутил головой, разглядывая строгую и изысканную обстановку замка, которая разительно отличилась и от его родного дома, и от дворца кайсары Сабиры. Каменные стены украшали дорогие гобелены с изображениями людей и животных. Факелы и люстры, полыхающие сотнями свечей, не коптили, а приятно пахли смолой и цветами. Да и люди, встречавшиеся им на пути, были приветливыми и дружелюбными. Они улыбались госпоже Розалии, желали ей доброго дня и одаривали Кевина любопытными открытыми взглядами. Юноша чувствовал себя неуютно. Ему вдруг показалось, что всё происходящее — чудесный сон, и, проснувшись, он вновь увидит перед собой строгое и вечно недовольное лицо надсмотрщика. Но сон всё длился и длился. Наместница привела его в покои поменьше королевских, но такие же ошеломительно красивые. Большая кровать с тонким кружевным балдахином, огромный диван и кресла, высокий и широкий платяной шкаф с золотыми ручками, зеркало в тяжёлой массивной раме, напольные часы, фарфоровые вазы, столики, полки с книгами... У Кевина глаза разбежались от количества предметов. Он робко жался на пороге, не смея ступить на роскошный тёмно-красный ковёр.

— Проходи, Кеви, теперь это твои комнаты, — ласково произнесла Розалия.

Юноша глубоко вздохнул и сделал маленький шаг вперёд. Великолепная кровать манила и притягивала его. С опаской приблизившись к роскошному ложу, Кевин пальцем коснулся тонкого шёлкового покрывала, а потом погладил его и шумно выдохнул: ткань оказалась головокружительно мягкой и нежной. Юноша готов был вечно гладить её, но тут Розалия хлопнула в ладоши, и он испуганно обернулся.

Двери отворились. В комнату, улыбаясь, вошли четыре горничные в одинаковых коричневых платьях. Они присели в реверансе, и старшая, красивая тёмноволосая женщина с добрыми синими глазами, спросила:

— Что Вам угодно, госпожа Розалия?

— Вымойте нашего гостя. — Землянка подошла к ней почти вплотную и тихо добавила: — Будьте с ним предельно вежливы и внимательны, Констанца. Мальчик многое пережил и чурается людей. Кстати, его зовут Кевин.

Старшая горничная понимающе кивнула и посмотрела на юношу:

— Прошу Вас следовать за мной, господин Кевин.

Голубые глаза округлились от удивления:

— Я не господин.

— Конечно, — тут же согласилась Констанца, — но всё равно, соблаговолите пойти со мной.

— Иди, Кевин, — улыбнулась Розалия, и, прижимая саблю к груди, Кевин пошёл за горничной.

Несмотря на опасения Констанцы, юноша безропотно позволил раздеть себя и усадить в ванну. Горничные осторожно вымыли его, кривясь и морщась при виде синяков и ссадин, покрывающих худое тело. Затем подровняли густые тёмно-русые волосы и облачили в чёрные брюки, белую рубашку и мягкие замшевые полусапожки, присланные супругом наместницы. Одежда подошла юноше идеально, и горничные довольно заулыбались — их подопечный покинул ванную комнату настоящим аристократом. Только странная манера прижимать к животу саблю оставила у девушек тревожный осадок. Мальчишка словно чего-то боялся, и они не могли понять чего.

А Кевин действительно боялся. Он был в шоке от того, что с ним обращаются, как с важным господином, и чувствовал себя неловко в богатой дорогой одежде. Когда Констанца сказала юноше, что проводит его в трапезный зал, он с трудом подавил желание сказать нет. Кевину хотелось забиться в какой-нибудь укромный уголок, где он смог бы хоть немного прийти в себя и осмыслить происходящие с ним перемены. Но отказать Констанце не хватило духа, и юноша покорно поплёлся за ней, мысленно готовясь к худшему.

Старшая горничная привела Кевина в большой зал, где его ждали наместница хозяина и учитель великого Олефира. Юноша низко поклонился, обвёл глазами изысканно сервированный стол и забыл обо всём на свете. Еда заслонила собой весь мир. Кевин был так голоден, что согласился бы умереть за тарелку супа. Он позволил усадить себя за стол, с вожделением проследил, как Розалия наполняет тарелку жареным мясом и овощами, и рука сама собой потянулась к ложке. Юноша набросился на еду, словно коршун на цыплёнка. Запихивая в рот мясо, он мечтал лишь о том, чтобы перед смертью ему дали добавки.

Розалия и Витус не притронулись к еде. Они с грустью и состраданием смотрели на оголодавшего мальчика, который ни на секунду не переставал жевать. Землянка подкладывала в тарелку гостя мясное рагу, салаты, закуски, а тот поглощал их, как зверёныш. "Впрочем, — подумал гном, — он и есть зверёныш, до человека ему ещё расти и расти".

Наконец Кевин понял, что если съест ещё хоть крошку, то лопнет, и с сожалением отодвинул от себя тарелку. С благодарностью посмотрел на наместницу хозяина, но заговорить с ней не решился, и обратился к учителю великого Олефира:

— Спасибо за еду, господин. Скажите, что я должен делать?

Витус задумчиво взглянул на саблю, лежащую на коленях юноши, и глотнул вина. Кевин удивительно походил на своего отца: та же стройная худощавая фигура, такие же тонкие правильные черты лица, только волосы немного темнее. И не было у его отца такого затравленного взгляда и страха, рвущего рассудок на части. Витус допил вино, поставил бокал на стол и, прежде чем заговорить, вновь оглядел мальчишку. Брюки и рубашка, такие же, как любили носить все его родственники, невероятно шли Кевину, но старый гном знал, что под дорогой одеждой скрываются многочисленные синяки и ссадины — свидетельства жестокого обращения с рабом. Юноша подобострастно взирал на него, но пальцы нервно сжимали рукоять Диминой сабли: прежде чем умереть, он надеялся нанести хотя бы один удар.

"Тяжёлый случай", — с досадой подумал гном и вздохнул:

— Повторяю ещё раз, Кевин, тебя никто не собирается убивать. На сегодняшний день замок короля Годара самое безопасное место для тебя. Ты будешь жить в Кероне и ждать возвращения Дмитрия. Если ты так привязан к нему, пусть он решает твою судьбу. Правда, неизвестно, когда он вернётся, поэтому ещё раз предлагаю тебе стать моим учеником. И это последнее предложение!

Кевин ослабил хватку, с благоговением погладил блестящее лезвие сабли и напряжённо посмотрел на мага:

— Но я всё равно буду принадлежать ему?

— Конечно.

— Тогда я согласен.

Гном удовлетворённо кивнул, но, вопреки правилам, не стал выстраивать связь "учитель-ученик", поскольку не знал, что Дмитрий собирается делать с мальчишкой. Он лишь наложил на Кевина простенькое заклятье, чтобы всегда знать, где тот находится.

— Чуть позже, я расскажу, как будет проходить твоё обучение, а сейчас поговорим о Камии.

— Мы думаем, что, помимо твоего хозяина, там находятся и его друзья, — подхватила Розалия. — Все они необычные люди, например, Артём — временной маг.

— Подожди, Роза, ему будет понятней, если ты назовёшь Артёма принцем Камии.

— Сына великого Олефира в Камии нет! — не раздумывая ни секунды, заявил Кевин.

— Уверен?

— Абсолютно! Если бы принц Артём вернулся, все бы знали об этом, господин.

— Не понимаю, — пробормотал Витус, с тревогой глядя на жену. — Они ушли вместе с Димой. Я видел.

— Не может быть, чтобы в Камии оказались только Дима и Валентин. Где же тогда Артём, Ричард, Маруся, Стася и Вереника? — всплеснула руками Розалия. Она посмотрела на мужа и сосредоточенно наморщила лоб. — Мы неправильно задаём вопросы, Витус. Нам нужно за что-то зацепиться, чтобы понять, владеет ли Кевин нужной информацией.

Гном поправил рукава балахона:

— Ты права, Роза. Быть может, помогу какие-то прозвища? Валю, например, все называют Солнечным Другом.

— Всемогущий целитель по прозвищу Солнечный Друг — Ваш сын? — Кевин оторопело уставился на наместницу. — Я слышал о нём. Все слышали! Он излечил Малека, сына эмира Сафара!

— Замечательно! Если Валечка — всемогущий и прочее, значит, не пропадёт, — облегчённо вздохнул Витус.

— Всемогущий целитель... — с умилением протянула Розалия и смахнула слезу. — Какой он у меня всё-таки умница.

— А другие имена тебе ни о чём не говорят? — покосившись на жену, спросил гном. — Ричард? Мария? Станислава? Вереника?

— Нет... Разве что... — Кевин потёр лоб и неуверенно произнёс: — Не так давно, в Харшиде появились два необычных разбойника. Их называют камийской мечтой. Одного из них точно зовут Ричард, а другой — женщина. Но имени её я не знаю.

— Вот и король Инмара с супругой отыскались, — удовлетворённо заметил Витус.

— Ещё один король? — растерялся камиец.

— Да.

— Ничего не понимаю. — Кевин огорошено хлопал глазами. — Если здесь они короли, то почему в Камии они рабы и разбойники?

— Хороший вопрос, — буркнул гном. — К сожалению, у меня нет ответа, мальчик. А теперь припомни, какие ещё слухи ходят по Камии? Может, ты слышал о Стасе или Веренике?

— В Камии женщины — товар, — равнодушно ответил юноша. — Только одна из них свободна — кайсара Сабира. А что касается слухов, то самые интересные приходят из Крейда. У графа Кристера появился шут, как две капли воды похожий на принца Камии. Правда, сходство чисто внешнее: сын великого Олефира не может быть таким жалким и слабым, как этот безумец.

— Безумец... — с горечью прошептала Розалия и закрыла рот ладонью.

— Это Артём, — констатировал Витус, налил в бокал вина и залпом опустошил его. — Сумасшедший временной маг. Катастрофа! Куда, чёрт возьми, смотрит Дима?

Кевин потупился и, нервно поглаживая рукоять сабли, произнёс:

— Если шут графа истинный принц Камии, он не жилец.

— Почему? — всполошилась землянка, и Витус успокаивающе похлопал её по руке.

— Все знают, что граф Кристер ненавидит принца Артёма, — пряча глаза, сказал Кевин. — Принц Камии зверски замучил его любимую наложницу. Граф убьёт шута, если узнает, что это сын великого Олефира.

Витус и Розалия молчали, и юноша заволновался:

— Я сказал что-то не то?

— Нет-нет, — поспешно ответила землянка, а гном прищурился и, скрестив руки на животе, добавил:

— Не бери в голову, Кевин. Мы хотели получить информацию, и мы её получили. Лучше поговорим о твоих родителях.

"Он знает", — ужаснулся юноша и нервно заёрзал на стуле:

— Зачем ворошить прошлое, господин?

— Ты — сын Олефира! — ледяным тоном произнёс целитель.

Розалия огорошено уставилась на мужа, а Кевин вскочил:

— Молчите!

Сабля со звоном упала на каменный пол. Юноша сжал кулаки и, потрясая ими в воздухе, с отчаянием посмотрел на учителя:

— Никто не должен этого знать! Никто! Он мне не отец, слышите? Я сирота! Я раб! Я принадлежу моему господину!

— Сядь! — рявкнул Витус, и Кевин плюхнулся на стул.

— Твоим отцом был Олефир? — растерянно спросила землянка.

— Он копия юного Фиры. Именно поэтому Дима выбросил его в Керон. — Витус требовательно посмотрел на юношу: — Рассказывай!

— Да, господин, — пробормотал Кевин, затравленно сжался и, стиснув пальцами край скатерти, заговорил: — Мой пращур, Шараль, был императором Тапау. Он долго воевал, прежде чем весь мир склонился перед его силой, а потом двадцать лет пожинал плоды своего триумфа. Шараль получил всё, о чём может мечтать человек, но прежде всего он был воином и, в конце концов, заскучал в своём огромном дворце. Его не радовали ни богатства, ни наложницы. Сердце Шараля жаждало сражений, но в Тапау больше не было врагов, с которыми он мог бы скрестить клинки. И тут в гости к императору пожаловал маг Олефир. Он предложил Шаралю завоевать новый мир, и тот с радостью согласился. По призыву императора под знамёна встали тысячи тысяч воинов. Маг построил огромные ворота, сверкающие антрацитовой темнотой, и армия Шараля вступила в Камию. Битва с местными царьками была долгой и кровавой. Камийцы имели численный перевес, но магия Олефира вкупе с доблестью воинов императора Тапау не оставила им шанса. Камийцы были разбиты наголову. — Юноша поднял саблю, положил её на колени и продолжил: — Шараль ожидал, что маг-путешественник разделит с ним бразды правления в новом мире, но не тут-то было. Олефир заявил, что более не нуждается в его услугах. Он сказал, что сделал доброе дело, избавив Тапау от тирана, и поразил Шараля огненной молнией. Воины императора пришли в ужас. Они побросали оружие и стали умолять Олефира, чтобы он отправил их домой, но маг заявил, что отныне их дом — Камия и одарил землями и замками. Сыну Шараля, Картрану, достался Харт — маленький городок в глухих лесах Крейда. Но каково было принцу Тапау принять этот дар? Он должен был унаследовать империю отца, а вместо этого получил надел, как вассал Олефира. И Картран затаил обиду. Из поколения в поколение в роду Шараля передавалась ненависть к правителю Камии. Его потомки жили и умирали, надеясь, что рано или поздно справедливость восторжествует. И этот день настал. Мой дед, барон Фабиан, неожиданно удостоился визита великого Олефира. Маг часто путешествовал по миру, отбирая рабов для своих опытов, и с этой целью прибыл в Харт. После того, как осмотр невольников закончился, был устроен пир. Хелена, младшая дочь Фабиана, услаждала взор повелителя танцем. Она приглянулась Олефиру, и он провёл с ней ночь.

Кевин помолчал, задумчиво перебирая пальцами бахрому на скатерти, и с горечью посмотрел на гнома:

— Олефир не узнал о беременности Хелены. Мой дед решил, что судьба даёт ему шанс отомстит за унижение рода. Вся Камии знала, что маг-путешественник мечтает о сыне, и Фабиан решил лишить его наследника. Не знаю, почему великий Олефир не узнал о моём рождении. Он ведь маг! Но, так или иначе, я вырос в Харте.

— А как ты стал рабом?

Кевин болезненно скривился:

— Я им родился! Как только Хелена разрешилась от бремени, Фабиан избавился от неё, а меня сделал рабом... Фабиану доставляло удовольствие заставлять сына великого Олефира выполнять самую грязную работу. Меня наказывали за малейшую провинность, а когда я подрос, Фабиан сообщил мне, почему издевается надо мной. Он тщательно хранил свой секрет, ибо не хотел лишиться возможности мстить правителю Камии, пусть и тайком.

— Всё это странно... Фира должен был узнать о твоём рождении, если только...

Витус не договорил. Густые брови сползлись к переносице, рот превратился в узкую полоску. Розалия с беспокойством взглянула на мужа, но при камийце спрашивать ни о чём не стала.

Кевин подождал, в надежде услышать объяснения Витуса, но тот молчал, и, разочарованно вздохнув, юноша продолжил:

— Когда в Камии появился принц Артём, дед словно с цепи сорвался. Узнав, что Олефир заполучил-таки наследника, он едва не сжил меня со свету. Но мне повезло: принц Артём убил великого повелителя и исчез. Почти сразу граф Кристер объявил себя правителем Крейда, но Фабиан отказался признать его сюзереном. Он выступил против Кристера и погиб в сражении. Граф подарил Харт маркизу Санжару, и новый хозяин продал меня заезжим работорговцам. Он сказал, что я всё равно сдохну, а так хоть пару монет принесу. Но я выжил. Купец Фаррох откормил меня, вылечил и привёз в Бэрис. Я был счастлив, когда он подарил меня кайсаре Сабире. Работы во дворце было много, но кормёжка лучше и били не так часто, как в Харте... А вчера визирь Сахбан не нашёл достойного противника для любимого раба кайсары. Я случайно попался ей на глаза, и госпожа решила, что я стану очередной жертвой Дмитрия.

— Тебе повезло, мальчик, — грустно произнёс Витус. — Скорее всего, Дима узнал тебя, ведь он — племянник Олефира и его ученик.

— Он тоже мой брат? — задохнулся от восхищения камиец. — Как и принц Артём?

Гном нервно расхохотался:

— Артём никогда не был сыном Олефира. Его отца ты видел. Он пришёл вместе со мной.

— Тогда почему принцем Камии стал Артём, а не Дмитрий?

— Хватит с Димы и Лайфгарма, — оборвав смех, проворчал Витус. — Олефир много сделал для обоих учеников. Они лучшие маги нашего мира.

— Тогда почему они стали рабами?

— Меня тоже это интересует, — вздохнул гном и сменил тему: — Раз ты закончил есть, начнём занятие. Первым делом я научу тебя читать и писать, а потом займёмся магией.

— И я смогу стать таким же великим, как Олефир?

— Всё в твоих руках, мальчик.

— Здорово! Я очень хочу научиться колдовать, господин. Только не знаю, понравится ли это моему хозяину?

— О, да, — улыбнулся гном. — Особенно, если ты будешь прилежным учеником.

— Обещаю!

— Тогда пошли. Я научу тебя азам, а Дима вернётся и решит, чему учить тебя дальше.

— Я готов, господин! — отчеканил Кевин, со страхом и восхищением взирая на учителя великого Олефира.

Розалия проводила мужа и его ученика настороженным взглядом. "Почему сейчас? Не верю я в совпадения. Кто-то подсунул Диме братца. Но зачем? Тёмная лошадка этот Кевин, с ним нужно быть начеку. Игрок, которого используют вслепую не менее опасен, чем профессионал". Землянка решительно поднялась и приказала вызвать в свой кабинет Доната, капитана гвардейцев и начальника замковой стражи.

Витус не знал, сколько у него времени, и, несмотря на протесты жены, старался вложить в Кевина как можно больше знаний. Гном считал, что необученный маг гораздо опаснее, чем полноценный. "Кевин должен осознать свой дар и научиться его контролировать. Он должен уметь защищаться, особенно сейчас, когда у Димы появился враг", — говорил он Розалии, и землянка угрюмо качала головой. Она признавала правоту мужа, но всё равно считала, что прежде чем обучать Кевина, нужно понять, что он собой представляет. Витус в ответ лишь посмеивался. "Поверь, с мальчиком всё предельно ясно", — убеждал он жену и продолжал заниматься с камийцем.

Кевин оказался благодарным учеником. Дорвавшись до знаний, он готов был заниматься днём и ночью. Юноша бурно радовался каждому удачному магическому эксперименту, а если случалась осечка, стиснув зубы, бился над поставленной задачей и в конце концов решал её. Витус же с интересом наблюдал за учеником: во всём, что касалось магии, Кевин, как и его отец, проявлял изобретательность и инициативу, но вот отношения с людьми у камийца не складывались. Он без конца демонстрировал Витусу и Розалии покорность, ежеминутно кланялся и называл их господами, а вот придворные, солдаты и слуги для него словно не существовали. Кевин воспринимал их, как положенные атрибуты королевской жизни, и керонцы считали юношу странным, высокомерным и нелюдимым и относились к нему с опаской.

Розалия, глядя на камийца, тяжело вздыхала. Как бы там ни было, она жалела несчастного семнадцатилетнего мальчика, который никому не верил, держался с окружающими отчуждённо и при этом был бесконечно одинок. Землянка попробовала найти подход к нему, но, впервые в жизни, у неё ничего не вышло. Кевин был подобострастно вежлив, послушно кивал, слушая задушевные речи, но беседу никогда не поддерживал и всячески избегал разговоров о себе или своём прошлом. И, как ни старалась землянка подружиться с ним, камиец воспринимал её только как госпожу.

Отношение керонцев к Кевину изменил случай. Как-то раз Витус поручил ученику осмотреть окрестности замка. Камиец вернулся в свои покои, лёг на кровать, закрыл глаза и сосредоточился. Он мысленно посетил городской рынок, где разгорался нешуточный скандал — торговцы не поделили место и выясняли отношения при помощи кулаков, с интересом понаблюдал за потасовкой, а когда появились стражники и растащили драчунов, перевёл взгляд в казармы. Свободные от службы гвардейцы отдыхали: спали, играли в кости, чистили оружие, пили вино и беседовали. Их времяпрепровождение показалось Кевину скучным, и он заглянул на кухню, выяснить, что подадут к обеду. Пошарил по котлам и кастрюлям, прокрался в чуланчик с пряностями и крупой и, хихикая, подслушал, как молодой истопник цветасто признаётся в любви хорошенькой посудомойке. С трудом удержавшись от того, чтобы опрокинуть какой-нибудь мешок и напугать влюблённую парочку, Кевин выскользнул на улицу и стал не спеша осматривать замковый двор: конюшню, где конюхи усердно чистили денники; кузницу, где высокий черноволосый годарец раздувал горн; птичий двор, где женщины кормили уток и кур.

Юноша уже собрался закончить осмотр, но тут его внимание привлекла ватага ребятишек, бестолково суетящихся вокруг старого высохшего колодца. Поднимаясь на цыпочки, дети заглядывали в темноту, а потом привязали к корзине верёвку и опустили вниз. Корзина вернулась пустой, и тогда один из мальчишек взобрался на ветхий сруб.

"Упадёт!" — Кевин вздрогнул и мгновенно оказался на улице:

— Слезай! Разобьёшься! Если уж собрался лезть в колодец, хоть верёвкой обвяжись!

Мальчишка нехотя спрыгнул на землю и исподлобья посмотрел на камийца.

— Всё равно полезу. Там Рони, — упрямо сказал он и стал обвязывать вокруг пояса верёвку.

Кевин заглянул в колодец — из темноты раздавалось тихое поскуливание.

— Собака?

— Наш щенок, — всхлипнула растрёпанная девочка. — Рони бегал за палкой... Она упала в колодец... Рони следом...

Девочка хлюпнула носом, и, как по команде, дети зарыдали. Поморщившись, Кевин скинул плащ и запрыгнул на сруб.

— Собака. Всего лишь собака, — ворчливо пробормотал он и полез в темноту.

Камиец осторожно спустился на дно и подобрал крупного пушистого щенка, который тут же прижался к нему, уткнувшись холодным носом в шею.

— Ах ты, скотинка, — усмехнулся Кевин и оказался перед кучкой растерянных ребятишек.

Увидев лохматого любимца, дети перестали рыдать и наперебой закричали:

— Спасибо, господин!

Юноша опустил щенка на землю, и тот залился радостным лаем. Ребята гладили собаку, каждый хотел прикоснуться к мягкой курчавой шерстке. Довольно хмыкнув, камиец накинул на плечи плащ и собрался вернуться в замок, но звонкий голосок за спиной заставил его обернуться.

— Вы не такой, как говорят!

Кевин прищурился, с любопытством разглядывая лохматого рыжеволосого мальчишку, того, что собирался лезть в колодец. Мальчик явно боялся его, но изо всех сил старался сохранить бравый вид. Отважная улыбка умилила мага, и он решил поддержать беседу.

— И что же обо мне говорят, малыш?

Юный керонец покраснел, однако нашёл в себе силы ответить:

— В замке считают, что Вы бездушный и чёрствый человек, господин Кевин. Все уверены, что Вам наплевать на людей. Но теперь мы знаем, что это не так. Вы спасли Рони! Спасибо!

— Пожалуйста, — натянуто улыбнулся Кевин.

В сущности ему было безразлично, что думают о нём годарцы, но слова мальчишки прозвучали обидно. "Что-то я стал растекаться, как любимая наложница", — отругал себя маг и холодно сказал:

— Я рад, что с вашей собакой всё в порядке.

— Меня зовут Алекс. Хотите поиграть с Рони? — неожиданно предложил мальчик, и Кевин растерялся.

В Харте он видел, как резвятся другие дети, но ему никогда не позволяли играть с ними... Маг взглянул на собаку, потом на Алекса и нерешительно потоптался на месте:

— Даже не знаю.

— А что там знать? — удивился мальчишка, подобрал с земли палку и, размахнувшись, бросил её в сторону курятника. — Рони! Принеси!

Щенок во всю прыть понёсся за палкой, схватил её и, вернувшись, положил у ног Алекса. Мальчишка дружелюбно посмотрел на мага:

— А теперь Вы, господин.

Кевин поднял деревяшку и с недоумением повертел её в руках.

— Бросайте!

"Что я творю?" — подумал камиец, швырнул палку, и Рони понёсся по двору.

Подобрав палку, щенок вернулся и сел возле ног камийца, весело виляя хвостом. Кевин взглянул на его счастливую мордашку и вдруг почувствовал, что душу наполняют умиротворение и тепло. Ни секунды не сомневаясь, маг сотворил толстую мясную колбаску и протянул её собаке. Рони моментально проглотил угощение и, облизнувшись, предано уставился на юношу.

— Вам понравилось! — воскликнул Алекс.

— Кажется, да... — смущённо протянул камиец и покраснел. Ему нужно было вернуться в замок и продолжить занятия, но как же не хотелось расставаться с добрыми и милыми детьми.

-А пойдёмте в поле. Знаете, как красиво Рони носится по траве! — предложила светловолосая девочка и робко потянула камийца за рукав: — Идёмте!

Кевин кинул беспокойный взгляд на замок, посмотрел на девочку и кивнул:

— Идём.

Двор замка пропал, и вся компания оказалась на раздольном зелёном лугу. Свежий летний ветерок нежно перебирал высокие шелковистые травы. Высоко над головами, у самого края пылающего оранжевого диска изумительно пел жаворонок.

Рони покрутился у ног камийца и с заливистым лаем понесся вперёд. Завизжав от радости, дети помчались следом.

— Красота! — вопили они.

— Свобода! — вторил им Кевин, и его крик сливался с многоголосым звонким хором...

Дети и Кевин исчезли, и Розалия, удовлетворённо кивнув, отошла от окна:

— Если он подружится с ребятишками, то уже не будет так одинок, и, со временем, научится нормальному общению.

Витус посмотрел, как беззаботно Кевин носится по лугу, и усмехнулся:

— Раз такое дело, выделю мальчику время на запоздалое детство. Кто знает, что ему предстоит, пусть хоть сейчас порадуется жизни!

Глава 2.

Каруйская долина.

Расписная тележка Валентина колесила по опасным горным тропам и извилистым, каменистым дорогам. Тракт, тянувшийся вдоль Хаттийских гор, остался далеко внизу, и Валя решил не возвращаться на торговый путь, а спустится в Каруйскую долину через перевал возле деревни Шакли. Он въехал в деревню в полдень и, оставив тележку возле трактира с интригующим названием "Последний форпост", отправился по домам крестьян. Селение было небольшим, а его жители отличались крепким здоровьем, и уже к вечеру целитель управился с делами и вернулся к трактиру. Переступил порог и едва не оглох от дружного громогласного ура. Общий зал "Последнего форпоста" был заполнен мужчинами всех возрастов — от пятилетних малышей до седовласых старцев. Высокий худощавый трактирщик в белоснежной куртке и тёмно-серых брюках, заправленных в короткие домашние сапожки, с поклоном поднёс гостю глиняную кружку с густым, коричневатым напитком и патетично заявил:

— Такого ликёра, как в Шакли, Вы не попробуете нигде в Камии!

Усмехнувшись про себя, Солнечный Друг пригубил напиток, удивлённо дёрнул бровью и залпом допил кружку — если трактирщик и преувеличил, то самую чуточку. Вкус у ликёра оказался божественно-нежным и необычным даже для Валентина, считавшего себя знатоком алкогольной продукции трёх миров.

— Пять с плюсом! — воскликнул он и тут же поинтересовался: — Почему вы не продаёте этот замечательный напиток по всей Камии? Это же настоящее сокровище! Вы бы могли дома из золотых слитков строить!

— Как верно Вы заметили, господин, — вступил в разговор старик с пышными усами и густой окладистой бородой. — Меня зовут Ален, я старейшина общины и глава шаклийских виноделов. Именно в моей семье из рода в род передавался секрет изготовления ликёра. — Старейшина перевёл дыхание и продолжил: — Секрет прост, господин маг. Мы настаиваем овечье молоко на травах, которые растут только в окрестностях нашей деревни. Раньше мы поставляли напиток ко двору камийских правителей, и Шакли процветала. Однако два года назад в горах случился обвал, и ложбину, где росла недотрога — хрупкая, почти воздушная трава — завалило. Мы тщательно осмотрели окрестности деревни, на коленях облазили каждый овраг и расселину, но, увы, недотрога погибла. Запасы ликёра таяли на глазах, и сегодня, в честь Вашего приезда, мы открыли последнюю бутыль.

Валентин обвёл взглядом притихших шаклийцев и почесал затылок:

— Ума не приложу, как вам помочь, господа. Я в глаза не видел этой недотроги, а чтобы сотворить что-нибудь, я должен знать, как оно выглядит.

— У меня сохранилась сухая травинка, господин маг, — с надеждой глядя на целителя, сказал Ален.

— Так несите же! — обрадовался Валентин. — А то заладил: "Всё погибло, всё погибло!"

— Гилар! — крикнул старейшина. — Быстро неси сюда сосуд!

Юноша в белых шароварах и коротком коричневом халате пулей сорвался с места и вылетел из трактира. Минут через пять он вернулся и с благоговением и осторожностью поставил на стол пузатую стеклянную бутылку с тонким сухим стебельком внутри. Валентин поднёс сосуд к глазам и ахнул: от травинки исходило слабое магическое излучение. "Ну и дела!" — изумился он, сел за стол и твёрдо произнёс:

— Я хочу услышать историю вашего поселения. Все легенды, сказки и предания, касающиеся ваших мест.

Шаклийцы с недоумение переглянулись, не понимая какое отношение к возрождению недотроги имеют сказки, но целитель пристально взглянул на Алена, и тот, усевшись напротив странного мага, начал рассказывать...

История у маленького горного селения оказалась длинной. Жители Шакли из кожи вон лезли, вспоминая легенды, предания и даже анекдоты, однако целитель только морщился. "Не то", — говорил он и мотал головой. К утру в сознании мага бешеными хороводами носились имена, события и факты, но ничего, проливающего свет на появление в окрестностях магической травы, он не услышал.

— Хватит, — устало махнул рукой Валентин. — Мне нужно отдохнуть пару часов, а потом вы проводите меня к ложбине, где росла недотрога.

Он поднялся из-за стола и пошёл за трактирщиком, который лично решил проводить гостя в комнату, и вдруг услышал громкий детский шепот:

— Деда, а сказку про магов ты рассказал?

— Какую сказку? — мгновенно отреагировал Валентин и обернулся: к Алену испуганно жался мальчишка лет десяти с растрёпанными волосами и заспанным лицом.

Старейшина отвесил внуку лёгкий подзатыльник и извиняюще произнёс:

— Простите его, господин Солнечный Друг, он устал, недоспал и несёт ерунду.

— Нет уж! — Валя вернулся к столу и пробормотал: — А вдруг я всю ночь ждал именно этой сказки. Почему Вы не хотите её рассказывать?

— Понимаете... Эта сказка может прозвучать для Вас оскорбительно, а мы ни коим образом не хотим Вас обидеть!

— Я не обижусь, — заверил старейшину Валя, плюхнулся на стул и приготовился слушать.

— Дело было в стародавние времена, такие давние, что и говорить страшно. Камия не знала ни великого Олефира, ни его венценосного сына. Харшидская пустыня была цветущей равниной, а Хаттийские горы — маленькими пологими холмами. На этих вот холмах и встретились однажды два волшебника. Сначала они мирно беседовали, а потом поссорились и перегрызлись, как голодные собаки из-за кости. В результате, один убил другого и закопал его на ближайшем холме.

— Что же в этой сказке оскорбительного? — искренне удивился Валентин. — Драка с летальным исходом вполне рядовое событие, даже среди магов.

— Дело в том, что смертельное ранение маг получил... в задницу, — уточнил старейшина и вжал голову в плечи.

Валя от души расхохотался.

— Прямо институт благородных девиц, а не камийская деревня, — заметил он, отсмеявшись, протянул испуганному мальчику конфету в яркой обёртке, потрепал его по волосам и обратился к старейшине: — Встречаемся через три часа. Могилу мага пойдём осматривать.

Солнечный друг добрался до комнаты, лёг и уснул без задних ног — тайну появления магической травы он раскрыл, а за восстановление ложбины был спокоен. Подумаешь, десяток тон камней убрать!

Так и случилось. В сопровождении Алена и ещё нескольких шаклийцев Солнечный Друг явился к засыпанной обвалом ложбине, и через час на очищенной от валунов земле появились первые нитевидные ростки.

Шаклийцы с замиранием сердца смотрели на драгоценную недотрогу, а Валентин напряжённо размышлял, как выгоднее поступить: организовать поставки весьма распространённой в Лирии травы в Камию или развернуть производство шаклийского ликёра прямо в Лайфгарме... Оставив шаклийцев на краю долины, Валентин в глубокой задумчивости вернулся к расписной тележке, разлёгся на подушках, и мохноногие лошадки потрусили к перевалу.

Попивая пиво вприкуску с чипсами, Солнечный Друг мечтал о славе великого винодела и коммерсанта, но вот тележка перекатилась на другую сторону Хаттийских гор, и мысли о виноделии и коммерции развеялись, как утренняя дымка — глазам открылась живописная Каруйская долина.

Никогда ещё землянин не видел места прекраснее. До самого горизонта простиралось живое радужное море, будто сказочный исполин собрал огромный букет цветов и бросил его к ногам возлюбленной. Широко распахнутыми глазами маг взирал на бушующий ураган красок и недоверчиво качал головой. Он не ожидал увидеть в жестокой и беспощадной Камии столь дивную панораму.

Расписная тележка бодро катилась вниз, к долине, обгоняя редкие крестьянские повозки, и через несколько часов въехала под сень развесистых деревьев, сплошь покрытых крупными молочно-кремовыми цветами. Полной грудью Валентин вдохнул аромат цветущего сада, сладко потянулся, сотворил себе бутылку пива, хот-дог и стал неторопливо есть, любуясь красотами природы. Фруктовый сад закончился, и теперь глаза землянина радовали нежно-розовые облачка шелковых акаций и карминово-белые свечи каштанов, ярко горящие среди огромных зелёных листьев. Время от времени попадались заросли боярышника. Ветви с гроздьями оранжево-красных ягод, намертво сплетённые между собой, щетинились острыми колючками. "Интересно, как они собирают урожай?" — подумал Валя, вылез из тележки, подошёл к ближайшему кусту и, осторожно осмотрев устрашающие иглы, хмыкнул:

— Красоты красотами, а Камия остаётся Камией! — И, чтобы проверить догадку, уколол палец шипом. Капелька крови подействовала — колючка обмякла и повисла на ветке серым безобидным усом. — Вот вам и дивный пейзаж!

Солнечный Друг уселся в тележку, взял в руки бутылку пива, и мохноногие лошадки побежали по укатанной грунтовой дороге. Время от времени вдалеке мелькали крыши деревенских домов, но Валентин не сворачивал к ним, вознамерившись немного отдохнуть от целительской деятельности. Он пил пиво, без прежнего восторженного умиления поглядывал на буйно цветущие и плодоносящие деревья и думал, что если и сделает остановку, то лишь в той деревне, через которую будет проходить дорога.

Убаюканный равномерным бегом лошадок, Валечка задремал, и тут дорога раздвоилась: одна, серая и утоптанная, вела к видневшимся вдалеке домикам, а другая, почти заросшая, уходила вглубь кипарисовой рощи. "Наконец-то поработаю", — ехидно хмыкнул Валентин, взглянув на черепичные крыши, но мохноногие лошадки уверенно свернули в кипарисовую рощу.

— Нам не туда! — возмутился маг и осёкся: между точёными, стройными стволами замелькала яркая красная полоса.

Валечка с удивлением приподнялся, всматриваясь в даль. Ему подумалось, что это истекает кровью сердце влюблённого великана, а, может, растяпы-гномы просыпали в роще алые драгоценные камни.

Мохноногие лошадки ускорили бег, и маг, задыхаясь от восторга и любопытства, смотрел как таинственное зарево разгорается необузданным, живым огнём. Кипарисы расступились, тележка выкатилась на огромное поле, и Валечка словно окунулся в бушующее море лавы. Маки! Видимо-невидимо. Широкие лепестки трепетали на ветру, купались в ослепительных лучах солнца и тревожно шелестели. Маковую гладь будоражили алые волны, а над ними носились крикливые белые птицы. Будто чайки, скользили они над красным бурливым морем, и широкие белые крылья отливали алыми бликами. Даже облака на высоком небосводе были подёрнуты тонкой розоватой дымкой.

Мир полыхал. Глаза мага резало от бесконечного красного цвета. Он смахивал с ресниц слёзы, но всё равно продолжал смотреть по сторонам. Внезапно крикливые голоса птиц смолкли, и тишину прорезали тягучие скрипящие звуки. Вздрогнув от неожиданности, Валечка встал в полный рост, приложил руку козырьком ко лбу и увидел низкие алые домики. Они так естественно сливались с маковым полем, что, если бы не противный слуху скрип, маг обязательно проехал мимо.

Плюхнувшись на подушки, землянин развернул лошадок и направил их к деревушке. Чем ближе он подъезжал, тем пронзительней становились звуки. К скрипу добавилась барабанная дробь и многоголосый свист, и до мага дошло, что он слышит музыку.

— Праздник у них что ли? — проворчал он, и лошадки поскакали быстрее.

Тележка пронеслась по полю лёгким, стремительным ветерком и вскоре выехала на круглую площадь с колодцем посередине. Алые домики, напомнившие Валентину земные коттеджи на две семьи, жались друг к другу, словно дикие маки наступали и давили на них. "Странная деревушка, не дома, а декорация!" — подумал маг и посмотрел на жителей, сидящих кружком вокруг колодца. И женщины, и мужчины были облачены в выбеленные льняные штаны и рубахи, а плечи украшали платки с изображением маков и белых птиц. Женщины с закрытыми глазами раскачивались из стороны в сторону и что-то невнятно бормотали, а мужчины самозабвенно дудели в свистки, колотили в маленькие цилиндрические барабаны и вертели нечто, похожее на ручную мельницу. Именно этот музыкальный инструмент издавал тягучий скрип, от которого у Валентина ныли зубы.

"Прямо наркотический притон или сборище медитирующих сектантов", — мысленно фыркнул маг и подъехал поближе. Камийцы не обратили на гостя никакого внимания. Они продолжали самозабвенно музицировать и бормотать, точно эти занятия были самыми важными в их жизни.

И Валечка решил не мешать. "Мало ли у кого какие обычаи", — хихикнул он, выбрался из тележки и наколдовал себе сервированный к обеду стол и кресло. Уши заткнул берушами, ибо поглощать пищу под тошнотворную какофонию не хотелось, с превосходством взглянул на сектантов и, плеснув в стакан красного креплёного вина, под цвет благоухающих маков, приступил к трапезе. Маг разделался с бараньими отбивными и копчёными свиными рёбрышками, умял тарелку жареной картошки вприкуску с тёплой кулебякой, откинулся в кресле и погладил себя по животу.

— Хорошо... — сыто протянул он и закрыл рот ладошкой, испугавшись, что нарушил варварский музыкальный ритуал.

Однако камийцы не отреагировали на посторонние звуки, и, сотворив бокал вина, Валентин стал рассматривать жителей красной деревеньки. Хотя смотреть-то было не на что. С момента появления землянина ничего не изменилось: камийские наркоманы-сектанты продолжали "веселиться", и, чтобы скоротать время, Валечка убрал со стола грязную посуду, разложил любимые журналы и, потягивая вино, стал лениво перелистывать глянцевые страницы.

Солнце медленно уходило за горизонт, над маковым полем сгустился туман. Он медленно подполз к колодцу, и фигуры камийцев растворились в нём, словно в молочном сиропе. Валечка зажёг настольную лампу и продолжил чтение. Но вскоре журналы надоели, и маг наколдовал ручку и тетрадь. Поскрёб подбородок, посмотрел на расцветающие в небе созвездия и вывел на обложке: "Путешествие всемогущего целителя по прозвищу Солнечный Друг". Полюбовавшись заглавием, Валентин открыл тетрадь, упёрся взглядом в бледно-синие линии и задумался, с чего начать. Написать хотелось о многом: и о прибытии на Лайфгарм, и о борьбе с Олефиром, и о дружбе со Смертями и Ричардом. Воспоминания захлестнули землянина, унесли на несколько лет назад. Покусывая кончик ручки, он заново переживал захватывающие и опасные события, в результате которых стал магом.

Внезапно Валентин уловил в тумане какое-то движение. Он быстро выдернул беруши и обнаружил, что зубодробительная какофония смолкла. Однако густое молочное марево по-прежнему заслоняло от него камийцев, и маг, не долго думая, напустил на деревушку ветер. Холодные, мощные потоки устремились к площади, разорвали туман на клочки и унесли прочь. Камийцы растеряно завертели головами, и, увидев сидящего в кресле мужчину в чёрном, расшитом золотыми солнышками балахоне, испуганно завопили и пали ниц. Валечка кисло взглянул на распростёртых в пыли людей, вскинул руки, и в небе над колодцем зажёгся яркий синеватый прожектор.

— Я всемогущий целитель по прозвищу Солнечный Друг! — поднявшись на ноги, воскликнул он и приготовился к приветственным крикам, но жители деревни лишь закрыли головы руками и завыли в голос.

Валечка смущённо потёр подбородок, подошёл к ближайшему камийцу и потряс его за плечо:

— Вставай-ка, милейший.

Мужчина покорно встал, с ужасом уставился на Валентина и взвизгнул:

— Ты маг!

— Ну и что? — Землянин оглядел вопящих людей и рявкнул: — Молчать! Я не собираюсь вас убивать! По крайней мере, пока, — добавил он, вспомнив, что находится в Камии.

Вой сменился тихими всхлипами и причитаниями. И Валентин, убедившись, что истерика камийцев сходит на нет, посмотрел на стоящего перед ним мужчину: тёмно-русые волосы пушистой копной обрамляли круглое, простецкое лицо с большими зеленовато-карими глазами, курносым носом и толстыми, ровно очерченными губами. "Вот деревенщина", — ухмыльнулся про себя маг и с важным видом поинтересовался:

— Так чем тебе не угодили маги, милейший?

— Мне? — Камиец потрясённо разинул рот: — Как маги могут мне угождать?

— Стоп! — замахал руками Валентин. — Начнём сначала. Как тебя зовут?

— Вилли.

— Приятно познакомиться, Вилли. Я — Солнечный Друг.

Камиец промолчал, и маг спросил:

— Так почему вы испугались меня, милейший?

— Ты маг, а маги это зло.

— Ясно. — Землянин удручённо покачал головой и менторским тоном произнёс: — Не все маги злые, Вилли. Я, например, целитель.

— Ты маг! — упрямо повторил камиец. — Все маги — зло!

Беседа зашла в тупик, и Валечка с досадой пнул ногой камешек. Камешек пронёсся над головами распластавшихся в пыли камийцев, ударился о стенку колодца и затерялся в пыли, а Вилли попятился и посмотрел на мага, словно тот разрушил его деревеньку. "Что-то здесь не так". Валентин скрестил руки на груди и нахмурился. Обычно, если камийцы боялись его, они спешили проявить максимум почтения, а Вилли излучал страх и обречённость, граничащую с наглостью. Только невероятно глупый или замученный человек мог дойти до такого состояния. Маг всмотрелся в простецкое лицо камийца и сподобился, наконец, прочитать его мысли: кроме отчаянного желания отправить мага восвояси, в сознании Вилли ничего не было. Камиец словно зациклился на этой идее.

"Ну и бог с вами", — подумал землянин и направился было к тележке, но передумал и вновь повернулся к сектантам. Ни слова ни говоря, он взмахнул рукой, и возле колодца появились столы, заставленные разнообразными кушаньями и кувшинами с вином и пивом. Рядом возникли скамейки с витыми изогнутыми спинками и мягкими, обтянутыми тканью сидениями. Плач стих, и камийцы с благоговейным трепетом воззрились на еду. Даже о маге-злодее забыли. Однако встать и подойти к столу не решились.

— Это подарок! — громко объявил Валентин. — Знак того, что я не имею в отношении вас злых намерений!

Но люди продолжали лежать и таращиться на еду. Тогда маг сам подошёл к столу, взял с блюда кусок мяса, поднял в воздух, демонстрируя притихшим камийцам, и запихнул в рот. Прожевав мясо, он вытер губы рукавом балахона и наполнил стакан вином:

— Хочу выпить за вашу деревню. Как, кстати, она называется?

— Остатки, — тихо сказал Вилли.

— Странное название... Ну, да ладно. — Валентин поднял бокал и обратился к камийцам, словно те сидели за столом, а не валялись на земле. — Ваша деревня стоит в прекрасном, дивном месте, и я хочу пожелать, чтобы ваши сердца и дома были так же прекрасны и...

— Замолчи! — выпалил молодой парень с узким, вытянутым лицом и неровно остриженными пепельными волосами. Он вскочил с земли, шагнул к магу и, сжав кулаки, закричал: — Убирайся из нашей деревни! Таким, как ты, здесь не место! Ты не подкупишь нас колдовской едой и вином! И оставь Вилли в покое. Он дурачок, больше одной мысли в голове удержать не может!

Валечка поставил бокал на стол:

— Хорошо, я уеду, но сначала объясните, почему вы ненавидите магов. Я, конечно, понимаю, что великий Олефир был...

— Заткнись! — рявкнул парень и побагровел так, что землянину показалось, что его сейчас хватит удар. — Не тебе судить о нашем создателе! Великий Олефир подарил нам жизнь! Он научил нас делать тирьяк и спрятал от камийцев!

Валечка нахмурился:

— Что значит подарил жизнь?

Парень долго молчал, потом оглядел каждого сородича, дожидаясь кивка, и снова повернулся к магу. Плечи его распрямились, подбородок вскинулся, а ореховые глаза с вызовом посмотрели на мага:

— Он создал нас! Мы — творения великого Олефира!

Землянин нервно кашлянул, покосился на деревенского дурачка Вилли, с испуганной миной следящего за перепалкой, и осторожно поинтересовался:

— То есть вы — магические создания?

— Да!

— Очень интересно, — пробормотал Валентин и бросил тоскливый взгляд на кувшин с вином. Магу нестерпимо захотелось выпить, но сначала нужно было узнать подноготную жителей Остатков. И тяжело вздохнув, он спросил: — Так вы не камийцы?

— Наполовину. Но мы не признаём камийский образ жизни. Мы сами по себе!

— И давно?

— Больше века.

Валечка задумчиво оглядел полукровок:

— Но зачем он вас создал?

Парень приблизился к магу и посмотрел ему прямо в глаза:

— Олефир мечтал сделать Камию магическим миром. Он много экспериментировал, но, к сожалению, неудачно. Мы — лучшее, что у него получилось!

— Вы маги? — опешил землянин, и парень горько усмехнулся:

— В нас живёт искра дара, но она слишком слаба. Мы способны лишь выращивать маки и делать из них тирьяк.

— И поэтому вы живёте в долине?

— Да, маковое поле — наш дом. Наша крепость! Мы скрываемся здесь, поскольку половина из нас такие, как Вилли. Оказавшись среди камийцев, мы стали бы рабами. Ценными рабами, потому что мы выносливее людей и живём значительно дольше. Мне, например, давно перевалило за сорок. Камийцы видят нас лишь тогда, когда мы покидаем деревню. Нам приходится это делать, чтобы продать тирьяк и купить еды. Многие пытались выследить нас, чтобы захватить наркотик, однако людям не дано видеть наше маковое поле. Они не могут пересечь границ кипарисовой рощи. Только магу под силу обнаружить наше убежище.

Валечка со смутным беспокойством оглядел полукровок:

— Но, если вы так тщательно скрываетесь, почему рассказали о себе мне?

Парень подбоченился и оскалился в глумливой улыбке:

— Потому что ты не покинешь Остатки. Нужно было уезжать, когда Вилли прогонял тебя. Мы ненавидим насилие, но, если выбора нет, прибегаем к нему. Видишь ли, у нас есть ещё одно маленькое умение, которое подарил нам создатель — мы можем ненадолго парализовать мага. Совсем ненадолго, но разделаться с тобой мы успеем!

Землянин попытался выстроить щит, и с ужасом обнаружил, что дар не слушается его, а в следующее мгновение перед глазами поплыла серая полоса. Парень шагнул к нему и выхватил из-за пояса большой кривой нож. Валя словно оказался в кошмарном сне: тёмная рука поднялась, в свете прожектора блеснуло холодное лезвие... "Неужели это конец путешествия?" — мелькнула отчаянная мысль, и маг рассвирепел. Он выбросил руки вперёд и ошалело замер: с пальцев сорвалось жуткое, рдяное пламя и обрушилось на полукровок, точно бушующая маковая лава. Жадные пурпурные языки вмиг слизнули Остатки, превратив в золу людей, колодец, столы и дома.

Пламя исчезло, и Валечка обнаружил, что стоит на пепелище, а над головой ярким синеватым глазом полыхает магический прожектор. Чувствуя бесконечную усталость и опустошённость, маг опустился на колени и уронил ладони в чёрную пыль. "Уму непостижимо, — с лёгким оттенком грусти подумал он. — Чего только не наворотил Фира в Камии, но магические создания?.. Вот уж не ожидал. Жаль, что они все погибли. Расспросить бы их поподробнее. Очень любопытно, что за эксперименты проводил наш любимый магистр и есть ли ещё такие поселения?.. Это ж надо! Сделать Камию магическим миром... Сумасшедшая идея!.. Представляю, что бы здесь началось".

Валентин поднялся, добрёл до тележки и, усевшись на подушки, поехал прочь от уничтоженной деревни. В небе пламенела полная луна, и в её неровном свете маковое поле отливало тревожным мрачным багрянцем, а скорбный шелест лепестков навевал тоску и грусть. Валентин обернулся, взглянул на синеватую звезду прожектора, печально вздохнул, и мохноногие лошадки понеслись к кипарисовой роще — магу хотелось как можно быстрее покинуть осиротевшее поле.

Поздно ночью он добрался до деревни, разбудил хозяина гостиницы и отправился спать, приказав подать завтрак к десяти утра. Сон смыл неприятный осадок от встречи с результатами экспериментов Олефира, и Солнечный Друг проснулся бодрым и полным сил. Позавтракав, он отправился в традиционный обход деревни, вылечил всех жаждущих и страждущих и в тот же день поехал дальше.

Селения в Каруйской долине были небольшими, но располагались довольно часто. Иногда Валентин за день успевал обойти две-три деревушки и остановиться на ночлег в следующей. Он сравнивал брадосцев и аргульцев, но особой разницы не нашел. Разве что одевались они чуть иначе. И ещё: жители долины упорно отказывались называться аргульцами. "Мы подданные каруйского графа, а значит — каруйцы!" — гордо заявляли они. Валентин попробовал напомнить крестьянам, что их долина находится на территории Аргула, но те невозмутимо пожимали плечами. "Это не нашего ума дело, господин. У нас есть граф. И ему решать, где расположена наша долина!"

Поплутав по живописным просёлочным дорогам и тропам, Валентин выехал на тракт. "Вот и славно!" — обрадовался он, сотворил бутылочку прохладного пива и, усевшись на подушках, стал любоваться цветущими магнолиями и прямо-таки гигантскими цветками шиповника. Постепенно колючие кусты сменили заросли бересклета с нежной фиолетовой листвой, а магнолии уступили место высоким деревьям с крупными жёлто-оранжевыми плодами. "Цитрусовые", — для простоты окрестил их Валечка, щёлкнул пальцами, и в руки упал яркий, как солнце Лайфгарма, "апельсин". Маг очистил шкурку, с удовольствием съел сочную кисло-сладкую мякоть и, заключив, что "апельсин, он и в Камии апельсин", стал рассматривать деревья, похожие на земные ели. Валя долго не мог понять, что с ними не так, а потом не выдержал, остановил тележку и приблизился к деревьям. "И чего только в природе не бывает", — бормотал он, рассматривая ветку, на которой вместо коротких иголок росли мелкие узкие листики, собранные веером.

— Буду звать тебя веерной ёлкой, — сообщил дереву Валентин и с чувством выполненного долга отправился дальше.

Солнце стояло в зените, и движение на тракте было оживлённым. Солнечный Друг потягивал пиво и лениво кивал камийцам — редкий караванщик, аристократ или крестьянин, не знал всемогущего целителя. Слава опережала неспешный бег мохноногих лошадок, но Валя уже привык к ней, и восторженное поклонение камийцев стало утомлять. К тому же целительская деятельность существенно задерживала продвижение к замку великого Олефира. Валя надеялся, что рано или поздно Артём объявится именно там. Эта догадка подтвердилась ещё в Брадосе, когда он услышал о шуте графа Кристера и его странном брате. "Тоже развлечься решили", — ухмыльнулся Солнечный Друг и привычно поискал Артёма и Диму. Найти не нашёл, но чёткое ощущение, что они живы и здоровы по-прежнему присутствовало, и Валя успокоился: — Каждый веселится, как может!" А уж когда харшидский певец, случайно забредший на деревенский праздник, спел о камийской мечте, настроение целителя приблизилось к наивысшей отметке. Правда, отсутствие слухов или новостей о Стасе и Веренике несколько смущало, но каждый день Валентина начинался и заканчивался поиском друзей, и маг пребывал в неколебимой уверенности, что с ними всё в порядке. И его неспешное путешествие продолжалось.

Веерно-еловый лес расступился, и взору мага открылся огромный величественный замок, словно выросший из-под земли. Он стоял в стороне от тракта, возвышаясь над буйно цветущими садами и хаотично разбросанными крестьянскими домиками. По величине замок мог соперничать с дворцом эмира Сафара в Куни, а красотой, пожалуй, превосходил его. "Или строгий готический стиль мне ближе восточной пышности и роскоши? — спросил себя Валентин и сам же ответил: — Как пить дать, ближе". На развилке целителя уже ждали. Молодой аристократ в строгом чёрном камзоле, брюках и высоких сапогах лично выехал навстречу целителю, спрыгнул с коня, поклонился и с истинно королевским достоинством сообщил:

— Я — граф Бастиар Каруйский. Буду рад принять Вас в моей скромной обители, господин целитель! И моя радость утроится, если Ваше искусство вернёт мне надежду стать отцом!

Солнечный Друг снисходительно кивнул, и граф, бросив поводья пажу, пошёл рядом с расписной тележкой. Сопровождающие Бастиара вассалы и солдаты, потянулись следом, но он махнул рукой, указывая на замок, и свита понеслась к темнеющим вдалеке воротам.

— Я отослал их специально, господин целитель. Лишь в дороге я имею возможность поговорить с Вами, не опасаясь быть подслушанным.

Валентин с удивлением взглянул на графа:

— И чего же опасается столь могущественный человек?

— Родственничков, будь они не ладны, — в сердцах ответил Бастиар и, словно простой солдат, смачно плюнул. — Это настоящие стервятники, господин целитель! Только и ждут момента, чтобы отравить, прирезать или подстроить несчастный случай. Моё богатство им покоя не даёт! Но начну сначала. Мой предок пришёл в Камию с великим Олефиром и в битве с местными корольками покрыл себя неувядаемой славой. За силу, отвагу и храбрость повелитель Камии даровал ему Каруйскую долину и замок. Мой род испокон веков владел долиной, и даже когда великий Олефир оставил нас, а принц исчез, герцог Ральф, захвативший Аргул, признал моё право на Каруйскую долину. Мы заключили сделку: мои солдаты патрулируют границы с Харшидом, Брадосом и Крейдом, а он не вмешивается во внутренние дела графства. Но суть не в этом. Род каруйских графов умирает. Я последний прямой потомок первого графа Кару, и у меня нет детей. Подозреваю, что дело не чисто: четыре моих любимых наложницы совершенно здоровы, да и простыми рабынями я не пренебрегаю. Я во всеуслышание заявил, что сделаю мать моего сына любимой наложницей. Я приглашал лучших лекарей со всей Камии, и все они твердят, что дело во мне! Но я не верю. Нутром чую, что стал жертвой некой многоходовой интриги моих дорогих родственничков!

Валентин оглядел графа с ног до головы и вздохнул:

— Не случалось ли тебе, Бастиар, поссориться с каким-нибудь магом? С тем же великим Олефиром или принцем Артёмом?

— Нет, — категорично ответил граф. — Незадолго до исчезновения принц Артём побывал в Кару и ушёл весьма довольный моим гостеприимством.

— Хорошо... — протянул целитель, глотнул пива, а потом, спохватившись, сотворил ещё бутылку и протянул графу: — Попробуй, Басти! Глядишь, пиво прояснит память, и ты вспомнишь, почему великий Олефир разозлился на каруйских графов.

Бастиар послушно сделал несколько глотков и вдруг хлопнул себя по лбу:

— А ведь был неприятный инцидент с великим Олефиром! Только не у меня — у деда. Ещё до моего рождения повелитель Камии приезжал в Кару. Дед закатил в его честь роскошнейший пир. Под конец праздника он представил великому Олефиру своих дочерей. Одна из девушек понравилась повелителю, и он захотел забрать её, но дед отказал, сославшись на то, что уже продал дочь наместнику Брадоса. Повелитель рассмеялся и предложил за наложницу баснословную цену, но винные пары затуманили мозг деда. Он твёрдо стоял на своём, мотивируя отказ законами Камии, установленными самим повелителем. Говорят, что дед упрямился до последнего, и только после того как великий Олефир протрезвил его, сделка была оформлена. Повелитель похвалил деда за смелость, забрал наложницу и отбыл в Ёсс.

— Однако наказать несговорчивого подданного всё же решил, — закончил за него Валентин. — Фира наложил на ваш род проклятие, и уже третье поколение каруйских графов стало последним.

— Как последним? — ошарашено переспросил Бастиар. — Ты хочешь сказать, что мои родственнички тут не причём? Значит, мне суждено умереть, не оставив наследника?

— Ну почему же? — пожал плечами Солнечный Друг. — У тебя любимых наложниц аж четыре штуки! Они ещё нарожают тебе и сыновей, и дочек! Хочешь, будут сплошными двойнями разрождаться?

— А проклятие великого Олефира?

— Снял я его, Басти, как только почуял. Уж больно интересная штука. Мой учитель, бывало говорил: "Вот когда научишься снимать проклятья, Валя, можешь считать себя настоящим магом". До сих пор у меня не получалось, а с тобой, как по маслу прошло. То-то он будет рад. И мамочке расскажет! — Губы землянина растянулись в блаженной улыбке, взор затуманился. — Вернусь в Лайфгарм, первым же делом ему этот фокус покажу. И пусть только скажет, что я не настоящий маг — Диме пожалуюсь!

Валентин сотворил два широких бокала с коньяком и протянул один из них графу:

— Давай помянем Фиру, друг мой. Гад он был редкостный, но маг замечательный. — Залпом осушив бокал, Валя вновь наполнил его и строго взглянул на графа: — Не тормози, Басти! Между первой и второй перерывчик небольшой. Пей! Следующий тост про тебя будет.

Бастиар послушно выпил, и Солнечный Друг провозгласил:

— Плодитесь и размножайтесь, граф!

К тому времени, как расписная тележка подъехала к воротам замка, на её мягких подушках нежились два седока. Граф живописал землянину достоинства каруийских наложниц, а Солнечный Друг рассказывал о своих любовных интрижках на Земле и в Лайфгарме. Свита Бастиара с недоумением и страхом проследила, как из тележки вывалились два пьяных в доску приятеля и, поддерживая друг друга, направились в женскую часть замка. Всю ночь из покоев наложниц доносились взвизги и смех, а утром подтянутый и лучащийся восторгом граф появился в приёмном зале:

— Всемогущий целитель по прозвищу Солнечный Друг проведёт в Кару два дня. Он примет всех желающих поправить здоровье в голубой гостиной, а послезавтра я устраиваю в его честь пир, так что лечитесь и начинайте готовиться к празднику! И имейте в виду, если моему гостю что-нибудь не понравится — головы вам не сносить!

Приёмный зал опустел, а граф чуть ли не бегом отправился в покои любимых наложниц...

Два дня в замке дым стоял коромыслом. В голубой гостиной побывали все жители замка. Люди не только приходили сами, но и тащили к прославленному магу своих домашних любимцев: птиц, собак, кошек и прочую живность. Валентин прилежно осматривал и лечил животных, но, когда главный конюх ввёл в гостиную любимую кобылу графа, не выдержал:

— Крупный рогатый скот и прочих копытных приводить не надо! Я сам к ним зайду!

— Как скажете, господин целитель, — пробормотал конюх, бросился к окну и, распахнув створы, проорал: — Марк! Анатоль! Кончайте ссориться, господин целитель лично зайдёт на псарню!

Валентин глубоко вздохнул, успокаивая расшалившиеся нервы, и продолжил приём. К вечеру второго дня он осмотрел всех обитателей замка и явился на пир усталым, но довольным:

— Полный порядок, Басти! Живи и радуйся.

Солнечный Друг пригубил вина, и это послужило сигналом к пиру. Над столами гремели тосты в честь всемогущего целителя и графа. Сменяя друг друга, акробаты, жонглёры, шуты и танцовщицы демонстрировали свое мастерство, а в разгар праздника в зале появились певцы. Валентин не был поклонником вокала, однако терпеливо прослушал традиционную балладу о великом Олефире, затем о принце Артёме и вдруг насторожился: певец в богатом харшидском халате запел о камийской мечте. Но это была не обычная песня, славившая доблесть и отвагу разбойников, харшидец пел о том, как камийская мечта мчится в Ёсс, на помощь принцу Камии, пленённому злодеем Кристером. Затаив дыхание, Валентин вслушивался в слова баллады: камийская мечта вступила в неравную схватку с гвардейцами... и на этом песнь оборвалась. Солнечный Друг повернулся к графу и взволновано спросил:

— То, о чём он пел, правда?

— Конечно, — улыбнулся Бастиар. — Мне докладывали о господине Ричарде и его боевой наложнице. Вокруг этой парочки витает масса слухов, говорят, что камийская мечта пришла к нам, как и великий Олефир, из другого мира. Утверждают даже, что господин Ричард лично знал правителя Камии. Сам же разбойник представляется сыном разорившегося барона из Лерта, но эта версия видится мне более фантастичной, чем та, где идёт речь про иномирян. Господин Ричард не знает ни единого человека из Шанийской знати, путается в названиях городов, и совершенно не знаком с камийскими обычаями. Уверен: господин Ричард и его наложница Мария — иномиряне. Как и ты.

— Да чёрт с ним, с нашим происхождением! Меня волнует Артём. Правда, что граф пленил его?

— К сожалению, да. Принц Камии болен, Валентин. И Кристер воспользовался его бедой. Он сделал несчастного безумца шутом, и, вместо того чтобы лечить, издевается над ним. Мои шпионы при дворе графа докладывают, что принц редко выходит из трапезного зала сам. Кристер заставляет его кривляться и паясничать, морит голодом и избивает до полусмерти. Каждое послание из Ёсса я распечатываю с трепетом, страшась прочесть роковые строки: "Принц Камии мёртв".

Бастиар замолчал, сделал несколько глотков вина, взял с серебряной тарелки кусочек сыра, медленно прожевал его и пронзительно взглянул в глаза целителю:

— Вчера утром я получил очередное донесение: камийская мечта прибыла в Ёсс и граф взял их на службу, но... Ричард исчез на следующий день, а Мария томится в ёсских застенках.

— Они живы, я чувствую, — побелев, как мел, прошептал Валентин, выпил бокал вина и попросил: — Расскажи всё, что тебе известно, Басти. Я должен появиться в Ёссе, обладая хоть какой-то информацией. И, прежде всего, меня интересует брат принца Камии. Что с ним?

— Кристер подарил его Сабире. Решил, что ущербный маг убьёт кайсару, а тот признался, зачем явился в Бэрис, и теперь греет её постель и развлекает поединками, — недовольным тоном сообщил граф.

— Дима, знает, что делает! — отрезал Валентин и уточнил: — Почему ты назвал его ущербным?

— Он умеет делать только воду, — поморщился Бастиар и зло добавил: — Но всё равно он не должен был бросать брата! Он сильный! Он мог бы вызвать Кристера на поединок и убить его! А он сидит в Бэрисе, ублажая похотливую, кровожадную бабу!

— Полегче на поворотах, приятель! Дмитрий — великий маг! — грозно осадил графа Солнечный Друг и тотчас сник: — Но то, что он оставил несчастного Тёму, и правда, не укладывается в голове. А, значит, с ним тоже беда, Басти. Я должен немедленно отправиться в Ёсс!

— И я хотел попросить тебя об этом, маг! — с жаром воскликнул Бастиар. — Ты сумеешь пробраться в замок и исцелить моего принца! Камией должен править сын великого Олефира, а не кучка спесивых аристократов!

Валентин с удивлением взглянул на графа: его щёки пылали, глаза горели, а у рта залегли решительные складки.

— Я уже приказал оседлать лучших коней, Валентин! Мы вместе помчимся в Ёсс, освободим принца и присягнём ему! — выпалил Бастиар и вскочил: — В путь!

— Постой! — Солнечный Друг дёрнул его за рукав. — Сядь и ответь мне на один вопрос: почему ты раньше не отправился в Ёсс — спасать принца, или хотя бы не рассказал мне о положении дел в Ёссе два дня назад?

Бастиар сел на стул и болезненно сморщил лицо:

— Ты такая же легендарная личность, как Ричард и его боевая наложница, Валентин. А легенды не всегда правдивы. Я должен был лично проверить, действительно ли ты так велик и могуч, как рассказывают. И ещё: прежде чем просить тебя о помощи, я должен был твёрдо знать, что ты не враг моему принцу. Сегодня я окончательно убедился и в том, и в другом. А что касается промедления... — Бастиар смущённо опустил голову, а потом набрал в грудь воздуха и произнёс: — Я испугался. Потому что очень хорошо знаю Кристера. И он, и я были в свите принца Камии, и никогда не ладили. Однажды дело дошло до поединка, и если бы Артём не растащил нас, неизвестно, с кем бы ты сейчас беседовал. А потом Кристер и вовсе свихнулся: посмел обвинить принца в гибели наложницы. Идиот! Он не поверил, когда принц сказал, что не убивал Катарину, и заперся в своём занюханном Эльте. Предатель и трус! Даже если Артём и замучил его женщину, то ничего плохого не совершил: принц Камии наш повелитель. Наша жизнь принадлежит ему, что уж там говорить о какой-то наложнице!

— Браво, Басти! — Солнечный Друг поднял бокал и выпил его до дна. — Ты сильный человек, и я возьму тебя с собой. Пошли!

Бастиар поднялся, и они стремительно покинули зал. Во дворе уже ждали конюхи с осёдланными лошадьми. Валентин хотел было вскочить в седло, но внезапно остановился:

— Слушай, граф, я совсем не подумал о твоём хозяйстве. Как Каруйская долина будет жить без тебя? Может, останешься?

— Зачем? Все необходимые распоряжения я отдал, управляющего назначил, наложниц обрюхатил, и теперь могу отправляться на войну. Я должен искупить вину перед повелителем за долгое бездействие!

— Ну да, ну да, — пробормотал маг, превратил балахон в джинсовый костюм и вскочил в седло. — Вот что, друг мой, представь-ка себе Ёсс, со всеми подробностями, какие помнишь. Попробуем переместиться в столицу Крейда по твоим воспоминаниям. А то, не дай бог, опоздаем.

— Есть! — по-военному отчеканил граф, и Солнечный Друг пораженно ахнул: он ожидал, что будет ориентироваться по расплывчатым, неясным образам, а в сознании Бастиара возникла ясная чёткая картинка.

— Молодец! — воскликнул маг, взглянул на замок великого Олефира и покачал головой: — Надо же какая громадина!

Глава 3.

Смерть шута.

Бастиар и Валентин стояли неподалёку от городских ворот Ёсса и взирали на резиденцию великого Олефира. Граф — с благоговением, целитель — с беспокойством: густой, тяжёлый аромат безумия клубился над шпилями и башнями грозной штормовой тучей. Валя зябко поёжился, посмотрел на магический щит, окружающий замок, и вздрогнул: щит был создан с единственной целью — не допустить в замок Ричарда. "Интересно, где сам Ричи?" — мрачно спросил себя Валентин, обратил взор на город и, счастливо улыбнувшись, повернул коня к воротам:

— Поехали, Басти!

— Но мой принц в замке!

— Лезть в логово врага с бухты-барахты глупо. Сначала поговорим с камийской мечтой. Надеюсь, он в курсе последних новостей.

Солнечный Друг подъехал к застывшим у ворот стражникам, кинул им под ноги горсть монет, и копыта каруйских коней застучали по булыжной мостовой. Едва всадники скрылись с глаз, офицер подозвал солдата, шепнул ему на ухо несколько слов, и тот опрометью понёсся к замку — Кристер приказал докладывать обо всех подозрительных гостях Ёсса. А двое появившихся из воздуха всадников были более чем подозрительными.

Тем временем Валентин и Бастиар ехали по городским трущобам. Целитель неприязненно морщился, глядя на шаткие домики, грязные дворы и одетых в лохмотья людей:

— Будь я хозяином Ёсса, давно уничтожил бы этот бомжатник. Развели грязь прямо под стенами правительственной резиденции. Мэра надо менять, однозначно! В Кероне я таких трущоб не видел. Фира следил, чтобы в столице порядок был. А здесь бардак какой-то развёл. Времени ему не хватало, что ли?

— Когда я уезжал из Ёсса после гибели великого Олефира и исчезновения принца, здесь вообще никто не жил, — заметил граф и недовольно повёл носом. — Вонь-то какая! Кристер совершенно не заботится ни о людях, ни об облике столицы.

— Да... Пора ему в отставку.

— На виселицу, — уточнил Бастиар и кровожадно оскалился.

— Хорошая идея, — машинально кивнул Валентин и задумался: щит оберегавший замок от Ричарда не давал ему покоя. "Неужели Артём защищает Кристера? Но почему? Где логика?"

Всадники вынырнули из серой тени замка, и нищие кварталы закончились. Улицы стали шире и светлее, перед добротными каменными домами зазеленели садики и лужайки. Город ожил и повеселел: замелькали яркие вывески трактиров, лавок и мастерских, появились чисто одетые камийцы в сопровождении рабов и наложниц, купцы, судя по нарядам, приехавшие со всех концов Камии, и всадники на крепких конях в богатой сбруе. До графа и целителя доносились обрывки оживлённых разговоров, громкий смех и ругань — как в любом большом городе, в Ёссе кипела суматошная, насыщенная жизнь.

Выехав на квадратную брусчатую площадь, Солнечный Друг уверенно направил коня направо, свернул на утопающую в зелени улицу и остановился перед высокими воротами. Он с ядовитой улыбкой изучил искусно вырезанных из дерева всадников, держащих за углы полотнище с яркой надписью "Камийская мечта", и хмыкнул:

— Владелец гостиницы — мужик предприимчивый. Ишь, как быстро рекламную компанию развернул. Надо намекнуть Ричи, чтобы хозяин ему проценты за использование брэнда платил.

— Что такое брэнд? — полюбопытствовал Бастиар.

— Имя, торговая марка, образ. Короче, благодаря Ричарду и Маше словосочетание "камийская мечта" стало символом свободы и независимости. И раз этот находчивый трактирщик использует его, пусть платит — нечего чужими руками жар загребать!

Бастиар с уважением посмотрел на мага, пошевелил губами, будто что-то подсчитывая, и улыбнулся:

— В Камии полно гостиниц и трактиров, в названии который используются имена правителя Камии и его сына. А это значит, что их владельцы должны платить в казну особый налог. Так?

Валентин почесал затылок и с интересом взглянул на графа:

— Неплохая статья доходов. Обязательно намекну Тёме... Ну, это потом. Сначала до него добраться нужно!

Всадники въехали во двор и, поручив коней заботам конюхов, вошли в "Камийскую мечту". В общем зале яблоку негде было упасть. Разношёрстная публика: солдаты и наёмники, купцы и аристократы — ела, пила, громко беседовала и смеялась. Между столами сновали рабы с подносами, а у стены, на полукруглой сцене, изгибались в чувственном танце наложницы. За барной стойкой, словно царь на троне, восседал сухопарый трактирщик с хитрым, подвижным лицом. Его круглые, пронзительно синие глаза скользили по залу, следя за посетителями. Валечке он напомнил старого лиса, наблюдающего за вознёй бесшабашного игривого молодняка. Цепкий взгляд остановился на новых гостях, оценил богатые одежды графа, необычный костюм целителя и подал сигнал губам, которые тотчас расплылись в приветливо-радостной улыбке.

— Добро пожаловать в "Камийскую мечту", господа! — возвестил трактирщик, вышел из-за стойки и шагнул навстречу клиентам. — Меня зовут Эдгар. Рад приветствовать Вас под крышей нашего скромного заведения. Господам угодно отужинать или снять апартаменты?

— И то, и другое, Эдгар, — оскалился Валентин, — но прежде мы хотели бы побеседовать с господином Ричардом.

— Конечно, господа, — вежливо произнёс хозяин и, помявшись, добавил: — Однако, прежде чем Эмиль провидит вас к моему партнёру, должен предупредить: в данный момент господин Ричард с головой погружен в работу. Он обдумывает пути развития нашего совместного предприятия и очень не любит, когда посторонние прерывают ход его размышлений. А он очень порывист, господа, и может (ненароком!) проткнуть вас мечом...

— Ричи твой партнёр?! Никогда не думал, что его интересует гостиничный бизнес, впрочем, как и любой другой!

— Тем не менее это так. Господин Ричард весьма...

— Достаточно! Где этот великий бизнесмен? — перебил камийца Валентин, и тот пожал плечами:

— Что ж, я предупредил. Жалобы не принимаются, ущерб не возмещается, лекарь за ваш счёт. Эмиль! Проводи гостей!

Из-за двери за стойкой выскользнул юркий, гибкий подросток. Поклонившись гостям, он жестом пригласил их следовать за собой и лёгкой походкой направился к лестнице. Валентин и Бастиар поднялись на второй этаж и оказались в широком коридоре. На стенах, обитых резными дубовыми панелями, красовались массивные бронзовые канделябры с толстыми витыми свечами. Эмиль остановился перед дверью из лимонно-жёлтого с тонкими коричневыми прожилками дерева и с озорной улыбкой сказал:

— Не сочтите за дерзость, господа, но вам лучше немного отойти.

— Открывай! — рявкнул каруйский граф и схватился за кинжал.

— Сию секунду!

Юноша рванул дверь, проворно отскочил в сторону, и бутылка, вылетевшая из проёма, с грохотом врезалась в противоположную стену. Эмиль посмотрел на отпрянувших от двери господ, потом на красное пятно, принюхался и со знание дела сообщил:

— Молодое вино из Каруйской долины. Новый урожай. Закупочная цена — пять золотых бааров за бочку.

— Ага, — обалдело подтвердил Бастиар. — В предгорьях нынче богатый урожай. Поэтому и цена — пять, а не семь золотых, как обычно.

— Но за счёт увеличения оборота ты не в убытке, граф, — тотчас заметил Солнечный Друг, а Эмиль поклонился:

— С конкретными коммерческими предложениями вам лучше обратится к господину Эдгару. Господин Ричард не занимается мелкими делами. Он размышляет над долгосрочными перспективами и определяет наиболее выгодные направления развития дела.

— Правильно, Эмиль. Гони этих жуликов в шею! — раздался из комнаты пьяный голос инмарца.

— И даже коньячка не выпьешь со старым другом? — крикнул Валентин, и в его руках появилась пузатая янтарная бутылка.

В комнате что-то рухнуло, раздался звон разбитого стекла, и на пороге возник Ричард. Мутными глазами он вгляделся в лицо графа, помотал головой и посмотрел на землянина:

— Валя! Где тебя черти носили? Маруся и Тёма в руках врага, а ты о ценах и оборотах рассуждаешь? Давай, протрезвляй меня, и в замок! Я эту скотину придушу, а потом Тёме задам! Ишь, нашёл замену Фире!

— Вот оно что... — протянул Валентин и хлопнул по плечу Эмиля: — Передай отцу, что в гости к господину Ричарду заглянули старые друзья. Пусть принесут вина и хороший ужин.

— А наложницы?

— Не сегодня, малыш. У нас серьёзный разговор.

— Будет исполнено, — кивнул юноша и полюбопытствовал: — А как Вы догадались, что я сын Эдгара?

— Ах, да! Забыл представиться. Я — всемогущий целитель по прозвищу Солнечный Друг.

Землянин с достоинством поклонился, и его джинсовый костюм преобразился в балахон с золотыми солнышками.

— Здорово! — просиял Эмиль и со всех ног бросился выполнять приказ легендарного целителя.

Валентин с улыбкой проследил за ним и ехидно поинтересовался:

— Так и будешь держать гостей на пороге, Ричи?

— Проходите.

Инмарец с подозрением посмотрел на графа и отступил, пропуская гостей в свои апартаменты.

Солнечный Друг окинул взглядом горы пустых бутылок и грязной посуды, поломанную мебель, разбитое зеркало, пятна вина и жира на огромном, когда-то бежевом ковре, недовольно скривился и категорично заявил:

— Ну и антисанитарию ты здесь устроил, дружище. Так жить нельзя! — Взмахнув бутылкой коньяка, маг привёл апартаменты в жилой вид и уселся за стол, на котором сейчас же возникли три пузатых бокала. — Милости прошу к нашему шалашу.

— Спасибо, — кивнул Бастиар, сел напротив целителя, а Ричард подошёл к зеркалу: опухшее, давно не бритое лицо, мятая грязная одежда...

— Сейчас же приведи меня в норму, Валя!

— Как скажете, Ваше величество. Не будет ли Вам угодно...

— Убью!

От вопля инмарца задрожали стёкла, и, вздрогнув, Бастиар схватился за кинжал.

— Не нервничай, Басти, — успокоил его землянин. — По сути Ричи добрейший души человек, мухи не обидит.

— Муху не обижу, а тебе не поздоровится, — проворчал Ричард, придирчиво разглядывая в зеркале результат Валечкиного колдовства. — Ладно, пойдёт. Можешь теперь представить меня приятелю.

Землянин подмигнул графу, откашлялся и торжественно провозгласил:

— Ричард первый, король Инмара, побратим Смерти и друг всемогущего целителя, то есть меня. В Камии проездом. Но уже снискал известность разбоями и грабежами и больше известен под именем камийская мечта.

— Шут! — буркнул инмарец, подошёл к столу, взял в руки бутылку и стал разливать по бокалам коньяк.

Солнечный Друг хмыкнул и указал на камийца:

— Граф Бастиар, правитель Каруйский долины и один из спутников принца Камии.

Мужчины сдержано поклонились друг другу, а Валя поднял бокал:

— Выпьем за знакомство, господа! И обсудим, как нам свергнуть Кристера и посадить на его место Тёму.

— А что тут обсуждать? — Ричард залпом выпил коньяк и стукнул кулаком по столу. — Являемся в замок, убиваем графа, и всё!

Бастиар одобрительно кивнул, но Валентин отрицательно замотал головой:

— Не выйдет. У Кристера слишком сильный защитник. Он не подпустит нас к сиятельству.

— Уши надрать этому защитничку! Нашёл время в игры играть.

— Не кипятись, Ричи. Лучше расскажи, что произошло у Вас с Кристером.

— Ничего хорошего. Этот негодяй захватил Марусю и пытался шантажировать меня, но Тёма вмешался и, вместо того чтобы убить графа, выкинул меня в пустыню. А Марусю оставил! И теперь граф мучает их обоих! Короче, надо идти в замок и драться!

Бастиар снова кивнул:

— Поддерживаю. Кристер предатель и трус! И ничего, кроме смерти, не заслуживает.

В дверь робко постучали.

— А вот и наш обед, — обрадовался Валентин и крикнул: — Войдите!

Рабы внесли в апартаменты серебряный поднос с запеченным поросёнком, блюда с закусками, кувшины и бутылки с вином. Накрыв стол, они с низким поклоном удалились, а "заговорщики" приступили к еде и выработке плана освобождения Артёма и Маруси. Благодаря общему желанию убить Кристера, Ричард и Бастиар быстро нашли общий язык. Они наперебой предлагали различные способы ликвидации графа, смаковали детали, и, глядя на разгорячившихся приятелей, Валентин твёрдо решил, что в замок пойдёт один. Землянин умело влился в беседу, предложив пару способов умерщвления Кристера, а потом лишь поддакивал собутыльникам и заботливо подливал им вино.

К утру Ричард и Бастиар едва ворочали языками. "Вот и славно! Сейчас уложу вояк в постель, прикорну часок-другой и отправлюсь в гости. Надо самому посмотреть на этот бардак. Вдруг гениальная идея осенит меня прямо в замке?"

Валя дождался, пока мертвецки пьяные друзья уснут, переместил их на кровать, а сам прилёг на диван и закрыл глаза. Но сон никак не шёл к землянину. Вопросы: почему Дима оставил Артёма? почему Тёма выбросил в Харшид только Ричарда? зачем ему Маша? кто стёр память Смертям и лишил их магии? — не давали ему покоя. Поворочавшись с боку набок, маг поднялся и направился в общий зал.

Несмотря на раннее утро, Эдгар уже восседал за стойкой и лениво взирал на купцов, которые поглощали завтрак и тихо переговаривались. Появление в зале Солнечного Друга заставило трактирщика подскочить: он никак не ожидал, что легендарный гость поднимется ни свет ни заря. Эд хотел броситься навстречу целителю, но тот махнул рукой и сам подошёл к стойке.

— Доброе утро, Эдгар. Вижу, работаешь без сна и отдыха?

— Приходится... Стоит чуть отвлечься, обязательно что-то случается! Вот, например, вчера: на минуту отлучился на кухню и, пожалуйста: гвардейцы наложницу не поделили. Драка, убытки...

— Ну-ну, не прибедняйся. Ты же все свои убытки им в счёт включил, да ещё за моральный ущерб процентов пятнадцать добавил...

— Двадцать, — скромно потупился Эдгар и жестко закончил: — Не умеют себя вести — пусть платят! В следующий раз подумают, прежде чем в моём заведении драку начинать. К тому же наложница пострадала, как минимум неделю без дела проваляется.

— Н-да... Мой друг нашёл достойного партнёра. — Валентин потёр переносицу и попросил: — Расскажи-ка мне о графе Кристере, Эд. Что он за человек? Может, слабости у него какие-то есть или ещё что-нибудь такое...

Землянин повертел в воздухе пальцами, словно вкручивая лампочку, и трактирщик улыбнулся:

— Тайны графа мне неведомы, но всё что могу — расскажу. Эмиль! Прикажи подать нам завтрак и последи за клиентами. Скоро бароны из углового номера спустятся, и, прежде чем счёт им подать, проверь в каком состоянии номер и танцовщица.

— Будет исполнено, отец, — донёсся из-за двери голос Эмиля, а через минуту появился и он сам с подносом в руках.

— Умница, — растрогался трактирщик, увидев на подносе глиняный расписной чайник, такие же чашки, сахарницу, плошку с горячими булочками и тарелочки с маслом и джемом. — Ещё года три, и можно гостиницу ему покупать... Прошу Вас, господин целитель. — Эдгар указал на особняком стоящий у стены столик. — Там нам никто не помешает.

Попивая горячий душистый чай, Валентин слушал камийца, который обстоятельно и со знанием дела рассказывал ему о правителе Крейда. Из его слов следовало, что Кристер не только силён и жесток, но и хитёр, как ласка, и коварен, как подколодная змея.

— А ещё, говорят, что его шут на самом деле принц Камии, и граф собирается казнить его.

— Казнить?

— Да, — грустно кивнул Эдгар. — Мне это не по нраву. Как можно поднять руку на сына великого Олефира? Это всё равно, что убить наш мир! Не понимаю я графа. Смерть принца не вернёт ему Катарину. Да и стоил ли так убиваться из-за наложницы? У меня вон две родами умерли, и ничего — взял новых и живу себе дальше. Хотя жаль, конечно, девушек, да и убытки...

— Спасибо, Эд, — перебил трактирщика Валя. — Мне надо в замок, а ты проследи, чтобы моим друзьям поесть принесли. Да скажи им, чтоб не дёргались и в замок соваться не вздумали! На меня сошлись, мол Валентин на разведку пошёл, и мешать ему нельзя ни в коем случае.

— Будет исполнено, — склонил голову Эдгар, а когда выпрямился Солнечного Друга за столом уже не было.

Валентин появился прямо на подвесном мосту у ворот замка. От чёрного, тяжелого запаха безумия его подташнивало, но он гордо вскинул подбородок, небрежным щелчком смахнул невидимую пылинку с рукава балахона и гордо провозгласил:

— Я — всемогущий Солнечный Друг! Отведите меня к графу!

Стражники на миг оцепенели, потом низко поклонились и с почётом препроводили легендарного гостя в тронный зал, где проходила утренняя аудиенция правителя Крейда. Увидев балахон с золотыми солнышками, Кристер на полуслове прервал придворного и сделал Валентину знак приблизиться. Он со злорадным удовлетворением смотрел на гостя, а тот не сводил глаз с шута, сидевшего на ступенях перед троном.

Ричард описывал, как выглядит Тёма, но лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать! Бледное, без единой кровинки лицо, ввалившиеся щёки, чёрные круги под глазами... Шутовской костюм висел на нём как тряпка, шоколадные глаза лихорадочно блестели. Других магов в замке не было, однако Артём вёл себя так, словно все ёссцы обладали даром и жаждали убить его хозяина. Он вовсю пользовался магией, старательно закрывая свои мысли и окружая графа непроницаемым щитом, пробить который Валентин не мог. "Вот попал, так попал", — подумал землянин и, с трудом подавив желание сбежать, перевёл взгляд на правителя Крейда.

Кристер с превосходством смотрел на гостя. Вчера ему доложили о прибытии в Ёсс мага, который сразу же отправился в "Камийскую мечту" и потребовал встречи с Ричардом. К сожалению, шпионы не смогли подслушать о чём велась беседа, но зато опознали в спутнике мага каруйского графа Бастиара, и Кристер окончательно утвердился в мысли, что эта троица не иначе как готовит против него заговор. "С благородной целью спасти принца Камии!" — с сарказмом подумал граф и стал готовиться к приёму гостей.

И гости не заставили себя ждать. Правда, пришёл пока один Солнечный Друг, но Кристер был уверен, что Ричард и Бастиар не замедлят появиться следом. А то, что очередным приятелем безумного принца оказался не так давно прибывший в Камию целитель, и вовсе развеселило Кристера. "Свита на поминки собирается", — ядовито хихикнул он и стал рассматривать всемогущего Солнечного Друга. Валентин не произвёл на него впечатления: и ростом не вышел, и телосложение так себе (даже брюшко намечается!), и красавцем не назовёшь, а, главное — силы в нём не чувствовалось совершенно. Обычный камиец, разве что волосы необычного рыжего цвета...

— Твой визит честь для меня, целитель! — с сарказмом произнёс граф и оскалился в улыбке. — Рад принять тебя в моём замке и предоставить возможность вылечить всех моих придворных, наложниц и прочую живность. Говорят, ты не отказываешь никому. Это правда?

Валентин важно кивнул:

— И всегда начинаю с самых тяжелых больных, граф.

— На шута намекаешь? Увы и ах! Дурак нравится мне таким, какой есть, и лечить его незачем. Тем более, жить ему осталось недолго.

Валя похолодел: граф на самом деле собирался убить Артёма. К тому же он вёл себя так, будто знал, что безумный шут окружил его заклятием, которое надёжно защищало и от магии, и от ударов меча, и от яда. И, самое неприятное — мысли Кристера тоже были защищены от чужого проникновения.

— И когда же ты планируешь казнить принца Камии, граф? — стараясь говорить спокойно, поинтересовался землянин, но ответ Кристера заглушил нечеловеческий вопль:

— Я не принц Камии! Я — шут!

Артём вскочил со ступенек, бросился было к Валентину, но передумал, вернулся к трону, пал ниц перед хозяином и самозабвенно зарыдал. Лицо графа исказила бешеная злоба:

— Заткнись, Дурак! — Кристер вскочил и стал с остервенением избивать шута ногами: — Сволочь! Идиот! Скотина! Заткнись!

Валентин во все глаза смотрел на Артёма, который, тихо взвизгивая, покорно сносил побои. Почувствовав, что сознание друга медленно угасает, землянин напрягся, надеясь, что когда Артём потеряет сознание, щит рухнет, и у него появится возможность убить Кристера. Однако надеждам не суждено было сбыться: внезапно Кристер отступил от принца, вытер мокрый лоб и как ни в чём не бывало уселся на трон:

— Стража! Отведите шута к Джомхуру. Пусть попрощаются. Они ведь друзья. — Граф ехидно взглянул на целителя и поинтересовался: — Ты тоже пришёл попрощаться с другом, маг?

— Ты совершаешь ошибку, Кристер, — поджал губы землянин, досадуя, что граф сумел сдержаться. — Поднять руку на принца Камии не сила, а безумие. Тебе не простят его смерти!

— Кто? Ты? Камийская мечта? Или его трусливый брат, скрывающийся в постели кайсары? Да, в общем, без разницы! Убивайте хоть всей толпой! Главное, что к этому времени, ваш драгоценный принц уже будет мёртв!

Валентин покачал головой:

— Ты ещё более безумен, чем Артём.

— Это я уже слышал, целитель. Одна твоя знакомая говорила. Кстати, сегодня она составит компанию принцу. Пусть, взявшись за руки, идут в царство смерти. Может, его правителями станут!

И Кристер бешено захохотал, довольный собственной шуткой. Придворные угодливо хихикали, вторя графу, а Валентин с каменным лицом ждал окончания веселья. Отсмеявшись граф с презрением взглянул на гостя и с деланным почтением произнёс:

— Приглашаю Вас на обед, господин всемогущий целитель. Я позволю Вам проститься с друзьями и даже отдам их тела для захоронения. Неохота с мертвечиной возиться!

Кристер вновь захохотал, а Солнечный Друг повернулся к нему спиной и понуро направился к выходу из зала: до тех пор, пока Артём защищал графа, убить его не было ни единого шанса.

Артёма втащили в камеру и бросили на пол. Железная дверь захлопнулась, лязгнул засов, и наступила тишина. Глава лиги работорговцев с жалостью посмотрел на шута:

— Вам опять досталось, мой принц.

Временной маг застонал и сел. Несколько минут он смотрел прямо перед собой, а потом легко поднялся и ледяным голосом произнёс:

— Я — принц Камии. Меня не так просто убить.

— Знаю, мой господин, — поклонился Джомхур. — Я счастлив, что могу говорить с Вами.

— Ты один понимаешь меня, купец. И я не забуду о тебе. — Артём благодушно улыбнулся, и в его руках появилась тарелка с сочными кусками мяса и бокал вина. — Поешь, я знаю, что такое голод.

— Благодарю, мой принц! — в восторге воскликнул харшидец, с поклоном принимая еду.

Артём опустился на холодный пол, скрестил ноги и стал бесстрастно наблюдать, как работорговец заглатывает мясо и шумно пьёт вино. Но надолго удержаться в образе принца Камии ему не удалось. И к тому времени как Джомхур покончил с едой, он впал в обычное полубезумное состояние.

Поставив тарелку и бокал на соломенный тюфяк, купец сокрушённо вздохнул:

— Ничего, господин, осталось немного. Скоро Вы окончательно придёте в себя... Прошу, не забудьте о верном Джомхуре, избавьте его от страданий.

— Я не принц Камии, я — шут, я проснусь и убью всех, кто издевался над принцем Камии, — пробормотал Артём, и работорговец преданно закивал:

— Обязательно убьёте, Ваше высочество. А потом наведёте порядок в Камии, и мир заживёт, как при великом Олефире. Ваш отец гордился бы Вами, принц.

— Не говори так, — испуганно прошептал временной маг и заплакал, причитая: — Я не принц Камии...

Он рыдал от неизбежности, ибо знал, что пробуждение близко. Но какая-то часть его потерянной души не желала становиться Смертью. И Тёма изо всех сил потакал ей, потому что боялся, что в новом обличье Дима не узнает его. Или не захочет узнать...

Купец же довольно улыбался: принц Камии всё чаще выглядел самим собой, и это вселяло надежду на скорую встречу со смертью. Он промокнул безгубый рот и, не обращая внимания на рыдания Артёма, завёл очередную легенду о великом Олефире и его благородном сыне.

Плач прекратился почти сразу — принц Камии вернулся и стал внимательно слушать Джомхура...

В коридоре к землянину подошёл раб и предложил проводить его в покои для гостей, но Валечка отрицательно покачал головой, обвёл задумчивым взглядом украшенные гобеленами стены, тяжелые бронзовые канделябры и пошёл, сам не зная куда. Бесцельное хождение по галереям, залам и анфиладам закончилось в огромной дворцовой кухне. Валечка мгновенно угадал в пышнотелой громогласной тётке "хозяйку пищеблока" и сразу же направился к ней. Пара приветливых фраз, излечение хронического гайморита, и Солнечный Друг обзавёлся преданной поклонницей. Зульфия усадила целителя во главе длинного деревянного стола, поставила перед ним огромную чашку горячего чая, тарелку с куском душистого мясного пирога и, присев рядом, стала с упоением пересказывать замковые сплетни и слухи. Валечка жевал пирог, краем уха слушал болтовню Зульфии и наблюдал, как четыре дородные женщины ловко лепят пирожки и укладывают их на большие противни.

Покончив с едой, землянин отодвинул тарелку, громко кашлянул и объявил:

— Приём больных объявляю открытым! Подходите по очереди и не суетитесь — вылечу всех.

Рабы переглянулись и, как один, уставились на Зульфию. "Хозяйка пищеблока" приосанилась, одобрительно улыбнулась целителю и скомандовала:

— Работу не прекращать! Подходить по одному! Лия, ты первая! Тамара, готовься!..

На обед Солнечный Друг отправился в прекрасном расположении духа: по крайней мере на кухне он теперь был своим человеком, и Ёсский замок перестал казаться чужим и враждебным. Но, как только Валя вошел в празднично украшенный трапезный зал, хорошее настроение тотчас дало трещину: у ног графа сидел Артём. Он преданно взирал на хозяина, а из уголка рта стекала тонкая струйка слюны. Шут с надеждой и вожделением провожал каждый скрывающийся во рту графа кусок, и Валя только сейчас понял, что друг не ел уже несколько дней. Однако зверский голод не мешал Артёму оберегать хозяина как зеницу ока.

Почуяв присутствие мага, шут ощетинился, враждебно посмотрел на него и вновь обратил взгляд на рот графа. К глазам землянина подступили слёзы. Ещё блуждая по замку он дал себе слово, что во время обеда сохранит безмятежный вид, что бы ни случилось, но вторая встреча с Артёмом оказалась страшнее первой. За несколько часов друг изменился и теперь, несмотря на худобу и синяки, выглядел убийственно опасным. Сейчас Валентин со всей ясностью видел, что у ног графа в нелепых одеждах шута сидит полупроснувшийся Смерть.

— Что же ты стоишь, целитель? — донёсся до слуха землянина ехидно насмешливый голос Кристера. — Иди сюда! Ты мой гость, и твоё место по правую руку от меня.

Валентин послушно уселся рядом с правителем Крейда, оглядел сытые и напыщенные лица придворных и взял в руки кубок. Не дожидаясь тоста, он выпил вино и вновь уставился на друга.

— Вижу, Дурак произвёл на тебя неизгладимое впечатление, — ядовито заметил граф и поводил перед носом шута куском хлеба. — У нас в гостях великий целитель, балбес!

Артём не услышал хозяина, его внимание было намертво приковано к возможной подачке.

— Иногда он бывает невыносимо туп, — ухмыльнулся Кристер, ударил шута ногой и рявкнул:— У меня гость, Дурак!

Артём повалился на бок, но вмиг вскочил и с идиоткой улыбкой заорал:

— Приветствую тебя на земле Крейда! Славные дела твои да приумножаться на службе моему доброму повелителю! Веди себя хорошо, и тебя не будут бить!

— Заткнись!

Артём со слезами проводил кусок хлеба, который граф бросил на стол, и рухнул на колени.

— Простите, господин, не наказывайте меня, — испугано заскулил он, подполз к хозяину и прижался к его ногам.

— Отцепись! — зло прошипел Кристер, отпихнул шута и с наигранной беззаботностью обратился к гостю: — А что же ты не привёл с собой остальных заговорщиков, маг? Ричард и Бастиар, наверное, спят и видят, как бы убить меня! Признайся, какой способ вы избрали? Меч или яд? А, может, ты собираешься поразить меня магией?

— Какая разница, граф? Главное успеть раньше, чем ты убьёшь Тёму.

— Ну это вряд ли. Дурак! Сбегай-ка за палачами, да пусть прихватят с собой девчонку. Пришло время прощаться.

Артём опрометью бросился выполнять приказ, а граф обратился к Валентину:

— Что бы ни случилось дальше, я войду в историю как сильный человек! Казнь двух магов прославит меня на всю Камию!

— Ты и мне смертный приговор вынес? — презрительно поджал губы Валентин.

— Ну что ты! Я не могу лишить мир столь замечательного целителя. Вместе с принцем я убью ведьму, наложницу твоего дружка Ричарда.

— Марусю? Но она не маг! Ты убьёшь обычную женщину, и её смерть никоим образом не прославит тебя. Подумаешь, наложницу укокошил!

— Ох, не всё ты знаешь о своих друзьях, всемогущий целитель, не всё. Наложница Ричарда — ведьма. Самая настоящая!

Валентин с подозрением взглянул на графа:

— Ты обладаешь магическими способностями?

— Нет. Но мои палачи каждый день доводят её почти до смерти, а через несколько часов она вновь здорова. С обычными людьми такое случается?

— А тебе не приходит в голову, что кто-то ей помогает?

— Хороша помощь! Лечить для того, чтобы палачи начали истязать по новой!

— Ну да, ну да... — задумчиво протянул Валентин: "Интересно, Ричи знает? Если да, почему скрыл? Если нет, то дело запутывается ещё больше!"

Валя не успел обдумать сложившуюся ситуацию: в трапезный зал вбежал Артём, а следом двое палачей ввели Марусю. Шут уселся у ног хозяина и с надеждой посмотрел на хлеб. Ухмыльнувшись, Кристер взял в руки кусочек мяса, осмотрел со всех сторон и сделал вид, что собирается бросить на пол. Тёма подался вперёд и судорожно сглотнул, но граф рассмеялся и закинул мясо себе в рот. По щекам шута потекли слёзы, он закрыл лицо руками, уткнулся в колени и стал походить на побитую собаку.

— Не расстраивайся, Дурак, скоро голод перестанет мучить тебя.

Граф потрепал шута по плечу и покосился на Валентина, который в ужасе смотрел на Марусю и кусал губы. Землянин предполагал, что увидит, но действительность оказалась во сто крат страшнее, и, не справившись с потрясением, он прикрыл глаза и прошептал:

— Господи...

— Понравилось?

— Ты ответишь за её мучения, граф!

— Не пугай! Пока у моих ног валяется принц Камии, мне не страшны никакие угрозы, не так ли, Дурак? — Кристер сорвал с головы Артёма колпак, вцепился в пшеничные волосы и заставил смотреть себе в лицо: — Отвечай!

— Да, хозяин.

Граф разжал пальцы, шут рухнул на пол и замер, ожидая удара. Животный страх, охвативший Артёма, заставил Валентина вздрогнуть. Он чувствовал себя совершенно беспомощным и почему-то обманутым: "Как могло случиться, что могущественные маги оказались игрушками в руках обычных камийцев? Кто стоит за их унизительным положением? — подумал он и взглянул на Марусю. — А ты кто такая, Маша?"

И неожиданно женщина ответила:

"Попытайся убить меня, Валя. Так будет лучше для всех нас!"

"Почему никто не разглядел в тебе мага?"

"Сейчас не время для разговоров — убей меня! Как говорят на Земле: нет человека — нет проблем!"

"Ты не человек!"

— Чью смерть ты хочешь увидеть первой, целитель? — раздался издевательский голос графа. Он хлопнул землянина по плечу и подмигнул: — Предлагаю начать с девчонки. Дружка пригласить не желаешь?

— Нет, — буркнул Валентин, перевёл взгляд на Кристера и осуждающе покачал головой: — Ты совершаешь ошибку. Принц Камии...

— Молчать! — рявкнул граф, и вместе с ним заорал Артём:

— Я не принц Камии! Я — Дурак, шут! — Он взлетел с пола, сделал сальто и, опустившись на ноги, оказался лицом к лицу со своим призрачным двойником.

"Ты Смерть!" — безапелляционно заявил ему принц, и шут послушно повторил:

— Я — Смерть.

"Так убивай!"

Артём мотнул головой, схватил со стола нож, метнул в палача, и тот мешком рухнул на пол. Лишившись опоры, Маруся тоже стала падать. Второй палач, ошарашенный смертью напарника, не сумел удержать женщину, и они оба повалились на труп.

— Здорово! — захлопал в ладоши Артём и посмотрел на принца: — Тебе понравилось?

"Очень!"

— Давай ещё пошалим!

"Не откажусь. Убей кого-нибудь! Лучше всего палача. Он нам не нужен. Мы и сами умеем пытать!"

— Правильно!

В руку шута прыгнул нож, и в следующий миг вонзился в спину второго палача.

"Точно в сердце! — заметил принц Камии и предложил: — Идём, займёмся Марусей".

— Пошли!

И, бешено расхохотавшись, Артём одним прыжком оказался возле женщины, придавленной трупом своего мучителя.

Кристер облизнул пересохшие от волнения губы:

— С кем он разговаривает? Он просыпается? Или окончательно сбрендил?

— Фифти-фифти.

— Что?

— Возможно и то, и другое, — отмахнулся Валентин.

Он во все глаза смотрел на разгулявшегося друга, ожидая, чем закончится его выходка. А шут тем временем спихнул с Маруси труп, схватил её за плечи и поднял на ноги:

— Сначала вылечим, а потом будем мучить, так?

"Конечно, начнём с чистого листа", — кровожадно оскалился принц Камии.

— Не надо, Тёма, прошу... — еле слышно прошептала Маруся, и в тот же миг в её голове раздался голос Камии:

"Убей его!"

— Отойди, Тёма, прошу.

— Вот ещё! "Вот ещё!" — в унисон рассмеялись шут и принц Камии. — Мы будем долго-долго пытать тебя!

Артём тряхнул жертву, и она скрылась в серебряном тумане. Мгновение — туман исчез, и глазам ошеломлённых камийцев предстала совершенно здоровая женщина в сером замшевом костюме воина. Из-за спины выглядывала рукоять меча.

— Красиво! — воскликнул шут, отступил назад и, склонив голову к плечу, стал любоваться воинственной наложницей. — Мы в восторге от тебя, Маша! Давай играть вместе. Кого ты хочешь убить для нас?

— Тебя.

Голос женщины, чужой и бесцветный, насторожил Валентина, но Артём словно ничего не заметил. На его губах расцвела кровожадно игривая улыбка, шоколадные глаза подёрнулись серебром, а щёки залил сочный румянец.

— Чудесная идея, девочка. Мы сразимся! — И в руке шута возник тонкий сверкающий меч. — В бой!

Маруся глухо застонала, встряхнула волосами, и тяжело, будто преодолевая сопротивление, потянулась к клинку.

"Убей. Убей. Убей", — набатом звучало в голове.

Ладонь легла на рукоять, пальцы как будто приросли к ней, и с криком "Нет!" — Маруся выхватила из ножен меч.

"Убей!"

— Не хочу... Я не буду убивать его...

"Будешь!" — взревела Камия, и, взвыв, как раненный зверь, Маруся шагнула к временному магу.

— Прости, Тёма. Я больше не могу...

— Вот и славно! — воскликнул Артём и ринулся в бой.

Кристер, Валентин и придворные, затаив дыхание, следили за поединком. Противники сражались не на жизнь, а на смерть. Их отточенные, плавные движения завораживали, и схватка казалась вдохновенным, упоительным танцем. Артём и Маруся кружили по залу, бросались друг на друга и отскакивали, катались по полу и взлетали в головокружительных прыжках. Звон стали, короткие возгласы сражающихся, восхищенные вздохи придворных. Бой длился и длился, а шут и наложница не нанесли друг другу даже пустячной царапины. Валечка вместе со всеми наблюдал за поразительной схваткой, и ему вдруг показалось, что в трапезном зале Ёсского замка дерутся не живые существа, а биороботы, запрограммированные на самоуничтожение. Маг вздрогнул, потянулся к разуму Маруси, затем Артёма и побледнел: их обоих саваном окутывал необычный скользящий щит, пробить который Валентин не смог, как ни старался... "Будут драться, пока не ослабнут, потом упадут, а дальше?.. Их добьёт даже немощный старик или ребёнок! Кому это нужно? Кто из магов мог создать столь странный щит? Где он прячется? — Валя с опаской и настороженностью оглядел придворных, повернул голову к графу, и глаза его расширились: щит Артёма пропал. — Убить Кристера — проще пареной репы, но зачем? Маше и Тёме это не поможет, а панику создаст!" Валечка поморщился, и его магический взгляд пробежался по замку и его окрестностям, достиг городских стен и устремился к "Камийской мечте", где в шикарных апартаментах на втором этаже Ричард и Бастиар неспешно поглощали обед и увлечённо обсуждали приёмы боя на мечах и саблях. "Нашли общий язык", — усмехнулся Валентин и "вернулся" в трапезный зал. Артём и Маруся продолжали сражаться, а он всё не мог придумать, как остановить их.

Время уходило, как вода в песок, придворные и граф заскучали, но шут и наложница не замечали ни времени, ни усталости. Прошло ещё минут двадцать, и Кристер, не выдержав, рявкнул:

— Хватит!

Его не услышали: Артём и Маруся сражались, и ничего, кроме битвы, для них не существовало. Граф с подозрением покосился на Солнечного Друга и крикнул:

— Стража! Растащите их!

Гвардейцы бросились выполнять приказ — не вышло: они со всех ног бежали к бойцам... и не могли добежать.

— Магия, — сквозь зубы процедил граф и всем корпусом повернулся к Валентину: — Останови их, целитель.

— Зачем? — беззаботно пожал плечами землянин, поднёс ко рту бокал, но передумал и поставил его на стол. — Пусть играются! Такие у нас, магов, развлечения.

Кристер сжал кулаки:

— Сейчас же останови их, маг, не то и тебя казню!

— Вряд ли. Артём ушёл в схватку с головой, ему не до защиты любимого хозяина. Так что, одно неверное движение, Ваше сиятельство, и в Камии станет одним графом меньше.

— Лжёшь!

Валентин криво усмехнулся, едва заметно пошевелил пальцами, и горло правителя Крейда сдавила ледяная рука. Не в силах вдохнуть, граф выпучил глаза и со страхом уставился на мага.

— Вот так-то, Кристер, кончилось твоё правление, — беззлобно произнёс Валентин, продолжая наблюдать за Артёмом и Марусей. — Завещание написал?

Он ослабил хватку, и граф судорожно вдохнул:

— Ты трус, целитель. Я бы убил тебя, не задумываясь.

— А толку? Одним графом больше, одним... Чёрт!

Валентин вскочил, уронив стул, и замер: фигура Артёма словно раздвоилась. До предела распахнув глаза, землянин смотрел, как бесплотный фантом скользит за спиной шута. В голове раздался щелчок, словно в телевизоре включился звук, и он услышал настойчивый голос:

"Хватит играться, шут! Обезоружь её и приступим к пыткам!"

"Не хочу! Она мне нравится!"

"Слюнтяй! Ты надоел мне! Не хочешь, чтобы мы её пытали, тогда мы с ней будем пытать тебя!"

"Не надо!"

"Поздно! — Фантом раскинул руки и сжал шута в объятьях. — Он наш, Мария!"

Валечка испуганно ахнул: Артём вскрикнул, выронил меч и со всего размаха шлёпнулся на пол. Маруся молнией метнулась к нему и приставила остриё меча к горлу. В трапезном зале стало тихо, как в склепе. Взгляды камийцев были прикованы к сияющему лезвию наложницы. А сама женщина словно превратилась в соляной столб. Лишь губы её беззвучно шевелились, да рука, сжимавшая рукоять, едва заметно дрожала. Бесшумно, точно боясь нарушить гробовую тишину зала, Солнечный Друг поднялся и стал медленно приближаться к Марусе, не спуская растерянных глаз с узкого клинка.

— Маша, посмотри на меня.

Женщина не откликнулась. Тогда маг тихо щёлкнул пальцами, и рядом с ним возникли Ричард и Бастиар. Увидев жену и поверженного друга, инмарец закусил губу, рванулся было к ним, но щит отбросил его назад.

— Чёрт! Она всё же добилась своего!

— Кто? Маруся?

— Моя жена ни причём! Это всё Камия, будь она проклята!

— Вот оно что... — Валентин нервно потёр виски. — Магия мира мне не по зубам, вот если бы здесь был Дима... Дима!

На губах целителя заиграла дьявольская усмешка. Он посмотрел на застывших, будто скульптурная группа, Артёма и Марусю и крикнул:

— Дима вернулся!

И каким-то непостижимым образом имя друга прорвалось сквозь скользящий щит Камии и достигло ушей шута и наложницы. Маруся тотчас убрала меч в ножны и обернулась, а Артём вскочил.

— Где Дима? — хором воскликнули они, рыская глазами по залу.

-Здесь, — усмехнулся Валентин, и Артём со всех ног бросился к нему, походя разрушив щит Камии.

— Где он?

Временной маг подбежал к Солнечному Другу, заглянул ему за спину и обиженно заявил:

— Ты обманул меня! Гад! Они опять издеваются над нами!

"Так убей его! — Принц Камии в чёрном с серебром плаще возник рядом с шутом и ехидно оскалился: — Мы здесь самые сильные, шут! И все остальные должны трепетать перед нами. Убей их всех! У тебя длинный список".

Артём согласно кивнул, но тут раздался душераздирающий крик Ричарда:

— Маша!!! Нет!!! Не умирай!!!

Инмарец прижимал к себе бьющуюся в агонии жену, а в его глазах блестели слёзы.

"Я предупреждала, — прозвучал в его голове рокочущий голос Камии. — Зачем мне непокорная рабыня? Пусть сдохнет! И тот, кто попытается помочь ей, тоже умрёт!"

Инмарец повернулся к Солнечному Другу:

— Ты слышал?

— К сожалению. Но я всё равно попытаюсь.

Он отодвинул Артёма в сторону и шагнул к Марусе.

— Стой, Валя! Ты не справишься! Уступи дорогу профессионалу! — внезапно раздался за его спиной спокойный знакомый голос.

Нервно сглотнув, Валентин обернулся и посмотрел в ясные шоколадные глаза. Запах безумия почти исчез, а улыбка на губах была почти такой же искренней и весёлой, как при их первой встрече...

— Почти... — пробормотал Солнечный Друг, и Артём весело рассмеялся:

— Я был одним, стал другим, но всё вместе гораздо интереснее. Не парься, Валя, мы поможем, не так ли, принц?!

"Конечно, поможем!" — откликнулся принц Камии, протянул руку, и шут сжал её. В тот же миг пёстрые шутовские одежды заволокла тьма, остроносые туфли превратились в высокие черные сапоги, цветной костюм — в чёрные брюки и рубашку, на плечи лёг чёрный с серебром плащ.

— Принц вернулся... — пронеслось над столом, а Кристер поднялся и направился к Артёму:

— Наконец-то мы поговорим!

Принц обернулся и приложил палец к губам:

— Не шуми, граф. Мне не до тебя. Поговорим позже.

— Но Катарина...

— Заткнись и сядь!

Артём взмахнул рукой, и воздушная волна впечатала Кристера в кресло. Граф испуганно икнул и с трепетом уставился на сына великого Олефира.

— Так-то лучше, — снисходительно улыбнулся Артём и посмотрел в окно на белоснежное солнце.

"Что тебе надо?" — с недовольным ворчанием поинтересовалась Камия.

"Ты предала своего повелителя! Ты посмела приказать сопливой девочке убить меня! Самой-то не смешно?"

"Ты забываешься, маг! Если тебе удалось на несколько минут стать нормальным, это не значит, что ты всесилен. Я найду способ убить тебя!"

"Не обольщайся, голуба. Я — временной маг, и могу уничтожить тебя в любой момент и в любом состоянии".

"Угрожаешь?"

"Предупреждаю".

"Ты пожалеешь о своих словах, принц!"

"Отдай мне Милену и я прощу твою грубую выходку. Иначе..." Временной маг прищурился, и снежное камийское солнце потеряло ослепительно-белый блеск, подёрнулось серой дымкой.

"Хорошо. Забирай", — быстро сказала Камия, и Артём язвительно улыбнулся:

"Спасибо".

Судороги прекратились. Маруся открыла глаза, и Ричард поставил жену на пол. Едва ноги женщины коснулись каменных плит, она склонила голову и хрипло проговорила:

— Спасибо, повелитель. Моя жизнь принадлежит Вам. Приказывайте.

— Живи, — небрежно бросил Артём и посмотрел на Ричарда: — Всё в порядке, дружище, расслабься.

Маг с игривым лукавством подмигнул инмарцу, покачнулся и вдруг повалился на пол.

— Тёма! — испуганно вскрикнул Валентин, бросился к другу и положил руку на холодный мокрый лоб. — Очнись!

Но Артём не подавал признаков жизни. Несколько мгновений в зале стояла напряженная тишина, а потом камийцы разом выдохнули и заговорили, обсуждая странные события, свидетелями которых стали. А Кристер, увидев врага беспомощным, вскочил и истошно заорал:

— Стража! Он самозванец! Убейте его!

После недолгой заминки гвардейцы бросились выполнять приказ, но Ричард, Маруся и Бастиар выхватили мечи, и над телом принца закипела битва. Валентин же колдовал. Теперь, когда Артём впал в забытьё и утратил контроль над сознанием, он наконец увидел всё, что произошло с ним и Димой в Ёсском замке. Воспоминания друга, ясные, чёткие, красочные, накатывали штормовыми волнами и помимо воли намертво запечатлевались в памяти. Они мешали целителю сосредоточиться, слова лечебных заклятий таяли в них, как сахар в стакане чая, и пропадали втуне — Артём не желал приходить в сознание. Валентин растерялся. Он замолчал и стал лихорадочно обдумывать, как привести друга в чувство, и в этот момент услышал истеричный крик графа:

— Полмиллиона бааров за голову шута!

Огромная награда прибавила гвардейцам храбрости, и они с удвоенной силой ринулись на камийскую мечту и каруйского графа. На рукав солнечного балахона брызнула кровь, и целитель, закусив губу поднял голову и посмотрел на Кристера. Граф улыбался во весь рот, зеленовато-голубые глаза пылали злобой, ненавистью и решимостью. Он наблюдал, как гибнет ёсская гвардия, а в голове крутилось: "Они должны быть мертвы. Все. Любой ценой! Только так я смогу выжить!"

"Чёрта с два! Вот вылечу Тёму и убью тебя, падаль!" — мысленно прошипел Валентин и вновь склонился над другом. На этот раз он не стал читать заклинаний и не позволил чужим воспоминаниям сбить себя с толку. "Живи!" — непрерывно твердил целитель, всё глубже и глубже проникая в сознание временного мага. Ему казалось, что прошла вечность, прежде чем Артём начал приходить в себя. На бледные щёки вернулся румянец, губы порозовели, веки дрогнули, и на Валю взглянули безумные шоколадные глаза.

— Здравствуй, Солнечный Дружок. Ты опять влип в историю?

— Вставай, Тёма. Ты свободен, — устало сказал Валечка и отвёл взгляд: он надеялся, что Артём очнётся более-менее нормальным, но увы...

— Не кисни, дружище! — расхохотался принц Камии и вскочил.

Он одарил Кристера обворожительной улыбкой, взъерошил волосы, и гвардия бывшего правителя Крейда пала. Ричард, Маруся и Бастиар убрали мечи в ножны, а придворные вжались в высокие стулья, боясь пошевелиться. Артём хлопнул по плечу каруйского графа:

— Привет, Басти! Солнечный Дружок не ошибся, захватив тебя в Ёсс. Принц Камии вернулся, а значит пора собираться его свите. А то как я буду веселиться без зрителей?

И, откинув голову, бешено расхохотался.

— Да здравствует принц Камии!!! — прокатилось по залу.

Артём оборвал смех, сочувственно улыбнулся придворным и оскалился:

— Поздно, друзья мои. Вы опоздали с извинениями.

Камийцы беспомощно посмотрели на бывшего правителя Крейда, который сидел во главе стола с непроницаемым лицом, и, не мигая, взирал на заклятого друга.

— Не смотрите на графа, друзья мои. Он, в отличие от вас, останется в живых, ибо согласно завету моего великого отца: "Сделать рабом сильного — великое искусство!", сделал рабом самого принца Камии! Я дарую ему прощение.

— Не нужно мне Ваше прощение! — с презрением выкрикнул Кристер. — Катарина...

— Заткнись, бестолочь! — рассмеялся Артём. — О твоей драгоценной наложнице мы поговорим позднее, а сейчас...

Принц Камии взмахнул руками, крутанулся на каблуках, и придворные заорали. Бастиар едва заметно скривился, Валентин поморщился, правители Инмара побледнели — все они хотели бы покинуть трапезный зал, превратившийся в гигантский эшафот, но оставить Артёма сейчас было равносильно самоубийству. А безумный принц Камии со злым удовлетворением смотрел, как плоть сползает с тел ёсских аристократов, обнажая белую кость, как кровь, словно вода, течёт по каменным плитам зала, и глаза его пылали ослепительными ледяными факелами.

Ричард прижал Марусю к себе, с горечью сознавая, что его кошмар стал явью: бывший правитель Крейда восседал во главе стола, за которым сидели скелеты, увешанные золотом и драгоценностями. И даже после смерти в их пустых глазницах остался жить страх.

— Тебе понравилось моя шутка, Крис?

— Вы всегда были великолепны, принц.

— А ты всегда умел оценить это. Так что, за мной! Прошвырнёмся по замку, приятель! Я хочу, чтобы ты досмотрел представление до конца!

— Как угодно Вашему высочеству, — бесстрастно отозвался граф, поднялся и последовал за сюзереном.

На пороге Артём обернулся, посмотрел на друзей, чуть задержал взгляд на Бастиаре и, свернув ледяными глазами, мягко сказал:

— Вам лучше остаться здесь, ребята.

Каруйский граф почтительно поклонился, а Валечка, Маруся и Ричард облегчённо выдохнули: они не горели желанием присутствовать на кровавом спектакле принца Камии.

Глава 4.

Пир во время чумы.

Едва за Артёмом закрылись двери, Бастиар строго взглянул на Валентина:

— Почему ты не вылечил принца, маг?

Землянин пожал плечами, потёр лоб и скривился:

— Безумие Тёмы неизлечимо. Во всяком случае, мне это не под силу, и, боюсь, не родился ещё тот целитель, который сможет привести его бедную головушку в порядок.

— Но как же тогда он будет править миром? — опешил Бастиар и беспомощно взглянул на Ричарда.

— Не знаю, — вздохнул инмарец. — В Лайфгарме он вместе с Никой правил Лирией...

— Чушь! — перебила мужа Маруся. — Лирией правили министры, тщательно подобранные Розалией Степановной. А Ника и Тёма царствовали.

— Ну да, — согласно кивнул Валентин. — У моей мамочки длинные руки. Жаль только до Камии она не дотянется. А то в два счёта навела бы здесь порядок. Кстати, о порядке!

Валентин отвернулся от друзей и начал колдовать: трупы, столы, кровь исчезли, а у стены опустевшего зала, на возвышении, возник рубиновый трон. Солнечный Друг удовлетворённо крякнул и сделал приглашающий жест:

— Давайте помянем ёсский двор!

Он уселся на ступени перед камийским престолом и, словно фокусник, выудил из-под трона бурдюк и четыре чаши. Привычным движением выдернув пробку, Валечка разлил вино. Ричард и Маруся сели по обе стороны от него, Бастиар примостился ступенькой ниже. Друзья молча выпили, и Валентин вновь наполнил чаши.

— Подожди, — остановил его граф, — нам надо обсудить, что будет с Камией. Если Артём не сможет управлять миром, начнётся война, разруха, голод... Мы не должны этого допустить!

— И что ты предлагаешь? — хлебнув вина, поинтересовался Валентин. — Сейчас Артём в таком состоянии, что слушать никого не будет. Надо ждать Диму. Уж он-то сумеет приструнить разгулявшегося принца, да и миром править ему проще. Мамочка говорила, что Годар самое благополучное государство в Лайфгарме. Механизм управления работает там, как часы. Олефир и Дима были великолепными правителями.

— Расскажите же мне, наконец, кто такой Дима! Он, правда, брат принца Камии? Если так, то он вполне может стать его наместником и править миром.

— Хватит с Димы Лайфгарма, — усмехнулся Валя и подмигнул Ричарду. — А то наш ответственный друг начнёт разбираться с камийскими делами, увязнет в них по уши, и мы никогда домой не вернёмся! А у меня там пожилая мама, ей вредно волноваться. Не дай Бог разнервничается, заболеет. А меня рядом нет! Кто ей поможет?

— Витус — ехидно заметил инмарец. — Старый пройдоха давно к твоей мамочке клинья подбивает. Даже её сынка-балбеса в ученики взял.

— Да как ты смеешь говорить такое, вояка недобитый? Витус взял меня в ученики, потому что узрел во мне задатки гениального целителя! Он сам говорил, что обучает меня с удовольствием, что такого замечательного ученика у него давно не было!

— Ага, попробовал бы он что-то другое сказать! Его бы твоя мамочка голыми руками придушила. Мадам Розалия та ещё штучка. Помню, мои придворные строем перед ней ходили. До сих пор гадаю: чем она их взяла?

Землянин широко улыбнулся, мечтательно закатил глаза и, глотнув вина, таинственным голосом заявил:

— Это наша семейная тайна, Ричи. И я не готов поведать её даже тебе, моему лучшему другу. Тем более что твоё прямолинейное солдатское мышление не в силах воспринять всю премудрость этого древнего, веками хранимого секрета!

— Ну ты, Валя, загнул, — хихикнула Маруся. — На самом деле твоя мама очень сильная, волевая женщина и это без всякой магии видно. И не даром говорят, что бодливой корове Бог рогов не даёт, ибо обладай она даром — нам бы всем небо с овчинку показалось.

— Замолчи, несчастная! — картинно возмутился Валентин и вдруг хлопнул себя по лбу. — Оставим мою мамочку в покое и поговорим о тебе, Маша. Когда ты ухитрилась стать магом и попасть в услужение к Камии? Почему ни я, ни Дима с Тёмой ничего не видели, а? Рассказывай, я хочу знать с кем пью!

— А разве тебе не всё равно с кем пить?

— Конечно, нет. Вдруг я отвернусь, а ты мне кинжал в спину воткнёшь? Или молнией шарахнешь?

— Прекрати! — рявкнул Ричард. — Маруся поклялась не причинять вреда друзьям и слово сдержала, даже когда вся мощь мира обрушилась на неё! А теперь она под защитой Артёма. А ты на собственном опыте знаешь, как он умеет защищать. Так что, пей и ни о чём не думай!

— Извини, Ричи, но не думать я не могу. Благодаря тебе Маша стала нашим другом, и я хочу знать, что она за птица. Может, ты пригрел змею на груди? Может, она только и ждёт момента, чтобы прикончить всех нас! Может, именно из-за неё мы оказались в Камии? Кто ты, Маша?

Валентин повернулся к Марусе и впился в неё тяжелым немигающим взглядом. Женщина передёрнула плечами, словно ей вдруг стало холодно, и скрестила руки на груди: рассказывать Солнечному Другу о своём прошлом отчаянно не хотелось. Однако он ждал ответа, и Маша нехотя произнесла:

— Я родилась в Камии, а потом мир отправил меня на Землю, приказав познакомиться со Станиславой, что я и сделала. Но зачем это нужно было Камии, я не знаю.

Бастиар, до сих пор молча слушавший разговор, с нескрываемым интересом посмотрел на Марусю, а Валентин подытожил:

— Значит, ты — шпионка! — Он хлебнул вина и бросил пронизывающий взгляд на Ричарда: — Ты знал, что твоя жена камийка?

— Мне не нравится твой тон, Валя, — набычился инмарец. — Не слишком ли много ты берёшь на себя? Кто дал тебе право допрашивать мою жену, меня? Или ты перестал доверять нам? Маруся ясно сказала, что Камия использовала её втёмную. А я узнал о происхождении Маши только здесь.

— И почему ты скрыл это от меня?

— Да потому что Камия убила бы её, идиот! — Ричард залпом допил вино и протянул чашу Валентину: — Наливай, выпьем, а то от твоих подозрений у меня голова кругом идёт! И ещё: как ни досадно говорить об этом, у Маши теперь другой хозяин, а уж он-то позаботится о своей подопечной!

— Да уж... Тёма умеет заботиться о друзьях, — хмыкнул Валентин, наполнил чашу друга вином и подмигнул Марусе. — Пока ты в безопасности, но если я узнаю...

— Хватит! Маша моя жена, и я не допущу, чтобы кто-то запугивал и угрожал ей!

Ричард поднялся, пересел к Марусе и обнял её за плечи:

— Я не дам тебя в обиду, дорогая!

— Спасибо, — прошептала Мария и горько улыбнулась. — Мне жаль, что я доставила вам столько хлопот.

— Да, — вздохнул Бастиар, — наложницы, даже любимые, не должны создавать хозяину проблемы, но, что поделаешь, иногда приходится возиться с ними, как с детьми. Особенно если любишь. Взять хотя бы Кристера: он из-за своей Катарины голову потерял и, сдаётся мне, что и жизнь потеряет.

— Думаешь, Тёма убьёт его? — спросил инмарец, радуясь, что разговор уходит в сторону.

— Скорее всего. Должен же он отомстить за унижения.

— Вообще-то Тёма простил графа, — отстранённо заметил Валечка, продолжая размышлять о Марусе — её камийское происхождение настораживало и пугало: "Неужели эксперимент Олефира всё же увенчался успехом, и он получил-таки настоящего мага? А вдруг Маруся не единственный камийский маг? Может, есть и другие удачные экземпляры? Тогда где они скрываются? Не они ли стоят за исчезновением Димы и нашим неожиданным путешествием в Камию? Нужно держать ухо востро. А то охнуть не успеешь, как окажешься в плену у монстров-полукровок!" В голове Солнечного Друга крутилось множество вопросов, которые он хотел бы задать Марусе, но пока рядом был Ричард, расспросить её не представлялось возможным.

Валентин разлил по чашам вино и миролюбиво сказал:

— Предлагаю выпить за Тёму. Так или иначе, но он проснулся и обрёл свободу.

Друзья сдвинули чаши, выпили, и Бастиар тотчас предложил тост за здоровье принца. Солнечный Друг одобрительно кивнул, и вскоре напряжение, возникшее было между друзьями, смыло потоком вина.

Смерть шагал по коридорам своей резиденции, убивая всех, кто попадался на его пути, и не мог остановиться — только что проснувшаяся ипостась требовала людских жизней. Список, составленный шутом, был забыт. Смерть вбирал в себя запах крови, а крики ужаса и боли звучали в его ушах сладкой, волнующей музыкой. Он шёл почти не касаясь пола ногами, и казалось, что Артём парит по залам, словно чёрная хищная птица. И Кристер невольно любовался красивым безжалостным полётом. Но, когда они обошли почти половину замка, начал уставать, и кровавый пир Смерти потерял своё очарование. Теперь граф тенью следовал за принцем, равнодушно смотрел на изуродованные трупы и мечтал о том, чтобы жестокая прогулка завершилась как можно быстрее — ему не терпелось поговорить о Катарине...

Маг остановился посреди широкой галереи, стены которой были увешены щитами, мечами и другим холодным оружием, и повернулся к графу. Ледяной серебряный свет пропал, словно его и не было. Шоколадные глаза сияли восторгом. Довольно потянувшись, будто только что проснулся и ещё помнит обрывки чудесного завораживающего сна, принц лучезарно улыбнулся и, склонив голову к плечу, спросил:

— Тебе понравилось, Крис?

— Вы всегда были безупречны, Ваше высочество.

— И всё?

Артём обиженно поджал губы, достал из воздуха белоснежный платок и стал тщательно вытирать руки, давая графу время исправить свою ошибку, но вместо того, чтобы восхищаться его спектаклем, Кристер угрюмо молчал, рассматривая узорчатый каменный пол под ногами. Отбросив платок, принц с раздражением посмотрел на графа:

— Я положил к твоим ногам половину обитателей замка, а ты говоришь, что я всего лишь безупречен? Куда девалось твоё чувство юмора, Крис?

— Умерло вместе с Катариной!

— Ах, да, твоя любимая наложница... Ты зануда, Кристер. Неужели ты так и не понял: я не убивал Катарину!

— Это сделал ты! Я видел тело и узнал твою манеру общения с женщинами!

— Надо же какой тупой у меня приятель... — протянул Артём и заговорил сладким, проникновенным голосом, будто перед ним стоял ученик первого класса УЛИТа: — Как ты думаешь, дорогуша, кто учил меня обращаться с наложницами?

Лицо графа исказилось от изумления и гнева, потом побледнело, и он еле слышно прошептал:

— Великий Олефир.

— Наконец-то дошло! Я твердил тебе, что не убивал Катарину ещё тогда, когда ты примчался в Ёсс в слезах и соплях, но ты не услышал. Ты сбежал в Эльт и заперся в четырёх стенах А я, между прочим, скучал по тебе! Ты был моим любимым зрителем.

Кристер нервно сглотнул:

— Откуда мне знать, что Вы говорите правду, принц?

— А зачем мне врать? Если б я убил Катарину, то непременно бы сообщил тебе об этом. Более того, я заставил бы тебя смотреть на её мучения. Мне нужны зрители, ты знаешь. Магистр приучил меня работать на публику. Ты ведь тоже воспользовался этим, заставляя меня веселить ёсский двор. Вы с магистром в чём-то похожи, хотя тебе далеко до великого Олефира: никто не умел причинять боль так, как он. Я испытал это на себе.

— Отец бил тебя?

— Бил?! — истерично расхохотался принц Камии. — Никакого воображения! Впрочем, причём тут воображение? Вспомни, Крис, ты же видел мои представления. Неужели ты думал, что их сценарии я беру из воздуха?

— Ты делал с другими то, что испытал сам?

Удивлению графа не было предела: он взирал на принца, как на диковинное животное, и нервно переступал с ноги на ногу.

— Разница в одном — мне не давали умереть. Великий магистр считал, что я должен познать обе стороны процесса, чтобы стать Смертью.

— Теперь я понимаю, почему ты убил отца... — в ужасе прошептал Кристер, вытер вспотевшие ладони о камзол и шумно выдохнул.

Улыбка сползла с лица принца, глаза сверкнули серебром:

— Меня заставили убить великого Олефира. Я любил его. Именно он сделал меня настоящим магом, когда остальные бросили меня. И, клянусь, я отомщу! Ты увидишь смерть подлинного убийцы моего любимого магистра! — Лицо Артёма разгладилось и вновь стало добродушным. — А, что касается Катарины, так это не я. Магистр любил смотреть, как я развлекаюсь, но сам предпочитал забавляться в уединении, если, конечно, дело не касалось моего обучения. Именно поэтому твою любимую наложницу нашли в лесу, вдали от людей. Я всегда симпатизировал тебе, граф, и рад, что не ошибся. Ты отчаянный малый, раз посмел сделать рабом самого принца Камии. Я уважаю силу, и дарую тебе жизнь!

Задыхаясь от счастья, бывший правитель Крейда опустился на колени и покаянно произнёс:

— Убейте меня, повелитель. Я не достоин быть даже Вашим рабом, и не смею молить о прощении.

— И всё-таки я простил тебя. Ты — мой друг, а принц Камии не убивает друзей. Ты останешься рядом со мной. Я унижал, меня унижали — всё это не имеет значения, — задумчиво произнёс Артём и, встрепенувшись, добавил: — В конце концов, должны же быть у меня придворные! Идём, Крис, я познакомлю тебя с очень интересными людьми, а потом ты соберёшь мою прежнюю свиту. Чувствую, ребята соскучились по развлечениям! Найди их всех, Крис, и пригласи в Ёсс.

В руках Артёма возникла серебряная пряжка в виде волчьей головы, он протянул её Кристеру, и тот с благоговением принял знак принадлежности к свите принца.

— Я сейчас же отправлюсь выполнять Ваш приказ, мой господин.

Граф поднялся с колен и хотел было уйти, но Артём удержал его:

— Подожди, сначала я представлю тебя друзьям. Они должны знать, что теперь ты тоже мой друг и убивать тебя нельзя.

Принц Камии взял графа под руку, переместился в трапезный зал и, оглядевшись, довольно присвистнул:

— Спасибо, Солнечный Дружок, ты сделал всё, как я люблю — красиво! — Артём плюхнулся на трон, в руке появилась чаша, а на губах — лукавая улыбка: — Налей и мне. С удовольствием выпью с друзьями, если, конечно, Ричи не возражает.

— Тебе, пожалуй, возразишь, — буркнул инмарец, настороженно взглянув на друга, и прижал к себе жену.

Принц Камии весело расхохотался, а, отсмеявшись, выпил чашу до дна и произнёс:

— Не волнуйся, друг мой. Я не собираюсь делать Марусю своей наложницей. Она — твоя!

— Спасибо, Ваше камийское величество, — с сарказмом проговорил Ричард и покосился на Кристера. — Зачем ты привёл этого урода? Думаешь, что после всех его выходок, я сяду распивать с ним вино?

— А почему нет? Граф вёл себя как сильный человек...

— Не мели ерунды! Для того, чтобы сделать тяжелобольного человека рабом, сила не нужна! Он подло воспользовался твоим состоянием и просто вымещал на тебе злость. Вот, если б он сейчас вызвал тебя на поединок и победил, тогда я назвал бы его сильным.

— Поединок больше не нужен, — зло и жестко ответил принц Камии. — Кристер осознал ошибку, и будет служить мне верой и правдой.

— Н-да... — протянул Валентин. — Ну и подданные у тебя, Тёма. Чуть зазеваешься, либо кинжал в спину воткнут, либо яда в бокал подсыплют — сила так и бьёт!

— Да что вы на него окрысились?! Я простил графа, и точка! Так что, будьте любезны уважать его. Он мой друг!

— А мы кто? — в один голос воскликнули Валя и Ричард.

— Я твоего графа давно бы прибил, не избери ты его заменой любимому магистру! — в сердцах выпалил Солнечный Друг и сплюнул. — Надо же! Нашёл себе хозяина!

Инмарец согласно кивнул, а Маруся вздохнула:

— Мы все надеялись, что ты убьёшь его.

Артём обвёл глазами недовольные лица друзей и обратился к Бастиару:

— Ты тоже надеялся?

— Это было бы логично, мой принц. Кристер дважды предал Вас. Сначала, сбежав в Эльт, а затем, вместо того, чтобы принять Вас с должным почтением, сделал шутом и стал изводить.

Каруйский граф встал, почтительно склонил голову, и Артём поморщился:

— Общение с моими дорогими друзьями плохо сказывается на тебе, Басти. Раньше ты ни за что не позволил бы себе возражать принцу Камии. Впрочем, ты и раньше не жаловал Кристера, но, что поделаешь, придётся вам подружиться!

В голосе Артёма прозвенел металл, и Бастиар не стал спорить. Молча поклонился и сел на ступени рядом с Валентином, который снизу вверх испытывающе рассматривал временного мага. Мысли целителя занимало его состояние: запах безумия почти исчез, и Артём выглядел вполне вменяемым. "И всё равно, даже будучи нормальным, он должен был убить Кристера. Это же не любимый магистр, в конце концов! Похоже, граф ему зачем-то нужен. Но зачем?" Ответа на этот вопрос он не нашел и, глотнув вина, перевёл взгляд на Кристера.

Бывший правитель Крейда стоял, гордо выпрямив спину, и с кривой ухмылкой поглядывал на рассевшихся у подножия трона друзей принца. Он чувствовал себя значительной, влиятельной фигурой, ведь сам принц оценил и признал его силу. А что касается всяких там целителей, воинов и прочих наложниц и графов — на них ему было просто-напросто плевать. Эти людишки, как бы они не пыжились показать свою близость к принцу, были слабее его во сто крат, поскольку ни один из них не решился бросить ему вызов. "Да кто они есть? — размышлял граф. — И что смыслят в камийских делах? Одно слово — иномирцы! А Бастиар, вечно озабоченный своей драгоценной долиной, и вовсе убожество! Непонятно, каким ветром занесло его в свиту принца? Надо бы избавиться от него. А то своей кислой рожей всё веселье испортит!" Услышав мысли Кристера, Артём ухмыльнулся и поманил его к себе:

— Не обращай внимания на неучтивость моих друзей, Крис. Они весьма умные и сообразительные ребята, и вскоре примут тебя как родного, потому что им придётся жить в моей Камии бок о бок с тобой.

В руке Артёма возникла чаша с вином, он протянул её графу и провозгласил:

— Выпьем за процветание моего мира, господа!

— Да пусть живёт он и процветает, — откликнулся Валентин, опустошил чашу и ехидно добавил: — Только лучше без нас. Когда мы отправимся в Лайфгарм, Тёма?

— Да! — вскинул голову Ричард. — Найдём Стасю и Нику, заберём из Бэриса Диму, и по коням!

— Не спеши, друг мой. В Камии у нас множество неотложных дел. Да и когда ещё тебе представится возможность побывать в ускользающем мире. Многие маги стремятся попасть в Камию, да напрасно. Мой мир не любит чужаков. А за свой ненаглядный Инмар не волнуйся. Мадам Розалия позаботится о твоей стране. — Принц тепло улыбнулся Кристеру и сообщил: — Наш Ричи не разбойник с большой дороги, а венценосная особа — король большой и страшно воинственной страны. А Маруся его королева. Замечательная женщина — мечта любого мужчины. Да что я тебе рассказываю. Ты ведь близко знаком с ней!

Принц Камии скабрезно хихикнул, а Ричард побагровел, словно свёкла, и, не помня себя от ярости, стал медленно подниматься со ступеней.

— Сядь! — гаркнул Артём. — Кристер не сделал ничего особенного. В Камии так принято: бесхозная наложница — добыча того, кто первым найдёт её.

— Да как ты смеешь? — Инмарец выхватил меч. — Ты же сам выкинул меня в пустыню и...

— Ну да. А Маруся досталась Кристеру. В конце концов, я обещал, что твоя жена не умрёт. И вот она! Сидит с тобой — живая и здоровая!

Ричард в ужасе смотрел на друга, не веря в то, что слышит. Он беззвучно открывал рот, облизывал губы и нервно глотал слюну.

— И тем не менее, Кристер был не прав, — внезапно сказал Бастиар. — Мария не подходит под определение "бесхозная". Её хозяин известен, и граф должен был поступить как правитель, а не разбойник. То есть сохранить любимую наложницу до появления законного владельца. Теперь господин Ричард вправе требовать возмещения морального ущерба, нанесённого ему. Либо золотом, либо вызвав графа на поединок.

Пять пар глаз в изумлении уставились на каруйского графа, а тот невозмутимо пожал плечами и добавил:

— Это положение есть в своде камийских законов, написанных самим великим Олефиром.

— Ну ты даёшь, Басти! — нахмурился Артём. — Неужели тебе жить надоело? Не лезь, пожалуйста, на рожон, а? Надо было прибить тебя сразу, как только ты мне перечить стал, а я, дурак, трудов Валентина пожалел. Он ведь такое роскошное проклятие с тебя снял. Сутки, наверное, пыхтел. Так, Солнечный Дружок?

— Так, Тёма, — поддакнул землянин. — И ты прав, мне не хотелось бы терять Бастиара. Он, можно сказать, венец моей целительской практики.

— Ладно, пусть твой протеже живёт. Я многим обязан тебе, Валя. Тогда, у Источника, Дима предал меня, бросившись спасать алкоголика-землянина. И Олефир подобрал меня! Вы все меня бросили! Все! И Дима ответит за своё предательство!

Голос принца задрожал, по щекам потекли слёзы, и Валентин с Марусей тревожно переглянулись: едва уловимый запах безумия усилился, сгустился и облаком окутал принца Камии. Вытерев слёзы рукавом чёрного, как непроглядная ночь, плаща, Артём шмыгнул носом и зло заявил:

— Имей в виду, Басти, я терплю твои выходки до поры до времени. — И внезапно сорвался на крик: — Никогда не смей мне возражать, слышишь?!

— Как скажете, Ваше высочество.

Бастиар учтиво поклонился, а принц вскочил.

— Пошли, Кристер, у нас с тобой работы по горло, не то что у этих пьяниц! — выкрикнул он и, схватив графа за руку, исчез вместе с ним.

В коридоре Артём разжал ладонь и хмуро произнёс:

— Ты несколько лет был хозяином Ёсского замка и правил Крейдом, значит, тебе и карты в руки. Разошли весточки членам моей свиты, восполни потери среди рабов и придворных, убери трупы и всё такое. Короче, хочу видеть замок таким, как при моём великом отце. А мне надо идти. Пока!

Принц Камии исчез, а Кристер довольно хмыкнул и отправился в свой рабочий кабинет, решив начать со сбора свиты...

Массивная, обитая железом дверь камеры с грохотом рухнула, и перед измученным узником предстал долгожданный избавитель. Джомхур поднял голову и просветлённо улыбнулся:

— Свершилось! Вы вернулись, принц! Я счастлив, что Вы не забыли своего верного слугу и пришли избавить его от мучений!

Артём подошёл к работорговцу и помог ему подняться:

— Не говори глупостей, Джомхур. Ты помог мне проснуться, а я не забываю тех, кто был добр ко мне.

Маг положил руку на плечо купца, и вместо пожилого, измождённого пытками и голодом человека, в убогой камере появился молодой, полный сил и здоровья мужчина в богатом харшидском наряде. На пальцах переливались и сверкали драгоценные кольца и перстни, а широкий кожаный пояс оттягивали три пухлых, увесистых кошеля.

Пару мгновений Джомхур стоял, как вкопанный, словно боялся, что малейшее движение нарушит чары, и он вновь превратится в узника, а потом несмело шевельнул рукой, ощупал расшитый золотом халат, взглянул на перстень-печатку, с которой скалилась голова волка, и, обливаясь слезами, рухнул на колени:

— О, величайший, я и надеяться не смел, что твоё милосердие также огромно, как и твоя сила! Ты обратил своё драгоценное внимание на ничтожного раба и вознаградил его по-царски!

— Встань, Джомхур. Отныне ты наместник Харшида.

— О, великий принц, твоя милость подобна бескрайней пустыне! — возликовал купец, воздев мокрые от слёз глаза к потолку.

— Хватит! Встань. Ты — мой друг, а друзья принца Камии не должны стоять на коленях, ни перед кем. Запомни это!

Джомхур вскочил и преданно уставился на своего повелителя:

— Вы никогда не пожалеете, о том, что сделали для меня. Клянусь!

— Знаю, — благодушно кивнул Артём.

— Когда я должен выехать в Бэрис, мой принц?

— Не спеши. Ты — мой гость. Отдыхай и наслаждайся. Я лично доставлю тебя в Харшид, когда придёт время...

В трапезном зале, где на ступенях перед рубиновым троном сидели друзья принца Камии, некоторое время после исчезновения Артёма стояла настороженная тишина, а потом Солнечный Друг грустно подытожил:

— Дело гораздо хуже, чем мне представлялось. — Он наполнил чаши вином и вздохнул. — Хотелось бы выпить за что-нибудь светлое и радостное, но ничего такого на ум не приходит. Даже странно. И куда подевалось моё красноречие?

— Пропил, наверное, — досадливо сказал Ричард, сел на ступени и обнял Марусю. — Не могу понять, что с ним происходит. Даже когда он был безумным шутом, то рассуждал более э... трезво и логично. А сейчас намеренно трепал нам нервы. Что с ним такое?

Маруся горько вздохнула:

— Сложно всё это, Ричи. В Артёме, как мне кажется, живут несколько совершенно разных личностей: Смерть, временной маг, принц Камии, Волк и даже светлый мальчик Тёма где-то ютится. И все эти ипостаси то гуляют сами по себе, то дерутся между собой. Иногда одна из них берёт верх над остальными, и Артём начинает вести себя соответственно. Тебя, например, доводил принц Камии.

— А светлого мальчика Тёму, ты видела? — с надеждой спросил Валентин.

— Да. Он плакал, когда палачи графа издевались надо мной.

По телу Ричарда прошла дрожь, Валя уткнулся лицом в чашу с вином, а Бастиар недоумённо покачал головой:

— Не думал, что Артём такое интересное существо. И, похоже, я знал его только как принца Камии. Почему никто не видел других его э... ипостасей. Кто такие Смерть, временной маг, Волк?

— Смерть это ледяные глаза и нестерпимая жажда крови, временной маг — повелитель Времени и Пространства, а в Волка Тёма превращается, когда ему надо отдохнуть ото всех и вся, в том числе и от самого себя, — разъяснил Валентин, потянулся и зевнул: — А не пойти ли нам спать, господа-товарищи? День был тяжелый, и неизвестно, что предстоит завтра.

— В замке останемся или к Эдгару вернёмся? — поинтересовался Ричард, крепко прижимая к себе жену.

— Без разницы. Если Тёма захочет нас видеть — найдёт везде. Впрочем, после его прогулки освободилось множество прекрасных покоев. Можно выбрать комнатёнки по вкусу, и на боковую!

— Не спеши, Солнечный Дружок! — раздался весёлый голос Артёма. — Я привёл вам нового собутыльника. Надеюсь, он понравится вам больше, чем Кристер.

Принц Камии возник около трона вместе с роскошно одетым харшидцем, лицо которого сияло от счастья также ярко, как золотая вышивка на его халате.

— Что ж, посмотрим, кого ты притащил на сей раз, Тёма, — пробормотал Валентин, внимательно разглядывая камийца.

— Прошу любить и жаловать, мой друг, наместник принца Камии в Харшиде — Джомхур!

— Тот самый купец? — вырвалось у Ричарда.

— Да, Ричи, — кивнул временной маг. — Этот человек — герой. Он разбудил принца Камии и вернул его миру, погрязшему в раздорах. Валя, налей вина нашему многострадальному другу.

Землянин сотворил чашу, наполнил её вином и вручил купцу. Артём подождал, пока Джомхур выпьет, и довольно ухмыльнулся:

— Вот и славно! Я отблагодарил всех, кого хотел.

— А Дима? — хмуро спросила Маруся. — Почему ты не идёшь за ним?

— А что Дима? Он жив. Пока... Обещаю, он не умрёт в Бэрисе. Я заберу его, когда придёт время. Ты же знаешь, девочка, я никогда не опаздываю. Наливай, Валентин! Выпьем за моё возвращение!

Все послушно выпили и выжидающе посмотрели на Артёма. Он искромётно улыбнулся, подмигнул Марусе и ехидно-ласково осведомился:

— Хотите знать, что дальше?

— Да! — взорвался Ричард. — Почему ты не нашёл Стасю и Веренику? Камия не тот мир, где женщины могут чувствовать себя в безопасности!

— А наши чувствуют! Хранительница с Ключом на шее может с комфортом устроиться в любом мире. Что она и сделала. Вот и пусть поживёт пока в тишине и покое. А то явится в Ёсс, и от её истерик спрятаться негде будет! Из-за этого я даже мою дорогую Нику не спешу возвращать.

— А её-то почему? — удивился Валентин. — Вот уж с кем, с кем, а с Никой хлопот не будет. Лирийская принцесса просто чудо, и не имей она столь грозного поклонника, как принц Камии, я сам бы в неё влюбился!

— Обойдёшься, Дружок! Ника — моя! Подожду ещё годик-другой и женюсь. И пусть только кто-нибудь посмеет глянуть на неё косо — убью, не взирая на обещания!

— Вот разошёлся. — Валентин наполнил чашу друга и провозгласил: — Пьём за невесту принца Камии!

— Чудесный тост! За мою прекрасную девочку! — Лицо Артёма просияло, и он выпил чашу до дна. — Вереника станет принцессой Камии. Правда, сначала мне нужно объединить мой мир. В общем, я пошёл, а Вы пейте и моего наместника не обижайте.

Принц Камии исчез, и Маруся с затаённой надеждой спросила:

— Он пошёл за Димой?

— Нет, он в Куни, — поморщился Солнечный Друг и обратился к харшидцу: — Садись, Джомхур, в ногах правды нет. Выпьем за знакомство, поболтаем о том о сём...

— С удовольствием, — улыбнулся работорговец, сел на ступени и оглядел друзей принца: — Его высочество не представил вас. С Бастиаром я знаком, а вот вы...

— А мы друзья Тёмы! — перебил его землянин. — Я— Валентин, всемогущий целитель по прозвищу Солнечный Друг. А это, — он указал на правителей Инмара, — Ричард и Мария, король и королева Инмара, легендарные разбойники, известные в твоём мире как "камийская мечта".

— Не слышал, — покачал головой Джомхур.

— Оно и понятно, — ухмыльнулся Бастиар. — Ричард и Мария завоевали славу как раз в то время, когда ты сидел в подземельях Ёсса.

— Да уж, Кристер здорово потрепал меня. Будь я воином, обязательно вызвал бы его на поединок. А так придётся поступить как обычно. Я знаю несколько замечательных мастеров по изготовлению ядов. До сих пор их зелья ни разу не подводили меня...

— Забудь! — с досадой махнул рукой Ричард. — Я достаточно силён, чтобы убить Кристера в поединке, но Тёма взял бывшего правителя Крейда под покровительство, и нам придётся терпеть его.

— Жаль...Но раз принц так решил... — Джомхур вздохнул и протянул чашу Валентину: — Налей мне вина, господин целитель, и, знаешь, я бы и закусить не прочь. В ёсских застенках весьма однообразное и скудное меню.

Валентин хмыкнул, и рядом с возвышение появился сервированный к обеду стол:

— Поедим, друзья мои, а то, и правда, от голода живот сводит!

— Дельная мысль, — заметил Ричард, встал и помог подняться жене. — Поужинаем, а потом всё же спать пойдём. Не вечно же на ступенях сидеть! Думаю, деньки нам предстоят те ещё. Артём собрался мстить Диме, и неизвестно что из этого выйдет. Нужно быть готовыми ко всему.

— Мстить брату? — изумился Джомхур. — Но что он такого сделал? Когда мы ехали в Ёсс, Дмитрий дохнуть на него боялся и заботился о нём, как мог. Иногда я даже побаивался, что этот странный маг сейчас расправит плечи и утопит нас в своей водичке, как котят. Но этого не произошло... — Харшидец внезапно осёкся и ошарашено уставился на Марусю, усевшуюся за стол рядом с Ричардом. — К-как... как это понимать?

— Что? — Инмарец с недоумением посмотрел на Джомхура, а Бастиар хихикнул:

— Ты вроде не первый месяц в Камии, Ричи А местных законов и традиций так и не усвоил — наложницы не сидят за столом с мужчинами!

— Маруся не наложница! Она моя жена!

— Мне-то это уже известно, — улыбнулся каруйский граф, — а вот Джомхур в шоке. Он как истинный камиец воспринимает женщину только в качестве товара. Как бы ты отнёсся к тому, что я привёл из конюшни лошадь и усадил её рядом с собой?

— Плохо, — пробурчал инмарец. — Лошадь должна жить в конюшне.

— Вот и Джомхур считает, что женщина должна питаться отдельно от мужчин.

— Но...

— Успокойся, Ричи! — Валентин потрепал друга по спине и подмигнул оцепеневшему от удивления Джомхуру. — Как здесь говорят, в Кару со своими яблоками не ездят. И придётся тебе, наместник, признать Марию равноценным членом нашего маленького сообщества. Она, конечно, родилась в Камии, но слишком долго прожила в мире, где равноправие мужчины и женщины непреложный и обыденный факт. Так что, присоединяйся! Можешь, если тебе так будет легче, считать Машу кем-то вроде кайсары Сабиры. Кстати, она владеет мечом не хуже, точнее, лучше воинственной правительницы Харшида.

— Бывшей правительницы, — педантично уточнил Джомхур, встал и с сомнением посмотрел на Марусю. — И всё-таки я думаю, что если заняться её воспитанием...

— Замолчи! — схватился за голову Бастиар. — Один такой умник уже пытался. И мало того, что у него ничего не вышло, так ещё и врага приобрёл. Хочешь поссориться с лучшим клинком Камии?

Работорговец внимательно оглядел Ричарда и мотнул головой:

— Не хочу. Простите мне опрометчивые слова, господин Ричард, они вызваны невежеством и косностью, а мне как наместнику принца Камии в Харшиде эти качества не должны быть присущи. — Он поклонился инмарцу, и цепкие чёрные глаза остановились на Марусе. — И Вы, прекрасная госпожа, извини меня.

Ричард молча кивнул, а Мария мягко улыбнулась работорговцу:

— Камийские законы знакомы мне лучше, чем моему мужу, и я понимаю и прощаю Вас, Джомхур.

— Вот и славно, — обрадовался Валентин, молниеносно разлил по бокалам вино и провозгласил: — За толерантность!

— В смысле?

Ричард с подозрением посмотрел на друга, а Маруся едва сдержалась чтобы не расхохотаться: уж больно забавно выглядели растерянно-настороженные лица мужчин.

— Вот темнота! За терпимость, проще сказать.

— А... — протянул инмарец, выпил вино, и остальные последовали его примеру.

Едва бокалы оказались на столе, Валя, быстро проговорив коронную фразу: "Между первой и второй перерывчик небольшой", наполнил их вновь.

— Ты уверен, что между первой и второй? — язвительно осведомилась Маруся.

— Конечно, душа моя! Мы же за стол сели, чаши на бокалы поменяли, так что, как ни крути, это была первая. А вторая... За Джомхура! За его свободу и процветание!

Работорговец польщено улыбнулся, выпил и накинулся на еду. Впрочем его собутыльники тоже не стали терять время даром. Даже Валентин соизволил положить себе на тарелку отбивную.

— Закуска, конечно, градус крадёт, — заговорщицки сообщил он Ричарду, — но у нас и время есть, и алкогольных напитков навалом. Надерёмся в зюзю.

— Но мы вроде бы спать собирались... — усмехнулась Маруся.

— Успеем ещё поспать. Итак треть жизни в постели проводим! Я, например, жутко хочу услышать, как Джомхур нашёл Диму и Тёму. А ты разве не хочешь?

— А потом тебе захочется узнать технологию выращивания каруйского винограда и рецепт вина из боярышника.

— Про виноград пока не надо, а вот рецепт... Почему ты не угостил меня этим редким напитком, Басти? Зажал, да?

Бастиар с хитрой улыбкой посмотрел на Марию:

— А ты-то откуда знаешь про оранжевое вино? Я всего год назад нашёл в библиотеке древний фолиант с его рецептом, и пока не пустил этот чудный напиток в производство. А опытная партия была столь мала, что...

— Не надо оправдываться, Бастиар! — грозно прервал его Валентин. — Меняю рецепт оранжевого вина на тайну изготовления шаклийского ликёра!

— Что? — в один голос воскликнули Джомхур и Бастиар. — Ты знаешь, как его готовят?

— Да, — величественно кивнул землянин, — я как раз ищу партнёров, чтобы провернуть это выгодное дельце.

Маруся легонько толкнула мужа в бок:

— У Вали, похоже, новое увлечение. Раньше он мнил себя гениальным писателем, а теперь коммерсантом решил заделаться, и тоже, конечно, гениальным.

— Язва! — хмыкнул Солнечный Друг.

— Не оскорбляй мою жену!

— Да больно нужно! Много она в бизнесе понимает!

— Побольше твоего, — окрысился Ричард. — У нас, между прочим, своё дело в Камии, а у тебя — пшик!

— Ну это временно. Я ещё покажу вам с Эдгаром, как гостиницами управлять. Тоже мне, дельцы местного разлива! Одну гостиницу имеют, а гонору...

— Если речь идёт об Эдгаре из Ёсса, то у него не одна гостиница, — заметил Джомхур. — У этого пройдохи целая сеть гостиниц, постоялых дворов и трактиров. А его деловой хватке позавидовать можно. Если вы вложили деньги в его дело, господин Ричард, то поздравляю — без прибыли не останетесь!

— Мне он тоже показался оборотистым малым, — кивнула Маруся. — И поэтому, мы с Ричи решили не таскать с собой мешки с золотом, а вложить их в дело — деньги должны работать!

— Верно! — просиял работорговец и широко улыбнулся Ричарду: — Ваша жена точно сильнее бывшей кайсары, и я даже горжусь тем, что сижу с ней рядом.

Так, слово за слово, кубок за кубком, и за столом воцарилась атмосфера согласия и веселья. Джомхур с упоением описывал свои путешествия по Камии, Бастиар заливался соловьём, нахваливая родную долину, Ричард вдохновенно рассказывал о боях и поединках, Валечка сыпал анекдотами, забавными и поучительными случаи из жизни трёх миров, а Маруся "убила" камийцев, поведав о том, как ведут себя женщины на Земле и в Лайфгарме.

Белое солнце опустилось за горизонт, на стенах зала зажглись магические светильники, а разношерстная компания, забыв о сне, продолжала отрываться на всю катушку. Вино и прочие спиртные напитки лились рекой, одни кушанья сменялись другими. Сумасшедший принц, его брат, затерянные на камийских просторах Ника и Стася словно стёрлись из памяти Валентина, Ричарда и Марии. И в какой-то миг женщине показалось, что она попала на "пир во время чумы". Лёгкая тень пробежала по её лицу, но друзья ничего не заметили, да и сама Маруся через минуту уже смеялась над очередной байкой землянина...

Вернувшийся под утро принц застал друзей в состоянии тяжёлого алкогольного опьянения: ни один из них не только не смог подняться при виде правителя, но и вряд ли вообще осознал, кто перед ним. Проследив, как Валечка разливает вино мимо бокалов, а его собутыльники выражают негодование тягучим "у-у", Артём расхохотался, сел на трон, и компания протрезвела.

— Доброе утро, друзья мои! Вижу, вы подружились.

— Вы вернулись, величайший! — Джомхур поднялся и с пафосом произнёс: — В Ёссе всё спокойно. Кристер трудится, как пчёлка, а мы празднуем Ваше воцарение, мой принц! И я со всей ответственностью заявляю, что со времён моей бурной молодости не чувствовал себя таким счастливым и полным сил!

Работорговец вновь поклонился, сел за стол, и Валя тут же наполнил его кубок:

— Прекрасная речь, дружище! За рито... тьфу, красноречие!

Собутыльники синхронно поднесли кубки ко рту, опустошили их, и в руках Валентина появилась пузатая бутылка коньяка. Он разлил напиток в широкие тёмные бокалы и кивнул Ричарду:

— С тебя тост, воин.

— Стоп! — рявкнул Артём. — Вроде бы я протрезвил вас. Или нет?

— За трезвый и правильный образ жизни! — ухватился за идею Ричард и поднёс бокал к губам.

— Нет уж, хватит, — мстительно проворчал Артём, и бокалы, стол и стулья исчезли.

— Значит, продолжение банкета откладывается, — с грустью вздохнул Бастиар, поднялся с пола и поклонился принцу. — Мы все рады видеть Вас, величайший. Какие будут указания?

— Да никаких!

— Тогда зачем ты уничтожил стол? — Копируя мамочку, Валентин упёр руки в бока и грозно посмотрел на друга. — Мы тут не просто так сидели. Мы всесторонне обсудили экономическое развитие Камии и пришли к выводу, что настало время кое-что изменить, принять ряд новых законов о торговле и предпринимательстве, усилить охрану торговых путей, дабы бандиты не мешали продвижению караванов, а также...

— Для начала, в качестве устрашающего и поучительного примера, предлагаю публично казнить двоих самых известных разбойников, больше известных как камийская мечта, — зло перебил его принц Камии. — Хорошая идея?

— Нет! Камийская мечта взялась за ум и вложила деньги в прибыльное и нужное миру дело. А казнить их означает дискредитировать идею добровольного перевоспитания преступного элемента. Общественное мнение осудит Вас, повелитель! А Вы как правитель огромного, прекрасного мира должны поддерживать свой имидж на высоте!

— Что за чушь ты несёшь, Валя? — опешил Артём. — Причём здесь преступный элемент, мой имидж... Или ты специально издеваешься надо мной? Я пришёл сообщить друзьям, что объединил Камию, а вы смеётесь?

Губы Артёма задрожали, и он заплакал, по-детски закрыв лицо руками.

"Маруся права. Светлый мальчик Тёма всё ещё жив, — глядя на горько всхлипывающего друга, думал Валентин. — И что теперь с ним делать? Чёрт! Как же нам не хватает Димы!"

Слёзы правителя Камии отрезвили заигравшихся приятелей. Они стояли, переминаясь с ноги на ногу, и растерянно поглядывали друг на друга. Внезапно Мария шагнула вперёд, на миг остановилась, а потом взбежала по ступенькам к рубиновому трону и обняла Артёма. Маг прижался к женщине и заплакал ещё горше. Ничего не говоря, Маруся гладила спутанные пшеничные волосы, и постепенно Тёма успокоился. Он последний раз всхлипнул, отпустил Марусю и обиженно посмотрел на друзей:

— Вы очень-очень расстроили меня, но я добрый правитель, и не буду наказывать вас. Бастиар! Мы с Джомхуром отправляемся в Бэрис. Скажи Кристеру, что я вернусь через пару часов, и хочу, чтобы к моему возвращению приготовили торжественный обед. Пусть пригласит на него весь двор, тем более что у меня будет дорогой гость.

— Будет исполнено, мой принц, — церемонно поклонился каруйский граф и поспешил к дверям, а Ричард, Валечка и Маруся настороженно посмотрели на Артёма. Светлый мальчик исчез — на рубиновом троне восседал мстительный и жестокий принц Камии.

— Не вижу радости на ваших лицах, — глумливо ухмыльнулся он. — Вы же так жаждали увидеть Диму. Вы его увидите!

Рубиновый трон опустел, но Ричард, Валечка и Маруся ещё долго стояли в молчании, не решаясь взглянуть друг на друга, и думали об одном и том же — пробудив одного Смерть они боялись лишиться другого...

Глава 5.

Два часа из жизни Ёсского замка.

Молчание нарушил Валентин. Он озабоченно потёр лоб, посмотрел на стремительно светлеющее за окнами небо и, махнув рукой, погасил светильники. Предутренний сумрак вполз в зал и обосновался в нём, словно собираясь поселиться здесь навеки.

— Намекаешь, что спать пора? — хмуро осведомился Ричард, а Маруся широко зевнула.

— Лично я последний раз спал в Кару, — невесело усмехнулся Валентин и потянулся. — Идёмте-ка, подберём какие-нибудь приличные покои, а то на бобах останемся. Думаю, Кристер уже бросил клич, и вскоре в замке не протолкнуться будет.

— Пошли, — согласился инмарец, обнял жену, и они покинули, наконец, трапезный зал.

Свободные покои обнаружились уже в следующем коридоре, и, справедливо решив, что бродить по замку — время терять, друзья разошлись по апартаментам. Валентину достались комнаты, обставленные в кричаще пышном восточном стиле, который он терпеть не мог, но маг так устал, что готов был спать даже на конюшне. Поэтому он сразу же прошёл в спальню, скинул балахон и, рухнув на широкую низкую тахту, мгновенно уснул...

Правители Инмара оказались более разборчивыми. Войдя в круглую коричневую гостиную с громадной бронзовой люстрой под потолком и столь же массивной, громоздкой мебелью из чёрного дерева, они остановились и кисло переглянулись.

— Мрачновато, конечно, да чёрт с ним, — заметил Ричард, подошёл к двери возле напольного зеркала в широкой чёрной раме, толкнул её и заулыбался: спальня, не в пример гостиной, выглядела светлой, яркой и даже праздничной.

— Тут и кабинет есть! — сообщила Маруся, заглянув в другую смежную с гостиной комнату.

— Меня больше интересует ванная.

Ричард вошёл в спальню, огляделся и решительно зашагал к изящной резной двери бледно-желтого цвета. Распахнув её, инмарец оказался в просторной комнате с бассейном из розового, словно светящегося изнутри камня. Возле окон и стен красовались кадки с пышными, ухоженными растениями, у дверей — резная вешалка с мягкими махровыми халатами и полотенцами. Чуть поодаль виднелась ещё одна дверь: на гладкой полированной поверхности в чувственном изгибе замерла прекрасная длинноволосая девушка. Движимый любопытством, Ричард подкрался к двери и осторожно приоткрыл её. Он и сам не знал, что надеется увидеть, но почему-то ожидал чуда. Однако действительность оказалась прозаичной, дальше некуда! Взгляд инмарца наткнулся на высокий трельяж с мраморным столиком, заставленным разнообразными баночками, флакончиками, коробочками и серебряными стаканчиками, из которых торчали кисточки, щёточки, ножницы и прочие загадочные инструменты, способные превратить дурнушку в принцессу. Ричард обиженно скривился, обвёл глазами многочисленные шкафы и стойки с женской одеждой и обувью, задержал взгляд на отдельно стоящем столике, буквально усыпанном драгоценностями, и, поджав губы, вернулся в ванную.

— Маша! Иди сюда! Где ты застряла?

— Иду, — отозвалась из спальни Маруся и через несколько секунд вошла в ванную. — Здорово! Можем помыться вместе. Хочешь, я тебе спинку потру?

Маша хитро подмигнула мужу, но тот не принял её игры. Приблизившись, он мягко взял её за руку и посмотрел в глаза:

— Я не хотел спрашивать об этом при всех, но сейчас спрошу: Кристер на самом деле изнасиловал тебя?

Маруся побледнела, закусила губу и уставилась на прозрачно-розоватую гладь бассейна.

— Прости, Маша, я понимаю, что говорить об этот неприятно и больно, но мне очень важно знать правду.

Ричард крепко обнял жену и поцеловал в макушку.

— Да, — едва слышно прошептала она и горько разрыдалась.

Маруся хотела бы остановиться, умом понимая, что слёзы ничего не изменят, но внутри будто пружина лопнула, и горечь, боль, унижение последних дней солёным потоком хлынули наружу. Прижавшись к широкой груди мужа, женщина изливала своё горе, а Ричард беспомощно гладил её по спине и молчал. Слова утешения и сочувствия словно исчезли из его памяти, и он мог думать лишь о мести: "Я зарежу его как паршивую овцу, и плевать на Тёму! Пусть он потом убьёт меня, но Маша будет отомщена!"

Всхлипы и рыдания медленно утихали — Маруся успокаивалась, и Ричард, поцеловав жену, ласково сказал:

— Прими ванну, девочка, а у меня есть одно небольшое дельце. Я быстренько разберусь с ним и присоединюсь к тебе.

И, развернувшись, инмарец стремительно покинул ванную комнату. Маруся с тревогой взглянула на захлопнувшуюся дверь, быстро умылась и ринулась следом за мужем: его "небольшое дельце" грозило обернуться бедой. Для всех, а главное — для Димы...

В коридоре Ричард повертел головой, соображая где искать Кристера, и, решив положиться на удачу, пошёл направо. И удача тотчас повернулась к нему лицом: в конце длинной анфилады комнат мелькнула знакомая фигура в чёрном камзоле.

— Басти!!! — во всё горло заорал инмарец и бросился за графом. — Стой!!!

Бастиар обернулся и, увидев Ричарда, остановился. Подбежав к приятелю, инмарец с налёта спросил:

— Ты знаешь, где Кристер? Отведи меня к нему, прошу!

— Зачем? — состроив брезгливую гримасу, поинтересовался граф. — Наш бывший правитель по уши занят подготовкой к пиру и орёт на всех как резанный. Охота тебе с ним связываться? Лучше скажи, Вы уже выбрали покои? Хочу поселиться рядом с тобой и Валентином.

— Потом, — отмахнулся Ричард. — Если понадобиться, Валя тебе любые апартаменты освободит. Пошли скорее к графу!

— На кой ляд он тебе сдался? Я только что от него и, поверь, удовольствия от встречи не получил. Скотиной был, скотиной и остался!

— Да, что ж это такое! Всего-то и прошу — отвести к графу! Трудно тебе, что ли?

— Ну, если тебе неймётся, пойдём, — нахмурился Бастиар и зашагал в обратном направлении. — Его рабочий кабинет практически над нами, тремя этажами выше. Только зачем тебе Кристер? Неужели убить собрался?

— Да! — выпалил инмарец, и каруйский граф остановился как вкопанный.

Несколько секунд он оторопело смотрел на Ричарда, а потом развернулся и зашагал назад.

— Куда ты? Ты обещал отвести меня к Кристеру!

Бастиар обернулся:

— Брось эти шутки, Ричи. Не сомневаюсь, что ты на раз-два прикончишь графа, но не хочу, чтобы ты последовал за ним. Наш безумный принц не простит этой смерти и взорвётся. Если ты поставил крест на себе, подумай о Марии и Валентине! Они же бросятся защищать тебя и попадут под горячую руку Артёма! Прошу, успокойся и подожди. Кристер когда-нибудь наскучит принцу, и мы убьём его!

— Мы? Граф — мой! Я сам убью его! Нет, растерзаю на мелкие кусочки! И мне всё равно, что будет дальше!

Ричард гордо вскинул голову и пошёл вперёд, а Бастиар со всех ног бросился на поиски Валентина...

Расставшись с каруйским графом, который всё же несколько смутил его своими речами, инмарец пошёл чуть медленнее. Бесконечная анфилада комнат закончилась у подножия широкой гранитной лестницы, застеленной ковровой дорожкой в багрово-чёрных разводах. "Что за убогий узор?" — отстранённо подумал инмарец, поднял голову и тут увидел рабов, которые, стоя на коленях, остервенело тёрли жесткий ворс. Ричард обошёл их и, взглянув на чуть влажную тёмно-красную дорожку, вздохнул: убогий узор оказался пятнами крови. "Эх, Тёма, Тёма", — посетовал про себя Ричард и стал подниматься по ступеням.

Воспоминание об Артёме заставило инмарца ускорить шаг — безумный друг мог появиться в любую минуту и тогда месть пришлось бы отложить. А Ричард не желал ждать. "Всё равно всё летит в тартарары! И пусть Бастиар говорит, что хочет — Кристера я убью!" И король Инмара почти побежал вверх по ступеням, не обращая внимания на шарахавшихся от него камийцев. Миновав три лестничных пролёта, он проскочил мраморную площадку, свернул за угол и сейчас же понял, что попал куда надо. Коридор походил на растревоженный муравейник: как ужаленные проносились испуганные рабы и гвардейцы, быстрым шагом проходили озабоченно-настороженные аристократы, а вслед им неслась площадная брань. Ричард узнал ненавистный голос графа Кристера, и ярость, дремавшая в душе, пробудилась и вспыхнула пожаром.

— Сейчас я с тобой поквитаюсь, скотина, — зло прошипел он, подскочил к двери, из-за которой слышалась ругань графа, пинком распахнул её и остановился, точно налетев на невидимую стену — Кристер, брызжа слюной, орал на Валентина, Марусю и Бастиара.

— Какого чёрта вы здесь? — оправившись от потрясения, взвыл инмарец.

— И я им об этом толкую! — подхватил Кристер. — Пришли и стоят, как статуи! Работать мешают, а у меня дел по горло! И если я не успею пир для Его высочества подготовить, то доложу, кто в этот виноват!

Ричард свирепо зыркнул на друзей:

— Отойдите! Я убью эту скотину, раз и навсегда! Он должен ответить за страдания моей Маши!

— Ричи! — Маруся бросилась к мужу, но тот решительно отодвинул её с дороги и шагнул к графу: — Ты умрёшь, подонок!

Валентин нехотя поднял руку, и Ричард застыл, опутанный его чарами. Погрозив Кристеру кулаком, землянин подошёл к инмарцу, сложил руки на животе и проникновенно заговорил:

— Послушай, друг мой. Мы тоже всей душой ненавидим Кристера, и каждый из нас с удовольствием полюбовался бы на его изуродованный труп. Но, до поры до времени, нам придётся терпеть эту тварь, потому что наш сбрендивший Тёма может обидеться, если ты сломаешь его любимую марионетку, и неизвестно, к чему это приведёт. — Валентин сделал паузу, вгляделся в глаза друга и, неодобрительно покачав головой, продолжил: — В приступе ярости принц может убить всех нас, включая Диму. А уж его смерти мы допустить не должны ни в коем случае. Потому что тогда точно наступит конец света! Артём не переживёт потери друга и покончит жизнь самоубийством, прихватив с собой Камию, а, возможно, ещё десяток миров. Так что, смерть Кристера — это начало апокалипсиса!

— Да и чёрт с ним! — взревел Ричард и задёргался, пытаясь вырваться из магических пут. — Пусть всё летит к чёрту!

— Вот именно, к чёрту, — сокрушенно вздохнул землянин и глубокомысленно заметил: — Апокалипсис как раз и повествует о борьбе Христа и антихриста, иначе дьявола, или столь часто поминаемого тобой чёрта. И если Иоанн Богослов всё же оставляет надежду праведникам, то ты убиваешь нашу надежду выжить на корню.

— Чушь! — заорал Ричард, дрыгаясь, как муха в паутине. — Зачем ты несёшь эту чушь, Валя? Мне наплевать на твои заумные бредни! Я хочу убить всего одного придурка! Его смерть ничего не изменит!

— А вот здесь, я готов поспорить, — менторским тоном заявил Валентин. — Известны случаи, когда смерть одного лишь человека поворачивала ход истории на сто восемьдесят градусов, и особенно забавно это обыгрывается в многочисленных опусах по так называемой альтернативной истории. И сейчас мы как раз находимся в таком вот переломном моменте. Ты — иномирец, чужак, заброшенный в Камию волею случая, меняешь судьбу этого многострадального мира! Сотни испуганных камийцев с мольбой и трепетом взирают на тебя, Ричи! И только ты можешь спасти их от жестокого и мучительного конца! Опомнись же! Смири гордыню, ибо не тебе решать участь Камии!

— А кому? — неожиданно спокойно осведомился Ричард. — Уж не безумному ли Тёме? Или у тебя на примете другие кандидатуры?

Валя широко улыбнулся, похлопал друга по плечу и миролюбиво предложил:

— Давай обсудим этот важный и интересный вопрос в твоей гостиной, за чашкой терпкого ягодного вина из Лирии, или рюмкой шаклийского ликёра, или бокалом божественно вкусного французского коньяка.

— Тебе лишь бы выпить, — проворчал Ричард и помимо воли улыбнулся. — Ладно, снимай заклятье. Обещаю — Кристер останется в живых.

Валентин с тревогой взглянул в хитро блестящие глаза инмарца и, помешкав, убрал магические путы. И, пожалуй, только он заметил молниеносное движение инмарца. Остальные просто увидели, что Ричард уже стоит рядом с Кристером. Мощный удар кулака, жертва с воплем летит на пол, и тяжёлый сапог врезается в её живот. Граф орал как оглашенный, силился подняться на ноги или хотя бы откатиться, но инмарец точными ударами пресекал его попытки. А на губах цвела довольная улыбка.

— Вот ведь, хитрец, — ухмыльнулся Солнечный Друг и схватил за рукав Бастиара, который собрался было остановить Ричарда. — Пусть хоть так душу отведёт, а насчёт побоев и прочих ран — не беспокойся. Я ведь всемогущий целитель, не забыл?

Каруйский граф рассмеялся, а Мария подалась вперёд и, сжав кулаки, стала наблюдать за избиением Кристера. Но вскоре ей стало противно смотреть на по-бабьи визжащего графа, и Маруся отвернулась. Взгляд упал на раскрытую дверь кабинета, и она тронула Валентина за плечо:

— Смотри-ка, ты был прав насчёт камийских глаз.

Солнечный Друг обернулся: в широком дверном проёме толпились камийцы. Все они: гвардейцы, аристократы, рабы — взирали, как Ричард избивает бывшего правителя, а в горящих глазах читалось: так тебе и надо, скотина! Удовлетворённо кивнув, Валентин вновь повернулся к Ричарду и Кристеру. Граф сорвал голос и теперь лишь хрипел. Он наконец сообразил, что сопротивление бесполезно, и сжался в комок. "Совсем как Тёма", — мстительно подумал целитель, улыбнулся и, оценив состояние Кристера как близкое к обмороку, крикнул:

— Хватит, Ричи, а то слово нарушишь!

Инмарец остановился и с подозрением взглянул на целителя:

— Уверен?

— А то! Ещё пара ударов, и он сознания лишится.

— Проверим! — со злой насмешкой воскликнул инмарец и дважды ударил графа ногой в лицо.

— С тебя бутылка, Ричи! — заявил Валентин, неторопливо подойдя к бесчувственному телу Кристера. — Легче стало?

— Ненамного, — буркнул инмарец и подошёл к жене. — Придёт час, Маша, и ты увидишь его труп!

— Спасибо! — со слезами на глазах ответила Маруся. Приподнявшись на цыпочки, она обняла мужа, поцеловала в губы и прошептала: — Пойдём, искупаемся, наконец.

Мария взяла Ричарда за руку, и он послушно, точно примерный малыш, пошёл с ней сквозь толпу расступившихся камийцев, по притихшему коридору, лестницам, перечеркнутым красной полосой дорожки, бессмысленно роскошной анфиладе комнат, тускло сияющих позолотой. В мрачной, темной гостиной Ричард подхватил жену на руки, вгляделся в серые, грозовые глаза с оттенком затаённой боли и радости и впился в жгучие и терпкие, будто Валечкин коньяк, губы. Супруги не заметили, как оказались возле прозрачно-розовой кромки бассейна, как с разгорячённых страстью тел исчезла одежда, и опомнились лишь в прохладной, пахнущей травами и мёдом воде. Но мимолётное просветление только разгорячило и вновь бросило их в объятья друг друга...

После того, как правители Инмара покинули кабинет, Бастиар посмотрел на Валентина и задумчиво произнёс:

— А, может, Ричи прав? Пусть помирает. Подумаешь, игрушка принца! Он себе новую в два счёта найдёт! Скоро свита соберётся, а среди этих головорезов и почище графа господа найдутся. Взять хотя бы Карла Маквелла, или Стефана Берга, или сыновей Джомхура... Все они под стать Кристеру! Разве что принца Камии в рабах не держали, а так...

— Постой, ты ведь тоже был спутником принца. Почему же открещиваешься от бывших товарищей? Или на твоих руках меньше крови?

— Да примерно столько же, — кисло ответил граф. — Но любимчиком принца я не был никогда. А убивать приходилось, чтобы, как ты говоришь, имиджу соответствовать. Иначе не выжил бы.

— Интересно... Значит ты выживал?

Бастиар утвердительно кивнул и скрестил руки на груди, давая понять, что больше не желает говорить на неприятную для него тему, и Валентин, тяжело вздохнув, присел на корточки возле полумёртвого правителя Крейда.

— Да... Не будь меня рядом, Кристер был бы обречён... — протянул он и начал колдовать.

Спустя несколько минут граф пошевелился, расслабился и вдруг открыл глаза и резко сел, едва не столкнувшись лоб в лоб с Солнечным Другом.

— Доброе утро, Ваше сиятельство, — с издёвкой произнёс Валентин. — Можешь продолжать трудиться во славу принца Камии. Да поторопись, Артём обещал вернуться через два часа, и полтора из них уже прошли.

— Пошли вон, трусы! — прорычал граф и вскочил: — Распорядителя пира ко мне! Быстро!

Толпившихся в дверях камийцев, как ветром сдуло, а на пороге возник подтянутый мужчина средних лет в черной ливрее с золотым кантом.

— Докладывай! — рявкнул Кристер, сверля его яростным взглядом.

Валентин и Бастиар не стали слушать доклад попавшего под раздачу камийца. Они вышли в коридор, и Валентин, широко зевнув, брюзгливо заметил:

— Выходка Ричи лишила меня отдыха, а теперь уж и ложиться смысла нет. Самое большее, что успею — ванну принять да переодеться и снова в бой! Артём приведёт из Бэриса Диму и неизвестно, что взбредёт в его больную голову. Даже предположить не могу, как он собирается мстить ему! — Валя пристально посмотрел на усталого приятеля и протянул ему стакан с зеленовато-бурым напитком. — Выпей-ка это зелье, дружище, а то, чует моё сердце, до пира ты не дотянешь!

Бастиар взял из руки Валентина стакан, залпом выпил его и поморщился:

— Ну и гадкое же варево ты мне подсунул!

— А лекарства, как говорит мой учитель, и должны быть противные и горькие, иначе от больных отбоя не будет!

Солнечный Друг расхохотался, и они оказались около коричневой, украшенной затейливым растительным рисунком двери:

— Твои покои, Басти. Гостиная, кабинет, спальня, в общем — стандарт. Иди, помойся, переоденься и прошу ко мне — горло перед пиром промочить. — Он указал на дверь чуть поодаль, и исчез, а Бастиар толкнул резную дверь и замер от удивления — он стоял на пороге своих личных покоев. Сначала граф подумал, что Валентин всего лишь точно повторил интерьер, но тут дверь спальни отворилась и в гостиную вошла Мальда, его любимая наложница.

— Вы вернулись, господин? — радостно воскликнула она и бросилась ему на шею.

"Вот что значит, иметь в друзьях мага", — усмехнулся Бастиар, подхватил Мальду на руки и ногой захлопнул дверь в Ёсс.

Глава 6.

Брат принца Камии.

Тёмные струйки крови, словно реки на карте, рассекали каменную твердь пола. Они не успевали высыхать, ибо всё новые и новые мертвецы подпитывали их мрачное течение. Сотни пьяных испуганных глаз следили за кровавым побоищем: на арене, сражаясь не на жизнь, а на смерть, правительницу потешали и рабы, и свободные камийцы. Звенела сталь, хрустели ломающиеся кости. И не было в кровавом марафоне победителя, потому как на место поверженного бойца гвардейцы выталкивали нового. Придворные дрожали от ужаса: любой из них мог оказаться следующим. Они робко поглядывали на кайсару и обречённо вздыхали — правительница не собиралась прекращать "веселье".

Восседая в тени могучего грозного шырлона, за ломящимся от яств и вин столом, кайсара ни на миг не отрывала бешеного взгляда от схватки, а крепкая рука, привыкшая сжимать рукоять сабли, раз за разом подносила кубок ко рту. Сабира жадно смотрела на порубленные тела, точно чужая смерть могла предотвратить её собственную.

Рядом сидел Сахбан. Визирь не ел и не пил, опасаясь, что отвратительное зрелище заставит его исторгнуть пищу, а подвижный ум работал не прекращая, просчитывая варианты будущего. Сахбан понимал, что если в ближайшие дни не предпримет кардинальных мер, то лишится власти, однако прежде чем убить кайсару нужно было найти подходящую марионетку, чтобы посадить её на харшидский престол, а такой кандидатуры у визиря не было. И он всё больше склонялся к мысли, что придётся вызвать правительницу на поединок. Только поразив кайсару саблей, визирь мог спокойно править страной. Но Сахбан отчаянно плохо владел оружием и о честном поединке не могло быть речи. Содрогаясь от страха, он ждал, когда кайсара упьётся вусмерть — в противном случае, у него не было ни единого шанса на победу.

Кудлатый широкоплечий наёмник одним махом срубил голову противнику, и гвардейцы тотчас вытолкнули на арену растрёпанного купчишку в синем парчовом халате. Торговец со страхом проследил, как отрубленная голова подкатилась к столу, громко икнул и неуверенно поднял саблю.

И вдруг по залу пронёсся мощный порыв ветра. Светильники и люстры вспыхнули разноцветным огнём, неровное пламя факелов стало золотым. Волосы харшидцев вздыбились, будто рядом ударила молния, а наёмник и купец, едва успевшие скрестить клинки, отшатнулись друг от друга и растерянно закрутили головами. Лишь кайсара сохранила невозмутимый вид. Она была готова к смерти и, поставив кубок на стол, медленно поднялась на ноги. Сахбан с недоумением посмотрел на Сабиру и, проследив за её взглядом, уставился на середину арены. "Свихнулась что ли?" — сердито подумал визирь и замер: воздух на арене сгустился, став искрящимся и тёмным. В глубине тягучего мрака мелькнули и погасли стальные молнии. По коже поползли мурашки — сознание отказывалось воспринимать происходящее. "Не может быть! Не верю!" — мысленно простонал визирь и опёрся руками о стол, ошалело глядя на молодого светловолосого мужчину, возникшего на арене. Чёрные одежды. Сверкающий серебром плащ. Надменный весёлый взгляд.

— Мы погибли... — прошептал Сахбан и рухнул на стул.

Кайсара же, не мигая, смотрела на принца Камии и его спутника, важного рослого камийца в роскошном золотом халате, красных шароварах и высоких сафьяновых сапогах. Хоть и с трудом, она узнала в нём главу лиги работорговцев. Джомхур помолодел на два десятка лет и выглядел цветущим и счастливым. Сердце кайсары исполнилось зависти: умиравший в ёсских застенках купчишка возвысился, а её, великую правительницу Харшида, вот-вот должны были низложить. Какая несправедливость!

Оправившись от шока, харшидцы выскочили из-за столов, упали на колени и, не щадя лёгких, завопили:

— Слава принцу Камии! Слава великому сыну великого Олефира!

Артём махнул рукой, приказывая им замолчать, обвёл взглядом залитый кровью пол и довольно крякнул.

— Какое милое моему сердцу развлечение. Обожаю смотреть, как люди убивают друг друга... Но, к сожалению, у нас мало времени, господа!

Наёмник с торговцем упали замертво. Харшидцы истово зааплодировали, а принц перешагнул через трупы и обошёл стол. Остановившись напротив Сабиры, он с интересом оглядел её и плотоядно оскалился:

— Здравствуй, прекрасная кайсара. Надеюсь, ты рада узреть своего господина?

Сабира дёрнулась, точно от пощёчины, и медленно опустилась на колени. Пальцы до боли сжали рукоять сабли. Женщине показалось, что сердце сейчас выпрыгнет из груди.

— Я преклоняюсь перед Вами, мой принц, — хрипло произнесла она и склонила голову.

— Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!

Кайсара послушно уставилась на принца, и тот улыбнулся, демонстрируя ровные белые зубы.

— Я пришёл за своим братом, милочка. Не подскажешь ли, где он? — вкрадчиво поинтересовался Артём, и шоколадные глаза блеснули льдом.

Кайсара стиснула зубы, чтобы не закричать. Она боялась сказать, что живьём замуровала брата правителя. Принц же насмешливо смотрел на Сабиру и ждал ответа. Душевные муки харшидки доставляли ему исключительное удовольствие.

"Он в прекрасном расположении духа! — возликовал Сахбан. — Нельзя упускать такую возможность!" Визирь проворно подполз к принцу и распластался у его ног:

— Я знаю, о, величайший! Позвольте мне отвести Вас к нему!

Артём издевательски взглянул на распростертое тело:

— Ты кто?

— Сахбан, главный визирь Харшида.

— Было приятно познакомиться, Сахбан, — вежливо произнёс принц Камии, и визирь забился в предсмертных конвульсиях.

Артём дождался окончания агонии, едва заметным движением пальцев испепелил тело и вновь посмотрел на кайсару. Доброжелательный взгляд парализовал бедную женщину, а лучезарная улыбка заставила трястись от страха. "Пусть он убьёт меня быстро!" — затравленно подумала она, и принц усмехнулся.

— Тебе рано думать о смерти, дорогуша. Мы ещё не закончили беседу. Теперь, когда помеха устранена, я жду ответа. Где Дима?

Кайсара открыла и закрыла рот. Артём с глумливым сочувствием качнул головой, подошёл к ней вплотную и ехидно заметил:

— Я, конечно, знаю, где мой брат, но хотелось бы услышать это от тебя, красотка.

— Он в подземелье, — еле слышно выдавила Сабира и нервно всхлипнула.

— Отлично! Первый шаг сделан. А теперь, объясни, дорогуша, как ты посмела замуровать моего брата?

— Он был рабом и ослушался моего приказа.

— Что ж, правильно. Ты следовала заветам моего великого отца и сделала рабом сильного. Похвально, — с удивительной мягкостью произнёс Артём и поднял кайсару с колен. — Но, видишь ли, лапушка, он, как-никак, мой брат. Мне полагается отомстить за его мучения.

— Я знаю, повелитель.

Артём отпустил трясущуюся от страха женщину, обошёл вокруг, придирчиво осматривая её стройную подтянутую фигуру, и вдруг спросил:

— Жить хочешь?

Робкая надежда затеплилась в душе кайсары, и, вскинув голову, она поспешно ответила:

— Да, господин.

— Тогда мы договоримся! — заявил принц Камии и с силой сжал её правую грудь: — Здесь будем договариваться или найдём более укромное местечко?

Сабира вскрикнула от боли, но тут же заставила себя улыбнуться. Возможность остаться в живых окрылила её. "Я вынесу всё, лишь бы искупить вину перед правителем!" — в фанатичном экстазе подумала она и с придыханием вымолвила:

— Мои покои к Вашим услугам, принц.

— Ты прелесть, Сабира.

Артём стиснул женщину в объятьях и болезненно властно впился в её губы. Кайсара рьяно ответила на поцелуй, стараясь не думать о сильных руках принца, сдирающих с неё одежду. Принц Камии сорвал с Сабиры халат и тонкую рубашку, выставив напоказ прелести будущей любовницы, одобрительно потрепал её по щеке, обвёл взглядом коленопреклонённых придворных и указал на работорговца:

— Знакомьтесь, господа, мой наместник в Харшиде — достопочтенный Джомхур!

— Слава принцу Камии! Слава его наместнику Джомхуру! — разом грянули харшидцы, но правитель чуть сдвинул брови, и крики мгновенно смолкли.

Волоча за руку полуголую кайсару, Артём подошёл к работорговцу и ласково промурлыкал:

— Осваивайся в новом доме, друг. И не скромничай, я люблю, когда вокруг всё красиво.

— Вы останетесь довольны, мой принц.

— Знаю, — кивнул Артём, обнял бледную, дрожащую кайсару и исчез.

В бездонной, гнетущей тишине звякнули цепи, но Дмитрий не почувствовал боли. Он давно уже не чувствовал собственного тела, но писк копошащихся в соломе крыс напоминал, что нужно подавать признаки жизни, чтобы отпугивать прожорливых серых зверьков. Маг старался не спать, зная, что если заснёт, крысы начнут терзать его плоть. Будь у пленника силы, он бы поэкспериментировал с доступной ему магией и попытался создать, например, водяной щит, или вовсе оборвать цепи и освободиться, но сил не было. Совсем. С того момента, как Сабира покинула камеру, а солдаты замуровали дверь, глаза мага оставались иссиня-чёрными. Он словно погрузился в состояние полутранса: с одной стороны, Дима понимал, что находится в застенках бэрийского дворца, но какая-то часть сознания находилась в Ёссе. Он видел, как принц Камии стряхнул рабское ярмо, как вместе с Кристером прошёл по коридорам замка, позволяя Смерти творить кровавый пир. Маг всей душой стремился в Крейд, чтобы защитить и поддержать брата, притушить снедавшее его сумасшествие, и сам не заметил, как в порыве отчаяния соединил их жизни воедино. Теперь он всё время был рядом с Артёмом, чувствовал его настроение и переживания, правда, облегчения это не принесло.

Закинув голову, маг с горькой усмешкой взглянул на распухшие, стёртые до кости запястья. "Скоро этот кошмар закончится и начнётся другой", — отстранённо подумал он и закрыл глаза. Дима слабел, зато восприятие его обострялось, и картины настоящего стали перемежаться с картинами будущего. Маг знал, что не умрёт, что брат придёт за ним и заберёт в Ёсский замок. Он знал многое из того, что будет дальше, и не мог понять одного — за что?..

Через два часа принц Камии вернулся в обеденный зал и удовлетворенно огляделся. Тела наёмника и торговца убрали, кровь замыли, а на столе появились кувшины со сладким харшидским ликёром, который он так любил. Придворные улыбались, словно никакого переворота не случилось, а Джомхур восседал в тени шырлона и со снисходительным благодушием внимал их льстивым речам.

Увидев правителя Камии, наместник вскочил и низко поклонился:

— Позвольте предложить Вам кубок вина, мой принц.

— С удовольствием, дружище, — хихикнул Артём и подтолкнул Сабиру к столу.

Кайсара лишилась привычных мужских одежд. Принц облачил её в длинное прозрачное платье, перехваченное под грудью тонким золотым шнурком, и женщина выглядела попросту голой. Придворные с немой радостью взирали на синяки и ссадины, сине-красным узором испещряющие тело бывшей правительницы, на непривычно длинные волосы, заплетённые в толстые косы, на медальон с головой волка, болтающийся между высокими буграми грудей. Великой госпожи больше не существовало — принц Камии сотворил наложницу и пометил её своим клеймом.

Сабира же не замечала бывших подданных. Взгляд её был намертво прикован к Артёму, а мысли заняты тем, чтобы не забывать вовремя переставлять ноги. Кайсара выжила, но, побывав в постели принца, больше не была уверена, что это счастье.

Артём толкнул рабыню на стул и сунул ей в руки бокал:

— Выпей, крошка, тебе нужны силы. Мы ведь ещё не закончили.

Сабира послушно глотнула вина и опустила голову, с трудом сдерживая рвущийся из горла крик. Ощутив её дикий иступлённый страх, маг довольно ухмыльнулся, принял от Джомхура кубок и провозгласил:

— За провинцию Харшид, вернувшую мне драгоценного родственника!

Кубки и чаши взмыли вверх, и нестройный хор пропел:

— Да здравствует повелитель Камии! Да продлятся дни его во веки веков!

— Спасибо, славные жители Бэриса, — промурлыкал Артём и отеческим тоном добавил: — Живите в ладу с моим наместником, и вы не навлечёте бедствий на Харшид.

Принц пригубил вино, поставил кубок на стол и обратился к Сабире:

— Пора, кошечка, навестить моего любезного братца.

Кайсара поставила кубок на стол и тяжело поднялась. Схватив её за руку, Артём улыбнулся Джомхуру и прогулочным шагом направился к дверям. Сабира чувствовала, как в предвкушении встречи принц дрожит от нетерпения, и не понимала, почему он не использует магию. Принц неторопливо шёл по залам и галереям, равнодушно смотрел на богатый интерьер, не замечая ни гвардейцев, салютующих ему алебардами, ни рабов и придворных, в едином порыве опускающихся ниц.

Они спустились на первый этаж, миновали чайный зал, галерею с портретами предков Сабиры и по крутой винтовой лестнице спустились в подземелья. Мертвенная тишина окружила мага и наложницу, словно жизнь неожиданно закончилась, и они вступили в царство вечного покоя. Слабо мерцали масляные светильники, молчаливые стражники тусклыми изваяниями застыли вдоль стен. Они бесшумно поднимали алебарды, приветствуя принца, и вновь замирали в сосредоточенной неподвижности.

Поворот, коридор, ещё поворот... Сабира устала и замёрзла. Атласные туфли на высоких тонких каблуках вязли в земляном полу, застревали в щелях между плитами, а прозрачное платье не защищала от могильного холода подземелья. Но Артём не обращал внимания на то, что рука наложницы стала ледяной. Он упрямо шагал вперёд, и в глазах его переливались яркие серебристые искры.

Наконец они добрались до двери, заложенной ровными рядами белого кирпича. Солдаты отсалютовали принцу и обеспокоено переглянулись: они знали, кто замурован в камере, и страшились гнева правителя.

— Уходите, — тихо сказал Артём, и стражники, сломя голову, бросились прочь.

Сабира тихо вздохнула: ей тоже хотелось убежать, но она больше не принадлежала себе и вынуждена была остаться на месте. Маг выпустил руку наложницы, положил ладонь на кирпичную кладку и прикрыл глаза. На его лице отразилась бесконечная мука, словно он собирался сложить голову на плахе, а не встретиться с братом. Но минуту спустя лицо принца разгладилось, губы искривила ядовитая улыбка. Он резко взмахнул рукой, впечатал кулак в стену, и во все стороны брызнуло каменное крошево. Сабира закрыла лицо руками и испуганно закричала: острые брызги рассекли кожу, изорвали тонкое платье, запорошили волосы. Артём проигнорировал вопли наложницы — сквозь неровный пролом он с любовью и ненавистью смотрел на друга.

— Привет. Как поживаешь?

Принц Камии шагнул в камеру, приблизился к узнику и остановился, ожидая ответа. Дмитрий с трудом поднял голову и посмотрел ему в глаза.

— Здравствуй, Тёма... Рад... что ты... очнулся, — с трудом шевеля потрескавшимися губами, прошептал он.

Артём пронаблюдал, как стремительно светлеют иссиня-чёрные глаза друга, и пренебрежительно похлопал его по щеке:

— Не унывай, братишка. Я заберу тебя.

Из груди Дмитрия вырвался хриплый смех, но принц щёлкнул пальцами, и смех оборвался. Цепи пропали, и измождённый узник камнем рухнул на земляной пол. Артём флегматично понаблюдал, как друг пытается подняться, а потом ногой перекатил его на спину и с деланным сочувствием осведомился:

— Тебе плохо, да? Ты не представляешь, как мне жаль.

— Мне тоже жаль тебя, Тёма, — выдавил Дмитрий и получил удар в живот.

— Не смей так разговаривать со мной! Я — принц Камии, а ты — никто! — взвизгнул временной маг, но, увидев, что друг потерял сознание, хмыкнул и повернулся к наложнице: — Мы отправляемся домой, пташка.

Стены камеры дрогнули, исчезли, и Сабира с удивлением огляделась: они оказались в огромном пустом зале, выложенном чёрно-белыми плитами. У стен были расставлены высокие скамейки с решётчатыми спинками, по углам раскинули ветви красные клёны в инкрустированных серебром кадках. Тяжёлые кованые люстры диковинными птицами замерли под потолком, а на небольшом возвышении, устланном ярко-синими коврами, словно тёмная скала возвышался рубиновый трон.

Принц Камии взбежал по ступеням, уселся в жёсткое кресло и закинул ногу на ногу. Сабира же, не получив никакого приказа, осталась стоять рядом с распластанным на полу Димой. "Сумасшествие какое-то", — растерянно подумала она и мысленно хлопнула себя по губам: после того, как сын Олефира несколько месяцев изображал шута, о безумии лучше было не заикаться, даже мысленно.

Артём уставился в потолок, поболтал ногой, о чём-то усердно размышляя, потом почесал затылок, перевёл глаза на друга и приказал:

— Очнись!

Сабира вздрогнула: повинуясь команде принца, Дмитрий открыл глаза и медленно сел.

— Как плохо ты выглядишь, братишка. Негоже монарху показываться на празднике в таком виде.

Временной маг взмахнул рукой, и на Диме появились чёрные брюки, белая шелковая рубашка и чёрный плащ с красным подбоем. Удовлетворённо кивнув, Артём склонил голову к плечу и непринуждённо заметил:

— Тебе всегда нравилась эта одежда, братец. Помнишь?

— Нет.

— А я помню. Встать!

Дмитрий сжал зубы и, превозмогая боль, поднялся на ноги. Артём напряжённо следил за его медленными движениями, а когда друг выпрямился, довольно кивнул, не сводя глаз с бусинок пота, блестевших на лбу.

— Я знаю, как быстро ты приходишь в себя, Дима, так что, лечить не буду, — ухмыльнулся он, перевёл взгляд на Сабиру и задумчиво протянул: — Ты тоже выглядишь не ахти, детка... Что бы такое с тобой сделать?

Затравлено всхлипнув, наложница рухнула на колени:

— Пощадите меня, повелитель!

— Успокойся, лапуля, — обворожительно улыбнулся принц. — Я не сделаю тебе ничего плохого. Более того, сейчас мы тебя приоденем и отправим на бал. Потанцуешь со мной, крошка?

— Да, господин, — обречено кивнула Сабира и залилась слезами.

Артём моментально оказался рядом.

— Прекрати рыдать! — прошипел он, нависнув над невольницей, и с размаха залепил ей пощёчину.

Наложница упала на бок и инстинктивно поползла в сторону, стремясь оказаться подальше от разгневанного хозяина. Артём же презрительно фыркнул:

— Ты добровольно согласилась ублажать меня, детка, так изволь держать слово. Или ты больше не хочешь жить?

Сабира похолодела: по глазам принца она видела, что достаточно сказать: "да" и мучения кончатся, но как же страшно было расставаться с жизнью. Она представила своё бездыханное тело, трупные пятна на ухоженной, нежной коже и едва не взвыла от ужаса. "Лучше в постели с принцем, чем в могиле!" — решила она и поспешно встала на колени:

— Простите, господин.

— Ты моя лапушка, — рассмеялся Артём и игриво дёрнул Сабиру за косу. — Правда, она у меня прелесть, братец?

— Конечно, Тёма.

Дмитрий с горечью посмотрел на коленопреклонённую женщину и отвернулся.

— Не стоит рыдать, братишка. Девочка получила то, что заслужила, и понимает это. Правда, Сабира?

— Да, господин.

— Вот видишь, Дима, она всем довольна.

Артём рывком поднял женщину на ноги и провёл рукой по её спине. Кайсара послушно изогнулась, подставляя тело ласкам принца, и изумлённо вскрикнула: прозрачное платье потемнело, став тёмно-синим. Оно обтянуло фигуру, как вторая кожа, а на оголившиеся руки и плечи легла серебристая газовая накидка. Длинные косы сложились в искусную причёску, шею и запястья украсили жемчуга и бриллианты, и лишь медальон с головой волка остался неизменен. Сабира выглядела ослепительно, правда, чувствовала себя по-прежнему усталой и разбитой — синяки и ссадины исчезли, но боль осталась при ней.

— Прелестно! — умилился принц, галантно подал наложнице руку и посмотрел на друга: — Не отставай, братишка.

Дима кивнул и, с трудом переставляя непослушные ноги, поплёлся следом за другом. Неприятности только начинались.

Бальный зал переливался тёмной радугой. На задрапированных чёрным шелком стенах искрились мириады крошечных звёзд, под потолком ярко светились люстры-луны, словно ясное ночное небо изогнулось над каменными плитами пола. На золотых цепях покачивались остроносые ладьи, в которых сидели и стояли музыканты. Тихая, ненавязчивая музыка обволакивала камийцев, мирно прогуливающихся по бальному залу. Пёстрые наряды, щедро отделанные золотом и драгоценными камнями, делали их похожими на ожившие новогодние ёлки. Придворные и гости заносчиво косились друг на друга, перекидывались ничего не значащими фразами и то и дело поглядывали на свиту правителя, молчаливой кучкой стоящую неподалёку от входа. На общем блистающем фоне наряды друзей принца выделялись, как скалы среди цветущего луга. Странно было видеть великого целителя, сменившего солнечный балахон на простые синие штаны и клетчатую рубашку. Да и меч за спиной господина Ричарда смотрелся неуместно на праздничном балу. А уж о боевой наложнице и говорить нечего: Маруся в сером замшевом костюме воина была единственной женщиной в зале. Только каруйский граф выглядел более-менее привычно, правда, его простой камзол цвета воронова крыла подходил скорее для рядового обеда, чем для чествования правителя Камии.

Когда Артём вошёл в зал, камийцы на секунду замерли, а потом разразились приветственными криками:

— Да здравствует повелитель Камии! Слава великому сыну Олефира!

Принц одарил вассалов снисходительным кивком, благодарно улыбнулся Кристеру и взмахнул рукой. Шёлковые стены колыхнулись, и по натёртому до блеска паркету, грациозно покачивая бёдрами, заскользили наложницы в лёгких, как сумеречная дымка нарядах. Камийцы зааплодировали, а потом стали хватать приглянувшихся девушек за руки, выбирая партнёрш для танцев и любовных утех.

Пока гости распределяли красоток, Валечка, Ричард и Маруся во все глаза смотрели на Дмитрия. Их друг, несмотря на богатые одежды, выглядел бледным и усталым. И, самое страшное, равнодушным. Он стоял позади Артёма и Сабиры и без всякого интереса смотрел на окружающее его великолепие. В какой-то момент Димин взгляд мазнул по лицам друзей и... проследовал дальше.

— Он совсем ничего не помнит, — с горечью прошептала Маруся, и Ричард ободряюще сжал её руку:

— Главное, он с нами.

— Не уверен, — буркнул Солнечный Друг. — Похоже, Тёмочка что-то затеял, и меня это беспокоит.

— Начнём, господа! — внезапно крикнул Артём, и под звёздными сводами грянула весёлая музыка.

Временной маг сгрёб Сабиру в охапку и закружил в стремительном залихватском танце. Измученная наложница задохнулась от ужаса. Зал закачался и завертелся, а разноцветные звёзды слились в сплошную радужную полосу. "Только бы не упасть!" — твердила себе Сабира, из последних сил повторяя за Артёмом замысловатые па.

К правителю присоединились остальные камийцы, и блестящая толпа заколыхалась, словно пульсирующая гора драгоценностей. И только пятеро остались неподвижными серыми скалами на краю пляшущего людского моря.

Бастиар поедал глазами брата принца: Дмитрий явно был родственником Олефира, причём очень близким, и это вселяло в его сердце надежду. "Интересно, почему другие не видят сходства?" — растерянно подумал он, пробежал глазами по залу и повернулся к новым друзьям, но те не обратили на него внимания. Их взгляды были прикованы к Диме. Валечку, Ричарда и Марусю отделяли от него всего несколько шагов, но они никак не решались сделать их, потому что не знали, как начать разговор с другом, забывшим прошлое.

— Почему Тёма не представил его? — тихо спросил Ричард. — Бросил у дверей как раба.

Маруся вздрогнула, а Валечка подался вперёд.

— Не смей! — Инмарец удержал его за руку. — Сначала нужно понять, что задумал Тёма.

— Он не вылечил его!

— Вижу, — процедил Ричард и настойчиво добавил: — И всё же не стоит с наскока влезать в разборку Смертей.

— Плевать!

Валентин выдернул руку и решительно направился к другу.

— Что он творит? — расстроено пробормотал инмарец, и Маруся, положив ладонь на плечо мужа, чуть сжала пальцы и шепнула:

— Лучше посмотри на Артёма.

Ричард обернулся: принц танцевал с Сабирой, но его горящие ненавистью глаза раз за разом возвращались к Дмитрию. "Что происходит, Тёма? Он же твой друг!" — в отчаяние подумал инмарец и вздрогнул, ощутив насмешливый взгляд шоколадных глаз.

Тем временем Валентин приблизился к другу и встал перед ним, засунув руки в карманы джинсов. Дмитрий отчуждённо взглянул на рыжеволосого мужчину, привалился к стене и устало смежил веки: поход по коридору отнял последние силы, и ему невыносимо хотелось есть и спать.

— Здравствуй, пропащая душа, — покачиваясь с пятки на мысок, произнёс Валечка и улыбнулся.

Дима приоткрыл глаза:

— Мы знакомы?

— И давно, — кивнул землянин и, покусывая губы, добавил: — Знаешь, Дима, мне не хочется думать, что ты всё забыл.

— Тем не менее это так.

— Брось. Соберись и вспомни. Ты не мог забыть Стасю, Лайфгарм и всё остальное.

Голубые глаза распахнулись, и в них засветилось любопытство:

— Кто ты?

— Солнечный Друг.

— Я слышал о тебе. Ты всемогущий целитель.

— Да бог с ним, с целительством, — раздражённо отмахнулся землянин. — Главное — я твой друг, Дима!

— Тогда скажи, кто я?

— Ты — король Годара, Смерть и лучший маг Лайфгарма.

Дмитрий сипло рассмеялся, но почти сразу смех перешёл в натужный кашель. Прикрыв рот ладонью, маг сгорбился и опустил голову.

— Я помогу! — воскликнул Солнечный Друг, положил руку ему на грудь, и в тот же миг рядом с ними оказался Артём.

Сверкая ледяными глазами, он оттолкнул Валентина и с нажимом произнёс:

— Дима не нуждается в лечении!

— Перестань дурить, Тёма. Он едва жив! Я должен помочь ему. Я — целитель!

— А я — принц Камии! И я буду решать, что хорошо для моего брата! — гаркнул временной маг, и Валя задохнулся от возмущения:

— Брата? С каких пор он стал твоим братом?

— Не твоё дело, Солнечный Дружок!

— Моё! Он — мой друг!

— Сожалею, но друга ты потерял. Димы уже нет! Считай, что он умер!

— И это говоришь ты? — взорвался землянин, и его гневный голос громовым раскатом пронёсся по бальному залу.

Музыка резко оборвалась, пары остановились, и воцарилась тишина. Гости и рабы в безмолвном недоумении уставились на дерзкого целителя, смеющего повышать голос на самого повелителя Камии.

— Ты окончательно свихнулся, если собираешься убить человека, который столько раз спасал твою жизнь! — кричал Валентин. — Дима вытащил тебя из Вилина! Он едва не умер, спасая тебя! Да, что там Вилин! Вспомни Керонский замок! Он прыгнул через голову, чтобы защитить тебя от...

— Я всё помню! — раздувая ноздри, яростно прошипел Артём. — Он всё делал нарочно! Он хотел, чтобы я убил Олефира! Он заставил меня убить любимого магистра! Он умрёт, и смерть его будет долгой и мучительной!

— Опомнись! Ты всё перепутал, Тёма! Олефир заманил нас в ловушку! Ты — его жертва! Он свёл тебя с ума и заставил убивать!

— Заткнись!!! — не своим голосом заорал временной маг, шагнул к землянину и... наткнулся на инмарскую сталь.

— Я не позволю тронуть Валю! — хладнокровно изрёк Ричард. — Сначала убей меня!

Артём отступил, развернулся к Дмитрию и свирепо сузил глаза.

— Это ты виноват! Ты поссорил меня с друзьями! — прорычал он и наотмашь ударил друга по лицу.

Дима мешком повалился на пол, а Артём крутанулся на каблуках и вперил взгляд в Ричарда и Валентина.

— Не смейте приближаться к нему! Это моя игрушка! — Он потряс в воздухе кулаком и вперил грозный взгляд в Бастиара: — А ты что отлыниваешь от веселья? Бери наложницу и танцуй! Нечего стены подпирать!

— Как будет угодно Вашему высочеству, — поклонился граф, ободряюще улыбнулся бледной как привидение Марусе и поманил к себе ближайшую наложницу.

Легкокрылым мотыльком девушка метнулась к Бастиару и с готовностью скользнула в его объятья. Граф стиснул тонкую талию, заглушив болезненный стон грубым поцелуем, а потом вопросительно взглянул на принца.

— Продолжай в том же духе, — удовлетворённо кивнул Артём и, как ни в чём ни бывало, направился к Сабире.

— Увидимся позже, господа, — угрюмо бросил Бастиар, коротко поклонился и вместе с наложницей влился в разноцветную толпу.

Музыка зазвучала вновь, пары заскользили по паркету. Кружась по залу, камийцы старательно отводили взгляды от целителя и камийской мечты, с растерянным видом застывших над неподвижным братом принца.

— Тёма окончательно спятил, — с горечью прошептал инмарец.

— Мы не можем помочь ни ему, ни Диме, — скорбно откликнулся Солнечный Друг.

— Хорошо, что Стася этого не видит, да и Вереника тоже. — Маруся подошла к мужу и взяла его за руку. — Нужно рассказать Диме о его прошлом. Нам до Артёма не достучаться, а вот он... Он сможет!

Валентин устало потёр лоб и скривился:

— Легко сказать — трудно сделать. Боюсь, Тёма не допустит душевных бесед со своим "братом".

— Мы должны попытаться! Если Дима вспомнит, кем был — всё встанет на свои места!

— А магия?

— Тёма будет слушаться его и без магии!

— А вот в этом я совсем не уверен, — буркнул Ричард и покосился на Артёма: — Вон как на нас зыркает!

Маруся и Валечка повернули головы, и принц Камии лучезарно улыбнулся им. "Последний раз говорю: оставьте мою игрушку в покое. Марш танцевать!"

"У меня коленка болит, — отозвался Валентин и язвительно добавил: — А у Маши с Ричардом — ноги!"

"Ах, так?!"

Музыка оборвалась, и принц вновь оказался рядом с друзьями:

— Как вы меня достали! Ноете, как дети малые! Всё веселье испортили! — Он склонился над Димой и потрепал его по волосам: — Вставай, братишка, обедать идём.

Дмитрий открыл глаза, но не сделал попытки подняться.

— Живей!

— Мне некуда спешить, — бесцветным голосом произнёс маг, и Артём ехидно хмыкнул:

— Это точно, братец.

— В гости к смерти не бывает опозданий, — пробормотал Валечка и отвернулся.

Артём нетерпеливо пнул Диму ногой в лицо, и тот кое-как поднялся. Голова кружилась, тело ломило, а из носа текла кровь. Дмитрий не стал вытирать её. Он вновь привалился к стене, выравнивая дыхание и отстраненно наблюдая, как тёмные капли бьются о каменный пол.

— Пошли, братец! — скомандовал принц и поманил к себе Сабиру.

Наложница насколько могла быстро приблизилась к хозяину. Артём сжал её руку и посмотрел на Марусю: "Забудь о нём, деточка. Впрочем, можешь не забывать: если Диме понадобится женщина, я дам тебе знать!"

"Перестань издеваться над ним!"

"Заткнись, дорогая, или будешь мучиться так же, как он!"

"Плевать!"

"Ой ли?" — усмехнулся Артём и потащил Сабиру к дверям.

Придворные вереницей потянулись за повелителем, а Валечка с подозрением посмотрел на Марусю. Он почувствовал, что Артём разговаривал с ней, но слов не услышал. "Что за тайны? Не нравится мне всё это..." — Валентин скрипнул зубами и перевёл взгляд на Диму, который сосредоточенно смотрел в пол. Наконец маг глубоко вздохнул, сделал шаг и со стоном повалился на пол. Ричард и Валечка метнулись к нему, но Дмитрий остановил их.

— Я сам, — сквозь зубы процедил он, встал и опять привалился к стене.

— Не отмахивайся от нашей помощи, побратим! — с болью в голосе прорычал Ричард. — Тёма безумен, в его в голове всё смешалось, он не сознаёт, что творит!

— Я должен идти сам, — упрямо прошептал Дмитрий, сделал шаг, но не удержался на ногах и сполз на пол.

"К чёрту всё!" — подумала Маруся, подбежала к магу и, обняв за талию, помогла подняться.

— Спасибо, мадам, но дальше я сам.

— Видели мы это сам! — сердито воскликнула женщина и повернулась к мужу: — Так и будешь смотреть?!

— Мы сделаем только хуже, Маша.

— Верно, господин, — с хрипотцой усмехнулся Дмитрий и попытался оттолкнуть женщину, но та лишь сильнее прижалась к нему.

Маг устало вздохнул и посмотрел в печальные серые глаза:

— Не вмешивайтесь, мадам. Зачем злить принца?

— Мадам, — раздражённо передразнила его Маруся. — Мне наплевать, что думает Артём! Мне нечего терять!

Маша обняла Диму крепче и, не обращая внимания на его слабые протесты, повела в коридор. Валечка задумчиво посмотрел им вслед, а Ричард чертыхнулся и бросился помогать жене...

Дорога до обеденного зала заняла полчаса. Дмитрий едва волочил ноги, прерывисто дышал, а временами заходился в приступе кашля, и камийская мечта останавливались, давая ему передохнуть. Валечка раз за разом предлагал другу вылечить его, но тот отрицательно мотал головой и твердил: "Только попробуй! Потом близко не подпущу!" И целитель обиженно поджимал губы: он не понимал Диминого ослиного упрямства.

Увидев друзей, Артём нахмурился, отодвинул от себя тарелку, и в ожидании взрыва придворные вжали головы в плечи. Но принц не произнёс ни слова. Ледяными глазами он проследил за тем, как камийская мечта чуть ли не на руках протащила Диму через зал, заботливо усадила за стол и устроилась рядом.

В абсолютной тишине Маруся наполнила бокал вином и сунула его в руку Дмитрия:

— Выпей, это придаст тебе сил.

Шоколадные глаза затопило ледяное серебро, руки сжались в кулаки, а лицо скривилось в болезной гримасе. Казалось, принц сейчас вскочит на ноги, закричит, или, хуже того, начнёт метать молнии, но он продолжал сидеть и смотреть на брата. Дима сжал хрустальную ножку бокала, улыбнулся Марусе и залпом выпил вино. Терпкая влага бальзамом потекла по пересохшему горлу. В голове приятно зашумело, мышцы расслабились, и, выронив бокал, маг повалился на стол.

— Его нужно уложить в постель, — громко сказала Маруся.

— Обойдётся! — зло фыркнул принц, вскочил и в бешенстве заорал: — Все вон!

Ужас сорвал камийцев с мест. Роняя стулья и толкая друг друга, они ринулись прочь из зала. Аристократы, гвардейцы и рабы воющей кучей сбились в дверях. Они пинались и толкались, насмерть затаптывали упавших, и рвались в коридор, чтобы оказаться подальше от гнева правителя. А тот, словно не замечая царящего у дверей хаоса, медленно поднялся, обошёл стол и стал угрожающе наступать на друзей.

— Что вы себе позволяете?! — брызжа слюной, проревел он. — Вы позорите принца Камии! Вы понимаете, что за помощь ему я должен убить вас?

— Так убей, — спокойно сказала Маруся. — И не тяни. Мне противно смотреть на тебя, Тёма!

— Значит, так вы заговорили? Вы — ничтожества, но я не убью вас. Я держу слово! За вашу дерзость ответит он!

Артём ткнул пальцем в спящего Диму.

— Хватит, Тёма, ты заигрался! — испуганно вскрикнул Валечка, но принц лишь язвительно фыркнул и пропал, прихватив с собой брата.

Ричард, Маруся и Валентин в ужасе смотрели на то место, где только что стоял Артём.

— Он... — начал было инмарец и отшатнулся: к его ногам упало окровавленное тело Дмитрия.

От плаща и рубашки остались лишь клочья. Спину и руки покрывали вздувшиеся рваные полосы, а босые ноги с чёрно-синими, распухшими ступнями вызвали тошноту даже у видавшего виды целителя.

— Я доходчиво объяснил? — спросил Артём, задыхаясь.

Он смотрел на друзей красными измученными глазами и, точно пьяный, шатался из стороны в сторону. Маруся всхлипнула, опустилась на колени и дрожащей рукой провела по изуродованному лицу возлюбленного:

— Почему?

— Тебе не понять, детка, — криво улыбнулся принц Камии и тяжело опустился на стул.

Валентин с трудом отвел взгляд от истерзанного друга, потёр виски и удручённо вздохнул:

— Ты допрыгаешься, Тёма. Дима очнётся и убьёт тебя.

— Я не предоставлю ему такой возможности, — прошептал Артём и, запинаясь, добавил: — Запомните... эти двенадцать часов он выдержал, но я... временной маг... и могу сделать его мучения бесконечными...

Ричард и Валентин растерянно переглянулись: принц выглядел так, словно издевался не над Димой, а над самим собой.

— Ты достойный ученик Олефира, Тёма, — скорбно произнёс инмарец. — Великий магистр гордился бы тобой.

— Убирайтесь! — с яростью прошипел Артём и махнул рукой, словно отгоняя назойливых мух.

Валечка, Ричард и Маруся исчезли, а временной маг тоскливо всхлипнул и сполз на пол. Ему смертельно хотелось спать.

— Дима... помоги...

Насилу перебирая руками и ногами, Артём подполз к другу, уткнулся в его окровавленное плечо и потерял сознание.

Солнечный Друг с кислым видом оглядел охотничью гостиную. Витражные окна со сценами травли почти не пропускали света, и в комнате горели шарообразные магические светильники. В их желтовато-синем свете угрожающе мерцали отполированные клыки и стеклянные глаза оленей, волков, кабанов и прочих лесных обитателей, чьи головы навсегда превратились в украшения.

— Замечательная аллегория.

— О чём ты? — сердито спросил инмарец, исподлобья разглядывая мечи и кинжалы, луки и арбалеты, развешанные на стене.

Маруся подошла к огромному бурому медведю, вздыбившемуся на задние лапы, и бережно погладила его по мохнатому животу:

— Думаю, Валя имел в виду то, что Артём считает Диму своим трофеем. И нас заодно.

— Объяснение и предупреждение, — кивнул Валентин, шагнул к стене и снял с крючка тонкий изящный кинжал. — Красивая штучка.

Землянин сотворил ножны и пристроил их на поясе джинсов. Ричард с недоумением следил за его другом.

— Зачем тебе оружие? Против Тёминой магии он бесполезен.

— Мой ответ Чемберлену! — заявил Валентин и насмешливо пояснил: — Это ответная аллегория, Ричи — без боя мы не сдадимся!

— Ты с ума сошёл? Драться с Тёмой?

— Только в крайнем случае.

— И всё равно...

— Валя прав, Ричи, — вмешалась Маруся. — Мы не можем просто стоять и смотреть, как Артём убивает Диму!

Инмарец скрипнул зубами, но возражать против самоубийственного заявления жены не стал. Душа Ричарда разрывалась от боли: он любил и Диму, и Тёму, и воевать с ними не желал. Однако, вспомнив, в каком ужасном состоянии временной маг приволок побратима, помимо воли сжал кулаки:

— Значит, война.

— Полегче на поворотах, Ричи, — проворчал Валентин. — Тёма может понять твои слова буквально. А лично я умирать пока не собираюсь.

Землянин прикрыл глаза, осторожно заглянул в обеденный зал и покачал головой:

— Они спят, так что, оставим войну до утра. Глядишь, у Тёмы просветление случится. Как говорят на Земле: утро вечера мудренее. Предлагаю воспользоваться народным советом.

Ричард угрюмо кивнул, обнял жену за плечи, и они направились к дверям.

"Мы обязательно должны поговорить, Маруся", — прошелестел в голове девушки мягкий голос землянина.

"О чём?"

"О тебе и Артёме".

"Здесь нечего обсуждать, Валя".

Двери охотничьего зала захлопнулись, и Валентин озабоченно потёр нос: "Всё страньше и страньше... Нужно во что бы то ни стало выяснить, что их связывает. Ненавижу быть в неведенье!" Валечка зевнул и переместился в свои покои.

Глава 7.

Друзья.

Белое камийское солнце выползло из-за горизонта и атаковало Ёсс. Яркие, бойкие "воины" смело ворвались в окна замка, пробудили камийцев и возвестили о начале нового дня. Добрались они и до обеденного зала. Скользнули по светло-серому полу, осветили лица магов и требовательно заплясали на них, призывая проснуться.

Усилия солнечных диверсантов окупились наполовину: Дмитрий не шелохнулся, а вот Артём, почувствовав тёплое прикосновение, открыл глаза. Тело по-прежнему ныло, но по сравнению со вчерашней болью это были пустяки. Едва заметно шевельнув пальцами, временной маг задвинул плотные шторы и, когда в зале воцарился серый умиротворяющий полумрак, посмотрел на друга:

— Просыпайся, поговорим!

Слова, подкреплённые магией, подействовали мгновенно. Дима очнулся и закашлялся, сплёвывая кровь. Затем медленно перетёк в сидячее положение, сложил руки на коленях и замер. Шевелиться не хотелось, ибо каждое движение отзывалось чудовищной болью.

— Тебе не надоело, Тёма?

— Мы только начали, — преувеличено весело ответил принц, вскочил и направился к столу.

Плюхнулся на стул, навалил в тарелку холодного жаркого, взял вилку и стал есть, искоса поглядывая на друга. Дима насмешливо качнул головой:

— Спасибо, я не голоден. Лучше скажи: то, что ты делал со мной вчера... Именно так над тобой издевался Олефир?

Артём закашлялся, выплюнул кусок мяса и зашипел, как крыса, которой придавили хвост:

— Заткнись! Не тебе судить великого магистра!

— Почему? Если ты — мой брат, значит, я тоже сын Олефира и прошёл его школу вместе с тобой.

— Ты мне не брат! У принца Камии не может быть такого убогого родственника!

Сжав в кулаке вилку, Артём с ненавистью и угрозой смотрел на друга, но Дима не думал отступать. Вчера он кое-что услышал от рыжеволосого целителя и хотел получить подтверждение его словам.

— Тогда кто я, Тёма?

— Моя игрушка!

— Это сейчас, — оскалился Дмитрий, скрывая за ехидной ухмылкой болезненную гримасу, — а раньше? Король Годара и лучший маг Лайфгарма, не так ли?

Артём сверлил друга глазами, не в силах сказать ни да, ни нет, и Дима нервно рассмеялся:

— Неужели я был сильнее принца Камии? Ты мстишь мне за это, Тёма?

— Из-за тебя я убил великого Олефира!

— Значит, не такой уж он был великий, раз его смог убить обычный принц Камии.

— Играешь в героя? — Артём с рыком вогнал вилку в столешницу. — Посмотрим, что останется от твоего героизма, когда я приволоку в Ёсс Хранительницу!

— А кто это?

— Твоя возлюбленная сестра. Ты постоянно твердил, что она всё для тебя! Меня тошнит от этой фразы!

Артём сплюнул, а Дмитрий нахмурился: появление новой родственницы было бы сейчас неуместно. Чуть сжав пальцы, он всмотрелся в исполненное безумием лицо брата и тихо спросил:

— А ты не боишься, что, если я действительно вспомню, кто я, тебе не поздоровиться?

— Убьёшь друга, вытащившего тебя из застенков Бэриса?!

— Не знаю, Тёма. Не очень-то ты торопился меня спасать.

— Сутки — ничто! Ты бросил меня в Ёссе на четыре месяца! Ты позволил Кристеру измываться надо мной! Ты...

— Я выторговал у графа четыре месяца жизни для тебя, дав возможность проснуться.

— Врёшь! Ты, как всегда, бросил меня! — Артём стукнул кулаками по столу с такой силой, что тарелки и кувшины, жалобно звякнув, подпрыгнули: — Почему ты не сказал мне, что я принц Камии?!

— Ты должен был понять это сам.

— Сам?! — взревел Артём и в бессильной ярости откинулся на спинку стула. — Конечно, ты у нас самый умный и привык диктовать всем, как нужно поступать!.. Но на деле, ты никогда не думал ни о ком, кроме себя! Ты называл себя моим другом, но не сделал для меня элементарного! — Временной маг подался вперёд и с горечью спросил: — Почему какой-то купчишка не побоялся рассказать мне правду о великом Олефире и принце Камии, а ты спасовал?! Ты, негласный правитель Лайфгарма, на деле оказался трусом!

— Так вот, о ком говорилось в видении, — пробормотал Дмитрий и улыбнулся: — Умница Джомхур! Он хорошо постарался, стремясь спасти свою шкуру. Не злись, Тёма, для тебя это был единственный шанс остаться в живых. Рассказы Джомхура помогли тебе выпустить ту силу, что клокотала у тебя внутри.

— Да! Я стал Смертью и отомстил своим обидчикам! Но это не умоляет твоей вины! Ты не имел права оставлять меня в плену! Ты, а не Джомхур, должен был спасти меня!

— У меня было видение, Тёма. Все варианты будущего несли тебе смерть. Все, кроме одного! Я вынужден был уехать, чтобы спасти тебе жизнь. Ты должен понимать это, ибо теперь, когда память и магия вернулись, ты знаешь о видениях больше меня.

— Если бы ты рассказал, что надо делать, я бы ещё тогда вырезал ползамка и стал самим собой!

— Мне очень жаль, что тебе пришлось пройти через это...

— Не выпендривайся! Ты тоже Смерть! На твоём счету масса загубленных жизней, а своим друзьям ты приносишь одни несчастья. Я был светлым и чистым, пока не познакомился с тобой! — Принц картинно всхлипнул, посмотрел вверх, и на Диму посыпался дождь из конфет в блестящих обёртках. — Это ты сделал меня Смертью. Ты, а не великий магистр! Он спас меня и научил всему, что я знаю.

Дмитрий молчал: он не помнил, как было на самом деле, и не знал, правду ли говорит его сумасшедший друг.

— Ты хорошо устроился, — истерично продолжил принц, и на глазах его заблестели слёзы. — Потерять память — это здорово! Ты не представляешь, как я мечтал об этом, Волком носясь по Белолесью в надежде убежать от воспоминаний. Но, в отличие от тебя, я милосерден, Дима. Ты никогда не узнаешь правды! Я буду играть с тобой, а потом ты умрёшь, как и мой любимый магистр! — Артём вытянул руку, и на раскрытой ладони запрыгали крохотные мышки, кошки, пташки. — Придёт время, и я спрошу, какое из моих творений нравится тебе больше. Ты не ответишь и все они станут твоими палачами!

— Я готов вспомнить прошлое, Тёма. Помоги мне! Верни мне память!

Артём не ответил, совершенно неожиданно осознав, что последняя реплика Дмитрия прозвучала как приказ, и, самое ужасное, он готов был выполнить этот приказ, что означало проиграть, подчиниться. Но принц Камии не проигрывал, да и подчинялся только любимому магистру. "Нет!!! — мысленно взвыл он и вцепился в столешницу, словно выживший после кораблекрушения матрос в спасательный плот. — Я не покорюсь! Я убью тебя и умру вместе с тобой, Дима!" И прежде чем нанести смертельный удар, Артём решил связать свою жизнь с жизнью друга, но оказалось, что связь между ними уже существует. Маг отрешенно смотрел на причудливо сплетённое заклинание, не замечая, что по щекам текут слёзы, а его горячечный разум лихорадочно перебирал события прошедших суток. В памяти всплыли иссиня-чёрные, провидческие глаза друга, странный неуместный смех, искреннее, но опять-таки неуместное сожаление и покорность, так не вязавшаяся с его внутренней сутью. Артём судорожно выдохнул, продолжая разглядывать соединившее их заклятие, и чем дольше смотрел, тем мрачнее становился, всё больше убеждаясь в том, что друг такой же сумасшедший, как и он сам. Заклинание, созданное Димой, намертво связало их жизни, но, вопреки всем законам магии, его действие не было равнозначным. Например (это Артём заметил в первую очередь), боль и раны между ними делились не пополам: три четверти забирал Дмитрий. "Ты опять всё решил за меня. Но я больше не позволю тебе распоряжаться моей жизнью!" — зло подумал принц Камии, попытался разорвать связь и не смог.

— Сволочь... — процедил он сквозь зубы и облегчённо вздохнул: неустанно разглагольствуя о скорой смерти друга, в глубине души он не желал видеть его мёртвым. "Но магистр всё же должен быть отомщен! — Артём потёр лоб, взглянул в лицо Диме и пришёл в бешенство — ясные голубые глаза были спокойны и безмятежны, как летнее небо. — Думаешь, твоя связь панацея? Не обольщайся! Ты попался в собственную ловушку!"

Дмитрий зябко поёжился, почувствовав, как сгущается воздух, опустил голову, чтобы не смотреть на исказившееся яростью Тёмино лицо, и взгляд наткнулся на серебряные прутья, вырастающие из каменного пола.

— Встань!

Едва сдерживая стон, Дима поднялся на искалеченные ноги, и в тот же миг прутья с громким щелчком сомкнулись над его головой. Артём с мстительным удовлетворением оглядел заключённого в клетку друга.

— Советую стоять прямо, иначе тебе будет очень больно, — бросил он, переместился в свою спальню и рухнул на кровать.

Принц Камии испытывал лишь четверть от их общих мук, но не хотел терпеть и этого. Издав глухой стон, он с тоской взглянул на брата и, стремясь поскорее избавиться от мучений, погрузил себя в магический сон.

Снедаемый болью, голодом и страхом за почти невменяемого друга, Дмитрий неподвижно стоял в тесной клетке, скользил равнодушным взглядам по накрытым столам и думал о том, что самой страшной пыткой стали для него не изыскано-жестокие развлечения принца Камии, а запах безумия, который окутывал Артёма и которым он был вынужден дышать постоянно. Дима на миг прикрыл глаза и задержал дыхание, силясь отрешиться от тяжелого, удушливого аромата, также как отрешался от боли, и в который раз потерпел неудачу. Мысленно застонав от бессилия, маг облизнул сухие губы и начал скрупулёзно анализировать события прошедшего дня. "Или дней? — Дмитрий машинально погладил палец, на котором когда-то носил перстень. Он выстраивал в ряд события, но никак не мог определить сколько прошло времени. — Впрочем, не важно! Теперь я уверен, что в прошлом был магом и та сила, что клокочет во мне, и есть магия. Но она требует крови, а я не хочу убивать! Я должен найти другой способ проснуться и помочь Тёме..."

Солнце поднялось вровень с окном, когда высокая золочёная дверь приоткрылась, и в зал проскользнула затянутая в серую замшу фигура. Дмитрий с недоумением посмотрел на красивую русоволосую женщину с мечом за спиной и осуждающе покачал головой:

— Идти против воли принца Камии крайне неразумно, мадам.

— Согласна, но я не могу иначе.

Женщина подошла к клетке, остановилась, нерешительно переминаясь с ноги на ногу, и вдруг посмотрела на мага твёрдо и решительно:

— Я не брошу тебя, Дима!

— Кто ты? — тихо спросил Дмитрий, чувствуя, что ответ для него очень важен.

— Маруся.

— Маруся, — повторил маг, отчаянно пытаясь вспомнить, где и когда видел её.

В сознании чередой проплывали полузнакомые лица, но всех их затмевал беснующийся Артём. Сделав неимоверное усилие, Дмитрий отогнал кошмарные картины и натянуто улыбнулся:

— Вы заблуждаетесь, мадам, мне не нужна помощь.

— Всё сам, да? — горько усмехнулась Маруся и вздохнула: — Не хорохорься, Дима. Артём болен. В его голове всё смешалось и никто не знает, чего от него ждать. Ты наша последняя надежда! Верни магию и вправь безумному принцу мозги! Только ты способен на это! Только тебя он будет слушать!

Дмитрий отвёл взгляд от раскрасневшегося лица женщины и уставился на свои распухшие, изуродованные ноги:

— Всё не так просто, мадам. Вы не представляете...

— Мне и представлять не нужно! — в сердцах воскликнула Маруся, просунула руку сквозь прутья магической клетки и, кривясь от боли, коснулась плеча возлюбленного. — Позволь мне помочь, Дима. Я плохо владею даром, но могу попытаться залечить твои раны.

— И что потом? — заворожено глядя на полупрозрачную руку женщины, тихо спросил маг.

— Ты возьмёшь мой меч!

— Предлагаешь сразиться с Артёмом?

— Нет. — Маша покачала головой, сжала кулаки и в отчаянии заявила: — Я разрушу клетку, и ты будешь убивать камийцев до тех пор, пока не проснёшься Смертью!

— Зачем?

— Когда в твоих глазах загорится холодный белый свет, ты вернёшь себе память и сможешь со всем разобраться.

Дмитрий вздрогнул и на мгновение зажмурился. "А, может, стоит рискнуть и выпустить магию смерти? Вдруг мне удастся обуздать её?" — подумал он и почувствовал, как холодные волны магии вздыбились и неистово забились о невидимую стену, словно его мысль ослабила непроницаемый барьер.

"Не выпускай её, мальчик, погибнешь. Все погибнут" — прозвучал в голове умоляющий шёпот.

"Почему?" — крикнул Дима, но таинственный голос не ответил, оставив мага в полной растерянности. Внезапно по пальцам женщины пробежала тёплая волна, и маг ощутил, что тонкий, неровный поток энергии устремился в его тело. Кожа покрылась мурашками, раны, синяки и ссадины запульсировали.

— Стоп!

От неожиданности Маша отшатнулась. Пальцы соскользнули с Диминого плеча, и живительный поток прервался. Боль накатила с новой силой, а раны заныли так, что с губ сорвался тихий стон. Чертыхнувшись, Маруся вновь потянулась к возлюбленному, но жёсткий взгляд голубых глаз пригвоздил её к месту.

— Не прикасайся ко мне!

— Но Дима...

— Я не буду убивать! — рявкнул маг и мысленно скривился: "И что я на неё бросаюсь? Она-то в наших бедах не виновата!.. Впрочем, если грубость заставит её держаться от меня подальше — целее будет!"

Маруся озадаченно потёрла переносицу. Она была уверена, что Дима ухватится за возможность обрести магию и помочь Артёму, и категоричный отказ поставил её в тупик. Взъерошив волосы, женщина посмотрела на возлюбленного и настойчиво произнесла:

— Ты нужен нам, Дима! Только ты сможешь вразумить Артёма и вернуть нас в Лайфгарм! — Маг молчал и, сделав малюсенький шаг вперёд, Маруся продолжила: — Я понимаю, что Артём для тебя важнее всех, но оставаясь его игрушкой, ты ничем ему не поможешь! Ты должен проснуться Смертью!

Дмитрий криво улыбнулся и покачал головой:

— Почему я должен Вам верить, мадам?

— Мы друзья, Дима.

— Даже если и так, в моём случае уместнее употребить слово "были". Я не помню прошлого, так что все друзья для меня потеряны. Вместе с памятью.

Маруся побледнела. Стиснув кулаки, она подалась вперёд и воскликнула:

— Не говори так! Ричи твой побратим, а Валя столько раз помогал тебе в Лайфгарме! Ты не можешь откреститься от них, Дима! Они рискуют жизнями, оставаясь в Ёссе, а тебе на это плевать?

— Именно, мадам.

— Не верю, — замотала головой Маруся.

— Ваше право.

Дмитрий дёрнул плечом и осторожно переступил с ноги на ногу: тело затекло, но размять мышцы в тесной клетке не было возможности. Маг чуть приподнялся на мысках, покрутил головой и вновь посмотрел на женщину. Он надеялся, что Маруся обидится и уйдёт, однако она не трогалась с мест, а хмурый взгляд серых глаз настойчиво сверлил Диму, точно отыскивая брешь, сквозь которую можно пробраться в его душу. "Интересно, а мысли она читать умеет? — запоздало подумал маг и с подозрением покосился на женщину. — Вряд ли, иначе задавала бы совсем другие вопросы". Дмитрий ещё раз переступил с ноги на ногу и усмехнулся:

— Похоже, нам больше нечего сказать друг другу, мадам.

Серые глаза полыхнули гневом.

— Ошибаешься! — резко произнесла Маруся и, точно кинжал, наставила на мага палец: — Тебе не удастся прогнать меня, Дима! Я слишком долго ждала встречи с тобой! Несколько месяцев я сходила с ума, не зная, что с тобой происходит! Я требую, чтобы ты взял меч и проснулся Смертью, потому что нам необходимо кое-что прояснить! А сделать это сейчас — невозможно!

— И для этого я должен убивать камийцев?

— Да! Потому что я хочу знать: почему ты так поступил со мной?! Ты перекроил мою судьбу, Дима! Почему ты заставил меня забыть?!

— Забыть что?

Маруся вздрогнула и сжала пальцами виски:

— Не важно. Сейчас ты тоже не помнишь.

Она расстроено взглянула на мага, отвернулась и направилась к двери. Дмитрий смотрел ей вслед.

— Подожди!

Женщина остановилась, но оборачиваться не спешила. Дима с ненавистью взглянул на серебряные прутья и крикнул:

— Можно задать тебе вопрос?

— Попробуй.

— Мы были любовниками?

— Какая разница? Ты сам сказал: прошлое тебя не волнует.

— И всё же?

Маруся долго молчала, перебирая пальцами воротник замшевой куртки. Наконец она повернулась к магу и посмотрела на него большими серыми глазами, ставшими вдруг блестящими и тёмными, как грозовое небо:

— Смерть сделал меня своей любовницей и подарил несколько дней счастья, а потом, со свойственной ему безжалостностью, стёр память и выкинул из своей жизни.

— Прости.

Дима отвёл взгляд.

— Не извиняйся. Это сделал он, а не ты.

Маруся развернулась и вышла из зала. Дмитрий кисло взглянул на золочёные двери, машинально потёр безымянный палец и уставился под ноги: ему самому хотелось знать, почему он так поступил. Красивая и решительная женщина понравилась магу. Он с лёгкостью мог назвать десяток причин, подвигнувших затащить её в постель, но ни одной — бросить.

Дима представил, как подходит к ней, отводит назад русые пряди и нежно целует упрямые тёплые губы... "Какая к чёрту любовь! — осадил себя маг. — Других забот мало?" Унылым взглядом он обвёл обеденный зал, столы с остатками вечерней трапезы и опустил голову. И почти сразу перед мысленным взором предстала стройная гибкая фигура, затянутая в серую кожу. Маг тряхнул головой, отгоняя видение, но Маруся не исчезла. На краткий миг её окутала синеватая дымка, и женщина предстала пред Димой иной: длинные волосы стали короче, мужской костюм сменился тонкими полупрозрачными шальварами и короткой, расшитой серебром кофточкой. Сильные изящные пальцы, привыкшие к рукояти меча, сжали стебель прекрасной оранжево-красной орхидеи. Дима во все глаза смотрел на Марусю и не мог понять, почему отказался от неё. "Наверное, я сошёл с ума, — ошеломлённо подумал он, и видение исчезло. Мысль о сумасшествии мгновенно вернула мага с небес на землю. — Артём! Ничто не важно, пока мой брат болен!"

Близился вечер. Бледно-голубое небо приобрело сероватый оттенок, в зал пробрался лёгкий свежий ветерок и заскользил над полом, остужая нагретые за день плиты. Дима почувствовал облегчение, когда прохладный ветер коснулся затёкших, изувеченных ног, и широко зевнул — спать хотелось неимоверно. Маг переступил с ноги на ногу, сжал и разжал кулаки, чуть повёл плечами и огляделся. Сумрак шёл в наступление. Неисчислимые щупальца мрака расползались по залу, погружая его в темноту, однако полной победы не одержали — на стенах замерцали и разгорелись хрустальные магические светильники. Их сияние, сначала робкое, потом всё более уверенное, изгнало сумрак, и в зале стало светло, как днём.

В коридоре послышался шум, золочёные двери распахнулись, и добрая сотня рабов устремилась к столам. В мановение ока посуда с остатками вчерашнего пиршества была убрана, на столешницы легли чистые белоснежные скатерти, и лёгкий ночной ветерок запутался в длинной густой бахроме.

Рабы расставили приборы, бокалы и корзинки с цветами, выровняли стулья и уступили дорогу поварятам. На столах появились кувшины, салатницы и соусницы, плетёные блюда с горячими караваями, пирогами и кулебяками; вазочки с паштетами, тарелки с сырами, масляными замками и ветчинными караванами; серебряные подносы с натюрмортами из ягод, речных раковин и цветов. Поварята носились как угорелые, но всё же нет-нет да и посматривали на брата принца Камии, неподвижно стоящего за серебряными прутьями клетки. Грязная порванная одежда, запёкшаяся кровь в волосах, разбитое лицо и застывшие мутные глаза. И, содрогаясь от ужаса, поварята начинали работать с удвоенной скоростью, желая побыстрее закончить сервировку и оказаться на кухне, подальше от опального брата принца Камии.

А зал тем временем наполнялся восхитительными ароматами. Они издевательски ласкали ноздри, и Дима, судорожно сглотнув, попытался вспомнить, когда ел последний раз. Однако в сознании тотчас возникло перекошенное от злобы лицо Артёма, и маг предпочёл отринуть любые мысли. Он тупо смотрел на ломящиеся от яств столы, а когда в зал начали вплывать разодетые в шелка и бархат придворные, с отрешённым равнодушием стал наблюдать за ними. Лишь однажды в его взгляде мелькнуло тень интереса — в дверях возникла Маруся. Но интерес сейчас же угас: женщина опиралась на руку высокого широкоплечего мужчины в чёрном кожаном костюме. "Он ей под стать, — ревниво подумал Дмитрий и отвернулся. — Как там назвал его целитель?.. Ричард. Ага, мой побратим. Замечательно! Женщина, которая мне нравится, принадлежит моему названому брату... Которого я не помню. Интересно всё-таки, почему я бросил её?" Дима поискал глазами целителя и обнаружил его в углу зала. Валентин в клетчатой рубашке и простых синих штанах, подходящих скорее фермеру, чем придворной особе, стоял возле белой мраморной колонны и, рубя ладонью воздух, что-то втолковывал стройному черноволосому мужчине. "Думаю, у целителя можно почерпнуть недостающую информацию. Болтлив он явно не в меру", — машинально отметил маг и вздрогнул — нестройный хор голосов перекрыл оглушительный вой труб.

— Блистательный правитель Камии! — прозвучало из ниоткуда, и в золочёных дверях появился Артём.

Чёрный, отделанный серебром плащ развивался за его спиной, точно маг стоял на продуваемой ветрами скале. Пшеничные волосы привычно топорщились, шоколадные глаза сияли радушием и благожелательностью. Принц излучал довольство и силу, чего нельзя было сказать о Сабире, которую он держал за руку. Прекрасная кайсара в узком красном платье, с длинными волосами, заплетёнными в косы и перевитыми толстыми жемчужными нитями, выглядела жалкой и крайне вымотанной. Но Дима не успел посочувствовать бывшей любовнице, его взгляд натолкнулся на ухмыляющегося Кристера: "Почему Артём до сих пор не убил его?"

"Потому что он сильный!" — насмешливо пояснил принц, одарил брата очаровательной улыбкой и направился к столу, волоча за собой Сабиру, словно большую мягкую игрушку.

Кристер гордо вышагивал позади принца. Проходя мимо клетки, он замедлил шаг и, цокнув языком, заметил:

— Великолепное зрелище, маг. Ты наконец оказался там, где тебе и место!

Дмитрий не удостоил его ответом. "В сущности, плевать, жив граф или мёртв, — отстранённо подумал он, провожая глазами брата. — Теперь, когда Артём свободен, Кристер лишь досадное напоминание о прошлом. Он вне игры!"

"Это как пойдёт, — отозвался принц Камии, толкнул Сабиру к стулу и вольготно развалился в широком бархатном кресле. — А теперь помолчи, Дима! Я собираюсь спокойно поужинать".

"Приятного аппетита".

"Спасибо", — буркнул Артём, шлёпнул на тарелку большой кусок жареного мяса и потянулся за пирогом.

Дмитрий невольно сглотнул. Теперь, когда придворные резво заработали челюстями, чувство голода стало невыносимым. Он, не мигая, наблюдал, как принц режет мясо, запихивает сочащиеся жиром куски в рот, и с сожалением отмечал, что долго этой пытки не выдержит. Маг представил, как рухнет на пол, как серебряные прутья вопьются в тело, пронзят невыносимой болью, и поморщился.

В тот же миг Артём прекратил жевать и впился глаза в лицо друга. С минуту он изучал его состояние, а потом щёлкнул пальцами, и клетка исчезла.

— Спасибо, Тёма, — сухими губами прошептал Дмитрий и повалился на пол.

Временной маг испуганно вскрикнул, перемахнул через стол и бросился к другу. Опустившись на колени, он легонько коснулся Диминого плеча и с мольбой произнёс:

— Очнись.

— Отстань. Дай мне поспать, Тёма, иначе твоя игрушка сломается.

— Ты устал, да? Я понимаю. — Принц Камии подхватил друга подмышки и заставил сесть. — Ты прав, Дима, я переборщил. Но так надо было.

— Конечно, Тёма.

— Тебе необходимо поесть, чтобы вернуть силы.

В гробовой тишине Артём уселся на пол, сотворил чашку с бульоном и принялся осторожно поить друга, нервно приговаривая:

— Ешь. Я не хочу, чтобы ты умер раньше времени. Я пропаду без тебя. Для меня ты больше, чем брат. Ты — Смерть. Ты такой же, как я. Ты лучше всех меня понимаешь. Я люблю тебя. Ты умрёшь и я буду оплакивать тебя вечно. Я не хочу потерять тебя.

Дмитрий с трудом глотал бульон, едва удерживая глаза открытыми. Наконец он отвёл руку Артёма.

— Прости, у меня больше нет сил, — еле шевеля губами, вымолвил он и растянулся на полу.

Артём наклонился, настойчиво потряс друга за плечо, но Дима не пошевелился — он спал мертвецким сном.

— Так не честно! — обиженно воскликнул принц и вскочил. — Ты опять бросил меня! Я отомщу!

Он зло пнул Диму ногой, приглушённо рыкнул и вернулся за стол. Плюхнувшись в кресло, подцепил вилкой кусок мяса и гневно зыкнул на придворных:

— Почему я не слышу разговоров? Вы не рады, что ваш повелитель вернулся?

И сотни голосов разом взорвали тишину. Зазвучали заздравные тосты в честь принца Камии, из неприметных угловых дверей в зал вбежали музыканты, танцовщицы, акробаты, и вокруг спящего Дмитрия разразилось бурное веселье.

Снисходительно слушая хвалебные речи камийцев и краем глаза посматривая на друга, принц доел мясо, отведал паштета, грибной кулебяки и салата из речных моллюсков, выпил бокал любимого вина и перекинулся парой фраз с Кристером. Ему не терпелось пообщаться с Димой, но каждый раз, когда он всматривался в бледное осунувшееся лицо, здравый смысл подсказывал, что будить друга ещё рано.

Акробаты, танцовщицы и жонглёры до глубокой ночи развлекали принца и его гостей, а когда подали десерт, в центр зала вышел певец и, аккомпанируя себе на лютне, запел балладу о воцарении великого Олефира. Услышав о любимом магистре, Артём напрягся. В шоколадных глазах мелькнули стальные искры, а взгляд, устремлённый на Диму, стал взглядом взбесившейся змеи. Бедный певец изошёлся потом: раньше принц Камии обожал эту балладу и всегда требовал её повторить, но сегодня любимый мотив всколыхнул в нём агрессию, и певец опасался, что не доживёт до конца песни.

Но принц не убил его. Он дождался, пока стихнет последний аккорд, и поднялся:

— Ужин окончен, господа! Убирайтесь! Я хочу остаться со своими спутниками!

Повскакав из-за столов, придворные устремились к дверям, а принц уселся в кресло и наполнил бокал вином. Делая маленькие глотки, он смотрел на Диму и ждал, когда посторонние уберутся прочь. Наконец зал опустел. Артём поставил бокал на стол, подмигнул Бастиару и перевёл взгляд на Ричарда, Валечку и Марусю. Не говоря ни слова, он сцепил руки на груди и задумчиво закусил губу. Маруся непроизвольно выпрямила спину, а Ричард и Валентин взволнованно переглянулись, чувствуя, что наступившее затишье неминуемо окончится бурей.

Прошло несколько бесконечно долгих минут, прежде чем Артём пошевелился. Он расцепил руки, поднялся и, хлопнув Кристера по плечу, подошёл к друзьям. Остановившись перед Ричардом, принц посмотрел ему в глаза и вдруг притопнул каблуками, словно собираясь пуститься в пляс:

— Настало время поговорить о твоей жене, дружище. Как давно тебе известно, что она камийка?

Ричард исподлобья взглянул на расплывшегося в улыбке Артёма:

— Я узнал об этом в Камии.

— Спасибо, что не соврал, — хихикнул принц и резко повернулся к Марусе: — А что скажешь ты, Милена Маквелл? Какого чёрта ты прибилась к нашей компании?

— Сам знаешь! — огрызнулась женщина.

— Я-то знаю, а твой муженёк?

— Я рассказала ему.

— Проверим? — хищно оскалился Артём и вперил взгляд в бесстрастное лицо каруйского графа. — А, ну-ка, Басти, поведай нам историю о Милене Маквелл!

— Четверть века назад великий Олефир подарил герцогу Маквеллу наложницу, — ровным тоном произнёс граф и, бросив молниеносный взгляд на Валентина, продолжил: — Не помню, как её звали, но, по слухам, она была удивительно красива и ужасно строптива. Девица доставляла Маквеллу немало хлопот, однако повелитель регулярно выдавал семье огромные суммы, и золото примиряло герцога с выходками красотки. Через год или два наложница родила дочь, Милену. Сразу после её рождения великий Олефир явился в Лерт и объявил, что когда девочка подрастёт, то станет его любимой наложницей. Потом правитель справился о здоровье роженицы, и, узнав, что женщина больше не сможет иметь детей, отказался оплачивать её дальнейшее содержание. Едва великий Олефир отбыл в Ёсс, Маквелл незамедлительно избавился от опостылевшей наложницы. Милену же содержали в роскоши, тщательно заботясь о сохранности ценного товара. Но накануне церемонии передачи грянул скандал. Девчонка пропала, словно в воздухе растворилась. Искали её по всей Камии. Сам великий Олефир принимал участие в поисках. Он объявил награду в два миллиона бааров тому, кто приведёт ему Милену, но юная наложница, как сквозь землю провалилась. Правитель рвал и метал. Маквелл чудом не лишился головы, а семейство попало в опалу и разорилось. Герцог умер в нищете, его сыновья смогли стать на ноги только после гибели великого магистра. Это всё, Ваше высочество.

— Благодарю, Басти, — важно произнёс Артём и подмигнул Марусе: — Ты свела в могилу отца и убила брата. Молодец, девочка, продолжай в том же духе, и...

— Хватит, Тёма! — не выдержал Ричард.

Временной маг склонил голову к плечу и потешно наморщил лоб:

— Не паникуй, Ричи! Твоя жёнушка отлично вписывается в нашу компашку. Единственный её недостаток в том, что она — шпионка Камии. Что будем делать с этим, Милена?

— Пока я под твоей опекой, Камия молчит.

Артём критически оглядел женщину, отодвинул блюдо с кулебякой и присел на край стола.

— Да, но ты нужна миру больше, чем предполагаешь, — усмехнулся он и игриво хлопнул камийку по плечу. — Ты часть эксперимента, начатого великим магистром, Маша!

— Прекрати! — Ричард вскочил: — Ты соображаешь, что несёшь? По-твоему, Маша лабораторная крыса?

— Именно, мой любезный король. А твоя покойная тёща была лирийкой с выдающимися магическими способностями.

Ричард хотел что-то сказать, но Валентин схватил его за рукав:

— Сядь, Ричи. Пусть Тёма расскажет об опытах Олефира, это чрезвычайно интересно!

— Кому как, — буркнул инмарец, но спорить не стал. Демонстративно придвинул стул ближе к жене, сел и взял её за руку.

Временной маг закатил глаза к потолку:

— Ну, ты даёшь, Ричи! К чему такая подозрительность? Мы же друзья!

— Рассказывай, Тёма! — нетерпеливо воскликнул Валечка и, пожав плечами, Артём заговорил:

— Камия всегда хотела иметь собственных магов. Именно поэтому Олефиру удалось с ней договориться. Согласно уговору, мой учитель завоевал мир и начал эксперимент по выведению камийских магов. Дело это долгое и сложное. Большинство подопытных погибало, а выжившие были такими же ущербными, как он! — Артём кивнул на спящего Дмитрия. — Пара фокусов и всё. Насколько я знаю, Милена Маквелл — единственная удача Олефира. Он собирался сделать её праматерью камийских магов. А ты, дрянь такая, сбежала, — мягко укорил он Марусю и, выудив из воздуха длинную коричневую сигарету, глубоко затянулся: — Уж не знаю, что произошло между Камией и Олефиром, но, видимо, мир заподозрил его в подвохе. Впрочем, магистр был на редкость хитрым и изворотливым магом, так что, Камия могла просто подстраховаться, наложив лапу на единственного мага-полукровку. Оставила праматерь себе, так сказать. — Сигарета пропала, а шоколадный взгляд, как смертоносный клинок, вонзился в лицо Маруси: — И я хочу знать, Милена, что задумала Камия!

— Понятия не имею. Может ты и любил великого магистра, Тёма, а я — нет! Я с детства слышала рассказы о том, как великий Олефир обращается со своими наложницами, и приходила в ужас при одной мысли о том, что окажусь наедине с этим монстром. И когда накануне торжественного дня передачи со мной заговорила Камия и предложила отправиться на Землю, я не раздумывала ни секунды!

— И даже не поинтересовалась ценой своего спасения? — недоверчиво ухмыльнулся Артём.

— Я была готова на всё, лишь бы избавиться от объятий Олефира!

— А жаль... — протянул временной маг и, склонившись к Марусе, промурлыкал на ухо: — Ты потрясающая женщина, Маша. И очень строптивая. Обожаю таких!

— Тёма! — выпалил Ричард.

Временной маг повернул голову и смущённо улыбнулся:

— А что я такого сказал, дружище? Маша — моя несостоявшаяся любовь! Ты не представляешь, как переживал мой магистр из-за того, что не может скрестить нас с твоей нынешней женой. Мне тоже очень жаль...

— Праотец фигов, — буркнул Ричард и погрозил ему кулаком.

— Кто? Я или мой учитель?

Артём закинул голову и расхохотался, довольный собственной шуткой, а инмарец крепко сжал руку жены и проворчал:

— Оба хороши! В общем так, Тёма: Маша — моя жена, и я требую, чтобы ты перестал говорить о ней гадости!

— Не буду, — отсмеявшись, сказал принц, и лицо его стало необычайно серьёзным. — Запомни, Ричи, пока Милена с нами, Камия способна в любой момент нанести удар. Ты готов к этому?

— Да!

— Тебе очень повезло, Милена. Если бы ты не была женой Ричарда, я бы, не раздумывая, убил тебя, — ласково проворковал Артём, протянул руку, будто собираясь погладить женщину по щеке, и вдруг резко выпрямился: — А ты что скажешь, Дима? Хватит притворяться! Ты не спишь с начала разговора!

Дмитрий открыл глаза, сел и с участием посмотрел на Марусю:

— Мне жаль, что тебе пришлось пережить всё это, девочка.

— Только не плачь, мальчик. — Артём ехидно оскалился, погладил камийку по плечу и заговорил приторно-сладким голосом: — С нашей Машенькой всё в порядке. Я позволил ей жить. Лучше подумай о себе. Ты скоро умрёшь, Дима, и мы будем вечно оплакивать тебя. — Принц смахнул не скатившуюся слезу, помолчал с преисполненным скорби видом и криво усмехнулся: — Но есть и хорошие новости, брат мой: сегодня я добрый и разрешаю тебе попрощаться с друзьями.

Дима обвёл глазами лица сидящих за столом людей, перевёл взгляд на Артёма и кивнул:

— Спасибо, Тёма.

Временной маг довольно улыбнулся, с игривым кокетством поправил идеально сидящий плащ и махнул рукой Сабире:

— Иди сюда, цыпочка, пора продолжить веселье!

Бывшая кайсара, до этого момента безучастно взирающая на пустую тарелку перед собой, мгновенно вскочила и как могла быстро кинулась к хозяину. Остановившись рядом с Артёмом, она бухнулась на колени и с благоговейным ужасом уставилась ему в лицо. Ядовито хихикнув, принц намотал длинные косы наложницы на руку:

— И как только ты спал с ней, Дима? Конечно, она весьма горячая штучка и заводится с полпинка, но при этом ужасно неумела и однообразна. Может, устроим для неё мастер-класс вдвоём, а?

— Лучше я останусь с друзьями.

— Как хочешь, — буркнул Артём, подтащил Сабиру ближе к себе и капризно взглянул на сидящую за столом компанию: — Кто-нибудь из Вас желает развлечься вместе с принцем?

— Я, мой господин! — тотчас откликнулся Кристер.

Он сорвался с места, вихрем пронёсся вдоль стола и навытяжку замер перед повелителем Камии. Поджав губы, Артём скептически оглядел лучащегося счастьем и раболепством графа. "И почему только он? — обиженно подумал принц, и шоколадные глаза мстительно сузились. — Ничего, они ещё пожалеют, что отказались повеселиться со мной! Все они!" Он холодно улыбнулся и хлопнул Кристера по груди:

— Ты мой самый преданный друг, Крис. Обещаю, твоя верность будет вознаграждена.

— Я служу не ради награды, Ваше высочество! — экзальтированно воскликнул Кристер и с бесконечной преданностью воззрился на сына великого Олефира.

— Как собака. Только что хвостом не виляет, — шепнул Валентину Бастиар.

Землянин согласно кивнул и отсалютовал Артёму бокалом:

— Удачного вечера, Тёма.

— И вы развлекайтесь, ребята. Другого случая может не представиться! — желчно хмыкнул Артём и исчез вместе с Кристером и Сабирой.

Бухнув бокал на стол, Валентин стремительно вскочил и кинулся к Диме:

— Сейчас я тебя вылечу! И не смей возражать!

Он погрозил другу пальцем и положил ладони ему на плечи. Дима настороженно следил за рыжеволосым целителем. Тот выглядел безобидным и доброжелательным, но Дмитрий так и не смог расслабиться, чувствуя в тщедушном, невзрачном мужчине уникальный по силе дар. Тем временем от ладоней целителя по телу распространялось приятное, живительное тепло. Боль, изводившая мага, наконец исчезла, прихватив с собой синяки и ссадины. Дмитрий наблюдал за работой Валентина, тщательно запоминая все его действия, и думал о том, как хорошо было бы вернуть себе магию: "Если бы я только смог подчинить её! Тогда бы мне не пришлось никого убивать".

— Вот и всё, — тяжело выдохнул Валентин и убрал руки.

Дмитрий оглядел восстановленную одежду, невесть откуда появившиеся сапоги на ногах и поднялся. Чувствовал он себя вполне сносно, только есть хотелось страшно.

— Спасибо, — вежливо поблагодарил он целителя, подошёл к столу и опустился на резной, обитый бархатом стул.

Придвинув к себе блюдо с остатками мяса и салатницу, Дима взял вилку и, вытерев её о край скатерти, приступил к еде. Несмотря на зверский голод, маг заставил себя есть медленно, тщательно пережёвывая каждый кусок. Да и торопиться было некуда: о чём разговаривать с незнакомыми друзьями, он ещё не решил.

Бастиар, Валечка, Ричард и Маруся тоже не спешили начать разговор. Они рядком сидели напротив Димы и с напряжённым вниманием наблюдали за ним, точно ждали чуда. Какого именно, Дмитрий не понимал, но надеялся выяснить это в ходе беседы. Главное — правильно её начать. Но пока ничего дельного в голову магу не приходило, и он молчал. Покончив с мясом и салатом, Дима положил вилку на тарелку, отклонил предложенный целителем кубок вина и сам наполнил бокал.

Ричард поморщился, увидев, как сквозь пальцы друга льются тонкие струйки хрустально-чистой воды, и хмуро поинтересовался:

— Ты действительно можешь делать только воду?

Дима пожал плечами, выудил из воздуха дымящуюся сигарету и с наслаждением затянулся.

— Да уж... — разочарованно протянул инмарец. — Впечатляет.

— А чего ты ожидал, Ричи? — вмешался Валентин. — Мы же знали, что магию он потерял.

— Так верни её! И память тоже! Мне не нравится, что он смотрит на нас, как на чужих!

— Как ты себе это представляешь, Ричи? Я ему что, по голове дать должен — вдруг да поможет?

Ричард с досадой махнул рукой:

— Вечно ты балаболишь, что ни попадя! Мало его Артём бил, так и ты туда же? Лучше в собственной голове покопайся! Зря что ли целый год по Лайфгарму мотался и к магам приставал? Да и Витус, в конце концов, тебя чему-то научил!

Валечка хлебнул вина и обиженно поджал губы:

— Научил. Только я не уверен, что Диме, вообще, стоит что-либо вспоминать. Не дай Бог, вспомнит, где провёл целый год и станет ещё хуже!

— Цыц! — Инмарец покосился на побратима и продемонстрировал землянину внушительный кулак: — Что у тебя за язык, Валя?! Помело!

С невозмутимым видом Дима затушил сигарету, бросил мимолётный взгляд на задумчивое лицо Маруси и откинулся на спинку стула. Вмешиваться в перепалку он не стал, надеясь, что в запале Ричард и Валентин проболтаются о чём-нибудь важном, что поможет ему вспомнить прошлое.

— Что ты ко мне прицепился, Ричи?! — в сердцах воскликнул землянин. — То помоги, то замолчи, а то и вовсе обзываешься!

— Так думай, прежде чем говорить!

— Я всегда думаю, в отличие от некоторых! — Валечка скрестил руки на груди и с вызовом посмотрел на инмарца. — И пока кое-кто кричит: "Что делать? Что делать?" — я бьюсь над глобальной проблемой!

— Это какой же? Как вырастить вино прямо в бутылке?

— Фу, как банально! — Землянин презрительно надул губы и постучал пальцем по виску. — Нашёл время выпендриваться! Перед нами, между прочим, стоит широкомасштабный вопрос: как рассказать Диме правду, но не всю!

— А почему не всю? — не выдержал Дмитрий.

— Ко всей ты не готов! — категорично заявил Солнечный Друг и снова обратился к Ричарду: — Нужно что-то решать. Надо ж ему хоть что-то рассказать!

— Так расскажи. А то квохчешь, как курица!

Валечка покраснел от возмущения и действительно стал похож на всклокоченную птицу. Дмитрий не хотел обижать забавного целителя, но сдержать смех не смог.

— Нечего ржать! — взвился Валентин и с размаха хрястнул кулачком по столу. — Наш чокнутый дружок может объявиться в любую минуту, и мы не успеем поговорить о главном!

— Это точно, — кивнул Ричард.

Солнечный Друг что-то неразборчиво проворчал себе под нос, наполнил кубок вином и протянул кувшин инмарцу:

— Будешь?

Ричард молча подставил кубок.

— Вы бы поторопились, — осторожно вставил Бастиар, — если это действительно важно.

— Эх, Басти, — вздохнул Валечка, — тебе легко говорить. Если б ты знал, сколько всего натворил Дима, за голову бы схватился! Поди разбери, с чего начать.

Ричард опустошил кубок, промокнул салфеткой губы и кисло взглянул на Диму:

— Ты бы сам спросил чего-нибудь, побратим.

У Дмитрия накопилось множество вопросов, но задал он всего один:

— Артём нас слушает?

— Да, — ответила Маруся, и в пальцах мага задымилась сигарета:

— Тогда я предпочту воздержаться от вопросов.

Ричард и Валечка недовольно переглянулись и одновременно потянулись к кувшину, а Бастиар наклонился вперёд и, с удивлением поглядывая на сигарету, поинтересовался:

— Что происходит между тобой и принцем?

— Ничего особенного. Я его игрушка, — невозмутимо ответил маг и затянулся.

Граф сдвинул брови, выпрямился и с неодобрением качнул головой:

— Не понимаю. В тебе бушует сила, маг. Почему ты позволяешь обходиться с собой так...

— Артём — мой друг!

— Друг? Принц убивает тебя, а ты молчишь! Что за дружба такая?

Дмитрий опустил голову и повертел в руках сигарету:

— Не знаю... Но, как бы то ни было, я дал себе слово защищать брата и сдержу его. Я вытащу Тёму из Камии и помогу справиться с безумием!

— А меня ты спросил? — раздался сердитый голос Артёма. Принц плюхнулся на стул рядом с Димой и налил себе вина.— Почему ты всегда решаешь за меня?

— Извини. Чего хочешь ты, Тёма?

— Твоей смерти! — прошипел временной маг, отшвырнул кубок, и вскочил.

Дмитрий бесстрастно взглянул в его перекошенное яростью лицо:

— Тогда почему ты медлишь, Тёма? Я лишён магии и не справлюсь с тобой.

Артём оторопело моргнул, словно на секунду забыл, где находится, а потом заорал громче прежнего:

— Ты опять навязываешь мне свои правила! Да как ты смеешь?! Ты — никто! А я — принц Камии, и в этом мире я решаю, кому как жить и когда умирать!

— Простите, Ваше высочество, — ровным тоном произнёс Дмитрий и склонил голову, всем своим видом демонстрируя покорность: — Так как я должен жить, принц?

— Ты должен умереть!

— Хорошо, Тёма. Когда?

Шоколадные глаза наполнились слезами и беспомощно заметались по залу, словно ища поддержки у стен и дверей. И вдруг Артём, издав то ли стон, то ли всхлип, надрывно завопил:

— Я понял! Ты нарочно! Ты всё знаешь и притворяешься! Ты издеваешься надо мной!

Он взмахнул рукой, и Дима повалился на стол.

— Зачем, Тёма? — пронзительно вскрикнула Маруся, а Ричард, Валентин и Бастиар испуганно вздрогнули: Дмитрий выглядел так, словно целитель не прикасался к нему.

Зловеще сверкнув глазами, Артём стащил друга со стула и за волосы поволок на середину зала:

— Неблагодарная свинья! Я посажу тебя обратно в клетку! Тебя нельзя пускать в приличное общество! Я честно хотел быть добрым, но ты этого не заслуживаешь!

— С меня достаточно! — проревел Ричард, вскочил, опрокинув стул, и ринулся к временному магу. Оказавшись рядом, он приглушённо рыкнул и с размаха залепил ему пощёчину. — Совсем отупел? Не понимаешь, над кем измываешься?

Артём прижал руку к пылающей щеке и ошеломлённо уставился на инмарца:

— Ты чего?

— Хватит, я сказал! Оставь Диму в покое!

— Ты в моём замке, Ричи! Здесь я...

— Заткнись! — Инмарец грозно сверкнул глазами и скалой навис над другом: — Или поговорим о том, кому на самом деле должен принадлежит этот замок?!

— Что?!

— Хочу тебе кое-что напомнить, дружок. Ты всего лишь ученик великого пройдохи Олефира, а Дима — его родной племянник! Так кто из вас имеет больше прав на камийский престол?

— Я! — чуть не плача, выпалил Артём.

— Да, что ты говоришь?! Может, спросим у камийцев? Они так трепетно относятся к великому магистру, что не преминут свергнуть самозванца и посадить на трон племянника Олефира!

— Свергнуть меня? — в ужасе пролепетал временной маг, выпустил волосы Димы и беспомощно взглянул на него: — Ты хочешь занять камийский престол?

Приподняв голову, Дмитрии вымученно улыбнулся:

— Нет, Тёма, Камия твоя.

Лицо Артёма просветлело. Он победно взглянул на Ричарда и воскликнул:

— Вот видишь! Ему не нужен мой трон! Принц Камии — я!

Нервно хихикнув, Артём схватил Диму за шиворот и потащил дальше. Но не сделал и пары шагов, как инмарец вновь преградил ему путь. Он ткнул указательным пальцем в грудь временного мага и угрожающе прорычал:

— Принц ты или нет — спектакль заканчивай! Оставь Диму в покое!

— Не мешай! — прошипел Артём, и его шоколадные глаза блеснули серебром.

Но Ричарда это не остановило.

— А что ты сделаешь? Посадишь в клетку рядом с Димой? Так лучше в клетке с ним, чем в замке с тобой!

— Чем тебя не устраивает мой замок?

— Хозяин у него идиот!

— Это почему же? — вкрадчиво поинтересовался принц, и ледяной серебряный свет поглотил шоколадные глаза.

— Осторожно, Ричи! — крикнул Валечка, но инмарец отмахнулся:

— Не встревай, Валя! Дай сказать этому заигравшемуся чародею всё, что я о нём думаю!

— Говори, — плотоядно оскалился Смерть.

— И скажу! Ты обязан Диме жизнью! Твой бред о великом Олефире — смешон! Фира давно напрашивался. Он заслуживал смерти, хотя бы за то, что сделал из светлого мальчика Тёмы безумную Смерть!

— Неправда!

— Заткнись и слушай! Ты обязан вылечить Диму и вернуть ему магию и память. Он единственный, кто может помочь тебе и всем нам!

— Он должен умереть!

— Нет! Я не позволю убить его! Я буду драться с тобой, даже если это будет мой последний бой! — Ричард оттолкнул Смерть, загородил собой Диму и выхватил меч. — Ну, давай, Тёма, убей меня! Лучше я умру, чем стану смотреть, как ты превращаешься в Олефира! Можешь и дальше петь ему дифирамбы, но меня ими не проймёшь! Я помню, как он издевался над Димой! Я догадываюсь, что он делал с тобой, Тёма! И я до сих пор ненавижу вашего учителя! Если бы я мог повернуть Время, я бы убил его сам!

Валентин залпом допил вино, ободряюще хлопнул бледного Бастиара по спине и переместился к Ричарду. Встав плечом к плечу с инмарцем, он посмотрел в ледяные глаза Смерти и удручённо вздохнул:

— Прости, Тёма, но Ричи прав. Ты, и впрямь, выглядишь карикатурой Олефира. Так не может продолжаться. Тебе придётся убить нас обоих, друг.

— Троих! — поправила Маруся и оказалась рядом с мужем.

Смерть отступил, опустил голову, а когда поднял её вновь, на друзей смотрели полные горечи шоколадные глаза.

— Я не буду драться с вами, — еле слышно прошептал Артём и отступил ещё на шаг. — Если вы так хотите, я оставлю Диму в покое.

Временной маг судорожно всхлипнул, повёл плечами, будто ему вдруг стало холодно, и уставился на Дмитрия.

— Тёма, — осторожно позвала Маруся.

Артём вскинул голову, и в лицо женщины вонзился мрачный, безжалостный взгляд.

— Не сопливься, девочка. Последнее слово всё равно за мной. Стража!

Золочёные двери распахнулись, и в зал вбежали гвардейцы. Принц Камии саркастически улыбнулся Марусе, подмигнул Ричарду и Валечке и обратился к солдатам:

— Проводите моего брата в покои для гостей. Не спускайте с него глаз ни на секунду! Охраняйте, как самую большую драгоценность Камии. Ясно!

— Да, Ваше высочество! — хором грянули гвардейцы, подхватили Дмитрия под руки и вывели из зала.

Щелчком пальцев Артём захлопнул за ними двери и с тоской посмотрел на Ричарда.

— Я сделал по-твоему, Ричи, но ты всё равно проиграешь, — прошептал он и исчез.

Глава 8.

Зачем дровам кафель?

Жирная чёрная отметина на внутренней стороне бочки скрылась под водой, и Хавза с усталым вздохом опустился на землю. Дело было сделано, теперь он мог отдохнуть. Вытянув ноги, гольнурец прижался спиной к тёплому металлическому боку и закрыл глаза. Как же приятно немного побыть в тишине и покое! Рыжая ведьма — мысленно Хавза называл Станиславу только так — достала его бесконечными придирками, бранью и приказами. И ей было совершенно наплевать, что Хавза — богатый и уважаемый торговец, что его состояние приближалось к миллиону бааров, не считая средств, вложенных в различные предприятия. А, кроме того, гольнурец был сильным и умелым воином и не раз побеждал в поединках на ножах и мечах. Но куда мечу против магии!

Хавза устроился поудобнее и с головой окунулся в воспоминания. Он занимался торговлей больше десяти лет и не представлял своей жизни без шума и толчеи базаров, без палящего солнца пустыни, без сухого хлёсткого ветра, так и норовящего покрыть лицо узором морщин. Он объездил с караванами всю Камию, он полжизни провёл в дороге и вынужденное заточение действовало на него удручающе. Рыжая ведьма отняла у гольнурца жизнь, заменив её жалким, почти рабским существованием. И договориться со Станиславой было невозможно!

А ведь ещё три месяца назад Хавза считал, что умеет находить общий язык с любым человеком, будь то трясущийся от страха раб, заносчивый наёмник или капризный, надменный аристократ. Хавза учился договариваться ёщё мальчишкой, когда отец брал его с собой в путешествия, и позже, когда служил в лавке старого и чрезвычайного вредного Мафтара, компаньона отца. Гольнурец был уверен, что в совершенстве владеет искусством плетения словесных сетей, и жизнь, казалось, подтверждала это. После смерти отца он занял его место в торговой лиге и легко вошёл в доверие всем значительным людям Гольнура. Вскоре молодой торговец был избран в верхнюю палату лиги и за десять лет утроил наследство отца. Как раз сейчас в одном из лучших кварталов Гольнура для него возводили огромном особняк, который должен был стать его новым домом. В честь новоселья Хавза собирался устроить роскошный бал, а теперь...

— Хавза!

Гольнурец вздрогнул и открыл глаза. Вскинув голову, он посмотрел на белокурую девочку, по пояс высунувшуюся из окна, и улыбнулся:

— Ну, что там ещё, Ника?

— Начальнице не хватает дров. Придётся тебе тащиться в сарай.

— Опять пироги? — простонал Хавза.

Девочка хихикнула:

— Хуже, кулебяка по особому рецепту. А ещё запечённая баранья нога, жульен и суп с артишоками. Так что, тащи дров побольше.

Гольнурец тяжко вздохнул, поднялся на ноги и едва не охнул: поясница разламывалась, как у древнего старца. Однако он не выказал слабости. Приветливо махнув Нике рукой, подхватил ведро и побрёл вдоль стены, ворча под нос:

— Я сильный, уважаемый человек. Как она смеет использовать меня как раба?! Ну, ничего, дайте мне только выбраться, я... я...

Хавза замолчал. Лицо стало угрюмым, а плечи поникли, словно он уже нёс на себе тяжёлую вязанку дров. Гольнурец ненавидел Станиславу. И не только потому, что она была женщиной и командовала им, как мальчиком-рабом. Впервые в жизни Хавза столкнулся с человеком, к которому не смог найти подхода. Конечно, бурное знакомство и стычка на границе с Сунитом не могли сделать их приятелями изначально, но за три месяца, проведённые под одной крышей, отношения должны были хоть немного наладиться. Но не тут-то было! Станислава абсолютно не слушала собеседника. Для неё существовало лишь собственное мнение, а то, что шло с ним вразрез, объявлялось крамолой и преступлением. А её злые, наглые и оскорбительные отповеди напрочь отбивали охоту спорить. "Камиец" и "мразь" были для ведьмы синонимами, а уж лекции о своём нравственном падении Хавза слушал с утра до вечера...

Прежде чем свернуть за угол, гольнурец оглянулся и посмотрел на Веренику. Девочка сидела на подоконнике, как тогда, когда он впервые увидел её в Гольнуре, и задумчиво смотрела на небо. Со стороны могло показаться, что Ника о чём-то мечтает, но Хавза знал, что лишённая магии волшебница пыталась разглядеть невидимый щит, окружавший их тюрьму. Она тоже всем сердцем рвалась на свободу.

Аккуратно поставив ведро на лавку возле колодца, Хавза пересёк вымощенный разноцветными плитами двор, прошёл мимо огорода, где ровными рядами выстроились овощи и зелень, обогнул курятник, больше похожий на миниатюрный дворец и оказался перед невысоким каменным зданием с белыми стенами и жёлтой черепичной крышей. Станислава называла его сараем, но ладный домик с чистыми, словно вымытыми стенами производил впечатление добротного фермерского особняка. "Вот бы переселиться сюда и пожить в тишине", — тоскливо подумал гольнурец, поднялся по гладким блестящим ступеням и распахнул отполированную деревянную дверь. В сарае царил идеальный порядок. Всё, вплоть до моточков бечёвки и миниатюрных садовых грабель, лежало на своих местах. Между предметами Стася оставила небольшое расстояние, и Хавзе всегда казалось, что вместо сарая он попадал в магазин. Только ценников на вещах не хватало.

Гольнурец прошёл вдоль одинаковых стеллажей и толкнул следующую дверь. Здесь хранились дрова. Наверное в тысячный раз мужчина оглядел комнату и привычно качнул головой. Вот этого он точно понять не мог. Даже в самых дорогих гостиницах, в самых респектабельных особняках дрова хранились на заднем дворе. Пусть в сарае, пусть в чистом сарае, но чтобы так? Стасин дровяник мог бы служить ванной комнатой в богатом доме: стены, пол и потолок были выложены нежно-розовым кафелем, а на окне висели тончайшие голубые занавески с изображениями золотых раковин и рыб.

— Зачем дровам кафель? — по обыкновению пробормотал гольнурец, повернулся к широким металлическим полкам, на которых покоились круглые вязанки полешек, и внимательно осмотрел привязанные к ним ярлычки.

Станислава считала Хавзу тупым, поэтому всегда помечала предметы, которые он должен принести, галочкой. С помощью магии, конечно. Отыскав упаковку с фиолетовой меткой на ярлычке, мужчина со вздохом стащил её с полки и закинул на спину. "Ненавижу магов!" — с досадой подумал он и, тяжело ступая, поволок дрова на кухню. Гольнурцу было обидно сознавать, что его, процветающего торговца, используют как тягловую лошадь. Да ещё лошадь, в которой необходимости не было. Хавза давным-давно уяснил, что работу, которую он, обливаясь потом, выполняет с рассвета до заката, маг может сделать лёгким щёлчком пальцев. "Уж лучше бы Ника ничего не рассказывала", — расстроено думал он. Впрочем, обижаться на девочку Хавза не мог. На Веренику вообще невозможно было сердиться. Стоило маленькой волшебнице улыбнуться, и гольнурец растекался, как мороженое под жарким пустынным солнцем. Именно Ника примиряла его с участью раба.

Конечно, в первые дни заточения, Хавза злился на обеих женщин. По его мнению, магички не должны были жить затворницами, как щитом загораживаясь мужскими личинами. Им следовало захватить власть над миром и править Камией в своё удовольствие, купаясь в благоговейном обожании подданных. Так было бы правильно. Однако в иноземных магичках страннейшим образом сочетались недюжинная сила и трусливое желание спрятаться в скорлупу обыденности. "Другие всю жизнь мечтают о силе, полжизни за неё отдать готовы, а эти словно стыдятся! — недоумевал гольнурец. — Как можно лишить себя блестящего будущего? Зачем добровольно отказываться от могущества! Они, хоть и женщины, могли стать такими, как великий Олефир! А они... они... Пустоголовые гусыни! И я вынужден подчиняться им!" Хавза до боли сжимал кулаки, снова и снова проклиная тот день, когда впервые увидел Нику в образе симпатичного подростка. Тогда он поклялся себе, что купит этого белокурого соблазнителя за любые деньги, и обязательно выполнил бы своё обещание, если б не грязное, бессмысленное враньё лже-Килима. Хавза терпеть не мог лжецов. Он считал, что, извергая ложь, человек расписывается в собственной слабости, ибо сильному нет нужды скрывать истину, какой бы неприглядной она ни была. Если бы рыжая ведьма сразу открыла ему правду, он бы просто не стал связываться с ними и спокойно бы жил дома.

Именно из-за лжи гольнурец поначалу не разговаривал с женщинами. С угрюмым видом он сидел у окна в своей комнате и покидал её лишь тогда, когда Ника сообщала, что еда на столе в гостиной. Завтракал, обедал и ужинал Хавза в одиночестве, а, поев, тут же возвращался в "камеру", устраивался на подоконнике и часами наблюдал, как Станислава планомерно обустраивает его тюрьму. Колдовала ведьма самозабвенно: клумбы, грядки, колодцы, разнообразные хозяйственные строения то появлялись, то исчезали, то опять появлялись и прыгали вокруг неё, как сошедшие с ума миражи. Где в это время находилась Ника, гольнурец не знал, однако вечерами, валяясь без сна в постели, слышал, как женщины отчаянно и громко ругаются в гостиной. Поначалу его даже забавлял тот факт, что в рядах врагов согласия нет, но постепенно злость покинула Хавзу, и он понял, что для того, чтобы вырваться на свободу, необходимо заручиться поддержкой хотя бы одной ведьмы. Естественно, добиться расположения Станиславы было наилучшим вариантом, но, памятуя, как бушевала рыжая ведьма на поляне перед только что сотворённой виллой и каким презрительным взглядом награждала его всякий раз, когда они случайно сталкивались в коридоре, Хавза остановил выбор на Веренике.

Гольнурец стал улыбаться девочке, когда та приглашал его к столу, и ронял вежливое: "спасибо". Ника доброжелательно кивала в ответ, бросала на пленника настороженно любопытный взгляд и уходила. Хавза чувствовал, что девочке очень хочется поговорить, но почему-то она не решалась начать беседу. Это немного тревожило, однако отступать гольнурец не привык. И вот, как-то утром, он не стал выбираться из постели. Закинув руки за голову, лежал на кровати, смотрел в окно на бледно-голубое чистое небо и ждал Нику, а, услышав шаги в коридоре, представил себе заспанную мордашку девочки и мысленно улыбнулся. Вереника нравилась гольнурцу, она походила на маленького любопытного оленёнка, вечно ищущего развлечений и игр.

— Завтрак на столе, Хавза.

— Спасибо, я не голоден, — печально ответил камиец, испытывая неловкость оттого, что приходится притворяться слабым.

— Вы чем-то расстроены?

— Ещё бы! Пока я прозябаю в этой глуши, мой бизнес рушится! Товары и деньги растаскивают конкуренты, а моих рабов продают на невольничьем рынке. Я банкрот! Даже если я выберусь отсюда, мне придётся начинать жизнь с нуля. Думаете, это легко?

— Конечно, нет, — прошептала девочка и поспешно добавила: — И всё-таки не стоит отчаиваться. В жизни всё может перемениться.

— Только не в моей, — с трагической мрачностью произнёс гольнурец и закрыл ладонью глаза.

Запоздало он подумал, что юная волшебница способна почувствовать ложь, и напрягся в ожидании обвинительных слов, однако Ника ничего не заметила. Напротив, она подошла поближе к кровати, и Хавза возликовал: девочка не ушла, оставив расстроенного пленника на произвол судьбы, и не позвала Станиславу, а значит, шансы поболтать с ней возросли. Почти не дыша, гольнурец ждал, когда Ника заговорит, однако девочка молчала. "Наверное, думает, что со мной", — решил гольнурец и тяжело вздохнул.

— Мне тоже не нравится жить в этом доме, — наконец произнесла Ника. — Но придётся смириться. До тех пор, пока он...

Вереника замолчала, и Хавза рискнул убрать руку с лица. Девочка стояла перед ним, опустив голову, и сосредоточенно теребила кружевной манжет сине-жёлтого платья. "Какое уродство! Интересно, она сама так оделась или рыжая ведьма постаралась?" — подумал гольнурец, а вслух поинтересовался:

— Что значит "пока он"? Вы кого-то ждёте?

Ника что-то неразборчиво пробормотала себе под нос и строго взглянула на пленника:

— Да! Жду! И уже теряю терпение! — Голосок Вереники прозвучал требовательно и капризно, словно она высказывала претензии Хавзе. — Всегда считала, что он разгильдяй, а все его слова о любви — пустая болтовня! — Девочка замолчала, тряхнула аккуратно заплетёнными косами и умильно наморщила нос: — Ну-у... наверное он всё-таки любит меня.

— Кто?

— Артём.

Только один человек в Камии носил это имя, и Хавза мгновенно забыл о своих проблемах. Он и помыслить не мог, что ему представиться возможность поговорить на столь опасную тему. Резво оттолкнувшись от подушки, гольнурец сел и с затаённой надеждой взглянул на Веренику:

— Ты говоришь о принце Камии?

— Ну да. Видите ли, в Лайфгарме...

— Где это? — ошарашено уточнил гольнурец и испугался собственной несдержанности.

Но Ника охотно ответила на вопрос:

— Лайфгарм — это мир, из которого мы пришли.

— Ага, простите, что перебил.

— Ничего страшного, — отмахнулась девочка и продолжила: — Так вот, в Лайфгарме Тёма был моим опекуном. Он помогал мне править Лирией, и мы должны были пожениться.

— Ясно, — с важным видом кивнул Хавза, уяснив себе, что девочка не простая наложница, а что-то типа лайфгармской кайсары.

— Ну вот, а раз мы почти муж и жена, значит, он не имел права от меня отмахиваться! Он должен забрать меня в свой замок и сделать принцессой! Тогда я и тебе смогла бы помочь, Хавза. Хочешь получить собственный дворец?

— Дворец?

— А что такого? Тёма у меня добрый и щедрый.

— Э-э-э... — протянул Хавза и облизал пересохшие от волнения губы. — Я почти не знаком с принцем, Ника.

— Познакомишься. Тёма очень общительный, и, когда он придёт за мной, вы обязательно подружитесь.

Гольнурец согласно кивнул, хотя и сомневался, что сын великого Олефира удостоит его своим вниманием. Да и не был уверен Хавза, что хочет этого внимания. Принц Артём отличался вспыльчивым и крутым нравом, и находиться с ним рядом было всё равно, что жить на склоне действующего вулкана. Так считали все камийцы. Во всяком случае назвать принца добрым, язык не повернулся бы ни у кого.

— А как давно ты знакома с принцем Камии, Ника?

— С рождения. Точнее он знаком со мной с моего рождения, он же старше! — Девочка хихикнула и уселась на кровать рядом с гольнурцем. — Мы все родились в Лайфгарме. И я, и Тёма, и Стася, и Дима...

— А это кто?

— Дима? Он Смерть! — категорично заявила Вереника, и Хавза застыл с выпученными глазами и открытым ртом. Девочка прыснула от смеха, хлопнула гольнурца по руке и весело добавила: — Пожалуй, действительно, стоит рассказать тебе всё, с самого начала...

Несколько часов кряду Хавза слушал о временном маге и его друзьях, с трепетом осознавая, что "принц Камии" лишь эпизод в трудной и опасной жизни Артёма. Он верил и не верил девочке, но в конце концов признал, что она говорит правду: слишком логичной и вразумительной была эта история, чтобы принять её за детские фантазии. И мир перевернулся. Запертый под куполом рыжей ведьмы, Хавза оказался в центре событий. К привычной жизни возврата не было, и когда Вереника закончила свой рассказ, он поднялся с постели и опустился на одно колено:

— Моя жизнь принадлежит Вам, принцесса. Можете распоряжаться ею по своему усмотрению

В голубых глазах девочки сверкнуло недоумение:

— Я ещё не принцесса, Хавза.

— Но станете ею!

Гольнурец почтительно склонил голову, и Вереника с обидой наморщила нос:

— Мне не нужен слуга. Я искала друга!

Сердце Хавзы затопила гордость, ведь в одно мгновение из обыкновенного, пусть и уважаемого торговца он превращался не просто в вассала камийской принцессы, а в её друга. Новое положение открывало головокружительные перспективы, и гольнурец ринулся в омут с головой. Он расправил плечи и, прижав кулак к груди, с жаром взглянул на юную волшебницу:

— У тебя не будет друга, преданнее меня, Ника!

Возможно, это было не совсем то, что ожидала от него девочка, но вслух она ничего не сказала. Лишь улыбнулась своей неповторимой открытой улыбкой, от которой на душе гольнурца потеплело. Губы Хавзы сами собой растянулись в ответной улыбке, и Вереника радостно засмеялась:

— Ты хороший человек, я чувствую. Жаль, что я не открылась тебе ещё в Гольнуре, тогда мы бросили бы Стаську и отправились к Артёму. Меня тревожит, что он до сих пор не объявился. Вероятно, у него неприятности, а из-за Хранительницы я ничем не могу ему помочь.

— Принц — великий человек, Ника! — пылко проговорил Хавза, с трепетом сжав руку высокородной подруги. — Он и Дмитрий разрешат все проблемы и придут за тобой. Обязательно!

— Вопрос — когда? — Ника нетерпеливо тряхнула белокурыми волосами и встала: — Раз приходится ждать, давай-ка позавтракаем. Силы нам ещё понадобятся.

Вспомнив, что он по-прежнему в пижаме, Хавза покраснел, как спелый помидор:

— Обожди меня в гостиной, Ника. Я буду через пару минут.

— Ладно.

Закрыв за волшебницей двери, гольнурец с бешеной скоростью умылся, оделся и расчесал волосы. Он не знал, что ждёт его дальше, но, по крайней мере, жизнь перестала казаться ему серой, унылой и безнадёжной...

Хавза не прогадал. Заручившись поддержкой Вереники, он обрёл почву под ногами и смог иначе взглянуть на своё заточение. Теперь оно не виделось бесконечным — впереди, точно маяк в угрюмом ночном мраке, сиял образ принца-освободителя.

Ещё несколько дней, и Вереника с Хавзой стали неразлучны. Они болтали, гуляли по великолепному саду, окружавшему виллу, или забирались на крышу и часами любовались чистым голубым небом и свободным полётом птиц.

Станислава почти не разговаривала с ними. Странная рыжеволосая женщина целиком и полностью была поглощена хозяйством. День за днём она кропотливо обставляла дом, тщательно подбирая каждую мелочь, возилась в саду или огороде и много часов проводила на кухне. Готовила ведьма восхитительно. Никогда в жизни Хавзе не доводилось пробовать столь изысканных и божественных на вкус блюд. Станислава ухитрялась обычный завтрак превратить в пиршество, а от девочки и купца требовалось лишь одно — попробовать каждое блюдо и выражать восхищение её кулинарными способностями.

Но идиллия закончилась неожиданно быстро. Как только Станислава обустроила дом и двор по своему вкусу, то решила, что дальше поддерживать хозяйство в чистоте и порядке обязаны все без исключения.

— Сад, огород и дом требуют постоянной заботы и ухода! — как-то за завтраком заявила она Хавзе и Веренике. — В моём доме не должны процветать тунеядство и разгильдяйство. Я этого не потреплю!

— И что ты предлагаешь? — кисло поинтересовалась Ника, ковыряя вилкой золотистую корочку сырника.

— Ты возьмёшь на себя уборку, а Хавза — мужские дела: гвоздь забить, дров наколоть...

Вереника оттолкнула тарелку:

— Ты же маг, не забыла? Хочешь дров — наколдуй! Думаешь, я не понимаю, для чего ты всё это затеяла? Хочешь доказать, что маги могут жить как обычные люди? Так вот, я — не хочу! — Девочка вскочила со стула и вперила обвиняющий взгляд в непроницаемое лицо Хранительницы: — Ты могла бы приказать Ключу вернуть мне магию! Мы нашли бы Артёма и Диму, вернулись в Лайфгарм...

— Нет! — как бритвой, отрезала Стася. — Мы будем ждать!

— Ты просто не любишь его! — взорвалась Вереника и швырнула тарелку с сырниками на пол. — Ты никого не любишь, кроме себя!

— Прекрати истерику.

— Я только начала!

Плотно сжав губы, Хранительница коснулась Ключа, и девочка мгновенно оказалась на стуле перед тарелкой с нетронутой порцией сырников. Станислава не спеша полила их сметаной, заменила салфетку и вилку и строго произнесла:

— Ты царица, Ника, и должна подавать своим подданным пример во всём. Для монарха неприемлемы вспышки гнева. Он должен держать эмоции в узде.

— Кто бы говорил, — сквозь зубы процедила Вереника. — Став королевой Годара, ты впала в депрессию и бросила страну на произвол судьбы! Если бы не Розалия Степановна...

— Все мы совершаем ошибки, — невозмутимо перебила её Хранительница и перевела взгляд на застывшего в ужасе гольнурца: — И порой наши ошибки могут стать роковыми.

Хавза нервно сглотнул: взгляд рыжеволосой ведьмы был безжалостным, а уверенность в собственной правоте — твёрже гранита. Действуя скорее инстинктивно, он сжал руку Вереники и быстро заговорил:

— Вы совершенно правы, Станислава. Раз уж мы живём под одной крышей, то обязаны поделить домашние дела. Я почту за честь вбивать для Вас гвозди и носить дрова.

Вереника посмотрела на приятеля, как на сумасшедшего, а Хранительница рассмеялась, довольно и зло:

— Отлично сказано, любитель мальчиков. Скоро ты поймёшь, что труд помогает человеку стать организованным и сильным духом.

— Бред, — прошептала Ника, закатив глаза к потолку. — Пусть Хавза пляшет под твою дудку — я работать не намерена!

— Тебе это только кажется, дорогая.

Станислава стиснула пальцами Ключ, и Вереника побледнела. Не в силах противиться магии, девочка поднялась со стула и подошла к раковине. Хавза проследил, как она включает воду и начинает тереть грязные тарелки мыльной губкой, и со страхом перевёл взгляд на Стасю. Он всем сердцем желал, чтобы великий принц Камии возник в столовой сейчас же и испепелил ненавистную ведьму. Но его надежды были тщетны, и гольнурец понимал это. Страшная, исполненная злобы женщина была сестрой некого мага Димы, которого, как следовало из рассказа Вереники, принц Камии ставил превыше всех и вся.

— Не переживай, педик, — с презрением глядя на гольнурца, фыркнула Хранительница. — Ничего нашей девочке не сделается. Подумаешь, посуду помоет, а потом часок на грядках покопается. От этого ещё никто не умирал. А за работой поразмышляет о собственной значимости! Да и ты без дела засиделся! Марш в курятник за яйцами! Да корзину возьми, а то с тебя станется — в руках десяток яиц тащить. А разобьёшь хоть одно — вместо курицы на насест полезешь! Ясно тебе, тупица?

— Да, госпожа, — быстро произнёс гольнурец и со всех ног бросился прочь из кухни...

Хавза тяжело вздохнул, отгоняя неприятные воспоминания, перехватил вязанку поудобнее и поднялся на крыльцо. Привычно ворча под нос ругательства, он пересёк холл, прошёл по коридору и ввалился в просторную светлую кухню. Большую её часть занимала громадных размеров плита с десятком кипящих и булькающих кастрюлек и разновеликими сковородами, скворчащими и шипящими горячим маслом. Полки и полочки, уставленные банками со специями, крупами, маринадами и приправами, покрывали кафельные стены от пола до потолка. На столах и тумбах лежали и стояли дюжины металлических и деревянных лопаток, венчиков, ножей и прочих кулинарных приспособлений, о назначении которых Хавза мог лишь догадываться. В дальней стене белели плотно закрытые дверцы чудовищно огромного холодильника.

Через широкие арочные окна, распахнутые настежь, в кухню проникал прохладный утренний ветер. Он смешивал ароматы сдобы, супа и жарящегося мяса и уносил в сад, чтобы добавить к ним сладковатые запахи яблок, вишен и груш.

Станислава в лёгком шёлковом платье, подвязанном белоснежным кружевным фартуком, словно танцуя, двигалась вокруг плиты: помешивала соусы и супы, переворачивала мясо, досаливала, перчила и просто заглядывала под крышки, чтобы убедиться, что с её кулинарными шедеврами всё в порядке. На довольном, одухотворённом лице радостно сверкали изумрудные глаза, а с приоткрытых губ лился бодрый, неизвестный гольнурцу напев. Изо всех сил стараясь не потревожить ведьму, Хавза на цыпочках подкрался к свободной полке и с величайшей осторожностью водрузил на неё дрова. Станислава, придерживая в руке большую круглую крышку, внимательно рассматривала содержимое высокой серебристой кастрюли. Хавза мысленно пожелал себе удачи и засеменил к двери, надеясь убраться из кухни как можно быстрее — раз Станислава была занята, у них с Никой появился шанс полениться. Обычно для этого они забирались на крышу, и гольнурец уже предвкушал часок-другой праздного безделья.

— Стоять! — проревела Хранительница, и, скривившись, словно от зубной боли, Хавза замер. Он представил себе недовольную мину хозяйке и предпочёл не оборачиваться.

— Что-то ещё, госпожа?

— Я пометила галочкой две вязанки!

— Уверяю Вас, госпожа, я тщательно осмотрел все ярлыки. Наверное, Вы собирались, но...

— Тупица!

— Я сейчас же вернусь в сарай...

— Как ты мне надоел! Мразь! — прошипела Стася, и Хавза поспешно обернулся, чтобы (чего доброго!) не огрести половником по затылку.

От выражения свирепой ярости на лице Станиславы мужчину прошиб пот. Он никак не мог понять, почему могущественная колдунья испытывает к нему, обычному камийцу, столь сильную ненависть. А уж когда увидел, что половник в руке рыжеволосой ведьмы превратился в тесак, сердце упало и застучало где-то в районе пяток.

— Что я Вам сделал, госпожа? Я выполняю все Ваши приказы!

— Но это не может изменить твоей гнусной сути!

— Но у нас в Камии...

— ...живут одни извращенцы! — прорычал Станислава, потрясая в воздухе тесаком. — Вы все — озабоченные уроды!

За долгие дни, проведённые в доме ведьмы, Хавза повидал всякое. Станислава была крайне несдержанной женщиной и за словом в карман не лезла. Она могла без видимой причины наорать и на гольнурца, и на юную волшебницу, а потом долго и нудно рассуждать о вреде магии, хотя сама пользовалась ею постоянно. Но такой необузданной вспышки ярости Хавза не видел ни разу. Сжимая тесак, ведьма наступала на него с перекошенным злобой лицом, а в прекрасных изумрудных глазах горела жажда убийства. С трудом сдерживая панический крик, гольнурец оробело попятился к двери. Убежать от взбесившейся магички он не мог и в ужасе ждал, когда холодное лезвие вонзиться в его тело. "О, нет! Не хочу! Не хочу умирать!" — отчаянно подумал Хавза и, ощущая всю бесполезность сопротивления, опрометью рванулся к выходу. Вихрем промчался через кухню, рванул на себя дверь и едва не сбил с ног Веренику. Чтобы девочка не упала, гольнурцу пришлось обхватить её руками.

— Извини, — заикаясь, шепнул он, схватил Нику за руку и ринулся вперёд.

— Куда ты меня тащишь?!

— Потом! Нужно уносить ноги!

К счастью, девочка не стала ни о чём спрашивать, и они быстро достигли холла. Спиной ощущая ярость и ненависть рыжеволосой ведьмы, Хавза выбежал из дома и понёсся в сад. Вереника молча бежала рядом, надеясь, что рано или поздно камиец остановится и всё объяснит. Так и случилось. Тяжело дыша, гольнурец остановился возле пышного куста боярышника, всего в нескольких метрах от щита, отделяющего их тюрьму от остального мира, и посмотрел в глаза Веренике:

— Она сошла с ума!

— Стаська? Да она давно не в себе, ты что, раньше не заметил?

— Она бросилась на меня с ножом!

— Эка невидаль! — беспечно отмахнулась Вереника. — У неё просто аргументы закончились.

— Какие аргументы?!

— Доходчивые.

— Шутишь, да? А мне не до смеха, Ника. Она собирается убить меня!

— Стаська? — Девочка недоверчиво покачала головой и усмехнулась: — Вот умора! Ты что, действительно думаешь, что она...

— Хавза! — донеслось от дома. — Немедленно иди сюда, извращенец, а не то я тебя на клочки порву!

Гольнурец затравленно огляделся и хотел было нырнуть за куст, но Ника удержала его за рукав:

— Да что с тобой, в самом деле? Иди к ней, она уже остыла.

— Ну уж нет, — замотал головой Хавза и решительно высвободил руку: — Говори, что хочешь, но интуиция подсказывает мне, что ведьма хочет разделаться со мной. А интуиция меня ещё ни разу не подводила.

— Всё равно от Стаськи не спрячешься.

— А то я не знаю, — буркнул гольнурец, опасливо покрутил головой и со вздохом полез в кусты.

Вереника проводила его насмешливым взглядом.

— Ещё неизвестно, кто из вас спятил, — ехидно заметила она и зашагала к дому.

А над садом гремел грозный голос Хранительницы:

— Хавза! Ну-ка покажись! Немедленно!

"Она что, действительно, спятила? — с досадой подумала Вереника. — Если ей нужен этот несчастный камиец, выдернула бы его с помощью Ключа. А так..." Девочка не успела додумать: обогнув низкую раскидистую грушу, она нос к носу столкнулась со Станиславой.

— А вот и ты! — возликовала Хранительница, потрясла в воздухе тесаком, и солнечный лучи блеснули на широком отточенном лезвии. — Видела его?

Вереника отвела взгляд от ножа и посмотрела в кипящие гневом изумрудные глаза:

— Зачем ты его напугала?

Из горла Станиславы вырвался клокочущий злобный смешок:

— Надеюсь, он трясётся под каким-нибудь кустом. Пусть трясётся! Когда я его найду, мало ему не покажется. Тупица! Грязный извращенец! Он мне заплатит за всё!

— Да что с тобой?! — в сердцах воскликнула Вереника. — Ты гоняешься за несчастным парнем, как спятившая маньячка!

— Своим присутствием он оскверняет мой дом!

— Он горбатится на тебя с утра до вечера!

— Он мне омерзителен!

— Так отпусти его!

— Чтобы он рассказал о нас всем и вся? Лучше — убить!

Вереника нахмурилась. На её памяти Хранительница ещё никогда не была так близка к убийству. "Бессмысленному убийству!" — уточнила для себя девочка и твёрдо произнесла:

— Дело не в Хавзе.

— Да что ты понимаешь, малявка?..

— Тебя, как и нас, достало сидение в четырёх стенах!

— Чушь!

— Так докажи обратное! — рыкнула Вереника и, подавшись вперёд, ткнула пальцем в блестящее лезвие тесака: — Быть домохозяйкой, может быть, и прекрасно! Но дом строят для кого-то Стася! Для людей, которых любишь! А для кого построила дом ты?

— Для себя!

— Именно! И теперь тебе одиноко в нём! Давай найдём наших друзей! Диму, Тёму, Ричарда...

— Им не нужен дом! — яростно выкрикнула Станислава, и над садом пронёсся швальный порыв ветра, срывая с ветвей плоды и листья.

Красное спелое яблоко камнем врезалось в плечо девочки, и она вскрикнула от боли. Прижав ладонь к ушибленному месту, Ника сердито взглянула на Хранительницу и зашагала к дому, бросив через плечо:

— Можешь убить Хавзу, но не жди, что я заменю его! Я скорее повешусь, чем буду и дальше выполнять твои приказы! И плевать мне на твою магию!

— Магию... — выдохнула Хранительница и, ругая себя на чём свет стоит, ухватилась за Ключ: — Хавза!

Несчастный гольнурец тотчас возник рядом со Стасей. Он сидел за кустом на корточках, и так и остался сидеть перед хозяйкой, ошалело глядя на тесак в её руке. Вереника, обернувшаяся на возглас Хранительницы, мысленно выругалась и устремилась обратно.

— Хватит беситься, Стася! — выкрикнула она, загородив собой мужчину. — Если ты его зарежешь, мне и общаться-то будет не с кем в этой глуши!

Станислава позеленела от злобы:

— Да не собираюсь я его убивать! Но проучить — проучу!

Услышав, что убивать его не будут, Хавза несколько приободрился. Конечно, получить взбучку от обезумевшей ведьмы тоже было неприятно, но, по крайней мере, не смертельно. Гольнурец медленно поднялся на ноги и открыл рот, чтобы сказать хозяйке, что готов понести наказание, однако Вереника опередила его.

— Тогда и меня накажи! Помнишь подгоревший омлет? Так вот: это я подбросила дров в плиту, чтобы он сгорел! А порванное бельё, которое ты штопала три дня кряду? Это я запихнула мышей в твой шкаф! И грядку испортили не кроты, а я! А сегодня утром, я вылила ведро воды на твою кровать, так что в спальне тебя ждёт сюрприз!

— Ах, ты маленькая мерзавка! Вот как ты платишь мне за своё спасение?!

— Спасение?! Ты отняла у меня свободу!

— А ты бы хотела закончить жизнь в камийском борделе?

— Тёма бы этого не допустил!

— А где был твой Тёма, когда тебя лапали работорговцы? Что-то он не слишком спешил выручать тебя из беды!

— Дура!

— Сама такая!

Хавза вжал голову в плечи и попятился: ругающиеся колдуньи походили на разъярённых тигриц, и ему совсем не хотелось стать их добычей. Страшась повернуться к ведьмам спиной, гольнурец отступал и отступал, пока не уткнулся в шершавый ствол яблони. Хавза остановился, вознёс мольбу великому Олефиру, чтобы тот утихомирил распоясавшихся женщин, и понёсся к дому, не в силах противиться инстинкту самосохранения, который требовал уйти, зарыться, спрятаться где-нибудь и больше никогда не попадаться на глаза колдуньям. В какой-то момент в сознании Хавзы мелькнула мысль, что он поступает нечестно, оставив лишённую магии Веренику один на один с разъярённой Станиславой, но вспомнив, как остервенело засверкали её голубые глаза, едва лишь речь зашла о принце Камии, гольнурец решил, что девочка и без колдовства сумет дать отпор рыжеволосой ведьме. "Правда, потом Ника и меня порвёт на части. И будет права. Я не должен был её оставлять. Трус!" До огромной, тёмного стекла двери оставалось всего несколько шагов.

— И куда я бегу? — пробормотал гольнурец и остановился. — Похоже, я безумец, почище рыжеволосой ведьмы.

Хавза перевёл дыхание и собрался броситься обратно, но тут стеклянная дверь распахнулась, и из дома вывалились двое мужчин — рыжеволосый коротышка в усеянном золотыми солнышками балахоне и широкоплечий великан в чёрном кожаном костюме. Вид у обоих был встревоженный и сердитый. И очень-очень опасный. Ноги Хавзы приросли к земле. Он отчаянно пытался понять, как чужаки пробрались через щит Станиславы, и вдруг до него дошло: "Маги!" Гольнурцу захотелось стать маленьким и забиться в какую-нибудь щель, но он не смог заставить себя сдвинуться с места.

Тем временем мужчины спустились с крыльца и остановились перед Хавзой, с настороженным любопытством разглядывая его с головы до ног.

— Кто ты такой? — разорвал тишину требовательный голос рыжеволосого.

— Хавза, — послушно ответил гольнурец и впервые в жизни рухнул в обморок.

Глава 9.

Спутники принца Камии.

Облака — горы горячей липкой ваты — наваливались на грудь, мешая дышать. Дмитрий силился разогнать их, но пушистое и одновременно скользкое, как манная каша, месиво обволакивало и сковывало тело. Он рвался из плена, выбивался из сил и, подавляя стон, замирал, чтобы перевести дыхание...

— Дима!

Маг с трудом повернул голову: по белому, клокастому полю к нему приближался человек в чёрном, блистающем серебром плаще. В спутанных пшеничных волосах играл лёгкий ветерок, а шоколадные глаза светились, как коричневые гранаты.

— Тёма... — едва шевеля сухими, потрескавшимися губами, прошептал Дмитрий, и принц Камии мгновенно оказался рядом.

— Вот уж не ожидал, что ты заболеешь, — презрительно скривился он, положил прохладную ладонь на пышущий жаром лоб, и Дима почувствовал, что густые манные облака истончаются, редеют и исчезают.

Дышать стало легче, сведённые в болезненных судорогах мышцы расслабились, рот и горло смягчило кисловатое, тёплое питьё. Дмитрия потянуло в сон, но резкая, как удар огненного меча, боль, прошла вдоль позвоночника, заставив мага издать короткий болезненный полустон-полукрик.

— Не спать! — жестко приказал принц Камии.

Дмитрий послушно распахнул глаза и уставился на расшитые золотыми птицами занавески. Длинные, сияющие хвосты подрагивали и колыхались, и магу привиделось, будто птицы, пришпиленные к ткани иголками искусных вышивальщиц, также как он стремятся вырваться на волю, взлететь в бледное камийское небо и бесконечно кружить там, радуясь свободе...

— Умничка! — услышал он сочащийся злорадным удовлетворением голос, а потом пленённых птиц заслонило бледное, чужое лицо принца Камии.

Пшеничные пряди падали на лоб, и, чтобы не смотреть в истекающие ненавистью глаза, Дима стал рассматривать то, что принадлежало Тёме — волосы, всегда непослушные и спутанные, словно они никогда не знали расчёски. "Кем бы он ни был, он — мой друг", — отрешенно подумал маг и, сделав над собой усилие, перевёл взгляд на принца Камии. На краткий, почти неуловимый миг жестокие шоколадные глаза потеплели, и Дима увидел лучащегося счастьем мальчишку с тёмной бутылкой в руке. С ликующим видом Тёма наполнил взявшиеся из ниоткуда бокалы, протянул один из них угрюмому, темноволосому подростку. "Это же я!" — мысленно воскликнул Дмитрий и приготовился смотреть что будет дальше, но...

— Как ты себя чувствуешь? — раздался ехидный голос принца, и видение исчезло, как исчезает в лесной чаще олень, испуганный хрустом ветки.

Дима разочаровано вздохнул.

— Отвечай! — поторопил его принц и едко заметил: — Тогда ты долго отнекивался, а потом всё же соизволил выпить и, желая произвести неизгладимое впечатление, убил моё дерево. И только вмешательство моего любимого магистра спасло тебя от гнева Белолесья! Он любил тебя, а ты заставил меня убить его! Ненавижу!

Лицо принца Камии исказила злоба. Он зашипел, словно обжегшись, и на Дмитрия обрушилась боль. Нещадно ломили и дёргались израненные ноги, судороги сводили тело, бередя едва затянувшиеся раны. При каждом вздохе из груди вырывались болезненные хрипы, а в горле полыхал пожар...

— Так-то, братец, — удовлетворённо кивнул принц Камии и весело рассмеялся. — Твоя жизнь в моих руках. И я недолго буду держать её! За убийство моего великого отца ты приговорён к смерти!

Артём немного подождал, надеясь, что Дима хоть как-то отреагирует на его слова, но тот лежал словно мёртвый и лишь дрожь, время от времени пробегавшая по телу, говорила о том, что в нём ещё теплится слабая искра жизни. В уголке рта набухла и покатилась по подбородку капелька крови, голубые, как осеннее небо глаза подёрнулись пеленой, и Тёма испуганно вскрикнул:

— Не умирай! Не бросай меня, Дима! — В его голосе зазвучали истерические нотки, руки затряслись, по щекам побежали солёные ручейки. Ощутив слёзы на губах, Артём вздрогнул, и Дмитрия захлестнули чувства друга: боль и одиночество, страх и отчаяние, ненависть и любовь. — Ты опять уходишь от меня, Дима. Не пущу! Останься! Я люблю тебя! И буду оплакивать вечно! Пожалуйста!

— Я рядом, — превозмогая боль, прохрипел маг, и на эти слова ушли последние силы: тяжелые веки сомкнулись, и он провалился в темноту, которая с радостью приняла его в объятья и стала баюкать как ребёнка, напевая и шепча ласковые слова.

Боль исчезла, точно её не было, а душа невесомой радостной пушинкой заскользила среди бескрайнего океана тьмы...

— Дима!!! — взвыл Артём и упал на тело друга. — Вернись! Я не могу без тебя!

Мощный серебряный луч пронзил беспросветные глубины, мгла недовольно всколыхнулась и нехотя выпустила желанную добычу.

— Тёма... Я иду, Тёма...

Словно услышав хриплый прерывистый шепот, луч преломился, осенил фигуру в чёрном, как сама тьма, плаще, и глаза Димы заслезились от яркого света и боли, вернувшейся в тот миг, когда он осознал, что снова лежит на кровати, напротив окна с пленёнными золотыми птицами. "А ведь я мог остаться там, в тишине и покое", — мелькнула предательская мысль, и в ушах раздался горький, злой хохот.

Артём скатился с кровати, вскочил на ноги и заговорил, распаляясь с каждым словом:

— Успеешь! Я не хочу, чтобы ты блаженствовал во тьме! Ты должен страдать здесь, под белым солнцем Камии, изнывая от скорби по моему великому магистру, и рыдать горючими слезами. Так же, как я! Ибо мы навеки потеряли его! А скоро я потеряю тебя, и жизнь станет постылой и ненужной, и вся Камия будет вечно страдать от горя, от того, что он умер, и ты умер, и я опять остался один. Моя судьба — одиночество...

Захлёбываясь рыданиями, Артём добрёл до постели и упал лицом в подушку. Дима глубоко вздохнул, собрался с силами и повернулся на бок, чтобы обнять безумного друга. В глазах помутилось от боли, но он всё-таки сумел прижать к себе Тёму. И, вспомнив, как тьма убаюкивала его, стал утешать друга ласковыми словами, рождёнными в беспросветном царстве мглы. Язык едва ворочался, слова выбирались из горла измученными и бледными — так выбираются на свет люди, неделями плутавшие под землёй. И как спасшиеся из каменного плена люди радуются свету и чистому воздуху, так и слова Димы, вынесенные из бездонной тьмы, лились на Артёма живительным бальзамом. Безутешные рыдания сменились слабыми всхлипываниями, и вскоре в комнате слышался лишь хриплый, усталый голос Дмитрия. Он говорил и говорил, боясь, что если замолчит хоть на секунду, Артём вновь заплачет, а маг больше всего на свете желал, чтобы его Тёма не плакал никогда.

Временной маг успокоился, прижался к другу, словно ища защиты, и прошептал:

— Мы больше никогда не расстанемся. Ты всё время будешь со мной, а когда наступит час казни, я сам убью тебя, и... ты уйдёшь к моему любимому магистру, и я снова останусь один... Меня всегда все бросали!

Дима погладил друга по спине, опасаясь, что тот снова заплачет. Однако Артём вырвался из его объятий, вскочил с кровати и мотнул головой:

— Не смей ничего обещать, братишка! Ты не обманешь меня! Я буду делать то, что захочу! А я хочу убить тебя!

Стараясь не шевелиться, ибо каждое движение причиняло боль, Дима смотрел на безумного друга и думал о том, что если бы он мог выпустить дремлющую внутри силу, то обязательно бы вылечил его, или хотя бы попытался. "Интересно, почему целитель не может помочь? Если легенды не врут, он на самом деле хорош. Или безумие принца Камии ему не по зубам?"

— Принц Камии — нормальный! Это они все сумасшедшие! И Солнечный Дружок, и Ричард! Они больше не будут донимать меня. Хватит! Принц Камии нашёл для этих бунтарей уютный уголок, из которого им не выбраться! Сначала я разберусь с тобой! А потом с ними, а потом... Маша!!! — во всё горло заорал Артём, и в комнате появилась Маруся.

Женщина взглянула на Диму, Артёма, на миг прикрыла глаза и тихо спросила:

— Куда ты дел Ричарда?

— Не твоё дело, наложница! Ты принадлежишь мне! И разговоров о муже я не потерплю! Стой и слушай! Я убью Диму и продолжу дело своего великого отца! Ты станешь праматерью камийских магов, как он и хотел! Но сначала — Дима! Вставай, братец! Пришёл час расплаты! Но, прежде, чем ты умрёшь, ты осознаешь, какого великого правителя лишился мой мир! Олефир был отцом камийского народа, и все мы осиротели, потеряв его! Особенно я!

На глазах принца заблестели слёзы, он вытер их полой чёрного плаща и взмахнул рукой. Дима вздрогнул, дёрнулся, будто сквозь тело прошёл электрический ток, и вздохнул всей грудью: он снова был здоров.

— Вставай! — скомандовал Артём, и невидимая, мощная сила выдернула Дмитрия из постели и неожиданно мягко поставила перед другом. — Пошли, братишка!

— Как скажешь, Тёма, — покладисто кивнул маг, оглядел чёрные брюки и сапоги, белую шёлковую рубашку и поправил чёрный плащ с красным подбоем. — Я готов следовать за тобой, куда пожелаешь.

— Ещё бы, ведь ты мой пленник!

Дмитрий улыбнулся и снова согласно кивнул:

— Пленник, так пленник.

Щёки Артёма побледнели, а губы задрожали от гнева:

— Что ты всё время соглашаешься, тряпка? Я, между прочим, собираюсь убить тебя!

— Ты уже говорил. Ты убьёшь меня, а потом продолжишь дело великого Олефира, так?

— Да! — взвился принц Камии, шагнул к Марусе и схватил её за руку. Оглядев женщину с головы до ног, он довольно цокнул языком и сально улыбнулся: — Нам будет хорошо вместе, детка!

Нервно сглотнув, Маша беспомощно посмотрела на Дмитрия, но он, повернув голову к окну, пристально рассматривал занавески с золотыми птицами.

— Ревнует, — заговорщицки шепнул ей на ухо временной маг и весело подмигнул: на кратчайший миг из глубин безумия вынырнул светлый мальчик Тёма. Однако бездна вновь поглотила его, и на Марусю уставился безумный принц Камии.

— Вот, надень! — Он протянул женщине витую серебряную цепочку, на которой болтался медальон в виде головы волка. — Твоё клеймо и твоя защита. Никто не посмеет тронуть тебя. Кроме меня, конечно.

Мария сжала медальон в ладони и подняла грустные, как у больной собаки глаза:

— А как же Ричард? Ему не понравится, что я ношу такое же украшение, как твоя Сабира.

— Неужели всё, что я сказал, ты пропустила мимо ушей? — с убийственной лаской поинтересовался принц и нежно провёл кончиками пальцев по щеке наложницы. — Я забираю тебя себе. Забудь о Ричи. Ты камийка и будешь жить по законам родного мира. А наши женщины не выходят замуж. Тебе и так сказочно повезло: длительная командировка на Землю, потом в Лайфгарм, триумфальное возвращение на Родину камийской мечтой. А дальше — больше: любимая наложница принца Камии, праматерь камийских магов. Звучит как музыка!

Проникновенная речь принца ошеломила Марусю. Растерянно хлопая глаза, она смотрела на него и беззвучно шевелила губами, подыскивая достойный ответ. Но все слова, приходившие в голову, казались глупыми и неубедительными. Артём лучезарно улыбнулся ей и ободряюще похлопал по плечу:

— Насчёт Сабиры не волнуйся, она уже надоела мне. Я сегодня же отберу у неё медальон и ты станешь моей единственной женщиной! Согласна?

— Нет... — еле слышно проговорила Маша и зажмурилась в ожидании удара, но принц Камии лишь расхохотался.

— Иного ответа я не ждал. Что ж, придётся действовать иначе. Дима!

Дмитрий послушно обернулся. Он чувствовал, чем закончится история с медальоном, и его не отпускало ощущение, что подобные сцены ему не в новинку. "Шантаж!" — с горьким сожалением подумал он и вопросительно взглянул на друга.

— Молодец, братец, схватываешь на лету! — обрадовался Артём и проникновенно посмотрел на Марусю, которая всё ещё стояла с закрытыми глазами. — Полно бояться, деточка, мои требования будут просты и понятны.

Женщина приподняла веки, и принц одобрительно кивнул:

— Так-то лучше. Мне нравится смотреть в глаза собеседнику! Так вот, драгоценные мои, все наши друзья — заложники принца Камии и живы до тех пор, пока вы беспрекословно выполняете мои приказы. А за мелкие ошибки будете расплачиваться лично. Нет, лучше поступим так: кто бы из вас ни ошибся — накажу обоих! — Он самодовольно ухмыльнулся и обратился к Марусе: — Что ты должна сделать в первую очередь, детка?

Маша молчала, крепко сжимая в ладони ненавистный медальон, и Дмитрий положил руку ей на плечо:

— Сделай то, что он просит, пожалуйста. Я не хочу, чтобы он мучил тебя!

— Хорошо... — еле слышно прошептала Маруся, накинула на шею витую цепочку, поправила волосы и заплакала от обиды: Дима вновь отказался от неё.

— Будет считать это слезами радости, — саркастически улыбнулся принц и одобрительно похлопал друга по плечу: — Если ты и дальше будешь вести себя столь же разумно и послушно, братишка, я дарую тебе лёгкую и приятную смерть.

В руках Артёма появился белоснежный платок. Он сунул его Марусе:

— Вытри слёзы, деточка. Я собираюсь представить вас моей свите, а большинство камийцев терпеть не могут рыдающих наложниц.

Дрожащей рукой женщина вытерла слёзы и несколько раз глубоко вздохнула. Прошла минута, другая, её руки перестали дрожать, на щеках заиграл румянец, а лицо стало бесстрастным и спокойным.

— Я готова, господин, — тихо, но твёрдо произнесла Маруся, и Артём зааплодировал:

— Вот она, настоящая праматерь камийских магов! Мой магистр не ошибся, избрав для тебя эту участь. Он был величайшим из великих! А ты... — принц Камии внезапно повернулся к Диме. — Ты убил его! Надеюсь, ты сожалеешь?

— Прости, Тёма, но я не помню магистра и не уверен в том, что сожалею о его смерти! Скажи, за что я убил его?

Глаза Артёма полыхнули раскалённым серебром:

— Ты хотел забрать меня себе! Тебе нужен был я!

— Зачем?

— Чтобы убить! — взорвался принц Камии и зарыдал в голос: — Все хотят убить меня! Потому что я — временной маг! Я — Смерть! Я — принц Камии! Только магистр защищал меня и... ты...

Он шагнул к другу, и Дима, горестно вздохнув, обнял его и прижал к себе. Он гладил Артёма по волосам и шептал, что любит его, что всегда будет рядом и постарается сделать счастливым...

Маруся стояла рядом с ними, вслушивалась в тихие рыдания и шепот и думала о том, что ради Тёмы Дима готов пожертвовать всем, что имеет: жизнью, друзьями, возлюбленными...

"А ты как думала? — внезапно ворвался в её мысли голос принца. — Он мой и только мой! А вы все — лишь пыль под нашими ногами!"

Женщина вздрогнула, а Артём, внезапно оборвав плач, отстранился от друга и с превосходством взглянул на неё:

— Ты даже не представляешь, что будет в Камии после его казни. Моё горе захлестнёт весь мир, и все без исключения будут рыдать кровавыми слезами, оплакивая моего брата!

Принц вытер глаза и взял друзей за руки:

— Идёмте! Моя свита ждёт не дождётся, когда я представлю вас!

Свита, десяток молодых, напыщенных камийцев, по обыкновению собралась в гостиной, расположенной по соседству с личными покоями принца Камии. Артём собрал своих спутников в тихий, предрассветный час, когда ночной сумрак редеет и тает, отступая под натиском нового дня. Камийцы с радостью и восторгом приняли возвращение Артёма и теперь, в предвкушении милых сердцу развлечений, беседовали между собой, вспоминая былые дни. В центре внимания оказался граф Кристер. Вальяжно развалившись на диване, он вещал о проявлении в Ёсском замке двух странных невольников, о том, как, угадав в придурковатом шуте принца Камии, сделал его своим рабом (следуя, конечно же, заветам великого Олефира!) и о том что, очнувшись, Артём одобрил его решение и приблизил к себе.

— И ты совсем не боялся его гнева? — задал провокационный вопрос Рузбех, а Зохаль и Альяр язвительно ухмыльнулись.

— Ничуть! Ибо принц чтит заветы своего великого отца! Он понял, что я не мог поступить иначе.

— То есть, твоя распрекрасная Катарина здесь ни причём? — насмешливо уточнил Зохаль.

— Абсолютно! Жизнь наложницы не стоит фальшивого баара, когда речь идёт о великом Олефире и его сыне!

— Совершенно согласен с тобой, граф! — серьёзно кивнул Альяр, повернулся к братьям и небрежно заметил: — Я же говорил вам, что слухи врут. Человек, столь преданный идеалам повелителя Камии, ни за что не опустится до банальной мести за рабыню!

Камийцы, слушавшие разглагольствования графа, рассмеялись, и потеряв к нему интерес, стали расходиться. А довольный собой Альяр подмигнул братьям и махнул рукой рабу, который тотчас же подбежал к нему с подносом, уставленным серебряными кубками. Сыновья Джомхура взяли наполненные вином кубки и, отсалютовав красному от злобы Кристеру, неспешно направились к окну, где беседовали Карл Маквелл и Бастиар Каруйский. Увидев приближающихся к ним харшидцев, собеседники замолчали.

— Секретничаете? — с насмешкой спросил Зохаль.

— Ой, — притворно смутился Альяр. — Мы помешали господам. Карл же советуется с Бастиаром. Видимо решает, какой выкуп потребовать с принца за свою строптивую сестрицу.

— Точно-точно, — поддакнул Зохаль. — За девчонку теперь можно просить не меньше миллиона бааров. Помнится, именно во столько оценила головы камийской мечты наша прекрасная кайсара. — Он кивком на Сабиру, которая белым изваянием стояла посреди гостиной и безучастно смотрела прямо перед собой. — Кстати, говорят, Милена владеет мечом гораздо лучше бывшей кайсары.

— Вот бы посмотреть на этот поединок! — мечтательно улыбнулся Рузбех, поедая алчным взором почти нагую Сабиру. — Только представьте: две воинственные красотки взмахивают саблями и бросаются друг на друга. Как возбуждающе двигаются их блестящие, гладкие бёдра, чувственно подрагивают и топорщатся груди, а прелестные ножки...

— Мы поняли твою мысль, Рузбех, — перебил его Бастиар. — И будь ты более надёжным человеком, я предложил бы тебе совместный бизнес, а так — до свиданья!

— Какой бизнес? — ошарашено переспросил Рузбех. — Причём тут бизнес? Я тебе не о том толкую...

— А раз не о том, то вообще отстань, — сквозь зубы процедил граф. — Идите куда шли!

— С какой это стати ты гонишь нас? — возмутился Зохаль. — Мы, может, со старым другом выпить хотим! А тебе дай волю — только о бизнесах-фигизнесах и будешь трещать. Как не умел веселиться, так и не научился! И за что только тебя принц терпит? Сухарь и зануда!

Бастиар поморщился, а Карл рассмеялся и поманил к себе раба. Взяв с подноса серебряный кубок, он подмигнул каруйцу и широко улыбнулся братьям:

— За нашего дорогого принца, друзья мои!

— За принца! — подхватил Бастиар, поднося ко рту кубок. Граф терпеть не мог наглых и разнузданных сыновей Джомхура и очень надеялся, что, выпив, те отправятся восвояси, а он продолжит с Карлом разговор о Марусе или, правильнее сказать, Милене.

— За великого сына Олефира! — дружно подхватила неразлучная троица и, к огромной радости каруйского графа, направилась к Кариму Абали, мечнику из Наджи.

Однако продолжить разговор с Карлом Бастиару всё же не удалось: в гостиной появился Артём. Он обвёл комнату оценивающим взглядом, жестом остановил готовые слететь с губ спутников приветствия и громко заявил:

— Позвольте представить вам моего любимого брата Дмитрия и мою боевую наложницу Марию. Они всегда будут рядом с нами и прошу относиться к ним с должным почтением, господа! А теперь позавтракаем, впереди у нас множество дел!

Принц театрально взмахнул рукой, и в гостиной появился празднично накрытый стол. Камийцы зааплодировали, потом расселись по местам и с некоторым удивлением стали наблюдать за Артёмом, который застыв на месте, смотрел то на Диму, то на Марусю.

— Нехорошо получилось, — вдруг произнёс он грустным, задумчивым голосом. — Я — принц Камии, а мой брат?.. Бастиар!

— Слушаю, мой принц, — сдержанно поклонился каруйский граф.

— Придумай Диме какой-нибудь титул! И пусть он звучит красиво и правильно, потому что, когда я буду зачитывать ему смертный приговор, слова должны литься из моих уст как песня!

Услышав, что брат принца Камии — смертник, спутники ошарашено переглянулись, и лишь Кристер гордо приосанился, с превосходством посмотрел на приятелей, и на его губах появилась тонкая злая усмешка. Он-то знал, что Артём собирается казнить брата, и причастность к тайнам правителя необычайно возвышала графа в собственных глазах.

— Князь Дмитрий, — подумав произнёс Бастиар.

Принц, одобрительно кивнув, повернулся к брату:

— Нравится?

— Главное, чтобы тебе нравилось, Тёма.

— Значит, решено! Ты теперь князь, братец. И когда я казню тебя, то золотыми буквами начертаю на твоём мавзолее: князь Дмитрий, любимый брат повелителя Камии! Будет очень красиво! И каждый день я буду приходить к твоему забальзамированному телу и оплакивать невосполнимую потерю.

Глаза Артёма заблестели, и Дима, легонько сжав его руку, шепнул:

— Я ещё жив, Тёма, не надо оплакивать меня заранее. Лучше поедим.

— Точно! Сейчас позавтракаем и я отведу тебя к могиле великого Олефира. Ты должен увидеть место, где похоронен наш учитель. Он любил тебя! А ты... ты... убил его!

И Артём зарыдал, уткнувшись в грудь друга. Дмитрий обнял его и стал что-то тихо шептать на ухо, а камийцы застыли с открытыми от изумления ртами. За исключением Кристера и Бастиара, никто из них не только не видел слёз принца, но даже не предполагал, что тот умеет плакать. Обычно сын великого Олефира заставлял рыдать других.

Некоторое время в гостиной стояла напряжённая тишина, нарушаемая лишь сопением и всхлипываниями Артёма да неразборчивым шепотом Димы, а потом Бастиар тихо произнёс:

— Смерть великого Олефира тяжелая потеря для каждого из нас. Мы все скорбим вместе с принцем.

Слова каруйского графа разрядили взрывоопасную обстановку в гостиной. Спутники принца зашевелились, их лица приобрели скорбное выражение. Послышались грустные вздохи, и, когда Артём успокоился и оторвался от груди друга, на него смотрели два десятка сочувственно печальных глаз.

Принц Камии последний раз шмыгнул носом, вытер глаза появившимся из воздуха платком и с подъёмом произнёс:

— Не стоит унывать, господа. Мой великий отец будет отомщён. Вы все увидите казнь его убийцы! — Он ткнул пальцем в Диму, а потом взял его за руку: — Идём, братик, я накормлю тебя завтраком. И ты, Маша, тоже садись за стол! Боевая наложница, без жалости и сожаления убившая своего брата, займёт достойное место в свите принца Камии. Не так ли, господа?

— Так, — вздохнул Бастиар.

Кристер презрительно взглянул на него и желчно поинтересовался:

— Не одобряешь решения принца?

— Решения принца Камии не нуждаются в чьём бы то ни было одобрении или порицании! — отрезал граф, наблюдая как Артём отодвигает тяжелый стул и усаживает жену Ричарда за стол, по левую руку от себя.

Брата принц с не меньшим пиететом усадил справа и наконец сел сам. Рабы наполнили кубки, и Артём провозгласил:

— За моего великого отца! И пусть его славные деяния вечно живут в памяти камийцев!

— Во славу и память великого Олефира! — пронеслось по гостиной.

Принц Камии ревниво проследил за Димой, который вместе с прочими залпом опустошил кубок, выпил сам и накинулся на еду.

За столом потекла неторопливая беседа, спутники принца поднимали кубки за повелителя Камии, со смехом и удовольствием вспоминали былое, и в их речах звучала искренняя надежда на то, что уже сегодня они вновь начнут убивать во имя принца. Вместе со всеми Дмитрий и Мария послушно ели и пили вино, а Артём, вальяжно развалившись на стуле, слушал разговоры спутников, радостно смеялся и с пристрастием поглядывал на брата — ему очень хотелось, чтобы тот хоть как-то выказал восхищение делами принца Камии, но Дима с бесстрастным лицом пил вино, поедал камийские деликатесы и молчал.

— Тебе не нравятся мои подвиги? — не выдержал Артём.

— Я не могу найти смысла во всех этих казнях и жестоких шутках, — пожал плечами Дмитрий. — На мой взгляд, ты носился по Камии, убивая направо и налево, и всё. Что здесь может нравиться?

Беседа за столом стихла, словно у всех камийцев разом перехватило дыхание. Руки потянулись к кубкам, а глаза, изумлённые дерзостью князя, застыли на его лице. "Убьёт!" — одновременно подумали спутники, но Артём лишь улыбнулся Диме и проникновенно заговорил:

— Всё не так просто, братишка. К имени Олефира не даром прирос эпитет "великий". Все, казнённые мною и моими товарищами, камийцы были виновны в тяжких преступлениях перед миром. Взять хотя бы ужин в Зандре. Ох, и пришлось мне тогда поработать! В Суните пять лет готовилось восстание рабов, Олефир внимательно следил, как бунтари набирают сторонников, сбивая честных камийцев бредовыми речами о свободе и равноправии. Ребята создали целую организацию! По всему Суниту распространились очаги будущего пожара. И когда главари назначили день и час наступления, Олефир приказал мне уничтожить рассадник неповиновения. Я с честью справился с заданием! Бунтари были казнены, а наместник наказан за ошибку смертью любимых наложниц. Он обожал близняшек и недолго прожил после их смерти.

Артём взглянул в глаза другу, и тот кивнул:

— Понятно, только зачем было идти столь сложным и изворотливым путём? Сначала пять лет ждать, а потом, вместо того, чтобы казнить разгильдяя-наместника, зверски замучить его любимых наложниц? Или девушки были главарями бунтовщиков?

— Нет! Они были обычными наложницами! А вот ты ничего не понимаешь! Олефир всегда говорил, что ты слишком прямолинеен, и я вижу, что он, как всегда, оказался прав!

— Возможно, — кивнул Дима и мягко улыбнулся другу: — Остальные твои жертвы, полагаю, были казнокрадами, изменниками и ворами.

— Да, — буркнул Артём. — И все они понесли заслуженное наказание, а заодно доставили мне и моим спутникам удовольствие!

Дмитрий тяжело вздохнул:

— Наверное, ты был лучшим палачом великого Олефира...

— Молчи! — истерично взвизгнул Артём и вцепился в подлокотники кресла. — Я был принцем, а не палачом! Великий Олефир любил меня и говорил, что после его смерти Камия будет принадлежать мне и что ты всё равно не усидишь в Лайфгарме и придёшь за мной! И сделаешь то, что он не закончил!

— А что он не закончил, Тёма? Что я должен был сделать? — быстро спросил Дима.

— Не скажу! — Артём полными слёз глазами посмотрел на друга: — Ты ничего не сделаешь, потому что я убью тебя!

Дмитрий ждал, что Тёма сейчас заплачет, но тот каким-то непостижимым образом взял себя в руки и повернулся к Марусе:

— Как тебе мои спутники, дорогая? Магистр отобрал для меня лучших из лучших!

Женщина посмотрела в подёрнутые ледяной изморозью глаза и, едва заметно улыбнувшись, спокойно произнесла:

— Если великий Олефир считал их лучшими, я ни за что не буду оспаривать его мнение.

— Интриганка, — ухмыльнулся принц и приобнял Марусю за плечи. — С каждым днём ты нравишься мне всё больше и больше, деточка. Ты будешь идеальной праматерью камийских магов. Ты лучшее из творений моего великого отца!

Принц вопросительно взглянул на Бастиара и, дождавшись утвердительного кивка, продолжил:

— Кстати, я помню, что обещал тебе разобраться с Сабирой. Ни одна женщина кроме тебя не будет носить мою метку. Обещаю!

Не сводя глаз с Маруси, он поманил к себе бывшую кайсару и, едва та приблизилась, сорвал с её шеи медальон и сжал в кулаке.

— Вот! — Артём показал пустую ладонь. — Я отказался от Сабиры. Теперь осталось решить, что с ней делать. Бастиар! Она представляет для нас какую-нибудь ценность?

— Нет, мой принц. Вы можете убить её.

— А вот советовать мне, что делать, я не просил, — огрызнулся Артём и, сморщившись, почесал кончик носа. — Что бы мне с тобой такое сотворить? Придумал!

Он с наслаждением пронаблюдал как бледнеет и без того белое лицо Сабиры, как наполняются страхом тёмные, влажные глаза и громко расхохотался. Свита, предвкушая веселье, довольно захихикала, но смех принца внезапно смолк. Оглядев Сабиру с головы до ног, он лучезарно улыбнулся Кристеру:

— Позаботься о нашей наложнице, Крис. Она не должна скучать в разлуке со своим господином! — Артём с силой шлёпнул Сабиру по ягодицам и подтолкнул к просиявшему от гордости графу. — Развлекайся, дружище!

— Спасибо, мой принц! — радостно воскликнул граф, с плотоядной улыбкой наблюдая, как наложница приближается к нему и опускается на колени. — Я продолжу обучать её искусству любви. А то привыкла, понимаешь ли, саблей махать! Не женщина, а неотёсанный солдат!

— Верно замечено, — хохотнул Артём. — Вамик из рук вон плохо воспитал дочь. И как только Дима терпел её два месяца? Эта идиотка даже удовольствия доставить толком не умеет. Каждую мелочь объяснять приходиться!

Принц заговорщицки подмигнул Кристеру, и оба рассмеялись. Дмитрий с жалостью посмотрел на коленопреклонённую Сабиру, перевёл взгляд на светящегося злым весельем графа и, недовольно качнув головой, спросил:

— А в чём провинилась перед тобой Сабира, Тёма?

Принц захлебнулся смехом, повернулся к брату и с неподдельным изумлением уставился на него:

— Как это в чём? Эта тварь два месяца издевалась над тобой! И я должен наказать её. Я никому не позволю обидеть тебя, Дима! Ты мне больше, чем брат! И пусть только кто-нибудь посмеет косо взглянуть на тебя — убью! — Он обвёл притихшую свиту ледяными серебряными глазами и вкрадчиво уточнил: — Всем понятно?

Спутники с готовностью закивали, подкрепляя кивки разрозненными возгласами: "Да... Конечно... Понятно".

— Вот и славно. Вы очень смышлёные ребята. Отдыхайте! Весь Ёсский замок к вашим услугам, а у нас с Димой дела.

Артём коснулся плеча брата, и они исчезли. Маруся облёгчённо вздохнула и приподнялась, собираясь покинуть гостиную, но громкие слова Кристера пригвоздили её к месту.

— Мне удалось попробовать самых знаменитых женщин Камии! И хочу сказать вам, господа, что не в восторге от обеих. Пристрастие к оружию убивает женственность. Взять хотя бы Милену. Спать с ней всё равно что с трупом! — Граф ехидно взглянул на вспыхнувшую как маков цвет Марусю, небрежно потрепал по щеке Сабиру и с апломбом продолжил: — Впрочем, когда Милена попадёт в руки принцу, он сумеет расшевелить её. Клянусь, через неделю-другую она будет выглядеть и вести себя так же, как Сабира! Смотрите во что превратилась эта гордячка!

Подражая Артёму, граф намотал на руку косы наложницы, заставил её подняться и хорошенько тряхнул. Сабира вскрикнула от боли, по щекам потекли слёзы, и граф снова тряхнул её.

Спутники принца загоготали, а Карим Абали весело предложил:

— Хочешь, мы поможем тебе обучать её искусству любви. Дамочка выглядит туповатой, и, боюсь, одному тебе не справиться!

— А почему бы и нет! — Граф опустил Сабиру на пол и язвительно посмотрел на Марусю: — Ты тоже хочешь помочь мне, милочка? У тебя ведь огромный опыт! Мои палачи были мастерами своего дела. Надеюсь, ты запомнила всё, что они с тобой делали и без труда передашь свои познания Сабире.

Кристер издевательски улыбнулся женщине, а свита замерла в ожидании её ответа. Кровь отлила от щёк Маруси, превратив лицо в безжизненный восковой слепок. Несколько долгих секунд она молчала, потом поднялась и, молниеносным движением выхватив из-за пояса кинжал, метнула его в графа. Клинок просвистел над ухом Кристера, срезав прядь светлых волос, и по рукоять вонзился в стену.

— Следующий бросок будет смертельным, — твёрдо произнесла девушка.

Граф невозмутимо взглянул на волосы, осыпавшие плечо, смахнул их и фыркнул.

— Твои угрозы — пустой звук, ведьма! Ты не посмеешь убить меня, ибо и ты, и твои товарищи — трусы! Вы ни разу не использовали шанс отомстить мне и не посмеете сделать это впредь. И, пользуясь случаем, хочу напомнить, что по законам Камии убийство спутника принца карается смертью. Не так ли, Бастиар?

Каруйский граф скривился:

— Так-то оно так, но Артём может в любой момент изменить закон. А уж если ему придётся выбирать между тобой и творением Олефира, будущей праматерью камийских магов... — Он саркастически хмыкнул. — Кого он выберет, Крис?

— Ерунда! Принц чтит законы, и жестоко расправится с виновником моей гибели. Тем более что Милена Маквелл всего лишь наложница и её жизнь в нашем прекрасном и справедливом мире ценится так же, как песок в Харшидской пустыне. Будь она хоть трижды праматерью!

— Ты вступаешь на скользкий путь, Кристер, — осуждающе покачал головой Бастиар. — Милена Маквелл не так проста...

— Заткнись! — проревел Кристер, схватил Сабиру за косы и волоком потащил к дверям: — За мной, ребята! Приглашаю вас на вечеринку! И, вообще, в отличие от бездельника Бастиара и истеричной рабыни у нас есть дела!

— Правильно! — воскликнул Зохаль, и большинство спутников Артёма поддержали его одобрительными криками.

— Лучше с Сабирой развлекаться, чем слушать заумные речи Бастиара, — степенно подытожил Стефан Берг и направился за графом. Остальные потянулись следом.

В гостиной остались Маруся, Бастиар и Карл Маквелл. Разбойник налил себе полный бокал вина и приветливо улыбнулся сестре, которая всё ещё продолжал стоять во главе стола.

— Садись, Милена, поговорим.

— О чём? — насторожилась женщина.

После встречи со старшим братом, Людвигом, она не ждала от родственников ничего хорошего. "Пусть только попробует заикнуться о своих правах — убью!", — подумала Маруся, однако на стул всё-таки села.

— Боюсь нам не о чем разговаривать, Карл.

— Ошибаешься! — горячо возразил разбойник, сделал глоток вина и торжественно произнёс: — Спасибо тебе, Милена!

— Что?! — опешила женщина, и её серые глаза округлились, как у совы. — За что ты благодаришь меня?

— За убийство Людвига, конечно! После того как ты сбежала из Камии, Маквеллы впали в немилость. Наш отец умер, а из его многочисленных сыновей выжили только я и Людвиг. Титул, естественно, достался старшему, но теперь, благодаря твоему меткому удару, перешёл ко мне. Так что, позволь представиться: герцог Маквелл. — Карл шутливо поклонился сестре и поднял бокал: — За это стоит выпить, сестричка!

— Значит, ты не будешь нести всякую чушь насчёт прав на меня, требовать у Артёма выкуп и драться с Ричардом? — с подозрением глядя на брата, уточнила Маруся.

— Да нет же! Что я дурак, ссориться с камийской мечтой, а тем более с принцем Камии. С сильными мира лучше дружить, Милена. Согласна?

Неуверенно кивнув, женщина взяла в руки бокал, сделала несколько глотков вина и с любопытством спросила:

— Говорят, что Лерт разрушен, это правда, Карл?

— Да, мой родовой замок в ужасном состоянии, но это не беда. Я уже утвердил свои права на него и вскоре начну восстановительные работы. Думаю, через год справлю новоселье.

— Но откуда у тебя деньги?

— Ну ты даёшь, сестрица! Ты же сама была вполне удачливой разбойницей! Неужели Вы с господином Ричардом раздавали деньги бедным?

— Нет, — смутилась Маруся. — Мы вложили их в гостиничный бизнес.

— Вот-вот, — закивал герцог. — А мне что, до седых волос мечом махать? К тому же под рукой оказался Бастиар. Плюнув на гордость, я обратился к нему за советом и не жалею! — Карл поднял бокал, салютуя каруйскому графу, глотнул вина и доверительно заговорил: — Знаешь, дорогая, Басти совершенно нетипичный спутник принца. Мало того, что он попал в свиту по личному приказу Олефира, так ещё во время наших путешествий по Камии ухитрялся завести деловые знакомства во всех городах и сёлах, где мы побывали. Вместо того чтобы веселиться с Артёмом, он вечно с кем-то договаривался, подписывал какие-то бумаги, покупал рабов... Чем сильно выбивался, так сказать, из общей картины. Ребята его за это терпеть не могли.

— Ага. — Бастиар ехидно хмыкнул. — И каждый из них потихоньку ходил ко мне советоваться, куда лучше деньги вложить и прочее...

— Вот как?.. — Карл Маквелл отставил бокал, поднялся на ноги и потянулся. — Я благодарен вам обоим, господа. Твой совет, Бастиар, сделал меня богачом, а твой клинок, Милена — герцогом. Ещё раз спасибо и позвольте откланяться. Кристер да и прочие не поймут, если я не присоединюсь к веселью. Это вы у нас на особом положении, а я простой спутник принца. Пока!

Герцог прощально махнул рукой и быстрым шагом покинул гостиную. Маруся и Бастиар посмотрели на захлопнувшуюся за ним дверь и одновременно повернулись друг к другу.

— Я... — в один голос начали они и смущённо замолчали.

Маруся опустила голову и стала рассматривать рубиново-красное вино в кубке, а Бастиар озабочено потёр лоб, облизал сухие губы и всё-таки закончил начатую фразу:

— Я хотел спросить о Валентине. Ты случайно не знаешь, куда он делся?

— Ричи тоже пропал.

— Догадываюсь... И даже подозреваю (да что там юлить — знаю!), чьих это рук дело.

Мария болезненно поморщилась, поднесла к губам бокал и, глотнув вина, ровно произнесла:

— Ричи и Валя мешали принцу Камии, вот он и выкинул их из Ёсса. Куда, сказать не могу, но точно знаю — они живы. А раз живы, значит, выберутся откуда угодно. Солнечный Друг — проныра ещё тот, а Ричи — воин, каких Камия не видела. Не стоит за них волноваться, Бастиар.

— Но... — начал было граф, однако Маруся решительно перебила его:

— Говорю же: маг и воин в Камии не пропадут. Вот увидишь, скоро они с триумфом вернутся в замок да ещё не преминут предъявить Тёме претензии за невежливое обращение. Меня больше волнует Дима. Потому что только он может всё исправить! Только он способен удержать от глупостей Тёму! И только он может помочь нам вернуться в Лайфгарм! Он самый сильный и самый лучший!

Приоткрыв рот, Бастиар смотрел на Марусю и не верил глазам: едва женщина заговорила о Дмитрии, её щёки порозовели, раскраснелись, а жемчужно-серые глаза засветились.

— Мы должны помочь ему проснуться, ибо вернув магию он поможет и Артёму, и всем нам! — с воодушевлением продолжала Мария. — У меня есть план, как разбудить его, Басти.

— Постой! Любой придуманный тобой план сейчас же станет известен принцу, и он не даст нам его осуществить. Так имеет ли смысл ввязываться в заговор против самого могущественного мага Камии?

— Мы должны попытаться, Басти... — Маруся с такой мольбой взглянула в глаза графу, что тому стало немного не по себе. — Тёма обязательно купится на нашу уловку. Он любит Диму и не хочет убивать его. Пусть он день за днём талдычит о мести, а мы тем временем внушим ему простую и, главное, соответствующую его характеру мысль: убивать ущербного мага ниже достоинства могущественного и справедливейшего принца Камии. Вот если бы он победил равного — это была бы настоящая победа и весь мир рукоплескал ему. Чуточка лести и Тёма поможет Диме вернуть магию. И тогда, Басти, мы победим! Следом за магией вернётся память, и Дима наконец-то получит возможность влиять на ситуацию!

Женщина замолчала и с надеждой уставилась в озадаченное лицо каруйского графа.

— И какого чёрта, я потащился с Валей в Ёсс? — пробурчал тот, криво улыбнулся и отчаянно рубанул воздух ладонью: — Ладно, плутовка, уговорила! Как я понимаю, именно мне отводится почётная обязанность подвести Артёма к мысли о честном, так сказать, поединке?

— Да! — радостно воскликнула Маруся, выскочила из-за стола и, подбежав к графу, пылко поцеловала в щёку. — Спасибо, Басти! У нас обязательно получится! Я уверена!

Маша во весь рот улыбнулась и почти бегом покинула гостиную, опасаясь, что в последний момент граф передумает и откажется от её замечательной задумки. А Бастиар с озадаченным видом коснулся щеки, которую поцеловала Маруся, и ворчливо сказал себе под нос:

— Какая она всё-таки безрассудная, эта Милена Маквелл. Если бы какая-нибудь из моих любимых наложниц позволила себе подобную выходку, я бы ей губы отрезал! Хорошо, что Ричард ничего не видел!

Глава 10.

Князь.

Лепестки белых роз нежной позёмкой стелились по мраморному полу. Высокие бронзовые канделябры замерли вдоль стен, точно стражи, охраняющие вечный покой могущественного обитателя гробницы. Снежно-белые свечи источали пряный аромат ванили и мускуса. Световые блики плясали по серым стенам, оплетённым золотой вязью, словно диковинной паутиной, и казалось, что последнее пристанище великого Олефира дышит, набирает в каменную грудь воздух, перед тем как поведать гостям сокровенные тайны.

Артём посмотрел на Диму, хотел что-то сказать, но передумал и направился к центру зала, где на каменном постаменте покоилась массивная хрустальная урна. Опустившись на колени, принц Камии с благоговением коснулся инкрустированной драгоценными камнями крышки, склонил голову и прикрыл глаза.

— Простите меня, магистр, — прошептал он и замер как изваяние.

Дмитрий с беспокойством смотрел на друга. Он ждал, что Артём разразится горестными рыданиями и станет упрекать его в смерти Олефира, но тот не проронил ни слезинки. Напротив, присутствие покойного учителя точно добавляло принцу силы и выдержки.

— Как же я завидую тебе, Дима, — неожиданно произнёс Артём и погладил блестящую крышку урны. — Ты знал магистра всю жизнь. А я удостоился его внимания лишь в последние два года.

Дмитрий предпочёл промолчать. В отличие от Тёмы, образ Олефира вызывал у него затаённую ярость. И, глядя на погребальную урну, Дима скорее радовался, что этого опасного мага нет в живых. "Если магистр свёл Артёма с ума в процессе обучения, значит, его устраивал сумасшедший принц Камии. А я хочу вернуть Тёме рассудок!" — подумал маг и покосился на друга, опасаясь, что тот прочтёт его мысли и разозлится, однако Артёма занимали лишь собственные думы.

— Я рос глупым и беспечным, Дима. Я считал, что неприятности и несчастья удел других, что беды и невзгоды никогда не коснутся меня. А потом я узнал, что обладаю даром управлять Временем и что все вокруг ненавидят меня и мечтают убить. И пришёл страх. Он стал моим вечным спутником. Я боялся всех и вся, даже в собственной тени видел крадущегося убийцу. Я был смертником, живущим в ожидании казни. — Артём прижался щекой к хрустальному боку урны. — Олефир прогнал мой страх. Он сделал меня сильным. Таким сильным, что теперь меня боятся как чумы... Это было прекрасно! — Принц глубоко вздохнул, поднялся с колен и повернулся к другу: — И только ты остался недоволен, Дима. Сначала я не мог понять, почему, но потом разобрался: тебе нравилось иметь под рукой никчемного, придурковатого мальчишку. Глядя на меня, ты упивался собственным могуществом!.. А ведь я так любил тебя, Дима. Я доверял тебе, как никому на свете. И ты воспользовался моим доверием! Ты заставил меня убить великого магистра, потому что он был единственным магом в Лайфгарме, кто мог противостоять твоим амбициям! — Артём расправил плечи и обличающе ткнул пальцем в сторону Димы: — Ради власти над миром, ты готов убить всех! Именно поэтому я не верну тебе ни память, ни магию!

Принц уронил руку и тоскливо уставился на хрустальную урну, будто забыв о друге, но стоило Диме пошевелиться, шоколадные глаза вновь впились в его лицо:

— На колени! Я требую, чтобы ты склонился перед величием моего магистра!

— Но ведь я победил его, так? — неожиданно спросил Дмитрий, и глаза Артёма едва не вылезли из орбит:

— Ты... Да ты...

— Ты сам сказал, что твоими руками я убил Олефира и захватил Лайфгарм. Значит, я сильнее магистра. Это во-первых. А, во-вторых, я не собираюсь оплакивать негодяя, исковеркавшего твою жизнь!

— Да я...

— Ты всё равно собираешься убить меня, так что притворяться нет смысла! — спокойно проговорил Дима и криво улыбнулся: — Твой рассказ вышел очень волнующим, Тёма, но у меня осталось масса вопросов. Может, ответишь на них, чтобы я наконец разобрался, что не так с нашим великим Олефиром?

— Не так? — взвыл принц Камии, и глаза его полыхнули серебряным огнём.

— Именно. Если магистр был само совершенство, как же случилось, что он вырастил такого монстра, как я? Или он сделал это нарочно? Но зачем? — Дмитрий говорил быстро, понимая, что в любую минуту Артём может оборвать его. Он знал, что будет расплачиваться за своё любопытство, но всё равно продолжал задавать вопросы. — Твой рассказ сквозит дырами и недомолвками, Тёма. Почему, например, столь могучий и ужасный я допустил, чтобы Олефир сделал тебя своим учеником? Если бы мне так нравился никчемный мальчишка, я бы держал его при себе и не уступил никому! И...

— Ты променял меня на Валентина! — выпалил принц и отчётливо скрипнул зубами: — Ты предал меня!

— Стоп-стоп, Тёма. — Дмитрий нетерпеливо махнул рукой и нахмурился: — Хочешь сказать, что я отдал тебя Олефиру в обмен на того рыжего целителя? Этого пьянчужку с замашками прощелыги? Бред! Зачем он мне понадобился?

Артём пригнул голову и набычился. Разговор принимал совершенно не тот оборот: обсуждать настырного землянина принцу не хотелось, впрочем, как и вспоминать не слишком приятные моменты собственной беспомощности. И он попытался вернуть разговор в прежнее русло:

— Олефир был великим магом! Он организовал в Камии чудесный порядок и сделал людей счастливыми...

— Хватит, Тёма! — перебил его Дмитрий. — Мы здесь одни, так что не стоит разыгрывать представление. Мы оба знаем, что Олефир не так велик, как мнится камийцам. Он явился в этот мир завоевателем и поставил его на колени. Но речь не об этом! Я хочу понять: что произошло между нами? Почему я отвернулся от человека, вырастившего меня?

— Это заслуга Хранительницы!

— Моей сестры?

— Да! — брезгливо выплюнул принц и застонал от бессилия: Дима непреклонно уводил разговор в сторону.

Вместо того чтобы ужасаться содеянному и рыдать над останками великого магистра, друг упорно пытался вывернуть всё наизнанку. Артём раздражённо тряхнул волосами и топнул ногой:

— Мы не будем говорить о ней! Только о магистре!

— Разумеется, Тёма, — пробормотал Дмитрий и задумчиво взглянул на погребальную урну.

До сего момента он считал, что собрал достаточно информации, чтобы повлиять на Артёма, но оказалось, что многих важных моментов он по-прежнему не знает. "И, судя по всему, не узнаю. Тёма желает говорить только о величии и совершенстве Олефира. Но я не верю, что его любимый магистр был таким уж гениальным и безупречным!"

— Неправда! Мой магистр идеален! — взвизгнул принц и замахнулся на друга.

Дима не стал дожидаться удара. Он стремительно опустился на колени и громко сказал:

— Мне жаль, что Вы умерли, великий Олефир! Без Вас мы осиротели!

От неожиданности Артём застыл с поднятой рукой. Несколько секунд он непонимающе таращился на коленопреклонённого друга, а потом опустил руку и с подозрением поинтересовался:

— Тебе действительно жаль, что магистр умер?

— Ты не представляешь как, — с неподдельной искренностью прошептал Дима и опустил голову: чтобы выяснить правду, ему нельзя было злить Артёма.

Принц озадаченно почесал затылок, покружил вокруг Дмитрия, разглядывая, точно диковину, и остановился у него за спиной. Он смотрел то на урну магистра, то на макушку друга, лихорадочно соображая в чём подвох.

— И ты действительно веришь в величие моего магистра?

— Я верю тебе, Тёма, — мягко ответил Дмитрий и продолжил, тщательно подбирая слова: — Моя память молчит. Мне нечем укрепить свою веру в магистра. Но я скорблю о его гибели, потому что она делает тебя несчастным.

Принц зарычал от негодования и рывком вздёрнул Диму на ноги:

— Лицемер!

— Нет! — Дмитрий перехватил занесённую руку друга, оттолкнул его и твёрдо взглянул в полыхающие серебром глаза: — Ты требуешь невозможного, Тёма! Я не могу оплакивать незнакомого мне человека! Хочешь настоящей искренности — верни мне память!

— Чушь! Большинство камийцев никогда не знали Олефира лично, но они скорбят о нём!

— Это другое!

— Да? Посмотрим! Спорим, я заставлю тебя осознать величие моего господина?

— Силой?

Принц Камии подошёл вплотную к другу и лучезарно улыбнулся:

— Ни магии, ни силы не будет, Дима. Только добрая воля и твоё собственное желание.

— Серьёзно?

— Даю слово! — Артём снисходительно потрепал друга по щеке и добавил: — Ты всегда был впечатлительным мальчиком, Дима. Тебе будет легко проникнуться гением Олефира. Я верю, что завтра мы будем вместе стоять здесь на коленях и оплакивать невосполнимую потерю. Искренне, разрывая сердца! Это будет великолепно, правда?

Дмитрий кивнул, с горечью глядя в абсолютно сумасшедшие глаза друга. "Может, стоило начать рыдать прямо сейчас? — досадливо подумал он. — Вдруг это хоть немного успокоило бы его? Нет, вряд ли. Тёма ждёт чего-то другого. Понять бы только — чего?"

— Не выдумывай, Дима, я бесхитростен, как младенец, — мурлыкнул Артём и взял его за руку. — Пойдём, не стоит тревожить нашими спорами покой магистра. Он не любил, когда мы ссорились.

В мановение ока маги перенеслись к дверям Диминых покоев. Хитро улыбнувшись, Артём распахнул высокие расписные двери:

— Прошу, братец! Надеюсь, мне удалось угодить тебе.

— Да... — протянул Дима, разглядывая большую светлую комнату: стены, обитые нежнейшим зелёным шёлком, прозрачные белые занавески, изящную мебель из жёлтого с тёмными прожилками дерева. — Очень красиво. Спасибо, Тёма.

Он обернулся к другу, но того уже не было рядом. Дмитрий пожал плечами, вошёл в гостиную и уселся на обтянутый сине-зелёной парчой диван. В руке привычно задымилась сигарета, и, глубоко затянувшись, маг стал обдумывать сложившуюся ситуацию. За время жизни в Камии он узнал довольно много, но его знания были обрывочными и неполными. Он отчаянно нуждался в разговоре с кем-нибудь из лайфгармских приятелей Артёма. Больше всего хотелось поговорить с ушлым рыжим целителем, но его, впрочем как и инмарского воина, Артём выкинул из замка. Оставался лишь один человек, который мог пролить свет на запутанную, противоречивую историю его отношений с Олефиром и Артёмом.

Сигарета исчезла, Дмитрий решительно поднялся и, представив себе стройную, гибкую женщину в сером замшевом костюме, пробормотал:

— Это даже хорошо, что в Ёссе кроме неё никого нет. Так бы, и правда, пришлось идти к Валентину.

Маг улыбнулся, вышел из гостиной и остановился в коридоре, соображая, как найти покои Маруси в огромном замке. И вдруг в памяти всплыли слова Валентина: "Ты — король Годара, Смерть и лучший маг Лайфгарма!" Дима ехидно усмехнулся и рявкнул:

— Ко мне!

Раб в чёрной ливрее с голубым кантом, пробегавший мимо, остановился, как вкопанный, и с испугом уставился на сердитого господина.

— Отведи меня в покои камийской мечты! — приказал маг, и раб, низко поклонившись, засеменил по коридору.

Возле мрачных чёрных дверей он остановился:

— Покои камийской мечты, господин.

— Свободен! — машинально бросил Дмитрий и нахмурился, запоздало подумав, что его визит может показаться Марусе неприличным.

Но нечаянная мысль улетучилась также быстро, как и пришла. Маг тихонько толкнул двери и недоумённо огляделся. Угрюмая комната разительно отличалась от любовно обставленной гостиной в его покоях, зато веяло от неё чем-то очень знакомым, но давно забытым. Маг с минуту разглядывал массивный черный стол, широкие кожаные кресла и диваны, тяжелые плотные гардины, и величественно надутый, как сам Ёсский замок, буфет. "Явно не Тёмина работа", — подытожил он и, поскольку в гостиной никого не было, направился к ближайшей двери.

Дмитрий заглянул в сумрачно строгий кабинет, потом, немного помедлив, в спальню, которая в пику гостиной и кабинету выглядела ярко и празднично. Но Маруся как сквозь землю провалилась. Неисследованной осталась только ванная, но туда Дима зайти не решился. Он представил, как женщина нежиться в прозрачной голубоватой воде, и щёки запылали, точно у подростка. "Подожду здесь", — решил маг и опустился на край низкой широкой кровати. Несколько секунд он сидел неподвижно, тщетно пытаясь прогнать соблазнительные видения, и тут его рассеянный взгляд наткнулся на искусно задрапированную красно-синей портьерой дверь. Дима неуверенно поднялся, подкрался к таинственной двери, приподнял портьеру, с величайшей осторожностью приоткрыл дверь и увидел Марусю. Женщина в пол-оборота сидела перед трельяжем и сосредоточенно расчёсывала чуть влажные русые волосы. Покатые плечи прикрывало белое пушистое полотенце, но предательское зеркало чётко отражало все изгибы и выпуклости восхитительного тела. Застыв на пороге, Дима уставился на почти обнажённую камийку не в силах ни заговорить, ни вернуться обратно в спальню. Он мог бы простоять так и час, и два, но лёгкий сквозняк выдал его. Маруся резко обернулась, полотенце соскользнуло с плеч и белой птицей приземлилось на пол. Женщина слабо ойкнула, зарделась и, молниеносно подхватив небрежно брошенный на ковёр халат, закуталась в него, как в кокон.

— Дима?!

— Я... Я подожду в спальне, — хрипло выдавил маг и, сообразив, что фраза вышла двусмысленной, уточнил: — В смысле просто подожду.

Он нервно сглотнул, попятился и пятился до тех пор, пока не наткнулся на кровать. Плюхнувшись на мягкий матрас, Дима перевёл дыхание и заставил себя подумать о том, зачем на самом деле пришёл к Марусе: "Мне нужно расспросить её о Лайфгарме", — как молитву твердил он, а перед глазами стояло отражение обнажённой женщины с белым полотенцем под ногами...

Маруся появилась в спальне минут через пять. Серый замшевый костюм полностью скрывал её тело, но так плотно прилегал к коже, что Дима, не успевший толком прийти в себя, вновь занервничал. Захотелось наплевать на разговоры и... "Нет уж! — осадил себя маг. — Не за этим я пришёл! Сначала — дело, а потом... Чёрт!"

Дмитрий вскочил с постели, вымученно улыбнулся и попросил:

— Идём в гостиную, Маша. Мне необходимо поговорить с тобой.

Он хотел подать девушке руку, но передумал, опасаясь нового взрыва желания, и почти выбежал из спальни. Маруся с сожалением посмотрела ему вслед и перевела взгляд на чуть примятое покрывало.

Появление возлюбленного испугало и обрадовало её. И если бы Дима сделал шаг вперёд, а не назад, то она бросилась бы к нему в объятия сама, но увы... "Ну и пусть! Пусть всё остаётся как есть. Я жена Ричарда, он почти женат на Стасе... Мы оба не свободны, и нечего предаваться бессмысленным, неосуществимым мечтам..." В носу защекотало, глаза защипало, но Маша сдержала слёзы и, глубоко вздохнув, последовала за Димой в гостиную.

Маг сидел за массивным овальным столом, в руке у него дымилась сигарета, а взгляд был устремлён на занавешенное плотными гардинами окно.

— Выпьешь что-нибудь? — вежливо поинтересовалась Маруся, подойдя к буфету.

— Не мешало бы... — протянул Дима, нехотя отвёл глаза от окна и посмотрел на женщину, соображая как начать разговор.

Маруся достала из монументального буфета бутылку синего, почти чёрного стекла и высокие тонкие бокалы на длинных ножках.

— Этот буфет, — с запинкой произнёс Дмитрий, начиная светскую беседу, — кажется мне олицетворением Ёсского замка.

— Точно, — подхватила Мария. — Такой же громоздкий и величественный. Когда я увидела резиденцию Олефира издалека, она напомнила мне хищную птицу, которая сидит на скале и стережёт добычу. — Женщина подошла к столу, поставила бокалы и протянула Диме запечатанную сургучом бутылку. — Открой, пожалуйста.

Маг уничтожил сигарету, взял бутылку из рук Маруси, слегка задев пальцами её ладонь, и оба поспешно отвели глаза — лёгкое прикосновение отдалось в сердцах взрывной волной. "Да, что ж это такое?!" — одновременно подумали они и... отодвинулись подальше друг от друга. Маруся уселась напротив возлюбленного, а тот стал вдумчиво и аккуратно счищать сургуч. Наконец бутылка была открыта, Дима разлил по бокалам янтарно-жёлтое вино и, взявшись за тонкую ножку, уставился на буфет.

— За встречу, — после минутного молчания произнёс он и заставил себя посмотреть в жемчужно-серые глаза.

Маруся едва заметно улыбнулась:

— За встречу.

Тост прозвучал, пришло время пригубить вино, но Дима и Маруся неотрывно смотрели в глаза друг другу, не смея пошевелиться. В гулкой тишине гостиной надрывно тикали часы в тяжелой дубовой раме; под потолком, за бронзовой громадой люстры, клубился мрак; по углам, за спинками кресел и диванов, прятались тени. Маруся и Дима застыли с бокалами в руках, будто став частью гостиной. И только их сердца колотились в ритм часам, отмеряя минуту за минутой. Длинная бронзовая стрелка дёрнулась, упала на тускло блестящую в сумраке шестёрку, и часы ожили.

— Бом-бом! — разнеслось по гостиной, и влюблённые вздрогнули.

— За встречу, — грустно повторил Дмитрий, выпил вино, не почувствовав вкуса, и торопливо заговорил: — Ты единственная в замке, кто может рассказать мне о Лайфгарме, Артёме и Олефире. Скажи, почему я расстался с тобой в Кероне, Маша?

Женщина растерянно посмотрела на мага, глотнула вина и отрицательно покачала головой:

— Мы не будем говорить об этом сейчас, Дима. Я уверена, когда память вернётся к тебе, ты сам ответишь мне на этот вопрос. — Щёки Маруси вспыхнули, губы задрожали: — Ты ещё не видел свою сестру, Станиславу, а она, как говорит Ричард, всё для тебя.

Маша схватила бокал, поднесла его к губам и опустошила так алчно, словно несколько часов подряд её мучила нестерпимая жажда.

— Артём твердил то же самое, — потеряно заметил Дима, — только я совсем не помню её и... не знаю почему она так важна для меня.

Серые глаза девушки потемнели, и Диме показалось, что в гостиной сейчас разразится буря, но Маруся тряхнула головой и почти спокойно произнесла:

— Станислава любит тебя. Она пошла за тобой в Лайфгарм и сумела вырвать из рук Олефира, которому ты служил как цепной пёс.

Дима поморщился и поспешно спросил, радуясь, что разговор уходит в сторону от неизвестной ему сестры:

— А Тёма? Как попал к нему Тёма? Мы вместе служили ему?

— Нет. Он попал в руки повелителя Камии гораздо позже. Ричард говорил, что Олефир разыграл целый спектакль, чтобы отобрать у тебя Артёма. К этому времени ты уже ушёл от него, и Тёма всё время был с тобой. Ты защищал его от всех и вся, потому что он — временной маг, зло и погибель Вселенной.

— Вот как? Наш Тёма настолько могущественен?

— Ты лучше. Ты... Ты... — Маруся смутилась и опустила голову. — Не знаю как это сказать, но, в общем, ты единственный, кто может справиться с временным магом, а значит, ты лучше!

Дима машинально потёр палец, на котором когда-то носил кольцо, и в его руке задымилась очередная сигарета. Некоторое время он молча курил, а потом спросил:

— А почему меня воспитывал Олефир? Он же приходится мне дядей. Где мои родители?

— Умерли. Твой отец — Фёдор, брат Олефира, а мать — Алинор, бывшая королева Инмара, Хранительница Источника. Говорят, они обожали друг друга, но Фира разрушил их брак. Фёдор бежал на Землю, прихватив с собой годовалую дочь, а Алинор стала женой Олефира. Когда ты родился, Олефир обманул и её, и Совет высших магов, сказав, что запретный сын Хранительницы умер. Утверждают, что он даже трупик новорожденного ребёнка показал. Но ты выжил! Фёдор знал об этом, однако пальцем не пошевелил, чтобы забрать тебя. И ты рос с дядей. Он воспитывал и обучал тебя необычайно жестоко, но ты, как ни странно, любил его и наотрез отказался убивать.

— Даже так... — пробормотал Дима и вдруг вскинул голову: — Но всё-таки я убил его!

— Олефира убил Артём. Ты приказал — он сделал...

— Получается, мы убили его вместе? Но за что? Тёма обожает своего магистра, да и я, по твоим словам, любил его... Не понимаю.

Маруся вгляделась в настороженное лицо мага:

— Как рассказывал мне Ричард, Артём долгое время не знал, кто он есть на самом деле. В отличие от тебя, его воспитывали разгильдяем, оболтусом и шутом. Он почти не умел пользоваться даром и был беспомощен, как новорождённый котёнок. Но, как бы там ни было, Тёма — временной маг, которых никогда не оставляют в живых! Ибо, стоит им осознать свой дар, мир погружается в хаос и в конце концов гибнет. Тёма выжил благодаря тебе, запретному сыну Хранительницы. По мысли Совета, вы должны были убить друг друга... А вы подружились. Не знаю, есть ли в этот заслуга Олефира, но ты с детства обожал светлого мальчика Тёму. Для тебя он никогда не был злом. И однажды вы встретились и больше не расставались. Ты заботился о нём, как о ребёнке, потакал ему во всём, оберегал. В Вилине ты чуть не умер, спасая его... — Маруся глотнула вина и продолжила: — Олефира не устраивало такое положение вещей. Он не желал видеть тебя нянькой временного мага, и обманом забрал его в Камию. Он очень хорошо знал тебя, Дима, и в решающий момент заставил сделать выбор. Ты мог либо спасти Валентина, который тогда ещё не был магом, и умер, если б не ты; либо защитить Тёму, потенциально могущественного чародея, у которого был шанс выжить в учениках Олефира. Ты выбрал Валю, и Артём оказался в ускользающем мире, неподвластном тебе! Ты был зол на Олефира, и, как говорит Ричард, растерзал бы его голыми руками, потому что знал, как именно он будет обучать Артёма. А через два года Олефир вместе с безумным Тёмой вернулся в Лайфгарм. И было поздно что-то менять — Артём душой и телом принадлежал своему магистру... Ради Тёмы ты отдал на растерзание Олефиру Лирию и позволил издеваться над Станиславой. А потом ты дрался с Артёмом и победил. Но он всё равно вернулся к любимому магистру. И Олефир стал снова измываться над ним. Тут-то ты и не выдержал. Ты заставил Тёму убить любимого магистра, ибо только так мог освободить его. Осознав, что натворил, Артём хотел умереть, но ты приказал ему жить и...

— Достаточно! — Дима вскочил, сжал кулаки и снова сел. Схватив бутылку, он наполнил бокал, поднёс его к губам и поставил обратно. — Тёма абсолютно прав. Во всём! Это я виновен в гибели нашего учителя, да и судьбу Артёма исковеркал я! Я не сумел защитить его, предал, а потом ещё и диктовал свою волю, будто он мой раб! Как так получилось, Маша? Я ведь люблю его и... — Дима залпом выпил вино и расстроено посмотрел на Марусю: — Мне нет оправдания!

— Ты неправильно понял меня!

— Всё предельно ясно! Артём вправе казнить меня за то, что я совершил.

— Нет! Ты столько сделал для него! — Маруся дрожащей рукой провела по лбу и попросила: — Верни себе магию и память, Дима. Тогда ты поймёшь, что ни в чём не виноват перед Тёмой. Возможно, ты даже сумеешь вылечить его!

— Нет! Магия не поможет! Я знаю, что не могу вылечить Тёму той силой, что клокочет во мне, ибо это магия смерти. Вырвавшись на свободу, она уничтожит всех и вся! Я должен найти другой способ!

— Не мели ерунды! Ты всегда умел контролировать свой дар! Выпусти Смерть и образумь Тёму. Ты сильный, ты можешь!

— Что значит "образумь"?! Предлагаешь вновь начать командовать им?! Он свободный маг и имеет право жить, как ему вздумается! В конце концов, Олефир научил Артёма пользоваться даром, научил защищаться, а я убил его учителя! Понятно, почему Тёма зол на меня!

— Хватит! Не хочешь просыпаться — не надо! Давай, беги к Артёму, падай ему в объятья и начинай умолять о смерти! Пусть он убьёт тебя, а потом и всех нас!

— Не ори на меня, — буркнул Дима, поднял глаза на Марусю и хотел что-то добавить, но двери резко распахнулись, впустив в гостиную спутников принца с сияющими, как новенькие баары, лицами.

Они бесцеремонно расселись по диванам и креслам, а Кристер подошёл к столу и взял в руки бутылку.

— Что пьём? — небрежно поинтересовался он, сделал глоток прямо из горлышка и довольно крякнул: — Выдержанное вино из каруйской сливы-дички. Редкий напиток! — Кристер цинично подмигнул Марусе: — Подарочек Бастиара за восхитительную ночь? Наверное, ты ублажала его с большей страстью, чем меня. Хотя... мог бы отблагодарить чем-нибудь более ценным. О его сокровищнице легенды ходят. А он бутылкой вина отделался. Жлоб!

Спутники принца весело загоготали, а бледный от гнева Бастиар рванулся к Кристеру, выхватил из его рук бутылку и с ненавистью прошипел:

— Заткнись, Крис! Ещё слово, и в морду получишь!

— Какие мы смелые! — делано восхитился Кристер, с пониманием посмотрел на каруйского графа и миролюбиво заметил: — Крепко же тебя девчонка зацепила. Давай не будем ссориться, лучше расскажи, как она ласкала тебя. Уж больно сравнить охота!

Кристер презрительно расхохотался, и Бастиар, не соображая, что делает, со всего размаха врезал ему бутылкой по голове. Тёмные осколки и брызги золотистого вина осыпали голубой камзол, и граф мешком свалился на пол. Спутники принца, разинув рты, уставились на обычно сдержанного Бастиара, а тот отбросил "розочку" и озадаченно потёр лоб.

— Какая муха тебя укусила, Басти? — укоризненно поинтересовался Стефан Берг. — Принц будет не в восторге от твоего поступка. Кристер был его любимцем.

— Но почему же был, — усмехнулся Дима. — Он жив и почти здоров. Чугунную голову так просто не прошибёшь!

Спутники принца вновь загоготали, а Зохаль радостно заявил:

— Что верно, то верно! Кристер никогда не отличался умом и сообразительностью.

— Да уж, куда ему до вас! — ехидно хмыкнул Карл Маквелл и улыбнулся Бастиару: — Ты бы отошёл на пару шагов, приятель, а то наш больной на голову граф сейчас вскочит и в бой ринется.

Герцог словно в воду глядел. Кристер пошевелился, затем сел, мутным взглядом обвёл свиту и остановил глаза на Бастиаре:

— Скотина!

Он выхватил кинжал и, рывком вскочив на ноги, бросился на каруйского графа. Но драки не случилось. Молнией взлетев со стула, Дмитрий одной рукой перехватил запястье Кристера, а другой сжал его горло:

— Остынь!

Свита дружно зааплодировала, а граф, дергаясь в стальных ладонях Дмитрия, зло прохрипел:

— Отпусти меня, смертник!

— Да пожалуйста! — скривился Дима, с силой оттолкнул его и как ни в чём не бывало уселся за стол.

Граф пролетел несколько метров и врезался в массивный буфет. Стеклянные дверцы обиженно звякнули, а Кристер, застонав от боли, сполз на пол. По гостиной разнеслись грубая брань и ругательства, заглушаемые смехом спутников принца.

— Не везёт тебе сегодня, Крис! — выкрикнул Рузбех.

— Это как сказать, — язвительно проговорил Карим Абали, с интересом разглядывая Дмитрия. — Его сиятельство мог и убить, а так — покалечил малость. Разве это не везение?!

И, забыв о стонущем, изрыгающем проклятья Кристере, спутники принца пустились в спор о том, что можно назвать везением, а что нельзя. Бастиар же сел рядом с Димой и тихо сказал:

— Спасибо, Ваше сиятельство. Вы не представляете, как Вы мне помогли. Если бы мы подрались с Кристером, то один из нас точно был бы мёртв. А потом Артём убил бы победителя. Он терпеть не может свар среди своих вассалов.

Дмитрий задумчиво кивнул, исподлобья взглянул на Марусю, которая нервно вертела в руках бокал, и протянул ей дымящуюся сигарету:

— Ты иногда куришь, я знаю.

Женщина взяла сигарету, глубоко затянулась, бросила взгляд на буфет, возле которого корчился от боли граф, и пробормотала:

— Я бы предложила вам вина, но...

— Замечательная идея! — обрадовался Дима. — Думаю, где-нибудь в спальне у Ричарда припрятана ещё бутылочка. Поищи!

— Хорошо, — неуверенно улыбнулась Маруся и поднялась из-за стола.

Едва дверь за женщиной захлопнулась, Дмитрий повернулся к Бастиару и, сверкая глазами, спросил:

— То, что Кристер говорил о Марусе, правда? Она спала с вами обоими?

Граф поёжился и невольно отодвинулся от кипящего яростью мага.

— Кристер изнасиловал её, — почти шёпотом произнёс он, — а потом отдал на растерзание палачам. Говорят, он мстил за то, что она отказалась стать его любимой наложницей. Что же касается меня, Ваше сиятельство, мне и в голову не приходило рассматривать Милену Маквелл в качестве своей наложницы. Но, смею заметить, господину Ричарду очень повезло с ней.

Дмитрий внимательно выслушал графа и согласно кивнул:

— Я тоже так считаю, Бастиар. Кстати, можешь звать меня просто Дима, к чему нам дурацкие церемонии?

— Ни к чему, — робко улыбнулся граф и кивком указал на дверь спальни. — Девочке придётся тяжело в свите принца. Боюсь, Артём заставит её "веселиться" наравне со всеми. Будь в замке Ричард, он бы этого не допустил, а...

— Ричи мой побратим, и, пока его нет, о Маше буду заботиться я! — отрезал Дима, поднялся и подошёл к Кристеру, который сидел на полу, прислонившись к дверцам буфета, и болезненно морщился. — Встать! — рявкнул маг, и в гостиной стало тихо, как в склепе великого Олефира.

Спутники как один обратили недоумённые взгляды на брата принца, а Кристер, перестав стонать, с трудом поднялся на ноги и уставился на Дмитрия, как кролик на удава.

— За оскорбление чести и достоинства Милены Маквелл я выношу тебе смертный приговор, — отчеканил Дмитрий и резким движением свернул графу шею.

Камийцы дружно ахнули, а Маруся застыла на пороге спальни с бутылкой и бокалами в руках. Она заворожено проследила, как труп Кристера медленно валится на пол, и перевела взгляд на возлюбленного. Дима с едва заметной улыбкой смотрел на неё, а в длинных аристократических пальцах дымилась сигарета.

— Вижу твои поиски увенчались успехом, — невозмутимо произнёс маг, вернулся за стол и поманил женщину к себе.

— Да, нашла кое-что, — растерянно ответила Маруся, и вдруг сорвалась с места, подбежала к столу и, сунув в руки Бастиару бутылку и бокал, бросилась на шею возлюбленному.

И Дима не смог сдержаться. Он уничтожил сигарету, крепко прижал к себе Машу, и их губы слились в долгожданном поцелуе. Тишина в гостиной стала такой глубокой, что тиканье часов звучало, как удары пудового кузнечного молота. Спутники повелителя Камии, затаив дыхание, смотрели на князя и наложницу принца и думали о том, какую казнь придумает для них Артём. Наконец влюблённые разомкнули объятия, и камийцы разом выдохнули. На смену недоумённым взглядам пришли шёпот и тихое хмыканье, неразборчивые возгласы и смешки. Дмитрий погладил женщину по щеке и с горечью подумал: "Ну почему я бросил её? Неужели из-за Станиславы? Или была ещё какая-то причина?" Маруся же с любовью и нежностью взглянула в ясные голубые глаза Димы и, прошептав: "Спасибо", отвернулась, села на соседний стул и взяла в руки бокал.

— Мы, вроде бы, собирались выпить, Басти, — хрипловато заметил маг, искоса поглядывая на женщину.

— Сейчас. — Каруйский граф одним движением сорвал запечатанную воском пробку, понюхал вино и улыбнулся: — Видимо, раньше здесь жил почитатель редких и дорогих вин. Это же особая вишнёвая настойка! Основным сырьём для неё является сорт вишен, выведенный в моей долине, его особенность заключается в том, что...

— Басти... — простонала Маруся. — Умоляю тебя, остановись! Мы собирались выпить, а не лекцию о селекции послушать!

Дмитрий фыркнул, а каруйский граф смущённо потупился и стал разливать настойку. Но, едва они поднесли бокалы ко рту, раздался оглушительный хлопок, и в гостиной появился Артём. Вид у принца Камии был возмущённый и обескураженный.

— Что ты наделал, Дима? Я обещал Кристеру защиту, а ты взял и убил его!

— Но я-то ему ничего не обещал.

— А ты знаешь, что по камийским законам я должен казнить тебя за убийство моего спутника!

Дмитрий хмуро посмотрел на друга и, пригубив вишнёвой настойки, поинтересовался:

— И что тебя останавливает?

Артём скривил рот, словно собираясь заплакать, и беспомощно посмотрел на Бастиара, но тот с непроницаемым лицом разглядывал вино в бокале.

— Басти! — Принц Камии топнул ногой. — Скажи, что я прав!

— Вы правы, Ваше величество.

— Вот видишь, Дима! Ты — покойник!

— А разве я возражаю?

— Нет. — Артём сник и задумчиво почесал затылок.

Свита замерла в ожидании кровавой расправы, а Маруся в ужасе закусила губу, но вместо того, чтобы начать "представление", принц уселся за стол напротив брата и сотворил бокал. Граф налил принцу вина, и, сделав несколько глотков, Артём зажмурился от удовольствия.

— Вкусненько! — радостно воскликнул он, но опять сник и озабоченно посмотрел на Бастиара: — Только я всё равно не знаю, как поступить. Не могу же я казнить Диму дважды! Он уже приговорён за убийство моего магистра! Придумай что-нибудь, Басти!

Каруйский граф потёр лоб:

— Дело в том, что Ваш брат по сути не является членом свиты, а стоит несколько выше. — Он вопросительно взглянул на Артёма и, дождавшись утвердительного кивка, продолжил: — А раз Дмитрий занимает более высокое положение, значит, номинально спутники являются его вассалами, и он вправе распоряжаться их жизнями по своему усмотрению.

— Правильно! — возликовал Артём. — Дима использовал право сильного! Не было никакого убийства! Кристер сам виноват! Попался под горячую руку! Ясно?!

Он обвёл свиту ледяными глазами, и камийцам оставалось лишь кивнуть в ответ — спорить с принцем Камии дураков не нашлось.

— Чудненько! — подытожил Артём и весело подмигнул Марусе. — Не унывай, девочка! Сейчас выпьем за моего любимого брата, и в путь! Наливай, Басти! — Он протянул графу бокал и весело затараторил: — Вот оно тлетворное влияние Солнечного Дружка. Раньше, я никогда не пил в таких количествах, как сейчас. Так и алкоголиком недолго стать! Это Диме можно ни о чём не беспокоиться. Когда-нибудь я казню его, а мёртвые не спиваются, так, братец?

— Конечно, — улыбнулся Дмитрий.

— Вот и славно! Допивайте скорее! Мне не терпится показать Диме, какого великого правителя лишилась Камия. Он должен взойти на эшафот, полностью осознав весь ужас своего преступления!

— Я постараюсь, Тёма. Очень постараюсь, — серьёзно произнёс Дмитрий, поднялся и посмотрел в глаза другу: — Я готов. Идём.

— Здорово!

Артём взмахнул рукой, и они оказались в большой и радостной комнате. По цветущему лугу, украшавшему светлые стены, прыгали и скакали, танцевали и кувыркались чудесные разноцветные зверушки. В углу возвышалась громадная и в тоже время изящная гора-фонтан, поросшая раскидистыми карликовыми деревьями. Тонкие струи омывали шероховатые каменные склоны, заставляя их блестеть и искриться. Вода стекала в узкий ров и через крохотные отверстия проливалась весёлым дождём в бассейн с золотыми рыбками. На полу огромным белым полем расстилался ковёр, на нём разноцветными бутонами роз красовались атласные и бархатные подушки. Норовистое камийское солнце проникало в комнату сквозь стеклянный купол потолка, и создавалось впечатление, что из мрачной гостиной камийской мечты они перенеслись в дивную сказку.

Спутники принца недоумённо вертели головами. Они рассчитывали на немедленное веселье, но в роскошной комнате не было ни души, если не считать мохнатой рыжей обезьяны, которая раскачивалась на толстой, обитой бархатом жёрдочке и с безмятежным видом чистила апельсин. Разобрав кожуру на полоски, обезьяна ревниво глянула на незнакомцев, словно предупреждая, что апельсина они не получат, и впилась зубами в нежную сладкую мякоть.

— Жуй, жуй, не отвлекайся! — хохотнул принц Камии, показал обезьяне язык и обратился к свите: — Присаживайтесь, господа, развлечение скоро прибудет!

Спутники разбрелись по комнате, вольготно развалились на подушках и обратили полные предвкушения взгляды на стрельчатые деревянные двери. Дима и Маруся посмотрели друг на друга и поспешно отвели глаза: им обоим хотелось оказаться подальше от "развлечений" сумасшедшего принца, но единственное, что они могли сейчас сделать — остаться стоять, демонстрируя непричастность к его свите. Артём смерил друзей насмешливым взглядом и осуждающе качнул головой:

— Опять бунтуем? От коллектива отбиваемся? — Он широко улыбнулся, точно собираясь сказать что-то ласковое, и вдруг рявкнул: — Сидеть!

Опасные ледяные искры в глазах принца заставили Марусю поспешно опуститься на пол, а вот Дима не шелохнулся. Он с безмятежным спокойствием взглянул на Артёма и как бы между прочим осведомился:

— Где мы, Тёма?

— В Эфре, братец. У меня здесь, видишь ли, дела.

Артём дурашливо взмахнул полами плаща, и Дмитрий подумал, что принц в своём чёрном одеянии выглядит на фоне радостной комнаты, как ворон в цветущем саду. Прочитав мысли друга, принц нахмурился, но промолчал. Вступать в перепалку не было желания — слишком важное дело ему предстояло. Страстно желая, чтобы Дима проникся значимостью момента, он нацепил на лицо суровую мину и менторским тоном произнёс:

— Я правитель Камии, и должен неустанно заботиться о благополучие своего мира. Так учил меня мой великий отец.

— Звучит, как песня, — с прохладцей заметил Дима и уточнил: — Мы пришли в Аргул, чтобы кому-то помочь?

Дёрнувшись от злости, Артём подался вперёд:

— Мы пришли восстановить справедливость! Ясно?

— Тоже хорошее дело, — одобрительно кивнул Дмитрий. — Если всё так, как ты говоришь, Тёма, пожалуй, великий Олефир действительно был не так уж и плох.

— Придержи свой поганый язык!

Артём замахнулся на друга, но шум за спиной заставил его обернуться. Стрельчатые двери величественно растворились, и маг мгновенно забыл о неуместном выступлении Димы. Минута истины близилась, и, расправив плечи, принц высокомерно взглянул на замерших на пороге людей.

Дмитрий тоже посмотрел на высокого седовласого мужчину в просторной тёмно-синей рубашке и атласных чёрных штанах, на мальчиков-близнецов в одинаковых бело-красных костюмчиках с золочёными сабельками на поясах, и троих молодых людей, так же, как и старик, облачённых в простые домашние одежды. У всех шестерых были скуластые лица, пухлые губы и большие тёмно-серые глаза, кричащие о близком родстве. Скользнув глазами по лицам близнецов, Дмитрий почувствовал тошноту: ему показалось, что лица мальчишек заливает кровь. Он опустил голову, наткнулся на сочувствующий взгляд Маруси, и на душе стало ещё гаже.

"Не позорь меня, Дима! Я не желаю, чтобы моего брата сочли слабаком!" — требовательно произнёс принц и, раскинув руки, ринулся навстречу герцогу.

— Старина Ральф! — Артём стиснул наместника в объятьях, чуть приподняв над полом, и через его плечо взглянул на троих мужчин: — Родерик, Кларенц, Билл. Вас я тоже рад видеть.

Принц разжал руки, наклонился к близнецам, и Дмитрий почувствовал неистовое желание схватить друга за шиворот и оттащить подальше от детей. Огромным усилием воли он заставил себя остаться на месте.

— А это у нас кто? — тем временем проворковал Артём и дружелюбно щипнул мальчишек за щёчки.

— Мои внуки, Ваше величество, — с непроизвольной гордостью ответил герцог, — Морти и Макс сыновья Родерика.

— Замечательные малыши! — Принц порылся в карманах, вытащил гость конфет в пёстрых блестящих обёртках и по-братски поделил их между детьми. — Кушайте на здоровье.

Из-под потолка раздалось сердитое повизгивание. Косматая обезьяна отшвырнула апельсиновую кожуру и ринулась вниз. Приземлившись рядом с принцем, она вытянула лапу, подвигала кожистыми толстыми пальцами и требовательно посмотрела в шоколадные глаза.

— Вот нахалка! — восторженно воскликнул Артём и звонко расхохотался.

— Это Бетти, Ваше величество.

— Иди сюда, Бетти! — Принц сграбастал протянутую лапу, подтащил обезьяну к Диме и заявил: — Я нашёл тебе достойную спутницу, братец! Вылитая Стаська!

Обезьяна враждебно заурчала и попыталась укусить Артёма за пальцы, но тот быстро провёл рукой по лохматой рыжей макушке, и Бетти присмирела. Подхватив обезьяну на руки, принц вручил её брату и лукаво подмигнул Марусе:

— Живите в мире и согласии, дети мои! Я рад, что на устои и предрассудки вам плевать.

Спутники принца довольно захихикали, а женщина покраснела и виновато посмотрела на Диму. Маг ответил ей ободряющей улыбкой и перевёл взгляд на Артёма:

— Ты пришёл ради справедливости, Тёма. Но разве справедливо лишать детей их питомца?

Спутники, как один, уставились на принца: им было до жути любопытно, до каких пределов простирается свобода новоявленного князя. Аргульцы же ошарашено открыли рты. Герцог инстинктивно загородил собой внуков, чтобы они не увидели кровавой расправы над зарвавшимся спутником принца, но ничего страшного не произошло. Артём лишь презрительно хмыкнул и, повернувшись к Ральфу, сообщил:

— Это мой брат. Он немного странный, потому что потерял память.

Герцог заторможено кивнул, а Дима поставил обезьяну на пол и подтолкнул к детям:

— Иди, Бетти, ты свободна.

Обезьяна рванула с места, точно её пятки обожгло огнём. Огромным прыжком она взвилась под потолок, уцепилась за качели и стала раскачиваться, демонстрируя людям длинный красно-фиолетовый язык. Дмитрий помахал ей рукой и дружелюбно взглянул на близнецов:

— Извините нас, это была неудачная шутка. Мы не тронем вашу Бетти.

Мальчишки робко улыбнулись в ответ, а герцог и его сыновья воззрились на брата принца, как на сумасшедшего. Дима проигнорировал их взгляды. Он подмигнул мальчишкам и перевёл глаза на Артёма.

— Надеюсь, ты не сердишься?

— Ничуть! Это было так трогательно! — умильно хихикнул принц и обвёл глазами сидящих на полу спутников: — Правда, он сердцещипателен, как заботливая мамаша? Мой брат обожает детей! Кстати, Дима, я слышал, ты спас в Бэрисе какого-то мальчишку. Кто он?

— Понятия не имею.

— Филантроп! — буркнул принц и поинтересовался: — А куда ты его отправил?

— В безопасное место.

— В могилу? Как это похоже на тебя, братец!

Свита дружно захихикала, а Маруся опустила голову и стала сосредоточенно рассматривать пол: она с ужасом ждала, когда принц закончит изгаляться над другом и приступит к настоящему "веселью".

Словно прочитав её мысли, Артём сдвинул брови, и лицо его приобрело выражение глубокой задумчивости.

— Справедливость. — Голос принца прозвучал очень тихо, и камийцы подались вперёд, боясь пропустить хоть слово. Артём же, не мигая, смотрел на фонтан в углу комнаты и говорил: — Мой великий отец оставил всего несколько заповедей, но они — основа благополучия нашего мира. И самая главная из них: камийцы должны быть чисты перед своим правителем, ибо только так в Камии сохраниться порядок. — Принц поднял тяжёлый взгляд на наместника: — Тебе есть в чём признаться, Ральф?

Аргулец приложил руку к груди и пламенно воскликнул:

— Я чист перед Вами, господин!

— Врёшь!

— Я никогда бы не посмел солгать Вам, принц!

Герцог не успел моргнуть, а Артём уже стоял перед ним. Вцепившись в горло Ральфу, он подтащил его к себе и угрожающе оскалился:

— Немедленно признавайся, подлец! И учти: с каждой минутой промедления смерть твоя будет всё ужаснее!

Лицо наместника сначала покраснело, а потом начало медленно синеть, но Ральф не пытался сопротивляться. Лишь слёзы отчаяния катились по изборождённым морщинами щекам. "Он боится за внуков!" — с горечью подумал Дима и метнулся к принцу.

— Отпусти его, Тёма!

— Не лезь! — прорычал Артём и свободной рукой оттолкнул друга.

Дмитрий покачнулся, но удержался на ногах. А в следующую секунду, перехватил запястье принца, крутанул его, заставляя разжать пальцы, и оттащил от наместника. Жадно ловя губами воздух, Ральф кинулся к внукам. Он вытолкал мальчишек за дверь и встал рядом с сыновьями, готовясь умереть.

Спутники принца в который раз за день растерялись и замерли. Они ждали, что принц "образумит" брата с помощью магии, однако Артём кривился от боли в плече и запястье, но Диму не трогал. Несколько секунд камийцы недоумённо переглядываясь, а потом словно ожили. Повскакали на ноги, выхватили мечи и сабли и ринулись было к князю, но яростный ледяной взгляд пригвоздил их к месту. Убедившись, что приказ дошёл до каждого из спутников, Артём повернул голову и отчеканил:

— Отпусти. Мою. Руку.

Дмитрий разжал пальцы, отступил и мрачно поинтересовался:

— Что ты пытаешься мне показать, Тёма?

Поглаживая запястье, принц выпрямился. Губы его сложились в надменную улыбку, а взгляд ледяных, отливающих серебром глаз замер на лице друга:

— Ты тупой? Повторяю: я пришёл восстановить справедливость! Ту, что подарил нам великий Олефир!

Разум подсказывал Диме, что логичнее всего сейчас промолчать и позволить сумасшедшему принцу править бал. Так было бы безопаснее для него, для Маруси. Но, вспомнив, как Смерть шагал по Ёсскому замку, всё глубже проваливаясь в болото безумия; как лились по каменному полу кровавые реки, как разрывали сознание крики ужаса и боли, Дима решил, что, пока жив, не позволит этому повториться.

— Твоя справедливость больше похожа на разбойное нападение, Тёма!

— Он бы во всём признался!

— Вряд ли. Мертвецы не разговаривают. Ты почти убил его!

Принц презрительно фыркнул, вскинул голову, и фанатизм, сверкающий в его глазах, холодным душем окатил Дмитрия. Артём не играл, не притворялся — он свято верил собственным словам.

— Ты ничего не понимаешь! — заявил он, скрестив руки на груди. — Чистота помыслов и безграничная преданность правителю — вот что отличает моих наместников! А Ральф — вор!

— Возможно, но где доказательства?

— Он бы признался!

— Под пытками?

— Да!

— Глупость какая! Под твоими пытками человек сознается в чём угодно!

Дмитрий чувствовал, что одних слов мало. Он шагнул ближе к Артёму и с пронзительной властностью посмотрел в шоколадные глаза:

— Если тебе так хочется, чтобы я признал величие твоего магистра — я готов! Только не нужно никого убивать, Тёма. Пожалуйста!

— Я принц Камии, — только и смог прошептать Артём.

— Да, и живёшь в свете деяний своего великого отца. — Глаза Дмитрия потеплели, а голос стал доверительно мягким: — Я сделал ошибку, позволив тебе убить Олефира. Ты был счастлив служить ему?

— Да.

— Тогда мне нет прощения, Тёма. Я предал тебя, лишив самого дорогого в жизни. И не важно, верю ли я в величие твоего магистра. Главное, веришь ты. — Дима вздохнул и решительно закончил: — Я готов умереть, если это сделает тебя счастливым.

— Ты умрёшь.

— Я, не они.

— Да будет так.

Артём на секунду прикрыл глаза, словно приводя мысли в порядок, а потом повернулся к Ральфу и лучезарно улыбнулся:

— Ты оправдан по всем статьям, наместник! И, в честь твоего помилования, мы просто обязаны выпить!

Спутники принца издали дружный разочарованный вздох, а Бастиар наклонился к Марусе и шепнул:

— Теперь я начинаю понимать, почему вы так держитесь за Диму. И, ты права, нам стоит немного подтолкнуть события.

Женщина хотела ответить, но не успела. Принц схватил её за руку, вздёрнул на ноги и толкнул к брату:

— Я хочу, чтобы сегодня все были счастливы! Почувствуйте себя детьми — наивными и раскрепощёнными! — Артём взмахнул руками, и в воздух взметнулись воздушные шары, кручёные стрелы серпантина и разноцветные облака конфетти. — Я желаю быть ребёнком! Всем ясно?

— Да, — нестройным хором пробасили камийцы и затоптались на месте, не зная, как себя вести.

Артём топнул ногой, и грянула жизнерадостная, бодрая музыка. Повинуясь магии принца, камийцы схватились за руки, и весёлый хоровод стремительно закружил по комнате. Люди подскакивали и подпрыгивали, издавали ликующие вопли и улыбались, точно испытывали невиданное счастье. Дима и Маруся изваяниями стояли в центре хоровода, а безумный принц, будто ужаленный, носился вокруг них.

Маша вцепилась в руку возлюбленного и расширенными от ужаса глазами наблюдала за камийцами. Ей казалось, что в этой комнате, кроме них с Дмитрием, нет ни одного нормального человека, а уж когда свита принца и аргульцы дружно грянули песенку о беззаботной бабочке, отправившейся через болото навестить жука, Маруся испугалась, что и сама вот-вот потеряет рассудок.

А праздник тем временем набирал обороты. Допев песенку, мужчины разорвали круг и начали играть в мяч, любезно наколдованный принцем Камии. Артём же устроился на высоком стуле у дверей и с громкими воплями и заливистым смехом стал судить матч. Едва мяч взвился в воздух, Дима оттащил Марусю к стене и загородил собой.

— Магия, магия, — пробормотал он. — Где же ты, моя магия?

— Я говорила тебе: проснись, но ты продолжаешь упорствовать, — шепнула ему на ухо Маруся.

— Это не упрямство.

— А что же?

— Магия, которую я в себе ощущаю, опасна. Вырвавшись, она уничтожит нас всех.

— Ты просто забыл, как...

— Тише, Тёма смотрит.

И точно, стоило Диме и Марусе заговорить, шоколадные глаза сейчас же уставились на них. В тёмной глубине зрачков мелькнула насмешка, потом грусть, а затем веселье вернулось. Просияв, будто сбылась мечта всей его жизни, Артём слетел со стула и, размахивая руками, понёсся к друзьям. Игра прервалась: мяч упал на пол, и камийцы остановились. Тяжело дыша, они смотрели на принца, и в их глазах читались ужас и непонимание. Диме стало жаль несчастных, но лишь на мгновение: "Они заслужили это своим бесконечным раболепством!" — подумал он и посмотрел на улыбающегося Артёма.

— Кошки-мышки! — завопил тот и захлопал в ладоши. — Мы будем играть, Дима!

— Как скажешь, — осторожно ответил маг. — Объяснишь правила?

— Вы с Марусей будете мышками! Я дам вам пятнадцать минут форы, а потом мы с ребятами...

— Нет!

— Да ты послушай! Я всё продумал! Будет здорово!

— Нет, Тёма! Мы не будем играть!

Артём отшатнулся и растерянно захлопал глазами:

— Но ты ведь любишь детей. Ты спас того мальчишку! А как ты смотрел на внуков Ральфа!..

— Ты не ребёнок, Тёма.

— Ребёнок! — прорычал принц Камии, и ярость исказила его красивое лицо. — Мог бы подыграть мне, если б захотел. Ты, как никто, умеешь быть искренним и убедительным. Но ты предпочёл стоять рядом с ней! — Артём ткнул пальцем в Марусю. — Она тебе дороже, да?

Тяжёлый, удушающий аромат безумия ударил в ноздри, и Дмитрий едва не задохнулся. Глаза Артёма полыхали лютой ненавистью, а в глубине зрачков разгоралось смертельное ледяное пламя. "Если оно вспыхнет, Тёму не остановить", — понял маг, резким движением выдернул Марусю из-за спины и оттолкнул от себя.

— Она — ничто, Тёма! — хрипло выдохнул Дима и привалился спиной к стене. — Ты и я! И никого между нами!

Лицо Артёма расслабилось, ледяной свет угас, аромат безумия истаял, и Дмитрий перевёл дыхание. Только сейчас он заметил, что все в комнате стоят на коленях: и спутники, и аргульцы, и Маруся. Чувствую себя последним мерзавцем, маг отвёл взгляд от лица женщины.

— Не переживай, братишка, она будет твоей, если ты найдёшь ей достойное место, — шепнул Артём.

— Я бы предпочёл, чтобы ты просто оставил её в покое.

— И это можно устроить. — Принц Камии усмехнулся и похлопал друга по плечу: — Хочешь теперь повеселиться?

— Я буду делать то, что ты скажешь, Тёма.

— Верный ответ, — кивнул принц. — Наконец-то ты заговорил как подобает. Впрочем, от наказания это тебя не спасёт. Отправляйся-ка ты спать!

Артём ехидно хихикнул, и Дима исчез. Задумчиво покачавшись на каблуках, временной маг посмотрел на рыжую обезьяну, по-прежнему сидящую на золочёных качелях, и тихо произнёс:

— Ни одна моя задумка в последнее время не воплощается в жизнь правильно. Как ты думаешь, Бастиар, почему?

— Так сразу и не ответишь, мой принц.

— Отлично, ответишь не сразу. Уж чего-чего, а времени у меня предостаточно! — заявил Артём и истерично расхохотался. Утерев выступившие на глазах слёзы, он тряхнул спутанными волосами и посмотрел на Ральфа: — Дыши глубже, наместник! Ты прошёл проверку, так что, расслабься и беги к внукам! И Вам спасибо за службу, мои верные спутники. Мы возвращаемся домой!

Принц Камии взмахнул рукой, и его свита испарились, словно мираж в Харшидской пустыне. В комнате остались Бастиар, Маруся да аргульский герцог с сыновьями. Правда, последние уже спешили к выходу — приказ правителя был предельно ясен.

Артём проводил аргульцев равнодушным взглядом, а когда двери за ними захлопнулись, перевёл глаза на Марусю:

— Всё уяснила себе, дорогая?

— Да, Ваше высочество, — прошептала женщина и опустила голову, не в силах выносить глумливое сострадание, сочащееся из шоколадных глаз.

— Нужно быть скромнее в желаниях, Маша, и тогда всё в твоей жизни будет правильно и красиво. — Принц склонился к камийке, нежно коснулся её щеки и прошептал: — Ты же не злишься на меня, лапуля?

— Нет, — выдавила Маруся.

— Вот и умница. — Артём выпрямился и отвернулся, бросив через плечо: — Спокойной ночи, Маша.

Женщину качнуло, подбросило в воздух, и она оказалась в своей постели. Тонкий пеньюар приятно ласкал кожу, чисто вымытое тело источало слабый аромат фиалки.

— Всё не так, Дима. Всё не так... — прошептала Маруся.

Хотелось скомкать атласные простыни, уткнуться в них лицом и рыдать, пока сердце в груди не взорвётся от боли. Однако магия принца не позволила даже пошевелиться. Веки налились свинцом и сомкнулись, в ушах зазвучала тихая колыбельная, и Мария погрузилась в сон. Она плыла на лодке, оплетённой цветочными гирляндами, любовалась бегущими над головой облаками и наслаждалась одиночеством. Река поворачивала, текла прямо, снова поворачивала, и Маруся знала, что будет плыть до тех пор, пока этого хочет временной маг.

Глава 11.

В чужой монастырь со своим уставом.

Уже на пороге реальности Валентин почувствовал, что мир вокруг изменился. Воздух стал более свежим и чуть сладковатым, словно, пока он спал, в покоях вырос фруктовый сад. Щёку приятно холодил шёлк, а маг точно помнил, что сотворил наволочку из тончайшей байки. Он даже картинку для неё придумал — золотистый Феррари-кабриолет. Вид этого чуда автомобилестроения и Валечкиной фантазии расслаблял и успокаивал его. Ужасы прошедших дней чуть отступали и слегка тускнели перед роскошной мощью автомобиля, когда-то казавшегося безумно желанным, а теперь — ненужным.

"И где моя наволочка, интересно? У нас в замке завёлся вор? — подумал Валентин, всё ещё не спеша открывать глаза, и хихикнул: — Караул! Куда смотрит правительство? Впрочем, с таким правителем глаз да глаз нужен, а то за собой не уследишь — украдут!" Радуясь собственной шутке и ощущая прилив бодрости, землянин наконец распахнул глаза и уставился в бледно-розовый потолок.

— И потолок спёрли.

— Не у тебя одного, — донеслось сбоку и, повернув голову, Валечка с удивлением обнаружил, что рядом лежит Ричард.

Инмарец был облачён в любимый кожаный костюм. На ногах — до блеска начищенные сапоги, в руках — любимый меч.

— В компании похищаться веселее, Ричи, — ободряюще улыбнулся Валя, сел и огляделся.

Комната, она же спальня, явно принадлежала женщине: цветочки-завиточки на мебели, обоях и гардинах; многочисленные баночки-скляночки и кисточки-щёточки на зеркальном туалетном столике. Валечка посмотрел на платяной шкаф и почувствовал лёгкий укол в сердце — он уже видел его, но где? Встревожено дернув плечами, землянин снова и снова оглядывал резные дверцы, позолоченные ручки, но воспоминания ускользали.

— Что с тобой? — хмуро поинтересовался инмарец.

Он поднялся с постели и теперь вышагивал по комнате взад-вперёд, озабоченно поскрёбывая щёку.

— Не знаю.

Валечка встал, расправил солнечный балахон и ещё раз внимательно оглядел незнакомую спальню.

— Нужно выбираться отсюда. — Ричард взглянул на распахнутое окно. — По крайней мере, мы в Камии. Это проклятое солнце я не спутаю ни с каким другим!

— Вот чёрт! — внезапно воскликнул землянин, метнулся к туалетному столику и схватил полосатую, золотисто-синюю палочку, похожую на карандаш. — Estee Lauder!

— Что?

— Тушь для ресниц!

— Отлично, красься и пошли! — хмыкнул Ричард, подошёл к кровати и взял свой меч.

— Эта тушь с Земли!

Инмарец обернулся и озадаченно посмотрел на Валентина:

— Ты хочешь сказать... — Он покрутил головой, разглядывая комнату так, словно только что прозрел. — Эта спальня Стаси?

— Именно! — расплылся в довольной улыбке землянин.

— Тогда что ты стоишь? Давай, колдуй? Отыщи её и скажи, что мы здесь!

Валентин кивнул, прикрыл глаза, и лицо его стало кислым, словно он лимонов объелся:

— Блин.

— Что ещё?

— Я этого временного засранца прибью! — выпалил землянин и сердито взглянул на Ричарда. — Обиделся он, видишь ли! А магия моя здесь причём? Как я теперь жить буду?

Поняв, что стараниями Тёмы Солнечный Друг лишился дара, инмарец несколько сник. С магией им не пришлось бы действовать вслепую. Они могли бы заранее выяснить, где находятся и какие опасности их подстерегают. "Впрочем, обходился же я без магии до сих пор. И теперь обойдусь!" — твёрдо сказал себе Ричард, поправил ножны и, подойдя к Валентину, ободряюще хлопнул его по плечу:

— Ничего, Валя, привыкнешь. Ты же стал магом не так давно.

— Угу, — буркнул землянин.

Он мог бы много чего наговорить другу, но вступать в перепалку не стал: спорить с инмарским воином о магии было делом долгим и крайне нудным. Оно требовало пару-тройку бурдюков вина, хорошей закуски и стайки наложниц, для снятия напряжения. Землянин опустил голову и мрачно посмотрел на свой солнечный балахон, оставленный ему Тёмой в насмешку. С каким бы удовольствием он сдёрнул его и растоптал, но язва-принц позаботился, чтобы Валя не разоблачился — под балахоном на нём не было даже трусов!

Ричард подождал немного, давая землянину примириться с тяжёлой потерей, а потом обнял его за плечи и настойчиво подтолкнул к дверям:

— Пошли уже! Хватит слёзы лить. Тёма перебесится, и ты снова сможешь колдовать. Лучше давай поскорее найдём Стасю. Надеюсь, что Ника с ней.

— Без магии я чувствую себя голым.

— Не мели ерунды!

Ричард взял друга за руку, точно маленького ребёнка, и повёл за собой. Валя что-то недовольно бормотал под нос, но инмарец не прислушивался. Цепким взглядом, он рыскал по сторонам, пытаясь определить, насколько опасен дом, в котором они оказались. Отсутствие людей и гробовая тишина нервировали воина. Он пробыл в Камии больше полугода и ни разу не видел, чтобы огромный, богато обставленный особняк стоял пустым.

"А вдруг они мертвы?.." Страшная мысль раскалённым железом пронзила Ричарда. Он остановился, прижал руку к груди, словно хотел притормозить бешено бьющееся сердце, и пробормотал:

— Не может быть. Он бы не допустил.

Валентин посмотрел на друга и обомлел. Чтобы прочесть сейчас мысли инмарца, магия была не нужна: ужас от возможной потери отпечатался на его лице.

— Думаешь, они умерли? — ошарашено пролепетал землянин, и друзья бросились обыскивать дом.

Забыв об осторожности, они метались из комнаты в комнату, из одной гостиной в другую, но нигде не было ни души. Внезапно намётанный взгляд инмарца уловил за окном какое-то движение.

— Там кто-то есть! Бежим!

Друзья опрометью выскочили из гостиной и, перепрыгивая через ступеньки, вывалились на крыльцо. Они надеялись, что увидят Нику или Стасю, но возле дома стоял молодой мужчина в льняной серо-коричневой рубахе и таких же штанах, но на тон темнее. Выглядел мужчина испуганным и несчастным. Несколько секунд Ричард и Валентин всматривались в узкое лицо с острым подбородком, орлиным носом и усталыми карими глазами, пытаясь угадать, что собой представляет незнакомец, а потом дружно шагнули с крыльца — им пришла в голову одна и та же мысль: он мог оказаться убийцей Стаси и Вереники.

— Кто ты такой? — требовательно рыкнул Солнечный Друг.

— Хавза, — тихо ответил мужчина и рухнул в обморок.

Ричард брезгливо поморщился:

— Хлюпик какой-то! Приведи его в чувство, Валя, надо узнать каким боком он прилепился к Стасе.

Валентин присел на корточки и положил руку на лоб камийца. По привычке он начал было бормотать заклинание, но, опомнившись, сердито чертыхнулся и похлопал Хавзу по щекам:

— Давай, мужик, приходи в себя!

Веки дрогнули, приподнялись, и на Солнечного Друга взглянули печальные коричневые глаза. Камиец глубоко вдохнул, со стоном выдохнул, уголки его губ поникли, и красивое, мужественное лицо наполнилось бесконечной тоской и равнодушной покорностью злодейке-судьбе. Валентин невольно улыбнулся: Хавза выглядел точь-в-точь как его университетский приятель, разбуженный наутро после студенческой пирушки. И землянин тотчас же проникся сочувствием к несчастному.

— А что делать, дружище? Вот такая у нас неспокойная жизнь, — оптимистично произнёс он и протянул Хавзе руку. — Поднимайся и рассказывай как на духу: что связывает тебя со Стасей?

Камиец с горечью посмотрел на Валентина:

— Вы не представляете, как мне хочется ответить — ничего! Но, увы, это будет ложью. Я вынужден жить с ней под одной крышей и не испытываю от этого ни малейшего восторга.

— Почему? — искренне удивился инмарец. — Станислава очень милая и хозяйственная женщина.

— Хозяйственная — это да! — Хавза отвёл руку Валентина, поднялся, отряхнул костюм и угрюмо взглянул на инмарца: — А вот милой я бы её не назвал... Может, конечно, с Вами она вела себя иначе, чем со мной и Никой...

Камиец не договорил — в барабанные перепонки ударил душераздирающий вопль, и мужчины сломя голову бросились на крик. Пронеслись по саду и как вкопанные остановились возле раскидистой яблони: Ника и Стася, вцепившись в волосы друг другу, с воплями и шипением катались по земле.

Хавза поднял глаза к небу и что-то проникновенно зашептал, вызвав недоумённый взгляд Ричарда, которому тут же пришла в голову мысль о принадлежности камийца к магам, но ни подтвердить, ни опровергнуть её он не мог. "Потом разберёмся!" — досадливо подумал инмарец и уставился на дерущихся женщин.

— Ни фига себе порядочки, — пробормотал Валя, соображая, как растащить скандалисток, но в голове упорно вертелись образы дерущихся котов и ведра воды. — Не водой же их разливать? — Землянин растерянно посмотрел на друга: — Что делать-то будем, Ричи?

Вместо ответа инмарец шагнул к драчуньям и, примерившись, схватил обеих в охапку. Оказавшись в железных объятиях Ричарда, женщины ещё немного подёргались, но, осознав тщетность своих попыток, отпустили волосы друг друга и притихли. Потом одновременно приподняли головы и, узнав инмарца, засветились от счастья. Ссора была мгновенно забыта.

— Наконец-то о нас вспомнили! — завопила Ника, прижалась к Ричарду и требовательно спросила: — Где мой Тёма?

— В Ёссе. — Инмарец поставил скандалисток на землю: — Что между вами произошло?

— Стаська с катушек слетела, — отмахнулась Вереника и кинулась на шею к землянину, едва не свалив его с ног: — Валя! Как же я рада!

— Потише, дорогая! — целуя подружку в щёку, проворковал Валентин. — С тобой всё в порядке?

— Нет! Какая-то сволочь лишила меня магии, а Стаська не желает помочь, хотя Ключ работает!

— Замолчи, — прошипела Стася, и изумрудные глаза сверкнули яростью. — Ты и без магии хороша! Невоспитанная, дрянная девчонка!

— Сама такая! — огрызнулась Вереника, и Хранительница, скрипнув зубами, шагнула к ней.

— Стоять! — Ричард обхватил разгневанную женщину за плечи: — Успокойся, пожалуйста, и расскажи толком, что здесь происходит. Кроме вас троих в доме ещё кто-нибудь живёт?

— Нет, мне хватает невоспитанной соплячки и её дружка-извращенца!

Ричард и Валентин с тревогой переглянулись, вперили строгие взгляды в Хавзу, и тот, смущённо опустив голову, пробормотал:

— Не понимаю, почему вас это бесит?

— Он приставал к тебе, Ника? — угрожающе поинтересовался Валентин, не сводя глаз с камийца.

— Скорее я к нему, — хихикнула девочка. — В Гольнуре мы со Стаськой скрывались под мужскими личинами. Вот Хавза и влюбился в симпатичного мальчишку! Он честно предлагал Стаське деньги, но вы же понимаете... — Вереника подмигнула несостоявшемуся любовнику и расхохоталась. — В общем, мы бежали, а он погнался за нами и попал как кур во щи. Да что мы здесь стоим! Идёмте в дом, я расскажу вам нашу историю во всех подробностях!

— Уж ты-то расскажешь, — проворчала Станислава и ласково улыбнулась инмарцу: — У меня на обед кулебяка по особому рецепту, как ты любишь.

— Хорошо, — оторвав взгляд от Хавзы, расплылся в улыбке инмарец и подал Хранительнице руку: — Твои кулебяки я готов есть с утра до вечера!

Стася радостно кивнула, вложила ладошку в сильную руку воина, и они направились к дому.

— Нашла ж таки почитателя, — презрительно скривилась Вереника. — Ты не представляешь, Валя, как надоело с утра до вечера жрать, а в перерывах возиться в огороде или полы мести! И самое главное — бессмысленно всё это. С помощью магии Стаська за пять минут может с хозяйством управиться. Так нет же! Воду ей носи, пыль вытирай и так далее! Нет бы отправиться куда-нибудь! Интересно же новый мир посмотреть! А мы сидим в чётырёх стенах как узники.

— Н-да... — протянул Валентин. — Угораздило же тебя со Стасей связаться...

— Можно подумать, меня спрашивали. Знала бы, какой гад надо мной так подшутил, удушила б голыми руками.

Симпатичное личико Вереники перекосила дикая злоба: рот исказил звериный оскал, а наивные голубые глазки вспыхнули лютой ненавистью — перед землянином возник маленький яростный монстр, готовый броситься на врага и растерзать его на клочки. Валя успокаивающе погладил девочку по голове:

— Потерпи, дорогая, когда мы вычислим нашего врага, ты обязательно примешь участие в охоте на него.

— А то! — с энтузиазмом откликнулась девочка и озабоченно поморщилась: — Почему Тёма не пришёл за нами сам?

— Э... Как бы тебе это сказать, Ника... Сейчас Тёма несколько неадекватен и...

— Он снова впал в безумие? А Дима? Он ведь рядом с ним?

— С Димой тоже не всё просто. Он ничего не помнит, да и с магией у него плоховато. Навряд ли он сможет остановить нашего зарвавшегося безумца.

Вереника пристально посмотрела на Валентина и уселась прямо на землю:

— Рассказывай как есть, Валя. Я хочу знать про Тёму и Диму всё!

— Ладно, — махнул рукой землянин, — расскажу, только, может, в дом пойдём?

— Ни за что! Стаська нам спокойно поговорить не даст, а если твой рассказ ей не понравится и вовсе рот заткнёт. При помощи магии, которую терпеть не может! — Ника тряхнула растрёпанными волосами и похлопала ладонью рядом с собой. — Садись, здесь разговаривать будем.

— Как скажешь. — Валентин присел рядом с девочкой и начал рассказ, а Хавза, довольный тем, что его не гонят, подошёл ближе: история мага обещала быть интересной и крайне важной для его дальнейшего общения с Никой и её могущественными друзьями...

Станислава и Ричард тем временем молча дошли до крыльца, поднялись по ступеням, и инмарец галантно распахнул дверь:

— Прошу!

Хранительница мило улыбнулась, вошла в просторную прихожую и остановилась. Переминаясь с ноги на ногу, она раздумывала, куда пригласить неожиданного гостя. Комнат в доме хватало, во всех царил идеальный порядок, но Хранительнице хотелось удивить Ричарда, и она остановила выбор на небольшой гостиной на первом этаже. Загадочно улыбнувшись, словно собираясь открыть инмарцу сокровенную тайну, Стася сделала десяток шагов и отворила высокие резные двери.

Гордостью идеально квадратной комнаты был огромный фалиярский ковёр, подобный тому, что из-за интриг маленькой прохиндейки пришлось оставить в Гольнуре. Хранительница до сих пор жалела об оригинале, ведь, по её мнению, он был настоящим произведением искусства. Стасин ковёр тоже получился красивым, но тот, первый... Вспомнив о невосполнимой потере, женщина нахмурилась, подумав вдруг, что появление Ричарда и Валентина грозит новыми утратами. Придётся оставить такое множество милых сердцу вещиц, куда-то переезжать, заново обустраиваться и опять же неизвестно, как долго удастся прожить на новом месте. Неугомонный брат или его непоседливые друзья обязательно надумают куда-нибудь отправиться и её, Стасю, с собой потащат. Ни за что в покое не оставят! Хранительница тяжко вздохнула, и Ричард, решив, что она боится спросить о Диме, начал разговор сам:

— Не могу сказать, что у меня хорошие новости, Стася, но совсем уж плохими их тоже не назовёшь. Дима и Артём живы, правда, находятся не в лучшем состоянии. Тёма сильно не в себе, а Дима потерял память и с магией у него не очень. Однако я уверен, что он справится, проснётся Смертью, приструнит Тёму, и мы все вернёмся в Лайфгарм.

— Надеюсь... — уныло протянула Станислава и предложила: — Присаживайся, пожалуйста, на диван. Сейчас я принесу чай.

Хранительница выскользнула в коридор и поспешила на кухню: известие о том, что с братом и его лучшим другом что-то не так, вселило крохотную надежду на то, что, пока они разбираются со своими проблемами, можно будет спокойно пожить здесь, вдали от тревог и волнений. "От Вали ещё хорошо бы избавиться, а то начнутся пьянки-гулянки — покоя точно не будет. Он и Ричарда за собой потянет! А зачем мне, спрашивается, два пьяных бездельника?! Точнее — три. Хавза не замедлит к ним присоединиться". Хранительница брезгливо скривилась и вошла на кухню. Приготовить чай с помощью магии — дело недолгое. И уже через пару минут Станислава шла по коридору с подносом в руках и размышляла о том, как избавиться от Валентина. Но стоящих идей в голову не пришло, и в гостиную женщина вплыла с таким несчастным видом, что Ричард едва не заплакал. "Как же она любит брата..." — подумал инмарец и, поднявшись с дивана, шагнул ей навстречу. Взял из рук Стаси поднос, поставил на низкий столик возле дивана и проникновенно сказал:

— Дима обязательно что-нибудь придумает. — Ричард сжал маленькую, нежную ладонь Хранительницы и, глядя в блестящие зелёные глаза, продолжил: — А пока мы здесь, я буду заботиться о тебе. Мы вместе дождёмся Диму, а когда вернёмся в Лайфгарм, вы сразу же поженитесь.

Услышав о свадьбе, Стася всхлипнула и горько заплакала. Она рыдала от неизбежности, оттого что судьба её предопределена, и рано или поздно она, словно героиня романа, написанного для извращенцев, окажется в объятьях брата, и тот ни за что не отпустит её.

Ричард смотрел на плачущую навзрыд Станиславу, гадая как его сердце до сих пор не разорвалось от боли. Не в силах больше сдерживаться он прижал к себе несчастную и стал гладить её по спине, шепча:

— Успокойся девочка, твой брат выберется, и вы вновь будете вместе.

Слова бывшего мужа подлили масла в огонь, и Стася зашлась в истерике. Растерявшись, Ричард замолчал, сильнее сжал объятья и замер, ожидая, когда женщина успокоится. Мало-помалу рыдания становились всё глуше, и, прислонившись щекой к широкой груди инмарца, Станислава наконец прекратила плакать. "Как было бы здорово, остаться с Ричардом и пускай остальные живут как знают", — с горечью подумала она, чувствуя, как к глазам вновь поступают слёзы.

— Мне тоже больно, Стася, — тихо сказал инмарец, радуясь, что Хранительница притихла. — Нам всем больно. И Марусе, которая осталась в Ёссе на милость сумасшедшего принца Камии, и Веренике, тоскующей по Артёму, и Валентину, которого наш безумный друг лишил магии, и мне...

— У Вали нет магии?! — Станислава резко вскинула голову. — Он совсем не может колдовать?

— К сожалению. Будь у него магия, он попытался бы что-нибудь сделать, а так...

"Напиться бы он попытался, — заметила про себя Стася и мстительно подумала: — Фиг ему с маслом, а не выпивка! Будет у меня работать, как все!"

Хранительница нехотя отстранилась от Ричарда и с грустью посмотрела в притягательные серые глаза:

— Мне очень жаль, Ричи, что всё так получилось. Пока Дима и Артём заняты друг другом, нам придётся выживать самим. Надеюсь, когда-нибудь они вспомнят о нас. А теперь давай пить чай.

На щеках женщины заиграл румянец, губы сложились в приветливую улыбку, и Ричард счастливо улыбнулся: Станислава полностью пришла в себя.

— И что же у нас к чаю? — дружелюбно поинтересовался он, разглядывая поднос, на котором, кроме фарфоровых чашек и чайника, стояли плетёные корзиночки с печеньем, сладкими булочками и пирожками.

— Печенье с изюмом и шоколадной крошкой, булочки с корицей и пирожки с мясом. Кушай на здоровье! — лучась от удовольствия, сообщила Хранительница, разлила по чашкам чай и, сияя как начищенный самовар, протянула Ричарду пирожок: — С мясом, как ты любишь.

— Спасибо, — с умилением поблагодарил её инмарец, откусил чуть ли не половину, сделал большой глоток чая и поднял глаза к потолку: — Пальчики оближешь! Ты настоящая волшебница, Стася! Я неустанно готов есть твою еду, потому что ни один повар Вселенной с тобой не сравнится.

Полными обожания глазами он посмотрел на Хранительницу, и её щёки заалели как маков цвет.

— Как же мне приятно это слышать, Ричи! Ты единственный, кто похвалил мою стряпню. От Ники спасибо не дождёшься, а про камийца я и вовсе молчу. Неблагодарная скотина!

— Он чем-то обидел тебя? Только скажи и я покажу ему, где раки зимуют.

— Мне противно видеть эту мразь. — Пухлые губы Станиславы брезгливо сжались. — Он оскорбляет меня самим фактом своего существования. Педераст!

Ричард поставил чашку на стол и мягко уточнил:

— Ты не любишь Хавзу только за его пристрастие к своему полу?

— Да! Его, как ты выражаешься, пристрастие не что иное, как глумление над человеческой природой! Такие, как он, не имеют права жить!

— Вот развоевалась, — покачал головой инмарец. — Ну привлекают его мужики и ладно! Уродился он такой. Не убивать же за это?!

— Убивать! — Хранительница рубанула рукой воздух, словно снося голову невидимому преступнику. — Что б другим неповадно было!

— Стася... Ты несёшь ерунду. Хавза не преступник! Даже по законам Лайфгарма, а уж по камийским и подавно! Мы с Машей проехали полмира, и в редкой гостинице мне не предлагали развлечься как с наложницами, так и с наложниками. В Камии это в порядке вещей, а, как любит говорить Валечка, в чужой монастырь со своим уставом не лезут.

Станислава презрительно фыркнула, поджала губы и недовольно взглянула на Ричарда:

— Можешь говорить и думать, что угодно. Я считала, считаю и буду считать Хавзу грязным извращенцем!

— Ладно, — буркнул инмарец, поняв, что переубедить Стасю не получится. — Можешь, считать его хоть обезьяной, но, прошу, будь с ним корректна и вежлива. Твои оскорбления его натуру не переделают.

— Спасибо за разрешение, — скривилась Хранительница и поднялась. — Мне нужно готовить обед.

Ричард внимательно посмотрел на Стасю и помрачнел. В мечтах он не раз представлял себе их встречу, однако явь перечеркнула мечты. Хранительница вела себя как плебейка. Особенно покоробило её хамское отношение к Хавзе. Никогда раньше инмарец не предполагал, что в мягкой, отзывчивой женщине может таиться столь явная, неприкрытая злоба. В голову даже пришла абсурдная мысль, что Станиславу подменили, но Ричард категорично отмёл её, решив не спешить и тщательно разобраться, что же случилось с сестрой побратима. Он бережно взял Стасю за руку и усадил обратно на диван.

— Что с тобой происходит, милая?

— Ничего, — пожала плечами Хранительница, однако на глазах её заблестели слёзы.

С минуту женщина молчала, то ли собираясь с мыслями, то ли обдумывая, стоит ли вообще о чём-то говорить, а потом уткнулась в плечо Ричарда и всхлипнула:

— Я не знаю, что мне делать, Ричи. Я совсем одна и никто не желает меня понять. Все живут так, будто ничего не происходит, а мне кажется, что моя жизнь рухнула, рассыпалась в пыль и смешалась с песком Харшидской пустыни. Я словно перестала существовать, жизнь проходит мимо, потому что все, кроме меня, чего-то ждут, на что-то надеются, а мне точно снится длинный кошмарный сон, из которого я не в силах вырваться! — Станислава подняла голову, уставилась в изумлённое лицо инмарца и тоскливым голосом продолжила: — Тебе не понять, Ричи, каково это целый год ждать, надеяться, а потом... Он даже не вспомнил о свадьбе! Вместо этого стал учить меня бросаться огненными шарами, будто это самое важное в жизни! А я не боевой маг, я — женщина! Я хочу дом и нормального мужа, который будет любить меня и наших детей. Но в результате нас мотает по мирам, Дима занимается Тёмой, Валечкой, Никой или тобой, а на меня у него времени не остаётся! Почему он не женился на мне, как обещал? Почему оказался в Камии с Тёмой, а не со мной? Почему мне досталась наглая, своенравная девчонка? Это из-за неё мы бежали с насиженного места! Мы могли бы до сих пор спокойно жить в Гольнуре, ожидая Диму или Артёма, если они, конечно, вспомнят о нас за своими разборками.

— Стася... — Инмарец обнял Хранительницу и прижал к себе. — Я очень сочувствую тебе. На твою долю выпали тяжелые испытания, но, поверь, Дима любит тебя! Однако он должен разобраться со своими врагами, иначе спокойной жизни, о которой ты мечтаешь, не будет! А когда он победит, мы все погуляем на вашей свадьбе. Нужно лишь набраться терпения и подождать. — Ричард погладил пышную рыжую шевелюру и поцеловал Станиславу в макушку. — Позволь мне позаботиться о тебе, пока Димы нет рядом. Ведь, в конце концов, когда-то я был твоим мужем. И у меня это неплохо получалось.

— Да... — прошептала Стася и всем телом прижалась к инмарцу. — Ты был очень-очень хорошим мужем. С тобой было легко и спокойно. Жаль, что наш брак оказался фикцией.

Ричарда прошиб холодный пот: фраза о замужестве сыграла с ним злую шутку. Всем своим видом Станислава показывала, что не прочь вспомнить их медовый месяц в Литте, но инмарец не желал обманывать побратима и, нервно сглотнув, вымолвил:

— Я никому не позволю обидеть тебя.

Он разомкнул объятия, и Хранительница неохотно отстранилась. "Он пренебрёг мною из-за Димы, — с досадой подумала она. — И так будет всегда. Я навеки принадлежу Смерти!" На глаза вернулись слёзы, но Стася сдержалась, понимая, что истерика не приведёт ни к чему, кроме братских поцелуев и целомудренных поглаживаний по голове, а ей хотелось большего. Станислава старательно гнала разбуженные Ричардом воспоминания о своей недолгой жизни с ним, но фривольные картинки всё равно крутились перед внутренним взором, будто осы над лотком со сладостями. Неловкое молчание нарушил весёлый смех Вереники и Валентина, донёсшийся с улицы.

— Вот видишь, Ричи, им на всё наплевать! — укоризненно взглянув на инмарца, проговорила Стася. — Уже веселятся! Хотя повода для радости я лично не вижу. В общем, так: пойди к ним и передай, что через час я жду всех в столовой. Мы пообедаем, а потом я расскажу о порядках в моём доме. И те, кому они не по нраву, могут отправляться на все четыре стороны!

Хранительница поднялась, гордо вскинула голову и решительным шагом покинула квадратную гостиную. Ричард посмотрел на захлопнувшуюся дверь, машинально допил тёплый чай, откинулся на спинку дивана и взял из плетёной корзинки пирожок. Медленно и со вкусом он один за другим поглощал шедевры кулинарного искусства и думал об их авторе. "Бедная женщина! Сколько же несчастий свалилось на её хрупкие плечи! Будь я на месте Димы, ни за что не обманул бы её ожиданий! Женился бы сейчас же! А то получается, что она его вечная невеста. Это становится неприличным! Обязательно поговорю с Димой, как только случай представится".

Внезапно дверь приоткрылась, и в гостиную заглянул Валентин.

— Ричи! — Он шмыгнул глазами по сторонам, переступил порог и возбуждённо заговорил: — Ты не представляешь, как мы попали! Стаська устроила здесь настоящую диктатуру! Ника и Хавза просто стонут под её железной рукой. Несчастный камиец, между прочим, занимающий весьма высокое положение в торговой лиге Гольнура, вынужден трудиться как последний раб, а Ника (царица Лирии!) низведена до положения горничной! Это форменное безобразие, Ричи! Мы должны поставить оборзевшую женщину на место! Предлагаю...

— Стоп! — рыкнул инмарец. — Придержи свой болтливый язык! Этот дом принадлежит Станиславе, и она вправе устанавливать здесь любые порядки. Мы всего лишь незваные гости, а значит, будем жить по принятым здесь правилам. Кстати, через час будет обед, и Станислава расскажет нам, как полагается вести себя в её доме!

— Да знаю я, что она расскажет! Наложит запреты на всё, что можно, и работать заставит. Вон Хавза ей каждый день воду и дрова таскает, грядки копает и прочей фигнёй занимается! А если что не так, наша милая магоненавистница за Ключ хватается!

— Ну и что? Должна же она порядок поддерживать, а Хавза не развалится, если пару вёдер воды принесёт. На то он и мужик!

— Да бессмысленно это, Ричи! — Схватился за голову Валентин. — С помощью Ключа Стаська может за секунду любую работу сделать! Она из вредности Хавзу с Никой мучает! Покомандовать ей, видите ли, захотелось! Что ж она тогда Годар на произвол судьбы бросила? Там ведь широчайшее поле для её командирских амбиций было. Командуй — не хочу! Так нет! Целый год сиднем сидела, на мою мамочку государственные дела свалив. А здесь — прорвало!

— Замолчи! — Ричард вскочил и, дрожа от негодования, стал наступать на Валентина, однако рыжеволосый коротышка не дрогнул.

Он упёр руки в бока, сложил губы в презрительную улыбку и снизу вверх уставился на инмарца:

— Значит, ты перешел на сторону местного диктатора? Чем же она тебя подкупила? Парой тёплых пирожков или своим фирменным душистым чаем? Или было что-то ещё, о чём нам знать не полагается?

— Да как ты смеешь?!

Пудовый кулак просвистел над головой Солнечного Друга, который молниеносно присел на корточки, и врезался в дверной косяк. Сухое дерево треснуло, а Ричард скрипнул зубами от боли, с недоумением посмотрел на разбитые костяшки пальцев и повернулся к Валентину. Землянин уже сидел на диване и жевал пирожок. Некоторое время инмарец пялился на невозмутимого, как скала, друга, а потом потряс окровавленной рукой, собираясь что-то сказать, но Валя опередил его:

— Прекрасный удар, друг мой, прекрасный! Будь у меня магия, я бы в два счёта залечил твои ссадины, но увы... Придётся тебе обратиться к нашей добрейшей хозяйке. Только представь: симпатичная женщина вьётся вокруг тебя, жалостливо ахает, затем творит йод и стерильные бинты. А дальше ещё лучше! Мягкие пальчики нежно касаются твоей сильной, мозолистой руки, белоснежный бинт обвивает пальцы, ладонь...

— Да что ж это такое?! Ты специально явился позлить меня, Валя? Имей в виду: следующий раз я не промахнусь! И твоя наглая, хитрая рожа украсится роскошным фиолетовым синяком!

— Брось грозиться, Ричи! Такой честный и благородный воин, как ты, не позволит себе обидеть слабого и беззащитного землянина, варварски лишенного дара. Твои морально-этические принципы тверды и нерушимы как ларнит, гранит и хром!..

— Валя! Хватит витийствовать! Говори: зачем пришёл?

— Да так. Дай, думаю, зайду к Ричи, узнаю, как ему живётся на новом месте. Прихожу и вижу: Ричард живёт хорошо — пирожки трескает, чаёк попивает. Короче, я спокоен за тебя, дружище! А за сим, позволь откланяться.

Солнечный Друг соскочил с дивана, отвесил Ричарду шутовской поклон и быстро вышел в коридор, где его ждали Ника с Хавзой.

— Что случилось, Валя? Почему вы с Ричи так орали? — с тревогой спросила девочка.

— Наш друг переметнулся на сторону Стаськи, — поморщился Валентин. — Он считает, что в своём доме она может творить, что угодно. И, боюсь, при столь мощной поддержке Стаська разгуляется вовсю.

— Плохо... — протянула Вереника, скривившись, а Хавза тяжко вздохнул.

— Не надо расстраиваться раньше времени, друзья, — бодро произнёс Валя. — С Ричардом или без него, мы будем бороться с диктаторшей ни на жизнь, а на смерть!

Хавза невольно поёжился, вспомнив сверкающее лезвие тесака, а Вереника уныло поинтересовалась:

— Как ты себе это представляешь, Валя? Стаська — единственный среди нас маг. Она легко заставит нас плясать под свою дудку.

— Не вешай нос, принцесса! Наша Стаська, конечно, маг, но только за счёт Ключа, а ума он не прибавляет. Так что, прорвёмся! Идёмте-ка в сад, поваляемся на травке да обсудим кое-что. Через час нас приглашают на обед, где будет объявлен распорядок дня в одном, отдельно взятом доме.

Валентин широко улыбнулся Хавзе, приобнял за плечи Нику, и троица бунтарей покинула дом.

Обед в доме Хранительницы всегда начинался в час пополудни, и сегодняшний день не стал исключением. Ричард явился в столовую первым и стал с умилением осматривать небольшой уютный зал: на подоконниках пышно цвели огненно-красные и белые герани; у стен, в строгих керамических вазонах, возвышались огромные фикусы с глянцевыми кожистыми листьями; на кремовых обоях темнели квадраты и прямоугольники натюрмортов, от одного взгляда на которые начинали течь слюни; в центре красовался овальный стол, покрытый белоснежной скатертью с вышитыми по краям карминовыми цветами. Взгляд Ричарда пробежал по тарелкам из тончайшего, почти прозрачного фарфора, по начищенным до блеска серебряным ложкам, вилкам и ножам, по искрящимся в лучах белого камийского солнца хрустальным бокалам и остановился на низкой вазочке с букетом алых и белых роз. Инмарец широко улыбнулся. Стася обожала розы, и он решил, что при первом же удобном случае преподнесёт ей букет этих воистину королевских цветов. Перед внутренним взором немедленно возникла пленительная картина: Станислава в длинном белом платье с кружевным шлейфом принимает красно-белый букет, а он целует её нежные пальчики, ладонь... Платье медленно сползло с покатых плеч, губы заскользили по атласной коже, добрались до пышной упругой груди, и Ричард вздрогнул. Ему нестерпимо захотелось сейчас же найти Стасю, признаться ей в любви и будь, что будет! Он даже сделал несколько шагов к дверям, но внезапно остановился и тряхнул головой, словно собака после купания. "Что за ерунда со мной творится?! Станислава Димина невеста! Я не имею никакого права разрушать их любовь! Тем более, я и сам не свободен!" Инмарец резко развернулся, подошёл к окну и растерянно уставился на ветви яблонь, что клонились под тяжестью красно-желтых плодов. "Вот так и все мы, изнываем под бременем жизни, а сбросим его, и жизни, по сути, конец. Одинокая осень, потом вечная зимняя спячка..."

— Добрый день, Ричи! — раздался за его спиной весёлый голос Вереники, и мрачные философские размышления разлетелись, как испуганные шумом птицы. — Вижу, тебе нравится дом Хранительницы.

Инмарец обернулся:

— Привет, Ника. Как поживаешь?

— Плохо, Ричи, очень плохо. Какая жизнь может быть в тюрьме? И особенно обидно сидеть взаперти, зная, что за стенами бурлит новый, неизведанный мир. Как бы мне хотелось вырваться отсюда и отправиться в Ёсс, к Тёме, Диме! Уж они бы не стали держать меня в четырёх стенах, а тем более заставлять вытирать пыль с идиотских безделушек, зелёных листочков и резных полочек. Они вернули бы мне магию, и я отправилась бы путешествовать! Валечка уже пообещал составить мне компанию. Мы объехали б всю Камию! Поохотились на шырлона, полюбовались Каруйской долиной и Ханшерскими степями, побродили по диким лесам Крейда и Аргула!

— В результате, Валя бы окончательно спился, а тебя бы захватили в плен и продали на невольничьем рынке! — зло перебила девочку Хранительница. Она стояла на пороге столовой, держа в руках круглый серебряный поднос с пузатой супницей. — Где, кстати, твои приятели? От безделья оторваться не могут?

— Сейчас придут. — Вереника надула губки и, с грохотом отодвинув стул, уселась за стол. — Устраивайся поудобнее, Ричи. Сейчас нас кормить будут! А в качестве приправы к своей изысканной стряпне, Стаська подаст кучу нудных и злых нравоучений, плавно переходящих в оскорбления!

— Заткнись, бесстыжая, — прошипела Хранительница. — А то весь остаток дня на огороде проведёшь.

Вереника презрительно сморщила хорошенькое личико:

— Я же говорила! Оскорбления уже начались!

— Ника! — Ричард строго погрозил девочке пальцем: — Ты сама напросилась. Станислава заботится о тебе и вправе рассчитывать на уважение.

— Уважение?! А она вспоминает об уважении, когда обливает грязью Хавзу или орёт на меня? С какой стати я должна расшаркиваться перед хамоватой стервой! Да не будь я подружкой временного мага, Стаська давно бы уже прибила меня, а заодно и Хавзу! Мы ведь развратные, подлые твари, а она идеал из идеалов! Умница! Красавица! Моралистка и ханжа!

— Ника!!! — в один голос заорали Станислава и Ричард. — Что ты себе позволяешь?

— Ничего особенно! Всего лишь говорю то, что думаю!

Поднос с тихим бряцаньем опустился на стол, а Стася сложила руки на груди и уставилась на девочку, как на заклятого врага:

— Мерзкая, маленькая мразь! Если бы я знала, что ты такая дрянь, я бы оставила тебя в лапах работорговцев! Уж они бы выдрессировали тебя, как надо! Сидела бы сейчас в гареме и, как миленькая, ублажала похотливых мужиков!

— Стася! — воскликнул Ричард. — Не нужно так говорить! Ника ещё ребёнок!

— Вот сразу и повзрослела бы! Привыкла, видите ли, что с ней возятся как с принцессой. Побыла бы немного рабыней, узнала б почем фунт лиха. И с камийской жизнью изнутри познакомилась! А то не нравится ей взаперти сидеть! Дрянь!

— Успокойся, пожалуйста! — Ричард подошёл к Станиславе и обнял её за плечи. — Ника очень переживает из-за потери дара и из-за Тёмы, вот и срывается. Мы все сейчас нервничаем. И ты, и я, и она. Но давайте всё же возьмём себя в руки и попытаемся договориться.

— Золотые слова, Ричи! — Вереника ехидно фыркнула и добавила: — Только легче договориться с разъярённым шырлоном, чем со Стаськой! Она ж на голову больная! Слышит только себя! Мнение остальных — неправильное, потому что не её!

Станислава побледнела от гнева, и инмарец, крепче сжав её в объятьях, шумно выдохнул:

— Прошу тебя, Ника, перестань говорить Стасе гадости. Давай заключим временное перемирие. Пожалуйста!

— Только ради тебя, Ричи. Но, учти: Стася тоже должна придерживаться мирных договорённостей. Сейчас придут Валентин с Хавзой и мы обсудим условия нашего перемирия.

Едва девочка закончила говорить, в столовую, словно по заказу, вошли землянин и камиец.

— Легки на помине, — буркнула Станислава. — Почему опоздали? Уже десять минут второго!

— Опоздание меньше четверти часа, не считается моветоном! — авторитетно заявил Валентин и хитро подмигнул Веренике: — Прости, дорогая, что задержались и оставили тебя на растерзание злой колдунье и её верному слуге. Надеюсь, они не сильно обидели тебя?

— Мы с Хавзой привыкли терпеть Стасино хамство. Подумаешь, одним скверным словом больше, одним меньше... Хорошо уже то, что наша Стася согласилась на мирные переговоры.

— Неужели?! — Валя недоверчиво уставился на бывшую жену: — Ты согласна предоставить нас самим себе?

— Да! — Хранительница вырвалась из рук Ричарда и схватилась за Ключ. — Вы надоели мне хуже горькой редьки! Видеть вас не желаю! Убирайтесь!

Она сжала в руках рубиновый камень, Валентин, Ника и Хавза на миг растворились в воздухе и снова появились на своих местах.

— Что за чёрт?!

Стася опять сжала Ключ, непокорная троица на миг исчезла и возникла вновь.

— Зря стараешься, — буднично заметил Валентин. — Магия временного мага тебе не по зубам, а жаль... Сейчас мы могли бы быть на пути в Ёсс. А так придётся ждать нашего сумасшедшего друга. Что ж, раз план "Исход" провалился, можно спокойно пообедать. Что тут у нас вкусненького? — Солнечный Друг шагнул к столу и приподнял крышку супницы. — Божественный аромат! Ты настоящая волшебница, Стасенька. В кулинарии тебе нет равных! С магией или без неё, ты готовишь настоящие шедевры! Присаживайся, Хавза, в ногах, как говорится, правды нет. Это и тебя касается, Ричи.

Солнечный Друг ласково улыбнулся обомлевшей Хранительнице, уселся рядом с Никой и взял в руки пустой бокал. Осмотрев его со всех сторон, он горестно вздохнул и пробормотал себе под нос:

— Зачем ставить на стол бокалы, если собираешься бороться с пьянством?

— Это для морса, сока или ещё чего-нибудь безалкогольного, — объяснил Хавза, устраиваясь рядом с Валечкой.

— А на десерт будут пирожные, вернее одно малю-ю-юсенькое пирожное. Муравей и тот не наелся бы! — недовольным тоном добавила Вереника, искоса наблюдая за Станиславой, которая в растерянности смотрела то на супницу, то на Валентина.

— А что делать, дорогая, — сочувственно заметил землянин. — Тебя лишили сладкого, меня — спиртного, но не всё так плохо, как кажется. Только представь, какой праздник мы устроим, когда вернёмся в Ёсс. Тёма завалит тебя конфетами!

— Лучше бы он мне магию вернул. Без дара я чувствую себя обездоленной.

— Как я тебя понимаю, родная! — воскликнул Валентин и вперил строгий взгляд в Стасю: — Почему бы тебе ни попробовать вернуть нам магию с помощью Ключа?

— Обойдётесь! В моём доме колдовать буду только я! Иначе это будет бардак, а не приличный дом!

— Только не заводись, — отмахнулся Валентин. — На нет и суда нет.

Но Стася уже завелась. Изумрудные глаза гневно вспыхнули, щёки разрумянились, а губы сначала сжались в тонкую полоску, а потом разверзлись, и на Валю хлынул поток обвинений и ругательств. Станислава припомнила и его вселенскую лень, и беспробудное пьянство, и беспардонное вмешательство в её жизнь, и то, что он увязался за ней в Лайфгарм и вечно путался под ногами. Валентин с безмятежным лицом слушал бывшую супругу и кивал, мол, мели Емеля — твоя неделя, но тут Стася недобрым словом упомянула мамочку... Даже Ричард не успел ничего понять: в мановение ока Солнечный Друг оказался рядом с бывшей женой и со всего размаха залепил ей пощёчину. Хранительница пораженно замолчала, а Валя прошипел, как разъярённый кот:

— Про меня говори, что угодно, а маму не трожь! И мне плевать, что у тебя на шее Ключ, а за спиной лучший воин Лайфгарма! За маму — голыми руками разорву обоих! Ясно?

Станислава невольно попятилась, а Ричард с изумлением воззрился на Валентина: обещание "голыми руками разорву" не выглядело пустой угрозой. "До чего же странная личность этот Солнечный Друг", — подумал инмарец, а вслух примирительно сказал:

— Ты... э... извини, она больше не будет. Погорячилась, с кем не бывает?

Валентин смерил Станиславу оценивающе презрительным взглядом и, ни слова не сказав, вернулся на своё место.

— Вы очень сильный человек, господин целитель, — с уважением произнёс Хавза и поклонился.

Вереника рассмеялась:

— Ты ещё с его мамочкой не знаком, вот в ком таится настоящая сила! Даже мой Тёмочка её немного побаивается!

— Ладно, Ника, забудем, — пробурчал Валентин и уставился в пустую тарелку.

Землянин и сам не ожидал от себя такого. И дело было не в том, что он бросился на защиту мамочки — Валя никому и никогда не позволял оскорблять её — а в том, что он чувствовал: дойди дело до драки, он убил бы обоих — и друга, и бывшую жену. И магия здесь была не причём.

Валя слышал, как натужно скрипнул стул под тяжестью Ричарда, как звякнула половником Стася, начав разливать суп, как тихо заговорили между собой Хавза и Ника. В ноздри заполз аромат душистого мясного супа, и Валентин, машинально взяв ложку, принялся за еду. Он до последней капли съел суп, потом второе, вкуса которого не почувствовал, выпил сок, кажется яблочный, и, на автомате переложив в тарелку Ники своё пирожное, поднялся и решительно зашагал к дверям.

— Куда ты? Я должна рассказать... — начала было Станислава, но Ричард крепко стиснул её запястье:

— Потом. За ужином расскажешь.

Хранительница недовольно скривилась, но сильная ладонь так нежно сжимала руку, что заранее продуманная речь вылетела из головы и растворилась в прекрасных глазах инмарца. "Какой он всё-таки красивый и мужественный. Мягкий и ласковый. Заботливый, благородный и... совсем не такой, как мой брат!"

— Хочешь, я помогу тебе вымыть посуду? — с улыбкой спросил Ричард, купаясь в ласковом взгляде Хранительницы. — А потом ты покажешь мне сад и огород, и дом тоже.

— Конечно... Я покажу тебе всё, что ты захочешь!

— Спасибо, — одними губами прошептал Ричард и покраснел: он чувствовал, что должен остановиться, убрать руку, отвернуться, и был не в силах сделать ни того, ни другого.

Вереника и Хавза переглянулись, осторожно отодвинули стулья, выбрались из-за стола и на цыпочках покинули столовую.

— Ну, дела! — воскликнула Ника, когда они с Хавзой оказались в коридоре. — Стаська окончательно пала в моих глазах! Ричи, конечно, замечательный, спору нет, но Дима... это Дима! И променять его даже на Ричарда — бред! Это всё равно, что я изменила бы Тёмочке с каким-нибудь караванщиком! А Ричи? Неужели безумие Хранительницы заразно? Он же побратим Димы да к тому же женат! И Маруся у него — красавица и умница! Мечом владеет также хорошо, как Стаська пироги печёт! Идеальная королева для Инмара! Ужас, что творится! Надо Валю найти и всё ему рассказать! — Девочка засунула в рот прихваченное с собой пирожное и липкой ладошкой схватила камийца за руку. — Идём скорее! Солнечный Друг должен знать, что происходит!

— Конечно. Похоже, именно он здесь самый сильный, хотя по виду не скажешь. Так что ему решать все проблемы!

Они нашли Валентина возле кустов малины. Землянин обрывал крупные, сочные ягоды и аккуратно складывал их в привязанную к поясу корзинку.

— Явились, не запылились! Давайте-ка за работу, а то я до вечера по кустам ползать буду! Терпеть не могу ягоды собирать, но отступать от плана — последнее дело! Поэтому...

— Валя! — Ника не стала дослушивать его ворчание. — Стаська и Ричи сошли с ума! Оба!

— Ну это не новость, — хмыкнул землянин, со всех сторон разглядывая очередную ягоду. — Обожаю малину, но червяков в ней — кошмар! Каждую — осматривать приходится...

— Да подожди ты со своей малиной! Стаська с Ричардом вот-вот в объятья друг другу падут, а ты с какой-то дурацкой ягодой возишься!

— И вовсе она не дурацкая! По моим расчётам малина быстрее всех забродит. Думаю, что бражка завтра к обеду готова будет. Напьюсь...

— Но Дима его убьёт! Стася всё для него! И разбираться он не будет! Раздавит, как клопа! Ричи почти предал его!

Валентин внимательно посмотрел на взволнованную, перемазанную кремом мордашку Ники и перевёл взгляд на Хавзу:

— Знаешь, дружище, иногда мне кажется, что Камия идеальный мир. Взять хотя бы ваших женщин. Пикнуть без разрешения не посмеют! А эта прицепилась как репей и не отвяжется, пока своего не добьётся. Никакого уважения к старшим! А всё почему? Дружок у неё временной маг! Такой же неуправляемый и своевольный! Два сапога — пара, одним словом!

— Ну... — протянул гольнурец, подыскивая слова для ответа. — Ника просто волнуется за друзей.

— Ясно. — Валентин вылез из малинника, уселся на траву, поманил к себе девочку и, когда та нехотя приблизилась, ласково спросил: — Ну и что мы надулись, как мышь на крупу? Ничего у них не получится, дорогая. Стася, возможно, и прыгнула бы к нему в постель, но Ричард слишком благороден, чтобы завести шашни с невестой побратима. Так и будут виться вокруг друг друга. А вернётся Дима — Стаська ему на шею бросится. Боится она брата, как чумы.

— Боится?! Что ж его бояться-то? Он добрый и ласковый! А какие конфеты делает... Объеденье! Помню, когда я была его женой, он заботился обо мне лучше родного отца! Не понимаю, как можно его бояться?!

— Вот и не надо понимать. Просто поверь: Стася — трусиха, Ричард — воплощение благородства. Ничего у них не выйдет! А вот если я с душещипательными разговорами полезу, они, не дай Бог, назло решат сделать и в объятия друг другу бросятся, ведь влюблённые это большие дети!

— А... — Ника задумчиво почесала кончик носа и вздохнула: — Надеюсь ты прав, Валя. Очень надеюсь.

— Вот и славно. А теперь за работу, друзья мои! — Солнечный Друг потрепал девочку по волосам и подмигнул Хавзе: — Зря мы что ли с тобой дрожжи и сахар у Стаськи стащили?! Всё в дело пойдёт. Бражка получится — пальчики оближешь!

— Ну-ну, — хмыкнул камиец и улыбнулся, вспомнив, как два уважаемых человека, словно мелкие воришки, обшаривали кухню в поисках сахара и дрожжей. — Никогда не думал, что в расцвете лет брошу торговлю и займусь мелким воровством.

— Ерунда! В Камии разбойники в чести. Взять хоть Ричи с Машей. Мечами месячишко-другой помахали, сотню-другую народу положили, и пожалуйста — камийская мечта! Уважение, почёт, своё дело в Ёссе. Не жизнь — малина! Кстати, о малине. Берите тару и вперёд! За работой будем беседовать. — Валя повелительно указал на корзинки, висевшие на ветке, и Веренике с Хавзой ничего не осталось, как привязать их к поясу и забраться в малинник.

Увлечённые разговорами, друзья-приятели не заметили, как к кустам подошёл Ричард. Несмотря на свои отнюдь не маленькие размеры, инмарец умел передвигаться почти бесшумно, не хуже опытного охотника или вора. Некоторое время он наблюдал за ягодниками, а потом громко кашлянул, привлекая их внимание. Хавза вздрогнул от неожиданности и настороженно уставился на затянутую в чёрную кожу фигуру. Ника дружелюбно помахала Ричарду розовой от малинового сока рукой, а Валентин широко улыбнулся:

— Привет, Ричи. Какой ветер занёс тебя к труженикам ягодного фронта?

— Всё шутишь? Между прочим, Станислава заметила пропажу и послала меня сказать, что если ты добровольно не вернёшь ей дрожжи и сахар, она применит силу.

— То есть, ты принёс нам ультиматум. А сам-то как думаешь, опустился бы я до воровства, будь в этом доме выпивка?

Ричард мысленно застонал: вести переговоры с болтливым и хитрым землянином не было ни желания, ни сил. И всё же он попытался:

— Я ещё раз хочу напомнить тебе, Валя, что мы находимся в гостях у Станиславы. Это её дом и мы как люди вежливые и цивилизованные должны соблюдать порядки, заведённые в нём.

— Верно, — согласно кивнул Валентин. — Только давай договоримся о терминах и определим основные положения нашего договора. Для начала обсудим термин "гость". Моё толкование этого слова таково: гость это человек, добровольно приехавший навестить кого-либо куда-либо и имеющий возможность в любой момент покинуть гостеприимное место. Так вот, мы не подходим под это определение. Меня сюда нагло выкинули, а Хавзу с Никой Стася пленила. Так что, мы, увы, не гости. Мы сюда не рвались и уйти не можем!

— Но это всё равно дом Стаси.

— И это вопрос спорный! — Солнечный Друг улыбнулся и назидательно вскинул палец: — Камия и вся камийская земля принадлежит повелителю Камии, то есть Артёму. Может ли Станислава представить нам документ, подтверждающий её право на данную землю и строения? Боюсь, что нет. А это означает, что произошёл самовольный захват земли и несанкционированное строительство жилых и нежилых помещений. Таким образом, всё это добро подлежит конфискации в казну правителя, а Станислава будет осуждена за самоуправство. Надеюсь, что Тёма не станет очень уж сильно зверствовать и ограничится небольшим денежным штрафом.

— Чушь! Станислава...

— Подожди, Ричи, я ещё не закончил. Мы же, как ты отметил, цивилизованные люди и должны относиться с уважением, как друг к другу, так и к законам мира, в который занесла нас судьба. А по законам Камии Станислава как представительница женского пола является рабыней и...

— Заткнись! Как ты смеешь называть Хранительницу рабыней?! Она свободна!

— Это в Лайфгарме. А в Камии у неё должен быть хозяин. Назови мне хотя бы одну свободную камийку, и я тотчас верну Стасе дрожжи и сахар, а не назовёшь — ничего не получишь. Согласен?

— Маруся!

— Извини, но хозяин Милены Маквелл сам принц Камии. Какие ещё варианты?

Ричард обалдело уставился на Валентина, потом плюнул и, круто развернувшись, направился к дому.

— А если она сама сюда явится? — с тревогой глядя в спину инмарцу, спросил Хавза. — Эта женщина не слышит никого, кроме себя. И ей уши песком не засыплешь!

— Не явится! — ухмыльнулся Валентин. — Ричи предпочтёт худой мир доброй ссоре, и сумеет уговорить Стаську оставить всё, как есть. Дипломат из него, правда, никакой, но сердечная привязанность порой чудеса творит... Ладно, хватит нам малины. Операция "Бражка" переходит в решающую стадию, дамы и господа!

Глава 12.

Клетка для Смерти.

В огромной гостиной принца Камии царили свет и яркие краски. Диваны и кресла пламенели оранжево-красным шёлком, занавески лились с карнизов расплавленным золотом, а белые стены искрились, как снежные склоны под ясным солнцем. Закатные лучи врывались в распахнутые окна и, отражаясь в вазах из цельного куска горного хрусталя, разбегались по комнате прихотливым узором, создавая ощущение сияющей клетки.

Артём плюхнулся в кресло возле круглого низкого столика, на который чья-то заботливая рука выставила серебряные кубки и кувшин с тонким горлышком, и небрежно махнул Бастиару:

— Присаживайся. Разговор предстоит долгий.

— Спасибо, мой принц, — учтиво поклонился граф и уселся в кресло.

Артём взял кубок и, сделав глоток вина, задумчиво произнёс:

— Поверь, Басти, я очень стараюсь быть логичным и последовательным, но у меня ничего не получается... Дима не желает вести себя, как положено, и я теряюсь... Скажи, что я делаю не так?

Граф внимательно посмотрел на принца: Артём выглядел совершенно нормальным и готов был слушать его.

— Пожалуйста, уточните, чего Вы хотите добиться от брата, и я постараюсь дать Вам дельный совет, Ваше высочество.

Лицо Артёма стало грустным и несчастным. Он тяжело вздохнул, поднёс к губам бокал и, выпив его до дна, пожал плечами:

— Не знаю, Басти. Наверное, я должен объяснить Диме, что он не прав.

Принц умолк, нервно покусывая губу, и граф рискнул спросить:

— И в чём же, по-вашему, он не прав?

— В том, что заставил меня убить магистра — раз, — загнул палец Артём, — в том что бросил меня — два, в том, что не желает признать моего любимого учителя величайшим из магов — три. И ещё, — он по-детски надул губы, — Дима плохо ведёт себя! Он дерзит и всё время спорит со мной!

Бастиар внутренне сжался, всем сердцем чувствуя, что разговор о Дмитрии самый опасный из всех, что он вёл когда-либо — одно неверное слово, и компания Кристера ему обеспечена. Стараясь не выдать волнения и страха, граф стиснул кубок и, промочив горло вином, уверенно произнёс:

— Но в Аргуле Дмитрий признал, что совершил ошибку, убив великого Олефира, и готов был склонить голову перед его величием.

— Врёт! Он сделает всё что угодно, лишь бы я был счастлив. Только это неправильно! Дима по-прежнему уверен: смерть моего великого отца не такая уж большая потеря для Вселенной. А мне надо, чтобы он искренне сожалел о своём проступке! Чтобы страдал по великому магистру так же, как страдаю я!

На глазах принца выступили слёзы, и Бастиар испугался, что тот сейчас зарыдает, впадёт в истерику, но, к счастью, ошибся. Артём промокнул глаза батистовым платком и потребовал:

— Ты сейчас же придумаешь, как это сделать, Бастиар! Олефир очень высоко ценил тебя. Ты обязан оправдать его доверие!

Строгий взгляд шоколадных глаз проник в самую душу каруйского графа и, казалось, вывернул её наизнанку.

— Я постараюсь, Ваше высочество, — охрипшим от волнения голосом произнёс Бастиар, откашлялся, пригубил вина и решительно начал: — Мой совет может показаться Вам не совсем логичным и, возможно, неприятным, но, в память о великом Олефире, я обязан заботиться о Вас и, если так можно выразиться, наставлять на путь истинный...

— Ближе к делу, граф! Мне не терпится услышать, что ты там придумал, а уж решение я буду принимать самостоятельно.

— Конечно, Ваше высочество. Так вот, Дмитрий ничего не помнит о своей прежней жизни, и рискну предположить, что именно отсутствие знаний о прошлом мешает ему проникнуться любовью и почтением к Вашему великому отцу.

— Предлагаешь вернуть ему память? — грозно осведомился Артём, но внезапно сник и чуть не плача добавил: — Но как? Я...

Он запнулся и нервно сглотнул: признаваться в бессилии перед неизвестным существом, лишившим их с Димой памяти и магии, не хотелось до зубовного скрежета. И, гордо вскинув голову, принц Камии заявил:

— Дима должен проснуться сам! Я же проснулся — теперь его очередь! Пусть вертится, как хочет — я пальцем не шевельну, чтобы помочь ему. — Артём упрямо сжал губы и недовольно уставился на Бастиара: — Ты дал мне плохой совет. Придумай что-нибудь поумнее!

— Как изволите, Ваше высочество.

Граф склонил голову и задумался.

— Ну и что ты молчишь? — спустя минуту осведомился принц Камии. — Или все твои мысли разом ушли в отпуск?

— Дело в том, принц, что Вы не совсем правы...

— Что?! — Артём взлетел с кресла и хищным зверем навис над Бастиаром: — Смеешь перечить мне? От моего братца наглости нахватался? Только имей в виду, Басти: Дима мне больше, чем брат, и я скорее умру, чем позволю себе убить его! А вот ты...

Артём осёкся и замер с открытым ртом: смысл фразы, которую он только что произнёс, привёл его в замешательство. Бастиар же с изумлением смотрел на повелителя и не верил глазам. Грозный и жестокий принц Камии выглядел запутавшимся мальчишкой, который вслух признался в своих заблуждениях и удивлён этим до крайности.

— Да! — Принц выпрямился, потряс кулаком, словно угрожая кому-то, и заорал в потолок: — Ты не заставишь меня убить его! Он мой единственный друг, а ты — сволочь! Я разбужу Смерть, и, кем бы ты ни был, ты узнаешь его мощь и гнев! Скотина!

Испуганно сжавшись, Бастиар проследил за взглядом Артёма, словно надеясь увидеть его врага, но, кроме замысловатой лепнины, на потолке ничего не было. И слава Олефиру! Ибо встречаться с могущественным существом, посмевшим поднять руку на таких магов, как Дмитрий и Артём, решительно не хотелось.

Тем временем принц глубоко вздохнул, опустился в кресло и благосклонно улыбнулся графу:

— Спасибо за мудрый совет, Басти. Пусть ты всего лишь озвучил его, но от этого он не потерял привлекательности. Маша боялась совершено зря. Её я тоже не хочу убивать. У моего брата должна быть собственная игрушка, а девочка как нельзя лучше подходит на эту роль. Можешь идти домой, советник, да не забудь: хоть мой любимый магистр мёртв, ты должен продолжать делать то, что делал. Потом мы поговорим об этом подробнее, а сейчас у меня другие заботы. Пока, Басти!

— До свидания, Ваше высочество, — ошарашено проговорил граф, огляделся и обнаружил, что сидит в своей спальне, в любимом кресле у окна, из которого открывался прекрасный вид на Каруйскую долину.

Бастиар машинально взял с подоконника золотой колокольчик и позвонил. Почти сразу в дверях возникла горничная. С удивлением взглянув на неизвестно как попавшего в спальню графа, она молча поклонилась:

— Что угодно Вашему сиятельству?

— Приготовь мне ванну, Лиана, и разбери постель. Я смертельно устал, — тихо вымолвил Бастиар и потёр лоб: он вдруг засомневался, что поступил правильно, выполнив просьбу Милены Маквелл.

Холодный утренний туман стелился по сонной траве, прятался в корнях могучих деревьев и тихо умирал, оседая на землю живительной росой. Скромные лесные цветы, скинув дремоту, приподняли нежные венчики; разбуженные шаловливым ветерком, зашелестели листья осины, зазвенели длинные иглы сосен. В первых полосах света закружилась, зажужжала неугомонная мошкара.

Тихо застонав, Дима открыл глаза и уставился на пушистую еловую лапу, почти касающуюся лица. Голова болела нещадно: казалось, что сотни крохотных, озлобленных червячков задались целью просверлить дыры в черепе мага. Разум, окутанный мутной колдовской дымкой, отказывался воспринимать действительность. Откуда-то издалека донеслось звонкое птичье пение, ноздри затрепетали, уловив душистые запахи хвои, смолы и мёда, и Дмитрий сообразил, что находится в лесу. Он отвёл еловую лапу в сторону и поднялся. Боль понемногу стихала, но уходить насовсем не желала, мешая магу сосредоточиться и подумать о чём-то очень важном. Закинув голову, Дима заворожено смотрел, как качаются зелёные вершины, будто щекоча бело-голубое небо, как проносятся над ними тёмные стрелы птиц и неспешно плывут корабли-облака.

Белое солнце только пустилось в путь по небосклону, его лучи, сонные и неокрепшие, лениво скользили по кронам деревьев, а величественные сосны и стройные ели снисходительно принимали их тёплые ласки.

Дмитрий вдохнул полной грудью — утро выдалось безмятежно прекрасным. Оно дарило умиротворение, покой и свободу — вокруг не было ни стен, ни людей.

Улыбнувшись, маг отряхнул плащ и зашагал вперёд, с интересом поглядывая по сторонам. Точно добравшийся до оазиса путник, он впитывал в себя красоту и безмятежность леса, и улыбка на губах становилась шире и счастливее. Дима не задумывался, куда и зачем идёт. Ноги сами несли его вглубь векового леса.

Неожиданно к чарующим звукам утра добавилось громкое отрывистое хлюпанье. Сначала Дмитрий не обращал на него внимания, но хлюпанье переросло в жалобный вой, и он занервничал. Кто-то посмел испортить его сказочно прекрасную прогулку, и, яростно сжав кулаки, маг понёсся к источнику раздражения. Ловко лавируя между деревьями, он бежал и бежал, пока не оказался возле плотных зарослей орешника. Здесь, в тени круглых зелёных листьев, обнаружились двое мальчишек, похожих друг на друга, как две капли воды. Чёрные волосы, пухлые губы, тёмно-серые глаза. Пижамы на них тоже были одинаковые — синие, с золотистыми кармашками на груди. Близнецы сидели в обнимку, жалобно скулили, подвывали и дружно хлюпали красными носами.

Дмитрий остановился и с неприязнью воззрился на детей. Возиться с ними не хотелось, мага тянуло вернуться на тропу и шагать по ней, наслаждаясь прогулкой. Но тут боль, преследовавшая его с момента пробуждения, ушла, туман в голове развеялся, и мысли стали чёткими и ясными. Дима моргнул и оторопело уставился на внуков аргульского наместника.

— Морти? Макс? Что вы здесь делаете? — машинально спросил он и едва не зарычал от злости, осознав, кто затеял эту игру.

Вскинув голову, маг взглянул на белое солнце, почти целиком выбравшееся из-за макушек, и закричал:

— Что ты творишь, Тёма? Зачем?

Ответа не последовало. Дима скрипнул зубами и опустил голову: мальчишки с благоговейным страхом взирали на него и дрожали. Мысленно ругнувшись, маг присел на корточки, протянул руку и осторожно коснулся плеча одного из близнецов:

— Не нужно бояться. Я не причиню вам вреда.

По одинаковым тёмно-серым глазам он понял, что ему не поверили. "Неудивительно. Дети собственными ушами слышали, как Артём назвал меня братом. Брат принца Камии... Чудовище из ночных кошмаров! — с досадой подумал Дмитрий, убрал руку, и в пальцах задымилась сигарета. — Нет, ещё хуже. Чудовище, которому следует безоговорочно подчиняться". Маг выпрямился и, отвернувшись, произнёс:

— Вставайте.

Внуки Ральфа мгновенно оказались на ногах. Они жались друг к другу, как щенята, часто всхлипывали, но ни словом, ни жестом не возразили магу. Краем глаза Дмитрий смотрел на них, раздумывая, что делать. Он не знал, какую игру затеял Артём, но чувствовал, что Морти и Максу в ней уготована роль жертвенных агнцев. "И что я, ущербный маг, могу противопоставить самому опасному существу во Вселенной?"

В ответ на его вопрос таинственная сила, клокотавшая в глубинах сознания, штормовой волной врезалась в невидимый мощный барьер, откатилась, и неистовые удары посыпались один за другим. Барьер задрожал, и Диме показалось, что сила вот-вот вырвется на свободу. Но защита устояла, а магический тайфун, словно осознав тщетность своих усилий, стих и растёкся в сознании тёмной неподвижной гладью.

Маг глубоко затянулся, выпустил изо рта бледно-серую струю дыма и кинул быстрый взгляд на мальчишек. О том, чтобы куда-то идти не могло быть речи: Тёма выдернул близнецов из постелей, не удосужившись обуть их хотя бы в тапочки. "Значит, он предполагал, что всё произойдёт прямо здесь!" Взглядом приказав мальчишкам не двигаться, Дмитрий быстро обошёл ореховые заросли. Прямо за ними простиралась поляна в форме приплюснутого овала, посереди которой в гордом одиночестве рос могучий кряжистый дуб. И всё стало на свои места: сценарий, придуманный Артёмом, был предельно ясен: битва за жизнь детей. Дима смотрел на импровизированную сцену — он ощущал себя не защитником, а загнанным в ловушку зверем. Ему даже почудилось, что поляну ограждают верёвки с красными, как кровь, флажками.

Но выбора не было. Испытывая мрачную опустошённость, Дмитрий вернулся к мальчишкам, ни слова ни говоря подхватил их подмышки и потащил к дубу. Морти и Макс испуганно сопели, однако больше не плакали, точно поняли, что смерть близко, и в молчаливом смирении ждали её прихода. Дима вспомнил голубоглазого юношу, которого кайсара кинула ему на растерзание. Он тоже ждал смерти, но выжил. "Если бы я точно знал, как удалось тогда загнать магию за барьер, я бы рискнул..." Однако сознательно повторить то, что было сделано по наитию, Дима боялся. Откуда-то он знал, что не привык полагаться на удачу.

Сгрузив мальчишек под деревом, Дмитрий разогнулся, и вдруг под ноги ему упали позолоченные ножны. Саблю, когда-то подаренную кайсарой, он узнал сразу. Морти и Макс со страхом взглянули на оружие, потом друг на друга и побледнели так, будто собирались превратиться в сугробы.

— Прошу тебя, Тёма, давай сядем и поговорим. Ты же знаешь, я готов сделать всё, что ты захочешь, только не заставляй меня убивать, — одними губами прошептал Дмитрий.

"А если я хочу именно этого? Не упрямься, братишка! Ты должен ощутить на руках кровь. Тёплую, сладкую, пьянящую. Умойся, напейся ею, и ты воскреснешь. Ты станешь таким, каким сделал тебя великий Олефир, вспомнишь, как беззаветно любил его, и тогда мой карающий меч настигнет тебя. Но это потом... Сейчас время для возрождения, Дима. Бери саблю и убивай!" — прошелестело в голове и, чувствуя холодную пульсацию в глазах, маг потянулся к оружию.

Пальцы сомкнулись на рукояти, сабля мягко покинула ножны. Дмитрий развернулся к мальчишкам и вскинул руку. В ушах звучал радостный смех принца Камии, а его магия расплавленным серебром охватила тело, душу, разум. Содрогаясь от собственной беспомощности, Дмитрий взглянул в искажённые животным ужасом лица. Братья чувствовали, что их последний миг неотвратимо приближается, но пошевелиться были не в силах. Распахнутые до предела глаза не отрываясь смотрели на лезвие, блестящее в утренних лучах, а пересохшие губы шептали: "нет".

— Нет, — почти беззвучно повторил Дмитрий, но сабля уже начала свой смертоносный путь.

Магия Смерти взревела и с удвоенной силой ринулась штурмовать барьер. Тщетно пытаясь отвести клинок в сторону, Дима до хруста сжал зубы. Время замедлилось: маг словно со стороны видел, как лезвие плавно скользит к жертвам, а услужливое воображение дорисовало кошмарную картину: детские тела, разрубленные пополам.

"Хватит ломаться, Дима. Ты Смерть! — истерично заорал принц Камии и, понизив голос, добавил: — Такой же, как я".

— Такой же, как ты... — эхом откликнулся Дмитрий, обратил взгляд на магию Смерти и, отринув сомнения, прошептал: — Иди ко мне.

В тот же миг преграда исчезла. Холодный белый свет вырвался из Диминых глаз, поглощая чувства и желания, надежды и опасения. Неодолимая сила Смерти прогнала из сознания принца Камии, и на мгновение маг обрёл контроль над собственным телом. Этого хватило, чтобы отвести удар. Стальной клинок просвистел в миллиметре от волос мальчишек, и Время двинулось вперёд.

Не вкусив долгожданной крови, Смерть пришёл в неистовство: Диму тряхнуло, и он захлебнулся сияющим холодным огнём.

— Великолепно, дружище!

Смерть поднял голову и посмотрел на светловолосого всадника, замершего на краю поляны.

— Кто ты? — тихо спросил он, и перед внутренним взором в неистовом танце завертелись размытые, разрозненные картины. Всей магической мощью Смерть пытался остановить дикий гарцующий хоровод, но лица, здания, пейзажи продолжали бешено плясать в сознании.

Всадник хлестнул белоснежного коня плетью, выехал на поляну и остановился в нескольких метрах от дуба. Склонив голову к плечу, он с насмешкой взглянул на Смерть и цокнул языком:

— Не помнишь меня? Какая жалость. Ничего, я здесь, чтобы помочь тебе, друг мой.

Светловолосый мужчина громко хохотнул, взмахнул рукой, и где-то в лесу пропели трубы. Жадно раздувая ноздри, Смерть повернулся на звук, прислушался. Вдалеке зазвучали шаги. Тихие шаги сотен и сотен ног.

— Развлекайся, Дима, — беспечно улыбнулся всадник, — а когда насытишься, мы поговорим.

Мужчина подмигнул ему и исчез. Смерть же превратился в слух. Он жадно ловил биение человеческих сердец, тёплое дыхание жизни в прохладном утреннем воздухе, и машинально поглаживал рукоять сабли. Картины прошлого больше не беспокоили его — жажда крови усмирила память. Стоя под раскидистыми ветвями старого дуба, Смерть ждал свои жертвы.

Среди деревьев замелькали сине-красные мундиры, и маг чуть приподнял саблю. Он собрался шагнуть вперёд, но вдруг за его спиной раздался резкий хлюпающий звук. Повернув голову, Смерть взглянул на двух человечков, жавшихся друг к другу, и сверкнул глазами.

— Вот и аперитив.

Сабля со свистом рассекла воздух, но вместо того, чтобы снести мальчишкам головы, врезалась в ствол дуба. Второго покушения близнецы не выдержали: их глаза закатились, и мальчишки рухнули в спасительное беспамятство. А маг непонимающе уставился на клинок, по самую рукоять вошедший в твёрдую древесину, и тотчас почувствовал в глубине сознания беспокойное царапанье. Выдернув саблю, Смерть бросил взгляд на неровные ряды красно-синих мундиров. До начала пиршества оставалось несколько секунд, и, мысленно рыкнув, он погрузился внутрь себя, чтобы найти и уничтожить источник беспокойства. Он обнаружил его сразу: посреди холодного белого океана сиял пронзительно-голубой островок. Островок пульсировал и бился, точно сердце, разгоняющее кровь по жилам. Он выглядел живым, и это не понравилось Смерти, ибо жизнь в его царстве была раковой опухолью и подлежала немедленному уничтожению.

На голубой островок обрушилась стремительная, неистовая атака. Белый свет на мгновение поглотил врага и неожиданно отступил, а Смерть пошатнулся от боли, ядовитым штопором пронзившей разум, выронил саблю, схватился за голову и устремил мутный взгляд на сине-красные пятна, плывущие к нему. Он жаждал убить их, но непобеждённый, истекающий голубым светом враг не желал крови и был готов вступить в схватку, где не будет победителя.

"Он угрожает мне! — Смерть яростно застонал и возопил: — Кто ты такой, чтобы указывать мне?"

"Твой хозяин!" — прогремело в ответ.

"Врёшь! У Смерти не может быть хозяина! — Он попытался найти доказательства в разрозненных воспоминаниях, но проклятый островок выхватывал картины прошлого у него из-под носа и всасывал в себя. — Это моё!" — запаниковал Смерть, чувствуя, что вместе с воспоминаниями теряет себя.

А островок меж тем запульсировал чаще, разрастаясь как на дрожжах и стремительно поглощая холодный белый свет. В глаза вонзились раскалённые угли, рассудок рухнул в бушующее море боли и темноты. Словно из-под слоя воды донёсся лязг мечей, но Смерти было наплевать на готовых к атаке солдат. Он в панике искал укромный уголок, чтобы забиться в него и сохранить остатки своей сути.

Внезапно островок полыхнул синим пламенем и взорвался мириадами искр, а на его месте стала расти прочная невидимая стена. Смерть встрепенулся — появился шанс спрятаться. Не задумываясь о последствиях, он ринулся за стену. Холодный белый свет молниеносно перетёк за растущий барьер, и Смерть осознал, что попался: Дима вновь запер его в клетку. "Дима! Ненавижу!" Зверский удар обрушился на прозрачный барьер, но смертоносная магия не смогла сокрушить неприступных стен, и, взвыв от бессилия, Смерть затаился в ожидании своего часа.

Дмитрий провёл ладонью по лицу. В голове мелькали воспоминания, тело почти не слушалось, слово было чужим. Краем глаза заметив стремительно приближающийся к лицу меч, он с трудом отклонился в сторону. Смертоносный клинок воткнулся в землю, а широкоплечий великан в сине-красном мундире врезался в мага, отбросив его к дубу. Дима упал рядом с бесчувственными внуками Ральфа. Удар выбил воздух из лёгких, на мгновение магу показалось, что он больше никогда не сможет вдохнуть. И тут же сделал вдох: ему нужно было во что бы то ни стало остановить безумное представление Артёма. Гвардейцы наступали, а сабля лежала слишком далеко. Впрочем, Дима и не собирался брать в руки оружие. Теперь он знал, что почти не властен над своей второй ипостасью и в следующий раз может не суметь загнать её за барьер. Однако отразить атаку было жизненно необходимо, и Дмитрий воспользовался единственной доступной ему магией.

Мощные струи холодной воды нарушили сине-красный строй. Солдат приподняло в воздух и отбросило к краю поляны. Мокрые, точно мыши, они попадали на траву, недоумённо переглянулись и, как один, уставились на Дмитрия. В их глазах плескался ужас: брат принца стоял посреди поляны, а на месте старого дуба угрожающе вращалась гигантская водяная воронка. В лучах утреннего солнца она отливала алым, словно предупреждала о своей смертоносной сути. Думая лишь о бегстве, гвардейцы стали медленно подниматься на ноги, и тут за их спинами раздалось лошадиное ржание.

Уже понимая, кого увидят, солдаты обернулись. Принц Камии со сверкающими бешенством глазами восседал на белоснежном жеребце и неотрывно смотрел на брата.

— В атаку! — негромко скомандовал он, и гвардейцы устремились к князю: смерть от руки принца пугала куда больше, чем мгновенная гибель от магии его брата.

Дмитрий отрешённо наблюдал за бегущими к нему солдатами. Как бы ни хотелось Тёме, он не собирался никого убивать. "Эксперименты закончились! Эта чёртова магия останется за барьером!" Он вновь отбросил гвардейцев к краю поляны, опустил руки, и водяная воронка превратилась в вековой дуб.

— Иди сюда, Тёма! Надо поговорить!

— Действительно надо.

Дмитрий глазом не успел моргнуть, а Артём уже стоял рядом и исподлобья смотрел на него, сжимая и разжимая кулаки.

— Я хочу знать, братец, почему всякий раз, когда я что-то затеваю, ты умудряешься всё испортить?

— Быть может потому, что твои затеи никуда не годятся?

— Да как ты смеешь?! — рыкнул принц и замахнулся, намереваясь залепить другу пощёчину, но Дмитрий перехватил его руку:

— Хватит, Тёма! Мне сейчас не до ссор! Нужно разобраться в том, что происходит.

Шоколадные глаза превратились в разъярённые щёлки:

— Я расскажу тебе! Я приволок в этот чёртов лес детишек, от которых ты без ума, отдал тебе на заклание своих лучших гвардейцев! Я даже принял во внимание твою идиотскую заботу о невинных и предложил обойтись минимальным количеством жертв! Ты должен был проснуться Смертью!

— Не могу.

— Ты просто не хочешь! Ты всё делаешь мне назло!

Временной маг шмыгнул носом, и на его пальцах задрожали чёрно-красные искры. Понимая, что ситуация вот-вот выйдет из-под контроля, Дмитрий вцепился в плечи друга и хорошенько его встряхнул.

— Выслушай меня, Тёма! — с нажимом произнёс он, пристально глядя в подёрнутые серебром глаза. — Я ценю всё, что ты сделал для меня, но я не могу выпустить Смерть. Я больше не контролирую её.

— Чушь!

Артём попытался вырваться, но Димины пальцы, точно стальные клещи, удерживали его.

— Время игр закончилось, Тёма!

— Это не игры! Ты должен вернуть Смерть и стать таким, как прежде! Таким, как я!

— Тогда соберись и выслушай меня!

— Вечные разговоры! Правильно говорил магистр: ты слишком много думаешь и болтаешь!

— Мой дядя много чего говорил. Но самого главного ты не усвоил — Смерть всегда должен быть начеку! — Заметив, что искры на кончиках пальцев погасли, Дима отпустил друга и нервно провёл ладонью по волосам. — Пора взяться за ум, Тёма. Кто знает, возможно, тот, кто отправил нас в Камию, рядом. Понимаешь, что это значит?

— В Камии его нет! — уверено заявил временной маг и, прищурившись, вгляделся в лицо друга: — Похоже, моя затея всё-таки выгорела, хоть и не полностью. Как много ты вспомнил?

— Меньше, чем хотелось бы. Но это лучше, чем ничего.

Артём хмыкнул, и в его руке появилась узкая бутылка из тёмно-коричневого стекла:

— Отметим?

Дмитрий взял бутылку, поднёс её к носу и вдохнул сладковатый аромат луговых цветов, потом сделал небольшой глоток и улыбнулся:

— Сластёна ты, под стать Веренике.

— Значит, Нику ты вспомнил, — ухмыльнулся временной маг и хлебнул вина. — Приятно слышать.

— Не уводи разговор в сторону.

— Как скажешь. — Артём оскалился в довольной улыбке. — И тем не менее все твои теории, а также страшные и коварные враги подождут, Дима. Раз память к тебе вернулась, поговорим о великом магистре! Ты же выделишь мне десять минут своего драгоценного времени?

— Но...

— Или так, или — разговор окончен!

Дмитрий скрипнул зубами:

— Хорошо.

Артём ухмыльнулся, нетерпеливо провёл рукой по лбу и заявил:

— Ты должен признать, что Олефир великий маг!

— Признаю, — коротко произнёс Дима, и глаза временного мага округлились от удивления:

— Правда? И ты раскаиваешься в его убийстве?

— Нет!

— Ты невыносим! — простонал Артём, но Дмитрий и бровью не повёл.

Скрестив руки на груди, он в упор посмотрел на друга и заговорил спокойным, без эмоций голосом:

— У меня есть за что ненавидеть дядю. Он лишил меня матери, изнасиловал Стасю. Он забрал тебя в Камию, зная, что нанесёт мне этим жестокий удар. Да, он сделал тебя великолепным магом, но какой ценой?!

— Я не сумасшедший!

— Конечно, нет, — примирительно кивнул Дмитрий.

— Нет... — Артём задумчиво покусал губы. — Но всё, что делал магистр, сделано нам во благо!

— С его точки зрения. Лично я не вижу блага в том, что он убил мою сестру.

Временной маг презрительно фыркнул, испепелил бутылку и встряхнул спутанными пшеничными волосами:

— Ты слишком привязался к ней, Дима. Лично мне кажется, что Станислава заслуживает смерти — и тогда, и теперь!

— Никто не заслуживает смерти.

— Бред!

Дмитрий сжал пальцами плотную ткань плаща:

— Я говорю, что думаю.

— Это меня и расстраивает.

— Почему?

— Потому что ты боевой маг! Ты Смерть!

— По-твоему я должен всё время убивать? Оглянись вокруг, Тёма! Люди живут и наслаждаются жизнью. Почему я должен упиваться смертью?

Артём обратил взор к небу, словно призывая его в свидетели тупости друга:

— И на этого мага я мечтал походить? Как же я заблуждался, магистр!

— Кривляйся, сколько влезет. Меня не переубедишь!

Временной маг опустил голову. Губы его искривила насмешливая улыбка, в глазах заплясали лукавые огоньки.

— А как же Кристер? Ты свернул ему шею просто так, мимоходом.

— Неправда! Он заслужил смерть! И мне жаль, что этот мерзавец умер слишком быстро. Надо было...

— Никто не заслуживает смерти.

— Что?

— Ты сам сказал это минуту назад, Дима. Или из твоего правила бывают исключения? Может, кроме Кристера, под него подходит и Стася?

— Не цепляйся к моей сестре!

— Она всё для тебя, знаю. — Артём хихикнул и подмигнул другу. — А как же Маруся? Я вижу, какими глазами ты смотришь на неё. И не смей отрицать! — Он наклонился вперёд, доверительно заглянул в лицо Дмитрия и прошептал: — Маша достойна тебя, Смерть. Я хочу, чтобы ты взял её себе. Сделай это ради меня, пожалуйста. Я хочу, чтобы ты был счастлив... Пока не умрёшь!

Принц Камии зловеще сверкнул глазами и расхохотался. Дмитрий проигнорировал его смех.

— Десять минут прошли, — твёрдо заявил он, однако серьёзность друга ещё больше развеселила Артёма.

Он комично потряс головой и, не прекращая смеяться, выдавил:

— Забыл с кем имеешь дело? Я временной маг!

Артём слегка поклонился другу, взмахнул полами плаща, и Чарийский лес пропал. Обжигающий зной опалил кожу Дмитрия, лёгкие наполнил сухой горячий воздух пустыни, кожа заблестела капельками пота. После лесной прохлады находиться среди бескрайнего моря жёлто-коричневого песка было невыносимо.

Временной маг надменно фыркнул, опустился на песок и развалился на нём, словно на диване в гостиной. Его пренебрежительный вид покоробил Дмитрия, но он всё же поддался безмолвному требованию и сел рядом.

— Узнаёшь место? — Артём обвёл рукой пустыню. — Здесь началась наша камийская история.

— И что дальше?

— Ничего. Я привёл тебя сюда, чтобы ты понял: прошлое не имеет значения. Всё, что было в Лайфгарме, умерло в тот день, когда мы оказались в Харшиде.

Дмитрии криво улыбнулся:

— А как же великий Олефир? Он непосредственно связан с нашей Родиной.

— Ну... — Артём завалился на спину, закинул руки за голову и прикрыл глаза. — Все мы где-нибудь родились. Но Лайфгарм не смог постичь величия моего магистра, а значит, это глупый, никчёмный мир. Он больше не интересен мне, Дима. Отныне и навсегда, мы жители Камии. Правда, ты — не надолго, — добавил он и поморщился, точно заболели зубы. — Когда я казню тебя...

— Тогда у меня не будет возможности что-либо изменить! — Дмитрий смахнул со лба капельки пота: — Почему ты не хочешь выслушать меня, Тёма? Ты готов рассуждать о чём угодно, только не о насущных проблемах.

Не открывая глаз, временной маг качнул головой и растянул губы в улыбке:

— Это ты не слышишь меня, Дима. Я ведь ясно говорю: никаких проблем нет. Ни у тебя, ни у меня. Просто наслаждайся жизнью, друг мой. Проведи последние дни в радости и любви.

Дима чертыхнулся, резко поднялся на ноги и зашагал прочь. Он прекрасно осознавал, что от принца Камии ему не скрыться, но оставаться рядом с ним и терпеть откровенные издевательства основательно надоело. Наполнив ладони водой, маг умылся, а потом сотворил сигарету и закурил, поглядывая на барханы. Их изломанная жёлто-коричневая линия, отсекающая небо от земли, до тошноты напоминала его отношения с Тёмой. Особенно в последние дни. Сумасшествие застилало глаза друга, он не видел надвигающуюся опасность, зато Дмитрий, даже с неполными, разрозненными воспоминаниями, видел её чересчур ясно. "Чтобы не утверждал Артём, ни за что не поверю, что магу, сумевшему выбросить нас в Камию, не под силу прийти сюда самому! Если бы только понять, зачем ему это понадобилось? Почему он просто не убил нас? К чему такие сложности? Или он не враг, а друг, и его цель — спасти нас от чего-то более страшного?" Дима растерянно остановился и уставился на лёгкий сероватый дымок, змеящийся над сигаретой. Это предположение пришло ему в голову только что, но, как ни крути, оно имело полное право на существование.

— Но зачем было лишать нас памяти? — пробормотал маг и вдруг побледнел так, словно кто-то выпустил из него всю кровь. — Ну, конечно же. Всё просто, как дважды два! Он не хотел, чтобы мы возвращались!

— Разговариваешь сам с собой? Это нехороший признак, мой друг!— крикнул ему временной маг.

Дмитрий обернулся. Артём перевернулся на бок и, подперев голову рукой, смотрел на него и хмурил брови. Дима откинул сигарету, подошёл к другу и серьёзно спросил:

— Как ты думаешь, Тёма, в Лайфгарме у нас остались друзья?

— Сейчас прикину. — Временной маг почесал шею: — Высшие маги ненавидят нас за то, что лишились власти. Розалия Степановна считает охламонами, думающими только о выпивке и бабах. Сам мир мечтает видеть нас покорными рабами. А что касается народа... Народ безмолвствует! — Артём упал на спину и хихикнул. — Сам видишь, дома у нас друзей не осталось.

— Совсем никого? — Дмитрий присел на корточки и заглянул в насмешливые шоколадные глаза. — Подумай, Тёма, вдруг кто-то хотел нам помочь и поэтому выбросил в Камию?

— Помочь нам? — Артём, приподнялся, положил ладонь на лоб друга и участливо поинтересовался: — Это жара на тебя так действует?

Дима мотнул головой, сбрасывая его руку, и, вложив в голос максимум уверенности, произнёс:

— Сам посуди, если уж этот маг добрался до нас, то легче было бы прибить, а не проворачивать столь трудоёмкую операцию.

— Консервы, — буркнул Артём.

— Что, прости?

— Мы его консервы.

Дмитрий напряжённо уставился на друга:

— Ты что-то знаешь?

— Отстань!

— Это важно, Тёма!

— Не для меня!

Временной маг откатился в сторону и поднялся на ноги. Дима ждал, что он заговорит, но Артём не произнёс ни слова. Встряхнулся, словно собака, обдав друга песчаными брызгами, зыркнул на белое солнце и раздражённо махнул рукой. Перенос был грубым. Воздушный поток с силой швырнул Дмитрия на траву рядом с внуками Ральфа, а потом вздёрнул на ноги и впечатал спиной в дуб. Дима не смог сдержать болезненный стон, и несчастные дети, едва начавшие приходить в себя, зарыдали.

— Отправь их домой, Тёма, — с трудом выговаривая слова, произнёс маг.

— Зачем? — Лицо принца Камии перекосилось от ненависти. — Я ещё не закончил с ними. — Артём подошёл к другу вплотную, легонько пробежал пальцами по его щеке и вдруг с силой стиснул плечо: — Ты решил поболтать — я пошёл тебе навстречу, потому что знаю, как много значат для тебя разговоры.

— Спасибо.

— Не нужно слов, Дима. Ты должен отблагодарить меня по-другому. — Артём разжал пальцы, отступил, и в шоколадных глазах загорелись ледяные искры: — Верни Смерть!

— Нет!

Дмитрий дёрнулся, стремясь разорвать невидимые путы, но тщетно.

— Не торопись с ответом. Подумай, у тебя есть несколько секунд.

Принц Камии развернулся и направился к толпившимся на краю поляны гвардейцам. Почти сразу магические путы исчезли, и Дима сполз на траву. Жадно глотая губами воздух и потирая ноющую грудь, маг подполз к мальчишкам и загородил их собой. Машинально поискал глазами саблю, но её нигде не было — принц предлагал ему сражаться голыми руками. "Нет, не так. Он хочет, чтобы сражался Смерть". Дима боялся заглянуть в своё сознание, и без того чувствуя, как отчаянно бьётся за барьером сокрушительная магия. Выпустить её было проще простого, но вряд ли Смерть стал бы спасать детей. Мрачно глядя, как гвардейцы выстраиваются в ровные цепи, Дмитрий думал о том, что, так или иначе, внуки Ральфа обречены. "Они умрут по моей вине! Я должен был достучаться до Тёмы, а я не смог".

Артём ухмыльнулся мыслям друга, вскочил на белоснежного жеребца, вскинул руку, и гвардейские цепи пошли в атаку. Дима попытался встретиться с другом глазами, но тот упорно смотрел на солдат, взглядом толкая их на верную гибель. "Мы оба знаем, что сейчас произойдёт", — мысленно произнёс Дмитрий и, чувствуя, как внутри закипает гнев, воскликнул:

— Остановись, Тёма! Пожалуйста!

Щека временного мага дёрнулась. Он плотнее сжал губы, вздёрнул подбородок, и ледяной серебряный свет заплясал в безумных глазах: Тёма воплотился в Смерть, давая понять, что ждёт от Димы того же.

— Не дождёшься! — сквозь зубы процедил маг и выбросил руки вперёд.

Мощные водяные струи устремились к гвардейцам, но в полуметре от них вспенились и испарились. Солдаты даже с шага не сбились. Плотной стеной они надвигались на мага, и в их безразличных глазах не было ни страха, ни сожаления.

Дрожа от гнева, Дмитрий вскочил на ноги. Но даже сквозь огненный поток ярости, захлестнувший сознание, маг осознавал, что справиться с сотней гвардейцев голыми руками ему не по силам. Мальчишки сжались в комок. Ужас в детских сердцах достиг критической точки, и Дима чувствовал, что с минуты на минуту ощутит аромат их безумия. Желание смести прозрачный барьер, выпустить Смерть и сокрушить всё и вся стало невыносимым, и маг зарычал, как взбешённый зверь. Лёгкое покалывание в глазах немного отрезвило его, но остановиться Дима уже не мог. Всё его существо взывало к битве.

— Ну, давай же! — проревел принц Камии, приподнялся на стременах и впился в друга ледяными серебряными глазами.

Но Дмитрий не услышал его крика. Под неистовый вой Смерти, он вытянул руку ладонью вверх и воззрился на неё так, словно увидел кровоточащую рану.

Артём нетерпеливо заёрзал в седле, отчего его белоснежный конь беспокойно фыркнул и загарцевал на месте. Быстрым движением пальцев принц успокоил животное и вновь устремил взгляд на друга: белые искры в Диминых глазах едва угадывались, но начало было положено. Одно движение, одна оборванная жизнь, и Смерть возродится. "Мы снова будем вместе!"

"Мне очень жаль, Тёма", — донёсся до него тихий голос друга, но отреагировать на его слова принца не успел. За долю секунды перед дубом произошла два события: внуки Ральфа исчезли, а в руке Дмитрия блеснул кинжал. Ошалев от неожиданного поворота, Артём тупо смотрел, как блестящий клинок описывает дугу и врезается в живот друга, разрывая кожу и вспарывая внутренности.

Жалобно вскрикнув, Тёма опустил голову и испуганно уставился на расплывающееся по чёрной рубашке пятно.

— Почему? — прошептал он, и жгучая резкая боль захлестнула его, заставив согнуться и обхватить живот руками.

Почти ничего не соображая, Артём перенёсся к дубу и рухнул на колени рядом с другом. Увидев окровавленного принца, гвардейцы замерли, как вкопанные. Они не смели поверить глазам: сын великого Олефира истекал кровью словно обычный камиец.

Артём же, обеими руками держась за живот, растеряно смотрел на Диму.

— Почему? — вновь прошептал он, медленно опустился на траву и вгляделся в исполненные состраданием и нежностью голубые глаза.

Несмотря на дикую, всепоглощающую боль, Дмитрий опасаясь, что Тёма сорвётся, не позволил себе даже застонать. Кожа его бледнела, грудь, ловя последнее дыхание, вздымалась всё реже и реже. Дима надеялся, что друг не позволит ему умереть, но безмолвная агония заворожила временного мага. Артём смотрел в угасающие голубые глаза до тех пор, пока не почувствовал жуткую усталость. Тогда он лёг рядом и, уткнувшись лицом в шею Димы, дрожащим голосом произнёс:

— К дьяволу Смерть, если ты так хочешь. Только не покидай меня. Никогда не покидай.

"Я всегда буду рядом", — отозвалось в его голове, и Артём счастливо улыбнулся.

Глава 13.

Учитель и ученик.

— Так принц Камии предотвратил восстание рабов в Зандре, — закончил рассказ Кевин и с удовольствием запихнул в рот последний кусок орехового рулета.

Алекс, Клара и Нил недоумённо переглянулись. Они давно просили камийца рассказать о приключениях Артема в загадочной Камии, о которой часто судачили их родители, но теперь, когда Кевин сдался и приоткрыл завесу тайны, чувствовали себя обманутыми.

— Ты всё придумал, да? — наконец произнёс Нил, покраснев от досады. — Считаешь нас маленькими? Любителями страшилок?

Клара накрутила на палец каштановый локон, наморщила нос и скривила пухлые губки:

— Артём конечно странный, но чтобы устроить такое... Скорее это похоже на короля Годара.

— Ну, до того, как он стал королём, — уточнил черноглазый и взъерошенный, как драчливый галчонок, Нил.

Кевин со вздохом поднялся с травы и взглянул на темнеющие вдалеке замковые башни. Он ругал себя за то, что поддался уговорам и распустил язык. "Знал же, что не поймут", — мысленно пробормотал он, стряхивая с плаща травинки. Юноша и хотел бы рассказать о принце забавную историю, но таких не было. По его мнению, в родном мире вообще не было ничего забавного.

— Можете считать, что я всё выдумал, — тихо проговорил Кевин, не отводя глаз от своего нового дома. — Но это правда.

Лицо камийца застыло мрачной каменной маской. Дети тревожно переглянулись: пикник, обещавший стать одним из лучших событий недели, грозил обернуться размолвкой. А обижать Кевина ребятам не хотелось, он был отличным парнем, немного застенчивым, но весёлым, и шалости с его участием получались феерически удачными. Алекс любовно подёргал длинную чёлку, которую мать третью неделю грозилась подстричь, исподтишка показал приятелям кулак и встал. Иногда Кевин словно забирался в раковину и захлопывал створки, не желая никого подпускать. Родители да и остальные взрослые обитатели замка говорили между собой, что такое поведение следствие долгого пребывания в рабстве, но что такое рабство Алекс представлял плохо. Когда же он попытался расспросить об этом отца, тот ответил, что рабство мерзко и отвратительно, и, пробормотав: "Оно отнимает у человека всякую надежду", отправил сына гулять...

Алекс подошёл к Кевину и легонько тронул его за руку:

— Эй, не сердись.

— Я не сержусь, — бесцветным голосом отозвался юноша.

Алекс обернулся к Нилу и Кларе, словно прося поддержки, а потом решительно обошёл Кевина и встал перед ним:

— Дело в том, что для нас Артём не принц Камии. — Он посмотрел в печальные голубые глаза юноши, спрятал руки за спину и, ковыряя ногтём палец, продолжил: — Понимаешь, Кеви, мы никогда не слышали, чтобы он... Говорят, что у Артёма глаза горят так же, как у Смерти. Но он не такой, как наш король. Он конечно убил императора Фёдора и прогнал кровожадных вилинов, но, всё равно, то, что ты рассказал...

— Его любит принцесса Вереника, — добавила Клара. — Я помню, как они перестраивали замок. Артём делал фонтанчики и цветы... Он такой красивый...

Девочка мечтательно закатила глаза и вздохнула. Нил покосился на подружку, нахмурился и с силой потёр переносицу:

— А как же нападения на гномьи обозы?

— Брешут! Это из-за того, что он умеет превращаться в волка. Но Артём не убийца! Он вырос в волшебном лесу. А бабушка рассказывала, что Белолесье прекрасное, доброе место. Деревья там живые, они разговаривают с людьми, если конечно захотят, и могут поведать человеку будущее. Именно поэтому в Белолесье живёт провидица! А ещё там водятся такие птицы и животные, которых нигде больше нет...

— Провидица?

Кевин обернулся и с интересом посмотрел на девочку. Обрадовавшись, что приятель проявил интерес к беседе, Клара быстро закивала:

— Самая настоящая. Не то, что гадалки с ярмарки. Вот Люси ходила зимой к одной, заплатила целый серебряный, и ничего не сбылось. А ведь...

— Погоди. — Кевин стремительно опустился на траву рядом с девочкой и взял её за руку.

Клара зарделась от удовольствия: ученик Витуса был почти такой же красивый, как Артём, и, к тому же, был рядом. Кокетливо улыбнувшись, девочка похлопала ресницами и опустила глаза. Она видела, как это делают благородные дамы, и, надеялась, что у неё вышло не хуже. Нил осуждающе засопел, а Алекс прыснул в кулак. И лишь Кевин не проявил интереса к девичьим уловкам.

— Расскажи мне о провидице, — настойчиво попросил он и бросил молниеносный взгляд на замок.

Клара почувствовала, как её уши горят от стыда. Она столь откровенно намекнула Кевину на свои чувства, но этот камийский чурбан остался совершенно равнодушным. "Теперь мальчишки меня заклюют", — расстроено подумала девочка, чувствуя, как подступившие слёзы щиплют глаза.

— Что с тобой, Клара? — взволнованно спросил Кевин. — Тебя кто-то обидел?

Он заботливо погладил девочку по плечу, но дружеское участие лишь разозлило её.

— Дурак!

Клара оттолкнула юношу, вскочила и опрометью кинулась к замку. Кевин растерянно посмотрел на Нила и Алекса:

— Что это с ней?

Алекс неопределённо пожал плечами, а Нил хитро прищурился и подмигнул Кевину:

— Она влюбилась. В тебя!

Камиец посмотрел на стремительно удаляющуюся девочку:

— Это глупо. — Он перевёл глаза на Алекса и вернулся к волнующей его теме: — Так что там с провидицей? Она действительно предсказывает верно?

— Она высший маг, как и господин Витус, — пожал плечами рыжеволосый мальчишка. — А ещё она мать Артёма. — Алекс упёр руки в бока, как это частенько делала наместница Розалия, и осуждающе уставился на Кевина: — А теперь, может, догонишь её?

— Клару?

— Да!

— Зачем?

Алекс сердито дёрнул плечом:

— Иногда ты такой кретин, Кеви. Она любит тебя!

— И что с того?

— А то! Мог бы хоть улыбнуться ей.

Но Кевин продолжал думать о провидице. Любовные заморочки одиннадцатилетней девочки его не волновали, а вот возможность узнать своё будущее... Юноша скользнул безразличным взглядом по удаляющейся фигурке и упрямо мотнул головой:

— Глупость какая-то. Я и так ей улыбаюсь, мы же друзья.

— Сомневаюсь, — буркнул Алекс, отвернулся и побежал за Кларой.

Кевин вопросительно посмотрел на Нила, но тот лишь досадливо поморщился:

— Алекс прав: ни фига ты не понимаешь.

— Объясни!

— Не стоит.

Нил поднялся на ноги, подхватил корзинку с остатками сладостей и быстро зашагал к замку. Кевин лихорадочно соображал, что же произошло. Наверняка он понял только одно — если сию минуту что-то не предпринять, друзей он потеряет. С камийской точки зрения ситуация выглядела абсурдной, но юноша давно усвоил, что в Лайфгарме люди думают иначе. Мотивы их поступков часто оставались для Кевина тайной за семью печатями.

Лёгкое покалывание в ладонях вывело юношу из задумчивости. Витус настойчиво напоминал, что пора бы ученику явиться на занятие, но, впервые с начала обучения, Кевин не поспешил на зов учителя. В данный момент юноше было наплевать на всю магию Вселенной. После стольких лет одиночества в жизни Кевина появились друзья, и он не собирался так просто отказываться от них. Конечно, он мог обратиться за помощью к Витусу, и тот наверняка растолковал бы, в чём его ошибка, но юноше хотелось решить проблему самому. В конце концов, за него с самого рождения всё решали. Да и хозяин, вернувшись из Камии, наверняка выстроит его жизнь по своему усмотрению, что бы там не говорили Витус и Розалия. Богатые одежды и роскошные апартаменты не затмили глаза камийца. Он каждую минуту помнил, что не свободен, что является лишь экзотической игрушкой могущественного короля Годара, и именно поэтому его холят и лелеют. Дружба с Алексом, Кларой и Нилом стала для Кевина драгоценным и нежданным подарком. Даром, который скрашивал его рабское существование.

Покалывание становилось всё настойчивее, и Кевин бросил настороженный взгляд на замковые башни. "Ничего, — утешил он себя. — Если бы учитель разозлился, то просто-напросто выдернул бы меня отсюда. А раз я здесь, а он молчит, значит, вмешиваться не собирается". С одной стороны Кевину было не очень приятно, что за ним наблюдают, как за подопытным кроликом, но с другой — у него появилась возможность что-то предпринять. Только вот что?

Поднявшись на ноги, Кевин закусил губу от досады, а потом махнул на всё рукой и переместился. Он оказался на пути Клары, и зарёванная девочка со всего размаха врезалась в неожиданное препятствие. Юноша мысленно выругался, обозвал себя идиотом, однако дело было сделано и, быстро восстановив дыхание, он проговорил:

— Прости меня, Клара, ты мне очень-очень нравишься!

Девочка вскинула голову, с минуту смотрела в глаза камийцу, а потом зарыдала горше прежнего. И Кевин растерялся окончательно. Он сделал то, что хотели Алекс и Нил — догнал Клару и выказал свою привязанность. "Чего ей ещё надо?" — мысленно прорычал юноша и скрипнул зубами. Не раздумывая, он сжал плечи девчонки, хорошенько встряхнул её и рявкнул:

— Да что с тобой такое?

Клара испуганно сжалась и перестала рыдать. Большие светло-карие глаза таращились на Кевина, как на оскалившегося шырлона, а пухлые губки дрожали, словно пытаясь выдавить крик.

Юноша раздражённо тряхнул волосами:

— Что не так, Клара?

— Отпусти её! — раздался позади взволнованный голос Алекса, и Кевин обернулся. — Немедленно отпусти её, слышишь?

Рыжеволосый мальчишка с угрозой двинулся вперёд, и камиец разжал пальцы. Клара осела на траву, закрыла лицо руками и снова залилась слезами. Кевин растерянно смотрел, как Алекс усаживается рядом с подружкой, обнимает за плечи, и та доверчиво прижимается к нему. Камиец почувствовал себя предателем, но не смог вразумительно объяснить почему. Отвернувшись от Алекса и Клары, он посмотрел на угрюмо сопящего Нила:

— Я...

— Шёл бы ты отсюда, — буркнул мальчишка, стараясь не смотреть камийцу в глаза.

— Да что я такого сделал? — Кевин возмущённо взмахнул руками. — Вы же сами говорили...

— Говорили! — неожиданно резко воскликнул Нил. — Да только зря!

Кевин запустил пятерню в волосы и покрутил головой:

— Бред какой-то. Почему наша дружба рушится из-за обычной девчонки?

— Она не обычная девчонка! Она наша подруга! А ты — грубиян! Не будь ты магом, я бы тебе морду начистил!

— За что?

— За дурость!

Кевин разозлился не на шутку: он проигнорировал зов учителя, он честно пытался извиниться, а в ответ получил одни оскорбления.

— Да пошли вы все! — сквозь зубы процедил он, шагнул в сторону замка и едва не налетел на Витуса.

Юноша поспешно отступил и замер, почтительно склонив голову:

— Простите, учитель.

Гном что-то сердито пробормотал себе под нос, обошёл Кевина и приблизился к детям. Клара тут же прекратила плакать и вместе с Алексом и Нилом с любопытством и испугом уставилась на могущественного супруга наместницы.

— Доброе утро, господа, — слегка улыбнулся Витус и церемонно поклонился.

— Доброе утро, — нестройным хором отозвались ребята, переглянулись и захихикали, польщённые тем, что маг обратился к ним, как к высокопоставленным особам.

Довольный произведённым эффектом, гном расправил плечи и заговорил приятным, располагающим голосом:

— Во Вселенной множество миров и в них живут самые разные существа. Порой настолько разные, что, сталкиваясь лицом к лицу, они не в состоянии понять друг друга.

Нил и Клара, разинув рты, слушали мага, а Алекс повернул голову и хмуро взглянул на Кевина.

— Ваш случай проще. Кевин не гоблин, не дракон и не эльф. Он человек, как вы, только воспитывали его иначе. У него никогда не было друзей и он не совсем понимает, как вести себя с вами. Но он старается.

Витус замолчал, многозначительно посмотрел на Алекса и, вытащив из кармана два больших сиреневых леденца-лошадки, вручил их Нилу и Кларе. Алексу же гном протянул красный кожаный ошейник:

— Это для Рони.

— Спасибо.

"Я рассчитываю на тебя, Алекс", — прозвучало в сознании мальчишки и, подняв голову, он изумлённо взглянул на высшего мага.

Витус серьёзно смотрел на юного керонца, ожидая ответа. Алекс кивнул, и маг тотчас пришёл в прекрасное расположение духа. Подмигнув мальчишке, он подошёл к смущённому и расстроенному Кевину и взял его за руку:

— Пора на урок, мальчик мой.

Маги исчезли, а Алекс сунул ошейник за пазуху и погладил оттопыренную рубашку. "Странные они всё-таки. Хотя... Может, мы, и правда, зря на Кевина накинулись. Всё-таки он из другого мира... Да и ведёт он себя куда лучше, чем по первой. Надо с ним помириться".

— А побежали до замка наперегонки! — неожиданно предложила Клара.

— Давай! — согласился Нил и, вскочив с земли, ребята понеслись к дому.

В первую секунду Алекс опешил от быстрой перемены в поведении друзей.

— Эй! Вы куда?

Клара на бегу обернулась и махнула рукой:

— Не тормози, Ал! Или тебе слабо?

— Мне? Да я вас в два счёта сделаю! — задохнулся от возмущения Алекс и, забыв обо всём, помчался следом за друзьями.

На пороге учебной лаборатории Витус выпустил руку Кевина и, пройдя мимо длинного, заваленного книгами и свитками стола, опустился в широкое потёртое кресло у камина. От лёгкого щелчка пальцев дрова вспыхнули ярко-голубым пламенем. Витус протянул озябшие руки к огню, потёр сильные морщинистые ладони и тихо спросил:

— Что с тобой случилось, Кевин?

Юноша мялся на пороге. Он был благодарен учителю за то, что тот не смотрит на его пылающее от стыда лицо. Сделав несколько неуверенных шагов к столу, камиец остановился и затоптался на месте, не зная, что сказать.

— Мне казалось, ты освоился в замке, научился общаться с людьми, — не дождавшись ответа, задумчиво произнёс гном. — Но, как выяснилось, это не так. — Витус откинулся на бархатную спинку и сложил ладони на животе. — Почему ты не успокоил Клару с помощью магии? Ты вполне способен справиться с детской истерикой.

— Я не подумал... — выдавил Кевин, кусая губы от досады.

— А почему?

— Что, значит, "почему"?

— Почему ты не подумал?

Даже сидя спиной к ученику, Витус знал, что тот делает. Сначала юноша нервно взъерошил русые волосы — точь-в-точь, как его отец, потом чуть сдвинул брови — как двоюродный братец... И, если бы дело касалось магической задачки, он, как и Олефир с Дмитрием, ринулся бы в бой, но речь шла о человеческих взаимоотношениях, которых для Кевина не существовало. По крайней мере, так он считал и упорно культивировал в себе равнодушие. Юноша старался не проявлять эмоций и игнорировал эмоции других. Он верил, что поступает совершенно правильно, ибо с детства усвоил, что чувства делают человека слабым. А он хотел быть сильным.

Витус же, как назло, постоянно выводил камийца из равновесия, заставляя сочувствовать и сопереживать. И несчастный Кевин не понимал — зачем? Какое дело могущественному магу до слабых, беспомощных людишек, их нужд и чаяний? Но, воспринимая Витуса, как человека, до поры до времени заменяющего хозяина, Кевин не смел оспаривать его приказы и старательно делал вид, что пытается разобраться в бесполезной мышиной возне, именуемой людскими отношениями. Только вот с Кларой вышел прокол. С женщинами в Лайфгарме вообще было сложно иметь дело. Все они росли свободными, имели собственное мнение да ещё постоянно его высказывали. К этому оказалось невозможно привыкнуть. Камиец вспомнил, как однажды стал свидетелем семейной ссоры: прямо посреди замковой кухни мелкая худосочная посудомойка лупила своего мужа веником и в нецензурных выражениях обещала добить его вечером, а здоровенный амбал, который мог свернуть тощую шейку бабёнки лёгким движением руки, лишь трусливо жался в комок, просил прощения и твердил, что любит её больше жизни. Камиец не поленился "заглянуть" в их комнатку вечером и обомлел: супруги ворковали, как голубки, обнимались и целовались, словно дневной потасовки и не было.

Кевин представил, как Клара замахивается на него веником, но даже мысленно не смог с этим смириться: он убил Клару, и воображение перенесло его на эшафот. В лучах полуденного солнца сверкнуло отполированное лезвие топора, и юноша вздрогнул. "Вот до чего доводят чувства, — подумал он, напряженными пальцами вцепился в тёмную ткань плаща и мысленно прошипел: — Проклятая девчонка! С какой стати она полезла ко мне со своей любовью? Моё дело служить! Я раб!"

Витус приоткрыл глаза и уставился на огонь: "Нужно время, чтобы Кевин почувствовал себя свободным, но есть ли оно? Я играю с огнём, обучая раба магии... Но уж лучше так, чем предоставить его самому себе. — Гном смотрел, как языки пламени ласкают почерневшие поленья, и молчал, давая Кевину время осмыслить размолвку с Кларой, Алексом и Нилом. — Странная у мальчишки судьба. Беспросветное рабство, которому, казалось, не будет конца, и вдруг чудесное появление Димы. Слабо верится, что их встреча — случайность, явно чувствуется чьё-то умелое вмешательство. И почему Дима выбросил его в Керон? Неужели считал, что этот замок безопасное место для его брата? Понял ли он, кто такой Кевин? А если понял, то почему ничего ему не сказал? Почему позволил мальчишке по-прежнему считать себя рабом? — Витус сжал и разжал онемевшие пальцы: — Или он хотел, чтобы мальчик умер, и отправил его сюда лишь за тем, чтобы не убивать своими руками? Ведь именно так он в своё время поступил с Олефиром!.. Нет, это глупость. Дима слишком прямолинеен для такого плана. И Фира это другое... Кевин не успел причинить Диме боль. Или всё-таки успел?". Гном с трудом подавил желание проникнуться в сознание ученика. Пугать мальчишку не хотелось, а коснуться воспоминаний, когда юноша находится в напряжении, было рискованно. Да и сканировал гном камийца неоднократно, только ничего подозрительного не нашёл. Кевин всегда был искренен со своим учителем. Но Витус всё ещё искал подвох — след того искусного режиссера, который кинул беспомощного мальчишку под ноги Смерти...

— Я не понимаю, к чему Вы клоните, учитель.

Гном поднялся из кресла и повернулся к ученику:

— Всё дело в том, мой мальчик, что тебя не волнуют чувства других людей. Именно поэтому ты и не подумал о возможности помочь Кларе. А ведь простенькое заклинание могло разрядить ситуацию. Я не хочу тебя обижать, но и молчать мне кажется неразумным. Я вижу, что тебя тянет к ребятам. И ни в коем случае не против этого. Более того, я считаю, что общаясь с Алексом и его друзьями, ты учишься ладить с людьми. Для тебя это, пожалуй, важнее, чем занятия магией.

Кевин опустил голову. Он не знал, как выразить в словах всё, что испытывал в эту минуту. Он был безмерно благодарен учителю за понимание, но ситуацию это не меняло. Да, при вспоминании о своих маленьких приятелях на сердце становилось теплее. Юноше нравилось болтать с ними о пустяках, носиться по замку и окрестностям, валяться на траве, раскинув руки, и смотреть на ласковое оранжевое солнце. Но, чтобы ни делал Кевин, рядом незримо присутствовал его хозяин — Дмитрий. Витус и Розалия могли сколько угодно твердить, что с возвращением короля Годара ничего не изменится, что он уже свободен, что у него нет никаких обязательств перед двоюродным братом — Кевин не верил им, ибо воочию видел, какое страшное и безжалостное существо его хозяин.

Прислуживая за столом во дворце кайсары, он наблюдал множество поединков Дмитрия. До сих пор перед глазами юноши стояла холодная улыбка, расцветающая на губах мага всякий раз, когда его острый клинок рассекал тело противника. До сих пор душу жёг смертельный белый свет, бьющий из глаз брата. До сих пор Кевин чувствовал себя сжавшимся, как личинка, мальчишкой, перепуганным и раздавленным мощью самого кошмарного существа во Вселенной.

Воспоминания окатили камийца могильным холодом. Поёжившись, он сцепил пальцы и едва слышно произнёс:

— Пожалуй, лучше совсем не встречаться с ними.

Витус помрачнел:

— Почему ты сдаёшься так легко?

Не поднимая глаз, юноша неопределённо дёрнул плечом:

— А что тут такого? Я с самого начала знал, что рано или поздно мы расстанемся. Так чего тянуть?

— Опять двадцать пять, — пробормотал гном, и лицо его стало хмурым, как небо в дождливый осенний день. — Я думал, ты не горишь желанием разбираться в людской психологии, а дело оказывается в Диме?! До каких пор это будет продолжаться, Кевин? Я твой учитель, ты должен верить мне! Иначе, как прикажешь обучать тебя, мальчик?

Кевин вскинул голову и совершенно несчастными глазами посмотрел на учителя:

— Я верю.

— Разве? Сколько я твердил, что Дима никогда не обидит брата. Разве то, что он не убил тебя, а перенёс в свой замок не говорит о его намерениях? О его благих намерениях, Кевин!

— Наверное...

— Тогда почему ты всё время думаешь о нём, как о хозяине?

Опустив плечи и уткнувшись взглядом в витую длинную колбу на столе, Кевин стоял перед учителем, нервно теребил край плаща и всем сердцем желал, чтобы Витус прекратил это болезненный разговор и начал урок. Когда они занимались, жизнь становилась правильной и ясной, не нужно было задаваться вопросами о будущем и гадать, что принесёт завтрашний день. А ещё можно было узнать много нового и интересного и на маленький шажок приблизиться к заветной мечте — стать сильным и могущественным магом, хоть отчасти похожим на великого Олефира. Но, как назло, Витус сегодня упёрся, точно задался целью извести ученика сложными и бестолковыми вопросами. "Я объяснял ему, — мысленно вздохнул юноша, — а он не слышит. Или ждёт иного ответа? Но у меня его нет. И не будет!" Кевин вновь сцепил пальцы и безнадёжно произнёс:

— Дмитрий вернётся и решит мою судьбу. Вы сами так сказали, учитель, в тот день, когда я появился в Кероне.

Негромко чертыхнувшись, Витус приблизился к ученику, схватил его за подбородок и заставил смотреть себе в глаза:

— Скажи честно, Кевин, тебе совсем наплевать на себя?

Юноша попытался отвести взгляд, но гном крепче стиснул пальцы и рыкнул:

— Отвечай!

— Я...Мне... — Камиец моргнул, сдерживая слёзы, а потом вдруг зажмурился и выпалил: — Я никогда не смотрел на себя, как на себя!

— Хочешь сказать, что думаешь о себе, как о вещи?

— Да!

— Тогда как ты согласился стать моим учеником? Как ты принял решение, Кевин? Вещи не принимает решений! — Витус отпустил ученика и повернулся к нему спиной: — Одно из двух, мальчик, ты врёшь или себе, или мне. — Гном дошёл до кресла, опустился в него и уставился на огонь. — Я надеялся, что за эти дни ты что-то понял, Кевин, но увы. Иди. Мне нужно подумать.

— А как же урок?

— Завтра.

Кевин заторможено кивнул и побрёл к двери. Он был так расстроен, что только дойдя до конца коридора и ступив на красно-серые ступени лестницы вспомнил о магии. Мгновенный перенос, и юноша уже стоял в своей спальне. На душе скребли кошки, в голове звучали обидные слова учителя: "Ты врёшь или себе, или мне". Кевин не считал, что солгал гному. Он говорил то, что думал, просто никто не хотел понять его и трезво взглянуть на происходящее.

— Как будто мне приятно быть вещью, — пробормотал юноша, подошёл к прикроватному столику, где покоилась самая большая его драгоценность — сабля хозяина, и положил ладони на тонкий блестящий клинок. Прохладный металл приятно волновал душу, развевая горечь до лёгкой грусти.

Юноша поднял саблю и, словно в молитве, прижался лбом к рукояти. "Если бы я только знал, чего ждёт от меня Дмитрий? Возможно, я бы сделал всё правильно, и тогда он отпустил бы меня на свободу. А, может, оставил бы рядом, и я смог бы и дальше жить в замке. Здесь так здорово... Если бы только знать..." Юношу согревала мысль, что главный приказ хозяина он скрупулёзно выполняет — выживает в незнакомом мире. Хотя давалось это не легко: Кевин точно шагал по тонкому, хрупкому льду, готовый в любую минуту рухнуть в студёную бурную реку, и, если бы не керонские дети, то наверняка бы спятил от напряжения.

Бережно положив саблю на столик, камиец присел на край постели и закрыл лицо руками. Ему нестерпимо хотелось, чтобы Дима вернулся и сказал наконец, кто для него Кевин, ибо неопределённость ранила сильнее бича надсмотрщика. "Вот бы Кларины волшебные деревья нашептали мне о будущем, или провидица эта лайфгармская..." Отняв руки от лица, юноша глубоко вздохнул и резко поднялся. Идея, отправиться в Белолесье, захватила его. Правда, Кевин немного побаивался Арсения, настоящего отца принца Камии. "Но знание стоит того, чтобы рискнуть!" — приободрил себя юноша и вмиг переместился в библиотеку. Стараясь не привлекать внимания министра иностранных дел, который сидел за столом и что-то кропотливо выписывал из огромного толстого фолианта, камиец проскользнул вдоль стеллажей в дальнюю комнату, где хранились карты. Он осторожно прикрыл за собой дверь, магической искрой зажёг на стене светильники и огляделся. Витус приводил его сюда, когда рассказывал о Лайфгарме, и юноша запомнил, где лежит самая подробная карта мира. Он бережно достал из шкафа резную деревянную шкатулку, откинул крышку и развернул тонкий, почти невесомый лист. Разложив его на полу, Кевин опустился на колени и начал пристально изучать территорию Лирии.

Легче всего, как рассказывал учитель, было переместиться к знакомому человеку, но Кевин не хотел сталкиваться с Арсением, по крайней мере, если на то не будет веских причин. Рассматривая изящно прорисованные белоснежные деревья, он старался впитать в себя их образ, проникнуться ими, увидеть наяву. Юноша не знал, получится ли что-нибудь из его затеи, но упорно тянулся к волшебному лесу. Постепенно полки и шкафчики начали терять чёткость очертаний, будто недовольный художник размывал растворителем готовую картину. Дыхание Кевина участилось, когда он внезапно почувствовал запах мокрой травы и лесных цветов. В уши проник тихий клёкот птиц, лица коснулся ласковый игривый ветерок, и камиец не смог сдержать радостного возгласа. У него получилось!

Вскочив с колен, он завертел головой, будто пытаясь охватить взглядом весь волшебный лес сразу: белоствольные деревья, изумрудную траву и кусты, усеянные разноцветными ягодами и цветами. Только увидев Белолесья собственными глазами, Кевин понял, почему его любил Артём — лес олицетворял совершенную красоту природы. Умиротворение и покой наполнили душу. Юноша улыбнулся так, как никогда раньше: искренне и открыто — лес, казалось, вобрал в себя все страхи и боль, что накопились в душе за его короткую жизнь. Камиец подошёл к ближайшему дереву, обхватил руками мраморно-белый ствол и прижался к нему всем телом. От дерева исходило сердечное, живое тепло, и Кевину почудилось, что он обнимает человека. Возможно, мать, которую никогда не знал.

И юноше захотелось остаться в лесу навсегда. Прошлое и будущее перестали волновать его. Прислонившись щекой к гладкой, нежной коре, он прикрыл глаза, и горькая хрустальная капля сорвалась с ресниц.

— Что со мной будет, Лес? — прошептал Кевин и невольно напрягся, ожидая ответа.

Ветер усилился, макушки деревьев зашумели, точно обсуждая будущее камийца, а потом звуки разом стихли. Вдоль позвоночника пробежали мурашки. Тишина, охватившая Белолесье, показалась дурным предзнаменованием. Юноша собрался крикнуть, что не хочет ничего слышать, но неведомая сила оторвала его от дерева, развернула и подтолкнула в спину. Нервно сглотнув, Кевин покорно зашагал по едва приметной тропинке: "Что ж, если мне суждено получить ответы, я их получу".

Тропинка долго петляла между деревьями и кустами, пока не вывела камийца на огромную поляну, где в окружении дивного фруктового сада возвышалась двухэтажная белоснежная вилла. Витые каменные колонны поддерживали широкие изящные балконы; высокие арки окон с цветными витражами обвивали бело-розовые гирлянды цветов; воздушная полукруглая крыша даже в полуденный час отливала лунным серебром. Кевин замешкался, и нетерпеливый ветерок вновь подтолкнул его в спину. Но юноша помедлил ещё несколько секунд прежде чем ступить на гравиевую дорожку, ведущую к крыльцу. Что-то в глубине сознания требовало развернуться и бежать прочь от этого красивого, спокойного, но, скорее всего, опасного места. "Ни за что не отступлю!" — упрямо подумал Кевин и твёрдым шагом двинулся к дому.

Взойдя по мраморным ступеням, он остановился перед высокими стеклянными створами и поискал глазами звонок или дверной молоток. Не обнаружив ни того, ни другого, Кевин решил просто постучать, но едва поднёс руку к стеклу, двери приглашающе распахнулись, а из глубины дома донёсся глубокий женский голос:

— Входи, мальчик.

"Главное, вежливость", — напомнил себе юноша и вошёл в огромный просторный холл.

Кевину не пришлось искать дорогу: верный спутник-ветерок усердно подталкивал его в нужном направлении. Миновав коридор, юноша поднялся по лестнице на второй этаж и оказался в уютной гостиной. Спиной к остывшему камину, в бархатном кресле с высокой спинкой сидела красивая златокудрая женщина с синими усталыми глазами. Её роскошное чёрное платье мерцало и переливалось, как ночная водная гладь, а длинные серебряные серьги с ярко-красными камнями казались звёздами, отражёнными в этой глади.

— Я ждала тебя, Кеви, — с напряжением произнесла женщина и улыбнулась.

Улыбка получилась вымученной, и юноше стало не по себе. "Неужели она что-то видела про меня? Что-то неприятное..." К горлу подступила тошнота. Никаких предсказаний уже не хотелось. Однако развернуть и уйти было не вежливо и, пообещав себе убраться из страшного места максимум через пять-десять минут, Кевин с поклоном произнёс:

— Добрый день, госпожа провидица.

Женщина побледнела и закусила губу, точно слова гостя были ей неприятны. "А ну её, эту вежливость", — испуганно подумал юноша и начал пятиться к двери, но слова провидицы заставили его замереть.

— Твой единственный шанс остаться в живых — покориться Хранительнице, — тихо сказала она, и на прекрасных синих глазах заблестели слёзы. — Это всё, что я могу сделать для тебя, Кеви.

— Почему?

— Ступай.

Женщина вцепилась в подлокотники кресла и вдруг выгнулась дугой. Прекрасное лицо перекосилось от боли, золотистые волосы рассыпались по спинке кресла, а ноги задёргались так, словно провидица пыталась не то драться, не то бежать. От ужаса Кевин оцепенел. В первый момент он решил, что у женщины припадок, но, видя, как стремительно сереет её лицо, понял, что она умирает.

"Скажи Артёму, что я люблю его..." — прозвучал в голове юноши угасающий голос, и магичка обмякла в кресле.

Кевин беспомощно огляделся, шагнул к мёртвой провидице и остановился, соображая, что делать дальше. Хотелось немедленно покинуть Белолесье, переместиться к учителю и всё рассказать ему, однако юноша продолжал стоять на месте и сверлить глазами труп. "Может, она была больна?" Но Кевин никогда не слышал о том, чтобы маги чем-то болели. Судя по рассказам Витуса их либо убивали, либо они погибали в результате неудачных экспериментов. Однако мёртвая женщина с застывшими синими глазами не творила опасных заклятий, во всяком случае, ни единого всплеска магии в ужасном припадке ученик Витуса не уловил. "Разве что её убили на расстоянии". Юноша понятия не имел, можно ли таким образом расправиться с магом, но, так или иначе, мать принца Камии была мертва, и он, Кевин, стал свидетелем её внезапной кончины. По спине побежали тонкие струйки пота, когда он представил, что скажет об этом Артём. "Я слишком неопытный маг, чтобы заподозрить в убийстве меня, — попытался оправдать себя юноша и тут же кисло добавил: — Если я успею донести эту мысль до принца, прежде чем он порвёт меня на части". По-детски шмыгнув носом, камиец стал пятиться к дверям, не отводя глаз от сказочно красивой и безнадёжно мёртвой провидицы.

— На твоём месте, я бы не слишком беспокоился об Артёме, — прозвучал за его спиной деловой и строгий голос учителя.

Кевин вздрогнул и медленно повернулся.

— Я не понял, что с ней случилось. Она вдруг... — начал он, но замолчал, остановленный взмахом руки.

Витус быстро коснулся угасающей ауры Марфы и, обхватив подбородок, задумался: смерть провидицы выглядела так, словно совершенно здоровая магичка взяла да и умерла — просто так, от нечего делать.

— И что теперь, учитель?

— Хороший вопрос, Кевин. — Гном повернулся к телу спиной. — Позволь мне коснуться твоего сознания? Я хочу посмотреть, что здесь произошло.

Юноша согласно качнул головой и тотчас почувствовал, как тонкие щупальца заклинания оплетают разум. Витус действовал молниеносно. Уже через пару секунд он отпустил ученика и, сердито пожевав губы, скомандовал:

— Отправляйся в Керон. Я сам поговорю с Арсением.

Кевин не успел даже кивнуть в ответ: рядом с креслом провидицы возник высокий светловолосый мужчина в коричневом дорожном плаще. Камиец видел его лишь однажды, но отлично помнил цепкий, пронизывающий взгляд карих глаз.

— Марфа!

Резкий надрывный крик разорвал тишину гостиной. Юноша вздрогнул и отвёл глаза: смотреть, как сильный и гордый маг, обливаясь слезами, стискивает в объятьях труп жены, было неприятно. "Видимо, я никогда не привыкну к местным порядкам, — подумал он, сосредоточенно разглядывая настенные часы. — Ладно бы тискал её при жизни. Теперь-то какой прок?"

"Закрой свои мысли!" — шикнул на ученика Витус, но опоздал: выпустив из рук мёртвую жену, Арсений вскочил и с ненавистью уставился на мальчишку:

— Да как ты можешь?! У тебя нет совсем никакого уважения к мёртвым?!

— Простите... — пролепетал Кевин и побледнел от страха. — Я не хотел проявить непочтение...

— Пустые слова! — Арсений рубанул воздух ладонью, шагнул к Витусу и ткнул пальцем ему в грудь: — Опять воспитываешь ублюдка? Мало тебе Фиры?! — Карие глаза наблюдателя вспыхнули гневом, рот скривила злая усмешка, а щёки пошли красными пятнами. Он сделал ещё один маленький шажок к гному и зашипел, брызжа слюной: — Скажи-ка мне, любезный целитель, как вообще получилось, что твой дражайший ученичок оказался в Белолесье? Или ты сам привёл его? В таком случае, не ты ли виновен в смерти моей возлюбленной?

— Я пришёл сам! — опережая учителя, выкрикнул Кевин. — И я не знаю, отчего умерла провидица. Она просто... умерла.

Арсений выслушал юношу и вновь повернулся к Витусу:

— Так кто из вас убил Марфу — ты или он? Отвечай или убью обоих!

— Других кандидатов нет? — невозмутимо поинтересовался гном.

— Вы — самые подходящие!

— Почему же?

— Твой ученик пришёл за предсказанием, не так ли? — хищно оскалился наблюдатель, и Витус с пренебрежением дёрнул плечом:

— А зачем ещё приходят к провидице?

— И, как ты думаешь, он получил его?

— Тебе-то какая разница?

— Значит, получил! — Арсений ликующе сверкнул глазами: — Что же такого сказала мальчишке провидица, что ты испугался и навсегда запечатал ей уста?

— Ты бредишь, Сеня.

— Ой ли? Кто, как ни целитель, умеет дарить и отбирать жизнь, Витус? Ну, давай, признайся, какого пророчества ты испугался? Что Кевин станет великим магом и убьёт тебя? Или что Дима вернётся и окажется, что на мальчишку у него совсем иные планы, чем у тебя?

— Мы ведём пустой разговор! Если бы я не хотел, чтобы мой ученик услышал предсказание Марфы, я бы не пустил его в Белолесье.

— Так ты признаёшь, что знал, куда он направился, и следил за ним?!

— Кевин волен идти, куда пожелает! Он не моя собственность! — рявкнул Витус и тут же пожалел, что вообще стал разговаривать с наблюдателем: "Какого чёрта я поддался на провокацию? Надо было уйти, не ввязываясь в спор!"

Гном посмотрел на ученика и едва не застонал от досады: ясные голубые глаза потухли, в них сквозили обречённость, отчаяние и... враждебность. Не осознавая, что творит, Кевин притянул к себе саблю Дмитрия и теперь сжимал её до белизны в костяшках. "Всего одна фраза, и мы вернулись к тому, с чего начали... — раздражённо подумал гном и бросил быстрый взгляд на мёртвое тело. — Лучше бы ты не дождалась его!"

— Отправляйся в Керон, Кевин! Сейчас же!

— Сначала я хочу спросить Вас, господин Витус, — звенящим от волнения голосом произнёс юноша и подался вперёд, весь превратившись в слух. — Я всё-таки собственность Дмитрия?

Гном скрипнул зубами и посмотрел на наблюдателя:

— Доволен?

— Более чем, — тихо ответил Арсений. Он криво улыбнулся и мысленно добавил: "Если бы не Розалия и твоё упрямство, Витус, я бы сразу забрал его себе!"

"У тебя жена умерла, Сеня. Может, забудешь об интригах и поскорбишь? Для приличия!"

"Сначала, я разберусь с её убийцей!"

"Правда? Интересно посмотреть! Мы оба знаем, кто убил провидицу, Сеня. Так что, прибереги свой актёрский талант для кого-нибудь ещё!"

"Гнида!"

"И не надейся, что я опущусь до оскорблений!"

— Сволочи! — неожиданно рявкнул Кевин и исчез.

Арсений едва не расхохотался, глядя, как вытянулось лицо гнома.

— А мальчик чертовски талантлив, Витус! Что ни говори — твоя школа! Пара дней учёбы, и он подслушивает высших магов!

— Ты не получишь его! Клянусь!

Гном плюнул под ноги наблюдателю и последовал за учеником...

Появление Кевина на пороге замковой кухни с саблей в руках вызвало переполох. Повара и поварята побросали работу и отпрянули к стенам, с опаской глядя на хмурого мага, а главная повариха, госпожа Амалия, нервно поправила накрахмаленный фартук и присела в реверансе.

— Что Вам угодно, господин Кевин?

Шумно выдохнув, юноша подошёл к Амалии и резко склонил голову. Его переполняли раздражение и обида, и он не сразу смог заговорить, а когда заговорил, лица керонцев наполнились недоумением и растерянностью.

— Я хочу служить на кухне, госпожа.

Амалия с тревогой покосилась на саблю в руках камийца:

— Но Вы же ученик мага.

— Уже нет, госпожа! — твёрдо произнёс Кевин, поднял голову и подобострастно взглянул на главную повариху. — Я готов делать любую работу.

— Вы не можете... — пробормотала Амалия и осеклась, увидев позади юноши мужа наместницы. — Господин Витус. Счастлива видеть Вас!

Женщина быстро поклонилась, мысленно вознося молитву судьбе, так удачно разрешившей неприятную ситуацию, но, как оказалось, радовалась она напрасно. Вместо того, чтобы вразумить ученика, гном посмотрел на Амалию и твёрдо произнёс:

— Выполните его просьбу, сударыня.

Глаза поварихи округлились от удивления, однако перечить высшему магу она не рискнула. "Опять в замке начались какие-то дикие игры! И чего им неймётся? Где это видно, чтобы брат короля на кухне вкалывал?" Но делать было нечего, и, выпрямившись, Амалия строго посмотрела на нового работника:

— Будешь младшим поварёнком. Начнёшь работать, как только устроишься. Джон, отведи Кевина к управляющему, пусть выделит ему комнату.

От стены отлепился хрупкий светловолосый подросток. Он неуверенно приблизился к брату короля и слегка поклонился:

— Следуйте за мной... э...

— Без церемоний, Джон! — прикрикнула на него Амалия и, осмелев, парнишка толкнул Кевина в плечо:

— Идём!

— Одну минутку, — внезапно произнёс Витус. Он обошёл ученика и взглянул ему прямо в глаза: — Ты понимаешь, что сейчас сделал, Кевин?

— Да. Моё место среди слуг!

— Я не о том, мой мальчик. Ты только что принял собственное решение.

— Неправда! — Кевин с вызовом посмотрел на учителя: — Вы толкуете мои действия так, как Вам нужно! Но Вы ничего мне не докажете!

— А я и не собирался, — пожал плечами гном. — Удачной службы, Кевин. Надеюсь, у тебя хватит мужества вернуться к занятиям, когда ты успокоишься и обдумаешь свои поступки. Я подожду, — добавил он и неспешным шагом покинул кухню.

— Я всё делаю правильно, — буркнул себе под нос камиец и посмотрел на поварёнка: — Пойдём, Джон, мне не терпится приступить к работе.

Глава 14.

Всё не так.

Валентин как в воду глядел. Неизвестно, что Ричард сказал Станиславе и какие доводы привёл, но сладкую троицу больше никто не побеспокоил. Солнечный Друг беспрепятственно поставил брагу в большой, литров на десять, бутыли, которую позаимствовал из образцово-показательного сарая Стаси, и до самого ужина валялся вместе с Хавзой и Никой на симпатичной лужайке в яблоневом саду. Блаженное ничегонеделанье прервал Ричард. Он явился к "оппозиционерам", предельно вежливо пригласил их к столу и зашагал обратно к дому. Проводив инмарца задумчивым взглядом, Валентин лениво потянулся, подмигнул приятелям, поднялся, и, тщательно отряхнув солнечный балахон, заявил:

— Не стоит пренебрегать приглашением Хранительницы, друзья мои! Стася прекрасно готовит, а правильное, сбалансированное питание есть необходимое условие нормальной, полноценной жизни!

— К тому же, — ехидно добавила Ника, — Тёмочка прибьёт Стаську, если мы умрём с голоду, и Дима расстроится.

— Ага, так что, покушать надо. Время для такой крайней меры, как голодовка, ещё не пришло.

Валя вдохнул полной грудью, собираясь произнести короткую, зажигательную речь о терпимости и мирном сосуществовании, но Вереника состроила столь кислую и несчастную рожицу, что землянин рассмеялся и весело скомандовал:

— Подъём, ребята! Ужин ждёт.

Ника и Хавза мгновенно оказались на ногах. Что ни говори, а готовила Станислава божественно, и отказываться от маленького пира под скромным названием ужин не хотелось. Хранительница не обманула ожиданий голодных бунтарей: стол буквально ломился от изысканных яств и деликатесов. Но больше всего Валю и Кº поразила создательница этого великолепия — Стася улыбнулась им. Даже Валентин на миг опешил, а про Нику с Хавзой и говорить нечего: девочка забыла, когда последний раз Станислава улыбалась ей, а камиец не удостаивался улыбки никогда.

— Всегда говорил, что лучше жить в мире, чем в войне, — нарушил неловкую паузу Солнечный Друг, продемонстрировал бывшей супруге чуть ли не все тридцать два зуба и уселся за стол.

Хранительница бросила быстрый взгляд на инмарца и, заручившись одобрительным кивком, сказала:

— Я больше не буду заставлять вас работать по хозяйству, но взамен прошу вести себя прилично.

— Согласны! — ответил за всех Валентин, и Ричард облегчённо выдохнул.

Он ужасно боялся, что землянин вступит в длинный, бессмысленный спор, чтобы вытребовать каких-нибудь привилегий, разозлит Станиславу, и его трёхчасовые уговоры пойдут прахом. Лицо инмарца расцвело улыбкой и, шагнув к Хранительнице, он нежно поцеловал кончики её пальцев:

— Я восхищаюсь тобой, Стася. Ты самая замечательная женщина в моей жизни!

Станислава покраснела и опустила глаза, а Валентин вздрогнул: "Неужели Ричи всё-таки переспал с ней? — Он внимательно посмотрел на друга, на бывшую жену и, не сумев чётко ответить себе ни да ни нет, скрипнул зубами. — Скорей бы в Ёсс вернуться. При Диме и Марусе они не позволят себе вольностей!"

Тем временем Хавза и Ника тоже сели за стол, и ужин, ознаменовавший начало худого мира, стартовал. Ричард и Станислава сидели рядом, трогательно и нежно ухаживали друг за другом, и, глядя на них, Валентин не знал плакать ему или смеяться. С одной стороны, их интрижка была чрезвычайно опасной, а с другой — весьма удобной и выгодной: Стася пришла в столь благодушное настроение, что второй раз за десять минут улыбнулась Хавзе, повергнув беднягу в глубокий шок. А когда в конце ужина вместо сока в бокалах появилось вино, Валя и вовсе стал опасаться за душевное здоровье бывшей жены, как впрочем, и Ричарда. Инмарец цвёл словно розовый куст: на его щеках играл румянец, с губ не сходила улыбка, а серые глаза светились, точно отполированный до блеска гранит. Обычно молчаливый, он весь ужин болтал как заведённый: шутил с Никой и Валентином, перекинулся парой фраз с Хавзой и беспрестанно хвалил Станиславу. От грубоватых, но искренних комплиментов Хранительница млела, будто кошка у очага, и её изумрудные глаза светились любовью и обожанием.

"Интересно, — нервно вопрошал себя Валентин, — сумеет ли Ричи сохранить верность Маше и остаться честным перед побратимом? Или его бастионы уже пали? Я бы не устоял! Но, с другой стороны, я не Ричард. Мои моральные устои... Впрочем, с какой стати я занялся самобичеванием?" Валентин ухмыльнулся и, чтобы отвлечься от тревожных дум, завёл долгий и весьма познавательный разговор с Хавзой о растениях пустыни, точнее, об их возможном использовании для приготовления пульке или текилы, или другого, чисто камийского напитка...

После ужина Стася и Ричард рука об руку отправились мыть посуду, а Валентин с Хавзой и Никой расположились в одной из многочисленных гостиных особняка. Ещё утром, сунув руку в карман балахона, землянин обнаружил колоду карт и теперь решил обучить камийца, а заодно и Нику, игре в преферанс. После пары тренировочных кругов они уже играли на деньги (по баару за вист), и под утро Хавза требовал с проигравшегося в пух и прах Валентина расписку. Слушая их перепалку, Вереника смеялась до колик: Солнечный Друг отнекивался, спорил, юлил и торговался, но камиец упорно стоял на своём. На рассвете расписка, больше напоминающая союзный договор между державами-соперниками, была составлена, и довольные жизнью друзья разошлись по комнатам.

Проснулись они, естественно, поздно и поэтому не узнали, что впервые за время существования особняка, Стася не приготовила завтрак вовремя, поскольку они с Ричардом до утра гуляли по саду, смотрели на звёзды, беседовали и просто молчали, крепко держась за руки. Они вернулись в дом с первым лучом снежного камийского солнца и остановились возле дверей Стасиной спальни.

— Может, зайдёшь? — неуверенно предложила Хранительница. — Я напою тебя кофе...

— Нет, — нервно сглотнув слюну, покачал головой Ричард. — Если я войду, то уже не смогу выйти обратно.

Он с тоской посмотрел в изумрудные глаза и почти до крови закусил губу — во взгляде женщины смешались надежда и обречённость, желание и страх.

— Понимаю, — еле слышно проговорила Станислава и скрылась в спальне.

Ричард вытер вспотевший от волнения лоб, глубоко вздохнул, стараясь успокоиться, но успехом его попытки не увенчались. Инмарца трясло как в лихорадке, к горлу подступила тошнота, а в голове крутилось: "Иди к ней, идиот! Вы же любите друг друга!"

"Нет! — мысленно прорычал инмарец. — Это подло! Как мы посмотрим в глазе Диме, Маше? Дмитрий мой побратим, Мария — жена и боевая подруга! Я не предатель!" Он почувствовал солоноватый вкус во рту, машинально потрогал прокушенную губу и почти бегом понесся по коридору. Ворвался в свою комнату, упал на кровать и, комкая покрывало, простонал:

— Всё не так, Стася, всё не так...

Некоторое время Ричард лежал неподвижно, потом встал и на негнущихся ногах пошёл в ванную. Контрастный душ немного успокоил и отрезвил его. Мысли, крутившиеся в голове, бешеными белками, замедлили стремительный бег, и в спальню инмарец вернулся почти спокойным. Присел на кровать, поставил локти на колени, сжал ладонями виски и задумался. "Любую ситуацию можно разрешить. Любую, даже самую запутанную. Я должен что-то придумать! Стася любит меня, а я её. Мы должны быть вместе!.. Решено! Как только Дима разберётся с Артёмом, я обязательно поговорю с ним. И с Машей поговорю! Они поймут нас... И как я скажу это Диме? Стася всё для него! Но если она любит меня, а не его... Она будет несчастна, и он тоже... И я... И Маруся..."

Мысли путались, терялись, обрывались. Ричард решил прилечь и ещё раз всё хорошенько обдумать, однако, едва щека коснулась прохладной шёлковой наволочки, глаза сомкнулись сами собой и он камнем рухнул в крепкий, здоровый сон без сновидений. Возможно, инмарец проспал бы до самого обеда, не разбуди его терпкий душистый аромат. "Кофе", — на грани яви и сна подумал Ричард и чуть приподнял веки: возле его кровати, на изящном резном столике, покоился серебряный поднос, с белоснежной кружевной салфеткой, а на ней — маленькая фарфоровая чашка с горячим, чёрным напитком и тарелочка с бутербродами.

— Стася... — прошептал инмарец, едва сдержав слёзы. — Стася! — позвал он чуть громче, но ответом была тишина.

"Точно поговорю! Расскажу всё как есть и будь что будет. Не хочу лгать, прятаться и юлить! Так будет правильно!" И будто камень с души свалился. Расслабленно улыбнувшись, Ричард подсунул под спину подушку и приступил к завтраку.

А пока он вкушал кофе и бутерброды, любовно приготовленные Стасей, Хавза и разбудившая его Ника спорили, стоит ли появляться на кухне. Время завтрака давно миновало, и камиец утверждал, что хозяйка ни за что не даст им еды, в качестве наказания, заставив голодать до обеда. Ника же доказывала обратное.

— Стаське только в радость кого-нибудь накормить, и мы вполне можем рассчитывать на бутерброды и чашку чая, — уверенно говорила она, но идти на кухню не спешила, мотивируя это тем, что, как царице, и, в конце концов, просто женщине, ей будет приятно, если Хавза сходит за завтраком, выказав таким образом уважение и проявив заботу...

Спор, вот-вот грозивший перерасти в ссору, прервал Валентин. Он вошёл в спальню камийца с плетёной корзиной в руках и, хитро улыбнувшись, сообщил:

— Приглашаю вас на пикник, дамы и господа! Кажется, наша Стася меняется в лучшую сторону. Она по первой просьбе сотворила для нас термос со своим фирменным чаем, бутерброды, пирожки и даже пирожные. Наверное, специально для тебя, Ника!

— Правда? — обрадовалась девочка.

— Не верю, — одновременно с ней пробормотал камиец.

Солнечный Друг пожал плечами и вышел из комнаты. С ликующим "Ура!" Вереника бросилась за ним, а Хавза выскочил из постели и стал поспешно натягивать штаны, на чём свет ругая бесцеремонную девчонку, которая, не задумываясь о приличиях, врывалась в его комнату, когда хотела. "Ей наплевать, одет я или нет, сплю или просто отдыхаю, или вообще занят своими личными делами. Никакого понятия о вежливости... Настоящая царица!" — подытожил он, заправил рубашку в брюки, и, мельком взглянув на себя в зеркало, понёсся на пикник. Что такое "пикник" камиец не знал, но речь явно шла о еде и этого было достаточно.

Хавза вылетел в коридор и остановился. Ники и Валентина нигде не было. "Куда же они пошли? Где планируется этот самый пикник?" Он озабоченно почесал подбородок, и тут с улицы донёсся весёлый смех девочки. "В сад!" — скомандовал себе камиец и побежал по коридору. Вывернув из-за поворота, он со всего размаха врезался в Ричарда и, оказавшись в медвежьих объятьях, приготовился умереть. Однако инмарец лишь хмыкнул, разжал руки и с неподдельным интересом спросил:

— Куда ты несёшься, Хавза? На пожар?

— На пикник! — воскликнул камиец и с мольбой посмотрел на камийскую мечту: — Отпустите меня, господин!

— Да я вроде и не держу, — изумился тот, демонстративно отступая в сторону. — Кстати, что такое пикник?

— Понятия не имею, — отмахнулся Хавза и виновато добавил. — Но кормить там точно будут.

Гольнурец слегка поклонился и пулей ринулся к выходу из дома. Ричард с удивлением посмотрел ему вслед и приподнял брови:

— Странный народ эти камийцы. Если б я хотел есть, то отправился бы на кухню. Куда, собственно говоря, и иду.

Инмарец мечтательно улыбнулся и зашагал по коридору. Он спешил к Стасе, чтобы рассказать о своём решении...

Хавза нашёл приятелей недалеко от дома, возле круглой, засаженной разнообразными жёлтыми цветами клумбы, которую Валя громко окрестил "Ностальгией".

— Что такое "ностальгия"? — поинтересовался любознательный камиец.

— Тоска по Родине, — с некоторой грустью ответил Валентин. — В мире, который Стася считает родным, желтое солнце. Вот она и создала для себя кусочек Земли. Половина цветов мне незнакомы, но вот те, мохнатенькие, точно бархатцы. На московских клумбах их пруд пруди!

— Каких клумбах?

— Московских. — Валентин улыбнулся и хлопнул гольнурца по плечу: — Расскажу-ка я тебе о Земле, дружище. Всё равно до обеда надо чем-то заняться, а то со скуки сдохнем.

Хавза посмотрел на Нику, деловито раскладывающую на салфетках еду, и с детским восторгом выпалил:

— Давай! Ты замечательный рассказчик, Валя. Мне было очень интересно слушать твои истории о путешествии по Камии. А уж о новом мире! Ника описала мне Лайфгарм, а теперь я ещё и о Земле узнаю!

Камиец плюхнулся на мягкую траву, схватил бутерброд и устремил пытливый взгляд на Валентина, и землянин, довольный, что получил столь благодарного слушателя, с воодушевлением начал рассказ. Он заливался соловьём, описывая родной мир, а Хавза, временами забывая жевать, слушал и удивлённо качал головой, веря и не веря его словам. Даже Ника, не раз слышавшая истории Солнечного Друга, с живым интересом внимала ему. Еда и поток Валиных словоизвержений закончились одновременно. Землянин допил последний глоток чая, бросил взгляд на солнце и поднялся:

— Собирай посуду, Ника. Обед через пять минут. Не будем огорчать Стаську опозданием.

— Ага, — тряхнула светлыми кудряшками Ника, — бежим.

Она покидала в корзину салфетки, тарелки, чашки и протянула её Хавзе, который, разинув рот, смотрел на землянина:

— И ты ни капельки не приврал? Твой мир такой э... необычный?

Валентин весело рассмеялся:

— Зачем мне врать, дружище? Чтобы впечатление произвести? Или, может, выгоду какую получить?

— Ну... — Хавза взял из рук Ники корзинку, почесал затылок и махнул рукой. — Ладно, идёмте обедать. У меня от твоих удивительных рассказов аппетит разыгрался, да и выпил бы я сейчас с огромным удовольствием!

— Точно! Выпивка! — хлопнул себя по лбу Валентин. — Идите в столовую, а я мигом — гляну на бражку и приду, а то заболтался с вами, о деле забыл!

Землянин опрометью бросился к сараю, где накануне оставил драгоценную бутыль. С грохотом распахнул отполированную до блеска дверь и кинулся к бражке, как к любимой, спасённой из лап злобного монстра.

— Ты в порядке? — Валя с нежностью погладил стеклянный бок и перевёл дыхание. — А то от Стаськи всего можно ожидать. Разлучит нас с тобой и ах не скажет! — Он осторожно вынул пробку, принюхался, и губы растянулись в довольной улыбке: — Процесс пошёл... Как бы теперь пробу снять?

Землянин оглядел полки в поисках какой-либо ёмкости, но ничего меньше ведра на глаза не попалось. "Надо было чашку с собой захватить", — раздражённо подумал он, и в этот момент сарай содрогнулся, словно при землетрясении, по полу пошли трещины, с полок посыпались грабли, тяпки, мотки бечёвки и прочие необходимые в хозяйстве вещи, а драгоценная бутыль с бражкой треснула и раскололась точнёхонько пополам. Одновременно с отчаянным "Ё-ё моё!" землянина раздался оглушительный хлопок, и в лужу бражки шлёпнулись два окровавленных тела.

— Твою ж мать! — Валя взглянул на распоротый живот Дмитрия, и, не помня себя от ярости, заорал: — Тема! Идиот! Что ты натворил?!

Он схватил принца за шкирку и тряхнул изо всех сил:

— Магию верни, придурок!

Затуманенные шоколадные глаза мазнули по лицу землянина и закрылись. Валя хотел влепить ему пощёчину, да так и замер с поднятой рукой, ощутив вдруг необычайный восторг. Магия вернулась, и каждая клеточка тела радостно приветствовала её возвращение.

Артём же дёрнулся и затих, истратив на заклинание последние силы.

— Скотина... — благодушно протянул Валентин, опустил друга в лужу малиновой бражки и начал колдовать.

Мощный живительный поток спеленал Диму, как младенца, удержав на грани забвения, и потащил обратно, к жизни. Повреждённые органы в спешном порядке регенерировали, занимали положенные места и начинали работать в обычном режиме. Вскоре от страшной раны не осталось следа, а Валентин, оторвав руку от тёплого лба Дмитрия, восстановил его рваную одежду и улыбнулся:

— С днём рождения, друг мой!

— Спасибо, Валя, — не открывая глаз, вымолвил Дима. — Как Тёма?

— Плохо... — раздался слабый голос временного мага. — Живот болит.

— Так вылечи его и не ной! — раздражённо выпалил Солнечный Друг. — Полюбуйся ты на Димину агонию ещё минуту и в Камии состоялись бы пышные похороны её легендарного принца и его сиятельного брата. Думаю, это была бы феерическая церемония! Хрустальные гробы, сотни сияющих свечей, море цветов, десяток-другой принесённых в жертву рабов и рабынь, чтобы на пути к вечности Тёмочка не скучал!

— Заткнись! — Артём вскочил на ноги и брезгливо поморщился: — В какой гадости ты меня извалял?

— Сам ты гадость! — обиделся Валентин, восстановил бутыль с бражкой и улыбнулся: — Мы снова вместе, дорогая!

— Паяц!

— Клоун! Какого чёрта ты лишил меня магии, Тёма?! Чем ты думал, отправляя нас к Стасе? Задницей?

— Да как ты смеешь... — начал принц Камии, но грохот распахнувшейся двери и радостный вопль Вереники заглушил его слова.

— Тёма!!! Ты вернулся!!!

Девочка первой ворвалась в сарай, с разбега кинулась на шею приятелю и, крепко обхватив его руками и ногами, жарко поцеловала в губы. Артём прижал Нику к себе, запустил пальцы в струящиеся белокурые волосы и, не задумываясь, ответил на поцелуй, получившийся долгим, страстным и совсем не детским.

— О, повелитель! — Хавза, вбежавший в сарай вслед за Вереникой, рухнул на колени и простёр руки к сыну великого Олефира. — Ничтожный раб приветствует тебя!

Артём оторвался от губ возлюбленной, с удивлением посмотрел на камийца и продолжил прерванный поцелуй.

— Что ты себе позволяешь, Ника? — рявкнула Станислава, крепче вцепилась в руку Ричарда и возмущённо уставилась на сладкую парочку. — Немедленно прекратите это безобразие!

Услышав знакомый голос, Дима открыл глаза и сел, зачарованно глядя в родное лицо: нежная атласная кожа, пленительные, сочные губы, ясные изумрудные глаза.

— Стася...

Маг поднялся и, вмиг преодолев разделявшее их расстояние, сжал сестру в объятьях.

— Дима, — выдавила Станислава и требовательно посмотрела на Ричарда, но тот побледнел и отступил в сторону.

Хранительница прерывисто вздохнула и прикрыла глаза: "Всё кончено, — молнией пронеслось в голове. — Смерть вернулся, и Ричард струсил — он тоже боится его. Как и я, как и остальные!" Горечь, смешанная со злостью, сжала сердце ледяными тисками, и Станислава отчаянно прижалась к брату, решив, что, по крайней мере, её мужем будет сильный и могущественный маг, перед которым склонит голову любой.

— Стася, — срывающимся от волнения голосом произнёс Дима и зарылся лицом в густые рыжие волосы. — Я люблю тебя.

— Я ждала тебя! Ты... ты...

Станислава всхлипнула и разрыдалась, уткнувшись в грудь брата. В его руках она чувствовала себя слабой и безвольной. Мысли о Ричарде, об их любви растаяли как утренний туман, и Стася прижалась к Диме всем телом, словно желая раствориться в его смертельной мощи. Мощи, всегда готовой и защитить, и растоптать её.

— Ты пришёл, — прошептала она сквозь слёзы и почувствовала, как Димины губы касаются её губ...

— Значит, ты выбираешь её? — прогремел голос Артёма.

Дмитрий, мгновенно отпустив сестру, повернулся к другу и натолкнулся на ледяной серебряный взгляд.

— Она всё для тебя, да?! А я?

Станислава с недоумением уставилась на временного мага, посмевшего повысить голос на её брата, а Дима глубоко вздохнул и твёрдо произнёс:

— Ты мой друг и я всегда буду рядом.

— Врёшь! Ты всё время врёшь мне! В решающий момент ты всегда выбираешь не меня! Валю, Стасю, Ричарда! Любого! Только не меня! Ты всегда бросаешь меня! Всегда! И ты заставляешь меня плясать под свою дудку. Из-за тебя меня унижали, били, смеялись надо мной! Из-за тебя я убил учителя! Ты предал меня, выбрав Стасю! И предашь снова, если, конечно, я оставлю тебя в живых!

— Тёмочка... — простонала Ника, хватая возлюбленного за руку. — Что тебе сделал Дима? Он же твой друг, нельзя его убивать!

Ледяные глаза оторвались от лица Дмитрия, переместились на Нику и потемнели, наполнившись нежностью и лукавством. Артём положил ладони на плечи девочки и, будто забыв о друге, игриво проворковал:

— Ты моя маленькая плутовка! Обожаю тебя! Тебе понравилась Камия?

Вереника прижалась щекой к груди принца и скорбно вздохнула:

— Из-за Стаськи, мне не удалось узнать твой мир. Сначала она держала меня взаперти в Гольнуре, потом здесь... Если бы не Хавза, я умерла бы со скуки! — Девочка встрепенулась и капризно посмотрела на возлюбленного: — Подари ему замок, Тёма!

— Как скажешь, дорогая! — Артём лучезарно улыбнулся коленопреклонённому камийцу, жестом приказал ему встать и вежливо поинтересовался: — В каком стиле тебе построить замок, купец? Или будем по местности ориентироваться? Какой ландшафт ты предпочтёшь: дикие лесистые холмы Крейда, малахитовые леса Аргула и Шании, каменистые склоны Брадоса или светлые рощи Суннита? А, может, тебе по сердцу коричнево-золотые барханы родного Харшида? Выбирай!

— Я... я хочу остаться рядом с Вереникой! — выпалил Хавза и сам испугался того, что сказал: отказываясь от дара повелителя Камии, он рисковал навлечь на себя его гнев

Но Артём лишь расхохотался и шутливо погрозил Нике пальцем:

— Так и знал! Стоит оставить тебя на минутку и пожалуйста — поклонники толпами вьются! Но, раз уж он так прикипел к тебе, Ника, разрешаю ему остаться. Потом Бастиар придумает, как назвать его должность.

— Спасибо, Ваше величество, — церемонно поклонился Хавза.

— Не за что, — отмахнулся принц и посмотрел на Станиславу, которая в замешательстве теребила Ключ. — Кажется, вы собирались обедать? Мы с Димой тоже не отказались бы от тарелочки супа и бокальчика вина. Утро у нас выдалось нервное, и сейчас самое время отдохнуть и расслабиться.

— У Стаськи в доме вина — ни капли! — наябедничала Вереника и прильнула к возлюбленному. — А пить Валину брагу, я бы остереглась.

— Не говори ерунды! — Валентин отвёл цепкий, изучающий взгляд от Димы и ухмыльнулся. — Брага давно не брага, а сладкое малиновое вино. Помнится, меня угощали таким в одной брадоской деревушке. Язык проглотишь! Впрочем, тебе я не налью ни капли. Мала ещё!

— Верно. — Дима внезапно поднял голову и посмотрел на Артёма. — Ника ещё ребёнок. Прошу тебя, помни об этом!

— То есть, тебе можно, а мне нет? — едко ухмыльнулся принц и, приподняв Нику над полом, поцеловал в губы.

— Ей всего тринадцать, Тёма!

Хранительница согласно кивнула и строго посмотрела на временного мага и лирийскую царицу. Однако влюблённые не обратили внимания на её взгляд, и, зло поджав губы, Стася отвернулась. Она ждала, что Дима приструнит заигравшихся в любовь друзей, но тот молчал, словно воды в рот набрал.

— Не дуйся, Дима! В Камии это нормальный возраст для брака, — заметила Ника и деловито добавила: — Сам не знаешь — Хавзу спроси. Он тебе всё подробненько расскажет. — Девочка подмигнула Дмитрию и влюблено уставилась на Артёма: — Ты ведь женишься на мне, принц? Прямо сейчас!

— Непременно, дорогая. Только сначала поедим, если, конечно, хозяйка соизволит наконец пригласить нас к столу.

Стася вопросительно взглянула на брата, но тот не сводил глаз с ухмыляющегося Артёма и задумчиво гладил палец, на котором когда-то носил кольцо. "Что это с ним? Ведёт себя так, будто в чём-то сомневается! Или вину чувствует. Этак Тёма совсем от рук отобьётся! Придётся с ним поговорить!" — раздражённо подумала Хранительница и ровным голосом произнесла:

— Прошу всех к столу. — Она взяла Диму под руку, с усилием растянула губы в мягкой улыбке и прошептала: — Тебе обязательно надо поесть, любимый.

— А главное выпить! — Валентин подмигнул Хавзе и хмурому, как ноябрьское небо, Ричарду: — Сообразим на троих, как полагается!

Хранительница брезгливо поморщилась, а инмарец кисло взглянул на землянина, развернулся и вышел из сарая: поведение Стаси смутило и разочаровало его. "Если она по-прежнему любит Диму, зачем льнула ко мне? Чтобы вызвать у него ревность? Глупо! Или она настолько соскучилась по мужскому обществу? Ведь будь я чуточку настойчивее..." Ричард тяжело вздохнул, вспоминая нежные маленькие руки Хранительницы, травяной запах волос, и сладострастные картины привычно поплыли перед глазами. Коварное воображение словно задалось целью извести инмарца, то подсовывая ему самые пикантные подробности медового месяца в Литте, то наряжая Хранительницу в прозрачные одежды камийских наложниц или в открытое подвенечное платье. Издав глухой рык, Ричард до боли сжал кулаки, надеясь приструнить разыгравшуюся фантазию, но Стася в прозрачных шальварах и невесомой кофточке ни за что не желала уходить. "А ещё я женат!" — строго сказал себе инмарец, и (о, чудо!) образ Стаси исчез. Маруся в сером костюме воина, прогнала фривольные картинки и единолично воцарилась в сознании. "Сейчас же попрошу Артёма вытащить сюда Машу! Что ей делать в Ёссе одной? Ещё какой-нибудь кретин приставать начнёт! Объясняйся потом с принцем: почему убила да за что?!" Инмарец улыбнулся собственным мыслям, притормозил и обернулся к Валентину и Хавзе, которые шли за ним.

— Как думаешь, Валя, обед не остыл? — задал он первый пришедший в голову вопрос.

— А магия на что? Имея в друзьях магов, глупо беспокоиться о еде! Как и о выпивке. — В руках землянина появилась пузатая фляжка. — Глотни, Ричи, для аппетита.

— Спасибо, — улыбнулся инмарец, а про себя отметил, что, в отличие от Стаси, Маруся никогда не питала лютой ненависти к спиртному и совершенно спокойно относилась к его частым загулам с Тёмой и Валентином.

Лихо открутив пробку, Ричард сделал большой глоток и закашлялся.

— Да... — покачал головой Солнечный Друг. — Пара дней воздержания плохо сказались на тебе, дружище.

— Что это? Отравить меня решил, негодяй?

— Не юродствуй! Я сотворил для тебя чистейший спирт — тройной очистки! Потратил массу магической энергии, сил, времени, а ты — отравить! Не стыдно?

— Нет, — буркнул инмарец, чувствуя, как по телу разливается приятное тепло. — Предупреждать надо!

— А то ты не знаешь, что во фляжке я обычно крепкие напитки ношу, — отмахнулся землянин, забрал у друга спирт и протянул Хавзе: — Будешь?

— Э...

— Не дрейфь! Выдыхаешь, глотаешь, выдыхаешь. Понятно?

— Ну...

— Молодец!

Валентин сунул Хавзе фляжку, и камиец, следуя инструкции, глотнул спирта.

— Да... — выдавил он. — Забористая штучка!

Землянин довольно улыбнулся, приложился к фляге и сунул её в карман балахона: к ним подошли Артём с Никой и Дима со Станиславой.

— Начинается! — Хранительница презрительно посмотрела на оттопыренный карман Валентина. — Сам пропойца и других спаиваешь?! Ни стыда, ни совести! — Она строго зыркнула на Диму: — Не смей пить с ними, слышишь? Валя кого угодно споит, а мне потом с вами возиться!

— Хорошо. — Дмитрий покладисто кивнул: — Я не буду пить, если ты так хочешь. У Вали и так неплохая компания.

— Вот-вот, компания, а я терпеть не могу пьяных компаний! Нажрутся и давай всякую чушь нести! Слушать противно!

— Не заводись. — Маг погладил сестру по голове и поцеловал в висок: — Валя будет вести себя прилично.

— Однозначно! — хихикнул Артём и, выдернув из кармана землянина флягу, с подозрением принюхался. — Знакомый запах! Водка?

— Не... лучше! Спирт! — гордо отозвался Валентин.

Артём кивнул и сделал глоток.

— Жуть! — отдышавшись, сообщил он. — Жаль, что Диме нельзя, а то посидели бы выпили, поболтали... Но, увы, мы потеряли друга. — Он с ехидцей взглянул на Станиславу и громко шепнул на ушко Нике: — А для тебя я шоколадный торт сотворю. Сладкий, как твои поцелуи!

Издав восхищённый стон, Ника с такой радостью и любовью взглянула на своего принца, что тот мгновенно подхватил её на руки и, словно вампир, впился в желанные губы.

— Одни извращенцы кругом, — прошипела Стася.

Её возмущению не было предела. Взрослый мужик прилюдно тискал малолетнюю девчонку, а брат молчал, будто происходящее было обыденным и ничего не значащим. "Тоже, наверное, не прочь с детишками поразвлечься", — с мрачным удовлетворением подумала Станислава и желчно заметила:

— Недаром Ника с Хавзой снюхались. Педераст и нимфетка! А Тёма...

— Молчи!

Дмитрий зажал её рот ладонью, и вовремя: Артём резко поставил Нику на землю, обернулся и испепеляющее взглянул на Хранительницу. В шоколадных глазах серебрились опасные ледяные искры.

— Если твоя сестра посмеет сказать ещё слово о моей Нике — убью.

— Пожалуйста, Тёма, успокойся, — примирительно начал Дима, шагнув к другу. — Станислава воспитана совершенно иначе, чем мы. Некоторых вещей она просто не может принять и очень переживает из-за этого. Прошу тебя, будь к ней снисходительным.

— Только ради тебя, Дима. Но если она...

— Я понял! Она больше не будет. Прости.

Принц Камии с ненавистью посмотрел на Хранительницу, скрипнул зубами и, крепко сжав ладонь Вереники, зашагал вперёд, а Дима вернулся к Стасе и обнял её за плечи:

— Относись к Тёме, как к большому, капризному ребёнку и тебе станет легче понять его. А что касается Ники — просто держи рот на замке. Мы все не идеальны, девочка.

Изумрудные глаза гневно сверкнули, рот искривила горькая, злая усмешка.

— Ладно, буду молчать, всё равно до меня здесь никому нет дела, — процедила Стася сквозь зубы, передёрнула плечами, сбросив руки брата, и решительно направилась к дому.

Дима ошарашено посмотрел ей вслед, повернулся к землянину, и тот услужливо протянул ему флягу:

— Глотни, полегчает. Стаська всегда была моралисткой и ханжой, только раньше тщательно маскировалась. А вот в Камии сорвалась. Всё ей не так: Хавза и Ника извращенцы, я — пьяница, Артём — сумасшедший, и только Ричард остался хорошим — благородный воин и кладезь прочих добродетелей. Хотя, помнится в Инмаре... — Ричард пнул Валю в бок. — Ладно, молчу, оставайся белым и пушистым, зайчик!

— А я? — Дима поднёс флягу ко рту, сделал глоток и поморщился, осознав, что нарушил обещание. — Кто, по-твоему, для неё я?

— Брат. Смерть. Хозяин, — отчеканил землянин, отобрал у мага флягу, кивнул Хавзе и Ричарду. — Идёмте, друзья, а то на обед опоздаем.

— Хозяин? — Голубые глаза расширились, и Дмитрий стал похож на чёрного, взъерошенного филина, которому добрый дядя-лесовик вдруг заявил, что переводит его на дневной образ жизни и вегетарианскую диету. — Хозяин?! Объяснись!

— Да пожалуйста! — Солнечный Друг обернулся и, глядя в глаза другу, произнёс: — Станислава никогда не простит тебе кровного родства, Дима. Спать с родным братом для неё абсурд и смертный грех! Но она боится Смерти, и делает всё, что ты прикажешь. Так что, ты для неё хозяин! Правда, — землянин снова протянул ошарашенному Диме флягу, — она готова стать твоей, поскольку ты здесь главный и можешь без особого труда возвысить её над всеми нами. Кто посмеет перечить сестре или жене Смерти? Разве что безумный временной маг! Но ты ведь сильнее и приструнишь Тёму в случае чего! А Хранительница будет почивать на лаврах. Печь свои изумительные пирожки, читать морали о вреде пьянства и ранних сексуальных связей, о гомосексуализме и супружеской верности. — Он хитро подмигнул Ричарду. — Не явись Артём сегодня...

— Замолчи! — Инмарец сжал кулаки. — Ни я, ни Стася не нарушили границ дозволенного!

— Ну-ну, — ухмыльнулся Валентин, выхватил у Димы флягу, взял под руку Хавзу и пошёл к дому, оставив побратимов наедине.

Несколько секунд Дмитрий и Ричард пожирали друг друга глазами, а потом инмарец смущённо опустил голову и тихо сказал:

— Она страдала в разлуке с тобой и очень переживала, что ты не женился на ней, как только вернулся. Я, как мог, утешал её и, знаешь, будь я на твоём месте, то женился бы на ней хоть сейчас.

— Понимаю, — пробормотал маг и, устремив взгляд на жёлтую солнечную клумбу, с запинкой произнёс: — Я... Я обязательно женюсь на ней, Ричи. Она ведь столько для меня сделала... И она... всё для меня. Пусть только Тёма немного успокоится.

Дмитрий замолчал. Он говорил совсем не то, что хотел. Разум подсказывал, что сейчас самое время признаться побратиму, что он тоже не совсем чист перед ним, что его неодолимо тянет к Марусе. Они могли бы договориться, но...

— Стася всё для меня, — как молитву прошептал маг и, нервно тряхнув головой, бросился следом за Валентином и Хавзой.

— И с ним всё не так... — со вздохом подытожил Ричард, погрозил кулаком белому камийскому солнцу и поплёлся к дому.

Инмарец явился в столовую последним. Усевшись рядом с Валентином, он пробежал глазами по батарее разновеликих бутылок, огромному шоколадному торту перед Никой и остановил взгляд на Хранительнице, которая с сердитым и несчастным видом что-то шептала Диме на ухо.

— Больше двух — говорят вслух, — колко заметил Артём. — Хотя, я и так слышу, что ты бормочешь, детка. И сразу хочу расставить, так сказать, точки над "i"! Дима больше не король Годара. В Камии он князь, мой брат и приговорённый к смерти преступник. Усекла?

— Нет! — с вызовом отозвалась Хранительница.

Безнадёжно взглянув на сестру, Дмитрий сотворил сигарету и глубоко затянулся. Слова Валентина не шли из головы: ему казалось невероятным, что сестра, которую он боготворит, может воспринимать его, как своего хозяина. Но Валя говорил так категорично... Дима вгляделся в глаза сестре, отыскивая тепло и любовь, но Стася смотрела на него холодно и сурово.

— Что ты молчишь, Дима?! Прикажи Артёму перестать нести чушь! С каких пор ты стал его братом и что за бред насчёт преступника? Что ты такого сделал?

Дмитрий отвёл взгляд, ему захотелось выскочить из-за стола и убежать. И бежать до тех пор, пока сомнения перестанут бередить душу. "Это трусость! Я должен разобраться, что мешает мне чувствовать себя счастливым. А, главное, я обязан быть честным с ней. И тогда она перестанет видеть во мне..." Маг стряхнул пепел на пол и вновь посмотрел на сестру:

— Я приказал Тёме убить Олефира, и за это он приговорил меня к смерти. А что касается брата и князя, Тёма волен называть меня, как ему нравится. Он повелитель Камии и...

— Чушь! — отрезала Хранительница и на одном дыхании выпалила: — Артём — безалаберный мальчишка! Он за собой-то следить не умеет, куда ему миром править! А Олефир — убийца, и место его в могиле!

— Стася... — мучительно простонал Дима, и в столовой воцарилась тишина.

Хавза сжался, готовый в любую минуту спрятаться под стол от гнева принца, Валя и Ричард замерли с бокалами у рта, а Ника сжала кулаки и с ненавистью уставилась на Стасю.

Артём же побагровел, побледнел и медленно поднялся.

— Спокойнее, Тёма, спокойнее. Держи себя в руках, — произнёс Дима, вставая.

— Да что он может!

Стася пренебрежительно фыркнула и сжала в ладони Ключ, считая, что он и Дима защитят её от чего угодно.

— Ошибаешься! — Артём, выбросил вперёд руку, и Станислава вскрикнула: рубиновый камень раскалился, опалив руку нестерпимым жаром, цепочка с треском лопнула, и Ключ возник в ладони временного мага. — Истеричкам и дурам не полагается носить столь могущественные амулеты! — изрёк он, посмотрел на Диму и пронзительно взвизгнул: — Дима! Очнись! Тебе нельзя! — Маг сунул Ключ в карман, переместился к другу и вцепился в его плечи. — Не надо! Прошу! Прогони Смерть! Ты сам говорил, что не должен выпускать его!

Всполохи холодного белого света поблёкли, обернулись небесной синевой, и Артём облегчённо выдохнул:

— Не пугай меня больше. Я помню, что ты сказал, и не дам тебе проснуться Смертью.

Дмитрий моргнул, всмотрелся в лицо друга и вдруг улыбнулся:

— Ты всё-таки услышал меня, Тёма.

— Я не глухой. Но Станислава всё равно заслуживает наказания, и она мне не сестра и не возлюбленная. Я не буду возиться с ней, как с тобой! Что предлагаешь, Дима? Она оскорбила повелителя Камии и нашего учителя — мой приговор... — Артём задумчиво почесал затылок, по привычке поискал глазами Бастиара и решительно закончил: — ...смерть. Только я забыл, как положено её казнить: четвертовать или сжечь заживо. Но мы можем позвать Басти. Он точно знает.

— Не надо! — Дима глубоко вздохнул, бросил виноватый взгляд на сестру и мягко попросил: — Ты не мог бы заменить смертную казнь изгнанием, Тёма?

— Э... Не знаю. Я должен спросить у Басти, он всегда приводил закон в соответствие с моими поступками.

— Да оставь ты Бастиара в покое! — не выдержал Валентин. — Кто у нас повелитель Камии: ты или каруйский граф?!

— Ну я. Только...

— Тогда меняй приговор и дело с концом. — Валя глотнул вина и пояснил: — Будем считать, что Стася попала под амнистию в честь твоей женитьбы на Веренике!

— Точно! — обрадовался принц, приосанился и торжественно объявил: — За оскорбление чести великого Олефира Хранительница приговаривается к пожизненному изгнанию из Камии!

И тут Стася, с немым изумлением смотревшая то на Диму, то на Артёма, взорвалась. Лицо её покраснело, как свёкла, губы затряслись, а глаза вспыхнули дикой злобой:

— Скоты! Подонки! Мерзкие похотливые твари и лицемеры! — Она вперила гневный взгляд в Ричарда: — Ты говорил, что любишь меня! Ты обещал поговорить с Димой, развестись с Марусей и жениться на мне! Но стоило этому чудовищу появиться... — Хранительница ткнула пальцем в брата. — Ты поджал хвост и бросился в кусты! Трус! И ты, Дима, мразь! Мразь и убийца! Как и твой любимый дядя! И твой сумасшедший дружок!

Дмитрий ошарашено таращился на сестру. Её обвинительная речь мало трогала мага, в свой адрес он слышал слова и похуже. Но лютая ненависть, полыхавшая в глазах возлюбленной, ошеломила его. "Что я сделал? Почему она презирает меня? Я ведь люблю её!"

— Хватит! — Артём взмахнул рукой, и Станислава исчезла. — Скатертью дорога! Век бы с этой дурой не встречался! Достала!

— Куда ты её отправил?

Дима рухнул на стул, в руке у него задымилась сигарета. Маг обращался к Артёму и, одновременно, прислушивался к себе: по идее, он должен был переживать за Стасю, злиться на Тёму, но ничего подобного не испытывал, разве что разочарование и некое облегчение оттого, что перестал быть буфером между другом и сестрой.

— В Лайфгарм, под крылышко мадам Розалии, — весело сообщил Тёма, считывая мысли друга. — Она, и впрямь, вносила раздор в наши отношения, Дима. — Он вернулся к Нике, обнял её и провозгласил: — Торжественный обед в честь моей свадьбы продолжается! Предлагаю выпить за Веренику, самую красивую и замечательную невесту во Вселенной!

— Шампанского! — воскликнул Солнечный Друг и выхватил из воздуха тяжёлую бутылку.

Пенная струя брызнула в потолок, разбилась искристыми брызгами, и бокалы наполнились игристым янтарным вином.

— За невесту! — Хавза поднял бокал. — Будь счастлива, Ника!

— Совет да любовь! — подхватил землянин, подмигнул девочке и вручил ей букет белых лилий.

— Спасибо. — Вереника вдохнула сладкий аромат. — Как же вкусно они пахнут, Валечка! И почему Стаська не выращивала их в нашем саду?

— А я почём знаю? Наверное Стася слишком практична, а лилии в борщ не положишь! Вот и выращивала вместо цветов морковку да капусту!

Артём искоса взглянул на Диму, который потягивал шампанское, курил и о чём-то напряженно размышлял. На имя сестры он никак не отреагировал, и временной маг тихо скользнул в сознание друга: тот снова и снова обдумывал слова Солнечного Друга о Смерти, брате и хозяине. Выкуренная до фильтра сигарета обожгла пальцы, и Дима с Тёмой одновременно поморщились. Артём поспешно выскользнул из сознания друга, состроил невинное лицо, и Дмитрий добродушно усмехнулся:

— Подслушиваешь?

— Ага, — с готовностью согласился принц. — Знаешь, Солнечный Дружок бывает иногда поразительно точен в определениях. Стаська на самом деле не любит тебя, и я рад, что ты наконец понял это.

— Но... — Дима вскинул голову и неуверенно произнёс: — Она всё для меня. — Фраза прозвучала тускло и неубедительно. Дмитрий помрачнел и попробовал ещё раз: — Она всё для меня. Она столько сделала для меня, вырвала из рук Олефира, заставила взглянуть на мир по-новому, научила любить, дружить и...

Маг растерянно замолчал.

— И перевернула твою жизнь с ног на голову! — закончил за него Валентин. — Стася, возможно, не плохой человек, Дима, да только сил она явно не рассчитала. Ей-то как виделось: спасу прекрасного принца и буду спокойненько с ним жить-поживать, добра наживать. А тут облом вышел. Прекрасный принц убийцей оказался. Но это она худо-бедно пережила, и вдруг новый удар — инцест. Стаська ведь ужасно правильная, ей надо, чтобы всё как у людей — тачка, дачка, водокачка. А с вами, оболтусами, вместо дачек — дворцы, вместо тачек — скакуны или мгновенное перемещение в пространстве...

— Подожди, но разве дворец хуже дачки? — встрял в разговор Ричард. — Видел я её домик в деревне. В Инмаре такой и за дом-то не считают. Лачуга для вконец разорившегося неудачника! Да и квартирка у неё крохотная, развернуться негде — сплошные углы да стены!

— Согласен. — Валентин наполнил бокалы друзей, предлагая выпить. — Только её тесная квартирка и убогая дачка — крепости, а ваши роскошные дворцы и замки — карточные домики.

— Не понимаю, — замотал головой инмарец. — Как-то странно ты рассуждаешь, Валя!

— Вовсе нет! Ты просто логики не улавливаешь. На Земле Стася была сама себе хозяйка. Жила, как хотела, работала, где хотела, замуж выходила по собственной воле и разводилась тоже. Её дом был только её. И она себя королевой чувствовала. Свободной и независимой. Её дом — её крепость! Никто не выгонит, не отберёт, не ввалится непрошеным гостем. А потом появились вы. Сначала Тёма — добрый и светлый мальчик, которого всё время по головке погладить хочется, потом ты — могучий и благородный воин, а уж про Диму я тихо молчу: голубоглазый красавец, окутанный флёром трагической, зловещей судьбы.

— Поэт, — буркнул Дима. — Не был я тогда несчастен и трагедии у меня никакой не было. Олефир, безусловно, со мной не цацкался, но и зря не издевался. И жилось мне вполне нормально, разве что Алинор своими выходками раздражала. Но этого для трагедии маловато.

— В том-то и дело! Тогда о каком вырывании из рук Олефира ты говоришь? Так ли плохо тебе с ним было, как Стасе привиделось?

— Ну... — Дмитрий повертел в пальцах бокал. — До путешествия на Землю я другой жизни не знал...

— Какой это другой? — ехидно перебил его Валя. — Ты припёрся к Стасе и влюбился, как мальчишка, с первого взгляда. Что, либидо внезапно взбунтовалось? Например, от долгого воздержания?

— Плохая версия, — скривился маг. — Олефир никогда не запрещал мне фрейлин и прочих керонских дамочек соблазнять. Ему это даже нравилось! Особенно подглядывать... Но это к делу не относится. Придумай что-нибудь другое!

— В смысле? — Валентин изумлённо посмотрел на друга. — Что я должен придумать?

— Я хочу знать, почему влюбился в Стасю!

— Э... ну... не знаю, понравилась она тебе, наверное...

— Наверное... Стася похожа на Алинор...

— Эдипов комплекс?

— Что?

— Ничего, проехали. Так, говоришь, на рыжие волосы позарился?

— Нет, — замотал головой маг. — Если только чуть-чуть. По крайней мере, не до такой степени, чтобы влюбиться и кричать об этом в лицо Олефиру. А я ведь кричал.

— Оригинально. Значит, всё-таки влюбился.

— Нет!

— Тогда почему на дядю кричал?

— Вот и я хочу знать: почему?

Валентин и Дима в замешательстве уставились друг на друга. Оба чувствовали, что их абсурдный диалог крутится вокруг чего-то важного, но чего?

— А сейчас ты в неё влюблён? — нарушил затянувшееся молчание Ричард.

— Не знаю... Вроде, нет. — Дмитрий склонил голову набок, словно прислушиваясь к собственному сердцу, и твёрдо ответил: — Точно, нет! Но она моя сестра, и заботиться о ней я не перестану. Это мой долг! — Артём недовольно скривился, и маг показал ему кулак: — Только попробуй её убить — выпорю!

Валечка хихикнул, прикрыв рот ладонью, а Хавза с сомнением посмотрел на Дмитрия: мысль о том, что великого и могучего принца Камии кто-то посмеет выпороть, как проштрафившегося раба, озадачила его.

— Замуж Стаську выдать надо! — категорично заявила Ника, облизнула шоколадные губы и, прильнув к Артёму, уточнила: — За Ричи, например! Зря они что ли весь вчерашний день по углам жались?

— Ника... — простонал инмарец и покраснел, как рак. — Как тебе не стыдно?

Ричард опустошил бокал и, схватив ближайшую бутылку, наполнил его вновь. Артём же поцеловал невесту в макушку и мягко улыбнулся:

— Успокойся, Ричи! Если ты так сильно желаешь Стасю, ты её получишь. Дима не будет возражать против вашего брака. Скажу больше, он с огромной радостью отдаст сестру тебе. Я правильно говорю, братец?

Голос принца сочился ехидством и напускной любезностью, и Дима, не желая вступать в перепалку, просто кивнул.

— Спасибо, — неуверенно вымолвил инмарец, жалея о том, что Станиславы нет рядом, и он не может сейчас же предложить ей руку и сердце.

— Замечательно! — Солнечный Друг картинно похлопал в ладоши. — Мы быстро и качественно решили все проблемы. В камийском, так сказать, духе! Даже наш благородный Ричи проникся им до мозга костей! — Он пристально посмотрел в глаза инмарцу: — Я понимаю, любовь — вещь иррациональная, да что там греха таить, я сам когда-то без памяти любил Станиславу. Но что было — быльём поросло! Она меня больше не привлекает и даже, смею сказать, раздражает, но раз Ричи влюблён... — Валя развёл руками и с напускной торжественностью провозгласил: — Дадим ему Стасю! Пусть наслаждается! А о том, что он женат — забудем! Что нам какая— то Маруся?! Она ведь камийка и сделает так, как хозяин прикажет! Что с ней церемонится? Можно на аукционе продать — за камийскую мечту хорошие деньги дадут, как раз на свадебный подарок Хранительнице хватит! Или можно её какому-нибудь аристократу подарить, в награду за верную службу! А ещё Тёма может её себе взять! Почему нет? Красивая всё-таки женщина! А её чувства в Камии никого не волнуют! — Солнечный Друг обвёл бешеным взглядом друзей: — За любовь и верность, господа! — Опустошил бокал и грохнул его об пол: — На счастье!

Артём и Дима тревожно переглянулись: неожиданное выступление Валентина в защиту Маруси удивило и встревожило их. "Влюбился он, что ли?" — одновременно подумали маги.

— Нет! — отрезал Валентин, и друзья облегчённо вздохнули.

Ника же легонько толкнула Артёма в бок и указала глазами на Ричарда: инмарец багровый, как осенний листок, пялился в пустой бокал и кусал губы, соображая, как оправдаться перед землянином, но в голове почему-то крутилось лишь бессмысленное и неуместное: "Прости, Валя!"

Дмитрий требовательно посмотрел на Артёма, и тот со вздохом произнёс:

— Никто не собирался обижать Марусю. Кстати, развод с Ричардом ей только на пользу будет, потому как они с Димой любят друг друга. Вот! — Принц снова тяжело вздохнул и добавил: — И пока Дима жив, они с Машей будут вместе. Ты доволен, Валя?

— Не-а! Эта, удачная на первый взгляд рокировка, таит в себе некоторые весьма неприятные нюансы.

— О чём ты? — Дима вскинул голову и смущённо посмотрел на землянина. — Вроде бы всё стало на свои места. Ричи женится на моей сестре, я — на его жене, и все мы будем счастливы.

Ричард с готовностью закивал, подтверждая слова побратима, но землянин даже не взглянул на него.

— Предположим... Только ответь мне честно, Дима: почему ты Стасе на шею бросился, когда очнулся? Уверяю, твой порыв никак не походил на проявление только лишь братских чувств!

— Не знаю. — Дима нервно потёр лоб. — Словно толкнуло что-то. Вдруг показалось: вот она, моя половинка.

— Видишь, как оно выходит. Так где гарантия, что следующий раз, встретив Стасю, ты не полезешь к ней с поцелуями? Вдруг тебя снова что-то толкнёт? Как ты потом будешь объясняться с Ричи, Машей, да и с той же Стасей? — Валя на миг замолчал и с нажимом спросил: — Когда ты понял, что Стася тебе безразлична как женщина?

— Наверное, в тот момент, когда Тёма вынес смертный приговор. Мне стало жаль её примерно так же, как всех моих любовниц, что Олефир приказывал убить. И потом, она же моя сестра...

— Ясно. Значит, в какой-то момент Стася стала одной из многих. Словно любовные чары спали. Проверим?

— Давай, — согласился Дима. — Ищи, только барьера касаться не смей!

Валя кивнул и приступил к поискам. Артём внимательно наблюдал за землянином, но кропотливое исследование сознания вскоре надоело ему и, зевнув, маг обнял Нику за плечи:

— Вот, зануды! У нас с тобой праздник, а их на магические эксперименты потянуло. Особенно Солнечный Дружок старается, даже про выпивку забыл.

Измазанные шоколадом губки сложились бантиком, а небесно-голубые глаза лукаво блеснули:

— А ты не хочешь заняться экспериментами, Тёма?

— Ну, вот... И ты туда же! Что вам всем сегодня неймётся?!

— Неймётся?!? — Возмущению Ники не было предела. — Да я полгода без магии живу! Локти от досады кусаю, глядя, как Стаська с Ключом развлекается!

— Ключ! Точно! — Валя с грохотом отодвинул стул, подбежал к Артёму и, приплясывая от нетерпения, попросил: — Дай мне его скорее, Тёма!

Глаза принца Камии наполнились недоумением, но от вопросов он воздержался. Пожал плечами, достал из кармана кристалл и протянул Солнечному Другу. Недолго думая, Валентин накинул цепочку на шею и повернулся к Диме:

— Ну как?!

Несколько мгновений маг молча хлопал глазами, а потом его взор слегка затуманился и на губах расцвела смущённая улыбка:

— Никогда раньше не замечал, что ты удивительно симпатичный мужчина, Валечка.

— Чудненько! — Валя сорвал с шеи Ключ и сжал его в кулаке: — Что и требовалось доказать!

Дмитрий мотнул головой и с ужасом посмотрел на землянина:

— Отдай его Тёме. Немедленно! А лучше — уничтожь!

— Уничтожить не получится, сил у меня не хватит. Уж больно мощная штуковина. И странная! Такое ощущение, что Ключ — предмет одушевлённый. Со своим характером и эмоциями. Я, например, ему не по душе, но он готов договориться, на взаимовыгодной основе. Да и любовной магии я в нём не чувствую, хотя если он живой, то сам по себе любить способен.

— Даже так? — Дима нервным движением выудил из воздуха сигарету, затянулся и налил себе вина. — Интересное предположение, Валя. Только не очень верится, что Ключ в меня влюбился. — Он глотнул вина и свирепо прорычал: — Я хочу знать, кто настроил его на меня! А узнаю — убью без сожаления!

— Лайфгарм? — предположил Артём, вытянул руку, и амулет послушно возник на его ладони. — Только зачем?

Временной маг со всех сторон осмотрел полыхающий красным камень и, хитро подмигнув другу, надел на шею.

— Тёма! — возмущённо заорал Валентин, переместился к нему и рявкнул: — Сними немедленно, шутник!

— Я не шучу! Я буду носить амулет Хранительницы, и пусть теперь Дима попробует бросить меня, как обычно делал! Ну, братец, как я тебе?

Ричард, Хавза и Ника уставились на Диму, а Валентин, простонав: "Идиоты!" — вернулся на своё место и наполнил бокал. Тем временем Дмитрий улыбнулся во весь рот, а в его глазах заплясали весёлые чёртики.

— Я люблю тебя, Тёма! — с нежностью произнёс маг и с ехидцей добавил: — Только я думал, что сегодня у тебя свадьба с Никой, а не со мной. Но, если ты настаиваешь...

Дмитрий раскинул руки, приглашая друга в объятья, и тот послушно поднялся, сделал шаг... и тут раздался громоподобный смех Ричарда.

— Я не понял, кто кого соблазняет?! — вытирая выступившие на глазах слёзы, произнёс он.

Артём замер соляным столбом, а Валечка хихикнул:

— Стаси на тебя нет, Тёма! На собственной свадьбе в чужие объятья падаешь! На месте Ники, я бы немедленно послал тебя куда подальше!

— Тьфу, на вас! — Принц сорвал амулет, сунул его в карман и опустился на колено перед Вереникой. — Прости, любовь моя! Эти гады специально всё подстроили. Не посылай меня! Всё, что хочешь, для тебя сделаю!

Едва сдерживая улыбку, Вереника посмотрела на Диму, который курил, с одобрением поглядывая на Артёма, и задумчиво протянула:

— Даже не знаю...

— Ну, пожалуйста... Я больше так не буду!

— Ладно, выполнишь моё желание, считай, что прощён. Верни мне магию!

— Как скажешь!

Артём взлетел на ноги, сграбастал Веренику в объятья и впился в её губы долгим, глубоким поцелуем.

— Я думал, он колдовать будет, — разочарованно прошептал Хавза на ухо Валентину.

— Он колдует, просто ты не видишь, — отозвался Солнечный Друг, задумчиво глядя на Диму.

— Что опять не так, Валя? — Дмитрий перестал улыбаться: — Какие мрачные мысли бродят в твоей голове?

— Ключ. Он опасен для тебя. Тот, кто носит его, получает над тобой неограниченную, чудовищную власть. До сих пор тебе везло: Стаська не знала этого, я и в страшном сне не представляю себя твоим хозяином, а Тёма — бестолочь, никак до него не дойдёт, что ты и без Ключа любишь его и сделаешь всё, что он захочет, впрочем, как и он для тебя. А вот если бы Фёдор в своё время нацепил эту цацку на шею... Представляешь, что было бы?

Дмитрий помрачнел, а Ричард пожал плечами:

— Не пугай нас, Валя. Пусть Тёма уничтожит амулет, и все дела!

— Избавиться от амулета — идеальный вариант, — согласился Дима

Друзья повернулись к молодожёнам: Тёма, сложив руки на животе, с умилением наблюдал, как Ника вертится перед большим напольным зеркалом, меняя наряды.

— Артём!

Окрик Димы вырвал принца из пленительных грёз, и от резкого возвращения в реальность он аж подпрыгнул.

— Что? Случилось что?

Артём вскочил со стула, тревожно озираясь по сторонам

— Уничтожь Ключ!

— Зачем? Он такой совершенный, яркий, живой...

— Уничтожь!

В голосе Димы прозвучал металл, и Артём, нехотя вынув амулет из кармана, сжал его в ладонях:

— Ничего себе сила! Присоединяйся, господа маги, попробуем все вместе!

Дима, Валя и Ника послушно раскрыли сознания и, собрав силы воедино, временной маг обрушил их на Ключ.

— Бесполезно! — воскликнул он, пошатнулся, и Ричард, пулей вылетев из-за стола, подхватил его под руки, усадил на стул и сунул под нос бокал. — Спасибо, дружище! — Артём обвёл усталым взглядом бледные лица магов и бросил Ключ на стол: — Этот камешек совсем не прост! Я едва сознание не потерял, а он словно и не заметил моих потуг! Интересно, какой маг его сотворил?

— А ты не знаешь? — искренне удивился Ричард. — В Инмаре тебе любой малец эту легенду расскажет! Или ты настолько плохо учился в УЛИТе?

— Хорошо я учился. Корней был доволен!

— Тогда почему спрашиваешь? — ехидно поинтересовался Валя, дрожащей рукой поднося ко рту бокал.

— Забыл!

— Ага, скажи ещё, что пропустил эту тему по болезни, — ухмыльнулся инмарец и, смилостивившись, сообщил: — В легенде говорится, что первая Хранительница Верна достала его из Источника. Скорее всего, Ключ — творение Лайфгарма.

— А... — Артём с подозрением взглянул на сияющий камень. — Значит, это Лайфгарм издевался над Димой? Ну и задам я ему, когда вернусь. Узнает, как ссориться с временным магом! Дрянь!

— Не кипятись, Тёма. — Дмитрий затянулся и, выпуская дым кольцами, произнёс: — Ричард рассказал один из вариантов легенды о первой Хранительнице. В других — Ключ появлялся на плитах, или падал с неба, или зависал в воздухе, а в одном старом свитке я наткнулся на утверждение, что Верна родилась с Ключом на шее, и именно поэтому Лайфгарм сделал её Хранительницей. Так что, утверждать, что Ключ — создание мира, я бы не стал. Хотя Источник и Ключ связаны между собой. Ведь до Стаси магов среди Хранительниц не было, и они открывали Источник только с помощью Ключа.

— А что, были маги способные открыть Источник без помощи Хранительницы? — заинтересовался Валентин. — Вас с Тёмой я не считаю.

— Ну и зря! Мы как раз и есть такие маги! Запретный сын Хранительницы и повелитель Времени! В летописях ещё демиурги упоминаются, но как-то вскользь, со множеством но.

— А ты, оказывается, вспомнил достаточно много, Дима, — заметил Артём, нежно поглаживая светлые кудри Вереники. — И я очень-очень рад этому. Теперь ты наконец готов признать величие моего любимого магистра, добровольно и безоговорочно.

— Конечно. Я признаю Олефира великим магом и учителем. Он достоин восхищения уже за то, что не побоялся воспитывать нас с тобой, Тёма. На чём и погорел!

Ричард одобрительно улыбнулся, и принц Камии бросил на него уничижающий взгляд, однако промолчал. Некоторое время он перебирал волосы Ники, стараясь сплести их в косичку, а потом поднял влажные шоколадные глаза на Диму:

— И ты скорбишь о его смерти? Ты осознаёшь всю глубину своего преступления?

— Да, — серьёзно кивнул Дмитрий. — Он был моим дядей, учителем и защитником. Мне жаль, что пришлось убить его.

Артём моргнул, по его щеке скатилась слезинка, и он слизнул её языком:

— Тогда я должен казнить тебя. А я не хочу. Придумай, пожалуйста, что-нибудь!

— Помилуй меня своей властью повелителя Камии: замени смертный приговор на пожизненное служение тебе. Камийцы народ покладистый, и на ура примут любое решение своего правителя.

— Ну да, — хихикнул Валентин. — Верёвки самим приносить или профсоюз обеспечит?

Хавза неодобрительно покосился на Солнечного Друга, но тот с серьёзным видом смотрел на Артёма.

— И то верно! Я же справедливый правитель! Вернёмся в Ёсс, прикажу Бастиару всё это на бумаге написать. С обоснованием и прочее, прочее, прочее... Что?

Временной маг с испугом взглянул на землянина, потом на Диму и, схватив со стола Ключ, спрятал его в карман.

"Давай, не тяни, просто вытрави из их памяти знание о том, как Ключ влияет на Диму. Никто не должен догадаться об этом! — настойчиво повторил Солнечный Друг. — Пусть помнят о том, что ты отобрал Ключ у Стаси и взял себе, а потом мы болтали ни о чём, пили, ели и поздравляли вас с Никой. Пусть они помнят только о выпивке и веселье! Защити Диму!"

"Сделано!" — отрапортовал Артём через минуту и заглянул в глаза Нике:

— Устала, девочка?

— Самую малость, Тёма. Но ещё кусочек тортика съела бы...

— А я бы выпил! — заявил Ричард и улыбнулся Диме: — Выпьем за всю нашу компанию. Пусть всем нам будет хорошо!

— Замечательный тост, Ричи! — подхватил Валя. — За любовь и дружбу!

— Присоединяюсь! — Артём обворожительно улыбнулся Хавзе: — Не тормози, купец. Раз уж тебя угораздило связаться с Солнечным Другом, привыкай пить вёдрами. Он без спиртного не может, а поскольку алкоголиком себя не считает — один не пьёт, вот и спивается наша дружная компашка потихоньку.

Валентин ободряюще похлопал камийца по плечу:

— Пей, Хавза, не смущайся. Я ж как-никак всемогущий целитель! Только первые признаки алкоголизма учуешь — обращайся. Вылечу так, что до конца дней своих на вино не глянешь.

— Ну, это, пожалуй, слишком, — пробормотал гольнурец и взял в руки бокал. — За вас, господа!

По столовой разнёсся хрустальный перезвон, а когда вино было выпито, Артём встал и поклонился:

— Спасибо, что пришли на нашу свадьбу, друзья! Доброго вам отдыха!

Новобрачные исчезли, а Валентин посмотрел в окно на сияющее жаркое солнце и весело сказал:

— Спать ложиться ещё рановато! Может, пульку распишем, а?

— Без проблем, — усмехнулся Дима и перед ним возник чистый белый лист и шариковая ручка.

Глава 15

Во имя жизни.

Кевин перевернул котёл, насыпал на тряпку чистого речного песка и принялся с усердием тереть жирное закопченное дно. Нужно было разделаться с ним побыстрее, чтобы принести госпоже Амалии яблоневых дров. Джона сегодня отпустили в город — у его матери родилась двойня, и семья устраивала небольшой праздник. Главная повариха не хотела давать лучшему поварёнку незапланированный выходной, но Кевин пообещал, что возьмёт его обязанности на себя. И с самого утра вертелся как белка в колесе. Работать за двоих было нелегко и, если б не опыт всей его жизни, юноша наверняка запросил бы пощады. А так он лишь крепче стиснул зубы и заставил себя двигаться быстрее, как во дворце кайсары. Иногда Кевину даже слышался свист бича. Он настороженно оглядывался и с облегчением вздыхал, не увидев надсмотрщика.

Наконец с котлом было покончено, и юноша бросился за дровами. Возле сарая он увидел Алекса и Нила. Ребята оживлённо болтали, время от времени кидая палку лохматому, как пучок кудели, Рони. Кевин стрелой пронёсся мимо друзей, молясь, чтобы те не окликнули его, и юркнул в спасительный полумрак сарая. Перевел дыхание, быстро набрал охапку поленьев и припустил обратно. На бегу он всё же бросил короткий взгляд на мальчишек и мысленно вздохнул: ему не хватало их открытых улыбок, звонкого смеха. "Да и Клару я давно не видел. Интересно, Витус помог ей забыть меня?" — подумал камиец и нахмурился от досады. Мысль о том, что друзья могут забыть о нём, была ужасно неприятной.

Свалив дрова возле печи, Кевин приблизился к Амалии:

— Что мне делать дальше, госпожа?

— Поешь, а потом натаскай воды,— бросила главная повариха и отвернулась — приближалось время обеда, и ей было не до болтовни.

Кевин кивнул широкой спине Амалии и бегом направился к угловому столу. Налив кружку молока и отрезав кусок свежего белого хлеба, он уселся на табурет и стал наблюдать, как повара украшают блюда, предназначенные наместнице и его учителю. "И чего я взъярился? — жуя тёплую булку, тоскливо подумал юноша. — Учился бы себе магии, пока давали". Кевину не хотелось вспоминать о том, что гном сказал ему напоследок, потому что пятки начинали гореть, а внутренний голос орать: "Просто попроси прощения, идиот! Зачем тебе кухня? Неужели, хочешь до гробовой доски быть слугой?"

— Если б слугой, — пробормотал юноша и хлебнул молока.

Толстый, как колобок, Жагрон ударил в гонг, и суета на кухне достигла апогея. Поварята сняли фартуки, натянули белые перчатки и, подхватив подносы, устремились к дверям. Кевин проводил их насмешливым взглядом: его к столу не допускали, чтобы он лишний раз не встречался с наместницей. "Странно, что мадам Розалия до сих пор не явилась на кухню и не устроила мне разнос", — кисло усмехнулся юноша, поднялся со стула и вышел на улицу. Ему захотелось взглянуть на Алекса и Нила, ну и на Рони, само собой.

Он устроился на лавке, неподалёку от входа, закинул ногу на ногу и поставил на колено глиняную кружку. Стараясь не проявлять заинтересованности, он смотрел, как друзья о чём-то тихо переговариваются. Рони крутился возле их ног, подпрыгивал и тянул за одежду, призывая продолжить игру, но мальчишки отталкивали щенка и продолжали спорить.

— Тогда я сам! — громко заявил Алекс и зашагал к Кевину.

Юноша напрягся: предательское желание сбежать захлестнуло его с головой. Он покосился на приоткрытую дверь кухни, однако рыжеволосый мальчишка оказался на редкость шустрым — проскочил мимо Кевина и перегородил пути к отступлению.

— Привет, Кеви. Долго ещё от нас бегать будешь?

— Я не бегаю, — пробормотал камиец, чувствуя себя полным болваном. — У меня работа.

— Слышал. Чего это тебя в поварята потянуло? Ты же маг.

От прямого вопроса Кевина бросило в жар. Он тупо таращился на приятеля, не зная, что сказать. Алекс же терпеливо ждал ответа.

— Ты не понимаешь, — наконец выдавил камиец.

Рыжеволосый мальчишка хмыкнул и упёрся кулаками в худые бёдра, копируя мадам Розалию.

— Конечно не понимаю. Это ж надо было додуматься, отказаться от обучения магии! О чём ты думал? Я бы на твоём месте держался за господина Витуса руками и ногами! Маги уважаемые люди! А уж господину Витусу каждый лайфгармец в пояс кланяется! Он целитель!

Кевин отвёл взгляд от раскрасневшегося лица Алекса и скривился. Объяснять приятелю свои поступки он не желал, потому что тогда бы пришлось рассказать о годах, проведённых в рабстве. Рассказ вышел бы унизительным и жалостливым, а в сочувствии юноша не нуждался.

— Так было надо, — твёрдо проговорил он.

— Глупо, Кевин, — тряхнул волосами Алекс. — Если вы с Витусом поссорились, то ты обязан попросить у него прощения. Он же старше! Неужели, в этой твоей Камии тебе не объясняли таких простых вещей?

— Я не могу.

— Ясно. А мы-то надеялись, что ты станешь настоящим целителем...

Мальчишка разочарованно махнул рукой, отвернулся и зашагал к Нилу. Глядя ему вслед, Кевин уныло подумал, что во всём виновата его дурацкая гордость. "И почему я не послушался Витуса? Он же прямо говорил, что я лгу себе. Ну, какой я теперь раб? Смешно. Да окажись я сейчас во дворце кайсары, меня бы мигом засекли до смерти! Совсем я в Лайфгарме распоясался. Маг, видите ли, мне не угодил!" Кевин почувствовал, как щёки заливает краска. Впервые за время жизни в Кероне, он признался себе, что изменился. Юноша соляным столбом стоял у дверей кухни, смотрел, как Нил и Алекс по очереди кидают Рони палку и пытался понять, что теперь делать. Попросить прощения у Витуса и вновь стать его учеником? Или натаскать воды, забиться в тёмный уголок и продолжить лгать себе? Не в силах принять решение, Кевин представил хозяина — смертельно-опасного мага с пылающими холодными глазами. Но образ, обычно действовавший на него, как ледяной душ, на этот раз не сработал. И через минуту Кевин осознал почему: он устал постоянно бояться.

"А ведь всю эту неделю я мог бы обучаться магии. Мог узнавать что-то новое, учиться защищать себя и своих друзей. Возможно, и хозяин взглянул бы на меня по-другому". Слово "хозяин" больно резануло по сердцу, но юноша не стал отмахиваться от действительности. "Витус говорил, что Дмитрий самый сильный в Лайфгарме маг, а, значит, если он вернётся и скажет, что я свободен — прекрасно, нет — буду служить ему и все дела. В конце концов, не в поварята же он меня отрядит, всё-таки я маг! Дело за малым — попросить у Витуса прощения". Кевин поставил кружку на лавку и поёжился. Ему было страшновато встречаться с учителем, но, собрав волю в кулак, он сорвался с места и понёсся в трапезный зал.

Юноша бежал по коридорам, не замечая ничего и никого вокруг. Он сильно бы удивился, если б на минуту остановился и огляделся. Его провожали задумчивые и одобрительные взгляды, открытые улыбки и довольные голоса. Но Кевин с его камийским воспитанием никогда не задумывался о том, как относятся к нему в Кероне. Он представить себе не мог, что и взрослые, и дети сочувствуют ему, уважают за трудолюбие и скромность, и всем сердцем ратуют за то, чтобы он стал настоящим магом. И лучше всего целителем, таким же могущественным и умелым, как господин Витус.

Стражники у дверей трапезного зала переглянулись, увидев бегущего со всех ног камийца, и, не сговариваясь, распахнули высокие массивные створки. Не снижая темпа, Кевин влетел в зал и подбежал к столу. Витус и Розалия обедали с министром финансов и тремя незнакомыми юноше аристократами, но это не умолило его решимости. Камиец посмотрел прямо в глаза учителю, поклонился и замер, ожидая, когда тот позволит ему заговорить.

Розалия Степановна бросила взгляд на гостей, которые с нескрываемым интересом разглядывали сына Олефира, и склонилась к мужу:

— Может быть, вам поговорить в кабинете?

— О нет, дорогая, — улыбнулся гном и поцеловал руку жены: — Мальчика пробило на подвиги. С нашей стороны было бы неразумно останавливать его. — Витус строго посмотрел на ученика, выдержал паузу и произнёс: — Говори, Кевин.

Камиец снова поклонился. Сердце в груди колотилось как бешеное, коленки подрагивали, но он заставил себя говорить громко и чётко:

— Я пришёл попросить прощения, учитель. Вы были правы: я лгал себе. Но теперь я осознал это, и, прошу Вас, господин Витус, возьмите меня обратно в ученики. Клянусь: я буду выполнять все Ваши приказы и слушаться Вас во всём...

Юноша покраснел: оставалось сказать самое неприятное. Подбородок пополз вниз: желание опустить голову и уткнуться взглядом в пол нарастало, но Кевин не позволил себе проявить слабость. Он вперил взгляд в лицо учителя и твёрдо закончил:

— До тех пор, пока не вернётся Дмитрий!

— По крайней мере, ты назвал его по имени, — пробормотал гном, и уголки его губ дрогнули. Он одержал маленькую, но крайне важную победу: робкий, зажатый камиец начал осознавать себя свободным.

Чувствуя на себе заинтригованные взгляды, Витус придал лицу задумчивое выражение, побарабанил пальцами по подлокотнику кресла и благосклонно кивнул:

— Я прощаю тебя, Кевин.

— Спасибо, учитель, — облегчённо выдохнул юноша.

Розалия хотела пригласить мальчика к столу, но Витус взял жену за руку, многозначительно качнул головой и обратился к камийцу:

— Однако есть одно но, Кевин. Став поварёнком, ты взял на себя определённые обязательства. Ты это понимаешь?

— Да, учитель. — Кевин почувствовал, как запылали его уши. Он вспомнил, что госпожа Амалия приказала ему натаскать воды, а он бросил работу и убежал, никого не предупредив. — Я немедленно вернусь на кухню, учитель.

— Молодец, — похвалил его гном. — На сегодня ты останешься в распоряжении Амалии, но завтра утром ты вновь станешь моим учеником и братом короля. Со всеми вытекающими последствиями!

Кевин поклонился и пулей вылетел из трапезного зала, а Розалия повернулась к мужу и очаровательно улыбнулась:

— Я всё думаю, кто же ты больше — учитель или воспитатель?

— Разница принципиальна?

— О, да, но это я объясню тебе позже. — Землянка обласкала мужа взглядом и повернулась к гостям: — Итак, господа, вернёмся к нашему разговору.

— Позже, — внезапно произнёс гном и положил ладонь на плечо жены. — Простите нас господа. Мы продолжим разговор в другой раз.

Розалия хотела возмутиться, но, взглянув на побледневшего Витуса, нахмурилась и, ни слова не говоря, поднялся из-за стола. И в тот же миг они оказались в спальне королевы: на кровати, прямо на белоснежном, расшитом золотыми оленями покрывале лежала Станислава. Глаза её были закрыты, руки сложены на животе, грудь вздымалась ровно и редко — женщина спала глубоким, крепким сном.

— Как она сюда попала?

— Возможно, Дима помог. — Витус приблизился к Хранительнице, внимательно оглядел её и осторожно коснулся пальцами неестественно холодного лба. — С ней что-то не так.

Гном прикрыл глаза, попытался проникнуть в Стасино сознание, но натолкнулся на плотную тёмную стену. Маг усилил заклинание — безрезультатно.

— Так что с ней? — с надеждой спросила Розалия. — И, кстати, где Ключ?

— Не знаю. Меня пугает её появление в Кероне, Роза. А Ключ, скорее всего, остался в Камии.

Землянка скрестила руки на груди и, сверля взглядом расслабленное лицо бывшей невестки, пробормотала:

— В свете последних слов Марфы предлагаю готовиться к крупным неприятностям. Может быть, предупредить Кевина?

— Не стоит. У мальчика и так нервы ни к чёрту. Не хватало ещё, чтобы он поддался панике и выкинул что-нибудь из ряда вон выходящее. А он может — дар у него сильный и необычный!

Розалия присела на край кровати и, помолчав, осведомилась:

— Сколько у нас времени до того, как она проснётся?

— Трудно сказать. Час или сутки. Её сон магического происхождения, — задумчиво произнёс гном, приподнял веко Хранительницы и с интересом всмотрелся в изумрудно-жёлтую радужку. — Что-то мне это напоминает. — Внезапно маг отпрянул от постели и скрипнул зубами: — Это не Дима!

— А кто?

— Я должен кое-что проверить, дорогая. — Витус обвёл цепким взглядом спящую Хранительницу и попросил: — Посиди с ней, Роза, вдруг она проснётся, пока меня не будет.

— Но...

— Ничего не бойся, для тебя она не опасна.

Витус быстро поцеловал жену в щёку и исчез, а Розалия мрачно уставилась на Хранительницу:

— И что за проблемы ты принесла в наш замок, девочка? Хочется верить, нам не придётся убивать тебя. Ссориться с Димой не хотелось бы.

Землянка встала, достала из шкафа лёгкое шёлковое покрывало, накинула его на спящую женщину и устроилась в большом кожаном кресле у окна. Так, чтобы не упускать Хранительницу из виду. "Одна радость, когда ты очнёшься, я наконец-то узнаю, как поживает мой сын".

Стася стояла на краю бездонной пропасти, заполненной обрывками лёгкого светло-серого тумана. Страшно не было: Стася никогда не боялась высоты и сейчас с интересом наблюдала, как полупрозрачные сгустки беспорядочно скользят во мраке, то сливаясь в густые тучи, то расползаясь рваными клоками. Трусость инмарца, предательство брата, капризы временного мага — всё это растворилось в светлом тумане, перестав волновать Хранительницу. В душе воцарились мир и покой, как в детстве, когда она жила на Земле с любимым отцом. "Никуда отсюда не уйду", — подумала Станислава, улыбнулась, но резкий, болезненный толчок в спину мгновенно изгнал улыбку.

— Что за чёрт? — возмутилась женщина, повернулась и с ужасом вытаращилась на шипастую каменную стену, которая неумолимо двигалась на неё, грозя столкнуть в пропасть. — Нет!!! Не хочу!!! — закричала Стася и рухнула вниз, в бездонный мрак забвения.

Она нелепо махала руками, орала и летела, летела, летела... Внезапно падение прекратилось. Хранительница спиной впечаталась в липкое серое облако и распласталась на нём морской звездой. Гадкая склизкая масса облепила женщину с ног до головы, по капле высасывая жизнь.

"Я умру. Сейчас я умру, — беззвучно запричитала Станислава. — Меня не станет, и они будут счастливы. Мерзавцы!

— Ты абсолютно права, девочка, — прозвучал во мраке хриплый, скрипучий голос.

Хранительница вздрогнула, попыталась повернуть голову, но противная серая слизь тут же затвердела, и женщина оказалась замурованной в ней. Только лицо осталось открытым, правда, увидеть, что творится вокруг, мешали обрывки тумана.

— Кто ты?

— Разве это важно?

— Да.

— Не думаю. Для тебя важно остаться в живых, а кто поможет тебе — не суть.

— Чушь! Я не приму помощи неизвестно от кого!

— Твоё право. Прощай.

Липкие серые обрывки скользнули к лицу, забились в рот, нос, и Хранительница отчаянно взвыла: "Помоги! Кто бы ты ни был!"

— Хорошо.

Клочки тумана исчезли. Стася с наслаждением вдохнула чистый горный воздух:

— Спасибо.

— Рано благодаришь, детка. — Голос стал чуть громче, словно неведомый собеседник приблизился. — Сначала мы кое-что обсудим.

Стасе до жути хотелось увидеть "спасителя", но, даже собрав все силы, голову повернуть не удалось.

— Я согласна на всё, только вытащи меня отсюда!

— Прямо-таки и на всё? — ухмыльнулся голос. — А если я прикажу тебе убивать?

Станислава представила себя с окровавленным ножом в руке, и к горлу подступила тошнота. Но потом она вспомнила, сколько людей погибли от руки её мерзких родственничков, и рявкнула:

— Значит, буду! Чем я хуже их?!

— Золотые слова, девочка. Итак, мы договорились: я возвращаю тебя к жизни, а ты делаешь всё, что я прикажу.

— Да! — выдохнула Хранительница и почувствовала, как затвердевшая масса трескается и рассыпается в прах.

Тёплые ласковые руки подхватили Стасю и, баюкая, понесли вверх, к чистому бледно-голубому небу. "Кто же спас меня?" — подумала женщина, и почти сразу волна приятной дремоты накрыла её, даруя тихий, спокойный сон...

— Слава Богу, ты очнулась!

Станислава открыла глаза и в смятении взглянула на бывшую свекровь:

— Что со мной?

Розалия успокаивающе погладила её по руке:

— Теперь всё в порядке, дорогая. Ты проспала почти сутки. И спала так крепко, словно отсыпалась за сотни бессонных ночей. Неужели в Камии было настолько плохо?

— Ужасно.

Станислава откинула шёлковое покрывало и села, растерянно глядя по сторонам. Комната, в которой она провела в затворничестве целый год, показалась чужой и мрачной, несмотря на светлые стены и огромные окна, а солнечные лучи, танцующие на огромном белоснежном ковре — враждебными. "Ну, почему он не выбросил меня на Землю? Нарочно! Хотел, чтобы я мучилась в этом треклятом Лайфгарме, в этом ненавистном замке, среди грязных, аморальных людишек! — Станислава покосилась на бывшую свекровь и вздохнула: — Конечно, Розалия — исключение". С трудом подавив приступ злобы, женщина босиком прошлёпала к столику, на котором стояли фарфоровый кувшин и тазик, умылась и вытерлась мягким полотенцем. Жизнь сразу же показалась немного приятнее. Вновь покосившись на Розалию Степановну и мысленно порадовавшись, что та ни о чём не спрашивает, Станислава прошла в гардеробную и, скинув мятое платье, стала рассматривать королевские одежды.

— Как там Валя?

"Ну вот, спросила", — кисло подумала Хранительница. Сказать что-либо приятное о Валентине и его собутыльниках язык не поворачивался. Сдёрнув с плечиков простое коричневое платье, Стася натянула его на себя и, аккуратно застегнув мелкие, отделанные речным перламутром пуговицы, повернулась к бывшей свекрови:

— Насколько я знаю, с Валей всё в порядке. Видите ли, Розалия Степановна, мы встретились с ним всего пару дней назад и толком не поговорили, но, судя по тому, что я видела, Ваш сын вполне доволен собой и жизнью.

Если ответ и не понравился наместнице, то виду она не подала. Всё с тем же ненавязчивым участием Розалия протянула Хранительнице деревянный гребень, потом тонкий золотой обруч с утопленным в металл изумрудом и раздвинула дверцы обувного шкафа. Осторожно расчёсывая примятые, спутанные волосы, Станислава с невозмутимым видом наблюдала за бывшей свекровью. Удивительное дело, но на эту строгую пожилую женщину злиться она не могла, а ведь её сынок был самым большим прохиндеем из тех, что встречались Хранительнице. "А ещё говорят, что дети — отображение родителей. Ерунда! — подумала Стася и тут же почувствовала себя виноватой. — Бедная женщина, больше полугода не знала, жив её ребёнок или нет!" Станислава отложила расчёску, возложила на голову обруч и неуверенно приблизилась к бывшей свекрови:

— Не волнуйтесь, Розалия Степановна, Ваш сын выглядит прекрасно. Он сыт, здоров и наслаждается камийской жизнью. Сейчас он живёт в великолепном двухэтажном особняке вместе с друзьями, а вскоре они отправятся в замок Артёма.

Наместница повернулась, и Станислава отшатнулась: на правильных, чуть подкрашенных губах Розалии лучилась насмешливая улыбка.

— А почему ты не осталась с ними? Почему оказалась в Лайфгарме да ещё в состоянии, похожем на летаргический сон?

Приступ ярости смыл благие намерения: Стася хотела как лучше, она старалась успокоить несчастную мать, подружиться с ней, а та начала задавать неприятные, раздражающие вопросы. Хранительнице готова была рвать и метать, а лучше — вышвырнуть зарвавшуюся землянку из своего замка, но едва взглянула в мудрые, проницательные глаза, желание выступать пропало.

— Я здесь, потому что мы с Артёмом немного повздорили, — пробормотала она, схватила с полочки туфли и обулась.

— Дима позволил ему выставить тебя из Камии? — Наместница недоверчиво качнула головой, её взгляд стал цепким и напряжённым. — Или он тоже был не против?

— С чего Вы взяли?

— Иногда ты бываешь несдержанна.

— Может быть и так, но Дима любит меня такой, какая я есть! И никогда не расстался бы со мной, если б владел магией! Но с его даром что-то случилось, и спятивший Тёма делает, что ему заблагорассудится. А заблагорассудилось ему избавиться от меня! Спасибо, хоть не убил! — на повышенных тонах закончила тираду Станислава и, резко выдохнув, заговорила сдержанным светским тоном: — Который сейчас час? Я ужасно хочу есть. Не могли бы Вы распорядиться сервировать завтрак?

— Завтрак уже сервирован. — Розалия досадливо взглянула на королевский обруч в волосах Хранительницы: — Надеюсь, ты спустишься в трапезный зал, чтобы познакомиться со своим кузеном? Раз королева вернулась, самое время определиться с его титулом.

"Ещё один брат? — ужаснулась Стася. — Только не это!"

— Его зовут Кевин, — разглядывая побледневшую Хранительницу, продолжила Розалия. — Он сын покойного Олефира.

— Опять Олефир... — зло прошептала Станислава и сжала кулаки.

Кровь прилила к щекам так стремительно, что ей показалось, будто кожа сейчас покроется волдырями. Имя дяди всколыхнуло забытые страхи, и Хранительница издала сдавленный стон: жизнь с катастрофической скоростью неслась под откос. Попомнив недобрым словом всех своих "милых" родственничков, Стася мысленно обозвала Кевина чудовищем и стала лихорадочно соображать, сможет ли избавиться от него, не имея на шее Ключа. "Вряд ли..." — с тоской признала она и в сердцах воскликнула:

— Откуда он взялся?

— Из Камии, — невозмутимо ответила Розалия. — Твой непутёвый брат прислал мальчишку в Керон с месяц назад.

"Ты сволочь, Дима! Почему ты не сказал мне о нём? Что мне с ним делать?"

"Главное, не паникуй, — прозвучал в голове знакомый хриплый голос, и Станислава замерла с широко распахнутыми глазами.

Розалия Степановна тоже застыла, растерянно глядя на бывшую невестку: изумрудные зрачки расширились, вокруг радужки образовалось тонкое золотисто-жёлтое кольцо. Сначала наместница хотела позвать мужа, но передумала и, шагнув к Хранительнице, помахала рукой перед её лицом. Стася не отреагировала.

— Словно в транс впала... — пробормотала землянка и вгляделась в стеклянные глаза женщины, пытаясь угадать, что творится сейчас в её сознании.

А Стася тем временем всё глубже погружалась в себя.

"Вы?" — запоздало выдавила она.

"Я, — согласился голос и вкрадчиво поинтересовался: — Ты же не думала, что тебе всё приснилось, дорогая?"

"Я вообще ни о чём не думала!"

"Очень на тебя похоже. Но ты дала обещание и обязана его выполнить".

"И чего же Вы хотите?"

"Развлечься. Теперь, когда мы обрели друг друга, ничто не мешает нам прекрасно провести время. Хочешь, чтобы гадкие, жалкие люди трепетали при одном взгляде на тебя? Слушайся меня, и никто, никогда не посмеет перечить тебе. Ты заведёшь в Кероне свои порядки и сможешь делать всё, что захочешь. Правда, заманчиво?"

"И все будут меня слушаться?"

"Как один!"

"Я готова! Что надо делать?"

"Отправляйся в трапезный зал!"

Станислава моргнула, и Розалия едва не подпрыгнула от неожиданности.

— Что с тобой происходит, Стася? — с сочувствием поинтересовалась она, хотела взять женщину за руку, но не рискнула. Хмурый взгляд и вызывающая поза Хранительницы подсказали ей, что прикосновение чревато непредсказуемыми последствиями. Наместница мысленно скрипнула зубами и, пообещав Диме и Тёме весьма неприятный разговор, участливо проговорила: — Не стоит расстраиваться из-за Кевина, дорогая. Он хороший мальчик. Олефир не знал о его существовании и не успел приложить руку к воспитанию сына. Единственный недостаток юноши в том, что он камиец до мозга костей, но мы учим его нормальному общению с людьми и уже...

— Все камийцы — гнусные, тупые животные! — Хранительница с неприкрытой злобой уставилась на бывшую свекровь: — Если бы я могла, я бы разрушила Камию собственными руками! Вместе со всеми, кто там находится! И ни слезинки бы не проронила!

Розалия поджала губы. Рука так и тянулась залепить злобной девчонке пощёчину, но землянка не поддалась эмоциям. Она решила разобраться, что привело Хранительницу в столь плачевное состояние. "В конце концов, она уже сходила с ума. Может, рецидив?" Наместница расслабилась и заговорила мягко и спокойно:

— Ты, должно быть, пережила нелёгкие времена, Стася. Но зачем озлобляться? Тем более на Кевина. Мальчик с рождения был рабом. Он хлебнул в жизни горя и наша задача помочь ему обрести себя.

— Я хочу есть! — рявкнула Хранительница и, развернувшись, зашагала к дверям.

"Витус! Ты должен немедленно спрятать Кевина! Им нельзя встречаться!"

"Боюсь, я не в силах ничего изменить", — тихо ответил гном.

"Чёрт! Неужели, ты настолько веришь провидице?"

"Да, Роза".

Землянка приглушённо рыкнула и последовала за Стасей, надеясь, что вместе с мужем сумеет предотвратить надвигающуюся бурю.

Твёрдой царственной поступью Хранительница шла по замку, с наслаждением отмечая, как почтительно склоняются перед ней слуги и аристократы. "Что ни говори, а быть королевой чертовски приятно, — думала она, игнорируя приветствия керонцев. — А единоличное правление — предел всех мечтаний! Ради этого и магом не зазорно быть. Если я сумею выдернуть всех этих невежд из мерзкого средневековья и заставить жить, как положено, то смогу наконец-то вздохнуть свободно и создать семью. Мои дети должны расти в нормальной обстановке, чтобы не стать такими, как Дима и его дружки!"

— С возвращением, Ваше величество! — громко поприветствовали Хранительницу стражники и распахнули двери трапезного зала.

— Благодарю, — бросила Станислава, сделала несколько шагов и остановилась, угрюмо разглядывая светловолосого юношу, сидящего за столом рядом с гномом.

У мальчишки были такие же, как у Олефира, русые, чуть вьющиеся волосы и голубые Димины глаза, что особенно возмутило и разозлило Станиславу. Дрожа от гнева, она с усилием отвела взгляд от растерянного лица Кевина и посмотрела на Витуса:

— Что он делает за моим столом?

— Ест, — невозмутимо ответил гном и сделал глоток кофе. — Ты тоже сможешь поесть, если успокоишься и сядешь за стол.

Кевин с опаской посмотрел на красивую рыжеволосую женщину, которая чувствовала себя в замке хозяйкой, и, стремясь проявить вежливость и почтение, встал:

— Меня зовут Кевин, госпожа. Я ученик мага-целителя.

— Что? — Станислава подбоченилась и с негодованием взглянула на гнома: — Ты взял в ученики раба?

Юноша побледнел. Он беспомощно взглянул на учителя, на разъярённую женщину и рухнул на стул: кем бы ни была рыжеволосая аристократка, она явно пришла из Камии и, в отличие от лайфгармцев, знала и принимала её законы.

— В нашем мире нет рабства, Хранительница! — жёстко произнёс Витус. — Так что, будь любезна обращаться с моим учеником почтительно!

— Хранительница... — прошептал Кевин и побледнел ещё больше. Юноша не ожидал, что предсмертные слова провидицы сбудутся так скоро. "Твой единственный шанс выжить — покориться Хранительнице", — мысленно повторил он и склонил голову, с трепетом ожидая, чем закончится перепалка учителя и рыжеволосой красавицы.

— Он больше не твой ученик! — приблизившись к столу, громко заявила Станислава.

"Умница! — одобрительно прохрипел голос. — Покажи ему, кто здесь хозяин! А то глупый коротышка, похоже, решил, что Керон принадлежит ему!"

— Керон мой! — в запале проревела Хранительница и ткнула пальцем в сторону камийца: — И выродок Олефира тоже мой!

— Кевин твой двоюродный брат! — Витус прищурился, разглядывая золотистое кольцо вокруг изумрудной радужки Стаси, и сухо добавил: — Он твой родственник, в отличие от поработившего тебя мага!

"Так не пойдёт, драгоценная, — вмешался голос. — Мы только сотрясаем воздух. Коротышка не воспринимает тебя всерьёз. Покажи-ка ему, что настроены мы серьёзно!"

"Как?"

"С помощью раба, разумеется. Выплесни ярость на маленького ублюдка!"

"Но я не могу... — растерялась Станислава. — Бить детей нельзя".

"Он не ребёнок, лапуля. Он маг, претендующий на твой трон. Хочешь, чтобы он очухался и начал командовать тобой?"

"Нет. — Хранительница с сомнением взглянула на поникшего юношу. — Он слаб и беззащитен! Я не хочу обижать его".

"С какой стати ты защищаешь его? Только что ты кричала, что он ублюдок, а ублюдкам не место в приличном обществе, что ты собираешься построить".

"Но я не думала..."

"Думать за тебя буду я!" — рыкнул голос, и Стася почувствовала, как серое липкое облако накрывает сознание.

"Не надо!" — взвизгнула она, метнулась к Кевину и со всей силы ударила по лицу.

Голова мальчишки дёрнулась, и он полетел на пол.

— Прекрати! — Витус мгновенно оказался рядом со Станиславой, схватил её за плечи и хорошенько встряхнул: — Остановись, пока не стало слишком поздно!

— А что ты сделаешь? Убьёшь? Начинай и посмотрим, что сделает с тобой Дима! Он не простит смерти любимой сестры!

— А смерть любимого брата?

— Разве я собираюсь убить Кевина? — Станислава истерично хохотнула. — Ни за что! Мы будем дружить. Как хозяйка и пёс! Как госпожа и преданный раб! Эй, малыш, ты же хочешь дружить со мной?

— Прекрати истерику, Стася! — потеряв терпение, крикнула Розалия.

Хранительница обернулась к бывшей свекрови, о которой и думать забыла, и надменно вскинула голову:

— Не смейте кричать на меня! Я королева Годара и сестра Смерти!

— А я его наместница!

Губы Станиславы растянулись в ядовитой усмешке:

— Бывшая наместница. Отныне Годар подчиняется только своей королеве!

— Собираешься развалить страну?

— Вон! — Хранительница указала на дверь. — Чтобы через минуту духа Вашего в замке не было!

— Повежливей с моей женой, дорогуша! — хищно оскалился гном.

Окинув Витуса ехидным взглядом, Стася качнула головой:

— Женой, говоришь? Так катись вместе с ней к чертям собачьим!

— Я уйду вместе с учеником!

— Нет! — прозвучал звонкий дрожащий голос Кевина, и три пары глаз устремились на него.

Проницательные взгляды Витуса и Розалии смутили юношу, а неприкрытое торжество Хранительницы заставило сжаться и обхватить руками плечи. И всё-таки он нашёл в себе силы последовать совету провидицы.

— Я буду служить королеве, — произнёс Кевин, едва сдерживая слёзы. — Она сестра моего господина и моя хозяйка.

— Видишь, гном, мальчик умнее тебя, — зло рассмеялась Станислава. — А теперь убирайся из замка и постарайся не попадаться мне на глаза в ближайшую тысячу лет! Прощай, Роза, — добавила она, взглянув на бывшую свекровь, — ты разочаровала меня своим идиотским выбором. Это ж надо! Лечь в постель с мелким плюгавым придурком! Я была о тебе лучшего мнения!

— Как и я о тебе. — Розалия Степановна подошла к камийцу и жёстко произнесла: — Дима приказал тебе выжить. Помни об этом, Кевин, и не дай растоптать себя.

— Достаточно! Долгие проводы — лишние слёзы! Валите отсюда!

Витус смотрел, как лицо Хранительницы покрывается красными пятнами, как раздуваются и опадают правильные крылья носа, как зловеще сжимаются в кулаки тонкие ухоженные пальцы, и думал о том, что проще всего испепелить Димину сестру и навсегда избавиться от неё. Но последствия сиюминутного порыва были бы катастрофическими. И не только для него. Витус отвёл глаза от Станиславы, переместился к жене и взял её под руку. Но прежде чем исчезнуть, он не удержался и посмотрел на ученика.

Кевин вздрогнул, прочитав в его взгляде живое участие, затаённую ярость и... вину. Буря чужих эмоций захлестнула камийца. Он никогда не думал, что его сдержанный и рассудительный учитель способен испытывать столь разные и сильные эмоции. Юноша так растерялся, что даже когда маг исчез вместе с женой, продолжал таращиться на то место, где он только что стоял.

— Кевин!

Требовательный окрик заставил повернуть голову и вспомнить, что неприятности только начинаются.

— Да, госпожа, — выдавил юноша, досадуя, что голос звучит робко и жалко. Что бы там ни было, Кевину хотелось быть сильным. Только не получалось: под пылающим взглядом Хранительницы у него помимо воли тряслись поджилки.

— Я жду!

Стася сплела руки на груди. Тщетно пытаясь сглотнуть подступивший к горлу комок, Кевин поднялся, добрёл до Хранительницы и опустился на колени. Для него это должно было быть привычным — камиец полжизни провёл на коленях — но почему-то сейчас он чувствовал себя униженным. "Возможно потому, что я позволил себе надеяться на свободу", — с горечью подумал юноша, с трудом подавляя желание уткнуться взглядом в пол.

Станислава молча разглядывала сына Олефира. В худощавом мальчишке с красивым породистым лицом не чувствовалось ни капли силы. "Наверное, в Камии он был постельной игрушкой у какого-нибудь Хавзы", — решила она и скривилась от отвращения.

"Не торопись с выводами, королева. — Голос в сознании усмехнулся. — Мальчик маг, не забывай об этом. Ты ещё удивишься, как много он способен вынести".

"Зачем он нам? — возмутилась Стася, у которой при одной мысли о неправильной ориентации братца возникло стойкое ощущение гадливости. — Если он маг, значит, жди неприятностей! Не лучше ли сразу прикончить его?"

"Вот как, прикончить? Ты меня поражаешь, королева! Совсем недавно ты говорила, что детей даже бить нельзя. А теперь — прикончить? Или ты боишься его?"

"Никого я не боюсь!"

"Правильно, со мной тебе нечего бояться".

"Дима тоже так говорил. И Олефир!"

"Я не они! — разозлился голос, и, уловив на краю сознания липкую сеть тумана, Хранительница моментально взяла себя в руки. — Так-то лучше, королева. Начинай задавать ему вопросы!"

"Какие?!

"Я подскажу".

— Зачем Дима прислал тебя в Керон?

— Не знаю, госпожа, — тихо ответил Кевин. — Он дал мне свою саблю, приказал выжить, и я оказался здесь.

Хранительница презрительно улыбнулась:

— Прямо-таки кладезь информации.

— Я больше ничего не знаю, госпожа.

"Да уж, — пробормотал голос, — ничего нового мы не услышим".

"Так пусть катится на все четыре стороны! Зачем с ним возиться, если он бесполезен?"

"А вот тут ты совершенно не права, королева. Перед тобой уникальный экземпляр камийского мага. Единственный в своём роде".

"И что с того?"

Хранительница окончательно успокоилась. Если раньше её пугал странный голос, то теперь, когда он разговаривал с ней, как старый приятель, это становилось даже забавным. И приятным.

"Хочешь узнать мои планы, деточка?"

"Конечно, мы на одной стороне".

"О, нет, моя милая, пока ещё нет. Ты должна кое-что сделать, и тогда я поверю в твою... э... лояльность".

"Что?"

"Ударь его!"

"Зачем?"

"Опять вопросы?"

— Ладно, — буркнула Станислава и посмотрела на юношу, который стоял на коленях, безропотно ожидая приказа. "Бить его, всё равно, что пинать котёнка", — мелькнула досадливая мысль, и, зажмурившись, Хранительница залепила брата пощёчину.

Удар вышел вялым, похожим на неласковое поглаживание, и Кевин изумлённо распахнул глаза — Димина сестра, словно сомневаясь в правильности своих действий, таращилась на ладонь и часто моргала. "Да она не в себе! — ужаснулся юноша и икнул от страха. — Я в руках сумасшедшей магички!"

"Что ты стоишь, как пень?! — рыкнул голос. — Бей ещё раз! Сильнее! А то смотри, сама на его месте окажешься!"

"Но..."

"Считаю до трёх! Раз!"

Стася закусила губу и наотмашь хлестнула камийца. Вторая пощёчина оказалась жёсткой — Кевин почувствовал во рту кровь. Он машинально поднял руку, чтобы коснуться разбитой губы, но опомнился и вытянулся в струну. "Ну, подумаешь, ударили. Первый раз что ли. Скоро ей надоест, и она заставит меня что-нибудь делать. Все аристократы считают, что работа это нечто унизительное. Не думаю, что королева Годара — исключение. Так что, скоро, я окажусь на кухне или на конюшне, и меня оставят в покое".

"Так у нас ничего не выйдет, — тем временем пробормотал голос. — Пожалуй, нам понадобиться помощь".

"Что ты собираешься делать?"

"Не я, а ты, рыжеволосая королева. И не юли: ты прекрасно знаешь, что ждёт Кевина. Хватит строить из себя дуру!"

"Ах, ты..."

"Осторожнее, милочка. Сегодня у меня хорошее настроение, но оно может измениться. Вдруг я захочу поменять вас местами?"

"Не посмеешь! Ты, как и другие, видишь во мне сестру Смерти!"

"От которой у меня уже сводит зубы! Всё! Закончили с болтовнёй! Зови стражу и делай, что требуется! Я хочу видеть твои старания. Иначе, решу, что ты не хочешь жить".

— Стража!

Двери обеденного зала распахнулись, и двое гвардейцев рысцой подбежали к королеве.

— Этот мальчишка оскорбил меня!

Стася до крови кусала губы, не чувствуя ни боли, ни солоноватого привкуса во рту: смертельно опасный туман, маячивший на краю сознания, поверг её в беспросветный ужас. Гвардейцы же поклонились королеве, но с места не тронулись. Они не получили вразумительного приказа, и выжидательно смотрели на сестру Смерти. На коленопреклонённого Кевина стражники не смели даже коситься.

"Что ты молчишь, идиотка? — насмешливо поинтересовался голос. — Фантазии не хватает? Так сделай всё топорно и банально!"

"Кто бы ты ни был, мразь, Дима убьёт тебя! Где бы ты ни прятался, он найдёт тебя и порвёт на части!"

"Прелестно! Сколько в тебе противоречивых эмоций, моя радость. Ты бы уж как-нибудь разобралась с ними, а то ведь с ума сойдёшь. Люблю — не люблю, друг — враг... Что-то я тебя не понимаю. Впрочем, с твоими эмоциональными мытарствами мне разбираться недосуг! Отдавай приказ, или я возьму власть в свои руки!"

"Явишься в Керон? Замечательно! Чертовски хочу увидеть твоё лицо!"

"Как есть дура... Зачем мне показываться, милочка? Я просто-напросто выкину из этого тела мелкую трухлявую душонку и буду править Годаром".

"Ты не сможешь..."

"Проверим?" — мерзко хихикнул голос, и Хранительница сжалась от страха.

— Избейте его! — рыкнула она с такой злостью, что гвардейцы отступили на шаг. — Я хочу, чтобы за своё оскорбление, он истекал кровью!

Кевин вздрогнул, а стражники недоумённо переглянулись.

— Вы уверены, что хотите именно этого, Ваше величество?

— Не рассуждать!

Хранительница истерично взвизгнула и сжала кулаки. В её взгляде бушевала ненависть, граничащая с безумием, и гвардейцы, положив алебарды на пол, покорно приблизились к юноше.

Кевин опустил голову. Он чувствовал, что если посмотрит в глаза керонцам, те не смогут ударить. А ещё юноша с пугающей ясностью осознал: с того момента, как его нога ступила на белый ковёр в покоях Дмитрия, он обрёл свободу. "Нет! Не так! Дима освободил меня ещё в Бэрисе! И чтобы это понять, я должен был вновь потерять свободу!" Сердце Кевина затопила жалость, ведь сейчас гвардейцы должны были избить брата своего короля и ученика могущественного мага-целителя. Камиец украдкой приподнял ресницы и скользнул взглядом по озабоченным лицам стражников. Он не раз сталкивался с ними обоими. Одного звали Тан, а второй... Кевин болезненно скривился — второй был отцом Нила.

Тан замахнулся, и от увесистой оплеухи в ушах зазвенело, а перед глазами замерцали золотисто-белые звёздочки. Юноша упёрся руками в пол. Было очень больно, и в то же время он испытал облегчение. Кевин не хотел, чтобы гнев безумной магички обрушился на невинных людей.

Однако Хранительница осталась недовольна.

— Не солдаты, а немощь ходячая! — прорычала она, шагнула к брату и со всего размаха врезала ему ногой в живот. — Даже я, слабая женщина, способна ударить сильнее! Прекратите валять дурака, если хотите жить!

Она угрожающе сдвинула брови, и, посерев, как талый снег, гвардейцы стали пинать Кевина ногами. Стася презрительно усмехнулась, но первый же крик мальчишки заставил её вздрогнуть и ужаснуться. "До чего я докатилась?.. Но я не могу иначе. Я должна выжить! Скоро придёт Дима и убьёт мразь, которая заставила меня издеваться над ребёнком!" Стараясь не обращать внимания на крики камийца, Хранительница подошла к столу, плеснула в бокал вина и поднесла его к губам.

"Да... И зачем я только с тобой вожусь?.. — задумчиво протянул голос. — Похоже, с тобой вообще нельзя иметь дела. Ты говоришь, что мы на одной стороне, и одновременно лелеешь мечту прибить меня".

Хранительница поперхнулась вином и закашлялась. Опершись рукой о стол, она повернула голову и с тоской уставилась на вздрагивающего от ударов мальчишку.

"Ты ещё поплачь!"

"Зачем всё это?"

"И, правда, зачем?.. — Голос на секунду замолк, словно переводя дыхание, и зазвучал грубо и решительно: — Да потому что мне так хочется! Ладно, запри его где-нибудь, а то сойдёшь с ума раньше времени. Займёмся государственными делами. Может, здесь от тебя будет больше проку?!"

— Достаточно! — крикнула Стася. — Отведите Кевина в его комнату и глаз с него не спускайте! Сбежит — повешу!

Гвардейцы подхватили юношу под руки и почти бегом потащили к дверям. Ноги мальчишки безвольно скользили по мраморному полу, и, глядя на отлично сшитый сапог из мягкой коричневой кожи, Хранительница едва сдержала слёзы. Однажды она уже видела эту картину. "Я стала такой, как Олефир", — подумала она, и голос ехидно рассмеялся:

"Не льсти себе, дорогуша. До уровня Фиры тебе никогда не дотянуться, даже если ты всю жизнь посвятишь магии. — Смех резко оборвался. — Зови писаря! Указ будем диктовать".

— Писаря ко мне! — гаркнула Хранительница, усилив приказ магией, и залпом допила вино.

Через пару минут в зал вбежал взъерошенный молодой человек в тёмном костюме и чёрном берете на голове. Остановившись перед королевой, он быстро поклонился, едва не выронив из рук папку, и дрожащим голосом произнёс:

— Мариус Бор, к Вашим услугам, госпожа. — Бедняга изо всех сил старался не смотреть на окровавленный подбородок Хранительницы, но, помимо воли, взгляд упорно возвращался к подсыхающим тёмным полоскам.

— Пиши, — бросила ему Станислава и начала диктовать, старательно повторяя слова хозяина: — Я, королева Годара и Хранительница Источника, своей волей и волей моего брата, короля Годара, объявляю: иномирянка Розалия, бывшая наместница, за нарушение возложенных на неё обязательств и самовольные действия, приведшие к узурпации власти в Лирии и Инмаре, приговаривается к смертной казни. Муж бывшей наместницы, целитель Витус, признаётся виновным в пособничестве иномирянке и так же приговаривается к смертной казни, — выговорив это, Станислава округлила глаза. В голове роилось множество вопросов, но она не посмела задать их и продолжила: — Это первый указ. Теперь второй: именем королевы и короля Годара маг-учитель Корней и маг-миротворец Михаил немедленно освобождаются из-под стражи. С них снимаются все обвинения. Им возвращаются прежние должности, и в качестве компенсации за причинённый моральный и физический ущерб, Михаил и Корней могут представить мне, королеве Маргарет, по одной просьбе, которые будут удовлетворены в безусловном порядке.

Писарь поставил точку, протянул оба указа королеве и, не веря собственным глазам, проследил, как резкий росчерк пера повергает Лайфгарм в хаос: "Бедная мадам Розалия! Все труды насмарку!"

"Вот теперь в Лайфгарме будет весело!" — загоготал голос.

Хранительнице на его веселье было глубоко наплевать. Повинуясь мысленному приказу, она притянула к себе государственную печать, с силой хлопнула по обоим документам и вручила их писарю:

— Указы вступают в силу немедленно! И обжалованию не подлежат!

Писарь покрутил в руках документы и робко посмотрел на королеву:

— Но я не имею права отдавать приказы, Ваше величество. Вы должны сами...

— Тогда зови сюда маршалов и генералов! — Хранительница вырвала из его рук указы. — И полицейских, или как их там! Чтоб через десять минут все были здесь!

Мариус машинально кивнул, бросил опасливый взгляд на подбородок королевы и припустил к дверям так, словно за ним гналась орда демонов...

Отойдя подальше от трапезного зала, стражники остановились, и Тан подхватил Кевина на руки:

— Бедный мальчик. За что его так?

— Да кто ж знает?.. Никогда не думал, что Хранительница дойдёт до маразма.

Кевин протяжно застонал, и, переглянувшись, гвардейцы поспешили в его покои. Обитатели замка, встречавшиеся им на пути, останавливались, расширенными глазами провожали избитого брата короля, и бросались прочь: королева-магичка подняла руку на своего кузена, значит, она в ярости и оставаться в замке опасно. Аристократы ринулись паковать чемоданы, слуги спешили затаиться в укромных уголках, и лишь гвардейцам и должностным лицам бежать было некуда. Им оставалось лишь трепетать от страха за свою жизнь, ведь никто до конца не знал, на что способна сестра Смерти.

Тем временем Тан и отец Нила добрались до спальни Кевина. Они бережно положили юношу на кровать, сняли с него грязный плащ и камзол и осторожно смыли кровь. Прохладная вода привела Кевина в чувство. Он со стоном открыл глаза, рассеянным взглядом скользнул по лицам гвардейцев, не сразу поняв, кто это, а когда сообразил, испуганно пробормотал:

— Мне ничего не нужно, уходите.

Юноша попытался сесть, но тело буквально взорвалось от боли. Шепча проклятия, он откинулся на подушки и зажмурился, сдерживая слезы и стоны.

— Надо дать ему что-нибудь обезболивающее, — предложил Тан.

— Нет! — сквозь зубы рявкнул камиец. — Не надо. Уходите!

Гвардейцы понимающе взглянули друг на друга, и отец Нила тихо произнёс:

— Не бойся, Кевин, если что, мы возьмём вину на себя.

Глаза юноши распахнулись:

— Я боюсь не за себя! Я — никто, а у вас семьи...

— Никто? Ты брат нашего короля! — сердито заявил Тан. — И ты маг...

— Вы не понимаете, — обречённо прошептал камиец. — Хранительница жила в моём мире. Она знает его законы. Будь я хоть трижды брат короля, для неё это ничего не значит. По камийским законам я не человек. Я — вещь. Сабира подарила меня Диме. И он принял её дар. Родственные связи в Камии не имеют значения. Для Хранительницы я, прежде всего, раб! И, если Дима позволил ей издеваться надо мной, она вправе сделать со мной всё, что угодно, даже убить.

— А с чего ты решил, что он позволил?

— Она заявила, что я принадлежу ей. Кто я такой, чтобы возражать сестре Смерти? Я вынужден верить ей.

— А я — нет! — припечатал Тан.

— Прости нас, — угрюмо произнёс отец Нила. — Я не знаю, как принято в Камии, но в Лайфгарме рабства нет, и в следующий раз мы откажемся выполнять приказ королевы. А теперь, отдохни. Я скажу жене, и она принесёт тебе ужин прямо сюда.

Кевин растерянно смотрел на стражников, не понимая, что ими движет и почему они рискуют головой ради ничтожного раба.

— Почему вы помогаете мне?

— Ты дружишь с нашими сыновьями, они в восторге от тебя, — благодушно ответил отец Нила. — А ещё ты брат нашего короля, а он очень трепетно относится к родственникам и друзьям. Я не верю, что Дмитрий позволил сестре измываться над тобой, не тот он человек.

— Так что, Хранительница, скорее всего, занимается самоуправством. Она, конечно, королева, но... — Тан поморщился. — Короче, мы не бросим друга наших детей в беде!

Кевин нервно сглотнул: дружба — дружбой, но одно он знал наверняка — гвардейцы не представляли себе во что ввязываются. "Они не должны рисковать из-за меня!" Юноша медленно сжал пальцами покрывало и твёрдо произнёс:

— В таком случае, я тоже хочу помочь вам: не отказывайтесь выполнять приказы моей госпожи. Она убьёт вас. Она маг и она вернулась из Камии. Я знаю, что говорю. Камия — жестокий мир, где признают только силу!

Неожиданно двери распахнулись, и в спальню ворвались Алекс, Нил и Клара. Увидев их, юноша чуть не взвыл от досады: ситуация становилась всё более опасной и непредсказуемой.

— Уходите! Немедленно! — забыв о боли, заорал он и сел.

— Тише ты, не ори. — Алекс с невозмутимым видом усадил на постель Рони, и лохматый пёс тут же развалился в ногах юноши.

— Мы знаем, что произошло, Кевин, — с сочувствием погладив камийца по руке, проговорила Клара, шмыгнув носом: — Наша королева опять сошла с ума!

— Молчи! Или ты хочешь, чтобы с тобой сделали тоже, что с ним?— прикрикнул на девочку Тан.

Дети притихли, разом взглянув на избитого друга, и Кевин вздохнул: он знал, что этого делать нельзя, но не мог вынести испуганных взглядов своих маленьких друзей. Прикрыв глаза, юноша потянулся к целителю:

"Вылечи мне, учитель".

"Будет только хуже, мальчик мой".

"Пусть".

"Я уважаю твоё решение", — ответил гном, и камиец почувствовал, как живительная сила вливается в избитое тело. Синяки и ушибы пропали, с рубашки исчезли засохшие пятна крови, и Кевин вдохнул полной грудью. Теперь, когда боль ушла, нужно было внушить друзьям мысль, держаться от него подальше. Юноша взъерошил волосы, потёр щёку и посмотрел на детей:

— Мне очень жаль, но я больше не смогу играть с вами.

Клара и Нил обиженно нахохлились, а рыжеволосый Алекс упрямо поджал губы:

— Мама говорит, что королева Маргарет уже сходила с ума, но вылечилась. Она уверена, что и на этот раз всё обойдётся. Главное, чтобы король поскорее вернулся.

— Тогда не приходите ко мне, пока его нет.

Алекс обдумал слова камийца и серьёзно кивнул. Но стоило юноше немного расслабиться, как рыжеволосый мальчишка категорично заявил:

— Я дарю тебе Рони! С ним тебе не будет так одиноко.

Кевин потрепал собаку по загривку и вздохнул:

— Спасибо, Алекс, но Рони лучше остаться с тобой.

— Почему?

Юноша беспомощно посмотрел на Тана. Гвардеец ободряюще хлопнул камийца по плечу, подхватил Рони и вручил его Алексу:

— Не нужно вопросов, малыш. Просто сделай, как просит Кевин.

Мальчишка с неохотой кивнул. На секунду в спальне повисла тишина, как вдруг Кевин встрепенулся и одним прыжком слетел с кровати.

— Уходите все! — выпалил он, подхватил со стула камзол и поспешно натянул его на плечи: — Сюда идёт королева!

Алекс прижал к себе щенка, и дети опрометью бросились к дверям. Кевин умоляюще посмотрел на гвардейцев:

— И вы уходите.

— У нас приказ не спускать с тебя глаз, — пожал плечами Тан, а отец Нила негромко добавил:

— Ты хороший парень, Кеви. Надеюсь, королева скоро одумается... А пока держись, мальчик. Мы будем помогать тебе.

— Не надо, — испуганно замотал головой юноша, глядя, как гвардейцы отступают к дверям и замирают навытяжку.

Даже на расстоянии, он чувствовал ярость Хранительницы. Но, если ему было суждено покориться Станиславе, то Тан и отец Нила могли избежать её приказов, стоило им просто покинуть Керон. Стася вряд ли заметила их исчезновение — ненависть к брату застилала ей глаза. "А может, самому выкинуть их?" — подумал юноша, но опоздал: двери распахнулись, и в спальню ворвалась королева. Быстрым шагом она приблизилась к камийцу и залепила ему пощёчину:

— Что ты себе позволяешь, дрянь? Разве я разрешала тебе разговаривать со слугами? Разве я приказывала тебе лечиться?

Новая пощёчина обожгла лицо. Кевин упал на колени:

— Простите, госпожа.

Стася проигнорировала его лепет. Она повернулась к гвардейцам и грозно проревела:

— Немедленно верните его в прежнее состояние!

Тан и отец Нила машинально шагнули вперёд и остановились. Кевин приподнял голову, с мольбой взглянул на них, но исполненные решимости лица не дрогнули. "Она убьёт их!" — в отчаяние подумал камиец, и мысли в голове лихорадочно заметались: он, во что бы то ни стало, должен был спасти друзей.

Отказ гвардейцев выполнять приказ несказанно удивил Хранительницу. Она считала, что керонцы вышколены Олефиром и готовы выполнить любой, даже самый дикий приказ. Голос в сознании требовал немедленно убить негодяев, но Стасе безумно захотелось понять, что подвигло обычных солдат ослушаться королеву.

— В чём дело? Я неясно выразила свои пожелания?

— Простите, Ваше величество, но мы не палачи, — тихо, но твёрдо ответил Нил и гордо вскинул подбородок.

"Если ты не испепелишь их — в замке начнётся бунт и твой престол достанется мальчишке, — ехидно предупредил голос. — Как ты думаешь, что он сделает с тобой за то, что произошло в трапезном зале? Он сын Олефира, не забыла? Хочешь опять развлекать солдатню?"

"Никогда!"

Стася сжала губы и начала поднимать руку.

— Не надо! — заорал Кевин и, не успев удивиться собственной смелости, вскочил на ноги и повис на руке сестры: — Не убивай их!

Хранительница оторопела. Как разбуженная днём сова, она вытаращилась на доселе покорного юношу, точно увидела перед собой совершенно другого человека.

"Может, я неправильно выбрал помощника, дорогая? Честно говоря, мальчишка начинает мне импонировать. Есть в нём что-то такое..." — насмешливо протянул голос и замолчал, словно прикидывал, что делать дальше.

"Нет! — запаниковала Стася. — Я справлюсь!" Отринув сомнения, она сжала губы, оттолкнула камийца и ударила его кулаком в лицо:

— Что ты о себе возомнил? Как ты посмел дотронуться до своей госпожи?

Кевин рухнул на пол, но тут же поднялся и, ужасаясь самому себе, заявил:

— Вы мне не госпожа! В Лайфгарме нет рабства! Здесь я свободен!

"Что я делаю? — мысленно простонал камиец. — Я должен покориться Хранительнице! А я... Нет, я никому не позволю умереть из-за меня!"

— Ты прав, — сузив глаза, прошипела Станислава и подалась вперёд. — В Лайфгарме нет рабов, но ты — исключение из правил

"Я должен остановиться", — похолодел камиец, но вслух произнёс:

— Пусть так, но кайсара подарила меня Дмитрию, а не Вам!

— Ах, вот как ты заговорил?! — Лицо Хранительницы исказил звериный оскал. — Придётся тебе кое-что объяснить!

Магичка выбросила руку вперёд, и в тело юноши впились острые когти невидимого зверя. Кевин душераздирающе закричал, и стражники увидели, как на его щеках, скулах, шее, груди проступают глубокие, рваные царапины.

— Ты умрёшь, если откажешься подчиниться мне, раб!

Кевин стиснул зубы и, преодолевая дикую боль, метнул в королеву комок жёлтого песка. Но та лишь на секунду исчезла в центре золотого смерча, злобно расхохоталась, и жестокие изумрудные глаза впились в лицо юноши:

— Мальчишка! Никто лучше меня не умеет защищаться! Никто не умеет разрушать мои щиты! Ты никогда не сможешь убить меня! А вот я обязательно расскажу о твоём геройстве брату! И, если ты не умрешь от моей руки, Смерть ввергнет тебя в бесконечную агонию, и ты будешь вечно обливаться кровавыми слезами!

От слов Хранительницы Кевина замутило. Раб в его душе, покорный и безответный, требовал сейчас же пасть ниц и униженно молить о прощении, а едва расправивший крылья брат короля и ученик Витуса жаждал гордо расправить плечи и принять бой, даже если он окажется последним. "Это безумие! Я не хочу ни того, ни другого! — мысленно проорал камиец и затравлено посмотрел на Хранительницу, окружённую странным бесцветным пламенем. — Я не имею права драться с госпожой!" Кевин обхватил себя руками, пробежал глазами по комнате и... исчез.

"Упустишь мальчишку — сдохнешь", — любезно сообщил голос, и Стася ринулась за братом.

Кевин стоял посреди двора и растерянно крутил головой, не зная, что делать и куда бежать.

— Витус! Помоги! — взмолился он и всхлипнул, увидев перед собой ненавистную королеву.

— Сейчас же вернись к себе, Кевин!

— Нет! — отступая, замотал головой юноша. — Я не хочу быть рабом!

— Возвращайся в свою комнату! — ледяным голосом повторила Хранительница и сжала кулаки.

— Лучше умереть!

— Мразь!

Стася вскинула руку, и с её пальцев слетела багровая молния. Кевин зажмурился, прощаясь с жизнью, но ничего не произошло. Молния ударилась о невидимую преграду и растворился в воздухе. Юноша открыл глаза и часто заморгал, а Станислава топнула ногой и в бессильной ярости потрясла кулаками.

— Витус!!! — Она сорвалась на визг. — Не смей вмешиваться!

"Витус?" — в сердце камийца затрепетала надежда. Он едва не запрыгал от радости, когда рядом с ним возник старый гном. В эту минуту Кевин готов был расцеловать учителя, ибо верил, что тот пришёл спасти его.

— Ты вне закона, гном! — свирепо выплюнула Станислава. — Твой смертный приговор подписан, так что советую убираться из Лайфгарма!

— Я подумаю.

— Что тут думать?! Мальчишка — мой! Убирайся!

Витус окинул Хранительницу угрюмым взглядом:

— Твой или твоего нового друга?

— Без разницы! Убирайся!

— Я могу помочь, Стася. Пусти меня в сознание, я прогоню голос.

Станислава окаменела: предложение выглядело заманчивым, но могла ли она доверять высшему магу? Да и липкий туман после слов гнома стал уплотняться и темнеть, предвещая мучительную смерть. "А вдруг у Витуса не получится?" Хранительница сглотнула и отрицательно замотала головой.

— Не глупи. Позволь мне помочь. Я могу защитить тебя, Стася!

— Нет! — чувствуя, как туман поглощает рассудок, вскричала Хранительница. — Не лезь не в своё дело! Я — королева Годара! Я устанавливаю порядки в этом замке! Кевин — мой раб!

— Послушай себя, Хранительница! Ты же женщина, будущая мать! Как ты можешь мучить ребёнка?

Стася задыхалась: ещё секунда-другая, и смерть настигнет её.

— Я буду делать с ним всё, что потребуют! Я не хочу умирать! — простонала она, шагнула к гному и слабо толкнула его в грудь. — Уходи, убирайся, исчезни.

Кевин с горечью посмотрел на сестру. "Так вот в чём дело. Она не сама... — С губ юноши сорвался нервный вздох. — Если я буду сопротивляться, Стася умрёт, и Дима не простит мне её гибели". Он виновато посмотрел на учителя и опустился на колени:

— Я понял, госпожа. Я больше не сбегу. Я Ваш раб, и... Простите меня, госпожа.

Витус потёр виски, словно на него напал приступ мигрени.

— Мне жаль вас обоих, — пробормотал он, растворился в воздухе, и в то же мгновение липкий туман выскользнул из разума Хранительницы.

Станиславу качнуло, она инстинктивно опёрлась на плечи юноши. Кевин поднял голову, и их глаза встретились. Горечь и сострадание во взгляде брата, едва не повергли Стасю в истерику: она почувствовала себя отвратительной и гадкой. "Ну и пусть! Зато я буду жить!"

"Умничка, — равнодушно заметил голос. — Мы получили, что хотели. Пора убираться со всеобщего обозрения".

Хранительница подняла голову. Керонцы взирали на них отовсюду: из щёлочек между занавесками, из-за чуть приоткрытых дверей, прячась за хозяйственными постройками и кустами. Женщина ощутила их недоумение, страх и гордо подняла голову. "Все боятся меня!" — удовлетворённо подумала она, оттолкнула брата и направилась к замку, бросив через плечо:

— За мной, раб!

Стася ни разу не обернулась, зная, что Кевин послушно следует за ней. Она не думала, куда идёт. Голос указывал направление, женщина беспрекословно подчинялась. Прятаться от правды было бессмысленно: Станислава не желала умирать, и ради того, чтобы остаться в живых и отомстить, была готова на всё. Она знала, что от неё потребуется, и знала, что сделает это — через боль, через отвращение, через презрение к самой себе. "Это ты сделал меня такой, Дима! Будь ты проклят со своей любовью! Гореть тебя в аду за то, что ты совратил родную сестру! Никогда не прощу тебя!"

Жилые помещения остались позади. По длинной винтовой лестнице Хранительница спустилась в мрачное подземелье замка и, ступая атласными туфельками по обломкам камней, осколкам стекла и грязным лужам, побрела вперёд. Стася машинально зажигала факелы, скользила взглядом по серым, заросшим мхом стенам, и ждала очередной команды, чтобы тут же выполнить её.

"Здесь".

Хранительница остановилась перед массивно железной дверью, попыталась открыть, но та не поддалась.

— Кевин!

И они навалились вдвоём. Зловеще скрипнув, дверь распахнулась, и глазам открылась большая мрачная комната с низким сводчатым потолком. У дальней стены — грубо сложенный очаг, стены увешаны полками с какими-то железками. В центре возвышался дощатый стол, покрытый тёмными пятнами и разводами.

— Ложись.

Стася подтолкнула юношу в спину, и он на негнущихся ногах добрёл до стола. Разум отказывался воспринимать действительность. "Это не я. Это происходит не со мной, — отрешённо повторял Кевин, вытягиваясь на жуткой столешнице. — Я не вынесу пыток. Неужели провидица солгала?" С хлопком вспыхнуло пламя в очаге, и юноша повернул голову. Хранительница натянула на руки плотные кожаные рукавицы, взяла длинный железный прут и сунула его в огонь. Металл почернел, раскалился и стал оранжево-красным, как вулканическая лава. Кевин видел её на картинке в книжке, которую читал, когда был свободным. Он вдруг представил, как тонет в раскалённом море, и душу захлестнула паника. Вскрикнув, юноша вскочил и рванулся было к двери, но воздушная волна подхватила его, швырнула обратно на стол, скрутила руки и ноги так, что Кевину послышался хруст собственных костей. Он застонал от бессилия и боли, умоляюще взглянул на Хранительницу, но та лишь равнодушно пожала плечами:

— Ты тоже его жертва.

— Чья?

Кевин дрожал, как осиновый лист.

— Смерти, — оскалилась в улыбке Станислава и опустила раскалённый прут на живот брата.

Чудовищная боль пронзила тело. В ноздри ударил запах горящей одежды, палёного мяса, и камиец заорал, разрывая лёгкие и горло.

Стася отпустила прут, и он тут же скатился с живота жертвы. Чертыхнувшись, Хранительница подняла его, вернула на место и, не обращая внимания на истошные крики, прижала к телу брата. Закрепив прут с помощью магии, она неторопливо пошла вдоль полок, выбирая инструмент для следующей пытки — впереди, как сказал голос, ждал длинный рабочий день. "Я палач", — подумала Стася и ничего не почувствовала.

— И не почувствую, пока на этом столе не окажется Дима, — пробормотала она, покрутила в руках широкий зазубренный нож и, криво ухмыльнувшись, направилась к столу.

Глава 16.

Оргия.

Проснулся Артём поздно. Вылезать из-под тёплого одеяла не хотелось, и осторожно, чтобы не потревожить сладко сопящую Веренику, он закинул руки за голову и стал рассматривать узор на обоях. Тёмно-зелёные завиточки плавно перетекали в коричневые, причудливо изогнутые веточки, к которым лепились жёлтые, как яичный желток, цветы.

— И в этой убогой комнатёнке я провёл первую брачную ночь? — возмущённо пробормотал Артём и закрыл глаза, обдумывая, какой рисунок хотел бы видеть на обоях.

Но в голову, как назло, лезли образы багрово-чёрных роз, грязно-фиолетовых ирисов и хищных лесных орхидей угрюмых коричневых оттенков. Ни один из этих цветков не подходил для украшения супружеской спальни. Артём нахмурился, попытался представить чудесные цветы Белолесья, и перед внутренним взором возник цветущий луг. Яркие, радужные краски подняли настроение, но, увы, ненадолго. Посреди луга проступило тёмное, мрачное пятно. Оно росло и разливалось, словно из благословенной земли волшебного леса вдруг забил грязный, маслянистый источник. Жирные ручейки жадными щупальцами расползались по лугу, губя его многоцветную красоту.

— Хватит! — забыв про спящую рядом жену, выкрикнул временной маг, распахнул глаза и помотал головой, чтобы окончательно избавиться от неприятных видений. — Белолесье не позволит уничтожить себя! И нечего меня пугать!

Вереника что-то недовольно пробормотала во сне, заворочалась, и Артём успокаивающе погладил её по голове.

— Спи, радость моя! — прошептал он и выскользнул из-под одеяла.

Сев на край постели, маг подобрал с пола небрежно брошенные брюки и начал одеваться. Картина гибели белолеской поляны привела его в дурное настроение. Артёму нестерпимо захотелось увидеть Диму, рассказать о жутком видении, услышать его логичные, правильные объяснения и успокоиться. Он накинул на плечи чёрный плащ, подошёл к зеркалу, провёл пятернёй по растрёпанным волосам. На причёску это нисколько не повлияло, но Артём счёл утренний туалет законченным и направился было к двери, однако капризно-сонный голосок остановил его:

— Куда ты собрался, Тёма? Мы женаты меньше суток, а ты уже бежишь от меня?

— Я думал, что ты захочешь поспать подольше... — стал неумело оправдываться молодой муж. Он повернулся к Нике и виновато потупился: — Я хотел приготовить завтрак и подать тебе в постель...

— Не смеши меня, Тёма! Приготовить завтрак ты мог бы, не вылезая из кровати. Так куда ты собрался?

— К Диме и остальным. Хотел посмотреть...

— А меня, значит, бросил?! — Голубые глазки наполнились слезами. — Я твоя жена, я хочу всё время быть рядом, а ты...

Девочка горько всхлипнула, уткнулась в подушку и заплакала. Несколько секунд Артём смотрел на неё, размышляя, что сделал не так, но разумного объяснения слезам жены не нашёл. "Я же не собирался её бросать! Попил бы кофе с друзьями и вернулся. Что здесь такого?"

Маг приблизился к кровати, прямо в одежде забрался на неё и обнял девочку:

— Почему ты плачешь, радость моя? Я люблю тебя и сделаю принцессой Камии, как обещал! Хочешь, мы сейчас же отправимся в Ёсс?

— Хочу, — шмыгнула носом Ника. — Только позавтракаем сначала.

Она быстро чмокнула Артёма в щёку, выскользнула из его объятий и мгновенно оказалась возле зеркала. Выбор платья не занял много времени, всего-то минут пятнадцать-двадцать! И хотя Артёму нравилась наблюдать за тем, как переодевается Вереника, в душе он порадовался, что женился на магичке. Сколько времени занял бы туалет, одевайся она, как обычная женщина?..

— Готово! — Вереника притопнула атласной туфелькой и радостно улыбнулась мужу: — Идём, Тёма, есть, ужас, как хочется!

— Сейчас всё будет! — хихикнул Артём, и они оказались в столовой.

— Не фига себе!..

Ника присвистнула и, разинув рот, стала рассматривать комнату, ещё вчера уютную и чистую, а сегодня...

Столовая напоминала поле боя и городскую помойку одновременно. Глиняные горшки с красно-белыми геранями — сброшены на пол, нежные цветы умирали среди пыли и черепков. Фикусы, гордость Хранительницы, как раненые солдаты лежали на боку, а высыпавшаяся из вазонов земля ровным слоем устилала пол. На светлых обоях тёмнели мокрые грязные пятна. Натюрморты еле держались на стене, каждую секунду рискуя свалиться на пол. Овальный стол, лишённый искусно вышитой скатерти, выглядел так, как выглядит стол в затрапезной таверне после дикой, безудержной попойки взвода солдат: пустые бутылки, осколки стекла, остатки еды на тарелках. Правда, относительно чистый кусочек на столе всё же имелся. На нём стояла длинная керамическая бутылка и четыре бокала с остатками коричневатого, густого напитка. Дополняли натюрморт рассыпанная веером колода и прозрачная шариковая ручка. Но больше всего молодожёнов поразил не разгром столовой, а виновники этого безобразия. Ричард с громким "И-го-го!" носился по грязному полу на четвереньках, катая на спине пьяного и счастливого Хавзу. Причём одеты всадник и его конь были весьма странно. На инмарском воине красовались широкие синие шаровары и просторная рубаха, сияющая золотыми солнышками, а голый торс камийца прикрывал короткий чёрный плащ с красным подбоем.

Артём с трудом оторвал взгляд от чёрной, струящейся ткани, перевёл глаза на Дмитрия и сжал руку жены так, что Ника вскрикнула. Выдернув ладонь, девочка укоризненно взглянула на мужа и направилась к столу. Артём же как вкопанный застыл на пороге столовой и, не мигая, смотрел на Диму — его гордый и невозмутимый друг, преклонив колено и опираясь на меч Ричарда, вдохновенно и страстно признавался в любви Валентину. Костюм инмарского воина, в который был облечён Дмитрий, придавал сцене некую торжественность и возвышенность, подпорченную, правда, внешним видом Солнечного Друга, одетого в затрапезный вельветовый костюм. Зато вёл себя Валентин, как томная, избалованная всеобщим вниманием девица: с благосклонно-усталой улыбкой внимал "кавалеру" и время от времени подносил к носу алую розу.

— Ч-что эт-то значит? — выдавил Артём, но его никто не услышал: Ричард с Хавзой продолжали скакать по комнате, а из уст Димы сыпались горячие, цветистые слова. — Прекратите!!! — во всю мощь лёгких заорал принц Камии, топнул ногой, и со стен посыпались натюрморты.

Дикий вопль достиг ушей разгулявшихся приятелей. Ричард резко остановился, и Хавза, перелетев через его голову, шлёпнулся лицом в пол и замер. Валентин недовольно фыркнул, а Дима, прервав речь на полуслове, осоловело воззрился на друга.

— Тёма! — Губы мага расплылись в счастливой улыбке. Он выронил меч и радостно промурлыкал: — Как я рад тебя видеть! Присоединяйся! Будем веселиться вместе!

— Веселиться?! — Возмущению Артёма не было предела. — Как ты предлагаешь веселиться, предатель?! — Принц Камии переместился к другу, схватил его за шиворот, вздёрнул с колен и залепил пощёчину: — Ты опять предал меня! Какого чёрта ты признаёшься в любви этому прохиндею?! Он тебе дороже, чем я? Впрочем, я всегда это знал! Ты запал на него ещё у Источника, а меня сбагрил в Камию, что б под ногами не болтался! Ненавижу тебя!

Артём оттолкнул друга и сел на пол, словно ноги вдруг отказались служить ему. По щекам потекли слёзы, уголки губ печально поникли, а руки безвольно опустились.

— Почему ты дерёшься, Тёма?.. — Дмитрий потёр красную от удара щёку, плюхнулся рядом и всем телом навалился на друга. — Скажи, кто тебя обидел, и я набью ему морду! Не... лучше голову отрублю! Пусть знает!

— Да что ты несёшь?!— всхлипнул принц, морщась от стойкого запаха перегара. — Какая голова?

— Вражеская! — Солнечный Друг сотворил лорнет и поднёс его к глазам. — Никак Тёма пришёл! И плачет? Не порядок. — Он уничтожил лорнет и, вскочив на стул, скомандовал: — Дима! Шашки наголо! Мы идём на войну!

— Есть! — Дмитрий вскочил, вытянулся по стойке смирно и провозгласил: — Отомстим за Тёму!

— Кому вы собираетесь мстить? — захныкал временной маг. — Меня Дима обидел!

— Вот ему и будем! — важно кивнул Валентин и спрыгнул со стула. Пошатнувшись, он шагнул к Дмитрию и хлопнул его по плечу: — Отличная выправка, друг мой! Враг будет повержен! В бой! За Тёму!

— Я тоже хочу драться за Тёму! — воскликнул инмарец, неверной походкой приблизился к Диме и навытяжку замер рядом с ним. — Где мой меч, Валя?

— А я почём знаю? Я всякой магической дребеденью бросаться буду. Шары там всякие, диски, спиральки...

— К чёрту спиральки! Меч гони! — Инмарец схватил Валентина за плечи, оторвал от пола, потряс и поставил на место. — Куда ты его дел?

— А тебе какое дело? — пьяно улыбнулся землянин, вырвался из рук друга и попятился. — Мой меч, куда хочу туда и деваю!

— С каких это пор он твоим стал? — Ричард, сжав кулаки, двинулся на землянина: — Отдавай!

— Ни за что! Это мой меч!

Друзья зло уставились друг на друга, и тут раздался весёлый смех Вереники. Девочка хохотала, указывая пальцем на меч инмарца, преспокойно лежащий у ног Дмитрия. Ричард и Валентин одновременно бросились к оружию, наткнулись на Диму, и все трое рухнули на Артёма, который с обалделым видом сидел на полу. Оказавшись под кучей сплетённых тел, временной маг взвыл, как кот, которому наступили на хвост, и закрутился, пытаясь выбраться. Но не тут-то было: Валя непристойно ругался и бешено сучил ногами и руками, Дима и Ричард толкались и пинались, обвиняя друг друга в краже меча. Куча-мала шевелилась и орала, Вереника хохотала как сумасшедшая, а очухавшийся от падения Хавза обижено наблюдал за приятелями, которые без него затеяли новую игру. Первым из кучи выбрался Валентин. Он отряхнул вельветовый костюм и строго взглянул на Веренику:

— Ты ведёшь себя отвратительно! Сейчас же прекрати ржать! Невоспитанная девчонка!

— Между прочим, я вчера замуж вышла!

— Правда? Поздравляю! — Взгляд Солнечного Друга потеплел. — Назови мне своего избранника, дорогая. Я должен немедленно выпить с ним!

Продолжая хихикать, Ника указала на барахтающихся и матерящихся мужчин.

— Который из трёх? — развязно уточнил Валентин. — Не могу же я пить со всеми подряд! Указывай точнее!

— За Тёму! — выпалила Вереника, давясь от хохота. — Только кажется мне, что ты уже и без того пьян в доску!

— Фигня! — Валентин отмахнулся и гаркнул: — Тёма!

Голос, усиленный магией, ураганом пронёсся по столовой. Со стола посыпалась посуда и пустые бутылки. Колода карт взметнулась к потолку и разлетелась по всей комнате. Куча-мала распалась. Артём поднялся на ноги, а Дима с Ричардом, решив не тратить драгоценные силы на подъём собственных тел, поудобнее устроились на полу.

— Протрезви их, Тёма, — попросила Вереника. — А то либо дом разнесут, либо кости друг другу переломают!

— Точно! — Артём хлопнул себя по лбу. — Как же я сразу не догадался? Молодец, Ника! Что бы я без тебя делал?

— А зачем нас... Тьфу! — Валентин с укоризной взглянул на Артёма. — Мы всю ночь старались! И пожалуйста — пришёл Тёма и все труды коту под хвост!

— Замолчи, пьяница! А то в морду получишь! — взъярился принц Камии. — Мало того, что чуть дом не разнесли, так ты ещё моего Диму соблазнил! Какого чёрта он тебе в любви признавался, а? — Артём набычился и вперил взгляд в довольное лицо Валечки: — Отвечай сейчас же, а то котлету из тебя сделаю!

— Послушай, Тёма...

Дмитрий поднялся с пола, шагнул к другу, но тот отпрыгнул от него, как заяц:

— Не подходи! Убью! И слушать тебя не буду! Ты опять соврёшь!

Артём шлёпнулся на стул, закрыл лицо руками, и его плечи задрожали от рыданий. Друзья тревожно переглянулись, а Ника показала Валентину кулак.

— Прости меня, Тёма, и позволь объяснить... — опять начал Дима, но Артём замотал головой и сквозь слёзы проговорил:

— Не надо! Я всё видел и слышал! Ты опять променял меня на Валю. Тебе всегда было наплевать на меня! Ты всегда находил кого-нибудь, кто нуждается в твоей любви больше, чем я! Сначала Хранительница, потом Валя... Кто следующий? — Он отвёл руки от лица и ткнул пальцем в замшевый костюм воина. — Ричард? Да? Теперь его любить будешь?

— Не пори ерунды, Артём! — взорвался инмарец. — Мы просто в карты на раздевание играли!

— Ещё и на раздевание? — всхлипнул принц и запричитал: — Как это на раздевание?! Вы оргию здесь устроили, да? И без меня?.. Га-а-ды!!!

Валентин расхохотался, а Дима страдальчески поднял глаза к потолку, покачал головой и шагнул к другу:

— Ради тебя, Тёма, мы готовы повторить нашу хм... оргию.

— С самого начала? — Принц Камии поднял заплаканные глаза на друга: — И ты будешь признаваться мне в любви?

— Ну, это как карта ляжет, — лукаво ухмыльнулся Валентин. — Если Дима проиграет...

— Хватит болтать! — Артём обвёл сумасшедшим взглядом столовую, и та мгновенно приобрела первозданный вид. Затем он вернул друзьям "родную" одежду, удовлетворённо хмыкнул и приказал: — Садитесь скорее за стол! Позавтракаем и начнём. Во что вы играли, в преферанс, да?

— Сначала в преферанс на деньги, потом в дурака на раздевание, потом в пикового туза на желание, — перечислил Валентин, налил себе полчашки кофе и добавил столько же коньяка. Однако, понюхав напиток, скорчил брезгливую гримасу.

— Коньяка переборщил? — участливо поинтересовалась Ника.

— Не... кофе много бухнул. И пить не хочется, и выливать жалко.

— Дай попробовать!

Вереника протянула руку, и землянин передал ей чашку:

— Пей на здоровье, нечего добру пропадать. — Себе же он сотворил пузатый бокал, доверху наполненный коньяком, и, сделав глоток, расплылся в улыбке: — Вот это то, что надо!

Тем временем Ника глотнула кофе, закашлялась и раскрыла рот, дыша, как собака на жаре.

— Ну и что ты творишь, Валя?! — возмутился Дмитрий. — Ты ещё сигарету ей предложи! Мамочки на тебя нет! Подумай, что она сказала бы, увидев, как ты ребёнка спаиваешь.

— Да, ладно, тебе! Тридцать граммов коньяка никому во вред не пойдут. А пользы — море!

— Вот-вот, — поддержала приятеля Ника, зажмурилась и залпом опустошила чашку. — К тому же, я не ребёнок, а замужняя женщина. Правда, Тёма?

— Конечно, — машинально кивнул Артём. Он жевал бутерброд и напряженно о чём-то размышлял. — Ты замужняя женщина, и... — Принц Камии повернулся к Нике, взглянул ей в глаза и удивлённо спросил: — А когда ты напиться успела?

— Валечка меня коньячком угостил, — задорно улыбнулась девочка и перебралась на колени к мужу. — Было очень вкусно, а Дима опять недоволен! Сказал, что я маленькая, и Валиной маме пожаловаться обещал! Разве это правильно? — Вереника прижалась к Артёму, поцеловала его в губы и принялась стягивать с плеч плащ. — Пойдём в спальню, милый... Пусть они тут играют в свои карты, а мы будем любить друг друга. Вчера ночью ты был таким... таким нежным и ласковым, прямо как ручной тигр. Ты не представляешь, как мне понравилось. И я снова тебя хочу...

— Подожди. — Артём погладил Нику по голове и беспомощно посмотрел на Диму. — Я не хочу в спальню, я хочу в карты на раздевание играть.

— А что делать? — с напускным участием произнёс Дмитрий. — Суток не прошло, как ты женился, и не выполнить сейчас желание Ники — преступление! Придётся тебе отложить оргию и отправиться выполнять супружеский долг.

— Но... — Временной маг едва не плакал: обижать Нику он не желал ни в коем случае, но и уйти с ней не мог. Уж очень ему хотелось услышать любовное признание друга. Артём гладил жену по мягким белокурым волосам и неотрывно смотрел на Диму: — Я хочу остаться с тобой...

Хавза шумно вздохнул. "Если хотя бы один из моих наложников посмотрел на меня так, я бы пустыню для него перекопал! Ни в чём бы отказать не смог!" — с завистью подумал он, и острый локоток Валентина тотчас врезался ему в бок, а в голове прозвучало: "Возьми себя в руки, Хавза! А то накаркаешь. Все желания сбываются. Рано или поздно. Так или иначе".

"Ну и что плохого в моём желании?" — рискнул спросить камиец, но Валя проигнорировал его вопрос. Он улыбнулся и спокойно сказал:

— Эх, молодёжь... Пять капель коньяка, и уже спят мертвецким сном. Вот я бывало, в студенческие годы, сутками не просыхал и всё на ногах. Да и учиться как-то ухитрялся, сам не понимаю как.

— Да ты и сейчас пьёшь как лошадь, — пожал плечами Ричард. — Мелкий, хлипкий как кузнечик — придавишь, не заметишь, а вино хлещешь, словно воду! Давно хотел спросить: как это у тебя выходит, Валя?!

— Да кто меня знает! Метаболизм, наверное, хороший!

— Что?

— Проехали! — Валентин хихикнул и подмигнул Артёму: — Предлагаю переложить Нику на диван, укрыть одеялом потеплее да щитом понадёжнее, и пусть себе спит. Не доросла она ещё до оргий.

— Что?

Дима и Артём одновременно посмотрели на землянина.

— Так ты специально Нику напоил? — изумился Дмитрий. — Ну, хитрец!

Валя скромно потупился, глотнул коньяка и кивком указал на широкий диван, возникший в дальнем углу столовой.

— Давай, Тёма, укладывай жену спать, и начнём веселиться!

— Ага, — радостно пискнул временной маг.

Никто и глазом не успел моргнуть, а Ника, закутанная в пуховое одеяло, уже сладко посапывала на диване. Принц же сидел во главе стола и с восторгом наблюдал за руками землянина, которые ловко тасовал колоду.

— Пульку для начала распишем или как? — небрежно поинтересовался Валентин.

— Или как! — энергично закивал принц Камии. — Кому нужны эти деньги? Лучше сразу на раздевание! Только я в дурака не умею, придумай что-нибудь попроще.

— Тогда "Пиковый туз". Проще не бывает! Раздаём карты по кругу, кому туз пик выпадет, тот снимает одну шмотку. Ясно, Тёма?

— Конечно. Начинай, Валя! Да не тяни, мне не терпится посмотреть на вас в неглиже. — Артём с азартом потёр руки и гаденьким голоском проворковал: — А потом Дима будет мне в любви признаваться!

Валентин приосанился и хорошо поставленным голосом объявил:

— Заседание клуба "Голубая устрица" объявляю открытым! — Дмитрий с подозрением взглянул в слишком уж невозмутимое лицо землянина, и тот осведомился: — Что-то не так, князь? Название не нравится?

Но Дима лишь пожал плечами и поднёс к губам сигарету, зато любознательный Хавза поинтересовался:

— Что такое устрица, Валя?

Землянин улыбнулся во весь рот, словно всю жизнь ждал его вопроса.

— Я знал, что насчёт "голубой" возражений не будет! — с ехидным злорадством заявил он. — А устрица это такой съедобный моллюск. Только не говори, что не знаешь что такое моллюск!

— Не знаю. — Камиец бросил взгляд на принца и поспешно добавил: — Но спрашивать не буду.

— Вот и славно! — Артём нетерпеливо похлопал ладонями по столу. — Начинай же, наконец, Валя! А то я умру от ожидания.

— Как угодно Вашему высочеству, — склонил рыжую голову Валентин, и к игрокам полетели карты.

Тёма с замиранием сердца следил за ними, а когда туз пик не выпал ни в первом, ни во втором, ни в третьем круге, начал нервно елозить на стуле. Четвёртый круг принёс ему даму пик, а пятый...

— Туз... пик... — прошептал маг, разглядывая чёрное сердечко с треугольничком. — Не верю!

— Игра есть игра, — едва сдерживая улыбку, проговорил Валентин. — Раздевайся, Тёма!

Артём обвёл растерянным взглядом лица партнёров и хлюпнул носом:

— Ладно, плащ я сниму, только пусть теперь Ричард карты раздаёт. А то знаю я Валю! Небось, специально мне туза подсунул! А Ричи — честный, мухлевать не будет, как некоторые.

— Будем считать, Тёма, что твои гнусные инсинуации я пропустил мимо ушей, — с кривой усмешкой заметил Валечка и передал колоду инмарцу: — Работай, честь и совесть нашей эпохи!

Ричард серьёзно кивнул, тщательно перетасовал карты и стал не спеша раскладывать их перед друзьями. На этот раз пиковый туз достался Диме.

— Ура! — возликовал Артём. — Есть в жизни справедливость! Продолжай в том же духе, Ричи, и мы в два счета разденем его!

Дмитрий весело улыбнулся другу, скинул чёрный с красным подбоем плащ и поднял бокал:

— За тебя, Тёма!

К нему присоединились и остальные. Валентин хлебнул изрядный глоток коньяка, лениво развалился на стуле и поймал себя на мысли, что эта карточная игра напоминает ему игру четырёх умудрённых опытом гувернёров со своим высокопоставленным, капризным воспитанником лет, скажем, четырнадцати. Он с отеческой нежностью взглянул на Артёма, и ещё раз похвалил себя за правильные ассоциации — лицо "воспитанника" светилось от воистину детского восторга и любопытства. "Милое, любознательное дитя — иначе не скажешь, — подумал Валя и тут же поёжился, вспомнив о кровавых и жестоких легендах про принца Камии. — Исчадие ада с ангельским личиком. Или такая странная форма шизофрении?" Валентин перевернул карту и под весёлый смех временного мага стал стягивать солнечный балахон.

В следующую раздачу пиковый туз вновь достался Артёму.

— Так нечестно, Ричи! — тотчас завопил он. — Ты поддался влиянию Вали и наколдовал мне его!

— Я уже в мага превратился? — Инмарец картинно схватился за голову: — Что скажут мои подданные? Король-маг! Что может быть оскорбительнее? О горе мне, несчастному!

Но выступление Ричарда не произвело на Артёма впечатления.

— Всё равно ты смухлевал! Подтасовать карты можно без магии! По моим расчётам пиковый туз должен был достаться Диме!

— По каким-таким расчётам, Тёма? — язвительно осведомился Солнечный Друг. — Колдуешь потихоньку? А ну-ка, дай сюда карты, Ричи!

— Ничего я не колдую! — заверещал принц Камии. — Это, как её, теория вероятностей! Вот!

— Не мудри!

Валентин потянулся к колоде, но она мгновенно рассыпалась в прах.

— Некогда мне тут с вами в игры играть! — Артём вскочил. — Я правитель Камии, меня дела ждут! Мне надо срочно... э... — Он почесал затылок. — Отчёты проверить. Вот! Поехали в Ёсс!

Принц махнул рукой, разрушая щит, и вдруг побледнел, затравленно взглянул на Диму, плюхнулся обратно на стул и забормотал:

— Ёсс подождёт. Это невежливо — игру прерывать. Надо уметь проигрывать. И всё такое...

Артём начал расстёгивать рубашку, но жемчужно-чёрные пуговицы выскальзывали из дрожащих пальцев, и маг резко рванул ворот. Стук пуговиц об пол прозвучал в тишине столовой зловещей барабанной дробью.

— Что случилось в Ёссе, Артём? — металлическим голосом спросил Дима. — Отвечай!

— Нет!

В глазах принца Камии стоял панический, животный страх, но Дмитрий не отступил. Он медленно поднялся, подошёл к другу, сжавшемуся в комок, и, вздёрнув его на ноги, повторил:

— Что случилось в Ёссе? Отвечай!

— Н-ничего, — заикаясь, выдавил Артём и безвольно обмяк в руках друга. — Делай со мной что хочешь, Дима, только в Ёсс не ходи!

— Почему?

Принц не ответил. Закусив губу и закрыв глаза, он упрямо мотал головой и молчал. Дмитрий тяжело вздохнул, усадил друга на стул, повернулся к Валентину и невольно вздрогнул — таким бледным он не видел землянина никогда.

— Ты тоже видел?

Валя моргнул, перевёл глаза на Ричарда и кивком указал на Нику. Бесшумной походкой инмарец подошёл к девочке, взял её на руки, а Валентин снова посмотрел на Диму.

— Крепись, друг, — прошептал он и положил ладонь на его плечо.

И Дима понял, что случилось в Ёссе. Он хотел оттолкнуть землянина, закричать, но не смог издать ни звука, точно ледяная рука сжала горло и потянулась к неистово бьющемуся сердцу. Переноса маг не почувствовал, просто краем сознания отметил, что одна комната сменилась другой. Чувства и желания застыли, словно Смерть вырвался из-за барьера и подчинил его.

"Этого не может быть..." — отстранённо подумал Дима, глядя на огромную кровать, на окровавленные простыни и покрывала, на бездыханное тело женщины, которую он любил:

— Маша...

Имя, произнесённое тихим, срывающимся голосом, заставило Артёма очнуться. Распахнул руки, он ринулся к другу:

— Дима!!! Не-ет! Не смотри!!!

Дмитрий уклонился от Тёминых объятий, метнулся к кровати и впился глазами в лицо Маруси. Бледно-серая кожа, приоткрытые губы, застывшие навеки черты... Дима посмотрел на витую рукоять, торчащую из груди женщины, протянул к ней руку и вдруг пошатнулся. В ушах прозвучал ликующий радостный хохот. Маг увидел светловолосого юношу, распластанного на дощатом столе, и оскалившуюся в улыбке Стасю с оранжево-алым прутом в руке. Сестра склонилась над пленником и ровным тоном, от которого Дима похолодел, произнесла:

— Ты тоже его жертва.

— Чья?

— Смерти.

Стася опустила раскалённый прут на живот юноши. Голубые глаза распахнулись от ужаса и боли, и Кевин заорал так, что у Димы зашевелились волосы: "Я погубил Машу. Я позволил Тёме сойти с ума. Я предал сестру и обрёк ребёнка на медленную, мучительную смерть".

Рядом что-то кричали Артём и Валентин, но Дмитрий не понимал слов. Вытянув руку, он смотрел, как из ладони растёт меч, и ощущал знакомое покалывание в глазах — Смерть, сломив сопротивление, зловещими ручейками вытекал из-за барьера, навстречу свободе.

Кевин закатил глаза, забился в магических путах, и Дима потянулся к нему.

— Я помогу, — прошептал он, шагнул в Керон и рухнул в серебряную бездну.

Часть третья.

Глава 1.

Встреча.

Великий Олефир сидел за столом в огромном кабинете и смотрел в раскрытое настежь окно. Белоснежное солнце его капризного, изворотливого, как рыба-вьюн, мира уже поднялось над горизонтом, и сияющие лучи вовсю обшаривали Ёсский замок. Впрочем, ничего интересного им обнаружить не удалось — в обители повелителя Камии шла обычная, годами отлаженная жизнь.

Из окна повеяло холодом. Олефир зябко поёжился, и тяжелые створы со звонким щелчком захлопнулись. Маг же перевёл взгляд на стол, заваленный свитками, толстыми фолиантами, пухлыми кожаными папками, и сдвинул брови к переносице: последняя серия экспериментов, как и предыдущая, закончилась провалом, нужно было начинать всё сначала. Первым делом следовало отправиться в очередную экспедицию по мирам, чтобы восполнить запасы потраченных "материалов", пообщаться с многочисленными приятелями, ну и немного отдохнуть, развеяться... Олефир потянулся, встал и начал неторопливо разбирать царивший на столе бардак. Конечно, можно было навести порядок с помощью магии, что заняло бы всего пару минут, но прикосновения к древним магическим свиткам и фолиантам действовали на мага умиротворяюще, и он решил не оказывать себе в удовольствии. Аккуратно расставил книги на полках, убрал свитки и папки в стеклянный шкаф, потом взглянул на девственно чистый стол и сотворил бокал вина. "На посошок!" — ухмыльнулся маг, выпил и, уничтожив бокал, хотел было покинуть Камию, но тут воздух в кабинете зазвенел, сгустился тёмным, непроницаемым облаком, которое с оглушительным хлопком взорвалось, оставив на ковре кричащий и вопящий клубок человеческих тел, окутанный ароматом безумия...

"Что за шутки?" Повелитель Камии отступил к стене: странная троица источала дикую, необузданную силу, что могла с лёгкостью разрушить не только Ёсский замок, но и весь его мир. Мелькнула мысль — бежать, но...

— Магистр! Помоги! — раздался отчаянный крик, и Олефира прошиб холодный пот: сумасшедший гость с безумными шоколадными глазами и растрёпанной пшеничной шевелюрой явно обращался к нему.

"Интересно, чем я могу помочь?" — растерянно подумал маг и едва не застонал, вспомнив давнюю встречу с Витусом.

Несколько лет назад бывший учитель подкараулил его в далёком, отсталом мирке под названием Лидель и ни с того, ни с сего пустился в длинный, подробный рассказ о временных магах, затем плавно перешёл к легендам о запретном сыне Хранительницы, правившим когда-то Лайфгармом. Из уважения к наставнику Олефир терпеливо слушал давным-давно известные истории, кивал и обдумывал, как вежливо и корректно отделаться от него, но неожиданно Витус послал ему в сознание весьма живописную картинку и пропал.

Именно эту картинку маг видел сейчас наяву. "Старый лис!" — мысленно выругался он, шагнул к пришельцам и рявкнул лохматому:

— Держи его крепче, болван! — И прикусил язык, сообразив, что обозвал болваном повелителя Времени.

— Сейчас! — Лохматый изловчился, оттолкнул рыжего коротышку в чёрном, расшитом золотыми солнышками балахоне и всем телом навалился на темноволосого мужчину. Собрав воедино всю свою мощь, спеленал его магическими путами и отчаянно завопил: — Быстрее, магистр!

Олефир и сам видел, что в запасе у него лишь несколько секунд, ибо крепкие, как стальные канаты, путы лопались, словно прогнившие нити. Он коротко взглянул на рыжего коротышку, с обескураженным видом сидевшего на ковре, подскочил к бушующему магу и изо всех сил надавил пальцами на сверкающие бело-голубые глаза, одновременно посылая в разум мощный болевой импульс. От истошных криков на миг заложило уши. Олефир отдёрнул руку, посмотрел на зияющие кровавые глазницы, поднялся и обернулся к лохматому магу: прижав ладони к лицу, тот орал едва ли не громче своего темноволосого дружка. Владыка Камии приподнял брови, присмотрелся к удивительным гостям и мысленно присвистнул: временной маг и его приятель были намертво связаны между собой. Олефир видел простую и в тоже время оригинальную конструкцию, внешне похожую на сосуды, соединённые трубкой, в которых вместо воды плескалась жизненная сила. Конструкция была однобокой, словно темноволосый, а именно его Олефир безоговорочно определил как создателя связи, защищался от своего сумасшедшего спутника: любая, причинённая ему боль тут же передавалась временному магу. "Зачем? — Повелитель Камии потёр подбородок, с любопытством истинного экспериментатора наблюдая, как лохматый лечит свои повреждённые глаза, а зрение возвращается к обоим магам. — Вот и ответ. Связь нужна, чтобы не дать безумцу убить себя".

Крики магов становились тише и вскоре смолкли совсем. Черноволосый открыл ясные, как весеннее небо, глаза, увидел Олефира, попытался вскочить, однако остатки магических пут удержали его на полу.

— Что ты наделал, Тёма?! — простонал он, но временной маг не обратил внимания на слова приятеля.

Артём отвёл ладони от лица, встал на колени и преданно уставился на повелителя Камии:

— Спасибо, магистр! Вы спасли нас. Я преклоняюсь перед Вами!

Волна любви и обожания, приправленная толикой безумия, захлестнула Олефира. Он в смятении воззрился на самое опасное существо во Вселенной, по-рабски распластавшееся у его ног. Замешательство, однако, длилось недолго. Почувствовав исходящую от черноволосого настороженность и даже враждебность, маг-путешественник мгновенно взял себя в руки:

— Встань, Тёма, и сейчас же объясни, как ты посмел потревожить меня!

— Простите, магистр! — Временной маг вскочил и угодливо затараторил: — Я осмелился прийти к Вам, потому что только Вы могли помочь нам. Вы властны наказать меня, но, умоляю, простите! Я Ваш преданный слуга и готов служить Вам, ибо жизнь моя принадлежит Вам, магистр!

— Сбылась мечта идиота, — пробормотал себе под нос Валентин, а Дмитрий страдальчески закатил глаза и, если б не магические путы, схватился бы руками за голову: спасая их от Смерти, Тёма затеял опасную, непредсказуемую игру со Временем.

Между тем Олефир, до глубины души поражённый словами временного мага, по-хозяйски потрепал его по щеке и широко улыбнулся. Он получил в полное распоряжение уникальное оружие, и не воспользоваться столь щедрым подарком судьбы было глупо. Повелитель Камии обвёл насмешливым взглядом кислые лица спутников своего всевластного слуги, хотел что-то сказать, но рыжеволосый опередил его.

— Тебе нельзя было касаться Времени, Артём! — заявил он и ехидно добавил: — Как ты собираешься служить великому магистру, если уже нарушил его приказ — не играть со Временем?

— Я... — Артём затравленно взглянул на Олефира: — Я растерялся... Я не знал, что делать, и...

Шоколадные глаза наполнились слезами, губы задрожали. Временной маг вновь рухнул в ноги Олефиру и зарыдал, вцепившись в волосы и прижавшись лбом к ковру.

— Что ты несёшь, Валя?! — Дмитрий забился в путах, силясь освободиться, но тщетно, и тогда он крикнул: — Успокойся, Тёма! Сейчас же!

Но временной маг ничего не слышал. Он бился лбом об пол, рвал на себе волосы, рыдал, захлёбываясь слезами, а запах безумия с каждой секундой становился крепче и острее. Олефир недовольно скривился — судьбоносная встреча неумолимо перерастала в балаган — и во всю мощь гаркнул:

— Прекратить!

Магия, вложенная в голос, хлестнула не хуже плети, и Артём, резко оборвав плач, уставился на магистра, как на возникшего из ниоткуда монстра:

— П-простите, хозяин. — Он поспешно вытер слёзы и с благоговением вымолвил: — Приказывайте! Ради Вас я готов на всё!

И снова Олефир не успел ничего сказать — на этот раз ему помешал Дима:

— Сними с меня заклинание, Тёма!

Артём вопросительно посмотрел на магистра, но тот молчал, пристально разглядывая темноволосого мага. Только сейчас, немного придя в себя от шумной импульсивной встречи, Олефир уловил в его облике что-то хорошо знакомое: пронзительные голубые глаза, тёмные волосы, тонкие упрямые губы... "Неужели родственничек?" Повелитель Камии шагнул к гостю и напряжённо, словно готовый к броску хищник, склонился над ним:

— Кто твои родители?

— Не важно. — Дима скрипнул зубами: — Мы должны как можно быстрее уйти отсюда. Вам не нужно знать будущее! Это опасно и может привести...

— Молчать! Что мне нужно, а что нет, я решу сам. Артём! Отвечай!

— Не надо, Тёма!

Но временной маг не послушался, вытянулся по стойке смирно и отчеканил:

— Отец — высший маг-экспериментатор Фёдор, мать — Алинор, Хранительница.

— Так я и знал! Значит, запретный сын. И временной маг в придачу. И оба до сих пор живы. Интересно, куда смотрел Совет? — Олефир машинально потрепал Артёма по плечу и скомандовал: — Снимай заклятие, Тёма, поговорим.

Путы исчезли. Дима сел, повёл плечами, расслабляя сведённые от натуги мышцы, а потом поднялся на ноги и решительно заявил:

— Спасибо за помощь, магистр, но, боюсь, Ваши труды напрасны. Я обязан стать Смертью, чтобы отправиться в Лайфгарм и разобраться со своими врагами. Верни нас обратно, Тёма!

— Ни за что! Ты говорил, что не должен становиться Смертью! Что это опасно, что мы все умрём, если Смерть вырвется на свободу! Что изменилось, Дима?

— Поговорим, когда вернёмся в своё время, — строго начал Дмитрий, но Артём упрямо тряхнул головой:

— Я хочу знать сейчас! Мы будем сидеть здесь до тех пор, пока ты не соблаговолишь объясниться!

— Клёво! — нервно хихикнул Валентин. — Ну что ж, раз Тёма притащил нас в прошлое, грех вот так сразу уходить. Я бы пожил в нынешней Камии недельку-другую. Съездил бы в Брадос, Каруйскую долину...

— Валя... — устремив взгляд к потолку, простонал Дмитрий. — Ты соображаешь, что говоришь? Какой Брадос? Нам даже по этому кабинету ходить опасно! Вдруг ненароком что-нибудь в прошлом изменим и будущее потеряем? Так и будем вечно блуждать по Вселенной, разыскивая свою вероятность! Думаешь, временных магов зря не любят и стараются уничтожить чуть ли не во чреве матери? Играть со Временем опаснее, чем с огнём! Неужели Витус не объяснял?

— Да ладно тебе, Дима, пошутил я насчёт Брадоса.

— Плохие это шутки, — заметил Олефир, с интересом разглядывая Валентина. — Временные маги слишком опасны, чтобы позволять им существовать. Удивительно, что Артёму удалось выжить.

— Это Ваша заслуга, магистр! Это Вы сделали меня таким, какой я есть. Научили владеть даром, защищаться! А остальные...

Тёма всхлипнул, и Дима тотчас оказался рядом. Приобняв друга за плечи, поднял его с колен, ласково погладил по спутанным пшеничным волосам и с удивительной мягкостью проговорил:

— Всё хорошо, я с тобой.

— Это сейчас! А тогда ты тоже бросил меня! И только великий магистр отнёсся ко мне как к родному — сделал принцем Камии, Смертью и...

— Свёл с ума! Если бы я...

— Замолчи! — Артём с силой ударил друга по рукам, отпрыгнул в сторону, и в грудь Димы упёрся указательный палец. — Ты хотел, чтобы я оставался слабым и беспомощным! Ты таскал меня за собой как красивую безделушку: и девать некуда, и выбросить жаль!

— Неправда... — бледнея, прошептал Дмитрий.

Он закусил губу и хотел вновь обнять друга, но Артём оттолкнул его:

— Лжец! Ты предал меня! И собираешься предать снова! Будь твоя воля, ты бы уже мчался в Лайфгарм, наплевав на меня! Что там случилось? На кого ты решил променять меня в этот раз?!

Временной маг горестно всхлипнул и осел на пол. Плечи его затряслись от рыданий, пальцы вцепились в длинный ворс ковра, словно желая выдрать его с корнем.

— Тёма... едва слышно проронил Дмитрий, сделал неуверенный шаг и почти невесомо погладил друга по спине: — Не плачь, пожалуйста, я всё тебе расскажу.

Рыдания оборвались. Артём вскинул голову и торжествующе улыбнулся:

— Давно бы так! А то заладил: нет, нет... Почему ты заставляешь меня истерить? Нравится смотреть, как я плачу, да?

— Артём!

Голос магистра заставил временного мага вздрогнуть. Отведя глаза от Диминого лица, он медленно повернул голову и сжался под пристальным взглядом хозяина.

— Простите, магистр. Не наказывайте меня, я больше так не буду!

И, будто очнувшись, дёрнулся, рывком поднимаясь на колени. Плечи поникли, голова покаянно упала на грудь, пшеничные волосы завесили бледное лицо. "Покорность и жажда услышать приказ. И ни грамма сомнения. Одно слово Олефира, и я потеряю его!" — с ужасом понял Дмитрий, сглотнул подступивший к горлу комок и прикрыл глаза: как оторвать безумного друга от его любимого магистра и уговорить вернуться в своё время, он не представлял, а смотреть, как Артём пресмыкается перед Олефиром, было невыносимо.

— Тёма... Встань, пожалуйста... — одними губами прошептал он, но временной маг не шелохнулся.

Дмитрий слышал, как, легко ступая по ковру, Олефир подошел к его другу, потом раздался резкий звонкий хлопок, отозвавшийся болью в левой щеке и груди, и тихое, словно шелест трав: "Простите...". Сердце обожгло огнём, руки сами собой сжались в кулаки. "Это нужно остановить! Тёма не должен..." Мысль угасла не успев родиться: почувствовав, что дядя смотрит на него, Дима открыл глаза и наткнулся на знакомый взгляд пронзительных голубых глаз.

— Ты слишком многое позволяешь ему, мальчик, — сухим, колючим тоном заметил Олефир и скрестил руки на груди. — В нашей семье не принято потакать чужим капризам. Даже если это капризы временного мага!

— Верно, — с ехидцей поддакнул Валентин. Он уже успел пересесть в кресло перед массивным дубовым столом и сотворить бокал вина. — Капризы Тёмы слишком дорого обходятся тебе, Дима. Вчера он едва не убил тебя, да и Маруся погибла из-за него...

— Прекрати! — Артём молниеносно развернулся и уткнулся в живот бледного, как воск, Димы. — Прости! Прости, пожалуйста! Клянусь, я найду убийцу, и он пожалеет, что на свет родился! Я отомщу за Машу! Я не хотел.... Я не знал... Я подумать не мог, что кто-то посмеет коснуться собственности принца Камии. Он пожалеет...

— Хватит, Тёма, хватит... — рвано прошептал Дмитрий, ощущая горечь и пустоту.

Стиснув плечи Артёма, он невидящим взглядом уткнулся в светлую макушку и до крови закусил губу. Раз за разом маг приказывал себе забыть Марусю, но перед мысленным взором безжалостно вставали картины прошлого. Они пьянили, путали мысли и навылет пронзали душу. Дмитрий видел женщину в сером костюме инмарского воина и в прозрачных одеждах камийской наложницы; всматривался в печальные серые глаза; ласкал взглядом мягкие русые волосы; наслаждался счастливой улыбкой на опухших от поцелуев губах... и всё крепче сжимал пальцы.

Временной маг слабо пискнул от боли, и воспоминания испарились, точно капли воды на раскалённом песке Харшидской пустыни. Дима моргнул, ослабил хватку и, пробежав языком по бледным сухим губам, выдохнул:

— Я прощаю тебя, Тёма...

Повелитель Камии ошарашено посмотрел на племянника и принюхался, проверяя, не сошёл ли тот с ума, однако рассудок мага был в порядке. "Ну и родственничек у меня! Тряпка!"

— Да... Когда дело касается Тёмы, разум меркнет, а здравый смысл падает на обе лопатки и машет в воздухе белыми тапками. А всё почему? Потому что, Тёма это наше всё! — Валентин залпом опустошил бокал и развязано поинтересовался: — Веришь ли ты, Фира, что в твоём кабинете находятся два самых могущественных и опасных во Вселенной мага?.. И ведь только прикажи — они тебе мир одним махом разрушат. Это для них раз плюнуть! А вот собой владеть так и не научились. И, как ни печально тебе это слышать, ни тот, ни другой.

Олефир удивлённо приподнял бровь:

— А почему мне должно быть печально?

— Потому что не такой уж ты великий учитель, как утверждают некоторые, — язвительно хихикнул землянин. — Так, обычный наставник!

— Да как ты смеешь?! — Временной маг вырвался из рук друга и, оказавшись рядом с землянином, схватил его за шкирку. — Сейчас же извинись! Иначе в порошок сотру! Магистр...

— Чёрт! — ругнулся Дима, стрелой метнулся к Артёму и перехватил занесённую для удара руку. — Отпусти его, Тёма! А ты, Валя, попридержи язык! Олефир и так узнал больше чем достаточно. Надо немедленно возвращаться в своё время. Мы уходим, Артём!

— Уходи! — Временной маг отпустил ворот солнечного балахона, крутанулся на каблуках, разворачиваясь к Диме, и капризно надул губы: — Только, спорим, у тебя не получится?! — Он покосился на Олефира, который напряженно о чём-то размышлял, и с непреклонным упрямством заявил: — Я остаюсь с магистром! На этот раз ты не сумеешь отнять его у меня! И ты тоже останешься! Мы будем вместе служить ему! Ты и я! Всегда мечтал об этом!

— Чушь! — Глаза Дмитрия угрожающе сверкнули. — Твоя игра затянулась, Тёма. И она грозит куда большей катастрофой, чем выпущенный на свободу Смерть.

— Нет! Я не вернусь туда, где ты собираешься умереть и погубить всех нас! Я хочу жить!

— Хватит! — рыкнул Олефир. — Вы оба забыли, что находитесь в моем кабинете и моём времени! И приказы здесь отдаю я! Не так ли, Артём?

Временной маг облегчённо выдохнул:

— Да, магистр! Вы мой повелитель и я буду служить Вам! — Он с благодарностью взглянул на Олефира и вновь посмотрел на Диму: — Давай служить вместе, прошу!

Валечка ехидно хмыкнул, и вино в бокале превратилось в коньяк. С наслаждением вдохнув пьянящий аромат, землянин откинулся на спинку кресла и приступил к вдумчивому, неспешному поглощению благородного напитка, искоса поглядывая то на Диму с Артёмом, то на Олефира. Он был уверен, что временной маг добьётся своего, и не ошибся: Дмитрий с тоской взглянул на белое камийское солнце, равнодушно наблюдавшее за магами через плотно сомкнутые стеклянные створы окна, и согласно качнул головой:

— Хорошо, Тёма. Я сделаю, как ты просишь.

— Ура!!! — Временной маг с радостным воплем повис на шее друга, едва не свалив его с ног, и восторженно затараторил: — Нам будем хорошо вместе! Больше не нужно ни о чём думать, переживать — великий магистр позаботится о нас! И мы никогда не расстанемся!

— Спокойнее, Тёма, спокойнее...

Дима провёл ладонью по всклокоченным пшеничным волосам и выразительно посмотрел на Олефира, давая понять, что согласился стать его слугой только ради безумного друга. Повелитель Камии слегка приподнял брови, пожал плечами и улыбнулся уголками губ: он понял и принял игру племянника и готов был идти на уступки. Их многозначительные переглядки не укрылись от пытливого взора Вали, и землянин тотчас начал колдовать, ибо, по его мнению, любые переговоры, особенно мирные, должны были проходить в тёплой, дружественной атмосфере — за выпивкой и едой.

Олефир не стал возражать против Валиного самоуправства. Сейчас гораздо важнее было договориться с Дмитрием, который, как убедился путешественник, обожал временного мага и имел на него почти такое же влияние, как и он сам. К тому же от запретного сына Хранительницы можно было ожидать любых сюрпризов и в глубине души Олефир опасался его куда больше, чем безумного, но по-детски наивного временного мага. Однако выказать страх означало проиграть и, гордо вздёрнув подбородок, повелитель Камии скомандовал:

— Садитесь за стол! Я хочу знать о вас всё и слушать возражения не намерен. Ты согласился служить мне, Дима, так что будь любезен выполнять приказы!

Дмитрий недовольно скривился:

— Вы совершаете ошибку, магистр.

Но Олефир лишь отмахнулся и направился к столу. Он не сомневался в том, что визитёры из будущего перевернут его жизнь, и мысленно ругал себя за то, что ввязался в эту историю. "Запретный сын Хранительницы и временной маг", — повторял он и внутренне содрогался, зная, что в будущем будет воспитывать обоих и, скорее всего, погибнет от руки одного из них. Такая перспектива не прельщала, но отступать Олефир не привык.

— Вы совершаете ошибку, магистр, — снова повторил Дима. — Знание будущего опасно и...

— Заткнись!

Дмитрий умолк на полуслове, отвернулся и с несчастным видом уставился в окно: ему ужасно не хотелось рассказывать дяде о будущем, но отказ мог привести временного мага в исступление, и тогда остановить его смог бы только Смерть, выпускать которого не хотелось.

Отчаяние на лице и безрадостные мысли друга огорчили Артёма.

— Всё будет хорошо, не беспокойся, — прошептал он, потёрся носом о Димино плечо, ободряюще улыбнулся и зашагал к столу, который заботами Валентина из письменного превратился в обеденный, обзавёлся снежно-белой скатертью и, конечно же, разнообразными напитками и закусками.

Усевшись на стул с высокой резной спинкой, Артём подмигнул землянину, и тот, иезуитски улыбаясь, протянул ему бокал и тёплый, румяный пирожок.

— Не хочу пирога! — капризно сморщился временной маг и оглядел стол. — Хочу мороженого!

Валя растерянно хлопнул глазами, а задумавшийся было Дима встрепенулся:

— Сейчас!

Перед Тёмой появилась большая хрустальная вазочка с белоснежными шариками, политыми вишнёвым сиропом.

— Ура! — Артём расплылся в счастливой улыбке, отставил бокал и вонзил серебряную ложечку в сладкий шарик. Довольно мурлыкнув, подцепил кусочек вожделенного лакомства, сунул его в рот и зажмурился. — Вкуснотища... Ты готовишь намного лучше Стаськи, Дима! Её мороженое наверняка желчью отдаёт! В общем, она — дура, а ты — самый-самый!

И временной маг принялся поглощать мороженое, сияя как утреннее солнышко. Забыв обо всех и вся, Дима с умилением смотрел на друга, радуясь, что тот доволен и счастлив. А Валентин, с минуту понаблюдав за великовозрастным сладкоежкой, решил, что сейчас Тёма как никогда похож на беззаботную, жизнерадостную Нику: он с таким восторгом уплетал мороженое, что только последний мерзавец посмел бы отобрать у него ложку.

"Большой сумасшедший ребёнок, — растроганно подумал Олефир и внутренне сжался, почуяв опасность. — С какой стати я растёкся, как заботливая мамаша? Эдак я вместе с Димой начну ему сопли вытирать! Пора заканчивать представление!" И губы, мгновенье назад готовые растянуться в улыбке, сжались в тонкую строгую полоску.

— Садись за стол, Дима, и начинай рассказывать! — жестко приказал повелитель Камии и, не удержавшись, добавил: — А то кое-кто мороженого лишится!

— Не надо, пусть кушает! — Дмитрий сел рядом с Тёмой и, не отрывая взгляда от друга, зачем-то пояснил: — Они с Никой обожают сладкое.

"Повелитель Времени — ребёнок, запретный сын Хранительницы — нянька. Абсурд!" Олефир поморщился и укоризненно покачал головой. В ответ на его мысли Валя пожал плечами:

— Вот так и живём.

— Что? — Дима отвёл глаза от счастливого лица Артём: — Ты что-то сказал, Валя?

— Хорошо живём, говорю. Водку будешь?

— Водку? Я не хочу водки.

— Ещё один нехочуха, — невесело рассмеялся землянин. — Чего же ты хочешь, дорогой? Мороженого? Тортика? Конфетку? Заказывай, князь! Для твоей светлости ничего не жалко.

— Прекрати ёрничать!

Дима набычился, в его пальцах задымилась сигарета. Сухой, горьковатый дым прояснил мысли. Маг вспомнил о навязанной ему роли, покосился на Олефира и нехотя спросил:

— Что ты хочешь узнать в первую очередь, дядя?

— Начни с истории рождения запретного сына Хранительницы и временного мага. Мне очень интересно, о чём думал Совет, позволяя вам с Тёмой жить. Они рассчитывали как-то использовать вас? Насколько глобальными были их планы?

Дмитрий выпустил изо рта длинную цепочку колечек и равнодушно повёл плечом:

— Совет не контролировал ситуацию...

К потолку поднялась очередная цепочка сизых колец. В кабинете воцарилась тишина. Валентин мелкими глотками пил коньяк, Дима молчал, не желая ничего объяснять, а Олефир с раздражением и досадой разглядывал бесстрастное лицо племянника. "Если каждое слово придётся клещами тянуть, мы тут до конца времён просидим!" — гневно подумал он, и Валя, уловив эмоциональный настрой мага-путешественника, осторожно поставил бокал на стол: атмосфера накалялась — мирные переговоры начинали попахивать дракой.

И лишь Артём ничего не замечал. Доев мороженое, он гладил себя по животу, мечтательно улыбался и думал о том, что с удовольствием съел бы ещё одну или даже две, а лучше три порции мороженого, но произнести просьбу вслух не решался, опасаясь навлечь на себя гнев магистра. Однако затянувшаяся пауза вселила в сердце крохотную надежду, и Тёма легонько тронул Диму за рукав.

— Хочу ещё, — еле слышно шепнул он и застонал от удовольствия — хрустальная вазочка в мановение ока наполнилась снежно-сладкими шариками в тягучих вишнёвых мантиях.

Схватив ложку, временной маг потянулся к лакомству, но не тут-то было — вожделенная вазочка исчезла. Артём опустил руку, громко хлюпнул носом и мокрыми, блестящими глазами уставился на Диму:

— Опять издеваешься?

— Похоже на то, — сочувственно вздохнул Олефир. — Мне очень жаль тебя, Тёма. Дима, как я погляжу, постоянно глумиться над тобой. Наверное, ему, и впрямь, нравиться смотреть, как ты плачешь.

Голос повелителя Камии сочился ехидством, но Артём иронии не уловил. По бледным, дрожащим щекам побежали солёные ручейки, рот плаксиво изогнулся, руки задрожали.

— Ты... Ты... — всхлипнул он, тыкая пальцем в Димино плечо. — Ты...

Больше временной маг не смог выдавить ни слова: разочарование и обида комком встали в горле, и, прерывисто выдохнув, он уронил голову на руки и разрыдался так горько, что даже у свыкшегося с его истериками Валентина защемило сердце.

— Доволен? — зло взглянув на Олефира, прошипел Дима. — Никакими средствами не гнушаешься, чтобы своего добиться!

— Я предупреждал: пока ты не начнёшь рассказывать, Тёма ни грамма сладкого не получит.

Услышав слова магистра, Артём взвыл, и его горестный, мучительный вой ледяным дождём окатил Диму, а чёрное облако безумия, сгустившееся вокруг друга, показалось вратами в могильный, беспросветный мрак. С отчётливой, пугающей ясностью маг осознал, что кроме Тёмы у него не осталось никого на свете и что, если Тёма сейчас окончательно потеряет рассудок, он и сам сойдёт с ума. "Ну и ладно! Всё равно всё летит в тартарары. Пусть мы оба лишимся рассудка и будем счастливы в своём безумии!"

— Дима!!! Возьми себя в руки! — смахнув со стола бокал, истошно завопил Валентин.

Впервые за суматошное утро землянин испугался по-настоящему, поскольку два безумных Смерти могли повергнуть в хаос не только Камию или Лайфгарм, но и всю Вселенную. Олефир тоже услышал мысли племянника, но, в отличие от Валечки, орать не стал: провоцируя Тёму на срыв, он знал, что страшно рискует, и был готов действовать. Резкий горячий поток воздуха ударил Диму в грудь, швырнул на пол и вонзился в тело сотнями раскалённых игл. Жгучая боль отрезвила мага. Он вскрикнул, задёргался, и Олефир тотчас убрал заклинание.

— Приди в себя, мальчик. — Путешественник поднёс ко рту бокал и, сделав несколько спокойных глотков, добавил: — И успокой, Артёма. Меня достали его истерики!

Дмитрий послушно встал, с унылой покорностью взглянул на повелителя Камии и подошёл к другу. Как ни мучительно было признавать это, Олефир снова заставил его плясать под свою дудку, поставив перед выбором: либо рассказать о будущем, либо лишиться Артёма.

— Не хочу. — Дима обернулся и в отчаянии посмотрел на дядю: — Я больше никому не хочу служить!

— Твоё право, мальчик. Ты волен делать всё что угодно, только времени у тебя мало. — Олефир кивком указал на Артёма. — Минут пять, не больше.

Дима повернул голову и содрогнулся: чёрная, беспросветная мгла почти поглотила Артёма, он уже не рыдал, а хрипел и надрывно кашлял — безумие душило его, словно гигантская анаконда.

— Тёма! Нет! — Дмитрий ринулся в темноту, схватил друга в охапку и прижал к себе. — Прости меня! Я сделаю всё, что ты хочешь! Только не уходи!

— Мороженого...

Хриплый, тихий стон прозвучал для мага набатным колоколом, и, осторожно усадив друга на стул, он сотворил льдистую вазочку и вложил в безвольные пальцы ложку:

— Ешь, Тёма!

Артём мутным взглядом посмотрел на красно-белые шарики, потянулся к ним, но ложка выскользнула из слабых пальцев и с печальным звоном упала на стол.

— Чёрт!

Дима скрипнул зубами, схватил ложку и принялся кормить друга. Каждый съеденный кусочек рассеивал мглу, шоколадные глаза прояснялись и обретали осмысленное выражение. Временной маг оживал, и, наблюдая за ним, Олефир и Валя чувствовали себя зрителями в диком, абсурдном театре. Обоим магам казалось, что происходящее иллюзорно и фантастично, что Дима и Артём вот-вот исчезнут вместе с мороженым, и пустота поглотит мир. Но минуты хрупкими снежинками летели в вечность, вазочка пустела, а мир продолжал существовать. С последним кусочком мороженого почти прозрачные остатки тёмного облака испарились. Артём же поднял сияющие глаза на друга и проурчал, точь-в-точь как сытый кот:

— Обожаю тебя, Дима. Ты самый лучший! Я люблю тебя также сильно, как и моего магистра! Расскажи ему всё, что он хочет. Пожалуйста.

— Как скажешь, — грустно кивнул маг, погладил друга по волосам, отодвинулся и, не глядя на Олефира, бесцветным голосом начал: — Истории и моего, и Тёминого рождения просты. Мы оба, так сказать, дети любви: Фёдора и Алинор, Арсения и Марфы, соответственно...

Дмитрий старался излагать события кратко, без подробностей, но Олефир останавливал его, задавал вопросы, на которые волей-неволей приходилось отвечать, и, в результате, рассказ получился длинным и развёрнутым — за вазочку мороженого повелитель Камии узнал всю подноготную будущих учеников. Дима закончил повествования словами: "Призвав Смерть, я шагнул в Лайфгарм, но Артём перехватил меня и перенёс в прошлое, к своему любимому магистру". В пальцах мага задымилась сигарета. Он с наслаждением затянулся, стряхнул пепел в пустую тарелку и, помолчав, мрачно поинтересовался:

— Как ты будешь жить со всем этим, дядя?

Олефир окинул племянника задумчивым взглядом, глотнул вина:

— Это не твоя забота, мальчик. У тебя своих проблем невпроворот, вот и займись ими. — Он перевёл глаза на Артёма: — Значит, ты пришёл ко мне за помощью, чародей?

Временной маг смутился, покраснел и согласно кивнул:

— Да, магистр, кроме Вас никто не смог бы остановить Смерть. И Вы сделали это! Вы величайший из великих, мудрейший из...

— Брось! Лучше скажи: я сделал всё, что ты хотел?

— Да! — Артём с благоговейным обожанием смотрел на магистра: — Теперь мы с Димой будем служить Вам!

— Понятно... — протянул Олефир и лукаво взглянул на племянника: — А ты что скажешь?

— Ничего. Тёма не хочет расставаться с Вами, а, значит, и мне деваться некуда. Я останусь с ним.

— Здорово! — Временной маг захлопал в ладоши, снова став похожим на Веренику, и беспечно провозгласил: — Приказывайте, магистр! Нам не терпится служить Вам!

Олефир снисходительно улыбнулся, поставил бокал на стол и откинулся на спинку стула:

— Во-первых, прекрати кривляться, чародей. Не забывай: ты всё-таки принц Камии, а не шут. А во-вторых, скажи: ты помнишь Димин перстень?

— Перстень?! Дима не придворная дама, чтобы обвешивать себя побрякушками!

— А ты, Солнечный Дружок?

— Не помню. По-моему, он не носил украшений...

— Дима? — Олефир вперил острый взгляд в племянника: — Где твой перстень?

Дмитрий машинально потёр палец, на котором когда-то носил кольцо, и растерянно пожал плечами:

— Понятия не имею о чём Вы.

— Ты его потерял, подарил, продал? Куда ты его дел?

— Не знаю. — Дима посмотрел на свои руки и со вздохом спросил: — Почему Вас так интересует судьба какой-то безделушки? Пропала и ладно! Если Вы хотите, чтобы я носил кольцо, я не против. Пусть Тёма сотворит мне что-нибудь красивое, как он любит, или сами сделайте.

— Хорошо. — Маг-путешественник стянул с пальца массивный перстень с прозрачным овальным камнем: — Посмотри, он ничего тебе не напоминает?

— Нет.

— Что ж, диагноз неутешительный: маг, поработивший Смерть, весьма силён и искусен. Ты носил это кольцо, — Олефир помахал перстнем перед носом племянника, — двадцать лет! И вдруг начисто забыл о нём! И, что интересно, никто из вас троих о нём не помнит. А ведь вы очень сильные маги.

Дмитрий, Артём и Валентин тревожно переглянулись и заговорили разом:

— Вы считаете, что дело в кольце?

— Давайте уничтожим кольцо раньше, чем оно попадёт к врагу!

— А ты откуда знаешь?

Олефир закатил глаза к потолку и раздраженно помотал головой.

— О кольце только что рассказал Дима, правда, тут же об этом забыл, как, впрочем, и ты, Валя, и ты, Артём. Скорее всего, Смерть подчинили именно с помощью моего перстня, но подробностей не спрашивайте — сам не знаю. И отдельно для Тёмы. — Голос Олефира стал жёстким и повелительным: — Я запрещаю тебе использовать свои временные способности без прямого приказа! Моего или... — Он вернул перстень на палец, бросил на племянника суровый взгляд и хлёстко закончил: — или Димы. Ясно?

— Да! — отчеканил Артём.

— Значит, прежде всего, мне надо найти это чёртово кольцо, — задумчиво проговорил Дмитрий.

— Найти и уничтожить! Причём так, чтобы ни одна частичка у врага не осталась, — уточнил Олефир. — И ещё: сиди в Камии до тех пор, пока не найдёшь способ контролировать Смерть хотя бы частично! Появишься в Лайфгарме с белыми глазками, считай, что проиграл. Твой неведомый враг объединится со Смертью и уничтожит Диму. Как думаешь, кто погибнет вместе с ним?

Дима побледнел, а Тёма испуганно ойкнул.

— Вот-вот. Вы сильно облегчили врагу жизнь, создав замечательную и очень опасную связь между вами. Насколько я понял, именно ты, Дима, автор сего нетривиального заклятья?

— Ага! — встрял Артём. — Я хотел убить его, а он не дал, связав наши жизни! Здорово, правда?

— Н-да... — Повелитель Камии озабоченно потёр лоб: — Ты можешь её разрушить, Дима?

— Я её даже не вижу. Почти вся моя магия используется как оболочка для Смерти. Маг сейчас из меня никудышный...

— Но голова-то у тебя по-прежнему на плечах! Думай! У тебя две первостепенные задачи — найти способ держать в узде Смерть и разорвать связь с Тёмой, чтобы обезопасить его. И повторяю ещё раз: не смей соваться в Лайфгарм бесконтрольной Смертью! Сам сдохнешь и друзей за собой потянешь, и не только друзей — в загробном мире тесно станет. Ладно, о плохом лучше не думать... — Олефир побарабанил пальцами по столу, о чём-то размышляя, и после долгой паузы произнёс: — Вернёшься в Лайфгарм, поговори с Витусом, возможно, он даст тебе дельный совет.

— А Вы уверены, что Витус не является моим загадочным недругом? Всё-таки он высший маг и всегда поддерживал решения Совета. Я не доверяю ему.

— Что ж, дело твоё, — едва заметно улыбнулся Олефир и подмигнул Валечке: — Но ты-то навестишь учителя?

— Конечно, — важно кивнул Солнечный Друг. — Мне необходимо обсудить с ним ряд животрепещущих вопросов, весьма важных для моего дальнейшего развития как мага, а также проведать мамочку. Я ведь просил Витуса позаботиться о ней.

— Ну-ну. Поцелуй мамочку, обсуди животрепещущие вопросы и передай старому прохвосту привет и огромную благодарность за всё хорошее, что он для меня сделал. Только сообщи ему всё это в начале встречи, а то, боюсь, к концу у тебя язык ворочаться не будет.

Повелитель Камии благодушно рассмеялся, а Валентин поджал губы и, буркнув: "Ладно", демонстративно отвернулся.

— Что ж, Тёма, время служить пришло, — отсмеявшись, заявил Олефир. — Забирай друзей и отправляйся в Камию, в ту минуту, откуда пришёл. Ты должен помочь Диме справиться с его врагом. И ко мне больше не возвращайся. Встретимся в будущем. Действуй!

— Есть!

— Спасибо, дядя, — прошептал Дмитрий и задохнулся от подступивших к горлу слёз: он стоял в спальне камийской мечты и смотрел на безжизненное тело возлюбленной...

Крики принца и целителя смолкли так резко, что Хавзе показалось, будто он оглох. Камиец потряс головой, потёр уши и неверяще уставился на магов: меч князя исчез, холодные белые искры в глазах потухли, а Валентин и Артём, ещё мгновение назад трясшие Дмитрия за плечи и оравшие, как полоумные, в глубоком молчании стояли по обе стороны от друга, точно скорбные каменные изваяния.

Несколько секунд в спальне царила тишина, а потом бледное лицо Димы исказила гримаса отчаяния. С губ слетел краткий, полный боли стон, и в рукоять кинжала, торчащего из груди Милены Маквелл, вонзился ослепительно белый луч. Распавшись на бесчисленные сияющие нити, он оплёл мёртвую женщину и пропал вместе с ней.

— Прощай, Маша... — еле слышно проговорил маг и, повернувшись спиной к кровати, зашагал к двери.

— Стой! — хрипло, словно простуженный ворон, гаркнул Ричард и заступил побратиму дорогу: — Ты не имел права так поступать! Почему ты не дал мне проститься с ней?

Нереально белое лицо Дмитрия болезненно исказилось, в глазах заплясали опасные точки. Объяснять Ричарду причины своего поступка не было ни сил, ни желания: едва Артём вернул их в настоящее, в сознание вновь хлынули чудовищные картины пыток, а Смерть забился в стенах своей тюрьмы, требуя кровавой мести. Покосившись на дверь, маг вздохнул и с бесконечным терпением уставился в грозные серые глаза.

— Ричи! — К инмарцу подскочил землянин. — Оставь Диму, я объясню...

— Заткнись! — У Ричарда руки чесались дать побратиму в морду, и не будь они заняты спящей Никой, он сделал бы это не раздумывая. — Твоя болтовня мне не интересна, Валя! Я хочу услышать Димины объяснения, иначе...

— Что, иначе? В драку полезешь? Решил одним махом ото всех избавиться? Имей в виду, если Дима не удержит Смерть, нам хана! Понял?!

Ричард всем корпусом повернулся к Вале и посмотрел на него сверху вниз:

— Что ты несёшь?

Воспользовавшись заминкой, Дмитрий обошёл побратима и продолжил спасительный путь к дверям, а Валечка быстро ответил:

— Объясняю суть дела. Дима не может позволить себе роскошь оплакать Машу, как полагается. И не потому, что не хочет.... Если найдёшь в себе силы успокоиться и выслушать меня, то всё поймёшь. Идёт?

Инмарец вгляделся в непривычно серьёзное лицо Солнечного Друга и мрачно выплюнул:

— Я выслушаю тебя, но...

— Вот и отлично! Давай-ка, для начала, устроим Нику, а потом сядем и поговорим.

— Ага, — встрял Артём, оторвав, наконец, глаза от опустевшей постели. — Отнесите Веренику в мои покои, и... — Он скользнул быстрым взглядом по лицу спящей девочки и отвернулся. — Боюсь, вам придётся и дальше заботиться о ней. Я должен быть рядом с Димой. Это приказ магистра и моё желание. Я найду вас, если что.

Временной маг замолчал, шумно выдохнул и исчез. Ричард огорошено взглянул на то место, где только что стоял их друг, и с тревогой посмотрел на Солнечного Друга:

— Причём здесь Олефир? Или Тёма уже с покойниками беседует?

— И об этом я расскажу. — Валентин уныло вздохнул и обратился к Хавзе, который тенью стоял у стены. — Ты с нами?

Камиец согласно кивнул, и комната опустела. Мгновение — и в гулкой, безмолвной тишине празднично-яркая спальня камийской мечты стала преображаться. В призрачной ряби исчезли картины и гобелены. Словно раны затянулись окна и дверные проёмы. На девственно-чистых стенах вспыхнули магические светильники, каменный пол покрылся лёгкой изморозью. И лишь широкая массивная кровать почти не изменилась: скомканное в изножье покрывало, отброшенное в сторону одеяло, шелковые простыни в грязных бурых пятнах, примятая подушка, а на ней — одинокие угольки красно-оранжевой орхидеи...

Глава 2.

Лишённый надежды.

Почувствовав тупую, ноющую боль в спине, Витус открыл глаза. Он не заметил, как задремал. "Надо же, как я вымотался", — рассеяно подумал гном, потянулся, расправляя затёкшие мышцы, и прислушался. За те несколько часов, что он спал, в мире ничего не изменилось и это несказанно радовало.

— Значит, Фира справился. Великолепно.

Витус сотворил кубок благоухающего хноца, сделал приличный глоток и откинулся на спинку кресла. Получив возможность перекроить будущее, Олефир оставил его прежним, и целитель мысленно отсалютовал бывшему ученику, поборовшему соблазн изменить мир. Временная петля затянулась, и действовать нужно было осторожно, тщательно просчитывая каждый шаг, по крайней мере, до тех пор, пока не придёт видение. В том, что оно последует, Витус не сомневался: Артёма в Лайфгарме не было, и влиять на провидческие способности магов он не мог. А вот на всё остальное... Витус многое бы отдал, чтобы хоть одним глазком заглянуть в Камию и узнать, что там происходит. Тонкая ниточка связи с Валентином, исчезнувшая на пару минут, восстановилась, но странно пульсировала, словно рыжеволосый пройдоха испытывал постоянную смену эмоций, попеременно впадая в их крайние степени. "Надеюсь, он не сошёл с ума, как Тёма, для Розы это стало бы ударом. А потрясений в нашей жизни и так хватает!"

Допив хноц, Витус уничтожил кубок, расслабленно опустил ладони на подлокотники и потянулся в Керон. Мысленно проскользнул по коридорам и залам, пробежался по крылу, где обитали слуги, потом по заднему двору и вновь вернулся в замок.

— Где же этот проказник? — добродушно проворчал гном, нахмурился и направил взгляд в подземелья.

От мощных, сотканных из безумия и страха щитов Хранительницы в каменных тоннелях искрился воздух, и отыскать здесь человека без магических способностей было невозможно. Но Витус справился. Он поймал рыжеволосого мальчишку в двух шагах от смертоносного поля, оттащил к лестнице и наставительно шепнул: "Мёртвым ты ему не поможешь".

Алекс запоздало ойкнул и завертел головой:

— Где Вы?

"Далеко, — усмехнулся гном. — Но это не важно".

— Почему?

"Потому что я всё равно не в силах помочь Кевину".

— Но Вы же маг!

"Именно поэтому я не могу проникнуть в замок — королева тут же почует меня".

Алекс опустился на щербатые каменные ступени, дрожащими руками обхватил колени и задумчиво уставился в темноту.

— Кевин умрёт? — после длительного молчания спросил он.

"Хочется верить, что нет".

— Знаете, господин целитель, Тан объяснил мне, что такое раб... Если бы я раньше знал, я бы... — Алекс смахнул со щеки слезу: — Как ему помочь?

— Витус! — донёсся из-за двери требовательный голос Розалии, и гном поспешил закончить разговор.

"Отправляйся к родителям, Алекс. Обещаю, скоро я свяжусь с тобой".

— Но...

"Все вопросы потом, мальчик. Ты очень нужен мне и Кевину, так что беги и не дай себя поймать".

— Хорошо, — кивнул юный керонец, поднялся и, перескакивая через ступеньки, понёсся вверх по лестнице.

Витус поморщился: ему претила мысль использовать мальчишку, да ещё не мага, но выбирать не приходилось, и, тяжело вздохнув, гном поднялся из кресла за мгновение до того, как дверь распахнулась и в гостиную ворвалась Розалия.

— Мне нужен твой совет!

— Я весь во внимании, дорогая, — улыбнулся маг. Он подошёл к раскрасневшейся жене, заглянул в блестящие от возбуждения глаза и с тревогой спросил: — Ты поспала хоть немного?

— Брось, Витус, какой тут сон?! — Землянка махнула рукой: — Я всю ночь принимала министров. Ты же понимаешь: что бы ни говорила Станислава, я осталась наместницей, годарцы надеются на меня. И лирийцы, и инмарцы тоже. — Розалия уселась в кресло, ещё хранившее тепло мужа, и сплела пальцы на коленях. — Вернулись Корней и Михаил.

— Знаю.

— Никак не могу решить, стоит встречаться с ними или действовать за их спинами.

Витус посмотрел на тлеющие в камине угли:

— Самое разумное, что ты можешь сделать, Роза, это оставить всё, как есть.

— То есть? — Розалия недоумённо распахнула глаза: — Предлагаешь бросить Лайфгарм на произвол судьбы? Отдать Годар в руки Хранительницы и позволить Корнею с Михаилом разорить Лирию и Инмар?

Витус подошёл к камину, присел на корточки и, взяв с подставки кочергу, стал неторопливо ворошить угли.

— Пока я не могу точно сказать, что нас ждёт, Роза.

— Это не значит, что жизнь нужно пустить на самотёк!

Кочерга с громким лязгом скребнула камни очага и замерла.

— Что бы ты ни делала — всё впустую, Роза. Если события будут разворачиваться, как я рассчитываю, Дима ещё долго не вернётся в Лайфгарм.

— Объяснись!

Землянка до боли стиснула пальцы и подалась вперёд, впитывая каждое слово.

— Я считаю, что это Лайфгарм выбросил Диму в Камию, чтобы он не попал в руки мага, который сейчас контролирует Станиславу.

— А Тёма, Валя и остальные?

— Лишний повод, чтобы Смерть не возвращался. Друзья рядом и в Лайфгарме ему делать нечего.

— Он король!

— Опасный для своих подданных, как никогда. — Витус поставил кочергу на место и выпрямился: — Пойми, Роза, мы вступили в игру, на кону которой — существование мира.

— Ты что-то знаешь! Знаешь и молчишь!

— Я не хочу, чтобы ты вмешивалась. Поверь, эта ноша тебе не по силам.

Резко поднявшись, Розалия шагнула к мужу и подбоченилась:

— Чтобы меня остановить, тебе придётся привести аргументы повесомее! У тебя нет видений, а, значит, будущее туманно. Мы должны этим воспользоваться, Витус! Возможно, нам впервые представился шанс что-то изменить, и я не откажусь от него. Не позволю Станиславе и тому уроду, что прячется за её спиной, разрушить Лайфгарм! Слишком много сил я отдала, чтобы люди и маги чувствовали уверенность в завтрашнем дне. Я не брошу их, Витус!

— Да, дорогая, — пробормотал гном и отвёл глаза: когда землянка источала воинственность и решимость, спорить с ней было бесполезно.

Покладистость мужа немного остудила пыл наместницы. Она глубоко вздохнула и заговорила более спокойно:

— Я не хочу ссориться, любимый, поэтому не заставляй меня просто сидеть и смотреть. Я не маг-наблюдатель. Я привыкла строить жизнь своими руками.

— Прости...

— Не уводи разговор в сторону! Что было — быльём поросло. Лучше помоги Кевину, а я... Я всё-таки встречусь с Корнеем и Михаилом. — Розалия с нежностью коснулась ладонью щеки мужа и запечатлела на его губах долгий поцелуй. — Ты подстрахуешь меня?

— Само собой, — проклиная свою уступчивость, выдохнул гном и сжал жену в объятьях...

Тихий писк, осторожное шуршание, снова писк. "Почему так темно?" — заторможено подумал Кевин и запоздало сообразил, что у него закрыты глаза. Поднять распухшие, омертвелые веки было почти непосильной задачей. Но глаза всё же распахнулись, и юноша увидел мышь. Упитанную, с лоснящейся серой шкуркой и забавными короткими усиками. Мышь сидела у лица камийца, водила чёрным носиком и попискивала, то ли смеясь, то ли сочувствуя пленнику. "Всё-таки смеётся, — решил Кевин и закрыл глаза. — Я бы тоже смеялся, если б мог. Интересно, почему я не чувствую боли?" Юноша напрягся и, по привычке воззвав к великому Олефиру, попытался шевельнуть рукой. Лучше бы он этого не делал! В ушах прозвучал тревожный звон, обезболивающее заклинание лопнуло, как мыльный пузырь, и чудовищная, сумасшедшая боль взорвала тело.

— А-а-а!!! — заорал камиец, желая, чтобы истошный крик, выдрал из его тела душу и подарил желанный покой.

Но умереть пленнику не позволили. Боль неожиданно отступила и затаилась, давая передышку. Кевин судорожно вздохнул и заплакал: на смену боли пришли кошмарные воспоминания — бесконечная череда пыток и торжествующая улыбка королевы.

— Очнулся?

Ненавистный голос заставил юношу напрячься и задрожать, как в ознобе: "Не надо, пожалуйста, я больше не выдержу". Рядом прозвучали и затихли мягкие шаги. Камиец порадовался, что не чувствует тела, он боялся повернуть голову и прочесть удовлетворение на лице мучительницы. Он хотел бы вообще никогда не видеть её лица.

— Кевин, мальчик мой, — приторно-ласково позвала Станислава. — Ты слышишь меня?

С каким бы удовольствием Кевин оставил вопрос без ответа. Но молчать нельзя. За долгие часы пыток он прекрасно усвоил, что бывает, когда королева недовольна. Юноша разомкнул сухие, ломкие губы и с запинкой выдавил:

— Д-да-а.

Ответ прозвучал рвано и жалко, но камийцу было наплевать: грёзы о свободе умерли под зазубренным лезвием ножа, оставив в сердце горечь утраты и могильную пустоту.

— Вставай! — приказала Хранительница, и юноша зашёлся в приступе немого истеричного смеха.

Большего идиотизма ему слышать не приходилось: "Как можно встать, если не чувствуешь ног? Если совсем не чувствуешь тела? Она издевается!"

— Прекрати истерику и вставай!

Повторный приказ прозвучал зловеще, и смеяться расхотелось: "Ну, почему я не умер? Почему она не убила меня? Зачем всё это?" Тонкая струйка животворной магии потекла в тело, но почти сразу иссякла, и, мысленно проклиная мучительницу, Кевин завозился на столе. После нескольких неудачных попыток, ему удалось перевернуться на живот и опереться на руки. Однако стоило опустить ноги на пол, камера закружилась и завертелась. Юноша словно оказался внутри волчка и, потеряв равновесие, полетел на пол. Удар едва не выбил из пленника дух, но каким-то чудом он удержал сознание, не позволив себе отключиться. Кожа на щеках, груди и коленях горела огнём, из носа текла кровь, противный металлический привкус вызывал тошноту, волны желчи обжигали горло. "Ну вот, теперь она совсем озвереет", — отстранённо подумал камиец и по-детски зашмыгал носом — кровавая лужица у его лица покрылась рябью и запузырилась.

Поняв, что мальчишка не в состоянии выполнить приказ, Хранительница смачно выругалась, подобрала подол шёлкового нежно-зелёного платья и склонилась над изувеченным пленником. От прикосновения тёплой ладони по телу вновь разлилась живительная магия, и Кевин едва не зарыдал. "Ещё! Ещё!" — хотел закричать он, но, как и в предыдущий раз, магия исчезла, не принеся особого облегчения. Юноша по-прежнему чувствовал себя разбитым и обессиленным.

— Но встать ты уже можешь, — уверено заявила Хранительница.

Кевин тяжело поднялся и опёрся руками на стол. Голова кружилась, во рту было сухо, как в Харшидской пустыне, но комната больше не раскачивалась, да и ноги дрожали совсем чуть-чуть. Стася молчала, позволяя пленнику перевести дух: она приготовила для него множество "приятных" сюрпризов, и он должен был пережить их все. "Я раскрою секреты заплечных дел мастеров, и когда ты попадёшь в мои руки, Дима... Я буду купаться в твоей боли!"

"Тебе ещё многому предстоит научиться, — насмешливо отозвался голос. — Твой братец не чета этому выродку, он знает, что такое боль. Придётся очень постараться, чтобы его удивить!"

"Значит, постараюсь".

Кевин покосился на замершую королеву. Безразличный взгляд изумрудных глаз скользил по его лицу, пунцовые правильные губы чуть кривились, тонкие, ухоженные пальцы мягко поглаживали шёлковую ткань платья. "Как есть сумасшедшая", — съёжившись, подумал юноша, опустил голову, и крик отчаяния сорвался с потрескавшихся, обескровленных губ: на нём почти не было одежды, разве что несколько засохших от крови лоскутов, а тело походило на сплошной тёмно-бурый синяк, испещрённый длинными вздувшимися полосами.

Крик вывел Хранительницу из задумчивости. С лукавой усмешкой она взглянула на перекошенное от ужаса лицо пленника и проворковала:

— Замечательно выглядишь, мальчик. А твой братец будет выглядеть ещё лучше! Идём! — Стася развернулась, шагнула к двери, но остановилась. — Нет, пожалуй, так будет слишком.

Повернувшись к Кевину, она поморщилась и сделала нетерпеливый жест рукой, будто отряхивая пальцы. Кожу лизнул ветерок, и на плечи легла грубая плотная ткань. "Ну, хоть не голый", — оглядев холщовую рубаху до колен, подумал Кевин и вздрогнул, услышав весёлый смешок Хранительницы.

— Прелесть какая! Ты похож на раскаявшегося грешника, Кеви.

Камиец шутки не понял, а спрашивать желания не было, и как только королева растворила дверь и вышла в мрачный коридор, покорно побрёл за ней. Юношу не интересовало, куда и зачем они идут. "Чтобы Хранительница не затеяла, ничего хорошего меня не ждёт. Только боль... До самой смерти. Поскорей бы!" Могильный холод подземелья приятно ласкал горящие раны и синяки, однако каменные осколки впивались в ступни, не позволяя расслабиться. Кевин морщился, когда особо острый камешек вонзался в кожу, нагибался, выдёргивал его и торопился нагнать королеву. Он не хотел провоцировать её на новые пытки, хотя понимал — этой женщине повода не нужно. По каким-то причинам Станислава ненавидела свою семью и, не имея возможности отомстить Олефиру и Диме, отыгрывалась на нём. "Прямо как дедушка Фабиан! Вот бы его сюда, на пару бы надо мной поглумились. Впрочем, покойный дедуля не позволял себе и сотой доли того, что творит эта..." Во взгляде юноши полыхнула ненависть, и он поспешно опустил глаза.

— Мне плевать на твои чувства, — бросила через плечо Хранительница.

Кевин согласно кивнул. За эту ночь он многое понял, и в первую очередь то, что Витус глубоко ошибался насчёт Дмитрия. Человек, сестра которого упивается чужими муками, не отпустит на свободу какого-то раба. Просто потому, что никогда до этого не додумается. "Такие, как он и Хранительница, смотрят на мир иначе, чем целитель. Пусть в Лайфгарме рабства нет, но кто осмелится спорить со всемогущими магами, если они решат позабавиться со мной? Да и кому я, в сущности, нужен. Сдохну — никто не заметит!"

Они дошли до лестницы и стали подниматься по неровным, выщербленным ступеням. На двадцатой Кевин начал задыхаться. На тридцать пятой вернулась боль: то ноющая, то колющая, она казалась нескончаемой и, словно трясина, засасывала мага. Тёмные пятна перед глазами сменялись яркими звёздочками, но, держась за стену, Кевин упрямо заставлял себя двигаться вперёд, до тех пор, пока ноги не подкосились. Рухнув на колени, камиец посмотрел в спину мучительнице и опустил голову: "Сейчас начнётся..."

В гнетущей тишине гулко простучали высокие каблуки, и точно из тумана вынырнуло недовольное лицо Хранительницы.

— Долго сидеть собираешься?

Кевин безразлично кивнул и получил звонкую затрещину, от которой противно зазвенело в ушах.

— Мелкая камийская дрянь! Привык на господских перинах нежиться!

— Я?

Из груди юноши вырвался булькающий смех.

— Ты! Смазливый потаскун!

"Не спорь! Она же сумасшедшая!" — напомнил себе Кевин и отвёл взгляд от изумрудных глаз, полыхающих презрением и гадливостью. А зря! Хранительница восприняла молчание, как подтверждение собственным словам, и, вцепившись в ворот рубахи, зашипела:

— Такие, как ты, зря коптят небо!

— Так убей меня, — выдохнул камиец, и ухоженные ногти впились в его горло.

"Ну, давай же! Не останавливайся! — умолял Кевин. — Пусть кошмар закончится!" Но его желанию не суждено было сбыться: по лицу Станиславы пробежала нервная судорога, и, отдёрнув руки, она отшатнулась от пленника:

— Рано.

Юноша закашлялся, потянулся к саднящей шее и зажмурился от яркого солнечного света, брызнувшего в лицо. Стена исчезла. Лишившись опоры, Кевин завалился на бок и получил сердитый пинок.

— Не вздумай запачкать полы — весь зал мыть будешь! — грозно заявила Хранительница и направилась к сервированному столу.

Смахнув с ресниц выступившие слёзы, камиец посмотрел ей вслед: "Да если б ты, вместо того чтобы бить, полы меня мыть заставила — я б тебе ноги целовал!" Стася услышала его мысль, но всерьёз не восприняла. С царственным видом опустилась на стул, расправила шёлковое платье и постучала по ободку фарфоровой чашки. Служанка, стоявшая справа от королевы, вздрогнула, отвела испуганный взгляд от изувеченного брата короля и нетвёрдой рукой наполнила чашку. Кевин отрешёно проследил, как тонкая коричневая струйка льётся из изогнутого носика кофейника, и содрогнулся, осознав, что на него смотрят несколько десятков керонцев. Керонцев, которые знали его совсем другим.

Кое-как сев, юноша прикрыл колени подолом рубахи, затравленно огляделся, и краска стыда залила лицо: он знал всех людей в зале. Было невыносимо больно ловить на себе их сочувственные взгляды. Великая камийская заповедь — сила главное в человеке — раскалёнными буквами вспыхнула в сознании, и, забыв о ранах и нечеловеческой усталости, маг сжал зубы и поднялся на ноги, вызвав злобное удивление королевы.

— Вот как? Притворялся, значит.

Кевин не ответил. Он смотрел прямо в глаза сестре, испытывая странное чувство освобождения. Бедный дрожащий раб спрятался за спину брата короля и ученика целителя, предоставив тому выпутываться самостоятельно. Краем глаза юноша заметил, как взволновано переглядываются керонцы, как поспешно отступает к стене служанка с кофейником, убираясь с пути разъярённой королевы.

Стася подошла к брату и с яростью взглянула ему в глаза:

— Насколько хорошо ты владеешь даром?

— Я...

Кевин лихорадочно подбирал ответ, но приходящие на ум слова звучали недостаточно веско — и для лжи, и для правды.

— Не бойся. — Улыбка Хранительницы сочилась ядом. — Скажи правду. Всё равно тебе не представится случая направить магию против меня.

— Я и не собирался, — пробормотал камиец и, не удержавшись, добавил: — Но если б захотел, то сумел бы убить тебя.

С видом заботливой мамочки Станислава отвела грязный русый локон от лица юноши и потрепала его по щеке.

— А ты наглец... — упоительно ласково протянула она и с размаха залепила брату пощёчину. — Смазливая мразь!

Кевин схватился за щёку, хотел что-то сказать, но тут боль, охватившая его после пробуждения и "заботливо" убранная Хранительницей, вернулась. Юноше показалось, что его кости крошатся, сухожилия сворачиваются узлами, а голова вот-вот расколется пополам. Он надрывно простонал, повалился на колени, упёрся ладонями в пол и стиснул зубы, запрещая себе кричать.

— Оставляю тебя наедине с наказанием, Кеви, — словно из-под толстого слоя ваты донёсся насмешливый голос Хранительницы. — Геройствуй, мой маленький упрямец, а когда попросишь пощады, поговорим о хороших манерах.

Юноше очень хотелось быть гордым и сильным, но он знал, что долго не продержится. "Не хочу, чтобы они видели, как я ползаю на коленях! Не хочу, чтобы она победила! Или не она, а тот, кто за ней стоит! Я не раб! Лучше умереть!" Обжигающая судорога пробежала вдоль позвоночника, руки разъехались в стороны, и Кевин упал лицом вниз. Из носа снова брызнула кровь, но юноша ничего не почувствовал: захлебнувшись в океане боли, он покорно опускался на дно, моля великого Олефира о смерти.

— Какой ты всё-таки глупый и наивный, братец. — Хранительница склонилась над распростёртым на полу телом. — Силёнок у тебя для подвига маловато. Да и стойкости явно не хватает. — Она схватила юношу за волосы, рывком поставила на колени и заглянула в мутные, стекленеющие глаза: — Очнись, Кеви, боли-то уже нет.

Камиец громко всхлипнул: боль действительно ушла, тело расслабилось, даже кровь из носа больше не капала, но ощущение, что это ненадолго, что в любую минуту агония вернётся, не давала успокоиться. Плечи юноши нервно подрагивали, а полубезумные голубые глаза ошалело бегали по трапезному залу.

— Не смей отключаться! — Станислава схватила его за подбородок. — День только начинается! — Она провела ладонью по грязным русым волосам, и глаза камийца стали осмысленными. — Так лучше?

Кевин дёрнулся, стремясь ускользнуть от издевательской ласки, и Стася не стала его удерживать. Выпрямившись, она на секунду прикрыла глаза, а потом погрозила юноше пальцем и, бросив: "Сиди и не двигайся", быстро покинула зал.

Двери за королевой плавно закрылись, и у камийца вырвался облегчённый вздох — на какое-то время его оставили в покое. "Нельзя терять ни минуты!" — подумал он, зыркнул на застывших у стен керонцев и устроился на полу, натянув подол рубахи на поджатые ноги. Юноша собрался с духом, зажмурился и позвал:

"Учитель".

Витус не откликнулся, и Кевин заволновался: "Хранительница не могла справиться с ним. А её покровитель?". Камиец обхватил плечи руками: стало зябко и тоскливо, словно из тёплого трапезного зала он перенёсся в холод и темноту подземелья. Голова закружилось, перед глазами поплыл кровавый туман. В распалённом воображении рыжеволосая Хранительница предстала огромным многоголовым чудовищем, поглотившим и небо, и солнце. Вспыхнули огненно-зелёные глаза, распахнулись острозубые пасти, и чудовище потянулось к пленнику...

— Кевин!

Испуганный голосок, прозвучавший над ухом, заставил юношу сжаться и приподнять веки. Но кошмарные фантазии не исчезли: и слуги-керонцы, бесшумно двигавшиеся по трапезному залу, и рыжеволосый, вихрастый мальчишка, стоящий рядом с ним на коленях, казались опасными сумрачными тенями, рабами многоголового монстра.

— Кеви, взгляни на меня, это я — Алекс! Узнаёшь? Нет? Вот свинство!

Маленькая ладошка сжала предплечье, в ноздри ударил горьковатый аромат луговых трав, от которого голова стала пустой и звонкой. Камиец дёрнулся.

— Тише ты, разольёшь!

В зубы упёрлась какая-то склянка. Кевин попытался отодвинуться, но склянка последовала за ним.

— Пей, Кеви, времени нет! Ну же! Давай, приятель! — требовал звонкий голос, и, сдавшись, камиец обхватил губами стеклянное горлышко.

Нёбо точно крапивой обожгло. Кевин закашлялся, утирая рукавом хлынувшие по щекам слёзы, и посмотрел на приятеля:

— Что это было, Алекс?

— Ты меня узнал! Замечательно! — Рыжеволосый мальчишка уселся на пол и с видом заправского лекаря осмотрел лицо камийца: — Та-ак... Глаза стали чуть светлей, правильно. С кожей непонятно, уж больно ты грязный, Кеви.

— Что ты мне дал?

Алекс огляделся по сторонам и, убедившись, что слуги достаточно далеко, наклонился и еле слышно прошептал:

— Это зелье поможет тебе остаться в здравом уме.

— Вот спасибо, — буркнул Кевин и замолчал. "Да и о чём говорить? Рассказывать о пытках? Зачем? Их последствия, то есть, некоторую часть, Алекс и сам прекрасно видит. Вон какой бледный, только в лицо смотреть старается".

— Алекс. — Камиец успокаивающе похлопал мальчика по спине. — Спасибо, но теперь уходи. Не стоит Хранительницу дожидаться. И передай Витусу, что я благодарен ему, хоть и не понимаю, зачем он это делает.

— Я тоже не понимаю, — уныло кивнул Алекс: — Я думал, он тебя спасёт или ещё как поможет, а он: рассудок для Кевина важнее всего.

— Значит, это так.

Приятели немного помолчали, а потом Алекс осторожно спросил:

— Правду говорят, что ты сам королеве сдался?

— Да.

— Почему?

— Она королева.

— Ну да.... Но всё-таки...Ты ведь тоже не бродяга — принц...

— Принц? — Кевин нервно хохотнул и, склонившись к приятелю, зашептал: — Даже думать об этом не смей. Я чужак, иномирец. Не приписывай мне то, чего нет — и не будет! И вообще, не приближайся ко мне, Ал. Я, конечно, рад тебя видеть, но риск слишком велик...

— А Витус сказал, что королеве до меня дела нет. Она только магов ненавидит.

— Пусть так, но... — Юноша поднял голову и прищурился: — Она идёт!

Алекс мигом вскочил на ноги, но бежать не спешил. Смотрел на Кевина и морщил лоб, подыскивая слова для поддержки.

— Иди! — прошипел камиец, глядя, как гвардейцы поворачиваются к дверям, чтобы распахнуть их перед королевой.

— Я не брошу тебя, Кеви.

Алекс хотел что-то добавить, но тут высокая сухощавая женщина, сворачивавшая скатерть, развернулась на шум открывающихся дверей, вздрогнула и опрометью бросилась к мальчишке.

— Что ты застыл, гадёныш? А ну, живо в прачечную! И чтобы через пять минут здесь была Джес!

Оплеуха заставила Алекса отскочить от Кевина. Взмахнув руками, чтобы удержать равновесие и не грохнуться на пол, он зло посмотрел на служанку, потом перевёл глаза на Хранительницу, шествующую по залу в сопровождении высших магов, и, схватив скатерть, кинулся к выходу для слуг.

Женщина тотчас отступила от камийца, развернулась к королеве и присела в глубоком реверансе:

— Простите меня за крик, Ваше величество.

— Ерунда, — небрежно обронила Стася, — с детьми всегда хлопот полон рот, особенно с мальчишками.

Хранительница остановилась рядом с Кевином и добродушно погладила его по волосам. Ласковый жест столь резко контрастировал с лютой злобой в изумрудных глазах, что служанку передёрнуло, однако она немедля взяла себя в руки и, состроив непроницаемое лицо, поспешила покинуть трапезный зал, запретив себе сочувствовать брату короля даже мысленно.

Станислава проводила служанку ироничным взглядом, фыркнула и развернулась к высшим магам:

— Итак, господа, знакомьтесь: сын Олефира!

Кевин повернул голову и с недоумением уставился на топчущихся неподалёку мужчин. Один — в замшевых ботинках, простых тёмных штанах, белой рубашке и коротком кожаном жилете; на благородном лице застыло постное, недовольное выражение. Другой — в до блеска начищенных сапогах, зауженных книзу брюках и строгом тёмно-зелёном кафтане с золотыми пуговицами; круглое лицо с маленькими бегающими глазками и немного приплюснутым носом обрамляла широкая окладистая борода. Оба — обладатели незаурядных магических способностей. "Зачем они здесь?" — растерянно подумал юноша и, сглотнув сухой комок, мигом подкативший к горлу, перевёл глаза на Хранительницу.

— Встань, Кевин, — преувеличенно мягко сказала Стася. — Прояви вежливость, лапа, поприветствуй друзей своего отца.

Лёгкий холодок пробежал по спине камийца. Знакомиться с магами отчаянно не хотелось, но делать было нечего. Юноша поднялся на ноги и слегка склонил голову, приветствуя гостей королевы.

— Умничка. — Станислава хлопнула брата по щеке и призывно махнула рукой: — Не бойтесь, господа, он полностью в моей власти.

— Странный маг... — протянул Корней, приблизившись к пленнику. — Его дар, словно мерцает. Он как будто неустойчив — то есть, то нет. В Камии все маги такие?

— Он единственный камийский маг. Уникальный экземпляр!

Михаил сомкнул лохматые брови на переносице и задумчиво качнул головой:

— Я не могу определить его потенциал. А ты?

— Ну... — Помешкав, Корней с опаской коснулся пальцами виска мальчишки. — Его способности должны быть не хуже, чем у отца, но... — Он замолчал и покосился на Станиславу: — Я не могу проникнуть в его сознание, Миша.

Миротворец нахмурился, его губы зашевелились, исторгая беззвучные проклятия. Корней успокаивающе похлопал приятеля по плечу, вновь коснулся виска юноши, и, почувствовав лёгкое покалывание, Кевин испуганно отшатнулся:

— Не трогайте меня!

— Я не... — начал было Корней, но Хранительница подняла руку, приказывая ему заткнуться, и хищно взглянула на брата:

— Разве кто-нибудь спрашивал твоего разрешения, смазливая мразь? Стой, где стоишь, и не рыпайся!

Кевин побледнел, робко кивнул и, внутренне сжавшись, посмотрел на седовласого мага. Пятки горели, разум требовал броситься прочь. Только страх перед Станиславой удерживал камийца на месте. Однако стоило Корнею вновь коснуться его лица, юношу охватила паника. Он дёрнулся и отпрыгнул назад.

— Трус! — сквозь зубы процедила Хранительница и отвесила брату жёсткую оплеуху. — Я приказала тебе не двигаться! Как ты посмел ослушаться, негодяй?!

От удара в голове зазвенело, перед глазами поплыли радужные точки, по подбородку потекла кровь, но рассудок остался ясным и чистым. "Она устала играться с телом, и теперь ей понадобился разум. Иначе не подпустила бы ко мне этого урода! — с трудом подавляя желание бежать, подумал Кевин. Он с ненавистью взглянул на бородатого мага, который неторопливо закатывал рукава кафтана, и почувствовал дурноту. — Они объединились, чтобы сломать меня... Да кто они такие, шырлон их раздери?!.. Не важно! Их трое — я один. У меня нет шанса. И всё же, если я сейчас же что-то не предприму — последствия..." Додумать юноша не успел. Бородатый поднял руки, пошевелил пальцами, и к Кевину потянулись тонкие янтарные нити. Они змеились в воздухе, заворачиваясь в тусклые спирали, поднимались и опускались, будто примериваясь, куда лучше ужалить жертву.

— Это последнее предупреждение, Кевин, — прозвучал за спиной надменный голос королевы. — Одно движение, и вчерашняя ночь покажется тебе синекурой.

Янтарные нити дотянулись до юноши, изогнулись дугой и атаковали. Но за миг до касания, тело камийца вдруг потеряло ясность очертаний, поблекло и... исчезло. Раздался оглушительный грохот — янтарные нити со всего размаха врезались в пол. От удивления миротворец непроизвольно усилил натиск, и каменные плиты вздыбились и раскололись, обдав магов серым крошевом.

— Он здесь! Не упустите его! — завопила Хранительница.

— Сеть! — одновременно с ней выкрикнул Корней и вскинул руки.

Золотисто-огненный купол накрыл трапезный зал. Воздух потрескивал и искрился от мощи тройного заклятия, и Кевин помимо воли уставился на невиданное колдовство. И почти сразу его тело вернулось в нормальное состояние.

— Вот он! — взвизгнул миротворец.

Ругнувшись, юноша рванулся в сторону. В полуметре от него пронеслась и врезалась в стену бледно-зелёная молния, следом, с секундным опозданием — снежно-белый сгусток, последним — кособокий малиновый диск. Удары пришлись в одну точку, и посреди огромного гобелена с изображение морского берега зазияла чёрная дыра.

— Встань на колени и покорись! — рявкнула Хранительница.

Кевин обернулся: маги стояли плечом к плечу. Руки их были подняты для следующего удара. Юноша задрожал от ужаса, и вдруг осознал, что не хочет умирать. Но и боли ему хватило с лихвой. Он взглянул на раскинувшийся под потолком золотисто-огненный купол: "Нужно было сразу бежать!.. И какая разница — куда! А теперь... Если бы снова стать невидимкой..."

— Считаю до трёх, Кеви. Раз!..

В глазах защипало. "Осталось только расплакаться, как девчонка!" — мелькнула досадливая мысль, и камиец шмыгнул носом.

— Два!

"Ну, почему всё так?.. Почему отец не нашёл меня?.."

— Три! — выкрикнула Хранительница, и, дико взвыв, Кевин ринулся к магам.

Глава 3.

Правосудие временного мага.

Дмитрий брёл по коридорам Ёсского замка. Шаг, другой, поворот. Сменялись интерьеры, яркий дневной свет, лившийся из распахнутых окон, перетекал в ровное сияние магических ламп. Мимо проходили люди. Они кланялись магу, но тот не реагировал на почтительные приветствия — разум раздирала оглушительная какофония образов и звуков. Дима пытался отгородиться от неё щитом, однако сил было недостаточно: щит выходил слишком тонким, чтобы даровать спасительную тишину. Хотелось подумать над словами Олефира, выстроить логическую цепочку и понять, когда именно он попался, а вместо этого приходилось сдерживать себя, подавляя мучительно-острое желание шагнуть в Лайфгарм.

— Как ты? — мягко спросил Артём, и Дима вздрогнул: он не заметил, как друг появился рядом.

— Нормально, насколько это возможно.

Временной маг сердито тряхнул головой:

— А связь говорит обратное. Ты устал, Дима. Я провожу тебя в покои.

— Не думаю, что это хорошая идея.

Дмитрий поднял голову, страдальчески улыбнулся и зашагал дальше. Выплюнув ругательство, Артём поплёлся следом. Очередной коридор закончился лестницей и, на секунду задумавшись, Дима стал спускаться вниз.

— Я всё понимаю, но это чистой воды мазохизм! — не выдержал временной маг. Он в два шага нагнал друга и схватил его за локоть. — Позволь мне помочь!

— Я сам.

— Почему ты отталкиваешь меня? — Артём едва не выл от бессилья. — Мы же больше, чем друзья. Я тоже Смерть, и могу...

— Я сам, — упрямо повторил Дима, осторожно разжал побелевшие пальцы временного мага и продолжил путь.

Губы Артёма капризно скривились, но сейчас же разгладились. В шоколадных глазах вспыхнули ледяные огоньки, и временной маг размазанной тенью устремился наперерез другу.

— Так не пойдёт! — Он положил ладони на Димины плечи, чуть наклонил голову и поймал взгляд усталых голубых глаз. — Я не могу просто быть рядом. Мне тяжело смотреть, как ты мучаешься. — Дмитрий хотел возразить, но Артём нетерпеливо тряхнул волосами и заговорил быстрее: — Ты столько раз спасал меня. Защищал даже тогда, когда я обижал тебя. Я так виноват перед тобой, Дима.

— Ты...

— Неужели ты никогда не простишь меня?

Кривой зазубренный нож мелькнул в воздухе, Кевин зашёлся криком, и Смерть ликующе заулюлюкал. Покачнувшись, Дима мутным взглядом впился в лицо Артёма и непроизвольно вцепился в чёрный, расшитый серебром плащ.

— Ты ни в чём не виноват, Тёма.

— Покажи, что ты видишь!

— Нет! — Дмитрий отвёл взгляд. — Стася...

— Опять предала тебя?

— Она не сама.

— Кого ты обманываешь?

Дмитрий подался вперёд и обессилено уткнулся в плечо друга. Видения измотали его. Маг больше не мог видеть садистскую улыбку на лице сестры, её шёлковое платье, забрызганное кровью ни в чём не повинного мальчишки... Да ещё собственная память то и дело подсовывала облик мёртвой возлюбленной. "Я сойду с ума..."

— Обойдёшься!

Артём растянул губы в холодной, решительной улыбке, и даже не видя его лица, Дмитрий почувствовал, как возвращается принц Камии. Но он слишком устал, чтобы помешать этому. Несмотря на истошные крики жертвы и буйный хохот Смерти, глаза мага слипались, а тело требовало отдыха. "А вдруг, когда я усну, Смерть пробьёт барьер?" Дима тряхнул головой, силясь прогнать усталость, и поднял тусклый взгляд на друга.

— Значит, добровольно принять мою помощь ты отказываешься. — Шоколадные глаза вспыхнули серебром и погасли, крылья правильного носа задрожали от гнева. — Тогда помощь будет принудительной!

Артём вдруг хихикнул, обнял Диму за плечи и игриво взъерошил тёмные волосы. Дмитрий не успел ничего предпринять: мощный кокон оплёл его тело, отрезав от кошмаров Лайфгарма, и Смерть за барьером разочарованно умолк. Воцарившаяся в голове тишина многопудовым прессом навалилась на мага, и если б не поддержка Артёма, он, скорее всего, упал.

— Легче? — снова хихикнул временной маг.

— Убери щит. — Язык заплетался, колени подгибались, глаза заливала тьма. — Я должен знать...

— Узнаешь. Но сначала поспишь. Сколько ты уже на ногах?

— Не важно.

— Всё, что творится, касается не только тебя, друг мой. Вспомни об этом, и не мешай мне заботиться о тебе.

— Тёма!

— Да здесь я, — ехидно хохотнул Артём. — Ложись уже!

Лёгкий толчок в грудь, и Дмитрий повалился на кровать. Взгляд скользнул по цветным обоям. "Мои покои... И когда только перенеслись?" — заторможено подумал он и провалился в глубокий сон.

— Вот так бы сразу. — Принц Камии выудил из воздуха дымящуюся коричневую сигарету, повертел её в руках, придирчиво осматривая со всех сторон, и слегка затянулся. — Иногда ты прям как малое дитя, Дима. Хоть бросай трон и воспитанием твоим занимайся! — язвительно заявил он спящему другу, уселся на край постели и нахмурился. — Но прежде чем в отставку подавать, я должен свершить правосудие! — Артём с подозрением покосился на спящего. — Да только, когда я начну, ты почувствуешь... Значит, придётся словчить!

Коричневая сигарета растворилась в воздухе. Временной маг легко поднялся на ноги, заботливо укрыл Диму одеялом и, тихо вздохнув, исчез.

Буйство красок в гостиной принца Камии заставило Ричарда поморщиться — празднично-радостная обстановка не соответствовала его мрачному настроению. Инмарец недовольно хмыкнул, положил спящую Веренику на оранжево-красный диван и обернулся к Валечке:

— Рассказывай!

Но, вместо того чтобы начать говорить, Валентин нахмурился и исчез.

— Куда это он? — удивился Хавза, с трудом оторвав взгляд от золотой волны занавесок. — Обещал же всё объяснить. Или опять что-то случилось?

— А я почём знаю?!

Ричард в сердцах махнул рукой, огляделся и направился к низкому столику, на котором в окружении изящных бокалов возвышался тонкогорлый серебряный кувшин. Наполнив бокал золотистым вином, инмарец уселся в широкое плюшевое кресло, вытянул ноги и кивком указал гольнурцу на точно такое же, по другую сторону столика.

— И то верно. Неизвестно, сколько нам ждать. А, как говорит всемогущий целитель, в ногах правды нет. — Камиец налил себе вина, сел в кресло и, сделав глоток, восхищённо улыбнулся. — Вкусно. С таким вином я готов ждать Валентина хоть весь день.

Инмарец скривился, но промолчал, чувствуя, что если заговорит, обязательно сорвётся, наорёт на Хавзу, а потом будет корить себя за несдержанность. "Буду молчать и точка! Пусть это невежливо, но лучше чем кулаками размахивать", — кисло подумал Ричард и уставился на золотистое вино в бокале.

Краем глаза взглянув на хмурую камийскую мечту, Хавза недовольно поджал губы. Он не считал смерть любимой наложницы такой уж тяжелой утратой. "Какой бы замечательной ни была эта женщина, замену ей всегда можно найти, — размышлял гольнурец, потягивая вино. — В Камии полным-полно красивых, воспитанных наложниц, и горевать из-за потери одной из них — глупо! Я бы даже принял это за слабость, но, в данном случае, назовём это капризом. Скорей бы Солнечный Друг вернулся. Пожалуй, он самый понятный и вменяемый из всех приятелей Ники".

И тут, словно в ответ на его мысли, в гостиной появился Валентин. Он подошёл к столику, устроился в кресле, рядом с инмарцем и как ни в чём не бывало заговорил:

— Винцо повиваете? И правильно! Всегда считал, что беседовать надо исключительно за бокалом...

— Куда тебя носило, Валя? — перебил его Ричард, и хмурый взгляд стальных глаз вонзился в веснушчатое лицо землянина.

— Руки мыть ходил, — огрызнулся тот, с трудом сдерживая нервную дрожь.

Труп Сабиры, который Валентин обнаружил в купальне принца Камии, явно не был свежим. Женщину убили около суток назад, как раз в то время, когда друзья находились в доме Хранительницы, а, значит, Тёма нарушил запрет Олефира и прогулялся в прошлое. "Хочется верить, что он ограничился только убийством, а не пошёл бабочек топтать..." — расстроено подумал Валя, однако взял себя в руки, потряс в воздухе маленькими пухлыми ладошками и ехидно обратился к Ричарду:

— Теперь я о каждом своём шаге докладывать должен? Или ты моим телохранителем заделаться решил? Только имей в виду, на оплату твоих услуг у меня средства не запланированы. Будешь таскаться за мной на общественных началах. Согласен?

— Заткнись, балабол! — зло выплюнул инмарец. — Рассказывай, что обещал!

— Так заткнуться или рассказывать? — Валя с деланным недоумением почесал затылок. — А может, ты хочешь, чтобы мы поговорили мысленно? Но тогда...

— Валя!!!

Ричард с такой силой сжал бокал, что тот раскололся. Острые осколки впились в кожу, и ладонь обагрилась кровью.

— Какой ты, однако, неуклюжий. — Лёгким щелчком восстановив бокал и залечив порезы друга, землянин покачал головой и строго произнёс: — Дима не должен становиться Смертью ни при каких обстоятельствах. Он потерял контроль над своей второй ипостасью, и явление Смерти грозит катастрофой всем нам, ибо бесчувственная машина, в которую превратится наш друг, не задумываясь, убьёт любого (даже Артёма!), а потом отправится к тому, кто сумел подчинить её. Поэтому и магией Дима почти не пользуется — все его силы уходят на то, чтобы удерживать Смерть. Убийство Маруси стало для него ударом, но он выстоял, и тогда хозяин его второй ипостаси услужливо показал то, что творится в Лайфгарме... Я тоже видел первую серию этого "кино".

Валентин замолчал, чтобы глотнуть вина, а Ричард, холодея от дурных предчувствий, хрипло прошептал:

— Он захватил Стасю?

Землянин утвердительно кивнул, вгляделся в серые, больные глаза воина и опустил голову:

— Под его чутким руководством Хранительница пытает мальчишку, которого Дима спас в Бэрисе.

— Но она же не сама... Он заставляет её... Стася не могла...

"Очень даже могла, — мысленно возразил ему Хавза, вспомнив, как рыжеволосая ведьма гонялась за ним с тесаком. — Эта женщина на всё способна!"

Солнечный Друг с интересом взглянул на камийца, улыбнулся ему уголками губ и обратился к инмарцу:

— Выпей вина, дружище, и послушай дальше. Ты же хотел знать, почему Дима отказался от похорон Маруси. Так вот: мёртвая возлюбленная, пленённая сестра и мальчишка с раскалённым прутом на животе разрушили тюрьму Смерти. Дима уже шагнул в Лайфгарм, навстречу собственной гибели, но Артём перехватил его. Он перенёс нас на пятьдесят лет назад, прямо в объятия своего любимого магистра. И Олефир остановил Смерть. Он спас всех нас, Ричи. Более того, только благодаря Фире мы вернулись в настоящее, потому что Тёма, узрев любимого магистра, собрался служить ему верой и правдой до конца дней своих! И Диму уговорил. В общем, если б не Олефир, мы до сих пор сидели бы в прошлом, и, неизвестно, как это повлияло бы на настоящее. — Валентин горько усмехнулся, обвёл глазами ошарашенные лица Хавзы и Ричарда и продолжил: — Повелитель Камии приказал Диме рассказать о своей жизни, и тот выполнил приказ. Честно говоря, я думал, что Артём вернёт нас в совершенно другую реальность, ведь у Олефира был шанс изменить ход событий, но он не сделал этого и прожил остаток жизни, играя уготованную ему роль. Жуть! Я бы обязательно сорвался и сотворил что-нибудь этакое...

Солнечный Друг залпом допил вино, поставил бокал на столик, и наколдовал широкую коньячную рюмку. Вдохнул аромат любимого напитка, сделал маленький глоток и задумчиво уставился на золотой водопад штор.

— Хочешь сказать, что Фира герой? — презрительно фыркнул Ричард. — Зная, о том, что всех нас ждёт, он мог бы, например, не развязывать войну в Лайфгарме, не издеваться над Димой, не сводить с ума Тёму, да и смерти своей мог избежать. Слабак и трус твой Фира!

Хавза задумчиво потёр подбородок и неуверенно заметил:

— Но, если бы повелитель Камии стал вести себя иначе, чем рассказал ему Дмитрий, они бы не смогли вернуться к нам...

— Верно, — кивнул Солнечный Друг. — Подумай об этом на досуге, Ричи. Тёма ухитрился подставить любимого магистра так, что на его месте я бы прибил паскудника ещё в колыбели, как, впрочем, и положено поступать с временными магами. И теперь я понимаю — не зря!

— И это говоришь ты? Тёма твой друг! Он...

— Он опасен, как никто из магов! Фира, кстати, запретил ему пользоваться временными способностями, и я — маг и атеист — молю Бога, чтобы Тёма послушался своего любимого магистра!

— Не понимаю, — замотал головой Ричард. — Объясни!

— Представь, что к тебе являются люди из будущего и что-то рассказывают о нём. И эти люди знают, что будет именно так, а не иначе, поскольку эти события уже произошли. В их будущем! А ты решил избежать каких-то грозящих тебе неприятностей и в решающий момент поступил не так как должно, а как тебе захотелось. В результате реальность изменилась, и твои визитёры вернулись невесть куда. Зато ты как сыр в масле катаешься! А, может, и не катаешься, а спокойненько лежишь в милом уютном гробике. Ведь неизвестно, к чему привело твоё вмешательство. Вот и Фира попал как кур во щи. Тёма с порога заорал о любимом магистре, о том, что будет служить и тому подобное... А от самого безумием несёт, точно дерьмом от выгребной ямы. Олефир ещё хорошо держался — ситуацию из-под контроля не выпустил, ну а просьба "рассказать всё", сумасшедшая на первый взгляд, была просто необходима. Фира должен был точно знать, как вести себя в будущем, чтобы сохранить существующую реальность без изменений. И у него получилось! Мало того, он ещё пару дельных советов Диме дал. Например, о кольце напомнил.

— О каком кольце?

— Помнишь Димин перстень?

— Нет! — поджал губы Ричард. — Дима на побрякушки не падок. Вот у Тёмы, помнится, было кольцо с жёлтым бриллиантом. Но он, в отличие от Димы, обожает всё красивое и блестящее. Как сорока!

— Значит, не носил Дима перстня?

— Сказал же: нет! Ни перстней, ни брошек, ни серёг!

— А вот и ошибаешься, дружок! Фира подарил воспитаннику кольцо, и тот лет двадцать таскал его не снимая. А потом оно исчезло — и с пальца, и из памяти всех, кто о нём знал. Олефир считает, что Смерть поймали с помощью этого кольца.

— Ясно... — Ричард наполнил бокал и, сделав несколько глотков, нехотя заметил: — И всё же Марусю надо было похоронить по-человечески...

— Идиот! — Валентин вскочил с кресла и забегал по гостиной, словно заводная игрушка. — Нет у нас времени на похороны! Надо в Лайфгарм идти! Мальчишку спасать, со Стаськой разбираться, врагов мочить! Диме надо срочно придумать, как Смерть обуздать, а не слёзы лить! Не может он на мёртвых отвлекаться, когда живые в опасности! Дошло?

— Ну... Ему и не обязательно было самому похоронами заниматься... Слуг вон целый замок и...

— Хватит!

Валя рубанул рукой воздух и хотел выдать что-то резкое и грубое, но тут с дивана донёсся тихий стон и несчастный детский голос:

— Пить...

— Ника! — хором воскликнули мужчины и бросились к принцессе.

— Тебе плохо?

Ричард сел рядом с Вереникой, с другой стороны от девочки пристроился Хавза, а Валентин сотворил стакан с водой и поднёс к губам девочки.

Ника выпила воду, облегчённо вздохнула и завертела головой:

— Где мы? В доме Стаськи таких комнат не было!

— Куда ей до принца Камии, дорогая. — Валя с ухмылкой указал на золотые занавески, погладил яркую шёлковую ткань дивана и заговорщицки подмигнул подружке: — Теперь это и твои покои, Ника. Можешь здесь что-нибудь изменить, если хочешь.

— Позже. — Девочка сладко зевнула, потянулась и спросила: — А куда делся Тёма?..

Тонкий светло-жёлтый шёлк легко соскользнул на пол, и Сабира затуманенным взором окинула своё отражение в огромном напольном зеркале. Синяки, кровоподтёки и ссадины — следы мерзких игр разгулявшейся свиты принца Камии — нещадно ныли, но боль меркла перед грандиозной победой наложницы. Изящные пальцы потянулись к медальону с головой волка, нежно коснулись прохладного металла.

— Моё!

Сабира стиснула медальон, прикрыла глаза и прерывисто выдохнула. Почти забытое, болезненно приятное возбуждение охватило тело: так восхитительно она ощущала себя, пожалуй, лишь с мечом в руках. "Победа..." Откинув ногой окровавленную жёлтую ткань, наложница направилась к бассейну, медленно и невесомо ступая по мозаичному мраморному полу.

— Если боль, то от его руки, — прошептала Сабира и улыбнулась, впервые за последние дни.

Ароматная тёплая вода лизнула раны на ногах. Наложница вздрогнула и застонала. Откинув голову, немного постояла, привыкая к боли, и по мраморным ступеням спустилась в бассейн. Вода приняла Сабиру в свои жгучие объятья, лаская и превращая боль в щемящую истому. Мысли улетучились, мышцы расслабились, тело стало мягким и податливым. Женщина с ленивой грацией опустилась на ступени. Длинные волосы чёрными змеями закружились вокруг головы и плеч, и замерли, чуть подрагивая. Подняв сверкающий триумфом взгляд к зеркальному потолку, наложница облизала потрескавшиеся губы:

— Я прекрасна...

Из груди вырвался звонкий, как весенний ручеёк, смех. Сабира раскинула руки и прогнулась, словно умоляя невидимого возлюбленного о ласке. Взгляд затянула поволока вожделения, кожа раскалилась и покрылась мурашками, а медальон на груди стал казаться обжигающе-холодным. Словно наяву перед Сабирой возникли яростные шоколадные глаза, для которых наслаждение и смерть были неотъемлемой частью любовного экстаза, и она затряслась от безудержной похоти.

— Почему? — требовательно спросил Артём.

Напряжённую острую грудь сжала властная рука. Наложница вскрикнула. Её голова дёрнулась, лицо искривила болезненная гримаса, а в широко распахнутых глазах заплескался страх.

— Я задал вопрос.

Волна ужаса окатила Сабиру, смыв похоть и сладость победы.

— П-повелитель... — с запинкой выдавила она и замолчала, растерянно глядя на принца, который прямо в одежде сидел рядом с ней на ступенях бассейна.

"Мокрый и бледный... Он невероятно красив!" Забыв о страхе, наложница потянулась к щеке хозяина, но руку тут же сковал холод. Сабира замерла, отрешённо наблюдая, как кожа покрывается ледяной коркой, а вода в бассейне застывает прямо на глазах. Женщина не могла ни шевельнуться, ни вздохнуть. Она врастала в лёд, словно насекомое в смолу, и только губы по-прежнему оставались тёплыми и живыми.

Красивое лицо в обрамлении вечно спутанных пшеничных волос склонилось над жертвой, и тихий вкрадчивый голос кинжалом резанул по сердцу.

— Ты покажешь мне всё, каждую мелочь, и я выберу для тебя достойную смерть.

— Да... — счастливо выдохнула наложница.

Ледяные оковы пали. Сабира почувствовала, как принц вошёл в неё, заполнив собой каждую клеточку тела, каждый вздох, каждую мысль. Стало невыносимо больно и страшно: бывшая кайсара неотвратимо растворялась в чужом сознании, теряла себя. И это было хуже смерти...

Сабира очнулась на полу в тёмной комнате, до омерзения пропахшей кровью и потом. Тело занемело: женщина долго лежала распластанная, как морская звезда. "Но, по крайней мере, рядом никого нет", — отстранённо подумала она, со стоном повернулась на бок, села и привалилась спиной к стене. Виски ломило, во рту расползалось что-то отвратительно липкое. Сабира обхватила колени руками и обречённо уставилась в темноту. Дрожа от ужаса и холода, она вспоминала дикие, непристойные картины прошедшего дня. "Прошедшего ли? Эти ублюдки могут вернуться в любой момент и снова... — Из глаз потекли обжигающе горячие слёзы, и Сабира резкими мазками стёрла их со щёк. — Поганые животные! Ненавижу!" Вцепившись зубами в запястье, женщина завыла от отчаяния и жалости к себе. Сын великого Олефира отобрал у неё всё: сначала власть и свободу, а теперь и медальон с головой волка — маленький самообман, позволявший ощущать себя не последней вещью.

— Это всё из-за неё! Грязная подстилка камийской мечты!

Сабира до крови закусила губу — собственный голос напугал её до полусмерти. Сжавшись в дрожащий комок, женщина лихорадочно огляделась, словно могла что-то увидеть в темноте, и прислушалась. Не уловив ни звука, облегчённо выдохнула, расправила плечи. "Что от меня осталось? Почти ничего. Ни капли силы. И что теперь? Развлекать свиту принца, а, если выживу — солдат и пьяниц в каком-нибудь грязном борделе?" Сабира потёрла ладонями влажные глаза и пошарила рукой по полу, отыскивая одежду. Но обнаружила лишь окровавленные обрывки.

— Ещё одно унижение, — простонала она, поднявшись на ноги. — Идти голой через весь замок? Или остаться здесь и ждать? Чего? Вдруг обо мне забыли? Вдруг принц хочет, чтобы я сдохла?

Сабира захныкала. Хотелось зажечь светильники, найти простынь или одеяло, чтобы немного согреться, но женщина боялась двинуться с места без приказа. Зажмурившись, она переступила с ноги на ногу, громко шмыгнула носом и внезапно ясно представила гордую Милену Маквелл с украденным медальоном на груди. Голова волка на фоне кожаного мужского костюма выглядела уместно и правильно, и Сабира ощутила прилив ярости. "Я тоже была такой! Почему он растоптал меня, а не её?!" Словно в ответ на гневную мысль перед глазами возникло лицо Дмитрия. Спокойное и непроницаемое. Он ухитрялся оставаться независимым, даже будучи рабом...

— И всё-таки я победила его! — зло рассмеялась Сабира. — Мага, брата принца Камии! Бросила в каменный мешок, посадила на цепь, как собаку, и замуровала! И Артём оценил это! — От избытка эмоций наложница сжала кулаки и потрясла ими над головой: — Это мой медальон! Моя награда! А ты украла её, Милена!

Сабира уронила голову на грудь и утробно зарычала, чувствуя, как под напором лютой ненависти отступают страх и отчаяние. "Я верну его или умру в схватке! Я докажу моему принцу, что он может гордиться мной! Гордиться силой лучшей женщины Камии!" По телу пробежала дрожь. Метнувшись к стене, наложница ударила по ней кулаком и поспешно заслонила ладонью глаза — яркие магические светильники вспыхнули, как огненные шары. Сабира смахнула с ресниц слёзы, развернулась и хищным, безумным взором обвела комнату.

— Ты хорошо устроился, Кристер, но я буду жить лучше!

Женщина небрежно вытерла ноги об обрывки своей одежды и направилась к шкафу. Распахнула дверцы, осмотрела костюмы и халаты, брезгливо поморщилась, но всё же достала светло-жёлтую накидку из шанийского набивного шёлка. Накинув её на плечи и подпоясав тонким золотым шнуром, Сабира скрутила волосы жгутом и завязала в узел.

— Теперь главное!

Над камином в изящной асимметрии висело разнообразное оружие, и, неторопливо осмотрев каждый клинок, наложница остановилась на коротком, чуть изогнутом мече, напоминающим харшидскую саблю, и кинжале с удобной витой рукоятью. Оружие всколыхнуло в сознании давно забытое ощущение силы, и Сабира громко засмеялась, больше не опасаясь, что кто-нибудь услышит её.

— Я убью любого, кто встанет у меня на пути!

Наложница подошла к напольному зеркалу и с удовлетворением оглядела себя: воинственный блеск в глазах, точёная шея, гордо вздёрнутый подбородок. "Я могу всё!" Пальцы до боли стиснули рукояти, и, печатая шаг, бывшая кайсара направилась к дверям.

Стояла глубокая ночь. Почти все обитатели Ёсского замка спали, а если кто-то из рабов или припозднившихся гуляк-аристократов и встречался на пути Сабиры, то, завидев маниакальный блеск в её глазах, спешил убраться с дороги — схватка с сумасшедшим не говорила о силе. Разве что о глупости.

Сабира же, как никогда в жизни, алкала крови. С каким наслаждением она прорубила бы дорогу к покоям камийской мечты, но противники трусливо прятались, и бывшая кайсара уповала на схватку с Миленой Маквелл. По слухам, наложница Ричарда мастерски владела мечом, и, при мысли об этом, в ушах Сабиры завораживающей музыкой звучал звон стали... Однако действительность оказалась до омерзения прозаичной. Когда, сгорая от нетерпения, Сабира ворвалась в спальню камийской мечты, оказалось, что ненавистная женщина, укравшая у неё положение особенной наложницы, просто-напросто спит. Причём настолько крепко, что ни крики, ни пощёчины не пробудили её...

Отступив от кровати, Сабира подхватила меч и кинжал и глухо рыкнула. Она жаждала схватки, а перед ней лежало вялое, безразличное ко всему тело. Бывшая кайсара едва не разрыдалась от огорчения, но стоило взглянуть на медальон с головой волка, слёзы высохли, а губы исказила дьявольская усмешка:

— Зачем воевать, если я могу получить награду без боя?

Сабира выронила оружие, одним прыжком взлетела на кровать, потянулась к медальону. Пальцы обожгло огнём, и, обиженно вскрикнув, женщина отдёрнула руку.

— Магия... — с горечью выплюнула она, точно само слово было напитано ядом, и слёзы отчаяния хлынули из глаз, смывая остатки разума.

Всё, к чему стремилась, о чём мечтала бывшая кайсара, оказалось запертым за семью печатями. "И что теперь? Умереть? Но почему я? Почему не она?" Сабира наотмашь хлестнула спящую женщину по лицу и скатилась с кровати. Вцепившись в волосы, она ударилась головой об пол, потом ещё и ещё... Дикий хохот раздирал горло, злые слёзы и кровь застилали глаза. Сабире хотелось рвать и метать, крушить и ломать, лишь бы избавиться от удушающего бессилия. Вскочив на ноги, она безумным взглядом обвела спальню:

— Убью! Сначала её, потом остальных!

Наложница подобрала с пола кинжал, развернулась и с рыком вонзила его в грудь Милене Маквелл. По самую рукоять. Глаза волка на миг зажглись серебристым огнём, раздался едва слышный щелчок, и медальон, будто живой, соскользнул на простыни. Сабира заворожено уставилась на нечаянную добычу.

— Мой, — сорвалось с дрожащих губ.

Несмело коснувшись холодного металла, наложница ликующе улыбнулась и закружилась по комнате. Цепочка мерно покачивалась в окровавленных пальцах, волк скалился и, казалось, кивал головой, поздравляя Сабиру с победой. "Теперь надо дождаться принца и всё ему рассказать! Он оценит мою силу и вновь приблизит к себе! Я поступила так, как завещал великий Олефир: убила сильного и заняла его место! Я самая сильная женщина Камии!" Наложница остановилась, накинула цепочку на шею и опрометью помчалась в покои Артёма. Она не знала, когда принц соизволит вернуться в Ёсс, а, значит, нужно было спешить, чтобы встретить его во всеоружии...

Временной маг с интересом взглянул в затуманенные глаза Сабиры.

— Сила... Всё дело в силе, да? Для тебя, как и для остальных камийцев, она наркотик, — певуче-ласково прошептал он и грустно улыбнулся. — Ты действительно считаешь, что сила приносит счастье?

— Да.

— Тогда почему я, принц Камии, несчастлив? Почему я не могу просто жить и радоваться? Почему моя жизнь разваливается на куски?

Тоска и отчаяние в голосе Артёма заставили наложницу распахнуть глаза в растерянном изумлении.

— Вы несчастны, принц? Но...

— Не важно! — Пшеничные волосы взлетели и опустились на плечи. Временной маг склонился над жертвой, опаляя её лицо дыханием. — Хочешь узнать, что было дальше? После того, как ты покинула спальню камийской мечты?

— Но я и так знаю... Я пришла в Ваши покои, разделась и вошла в бассейн.

— А дальше?

— Дальше?

Сабира нахмурилась, пытаясь понять, что имеет в виду принц. По телу наложницы скользнули тонкие пальцы и застыли на животе. Из-под ногтей мага заструился блестящий серебряный свет. Он разливался по коже, лишая её чувствительности, и тёк дальше, в ароматную воду бассейна. Вода посветлела, загустела и вдруг с треском распалась на мелкие ледяные кристаллы. В тот же миг рука мага прошла сквозь кожу жертвы и утонула в тёплых внутренностях. Сабира ничего не почувствовала: принцу хотелось поговорить с ней, и его магия заставила наложницу отрешиться от всего, кроме разговора.

Артём немного жалел, что не слышит криков, но стремление рассказать о проделке со временем пересилило желание "играть".

— Я вернусь в замок только к полудню, — доверительно шепнул он на ухо женщине и, не удержавшись, лизнул её теплую, покрытую капельками воды щёку.

— Ничего не понимаю...

— Ясное дело. Видишь ли, дорогая, я не хотел, чтобы мой брат убил тебя сам. Он сделал бы это быстро и неинтересно. Дима сейчас слишком занят, чтобы растягивать удовольствие, и я пришёл один. По Времени.

— Как это?

— Сейчас объясню. Это просто, милая. Я скользнул на несколько часов назад. Димы ещё нет в замке, и он не сможет вмешаться в мою увлекательную игру.

Артём вытащил руку из живота наложницы, взглянул на окровавленные пальцы и улыбнулся. Взгляд скользнул вниз, на тёмно-красные ручьи, стекающие в ледяное крошево.

— Ты прекрасна, Сабира, и мне будет необычайно приятно убивать тебя, — простонал он и хихикнул. — Правда, здорово, что я прогулялся по Времени, иначе бы мы не встретились, и ты умерла бы не от моей руки...

Наложница вслушивалась в слова принца, гадая, бредит он или говорит серьёзно. Впрочем, смысл разговора всё равно ускользал. Путешествия во Времени, магия — всё это было за гранью её понимания. Почти не дыша, Сабира всматривалась в довольное лицо Артёма и покусывала губу: "Лучше бы не болтал, а взял меня, прежде чем убить".

Маг нахмурился. Его дыхание стало острым и частым, в глазах вспыхнули и пропали серебряные искры.

— Я не хочу тебя! — капризно заявил он, почти коснувшись губами щеки наложницы. — Ты доставишь мне иное наслаждение.

Принц Камии стремительно погрузил руку в живот жертвы и прикрыл глаза. Дразнящий аромат крови пьянил, заставляя разум туманиться и плыть, но маг пока не желал отдаваться на волю чувствам. И, справившись с дрожью, заговорил быстро и жарко:

— Хорошо, что я пришёл к тебе первым, милая. Ты не представляешь, какое облегчение я испытываю, при мысли, что Вале не придётся мараться кровью. Ибо, после того как я усыпил Диму, будущее изменилось — убийцей должен был стать наш Солнечный Дружок. А я ведь обещал защищать его. Я помню, как он плакал в Вилине, когда убил пару десятков серых рубах. Не хочу, что бы он расстраивался снова.

— Я не...

— Знаю, что не понимаешь, но я всё равно расскажу. Ты лежала на моей кровати, обнажённая и прекрасная. Ты ждала меня, а я всё не шёл. Ты нервничала, сходила с ума от желания продемонстрировать трофей и стать моей жертвой! — Артем захихикал, нервно всхлипывая и пофыркивая. — Но появились они. И, увидев мою жену, ты пришла в ярость. Ты ведь спятила, когда мои спутники развлекались с тобой, не так ли?

— Нет!

— Да-а-а... Именно поэтому ты убила Марусю... — Временной маг болезненно прикрыл глаза, проскулил что-то невнятное и неестественно ровным голосом продолжил: — Ты набросилась на Нику, и Валя одним махом снёс тебе голову. Бр-р... Жуткая была картина.

— Ложь! — не помня себя, выкрикнула Сабира и осеклась, затравленно глядя в лицо принца.

— Это правда. Точнее, твоё несостоявшееся будущее.

Артём отстранился, прошептал заклинание, и лёдяное крошево растеклось ароматной тёплой водой. Желание "играть" становилась невыносимым, и маг перестал противиться ему.

— Но не волнуйся, родная, это будущее тебе не грозит. Я всё исправил. Валя никогда не узнает о том, что сделал, а ты... Ты проиграла, Сабира! Тебе не стоило даже касаться моей Милены, ибо её смерть едва не стоила жизни моему брату! Ты заплатишь за его горе!

Ледяные оковы пали. Мучительный, ласкающий ухо крик сорвался с губ Сабиры, и Артём жизнерадостно рассмеялся. Он снова чувствовал себя блистательным принцем Камии, гордостью своего великого родителя, и знал, что нужно делать, чтобы не разочаровать его.

— Вы останетесь довольны, магистр, — сорвалось с губ, и мага окутало ледяное серебряное пламя...

В покои Дмитрия Артём вернулся мокрым, перепачканным кровью, но невероятно счастливым. Он плюхнулся на край постели и с любовью взглянул на усталое лицо друга. Бледная кожа, тёмные круги под глазами, между бровями — упрямая складка. "Интересно, что тебе снится? — подумал временной маг, но коснуться сознания друга не решился. — Пусть отдохнёт, неизвестно, что будет дальше". Однако сидеть у постели друга и ждать пока тот выспится, терпения не хватило. Артём изнемогал от желания поделиться историей о свершившейся мести и, напряжённо потерев лоб, скользнул в утро следующего дня.

Глава 4.

Тайна каруйского графа.

— А куда делся Тёма?..

Голос Вереники прозвучал сонно и чуть хрипловато, и в первый момент Валечка порадовался, что капризная, своенравная девчонка ещё не до конца проснулась и не собирается предпринимать решительных шагов. Но, уразумев смысл её слов, растерянно хлопнул глазами и быстро осмотрел замок. Артёма в Ёссе по-прежнему не было. Валентин расширил поиск, а в глубине души тем временем начала зарождаться паника: присутствия сумасшедшего принца в Камии не ощущалось. О том, что Тёма ушёл в другой мир, речи не шло, и Валя безнадёжно застонал: их неуравновешенный сумасбродный друг всё ещё шлялся по Времени.

— Так где мой муж? — требовательно повторила девочка, и Валентин распахнул глаза.

Вереника, поджав ноги, сидела на диване, скользила настороженным взглядом по лицам мужчин и хмурилась. "В этой маленькой прекрасной головке таиться катастрофическая масса неприятностей!" Места рядом с Никой были заняты: с одной стороны сидел Ричард, с другой — Хавза, и землянин, стоящий перед девочкой, удостоился самого пристального её внимания: Вереника подняла голову, прищурилась и цокнула языком:

— У тебя очень серьёзный вид, Валя. Что-то случилось?

— Пока ты спала? — зачем-то уточнил Солнечный Друг, и девочка нетерпеливо забарабанила пальцами по коленке:

— Тёма опять влип?

Хавза уставился на целителя, умоляя взять ситуацию под контроль, однако тот проигнорировал взгляд камийца, обдумывая иное, кардинальное решение. Смущало мага лишь то, что в любой момент мог появиться Артём. Валя, конечно же, не собирался делать ничего из ряда вон выходящего, но даже пустяковое прикосновение к сознанию Вереники могло вызвать совершенно непредсказуемую реакцию временного мага, забывшего о приказе любимого магистра и игравшего сейчас со Временем... "Труп Сабиры выглядел очень показательно. Тёма, видимо, окончательно и бесповоротно сбрендил. И меня как-то не греет мысль пополнить его "игровую" коллекцию".

— Почему вы молчите? — потеряв терпение, воскликнула Вереника.

Ричард заметно вздрогнул, с осуждением посмотрел на землянина и, шумно вздохнув, взял девочку за руку. Рассказывать о смерти Маруси, об опасном состоянии Димы и расстроенном вдрызг Артёме откровенно не хотелось, но предотвратить истерику малолетней волшебницы, последствия которой не взялся бы предугадать никто из них троих, было жизненно необходимо. Ричард осторожно сомкнул пальцы вокруг хрупкой ладошки и снова вздохнул. Дипломатию он не любил в принципе, искусством запудрить мозги владел куда хуже своего отца, но, если возникала острая необходимость, мог, приложив некоторое усилие, говорить нудно и витиевато.

— Видишь ли, Ника. Пока ты спала, события развернулись не совсем так, как предполагалось, и в результате нам пришлось срочно покинуть дом Станиславы и возвратиться в Ёсс. Государственные дела не могли больше ждать. Присутствие Артёма, его влияние на мировую ситуацию...

— Что за бред ты несёшь, Ричи?!

Ника отдёрнула руку и выразительно покрутила пальцем у виска.

— Господин Ричард не так уж не прав, — рискнул вставить Хавза. — Наше возвращение в Ёсс было действительно несколько... неожиданным. Принц...

— Да и чёрт с ним, с принцем! — выпалил Валентин, змеиным движением выбросил руку и ткнул пальцами в лоб не ждавшей подвоха девочке. — Спи!

Без единого звука Вереника сомкнула веки и завалилась на плечо инмарца.

— Какого лешего?! — точно разозлившийся гусь, зашипел Ричард. — Чем тебе помешала Ника?

— Тем, что маленький, разъярённый до чёртиков боевой маг нам сейчас совсем не к месту!

— Она будет очень недовольна.

Инмарец кисло поморщился, представив, как расшумится Вереника, когда узнает, что Валя усыпил её, чтоб не путалась под ногами, но дело было сделано, и, взяв девочку на руки, он направился в спальню.

— Пусть уж в кровати спит.

— Правильно, так будет удобнее, — задумчиво кивнул землянин, провожая друга взглядом.

Ричард на секунду обернулся, с подозрением зыркнул на Валентина, хотел что-то сказать, но передумал и толкнул дверь ногой. Ника умильно причмокивала во сне, видимо, ей снилось что-то приятное или сладкое. "Дитя. Какая из неё принцесса Камии? Тёма рехнулся, решив втянуть ребёнка в местный бедлам!" Инмарец в очередной раз вздохнул и подумал, что когда-нибудь, когда их жизнь станет наконец размеренной и спокойной, он обязательно женится вновь и заведёт детей. И, возможно, у него будет такая же прелестная дочка, как Ника.

Бережно укрыв девочку покрывалом, Ричард присел на краешек постели, мягко провёл ладонью по вьющимся золотистым волосам и вдруг широко зевнул. Благодатная сонливость разлилась по телу, расслабляя и нашёптывая: "Усни. Усни". Инмарец попытался встать, но ноги, ватные, словно, лишившиеся костей, отказались принять на себя вес тела.

— Магия... Ты... Гад... — сорвалось с онемевших губ, и, неуклюже завалившись на бок, Ричард отключился.

— Долго же он сопротивлялся. Интересно, дело в инмарских корнях или в чём-то ещё? — деловито пробормотал Валентин, подёргивая рыжие волосы у виска. — Всё страньше и страньше... Сфинксова загадка, блин!

— Сфинксова? — оторопело переспросил Хавза.

Землянин моргнул, возвращаясь в реальность, повернул голову и рассеяно взглянул на камийца:

— Ты тоже спи.

Гольнурец беззвучно повалился на диван. Валя щёлкнул пальцами, отправив бесчувственное тело в спальню к Ричарду и Веренике, сотворил пузатый бокал с коньяком и рухнул в кресло.

— Итак, подведём итог. Окровавленные тела убраны, маги-дети и немаги-взрослые устранены, теперь можно и загадками заняться.

Землянин сделал большой глоток, подождал, пока животворная влага осядет в глубинах желудка, и, прикрыв глаза, потянулся к цветущей долине, на краю которой, в Айрийских предгорьях, возвышался гостеприимный замок. Он нашёл графа в большой, уютной библиотеке. Полулежа на низкой кушетке и подперев голову кулаком, Бастиар читал книгу.

"Басти! Пришло время поболтать по душам!"

Граф оторвал взгляд от страницы и поднял голову. Он не выглядел ни растерянным, ни удивлённым, точно ждал, что землянин обратиться к нему.

"Перенесёшь меня или подождёшь, пока я приду?" — бесстрастно поинтересовался Бастиар, захлопнул книгу и отложил её в сторону.

"Хитрый каруйский лис!"

"На лиса больше похож ты — рыжий и изворотливый!"

"Не обзывайся!"

"Так что произошло?"

Валечка хлебнул коньяка, посмотрел на соседнее кресло, и в нём мгновенно появился граф. Закинув ногу на ногу, он уставился на землянина лукавыми, смеющимися глазами:

— Выкладывай!

— Я кое-что понял. — Валентин повертел в руках бокал и обхватил его пальцами. — Вся эта история со свитой... Олефир ведь не просто так собрал банду головорезов, не так ли, Басти? Камийцы верили, что эти отморозки — люди, которые помогают Артёму вершить справедливость, поддерживать законы. На деле же спутники принца служили ширмой, прикрывающей кормёжку и обучение безумной Смерти. И ты, Басти, играл в этом не последнюю роль.

— Может, и мне коньяка предложишь? — усмехнулся граф. — Под звон бокалов твоя история будет звучать куда интригующе.

Землянин хмыкнул и протянул приятелю широкий, суженый кверху бокал с крепким янтарным напитком.

— Я должен был догадаться сразу, Басти, как только услышал, что ты не принимал участия в, так сказать, конкурсном отборе. Но меня смутило то, что ты не маг.

— Понимаю. — Бастиар откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. — Мне самому порой это кажется странным.

— Ещё бы! Так влиять на самое опасное магическое существо во Вселенной и при этом не иметь возможности защититься, если что-то пойдёт не так. Крайне рискованное задание! Хотя именно такие эксперименты были по душе покойному Олефиру. Пожалуй, и удивляться здесь нечему, а вот узнать, каким образом он переделал тебя в... нечто, было бы весьма интересно.

— Понятия не имею. Я почти ничего не помню. Только каменный свод, яркие вспышки и какие-то слова. Бормотание, часами льющееся в уши.

Валечка пригубил коньяк, беспокойно провёл ногтём по тонкому стеклянному боку и, поставив бокал на стол, зарылся пальцами в рыжие волосы:

— Он опасался, что сумасшествие поглотит Артёма целиком, и тогда никто, даже Дима, не сможет повлиять на него. Он забрал Артёма в Камию, заставил признать себя учителем, а когда процесс обучения начался, понял, что светлый мальчик Тёма не готов меняться. И никогда не будет готов! Слишком взрослый, слишком избалованный, слишком ранимый... Одно сплошное слишком!

— Великий Олефир никогда не объяснял своих действий, только приказывал....

— Догадываюсь. — Валечка досадливо отмахнулся и продолжил: — Контролировать временного мага мог лишь Дима, но призывать его в Камию Фира не стал. Если бы его племянничек появился в Ёссе, на обучении Артёма можно было ставить крест. Но ученик постепенно сходил с ума, и Фире задействовал тебя. — Валя бросил короткий взгляд на графа, глотнул коньяка и твёрдо заявил: — Если я прав (а я прав!), то ты, Басти, лекарство для принца Камии. Некий психотропный препарат, помогавший Артёму балансировать на краю пропасти. Я не видел тебя в действии, но... Это должно быть так!

— Так и есть. — Бастиар вдохнул терпкий аромат, чуть смочил губы и иронично взглянул на землянина: — Но это в прошлом, Валя. С тех пор, как в Камии появился Дмитрий, необходимость в моих услугах почти отпала. Конечно, приказ Олефира никто не отменял и я по-прежнему буду рядом с принцем, но...

— Ошибаешься! — Валентин подался вперёд, едва не уронив бокал. — Ох, как ты ошибаешься, Басти! Твои услуги нужны сейчас, как никогда! Прямо в эту минуту, твой, если можно так выразиться, подопечный играет со Временем!

— А Дима? — Граф побледнел до синевы на губах. — Он...

— Спит! — отрезал Валентин, выпрямился и откинулся на спинку кресла. — Не более чем полчаса назад я обнаружил в купальне изувеченный труп Сабиры...

— Идиоты! Как вы допустили?

Бастиар вскочил, словно собрался немедленно бежать к принцу, но потом одумался, рухнул в кресло и залпом опустошил бокал, который, впрочем, тотчас наполнился коньяком. Однако больше граф пить не стал. Он отставил бокал, и в лицо Солнечного Друга вонзился тяжёлый, пристальный взгляд:

— Ты можешь найти Артёма?

— Тёма ещё не вернулся, а когда появится... Мы сидим на пороховой бочке, Басти!

— Понимаю. И не только мы. Вся Камия! Временного мага необходимо остановить, иначе...

— Прежде чем остановить, его найти надо!

Валя тяжко вздохнул, сообразив, что, несмотря на то, что его догадка насчёт роли каруйского графа подтвердилась, свести вместе "лекарство" и пациента будет весьма непросто, а, скорее всего, невозможно.

— Похоже, Тёма окончательно свихнулся, — тоскливо заметил маг и, не в силах смотреть в потемневшие от гнева глаза Бастиара, уставился в бокал. — Тёма нарушил прямой приказ любимого магистра, а Дима, единственный, кого он слушается в любом состоянии, пребывает под воздействием магии, которую я не то что трогать, дохнуть на неё боюсь. В любой момент мы можем просто исчезнуть, превратиться даже не в пыль, в ничто...

— Прекрати ныть! Лучше расскажи, почему принц обезумел. Ведь рядом с Димой он был почти нормальным, по крайней мере, вменяемым. Что произошло, Валентин?

По-прежнему избегая смотреть на Бастиара, Солнечный Друг скосил глаза на пол, почесал затылок, раздумывая с чего начать, а затем резко вскинул голову и решительно произнёс:

— Я расскажу тебе всё, что знаю, Басти, но откровенность за откровенность: потом ты откроешь мне всю свою подноготную!

— Ладно, — согласно кивнул граф, взял в руки бокал и приготовился слушать.

Сначала Валя планировал вкратце пересказать приятелю события последних дней, но неожиданно увлёкся, и его повествование получилось красочным и подробным. Бастиар слушал не перебивая, в нужных местах улыбался или удивлённо качал головой, отзываясь на эмоциональный рассказ землянина. А когда Валентин замолчал и приник к бокалу, уточнил:

— Значит, в Камии появилась принцесса?

— Ну да. Ника обожает Тёму, а тот без ума от этой проказницы. Если с девочкой что-то случится... В общем, виновнику я заранее сочувствую!

— Ясно...

Каруйский граф поднялся, подошёл к окну и, отодвинув занавески, кинул задумчивый взгляд на панораму Ёсса. Некоторое время в гостиной принца было тихо, а потом Валентин, которому надоело ждать, пока Бастиар начнёт исповедоваться, требовательно произнёс:

— Рассказывай! Я честно выполнил своё обещание, пришла твоя очередь.

— Конечно, Валя. Ты обязательно услышишь мою историю, но позволь спросить: что конкретно тебя интересует? Или я должен подробно описать свою жизнь с момента рождения?

— Вряд ли ты помнишь своё рождение, — едко заметил Солнечный Друг. — Хочу знать, почему лекарством для сумасшедшего временного мага Олефир сделал именно тебя.

— Повелитель создал меня для этой цели. Тридцать лет назад, после долгого ожидания, одна из любимых наложниц моего отца родила сына. Я был единственным ребёнком предыдущего каруйского графа.

— А причём здесь Фира?

— Если бы не он, отец так и остался бы бездетным...

— Постой, но ты говорил, что Олефир наложил родовое проклятие на деда! Ты вообще не должен был родиться!

— Верно, — улыбнулся Бастиар. — Однако мой родитель обладал латентными магическими способностями, и повелитель решил использовать его семя для своих генетических экспериментов. Опыт оказался удачным.

— Так ты маг?! — Валентин круглыми глазами уставился на приятеля. — Такой же как Маша?

— Ну что ты. Милена Маквелл — шедевр генетической деятельности повелителя Камии. Очень жаль, что эта пустышка Сабира убила её. Думаю, великого Олефира крайне расстроила бы её смерть, у него были большие планы... Впрочем, что теперь говорить! Присутствие Димы сыграло с нашим безумным принцем злую шутку: он почувствовал свободу, перестал советоваться со мной и, как результат, уничтожил не только лучший эксперимент своего магистра, но и возлюбленную друга... — Граф взглянул на всё ещё не оправившегося от шока целителя, пригубил коньяк и продолжил: — Великий Олефир знал, что умрёт и завещал мне присматривать за своим сумасшедшим сыном. Но, увы, когда рядом с Артёмом Дима, я не могу влиять на него.

— Влиять... Ты можешь влиять на Тёму, даже когда он безумен?!

— Ты сам назвал меня психотропным препаратом, — едва заметно улыбнулся граф. — Это одно из моих немногих магических умений.

— А другие?

— Я слышу мысленную речь, обращённую непосредственно ко мне, и могу, вернее мог, связаться с повелителем, даже если он находился вне пределов Камии.

— Ничего себе... — протянул Валентин и тут его осенило: — А другие маги? Ты можешь влиять на них или мысленно связаться с ними?

Граф улыбнулся во весь рот:

— Ну, тебя же я услышал! А что касается влияния... Кажется мне, ты и так слишком много узнал, Валя. А лишнее знание порой бывает весьма опасным. До поры до времени тебе лучше не вспоминать о нём. Согласен?

— Согласен, — послушно откликнулся землянин, тряхнул головой и деловым тоном заметил: — Нам остаётся только тупо ждать, пока появится Артём, разбудит Диму и... Короче, будем действовать по обстоятельствам. — Солнечный Друг залпом выпил коньяк, вальяжно развалился в кресле и хитро подмигнул приятелю: — А не скрасить ли нам вынужденное безделье маленькой вечеринкой?

— Почему нет? — ухмыльнулся граф, донельзя довольный тем, что сумел перехитрить Солнечного Друга.

Глава 5.

Дома.

Утром следующего дня Дима выглядел значительно лучше: кожа порозовела, круги под глазами исчезли. Артём мурлыкнул от удовольствия и, не замечая, что оставляет бурые пятна на простынях, потянулся к другу, провёл окровавленными пальцами по его щеке, игриво дунул в ухо и шепнул:

— Ау.

— Тёма...

Дмитрий нервно сглотнул, ощутив аромат крови и безумия, а Смерть встрепенулся, с силой врезался в барьер и вновь затих, бормоча проклятия. "Уймись, не до тебя!" Голубые глаза распахнулись и тут же наполнились страхом. Резким движением Дима сел в постели, поймал руку друга и рывком притянул его к себе.

— Что ты наделал, Тёма?!

— Я играл. — Временной маг сполз вниз, положил голову на Димины колени и потёрся о них щекой. — Сабира мертва. Ты рад?

— Да, но...

— Не нуди. Лучше улыбнись и скажи спасибо.

— Спасибо. — Дмитрий осторожно погладил друга по влажным волосам. — Почему я не почувствовал?.. Наша связь...

— Я хотел, чтобы ты отдохнул.

— Ты не должен был касаться Времени, Тёма.

Откинувшись на подушки и уставившись в потолок, Дмитрий выудил из воздуха сигарету и глубоко затянулся. Но терпкий, горьковатый дым не принёс облегчения. Артём ослушался приказа любимого магистра, нырнул во временной поток, и безумие поглотило его без остатка. "А ведь в последние дни он был почти спокоен. Чёрт!" Дима притянул друга к себе, и тот зажмурился от удовольствия.

— Она умирала долго, как и заслуживала.

— Не нужно подробностей, Тёма!

— Почему? Я думал, тебе будет интересно.

— Лучше сними шит. Хочу посмотреть, что творится в Лайфгарме.

Артём подскочил, навис над Димой и сердито взглянул ему в лицо:

— Зачем? Пусть идёт, как идёт! В конце концов, стоит ли переживать из-за какого-то мальчишки? А Стася...

— Щит, Тёма!

— Ни за что! — Шоколадные глаза полыхнули яростью. — Ты больше ничего не увидишь! Магистр хотел, чтобы ты разобрался со Смертью, вот и разбирайся! — визгливо воскликнул он и замотал головой: — Я не позволю тебе погибнуть!

— Тёма!

— Не позволю! — повторил временной маг, упал на постель и стиснул ладонями виски. — Зачем загонять себя в ловушку?

Вздохнув, Дмитрий уничтожил сигарету и вновь обнял друга.

— Что бы ни случилось, пока мы вместе, мы справимся, Тёма. Только обещай, что больше не будешь касаться Времени.

— А ты не проси убрать щит.

— Тёма! Это важно!

— Вот так всегда! Ты невыносим!

Артём отпихнул друга, спрыгнул с кровати и направился к дверям.

— Постой!

— И не подумаю!

— Не вынуждай меня, Артём!

Временной маг замер:

— Только не говори, что выпустишь его! — Он обернулся и возмущённо посмотрел на друга. — Ты же просто пугаешь меня, правда?

— Стася моя сестра, а мальчик... Он сын твоего любимого магистра.

— Что? — Артём в мановение ока оказался рядом с кроватью и обвиняюще ткнул пальцем Диме в грудь: — Ты это сейчас придумал!

— Я догадался об этом, когда ты притащил нас к Олефиру. Кевин очень похож на отца.

— Пусть так. Но Олефир не воспитывал мальчишку, значит, ему не было до него дела! — сбивчиво пролепетал временной маг и качнул головой, словно уверяя себя в собственной правоте. — Он не нужен магистру, следовательно, не представляет ценности!

— Магистр умер, и мы не можем узнать, что он думал о сыне.

— Почему ты не спросил его?

— Не захотел.

— Чокнуться можно. — Артём уселся на кровать и озабоченно поскрёб ногтями щёку. — Выходит, мы не знаем, нужен ли он магистру.

— Именно, — терпеливо кивнул Дмитрий. — Так что, снимай щит, Тёма.

— Издеваешься? Пусть этот мальчишка трижды сын Олефира, ты мне дороже! Не позволю тебе наделать глупостей!

— Тогда...

Дима потянулся к барьеру, чувствуя, как дрожит от предвкушения свободы Смерть.

— Нет! — выпалил Артём и умоляюще посмотрел на друга. — Ничего хорошего из этого не выйдет, я чувствую. Ну, хочешь, я отправлюсь в прошлое и вытащу для тебя мальчишку. Хочешь, верну сестру, и ничего страшного не произойдёт. Я даже могу оживить Марусю, только скажи!

— Не смей! — Сердце Дмитрия взорвалось невыносимой болью, глаза заблестели, и он стиснул кулаки. — Даже не заикайся, — еле слышно закончил маг и попросил: — Просто сними свой чёртов щит.

Артём сжался, точно друг накричал на него. Щека лихорадочно дёрнулась, губы задрожали.

— Как скажешь.

Лёгкий взмах и щит исчез. Смерть издал чудовищный рёв и, как полоумный, забился в "тюрьме". Но Дима не обратил на него внимания. Он во все глаза смотрел на хищное лицо сестры, чувствуя, как что-то обрывается внутри. Прошли всего сутки, а маг не узнал Станиславу. Жёсткий, маниакальный блеск в изумрудных глазах. Бетонная тяжесть жестоких слов. Нежная улыбка, за которой прячется звериный оскал.

— Стася...

Артём вцепился в руку друга:

— Ты ни в чём не виноват!

Дмитрий не ответил. С трудом оторвав взгляд от сестры, он брезгливо посмотрел на высших магов и перевёл глаза на Кевина. Измученный, покрытый ссадинами, синяками и кровоподтёками подросток стоял посреди трапезного зала и затравленно смотрел на врагов. В глазах — страх, обречённость и твёрдая решимость не сдаваться без боя. Знакомый букет чувств заставил Диму улыбнуться. От отпрыска Олефира он ждал чего-то подобного, и юноша не разочаровал. Однако положение Кевина становилось критическим. Ему нечего было противопоставить трём магам. "Четырём! Невидимку не стоит сбрасывать со счетов!"

— Я считаю до трёх, Кевин. Раз! — холодно произнесла Станислава, и Дмитрий очнулся.

Он посмотрел на Артёма, с силой сжал его руку и прошептал:

— Мы должны вмешаться. Дай мне Ключ!

— Что? — Временной маг растерянно захлопал ресницами. — Ты шутишь, Дима. Ты же знаешь...

— Два!

— Нет времени на споры, Тёма. Дай Ключ!

— И не проси!

— Три! — выкрикнула Хранительница, и, дико взвыв, Кевин рванулся к магам.

Время тянулось, как растопленная карамель. Потемневшими до иссиня-жгучей черноты глазами Дима смотрел на брата, и каждый его шаг набатным колоколом отдавался в душе. Теперь он знал, почему так настойчиво требовал убрать щит, почему торопился увидеть брата. Видение отчётливо говорило, что если Кевин приблизиться к высшим магам, то умрёт.

— Хватит смертей! Я больше не позволю...

— Дима! Нет! — то ли выкрикнул, то ли проскулил Артём и зарыдал, царапая пальцами щёки.

Дмитрий хотел бы утешить друга, но времени не было. Он лишь ободряюще улыбнулся Тёме и, мысленно раскинув руки, кинулся к барьеру. Свою магию он впитал почти мгновенно. Сила наполнила тело, и, поймав в объятия Смерть, Дима почти не почувствовал боли. "Ты моя половина. Теперь мы вместе. Навсегда! — выкрикнул он и намертво сомкнул руки за призрачной спиной. — В Керон!"

"В Керон!" — эхом откликнулся Смерть.

Голоса слились воедино, и маг покинул ускользающий мир.

— Один ты не пойдёшь!

Артём взвизгнул и, подвывая от бессилия, ринулся вслед за другом. Словно разогнавшийся до предела локомотив, маги врезались в мощное защитное поле, что больше полугода успешно охраняло Лайфгарм. Защита мира дрогнула, прогнулась и рухнула, не выдержав напора. Торжествующе мигнуло жестокое белое солнце, непонимающе моргнуло оранжевое светило.

"Без Ключа обошлись!" — в сердцах воскликнул Лайфгарм.

"Не повезло тебе", — усмехнулась Камия.

"Зря смеёшься. Они поймают тебя за ускользающий хвост!"

"Возможно. Но первым будешь ты. Удачи!"

Голос Камии смолк. Рубиновая чаша полыхнула тёмным, багровым заревом. Водная гладь вздыбилась, застыла бесформенным уродливым валуном — Лайфгарм обратил свой всевидящий взор в Керон, в замок мага, который должен был покориться ему, стать верным послушным слугой, а вместо этого творил, что хотел...

Высшие маги и Хранительница не успели даже испугаться. Они были спокойны: магические снаряды неотвратимо приближались к взбесившемуся мальчишке. Но за миг до столкновения за спиной камийца появился Смерть. Одной рукой он поймал Кевина за шкирку и вздёрнул в воздух, словно тот ничего не весил, а другую — выбросил ладонью вперёд. Магические снаряды кроткими овечками замерли в сантиметре от кожи мага, а потом медленно опали на пол и втянулись в каменные плиты. Но Корней, Михаил и Станислава этого не заметили: их взгляды намертво пригвоздило лицо Смерти, точнее его глаза, поделённые на две половины — матово-белую и сине-голубую. Разноцветные половинки рассекала узкая, неестественно-яркая серебристая черта, точно на границе снега и моря кто-то разлил ртуть и, вопреки всем законам природы, заставил её пламенеть.

Смерть разжал пальцы, и Кевин шлёпнулся на пол. Подняв голову, юноша взглянул на спасителя и почувствовал неимоверное облегчение: брат-хозяин пришёл, остановил боль, и всё, что может случиться дальше, стало мелким и неважным.

— Господин... — благоговейно выдохнул он и распластался у ног Дмитрия, израсходовав на это последние крупицы сил.

— Какой интересный малыш.

Артём почесал расцарапанную щёку, присел на корточки и стал с любопытством разглядывать измождённого камийца. На молчаливое противостояние магов он внимания не обращал, интуитивно ощущая, что пока другу опасность не угрожает. Дима же во все глаза смотрел на сестру. Эту женщину он не знал. Куда подевались безграничная нежность и понимание, желание бороться и любить, мечты о тихом семейном счастье? Холодный рассудок Смерти подсказывал, что всё это утеряно не сейчас, не день и не месяц назад, что маг упустил момент, когда сестра начала меняться. Теперь в душе Станиславы жили ненависть, злоба и страх — безграничный, беспросветный страх перед братом. "А ведь я обещал, что никогда не причиню ей вреда. Но она не верит. Да и верила ли когда-нибудь?"

— Стася...

Тихий, едва слышный голос мага взорвал тишину. Корней и Михаил задрожали, как в ознобе, и подались назад, точно хотели вдвоём укрыться за узкой спиной Хранительницы, а Станислава сжала кулаки и гордо вскинула подбородок.

— Стася...— повторил Смерть.

Прекрасное лицо дёрнулось, будто собственное имя стало пощёчиной, и в изумрудных глазах вспыхнула лютая ненависть.

— Явился! Так и знала, что ради мальчишки ты пробьёшься в Лайфгарм!

— Я пришёл ради вас обоих.

— Ложь! Я тебя не волную! Кто угодно — но не я!

Ярость подавила страх, и Хранительница шагнула вперёд. Вытянув руку, она наставила указательный палец на грудь брата и заорала так, что Михаил и Корней брызнули в стороны.

— С самого начала ты лишь изображал заботу! И я купилась! Я пожалела тебя! Мне понадобилось время, но, в конце концов, я поняла: тебе не нужна жена! Интриги, магия и придурочный Тёма — это всё, что тебя волнует! Мразь и извращенец! Убирайся отсюда! Я...

— Но-но! — Артём вскинул голову и кровожадно оскалился: — Не забывайся! Лайфгарм принадлежит Диме и не тебе...

— Ненадолго! Я верю, что и на Смерть найдётся управа!

— Подожди, Стася. — Дмитрий поднял руку, призывая сестру замолчать. — Даже если я не нужен тебе, это не значит, что ты должна кому-то служить. Позволь мне помочь.

— Ни за что! — взревела Хранительница, и вокруг неё вспыхнуло призрачное пламя.

Прозрачный огонь взвивался к рыжим волосам, опадал до пола и вновь поднимался, заслоняя хрупкую фигуру от Смерти. Дмитрий мог бы пройти сквозь щит, но не стал, понимая, что сестра оттолкнёт его, и будет только больнее.

— Как хочешь.

Рука мага упала, а бело-голубые зрачки подёрнулись розоватой дымкой, словно глаза Смерти готовы были излиться кровавыми слезами.

— Я виноват перед тобой, Стася. Мне нет оправдания, но не губи себя ради мести. Когда-то я говорил тебе: это тупик. Даже если я умру, легче тебе не станет. Хочешь, я верну тебя на Землю и помогу всё забыть?

— А ты, значит, небо коптить будешь? Дудки! — Станислава вскинула глаза к потолку и, стиснув кулаки, закричала: — Да забери ж меня, наконец! Видеть его не могу! Или ты тоже трус?!

"Ну, почему сразу трус?" — прозвучало в голове Хранительницы, и временной маг вскочил, как зверь, учуявший добычу:

— Он здесь, Дима!

— Не вмешивайся!

— Ты рехнулся? — Временной маг крутанулся на каблуках и оказался нос к носу с другом. — Засунь своё милосердие куда подальше и...

— Они ушли.

Артём обернулся и недовольно скривился: ни Стаси, ни Корнея с Михаилом в зале не было.

— Ну и зря!

— Абсолютно с тобой согласен, Тёма, — раздался мрачный голос Солнечного Друга. — Видимо, у половинчатой Смерти и мозгов половина осталась.

Дмитрий поднял взгляд на землянина, но объяснять ничего не стал, а Валентин укоризненно покачал головой, скользнул глазами по расцарапанным щекам временного мага и склонился над бездыханным мальчишкой.

— Это из-за него тебе крышу снесло, Дима?

— Я спас его в Бэрисе.

— После расскажешь, — отмахнулся Валечка. — Сначала я его подлатаю.

— Не здесь! — прозвучал уверенный голос, и три пары глаз внимательно уставились на пожилого гнома, а тот, ни на йоту не смутившись, подошёл к Дмитрию и твёрдо сказал:

— Есть разговор.

— Говори.

Холодный, безразличный тон заставил Витуса поморщиться:

— То, что я скажу — только для твоих ушей, Смерть.

— Я тоже Смерть! — встрял Артём, и гном, одарив сумасшедшего мага удивительно ласковой улыбкой, покладисто согласился:

— Конечно, Тёма.

Артём застыл с открытым ртом: он считал Витуса угрюмым и невероятно серьёзным типом, не способным испытывать простые человеческие эмоции, а тут... улыбка. Временной маг нервно хихикнул, перевёл взгляд на друга, который на фоне доброжелательного целителя выглядел мраморной статуей, по недоразумению воздвигнутой посреди трапезного зала, и капризно поинтересовался:

— Ты же не прогонишь меня?

— Тёма!

— Что Тёма? Я тоже люблю всякие тайны!

— Никаких тайн нет, — усмехнулся Витус. — Мы будем говорить о Годаре.

— Фу... — разочарованно протянул временной маг и хлопнул Валечку по плечу. — Пошли скорее, а то увязнем в политике — не отмоемся.

Валентин хотел возразить, но Артём пресёк его попытку решительным взмахом руки, и в зале остались лишь Дмитрий и Витус.

— Слушаю.

В Диминых пальцах задымилась сигарета.

— Ты должен вернуться в Камию и загнать Смерть за барьер.

Непререкаемый тон позабавил мага: краешки губ дрогнули в подобие улыбки, а бело-голубые глаза насмешливо прищурились. Глубоко затянувшись, Дмитрий выпустил изо рта длинную цепочку сизых колечек и снисходительно бросил:

— Я не собираюсь прятаться.

— И рискнёшь своими друзьями? Ты ничего не знаешь о маге, что тебе противостоит. Да и находиться сразу в двух ипостасях долго не сможешь.

Дима вновь поднёс сигарету к губам. Насмешка исчезла, теперь лицо Смерти было холодным и непроницаемым:

— Любопытно... Похоже, я недооценил тебя, Витус. Ты знаешь куда больше, чем положено. Может, просветишь: с кем я собираюсь бороться?

— Понятия не имею!

— Ой ли? Почему ты врёшь, Витус? Боишься?

— Скорее опасаюсь. Но не за себя.

— Вот как? Высший маг не трясётся над собственной шкуркой? Ты удивляешь меня всё больше и больше.

— Хватит выпендриваться!

— Тогда назови имя!

— Зачем? Чтобы ты ринулся в битву и проиграл? Если забыл — напомню: ты на коротком поводке! Один неверный шаг и о свободе можешь забыть. Ты уже с трудом контролируешь Смерть! А что будешь делать, если во время схватки твоя вторая ипостась обернётся против тебя? Уходи в Камию и займись собой!

— И отдать ему Стасю?

— Она ненавидит тебя.

— Она моя сестра!

— Она ушла добровольно!

— Потому что не понимала, что делает!

— Великовозрастный олух! — Витус остервенело дёрнул себя за густую пышную бороду. — Ты же боевой маг! Как можно быть таким наивным? Разуй глаза: Хранительница никогда не была белой и пушистой! Она фанатично мечтает о простом человеческом счастье! Ни ты, ни Артём, ни Валентин, да и Ричард с Никой — никто из вас не вписывается в её схему. А, значит, вы враги! Оставь Хранительницу там, куда она смылась и уходи! Ты должен подумать о себе. Хоть раз! — Гном замолчал, взмахнул рукой, словно отгоняя назойливую муху, и уже обычным, спокойным голосом продолжил: — Понимаю, орать на тебя бессмысленно. Но иногда ты ужасно раздражаешь меня, Дима. Вот как сейчас. Не хочешь думать о себе — ладно. Но подумай об Артёме. Что станет с ним, когда ты окажешься в руках врага, лишённый возможности принимать собственные решения? Что если тебе прикажут убить его?

Сигарета в пальцах дрогнула:

— Нет...

— Наконец-то понял! Забирай Валю, Артёма, Кевина и уходи!

— Не сейчас. Я должен подумать.

— Подумаешь в Камии!

— Не дави на меня! — Бело-голубые глаза опасно блеснули. — Я сам решу, что и когда делать.

Витус шумно выдохнул и помотал головой:

— Ты безнадёжен.

— Возможно, — буркнул Смерть, сотворил кресло и, усевшись в него, закинул ногу на ногу.

Гном скептически взглянул на новую сигарету в руках мага и, буркнув: "Ремня на вас нет", исчез. Дмитрий равнодушно пожал плечами. Втягивая горьковатый тёплый дым, он думал о том, что в словах целителя есть резон. История с Кевином и Стасей была явной и грубой ловушкой, созданной для того чтобы выманить его из ускользающего мира. "Только он просчитался — мне удалось сдержать Смерть. И что теперь? Последовать совету и уйти в Камию? Но кто даст гарантию, что история не повторится?.. Нет, не так! Она повторится, и будет повторяться до тех пор, пока я не сорвусь и не выпущу Смерть... Ты ведь этого хочешь, невидимка? Не дождёшься!" Маг стиснул пальцы, не замечая, что сминает сигарету. Рассеченные ртутной полосой глаза наполнились ненавистью, и Смерть забился в Диминых объятьях, требуя крови.

— Не сейчас. Мне нужно немного времени, а потом я накормлю тебя. Обещаю! — прошептал маг, откинулся на спинку кресла и устало смежил веки...

Временной маг и Солнечный Друг заканчивали третью партию в дурака, когда Кевин зашевелился и сел в постели, испуганно оглядывая комнату.

— Привет, — улыбнулся Артём и помахал веером карт с полосатыми, сине-белыми рубашками. — Как самочувствие?

Юноша скользнул взглядом по чёрному, расшитому серебром плащу, и губы его задрожали.

— Принц Камии... — с искренним благоговением пролепетал он и, скатившись с кровати, распластался на полу. — Пощадите...

Недовольно скривившись, Артём швырнул карты на стол и рявкнул:

— А ну, поднимись!

Кевин вскочил, точно получив пинок, но тут же упал на колени и смиренно поклонился. В голове бедняги билась всего одна мысль: "Я труп! И это будет страшнее, чем с Хранительницей..." Солнечный Друг мысленно "поблагодарил" Диму за назначение на должность няньки запуганного подростка, хлебнул добрый глоток коньяка из пузатого бокала, больше смахивающего на пивную кружку, и, толкнув временного мага в бок, язвительно заявил:

— Твой авторитет неоспорим, Тёма. Но, учти: все кумиры рано или поздно валяться с пьедесталов.

— Это ты к чему?

— Хочу рассказать мальчику, как ты жульничал во время последнего кона?

— Я жульничал?! Это ты наколдовал себе два бубновых туза и пытался доказать, что так и надо! Я сейчас отмотаю Время и покажу ему...

— Ладно, проехали, — мигом сдался Солнечный Друг. Он сунул в руку Артёма бокал с коньяком и миролюбиво добавил:— Подумаешь, два туза, в конце концов, ты не корову проигрываешь.

— А при чём здесь корова? — Бокал застыл возле губ мага. — Мы же ставок вроде не делали!

— Это можно исправить. Сыграем на деньги?

— Не сейчас. — Артём всё-таки сделал глоток и покосился на камийца. — Нужно решить другую проблему. Мальчишке необходимо доходчиво объяснить, что к чему, пока не появился Дима. Не думаю, что он сейчас в состоянии заниматься братом. Придётся самим.

Услышав слова принца, Кевин всхлипнул и проворно пополз к изголовью кровати, подальше от опасных магов, на ходу стараясь стать невидимым. Но спрятаться целиком не получалось: голова, руки и правая нога упорно отказывались исчезать. Юноша дрожал, с ужасом оглядывался на принца и полз, полз, полз, ничего не соображая от захлестнувшей сознание паники.

— Какой шустрый малыш, — ухмыльнулся временной маг, с удовольствием наблюдая за мытарствами Кевина, а слегка захмелевший Валентин расправил плечи и с видом умудрённого опытом мага благодушно заметил:

— Только заклинание произносит неверно. Одно слово — ученик.

— И хорошо, что неверно, а то ищи потом невидимку по замку.

Солнечный Друг согласно кивнул, поставил на стол опустевший бокал и вальяжной походкой приблизился к камийцу:

— Не дрожи, паренёк, мы тебя не обидим.

Он протянул Кевину руку, но тот шарахнулся в сторону и сжался, затравленно глядя на всемогущего камийского целителя:

— Не бейте меня, пожалуйста.

— Да никто не собирается тебя бить! — Артём подскочил к камийцу и рывком поставил его на ноги: — Ты — брат Димы! Не смей ни перед кем становиться на колени!

— Да, господин, — жалобно проскулил юноша и покачнулся.

— Ты до смерти его напугал, Тёма, — хихикнул Солнечный Друг. — Предлагаю, сначала накормить беднягу, а уж потом учить жизни.

Кевин издал булькающий звук и стал рваться из рук временного мага, но тот не обратил внимания на его жалкие попытки освободиться. Без особых усилий удерживая мальчишку за шиворот, он посмотрел на Валентина и насмешливо произнёс:

— Так за чем дело стало? Накрывай на стол, и не забудь, что...

— Всё должно быть красиво!

— Вот-вот. — Артём тряхнул Кевина и стальной хваткой обнял за плечи: — Смотри, как наш Дружок старается, небось, к ресторанному бизнесу себя готовит. А что, для сведущего в спиртных напитках — самое оно!

Юноша притих и с обречённой тоской уставился на стол: изысканный фарфор; тонкий и прозрачный, как слеза младенца, хрусталь; изящные серебряные ножи, вилки и ложки; хрупкие широкие вазочки с букетиками свежих белых роз.

Артём склонился к уху камийца:

— Нравится, малыш?

— Да, господин, — покорно отозвался Кевин, и с его губ слетел приглушённый всхлип: он не понимал, что затеяли целитель и принц, и от этого становилось всё страшнее и страшнее.

Артём тем временем оглядел простую одежду юноши, которую, закончив лечение, сотворил для него Солнечный Друг, что-то прикинул в уме и лёгким взмахом руки облачил камийца в тёмно-синий, щедро отделанный золотом костюм и мягкие кожаные сапоги. На Кевина богатый наряд впечатления не произвёл, зато временной маг остался весьма доволен собой.

— Отлично! — со счастливой улыбкой воскликнул он и почти волоком потащил несчастного юношу к столу. — Садись, дорогой, ешь и ни в чём себе не отказывай! — Артём плюхнулся на соседний стул и жадно потёр руки: — Где моё меню, Валя?

Солнечный Друг склонился над столом и с ехидцей взглянул на приятеля:

— Кажется, мы Кевина собирались кормить, а не принца Камии.

— А зачем тогда три тарелки поставил?

— Для компании.

— Вот и пожрём за компанию!

— Сначала Кевин!

— Предлагаешь его с ложечки кормить? Вроде бы большой мальчик. — Артём повернулся к камийцу, хотел что-то сказать, но так и замер с открытым ртом: юноша сидел на стуле, сжавшись в комок и втянув голову в плечи, и трясся, как в лихорадке. — Ты его точно вылечил, Валя?

— Говорил же: он тебя как чумы боится.

— Меня? — Тёма озадаченно почесал затылок и хлопнул юношу по плечу: — Да ладно тебе, Кеви. Мы вроде бы как родственники.

— Да, господин, — через силу выдавил камиец и стиснул пальцами колени.

В голове бедняги по-прежнему билась единственная мысль: из жестоких рук королевы он попал в хищные лапы принца Камии, и тот вот-вот начнёт мучить его.

— Зачем ты так? — прочитав мысли камийца, с досадой сказал Артём. — Разве я обидел тебя?

— Господин...

Юноша хотел сползти со стула и шлёпнуться на колени, но временной маг не позволил.

— Нарядную одежду испачкаешь, — осуждающе проворчал он, сдувая невидимые пылинки с камзола камийца.

Кевин нервно заскулил, сжался ещё больше, не понимая, как ещё выразить свою покорность, и Артём начал потихоньку закипать.

— Да, хватит уже трястись! Ты теперь с нами и бояться абсолютно бессмысленно!

— Очень веский аргумент. — Солнечный Друг постучал пальцем по виску: — Может, голову включишь, Ваше камийское высочество?

— Чего ты от меня хочешь?

— Напрягись и найди для ребёнка пару утешительных слов. Иначе покормить его не удастся.

Временной маг одарил землянина скептическим взглядом, подёргал мочку уха и, повернувшись к юноше, растянул губы в жизнерадостной улыбке:

— В общем так, Кеви. Не парься! Подумаешь, Хранительница поиздевалась! Так Валя уже всё залечил! Проехали, одним словом. — Он склонился к камийцу, отчего тот стал белее мела, и доверительным тоном прибавил: — Меня тоже били. Я пережил и ты переживёшь. Ешь!

И жестом ярмарочного фокусника Артём наполнил тарелку мальчишки сочными кусками жареного мяса. Кевин вдохнул упоительный аромат жаркого и, забыв обо всём, накинулся на еду. Дрожащими от волнения руками он запихивал в рот тёплое мясо, давился, кашлял, глотал, почти не жуя, и снова тянулся к тарелке. Артём неотрывно наблюдал за мальчишкой, понимающе кивал и незаметно "подкладывал" в его тарелку новые и новые куски.

— Ему станет плохо, — сухо заметил Валентин, и, словно в ответ на его слова, камиец схватился за живот и согнулся пополам.

Чертыхнувшись, Валечка вскочил, обежал вокруг стола и участливо погладил юношу по тёмно-русым, чуть вьющимся волосам:

— Сейчас пройдёт.

Боль действительно ушла, и Кевин с восхищением посмотрел на всемогущего камийского целителя, не смея произнести слов благодарности.

— Да ладно, чего уж там, — смущённо буркнул землянин, наполнил бокал вином и протянул мальчишке: — Выпей и станет совсем хорошо.

Камиец послушно отправил вино в рот, поставил бокал на стол и помотал головой. По телу расползлась блаженная слабость, скрученные от ужаса мышцы растеклись, как нагретый воск. Стало легко, даже ужасный и кровожадный принц Камии показался милым приятным человеком. Кевин поднял голову и бессмысленно улыбнулся сначала Артёму, а потом Валентину.

— Ты его напоил! — возмутился временной маг.

— Для пользы дела!

Валечка приосанился и поднял указательный палец, но сохранить наставительную позу не удалось: камиец покачнулся и стал заваливаться на бок, так что землянин едва успел подхватить его подмышки. Он усадил Кевина ровно и, придерживая за плечи, обратился к Артёму:

— Ты бы не мог ненадолго выйти?

— Зачем?

— Видите ли, Ваше суперкрутое высочество, общение с Вами вызывает у обычных людей приступ неконтролируемой паники, так что, прежде чем продолжить обед, нужно втолковать нашему малышу, что бояться некоторых принцев совсем не обязательно.

Артём покосился на Кевина и обижено надулся:

— По-твоему, я монстр какой-то.

— Ну, почему какой-то? Временной.

— Вот спасибо. — Временной маг поднялся со стула, гордо вскинул голову и решительно заявил: — Я Диме пожалуюсь!

— Только не сейчас. Он спит.

Артём прищурился, посмотрел в трапезный зал, и лицо его разочарованно вытянулось:

— И правда... Ну, пусть спи. — Он нервно провёл ладонями по тёмной, блестящей ткани плаща, переступил с ноги на ногу и тихим, каким-то виноватым голосом произнёс: — Тогда я схожу...

Маг оборвал фразу на полуслове и исчез. Валечка на секунду замер, раздумывая, не совершил ли он глупость, отпустив временного мага в свободное плаванье, но, обнаружив приятеля в Белолесье, успокоился.

— Лес его в обиду не даст, — сказал он вслух, вздохнул и хорошенько встряхнул пьяного камийца: — Ау! Ты меня слышишь?

— Ага. — Кевин помотал головой из стороны в сторону, хмыкнул и с шальной улыбкой воззрился на целителя. — Слышу.

— Обнадёживает.

Валентин огляделся, прикидывая, куда транспортировать подшефного мага, а потом плюнул на всё, превратил стул в кресло и отпустил плечи камийца. Кевин тотчас закряхтел и завозился, устраиваясь поудобнее.

— Вот задачку мне задали. Пьяный, ты дурак дураком, а протрезвеешь — на колени падать начнёшь.

— Не буду. Принц запретил, — икнув, сообщил юноша, склонил голову на подлокотник и закрыл глаза.

— Поздравляю, ты заговорил. Процесс пошёл.

Валечка несколько секунд понаблюдал за спящим камийцем. Вылечить он его вылечил, а со всем остальным мог разобраться и Дима. "Только вот будет ли? Вряд ли в новом состоянии ему есть дело до мальчишки. А смотреть, как он дрожит и бьётся в истерике... Ладно!" Землянин закатил глаза, призывая небеса в свидетели, что всё это он терпит только ради дружбы, и протрезвил мальчишку.

Ощутив прикосновение магии, Кевин дёрнулся, распахнул глаза и ошеломлённо уставился на целителя.

— Я... — пролепетал он, осёкся и в мановение ока оказался на ногах. — Простите, я... Господин.

Юноша стушевался и замолчал. В голове царил полный кавардак: рабское прошлое, ученичество у Витуса, пытки, устроенные двоюродной сестрой, явление хозяина... Кевин не знал, как себя вести и что делать, а главное — кто он такой. "Раб? Брат короля?.. Что им всем от меня надо?"

— Перво-наперво запомни: не нужно называть меня господином. Зови меня просто — Валентин!

— П-просто по имени?

— Фамилию мою тебе знать не обязательно, — отмахнулся землянин. — Бог с ней, с фамилией, давай побеседуем.

— Как прикажете, Валентин.

Камиец помялся и на всякий случай поклонился. Валечка поморщился и собрался высказать всё, что он думает о церемониях и раболепстве, но тут в дверь спальни постучали, робко и неуверенно.

— О, нет... — хрипло протянул юноша и с мольбой взглянул на целителя.

— Я похож на серого волка?

— Что?

— Проехали! — Валечка плюхнулся на стул, закинул ногу на ногу и крикнул: — Прошу!

Дверь бесшумно отворилась, и на пороге возник ладный вихрастый мальчишка в льняной рубашке и широких тёмно-коричневых штанах, заправленных в начищенные до блеска полусапожки. Мальчишка бросил короткий взгляд на камийца, видимо, проверяя, всё ли с ним в порядке, и опасливо посмотрел на сына всемогущей наместницы.

— Простите, господин Солнечный Друг, но я узнал, что Кевин снова свободен. Можно с ним поговорить?

Тонкий звонкий голосок, в котором сплелись отчаяние и надежда, умилил мага. К тому же, охочий до сплетен и тайн Валентин тотчас смекнул, что благодаря мальчишке может узнать о Кевине много нового и интересного, поэтому он состроил благодушно снисходительную мину и сделал широкий приглашающий жест:

— Конечно, мой юный друг, проходи. Я и не знал, что у нашего Кевина такой славный приятель. Садись. — Маг указал на соседний стул и, сотворив плитку шоколада, протянул гостю. — Это тебе.

— Спасибо.

Алекс принял подарок, сел и улыбнулся камийцу:

— Рад тебя видеть, Кеви. Знаешь, ребята тоже хотели прийти, но мы решили, что сначала я. Кликнуть их?

Юноша печально вздохнул и уткнулся взглядом в пол:

— Я не могу принимать гостей. Наверное.

— Почему это? — возмутился Валентин. Он с важным видом развалился на стуле и подмигнул Алексу: — А ну-ка зови всех сюда!

Коротко кивнув, мальчик сорвался с места и метнулся к дверям.

— Сюда! — крикнул он, высунувшись в коридор, и в комнату ворвалась шумная ватага детей и рыжий лохматый щенок с острыми ушками и загнутым колечком хвостом.

Валентин оценивающе взглянул на сына Олефира, который так и стоял возле кресла, понуро глядя в пол, наклонился и потрепал собаку по шее:

— Как зовут это чудо?

— Рони! — с гордостью сообщила темноволосая девочка и вцепилась в руку камийца. — Кевин спас его.

— Вот как? А что ещё делал Кевин?

— Он играл с нами. Мы ходили в лес и на рыбалку. Правда, у Кевина не всегда было время, он же учился у Витуса. Но всё равно было здорово!

— Понятно... — протянул Валентин, выпрямился и забарабанил пальцами по колену: "Пожалуй, разговор лучше отложить. Чует моё сердце — детишки растормошат нашего малыша лучше любых мозгоправов".

Между тем дети окружили камийца, усадили его в кресло и стали наперебой делиться последними новостями. Лохматый Рони развалился на полу, пристроив голову на сапоги Кевина, а черноволосая большеглазая Тина взобралась на колени юноши и обняла его за шею. Валя же молча наблюдал. Сначала Кевин походил на деревянную куклу. Он не шевелился, лишь взволнованные синие глаза то и дело стреляли в сторону всемогущего камийского целителя. Но постепенно болтовня маленьких друзей расслабила юношу, уголки его губ тронула счастливая улыбка.

"Что и требовалось доказать! — мысленно рассмеялся землянин. — Стоит признать, что я гениален по сути! И раз моё дальнейшее присутствие не требуется, самое время нанести пару нужных визитов. Но сначала — мамочка!" Маг в последний раз взглянул на беззаботно воркующих детишек и исчез.

Белолесье встретило Артёма ласковым, едва уловимым шелестом крон, сладким ароматом цветов и тишиной. Ни пения птиц, ни шороха ветвей... Даже кузнечики не стрекотали. Временной маг растерянно покрутил головой, взглянул на безоблачное синее небо, на невозмутимое оранжевое солнце и побрёл к дому. Встречаться с матерью расхотелось, однако неясная, смутная тревога упрямо толкала его вперёд.

— Лес, — тихонько позвал Артём, но Белолесье не откликнулось на призыв своего любимца.

Сердце болезненно сжалось, и маг остановился, часто и тяжело дыша.

— Да что же это?!

Он чувствовал: случилось что-то страшное и непоправимое, однако воспалённый рассудок отказывался связывать молчание Леса со свершившейся трагедией.

— Не хочу! — взвизгнул Артём и в ту же секунду осознал, что произошло. — Мама...

Шоколадные глаза полыхнули серебряным светом и погасли, став чёрными и пустыми. Маг стоял на тропинке, смотрел прямо перед собой и не мог понять, что чувствует. Боль утраты или безразличие, сожаление о беззаботных днях детства или запоздалую обиду на мать за опасливые и тоскующие взгляды, которыми она потчевала его весь год, пока не было Димы. Наверное, светлый мальчик Тёма, всё ещё живущий в глубинах израненной души мага, свернулся бы сейчас калачиком и зарыдал, но принц Камии не умел плакать. Жестокий, сумасшедший наследник великого Олефира алкал мести. Он желал окунуться во временной поток, узнать имя убийцы и разорвать его на клочки.

"Не надо, — шепнуло Белолесье. — Останься со мной, будем скорбеть вместе".

И Артём послушался. Он всегда верил волшебному лесу, почти так же, как Диме. Маг опустился на жёлто-коричневую землю, поджал ноги и закрыл глаза. Сознание поплыло, подхваченное лёгким тёплым ветерком, закружилось над верхушками вечных деревьев, согрелось в лучах полуденного солнца.

"Что бы ни случилось, ты снова дома, — нашёптывал Лес. — Я помогу тебе успокоиться. Не нужно рваться, спешить. Здесь ты можешь быть самим собой".

— И кто я? — спросил маг и горько рассмеялся, почувствовав, как вокруг сгущается плотное мягкое облако.

Серебристый Волк вскочил на ноги, отряхнулся и большими прыжками понёсся прочь от родного дома. Свернул с тропы, углубился в лес, опасно лавируя между белоснежными стволами деревьев, и выскочил на поляну с высокой, в человеческий рост, травой. Остановился, запрокинул голову и издал трубный гортанный вой, вместе с которым ожил волшебный лес. Запели птицы, застрекотали кузнечики. Над мордой Волка закружил деловой и ворчливый шмель.

"Вижу, тебе лучше", — ласково проворковало Белолесье.

"Мне хочется жить! Хочется быть нужным, что-то делать!"

"Не спеши, ты только пришёл".

"Но Дима вот-вот проснётся. Знаешь, Лес, я готов к великим свершениям. Хочу сделать что-нибудь невероятное. Что-нибудь, что заставит Диму гордиться мной! Сюрприз! Точно! Я сделаю ему сюрприз. Что-нибудь правильное и полезное!"

"Тогда оставайся со мной. Это правильно и полезно".

"Нет, не то! Я хочу, чтобы он удивился!"

"Жаль..." — прошелестело Белолесье, но Артём уже не слушал его. Успокоившееся было сознание вскипело и забурлило идеями. От избытка чувств Волк присел на задние лапы, а потом вскочил, подпрыгнул на месте и растворился в воздухе. Он не услышал, как тяжёлый, разочарованный вздох прокатился по траве, деревьям и разбился у берега маленького лесного озера — Белолесье сокрушалось об уходе своего любимца, отказавшегося хоть немного ослабить бремя безумия...

Лучи полуденного солнца играли на картинах и гобеленах тронного зала Литты, ласкали бока напольных вазонов, прыгали по золотым стрелкам массивных настенных часов. Восседая на кресле, специально установленного для временного правителя Лирии, маршал Крейн внимательно слушал доклад о внезапном наводнении в прибрежном районе Вирэля. Министр по чрезвычайным ситуациям оглашал сухие цифры потерь и разрушений, а стоящий рядом с ним казначей делал пометки в маленьком блокноте. Наконец, доклад был закончен, и маршал уже собирался высказать своё мнение по вопросу ликвидации последствий наводнения, но стены тронного зала дрогнули, и с громким хлопком в шаге от кресла возник огромный серебристый Волк.

Казначей и министр попятились и исчезли, а Крейн поднялся из кресла и церемонно поклонился:

— Счастлив видеть Вас в добром здравии, Ваше величество. С тех пор, как Вы покинули нас, Лирии пришлось пережить трудные времена. Правление Корнея подорвало...

Громкий рык заставил маршала замолчать. Серебристая шерсть встала дыбом, в больших шоколадных глазах засветилась ярость.

— Ваше величество, Вы не дослушали...

"Развалили страну! Гады! Вон!!!"

"Умываю руки! Пусть мадам Розалия сама с ним разбирается", — подумал маршал и поспешил убраться, пока цел.

А Волк отдышался, ударом мощной лапы сбросил кресло наместника с постамента и с независимым видом разлёгся на ковровой дорожке. Вот теперь он был готов к встрече с бывшим учителем. И, не иже сомневаясь, выдернул его прямо из директорского кабинета УЛИТа.

Корней поправил кожаный жилет, поднял глаза на временного мага и криво улыбнулся:

— Привет, Тёма, опять сходишь с ума?

"А ты скучаешь по утерянной власти? — подмигнул ему Волк. — Вижу, что скучаешь. Ничего, сейчас повеселимся!"

— Собираешься убить меня? Так ты обычно веселишься?

Равнодушный голос высшего мага озадачил и расстроил Артёма. Он ожидал оправданий, обвинений или на худой конец воплей о пощаде, а Корней не выказал ни страха, ни раскаяния. Волк почесал задней лапой за ухом и недовольно фыркнул:

"Да, что сегодня за день?! Никакого удовольствия! У всех такие лица, словно вы вот-вот уснёте вечным сном. И, что обидно, без моей помощи!"

— Хватит играться, Тёма! Лучше займи лирийский престол. Может, ответственности научишься.

"Не хочу!"

Маг-учитель неодобрительно покачал головой, хлопнул в ладоши, и Артём сердито поморщился.

— Волком мне было удобнее! — заявил он, поднимаясь на ноги. — И, вообще, я не собираюсь тебя убивать. Двух раз вполне достаточно. Так что, несмотря на проблемы Лирии, я не держу на тебя зла.

— А ты изменился, — осторожно заметил Корней.

— Конечно. Меня предавали, ломали, научили убивать и, наконец, свели с ума. Странно было бы, если б я остался прежним.

— Сказать, что мне жаль?

— Только соплей не хватало! — Артём развалился на троне, закинул ноги на подлокотник и насмешливо посмотрел на бывшего учителя: — Ты был мне отцом, Корней. Ты вырастил меня, научил азам магии, а потом предал. Ты такой же, как мои родители и прочие высшие маги.

— Что ж, откровенность за откровенность. Ты всегда нравился мне, Тёма, но в тебе есть один недостаток, с которым я до сих пор не могу смириться — ты временной маг. Твоя мать...

— Моя мать умерла!

— Когда? — опешил Корней.

— Пока не знаю. Недосуг было по Времени ходить. Но это дело поправимое. Давай лучше о политике поговорим. Или о лирийской экономике. А ещё лучше расскажи, что за представление вы с Михаилом устроили в Кероне? Хранительница попросила или сами мальчишку прибить решили?

— Он сын Олефира, и неизвестно, что из него вырастет! Кевин необычный маг и...

— В чём его необычность?

— Он — полукровка, а сочетание магий двух миров всегда опасно и не сулит нам ничего хорошего. В Лайфгарме и так предостаточно странных магов: ты, Дима, Хранительница и этот непонятный Солнечный Друг...

— Ещё и королева Мария. Я видел её магию. Невероятное зрелище!

— Она — маг?

— Да.

— Час от часу не легче. Значит, за исключением Ричарда, в вашей компании все маги, — задумчиво произнёс Корней. — Это неправильно, что вы собрались вместе.

Артём откинул голову и зло расхохотался:

— Ты верен себе, высший маг. Почему ты против нашей дружбы?

— Я бы хотел, чтобы вы поубивали друг друга. Особенно ты и керонский выродок!

— Спасибо за откровенность, но зачем тогда вы растили нас? Убили бы детьми и все дела.

— Ты прав. Жаль, что мы этого не сделали — вздохнул Корней и скрестил руки на груди: — Значит, так: если не собираешься меня убивать, я, пожалуй, вернусь в УЛИТ. Пока, Тёма.

Маг-учитель исчез, а Артём потянулся, встал и враждебно посмотрел на трон:

— Вот так погулял... И что теперь делать? Не самому же, в самом деле, править! — Временной маг сконфужено зыркнул по сторонам, словно надеясь отыскать кандидата на лирийский престол, чертыхнулся и заорал: — Дима!!!

Дмитрий появился мгновенно.

— В чём дело?

Взгляд бело-голубых глаз замер на лице Артёма, и тот невольно поёжился: от друга исходила взрывоопасная смесь агрессии и симпатии.

— Что случилось, Тёма? — с нажимом повторил Дмитрий, и, тяжко вздохнув, временной маг ответил:

— Я тут Лирию правления лишил. Нечаянно!

— Доигрался. Зачем ты сюда пришёл?

— Сюрприз хотел тебе сделать.

— Вот спасибо!

— Не ворчи, пожалуйста. Я же не знал, что так получится. Я пришёл — а они разбежались. И Корней.

— А что Корней?

— Тоже ушёл. — Артём склонил голову к плечу и улыбнулся. — Сделай что-нибудь, а? Ты же не оставишь меня в Литте?

— Только это на ум и приходит.

— Не надо! Подумай о лирийцах. Зачем им сумасшедшая Смерть на троне?

— А ты держи себя в руках и всё будет в порядке.

— Я не могу! Я безумец!

— Симулянт! Пользуешься моей добротой, — с досадой покачал головой Дмитрий. — Так и быть, выручу.

— Вот спасибо! — возликовал временной маг, подскочил к трону и рукавом плаща протёр сидение. — Садись, пожалуйста.

— Стань невидимым и стой рядом! Запомни: один звук, и ты — царь! — Артём нервно кивнул и растворился в воздухе, а Дмитрий рявкнул: — Маршала Крейна ко мне!

— Кто это?

— Идиот! Ты же правил страной целый год! Крейн был моим наместником в Лирии, когда твой великий магистр сбежал в Камию, а ты — следом. А сейчас заткнись и позволь позаботиться о судьбе лирийского народа. Кстати, доклады маршала будешь выслушивать лично.

— А какие цветы любит Розалия? — озабоченно поинтересовался Артём.

— Даже не думай!

— Прости, но я не царь, я — убийца...

— Я тоже, ну и что?

— У тебя есть Розалия, а я один-одинёшенек. — Временной маг жалобно всхлипнул. — И с малым ребёнком на руках!

— Это ты про Веренику? Лучше молчи!

— Молчу, молчу, — быстро сказал Артём, но через секунду снова заскулил: — Дим, а Дим, можно я хоть проконсультируюсь у Валечкиной мамы?

— А может, вернём на трон Веренику и избавим тебя от возни с ребёнком?

— Это запрещённый приём! Вечно ты применяешь ко мне силу. А я, между прочим...

— Заткнись, Крейн идёт, — шикнул Дима, и временной маг умолк.

Глава 6.

Брат Смерти.

Покинув гостевые апартаменты, дабы не мешать детишкам "лечить" Кевина, Валентин уверенной походкой направился к покоям матери, а в голове, сама по себе, без натуги и напряжения, складывалась вдохновенная речь о целительских подвигах в Камии. Валечка даже припомнил пару особо сложных случаев, что без сомнения могли заинтересовать кардиолога с многолетним стажем. Правда, пользовал больных он при помощи магии, но Розалия Степановна никогда не чуралась новаторских методов, так что блудный сын надеялся произвести своей речью фурор. И, в кои веки, получить одобрение мамочки.

Валентин кивнул проходящему мимо слуге, кажется, его звали Вальтер. В бытность шутом землянин пару раз распивал с ним вино, а собутыльников, с которыми встречался хоть единожды, он запоминал. Вальтер ответил на приветствие сдержанным кивком и с достоинством прошествовал мимо, на что Валя лишь пожал плечами и толкнул сразу обе двери, ведущие в покои матери. Он хотел обставить своё появление с особой торжественностью и, переступив порог, громко воскликнул:

— Я вернулся, мама!

Валентин вскинул руки, словно, выйдя на сцену, приветствовал публику, по инерции сделал несколько шагов и замер, растерянно хлопая глазами: серьёзная и неприступная Розалия Степановна сидела на коленях у Витуса, нежно обнимала его за шею и что-то нашёптывала на ухо.

— Вот те раз... — только и смог выдавить Валентин и сделал непроизвольный шаг к распахнутым настежь дверям. — Вы это... Извините за вторжение.

Розалия Степановна чмокнула гнома в щёку, поднялась на ноги и медленно повернулась к сыну. Лицо наместницы Смерти выражало сдержанное негодование.

— Валентин! Разве можно так врываться? Что подумают люди о твоём воспитании? Разве я не учила тебя стучаться, прежде чем войти?

Валя покраснел, как варёный рак, и перевёл взгляд на невозмутимого гнома, молча обещая ему предоставить весь спектр услуг гиены огненной. Но напугать Витуса игрой в гляделки было невозможно. В ответ на мечущиеся в глазах Валентина молнии, он лишь хитро улыбнулся и заявил:

— Ты просил позаботиться о матери? Я забочусь.

— Вижу... — проворчал Солнечный Друг и сделал ещё шаг к дверям: нужно было немедленно ретироваться с поля боя и осмыслить происходящее, желательно за кружкой доброго вина, а лучше — водки. — Я, пожалуй, зайду позже.

— Подожди! — Требовательный голос Розалии пригвоздил Валечку к месту. — Раз уж ты пришёл, хочу сообщить, что мы с Витусом поженились.

— Уже?

— Ты отсутствовал почти год, так что твоё "уже" — не уместно!

Щёки Валентина приобрели свекольный оттенок, а веснушки стали оранжевыми, как лайфгармское солнце. Витус впервые видел пройдоху-землянина скованным и смущённым и веселился от души.

— Можешь звать меня папой, — дружелюбно предложил он, чем вырвал у Валентина стон подстреленной птицы:

— Мама...

— Что мама? — возмутилась Розалия. — Ты всё время в разъездах, должна же я о ком-то заботиться!

— Но...

— Никаких "но"! Витус стал твоим отцом, и, будь любезен, относиться к нему с почтением!

— Хорошо, — поспешно кивнул Валентин и, как ошпаренный, выскочил из спальни матери.

"Ну и дела, — думал он, мчась по коридору. — Витус — мой папаша! Дожили! Нужно срочно выпить! Но с кем?.. Ричи!" Валечка остановился, зыркнул по сторонам и потянулся в Камию, благо стараниями Дмитрия ускользающий мир теперь был открыт, впрочем, как и Лайфгарм. Прорываясь в Керон, Смерть смёл защиту обоих миров, и теперь они тихо приходили в себя, или просто-напросто затаились, не желая гневить опасного мага, приятельствующего с сумасшедшим повелителем Времени...

Дотянувшись до ёсских покоев Артёма, Валентин "вытащил" инмарца из-под бочка Вереники, попутно умилившись тому, как сладко и беззаботно девочка причмокивает во сне пухлыми губками, и перенёс его в Керонский замок.

— Ну, ты и гад! — Были первые слова Ричарда, когда он протёр слипшиеся ресницы. — Какого лешего тебе понадобилось меня усыплять?

Но землянину было не до праведного возмущения друга. Душа его сгорала от несправедливости и требовала залить "пожар" вином, поэтому он пропустил слова инмарца мимо ушей и сразу же перешёл к делу:

— У меня трагедия, Ричи! Мамочка вышла замуж!

— Ого! И какой же смельчак рискнул сделать ей предложение?

— Витус!

Несколько секунд Ричард хлопал глазами, переваривая сногсшибательное известие, а потом согнулся пополам от хохота:

— Вот это да! Вот так гном! Ай да молодец!

— Да ты хоть представляешь, каково мне?! — взвыл Валентин. — Знаешь, что он мне заявил: "Зови меня папой"?!

— Папой?

Ричард аж хрюкнул и закатился так, что из-за дверей стали выглядывать обеспокоенные керонцы. Они смотрели на дико хохочущего инмарского короля, на пунцового от негодования Солнечного Друга и недоумённо пожимали плечами. Со времени воцарения Дмитрия, керонцы видели немало странного и непонятного, но они были людьми разумными и не задавали вопросов. "Если государством правит маг — странности в порядке вещей", — рассуждали они и принимали сложившееся положение вещей как данность.

— Ладно, — отсмеявшись, сказал Ричард, — думаю, ты разбудил меня не просто так. Выпить захотелось?

— Зришь в корень! — Валечка мгновенно забыл обиду и улыбнулся. — Коньяка?

— Ну, не в коридоре же! — Инмарец огляделся, хмуро сдвинул брови и посмотрел на друга: — Мы в Кероне. Но как?

Землянину не хотелось пускаться в объяснения, и он постарался высказаться кратко:

— Дима увидел, как Стася пытает Кевина, озверел и прорвался в Лайфгарм.

— А кто такой Кевин?

— О, чёрт! — Валентин хлопнул себя по лбу. — Я совсем забыл о нём!

— Стоп! — рявкнул Ричард. — Не увиливай от ответа! Я требую, чтобы ты немедленно мне всё объяснил! Где Дима?

— Спит.

— Опять?

— Да. — Валечка схватил друга за руку и настойчиво заговорил: — Мне поручили заботиться о мальчике, поговорим в его покоях. Лады?

И, не дожидаясь ответа, землянин вместе с инмарцем переместился в спальню Кевина. Кевин, растрёпанный и счастливый, сидел в окружении своих маленьких приятелей, а рыжий наглец Рони, свернувшись калачиком, дремал в изголовье кровати, прямо на шёлковых подушках. Дети смеялись и что-то наперебой втолковывали камийцу, так что, гвалт в покоях стоял неимоверный.

— Всем привет! — жизнерадостно воскликнул Солнечный Друг, шагнул к кровати и с видом жуликоватого факира начал вытаскивать из карманов джинсовой куртки шоколадки, зефиринки и конфеты в красочных обёртках.

На миг притихшие дети радостно загомонили и стали расхватывать угощение. И только Кевин не прикоснулся к сладостям. Он во все глаза смотрел на могучего воина в чёрном кожаном костюме, пытаясь понять, для чего целитель привёл его с собой.

Когда конфеты и шоколадки исчезли в карманах и ртах детей, а довольные перепачканные мордашки засветились бесконечным сытым счастьем, Валентин чуть сжал ладонью плечо подшефного мага и радушно обратился к юным гостям:

— Заходите почаще, дорогие мои. Кевину скучно со взрослыми занудными магами и ваша компания, как ничто, скрасит его жизнь. — Фраза получилась так себе, но Валя слишком спешил выставить посторонних из комнаты. — А сейчас вам пора домой, время обеда!

Ребятишки дружно вздохнули, выражая тихий протест, но послушно слезли с постели, лишь большеглазая Тина чуть задержалась, чтобы обнять камийца напоследок. Алекс растормошил пса, и шумная ватага наконец покинула спальню, оставив Кевина наедине с Солнечным Другом и королём Инмара. Едва дверь за последним гостем закрылась, юношу вновь охватила паника. Хотелось сорваться с места и бежать за приятелями, куда угодно, лишь бы не ощущать на себе цепкие, внимательные взгляды. Не зная как себя вести, камиец сполз с кровати, вытянулся в струну и уткнулся взглядом в пол.

Ричард приподнял брови и озадаченно посмотрел на друга, но Валентин лишь дёрнул плечом — мол, я на это уже насмотрелся — подошёл к столу и наколдовал огромный графин лирийского вина, стаканы и бутерброды с сыром. Предоставив землянину право действовать на своё усмотрение, инмарец уселся на стул, жалобно скрипнувший под его немалым весом, и стал молча наблюдать за происходящим. Валентин же, закончив приготовления, развернулся к своему подопечному и добродушно произнёс:

— Кеви! Ну что ты как неродной? Иди сюда.

Настороженно взглянув на мага, камиец бочком приблизился к столу и опустился на краешек стула. Весь его вид говорил: если что — дам стрекача. Солнечный Друг хмыкнул, наполнил гранёные стаканы вином и вручил один из них камийцу:

— Выпьем за знакомство, Кевин.

Ричард и Валентин парой глотков расправились с вином, а юноша осторожно пригубил душистый терпкий напиток и поставил стакан на стол.

— Э нет, так не пойдёт! — встрепенулся землянин. — Чтобы компания сложилась, нужно выпить до дна!

Он почти насильно впихнул стакан вяло протестующему камийцу, дождался, пока тот выпьет вино до последней капли, и удовлетворённо кивнул.

— Вот теперь можно и познакомиться. Это, — Валя подошёл к инмарцу и хлопнул его по плечу, — знаменитая камийская мечта, а в миру — король небольшой, но воинственной страны Инмар!

— Очень приятно, — пролепетал юноша, чувствуя, как спасительное тепло разливается по телу, заглушая страх и примиряя с действительностью.

— За знакомство!

Землянин хотел вновь наполнить стаканы, но Ричард перехватил его руку:

— Погоди. Что-то знакомство у нас однобокое. Может, прежде чем пить и молодого человека представишь?

— Да тут и представлять нечего. Кевин, сын Олефира.

— Что?!

Инмарец развернулся, едва не сломав стул, и вытаращился на камийца, точно перед ним возникла ядовитая гадина. Кевин втянул голову в плечи и вцепился в стакан, точно в спасительную соломинку: "Ну вот, сейчас начнётся!"

— Спокойно, Ричи! Мальчишка Фиру в глаза не видел! Всю жизнь в рабах провёл!

Ярость на лице инмарца сменилась изумлением, затем грустью и сочувствием, отчего Кевину стало совсем нехорошо. Он предпочёл бы, чтобы в нём видели угрозу, а не жалкого слабого сиротку. А ещё юноше очень хотелось понять, за что все эти люди так ненавидят великого Олефира.

— Хочешь знать — спроси, — мягко предложил Валентин, и Кевин побледнел:

— Вы читаете мои мысли.

— А ты не выставляй их напоказ, — назидательно заметил землянин, разлил вино по стаканам и насмешливо поинтересовался: — Так будешь спрашивать или останешься прозябать в неведении?

— Буду. — Юноша схватил стакан, жадно опустошил его и с уверенностью, больше походящей на браваду, произнёс: — Расскажите мне об Олефире!

— Нашли тему, — проворчал инмарец. — Фира да Фира — и чего с ним так носятся? Помер, и ладно!

Кевин вздрогнул, с надеждой заглянул в пустой стакан и поднял на Валентина слегка затуманенный алкоголем взгляд:

— В Камии Олефир был великим, а в Лайфгарме, откуда он родом, о нём стараются не вспоминать, а если вспоминают, то недобрым словом. Чем он обидел королеву Годара?

— Ого! С места в карьер? — Валентин залпом выпил вино и тяжело вздохнул: — В общем, так, Кевин. Олефир принёс нам много горя. Особенно "повезло" Диме, Артёму и Стасе. Именно он свёл с ума временного мага и сделал его принцем Камии. Впрочем, он не мог иначе... Что же касается Стаси... Твой отец воспользовался моментом и... Хотя ты камиец, и не поймёшь, в чём тут трагедия, так что, оставим это.

— А Дима?

— Олефир вырастил его и сделал Смертью.

— Что значит Смертью?

— А вот этого тебе лучше тебе не знать, — наливая камийцу вино, наставительно сказал Валентин. — Знаешь, мне не хочется говорить о воспитательной методике Олефира. Лучше выпьем!

Шумно выдохнув, Ричард опрокинул стакан в рот, а вот Кевин медлил. Он и так чувствовал себя далеко не трезвым и усугублять ситуацию не хотел. Наконец юноша решился, сделал маленький глоток, и Валентин, уговоривший свою порцию одновременно с инмарцем, рассердился:

— Ты пьёшь так, словно стакан тебя сейчас укусит! А ну-ка до дна! Смелее, ученик!

Кевин зажмурился, залпом опустошил стакан, и Валечка тут же наполнил его вновь:

— Между первой и второй перерывчик небольшой! Впрочем, как и после второй. И, вообще, долой перерыв!

Юноша тяжело вздохнул и покорно выпил вино.

— Вот и умница, — оценивающе глядя на раскрасневшегося камийца, сказал Солнечный Друг и вложил в его руку бутерброд: — Главное, вовремя закусить.

Ричард скептически хмыкнул, а Кевин послушно откусил кусок хлеба с сыром и стал жевать, пытаясь унять головокружение. "Клиент готов", — ухмыльнулся про себя Валентин и поинтересовался:

— Почему тебя волнует Олефир, Кеви?

— Я хочу выяснить, кто ненавидит его сильнее всех. По чьему приказу мстила мне Станислава? И кто следующий получит приказ? Ты — маг, ответь мне.

Солнечный Друг поперхнулся вином:

— Что за глупый пессимизм? Дима не даст тебя в обиду!

— Станет он обо мне заботиться. Как же! Лучше бы подарил меня Витусу! Он сильный! Он учитель самого великого Олефира! Он заботился обо мне, обучал магии, а дети играли со мной. И то, и другое случилось в моей жизни впервые. А потом появилась королева...

— Дальше я знаю, — оборвал его Валечка и покосился на мрачного, как туча, инмарца. — Не сейчас, Ричи.

— Но от разговора ты не уйдёшь. И не надейся!

Валя кивнул, подлил камийцу вина и задушевно произнёс:

— Всё будет хорошо, Кевин. У тебя есть брат. Он поможет тебе справиться с любыми неприятностями.

— Нет. — Юноша икнул, и на его лице проступило отчаяние: — Я умру!

— Не говори ерунды!

Камиец склонился к Солнечному Другу, почти завалившись на него, и громким доверительным шепотом сообщил:

— Я боюсь.

— Это я понял. Но чего?

— Ни чего, а кого. — Кевин затравленно огляделся и одними губами произнёс: — Диму.

Ричард нахмурился ещё больше, а Валечка приобнял юношу за плечи и так же доверительно поинтересовался:

— Почему?

— Он меня убьёт, — вздохнул Кевин и залпом выпил вино.

— Ты что-то натворил?

Юноша отстранился от мага, упёрся локтями в столешницу и, уткнувшись взглядом в опустевший стакан, жалобно шмыгнул носом:

— Я — сплошное недоразумение!

— Только не реви. Слёзы — последнее дело для настоящего мужчины!

— Не утешай. Дима убьёт меня!

— За что? — раздался с порога растерянный голос короля Годара.

Увидев своего "убийцу", Кевин проворно юркнул под стол и замер, мысленно взывая к великому Олефиру и умоляя его, чтобы смерть пришла быстро и, если можно, безболезненно. Дима с недоумением взглянул на босые ноги брата, выглядывающие из-под кружевной белой скатерти, заторможено кивнул Ричарду и посмотрел на Валентина:

— Зачем ты спаиваешь ребёнка?

— Я?! — Солнечный Друг, приложив немного магических усилий, рывком выдернул камийца из-под стола. — Он первый начал! Сидит, понимаешь ли, в гордом одиночестве и талдычит, что ты его убьёшь. Почему ты хочешь убить ребёнка, Дима? — ехидно спросил он и подмигнул топчущемуся в дверях Артёму.

Временной маг прыснул в кулак, а Ричард, собравшийся было спросить побратима, что у него с глазами, страдальчески закусил губу, понимая, что раз Валя в ударе без шумной перепалки не обойдётся и он опять не получит ответов на свои вопросы.

Тем временем Дмитрий шагнул к столу и удивлённо посмотрел на брата:

— А ну-ка, выкладывай, что ты там себе напридумывал!

Кевин рванулся из рук Валентина, но тщедушный на вид маг держал его на редкость крепко, и, смирившись с тем, что разговаривать с хозяином всё же придётся, юноша зажмурился и выпалил:

— Я — сын Олефира!

На лице Дмитрия отразилось искреннее недоумение. Пару секунд он таращился на Кевина, пытаясь уяснить смысл его глубокомысленного заявления, а потом бело-голубые глаза впились в Валентина и возле носа землянина замер стиснутый до белизны в костяшках кулак:

— Вот оно твоё тлетворное влияние, алкоголик! Посмотри на ребёнка, он же до белой горячки допился!

— Я — сын Олефира, — уже не так уверено повторил Кевин, но Дима лишь отмахнулся:

— Да, слышу я. Валентин! Сейчас же протрезви мальчика, иначе, я за себя не ручаюсь!

— Я же говорил, что он меня убьёт, — пьяно рыгнув, простонал камиец и уткнулся в плечо Солнечного Друга. — И за что? За папу!

— Валентин! — пожарной сиреной взревел Дмитрий. — Даю тебе три секунды! Раз...

— А вот фиг!

Землянин расхохотался, разжал пальцы, и Кевин сполз на пол.

— Мама! Убивают! — пискнул он и загородился стулом.

Тут уж и инмарец не выдержал. Повалился на стол и загоготал так, что стаканы задрожали. Дмитрий растерянно взглянул на побратима и скрипнул зубами. Он собрался было разметать друзей по разным покоям Керонского замка, чтобы, наконец, обрести тишину и покой, но его отвлёк язвительный голос Артёма.

— Дима! Оставь ребёнка в покое! Что ты на него взъелся? Ты же добрый и ласковый, так покажи это!

Дмитрий обернулся и умоляюще посмотрел на друга:

— Хоть ты помолчи, Тёма!

— Ни за что! Как я могу молчать, если на моих глазах свершается акт несправедливости? Изверги вы все, господа! Что с мальчиком сделали! — Временной маг метнулся вперёд и за долю секунды выудил Кевина из-за стула. — Не бойся, дружок, я не дам тебя в обиду. Слово принца Камии!

Юноша осоловело взглянул на сына великого Олефира и расплылся в улыбке:

— Правда?

— Правда, — с абсолютно серьёзным видом кивнул Артём, пристраивая камийца на стул рядом с Валентином.

Дима заторможено проследил за манипуляциями друга, скользнул взглядом по Ричарду, который, нервно хихикая, утирал рукавом выступившие на глазах слёзы и посмотрел на хохочущего Валентина:

— Я, конечно, могу и сам протрезвить мальчика, но тогда...

— Понял, не дурак!

Оборвав смех, Солнечный Друг отсалютовал Дмитрию бокалом и в мановение ока привёл несчастного камийца в норму. Но вышло только хуже: Кевин в панике отшатнулся от принца Камии, встретился с бело-голубыми глазами брата-хозяина, охнул и трясущимися губами зашептал заклинание невидимости.

— Вот поэтому я его и поил! — сообщил Валентин, бросив укоризненный взгляд на Дмитрия, обнял дрожащего юношу за плечи и участливо произнёс:

— Не бойся, Кевин, они дурные, но безобидные.

Дмитрий отвёл глаза от бледного лица брата, опустился на возникший за спиной стул и устало вздохнул:

— Наливай, Валя. Может, хоть пьяным я смогу отдохнуть. Ты не представляешь, что за денёк сегодня выдался. А всё этот обормот. — Он ткнул пальцем в Артёма. — И чего ему в Кероне ни сиделось?

— Но всё же закончилось хорошо, — заискивающе проныл временной маг, сотворил себе стул и уселся справа от Дмитрия.

— Ты так считаешь? А то, что вместо того, чтобы разбираться с магией Смерти, я почти час проторчал в тронном зале Литтийского дворца, а потом восстанавливал разрушенный район Вирэли — это, по-твоему, нормально?

— Я тебе помогал!

— Да уж... — Дмитрий снова вздохнул и перевёл взгляд на Валентина: — Наливай уже.

Землянин кивнул, сотворил бурдюк и с провизорской точностью разлил вини. Не дожидаясь приглашения, Кевин схватил стакан и, мигом осушив его, преданно уставился на хозяина:

— Так Вы не будете убивать меня?

Дима глотнул вина и усмехнулся:

— Конечно же нет, дурачок. Я рад, что у меня появился брат.

Кевин заметно повеселел и, расхрабрившись, на одном дыхании выдал:

— Спасибо. Я тоже рад, что у меня такой добрый хозяин!

— Снова-здорово, — буркнул Ричард и протянул опустевший стакан Валентину. — А всё ты! Вместо того чтобы о Фире болтать, лучше бы объяснил мальчишке, что и как!

— Я объяснил! Только он ни черта не понял.

— Да и ладно, — потягивая вино, противным голоском произнёс Артём. — Вот воспитаешь малютку, как надо, Дима, и будет он тебя звать великим магистром. Красота!

— Не дождётесь! — Дмитрий залпом допил вино. — Что ты там говорил, насчёт первой и второй, Валя?

— Понял, Добрый Хозяин, — не удержался от сарказма Солнечный Друг и лихо наполнил стаканы. — За гуманизм!

Друзья чокнулись, выпили, и Дима, решив искоренить историю с рабством на корню, обратился к Кевину:

— Я — твой брат, а не хозяин. Запомни это — раз и навсегда!

Кевин опустил глаза. Спор с опасным магом грозил непредсказуемыми последствиями, но и молчать было невмоготу, тем более сейчас, когда появилась возможность узнать свою дальнейшую судьбу из первых рук.

— Я не понимаю... — запинаясь, прошептал юноша и с опаской взглянул на Дмитрия: — А я кто?

— Ты — мой брат. Что здесь не понятного?

Камиец стушевался, и, сжалившись над беднягой, Валентин пояснил:

— Я тут на досуге прочёл его мысли, Дима. В Камии Кевин с рождения был рабом родного деда. Так почему бы ему не быть рабом брата?

— Бред какой-то! — Дмитрий потёр переносицу, чувствуя, что ещё парочка таких откровений, и у него заболит голова, и категоричным тоном заявил: — Значит так, Кевин! Я дарую тебе свободу! Делай, что хочешь!

— Круто! — ухмыльнулся Ричард, и Валентин согласно кивнул:

— Ещё бы! Полный карт-бланш. Высшие маги удавятся. Те, что остались.

— Главное, не увлекайся, Кеви, а то Дима тебя на какой-нибудь престол посадит. — Артём склонил голову на плечо друга и хмельно улыбнулся. — Например, в Лирию. Ты умеешь управлять государством, Кевин?

— Нет, — очумело пролепетал камиец.

— Я тоже, но Дима так и норовит пристроить меня в цари.

— Далась тебе эта Лирия, — проворчал Дмитрий. — Вопрос решён, что о нём говорить?

— А что вы всё-таки сделали с Лирией? — заинтересовался Валечка.

— Ну... — Артём отвёл глаза и покраснел. — В общем-то ничего.

Дима бросил на него короткий взгляд, насмешливо улыбнулся и, подражая вредному тону временного мага, сообщил:

— А ничего и не нужно было делать. Видишь ли, Валя, твоя мамочка всё уже сделала, а глупенький Тёма, не разобравшись в ситуации, чуть не развалил страну. Вот и пришлось в срочном порядке назначать уже назначенного наместника. Большим идиотом я себя не чувствовал никогда! А потом, в Вирэли...

— Хватит! — Артём подскочил на стуле и вцепился в руку друга: — Все уже и так поняли, что я облажался. Дальше не интересно.

— Почему же? — встрепенулся Ричард. — Лично я, будучи в Камии, досыта наслушался о подвигах принца Артёма, и ни за что не упущу возможности услышать о его промашке. Так как же ты оконфузился, Тёмочка?

Временной маг нахохлился и исподлобья взглянул на Диму:

— Только попробуй!

— И что?

— Я... Я... А, фиг с вами, сам расскажу! В общем, когда мы переместились в Вирэль, там царил кавардак. Все были такими унылыми, сновали туда-сюда, что-то таскали. Ну, я и подумал, что раз у них неприятности нужно отвлечься.

— И вместо того, чтобы помогать людям, устроил грандиозный фейерверк! — встрял Дима. — Представляете, что там началось? Такой паники я даже во время войны не видел! Пришлось всё бросить и успокаивать народ, чтобы не передавили друг друга!

— А когда все успокоились и получили назад свои дома, мы вернулись в Керон, — быстро закончил Артём и, состроив невозмутимую мину, протянул Вале стакан: — Не зевай!

Давясь от смеха, Валентин налил ему вина. Землянин изо всех сил старался не захохотать в голос, а вот Ричард оказался менее сдержан. Лукаво взглянув на временного мага, он громко загоготал:

— Всё должно быть красиво, да, Тёма? На этот раз ты превзошёл себя!

Артём поджал губы и мстительно посмотрел на инмарца:

— Я-то хоть показался в Лирии, а ты об Инмаре даже не вспомнил. Когда ты собираешься сообщить своим драгоценным подданным, что их королева мертва? Да и о Стасе, похоже, ты не волнуешься.

— Замолчи! — Ричард побледнел и стиснул пальцами стакан так, словно хотел его раздавить. — Ты нарываешься, Тёма!

— В самом деле?

Временной маг оскалился и подался вперёд, намереваясь броситься в драку, но Дима предупреждающе глянул на побратима и сжал запястье друга:

— Извини, Тёма. Я не хотел тебя расстраивать.

Шоколадные глаза встретились с бело-голубыми, а потом Артём медленно кивнул и отвёл взгляд:

— Проехали.

Ричард недовольно поджал губы, решив для себя, что не появится в Заре, пока Дима не разберётся со своим неведомым врагом, а Валя и Кевин облегчённо выдохнули, радуясь, что опасность миновала, и одновременно потянулись к стаканам. Вино потекло рекой, и вскоре собутыльники улыбались, забыв о недавней размолвке. Пьянка постепенно набирала обороты: Ричард и Артём хлопали друг другу по плечам, заверяя в вечной любви и дружбе, Валентин и Дмитрий завели бессмысленный спор о состоянии керонских погребов, а упившийся в зюзю Кевин мирно посапывал, склонив голову прямо на стол.

Компания была настолько пьяна, что не заметила, как в спальне камийца появился Витус. Гном громко кашлянул, привлекая внимание к своей персоне, но ни маги, ни инмарский воин даже ухом не повели.

— Вот балбесы, — пробурчал Витус, подошёл к столу и, состроив благодушную мину, поинтересовался: — Что празднуем?

Четыре пары затуманенных глаз уставились на высшего мага.

— Папуля! Какая встреча! — осклабился Валентин и вскинул стакан, расплескав вино на рукав рубашки и скатерть: — А мы теперь родственники, ребята! Этот храбрец женился на моей мамуле!

— Круто! — Артём с искренним благоговением посмотрел на гнома. — Лирия вручит тебе орден! За мужество!

— Спасибо, — усмехнулся Витус и посмотрел на Диму: — Так что празднуем?

— Воссоединение семьи и свободу Кевина! Неужели так трудно было объяснить ему, что я не рабовладелец? А, ладно! Я ему свободу дал!

— И разрешил творить, что вздумается, — радуясь непонятно чему, добавил Ричард. — Хорошо ещё, что мальчишка тихий, беспроблемный. А то, что маг, даже хорошо. Будет людям помогать. Как Тёма!

— Цыц! — беззлобно шикнул на побратима Дима и протянул гному стакан вина. — Выпей со мной, Витус. Нравишься ты мне — серьёзный маг, принципиальный. Садись, поболтаем. А то эти товарищи меня скоро до инфаркта доведут своими выходками. Я правильно говорю, Валентин?

— Насчёт инфаркта? Это точно! — закивал Солнечный Друг. — Эти могут.

Витус сел за стол, не спеша выпил вино и посмотрел на спящего камийца.

— Ребёнку давно пора в постель, а вы устроили пьянку в его комнате, — строгим тоном заметил он и, не спрашивая разрешения, перенёс Кевина в другую спальню.

Дима моментально подобрался:

— С мальчиком что-то не так?

— Его магия, — спокойно ответил Витус. — Она другая. Не знаю, может для Камии это нормально, но в Лайфгарме таких магов нет.

Дмитрий поставил ополовиненный стакан на стол и выудил из воздуха сигарету:

— В Камии вообще нет магов. Что же касается Кевина, главное — он не попал в руки моего дядюшки. А с магией, какой бы странной она ни была, мы разберёмся.

Гном помолчал, сделал глоток вина и тихо спросил:

— Что ты собираешься с ним делать?

— Делать? Ничего. Пусть живёт, как живёт.

— Я хочу остаться его учителем.

— Нет!

— Будешь таскать его за собой? У тебя своих дел невпроворот!

— Я больше не оставлю его без присмотра!

— Ему нужно учиться, Дима!

— Не спорю. Вот разберусь с делами и буду учить! — Дмитрий выпил вино и глубоко затянулся: — Понимаю, что ты беспокоишься о Кевине, но я сумею о нём позаботиться. Сам!

Витус мрачно усмехнулся и поставил стакан на стол:

— Как хочешь. Но запомни: твой брат очень наивный, несмотря на пережитое, и в то же время он свято чтит силу и всегда готов подчиниться сильному.

— Сильный всегда прав, — сквозь зубы процедил Дима. — Прямо в соответствии с заветами великого магистра! Именно по ним живут в Камии, Витус, а Кевин — дитя своего мира.

— Он разберётся! — уверенно заявил Солнечный Друг. — Мальчик просто не видел нормальной жизни.

— Может и разберётся. Очень хочется в это верить, — вздохнул гном. — Я был учителем Олефира и догадываюсь, на что способен его сын. И тот, кто подсунул его тебе, Дима, тоже знает это.

— Считаешь, он может убить меня?

— Я могу лишь предполагать, и мне бы не хотелось, чтобы мои гипотезы подтвердились. Но одно я знаю наверняка: Кевину рано становиться убийцей.

Дмитрий треснул кулаком по столу, и стаканы, жалобно звякнув, рассыпались на куски:

— Ничего не могу обещать!

— Хватит говорить о неизвестном будущем! У нас такая тёплая компания, так давайте выпьем! — поспешно воскликнул землянин, уничтожил осколки и сотворил очередной бурдюк и стаканы.

— Ты, как всегда прав, Валя, — поддержал его инмарец, а временной маг поднялся на ноги и, раскачиваясь из стороны в сторону, звонко провозгласил:

— Выпьем за нового папу нашего Солнечного Друга, без которого жизнь была бы скучной и пресной! Пусть нашему дорогому гному хватит сил любить жену и воспитать из пасынка трезвого, разумного человека!

— Сволочь ты, Тёма! — прошипел Валентин и тут же улыбнулся неожиданному родителю. — Извини этих оболтусов, папочка. Им чужды простые житейские радости.

Друзья выпили и наполнили бокалы, снова выпили и снова наполнили бокалы, а бурдюк, стараниями всемогущего камийского целителя всё не пустел и не пустел. Устав разливать вино, Валентин решил взять тайм-аут и предложил спеть. Единого репертуара компания не имела, и тут же ударилась в бурную дискуссию: песни какого мира лучше идут под лирийское вино. Голоса пьяных друзей звучали всё громче, а когда Артём и Валечка разом затянули каждый своё, отчаянно фальшивя и стараясь переорать друг друга, в спальню Кевина влетела разъярённая Розалия:

— Опять?!! Да, что же это делается?! Стоило вам собраться вместе, так сразу пить? Витус! Куда ты смотришь? Дети спиваются, а ты и в ус не дуешь! Потворствуешь пагубной страсти! Так ты заботишься о подрастающем поколении?!

Маг-целитель нервно хихикнул и исчез, а Розалия накинулась на Диму:

— А ты? Только вернулся и тут же за бутылку! Знаешь, как это называется?

— Алкоголизм, — услужливо подсказал Артём и со счастливой улыбкой повис на шее Дмитрия. — Поздравляю! Ты алкоголик, дружище!

— Вот именно! — уперев руки в бока, кивнула Розалия. — Немедленно прекратить! Отправляйтесь спать, и чтобы до утра я никого из вас не видела!

Валентин покосился на окно, за которым занимался рассвет, и осторожно заметил:

— Уже утро.

— Молчать! Быстро по постелям!

— Лично я предпочитаю не спорить, — заметил Дима и посмотрел на Артёма.

Временной маг согласно кивнул, расцепил руки и поднялся.

— Спокойной ночи, мадам, — вежливо произнёс он и нетвёрдым шагом направился к дверям.

Дима помахал рукой землянину и поплёлся следом.

— Предатели, — прошипел Валентин и с любовью взглянул на мать: — Я больше не буду.

— Чтобы в последний раз... — начала Розалия, но Солнечный Друг не дослушал: он поспешно кивнул и растворился в воздухе, прихватив с собой тихого, как мышь, короля Инмара.

Глава 7.

Обида.

Дмитрий и Артём молча брели по коридору. Несмотря на бурно проведённый день и гуляющий в крови алкоголь, спать не хотелось, а разговор не клеился. Тёма не желал рассказывать другу о смерти матери, о том, что струсил и не показался на глаза отцу, а Диму тревожил Смерть — время шло, ярость второй ипостаси росла. Дмитрию необходимо было накормить бьющегося в его "объятьях" зверя, пока тот не обезумел и не вырвался на свободу. Но при Артёме маг даже подумать об этом боялся. Уж кто-кто, а сумасшедший принц Камии не преминул бы поучаствовать в охоте, а в его состоянии это было равносильно самоубийству. Тёма веселящийся, обиженный, скандалящий или ругающийся — Диму устраивало любое состояние друга, кроме агрессии, потому что в собственном сознании он постоянно лицезрел безумствующую Смерть и не хотел, чтобы Артём становился таким же.

— Ну что, правда, спать? — нарушил тишину временной маг.

— Правда, — кивнул Дмитрий, чувствуя себя предателем. "Так надо. Так правильно. Так лучше для Тёмы" — мысленно повторил он и улыбнулся другу: — Спокойной ночи.

— Ага.

Артём уныло качнул головой, развернулся и зашагал к своим покоям. Дмитрий смотрел ему вслед, понимая, что друг только и ждёт, чтобы его окликнули. Но он промолчал. Временной маг свернул за угол, а перед глазами Димы продолжала стоять ранящая душу картина: удаляющаяся фигура в чёрном, расшитом серебром плаще.

— Так нельзя, — пробормотал маг и хотел броситься за другом, но Смерть, почуяв, что "кормёжка" вот-вот отложится, зашёлся в истошном крике.

Тело тряхнуло, глаза резанула острая боль, и маг понял, что мешкать больше нельзя. Ещё чуть-чуть и полетят головы — все подряд, без разбора. Кровь в висках застучала бешеной дробью, крылья носа затрепетали, улавливая запахи человеческих тел. Их было много, очень много, и Смерть жаждал убить всех в замке, одного за другим. Дмитрий поднял блестящее от пота лицо, издал приглушенный, страдальческий рык и ринулся в Камию, чувствуя, как рвётся из глаз холодное белое пламя.

Смерть оказался в сердце Тхарийского леса, среди кряжистых уродливых деревьев с бугристой, морщинистой корой. Толстые, искорёженные ветви, усыпанные широкими, лилово-сизыми листьями, тянулись к чистому небу, словно хотели замарать его нежную голубизну. Смерть принюхался как голодный хищник, на секунду замер и побежал, продираясь сквозь заросли колючих кустов. Сломанные ветки шипели, их бледно-жёлтая мякоть сочилась ядовитым соком. Тягучие капли яда падали на жесткий фиолетово-бурый мох и разъедали его, обнажая влажную глинистую землю. Острые шипы цеплялись за одежду, царапали кожу, и с пальцев мага полетели молнии. Он мчался к логову шырлона, оставляя позади выжженную полосу леса.

Смерть выскочил на скалистую поляну и остановился. Стаи мелких чёрных птиц испуганно вспорхнули в небо, прервав жуткий пир: среди обломков скал и громадных валунов валялись обглоданные полуразложившиеся трупы людей и животных, жёлтые черепа и разгрызенные кости. Воздух наполнял удушливый запах гнили и жужжание несметного количества зеленоватых мух. Смерть глубоко вздохнул и оскалился, предвкушая веселье.

Из глубины тёмного логова послышалось злобное рычание, и наружу вылез громадный шырлон. Свалявшаяся колтунами шерсть стояла дыбом, могучие когтистые лапы скребли по каменистой земле, высекая искры. Раздался оглушительный рёв, по мохнатой шее потекла склизкая розоватая слюна, и шырлон стал медленно наступать на чужака, прожигая его угольками маленьких красных глаз. Маг блаженно улыбнулся и в неестественно-затяжном прыжке взлетел на загривок чудовища. Шырлон взвыл, заметался среди скал, стремясь скинуть седока, и, дико захохотав, Смерть стал руками рвать мохнатую, жесткую шкуру. Чудовище завизжало от боли и покатилось по земле, в надежде придавить мучителя, но тот соскочил на камни, взглянул на окровавленные руки, и холодный белый свет в глазах стал разгораться всё ярче и ярче, вырываясь наружу и окутывая мага с головы до ног.

Истекающий кровью шырлон вскочил на ноги и остервенело ринулся на врага. Он совершил отчаянный скачок, навалился на мага своей исполинской тушей, и тут же издал душераздирающий крик боли и ужаса, напоровшись на острую раскалённую пику. Шырлон испустил протяжный предсмертный стон, дёрнулся и обмяк. Маленькие глазки подёрнулись пеленой и закрылись.

Несколько минут тишины, и стаи чёрных птиц вернулись к прерванному пиршеству, в воздухе вновь закружились зеленоватые мухи, и возле логова тхарийского шырлона продолжилась повседневная, размеренная жизнь...

Временной маг дошёл до своих покоев, остановился перед высокими бело-золотыми дверями и с досадой пнул их ногой. Спать не хотелось категорически, особенно после того, как Дима фактически прогнал его. "Если в постели видеть не желает, я бы в кресле подремал, мне не трудно. Знал же, что я не хочу оставаться в одиночестве", — кисло подумал Артём, скользя невидящим взглядом по изящной золотой окантовке.

Неожиданно шоколадные глаза прояснились и сразу же наполнились негодованием: по связи докатилось волнение, слабый отголосок боли, и вдруг Дима исчез из Керона.

— Это нечестно!

С пальцев посыпались чёрные искры. Ударяясь о белоснежные створы, они оставляли грязно-серые точки и полосы, расцветали тёмными уродливыми бутонами на концах золотых завитков. Полыхая ледяными серебряными глазами, Смерть смотрел, как его друг бежит по Тхарийскому лесу, и скрипел зубами от негодования.

— Почему, Дима? Почему ты отталкиваешь меня? Я мешаю? Ты же знал, как я мечтал поохотиться вместе с тобой. Две Смерти, играющие жизнями, испуганно бьющиеся сердца жертв, тёплая кровь на ладонях...

Жажда крови гнала Артёма в Камию, но обида удерживала на месте.

— Думаешь, я буду молча сносить твоё пренебрежение? Если я не нужен тебе — так и скажи! Только и можешь стонать: "Тёма, я люблю тебя!" Враньё! — распаляясь всё больше, прошипел маг, и чёрные искры посыпались с пальцев сплошным потоком. — Ну, и ладно! Не нужен, так не нужен!

До боли закусив губу, маг треснул кулаками по дверям, и белоснежные створы пересекла надпись: "Ненавижу". Огромные тёмные буквы, выпуклые и неровные, сочились кровью. Багровые ручейки, точно растревоженные змеи, извивались по белоснежному древесному полотну, сползали на пол, растекаясь тусклой, мутной лужей. Смерть отступил, не сводя сияющих глаз с надписи, шумно выдохнул и перенёсся в Белолесье.

Белое камийское солнце наполовину выбралось из-за верхушек деревьев, и мёртвое чудовище шевельнулось. Смерть вылез из-под растерзанной, покрытой бурой коркой туши и сладко потянулся. Он утолил жажду, и был чрезвычайно доволен собой. С наслаждением оглядел рваную, пропитанную кровью одежду, и не стал ничего менять. Он был спокоен, даже умиротворён. И когда голубой островок, мерцающий в глубине сознания, растёкся в широкую линию, точно приглашая в свои объятья, Смерть не стал противиться. Довольно урча, скользнул вперёд, позволил ласковым "рукам" обхватить себя и задремал до следующей трапезы.

Дмитрий облегчённо улыбнулся: ему удалось обратить неистовую силу второй ипостаси против чудовища, а не людей. Теперь он мог возвращаться в Лайфгарм. "Надеюсь, пока я отсутствовал, Артём не разрушил Керон". Бело-голубые, разделённые тусклой ртутной полосой глаза впились в камийское солнце, и маг мысленно потянулся к другу. Артём обнаружился в Белолесье. "Что ж, это неплохо. Правда, раз он не лёг спать, скандал обеспечен. Но, ничего, переживу". Дима улыбнулся, представив умильно обиженное лицо временного мага, привёл в порядок одежду и шагнул в Керон. И тотчас почувствовал знакомый запах. Нахмурившись, маг повернулся спиной к своим покоям и зашагал по коридору. Свернул за угол и застыл, ошарашено глядя на неровную багрово-чёрную надпись.

"Ну, что за капризы? — с досадой подумал Дима, уничтожил яростное послание друга и большую кровавую лужу, грозящую затопить коридор, развернулся и направился обратно. — Неужели так трудно хоть немного пораскинуть мозгами? К чему эти выкрутасы, Тёма? Ты ведь, лучше, чем кто-либо, должен понимать, почему я поступаю, так, а не иначе! Ты такой же, как я!"

Дмитрий вошёл в спальню, вытянулся на кровати, ухнув сапоги на белоснежное покрывало, и закрыл глаза. Он очень устал, нужно было поспать хотя бы пару часов, прежде чем встречаться с другом. "Извини, Тёма, но я пока не готов слушать твои излияния", — мысленно вздохнул маг и провалился в глубокий сон.

На этот раз волшебный лес встретил любимца гулким низким шумом. Стенали белоствольные деревья, пугливо перекликались птицы, взволнованно жужжали пчёлы и шмели, с надрывом стрекотали кузнечики.

"Уйми Смерть, Тёма. Его магия не для моих мирных границ".

— Тоже гонишь меня?

Временной маг топнул ногой, как большой капризный ребёнок, но глаза его, выполняя просьбу Леса, вновь стали шоколадными.

"Я люблю тебя..."

— Вот только этого не надо! Я больше не верю вам!

Артём бросил тоскливый взгляд на оранжевое зарево, разгорающееся над макушками деревьев, и твёрдым, злым шагом направился к родному дому. Словно в пику ласковым словам Белолесья, он разбрасывал сапогами ровные круглые камешки, сходил с тропы и давил цветы, а лес лишь вздыхал, глядя на своего любимца, изнывающего от бессильной ярости. Чертыхаясь и костеря Диму на разные лады, маг пересёк ухоженную поляну, взбежал по каменным ступеням крыльца и ворвался в холл.

— Папа!

— Я здесь, сынок, — донёсся усталый голос наблюдателя, и Артём поспешил в гостиную.

Мирно потрескивали дрова в камине. Приглушённое пламя магических светильников освещало красочные пейзажи на стенах. Тяжёлые, плотные гардины — наглухо зашторены, отрезая обитель скорби от живого, цветущего леса. Арсений, сгорбившись, сидел в кресле и отрешённым взглядом смотрел прямо перед собой. Выглядел он так, словно тоска по умершей возлюбленной поглотила его целиком. Спутанные волосы блеклыми прядями падали на плечи, исхудалое, бескровное лицо с впалыми щеками покрывала сеточка морщин, карие глаза запали и потускнели.

— Папа... — протянул Артём, подошёл к отцу и опустился на ковёр у его ног.

— Тёма.

Наблюдатель протянул руку, вяло погладил сына по пшеничным волосам, и временной маг громко шмыгнул носом.

— Прости, что так долго тянул. Мне жаль, что мама...

— Знаю. Марфа очень любила тебя. Обидно, что в последние годы вы мало общались. Но она понимала... Она всё понимала.

Закрыв лицо ладонями, Арсений прерывисто вздохнул, уронил руки на колени и откинулся на спинку кресла. Артём, не мигая, смотрел на отца, отмечая, как тот постарел. Привычное, надёжное родовое гнездо разрушилось. Мать умерла, а отец, всегда весёлый, бодрый и жизнерадостный, превратился в разбитого старика. Стало страшно и невыносимо одиноко. Захотелось уйти, отыскать Диму и уткнуться в его плечо. Спрятаться в объятьях Смерти от всего мира, от реальности, бьющей по нервам и изматывающей рассудок. Но друг охотился в Камии... Без него! Тёма даже не стал смотреть, чем занимается сейчас Дмитрий. Наверное, потому, что боялся увидеть его довольным и счастливым. Этого он бы не перенёс.

Спасаясь от горечи, цепкими щупальцами оплетающей сердце, временной маг придвинулся ближе к отцу и склонил голову ему на колени. Сухие, чуть подрагивающие пальцы тотчас запутались в пшеничных волосах, поглаживая и успокаивая.

— Как она умерла?

— Не знаю. Меня не было в Белолесье, — тихо ответил Арсений. — А когда я вернулся, она лежала в этом самом кресле, словно на миг задремала. Такая красивая...

Временной маг всхлипнул, по щекам потекли горячие слёзы.

— Я всё пропустил, — прошептал он, сминая пальцами мягкую брючную ткань. — И Дима меня бросил.

— Вы поссорились?

— Он ушёл, ничего не сказав.

— Он вернётся.

— И сделает вид, будто ничего не случилось. А я не хочу так... Раньше мы никогда не лгали друг другу.

— Так поговори с ним.

— Разве он станет слушать? Дима считает, что должен ограждать меня от всего. Но ведь я тоже Смерть и могу справиться с чем угодно. А он не верит в меня!

— Ты преувеличиваешь.

— Нисколько! — Артём поднял голову и посмотрел в глаза отцу. — Я чувствую себя ненужным.

— У тебя есть друзья.

— Им плевать на мои сомнения.

Арсений вздохнул, положил ладонь на плечо сына и чуть сжал пальцы:

— Попробуй изменить свою жизнь. Забирай Диму, Валю с Ричардом, Кевина и перебирайся сюда, в Белолесье. Этот дом пуст, верни ему жизнь, Тёма. И, уверяю, всё наладится. Хочешь, я поживу с вами немного, поговорю с Димой и остальными...

— Нет! — Временной маг отшатнулся и замотал головой. — Ничего не наладится! Ты не понимаешь! Никто не понимает! Дима меня не простил! Он любил Марусю, и я обещал, что с ней всё будет в порядке. Я сделал её наложницей принца Камии, но она всё равно умерла! И Стасю я выкинул в Лайфгарм! Мог же убить или в тюрьму посадить, так нет же — вышвырнул в Керон! Откуда я знал, что она к врагу переметнётся?!

— Успокойся, Тёма! — испуганно воскликнул Арсений, но сын не услышал его.

Артём вскочил на ноги и заметался по гостиной, то вцепляясь пальцами в волосы, то хлопая себя по щекам, а то и вовсе останавливаясь и сгибаясь пополам, точно у него начинались колики. И при этом без умолку говорил:

— Всё правильно. Дима хороший. Это я плохой. Я всё время его обижал и требовал сладкого. Вот он и не выдержал! Он бросил меня, потому что не в силах больше терпеть рядом недоумка. Ещё бы! Я же всё время делаю всё не так. Хотел показать величие Олефира, а напоролся на обезьяну. И она всё испортила! Я точно выглядел глупо. А потом, в лесу, нужно было самому прибить гвардейцев. И Диме не пришлось бы втыкать в себя кинжал. И со Стаськой... С ней особенно гадко вышло... А Маруся?.. Он не простил... Он только говорит, что простил... А на самом деле... У-у-у... Никчемное глупое существо... У-у-у... Он терпит меня из... из...жалости... У-у-у...

Временной маг стал запинаться, перемежая слова жалобным подвыванием, и по гостиной пополз тяжёлый, удушающий аромат безумия. Вжавшись в кресло, наблюдатель испуганными глазами следил за сыном, понимая, что ни уйти, ни прекратить его истерику он не в состоянии. Артём медленно, но верно, скатывался в пропасть, и удержать его было некому.

"Дима!" — мысленно воззвал Арсений, и, конечно, Смерть не услышал.

Зато услышал Артём. Резко замерев на месте, временной маг развернулся к отцу и шальными глазами уставился сквозь него.

— Не зови! — истерично взвизгнул он и вжал голову в плечи. — Он опять станет возиться со мной, а я этого не заслуживаю. Я обуза! Я делаю ему больно! Мешаю жить! Я хочу, чтобы он был только со мной! Всё время! А он не хочет! Но он будет стараться, потому что правильный. А я так не могу! Не хочу!

Шоколадные глаза стали совсем безумными. Арсений стиснул подлокотники, изо всех сил стараясь не отводить взгляда от перекошенного лица сына. Он чувствовал, что если отвернётся, Артём перестанет видеть в нём слушателя и мгновенно убьёт. На лбу и висках наблюдателя выступил пот. Холодные бисеринки стекали по щекам, щипали глаза, но маг упорно смотрел на сына, стараясь даже не моргать лишний раз.

Внезапно временной маг осел на пол, словно ноги перестали держать его, и срывающимся голосом, тихим и обречённым, забормотал:

— Я должен его отпустить. Я умру, исчезну, растворюсь во Времени, как вилины, и он будет счастлив.

Тёма замолчал, глубоко вздохнул и неожиданно улыбнулся, отчего Арсений едва не потерял сознание. Наблюдатель решил, что пришёл его смертный час, но временной маг легко поднялся на ноги, отряхнул плащ и, прошептав: "Скажи Диме, что я люблю его", исчез.

Несколько минут высший маг сидел, тупо глядя на то место, где стоял его сын, а потом вскочил, провёл ладонью по лицу, стирая следы скорби и морщины, и грозно тряхнул волосами.

— Это была самая идиотская затея из всех возможных! Найдёт какое-нибудь очередное Безвременье и поминай как звали! — прошипел он сквозь зубы и бросился вон из комнаты.

Дима вздрогнул и сел, заспанно хлопая глазами. В первую секунду он не сообразил, что же его разбудило, а когда понял, что Артём покинул Лайфгарм, разразился громкими проклятиями.

— Что ж ты творишь, Тёма?! Куда тебя понесло?!

По связи доносилось шальное удовлетворение и злость. Видимо, не дождавшись друга в Белолесье, временной маг решил форсировать события и подтолкнуть его к действиям.

— Надеешься, что я помчусь за тобой и как всегда стану просить прощения? Но почему я должен вечно извиняться? К чёрту всё! Хочешь шляться по мирам — пожалуйста! Вернёшься, тогда и поговорим!

Дима скатился с кровати и бросился в ванную комнату. "Горячая вода, много ароматной пены и тишина. И никакой нервотрёпки! В конце концов, я его чувствую, и если что — вытащу. И выскажу всё, что думаю, не стесняясь в выражениях! Тёма должен понять, что сейчас не время для его сумасшедших игр!"

Ослепительно-голубое солнце, сиреневое, как лесная фиалка, небо и фиолетовая луговая трава казались причудой шального художника, воплощённой на холсте в припадке гениальности. Солнце, небо и трава сливались в монотонное пятно, вызывая зевоту и желание закрыть глаза и больше никогда их не открывать. "Идеальное место, чтобы умереть", — с мрачной решимостью подумал Артём, обернулся Волком и понёсся вперёд, туда, где водились аборигены.

Миновав луг, он промчался по редкой рощице с ветвистыми разлапистыми деревьями, чьи прямые дымчато-синие стволы и васильковая, с розоватыми вкраплениями листва гармонично вливались в общий фон мира. За рощицей начиналась прямая, вымощенная багровым булыжником дорога, по обеим сторонам которой тянулся высокий индиговый забор. "Загоняют добычу, не меньше". Волк презрительно фыркнул, выскочил на дорогу и, сбавив темп, потрусил к виднеющейся вдалеке усадьбе. Испытывая дикое, противоестественное желание похулиганить, зверь легко перемахнул через ограду, пробежал по стриженной сапфировой траве и одним прыжком вернулся на дорогу. Так, перепрыгивая туда-обратно, он незаметно приблизился к распахнутым настежь воротам и, приняв человеческий облик, вошёл в поместье. Чистый ухоженный двор был пуст.

— Гостеприимство, похоже, здесь не в чести.

Артём надменно вскинул голову, поднялся на крыльцо и, распахнув дверь, зашагал по широкому коридору с тёмно-синими стенами и унылым лиловым потолком. Многочисленные двери мага не интересовали. Он слышал, как бьются сердца обитателей дома, и уверено шёл на звук. У нужной двери маг остановился, глубоко вдохнул, словно готовясь к затяжному погружению под воду, и с искромётной улыбкой вступил в гостиную.

— Добрый день! — громко поприветствовал он хозяев и осмотрелся: стены — струи сиреневого шёлка, потолок — гладкий, отполированный аметист, мебель — огненно-фиолетовые костры.

На полу, выбиваясь из общей цветовой гаммы, был расстелен пушистый бледно-зелёный ковёр, на котором двое прелестных малышей в одинаковых бирюзовых платьицах старательно возводили башню из костяных кубиков. Их родители в роскошных, даже по меркам принца Камии, нарядах сидели в мягких широких креслах и с отстранённым умилением наблюдали за своими крошками.

Голос гостя нарушил их благостное созерцание, заставив повернуть головы к визитёру. Артём невольно вздрогнул: чёрные смоляные волосы, бледные фарфоровые лица, пухлые алые губы, большие карие глаза — сходство с вилинами было поразительным. И стало бы совсем полным, если б тёмно-синие одежды перекрасили в красный цвет.

— Этого не может быть, — пробормотал временной маг, попытался понять, что подвигло его забраться именно в этот дурацкий мир, но быстро одёрнул себя: "Без разницы. Случилось так, как должно было случиться".

Тем временем хозяева внимательно оглядели гостя и одновременно поднялись из кресел.

— Здравствуй, путешественник, — задушевно улыбнулась женщина, демонстрируя ровные жемчужно-белые зубы. — Меня зовут Мэлла Тир, а это мой муж — Бэлин Таг. Мы рады, что ты посетил наш мир. Садись, отдохни с дороги.

— Благодарю.

Артём покосился на ядовито-фиолетовое кресло, поморщился и, сотворив простой коричневый стул, уселся на него верхом. Если хозяев и шокировало поведение гостя, то виду они не подали. Стояли и улыбались, как фарфоровые болванчики. Временной маг немного помолчал, ожидая вопросов, но, видимо, любопытством аборигены не страдали, поэтому, наплевав на этикет, спросил сам:

— Как называется ваш мир?

— Лант, — ответил Бэлин Таг и залился соловьём, словно вопрос гостя прорвал невидимую плотину, удерживающую уста на замке. — Наш мир прекрасен и удивителен! Мы не знаем ни войн, ни болезней. Мы живём в любви и согласии...

— Я слышал подобные речи. Вам не удастся зачаровать меня! — перебил его временной маг и насмешливо поинтересовался: — Так в чём подвох?

— Подвох? Почему ты решил, что мы собираемся обмануть тебя?

— Однажды, я побывал в Вилине. Его жители тоже пытались обольстить нас красивыми речами, а потом выяснилось, что они хотят нашей крови. Вы — живые портреты вилинов!

— В самом деле? — Звякнув драгоценностями, Мэлла Тир шагнула вперёд, и в карих глазах засветилось искреннее любопытство: — А может, они и вправду наши сородичи? Давным-давно наш мир раздирали войны магов, и, казалось, им не будет конца. Нас становилось всё меньше и меньше. Мы бы вымерли, но вмешался Лант. Он вышвырнул самых сильных магов, и с той поры мы живём в мире и согласии. Правда, считалось, что изгнанники погибли, но, похоже, это не так.

— Они погибли, — усмехнулся Артём. — Их убил я!

Супруги взволнованно переглянулись:

— В одиночку?

— Можно сказать и так.

— В тебе столько силы?

Глаза Бэлина загорелись хищным огнём, но Артёма это лишь позабавило.

— Я же Смерть! — криво улыбнулся он, и Мэлла оживилась, словно ответ мага был для неё ясен и понятен:

— В самом деле? Ты слышал, милый? У нас в гостях Смерть!

— Да-да, дорогая, — закивал лантиец, и в его руках появился поднос с хрустальным кувшином и высоким бокалом.

Наполнив бокал тёмно-красной жидкостью, Мэлла Тир протянула его гостю. Артём понюхал напиток и прикрыл сверкнувшие ледяным серебряным светом глаза: запах крови Смерть не спутал бы ни с чем.

— Пейте! Это лучший мальф на всём Ланте.

— Мальф? — переспросил Артём и расхохотался, едва не выплеснув кровь на ковёр.

Маленькие лантийцы вздрогнули, недоумением взглянули на гостя и вернулись к строительству башни. "Либо они каждый день видят пришлых магов, либо это самые странные дети, которых я когда-либо видел", — рассеянно подумал временной маг и перевёл взгляд на Бэлина:

— Вы называете этот напиток мальфом?

— Именно, почтеннейший Смерть. — Слова лантийца сочились мёдом. — Мальфом наполнены все реки Ланта, но наша — самая полноводная в мире.

Терпкий запах тревожил и дразнил. Маг с трудом удерживался от желания убить гостеприимных хозяев и броситься на поиски ближайшего водоёма, чтобы проверить, правду ли ему сказали. Но, вспомнив, что он пришёл сюда не развлекаться, Артём судорожно стиснул ножку бокала и вкрадчивым шёпотом уточнил:

— Так я должен это выпить?

— Пейте, и не сомневайтесь, Вам понравится.

Смерть кивнул, поднёс бокал к губам, но, прежде чем сделать глоток, понюхал напиток ещё раз — к крови было что-то подмешено. "Вот и подвох... Впрочем, какая разница, как умирать". И он залпом выпил мальф.

— Правда вкусно? — счастливо воскликнула Мэлла Тир и, склонившись к гостю, внимательно посмотрела в пылающие серебром глаза. — Вы оценили послевкусие?

— Ещё бы! И что дальше? Вы уж расскажите, а то я не засну. Поверьте, мне ваше снотворное, что мёртвому припарка. Я желаю знать, как вы будете меня убивать! Расчлените и съедите? Или перережете горло и прикопаете в милом фиолетовом садике?

Карие глаза лантийки наполнились негодованием и укором.

— Глупость какая. Мы любим чужаков.

— Так это будет изнасилование с последующим удушением? — вяло хихикнул Смерть. — Я не против. Ты, конечно, не такая трогательная и красивая, как моя Ника, но тоже ничего.

— Молодой человек!

— Оставь его, Мэлла, — вмешался Бэлин. — Разве ты не чувствуешь? Он сумасшедший.

Хозяйка оценивающе оглядела гостя, и на её лицо вернулось добродушно приветливое выражение:

— Спите, господин Смерть. Мы Вас не тронем. Теперь Вы принадлежите нашему миру. Вы — пища Ланта.

— Значит, всё-таки убьёте... Что ж, для этого я и пришёл.

Временной маг уронил голову на руки и заснул.

Кевин смотрел на мозаичный потолок и счастливо улыбался — свобода! Юноша пока не знал, что будет делать дальше, но сегодня он проснулся вольным человеком, и всё было иначе: оранжевое солнце светило особенно ярко, его лучи непривычно нежно ласкали кожу, постель необыкновенно приятно пахла лавандой, да и вся комната казалась волшебной. Стояло раннее утро, Керонский замок только начинал просыпаться, а Кевину хотелось рассказать всему миру о том, что с ним случилось. "Свободен!" — в который раз мысленно прокричал он, быстро оделся, выбежал из комнаты и вприпрыжку понёсся по коридору. Камиец стрелой пронёсся по двору и углубился в парк. Помахал рукой садовнику, подстригавшему кусты, с удовольствием умылся у маленького фонтанчика, но прохладная вода не остудила пылающие щёки, и Кевин помчался по гравиевой дорожке, подставляя раскрасневшееся лицо свежему ветерку. А, выбившись из сил, переместился на побережье и, скинув одежду, нырнул в море. Юноша долго плавал, любуясь иссиня-чёрными скалами, потом валялся на тёплом песке и бессмысленно пялился в бездонное синее небо.

Сладко потянувшись, Кевин поднялся, с сожалением посмотрел на прозрачные воды Зеркального пролива и перевёл взгляд на восток, туда, где виднелись шпили Керонского замка. Ему нравились люди, что вчера пришли в Годар: его задумчивый брат — странный маг с бело-голубыми глазами и взбалмошный Артём — великий принц Камии, забавный целитель по прозвищу Солнечный Друг и немногословный, суровый король Инмара. Однако, находясь рядом с ними, юноша испытывал какое-то непонятное чувство тревоги. Стать своим в этой необычной компании хотелось безмерно, но он вряд ли мог рассчитывать на искреннюю дружбу этих загадочных личностей...

Камиец оделся, переместился в замок и стремительно направился в трапезный зал, но чем ближе он подходил к цели, тем медленнее становилась походка. Сомнения и тревоги вновь разворошили душу, и радость от обретённой свободы притушили неуверенность и робость. Бочком проскользнув в дверь, Кевин подкрался к столу, устроился с краю и замер, стараясь не привлекать внимания.

Валентин и Ричард прервали завтрак и выжидающе уставились на мальчишку, но тот молчал, словно воды в рот набрал. Ядовито ухмыльнувшись, Солнечный Друг глотнул коньяка, повернулся к инмарцу и менторским тоном сообщил:

— Перед тобой, Ричи, типичный образец камийского мага: подобрался потихоньку к еде и сделал вид, что его здесь нет.

— Хотя мог бы и поздороваться, — весело заметил Ричард.

Кевин покраснел до ушей, вцепился в чашку и пристыжено промямлил:

— Здравствуйте.

— Ну, здравствуй, здравствуй, стеснительный ты наш, — ухмыльнулся Валентин, встал и, отобрав у камийца пустую чашку, наполнил её горячим кофе.

Юноша приподнял голову и удивлённо огляделся. Отсутствие слуг настолько поразило, что он забыл о смущении.

— Вы завтракаете сами?

Ричард непонимающе вытаращился на мальчишку, а потом громогласно расхохотался. Валечка же с сочувствием покачал головой:

— Если я хочу есть, Кеви, то не прошу пообедать за меня друга.

— Я не то имел в виду.

— Ага. — Землянин поставил чашку перед юношей и потрепал его по плечу. — Ты, конечно, к такому не привык, но мы-то люди простые, непритязательные, сами себя обслуживаем.

— Не слушай его, Кевин, — отсмеявшись, вмешался Ричард. — Просто Валя у нас языком почесать любит, а наличие посторонних ушей чревато проблемами. Самыми разными и непредсказуемыми. Ведь никогда не знаешь, до чего наш прохиндей доболтается.

Камиец с интересом посмотрел на всемогущего целителя, но моментально отвёл взгляд: Валечка подбоченился, поджал губы и негодующе сверкнул глазами. Назревал скандал, а скандалов юноша опасался, поэтому вновь предпочёл стать тихим и незаметным.

— Так вот, значит, что ты обо мне думаешь? — воскликнул землянин, наступая на инмарца. — Балабол-пустомеля?! Спасибо.

— Пощади, о, могучий и страшный маг! — Ричард хихикнул, картинно сжался в комок и, словно защищаясь, выставил руки перед собой. — Ой, боюсь, боюсь! Спасите-помогите!

Скрючившийся на стуле воин выглядел настолько уморительно, что Кевин не выдержал и рассмеялся. Валечка обернулся и удивлённо приподнял брови: хохочущим он видел мальчишку впервые. Раскрасневшиеся щёки, блестящие глаза — обычный подросток, и не скажешь, что в голове сонмища тараканов. "Таким он мне нравится больше", — подумал Солнечный Друг и продолжил наступать на Ричарда с ещё большим энтузиазмом.

— Сейчас я тебя заколдую! — сообщил он рокочущим голосом и вскинул руки. — Будешь три дня по замку бегать и керонцев доставать! Посмотрим тогда, что запоёшь!

— Всё, всё, всё, беру свои слова обратно! Ты самый мудрый и разумный маг во Вселенной, Валя!

— То-то же. Хотя нет, не прощу.

Солнечный Друг, отступивший было к своему стулу, хлопнул в ладоши и с детским умилением взглянул на инмарца, кожаный костюм которого преобразился в розовый камзол и такого же цвета штаны. На голове короля красовалась теперь широкополая шляпа с длинным пером канареечной расцветки и большим ярко-красным бантом.

— Светский лев! — язвительно констатировал Валентин, уселся на место и, как ни в чём не бывало, стал намазывать масло на хлеб.

Кевин закатился от смеха, а Ричард потерял дар речи: отупело таращился на кружевную бело-розовую манжету и хлопал глазами.

— Валя! — с трудом обретя дар речи, выпалил он и хрястнул кулаком по столу, чудом не перебив посуду. — Немедленно верни, как было!

— Как было — не интересно.

— Валя!

— Да я почти тридцать лет Валя. Скажи что-нибудь новенькое. А не можешь — молчи!

Ричард побагровел, вскочил и разъярённой горой навис над субтильным землянином. Но тот и ухом не повёл. Откусил бутерброд, прожевал и хлебнул остывший кофе.

— Ну, ты нарвался! — проревел инмарец и потянулся к вороту Валечкиной рубашки.

Оборвав смех, Кевин приоткрыл рот и вытянул шею, надеясь увидеть, как воин справится с магом голыми руками, но за миг до того, как пальцы Ричарда должны были коснуться клетчатой ткани, Солнечный Друг издал короткий смешок, и инмарец оказался на своём стуле.

— Гад ты, Валя!

— С кем поведёшься, — едко заметил тот и продолжил трапезу.

Инмарец набычился и притих. В перепалке возникла пауза, и, улыбаясь от уха до уха, Кевин решил поесть, тем более что желудок давно и требовательно урчал. Юноша положил в тарелку немного паштета, яичного салата и кусочек сыра, взял вилку, но съесть ничего не успел: двери распахнулись, и в трапезный зал вступил его царственный брат. Дмитрий был одет, как высший маг Корней: тёмные брюки, белая рубашка и чёрный кожаный жилет. Кевин мысленно скривился и, опасаясь, что недовольство отразится на лице, уткнулся в чашку и стал сосредоточенно пить кофе, краем глаза наблюдая, как брат подходит к столу.

— Доброе утро. — Дима опустился на свободный стул и с любопытством оглядел Ричарда: — Решил сменить имидж?

— Валя постарался. — Инмарец бросил раздражённый взгляд на землянина и вновь посмотрел на побратима: — Ты не мог бы вернуть мне нормальный вид?

Дмитрий кивнул, и Ричард довольно крякнул — привычный костюм вновь обтянул натренированные мышцы.

— Вот спасибо!

— Пустяки, — хмыкнул Дмитрий, налил себе кофе и поинтересовался: — Что вы не поделили?

Солнечный Друг неопределённо пожал плечами, отложил недоеденный бутерброд и задал волнующий его вопрос:

— Где Тёма?

— Гуляет.

Дмитрий выудил из воздуха сигарету и выжидающе посмотрел на землянина. Он знал, что ответ не удовлетворил дотошного Валентина, и терпеливо ждал продолжения допроса.

— И где же он гуляет?

— Тёма ушёл из Лайфгарма.

— И ты отпустил его? Мало он по Времени шлялся, теперь за миры взялся? Он же не в себе да ещё пьяный!

— Не кричи.

Дима поморщился. Вариантов было два: либо исчезнуть, либо остаться и всё объяснить. Маг предпочёл поговорить. Глубоко затянувшись, он выпустил изо рта цепочку серо-белых колечек и с безмятежной сдержанностью произнёс:

— Тёма дуется. Чтобы накормить Смерть, мне пришлось ненадолго отлучиться, и он обиделся.

— Ты ему ничего не сказал! — обвиняющее воскликнул землянин и забарабанил пальцами по столу. — Что за детские игры? Знаешь ведь, как остро он реагирует на всё, что связанно с тобой.

— У меня не было времени на уговоры и увещевания.

— И что теперь?

— Погуляет и вернётся.

— Ты не забыл, что он временной маг? Думаешь, разумно отпускать его одного?— помрачнев, спросил Валентин, и Дмитрий упрямо поджал губы:

— Я буду ждать его в Лайфгарме.

— Оставь, Валя, — вмешался Ричард. — Разве не видишь: он же дуется, не хуже Тёмы!

Солнечный Друг окинул Дмитрия насмешливым взглядом и криво улыбнулся:

— Молодец!

— Ты меня не переубедишь.

— И не собирался.

— Вот и отлично, — буркнул Дима, испепелил сигарету и потянулся к чашке, однако на середине пути его рука замерла.

Бело-голубые глаза растерянно распахнулись, и маг вскочил на ноги: "Этого не может быть!" Чувствуя, как тело покрывает испарина, он потянулся к Артёму, но нить связи обрывалась, словно её придавила невидимая плита. Связь не пропала, да временной маг и не стал бы её обрывать. Дима знал, что сумасшедший друг не собирается исчезать из его поля зрения. Наоборот, Тёма всячески привлекал внимание, посылая по нити импульсы обиды и нетерпения. Что бы ни произошло, в дело вмешалось очень могущественное существо. "Только новых врагов нам не хватало. Что ты наделал, Тёма! И что натворил я?! Чёртово упрямство! Валя прав: нашёл время в позу вставать! Идиот!"

Ричард и Кевин с тревогой следили за Дмитрием, а Валечка, мигом сообразив, что самонадеянный друг таки прозевал загулявшего временного мага, нахмурился и скрестил руки на груди:

— Так куда отправляемся?

— Я не знаю, как называется этот мир, — машинально ответил Дима, но тут до него дошло, что землянин говорит во множественном числе. — Я возьму с собой только Кевина! Ему опасно оставаться в Лайфгарме.

— Чушь! Без меня ты пропадёшь! — уверено заявил Валентин, и маг с интересом взглянул на него:

— Почему?

— Потому что!

— Понятно, — кивнул Дима и слегка прикрыл глаза, чтобы продолжить поиски Артёма, но грозный рык побратима заставил его вздрогнуть и обернуться.

— А я? — Инмарец смотрел на Дмитрия, в качестве аргумента демонстрируя увесистый кулак. — Даже не думай уйти без меня! Я всегда был рядом с тобой и Артёмом! Я должен...

— Хорошо, — понимая, что спорить бесполезно, согласился маг. — Заканчивай завтрак, Кевин. Нам пора!

Юноша счастливо улыбнулся, вскочил и, вытянувшись в струну, отрапортовал:

— Я готов!

"А я, кажется, нет", — мрачно подумал Дмитрий, и трапезный зал Керонского замка поглотила белоснежная вспышка.

Глава 8.

Лант.

Сияющее голубое солнце, окутанное лёгкой дымкой, лениво взглянуло на пришельцев и продолжило свой бесконечный путь по густо-сиреневому небосводу, среди величавых сизых облаков. Жесткая фиолетовая трава под ногами, больше напоминающая искусственное ковровое покрытие, блестела капельками росы. Ровный травяной ковёр простирался до самого горизонта, и ничто не нарушало его безупречно чистой глади, разве что прямая багровая стрела дороги, да и та казалась стильным галстуком на безупречно выглаженной рубашке мира.

— Ничего не понимаю! Артём словно растворился. Но, уверен, он здесь!

Дима нахмурился, повернулся и с недоумением посмотрел на оранжево-чёрную стену леса, которая выглядела неуместной на фиолетово-голубом фоне.

— Давайте спросим у местных жителей, — предложил Ричард и указал на процессию, удаляющуюся по выложенной багровым булыжником дороге.

Согласно кивнув, Дмитрий шагнул было вперёд, но остановился. Глаза его вспыхнули, засветились холодным белым светом, и шумно втянув ноздрями воздух. Смерть понёсся по фиолетовому полю, прочь от дороги.

— Он нашёл Артёма! — радостно завопил Кевин и кинулся за братом.

— Не думаю.

Валентин сотворил пару поджарых жемчужно-серых рысаков с золотистыми гривами и хвостами. Сбруя коней была щедро украшена серебром и драгоценными камнями. Полюбовавшись своими творениями, землянин довольно щёлкнул языком и с нескрываемой гордостью произнёс:

— Красавцы!

— Пижон ты, Валя, не хуже Тёмы, — заметил Ричард, разглядывая коней горящими от удовольствия глазами.

— С кем поведешься, с тем и наберешься. — Землянин ловко вскочил в седло и сварливо заявил: — Поедем как белые люди. Что я мальчик по полям бегать?!

Друзья рассмеялись и пришпорили рысаков. Поравнявшись с Кевином, Ричард нагнулся, подхватил его за шкирку и усадил перед собой. Испуганный писк юноши позабавил инмарца.

— Не дрейфь, прорвёмся! — весело крикнул он, едва не оглушив могучим басом вцепившегося в луку седла камийца, и ладонью жахнул коня по крупу.

Всадники неслись как сумасшедшие, но Смерть бежал так быстро, что кони едва успевали за ним. Поле пошло под уклон, впереди заблестели тёмные, почти чёрные воды широкой спокойной реки. Даже не подумав раздеться, Смерть с разбегу прыгнул в воду и поплыл, а Ричард и Валечка остановили коней и с недоумением переглянулись.

— Что это с ним? — спросил инмарец.

— Понятия не имею.

Валентин спешился, опустился на серо-голубой песок и приглашающе похлопал ладошкой рядом собой. Ричард и Кевин послушно сели рядом и стали наблюдать, как окутанный белой дымкой Смерть, словно ребёнок резвится в воде. Кевин мог бы любоваться братом-магом вечно, но его восторженное созерцание нарушило требовательное урчание желудка, и юноша вспомнил, что позавтракать так и не успел. Покосившись на Солнечного Друга, он сотворил бутерброды с сыром и протянул их спутникам.

— Спасибо, конечно, но это закуска, а нам не мешало бы поесть, — улыбнулся землянин, а инмарец ворчливо пробурчал:

— Вот сам и колдуй. Нечего эксплуатировать детский труд.

— Он не ребёнок, а маг, и я с чистой совестью могу попросить его приготовить обед! К тому же мальчику крайне необходима практика.

— Хочешь сделать из него мага-кулинара?

— В жизни всякое пригодиться, — философски заметил Солнечный Друг и вытащил из кармана фляжку: — Выпьем?

— Валя! Мы же на задании.

— За это и выпьем. — Землянин сделал большой глоток и протянул фляжку Ричарду: — Это не какое-то там лирийское вино, а мой любимый напиток!

— Коньяк?

— Ага. Пей, пока я добрый!

Инмарец сделал богатырский глоток, довольно крякнул и вернул фляжку Валентину:

— Вот что, Друг мой Солнечный, раз уж мы всё равно сидим без дела, расскажи-ка мне о событиях, которые я проспал. По твоей, кстати сказать, милости.

— Да тут, собственно, и рассказывать нечего, — пожал плечами землянин, не сводя глаз с плещущегося в реке друга. — Наш сверхответственный за судьбы родственничков Смерть проснулся, посмотрел в Лайфгарм и бросился на выручку брату. Твоя Стаська позорно бежала к своему хозяину, а Дима, поручив несчастного мальчика моим заботам, присел на трон и уснул. Оно и понятно: напрочь снести защиту двух миров, потом выслушать массу гадостей от любимой сестрицы — на это всё немало сил потребовалось. Остальное ты знаешь.

— А почему у него глаза такие странные? И про хозяина Стаси я впервые слышу.

— Глаза это просто: твой рисковый побратим застыл в пограничном состоянии между своими ипостасями, а вот с хозяином нашей незабвенной Хранительницы сложнее. Возможно, это та же самая сволочь, что Диму захватить пыталась. Гораздо неприятнее другой, прямо скажем, удручающий факт: Станислава служит этому ублюдку по собственной воле. Предала она нас, дружище! — Валентин быстро глотнул коньяка и сунул фляжку вмиг побелевшему Ричарду. — Выпей, полегчает!

Инмарец машинально взял в руки флягу, зачем-то тряхнул её, поднёс ко рту и стал пить коньяк, словно воду. В его мечтах о мирной жизни Стася была на первом плане. Именно ей отводилось внезапно освободившееся место жены, именно она должна была стать матерью его детей. Предательство любимой женщины ворвалось в мечты Ричарда, словно коршун в стаю мелких пичуг, и разметало, разогнало их, заставив бесследно исчезнуть.

— Хватит, Ричи! — услышал он встревоженный и немного виноватый голос Солнечного Друга. — Стася сама выбрала! Дима предлагал помочь, но она отказалась...

Валентин отобрал у друга флягу, внимательно посмотрел на его осунувшееся лицо, заглянул в серые, наполненные беспросветной тоской глаза, повернулся к Кевину и рявкнул:

— Чего как в кино расселся? Обед готовь!

Вздрогнув, будто от удара плети, камиец подскочил, потом бухнулся на колени и залопотал:

— Простите, господин. Простите... Я мигом.

Не смея ни поднять голову, ни подняться с колен, Кевин начал колдовать: сначала перед Валентином появился толстый фалиярский ковёр, как две капли водой похожий на тот, что лежал в гостиной камийского дома Стаси, а потом множество блюд, которые юный невольник украдкой пробовал во дворце кайсары.

Приготовление ужина заняло не больше минуты, но за это время Валя успел отругать себя последними словами. Его срыв, вызванный тревогой за друга, с удивительной лёгкостью вернул вроде бы ожившего камийца в состояние раба. "Мой новоявленный папуля прав на двести процентов: пара резких слов, жёсткий приказ, и, пожалуйста, мальчик готов служить... Как только Витус с ним общался?" Землянин с печалью посмотрел на коленопреклонённого юношу, поднялся и подошёл к нему.

— Молодец, Кеви, — мягко произнёс он, присев на корточки. — Только позволь напомнить: Дима даровал тебе свободу и ты не обязан выполнять чьи бы то ни было приказы, а тем более падать на колени. Вспомнил?

Солнечный Друг взял Кевина за руку, намереваясь помочь подняться, но тот лишь сильнее съёжился, вжал голову в плечи и еле слышно забормотал, перемежая речь всхлипами:

— А вдруг хозяин пошутил? Кто я, в конце концов, такой? Сын человека, который сделал его Смертью, издевался над сестрой, другом... И он может мстить мне... Как хочет...

— Чушь! Дима освободил тебя и позволил делать всё что угодно! А он всегда держит слово! Между прочим...

— Не ори на него! — Инмарец продемонстрировал другу внушительный кулак. — Мальчишка всю жизнь рабом был, а от рабской психологии не так-то просто избавиться! Тут время нужно!

— Ричи! Ты пришёл в себя, Ричи! — Забыв о камийце, Валя подскочил к другу и хлопнул его по плечу. — Молодец! Ты умеешь достойно принимать удары судьбы. Я горжусь тобой! Нужно немедленно за это выпить! Кеви! Поднимайся и присоединяйся!

— Да, господин.

Юноша вытер слёзы, поднялся с колен и протянул ему появившийся в руках стакан.

— Не... Так дело не пойдёт. Тёма говорит, что всё должно быть красиво, а его лучший друг настаивает на правильности. У нас всё будет и красиво, и правильно! — Землянин хитро улыбнулся и приказал: — Смотри мне в глаза, Кевин!

Подправить память камийцу, едва начавшему постигать азы магического искусства, не составило труда. Секунд через пятнадцать юноша весело улыбнулся и протянул Валентину вычурный хрустальный бокал. Ричард скептически хмыкнул, когда землянин до краев наполнил бокал коньяком, и безапелляционно заявил:

— Красиво, но не правильно! Дима ни за что не позволил бы брату употреблять столь крепкий напиток!

— Да ладно тебе, Ричи, — отмахнулся Валя, наблюдая, как Кевин, глотнув коньяка, часто дышит ртом, пытаясь охладить обожжённое горло. — Мальчику давно пора познакомиться с шедеврами земного винодельческого искусства. Вот не окажется меня рядом, а ты коньячка захочешь. Кто тебе его будет делать? Конечно же наш юный друг! Не так ли?

— Так. — Кевин, наконец, отдышался, и, не откладывая дела в долгий ящик, протянул инмарцу бокал с земным напитком. — Попробуй. У меня получилось не хуже, чем у Валентина!

С сомнением посмотрев на раскрасневшегося камийца, Ричард принял плоды первого винодельческого опыта юноши, как заправский дегустатор вдохнул аромат напитка, а затем осторожно пригубил и вынес вердикт:

— Неплохо для начала.

— Кто бы сомневался! — мигом среагировал Валя. — Учить я умею не хуже великого Олефира. А то и лучше!

— Хвастун! До Фиры тебе как до звезды!

— Это почему же?

Солнечный Друг подпёр кулаками бока, намереваясь с головой окунуться в словесную перепалку, но тут заговорил Кевин:

— Может, притормозите немного, а? Сначала поедим, а потом...

— Верно! Устами младенца глаголет истина! — Валечка плюхнулся на песок и с мягкой укоризной взглянул на камийца: — Ностальгия замучила? Не мог стол и стулья сотворить? Терпеть не могу на земле питаться!

— Да, пожалуйста. — Небрежным взмахом руки камиец превратил ковёр в овальный стол на широкой, похожей на пень могучего дуба, ножке и уселся на массивный деревянный стул с мягким сидением и изогнутыми подлокотниками: — Прошу, господа!

— Шедеврально! — Валентин подмигнул Ричарду, который испытывающе смотрел на Кевина. — Хватит пялиться, дружище. Пришло время перекусить. И выпить!

— Ну-ну, — кивнул инмарец, однако подходить к столу не спешил.

— Тебя что-то волнует, Ричи? Боишься, стул не выдержит или в качестве еды сомневаешься?

— Не-а, — пьяно откликнулся Кевин, успевший опустошить свой бокал. — Я тут на досуге прочёл его мысли и узнал, что в отношении меня Ричард совершенно согласен с Витусом и это настораживает его. Только не знаю, что конкретно его настораживает...

— Кевин! — строго начал Солнечный Друг. — В нашей компании не принято читать мысли друг друга без разрешения. И, в конце концов, это неэтично!

— Ерунда! Дима разрешил мне делать всё, что угодно и ни о какой этичности речи не шло! — Камиец пьяно икнул и добавил: — Кстати, я не знаю, что значит "этично".

— Ясно, — махнул рукой Валечка, закрыл мысли инмарца щитом и сел за стол. — Мне срочно нужно выпить.

— Золотые слова, — пробурчал Ричард, устраиваясь рядом с другом. — Наливай! У нас масса поводов для пьянки: как плохих, так и хороших. Начать предлагаю с хорошего, с нашего дорогого Кевина. С небольшой помощью всемогущего и супермудрого целителя мальчик избавился от последствий многолетнего рабства и превратился в наглого юнца, по которому плётка плачет!

— Только попробуй меня ударить! — тотчас взвился камиец. — Дима тебя в порошок сотрёт! Я его брат, а ты...

— Брейк! — рявкнул Валентин. — Только пьяной драки мне не хватало. Ишь, раздухарились! Ладно Кевин, у него от избытка свободы крышу снесло, но ты-то, Ричи! Где твоя воинская выдержка? Можно подумать, сам молодым не был!

Ричард зло посмотрел на землянина:

— Когда я молодым был, мне в голову не приходило, что я могу делать всё, что хочу! Меня воином воспитывали и с дисциплиной у меня порядок! А этот — копия батюшки! Наглый, самоуверенный и кроме силы ничего не признаёт! Помяни моё слово, Валя, мы ещё с ним намучаемся!

— Вот разошёлся, — пробормотал землянин, с тревогой взглянул на Кевина, но тот, спокойно ел мясо, запивал его красным вином и с превосходством посматривал на кипящего от гнева инмарца.

"Хоть этот в бутылку не лезет". Валя поджал губы: вывод о том, что Ричард пришёл в себя оказался преждевременным. Вероломство Станиславы обидело и разозлило инмарца, и теперь он вымещал злость на Кевине. "Наверное, он на самом деле был влюблён в Стаську по уши, — размышлял Солнечный Друг, не забывая между делом потягивать коньяк. — Весёленькая в таком разе нам прогулочка предстоит: опьянённый свободой камиец, злой как чёрт инмарец и полупроснувшийся Смерть".

Валентин поднёс ко рту флягу, поднял глаза, да так и замер: лёгкое белое облачко, что окутывало Диму в начале купания, приобрело яркость и сгустилось, почти скрыв фигуру мага.

— Вот свинство!

Солнечный Друг в сердцах грохнул флягой по столу и опрометью бросился к реке. Сунул руку в воду, лизнул пальцы и сплюнул:

— Кровь! В этом долбаном мире вместо воды в реках течёт кровь!

— Сразу надо было посмотреть, — недовольно проворчал Ричард, подходя к другу.

— Да без разницы! Думаешь, мы сумели бы уговорить его отложить столь заманчивое купание?

— Вот именно, — хихикнул камиец. — Смерти никто не указ!

— Дурак ты, Кевин, — с грустью произнёс Валя. — Твоему брату ни в коем случае нельзя было выпускать Смерть из-под контроля! Теперь наше будущее на волоске повисло!

Землянин поднёс фляжку ко рту, сделал несколько глотков и побрёл обратно к столу. Экспедиция по спасению временного мага грозила стать фатальной... "И Тёму не спасём, и Диму потеряем, а, возможно, и сами погибнем. Неизвестно, как поведёт себя Смерть, сорвавшийся с поводка. Вот вылезет сейчас из воды, и прощай, Вася!" И, точно услышав мысли Валентина, светящаяся фигура стала медленно приближаться к берегу. "Началось!" — запаниковал Солнечный Друг. Он хотел было сотворить вокруг друзей защитное поле, но передумал, сообразив, что Смерть с лёгкостью сметёт любое его заклинание.

Однако мрачные прогнозы землянина не оправдались: на серо-голубой песок выбралась совершенно незнакомая ему личность — благодушный и умиротворённый Смерть. Он широко улыбнулся брату, дружески хлопнул по плечу побратима и, как ни в чём не бывало, направился к Валентину. С волос и одежды Смерти капала кровь, а лицо лучилось счастьем. Подойдя к столу, он упал в мгновенно появившееся за спиной кресло и, томно закатив белые глаза, протянул:

— Хорошо...

Отдать должное Валечке, в ситуации он разобрался мгновенно: Смерть, под завязку напившийся крови, был пока не опасен, и этим следовало воспользоваться.

— Ты не забыл, зачем мы сюда пришли?

— Мы найдём Артёма, а потом я подумаю, уходить ли отсюда, — пропел маг и с блаженной улыбкой на устах вальяжно развалился в кресле. — Сейчас немного отдохну, окунусь ещё раз и...

— Найдём Артёма, говоришь? Может, и найдём, если от реки уйти сумеем.

— Наш Смерть попал в рай для Смерти: море крови и никого не надо убивать, — подойдя к столу, кисло заметил Ричард. — К тому же можно окончательно забыть, кто ты на самом деле. Боюсь, Диму мы больше никогда не увидим. Выпьем, Валя, не каждый день теряешь друзей.

— Мы не потеряли его! — Кевин уселся на стул и с апломбом заявил: — Он — Смерть. Он самый сильный и должен оставаться таким. Чем вы недовольны?

Однако Валечка и Ричард не обратили внимания на слова юноши. Со скорбными лицами они потягивали коньяк и разглядывали пропитанные кровью одежды друга.

— Предлагаю пойти вдоль берега, — добродушно заметил Смерть. — Артём не мог обойти стороной столь замечательную реку. Он такой же, как я...

— Не тупи, Дима! Если б Тёма был где-то рядом, вы бы уже почувствовали друг друга и резвились в крови на пару! — раздраженно сказал землянин.

— Вот-вот, — согласно закивал Ричард. — Только зря ты его Димой назвал. Дима был сильным и умным. А перед нами — отупевший, обожравшийся Смерть. Тьфу!

— Почему ты говоришь обо мне в прошедшем времени?

— Потому что ты не Дима!

— А кто?

— Сам знаешь!

Смерть провёл рукой по влажному плащу, взглянул на тёмные волны, которые влекли и дразнили его. Желание вновь оказаться в их объятьях было так велико, что он встал, шагнул к "воде", но замер: голубой островок в сознании взметнулся голубым огнём, заставив Смерть судорожно дёрнуться.

— Ладно. Сначала — Артём! А потом мы искупаемся вместе!

Маг резко повернулся спиной к реке, едва заметным жестом привёл в порядок одежду, свистнул, и рядом с ним возник могучий вороной жеребец с белой отметиной во лбу. Кевин восхищенно ахнул, во все глаза глядя на чудесного коня, однако Смерть не дал ему насладиться видом царственного скакуна.

— Поехали! — скомандовал он, запрыгнул в седло и помчался прочь.

— Ни секунды покоя! — возмутился Валентин. — Вставай, беги... Коньяк не допили, закусить не успели.

— С твоей бездонной фляжкой можно застрять здесь навеки!

— На то я и маг, Ричи, — приосанился Солнечный Друг и весело посмотрел на Кевина: — Сотвори-ка себе лошадь, дружок. Посмотрим, многому ли тебя научил мой драгоценный папочка.

Камиец исподлобья взглянул на Валентина. Витус только начал рассказывать ему о создании живых существ, и Кевин успел выучить всего одно заклинание, которое ещё ни разу не применял на практике. Однако признаваться в своей некомпетентности не хотелось, и, сосредоточившись, юноша прикрыл глаза и быстро прочёл заклинание. Громкий хохот, раздавшийся, едва он закончил колдовать, заставил зажмуриться ещё сильнее. "Что б им лопнуть от смеха!" — со злым отчаянием подумал Кевин и открыл глаза. Несколько мгновений он ошалело разглядывал изящную фиолетовую лошадь с чёрной кудрявой гривой, а потом с превосходством посмотрел на хохочущих приятелей:

— Завидуете?

— Мы в восхищении, — вытирая выступившие от смеха слёзы, сообщил Ричард, а Валентин ехидно добавил:

— Принц Камии был бы несказанно доволен тобой, Кеви!

— Правда?! — обрадовался камиец. — Ему нравятся фиолетовые лошади?

— Не то слово, малыш! Тёма их обожает.

Ричард ехидно хмыкнул и обратился к Вале:

— Может, поедем? А то нашему Смерти опять какая-нибудь речушка кровавая попадётся.

— Поехали!

Солнечный Друг подозвал пасущихся на склоне коней, и, вскочив в сёдла, путешественники ринулись за Смертью.

Лихая скачка закончилась у обочины мощенной багровым булыжником дороги. Валентин с интересом взглянул на частокол оранжево-чёрных деревьев, машинально отметив, что багровая дорога обрывается на границе леса, и пробормотал:

— Путь в никуда. Странно всё это.

И особенно странным было то, что идти в этот полосатый, как шкура тигра, лес решительно не хотелось. "Я боюсь? — Землянин прислушался к себе, надеясь получить ответ, но внутренний голос молчал. — Нет, мне не страшно, а... жутко. Если мы постоим здесь ещё минуту, я за себя не ручаюсь!" Маг взглянул на спутников: Ричард и Кевин беспокойно ёрзали в сёдлах, с опаской поглядывая на лес, и от обоих шли волны страха и неуверенности. Что за эмоции испытывал Смерть, Валя сказать не мог: друг и его конь словно превратились в скульптуру "Всадник". Землянин уже хотел обратиться к Дмитрию с сакраментальным вопросом: что делать? Но в этот момент "памятник" ожил:

— Мы едем в ближайший город.

В ответ на его слова раздался тройной вздох облегчения, и по булыжнику застучали копыта лошадей. Со всей возможной скоростью путешественники поскакали прочь от тигрового леса. Не прошло и часа, как впереди показался город. Его главной особенностью было отсутствие крепостных стен. Кевин удивлённо приподнял брови, а Ричард и Валентин тревожно переглянулись: отсутствие видимой защиты предполагало защиту магическую, которая могла оказаться на порядок надёжнее мощных каменных стен. Мысль о том, что в этом мире царит мир, не пришла в голову ни инмарцу, ни землянину. Но когда путешественники приблизились к городу, и Ричард вопросительно взглянул на Валю, тот отрицательно покачал головой: магической защиты не было и следа.

Тем временем багровая дорога стала меняться: булыжники становились меньше и глаже, приобретали правильную форму, теряли багровый цвет и на подъезде к городу превратились в мелкую квадратную плитку фиолетового цвета. У окраины всадники начали придерживать коней, и на городскую улицу въехали шагом. По обеим сторонам, на равном расстоянии друг от друга стояли одинаковые опрятные домики с голубоватыми стенами и радужными черепичными крышами. На окнах красовались декоративные ажурные решётки, двери были гостеприимно распахнуты, словно приглашая войти. Из-за сапфировых, ровно подстриженных кустов виднелись круглые клумбы с голубыми, сиреневыми и лиловыми цветами. Клумбы смотрелись стеклянными, кусты — искусственными.

Друзья медленно ехали по городу. Прохожие, облачённые в наряды всех оттенков синего и фиолетового, приветливо улыбались и кивали им, как старым знакомым. Однако бьющее через край дружелюбие казалось путешественникам фальшивым, таким же, как кусты и клумбы.

— Они напоминают мне вилинов, — вздохнул Валечка.

— А кто это? — поинтересовался Кевин.

— Кровопийцы.

— Но они не похожи на убийц. У них даже оружия нет.

— Оно им без надобности, — буркнул Валентин и отвернулся.

Вымощенная фиолетовой плиткой улица привела путешественников на идеально круглую площадь. Землянин удивлённо хмыкнул: её покрытие — искусно выложенная мозаика — больше подходило для украшения дворцовых стен, и топтать сие произведение искусства стальными подковами лошадей было сродни вандализму. Но Смерть такие мелочи не волновали. Он пересёк площадь, спешился возле маленького открытого кафе и уселся за столик.

— Человек! — устроившись по соседству, крикнул Солнечный Друг, но вместо официанта к ним подошёл пожилой седовласый господин с тростью в руке:

— Вижу, вы гости в нашем мире. Позвольте объяснить вам, что вы делаете не так, — вежливо произнёс он и улыбнулся, обнажив ровные, жемчужно-белые зубы.

— Объясните, — милостиво разрешил Ричард.

— Меня зовут Тэлин Во. Наш мир прекрасен. Мы не знаем войн и болезней. Мы живём в любви и согласии...

— Говорю же, Вилин! — перебил его Валечка.

— Простите, но Вы ошиблись, — с терпеливым смирением сказал седовласый и задушевно продолжил: — Наш мир называется Лант, и это лучший из миров...

— Забавно... — протянул инмарец — Название другое, а методы те же. Любители гипноза, блин!

— Не любители — профессионалы! — хмыкнул Солнечный Друг.

Тэлин едва заметно нахмурился, пристально посмотрел на каждого из чужаков и заговорил вновь:

— Так вот, друзья мои, предлагаю вам отведать душистого мальфа, лучшего из напитков Вселенной!

На столе появились высокие хрустальные бокалы, до краёв наполненные кровью. Кевин счастливо улыбнулся и потянулся к напитку, но взять бокал не успел: Смерть вскочил, с грохотом уронив стул, и с вожделением уставился на густую багровую жидкость.

— Кровь, — прошептал он, облизнув вмиг пересохшие губы.

— Уберите! — рявкнул Солнечный Друг, одновременно разрушив чары, опутавшие камийца. — Будь настороже, мальчик, — шепнул он и, сочтя миссию по защите юноши полностью выполненной, укоризненно взглянул на лантийца: — Для глухих повторяю: убери своё пойло!

Бокалы пропали. Смерть облегчённо выдохнул и стал медленно наступать на Тэлина:

— Я пришёл за своим другом. Где он?

К удивлению путешественников, грозный вид Дмитрия совершенно не испугал аборигена, он выставил перед собой ладонь, призывая Смерть остановиться, и с достоинством поинтересовался:

— Твой друг тоже маг?

— Да.

— Тогда он мёртв.

— Если это так, я разрушу ваш мир!

Лантиец неодобрительно качнул головой:

— Ты очень агрессивный маг.

— Я — Смерть!

— Твой друг тоже называл себя Смертью, но от мальфа не отказался. Видимо, он умнее.

Тэлин презрительно улыбнулся, расправил плечи и зашагал прочь.

— Ничего не понимаю, — оторопело выдавил Ричард. — Он совсем тебя не испугался, Дима!

— Он чувствует себя полностью защищённым, а защищает его, ни больше ни меньше, сам Лант. Кстати, — Солнечный Друг посмотрел в белые глаза Смерти, — кровь была смешана со снотворным. Ни за что не поверю, что Артём этого не заметил. С какой стати он выпил мальф?

— Сейчас выясним.

— Куда ты? — окликнул брата Кевин.

— Общаться с местными жителями!

— Хорошая мысль, — согласно кивнул Валечка, и друзья поспешили за Смертью.

Они свернули на одну из улиц, что лучами расходились от площади, и вошли в первый попавшийся дом, где их приветливо встретили юноша и девушка, чуть старше Кевина.

— Здравствуйте, меня зовут Арлин Ир, а это мой брат — Винет Гро, — улыбнулась лантийка. — Мы рады, что вы посетили наш мир и заглянули в наш дом. Располагайтесь, где вам удобно. — Девушка взмахнула рукой, и в полупустой комнате появились уютные диваны и кресла. — Винет, налей дорогим гостям мальфа.

Путники переглянулись, а Смерть поморщился.

— Нам опять предлагают кровь со снотворным, — объявил Валентин, понюхав содержимое бокала.

— Какого чёрта?! Что за дерьмовый мир?! — возмутился Ричард, а глаза Смерти опасно блеснули.

Зачаровать гостей не удалось, и Арлин брезгливо поморщилась:

— Вы очень сильные маги.

— И что? — передёрнул плечами Кевин.

— Вы чужаки и должны отправиться в Священный Лабиринт, — хмуро пояснил Винет Гро.

— Что это такое? — Ричард с угрозой посмотрел на лантийца. — Объясни, да поподробнее!

— Лабиринт — сердце нашего мира. Лант — лучший из миров, он заботиться о нас, давая силу, а мы ловим для него магов. Они его пища.

— Так нас скормят Лабиринту? — пролепетал Кевин, побледнел и с тревогой взглянул на брата, который рассматривал молодых лантийцев, словно редкие музейные экспонаты.

— Не трусь, малыш! Не из таких переделок выбирались! — бодро заявил Валентин, хлопнул камийца по спине и повернулся к Диме, собираясь что-то сказать.

Но, едва он раскрыл рот, Смерть сжал кулаки и стремительно покинул дом. Перебежав улицу, он влетел в следующие гостеприимно распахнутые двери и оказался в гостиной, где его встретила пожилая дама в элегантном тёмно-синем платье.

— Здравствуйте, молодой человек, — приветливо улыбнулась она. — Меня зовут Риэлла Ри. Я рада, что Вы посетили мой дом. — В руке, унизанной перстнями и кольцами, появился высокий бокал с кровью. — Позвольте предложить Вам лучший в городе мальф.

Запах смешанной со снотворным крови привёл Смерть в бешенство. Выбросив руку вперёд, он послал в лантийку огненный шар, но тот исчез, не достигнув цели.

— К чему столько агрессии? — продолжая безмятежно улыбаться, проворковала Риэлла. — Совершенно незачем тратить силу зря. Выпей мальф, чужеземец, и пожертвуй собой во имя нашего прекрасного мира.

— Не дождётесь!

Смерть вылетел из дома и столкнулся с друзьями.

— Где ты был? — поинтересовался Валентин.

— В гости зашёл. Хотел убить хозяйку, но магия её не берёт!

— Попробуй мечом, — добродушно предложил землянин.

Смерть с благодарностью взглянул на друга, и в его руке заблестел меч.

— Великий гуманист, — ехидно усмехнулся Ричард.

— Да ладно! — Солнечный Друг махнул рукой и доверительно улыбнулся: — Уж больно мне вилины не понравились, да и их близкие сородичи восторга не вызывают.

— Помнится, ты мне все уши прожужжал о ценности любой человеческой жизни. Ханжа!

— Ну, это ты загнул! — обиделся Валентин, достал из кармана фляжку, глотнул коньяка и сотворил себе и спутникам уютные кресла прямо посреди улицы. — Присаживайтесь, господа! Сейчас мы все вместе обсудим очень важный для нашего дальнейшего путешествия вопрос: можно ли назвать расу вилинов-лантийцев человеческой?

Ричард плюхнулся в кресло, принял из рук мага бокал и, включаясь в игру, глубокомысленно заметил:

— Для начала нужно определить видовые признаки человеческой расы как таковой, а затем произвести детальное исследование предмета нашей дискуссии и соотнести полученные данные...

— Подождите! — чуть не плача воскликнул Кевин. — Мы попали в ловушку! Нам нужно думать, как выбраться, а не разглагольствовать о какой-то ерунде! И вообще, разве мы не должны пойти вместе с Димой? Вдруг ему потребуется помощь?

Валентин проводил взглядом Смерть, который как раз вышёл из ближайшего дома с окровавленным мечом наперевес и скрылся в следующем, сделал глоток коньяка и с сочувствующим видом посмотрел на камийца:

— Как же ты ещё молод и наивен, Кеви. Как много приходится тебе объяснять! — Он притворно тяжело вздохнул. — Суетливость — губительное для мага качество. Запомни это, а ещё лучше запиши. Заведи себе дневник, подростки часто так делают.

— Валя!

— Ладно, перехожу к сути. Сейчас Дима пробежится по домам, прибьёт десяток-другой лантийцев, привлечёт внимание власть предержащих, и можно будет вести беседу на более высоком уровне. Пока же наш деятельный друг подготавливает почву для переговоров, мы можем выпить, поболтать о том, о сём... Тем более что Ричи взял на себя смелость обозвать меня ханжой, а я страстно желаю доказать ему, что он ошибается, и услышать подобающие случаю извинения.

Инмарец криво ухмыльнулся:

— Ну, это вряд ли.

— Почему?

Валентин сунул камийцу бокал, отвернулся, и они с Ричардом пустились в длинный казуистический спор. Некоторое время Кевин честно пытался понять, о чём ведётся беседа, но вскоре безнадёжно запутался в хитросплетениях словесных перипетий и заскучал. Рассеянный взгляд юноши бродил по фиолетовым плитам мостовой, по клумбам с "неживыми" цветами, ажурным решёткам окон, настежь распахнутым дверям. "Может, и мне в гости сходить? Глядишь, тоже кого-нибудь прибить удастся — и в рукопашном бою попрактикуюсь, и брату помогу!" Камиец сотворил меч, примериваясь, взвесил его в руке и неторопливо направился к ближайшему дому.

Поднявшись на крыльцо, он шагнул в приветливо распахнутые двери и оказался в гостиной. Традиционно фиолетовые стены украшали многочисленные пейзажи и натюрморты в тёмных блестящих рамках. Картины, конечно же, были написаны в сине-фиолетовой гамме, и только хрустальные бокалы на полотнах отливали тревожным багрянцем.

Посреди пустой комнаты возвышался мольберт, за которым стояла хрупкая черноволосая девушка. Художница работала столь увлечённо, что пропустила появление гостя.

— Добрый день, — вежливо поздоровался Кевин.

Лантийка вздрогнула, обернулась, выронила палитру и кисть, вмиг растворившиеся в воздухе, и загородила собой мольберт. Широко распахнутые карие глаза уставились на нежданного визитёра. Несколько секунд молодые люди рассматривали друг друга, а потом девушка умоляюще произнесла:

— Никому не говорите о том, что видели. Пожалуйста!

— А что я такого видел?

— Не хочу, чтобы кто-нибудь узнал, что я рисую картины своими руками. У нас так не принято, а мне нравится рисовать. — Лантийка с трудом овладела собой, картонно улыбнулась и заучено начала: — Добро пожаловать в мой дом. Меня зовут Милла Кор. Я рада, что...

— Дальше я знаю!

Милла замолчала, отчаянно теребя пояс платья. Она явно чувствовала себя не в своей тарелке, и камиец передумал убивать странную лантийку.

— Вы должны предложить мне мальф.

Милла Кор покраснела и тихо произнесла:

— Вы не могли бы зайти к соседям. Они сделают так, как надо, а мне не хочется никого опаивать.

— У соседей я уже был.

— Правда? Но тогда...

— Вы не такая, как они.

— Не говорите так! Я такая же, как все. Сейчас я угощу Вас мальфом.

— Угощай, — уничтожив меч, покладисто кивнул Кевин, и в руках Миллы появился серебряный поднос, на котором стоял высокий хрустальный бокал.

— Пейте, пожалуйста, — стараясь не смотреть гостю в глаза, выдавила она.

Кевин понюхал мальф и насмешливо покачал головой:

— А где снотворное?

— Неужели Вам хочется сгинуть в Лабиринте?

Девушка подняла на камийца печальные карие глаза, и Кевину неудержимо захотелось заключить её в объятья и защитить от всех возможных бед.

— Мне хочется выпить с тобой, Мила, — срывающимся голосом произнёс он и запоздало представился: — Я Кевин.

— Очень приятно, — быстро сказала лантийка, обворожительно улыбнулась, и в её руке тоже появился бокал.

— Ты очень красивая... — не сводя восхищенных глаз с художницы, начал юноша, однако лантийка поспешно прервала его:

— Не надо так говорить, Кевин. Я такая, как все. Пожалуйста, выпей мальф и уходи. Если кто-нибудь услышит наш разговор, мы оба окажемся в Лабиринте.

— Но я не хочу покидать тебя, Милла! Ты самая красивая девушка во Вселенной, ради тебя я готов сразиться с целым миром. Пойдём со мной в Лайфгарм!

— Это невозможно. Я не смогу жить в другом мире. Без мальфа я умру.

Взгляд девушки потускнел, и Кевин почувствовал, что готов умереть, лишь бы она была счастлива.

— Ерунда! Я — маг, и обеспечу тебя кровью в любом мире! Я заберу тебя в Лайфгарм, и ты будешь рисовать, сколько захочешь, не страшась, что кто-то узнает об этом.

— Это слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Камиец щёлкнул пальцами, и бокал лантийки наполнился вишнёвым ликёром:

— Попробуй, это лучше, чем мальф.

Милла недоверчиво посмотрела на рубиновую жидкость и, зажмурившись, сделала глоток.

— Вкусно. Что это?

— Вино. В моём мире любят сладкие терпкие вина. Они горячат кровь и поднимают настроение.

Лантийка задумчиво улыбнулась:

— Ты странный, но мне хорошо с тобой.

— А мне нравятся твои картины.

— Спасибо, — зарделась девушка и снова сделала маленький глоток вина.

С губ камийца уже было готово сорваться признание в любви, но внезапно он почувствовал, что к дому Миллы приближается Смерть. Испугавшись, что грозный брат, не разобравшись, убьёт возлюбленную, Кевин уничтожил бокалы и шепотом скомандовал:

— Прячься! Он не должен тебя увидеть!

— Кто?

Милла побледнела, с испугом взглянула в окно, и в тот же миг с улицы донёсся громкий голос:

— Кевин! Ты здесь?

— Да! — откликнулся камиец, схватил девушку за руку и потащил к плотным тёмно-сиреневым шторам. — Это мой брат! Он не должен тебя увидеть!

— Почему?

— Долгая история. Прости, что так вышло, но я хочу позаботиться о твоей безопасности.

Глаза девушки наполнились слезами:

— Ты уходишь?

— Да, но, обещаю, я вернусь за тобой и заберу в Лайфгарм!

С нежностью прижав нежданную возлюбленную к себе, он поцеловал её в губы, поспешно отстранился и задёрнул штору.

— Я буду ждать.

Из-за плотной ткани выскользнула изящная ладонь, на которой лежал маленький золотой медальон с витой цепочкой. Кевин схватил подарок, набросил его на шею и прошептал, чувствуя, как сердце сжимается от тоски:

— Я приду.

Юноша поцеловал гладкую золотую поверхность, спрятал медальон под рубашку, и в его руке появился окровавленный меч. В тот же миг двери гостиной распахнулись, и на пороге возник Смерть. Кевин подошел к брату вплотную, и, настойчиво вытесняя его из комнаты, с деланным безразличием проговорил:

— Пошли дальше. Здесь не знают об Артёме.

— Не усердствуй, я понял.

Смерть насмешливо взглянул на тёмно-сиреневые шторы, резко развернулся и покинул дом Миллы Кор. Облегчённо вздохнув, Кевин погладил скрытый под одеждой медальон, быстро скосил глаза на убежище, где пряталась девушка, и припустил следом за братом, который, решив, что кровавая прогулка закончена, направился к расположившимся посреди улицы друзьям.

Ричард и Валентин встретили братьев взмахом полных до краёв бокалов.

— Присаживайтесь, господа, — радушно предложил Солнечный Друг, одновременно сотворив стол с разнообразными кушаньями и батареей тёмных, пузатых бутылок. — Поедим, выпьем и продолжим наше знаменательное путешествие по этому скучному, однообразному миру. Ты что-нибудь узнал о Тёме?

— Нет, — покачал головой Смерть и достал из воздуха сигарету. — Меня всё время пытались напоить мальфом со снотворным. В результате, я и спрашивать перестал.

— Ясно.

Валентин перевёл взгляд на Кевина и тотчас улыбнулся: бледный, словно лантиец, юноша стоял рядом со своим креслом, одной рукой гладил бархатную обивку, а другую прижимал к груди. Голубые, как у брата, глаза задумчиво смотрели вдаль, тонкие губы едва заметно шевелились, будто он с кем-то беседовал.

— Мальчик выглядит влюблённым, — заметил инмарец, достал из-за пояса кинжал и отрезал от запечённой свиной ноги внушительный кусок. — Только ума не приложу, на кого здесь можно положить глаз. Разряженные фарфоровые куклы!

— Неправда! — встрепенулся Кевин и тут же прикусил язык, однако было поздно.

Валечка язвительно хмыкнул и с делано скорбным видом заявил:

— Наш юный друг ухитрился выбрать предметом своей страсти вампиршу. Как мы будем вытаскивать его из лап кровожадного чудовища, Ричи?

— Не вмешивайтесь! — пресёк дискуссию Смерть. — Кевин сам разберётся.

Юноша с благодарностью посмотрел на брата, а Ричард и Валя переглянулись и синхронно пожали плечами: мол, если Смерть сказал — мы умываем руки. Тем временем Кевин сел за стол, оглядел кушанья, большинство из которых были ему незнакомы, и последовал примеру инмарца, отрезав кусок свинины. Он жевал сочную мякоть и думал о художнице, точно зная, что когда поиски Артёма успешно закончатся, обязательно вернётся за ней. В мечтах юноша видел, как они с Милой, взявшись за руки, гуляют по тенистым аллеям керонского парка, как он становится на колено и предлагает лантийке стать его женой... "Женой? Милла, конечно, красивая, но..." И на краю сознания зародился вполне закономерный вопрос: почему у него, камийца, возникло неоправданно сильное влечение к женщине, пусть милой и симпатичной, но не настолько, чтобы посвятить ей жизнь.

Мирное течение мыслей юноши было нарушено громким цокотом копыт: на улицу влетели всадники в ярких голубых мундирах. Ехавший во главе отряда лантиец красиво спрыгнул на мостовую и подтянутой походкой направился к пришельцам.

— Вот и милиция пожаловала, — прихлёбывая пиво, хмыкнул Валечка.

Смерть положил меч на стол и выжидающе уставился на остановившегося в шаге от него офицера.

— Добрый день, господа, — раскланялся лантиец. — Меня зовут Пэлин Фог, я мэр этого города и уполномочен сообщить, что вы нарушили условие пребывания иноземных магов на Ланте.

— С этого места поподробнее, — зло потребовал Смерть.

— Каждый прибывший в Лант маг обязан выпить мальф и отправиться в Священный Лабиринт.

Холодные белые глаза яростно блеснули:

— А можно отправиться в ваш Лабиринт без мальфа?

— Нет, мы чтим закон, а он гласит: только спящий может пересечь границу Священного Лабиринта.

— Вынужден Вас огорчить, милейший. Лабиринт не стоит в нашем списке запланированных для посещения достопримечательностей, — ехидно заявил Ричард, вытер руки белоснежной салфеткой и положил ладонь на рукоять меча.

— Вы не понимаете, есть закон... — начал мэр, но Смерть перебил его:

— Слышал, что сказал король Инмара? Свободен!

Радушие на лице Фога сменилось угрозой:

— Повторяю: вы не понимаете, на что идёте! Если не выпьете мальфа добровольно, весь Лант поднимется на борьбу с вами, а уж мы умеем бороться с магами, уверяю вас!

— Это Вы не понимаете. Я не обычный маг. Я Смерть, и моё любимое занятие — убивать. Сначала я вырежу всех лантийцев, а потом уничтожу и сам Лант! — Маг облизнулся, растянул губы в приторно-сладкой улыбке, и Пэлин Фог невольно попятился. — Не трусь, мэр, у твоего мира есть шанс спастись. Я пришёл сюда за другом. Отдайте его и я уйду.

— Он мёртв!

— Тогда я заберу его тело.

— Это невозможно.

— Почему?

— Лабиринт пожирает магов без остатка.

— Хочешь сказать, что Лант убил моего друга?

— Мы поместили твоего друга в Священный Лабиринт.

"Наконец-то я нашёл тебя, Тёма!" — возликовал Смерть и вскочил:

— Я немедленно отправляюсь в ваш чёртов Лабиринт.

"Наконец-то дело сдвинулось с мёртвой точки!" — Пэлин довольно улыбнулся, и на столе появились бокалы с мальфом:

— Это верное решение, господа.

— Ты не понял! Я пойду в Лабиринт один и без всякого мальфа!

Лантиец огорчённо покачал головой:

— Вы не сможете. Для того чтобы попасть в Лабиринт нужно совершить ритуал.

— Посмотрим, — усмехнулся Смерть, свистнул и рядом с ним возник вороной конь с длинной платиновой гривой. Запрыгнув в седло, маг схватил опешившего офицера за шкирку и усадил перед собой: — Будешь показывать дорогу!

Он пришпорил коня и понёсся в указанную Пэлином сторону. А лантийцы в голубых мундирах тотчас окружили путешественников, оставив свободным проход в том направлении, куда поскакали Смерть и их командир.

— Нам предлагают совершить экскурсию к местной и, похоже, единственной достопримечательности, — лениво заметил Валентин. — Согласимся, или в драку полезем?

— Я воин, Валя, — сдержано ответил инмарец, — и предпочитаю разрешать конфликты миром.

— Принято.

Землянин доброжелательно улыбнулся, щёлкнул пальцами, и у стола возникли три скакуна, точные копии лошади Смерти. Друзья вскочили в сёдла, вихрем пронеслись по фиолетовой улице и, значительно опередив местных служителей закона, вылетели на багровую дорогу, по которой несколько часов назад въехали в город. Однако, как они не спешили, догнать Смерть не удалось. Остановившись на границе оранжево-чёрного леса Валентин и Ричард взглянули друг на друга и спешились, заставив Кевина разочарованно поморщиться.

— Разве мы не должны последовать за Смертью? — спросил он, с тревогой вглядываясь в просветы между деревьями.

— Подождём Диму здесь. — Солнечный Друг поёжился, повернулся спиной к лесу и достал из кармана фляжку. — Не знаю как тебе, Кеви, но мне совсем не хочется въезжать в эту опасную чащобу.

Камиец хотел возразить, но в этот момент из леса выскочил вороной конь с двумя седоками. Смерть спрыгнул на фиолетовую траву и с угрозой посмотрел на Пэлина:

— Мы покинули твой треклятый лес, теперь объясняй, почему я не найду друга.

Мэр соскочил с коня, поправил голубой камзол и с достоинством сообщил:

— Этот лес на самом деле не лес, а вход в Священный Лабиринт. Открывается он только тогда, когда свершается ритуал, о котором я вам говорил. Маг, приносимый в жертву, должен спать, иначе Лабиринт не впустит его.

— Что происходит с магом дальше?

— Мы думаем, что он умирает, потому что никто и никогда не возвращался из Священного Лабиринта.

Смерть обернулся к друзьям:

— Если Артём там, я найду его!

— А если Тёма мёртв? — тоскливо произнёс Валентин.

— Он жив. Принца Камии не так легко убить, — сквозь зубы процедил Смерть и рявкнул: — Давай своё пойло и открывай вход!

— Истинно мудрое решение! — воскликнул Пэлин, и в его руках возник поднос с четырьмя бокалами: — Приятного путешествия, господа маги!

— Ты глухой или тупой? — Смерть бешеными глазами уставился на лантийца. — Я сказал, что пойду один. Остальные будут ждать здесь.

Радостная улыбка на лице мэра затухла, однако возражать он не стал, решив, что после исчезновения опасного мага со странными белыми глазами справиться с его приятелями не составит труда. Тем более что опыт поимки чужаков у лантийцев имелся.

— И всё-таки я считаю, что мы должны пойти вместе, — решительно произнёс Валентин.

— Правильно, — закивал Ричард.

— Я пойду один! — твёрдо сказал Смерть и чуть мягче добавил: — Вы будете ждать здесь, а если я не вернусь, отправитесь в Лайфгарм.

— Так не пойдёт! Мы не должны разделяться!

— Это не обсуждается, Ричи. Вы останетесь и проследите, чтобы жрецы нас не обманули. Вдруг им придёт в голову убить меня?

На опушке леса появились несколько лантийцев в полосатых, чёрно-оранжевых рясах. Смерть смерил их оценивающим взглядом и отчеканил:

— Я готов.

Пэлин немедля вручил магу бокал.

— Лёгкой дороги, — прошептал Кевин и сжал кулаки на удачу.

Смерть залпом выпил кровь со снотворным и посмотрел на мэра:

— Что дальше?

— Подождём.

Пожав плечами, Смерть улёгся на фиолетовую траву и позволил снотворному подействовать. Убедившись, что чужеземный маг спит, лантийцы подхватили его на руки и затянули однообразный, тягучий мотив. Немного постояли на месте и двинулись к краю леса. Уложили Смерть на стыке багровой дороги и почти сплошь растущих деревьев и попятились. Лес зашумел, на краткий миг слился в бесформенное пятно, и спящий маг исчез. Валентин, Кевин и Ричард неверяще посмотрели на то место, где только что лежал их друг, и уставились на Пэлина Фога.

— Он уже в Лабиринте! Хотите пойти за ним?

— Мы будем ждать здесь, — холодно ответил Ричард.

— Это бессмысленно, господа! Он не вернётся.

— Убирайся!

Валентин шагнул вперёд, угрожающе раздувая ноздри, но мэр лишь брезгливо поморщился.

— Вы знаете, где меня найти, — с суровым презрением бросил он, и лантийцы неспешно зашагали к городу.

Друзья уселись на траву.

— Может, всё-таки стоило пойти вместе с ним? — вздохнул Кевин.

— Это никогда не поздно — стаканчик мальфа и привет, — буркнул Солнечный Друг и приложился к фляге.

Глава 9.

Сердце Ланта.

Сквозь приятный, радужный сон Дмитрий почувствовал, как к лицу тянутся чьи-то руки, перехватил их и распахнул глаза. Навеянная снотворным дрёма испарилась, рассудок мгновенно приобрёл ясность и, не разжимая хватки, маг посмотрел на потревожившую его незнакомку. Симпатичная светловолосая девушка с большими миндалевидными глазами мягкого, орехового цвета стояла рядом с ним на коленях и дрожала, точно листок на осеннем ветру.

— Пустите меня.

Незнакомка умоляюще посмотрела на Диму, но тот проигнорировал просьбу.

— Это и есть Лабиринт?

— Да.

Девушка прерывисто выдохнула и задрожала сильнее, не в силах оторвать взгляд от разделённых серебряной полосой бело-голубых глаз. Поняв, что незнакомка вот-вот разревётся, маг разжал пальцы и поднялся на ноги. Он стоял в огромном каменном зале с гладкими, до блеска отполированными стенами, на которых причудливо изогнулись фонари, напоминающие силуэты годарских белорыбиц. Из широко раскрытых кованых ртов струился мягкий лилейный свет. Отражаясь в тёмных, почти зеркальных стенах, свет заполнял собой всё пространство, поднимался по каменным сводам и сливался с молочно-белым туманом. Дмитрий опустил голову, скользнул равнодушным взглядом по пушистому ковру под ногами, по уютным диванам, креслам, миниатюрным столикам, уставленным изящной посудой с фруктами и закусками, книжным шкафам, заполненным толстыми фолиантами, и громко позвал:

— Артём!

— Дима!!!

Временной маг ворвался в зал, словно всё это время стоял за дверью, ожидая, пока его позовут, и бросился на шею другу.

— Тёма, — с облегчением вздохнул Дмитрий и бережно погладил спутанные пшеничные волосы: — Наконец-то.

Артём издал неподдающийся определению звук, чуть отстранился и с восторгом посмотрел в бело-голубые глаза:

— Ты всё-таки пришёл.

— Я никогда не брошу тебя.

— Знаю, — прошептал временной маг, сглотнул вставший в горле комок и обернулся к девушке: — Твоя помощь больше не требуется, Филла. Мы сами разберёмся.

Магичка кивнула и исчезла, даже не удосужившись встать, а Дмитрий внимательно оглядел друга и с удовлетворением кивнул:

— Вижу, ты больше не безумен. Пора возвращаться в Лайфгарм.

Лицо Артёма на миг застыло, превратившись в непроницаемую маску, но он тут же взял себя в руки, тряхнул волосами и, выскользнув из объятий друга, направился к столу. Цепким, острым взглядом Дмитрий следил за временным магом: вот он поднял чеканный серебряный кувшин, наполнил бокал игристым светлым вином. Движения Тёмы казались плавными и гармоничными, но маг слишком хорошо его знал, чтобы обмануться. Даже не касаясь связи, он ощущал почти неуловимую тревогу и печаль.

— Выпей. Это, конечно, не мальф, но тоже вкусный напиток, — наигранно весело улыбнулся Артём.

Молча приняв бокал, Дима уселся в ближайшее кресло, закинул ногу на ногу и сделал глоток. Вино походило на шампанское, не слишком любимый магом напиток, но, чтобы сделать Тёме приятное, он медленно выпил его до дна, не сводя бело-голубых глаз с довольного лица друга.

— Понравилось?

— Вполне, — кивнул Дима, продолжая сверлить Артёма взглядом.

Временной маг не выдержал: отвёл глаза, схватил из вазы яблоко и стал нервно катать его в ладонях:

— Прямо не знаю, как сказать... Ты пришёл за мной, а тут...

— Лант не выпустит нас, так?

— Я пытался найти выход, но на этот раз его действительно нет, — помрачнев, ответил Артём и бросил яблоко в вазу. — Лабиринт — необыкновенное существо. Он питается магией, но забирает её незаметно, по капле. Многие не замечают этого до тех пор, пока магия не иссякнет. А заканчивается магия — заканчивается жизнь. — Тёма вздохнул и с унылым видом уставился на клубы молочного тумана, витающие высоко над головами. — Лабиринт вылечил меня, а теперь медленно убивает. Чувствуешь, как исчезает магия?

— Нет.

— Возможно, ещё рано. Я почувствовал, как только безумие ушло.

Пессимистичный настрой друга рассердил Дмитрия. Он отшвырнул бокал, вскочил, и бело-голубые глаза угрожающе заблестели.

— Со мной этот фокус не пройдёт!

— Я тоже так думал, — горько усмехнулся временной маг, — но Лабиринт оказался сильнее. Сам посуди, он исцелил меня, а этого никто не мог сделать, даже ты.

— Я не лечил тебя, потому что, ты должен был справиться сам!

— Это уже не важно. Я здоров, но мы не выберемся отсюда.

Дмитрий шагнул к Артёму, стиснул ладонями его плечи и неверяще уставился в грустные шоколадные глаза:

— Не узнаю тебя, Тёма. Ты провёл здесь всего несколько часов и уже готов сдаться?

— Я реально оцениваю положение вещей, — прошептал временной маг и уткнулся в шею друга: — Нам придётся научиться жить в этих пещерах.

— Нам придётся найти выход! И мы его найдём!

В тот же миг Дмитрий почувствовал осторожное, вороватое прикосновение. Липкие, невидимые щупальца лизнули сознание, отчего холодок пробежал по коже, и замерли, точно, попробовав блюдо на вкус, раздумывали, в какой раздел меню его занести. Смерть предупреждающе зашипел, и Дима сильнее сжал "объятья". Лабиринт вызвал неприятие у обеих ипостасей, и, глухо рыкнув, маг выстроил щит. Щупальца заколыхались, словно негодуя, вытянулись и легко преодолели преграду. Облепив сознание жертвы, они попытались растащить ипостаси, но вызвали лишь дикий рёв и чертыханье. Щит накалился, приобрёл багровый оттенок и жадные "лапы" Лабиринта отступили. Секунда, и они втянулись в молочно-белый туман под сводами зала.

— Любопытно... — задумчиво протянул Дмитрий. — Никогда не сталкивался с такой магией. Очень интересное существо этот Лабиринт.

Артём встрепенулся и с любопытством посмотрел на друга:

— Судя по голосу, у тебя появился план!

— Пока нет, но сдаваться я не намерен. Мы должны выбраться. Тебя я нашёл, но в Лайфгарме у меня есть хозяин, и он до сих пор жив! — Дима машинально гладил друга по волосам и рассматривал белый туман. — Лабиринт тот же Источник, значит, его можно открыть.

— Звучит оптимистично.

Дмитрий легонько толкнул Артёма в кресло, подошёл к столу и стал придирчиво изучать напитки в кувшинах. Выбрав приглянувшийся, он наполнил серебряные кубки, вернулся к другу и опустился в соседнее кресло.

— Рассказывай всё, что успел узнать об этом месте.

— Ничего особенного я не узнал, — пожал плечами Артём, взял кубок и, благодарно кивнув, продолжил: — Здесь живёт около пяти сотен магов. Лантийцев среди них мало, основная масса — неосторожные путешественники, коих судьба занесла в этот треклятый мир. Некоторые и на людей-то не похожи, но все они сильные маги, где-то на уровне наших высших. Первое время каждый из них пытался выбраться из Лабиринта, но безуспешно. Большинство отчаялись и живут в своё удовольствие, но некоторые до сих пор бродят по пещерам, в надежде выйти на поверхность.

— А они не пробовали покинуть Лабиринт при помощи магии?

— Тысячу раз. По одиночке и группами — безрезультатно. Никто не может пробиться через магическое поле Лабиринта.

— Понятно... Где ты устроился?

— Да тут, недалеко.

Артём неопределённо махнул рукой, и друзья оказались в большой, со вкусом обставленной комнате. Каменные стены, обитые голубоватым шёлком; на несуществующих окнах — лёгкие золотистые шторы; светлая мебель на песочно-белом пушистом ковре; несколько полок с книгами и камин, выложенный прямоугольными изразцами с волшебными деревьями Белолесья.

Дмитрий остановил взгляд на хрустальной вазочке с горой разноцветных конфет и добродушно усмехнулся:

— Узнаю стиль. Красиво.

— Ещё бы, — самодовольно произнёс временной маг и сделал приглашающий жест. — Чувствуй себя как дома!

— Спасибо. — Дмитрий улёгся на широкий белоснежный диван, закинул ноги на резной подлокотник, и в его пальцах задымилась сигарета. — А теперь извини, Тёма, я буду думать, — сказал он и глубоко затянулся.

— Думай.

Артём устроился рядом с другом и отрешённо уставился на вспыхнувший в камине огонь...

Друзья сидели на опушке оранжевого леса уже почти сутки, а Дима всё не возвращался. Кевин устал: ещё никогда в жизни он не проводил столько времени в праздности. И, надо сказать, безделье утомило куда больше тяжёлого физического труда. Правый бок окончательно затёк, юноша перевернулся на спину, раскинул руки и уставился на лазоревое солнце. Он вспоминал прелестную художницу Милу и краем уха ловил оживлённую болтовню спутников. Вот уж кого ничегонеделанье не смущало: Солнечный Друг и король Инмара пили коньяк и беззаботно препирались, словно Дима отправился не в какой-то ужасный Лабиринт, а на увеселительную прогулку. "Как они так могут?! Я бы с ума сошёл — трещать несколько часов кряду!" — мысленно возмутился камиец и закрыл глаза, страстно желая, чтобы хоть что-то произошло. И, словно в ответ на жаркую мольбу, в голове раздались голоса.

"Убей Ричарда, Валентина и уходи! Тебе нечего делать в Ланте!" — закричал один, явно принадлежащий женщине.

"Нет! Умереть должен временной маг! Отправляйся в Лабиринт и перережь ему глотку, Кевин!" — потребовал второй, высокий и звонкий, словно кричал ребёнок.

"Ну, уж нет! Мальчик не пойдёт в Лабиринт!"

"Глупости! Временного мага надо убить, пока он не пришёл в себя!"

"Перебьёшься! Пусть расправится с землянином и инмарцем — надоели, хуже горькой редьки!"

"Да плевать на этих алкоголиков! Они не так опасны, как временной маг! Ты же знаешь, какая роль ему уготована! Тебе что, жизнь не дорога?"

Замерев от ужаса, камиец слушал, как ругаются в его сознании голоса. Магия спорщиков давила, стремясь подчинить юного мага, и уже через несколько минут Кевин готов был выполнить любой из приказов, хотя, краем сознания, понимал их абсурдность. Юноша предполагал, что убить короля Инмара не составит труда, возможно, ему даже удастся справиться с Валентином, но вот замахнуться на временного мага было равносильно самоубийству. А умирать Кевин не собирался.

Внезапно голоса стихли. Камиец вздохнул с облегчением, но напрасно. Через минуту раздался вкрадчивый детский шепот:

"Ты — законный принц Камии. Ты должен освободить трон своего отца от узурпатора. Убей Артёма!"

"Нет! Ричарда и Валентина! А камийский престол и так достанется тебе, не сомневайся!"

"Временной маг не отдаст власть без боя!"

"Чушь! Он сгинет в Лабиринте!"

"Ты слишком оптимистична!"

"А ты? Как мальчик справится с Артёмом?"

"Справится, если подойдёт к делу с умом. Дима доверяет ему и подпустит к своему дружку. А дальше — дело техники!"

Кевин покосился на Солнечного Друга и короля Инмара. Собутыльники, как ни в чём не бывало, пили коньяк и болтали: ни один из них не слышал безобразия, царящего в его голове. "Они убьют меня, если узнают, что происходит, — уныло подумал юноша, сжав в кулаке медальон Миллы. — Нужно идти в Лабиринт! Если Дима жив, он поможет!"

"Не смей! Ты погибнешь!"

"Правильно! Ты должен убить временного мага!" — почти хором заорали голоса, и Кевин взорвался:

"Я никому ничего не должен! Вы даже не представились, господа, и не имеете права командовать мной!"

"Сопляк! Мы раздавим тебя!"

"Сначала разберитесь между собой!" — нервно фыркнул юноша, вскочил и рассержено крикнул:

— Чего вы ждёте? Ясно, как день, Дима попал в беду! Мы должны пойти за ним!

Ричард и Валентин с удивлением уставились на камийца. До сих пор он вёл себя так тихо, что друзья почти забыли о его существовании.

— Не горячись, Кеви. Дима сам разберётся, — наставительно произнёс Солнечный Друг и, посчитав ответ исчерпывающим, глотнул коньяка и зажмурился от удовольствия.

Но Кевин боялся остаться наедине с голосами и пошёл в наступление:

— А если не разберётся? Вдруг ему нужна помощь?

— Он бы нашёл способ сообщить об этом, — пожал плечами Ричард, потянулся и довольно крякнул, чувствуя, как расправляются затёкшие мышцы.

— Ну и сидите! — в сердцах рявкнул камиец. — А я устал ждать! Я пойду в Лабиринт и найду брата!

— Это ему не понравится, — сообщил землянин, но Кевин упрямо сдвинул брови, сунул руки в карманы и зашагал к дороге, бросив через плечо:

— Всё равно пойду!

— А ведь и, правда, пошёл, — хмыкнул Валентин и вопросительно посмотрел на друга.

— Настырный! Копия братца! Ну что, посетим местную достопримечательность, господин всемогущий целитель?

— Запросто! — хлебнув коньяка, заявил Валя, взмахом руки уничтожил следы пирушки и поискал глазами коней.

Но за сутки животные куда-то делись: то ли их прихватили с собой люди Пэлина Фога, то ли они сами ушли, подальше от шумных магов. Солнечный Друг усмехнулся и сотворил пару рысаков. Неторопливо приблизившись к лошадям, друзья взобрались в сёдла и поехали за камийцем. А юноша, стиснув зубы, упорно шагал вперёд, делая вид, что не замечает рысцующих за спиной магов. Злость и отчаяние переполняли его, а ещё он ужасно боялся, что в голове вновь зазвучат странные голоса.

— Так и будешь идти пешком? — насмешливо поинтересовался Ричард.

Кевин вздрогнул, обернулся и, неопределённо дёрнув плечами, зашагал дальше. Друзья послали друг другу понимающие, ироничные улыбки, и инмарец с ехидцей заметил:

— Это странно для человека, который торопится на поиски приключений.

— Отстань от него, Ричи! Видишь, мальчик решил поддерживать хорошую физическую форму.

— Так пусть латы наденет и гномий топор возьмёт. Вот тогда закалка будет, что надо!

— Да, — согласился Валентин. — Кеви нужно наращивать массу! Смотри, какой он у нас худенький да бледненький, того гляди развалится.

— Что вы ко мне цепляетесь? — Кевин остановился и раздражённо взглянул на всадников: — Не хотите идти в Лабиринт — не надо, но издеваться-то зачем?

— Да кто ж над тобой издевается? Мы о тебе заботимся. Хочешь, я лично тебе лошадку сотворю, мохнатенькую, как у гномов?

— Я и сам могу! — с яростью заявил камиец, взмахнул руками, и перед ним появился мышастый, в уродливых белых пятнах конь.

Он фыркал, перебирал копытами и недобро смотрел то на землянина, то на инмарца.

— Фу.... Никакого вкуса... Ты только глянь, Ричи! Бедное животное! Оно же больно!

— Неправда! — сжав кулаки, завопил Кевин. — Это харшидская порода! Она очень выносливая!

Ричард сочувственно улыбнулся:

— Ясно, ностальгия замучила. Что ж, бывает. Валя, ты бы подправил бедное животное, а не то моё чувство прекрасного сейчас взвоет.

Валентин подмигнул инмарцу, и мышастый конь превратился в белоснежного жеребца в роскошной золотой сбруе. Кевин вытаращился на снежного красавца:

— Ух ты!..

— Ты сам мог сделать такого, — заметил Ричард, но юноша лишь расстроено вздохнул и замотал головой:

— На таких лошадях можно ездить только принцу Камии.

— Пора привыкнуть к мысли, что теперь ты будешь общаться со своим ненаглядным принцем постоянно. Так вот, запомни: Тёма обожает, чтобы всё было красиво.

— Я знаю.

— Тогда не стой столбом! Садись!

Кевин на цыпочках подошёл к коню. Затаив дыхание, он переступил с ноги на ноги, осторожно провёл ладонью по лоснящейся шее, словно боясь, что конь исчезнет, и только после этого запрыгнул в седло.

— Обалдеть! — сияя, как новогодняя ёлка, воскликнул камиец и помчался вперёд.

Валечка с грустью взглянул ему вслед и перевёл глаза на Ричарда:

— Немного же мальчику нужно для счастья.

— Сплюнь! Аппетит приходит во время еды, — проворчал инмарец и, пришпорив коня, нагнал мальчишку, а потом и вовсе вырвался вперёд и поскакал во главе маленького отряда.

Всадники вихрем домчались до ближайшей усадьбы, спешились и ворвались в дом.

— Мальфа! — с порога потребовал Ричард. — Живо!

Молодой мужчина в роскошном сиреневом камзоле открыл рот, чтобы начать обычное лантийское приветствие, но инмарец приставил к его носу кулак:

— Морду набью!

Лантиец оказался сообразительным. Захлопнул рот, поклонился, и перед гостями повис поднос с тремя высокими бокалами.

— Значит так, — взяв бокал, требовательно произнёс Ричард, — мы сейчас выпьем, а ты сообщи куда следует, чтобы поторопились с ритуалом. Нам не терпится попасть в Лабиринт! Усёк?

Хозяин усадьбы воззрился на гостя, как на посланца небес, и преданно закивал. А когда пришлые маги выпили мальф со снотворным и повалились в заботливо наколдованные кресла, опрометью выскочил из дома.

"Дима!!!"

Голос Кевина оторвал мага от размышлений. Впрочем, он и подумать толком ни о чём не успел. Кажется, только растянулся на диване и на тебе: неугомонные друзья и влюблённый в лантийку братец пожаловали. Дмитрий уничтожил едва прикуренную сигарету, сел и сердито проворчал:

— Вот чёрт! Просил же подождать!

— Да ладно тебе. Лично я рад их появлению, — улыбнулся Артём, и маги перенеслись в зал Встреч.

— Тёма!!!

Ричард стрелой метнулся к другу и, приподняв над полом, стиснул в объятьях.

— Пусти! Задушишь!

— Отпусти! — потребовал Валентин. — Я тоже хочу пообниматься.

Едва инмарец поставил Артёма на ноги, землянин с улыбкой обнял его:

— Здравствуй, пропащая душа. Ну и напугал же ты нас.

— Извини.

Тёма похлопал Валю по спине и взглянул на Дмитрия: друг стоял рядом с Кевином и сердито хмурился. Временной маг внимательно присмотрелся к сыну Олефира и мысленно присвистнул: юноша олицетворял картину "Пойман с поличным". Он то виновато смотрел на брата, то опускал глаза и нервно теребил полы тёмного камзола.

— Твоя идея? — после длительно паузы поинтересовался Дима, и камиец мотнул головой:

— Да.

— Поздравляю! Будешь жить здесь до самой смерти.

Солнечный Друг обернулся и растерянно уставился на Дмитрия:

— То есть как?

— А вот так! Лабиринт медленно и с удовольствием съест нас всех. Кроме Ричарда, разумеется. Так что тебе, побратим, достанется сомнительная роль могильщика. Будешь закапывать нас по мере убывания.

— Ты ведь это не серьёзно, Дима? — осторожно уточнил инмарец, чувствуя, как вдоль позвоночника бегут мурашки.

— Серьёзней некуда, Ричи! — Дмитрий вновь повернулся к Кевину: — Зачем ты так торопился в Лабиринт? Или отвечай, или прекрати дёргаться и открой сознание — сам посмотрю!

Камиец смутился: он не ожидал, что брат встретит его так холодно. Да ещё принц Камии таращился на него, как на диковинную букашку! Пока он выглядел вполне мирно и безопасно, но легенды кричали о неуравновешенном характере принца, и Кевин боялся, что Артём убьёт его, едва узнает о приказах, полученных неизвестно от кого. "Тупик..." — Юноша понурил голову и расстроено шаркнул по полу мыском сапога.

— Что ты молчишь, Кевин?

— Так получилось...

— Как?

— Так...

Дмитрий поморщился:

— Что ты мямлишь?

— Я... я...

"Они никогда не поймут! Чтобы я не сказал!" — мелькнула паническая мысль, и, сорвавшись с места, юноша бросился к дверям.

— Какой прыткий, — усмехнулся Ричард, а временной маг на миг исчез и возник на пути камийца.

— Ап! — Он сграбастал Кевина в охапку и насмешливо взглянул ему в лицо: — Куда торопимся, малыш?

— Я не хочу... — протянул бледный как мел юноша, дёрнулся и с ужасом уставился на принца.

Солнечный Друг озадаченно потёр лоб: он не понимал, что творится с мальчишкой. "Сам же рвался в Лабиринт, а теперь ведёт себя так, словно его притащили сюда насильно. И в голове у него полный бардак".

Между тем Артём хорошенько встряхнул Кевина, надеясь привести в норму, но юноша безвольно висел в его руках и смотрел взглядом побитой собаки.

— Какой-то он замороченный, — пробормотал временной маг и с недоумением взглянул на Дмитрия.

— Какой есть.

Внезапно глаза камийца наполнялись слезами. С губ сорвался приглушённый всхлип и, вырвавшись из рук Артёма, Кевин распластался на полу у его ног:

— Я не хочу убивать Вас! Я — Ваш преданный слуга, мой принц!

— Что ещё за приступ раболепства? Дима, да у него мания величия! Он что, решил, будто может убить временного мага?

Кевин приподнял голову, затравленно взглянул на брата и залепетал, дрожа как в ознобе:

— Я не хотел! Это они! Я бы никогда не посмел поднять руку на моего принца!

— Ричард! Валя! Я доверил вам мальчика, а вы свели его с ума! — возмутился Дмитрий. — Надо же было напоить его до такой степени, чтобы ему пришла в голову прелестная мысль об убийстве Артёма?

— Он не пил! — не менее возмущённо ответил инмарец. — Если честно, мы ему предлагали, но он категорически отказался от коньяка!

— Тогда что происходит, Кевин?! Немедленно отвечай!

Камиец вжал голову в плечи, попытался отползти подальше от брата, но упёрся спиной в сапоги Ричарда и завыл:

— Это не я! Это они! Они сказали: убей Ричарда, Валентина и временного мага! Они ругались, требуя, чтобы я всех убил, а я не хочу!!!

— Кто они?

— Голоса! Они спорили и ругались, приказывая убить вас! Вот я и пошёл в Лабиринт, чтобы спрятаться или умереть! Но я не хочу умирать! Я же не виноват!

Дима и Артём напряженно переглянулись.

— Сколько их было? — осторожно спросил временной маг.

— Два, — пискнул камиец и, закрыв лицо руками, разрыдался.

— Ты узнал голоса?

— Нет, — провыл Кевин. — Можете убить меня, но я, правда, не знаю, кто они.

— Не говори глупостей, никто не собирается тебя убивать, — отмахнулся Дима и обратился к временному магу: — Хозяева плодятся, как крысы, а мы до сих пор не выяснили, что им всем надо!

— Да какая разница, если мы застряли здесь навсегда?

— Это мы ещё посмотрим! Между прочим, у тебя в Камии осталась Вереника. Ты же не собираешься бросить бедную девочку?

— Ника... Жаль, что вы не взяли её с собой... — мечтательно протянул Артём и облизнулся.

— Чтобы ты окончательно обосновался в Ланте? Не дождёшься!

Дмитрий поднял голову и с ненавистью взглянул на молочно-белый туман: "Нужно выбираться и как можно скорее". Но идей, как это осуществить, пока не было. Маг задумался и вздрогнул, когда ладонь Артёма легла ему на щёку.

— Да, ладно тебе, я просто сболтнул. Взгрустнулось...

И маги, не мигая, уставились друг на друга, словно вели мысленный разговор. Ричард покачал головой и отвернулся, а Солнечный Друг, поняв, что друзья напрочь забыли о рыдающем камийце, поднял мальчишку с колен, прижал к груди и успокаивающе погладил по спине.

— Сволочи! Ребёнок плачет, а вам наплевать!

Временной маг скривился, отстранился от друга, а Дмитрий, оторвав взгляд от шоколадных глаз, вздохнул, сжал плечо брата и мягко произнёс:

— Извини нас, пожалуйста.

Кевин всхлипнул и прижался щекой к его руке. Дима погладил юношу по волосам и вдруг резко повернулся к Ричарду: инмарец потеряно стоял посреди зала, а вокруг него скользили невидимые тонкие щупальца.

— Что это, Дима? Лабиринт решил-таки съесть и меня?

Щупальца раз за разом атаковали сознание воина, но наталкивались на преграду и с шипением исчезали. С минуту Дмитрий испытывающе разглядывал побратима, словно увидел его впервые, а потом ровным голосом произнёс:

— Лант разрушает наложенное на тебя заклинание.

— Какое к чёрту заклинание? — вскипел инмарец, отмахиваясь от призрачных щупалец, точно они были материальными. — Почему ты раньше не говорил о нём?

— Потому что не видел. Кто-то здорово потрудился, скрывая твою магическую природу.

Ричард обернулся и ошарашено посмотрел на побратима:

— Надеюсь, это просто дурацкая шутка.

— Увы... — протянул Дмитрий, хмуро наблюдая, как истончается прозрачная стена заклинания.

Инмарец зарычал, замахал руками с удвоенной скоростью, но это, естественно, не помогло — Лант победил. Расправившись со щитом, щупальца взмыли к потолку, втянулись в молочно-белое облако, а от центра зала, как круги по воде, разошлись вибрирующие энергетические потоки.

— Вот ты и маг, Ричи! — радостно подытожил землянин.

— Э, нет, я в эти игры не играю!

Ричард испуганно завертел головой. Он испытывал странные ощущения: мир вдруг стал выглядеть иначе, точно кто-то добавил яркости в краски и резкости в очертания предметов. А ещё инмарец чувствовал непонятные импульсы, исходящие от друзей, и слышал их мысли.

— Аккуратней, Ричи! — настойчиво попросил Артём. — Постарайся держать себя в руках.

— Если бы знать, как... У меня голова кругом. Валя, не думай так громко!

— Закройтесь! — скомандовал Дмитрий.

Маги выстроили щиты, и Ричард почувствовал безмерное облегчение. Он не представлял, как бы смог жить, слушая безостановочную болтовню друзей. Несколько мгновений Дима наблюдал за расслабившимся побратимом, прикидывая, вмешаться или пустить всё на самотёк. "А вдруг это единственный шанс объяснить ему хоть что-то?" — подумалось магу, и он скомандовал:

— Сядь в кресло, Ричи. Придётся устроить тебе блиц-курс по начальной магии.

— Зачем?

— Чтобы не получить ещё одного сумасшедшего мага.

Дима виновато покосился на Артёма, но тот лишь пожал плечами:

— Это в прошлом.

Дмитрий кивнул и перевёл взгляд на сгорбившегося в кресле инмарца:

— Итак, начнём! Кевин, подойди ближе. Тебе тоже будет полезно послушать!

Глава 10.

Ричард и магия.

Ричард был страшно зол: он родился фермером, хотел оставаться им, но стал принцем и долгие годы старался смириться со своим положением, а когда, наконец, свыкся с судьбой короля-воина, неожиданно превратился в мага. Для инмарца это был удар ниже пояса, он не представлял, как вернётся в Зару и посмотрит в глаза подданным. Мало того, что жену потерял, так ещё и магическим даром обзавёлся. Как после этого править Инмаром, где на троне никогда не сидели короли-маги? Хранительницы с их волшебным Ключом — да, но мужчины с даром — никогда! Ричард понимал, что побратиму Смерти не выскажут претензий открыто, но перешёптывания и возня за спиной.... Инмарец мысленно застонал, и едва Дима закончил урок, потребовал коньяка: на трезвую голову думать о будущем было невмоготу.

— Правильно, — одобрительно улыбнулся Артём, — нужно отметить твоё вступление в ряды магов!

— Молчи, создатель фиолетовых кобыл! Ляпнешь ещё что-нибудь в таком духе — убью!

— Сначала пройди курс молодого мага, — хихикнул принц Камии и показал другу язык. — Вот научишься, как Валя, бездонные бурдюки творить, тогда и к боевой магии приступить сможешь!

Дмитрий приглушённо вздохнул: его благое намерение "объяснить хоть что-то" кануло в Лету. Ричард был настолько шокирован внезапно обретённым даром, что пропустил урок мимо ушей. Теперь на руках у него, помимо малолетнего брата, оказался новоиспечённый, не желающий ни учиться, ни слушать голос разума маг. "Слабых мест всё больше, а я даже имени своего врага не знаю! Нужно возвращаться в Лайфгарм и трясти Витуса, пока не расколется!" Дима уже открыл рот, чтобы озвучить эту мысль, но тут подал голос Кевин.

— А кто у Вас был магом, сударь, мать или отец? — бесхитростно поинтересовался юноша, глядя на Ричарда так, словно у него неожиданно выросла вторая голова.

— Моя мать — лирийка, а лирийцы все немного маги, — проворчал инмарец и умоляюще взглянул на Солнечного Друга. — Хоть рюмку налей, гад!

— Видимо, твоя мать очень любила твоего отца, раз позволила высшему магу наложить на единственного сына столь мощное и чреватое весьма неприятными последствиями заклинание, — поспешно сказал Дмитрий, понимая, что ещё чуть-чуть, и друзья пустятся в очередной загул. — Думаю, здесь не обошлось без Роксаны или Михаила, ведь именно они живут в Инмаре.

— Плевать! Меня обманули, вот что обидно!

— Не просто обманули, Ричи. Дар мог убить тебя.

— Что?

— Скорее всего, твой дар спрятали ещё в младенчестве. Хитрое заклинание растворилось в сознании, заключив твою магию в своеобразную тюрьму. Дар рос и развивался вместе с тобой, а вместе с ним росли и крепли тюремные стены. Думаю, они действовали наподобие зеркального щита, отражая любопытные взгляды магов. Но магия всё равно жила внутри тебя. И, если бы твоей жизни угрожала реальная опасность, в попытке спасти своего носителя, магия стала бы рваться наружу и убила бы тебя, не сумев пробить щит.

Ричард произнёс что-то нечленораздельное и приподнялся из кресла:

— То есть, когда меня отравили в Камии, я воскрес сам?!

— Тебя отравили? — хихикнул Артём. — Это любимое оружие моих подданных. Они владеют им виртуозно!

— Да уж, — пробурчал инмарец, — прочёл письмишко и помер.

— Тебе крупно повезло, Ричи. — Дмитрий задумчиво качнул головой. — Если бы камийцы попытались, скажем, отрубить тебе голову, ты умер бы раньше, чем топор коснулся твоей шеи. А с ядом дар справился, ведь для этого не нужно было рваться сквозь щит. Он просто погрузил тебя в глубокий сон и очистил организм.

— Три раза подряд. Магия, значит... Видимо, поэтому я и похмельем не страдаю.

— Похмелье — ерунда, — отмахнулся Солнечный Друг. — С этим любой дурак справится. Я вот что не могу уразуметь, Ричи: когда твои родители позволили высшему магу колдовать над твоим сознанием, они не понимали, что делают, или общественное мнение было для них важнее судьбы сына?

— Слабаки! — припечатал Кевин, но, увидев, как наливается кровью лицо инмарца, поспешно добавил: — Впрочем, не всем же быть такими, как великий Олефир. Ну, оказались Ваши родителями сволочами — бывает. Наплюйте и забудьте!

— Ах ты, маленькая камийская дрянь! — дико сверкая глазами, проревел Ричард и, выхватив меч, бросился на мальчишку.

— Бумс!

Артём хлопнул в ладоши, и от меча осталась одна рукоять. Чертыхнувшись, инмарец отбросил её и завопил:

— Задушу гадёныша!

— За что? — отчаянно выкрикнул Кевин и нырнул за спину Димы.

— Отойди! — оказавшись нос к носу с побратимом, проревел Ричард, но Дмитрий отрицательно покачал головой:

— Кевин не хотел тебя обидеть. — Он протянул другу вожделенную бутылку коньяка: — Остынь. Мальчик прав: твои родители сглупили. Но теперь их мотивы не важны. Дело сделано. Ты маг и придётся с этим смириться, Ричи.

— Да уж... — Инмарец взял бутылку и сделал большой глоток. — Разменяв четвёртый десяток, не знать, кто ты есть. Согласись, это свинство!

— Знаешь, я не удивлюсь, если и сам Леонид обладал магическим даром. Всё-таки твой дар мощнее, чем у среднестатистического лирийца. Возможно, в Инмаре принято блокировать магию правителей, чтобы они соответствовали закону: "маги не могут править людьми". Это разумное объяснение, не так ли?

— Ложь, ложь и опять ложь! Как же я ненавижу все эти выкрутасы! — сквозь зубы процедил Ричард и снова приник к бутылке. — Вернусь, отменю, на хрен, все законы.

— Прямо-таки все? — усмехнулся Валечка, а временной маг уныло скривился:

— Чтобы что-то изменить...

— Только не говори, что из Лабиринта мы не выберемся! — перебил его инмарец. — Теперь это вопрос принципа! Ни за что не сдохну в Ланте! Мне ещё много чего сделать надо.

— Мы выберемся, Ричи, — твёрдо сказал Дмитрий. — У меня тоже остались незавершённые дела.

Инмарец понимающе кивнул и вновь приложился к бутылке. Поняв, что опасность миновала, Кевин осторожно выбрался из-за спины брата:

— Простите, пожалуйста, я не хотел Вас обидеть, Ваше величество.

— Да, ладно, чего уж там, — тяжело вздохнул Ричард и протянул юноше бутылку: — Мир!

Камиец с подозрением понюхал коньяк и сделал большой глоток. Из глаз брызнули слёзы, он закашлялся, едва не исторгнув выпитое на пол, и Валентин мигом оказался рядом.

— Запей.

Он сунул юноше стакан воды, и Кевин стал жадно пить, пытаясь унять бушующий в горле огонь. Артём ехидно взглянул на Солнечного Друга, бесшумно подобрался к Диме и зашептал ему на ухо:

— Присматривай за братом, а то эти алкоголики вмиг сделают его таким же, как они сами. — Временной маг усмехнулся и громким, мстительным голосом добавил: — Помню, в Кероне, ты никогда не разрешал мне выпить лишнего, Ричи, а мальчика спаиваешь без зазрения совести!

— Помолчи, Тёма. В отличие от тебя Кевин — спокойный, рассудительный молодой человек!

Ричард махнул в сторону камийца, и друзья разом уставились на "рассудительного молодого человека", который расплывшись в идиотской улыбке и крепко прижимая к груди полупустую бутылку, тихо мурлыкал какую-то пошлую песенку.

— Наклюкался! — радостно сообщил Солнечный Друг.

Кевин обернулся на знакомый голос, сфокусировал взгляд на землянине и просиял, словно после многолетней разлуки узрел родного человека. Бутылка полетела на пол, а в руках захмелевшего юноши появился бутерброд с сыром.

— На!

— Вот привязался, — проворчал землянин, отпихивая от себя руку, но Кевин был очень настырен.

Он совал магу бутерброд, что-то бессвязно лопоча, пока с губ не сорвалось одно, но внятное слово:

— Закуска.

— Сам и закусывай!

Юноша послушно кивнул и стал жевать бутерброд, преданно глядя на Солнечного Друга. Взгляд брата крайне не понравился Дмитрию. На ум пришли слова Витуса о готовности Кевина подчиниться сильному, и он угрожающе оскалился:

— Твоё воспитание, Валя?

— В смысле?

— Предупреждаю: сам хоть бочками коньяк глуши, но моему брату не наливай!

— Во-первых, налил ему Ричард, а, во-вторых, твой брат, между прочим, уже взрослый и может делать, что хочет. Сам разрешил! К тому же я как врач утверждаю: коньяк полезен для сосудов.

— Сейчас я тебя в такой сосуд запихну — не обрадуешься, — надвигаясь на землянина, прорычал Дмитрий, и его бело-голубые глаза яростно сверкнули.

Валентин гордо вскинул голову:

— А что ты, собственно, развоевался? Можно подумать, сам никогда не напивался! И не надо нам тут заливать про бокал вина! Видели мы этот бокал размером с цистерну! Крибле-крабле-бумс!

— Мне тогда было не семнадцать!

— Ну, и что? Ты был такой же бестолковый, как он, только старше!

— Теперь я понимаю, почему тебя хотят прибить, — язвительно произнёс Дмитрий. Злость пропала, точно её и не было, взгляд бело-голубых глаз потеплел и стал насмешливым. — Ты совершенно невыносим.

— Хочу заметить, что в списке я не единственный. Кевин упоминал ещё и Ричи с Артёмом.

— А меня-то за что? — набычился инмарец. — Хотя... я маг. — Он подобрал с пола чудом уцелевшую бутылку и залпом допил остатки коньяка. — Обидно... Такие заманчивые перспективы открылись и на тебе — какая-то сволочь тут же решает меня убить. Боится, наверное!

— Возможно, — кивнул Дмитрий, — но пока тебя не убили, научись защищаться.

— Ага. Валя! Коньяка!

— Сам делай. Раз ты маг — мой трубопровод закрыт!

— Повыделываться решил, да? Смотри, сейчас расслаблюсь и буду мысли твои читать! Впрочем, я уже и так кое-что слышал. Помню, была у тебя одна забавная мыслишка, про Беату. Рассказать?

— Завидуешь?! Да и остальные тоже. Вы подкаблучники по сути своей, а я — орёл! Я свободен от быта и необходимости отчитываться перед женой! — провозгласил Валентин и протянул инмарцу бутылку: — Так и быть, пока ты недоучка, буду о тебе заботиться.

— Вот спасибо, — осклабился король Инмара и приник к горлышку.

Дмитрий посмотрел, как жадно побратим глотает коньяк, и погрозил землянину кулаком:

— Хватит спаивать всех подряд!

— Сейчас никаких важных дел у нас вроде не намечается, — с искренним недоумением заметил Валентин, — а повод есть. Почему бы не выпить?

Дима безнадёжно вздохнул: спорить с Солнечным Другом было занятием бессмысленным. Махнув рукой, он обречённо кивнул, обернулся к Артёму, и временной маг громко прыснул: смирение на лице друга развеселило его сверх меры.

— Один-ноль в твою пользу, Валя!

Артём шагнул к Диме, чтобы обнять его, но замер: бело-голубые глаза вдруг потемнели, став иссиня-чёрными, как годарские скалы, а руки сжались в кулаки.

— Не может быть... — хрипло прошептал Дмитрий, опасно покачнулся, но не упал: Артём рванулся к другу, прижал его к груди и, взволнованно посмотрев в бледное, отрешённое лицо, с опаской спросил:

— Что ты увидел?

Дима не ответил. Он всё ещё смотрел на вздыбленные красные плиты, опрокинутую чашу и рубиновые осколки, покрытые тонким слоем инея. Но страшнее была серая, беспросветная пустота, расползающаяся по острову. От неё веяло могильным холодом и тленом. Пустота пожирала жизнь, и насытиться ей было не дано...

Несколько секунд прошли в настороженном молчании, а потом Дмитрий сглотнул комок в горле, провёл ладонью по лицу, словно отгоняя видение, и надтреснутым голосом произнёс:

— Нужно немедленно возвращаться в Лайфгарм!

— Это я и без тебя знаю, но как?

Временной маг отстранился и нервно повёл плечами. Он чувствовал, что друг находится на грани взрыва, но как предотвратить этот взрыв не знал. Да и, положа руку на сердце, не хотел предотвращать, где-то в глубине души надеясь, что если не Дима, то Смерть вытащат его из проклятого Лабиринта.

— Будем действовать грубо! — прорычал Дмитрий, и его глазницы затопил холодный белый свет.

Кевин даже подпрыгнул от восторга: сила, исходящая от брата, была пределом его мечтаний. "Я обязательно стану таким, как он. И плевать, что для этого нужно сделать!" — восторженно подумал юноша и, подавляя рвущийся из горла ликующий вопль, впился ногтями в ладони.

В отличие от камийца, Ричард и Валечка восторга не испытали. Наоборот, при виде Смерти их охватил испуг: они прекрасно помнили, что в Камии Дима отчаянно не хотел выпускать на свободу свою вторую ипостась.

— Ты что творишь? — завопил землянин.

Смерть повернулся к нему, смерил с головы до ног бесстрастным, промозглым взглядом и ровным тоном сообщил:

— Мы уходим.

Больше Валя не успел сказать ни слова: холодный белый свет вырвался из глазниц мага и потёк вниз, обволакивая высокую стройную фигуру. Смерть снисходительно кивнул землянину, точно разрешая ему удалиться, и посмотрел вверх. Туман под сводами зала колыхнулся, потревоженный невидимым, но настойчивым порывом ветра, и тонкие бесцветные щупальца потянулись к магу. Медленно, будто опасаясь собственной смелости, они облепили белоснежный щит плотной копошащейся массой, скрыв Смерть от друзей, и Кевин панически вскрикнул:

— Дима!

Не в силах стоять на месте, юноша подался вперёд, но его перехватили сильные руки инмарца.

— Не лезь!

Кевин кивнул и закусил губу, высматривая брата, а Валечка толкнул Артёма в бок:

— Хватит ворон считать! Иди, помоги ему!

Временной маг оторвал завороженный взгляд от копошащихся, словно черви, щупалец, посмотрел на землянина и, осознав его слова, согласно кивнул. Шальная, мальчишеская улыбка осветила лицо, явив на миг наивного безалаберного ученика Корнея, а потом ледяной серебряный свет вырвался из глаз и стремительно окружил мага плотным, мерцающим облаком. Смерть расправил плечи и, пройдя сквозь щит друга, скрылся в пульсирующей массе. Несколько долгих мгновений ничего не менялось, но вдруг щупальца зашипели и стали отступать — бело-серебряный свет теснил их к стенам, затопляя зал Встреч.

— Бежим!

Кевин схватил Ричарда за руку, но тот лишь нервно рассмеялся:

— Куда? От смерти не скрыться, мальчик.

Камиец всхлипнул, зажмурился, и в ту же секунду бело-серебряное пламя накрыло друзей с головой. Пронизывающий холод сковал тела, замораживая не только внутренности, но и мысли. Стены Лабиринта заходили ходуном, застонали, будто живые, а туман под сводами стал тёмно-лиловым.

— Отпусти нас, и мы не тронем тебя, Лант! — громогласно приказал Дмитрий.

"Разве я плохо заботился о тебе? Почему ты хочешь уйти?"

— Спасибо за заботу, но у нас дела в другом мире!

"Зачем куда-то спешить, если можно прожить остаток дней в счастье и радости? — Смертельное пламя стало ослепительно ледяным, и Лант угрожающе выкрикнул: — Прекратите или я раздавлю вас!"

— Попробуй! — прошипел Артём.

На магов ринулся яростный шквал нитей, но атака мира захлебнулась: Смерти усилили напор, ледяное пламя вылилось за двери зала и поползло по каменным коридорам.

"Остановитесь! Я должен подумать!"

— Нет! — отрезал Дмитрий. — Мы уйдём прямо сейчас!

"Хорошо", — сдался Лант, и двери зала Встреч захлопнулись.

— Очень предусмотрительно, — фыркнул временной маг.

"Я должен позаботиться и о себе".

— Хватит болтовни!

Лант утробно заворчал, липкие щупальца взмыли к потолку, складываясь в огромную, частую сеть, и запульсировали, как сердце. На мгновение магам показалось, что в центре сети мелькнуло человеческое лицо, но уже в следующую секунду стены зала пропали, и глазам предстали стройные ряды полосатых деревьев.

— Бегите! — скомандовал Смерть, всё ещё ощущая опасную магию Ланта, и Кевин, а за ним Ричард с Валечкой кинулись на опушку.

— А теперь мы.

Артём неспешно зашагал по бледно-желтой тропе. Дима шёл рядом. Временной маг никогда не отличался терпением, поэтому первым разорвал воцарившееся молчание.

— Так что случилось в Лайфгарме? — спросил он, искоса наблюдая, как утихает холодный свет в глазах друга, и они вновь становятся бело-голубыми.

— Сам увидишь.

— Тогда поспешим!

Тёма прибавил шаг, и вскоре маги нагнали спутников: Кевин, Ричард и Валентин стояли на опушке тигрового леса и пытались отдышаться.

— Ну, что, Солнечный Дружок, готов к встрече с мамочкой? — Артём подошёл к землянину и хлопнул его по спине. — Розалия Степановна будет на седьмом небе от счастья, увидев тебя живым, здоровым и даже трезвым!

— Ах ты... — Валя замахнулся, но Артём ловко увернулся от подзатыльника, метнулся к Диме и взял его под руку. — Временная ехидна, — ворчливо закончил Солнечный Друг, а Дмитрий, пресекая болтовню, скомандовал:

— Домой!

— Нет! — неожиданно для всех заорал Кевин. — Я остаюсь здесь!

Растерянно моргнув, Дима обернулся и в упор посмотрел на брата:

— Что за бред?

— Я остаюсь в Ланте! — Камиец сжал в руке медальон: — Я обещал Милле вернуться!

"Спокойно, спокойно, главное не давить. Мальчик и так, судя по всему, не в себе, не стоит усугублять ситуацию", — мысленно произнёс Дмитрий и заставил себя согласно кивнуть:

— Мы обязательно вернёмся за ней, но сейчас мы должны быть в Лайфгарме. Видишь ли...

— Идите! Я приду позже!

— Понимаю, Кеви, тебе понравилась эта девушка, но никому из нас нельзя оставаться в этом мире. Лант будет мстить, ты не справишься с ним.

— Я обещал Милле, что заберу её в Лайфгарм!

— Она не сможет жить в нашем мире, — сочувственно произнёс Артём. — Лантийцы привязаны к Ланту, и не могут путешествовать.

— А вилины? Валентин рассказывал о них. Они-то смогли!

— Хватит, Кевин! Сейчас не время спорить! — Дмитрий начал раздражаться. — Мы отправляемся!

— Решай за себя! Я свободен и сумею о себе позаботиться! Я докажу, что могу справиться со своими проблемами без посторонней помощи!

— Кевин! Нет! — Дима шагнул к брату, но тот исчез. — Чёртов мальчишка! — сжав кулаки, закричал маг и попытался найти беглеца, но Кевин словно растворился в Ланте. — Что он себе позволяет?!

— Он влюблён, и мы это знали, — вздохнул Ричард.

Дмитрий резко повернулся к побратиму:

— Влюблён? Чушь! Эта прохвостка зачаровала его! Девчонка хочет сбежать из Ланта, используя Кевина. Кто знает, что у неё на уме?!

— Так пошли за ним, — беззаботно предложил Валентин. — Заберём ребёнка и вернёмся домой.

С ненавистью взглянув на ядовито-синее солнце, Дмитрий скрипнул зубами:

— Как не вовремя, Кевин, как не вовремя...

Очутившись в знакомой фиолетовой гостиной с многочисленными пейзажами и натюрмортами, Кевин взволнованно огляделся и разжал пальцы, позволив медальону свободно повиснуть на шее.

— Милла!

Почти сразу дверь распахнулась, и в комнату вбежала лантийка: распущенные чёрные волосы тяжёлыми локонами падали на оголённые плечи, тёмно-синее платье с широкой юбкой подчёркивало тонкую талию и округлые бёдра. Девушка выглядела очаровательно, но Кевина в очередной раз посетили сомнения. "Как мне могло понравиться столь слабое и зависимое существо?" Однако сомнения рассеялись, стоило Милле приблизиться.

— Кевин! — радостно воскликнула она и жадно приникла к губам юноши.

Поцелуй захватил, заворожил камийца, лишил возможности трезво мыслить, и Кевин стал самозабвенно ласкать лантийку.

— Я пришёл, как и обещал, любимая. Мы больше никогда не расстанемся!

— Я ждала. Я знала, что ты вернёшься, — довольно шептала Милла, позволяя юноше насладиться своим холёным, отзывчивым на ласки телом.

В отличие от Кевина, лантийка не теряла головы: когда настырные пальцы попытались забраться в глубокое декольте, она нежно, но настойчиво отстранилась. Юноша едва не зарыдал от досады — близость возлюбленной сводила с ума. Кожа и губы горели, сердце заходилось в бешеной скачке.

— Ты пойдёшь со мной? — выдохнул Кевин и потянулся за поцелуем.

— Да. — Милла невесомо коснулась его губ и отступила: — Я готова на всё, лишь бы уйти отсюда! Мои сородичи живые только с виду. В Ланте даже улыбаются и смеются согласно установленным правилам. Лантийцы существуют, а я хочу жить!

— Ты будешь жить, Милла! Я покажу тебе лучший мир. Идём!

Маг взял девушку за руку и попытался переместиться в Лайфгарм, но вместо знакомых стен Керонского замка молодые люди оказались на центральной площади родного города Миллы. Они стояли на сиреневых плитах мостовой, а вокруг гудела разъяренная толпа горожан.

— Мы погибли...

Кевин взглянул в перекошенное от страха лицо возлюбленной и ободряюще улыбнулся:

— Ничего не бойся, Милла, я с тобой.

— Нам не уйти, — всхлипнула девушка, как заведённая мотая головой, но маг счёл её слова проявлением паники и, развернувшись, спокойно посмотрел на приближающегося к ним Пэлина Фога.

Мэр остановился в двух шагах от молодых людей, небрежно кивнул головой и выпятил нижнюю губу:

— Вы нарушили законы Ланта и должны отправиться в Священный Лабиринт!

Картинный взмах рукой и перед Кевином и Миллой повисли бокалы с мальфом.

— Я уже побывал в Лабиринте! — Камиец швырнул бокалы на каменные плиты мостовой. — Лант отпустил меня, и я не собираюсь злоупотреблять его гостеприимством. Я забираю Миллу и ухожу!

Мэр угрожающе выпрямился, вытянул руку и наставил палец на бунтующего иномирца:

— Ваш отказ — ваш смертный приговор. И приговор будет немедленно приведён в исполнение!

Лантийцы разразились зловещим улюлюканьем, а Кевин прижал дрожащую девушку к себе:

— Не бойся, Милла, мы выберемся.

В тот же миг из толпы полетели камни. Юноша хотел выстроить защитный купол, но не смог: он едва ощущал свою магию. Единственное, что удалось наколдовать — обычный железный щит. Камиец крутился, как бешеный, отражая удары, но камни летели один за другим, и, казалось, им не будет конца. И вдруг наступила тишина. Юноша осторожно опустил щит, взглянул на врагов и беспомощно вскрикнул, увидев, как один из лантийцев метнул кинжал. Кевин шагнул в сторону, пытаясь загородить возлюбленную, но не успел. Милла схватилась за рукоять, торчащую из живота, и стала оседать на мостовую.

— Я помогу! — Камиец отбросил щит, подхватил девушку на руки, но, как он ни пытался наполнить её тело живительной целительской магией, ничего не происходило: то ли силы у юноши было слишком мало, то ли его магия не действовала на лантийку.

— Жаль... но я хотя бы попыталась... — протянула Милла и закрыла глаза. — Прости...

Кевин расширенными от ужаса глазами уставился в стремительно сереющее лицо:

— Милла!!!

— Вперёд! — скомандовал Пэлин Фог, и, колыхнувшись, толпа двинулась на чужеземного мага.

Кольцо сжималось. Ни каменей, ни магии, видимо, лантийцы решили, что деморализовали непокорного мага, и взять его голыми руками не составит труда. "Как бы ни так! Без боя я точно не сдамся!" — зло подумал Кевин, положил Миллу на мостовую, и в его руке блеснул меч.

— Я убью вас всех!

— Я помогу!

Голос Ричарда прозвучал как гром среди ясного неба. Кевин обернулся — рядом стояли друзья. Блистающая на солнце сталь, решительные взгляды. Но юноша не желал их вмешательства, он хотел отомстить за возлюбленную сам.

— Уходите! — рявкнул он, сердито сверкнув налитыми кровью глазами.

— Кого же ты мне напоминаешь?

Артём почесал затылок, насмешливо глянул на Диму и ринулся на лантийцев, безжалостно разя их мечом. Валя и Ричард присоединились к нему, а Дмитрий шагнул к брату и вцепился в его рубашку:

— Ты — идиот! Я же сказал: нам нужно возвращаться в Лайфгарм! Разве я разрешил тебе уйти?! На тебя нельзя положиться!

— Я обещал ей вернуться, — всхлипнул Кевин и выронил меч. — Я хотел, чтобы она рисовала, а её убили.

Хотелось кричать и ругаться, но из горла рвались лишь скорбные рыдания. Плечи юноши поникли, голова бессильно упала на грудь. Дмитрий тяжело вздохнул и обнял брата. Юноша уткнулся в белоснежную рубашку, бормоча сквозь слёзы:

— Она была не такая, как все. Я хотел освободить её, как ты освободил меня, но не смог... Я очень хочу быть таким, как ты... Но у меня не получается...

— Получится. — Дима мрачно смотрел, как Ричард, Артём и Валечка крушат толпу, и гладил брата по волосам. — Ты ещё очень молод, Кевин. У тебя всё впереди. Тебе предстоит многому научиться, и когда-нибудь ты станешь таким, как я. А, может, и лучше. Но сейчас мы должны уйти.

Кевин молча кивнул, бросил прощальный взгляд на тело Миллы, и Лант пропал.

Глава 11.

Перстень короля Годара.

Темное небо, затянутое беспросветной пеленой, скорбным молчанием давило на бесплодную пустошь. Сухая, потрескавшаяся земля грязно-серым ковром расстилалась под ногами. Обугленные остовы домов били в глаза рваными очертаниями и мертвенным налётом копоти, словно чья-то недрогнувшая рука разлила на пепелище чёрную, вязкую тушь. Ни дерева, ни куста. Пустыня — до самого побережья. Теперь из Керона было видно море... Гнетущая картина. Верить, что это развалины Керона, не хотелось, но застывшие вдали иссиня-чёрные скалы настырно кричали, что маги находятся в Годаре.

Город умер, но не упокоенный под грузом веков, а сметённый невероятной и беспощадной магической силой. И как личное послание королю Годара — руины родного замка: глыбы плит, неряшливо сваленные друг на друга, на них — янтарный трон. Целый и невредимый.

Ноздри разрывал запах пепла и тлена, а Дмитрий зачем-то отчаянно пытался вспомнить статистику. Сколько людей жило в Кероне? Детей, женщин, мужчин, стариков?.. Он забыл, когда плакал последний раз, но сейчас злые слёзы жгли глаза, требовали поддаться безысходности, опуститься на землю, ощутить на ладонях прах и в полный голос проклинать бессердечную тварь, что сровняла его дом с землёй.

Но слёзы не прорвались. Рядом всхлипнул и горько заплакал Кевин, что-то жалобно бормоча и причитая, и Дмитрий, собрав волю в кулак, повернулся к друзьям. Острый как бритва взгляд и холодная, исполненная решимости поза. "Олефир бы гордился мной", — мелькнула отстранённая мысль, и маг громко произнёс:

— Я убью сволочь, разрушившую мой дом и испоганившую мой мир!

— Я с тобой! — Глаза цвета горького шоколада блеснули серебром, но свет Смерти отступил, испуганный нечеловеческим криком, исторгшимся из глубин души: — Белолесье!!! Мой лес!!! — Временной маг схватил друга за рукав и дёрнул: — Он уничтожил мой лес!!!

Дмитрий вздрогнул и обратил взгляд на вотчину Артёма: клубы пепельного тумана облепляли покорёженные белоснежные стволы, согнутые в рабском поклоне. Кровавые языки пламени лизали нежную кожу деревьев, превращая Белолесье в огромный костёр, на котором покоился исполинский замок. "Там!" — вскипая от ярости, подумал маг, но не сделал попытки переместиться в логово врага: Артём пронзительно рыдал, цепляясь за него, и оттолкнуть друга сейчас было равносильно предательству. Дмитрий отвернулся от бьющегося в агонии волшебного леса, крепко прижал к себе временного мага и провёл ладонью по вечно спутанным, пшеничным волосам:

— Мы убьём его, Тёма, обещаю! Только не плачь...

— Не буду.

Временной маг шмыгнул носом, вжался лицом в плечо друга и разрыдался ещё горше. Дмитрий вздохнул и, продолжая гладить Артёма по волосам, обвёл друзей бело-голубыми глазами. Хотел что-то сказать, но свербящая сердце боль помешала найти нужные слова. Маг опустил голову, вдохнул родной аромат светлых волос и смежил веки. "Прочь... Прочь отсюда, и пусть всё летит в тартарары".

"Ты не поступишь так с моим Лесом!" — мысленно взвыл Артём, и Дима ответил:

"Конечно, нет, Тёма, я же обещал".

— На месте Литы и Зары тоже руины, а Герминдам похож на воронку от ядерного взрыва. Как и весь Лайфгарм. Я не чувствую жизни нигде, кроме Белолесья, — тихо проговорил Валя и с сочувствием посмотрел на Ричарда, который, крепко сжав меч, вглядывался в даль.

Почувствовав сострадание и злость, исходящие от друга, инмарец повернулся к нему и нетерпящим возражения тоном заявил:

— Я пойду вместе с Димой и Тёмой.

— Я тоже! — сквозь слёзы воскликнул Кевин, и маги уставились на юношу.

Даже Артём отвлёкся и, забыв о Белолесье, рассматривал юношу, как неожиданно заговорившую статую. Под пристальными взглядами камиец стушевался, опустил голову и пробормотал:

— Здесь погибли Алекс и Нил. И Тина... И потом, я ведь тоже боевой маг.

Несколько секунд друзья молчали, раздумывая, как поступить с мальчишкой: взять с собой в опасный, непредсказуемый бой или отправить в безопасное место.

— Безопасное место, — выразил общее мнение Солнечный Друг, но тотчас скис. — Правда, не знаю, где это место искать.

— Нет! Я пойду с вами!

Кевин сжал кулаки, с мольбой посмотрел на брата, но на бесстрастном лице Димы не дрогнул ни один мускул.

— Ты отправишься в Камию.

— Ни за что! — замотал головой юноша, попытался спрятаться за спину Солнечного Друга, но тот молниеносно развернулся и крепко схватил его за руку:

— Не время геройствовать, Кеви! Посидишь пару дней в родном мире, а потом опять в Лайфгарм вернёшься. Будешь помогать брату мир восстанавливать, надлежащее образование наконец-то получишь, а уж потом на войну пойдёшь. Врагов у нас и на твой век хватит!

— Не хочу! Отпусти!

Кевин попытался вырваться, но хлипкий на вид землянин обладал стальной хваткой. И всё же юноша не угомонился. Извернувшись ужом, он посмотрел на брата и завопил:

— Ты дал мне свободу, Дима! И не имеешь права командовать мной! Ты сказал, что я могу делать, что хочу! Я хочу сражаться! Вы... — Юноша обвёл магов испуганным и, одновременно, решительным взглядом: — Вы утверждали, что Дмитрий всегда держит слово!

— Не передёргивай! — рявкнул инмарец. — Щенков на охоту не берут, как бы им этого не хотелось! Дима освободил тебя не затем, чтобы угробить в первой же схватке!

— Но...

— Молчать!

Дмитрий гаркнул так, что стоявший рядом Артём подпрыгнул и вытянулся в струну. Успокаивающе похлопав друга по спине, Дима мысленно отругал себя за несдержанность и негромко сказал:

— У нас гости, господа.

Маги проследили за его взглядом: по серой твёрдокаменной земле к ним шли Витус и Розалия. Оба выглядели усталыми и подавленными, словно надвигалось что-то страшное и неизбежное, а они ничего не могли сделать. Не дойдя до магов нескольких шагов, супруги остановились. Землянка с грустью взглянула на сына, и её губы дрогнули в тусклой улыбке:

— Вернулись...

Это было так не похоже на строгую и суровую наместницу Смерти, что Дима и Артём переглянулись, Ричард крепче сжал рукоять меча, а Кевин и Валечка побледнели. Никто не вымолвил ни слова, друзья не знали, что сказать убийственно тихой Розалии Степановне.

И тогда заговорил гном:

— Где вас носило целый год?

Густые кустистые брови целителя сердито сошлись на переносице, цепкие глаза пробежались по магам, замерли на лице Дмитрия, и тот моментально почувствовал прилив ярости. Смерть зашипел, рванулся наружу. Дима не стал ему препятствовать. Бело-голубые радужки на миг подёрнулись инеем, и холодный свет вырвался из глазниц, превращая их в пронзительно-яркие прожектора.

— В Ланте. — Смерть шагнул к гному и потребовал: — Назови имя!

— Нет.

— Ты понимаешь, кому говоришь "нет", маг?

— Несомненно.

— Тогда ты знаешь, что я получу ответ на свой вопрос!

Витус вздёрнул подбородок и с вызовом взглянул в полыхающие смертельным огнём глаза:

— Милый мальчик, я сам обучал Олефира искусству пытки и прекрасно знаю, что и как ты можешь сделать. Но у тебя нет времени на развлечения. Ты должен немедленно покинуть Лайфгарм. Ты и твои друзья!

— Может, наконец объяснишь, почему?

— Твой враг ждёт Смерть. Вы схлестнётесь, ты проиграешь, и мир сгинет в небытие.

— Я должен верить на слово?

— У меня было видение.

— Тогда зря стараешься, провидец. — Смерть криво ухмыльнулся. — Видения всегда сбываются.

— Почти всегда. Ты из тех магов, что могут изменить реальность и перекроить будущее. По крайней мере, ты можешь попытаться. Вернись в Камию, найди способ полностью контролировать свою вторую ипостась, а уж потом бросайся в бой. Ты не должен вступать в схватку, сверкая белыми глазами. У тебя есть шанс победить и спасти мир, но только в том случае, если ты не будешь пользоваться магией Смерти!

Смерть на миг задумался, взглянул на Артёма, и его лицо, казалось, заледенело: временной маг смотрел в сторону, где когда-то шумела изумрудная листва волшебного леса. Шоколадные глаза блестели, губы дрожали, а кулаки сжимались и разжимались, будто он рвал на части невидимого врага. "Если я не сдержу слова, Тёма снова сойдёт с ума!" Смерть порывисто обнял друга, погладил по спине, утешая и успокаивая, и поднял сверкающий взгляд на гнома.

— Значит, предлагаешь вернуться и подумать?! — прошипел он, как рассерженный тигр. — А вдруг, пока я думаю, Лайфгарм умрёт? Мне столько лет твердили, что этот мир — мой, что я поверил! И теперь, когда в моём мире хозяйничает какая-то сволочь, я должен уйти и обдумывать, что и как делать? Да ни за что! Я дважды прошёл Вилин, разрушил защиту ускользающего мира, вырвался из лантийского Лабиринта, а теперь должен испугаться какого-то мага?! Не дождётесь! Мы с Тёмой убьём его, и будущее изменится само собой!

Смерть замолчал, переводя дыхание, и Витус укоризненно покачал головой:

— Торопливость не самая подходящая черта для мага, а ярость — никудышный советчик. Ты сломя голову бросишься в битву, погибнешь сам и друзей за собой потянешь!

— Заладили одно и тоже! "Друзей потянешь", — зло передразнил маг. — Вдвоём с Тёмой справимся! Кевин! В Камию! — Юноша пропал, а Смерть обвёл бешеными глазами оставшихся магов и выпалил: — На Землю!

Витус, Розалия и Валя с Ричардом исчезли. Смерть разжал объятья, отступил и внимательно посмотрел на Артёма:

— Ты готов?

— Да. — Временной маг вытер заплаканные глаза рукавом чёрного с серебром плаща, нервно пригладил волосы, и в шоколадных глазах вспыхнул ледяной серебряный свет. — Он ответит за каждое погибшее дерево!

— И за каждого погибшего лайфгармца! Вперёд! — скомандовал Дмитрий, и они перенеслись на опушку волшебного леса.

Вблизи Белолесье выглядело ещё ужаснее. Мёртвая земля, усеянная костями, перьями и черепами, содрогалась от протяжных стонов чудесных деревьев и треска громадного костра. Алое пламя терзало мраморную кожу, и, по замыслу бездушного палача, эта пытка должна была продолжаться вечно. Из бушующего костра к небу тянулись толстые каменные стены, увенчанные треугольными башнями с узкими бойницами, а мрачное чрево ворот, сдавленное глухими, сужающимися к верху пилонами, низвергало к ногам магов длинную пологую лестницу. Сотканная из всполохов магического огня, она походила на раскалённую реку лавы.

— Убью... — прошипел Артём, сверкнув нечеловеческими глазами, и хотел было переместиться в замок, но Дмитрий поймал его руку и настойчиво произнёс:

— Не спеши. Я хочу увидеть все приготовленные мне сюрпризы, прежде чем сверну ему шею.

— Зачем?

— Чтобы помнить!

Немного подумав, Артём кивнул. Смерти шагнули на первую ступень и стремглав понеслись к воротам. Они взбежали по огненной лестнице, и стражники в чёрных кожаных костюмах расступились, пропуская их внутрь крепости. Маленькие бледно-розовые глазки на приплюснутых лицах буравили гостей недобрыми взглядами, в безгубых ртах угрожающе клацали длинные острые клыки. Дмитрий невольно вздрогнул: не всем лайфгарцам повезло умереть. "В ожидании нашего возвращения, проклятый маг перекраивал людей в уродливых монстров. Просто так? От скуки? Чего же ты хочешь, сволочь?"

Смерти пересекли узкий двор и оказались перед второй крепостной стеной с чугунной решёткой ворот. Здесь несли караул точно такие же плосколицые стражники, но ниже ростом и закованные в тяжёлые доспехи. Недобрые взгляды и слаженные движения. "Гномы! — Смерть скрипнул зубами и с запоздалой виной подумал: — Я так и не посетил Герминдам, а ведь обещал". Проскрипел ворот, решётка поднялась, и маги вступили на просторный мощёный двор, по которому сновали мохнатые стройные существа в коричневых штанах, белых рубашках с расшитыми воротниками и коротких жилетках. Они тащили дрова и вёдра, какие-то тюки и корзины с овощами. И беспрестанно мычали: маг, перекроивший тела, лишил их дара речи.

— Вот и лирийцы...

Смерти перестали смотреть по сторонам, ибо спасти последних лайфгармцев можно было, только убив их мучителя, и они стремительно вошли в приветливо распахнутые двери замка. Большой, абсолютно пустой холл утопал в полумраке. Тускло мерцающие факелы освещали подножье мраморной лестницы, уходящей в темноту, да пару высоких мощных существ с вытянутыми лошадиными лицами.

— А вот против экспериментов над этими гадами лично я не возражаю, — буркнул Артём, рассматривая лирийский костюм одного из чудовищ и строгий китель другого.

— Ты не прав, Тёма. Пусть Корней и Михаил не особо любили тебя, но они высшие маги, лицо Лайфгарма. И надругаться над ними — плюнуть миру в душу!

Треугольные глазки вспыхнули, внимательно разглядывая гостей, а неестественно пухлые губы зачмокали, будто порождения больной фантазии нового повелителя мира страшно хотели есть.

— Посмотри, Дима, даже в обличии безмозглых страшилищ, они по-прежнему ненавидят нас.

— Взаимно, — бросил Дмитрий и обратился к бывшим высшим магам: — Вас послали встретить нас?

Существа издали нечто среднее между урчанием и рыком, поклонились Смертям, сверкнув блестящими лысинами, и жестами пригласили следовать за собой.

— Не нравится мне всё это, — проворчал Артём, перепрыгивая со ступени на ступень. — Надо было идти напролом!

— Витус не советовал бросаться в бой сломя голову и, по-моему, был прав. Давай сначала посмотрим на эту тварь.

— Только не долго. У меня руки чешутся надрать ему задницу!

Лестница казалась бесконечной, но вот она закончилась, и Корней с Михаилом распахнули огромные чёрные двери с красными затейливыми вензелями, явив глазам громадный зал, очертания которого терялись в непроглядном мраке. Смерти не раздумывая ступили на дымчатый, до блеска отполированный пол, и в то же мгновение вспыхнули десятки факелов, осветив постамент в центре зала. Маги по инерции сделали несколько шагов и остановились: на возвышении, покрытом гладким, антрацитовым ковром красовался огненно-красный, как застывшее пламя, трон. В центре каменного пожара, гордо выпрямив спину, восседала воительница. Лицо её озаряла ликующая улыбка, а взгляд, хищный и жестокий, был прикован к Смертям.

— Убью... — прошептал Артём да так и застыл с открытым ртом: свет факелов упал на высокую стройную фигуру справа от трона. — Папа?!

Ни один мускул не дрогнул на красивом лице наблюдателя. Арсений смотрел на сына, как на чужого, незнакомого ему человека. Артём ощутимо вздрогнул и сжал руку друга, но Дмитрий не почувствовал боли. Он взирал на хрупкую фигурку в изумрудно-зелёном, под цвет горящих ненавистью глаз, платье и вдыхал удушающий, до боли знакомый аромат. Сестра стояла справа от Роксаны, положив руку на спинку трона, словно говоря: я с ней, я против тебя, братец.

— Папа... — повторил временной маг, и Дмитрий едва слышно пробормотал:

— Позже, Тёма.

— Приветствую вас, мальчики, долго же вы заставили себя ждать.

Голос Роксаны гулом прокатился по залу и растворился в темноте. "Она выглядит и говорит как-то иначе", — вихрем пронеслось в голове, но Дмитрий отринул сомнения и, выдернув руку из пальцев Артёма, шагнул к постаменту:

— Ты ответишь за то, что сделала с моим миром!

— Вряд ли, — ухмыльнулась Роксана, а наблюдатель и Хранительница торжествующе оскалились, словно не сомневались в победе своей повелительницы.

— Преклоните колени, ничтожества, и признайте власть нашей достославной госпожи! — экзальтированно выкрикнула Станислава, и Дмитрий взорвался:

— Не дождётесь!

Он вскинул руку, чтобы послать в узурпаторшу смертельный диск, но за миг до того, как магический снаряд должен был сорваться с ладони, Роксана исчезла с трона и возникла прямо перед Смертями:

— Ты мой, керонский выродок, давно уже мой!

Воительница молниеносным движением сжала ладонь Дмитрия. Сильные, рельефные пальцы пробежались по коже, и мага бросило в жар. Перед внутренним взором вспыхнули огненные знаки, серебряные письмена, а в ушах зазвучал собственный голос, нараспев повторяющий сладкозвучные слова. Смерть моргнул, отгоняя наваждение, опустил голову и вздрогнул: на среднем пальце левой руки мерцал исчезнувший перстень. В багрово-красной глубине камня горела и переливалась чёрная буква "Р".

— Дрянь! — заорал временной маг и, забыв о том, что обладает магическим даром, ринулся на Роксану с кулаками.

— Нет! — Дмитрий сбил его с ног и загородил воительницу собой. — Я запрещаю тебе убивать мою госпожу!

— Что?!

Ледяной серебряный свет в глазах мага потух, лицо недоумённо вытянулось. Артём сидел на дымчатом полу и, приоткрыв рот, снизу вверх смотрел в ясные голубые глаза.

— Что ты несёшь, Дима? Мы же собирались расправиться с тварью, что почти уничтожила твой мир и погубила мой лес! Что произошло?

Но Дмитрий молчал, невозмутимо глядя на друга, а связь пульсировала, обдавая временного мага волнами досады и отчаяния. "Мы попались!" — с горечью подумал Артём, и, отвечая на его мысли, Роксана выступила из-за спины Димы и почти ласково проговорила:

— Так и есть, волчонок. Твой разлюбезный дружок стал моим рабом, и теперь вы оба будете служить мне верой и правдой, не так ли?

Воительница требовательно посмотрела на Дмитрия, и тот почтительно склонил голову:

— Да, госпожа.

— Нет!!! — Тёма взметнулся с пола, ринулся к другу и вцепился в его плечи. — Я не буду служить убийце Белолесья!

— Это не обсуждается, Тёма. Роксана наша госпожа, — сдержано произнёс Дмитрий, но пришедший по связи сгусток боли калёным ножом прошёлся по сердцу временного мага.

Артёма перекосило, он отдёрнул руки, словно плечи друга внезапно воспламенились, и истерично выкрикнул:

— Бред! Ты должен бороться, Дима! Она захватила твой мир! Она убила мой лес!

Дмитрий моргнул и, пристально глядя в наполненные слезами шоколадные глаза, заявил:

— Теперь это не важно. Я подарил Лайфгарм своей госпоже!

За спиной Димы раздались аплодисменты. Артём покосился на довольные лица отца и Хранительницы, презрительно скривился и, бросив: "Предатели!", перевёл взгляд на друга. Связь уже не колотилась, как сердце после стремительной пробежки, а тихо вибрировала, распространяя спокойствие и уверенность в своих действиях. Озадаченный столь быстрой сменой чувств, временной маг смотрел в спокойные голубые глаза, не в силах поверить, что его Дима стал верным слугой разрушительницы собственного мира. "А как же я? — вертелось в голове. — Я не хочу оставаться и не могу бросить тебя! Витус был прав, мы сделали ошибку!"

— Вы сделали так, как хотелось мне! — оскалилась Роксана. — А Витус старый осёл, помешавшийся на глупой землянке и её сынке-пьянице! На дух не переношу обоих!

Лицо воительницы исказила ярость, а Дима согласно кивнул, небрежным жестом поправил волосы, и взгляд Артёма приковал его перстень: в иссиня-чёрной глубине желтела витиеватая "Р". Временному магу стало так страшно, что захотелось бежать куда глаза глядят, лишь бы подальше от этого кошмара, от ощущения неминуемой гибели. Но он упрямо тряхнул волосами, вздёрнул подбородок и шагнул к другу:

— Мы проиграли, Дима, но я останусь с тобой до конца!

На лице Дмитрия не отразилось никаких эмоций, но одобрение и радость, пришедшие по связи, ласковыми объятьями охватили временного мага. Артём с надеждой и любовью взглянул на друга, и хотя в его сознание продолжала вертеться назойливая мысль о проигрыше и грядущем служении ненавистной воительнице, в глубине души возникла уверенность в том, что пока он рядом с Димой, фигуры с доски сбрасывать рано.

Роксана окинула любопытным взглядом внезапно успокоившегося Артёма, ужом проскользнула по его сознанию, однако крамольных мыслей или далеко идущих планов не обнаружила. Конечно, временной маг по-прежнему презирал и ненавидел её всеми фибрами души, но это было не существенно. Главное, он был готов подчиняться.

— Верное решение, волчонок. — Воительница гордо вскинула голову и приказала: — К Источнику!

Дима приобнял друга за плечи, и маги оказались на вздыбленных красных плитах, возле опрокинутой чаши. Увидев рубиновые осколки, покрытые тонким слоем инея, временной маг в ужасе посмотрел на Дмитрия:

— Ты ведь это видел, да?

— Да.

— Почему ты не сказал? Почему? Всё могло быть иначе... — Артём нервно потёр переносицу и повернулся к Роксане, которая разглядывала его, снисходительно и, кажется, забавляясь. — Ты уже разрушила Источник, благодетельница! Мир лишился магии, и его гибель — дело времени. Ты ведь этого добиваешься?! Или ты привела нас сюда, чтобы мы восстановили чашу?

В голосе Артёма сквозил откровенный сарказм, а шоколадные глаза внимательно изучали друга: лицо Димы было идеально бесстрастным, но связь пульсировала сожалением, скорбью и... яростью. Он словно был заперт в кокон повиновения. "Заперт! Но он здесь!" Огонёк надежды, затеплившийся в душе ещё в замке, полыхнул костром, и Артём окончательно уверился в том, что друг не сдался, просто он пока не нашёл способ избавиться от власти воительницы и надеется на его помощь. "Я сделаю всё, что от меня зависит!" — решил временной маг и перевёл взгляд на Роксану. Воительница стояла, скрестив руки, и буравила перевёрнутую чашу злыми тёмно-серыми глазами. Артём собрался спросить, что она намерена делать, но магичка заговорила сама:

— Если бы этот треклятый мир можно было разрушить так просто, я бы сделала это несколько веков назад! Но, увы, Лайфгарм живуч как таракан, поэтому придётся поступить иначе. Ты! — Воительница наставила палец на Артёма — Перенесёшь нас в прошлое, в момент сотворения мира. Дима убьёт его грёбаного демиурга, а я уничтожу Лайфгарм в зародыше. Ясно?

— Да уж яснее некуда, — буркнул временной маг и поинтересовался: — А что будет дальше?

— Какой любопытный волчонок! Что ж мне нечего скрывать. Я отправлюсь в другой мир, немного отдохну, а затем разрушу его и переберусь в следующий. И так далее...

— А мы? — Артём прищурился. — Что будет с нами, Роксана?

— Не переживай, Тёма. Вас я возьму с собой. Будете моими телохранителями. Вдруг я опять попаду в мир, подобный Лайфгарму, вот и поможете мне разрушить его.

— Потрясающая перспектива!

Артём дико расхохотался, и маска равнодушия на лице Димы дала трещину: запах безумия пока не ощущался, но друг опасно приблизился к роковой черте.

— Тёма! — Дмитрий шагнул к нему, обнял и прижал к себе: — Успокойся, Тёма. Мы ведь всегда будем вместе, а это главное.

— Ага... — всхлипнул временной маг. — Но я не понимаю, почему ты отказываешься от борьбы. Ты же сильный! И у тебя есть я! Только прикажи...

— Нет!

Дима слегка коснулся рукой пшеничных волос и неохотно отстранился, а связь всколыхнулась тревогой и предостережением.

"Не заигрывайся, Тёма!" — Временной маг машинально перевёл чувства друга в слова и с опаской взглянул на Роксану, но та не услышала его мысль: внимание хозяйки отвлёк Дима. Бывший повелитель мира шагнул к чаше, и, словно прощаясь, погладил её холодную поверхность.

— Ещё поплачь, — уничижительно бросила воительница, и Дима поспешно отдёрнул руку. — Начинай, Артём!

Однако временной маг и ухом не повёл: плотоядным, оценивающим взглядом он смотрел на Роксану, что-то прикидывая в уме, а потом громко осведомился:

— Может, всё-таки позволишь мне прибить эту тварь, Дима?

Воительница невольно вздрогнула, но Дмитрий мгновенно переместился к ней и закрыл спиной.

— Нет! — рявкнул он и чуть спокойнее добавил: — Она сильнее нас, Тёма.

— Ну-ну, — ухмыльнулся временной маг и со щенячьей преданностью уставился на друга, купаясь в идущем по связи одобрении и любви.

Роксана же облегчённо перевела дух: несмотря на то, что с помощью перстня она контролировала Дмитрия, его сумасшедший дружок оставался ей неподвластным. И никаких способов повлиять на него не было. Артём не ушёл только потому, что беззаветно и преданно любил Диму.

— Начинай, волчонок! — скомандовала Роксана и вышла из-за спины Димы, но Артём продолжал неотрывно смотреть на друга, словно уговаривая его.

И тут могущественная воительница испугалась по-настоящему. Ей вдруг представилось, что временной маг уговорит Дмитрия не вмешиваться, и перед глазами пронеслась ужасная картина гибели бессмертных вилинов: стремительно высыхающая кожа обнажала черепа и кости, а те рассыпались в прах... Усилием воли отогнав неприятное видение, Роксана глухо рыкнула и в третий раз приказала:

— Начинай!

Артём нехотя повернулся и скривился:

— Вот заладила. А если я не хочу?! Если я вот так сяду и буду сидеть здесь до скончания времён? Что ты мне сделаешь? Убьёшь?

Щёки воительницы побагровели, глаза налились кровью.

— Если ты сейчас же не выполнишь приказ, я прикончу твоего ненаглядного дружка! — рявкнула она, выхватила из воздуха кинжал и приставила к горлу Димы.

— Дрянь! — Артём до белизны в костяшках сжал кулаки. — Только попробуй!

— Почему бы и нет? — На Роксану внезапно снизошло вселенское спокойствие. — Сначала я убью Диму, потом ты убьёшь меня, и сам сдохнешь от тоски. Устаивает?

Воительница надавила на кинжал, и Артём, поморщившись от отголоска боли, поднялся. Он проследил, как тёмная капля сползла по шее друга, впиталась в воротник белоснежной рубашки, и глаза его блеснули серебром.

— Не надо, Тёма. Делай, что приказала госпожа, иначе мы все умрём.

Помешкав, Артём кивнул, подошёл к другу, взял его за руку, и магов поглотил густое тихое марево. Временной маг скептически взглянул на воительницу, которую Дима крепко держал за запястье, приблизился вплотную к другу и громко шепнул на ухо:

— Надо было оставить её! Пусть бы сгинула вместе с миром!

— Это невозможно. Мы должны выполнить приказ.

— А мы что делаем? — пожал плечами временной маг и механическим голосом сообщил: — Следующая станция "Зародыш Лайфгарма"!

— Не ёрничай! — Роксана нервно повела плечами и огляделась, правда, ничего не увидела. — Ты уверен, что мы движемся в нужном направлении?

— А то... — протянул Артём, вертя головой: в отличие от воительницы, временной маг прекрасно видел цель их путешествия, и то, что он видел, не нравилось ему категорически.

Уловив недоумение и растерянность друга, Дима склонился к его уху и строго спросил:

— Что не так, Тёма?

— Всё, — уныло отозвался временной маг. — Некто очень сильный защищает тот отрезок времени, когда произошло рождение мира. Я не могу пробиться в новорожденный мир.

— А перескочить этот отрезок и добраться до создателя Лайфгарма ты можешь? — поинтересовалась Роксана. — Если мы убьём демиурга до того, как он создал мир...

— Да понятно. Только я не вижу его. Наверное, это весьма ушлый творец. Ни единого следа не оставил! Умница!

— Он говорит правду, Дима? — с трудом сохраняя спокойствие, осведомилась воительница.

— Да, госпожа.

— Тогда наши планы меняются: мы отравимся в будущее, в момент гибели этого треклятого мира. Я должна помочь ему проститься с жизнью!

— Какая целеустремлённость! — съязвил Артём и счастливо улыбнулся: сохраняя невозмутимое выражение лица, Дима ликовал. — Что ж, надеюсь, в будущем нам тоже повезёт!

— Заткнись!

Роксану затрясло от злости, и Дмитрий предостерегающе покачал головой:

— Мы уже движемся в будущее, Тёма?

— На всех парах, мой повелитель!

— Клоун! — зло выплюнула Роксана. — Паяц!

— Как говорит один мой друг: "Хоть горшком назови, только в печку не ставь!", — рассмеялся временной маг, но вдруг резко оборвал смех, испуганно взвизгнул и рванул Диму за руку: — Назад!

Густое марево снесло точно ураганом, и маги вновь оказались возле разгромленного Источника.

— От кого ты бежал, волчонок? — с ехидцей спросила Роксана, хотя глаза её тревожно блестели. — Кто напугал самое опасное существо во Вселенной?

Артём поджал губы, всем своим видом показывая, что не намерен отвечать, однако Дмитрий сурово взглянул на друга, и тот, скривившись, произнёс:

— В прошлом я наткнулся на щит, выстроенный из незнакомой мне магии, а в будущем... Там творится что-то невообразимое. Мир словно взбесился, его мотает во времени и пространстве, точно щепку в штормовом море. Такое впечатление, будто его рвут на части, и приблизиться к этому кошмару значит умереть. — Артём перевёл дух и добавил: — Лайфгарм погибнет страшной смертью.

— Когда это случится?

В голосе Роксаны прозвучали тревожные нотки.

— Не знаю, — прошептал Артём. — Там царит такой хаос со Временем, что даже я не могу определиться со сроками...

— Ясно.

Воительница зло прищурилась: временной маг говорил правду, она это чувствовала, а, значит, в игру вступила ещё одна могущественная фигура, и, самое паршивое, Роксана не представляла, кто бы это мог быть. "Витус?! Навряд ли. Кишка тонка! Или он предвидел такое развитие событий и заранее позаботился о том, чтобы помешать мне? Нет! Даже для него это слишком! Значит, кто-то неизвестный, пока неизвестный!" Воительница тряхнула короткими волосами, оценивающе осмотрела Диму и Артёма с ног до головы и скомандовала:

— В замок!

За время их отсутствия в тронном зале ничего не изменилось. Полумрак, таящийся в углах, ярко освещённый постамент, огненный трон и тихо беседующие наблюдатель и Хранительница. При виде повелительницы Арсений и Станислава замолчали и почтительно склонили головы, однако Роксана не удостоила их вниманием. Усевшись на трон, она устремила гневный взор на пленников. Временной маг инстинктивно придвинулся к другу, вызвав у воительницы язвительную усмешку.

— Правильно боишься, волчонок. Вы не выполнили приказ и будете наказаны.

— Ишь, размечталась! — Артём вмиг перестал бояться: хозяйка Димы бесила его до дрожи. — Только посмей тронуть нас — убью!

В ответ на гневные слова Роксана лишь презрительно фыркнула:

— Убери эту тяфкалку с глаз долой, Дима. Пусть посидит и подумает, как разрушить Лайфгарм.

Одновременно со словами магичка послала в сознание Дмитрия образ крохотной грязной каморку с сырыми каменными стенами и грубо отёсанным топчаном в углу.

— Имей в виду, Дима: если твой дружок покинет камеру, в следующий раз я прикажу тебе убить его!

— Да, госпожа

Дмитрий поклонился и исчез вместе с временным магом. Роксана же презрительно взглянула на Хранительницу и махнула рукой, приказывая ей покинуть зал, но Стася не ушла.

— Вы обещали отдать керонского выродка мне, госпожа!

— В самом деле?

Воительница приподняла брови, удивлённо глядя на девчонку, которая посмела не выполнить приказ. Ведь до настоящего момента Станислава подчинялась ей беспрекословно.

— Да!

Хранительница побледнела, и Роксана мысленно зааплодировала женщине: вопреки снедающему душу страху, Стася готова была идти до конца — ненависть к брату поддерживала её лучше стимулирующих зелий и заклинаний.

— Что ж... — Воительница ухмыльнулась, ибо маленький бунт Хранительницы навёл её на весьма интересную мысль. В голове неожиданно прояснилось, и детали нового плана стали вырисовываться, точно камни в быстро иссякающей реке. — Ты верно служила мне, девочка, и достойна награды. Я дарю тебе керонского выродка!

— Спасибо, госпожа! Я никогда не предам Вас! Вы можете положиться на меня! Я выполню любой Ваш приказ! — в экстазе прокричала Стася, рухнула на колени и с благоговейным восторгом уставилась на повелительницу мира.

Глава 12

Тайный советник.

Кевин никогда не бывал в Ёсском замке, но сейчас твёрдо знал, что находится именно в нём. Каменные стены и своды пропитывала магия, точнее они зиждились на магии, на хитром и непонятном колдовстве, до которого юному брату Смерти было ещё расти и расти. Подобную магию Кевин ощущал в Кероне, но там она чувствовалась тонко, полунамёком, а здесь была выпячена напоказ. "Наверное, потому, что магов в Камии раз-два и обчёлся, и прятать изобретённые заклинания нет смысла", — подумал юноша, украдкой оглядел пустой зал и поднял взгляд на очаровательную белокурую девочку, восседавшую на рубиновом троне. Её левая рука лежала на подлокотнике, а правая — покоилась на рукояти лёгкого меча, остриём упиравшегося в пол. Хрупкая фигурка была затянута в серую кожу. Похожую одежду носил Ричард, но в Камии военный инмарский костюм выглядел чуждо и необычно, особенно на женщине.

— Очнулся, наконец.

Кривая улыбка исказила нежные черты. Тонкие пальцы стиснули витую рукоять, в больших синих глазах загорелся хищный интерес. "Понятно, почему Артём выбрал её. Она под стать принцу Камии". Кевин нервно повёл плечами: он не знал, как обратиться к девчонке. Она была на пару лет младше него, но восседала на троне и... "Эх, была — не была!"

— Здравствуйте, Ваше высочество, — церемонно произнёс камиец и слегка поклонился.

— Привет, привет. Значит, ты и есть сын великого Олефира?

— И что?

Юноша напрягся: тон Вереники не предвещал ничего хорошего. "Эта-то за что отца ненавидит? За Тёму?" Но подумать Кевину не дали. Ника засмеялась, звонко и по-детски открыто, вспорхнула с трона и сбежала по ступенькам.

— Ты такой милый, Кевин, — остановившись рядом с юношей, проворковала она и кокетливо прищурилась. — У тебя такие же выразительные глаза, как у Димы.

Кевин растерялся. Не зная, что ответить, он просто таращился на развеселившуюся Веренику и хлопал ресницами. В девочке жила странная смесь наивности и зрелости, доброжелательности и властности. Камиец никогда не сталкивался с такими людьми и не знал, к чему готовиться.

Ника обошла вокруг юноши, придирчиво разглядывая его с головы до ног, остановилась и удовлетворённо хмыкнула:

— А ты ничего, в общем и целом. Осталось проверить тебя на вшивость!

— Зачем?

— Ты до сих пор не понял? — Большие наивные глаза наполнились издёвкой. — Неужели ты думаешь, что оказался здесь просто так?

— Меня прислал Дима, — помрачнев на глазах, ответил Кевин, и мысленно простонал: "Ну, почему он не взял меня с собой? Сходи теперь с ума от ожидания! А вдруг что-то пойдёт не так?!"

— Я с тобой разговариваю, Кеви! — рявкнула девочка, и камиец встрепенулся, сообразив, что прослушал, реплику принцессы.

— Что, прости? — От волнения юноша перешёл на ты, но исправлять оплошность не стал: — Ты что-то сказала?

Ника участливо заглянула ему в лицо:

— У тебя проблемы с головой?

— С головой у меня всё в порядке!

— Жаль... Для принца Камии это скорее минус, чем плюс.

— Стоп! Ты же не хочешь сказать, что...

Кевин осёкся и вытаращился на девчонку, как на умалишённую. Конечно, Валентин говорил, что он может претендовать на престол отца, но вступать в конфликт с временным магом... "Для этого точно нужно умом повредиться!" Юноша вздёрнул подбородок и твёрдо взглянул на Веренику:

— Принц Камии — Артём! Я не собираюсь оспаривать его права! Я говорил ему об этом!

— Глупый, милый Кеви, забудь о том, что было. С этой минуты для тебя начинается новая жизнь. И в этой жизни ты ничего не решаешь.

Девочка растянула губы в ироничной улыбке и погладила камийца по щеке. Кевин отшатнулся:

— Дима дал мне свободу!

— Дал свободу? Ты был рабом? Я не знала... — задумчиво протянула Вереника, а потом встряхнула длинными белокурыми локонами и вновь улыбнулась: — Это хорошо, возни с тобой меньше будет. Итак...

— Замолчи!

— Не затыкай мне рот! — взъярилась Ника и залепила камийцу пощёчину.

Кевин отступил, схватился за щёку и часто-часто заморгал. Он не ожидал, что девчонка поднимет на него руку. Но самым страшным оказалась не оплеуха: стоило Веренике разозлиться, как внутри неё поднялась и вскипела сила. И только теперь юноша осознал, что перед ним боевой маг. "И что прикажете делать? Сражаться? Да Артём меня в порошок сотрёт!"

— Что тебе от меня надо, Ника? — стараясь говорить спокойно, поинтересовался Кевин.

— Много чего. Но для начала, ты объявишь себя принцем Камии.

— Ни за что!

— Не робей, дружок. Сделаешь, как велю, и неприятностей с Тёмой не будет. Обещаю! — Вереника указала на трон: — Садись!

— Нет! — замотал головой юноша. — Я не хочу быть принцем Камии.

— Снова-здорово! Разве я спрашивала твоё согласие?

В голосе девочки появились угрожающие нотки, и Кевин подобрался: он не желал повторения истории с Хранительницей. "Лучше умереть! — подумал он и мысленно воззвал к брату: — Дима! Дима! Мне нужна твоя помощь!" Отклика не последовало, впрочем, зная, что Смерти отправились на битву, он не особо рассчитывал услышать ответ.

— Что? Братец не бежит на помощь? Прискорбно, — с деланным сочувствием сказала Вереника и хотела схватить юношу за запястье, но Кевин отдернул руку:

— Не прикасайся ко мне!

— Трус!

Зло оскалившись, Ника молниеносно схватила камийца за шкирку, протащила по ступеням, словно тот ничего не весил, и усадила на трон. Кевин попытался дёрнуться, но девочка с силой надавила ему на плечи, заставив остаться на месте, и свирепо взглянула в ошарашенные голубые глаза:

— Не рыпайся или придётся сделать тебе больно!

Кевин лихорадочно сглотнул и, точно наяву увидел, как раскаленный прут опускается на его живот.

— Не надо...

— Тогда сиди тихо и не дёргайся. Сейчас я созову придворных и объявлю им волю Камии, а ты будешь поддакивать! Ясно?!

— Артём убьёт нас...

— Тёма не вернётся в Камию, — с затаённо грустью произнесла Вереника, тряхнула волосами, словно отгоняя нежеланное видение, и суровым тоном добавила: — Отныне повелитель этого мира — ты, а я буду твоей женой и рожу тебе множество замечательных, обладающих магическим даром сыновей и дочерей. И если мир останется доволен нами, мы состаримся и умрём в один день. Всё зависит от твоей покладистости, мальчик.

— Я не мальчик! Я старше тебя!

— Конечно, ты не мальчик, ты — принц Камии! Но поболтаем об этом в другой раз, сейчас мне необходимо сделать несколько официальных заявлений.

Вереника взмахнула рукой, и рядом с троном появилось кресло поменьше. Устроившись в нём и положив меч на колени, девочка расправила плечи, состроила холодное, надменное лицо и громко крикнула:

— Все сюда!

Усиленный магией голос громовым раскатом пронёсся по Ёсскому замку. Огромные двери распахнулись, зал стал наполняться перепуганными камийцами в богатых, отделанных золотом и серебром одеждах. Словно нашкодившие школьники, они выстраивались ровными рядами перед троном и утыкались взглядами в мраморный пол. Тревожная аура страха окутала зал, и Кевин робко взглянул на Веренику, не в силах понять, как девочка-подросток, пусть и боевой маг, могла довести людей до такого состояния. Юноша всегда гордился своим миром, уважал и чтил силу, но полный зал трясущихся от страха людей вызывал недоумение. Конечно, Ника была возлюбленной принца Камии, это многое объясняло, но далеко не всё. Камийцы ненавидели воинственных женщин, даже кайсару Сабиру терпели, скрипя зубами. Кевин служил в Бэрийском дворце и прекрасно знал, сколько раз правительницу пытались отравить или убить в поединке. А тут — хрупкая юная девочка, пусть маг... Но, как известно, существуют разные способы устранения неугодных людей и совсем не обязательно вступать в открытое противостояние. "Если только... — Кевин повернулся к Веренике и взглянул на неё совсем другими глазами. — Неужели она убийца?" Юноша представить не мог, что это дивное воздушное создание отнимает чью-то жизнь.

— Прекрати на меня пялиться! — сквозь зубы прошипела Ника. — Держись спокойно и отстранённо. Понял?

Кевин кивнул, перевёл глаза на придворных и сразу же наткнулся на пристальный взгляд высокого темноволосого мужчины в строгом чёрном камзоле. Он да ещё молодой харшидец в парчовом красном халате были единственными, кто стоял с поднятой головой. "Интересно, что это за люди?" — подумал юноша и вздрогнул: Вереника подалась вперёд и громко заговорила:

— Я, законная принцесса Камии, говорю от имени мира! Принц Артём отрёкся от престола в пользу своего младшего брата Кевина! Да здравствует Кевин, сын великого Олефира!

Придворные в едином порыве разразились приветственными криками, а когда в зале вновь воцарилась тишина, черноволосый мужчина нахмурился и хладнокровно поинтересовался:

— Извините за вольность, Ваше высочество, но мне хотелось бы знать: почему Артём сам не объявил об этом?

— Сомневаешься в моих полномочиях, Бастиар?

Вереника поднялась с трона и шагнула к графу. "Это неправильно! Он всего лишь спросил!" — ужаснулся Кевин и вмиг оказался на ногах:

— Стой, Ника! Не убивай его!

Вереника обернулась и с вызовом посмотрела на юношу:

— Граф оскорбил принцессу Камии и должен умереть!

Снисходительный взгляд скользнул по лицу Кевина, а потом девочка отвернулась и стала медленно поднимать руку. Она напомнила камийцу кого-то очень знакомого, но юноша не дал себе время на раздумья. Сжав кулаки и внутренне содрогаясь от собственной смелости, он расправил плечи и на одном дыхании выпалил:

— Я — принц Камии! Я запрещаю убивать его!

Вереника развернулась к Кевину, победно сверкнула глазами и чуть склонила голову, будто покоряясь воле правителя:

— Как прикажете, Ваше высочество.

Юноша содрогнулся, осознав, что на него с благоговением взирают десятки придворных, без сил опустился на трон и еле слышно выдохнул:

— Ты поймала меня, Ника.

Грациозно приблизившись к новоиспечённому правителю, девушка склонилась к его уху и сладким голосом прошептала:

— Я спасла тебя, дурачок. Провозгласив себя принцем Камии, ты избежал давления мира. Возможно, ты даже не сойдёшь с ума. Видишь, как я люблю тебя, Кевин?

Юноша отодвинулся, насколько позволяла ширина кресла, и сморщился от досады:

— Просто тебе не хочется иметь дело с очередным сумасшедшим.

— Мне не хочется тебя ломать.

— "Спасибо" ты не дождёшься, — буркнул Кевин и со вздохом попросил: — Прикажи им уйти. Надо поговорить.

— Как скажешь, дорогой. — Вереника хихикнула, развернулась и сердито рыкнула: — Пошли вон!

Придворные опрометью бросились прочь. Кевин, затаив дыхание, смотрел, как они проскакивают в двери. Каждую секунду он ждал, что сейчас кто-нибудь споткнётся, возникнет давка и без потерь не обойдётся, но, видимо, камийцы привыкли к выкрутасам принцессы, ибо действовали быстро и слаженно. Вскоре зал опустел, и юноша немного расслабился: Правда, ненадолго. Стоило взглянуть на Веренику, по коже пробежал холодок: девушка смотрела на него как удав на кролика.

— Терпеть не могу, когда на меня глазеют, — пробормотал камиец и опустил голову.

— Привыкнешь. — Ника присела на подлокотник трона, ехидно хмыкнула и обняла юношу за плечи. — Сейчас будем учиться убивать. Камийцы должны видеть в тебе истинного принца Камии, тогда эти трусы взгляда от пола не оторвут.

— Убивать?

Голос юноши сорвался.

— Да что ж ты, как маленький! Жажда убийства — отличительная черта принца Камии. А ты должен стать лучше Артёма!

— Я не маньяк и не сумасшедший. Я не буду убивать просто так.

— Ерунда! Начнешь и понравится. По себе знаю! — Вереника прижалась к юноше всем телом и горячо заговорила: — Тебе повезло, что Олефир не занимался твоим воспитанием. Я буду более снисходительна, но тебе всё равно придётся стать жестоким и беспощадным!

— Я подумаю...

— А что тут думать? Идём!

Ника вскочила и, не дав камийцу опомниться, схватила его за руку и потащила за собой. Ударом изящного сапожка, она распахнула дверную створу, выволокла юношу в коридор, и гвардейцы у дверей зала стали её первыми жертвами.

— Зачем?

— Для затравки! — бешено расхохоталась Вереника и потянула его дальше.

Кевин то и дело оборачивался, растеряно глядя на обугленные трупы гвардейцев, но только до той поры, пока девочка не убила вновь. На этот раз её жертвами стали две молоденькие рабыни и поджарый аристократ в золотистом камзоле. За долю секунды они раздулись и лопнули, как мыльные пузыри, забрызгав пол и стены кровавыми ошмётками.

А принцесса шла и шла вперёд. Кевин сбился со счёта, скольких людей испепелила и взорвала принцесса. В какой-то момент он выпал из реальности — машинально передвигал ноги и тупо таращился на трупы. И не заметил, как Вереника распахнула дверь и втолкнула его в светлую гостиную с огромными диванами и золотыми шторами на окнах. Кевин по инерции сделал несколько шагов вперёд, повалился на колени и зашёлся в приступе рвоты.

Презрительно поджав губки, Ника обошла юношу и остановилась, наблюдая, как он корчится от спазмов.

— Какой ты, однако, впечатлительный, Кеви.

Судорожно утерев рот, камиец поднялся на ноги и умоляюще посмотрел на девочку:

— Хватит, Ника, я больше не могу.

— Сядь. — Вереника толкнула юношу в кресло, уселась к нему на колени и ласково провела по щеке изящными пальчиками: — Не расстраивайся, милый, у Тёмы тоже не сразу получилось.

— Я не хочу быть принцем Камии.

— Ты уже стал им!

Кевин застонал и закрыл глаза. Вереника изогнулась, прильнула к нему и начала поглаживать шею и плечи.

— Успокойся, лапушка, я помогу тебе расслабиться. Я два года провела в ускользающем мире и знаю, как доставить удовольствие мужчине.

Мягкие касания заворожили камийца. В паху стало нестерпимо жарко, а руки сами потянулись к маленьким упругим грудям, затянутым в тонкую серую кожу. Но тут перед внутренним взором предстал язвительно улыбающийся Артём, и, вздрогнув, Кевин отдёрнул ладони. Вереника зло зашипела и попыталась обнять юношу, но тот задрожал, словно в припадке, и с силой оттолкнул её. Вскрикнув, девочка упала на ковёр и раздражённо осведомилась:

— В чём дело, Кеви? Ты девственник?

— Не твоё дело!

— Как раз моё!

— Думай, что хочешь, но я не буду спать с тобой, Ника!

— Это почему же?

— Ты мне не нравишься!

Глаза Вереники полыхнули ненавистью, но она тут же взяла себя в руки и улыбнулась.

— Что ж, раз удовольствия тебя не интересуют, будем практиковаться в боевой магии, — певуче проговорила она, поднялась с пола и столь непреклонно посмотрела на юношу, что того охватило отчаяние:

— Ты не заставишь меня убивать!

— Поспорим?!

Вереника вскинула голову и, со злорадством глядя на Кевина, хлопнула в ладоши. Лицо камийца исказилось от страха. Он перевёл испуганный взгляд на двери, мысленно умоляя великого Олефира, чтобы в комнату никто не вошёл, и едва не зарыдал, когда позолоченная ручка шевельнулась, и в гостиную проскользнул совсем юный раб, по виду ровесник Алекса. Стараясь держаться с достоинством, мальчишка приблизился к повелителям мира, низко поклонился и обратился к Кевину:

— Что Вам угодно, Ваше высочество?

Юноша открыл рот, чтобы отправить раба восвояси, но обнаружил, что не может вымолвить ни слова. "Ника!" Кевин ошеломлённо взглянул на девочку, но та лишь презрительно фыркнула.

— Болтовня отвлекает, мой дорогой. Начинай! Я хочу посмотреть, на что ты способен. Убей его!

Кевин отрицательно замотал головой, его мысли лихорадочно заметались, отыскивая способ справиться с заклятьем, а мальчишка-раб громко икнул и рухнул на колени, затравленно глядя то на принца, то на принцессу. В расширенных от ужаса глазах читалось желание убежать, но он не посмел даже шевельнуться, так и сидел, ожидая расправы.

— Не трусь, Кевин. Убей его или мне придётся заставить тебя! — теряя терпение, пригрозила Вереника, и юноша отвернулся, не в силах смотреть в её плотоядно оскалившееся лицо.

Взгляд упал на обречённо сжавшегося мальчишку, и внутри что-то оборвалось — Кевин представил на его месте Алекса. Маленького смелого керонца, не побоявшегося под носом у Хранительницы пронести для него зелье Витуса. "Учитель сказал, что главное для меня сохранить рассудок. Теперь я понимаю: он знал, что Камия захочет сделать меня своим принцем! Сумасшедшим..." Ярость, приправленная отчаянием, захлестнула юношу и, сам не зная как, он одним ударом смёл заклинание Вереники:

— Хватит! Я — принц Камии, и буду править, как считаю нужным!

— Рохля! Да тебя отравят через пару дней, если не будут бояться!

— Пусть попробуют! Защищаться я буду, а убивать просто так — ни за что!

— Ты нарываешься на неприятности, Кевин, — озлобленно выплюнула Ника. — Убей раба! Немедленно!

— Обойдёшься!

— Последний раз приказываю — убей!

— Нет!

— Тогда я сама.

Вереника взмахнула рукой, и мальчик упал, залив кровью роскошный сунитский ковёр.

— Дрянь! — взвыл Кевин и набросился на принцессу с кулаками.

Гортанно рассмеявшись, Ника одним броском уложила камийца прямо в лужу крови и упёрлась коленом в грудь.

— Очень хорошо, Кеви. Ты оказался вспыльчивым, значит, не всё потерянно.

— Я убью тебя!

— Умница! Продолжай в том же духе и скоро я буду гордиться тобой.

"Ничто её не берёт!" — мысленно прокричал камиец, прикрыл глаза и застонал от бессилья.

— Мы будем замечательной парой, милый. — Вереника отпустила юношу, перебралась на кушетку, заляпав светлую обивку кровью, и похлопала ладонью рядом с собой: — Иди ко мне.

— Да лучше я сдохну! — в сердцах выпалил Кевин и, вскочив на ноги, метнулся к дверям.

В коридоре было пусто: попрятавшись, кто куда, камийцы пережидали опасность. Правда, трупы всё же убрали, и о побоище напоминали лишь кровавые пятна и разводы на стенах. Кевин добежал до красивой мраморной лестницы с массивными широкими перилами и остановился в нерешительности. Куда податься он не знал, поэтому несколько раз вздохнул, собираясь с силами, и зашагал вниз. Вереника не преследовала его: возможно потому, что знала — деваться юноше некуда, а, может, замышляла новую каверзу. Думать об этом не хотелось, и, понурив голову, Кевин шагал вперёд, ни на что не надеясь, а просто радуясь передышке. В замке было мертвенно-тихо, словно на дне пропасти. Ступеньки сменялись квадратными площадками с большими арочными окнами, за которыми виднелись город и лес. Дома и улицы Ёсса напомнили юноше родной Харт, и сердце болезненно кольнуло: "Ну, почему в моей жизни столько боли? Неужели я ошибся? Неужели, вместо того, чтобы следовать за братом, нужно было падать в ноги Витусу и умолять забрать меня с собой? Только с ним я чувствовал себя настоящим! Ни принцем, ни рабом — нормальным человеком. Нет! Так думать нельзя! Это трусость!" Кевин звучно шмыгнул носом и замер, наткнувшись на протянутую руку с белым батистовым платком. Тончайшее полотно, лёгкие, воздушные кружева и витые, точно переплетённые в танце буквы — "Б" и "К". Юноша поднял голову и встретился с внимательным взглядом тёмных, почти чёрных глаз.

— Что Вам угодно?

Мужчина взял Кевина за руку, вложил платок в холодную напряжённую ладонь и спокойно сказал:

— У Вас кровь на щеке, Ваше высочество.

Юноша машинально провёл платком по лицу и вздрогнул, поняв, в каком виде расхаживает по замку. Кровь убитого Никой раба пропитала одежду, склеила волосы и неприятной коркой застыла на шее. Пальцы стиснули батист, щёки залились предательским румянцем.

— Вы не подскажете, где бы я мог умыться?

— Конечно, Ваше высочество. — Мужчина кивнул и сделал приглашающий жест: — Соблаговолите последовать за мной.

Помешкав, Кевин пошёл за незнакомцем, тщетно стараясь вспомнить его имя и титул. И, словно прочитав его мысли, мужчина замедлил шаг и обернулся:

— Граф Бастиар Каруйский.

— Вы маг?

— Ну, что Вы, Ваше высочество. В Камии магия прерогатива правителей, разве Вы не знали?

— Знал.

Кевин стушевался под цепким взглядом графа и, чтобы не мучить мальчишку, Бастиар отвернулся и продолжил путь. Они поднялись на один пролёт и свернули в прохладный полутёмный коридор.

— Это крыло уже год как нежилое. Думаю, здесь Вас не потревожат.

— А почему оно нежилое? — растерянно поинтересовался юноша, разглядывая высокие стены, обитые золотистым шёлком, картины в тяжёлых рамах и расписанные фривольными сюжетами фарфоровые вазы.

— Здесь произошло убийство.

— Ну и что?

— Ничего, если не считать, что убитая девушка была наложницей принца Артёма и возлюбленной князя Дмитрия.

Бастиар распахнул тёмные двери и отступил в сторону, пропуская Кевина в просторную комнату, обставленную в светлых тонах. Юноша скользнул задумчивым взглядом по шкафам со стеклянными дверцами, за которыми ровными рядами выстроились книги, по столикам, диванам и креслам и, обернувшись, посмотрел на графа.

— Как её звали?

— Милена Маквелл.

Бастиар немного подождал, но юноша больше ни о чём не спросил, и, отвесив лёгкий поклон, граф повёл его в ванную комнату. Кевин послушно дождался, пока мужчина наполнит кувшин, и с удовольствием умылся. Отвернувшись от фаянсового тазика с грязно-розовой водой, он принял из рук графа полотенце, вытер лицо и поражённо застыл, услышав:

— А почему Вы не колдуете, Ваше высочество?

— Не знаю. — Кевин бросил полотенце рядом с кувшином, мигом привёл в порядок волосы и одежду и поднял смущённые глаза на Бастиара. — Похоже, я перенервничал.

Граф помолчал, с интересом разглядывая покрасневшего юношу, а потом требовательно спросил:

— Кто ты?

Кевин вздрогнул:

— Принц Камии.

— А кем ты был раньше?

— Ну...

— Ты действительно брат Артёма?

Юноша хотел отвернуться и не смог оторвать взгляд от пронзительно-чёрных глаз, которые приковали его к себе крепче стальных оков. Сначала Кевина охватила паника, но почти сразу прошла, оставив лёгкий налёт беспокойства и странное желание честно ответить на все вопросы. "Это неправильно!" — подумал маг и тут же произнёс:

— Нет. Я сын Олефира и двоюродный брат Дмитрия.

— Ого! Звучит, как музыка. Но почему Дима и Артём никогда не упоминали о тебе?

— Да лучше бы они никогда не узнали обо мне! Лучше б мне умереть рабом, чем стать принцем! — прокричал Кевин, и слова хлынули сплошным потоком: — Это всё Камия! Теперь я понимаю: это она подсунула меня Диме, чтобы он выкинул меня в Лайфгарм! Она хотела, чтобы я спятил и стал настоящим принцем Камии! Думаю, это она заставили Хранительницу издеваться надо мной! Но Дима не позволил! Он остановил сестру! Но Камия всё равно победила! Дима думал, что здесь безопасно, и выбросил меня в Ёсс, а сам, вместе с Артёмом, отправился в битву! И мир поймал меня! И заставит убивать! До тех пор, пока я не сойду с ума, потому что принц Камии должен быть психом! А я не хочу сбрендить! И мужем Вереники тоже быть не хочу! Артём убьёт меня, если узнает, что я спал с ней!

— Погоди, не тараторь! — Бастиар сжал плечо юноши, заставив замолчать, и с нажимом произнёс: — Слишком много информации сразу. Рассказывай по порядку. Откуда ты родом?

— Из Харта.

— Значит, ты...

— Внук Фабиана. Но на деле, я с самого раннего детства был его рабом! А потом, когда деда убили, меня продали в Бэрис, во дворец кайсары.

— И там ты встретил Дмитрия.

— Да, он выбросил меня в Лайфгарм, где я стал учеником Витуса.

— Этого мага я не знаю.

— Он муж матери целителя по прозвищу Солнечный Друг.

— Интересно. Что было дальше?

— Ничего!

Резкий надменный голос Вереники прервал разговор. Кевин дёрнулся, точно его ударили, оторвал взгляд от лица графа и посмотрел на девочку:

— Зачем ты пришла?

— Продолжить урок! — Чуть покачивая бёдрами, Ника пересекла гостиную, свысока кивнула графу и остановилась в двух шагах от юноши. — Ты так и не выполнил своё первое задание, милый. Придётся повторить.

— Нет... — прошептал Кевин, попятился и охнул, натолкнувшись на Бастиара.

— Если ты действительно брат Димы, то должен бороться, — шепнул ему граф.

Юноша нервно всхлипнул и замотал головой:

— Я плохой маг...

— Дима справлялся и без магии.

— Он не Дима! — холодно заявила Вереника. — Отойди, Бастиар, иначе умрёшь!

Граф невозмутимо взглянул на принцессу и скрестил руки на груди:

— Хочешь меня напугать? Не получится. Я слишком долго был другом Артёма, чтобы бояться смерти!

Девочка несколько мгновений смотрела в чёрные цепкие глаза, а потом усмехнулась:

— Опять гипноз? Со мной эти штучки не пройдут, Басти! Но, так и быть, живи пока.

Ни один мускул не дрогнул на лице каруйского графа, однако Кевин стоял к нему слишком близко и услышал короткий облегчённый выдох. "Он боится её! Все боятся! — холодея, подумал юноша и тут же одёрнул себя: — Но в одном граф прав: я единственный маг в замке, и кому, как не мне, противостоять этой маленькой фурии!" И, пользуясь тем, что внимание Вереники сосредоточенно на Бастиаре, Кевин стал собирать силу для удара.

— Ты мне нравишься, Басти, — меж тем проворковала Вереника. — Дара ни капли, а смелости на десяток магов хватит. Посмотри на него, принц! Вот с кого нужно брать пример!

— Уходи, Ника! Не желаю тебя видеть.

— А придётся! Повторяю, для особо смышлёных: мы не закончили урок.

— Я не буду убивать! — Кевин сжал кулаки. — Пошла вон, дрянь!

— Браво! — искристо рассмеялась Вереника и подмигнула Бастиару: — Чувствуется порода, не так ли?

Каруйский граф неопределённо пожал плечами, а принц подался вперёд и заорал:

— Я не сойду с ума! Слышишь?!

— Никто и не собирается сводить тебя с ума, милый. Просто начни убивать и всё образуется само собой.

— Ты понимаешь, что говоришь?! — взревел юноша и в последней, отчаянной попытке достучаться до Вереники проговорил: — Пойми, для меня начать убивать всё равно, что сойти с ума!

— Ошибаешься, Кеви. Убивать легко и приятно. Ты поймёшь это, когда сделаешь первый шаг, а вот если будешь сопротивляться — точно рехнёшься.

— Не дождёшься! — сквозь зубы процедил юноша, попытался ускользнуть, но камийская магия не сработала.

Вереника злорадно рассмеялась:

— Ты — пленник Камии и навеки останешься её принцем!

— Нет! Я вырвусь! Лучше умереть, чем снова стать рабом!

— Да что ты можешь, недоучка? Делай, что тебе говорят! — Вереника залепила юноше оплеуху: — Трус и ничтожество!

Магический удар откинул Кевина в угол и впечатал в стену. Охнув от боли, он сполз на пол и горящим ненавистью взглядом посмотрел на ожесточённое лицо Ники. "Игры кончились. Сейчас она возьмётся за меня всерьёз", — подумал он, и в душе поднялась дикая, необузданная волна протеста.

— Нет!

Юноша вскочил на ноги. Ярость и бешенство захлестнули его, избавив от сомнений и страха. Яркие искры закружились вокруг стройной, худощавой фигуры, тёмно-русые волосы встали дыбом.

— Ты не можешь сопротивляться мне! Камия блокирует твою магию! — испуганно вскрикнула Ника и попятилась, вызвав у принца торжествующую улыбку.

— Я полукровка! — Секундная слабость принцессы воодушевила, и, вложив в голос всю доступную магическую силу, он рявкнул: — Прочь!!!

Ника взвизгнула и исчезла, а Бастиар с уважением посмотрел на мага:

— Впечатляет. Куда ты забросил её, Кевин?

Юноша не ответил: Вереника могла вернуться в любую минуту, и, воспользовавшись лайфгармской частью дара, он выстроил защитное поле. Невидимый купол накрыл замок, отрезав его от остального мира, но Кевину этого показалось мало. Он считал, что Вереника сильнее его, а, значит, защита должна быть максимальной. Не долго думая, камиец потянулся к стенам Ёсса и слил их магию с магией своего купола. Эффект получился неожиданным: купол остался невидимым, но стал настолько прочным, что не только Ника, но и Камия, всей мощью обрушившаяся на него, не смогла добраться до строптивого принца.

Бастиар с трудом, но удерживал на лице непроницаемое выражение. Граф не хотел, чтобы юный сын Олефира догадался, что он маг и видит происходящее. "Почему-то кажется мне, что обычному человеку мальчик сейчас доверится охотнее, — думал он, рассматривая удивлённого принца, который никак не мог прийти в себя от собственного колдовства. — Нужно разговорить его и узнать, что случилось с Артёмом".

Граф громко кашлянул, привлекая внимание принца, а, когда тот обернулся, спросил:

— С Вами всё в порядке, Ваше высочество? Вы вдруг замолчали и не ответили на мой вопрос.

— Теперь нормально, — устало пробормотал юноша и хотел опуститься в кресло, но, посмотрев в тёмные глаза Бастиара, замер, точно увидевший хищника заяц. Только, в отличие от зайца, дать стрекоча Кевин не мог: взгляд каруйского графа поймал его и пригвоздил к месту, заставляя то нервничать, то расслабляться.

"Осторожно, — напомнил себе Бастиар. — Он и без того напуган до полусмерти". Граф уже уяснил, что перед ним весьма необычный маг, но отступать не собирался. В конце концов, за спиной Кевина не стоял мир, и, если б мальчик почувствовал вмешательство в сознание, Бастиар использовал бы своё врождённое красноречие. "Я сумею отболтаться", — решил он и усилил давление на принца.

Опасался граф зря: юноша мгновенно успокоился, уселся в кресло и с готовностью посмотрел ему в глаза:

— Вы хотите что-то спросить?

— Да, но сразу предупрежу: этот разговор должен остаться между нами.

Кевин согласно кивнул и накрыл комнату щитом.

— Всё правильно, — улыбнулся Бастиар, присаживаясь напротив. — В Ёссее полным-полно любопытных ушей и чем меньше камийцы будут знать о тебе, тем лучше.

— Так о чём Вы хотели поговорить?

— Конечно, об Артёме. В силу некоторых обстоятельств, меня он волнует больше всех. — Бастиар помолчал, обдумывая вопрос, и не стал ходить вокруг да около: — Как его состояние?

— Насколько я понял, Священный Лабиринт излечил его. По крайней мере, запах безумия пропал.

— Значит, с временным магом всё нормально, — облегчённо вздохнул граф. — Но тогда почему он не вернулся? Ты что-то говорил о битве.

— Ну да. — Кевин потёр ладонями колени и нерешительно предложил: — Может быть, мне рассказать Вам с самого начала?

— Это идеальный вариант, но есть ли у нас время?

— Есть! Мой щит может вечно стоять над Ёссом! — Внезапно юноша сник и покаянно опустил голову: — Правда, как его снять, я не знаю.

— Об этом подумаешь позже.

— Хорошо, — покладисто согласился принц и начал рассказ: — В день, когда мы с Димой встретились, кайсара была не в духе...

Несколько часов Бастиар слушал подробную и содержательную исповедь Кевина и, постепенно, всё больше и больше проникался к нему сочувствием. "Ненавязчивая опека — идеальный способ общения с этим побитым жизнью подростком", — определил для себя каруйский граф и, когда принц замолчал, мягко произнёс:

— Я помогу Вам справиться с камийцами, Ваше высочество. Я долгое время был тайным советником Артёма и, если Вы позволите...

— Да! — Кевин просиял. Он надеяться не смел, что кто-то поддержит его и поможет справиться с неожиданно свалившейся на голову властью. А тут такая удача! — Спасибо Вам! — радостно воскликнул юноша, и граф невольно улыбнулся: давненько он не встречал такой искренности.

"Хотя нет, я уже видел подобное год назад. Ника!.." Бастиар смотрел на счастливо лопочущего мальчишку, не слишком прислушиваясь к тому, что именно он говорит. Мысли унесли его на несколько месяцев назад, в день, когда в разгар дружеской пирушки из покоев Артёма исчез Валентин.

Поначалу граф надеялся, что землянин отлучился ненадолго, но когда следом за ним, как сон в грозовую, ненастную ночь, испарился Ричард, его охватили дурные предчувствия. Сидя на краю постели и глядя на белокурую девочку и молодого мужчину в роскошном харшидском халате, спящих магическим сном, граф старательно убеждал себя сохранять спокойствие. Однако железная выдержка то и дело давала сбой — он кожей чувствовал неприятности.

Харшидец Бастиара не волновал, а вот юная принцесса Камии — очень. Нику он не знал. Валентин, конечно, говорил о своей юной подружке, но мало: в основном упирал на то, что девочка ужасная сластёна и обладает скверным характером, да ещё упомянул, что Артём изволил на ней жениться.

Камиец давно понял, что женитьба для выходцев из Лайфгарма гораздо весомее заключения сделки купли-продажи любимой наложницы. Жена обладала несоизмеримо большей, фактически равной с мужем свободой. Но одно дело уяснить самому и совсем другое — донести до народа. Бастиар предполагал, что едва он объявит о женитьбе принца — камийцы поднимут его на смех. "Девчонку убьют, и, вернувшись, Артём уничтожит наш мир! Если бы ещё она не спала..." Сейчас граф, как никогда в жизни, жалел, что не обладает полноценным магическим даром. Да, у него имелась уникальная способность влиять на магов, но Ника спала под заклятьем Валентина, а, значит, повлиять на неё было невозможно.

Время шло, утро сменил день, потом вечер. Наступил новый день, а граф так и не покинул покои принца. Он, словно верный пёс, сторожил магический сон белокурой принцессы и отчаянно взывал к Артёму. Однако временной маг молчал: то ли не слышал, то ли не желал отвечать. Прошло ещё два дня, и Сорен, старый раб, которого Бастиар вызвал из родного замка сразу после исчезновения Вали и Ричарда (благо для этого пришлось всего лишь распахнуть дверь своих ёсских покоев), принёс массу неприятных новостей. Свита принца, оставшаяся без присмотра, буйствовала в Ёссе — грабила, насиловала, убивала, а, напившись, принималась судачить об исчезновении повелителя. Версии выдвигались самые разные: говорили, что братья, а ёссцы по-прежнему считали Дмитрия и Артёма сыновьями великого Олефира, передрались и убили друг друга, что они отправились завоёвывать новый мир, что ищут для князя новую наложницу и многое, многое другое. Но все разговоры и домыслы сводились к одному — принц вернется домой не скоро, если вообще вернётся. Правда, памятуя о внезапном возращении Артёма через несколько лет после смерти великого Олефира, никто из камийцев не спешил перекраивать карту мира, но, так или иначе, обстановка накалялась. Люди хотели определённости, а дать её было некому...

Бастиар напряжённо взглянул на спящую девочку. "Вот решение всех проблем! Если бы принцесса проснулась, я сумел бы взять её в оборот!" Мысль показалась графу здравой и обнадёживающей, и он рискнул коснуться юной жены принца Камии. Не слишком рассчитывая на успех, Бастиар начал тормошить Веренику, подёргал её за волосы и даже пару раз ущипнул — бесполезно. Обычными методами нарушить магический сон было нереально, но что оставалось графу?

"А если попробовать иначе?.." — размышлял он, рассматривая расслабленное, умиротворённое личико девочки. Читать мысли граф не умел, и сознание мага скорее ощущал, чем видел, но ощущал же! И Бастиар решил поэкспериментировать, очень надеясь, что не причинит вреда жене временного мага.

Это походило на хирургическую операцию, проводимую в тёмной комнате. Граф "на ощупь" скользил по краю сознания Вереники, пытаясь донести один-единственный приказ: "Проснись!" Долгое время ничего не происходило. Бастиар трясло от напряжения, руки неприятно покалывало, по лицу и спине струился пот. И когда стало казаться, что все усилия напрасны, ресницы девочки дрогнули, и на графа уставились наивные васильковые глазищи:

— Ты кто?

— Бастиар.

От неожиданности граф забыл о приличиях, но принцессу этикет волновал мало.

— Позови Тёму! — потребовала она, села и подтянула ноги к груди.

— Принца нет в замке.

— А где он?

— В Лайфгарме.

Наивность как ветром сдуло. Синие глаза прищурились, в них загорелись ярость и гнев. Только теперь граф в полной мере осознал, что жену Артём выбрал абсолютно верно.

— Значит, ушёл, а мне ничего не сказал, — словно рассерженная кошка, прошипела девочка, вскинула голову и опустила веки.

Бастиар замер, наблюдая, как колдует принцесса, и в душе затеплилась надежда: "Она найдёт его! Сейчас всё утрясётся само собой". Но через минуту, когда лицом Вереники завладели растерянность и отчаяние, граф понял, что неприятности никуда не денутся, а, возможно, их станет больше.

— Что-то не так, Ваше высочество?

Ника распахнула глаза и хмуро взглянула на Бастиара.

— Тёмы в Лайфгарме нет. Его нигде нет! И Димы тоже, и остальных... — Вереника скомкала платье на коленках, слезливо вздохнула и прерывистым шёпотом продолжила: — Кто-то разрушил мой дом. И Димин, и Ричарда. Герминдам похож на выжженный котлован, а Белолесье... Как Тёма допустил такое? Где его носит?

— Возможно, принц ушёл по Времени, — осторожно предположил граф, и девочка согласно кивнула:

— Скорее всего, иначе я бы отыскала его. Впрочем, Тёма сильный маг и мог просто закрыться.

Вереника вытерла слёзы ладошкой и тут же гордо вскинула голову:

— Значит, буду жить здесь! А вернётся...

Бастиар кашлянул, напоминая о своём присутствии, а, когда Ника повернула голову, мягко заговорил:

— Всё не так просто, Ваше высочество. Я ни на йоту не сомневаюсь в Вашем праве повелевать Камией, но доказать это остальным Вашим подданным будет сложно. В нашем мире...

— Женщины — товар, — закончила за него Вереника и беспечно пожала плечами: — Я прожила в Камии почти год и знаю о ваших нравах больше чем достаточно! Кстати, какую должность Вы занимаете, Бастиар?

— Тайный советник принца.

Граф не счёл нужным скрывать правду, слишком многое было поставлено на карту, чтобы темнить и увиливать. Его ответ обрадовал Нику: нежные щёчки зарумянились, глаза удовлетворённо блеснули, а пухлые губки сложились в благосклонную улыбку.

— Замечательно! Это значительно упрощает дело. Вы мне поможете!

— Конечно, Ваше высочество, всем, чем смогу.

— Ну и отлично! Не будем откладывать!

Девочка спрыгнула на пол, взмахнула рукой, и рядом с кроватью появилось огромное напольное зеркало. "У нас получится! — возликовал Бастиар, наблюдая, как шёлковое платье и атласные туфельки превращаются в серый кожаный костюм, похожий на наряд камийской мечты. — Этот ребёнок рождён для трона!" А принцесса тем временем собрала волосы в высокий хвост, перевязала их серым тонким шнурком и подбоченилась, разглядывая своё отражение.

— Ну, как?

— Выше всяких похвал, — отозвался Бастиар, ничуть не лукавя: несмотря на природную хрупкость и воздушность, девочка выглядела опасной.

И не только из-за мужского костюма. Смена наряда что-то изменила внутри самой Вереники — она перестала казаться беззащитным дитятей. За пару минут девочка точно повзрослела и "заматерела": надменная осанка, суровый взгляд, решительно сжатые губы. А когда Ника подняла голову и посмотрела на графа, он открыто и широко улыбнулся, ощущая, как по телу растекается приятное удовлетворение — с этим ребёнком можно было горы свернуть.

— Вы тоже симпатичны мне, Бастиар. — Вереника коротко усмехнулась и перевела взгляд на спящего харшидца: — Подъём, Хавза! Нас ждут великие дела!..

И великие дела, действительно, ждали. Как и предполагал Бастиар, Вереника мгновенно взяла подданных Артёма в оборот. Её появление в тронном зале стало для камийцев настоящим шоком. Конечно, после заявления каруйского графа о том, что теперь их миром будет править супруга Артёма, свита принца попыталась возмутиться, но моментально заткнулась, стоило юной принцессе вскинуть руку и отправить к праотцам свирепую харшидскую троицу — Зохаля, Рузбеха и Альяра. Сыновья Джомхура взорвались, точно бурдюки с забродившим вином. Капли крови и ошмётки их тел осыпали камийцев, и в зале воцарилось благоговейное молчание. Это было даже лучше, чем представлял себе Бастиар. Правда, после того, как девочка, не моргнув глазом, расправилась с харшидцами, он сначала решил, что Ника сумасшедшая, но, узнав, что сыновья Джомхура пытались в своё время изнасиловать подружку Артёма, успокоился и порадовался, что эти мерзавцы так удачно подвернулись ей под руку. "Всё-таки первое убийство, это первое убийство. Дальше будет легче!"

Покорение Ёсса заняло у Вереники день, покорение Крейда — два, а через месяц вся Камия дружно скандировала имя принцессы и с трепетом преклоняла колени, едва завидев тоненькую фигурку, затянутую в серую кожу. А потом были восемь месяцев благополучия и спокойствия. Пока не вмешалась Камия.

Сначала Бастиар не заметил изменений в Веренике, списывая резкость и излишнюю ожесточенность на тоску по Артёму. Принцесса действительно тосковала, порой, заглядывая к ней по утрам, чтобы получить подпись или узнать, не будет ли каких-нибудь особых распоряжений, граф заставал её с покрасневшими от слёз глазами. Тогда он садился рядом и слушал красочные рассказы о временном маге и о детстве в Литте. Но, отдать должное, успокаивалась девочка быстро. И жизнь входила в привычное русло.

Однако в какой-то момент Ника перестала плакать. Более того, при упоминании мужа она морщилась или кривилась, правда, вслух ничего не говорила. Переломным моментом стал пир в честь наступления нового года, вернее, неудачная шутка одного из придворных: "Если бы Вы были мальчиком, Ваше высочество, Камия не знала бы лучшего правителя. Правда, тогда бы Вас звали Артём". Едва он договорил, Ника оказалась рядом. Она с размаха всадила десертный нож в глотку хохмачу, а затем вернулась на своё место и, как ни в чём не бывало, продолжила трапезу. Бастиар обмер и осторожно "принюхался": в этот момент принцесса до жути походила на сумасшедшего временного мага. Однако безумием от неё не пахло, зато сознание девочки защищал непробиваемый магический кокон. И граф понял, что на его подопечную теперь влияет кто-то другой, жестокий и беспощадный.

После пира Вереника словно с цепи сорвалась: головы ёссцев полетели с плеч с завидной регулярностью. Неверное слово, жест, взгляд — кара следовала мгновенно. Казалось, принцесса задалась целью извести как можно больше людей и кропотливо воплощала эту идею в жизнь. А так как, кроме Ники, магов в Камии не было, граф предположил самое худшее — её странное поведение дело рук мира.

Подтвердить или опровергнуть свою теорию Бастиар не мог до тех пор, пока в Ёсском замке не появился Кевин. Сын Олефира подтвердил его догадку, а потом выстроил щит вокруг замка, и каруйский граф впервые в жизни увидел в действии силу мира. Это было страшно: неистовая энергетическая волна врезалась в прозрачную полусферу, силясь стереть в порошок замок и всех его обитателей. Но мальчишка оказался могучим магом, под стать принцу Артёму и князю Дмитрию, и Камия отступила...

Вынырнув из вихря воспоминаний, Бастиар с уважением взглянул на сияющего детской, наивной улыбкой Кевина и торжественно произнёс:

— Обещаю, я сделаю всё, чтобы камийцы признали Вас своим повелителем, принц. А для начала познакомлю Вас с одним молодым, но весьма изворотливым человеком по имени Хавза. А потом, мы объясним обитателям Ёсского замка, что за жизнь их ждёт. Идёмте!

— А что их ждёт? — изумлённо спросил юноша, послушно следуя за тайным советником.

— Конечно же, счастье, Ваше высочество, разве может быть иначе?

Глава 13.

"Аркала".

Валечка сидел на кровати и растеряно хлопал глазами. В своей комнате маг не был много лет, с тех пор, как его нога ступила на медовый ковёр Золотых степей Лайфгарма. В комнате ничего не изменилось: те же светлые обои с абстрактным рисунком, строгий трёхстворчатый гардероб, полированный стол с бронзовым набором для письма и стопой чистых листов, а над столом — Эйнштейн, демонстрирующий миру язык. Вале очень нравилась эта фотография, точнее подобное отношение к миру, и в девятом классе, вопреки утверждениям матери о том, что лепить на стены всё подряд — дурной тон, он вооружился кнопками и покусился на идеальный декор комнаты. С того дня здесь несколько раз меняли мебель, делали ремонт, но старина Альберт неизменно занимал своё место над письменным столом, вдохновляя Валю на подвиги. Даже предложение Станиславе он сделал с молчаливого одобрения гениального учёного...

Из-за двери донёсся раскатистый басок инмарского короля, и, опомнившись, Валентин со всех ног ринулся в коридор. Ричард, потрясая мечом, стоял возле немецкой тумбочки с телефоном и грозно смотрел на гнома:

— Зачем ты вмешался? Кто тебя просил? Если бы не ты, я был бы сейчас с ними! Дима мой побратим! Я должен сражаться с ним плечом к плечу, а не прохлаждаться у чёрта на рогах!

Валя замер, слегка удивлённый многословием друга, а Витус скрестил руки на груди и, дождавшись паузы в речи инмарца, невозмутимо заявил:

— Я сделал то, что считал необходимым. Твой побратим на редкость упрямый и твердолобый тип. И сейчас, именно в эту минуту, он испытывает мир на прочность! Глупо и самонадеянно! Миры — тонкая материя.

Солнечный Друг попытался заглянуть в Лайфгарм, но наткнулся на плотную серую стену и раздражённо фыркнул. Инмарец бросил на друга короткий недовольный взгляд и вновь напустился на гнома:

— Верни меня в Лайфгарм!

— Не могу. Смерть позаботился о том, чтобы ему не мешали.

— Вот гад!

Ричард опустил руку с мечом, и остриё неприятно скрежануло по дубовому элитному паркету. Противный звук отрезвил Валентина, и он поспешил вмешаться:

— Полно, Ричи, ты прекрасно знаешь: если Дима что решил — выпьет обязательно!

— Хватит с меня твоих присказок! — Инмарец убрал меч в ножны и с неожиданной для воина беспомощностью посмотрел на землянина: — Как ты можешь бездействовать? Они же там сражаются. И Витус говорил, что проиграют. Их могут убить, Валя!

— Не убьют, — твёрдо сказал гном. — Смерти нужны Роксане живыми.

— Роксане?!! — хором воскликнули Ричард и Валентин и вытаращились на высшего мага, как на прокажённого.

— Она, конечно, дама вспыльчивая... — Землянин поскрёб рыжую макушку, вспоминая, как в своё время попытался получить несколько уроков от воительницы и был решительно выпровожен восвояси. — Но замахнуться на Смертей... Да и зачем?

— Лайфгарм весьма интересный мирок. Маленький и с виду мирный, он стал вместилищем крайне сильных и опасных магов, некоторые из которых не те, за кого себя выдают.

— Например, ты! — рявкнул инмарец.

Гном хотел ответить, но тут из кухни вышла Розалия Степановна в домашнем костюме и фартуке с наливными яблоками, вышитыми на груди и по подолу:

— За стол, мальчики!

Мужчины молча уставились на наместницу Смерти.

— Что застыли? Марш за стол! Поедите, а ругаться потом будете.

Витус глубоко вздохнул, признавая правоту жены, и первым шагнул на кухню. Ричард и Валентин мрачно переглянулись, пожали плечами и поплелись следом.

Кухня в доме Розалии Степановны оказалась не в пример больше крохотной клетушки Станиславы. Двадцать пять метров. И метры эти использовались чётко и функционально. Зона кухни: стенка из кедра, электроприборы на столешнице, ряды чашек, кастрюль и кастрюлек за стеклянными дверцами шкафчиков; зона столовой: уютные диванчики и большой овальный стол, покрытый снежно-белой скатертью. И сад — целый угол, заставленный горшками и вазонами; а на стене — кашпо с любимой москвичами "берёзкой".

Ричард исподлобья оглядел помещение, отстегнул ножны и, плюхнувшись на диван, пристроил меч на коленях. Мельком взглянул на расставленное перед ним угощение, втянул ноздрями умопомрачительный аромат острого тушёного мяса и облизнулся. Розалия Степановна, как обычно, оказалась права: подкрепиться явно не мешало, тем более что ели они с Валентином последний раз фиг знает когда.

— Спасибо, госпожа наместница, — пробасил инмарец и накинулся на жаркое.

Валечка, устроившийся рядом с другом, тоже лихо работал вилкой. Некоторое время на кухне стояла тишина, нарушаемая лишь звяканьем приборов и короткими репликами едоков, а когда с жарким и салатами было покончено, тарелки убраны и Розалия Степановна подала чай, Валентин вытянул из вазочки "Золотую ниву" и, шурша обёрткой, поинтересовался:

— Так кто такая Роксана?

Гном повёл плечами, словно у него затекла шея, положил на блюдце крохотный треугольничек слоёного печенья и поднял глаза на пасынка:

— Для начала скажу, что Смерти уже проиграли.

Щека Солнечного Друга дёрнулась, но взгляда он не отвёл. Упрямо смотрел на Витуса и ждал продолжения.

— Но есть и хорошая новость: Лайфгарм ещё цел. — Гном с одобрением кивнул сосредоточенному, хладнокровному Валентину и посмотрел на мрачного, как осенняя туча, инмарца: — Знаю, что это тебя не слишком утешает, в свете произошедшего с Инмаром и остальными государствами...

— Зачем нужен мир, если жить в нём некому?

Ричард отвернулся и вперил взгляд в окно, в чужое, безоблачное небо. Он был воином и запрещал боли прокрадываться в сердце, но она не желала слушаться и жгла изнутри, вызывая горький ком в горле и предательскую дрожь в крепких руках. "Король без королевства... Маг без опыта... Всё не так!"

— Опыт дело наживное, — философски заметил гном.

Инмарец вскинул голову, и серые глаза сверкнули неприязнью:

— В учителя набиваешься?

— А есть ещё кандидатуры? — сухо усмехнулась Розалия.

— Дима!

— Боюсь, Смерти сейчас недосуг, — резким голосом произнёс Витус. — Все его мысли занимает служение госпоже.

— Да как ты... — начал было инмарец, но Валя его перебил:

— Так кто такая Роксана?

Ричард захлопнул рот и стиснул рукоять меча, едва сдерживаясь, чтобы не броситься на гнома, а тот сделал глоток чая и ровным тоном сообщил:

— Роксана — уништу, существо высшего порядка.

— Бог, что ли?

— Скорее божок с уникальной спецификой. Существо без корней, без Родины. Паразит, на теле мира. Уништу питаются энергией, освобождающейся при разрушении мира. Они присматривают подходящий объект, селятся на нём и растворяются среди местных жителей. Впитывают культуру жертвы, проникаются сутью, прирастают так, что не отодрать, и только после этого приступают к еде.

— И зачем ей Смерти?

— Чтобы разрушить Лайфгарм, естественно. С таким миром уништу раньше не сталкивалась. Она никак не может убить его. Прямо сейчас Роксана таскает Тёму по Времени, отыскивая слабое место непостижимого для неё мира, и если обнаружит его, например, в момент рождения, то ты, Ричи, можешь просто исчезнуть.

— Значит, исчезну, — пожал плечами инмарец и вновь уставился в окно.

— А мы? — встрепенулся Валечка.

— Вряд ли. Возможно, наши судьбы изменяться, что, само по себе, неприятно... — Глаза гнома неожиданно сузились, а голова склонилась к плечу, словно он к чему-то прислушивался. — Я так и думал.

— Тёма вернулся? — напряжённо спросила Розалия.

— Да. Всё, как я и надеялся. Временной маг не помог. Уништу в ярости.

— И что теперь будет?

— Она не сдастся. Уништу никогда не сдаются, потому что не получая энергии, рано или поздно, угасают. А Роксана уже не первый раз пытается разрушить Лайфгарм. И с каждой новой попыткой её сила тает.

— И когда она сдохнет? — с циничной улыбкой поинтересовался Ричард.

— Увы, не скоро. Уништу очень живучи. Насколько я знаю, в Лайфгарме Роксана живёт более двух тысяч лет, и она всё ещё крайне сильна и опасно.

— Да и пусть живёт! — в сердцах выпалил Валентин. — От Лайфгарма всё равно мало что осталось. Лучше скажи: как нам вырвать из её лап Диму и Тёму?

— Никак. — Гном повертел в руках слоёное печенье и положил его обратно на блюдце. — Дима у Роксаны на коротком поводке, а Артём от друга никуда не денется, даже если захочет. Связь не отпустит. Да и смысл бежать, если Дмитрий всегда знает, где он находится.

— По Времени!

— Уверен, при желании Дима сумеет добраться до Тёмы и по временному потоку. Они слишком близки.

— Дима не временной маг!

— Но зачатки способностей у него точно есть. И однажды он ими воспользовался. Когда ринулся за Артёмом и Алинор и остановил плиту.

— В то время ты был мёртв! — Ричард вперил в гнома подозрительный взгляд. — Артём убил всех высших магов, кроме родителей. Дима рассказывал мне, как это произошло. Он видел твой труп!

— Я и не возражаю. — Витус бросил короткий взгляд на спокойную, как скала, жену и вновь посмотрел на инмарца. — Но смерть не помешала мне остаться в курсе происходящего. Видишь ли, Ричи, я обладаю способностью видеть не только будущее, но и прошлое. А ещё я умею слушать и сопоставлять. И, воскреснув, я немного подумал и восстановил пропущенный эпизод лайфгармской жизни.

— Круто!.. — уважительно протянул Валентин. — Теперь я понимаю, почему ты выбрала его, мама. И целитель, и провидец, и ещё Бог знает кто.

Ричард внезапно поднялся, отошёл от стола и стал пристраивать на спину ножны с мечом:

— Ладно, пока.

— И куда ты собрался? — опередив Валентина, скептически осведомился гном.

— Куда-нибудь, — буркнул инмарец и виновато покосился на Розалию Степановну: — Извините, мадам, но я здесь не останусь.

— Ты же не выйдешь на улицу в таком виде? И с мечом! — Валя подскочил к другу и буквально повис на его руке, не позволив покинуть кухню. — Тебя менты повяжут или в психушку запрут!

— А я скажу, что в этом, как его... В кино работаю!

Ричард осторожно подёргал руку, стараясь высвободиться из хватки землянина и не нанести ему при этом ущерба, но Валечка лишь сильнее стиснул пальцы и с необычайной серьёзностью посмотрел на друга:

— Нам нельзя расставаться, разве ты не чувствуешь?

Инмарец проворчал что-то нечленораздельное и решительно отцепил от себя Солнечного Друга.

— Эта инша... инта...

— Уништа, — любезно подсказала Розалия Степановна.

— Да, благодарю. Так вот, Валя, если уништа прикажет Диме убить нас, мы не сможем его одолеть. Даже втроём! А он, между прочим, наверняка вместе с Тёмой заявится. — Инмарец горько усмехнулся и направился к двери, бросив через плечо: — Не хочу сидеть и думать об этом. Лучше менты и психушка!

— Я с тобой! — крикнул ему в спину Валентин и, послав извиняющийся взгляд мамочке, выскочил в коридор.

Розалия Степановна тяжело вздохнула, поднялась и стала собирать грязную посуду.

— Ты уж проследи, чтобы они сильно не куролесили, — после длительной паузы сказала она и открыла воду.

— Обязательно, — кивнул гном. Он взмахнул рукой, и на месте кухонного окна возник огромный экран, а на нём — бредущая прочь от подъезда парочка в одинаковых джинсовых костюмах: невысокий, полноватый Валечка и рослый, широкоплечий Ричард. — Так тебе спокойнее будет, Роза.

— Вряд ли. — Землянка закрыла воду, вернулась за стол и подперла голову кулаком. — Знаешь, милый, Дима, конечно, своенравное и порой крайне упёртое существо, но я очень уважаю его за стойкость и выдержку. Хотелось бы, чтобы Валя научился этому у друга.

— У Валентина есть всё, что надо, Роза. И, поверь, однажды он ещё удивит тебя, обязательно удивит.

Валя и Ричард медленно шли вдоль шумного, загазованного проспекта. Мимо с гулким ропотом и ворчанием тащился бесконечный поток машин, рядом торопливо шагали прохожие, изредка задевая приятелей локтями или плечами. Валечка недовольно морщился, а Ричард лишь тихонько фыркал: суета землян оставляла его снисходительно равнодушным. Унылые дома, железные коробки на колёсах, хмурые люди, несущиеся по своим непонятным делам, казались не настоящими. И бесполезными. Ричард тоскливо смотрел по сторонам, но урбанистический пейзаж лишь распалял тревожные мысли. А инмарец мечтал забыться, отвлечься от гложущей обиды на побратима, который не взял его, воина, в бой, от дурацкой истории с обретением магического дара. И если с тем, что Смерти предпочли драться вдвоём, он почти смирился, то осознать себя магом не мог ни в какую. Или не хотел. Ведь одно дело ощущать себя закалённым в боях воином или королём, ответственным за судьбы людей, и совсем другое — великовозрастным неучем.

Инмарец покосился на Солнечного Друга: "Каким же жалким я выгляжу в его глазах!"

— Не говори глупости!

— А я и не говорил.

— Зато думал. — Валя запустил пальцы в заметно отросшие рыжие волосы и раздражённо провёл ото лба к макушке. — Меня тоже не взяли, хотя я маг о-го-го какой! Так что, прекрати истерить и думай о чём-нибудь приятном.

— Например?

Землянин посмотрел по сторонам, словно ждал, что прохожие станут наперебой предлагать ему интересные темы для размышлений, а потом раздражённо мотнул головой и признался:

— Не знаю.

— Тогда просто помолчим.

— Угу.

Валя кивнул, и друзья побрели дальше. На развилке, не сговариваясь, свернули налево, на двухполосную улицу, теряющуюся среди одинаковых блочных жилых домов. Крохи зелени, тонны бетона и асфальта. "Никогда не пойму землян. Как можно добровольно погребать себя в этих мрачных муравейниках? Да ещё вечный шум. Невозможно расслабиться!" Правда, чем дальше они отходили от перекрёстка, тем меньше машин и людей попадалось на пути, но общей картины это не меняло. Ричард не любил Землю и надеялся покинуть её в самом ближайшем будущем. "Если Артём не захочет поворачивать время и возвращать мне Инмар, отправлюсь в Камию. Там, по крайней мере, спокойнее. И люди не такие замороченные".

— Я тоже буду жить в Камии. Ну, если Лайфгарм...

— Хватит подслушивать!

— Прости. — Валя виновато пожал плечами. — Это как-то само по себе получается.

Ричард остановился, повернулся к землянину и долго, больше минуты, разглядывал его.

— Ты чего? — не выдержал Валентин. Он переступил с ноги на ногу, сунул руки в карманы джинсовой куртки и тихо попросил: — Ты только не дёргайся, Ричи, а то мало ли что.

— Будь моим учителем, Валя!

Солнечный Друг нервно хихикнул и подёргал кончик носа:

— Вот так, сразу? А как же Дима?

— Да когда ему, — махнул рукой инмарец. — Пусть с Тёмой и Кевином возится.

— Есть ещё Витус.

— Нет! Ему я не доверяю!

— Но...

— Нет!

— Ладно, ладно. — Валентин улыбнулся и поднял руки в защитном жесте. — Но на учителях-учениках зацикливаться не будем! Что знаю — объясню, но если обучение, как у нормальных магов хочешь, к Диме обращайся, когда он...

— Не хочу! Видел я методику Олефира в действии.

Землянин взглянул на всплывшую в сознании инмарца картину и вздрогнул:

— Я тоже имел сомнительное удовольствие наблюдать, как Фира успокаивает Смерть. Никогда не забуду кровоточащие глазницы.

— Тогда ты сам понимаешь, почему я не рвусь обучаться у Димы.

— И всё же, они лучшие.

— Ты тоже о-го-го.

— Как хочешь, — сдался Солнечный Друг. — Я попробую.

— Вот спасибо! — Ричард положил ладонь на плечо землянина и чуть сжал пальцы. — Не переживай. Для начала мне много не надо, только понять, что за штука во мне живёт и как с ней дело иметь.

— Только давай не на улице. Здесь неподалёку кафешка есть, там и обсудим детали.

Ричард кивнул и последовал за другом вглубь дворов. Они пересекли детскую площадку с яркими пластиковыми горками и качелями, прошли вдоль длинного многоподъездного дома, словно гигантский айсберг возвышающегося над зелёными кронами скверика, оставили позади школу и детский сад. Оба заведения окружали высокие чугунные заборы, ограждающие то ли детей от внешнего мира, то ли мир от детей.

Наконец Валя подвёл Ричарда к невысокому двухэтажному зданию с тонированными окнами и ржаво-красной рифлёной крышей, похожей на черепичную. Над уютным, выложенным светлой плиткой крыльцом желтела вывеска: "Аркала".

— Что такое "Аркала"? — поинтересовался любознательный инмарец.

— Понятия не имею. — Валя поднялся по ступенькам, взялся за никелированную ручку и обернулся к другу: — С названиями у нас вообще кавардак, так что, не обращай внимания. А кормили здесь хорошо. И пиво отличное было. Надеюсь, хоть что-то в этой жизни осталось неизменным.

Валя распахнул дверь, и глазам открылся небольшой, полутёмный зал. Плотно задрапированные окна, десяток столиков, узкая барная стойка с высокими стульями на длинных железных ножках. На стенах нити с мигающими лампочками. У стойки скучали бармен и официантка. При виде посетителей оба расцвели, как майские розы. Мужчина расправил плечи и начал активно протирать стаканы, а девушка поправила темно-красные волосы, растянула губы в зазывной плотоядной улыбке и устремилась к Ричарду и Валентину. Инмарца передёрнуло: официантка выглядела, как вылетевший на охоту стервятник.

— Добрый день! — громко поприветствовала она гостей, подождала, пока те устроятся за столиком, и достала из нагрудного кармана блокнотик. — Что заказывать будете?

— Пиво, по пол-литра для начала, колбасок с квашеной капустой и пару-тройку салатов.

— Сию минуту, — чиркнув карандашиком, бросила девица и на всех парах понеслась на кухню.

Ричард проводил её слегка оторопелым взглядом, тряхнул головой, прогоняя назойливую мысль о том, что сия кафешка больше смахивает на бандитское логово, покосился на бармена, который беззастенчиво разглядывал их и улыбался, и склонился к Валентину:

— Тебе не кажется, что эти люди несколько странноватые?

— Ничуть. В будни у них с посетителями напряжёнка, вот и надеются, что мы забрели всерьёз и надолго. Апофеоз их желаний — сделать на нас дневную выручку и пойти домой.

Инмарец выслушал друга и вновь покосился на бармена:

— Ты его мысли прочёл?

— Ага.

— Как?

Валя побарабанил пальцами по столешнице, выдернул из вазочки салфетку и стал кропотливо сворачивать её в трубочку.

— Над технической стороной я никогда не задумывался. Мысли читать я по наитию научился. Сейчас попробую описать процесс. Или нет, давай вместе. В первый раз лучше прикрыть глаза, так сосредоточиться легче.

Ричард тотчас смежил веки и нетерпеливо заёрзал на стуле, отчего тот надрывно и жалобно заскрипел.

— Расслабься, и позволь мне вести, — шёпотом попросил землянин и юркнул в сознание друга.

Инмарец почувствовал чужое присутствие и занервничал. Правда, глаз не открыл и мешать не стал. Валечка постарался, как можно плотнее обхватить сознание Ричарда, и потянул его за собой, к лыбящемуся за стойкой бармену. Вторжение получилось грубым и явным. Мужчина охнул, схватился за голову и дикими глазами обвёл зал.

"Тише, Ричи, постарайся действовать осторожно, а то бедняга спятит!"

"Я стараюсь, Валя, но только не получается".

— Кто здесь? — визгливо вскрикнул бармен и со скоростью обезумевшей ящерицы забился под барный стол.

"Он нас слышит!" — запаниковал Ричард, и Валентин поспешил его успокоить:

"Он всё забудет, обещаю!"

— Что я забуду? — срывающимся голосом спросил бармен, но ответом его не удостоили: маги продолжили тренировку, не обращая внимания на стенания подопытного.

"Ты что-нибудь видишь, Ричи?"

"Да, но всё какое-то сумбурное".

"Это потому, что он взвинчен. Попробуй успокоить его, скажи что-нибудь доброе".

"Мы тебя не обидим, Юра", — пробасил инмарец, и бармен задрожал, как осиновый лист.

— Откуда вы знаете моё имя?

"Мы всё о тебе знаем, — хихикнул Валентин. — И о том, где ты живёшь, и что любишь. И как ты стаканы голландские продал, а матери сказал, что разбил".

— Неправда!

"Правда, правда, — проворчал Ричард и строго добавил: — А Наташу ты зря бросил! Негоже беременную женщину отталкивать. Не хочешь жениться — материально дитя обеспечь!"

— Да кто вы такие?

"Ангелы, — весело заявил Солнечный Друг. — Карающие! Так что, подумай, Юрочка, хорошенько подумай. И о Наташке, и о травке, что вы с приятелем студентам толкаете".

На этом Вале пришлось оборвать обличительную речь: из кухни выплыла красноволосая официантка с огромным подносом в руках. Солнечный Друг пнул Ричарда в бок, и тот открыл глаза.

— Что... — начал он и замолчал, глядя на приближающуюся девицу.

Официантка быстро и ловко расставила на столе тарелки, кружки с пивом, выслушала слова благодарности и, кокетливо дёрнув плечиком, направилась к стойке.

— Юра?

Положив поднос на столешницу, она приподнялась на цыпочки и отыскала глазами бармена.

— Что с тобой, Юра? Плохо, да?

— Н-нет.

Мужчина поспешно вскочил, сорвал фартук, швырнул его на поднос, потом метнулся куда-то за стеллажи с бутылками и вернулся, на ходу натягивая ветровку.

— Слушай, Ленка, мне уйти надо. Срочно!

— Да что стряслось-то?

— Потом расскажу, — отмахнулся Юра и опрометью кинулся к дверям.

— К Наташке побежал, — шепнул другу Валентин, отхлебнул пива и блаженно зажмурился.

Свежий, горьковатый напиток наполнил тело приятной эйфорией, но насладиться в полной мере маг не успел: тишину зала разорвал пронзительный крик официантки. Валя подскочил на стуле, посмотрел на орущую девушку, потом на друга и едва не расхохотался: инмарец ошарашено хлопал глазами и краснел, как барышня на выданье.

— Что здесь происходит?

Из кухни выскочила дородная повариха в белом платке, халате и с ножом для рубки мяса в руках. С подозрением оглядев посетителей, застывшую с открытым ртом официантку, женщина приблизилась к стойке и возмущённо поинтересовалась:

— А где Юра?

— Ушёл, — пролепетала девушка и лихорадочно пригладила узкую юбку. — У него что-то стряслось, и он убежал, — добавила она гораздо увереннее, схватила поднос с фартуком бармена и хотела пойти на кухню, но повариха преградила ей дорогу.

— А ты что кричала?

— Я? — Лена смутилась, и щедро подведённые карандашом глаза лихорадочно забегали: — Мне показалось, что я увидела мышь.

— Соображаешь, что говоришь? — покосившись на мирно жующих посетителей, зашипела повариха и, сграбастав девушку за руку, потащила на кухню. — Откуда у нас мыши? Да Галка пол чуть ли не языком вылизывает!

— Ну, и что это было? — язвительно поинтересовался Валентин, когда женщины скрылись за тёмной дверью в углу зала. — Что такого ты увидел в сознании простой малоросской девицы, что сподобился дать ей мысленно пинка?

Лицо инмарца вновь залилось краской. Он схватил кружку, залпом выдул почти половину и, вытерев с губ пену тыльной стороной ладони, заявил:

— В гробу я видал таких девиц! Знаешь, о чём она мечтает?

— Чтобы ты овладел ею прямо на полу у барной стойки?

— Подглядывал?

— А что ты хотел, Ричи? — ехидно оскалился Солнечный Друг. — Ты, между прочим, олицетворение мечты семидесяти процентов местных женщин. Бугры мышц, эффектное лицо и светлая улыбка. Нет, пожалуй, с улыбкой я переборщил. Главное, дорогая джинса и надежда на отсутствие интеллекта.

— Это почему это?

Ричард аж задохнулся от возмущения.

— Потому что отсутствие интеллекта открывает массу приятных возможностей: помыкать, крутить-вертеть и тратить баснословные капиталы.

— Это возмутительно!

— Отчего же? Принца хотят все!

— Я король.

— Тем более. — Валечка хлебнул пива, подцепил вилкой жареную колбаску и поболтал ею в воздухе. — И, вообще, не понимаю, почему ты так возмущаешься, Ричи. Ты вдовец, государственных забот никаких, можно сказать, в долгосрочном отпуске, так зачем отказывать себе в маленьких радостях?

— Издеваешься?

— Ничуть. Уверен, если с девицы смыть идиотский макияж и одеть поприличнее, она ещё той конфеткой окажется.

— Валя!

— Да брось!

Солнечный Друг залпом допил пиво, откусил колбасы и махнул вилкой в сторону кухни.

— Ты что за...

Ричард осёкся: грянула музыка, под залу разнёсся приятный мужской баритон, с придыханием вещающий на незнакомом инмарцу языке, и дверь кухни с грохотом распахнулась. Елена изменилась до неузнаваемости. Пышная грива светлых волос, приятное томное лицо с небольшими, но очень выразительными глазами, узкое красное платье, подчёркивающее высокую грудь, тонкую талию и волнующий изгиб бёдер. Мелкими шажками официантка двигалась между столиков, то на миг останавливаясь, то плавно кружась, позволяя зрителям разглядеть свою стройную фигуру со всех сторон. Ричард заворожено уставился на изящную ножку в серебристо-белом чулке, раз за разом выныривающую из высокого разреза. "Как давно у меня не было женщины..." — растерянно подумал он, и Валечка весело рассмеялся:

— Так за чем же дело стало? Дама не против, ты настроен по-боевому. Вперёд, Ричи!

— Здесь?

— Такова её мечта, а желание дамы — закон!

Ричард схватил бокал коньяка, заботливо наколдованный другом, и опрокинул его в рот. Было очень стыдно, но прижать к себе тёплое, упругое и податливое тело хотелось до зубовного скрежета. Несколько мгновений инмарец ещё колебался, но потом вспомнил слова Витуса, что может исчезнуть в любой момент, и сорвался с места. Словно изголодавшийся хищник, он прыгнул на официантку, повалил её на пол и подмял под себя. Девица фривольно захихикала, обвила шею Ричарда руками и с жадностью впилась в его губы.

Валя хмыкнул, нагрузил в тарелку салатов, подцепил с блюда парочку сочных красавиц-колбасок и продолжил трапезу, искоса поглядывая на кипящего от страсти инмарца. "Пусть расслабиться, а то совсем одурел от мрачных мыслей".

— Какая забота о друге. Не боишься, что он поймёт, чья рука подтолкнула его к разврату, и полезет драться?

Солнечный Друг посмотрел на сидящего напротив Витуса и беззаботно пожал плечами:

— Так он сам её хотел, я лишь помог преодолеть робость.

— Тоже мне, помощничек!

Официантка громко застонала, и гном поморщился:

— Вот уж не думал, что ты склонен к вуайеризму. Мне казалось, ты более избирателен...

— С кем поведёшься. Да тебе ли о морали печься, господин целитель? Фиру же ты воспитал, а он страсть как подглядывать любил. — Валентин посмотрел на совокупляющуюся парочку и вновь приложился к пиву. — И что тут такого? Обычное немецкое порно. — Он перевёл глаза на гнома, прищурился и с досадой покачал головой: — Мамочка прислала, да? И зачем было показывать ей нашу пирушку?

— Она волновалась.

Солнечный Друг нахмурился, исподлобья взглянул на гнома и поставил кружку на стол.

— Надеюсь, это единичный случай, — вкрадчивым голосом произнёс он и вдруг резко подался вперёд: — Тебе достался взрослый сынок и отнюдь не идиот. Хватит сюсюкаться со мной и темнить. Если хочешь действительно стать мне отцом, тебе придётся оставить замашки высшего мага!

— Согласен.

— Значит, пришло время расставить точки над "i", папа!

Глава 14.

Ставки на Смерть.

Изумрудные глаза сестры с таким искренним восхищением и благодарностью взирали на Роксану, что Дима, появившись возле трона, невольно скривился. "Впрочем, на мою долю у сестрицы тоже искренних чувств хватает. Особенно злобы и ненависти", — мрачно подумал он и перевёл взгляд на воительницу. Роксана улыбнулась ему краешком губ и с затаённым ехидством произнесла:

— Ты больше не нужен мне, дружок, поэтому я дарю тебя своей самой верной и преданной служанке. Девочка давно мечтает о встрече с любимым братцем, и приготовила для тебя кучу сюрпризов. — Повелительница мира благосклонно взглянула на подобострастно склонённую Хранительницу: — Встань, детка. Дима — твой, можешь делать с ним всё, что пожелаешь.

— Спасибо, госпожа! — Станислава коснулась губами чёрного кожаного сапога Роксаны и проворно вскочила. — Следуй за мной, выродок!

Дима посмотрел в пылающие ненавистью глаза сестры и равнодушно кивнул, вызвав у неё новый приступ злобы: руки женщины мелко задрожали, лицо перекосила отвратительная гримаса.

— Мразь!

Хранительница подскочила к Дмитрию, со всего размаха ударила его по лицу, и Роксана звонко рассмеялась, словно увидела что-то удивительное и радостное

— Неплохо для начала! Но прошу, продолжи свои игры где-нибудь в другом месте.

— Простите, госпожа, — кусая губы от нетерпения, проговорила Хранительница, схватила брата за руку и потащила прочь из зала.

— Счастливого пути, детки, — прошелестело им вслед, и, если Стася, поглощённая яростью, не услышала слов Роксаны, то Дима прекрасно различил не только слова, но вложенный в них сарказм.

Украдкой оглянувшись, он наткнулся на торжествующий стальной взгляд, и по телу невольно пробежал холодок: Хозяйка явно что-то замыслила и, судя по довольному выражению лица, события развивались согласно её плану. Дмитрий сбился с шага, остановился, и воительница рассмеялась пуще прежнего, а в следующею секунду заговорщицки подмигнула магу и жестом указала на дверь.

— Простите, госпожа! — всполошилась Станислава, а Диме вдруг захотелось вырваться из цепких ручек сестры, найти в замке укромный уголок, затаиться и подумать о том, что происходит и о собственной реакции на происходящее. Однако он вновь не принадлежал себе, и, что самое неприятное, даже не помышлял о бунте. "Почему я так легко сдался?" — задал себе вопрос маг, но обмозговать ответ не успел: сестра резко рванула его за руку и буквально выдернула из зала.

Как только двери за слугами захлопнулись, Арсений, всё это время прятавшийся в тени, обогнул огненный трон и встал перед правительницей, недовольно кривя губы.

— Что тебя так развеселило, дорогая? Мы опять потерпели неудачу, а ты смеёшься, словно уже сожрала этот треклятый мир!

Роксана поудобнее устроилась на троне, ласково улыбнулась наблюдателю и снова расхохоталась, вызвав у Арсения очередной всплеск раздражения.

— Сейчас же объясни: в чём дело?! — сквозь зубы процедил он. — Я хочу понять, чему ты так радуешься. Пока что, по-моему, повода нет. Мальчишкам вновь удалось провести нас: для Димы ты сплела слишком длинный поводок, а Артём и вовсе свободен!

— Не злись, Сеня. Лучше перенесёмся в спальню, выпьем по глотку вина и немного отдохнём.

Роксана томно посмотрела на мага, однако Арсений проигнорировал её взгляд.

— Сначала ты назовёшь причины своей неуместной весёлости!

— Позже.

Магичка поднялась, шагнула к злому, как чёрт, наблюдателю и обняла его, а секундой позже любовники уже целовались в спальне уништу. И хотя Арсению не терпелось узнать, что его могущественная подруга придумала на этот раз, пришлось отложить разговор — на ближайшие полчаса у неё были иные планы. В планах же наблюдателя пункт о ссоре не предусматривался, и, решив, что после хорошего секса любовница станет более разговорчивой, он с энтузиазмом приступил к делу...

Ожидания Арсения оправдались на сто процентов: насытившись ласками, уништу откинулась на подушки, приняла из рук любовника услужливо сотворённый бокал вина и без всяких просьб заговорила:

— Сегодня я, наконец, поняла, в чём наша ошибка. Мы изначально сделали ставку на временного мага и проиграли. Эти существа в принципе не способны подчиняться кому бы то ни было!

— А Дмитрий? Этот выродок весьма успешно подмял под себя Артёма.

— Не перебивай! Дима всего лишь махровый собственник, как, надо заметить, и его замечательный кузен.

— Причём здесь Кевин? Вот уж не думал, что тебя интересует этот щенок.

Роксана фыркнула, забрызгав вином белоснежный пододеяльник, а потом и вовсе расхохоталась. От негодования Арсений скрипнул зубами, но уништу продолжила говорить, лишь насмеявшись вволю.

— Под кузеном я имела в виду тебя, Сеня. Вы оба запретные сыновья Хранительниц, дети Лайфгарма, а, значит, и своеобразные многоюродные братья.

— Ерунда! — Арсений резко сел. — Керонский выродок не такой как я! Во-первых, он ни настолько привязан к родному миру, а во-вторых, у него есть ипостась Смерти.

— Тебе просто не повезло с учителем, дорогой. Если бы ты попал в руки мага, подобного Олефиру, то сверкал бы сейчас глазками не хуже его ученичков.

— Возможно... Но мы отвлеклись, Ксана. Почему временной маг оказался бесполезен?

— Как ты помнишь, впервые его неискоренимое свободолюбие и упрямство проявились в три года. Малыш, видите ли, кушать захотел и отправился к мамочке, не замечая щитов и наплевав на все запреты и увещевания. Нам уже тогда следовало отказаться от своих планов в отношении временного мага и настоять на его ликвидации, но весть о рождении запретного сына Хранительницы спутала карты. Высшие идиоты перепугались до смерти и оставили Артёма в живых, наивно полагая, что сумеют воспитать его как надо. Впрочем, тогда мы тоже испытывали подобные иллюзии.

— Ну почему иллюзии? Фира же сумел подчинить временного мага, а про Диму и говорить нечего. И, несмотря на изуверские методы воспитания, оба наших Смерти обожали учителя.

— А потом убили! — отрезала уништу и задумчиво добавила: — Останься Олефир в живых, я бы вытащила из него способ производства Смертей. Ни в одном мире я не сталкивалась со столь извращённо талантливым магом. Что он использовал? Зелья? Заклинания? То и другое вместе? Или нечто третье?

— Спроси у Витуса, — не удержался от шпильки Арсений. — Устрой на него очередную охоту, вдруг повезёт?

— Заткнись! — Уништу запустила бокал в стену и прорычала: — Как только заполучу Диму окончательно, первым делом прикажу ему прибить эту тварь, а заодно всех его родственничков и подопечных! Когда Дима вырвался из моей пещеры и попал в лапы Солнечному придурку, я чуть с ума не сошла: целый год работы псу под хвост! Хорошо, что он дилетант и недоучка! Будь Валя поопытнее да поумнее — от моего заклинания и следа не осталось бы! К счастью, он полный кретин!

— Так он всё-таки сын Витуса?

— Понятия не имею. Да и неважно это! У такой, как его мамаша, мог и похлещи урод народиться! Что б его разорвало! А попутно и Ричарда! Он ухитрился снять блокирующее дар заклинание и теперь может пользоваться магией в полную силу, а силы у него явно больше, чем надо! Да ещё безупречное владение любым холодным оружием. Сама сдуру научила!

"Это точно! — мысленно согласился наблюдатель. — А если учесть, что я давно предлагал прибить строптивого инмарца, то сейчас ты выглядишь дурой вдвойне, под стать Хранительнице!" Однако дразнить уништу дальше становилось опасным, и Арсений, до мозга костей довольный тем, что вывел любовницу из себя и отомстил за загадочное веселье, разозлившее его в тронном зале, слащаво просюсюкал:

— Полно злиться, дорогая! Ты обязательно подчинишь Диму и разберёшься и со своими врагами, и с миром. У тебя, кажется, созрел новый план?

— Да. — Роксана глубоко вздохнула, успокаивая расшалившиеся нервы, заставила себя улыбнуться и с превосходством взглянула на наблюдателя: — Твой волчонок не оправдал моих надежд, зато помог понять, что для разрушения Лайфгарма достаточно одного Димы. Все эти годы мы сильно недооценивали его. Он оказался гораздо могущественнее, чем я думала!

— Да, неужели? По-моему, очередная неудача повлияла на твой рассудок, дорогая. Керонский выродок всегда был самым могущественным магом в Лайфгарме.

— Зря ехидничаешь, Сеня! Пределы его возможностей неограниченны. Дима фактически всесилен!

— Хочешь сказать, что он Бог? Полная чушь! Ни один из его родителей не обладал суперспособностями, а мать и магом-то не была.

Роксана посмотрела на любовника, словно на деревенского дурочка:

— Твои уши серой заплыли, или тебя по голове стукнули и последние мозги вышибли? Вот уже полчаса я твержу про Фирины эксперименты, а ты всё тупым и глухим прикидываешься. Идиот! — Уништу сотворила себе бокал вина, наполовину опустошила его и презрительно заметила: — Будь на месте Дмитрия любой другой маг, даже твой волчонок, он бы, едва надев перстень, ноги мне лизал и в рот смотрел. Этот же сопротивляется! За Тёмочку переживает, по головке его гладит, в объятьях тискает. А тот к нему как к матери льнёт и всё убить меня уговаривает. Впрочем, не суть! Временной маг уже сыграл в нашей истории важную роль. Он, между прочим, оказался умнее всего Совета, включая и нас с тобой.

— Почему это? Высшие маги постарались воспитать его шутом, полуобразованным идиотом, и у них неплохо получилось!

— Да ни черта у них не получилось! Тёма всю жизнь завидовал Диме, хотел стать таким же, как керонский выродок. Вспомни, когда Фира привёл ученика на совет, волчонок тотчас решил познакомиться с ним, а во вторую встречу грудью защитил и от гнева Белолесья, и от нас. Не удивлюсь, что уже тогда мальчишки прониклись друг к другу негасимой любовью, а их вечные ссоры — часть хитроумной интриги, автором которой был юный керонский принц.

— А не слишком ли это для подростка? — Арсений потёр щёку, обдумывая слова любовницы: — Хотя... Фира был королём интриги, а его племянничек весьма способный ученик.

— Вот-вот. Руку даю на отсечение: наши мальчики уже тогда тайно общались, и решение послать за Хранительницей всех троих было глупым до невозможности! Без "отеческого" присмотра, они на полную катушку разгулялись, втянув в свою игру и Ричарда. А мы ещё и помогли — рассказали Тёме о его временных способностях, впрочем, сдаётся мне, Дима давным-давно поделился этой тайной с другом.

— Нет! Артём был искренне удивлён, когда я открыл ему правду, и...

— На всех парах понёсся спасать Диму! Этой парочке прямая дорога на сцену. Актёры они — гениальные.

— И всё же ты ошибаешься. Их дружба родилась и окрепла во время совместного путешествия по Лайфгарму и Вилину.

— Пусть так. Никто толком не знает, что случилось в Безвременье. Важно другое — защищая Диму, Артём был готов вступить в бой с собственной матерью. Он бросился защищать дружка как цепной пёс! А дальше ещё интереснее: волчонок пошёл за другом в Керон, на верную смерть, и Дима, вопреки приказу хозяина, сумел спасти его. Спрятал так, что мы все поверили: временной маг — мёртв!

— Одна радость, перстень мне оставил! И мы не упустили свой шанс. Ты мастерски изменила структуру артефакта. Выродок ни на секунду не сомневаясь напялил его на палец!

Уништу польщено улыбнулась, но наблюдатель тут же добавил в бочку мёда ложку дёгтя:

— Только не сработало твоё кольцо как надо. Дима отчего-то не приполз к тебе на коленях, умоляя взять на службу.

— Заткнись, недоумок! Я вела речь не о кольце, а о твоём сыночке, по уши влюблённом в Диму.

— Ну да. — Арсений ехидно ухмыльнулся: — Мы надеялись захватить его с помощью Димы, и потерпели фиаско, что б ни сказать грубее...

— Если ты не прекратишь перебивать меня, Сеня, я больше слова не скажу, и ты околеешь от любопытства.

— Молчу-молчу.

Наблюдатель закрыл рот ладонью и преданно уставился на любовницу.

— Так вот. Дима, как ты верно заметил, никак не отреагировал на переделанный мною артефакт, и тогда у меня впервые закрались подозрения о том, что мы упускает из вида какую-то важную деталь. Я обдумывала сложившуюся ситуацию денно и нощно, а всего-то и требовалось — внимательнее приглядеться к волчонку. — Роксана поднесла ко рту бокал и неспешно сделала несколько глотков. — Наш временной маг — самое опасное, могущественное и непредсказуемое существо во Вселенной — безоговорочно признавал первенство Димы, он считал его сильнее: волком тёрся о его сапоги, человеком — на коленях ползал, и не важно был он при этом сумасшедшим или нормальным. Диму он слушался всегда!

— Ну и что? Может у них игра такая...

— Бред! Временные маги по определению не умеют подчиняться. Они скорее мир в пух и прах разнесут или умрут, но на колени ни перед кем не опустятся!

— А Фира? Тёма его обожал и стелился не хуже, чем перед Димой. Не сходится!

— Ну и зануда же ты, Сеня! Говорю же: Олефир — гениальный маг, он — исключение, подтверждающее правило. А что касается перстня, так он действует. Заклятие медленно, но верно оплетает сознание моего непокорного слуги, вытравляя любовь к Тёме, привязанность к Кевину, Вале и прочим.

— И долго нам ждать, пока твоё заклятие превратит Диму в смиренного раба?

— Не знаю, но, думаю, Тёма поможет нам, ибо я предоставила ему такую возможность... — Роксана загадочно улыбнулась, обвила шею Арсения руками и с придыханием прошептала: — А теперь, когда я удовлетворила твоё любопытство, милый, забудем о рабах. У нас и без них есть чем заняться...

На площадке перед уходящий в полумрак лестницей Хранительница перевела дух, гневно взглянула на брата и снова залепила ему пощёчину. В этот момент она как никогда походила на Алинор: те же роскошные рыжие кудри, та же неизбывная злоба в глазах.

— Мразь! Следуй за мной!

"Точно копия Алинор, — подумал Дмитрий, и перед глазами всплыло разъяреннее лицо матери. — Но сестрица, пожалуй, покруче будет — пощёчинами здесь явно не отделаешься".

Уныло вздохнув, маг покорно пошёл за Станиславой, которая не спеша спускалась по мраморной лестнице и что-то бурчала себе под нос. В полутёмном холле она на миг остановилась, повертела головой, словно кого-то разыскивая, и уверенно направилась в самый тёмный и дальний угол. Каблучки изящных туфелек стучали по гладким гранитным плитам, их дробное цоканье было единственным звуком, нарушавшим мрачную, окаменелую тишину. Вдалеке полумрак рассекла бледная линия света, и вскоре Стася вывела Диму в широкий коридор. Гладкие серые стены, сводчатый потолок. Ни одной двери или хотя бы окна, не говоря уже о картинах, гобеленах и прочих украшениях. От стен исходил ровный голубоватый свет, и магу представилось, что они идут по одному из гномьих тоннелей, что когда-то скрывались под инмарскими горами. "Гномы... инмарцы... — Дмитрий сглотнул, сердце сиротливо заныло, и ему почему-то вспомнился Вин ван Гоген — первый и последний глава свободного государства гномов. — Я самый дрянной правитель Лайфгарма за всю многовековую историю! Я стал причиной гибели мира и никогда себе этого не прощу!" Маг закусил губу и, умом понимая, что самобичеванием делу не поможешь, постарался сосредоточиться на рыжей копне волос и подумать о том, как избавиться от очередной хозяйки. Однако мысли разбегались, ускользали, точно кусочки мыла из мокрых рук, и тогда Дима стал думать об Артёме, тем более что связь колыхалась и пульсировала, окатывая досадой, отчаянием и обидой. "Прости, Тёма, я не мог поступить иначе, — начал оправдываться маг, посылая другу сожаление и раскаяние. — Роксана велела закрыть тебя в камере, а я не могу противиться её приказам. Пожалуйста, успокойся и наберись терпения. Мы обязательно что-нибудь придумаем! — Дмитрий мысленно погладил друга по голове и, ощутив, что тот начал успокаиваться, облегчённо вздохнул. — Лишь бы не сорвался, не сошёл с ума, иначе мне придётся убить его". Эта мысль так поразила мага, что он остановился и едва слышно пробормотал:

— Я готов убить Тёму...

Станислава мгновенно обернулась и ударила брата по лицу:

— Наступи на язык, мразь. Я не разрешала тебе говорить!

— Ага...

Дима машинально тряхнул головой и с тревогой посмотрел на перстень с переливающийся буквой "Р" — воительница подарила его Стасе только на словах, на деле он по-прежнему принадлежал Роксане. "Так чего же она добивается? Надеется, что я не выдержу и убью сестру? Или её цель — Тёма? Но зачем такие сложности? Могла бы просто приказать, и... Я больше не хочу думать об этом!" Дмитрий вскинул голову и уставился в лицо сестре, которая вот уже минуту с подозрением рассматривала его.

— Вижу, ты ещё не понял, кто твоя истинная госпожа. Но это не страшно, думаю, через пару-тройку часов до тебя дойдёт эта простая мысль. Пойдём!

Хранительница развернулась и вновь зашагала по коридору. Дима послушно шёл за ней, изо всех сил стараясь ни о чём не думать. Он пробовал рассматривать внутреннее убранство замка, но однообразные коридоры, мрачные залы и мраморные лестницы, по которым они проходили, были совершенно пусты и унылы до зубовного скрежета.

Пешая прогулка окончилась возле внушительной железной двери с огромным замком. Станислава достала из-за корсажа ключ, сунула его в скважину, с видимым усилием повернула, и, сняв замок, навалилась на дверь всем телом.

— Тяжело, но надёжно, — проговорила она, входя в комнату, аккуратно положила замок и ключ на полочку возле двери и поманила Диму к себе: — Заходи.

Маг перешагнул порог и огляделся: предназначение комнаты, куда привела его сестра, не вызывало сомнений. На стенах и полках покоились разнообразные орудия пыток, с потолочной балки свисала дыба, на деревянных стеллажах — разнокалиберные бутылочки и баночки с порошками и зельями, в центре — низкий, похожий на алтарь стол. Стол был тщательно вымыт, ножи и прочие металлические предметы начищены, на полках со склянками царил порядок, которому позавидовала бы любая хозяйка. На узких длинных окнах, в кашпо из человеческих черепов, буйно цвели красные, розовые и белые герани, а возле камина зеленел огромный фикус. Дмитрий печально посмотрел на любимую когда-то женщину и отвернулся, а Станислава игриво подмигнула распятому на стене скелету и с гордостью произнесла:

— Это мои личные покои.

Она небрежно указала на нишу в дальнем углу, где стояла узкая, аккуратно застеленная койка, подошла к одной из полок, взяла в руки кривой зазубренный нож, с нежностью погладила блестящее в свете магических факелов лезвие и подняла затуманенный взгляд на брата:

— А это мой любимый инструмент, Дима, именно с него началось моё обучение высокому искусству, коим теперь я владею в совершенстве. Скоро ты по достоинству оценишь моё мастерство. За этот год я многому научилась. И обрела дом.

С каждым словом смрад безумия, исходящий от Станиславы, усиливался, да и сама она неожиданно начала меняться: густые тёмно-рыжие волосы подёрнулись сединой и свалялись паклей, ясные изумрудные глаза превратились в мутные бутылочные осколки, губы выцвели и усохли, а кожа на лице, шее и плечах потеряла упругость, свежесть и покрылась морщинами. Изысканное зелёное платье теперь смотрелось на ней дико и нелепо. "Как на корове седло", — подумалось Диме, и тут его взгляд упал на руки сестры: когда-то мягкие и нежные они обернулись сухими, морщинистыми лапами хищной птицы с острыми ногтями, под которыми запеклась кровь.

Бесстрастное лицо мага исказилось, голубые глаза наполнились горечью и состраданием.

— Что с тобой стало, Стася? — помимо воли спросил он и шагнул к сестре.

— Стой, где стоишь, мразь! Твои похотливые руки больше никогда не коснутся меня! Хватит! Ты испоганил мою жизнь! Отнял и убил отца! Зная, что мы связаны кровными узами, ты сладкими посулами заманил меня в постель, а потом выбросил, как надоевшую игрушку! Ты привечал алкоголика Валю, трясся над Ричардом. Ты клялся мне в любви, кричал, что я всё для тебя, а сам спал со всеми девками Керона! И не смей отрицать! Они все побывали на моём столе и признались в прелюбодеянии! Ясно?! Но даже твои измены не так омерзительны, как твоё отношение к Тёме! Ты, словно с писаной торбой, носился с временным чудовищем, сдувал с него пылинки, холил, лелеял и осыпал ласками. Признайся, камийские порядки пришлись тебе по душе! Ведь можно на законных основаниях трахаться с принцем Камии и никто слова не скажет! Извращенец! — Станислава плюнула на пол, с силой растёрла мокрое пятно сафьяновой туфелькой и прошипела: — Жаль, что твой любовник сдохнет не от моей руки! Я бы растерзала, растоптала его и заставила тебя сожрать его мясо... До последнего кусочка! Я восхитительно готовлю! Даже его ядовитая плоть вышла бы из моих рук шедевром... Горечь можно убрать с помощью вымачивания, а соответствующие приправы придали бы блюду потрясающий аромат и оригинальный вкус... Например, пучок белой шатанурской репы, плоды ягодного хартийского дерева... и...

Голос Станиславы становился всё тише, перешёл в невнятное бормотание, а густой смрад безумия, клубившийся вокруг женщины, стал ощутим почти физически. С нескрываемым ужасом Дмитрий смотрел на сестру, а та, беззвучно бормоча, водила сухими руками, точно разделывала, затем отбивала мясо, посыпала пряностями... Пантомима "На кухне" закончилась внезапно. Стася отбросила воображаемый нож, подняла голову и увидела брата.

— Наконец-то! Наконец-то ты принадлежишь мне! Весь! До последней косточки! Залазь на стол! С каким же наслаждением я замучаю тебя! — Хранительница указала на "алтарь" и нетерпеливо притопнула ногой. — Быстрее!

— Хорошо.

На лицо Дмитрия вернулась непробиваемая маска безразличия, но в душе он поклялся отомстить за сестру, если, конечно, выживет...

— Устраивайся поудобнее, дружок, — проворковала Станислава. — Тебе придётся провести на этом столе не один час. Я планирую растянуть твою смерть на месяцы, а лучше годы. А сейчас послушай, как ты будешь умирать. Я приготовила для Смерти сценарий смерти! Правда, забавно? Я отрепетировала в нём каждую строчку, каждое движение. Жаль только, что ни одну генеральную репетицию, так и не удалось довести до финала. Проклятые человечишки постоянно умирали, но ты сильный, ты выдержишь.

В морщинистых руках сверкнул зазубренный нож. Хранительница приложила лезвие ко лбу и, прошептав: "С Богом!", нависла над братом. Безумные мутно-зелёные глаза встретились с безмятежными пронзительно голубыми, и Стася взвыла от ярости:

— Ты совсем не боишься, мразь? Тебе плевать на собственную жизнь? Или, как всегда, корчишь из себя героя? Что ж, посмотрим, долго ли продержишься!

Нож рассёк рубашку, а следующий взмах — оставил на коже рваную багровую полосу. Когтистые пальцы поднесли лезвие к губам, и Хранительница, урча, как изголодавшийся зверь, стала жадно слизывать кровь. Когда же сталь вновь заблестела, Станислава откинула голову и торжествующе рассмеялась, правда смех её походил на скрип давно несмазанной телеги.

Но Дима не обратил внимания на отвратительное ликование сестры: связь ревела бешенством и болью, а перед глазами стояла фигура друга, скрючившаяся на соломенном тюфяке. Артём лежал на боку и неверящими глазами смотрел на тонкую мокрую нить, проступающую на чёрной батистовой рубашке. Потом, медленно, словно сомнамбула, расстегнул пуговицы, провёл ладонью по груди и поднёс раскрытую ладонь к лицу.

— Дима...

Шоколадный взгляд затопило серебро, и Дмитрий понял, что теперь ни один щит не остановит Артём, что, вопреки приказу воительницы, друг покинет камеру и бросится ему на выручку, обрекая себя на смерть.

— Не надо. Я ведь могу убить тебя.

— Только попробуй! — рявкнула Станислава, решив, что брат обращается к ней. — Запомни: даже намёк на сопротивление пагубно скажется на твоём плюшевом временном маге, уяснил? Ты ведь любишь его, правда? Даже сейчас, когда повелительница прижала тебя к ногтю. — Хранительница с нежностью провела пальцами по кровоточащим порезам, будто старалась запомнить их контуры навсегда, и, склонившись, потёрлась щекой о щёку Димы. — Надеюсь, когда я закончу с тобой, госпожа отдаст мне Артёма. А затем остальных. Я мечтаю, чтобы каждый из наших друзей навестил меня.

От одной мысли, что Тёма, Валечка или Ричард окажутся в руках сестры и она сможет безнаказанно измываться над ними, Диму замутило. Но если Солнечный Друг и побратим были далеко от Лайфгарма, то временной маг находился в замке Роксаны, слишком близко от обезумевшей, алчущей крови Хранительницы. "Он не должен страдать из-за меня!" — в отчаяние подумал Дмитрий, глубоко и шумно вздохнул, сконцентрировался и, сам до конца не понимая, что делает, изо всех сил рванул прозрачную нить связи.

"Нет!!!"

От истошного вопля друга заложило уши, в глазах помутилось, к горлу подступила тошнота. Дмитрий рывком повернулся, и его вывернуло прямо на любовно начищенные каменные плиты. Хранительница взвизгнула, отшатнулась от стола, а маг, едва последний спазм разжал свои железные объятья, уткнулся лбом в тёмную, пахнущую болью и смертью столешницу, и стиснул зубы. Слёзы душили, сердце бешено колотилось, и Дима, как ни старался, не мог вернуть на лицо равнодушную маску. Только сейчас, глядя на чёрную бездонную дыру, пульсирующую в его сознании, он до конца осознал, насколько мощной и всеобъемлющей была их связь.

Хранительницу печали брата не волновали. А вот сгустки желчи на кропотливо отполированном полу — очень. С минуту она смотрела то на зазубренный нож, то на странно притихшего Диму, то на рвотную лужу, пока домохозяйка в душе не победила.

— Ненавижу грязь! — сквозь зубы процедила Станислава, наколдовала мокрую тряпку, ведро и, что-то неразборчиво бормоча себе под нос, начала подтирать пол.

А Дмитрий, не в силах справиться с эмоциями собственными силами, потянулся к своей второй ипостаси. Смерть насмешливо фыркнул, но помог: заморозил слёзы, утишил разбушевавшееся сердце. Однако пробиться холодному белому свету в глаза маг не позволил. Теперь, когда связь погибла, возникла острая необходимость чувствовать друга, смотреть на него, думать о нём, словно без этого Артём перестал бы существовать.

Бросив короткий взгляд на сестру, остервенело трущую каменные плиты, Дмитрий лёг на спину и заглянул в маленькую тесную камеру. Временной маг сидел на полу, запустив руки в растрёпанные пшеничные волосы, и тёмными, стеклянными глазами смотрел в стену. Он не плакал, не кричал, а в душе его царила беспросветная пустота. Дима ощутил себя последним мерзавцем, и ему так захотелось обнять и утешить друга, что он даже приподнялся на локтях, но тут в голове прозвучало: "Лежать!", и маг бессильно откинулся назад — противостоять воле Роксаны он не мог. Но и смотреть на Артёма не перестал, хотя потерянный вид друга отзывался в груди иссушающей болью.

Тем временем Хранительница домыла пол, уничтожила ведро, тряпку, взяла в руку нож и занесла его над животом брата.

"Нет!!! — Артём подскочил с пола как ужаленный и стал биться о щиты, словно попавшая в сачок бабочка. — Не позволяй ей!"

"Но я же разорвал связь, — запаниковал Дмитрий. — Ты не можешь..."

"Могу! Ради тебя — всё могу!"

"Уйми своего волчонка, Дима! — вклинился в разговор недовольный голос Роксаны. — Иначе он умрёт. Прямо сейчас!"

"Даже не мечтай!" — с презрением выпалил Артём и растерянно вытаращился на окружающие камеру щиты: повинуясь мысленному приказу уништу, Дмитрий усилил и без того мощные заклинания и лишил друга возможности видеть что либо за пределами его тюрьмы.

В первый момент временного мага захватила обида, на глаза навернулись слёзы, в носу засвербело, а в голове мелькнула мысль о том, что Дима снова предал его, променяв их дружбу на служение какой-то чокнутой магичке. "Чушь!" Артём махнул рукой, точно мысль была занудливо жужжащей мухой, и, кусая губы от нетерпения, стал рассматривать Димины заклинания. И чем дольше он смотрел, тем больше кривилось правильное, красивое лицо и тем печальнее блестели ясные шоколадные глаза. А спустя несколько минут Артём и вовсе уронил голову на колени и зарыдал как ребёнок: разрушить колдовство друга оказалось ему не по силам. Временной маг всхлипывал, размазывал по щекам бессильные слёзы, чувствуя себя мальчишкой, который полагал, что разрушить настоящий замок так же просто, как и его игрушечную копию. Наивный.

Глава 15.

Эксперимент великого магистра.

По стенам разливался тёплый оранжевый свет магических факелов, и Арсению казалось, что именно в спальне уништу спаслись от гибели последние лучи поверженного лайфгармского солнца. "Но и вам недолго прятаться", — злорадно подумал он, чуть приподнял голову и сквозь опушенные веки посмотрел на любовницу. Развалившись на высоких подушках, Роксана дремала или делала вид, что дремлет, во всяком случае, лицо её было умиротворённым и расслабленным.

"А не поспать ли и мне?" Арсений сладко зевнул и хотел было закрыть глаза, но тут губы воительницы дрогнули, и спальня огласилась ликующим воплем. От неожиданности наблюдатель аж подпрыгнул. "Что б тебя разорвало!" — мысленно выругался он и вытаращился на уништу, которая, вскочив с постели, кружилась по комнате, словно юная барышня, получившая предложение руки и сердца. Понимая, что поспать не удастся, маг потянулся, подложил под спину подушку и, облокотившись на стену, стал наблюдать за Роксаной. Чувства он испытывал двойственные: с одной стороны, уништу была его билетом на свободу, возможностью навсегда забыть о Лайфгарме, имевшим над ним слишком большую власть, а вот с другой... За долгие годы их связи резкая, мужеподобная женщина успела изрядно поднадоесть. Её авторитарный стиль общения раздражал, а могущество вызывало ядовитую зависть. И поэтому каждый промах, каждая неудача Роксаны отдавались в его сердце болезненно приятным толчком. Удачи же, напротив, заставляли кривиться в усмешке, кусать губы от злости и страстно мечтать о том дне, когда уништу разрушит Лайфгарм, и он, бросив надоевшую до колик любовницу, отправится в вольное плавание по Вселенной. Вот и сейчас, догадавшись, что события развиваются в точности так, как планировала уништу, он готов был одновременно смеяться от радости и рыдать от досады.

Тем временем Роксана перестала кружить по спальне, подошла к окну и, отдёрнув плотные, бордовые гардины, с ногами уселась на широкий подоконник:

— Спрашивай, Сеня, спрашивай, — пропела она и колко добавила: — Не то взорвёшься от любопытства. А это, друг мой, преждевременно.

Уништу весело подмигнула любовнику, и тот невольно поморщился, но, опомнившись, быстренько растянул губы в слащавой улыбке:

— И что же развеселило мою обожаемую госпожу? Неужели Дима одумался, прибил временного мага и приступил к разрушению мира?

— Почти, Сеня, почти! Во всяком случае, первый шаг он сделал — разорвал связь с Артёмом. Несчастный волчонок томится под щитами своего могущественного дружка и, как пить дать, рыдает от обиды.

— То есть, ты точно не знаешь, чем занимается мой сынок? — придав лицу озабоченности, уточнил наблюдатель.

Змеёй соскользнув с подоконника, Роксана облачилась в инмарский кожаный костюм и подбоченилась:

— А тут и знать нечего! Вставай, лежебока! Пришло время поговорить с твоим выродком по душам.

— Уже бегу.

Арсений поджал губы и сердито засопел: встречаться, а тем более вести с сыном какие-либо беседы, не хотелось категорически. Особенно теперь, когда временной маг выяснил, что отец предал его. "Прибьёт и не заметит", — мрачно подумал наблюдатель, исподлобья взглянул на Роксану и нехотя выбрался из постели.

— Поторопись, Сеня! Мне не терпится покончить с этим опостылевшим миром. Лайфгарм у меня в печёнках сидит, да и тебе пора избавиться от остатков его оков.

— Ну да... — Арсений придирчиво оглядел в зеркале свой лирийский наряд, шагнул к любовнице и лучезарно улыбнулся: — Я готов, радость моя.

Свободные простые одежды, открытая широкая улыбка, сияющие карие глаза и чуть склонённая к плечу голова... Уништу вдруг показалось, что перед ней появился временной маг, и она невольно вздрогнула.

"Боится!" — удовлетворённо констатировал наблюдатель, взял любовницу под руку и с лёгкой ехидцей заметил:

— Мы, кажется, торопимся дорогая.

— Успеем, — буркнула Роксана, и в тот же миг они оказались перед железной дверью в камеру Артёма.

Уништу отодвинула тяжёлый засов, толкнула дверь, однако та и не думала открываться. Отвернувшись, Арсений ядовито ухмыльнулся в кулак и с наигранным изумлением проговорил:

— У тебя очень талантливый слуга, Ксана. Никогда не видел защитных заклинаний, подобных этому. А ты?

— К сожалению. — Лицо Роксаны было пунцовым от злости, но она всё же снизошла до объяснений: — Заклинания такого рода может снять лишь тот, кто их наложил. А если убить этого, без сомнения талантливого мага, заклинание не рассыплется, как вроде бы положено, а станет лишь крепче, впитав жизненную силу своего создателя.

— Так это же прекрасно, дорогая! — Арсений расплылся в радостной улыбке, презрительно взглянул на дверь, которая отделяла его от ненавистного сына, и уставился на донельзя рассерженную любовницу. — Дима решил за нас все проблемы. Надо просто оставить Артёма в его темнице, и дело в шляпе! Лайфгарм погибнет вместе с временным магом, а у нас будет одной заботой меньше.

— А если эти щиты окажутся настолько крепкими, что переживут гибель мира? Что если Дима догадался, что я собираюсь убить Артёма, и защитил его столь радикальным образом? Что если он уже придумал способ избавиться от моей власти и ждёт лишь подходящего момента? Керонский выродок не чета твоему бестолковому сыночку, к тому же его воспитывал лучший интриган во Вселенной.

— Ну, это ты преувеличиваешь. Фира был не настолько хорош, как ты думаешь. Обычный, средней руки маг, правда, весьма изворотливый.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что Витус потратил полвека своего драгоценного времени на никчемного середнячка?

— Конечно, середнячка, поэтому и возился так долго. Мы с Федей расстались гораздо раньше, и, заметь, довольные друг другом. Фира же с Витусом цапались постоянно, а последние годы вообще не разговаривали, сама помнишь.

— Давай-ка отложим воспоминания о делах минувших на потом, вернее, до той поры, когда мы сможем усесться возле камелька и всласть почесать языками, не опасаясь чокнутых магов — ни временных, ни им подобных.

— Да, пожалуйста! — Арсений оскорблёно выпятил нижнюю губу и кивком указал на дверь: — Так как мы будем его убивать?

— Для начала щиты снимем, затем я отвлеку Тёму, а ты нанесёшь смертельный удар. Ясно?

— Более чем, госпожа, — с нескрываемым сарказмом отозвался наблюдатель. — Я убью Артёма, а затем Дима прибьёт меня. В этом состоит твой гениальный план?

— Соображаешь, что несёшь? — Роксана всем корпусом повернулась к любовнику и уставилась на него, как на говорящую обезьяну. — Дмитрий вот-вот станет моим рабом, и не просто рабом, а марионеткой, бездушной куклой, забывшей друзей, любовников, родственников и даже самого себя, а ты говоришь о какой-то там мести?! Да ты просто боишься мальчишек до дрожи, вот и придумываешь невесть что!

— А сама-то! Почему бы тебе не убить Тёму лично? Давай поменяемся ролями: я — отвлекаю, ты — убиваешь! Идёт?

— Нет! Временного мага убьёшь ты, Сеня. И сделаешь это по одной, единственной причине — в наказание! Слишком много я стала позволять тебе, ты и распоясался. До побега додумался. Пентюх! Да мне в страшном сне не привидится отпустить тебя восвояси. Ты сможешь избавиться от меня только сдохнув, и если тебе так не терпится пополнить ряды лайфгармских покойничков, могу освободить от своего общества сию секунду. Готов?

— Н-не-ет... — еле шевеля губами, пробормотал Арсений.

Белый как мел, он смотрел на Роксану, боясь шевельнуться и не понимая, что за блажь на него накатила. Несколько веков назад он по доброй воле принёс уништу клятву верности и с тех пор никогда не помышлял об измене, побеге или бунте. Роксана была доброй и справедливой госпожой, не то, что Лайфгарм, державший запретного сына Хранительницы на коротком поводке и не позволявший шагу ступить без разрешения. Ради избавления от сурового "родителя" наблюдатель сменил короткий поводок мира на длинную цепь уништу, и чтобы освободиться от его жесткой власти, готов был горы свернуть, а тут...

Осознав глубину своего падения, Арсений сгорбился, сжался в комок и, точно лишившись сил, рухнул на колени.

— Простите, госпожа. Ради Вас я убью любого, только прикажите!

— Уже приказала. — Роксана презрительно хмыкнула, потрепала наблюдателя по волосам и более мягко произнесла: — Ты прощён, дружок. Но помни, следующий раз я убью тебя.

— Спасибо, госпожа, — дрожащим голосом произнёс Арсений, прижался щекой к сапогам воительницы и замер, продлевая минуты близости с доброй и ласковой хозяйкой, пощадившей своего неразумного раба.

Роксана же смотрела на некогда могучее дитя Лайфгарма и брезгливо морщилась. Его собачья преданность раздражала независимую и свободолюбивую уништу, и за многие века набила оскомину. Поэтому, когда последний житель ненавистного мира расстался с жизнью, она немного поколдовала, и Арсений заимел собственное мнение, обзавёлся строптивым, неуживчивым характером. Уништу не хотела скучать в ожидании Димы, и наблюдатель весьма успешно скрашивал её существование. Теперь же необходимость иметь разумного и даже упрямого слугу отпала, сейчас ей был нужен исполнитель, покорный и преданный как пёс.

— Встать!

Команда хлестнула Арсения не хуже плети. Он вскочил и вытаращился на хозяйку, словно на сошедшую с пьедестала богиню.

— Приготовься, Сеня! Как только щиты падут, ты войдёшь в камеру и убьёшь своего сына.

— Будет сделано, госпожа! — восторженно выкрикнул наблюдатель и вперил взгляд в дверь, боясь, пропустить момент, когда можно будет выполнить волю уништу.

Камийцы с благоговейным вниманием взирали на нового принца Камии, боясь пропустить хоть слово из его инаугурационной речи, которую несколько часов кряду усердно составляли Бастиар и Хавза. Сами авторы, стоя по бокам от трона, с довольными лицами наблюдали за юным правителем, самозабвенно излагающего вольный пересказ заветов великого Олефира. Оба камийца были чрезвычайно довольны собой: им понадобилось всего пара часов, чтобы втолковать Кевину, что и как надо делать, и мальчишка мгновенно проникся ситуацией и теперь говорил уверено и чётко, полностью осознавая, что от этого зависит его жизнь и покой, а также благополучие Камии.

— Законы, составленные моим великим отцом, останутся без изменений, ибо они справедливы и правильны, как сама жизнь! — Кевин сделал паузу, набрал в грудь воздуха, чтобы продолжить, но вдруг выдохнул и часто заморгал, заставив Бастиара и Хавзу переглянуться.

Каруйский граф поспешно склонился к юному принцу, положил руку на его плечо и с непререкаемой требовательностью прошептал:

— Продолжайте, Ваше высочество, нельзя давать им время на размышления. После всё переварят.

— Но Дима...

— Всё потом!

Кевин неуверенно кивнул и посмотрел на разодетых в пух и прах придворных:

— Я сниму щит, и вся Камия узнает обо мне!

Принц снова замолчал, сглотнул и вцепился в подлокотники трона. Бастиар заглянул ему в лицо и обомлел: губы юноши мелко дрожали, а на глазах блестели слёзы.

— Что случилось, Кевин?

— Диме плохо... — прошептал тот и вскочил: — Убирайтесь! Немедленно! Вон!

Придворные, привычные и не к таким выкрутасам правителей, проворно развернулись и бросились к дверям, а принц рухнул на рубиновый трон и вцепился руками в подлокотники, словно боялся упасть. Окружающая реальность дрожала и рассыпалась. Магу казалось, что неодолимый таинственный вихрь подхватывает и перемалывает в бешеном водовороте сердца и души, мысли и чувства, желания и мечты, превращая их серую могильную пыль. Но ни это заставило Кевина дрожать, словно в лихорадке. В эпицентре смертоносной круговерти незыблемой глыбой возвышался гладкий, отполированный до блеска стол, а на нём лежал Дмитрий, окровавленный и беспомощный, с искажённым мукой лицом...

Боль. Боль. Боль. Темнота, вспыхнувшая ослепительным фейерверком искр, и снова боль. Хранительница не слукавила, сказав, что за год многому научилась. Например, ремесло заплечных дел мастеров она освоила в совершенстве. Будь Дима членом комиссии, экзаменующей палачей-самородков, он, несомненно, оценил бы работу сестры на пять с плюсом. Но, увы, Дмитрий не сидел за покрытым драповой скатертью столом, изображая строгого экзаменатора, а лежал на холодной каменной столешнице, изображая подопытного кролика. Расходный материал или шедевр ученика, претендующего на звание мастера. Впрочем, Хранительнице было абсолютно наплевать и на высшую оценку, и на то, кем считает себя брат. Она упивалась властью над самым сильным магом Лайфгарма и с остервенелым удовольствием испытывала на нём свои новые знания и умения.

"Хорошо, что в её когтистые лапки попал я, а не Тёма", — подумал Дима и заорал от адской боли, пронзивший позвоночник.

Крику мага вторил хриплый смех Станиславы — она обожала слушать вопли пленников и очень расстраивалась, когда те раньше времени срывали голос.

— Чудненько... — промурлыкала она, отсмеявшись, и провела окровавленными пальцами по щеке брата. — Замолчи, дружок, тебе нужно беречь связки, иначе я не сумею насладиться общением с тобой в полной мере.

Дима замолчал, и Станислава, ласково улыбнувшись ему, направилась к полкам, чтобы, аккуратно вытерев инструмент, вернуть его на место и выбрать следующий. Приподняв веки, маг следил за сестрой и, стараясь отвлечься от боли, думал о Тёме. Пока друг был спрятан под щитами, никакая опасность ему не угрожала. Однако Дмитрий точно знал, что стоит временному магу выбраться на свободу, его ждёт неминуемая гибель...

"Сними щиты!" — Словно гром среди ясного неба, прозвучал в сознании приказ Роксаны.

"Ни за что! — мысленно проорал маг, ясно осознавая, что, отказав хозяйке, обрекает себя на мучения, по сравнению с которыми пытки Хранительницы будут казаться комариными укусами, но всё же твёрдо повторил: — Нет!"

Рот мгновенно наполнился кровью, и, с трудом перекатившись на бок, Дима сплюнул её на идеально чистый пол. Вернуться в исходное положение он не успел: выбрав острый, сверкающий сталью крюк, Хранительница повернулась к столу и ахнула:

— Опять ты всё испачкал, неряха!

Стася поспешно положила орудие на место, и в её руках возникли ведро и тряпка. Бухнувшись на колени, женщина начала старательно подтирать пол, бормоча проклятия в адрес грязнули-брата. Но Дима не слышал бурчания сестры — в сознании бесновался голос уништу. Магу казалось, что в его многострадальной голове бушует огромный набатный колокол. Слова: "Сними щиты!" оглушали, причиняли боль, сводили с ума. И, если бы не насмешливо-тревожная улыбка Смерти и упрямая мысль о том, что Тёма, во что бы то ни стало, должен остаться под щитами, он обязательно переступил бы грань, за которой ждало безумие.

"Снимай!" — неиствовала уништу, обозлённая и раздосадованная тем, что керонский выродок, несмотря на все хитроумные заклятья, продолжает сопротивляться. Она усиливала и усиливала боль, однако Смерть, когда-то, наверное, вечность тому назад сдавшийся ей в наполненной магией пещере, внезапно перестал быть сторонним наблюдателем и ринулся сквозь барьер, который Дмитрий держал лишь на своём упрямстве. Две ипостаси сцепились в объятьях, как мать и дитя, как братья, стоящие на пороге разлуки и не желающие покоряться действительности, и замерли на грани, отделяющий торный мир от небытия. Боль немного ослабла, и Дима, не раздумывая ни секунды, ринулся в беспечно открытое сознание уништу.

Роксана закричала от ужаса и, что есть силы, вытолкнула непокорного мага из своего сознания, но было поздно: он увидел участь Артёма, что ждала его после падения щитов, а следом и собственную судьбу. Планы хозяйки ужаснули, и, прошептав: "Нет!", Дмитрий, захлёбываясь кровью, стал из последних сил укреплять защиту камеры временного мага...

Маги молча смотрели друг на друга, и ни один из них не спешил заговорить первым., а от напряжения, возникшего за столом, казалось, потрескивает воздух. Наконец, Валентин вздохнул, заставив тело расслабиться, покосился на слившуюся в любовном экстазе парочку и спросил:

— Какую роль во всей этой истории ты играешь, Витус?

— Я всего лишь зритель. Правда, пристрастный.

— Зритель, значит... Что ж, похоже. Ты всегда знал гораздо больше, чем прочие высшие маги. Больше, чем ушлый и любопытный Фира, больше, чем Арсений, который по статусу должен быть в курсе всего и вся. Хотя, не удивлюсь, если выяснится, что ты и уништу старые приятели и души друг в друге не чаете: вместе путешествуете по Вселенной, волоча за собой пыльный шлейф из погибших миров.

— Ну, насчёт друзей ты загнул, — скривился гном. — Уништу спит и видит, как бы уничтожить меня, но до сих пор мне удавалось избегать её коварных ловушек.

— Но в том, что ты давно знал, кто скрывается под маской воительницы, я не ошибся. Ты знал, зачем Роксана поселилась в Лайфгарме, и молчал! Сидел и равнодушно наблюдал, как подлая тварь собирает силы для решительного удара! Почему не стал бить тревогу? Почему не рассказал Совету?

— Думаешь, высшие маги могли что-то противопоставить ей? Уништу бессмертны, вернее, скажу так: сведениями о том, что кто-то убил уништу или видел её смерть, я не располагаю. Считается, что мир, где поселилась эта тварь, обречён. Можно было бы попытаться спасти жителей, но беда в том, что, пока уништу не решит "пообедать", обнаружить её присутствие невозможно.

— А ты, значит, настолько крут, что обнаружил? — язвительно осведомился Валентин, буравя Витуса взглядом. — Или Роксана лично шепнула тебе о своей разрушительской сути?

— Не кипятись, Валя, а напряги память. Я уже говорил, что уништу не раз пыталась сожрать Лайфгарм. Когда она впервые разинула пасть, чтобы заглотить небольшой и, казалось бы, простенький мирок, я обнаружил её и приступил к сбору информации об этом редчайшем и опаснейшем существе.

— Зачем? Ты хотел убить её?

— В том числе я искал и способ её ликвидации.

— Но почему ты ничего не рассказал Диме или Артёму? Они, между прочим, не лыком шиты! Временной маг, например, тоже редчайшее и опаснейшее существо, да и опыт уничтожения бессмертных у него имеется.

— Не всё так просто, Валентин. Среди моих многочисленных талантов есть и дар предвидения. Так вот, все видения указывали на то, что Дима проиграет Роксане и станет служить ей вместе с временным магом. И только когда вы ушли в Лант, меня посетило видение с двумя вариантами развития событий. Если бы Дима послушался, вернулся в Камию и, обуздав Смерть, сразился с Роксаной, то победил бы...

— А каким образом Дима справился с уништу в твоём видении?

В ожидании ответа Валя аж дыхание затаил, но Витус разочаровал его:

— Роксана погибла в огненной вспышке, но как Дмитрий наколдовал эту вспышку, я не видел.

— Ясно... А откуда тебе вообще известно про уништу? Насколько я понял, информация об этих монстрах не является общедоступной.

— Ты очень похож на меня в молодости, Валя. Такой же активный, общительный, любознательный. Твои похождения в Лайфгарме, Камии — притча во языцех, а ведь ты совсем мало прожил в этих в мирах.

— К чему ты клонишь? — Валентин с недоумением смотрел на сияющего довольной улыбкой Витуса. — Причём здесь мои похождения и твоя молодость? Или ты узнал об уништу во время пьянки в придорожном кабаке?

— Примерно так и случилось. Было это так давно, что считать годы смысла нет. Судьба занесла меня в один очень симпатичный мирок, настоящий рай для желающих отдохнуть, отвлечься от любых проблем. В Галании, а её размеры сопоставимы с земными, можно было найти курорт на любой вкус: тропические пляжи и альпийские луга, саванна и тундра, многолюдные города и уединённые хуторки. На один такой хуторок я и набрёл, путешествуя по миру. Его хозяин, довольно сильный маг, скучал в одиночестве и уговорил меня погостить в его доме. Торопиться мне было некуда, я согласился и задержался в Галании гораздо дольше, чем рассчитывал. Олаф, как представился мне мой новый знакомец, оказался весьма компанейским и лёгким на подъём товарищем. Вместе мы обошли весь мир, сполна насладившись его красотами, но всё хорошее, как ты понимаешь, рано или поздно кончается. В один прекрасный вечер мы оба почувствовали, что пришло время расстаться. Вот тогда-то Олаф и рассказал мне об уништу и предложил найти и досконально изучить это существо, а если представится возможность, убить её или его, поскольку при внедрении в новый мир эти паразиты произвольно выбирают пол и расу. Мне стало интересно, и я без колебаний принял предложение.

Витус замолчал, хлебнул хноца и, вытащив из кармана глиняную трубку, начал не спеша набивать её табаком. По залу "Аркалы" поплыли первые сизые струйки, но гном не торопился продолжать рассказ. Он пускал дым колечками, следил за тем, как они тают в воздухе, и молчал.

— Кхе, кхе, — деликатно напомнил о себе Валентин, и Витус перевёл на него тяжёлый, мрачный взгляд.

— Молод ты ещё, Валя, и хотя талантами в меня пошёл, жизненного опыта тебе не хватает. Думаешь, я не понимаю, что с тобой происходит? За друзей ты готов огонь и воду пройти. Уништу бы голыми руками разорвал, если б мог, но так уж случилось, что и Лайфгарм, и Дима с Тёмой обречены. А чувствовать себя бессильным — хуже некуда! Мне тоже друзей терять приходилось. Взять хотя бы того же Олафа. Он погиб, пытаясь спасти Галанию, но, увы... Я видел, как умирает мир, слышал его предсмертные стоны и ужасающий смех уништу, что пировала на обломках... Мне удалось проследить её путь до Лайфгарма, а потом проклятая тварь сменила облик и растворилась в мире. Тогда я тоже обзавёлся личиной гнома и поселился в Герминдаме. Четыреста пятьдесят четыре года я ждал, прежде чем уништу проявит себя, и дождался: Роксана приступила к трапезе, да подавилась. Убей, не могу понять: почему?! Источник поглотил её разрушительную силу, а мир отделался природными катаклизмами. С тех пор она ещё трижды пыталась разрушить Лайфгарм, и последняя попытка почти увенчалась успехом. Ей осталось лишь сломить сопротивление Димы, отдать соответствующий приказ и дело сделано. Хуже того, убив Лайфгарм, уништу не только восстановит силы, но и получит двух могущественных рабов. И если ни мир, ни твоих друзей нам уже не спасти, нужно попытаться не дать Роксане уйти вместе с ними.

— Как? — спросил Валентин и похолодел: ответ был очевиден.

— Именно. Ты всё правильно понял, сынок.

— Нет!

Солнечный Друг вскочил и заметался по залу, натыкаясь на стулья и столы. Представить себя убийцей друзей он не мог. Мысли носились в голове бешеными белками, руки тряслись, как у больного, а губы упрямо шептали:

— Нет, нет, нет...

— Почему? Почему ты оттолкнул меня, Дима? — как заезженная пластинка, шептал и шептал Артём.

Обняв руками колени, он неотрывно смотрел на щиты друга, а по щекам текли слёзы бессилия. Магическая стена, выстроенная Дмитрием, оказалась столь совершенной и безупречной, что временной маг не мог найти ни единой лазейки, ни единой зацепки, чтобы начать разрушение этого монолита.

— Магистр мог бы гордиться моим Димой. Им, а не мной! Я лишь жалкое подобие боевого мага, а настоящий, полноценный Смерть — он! Дима. Дима...

Имя друга всколыхнуло затаённую боль. Связь была разорвана, но Артём и так знал, что Дима страдает, и сходил с ума от того что не в силах облегчить его страдания. Конечно, он мог преодолеть щиты, воспользовавшись временным даром... Мог, если бы по-прежнему был сумасшедшим. Несмотря на иссушающее душу горе, рассудок временного мага оставался омерзительно ясным, а взгляды, брошенные на временной поток, отбивали всякую охоту что-либо менять. В будущем, Артём почти повсеместно натыкался на момент разрушения Лайфгарма, а если мир оставался цел, то в нём не было ни его, ни Димы. В вероятностях прошлого и вовсе царила неразбериха, словно само Время превратилось в хлипкую, вязкую топь под ногами, так и норовящую затянуть незадачливого путника. Артём смотрел, как лениво колышутся и мерцают безграничные вечные воды, и не смел коснуться их, ибо страшился, что это приведёт к фатальным изменениям в их с Димой судьбах.

— Я бездарь и идиот. Магистр был совершенно прав, говоря, что попытается сделать меня магом, равным хотя бы ему. — Тёма прерывисто выдохнул, вытер глаза рукавом чёрного с серебром плаща и вдруг замер, пораженный простой и такой заманчивой мыслью. — Магистр! Будь он жив, он бы обязательно помог нам!

Несколько минут Артём потратил на размышления, в какой отрезок времени переправиться, чтобы посоветоваться с Олефиром, а потом вдруг вспомнил его слова: "Встретимся в будущем!" и возликовал:

— Так вот что он имел в виду!

Больше временной маг не раздумывал — скользнул в прошлое, вырвал любимого магистра в миг его кончины и вернулся обратно, в камеру, со всех сторон ограждённую щитами Смерти. Усадив Олефира в сотворённое специально для него кресло, Артём попятился, наткнулся на холодную стену, остановился и облизнул пересохшие от волнения губы. Любимый магистр сидел, выпрямив спину, и с недоумением взирал на своего ученика.

— Я... Магистр... Я...

— Ты нарушил мой приказ, чародей, а заодно и законы мироздания. Ты не имел права отбирать у смерти её законную добычу!

Голос учителя прозвучал негромко и хрипло, но присутствующие в нём жесткие нотки испугали Артёма так, что он лишился дара речи и вжался в стену, будто желал раствориться в ней. Больше всего временной маг боялся, что магистр обидится и не станет помогать им с Димой: "Тогда Роксана одержит победу, и нам придётся служить ей до скончания времён!"

— Значит, вы опять попали в безвыходное положение, и ты вернул меня, для того, чтобы я помог вам выбраться из западни, в которую вы, наверняка, попали по собственной глупости.

Олефир сотворил себе бокал вина, строго посмотрел на ученика и вдруг широко улыбнулся:

— Прекрати трястись, Тёма, и начинай рассказывать, во что вы влипли на этот раз и чем добрый дядюшка Фира может помочь вам.

Вздох облегчения, вырвавшийся у Артёма, был настолько явным, что маг-путешественник развеселился ещё пуще:

— Поторопись, чародей, ибо сдаётся мне, что времени у нас, как обычно, в обрез, и тратить его на твои слёзы глупо. Рассказывай!

Временной маг быстро кивнул и заговорил, стараясь не упустить деталей, и, в тоже время, не пускаясь в пустопорожние размышления. Когда же он замолчал, Олефир покачал головой и озабоченно потёр лоб:

— Даже не верится, что за столь короткое время можно совершить такое количество глупостей. Ладно, ты, но Дима?! Складывается впечатление, что я впустую потратил на него двадцать лет жизни. Это ж надо додуматься — сунуться в Лайфгарм Смертью! Меня не послушал, Витуса, который в кои-то веки снизошёл до раздачи советов, послал куда подальше и в результате преподнёс себя уништу на блюдечке с золотой каёмочкой. Идиот! Вот и поделом ему! Пусть служит разрушительнице миров и мучается в разлуке с тобой любимым, потому что тебя я Роксане ни за какие коврижки не отдам, Тёма!

— Магистр! — Временной маг пал на колени и заорал так, словно его резали на кусочки: — Помогите Диме! Я готов служить Вам всю оставшуюся жизнь, только спасите его, умоляю!..

— Заткнись! — рявкнул Олефир и чуть тише скомандовал: — Встань и стой тихо, я должен подумать, стоит ли помогать твоему бестолковому дружку, и если стоит, то как.

Артём птицей взлетел с пола и замер по стойке смирно. Шоколадные глаза, устремлённые на любимого магистра, светилась счастьем и уверенностью в том, что уж теперь-то всё будет хорошо, что наставник обязательно что-нибудь придумает, вызволит Диму, и они снова будут вместе. Навсегда. Олефир, с лёгкостью прочитавший мысли ученика, лишь горько вздохнул: он сомневался, что сумеет снять с племянника заклинание, и подозревал, что и смерть уништу мало что изменит. Но, прежде чем вынести окончательный вердикт, нужно было взглянуть на Диму, а сделать это было совсем не просто, ибо камера Артёма представляла собой идеальное убежище — этакий воздушный пузырёк в цельной глыбе мрамора...

Пока магистр искал способ разрушить щиты своего не в меру талантливого племянника, совершенно успокоившийся Артём думал о Диме. Он в красках представлял себе, как избавившись от уништу, они отправятся путешествовать по Вселенной. Яркие картины прекрасных миров, о которых он читал в книгах, вставали перед внутренним взором, и чем дольше думал Олефир, тем глубже погружался Тёма в фантазии. На его губах заиграла счастливая улыбка, шоколадные глаза засветились блаженством. В мечтах они с Димой брели по пустынному песчаному пляжу. Тёплые бирюзовые волны лизали босые ступни, лучи заходящего солнца падали на обнаженные спины, одаряя последними, самыми сладкими каплями тепла.

— Сделаем так, — громко сказал Олефир, и временной маг вздрогнул, соображая, откуда в этом прекрасном, очаровательно пустынном мире взялся магистр, и едва не заплакал от досады, увидев ненавистные стены камеры, в которую заключил его друг.

Разочарованный вздох и обрывки Тёминых фантазий и взбесили, и ошеломили Олефира. С одной стороны, переложив заботы на плечи учителя, Артём совершенно перестал думать о том, как помочь другу, а с другой — что не могло не льстить самолюбию — был на сто процентов уверен в том, что любимый магистр справится с кем угодно, хоть с уништу, хоть с самим создателем Вселенной. "Ребёнок! — мысленно простонал Олефир. — Как я ни старался, светлый, наивный мальчик Тёма выжил и, хуже того, так и норовит вырваться на первый план, интуитивно чувствуя, что именно эту сторону его души Дима обожает больше всего. Идиотизм! Где, чёрт возьми, принц Камии? Неужели придётся вести в бой капризного, бесхитростного мальчишку с задатками убийцы?! Ты был куда надёжнее сумасшедшим, Тёма. Но что уж теперь. Выбора нет..." Маг-путешественник сосредоточенно вздохнул, возвращая себе душевное спокойствие, и посмотрел на ученика.

Узрев во взгляде учителя недовольство и упрёк, Артём мгновенно подобрался, вытянулся в струну и громко отрапортовал:

— Я готов, магистр!

— Очень на это надеюсь. В противном случае ты вместе с другом окажешься не на песчаном пляже, а в безвоздушном пространстве в виде миллиардов мельчайших пылинок.

— Простите, магистр... — Временной маг потупил взор и покраснел, как майская роза. — Я больше так не буду.

"Детский сад!" — подумал Олефир, а вслух произнёс:

— Ты не будешь ломать щиты Димы. Ты пройдёшь сквозь них, как проходит сквозь масло горячий нож. — Он подошёл к Артёму, положил руку ему на плечо и скомандовал: — Приступай!

— Будет исполнено!

Приказы магистра временной маг привык исполнять беспрекословно. У него и мысли не возникло, что пройти сквозь Димины щиты — такая же невыполнимая задача, как и снять их. Решительно вскинув голову, он подошёл к двери, рывком распахнул её и вместе с Олефиром вышел из камеры.

— Как ты сумел? — огорошено вскрикнула Роксана.

Артём обернулся, с недоумением взглянул на воительницу, и в тот же миг воздух вокруг него взвился синими языками огня.

— Тёма!!! — неистовый крик Дмитрия прокатился по замку, врезался в смертоносное пламя, располосовав его на тонкие нити и скрутив в тугой остроносый кокон, подобно мастерице, ловко накручивающей пряжу на веретено.

Временной маг схватил приготовленный другом снаряд, развернулся и посмотрел в глаза отцу.

— Это тебе за маму!

— Госпожа! — завопил Арсений, но уништу и бровью не повела. Она равнодушно проследила, как синие остриё вонзилось в грудь наблюдателя, вспороло кожу, с хрустом разломило рёбра и взорвало лёгкие и сердце.

Карие глаза последний раз взглянули на неё с бесконечной мольбой и потухли навсегда.

— Мир праху твоему, Сеня, — хмыкнула Роксана и обратила горящий взор на Артёма и Олефира. — Рада видеть вас, господа. Особенно тебя, Фира! Ты воспитал уникального мага. Дима твой лучший эксперимент!

— Спасибо за комплимент, уништу, но ответного не жди. Терпеть не могу паразитов! Ищи друга, Тёма!

— Не слишком ли ты... — Начала было магичка, но осеклась: временной маг с воплем, полным ярости и боли, ринулся в комнату Станиславы.

Скинув руку магистра, Артём подскочил к столу, где лежал Дима, и вгляделся в бледное, восковое лицо: окровавленные губы, исполосованные рваными порезами щёки, помутневшие от нечеловеческой боли глаза.

— Кто посмел?!

Ноздри временного мага затрепетали, вынюхивая врага, из горла вырвался горестный вой, тело окутало чёрное облако, а секунду спустя из него выскочил огромный серебристый Волк.

— Не надо... — едва слышно прошептал Дмитрий, но запах крови привёл зверя в неистовство.

Шерсть на загривке вздыбилась, когтистая лапа пробороздила каменный пол, выбив фонтан искр, а черные, как южная ночь, глаза вонзились в прятавшуюся под столом женщину, которая прижимала к животу ведро с грязной, окровавленной тряпкой и безумным взглядом смотрела на Волка. Узнав в скрюченной, уродливой старухе Хранительницу, Олефир хотел остановить Артёма, но передумал. Зверь расплывчатой тенью метнулся к жертве и мёртвой хваткой вцепился в её горло. Раздался противный хруст, глухой рык, Волк отскочил, совершил немыслимый прыжок и оказался на столе, рядом с другом.

— Артём! — крикнул маг-путешественник, но зверь не услышал: скуля и плача, он зализывал раны друга, вливая в его тело жизненную силу.

Олефир осуждающе покачал головой, подошёл к племяннику и взял за руку, на которой сверкал перстень. В черной глубине камня пламенела первая буква имени хозяина Смерти. Олефир пристально смотрел на алую "Р", изучая свой исковерканный артефакт, и мрачнел с каждой секундой.

— Любуешься? — раздался за его спиной довольный голос уништу. — Твой перстень был замечательной магической вещицей, а побывав в моих руках, и вовсе превратился в совершенный, подчиняющий артефакт. Ты очень помог мне, Фира, подарив воспитаннику это кольцо. Кстати, волчонок очень вовремя подсуетился с твоим воскрешением, у меня возникло несколько жизненно важных вопросов, и ты ответишь на них. Для начала скажи: что такое магия Смерти? Она изначально присутствовала в твоих учениках, или тебе удалось трансформировать обычный магический дар?

— Какая любознательная уништу! Не думал, что ваше племя интересуется чем-то, кроме разрушения миров!

Роксана скривилась и обернулась на знакомый, ненавистный голос.

— Убирайся прочь, Витус! Ты прекрасно видишь, что проиграл, и благодари своего гномьего бога, за то, что остался жив!

— Договорились. Я уйду, но заберу с собой Фиру и временного мага, согласна?

— А Дима?

У стола, где лежали Волк и Смерть, появился Валентин. За его плечо цепко держался Ричард. Уништу с удивлением взглянула на полуголого инмарца, но прокомментировать его расхристанный вид не успела. Солнечный Друг гордо вскинул голову и голосом, не терпящим возражений, заявил:

— Дима наш друг! Без него я с места не двинусь!

Инмарец согласно кивнул, и тут его взгляд упал на труп Хранительницы. Смерть развеяла злые чары, уничтожила раны от волчьих зубов и вернула Станиславе её прежний облик. Светлая бархатная кожа, маленькие изящные ножки в сафьяновых туфельках, зелёное платье с низким декольте, нежные руки с длинными, ровными пальцами, густые, рыжие волосы, неуместная улыбка на мёртвых губах и изумрудные глаза, устремлённые ввысь, к небу, сокрытому бесконечными этажами замка и серой тенью надвигающейся кончины мира.

— Стася... — прошептал Ричард, и его глаза заблестели: всё ещё пребывая под воздействием Валечкино заклинания, инмарец слишком остро реагировал на происходящее. В другое время он бы спросил, кто посмел убить Хранительницу, он горел бы желанием отомстить за неё, но сейчас всё казалось неважным. Сердце желало эту женщину, а она была безнадёжно мертва. Забыв о гордости и о том, где находится, Ричард бросился на колени перед хладной возлюбленной и, стиснув её в объятиях, зарыдал в голос.

— Придурок! — выплюнула уништу, оскалилась в презрительной улыбке, и Валентин не выдержал: метнулся вперёд, со словами: "Тварь бездушная!", со всего размаха залепил магичке пощёчину и отскочил, одновременно взмахнув рукой, отправляя инмарца обратно на Землю. Тащить его в Лайфгарм, где назревала разборка крутых магов, оказалось верхом глупости, и Валя был рад исправить досадную оплошность, а ещё он надеялся, что дорогая и обожаемая мамочка вправит мозги расклеившемуся воину-магу...

Выпад Солнечного Друга оказался настолько неожиданным и быстрым, что среагировать не успел никто, даже Дмитрий. Сама же уништу, схватившись за щеку, неверяще смотрела на землянина. Потом опомнилась и прошипела, брызжа слюной:

— Тебе не жить, подонок! Вам всем не жить! Дима!

— Артём! — одновременно с ней крикнул Олефир, и Смерти разом вскочили.

Дмитрий загородил собой хозяйку, а у ног путешественника уселся огромный серебристый Волк. В комнате повисла напряжённая тишина. Маги смотрели друг на друга и молчали, понимая, что первое же слово положит начало битве. А схватки не желал никто. Только уништу. "С этими мальчишками нельзя что-то планировать! — с досадой думала она, глядя в удивительно спокойные глаза Олефира. — Но пусть это не то, что я задумала, пусть ситуация вышла из-под контроля, в конечном итоге будет по-моему! Мальчишки подерутся, мир не выдержит и начнёт разрушаться! Добыча станет моей!"

Магичка вскинула голову и ликующе выкрикнула:

— Убей временного мага, Дима!

— Нет.

Взгляд Олефира метнулся к племяннику и замер на его лице, словно маг ожидал чего-то ещё, но Дмитрий стоял как изваяние и, казалось, даже не дышал. Он готовился к боли, к тому, что рот наполниться кровью, однако ничего не происходило. Более того, сгоравшая от ненависти и ярости уништу внезапно успокоилась и даже немного расслабилась. Это было настолько невероятно, что Дима едва не обернулся, чтобы посмотреть на хозяйку, но его остановил ровный голос:

— Как хочешь. Тогда я сама убью его.

"И ведь убьёт..." — ужаснулся маг и с растерянным видом замер, точно оказался в центре огромного лабиринта.

Укоризненно взглянул на Дмитрия, Валечка метнулся к Артёму и загородил его собой. Витус тоже придвинулся к сыну и временному магу и выстроил вокруг них защитное поле. Лишь Олефир не двинулся с места. Он насмешливо оглядел племянника с ног до головы и поинтересовался:

— Что делать-то будешь, герой? Для начала предлагаю включить мозги и перестать плясать под дудку уништу. А там, глядишь, и сам поймёшь, что к чему.

Дмитрий напрягся, пытаясь понять, что хочет от него учитель, и в этот момент Роксана нанесла удар. Огненный шквал врезался в щит целителя, вспорол его, как острый нож парусину, и, потеряв часть своей силы, обрушился на Валю и Артёма.

— Не позволю!

Глаза Димы взорвались холодным белым светом, который вмиг затушил гибельное пламя и селевым потоком хлынул к дверям, снёс их и понёсся прочь, сметая всё на своём пути. Стены комнаты задрожали и стали расплываться, теряя чёткость очертаний. С полок посыпались орудия пыток, с покосившихся подоконников рухнули на пол горшки с геранями, припорошив землёй мёртвое тело Хранительницы, до которого никому не было дела, ибо все маги разом почувствовали, что находятся в смертельной опасности. Мраморные плиты под ногами вздулись и запузырились, став похожими на покрытую ожогами кожу, стены истончились, открывая взорам чудовищную панику, царящую во дворе замка, а серые тучи за окном прошили бурые изломы.

Роксана затаила дыхание от восторга. Случилось то, чего она отчаянно и страстно желала веками. Лайфгарм разрушался, не сумев вынести ярость Смерти. Белым заревом пылали Золотые степи. Словно пьяные великаны валились друг на друга Инмарские горы и тотчас растворялись в раскалённых добела волнах лавы. Плодородные сады Лирии, густые леса Инмара разъедал едкий белёсый туман, реки, озёра и ручьи кипели в агонии, обнажая потрескавшееся пыльное чрево. Иссиня-черные скалы Годара крошились, выгорая изнутри, и, будто цемент сковывали воды Зеркального пролива. И только маленький остров в Южном море не затронуло всеобщее безумие, словно его припасли на десерт.

А Смерть стоял и смотрел на гибнущий Лайфгарм, на ликующую уништу, и сердце его обливалось кровью. Маг всеми фибрами души ненавидел свою госпожу. Он желал её смерти, и желание это оказалось настолько сильным, что материализовалось, да только убивало оно не Роксану, а принадлежащий ему мир.

— Что ты ждёшь, Фира?! — заорал Витус. — Прикажи Артёму убить Диму, иначе Лайфгарм погибнет, и уништу вырвется на свободу! Нужно запереть её! Это мир уже не спасти, но другие можно! Отдавай приказ, Фира! Действуй же, наконец!

— Только попробуй! — Валентин сжал кулаки и обернулся к Олефиру: — Я тебя голыми руками разорву!

Серебристый Волк сердито рыкнул на землянина, пригнулся, изготовившись к прыжку, но магистр погладил его по холке, наклонился и что-то шепнул на ухо. Зверь тотчас выпрямился, повернул голову и оскалился, словно извиняясь за свою горячность, а в следующую секунду скрылся в тёмном облаке и вышел из него принцем Камии, безжалостным и равнодушным ко всем и вся.

— Я готов играть, хозяин!

Артём хитро подмигнул уништу, взмахнул полами черного с серебром плаща, и маги с ужасом ощутили, как в воздух завибрировал, изнемогая от клокочущей в душе принца ярости.

— Что... — начал бы Витус, но его прервал испуганный вопль Вереники:

— Тёма! Что случилось, Тёма? Камия рушится! Она вышвырнула меня сюда, а здесь ещё страшнее!

Девушка бросилась на шею мужу, но тот резко оттолкнул её:

— Не мешай! — Ника застыла, как громом поражённая, а временной маг поморщился: — Ещё один. Достали! Откуда вас только...

Он не успел договорить — в комнате появился взлохмаченный Кевин. Взмахнув полами серебряно-чёрного, как у Артёма, плаща, он полубезумными глазами впился в лицо Дмитрия:

— Камия разрушается, Дима! Ёсский замок исчез! — И осёкся, увидев великого Олефира. Из горла юноши вырвался булькающий звук, словно он захлёбывался без воды, а ноги сами понесли его к Витусу: — Помогите, учитель!

А уништу с изумлением смотрела в Камию. Ускользающий мир действительно умирал, и картины его гибели походили на лайфгармские, с одной лишь разницей — среди пылающих, как дрова, песков, среди взрывающихся деревьев и осыпающихся гор с диким воем метались тысячи, сотни тысяч людей. "Что же за мага я пленила? — с внутренним трепетом подумала Роксана и перевела взгляд на Дмитрия. — Кто ты, мальчик, и что за силу внутри ты несёшь? Впрочем, у меня ещё будет время разобраться!" И встряхнув короткими волосами, уништу довольно расхохоталась:

— Прекрасная новость, господа маги! Сегодня я полакомлюсь не одним, а двумя мирами.

— Подавишься, — сквозь зубы процедил Валентин. Он по-прежнему загораживал собой Артёма и полными ненависти глазами смотрел на бешено хохочущую Роксану.

— Фира! — вновь заорал гном, машинально прижимая к себе Кевина. — Да, очнись же, Фира! Убей Диму, и у нас будет возможность спасти хотя бы Камию!

Услышав это заявление, Артём презрительно фыркнул и повертел пальцем у виска:

— Ты свихнулся, целитель? Мы с Димой лучшие творения магистра, и он никому не позволит убить нас! Он самый сильный! Сейчас он уничтожит эту тварь, и мы с Димой будем служить ему. Я правильно говорю, хозяин?

— Конечно, чародей!

Олефир искоса взглянул на оборвавшую смех воительницу, и тут в сердце Валентина вспыхнула искорка сумасшедшей надежды. Он крепко схватил Витуса за руку и прошептал:

— Не мешай им! Прошу!

— Не буду, — скривился гном, хотел добавить ещё что-то, но в этот момент Олефир громко и твёрдо приказал:

— Снимай заклятие, Дима!

Смерть прошиб холодный пот. Среди хаоса и круговерти последних часов, уверенный голос учителя показался спасательным кругом, за который он уцепился обеими руками. К горлу подступила кровь, но властный взгляд Олефира не позволил отступить, и маг начал стаскивать с пальца кольцо, мысленно уповая на то, что учитель рядом, и если эксперимент пойдёт неудачно, он сумеет спасти своего нерадивого ученика.

— Не смей!

Уништу вцепилась в плечи Дмитрия, и маг почувствовал, как в кожу пронзают острые стальные когти. Невыносимая боль расползлась по телу тысячами прожорливых муравьёв, по подбородку потекли кровавые нити слюны, а перед глазами вспыхнули бенгальские огни. Маг не сдался: он внушил себе, что первостепенная задача — выполнение приказа учителя, и сумел отрешиться от мук, снедающих телесную оболочку. Преодолевая миллиметр за миллиметром, кольцо сползало с пальца, и его натужное движение неумолимо высасывало из Димы жизнь. Ноги подкосились, маг опустился на колени, увлекая за собой Роксану, но даже злобное шипение и угрозы уништу не смогли отвлечь его от выполнения приказа.

А Олефир, кусая губы, смотрел на племянника, мысленно аплодировал его стойкости и выдержке и в то же время в глубине души шевелился червячок сомнения в удачном исходе дела. Слишком глубоко вросло заклятие во вторую ипостась Дмитрия, слишком велика была вероятность, что, уничтожив кольцо, он уничтожит Смерть.

Смерть почуял близкий конец. "Предатель!" — взвыл он, и холодный белый свет окутал коленопреклонённую фигуру. Маги зажмурились от ослепительно яркой вспышки, лишь Артём неотрывно смотрел на друга, и с его губ слетало:

— Я с тобой, Дима, я с тобой.

Кольцо достигло ногтевой складки, и Дмитрий не смог сдержать крик. Он согнулся, захлёбываясь кровью, а Роксана навалилась на него, придавив к полу, и прорычала в затылок:

— Прекрати, иначе сдохнешь раньше Лайфгарма!

"Мне всё равно!"

Услышав ответ, уништу зарычала от досады и попыталась перехватить Димины руки, однако маг извернулся, оттолкнул госпожу, рывком сорвал кольцо и сжал его в кулаке, пытаясь уничтожить. Олефир невольно подался вперёд, желая подбодрить ученика, а Роксана припала к полу, точно изготовившаяся к прыжку рысь, но ни тот, ни другая не успели ничего предпринять. Дмитрий изогнулся дугой, словно желая стать на "мостик", из его горла вырвался нечеловеческий стон, а потом со страшным треском грудь мага разверзлась, и в потолок ударил луч белого пламени.

— Дима! Нет!

Тёма кинулся было к другу, но наткнулся на прозрачный щит и отлетел к ногам Олефира. В шоколадных глазах мелькнуло удивление, а следом пришёл страх.

— Не умирай, Дима... — Временной маг мелко задрожал, выбивая зубами дробь и вжимаясь спиной в ноги магистра. — Сделайте что-нибудь, учитель. Не позволяйте ему уйти.

— Не паникуй, чародей! — Олефир схватил его за шкирку и вздёрнул на ноги: — Стой и молчи!

Артём кивнул, но в следующий миг приказ учителя вылетел из головы: белый луч медленно превращался в сияющую плоскость, которая резала тело друга пополам. Этого Тёма вынести не смог. Взгляд затмило алое марево, а в голове осталась только одна мысль: "Дима умирает". Маг судорожно вздохнул и устремился к временному потоку.

— Не смей! — Олефир стиснул плечи ученика, но легче было остановить разогнавшийся локомотив, чем сорвавшегося временного мага: комната Хранительницы взорвалась, словно мыльный пузырь, и под эхо агонирующего крика друзей Тёма втащил магистра в беспросветную мглу Времени.

— Остановись!

Дорогу магам заступила призрачная фигура, в которой едва улавливались очертания Дмитрия. И только голубые, как ясное лайфгармское небо глаза были чёткими и до боли родными.

— Дима...

— Пусть всё закончится, Тёма, — тихо попросил Дмитрий, но временной маг отшатнулся и замотал головой:

— Я не дам тебе умереть!

— Остановись. Ради меня!

Артём смотрел в ласковые голубые глаза, чувствуя, как по щекам струятся горячие, жгучие слёзы, а магия друга, будто удав, опутывала его, заключая в прочный, стальной кокон. Внезапно он понял, что с последним витком потеряет власть над собственной магией, сольётся с Димой и перестанет существовать.

— Не хочу!

Временной маг рванулся с такой отчаянной яростью, что стальной кокон лопнул, как бумажный. Голубые глаза подёрнулись кроваво-чёрной пеленой.

— Я не хочу причинять тебе боль, Тёма.

— Я тоже люблю тебя, Дима, — срывающимся голосом прошептал Артём, бросил короткий взгляд на замершего соляным столбом Олефира и понёсся сквозь Время, стирая прожитые годы.

— Не позволю!

Белый слепящий луч метнулся следом, но едва он коснулся временного мага, шоколадные глаза взорвались ледяной серебряной вспышкой. Временной поток, спокойный и безмятежный, всколыхнулся, словно могучая полноводная река, вдруг решившая повернуть свои воды вспять, и, свернувшись серебряным смерчем, взорвался миллионами ослепительных брызг.

Нестерпимо яркие серебряные капли упали на кожу, и, закрыв лицо ладонями, Олефир закричал от нестерпимой муки. Магу казалось, что кровь в его венах превратилась в расплавленный металл, что глаза вот-вот взорвутся, как перезрелые дыни, а мозг станет куском пережаренного мяса. Но самым кошмарным было не это: в сознании звучали спокойные голоса его учеников. Словно не было временного безумия вокруг, словно не корчился от боли их любимый магистр.

— Хорошо. Пусть всё закончится, если ты настаиваешь!

— Ты знаешь: просто так не получится.

— Знаю.

— Нам нужно вернуться к правилам и...

— Нет!

— По-другому не будет!

— Хочешь поспорить?

— Опомнись! Даже сейчас ты...

— Я не сдамся!

— Отлично! Тогда я умываю руки.

— Карт-бланш? Как любезно с твоей стороны.

— Я хочу, чтобы ты понял...

— Я тоже. Но сначала крутанём Время назад.

— Стой! В этом нет необходимости.

— Я так не думаю. Я уже стёр пару лет.

— Вот и достаточно. Или ты собираешься начать всё сначала?

— Именно!

— Это уж слишком!

— Пусти!

— Нет!

— Да пусти же!..

Олефира подбросило, крутануло и понесло неизвестно куда. И вдруг всё замерло. Боль исчезла, в уши ударила тишина. Тяжело дыша, маг оторвал руки от лица, обвёл глазами знакомый кабинет и остановил взгляд на цветной фотографии красивой рыжеволосой девушки.

— Ну, что ж, отсюда, так отсюда, — пробормотал он, на негнущихся ногах добрёл до стеклянного столика, где стояли кувшин и бокалы, и плеснул себе сладкого лирийского вина. — Только вот теперь, ребятушки, веры вам нет. Так что, будем играть по-моему. Уж не обессудьте.

Маг залпом выпил вино, поставил бокал на стол и исчез.

Конец второй книги.