Гермиона долго молчала, нахмурив брови, а затем негромко сказала:
"Гарри, я понимаю, тебе не хочется это признавать, ты всегда ненавидел, когда тебя выделяли из других ребят, но теперь-то ты должен признать, что ты — не простой парень, кровь Галахада обладает огромной магической мощью, и то, что ты сегодня пережил... Понимаешь, это не проходит бесследно. Это даже не стресс, это..."
"Это — то, о чем мне когда-то сказала та странная эльфийка, Гвеннол Дивир", — голос Гарри снизился до шепота. — "Когда один маг убивает другого, то получает его силу", — он поднял глаза на Гермиону. — "Я не знаю, кого я сегодня убил, Вольдеморта или нет, но он — мертв, а я теперь — носитель всей его магии. И Светлой, и Темной".
"Как я могла забыть", — потрясенно прошептала Гермиона. Она резко дернулась, вскочила и начала ходить взад-вперед, ломая пальцы от напряжения. — "Базовая формула Перехода Магической Сущности! Предсмертная передача магии! Это то же самое, что случилось с тобой, когда... когда ты встретился с Вольдемортом в первый раз, и вот теперь..."
"Да, профессор Дамблдор говорил, что я именно таким образом мог получить кое-какие способности Вольдеморта", — устало сказал Гарри. — "Змееустость, например. А вот что теперь у меня горит внутри, я не могу даже представить. Я себя чувствую бомбой замедленного действия, Гермиона", — он поднял на нее глаза. — "Если это был Вольдеморт, то сейчас он куда ближе. Он где-то внутри. Он всегда был внутри меня, передав мне часть своих способностей. Я опасен".
"Не смей говорить такое!" — шепотом приказала ему Гермиона. — Она присела рядом и свистяще выдохнула ему прямо в лицо. — "Ты не можешь винить себя за то, что спас нас всех от Вольдеморта. То, что тебе сегодня приходилось убивать — не твоя вина! Здесь", — она содрогнулась. — "Здесь так устроен мир", — она нервно дернулась, сжимая кулачки. — "Как же он смог так нас напугать, чтобы мы от страха перестали держаться друг за друга и стали надеяться только на себя? Как я могла так предать вас с Роном..."
"Профессор Эвергрин была права", — с горечью перебил ее Гарри. — "То, что мы здесь оказались, нас полностью изменило. Я никогда", — добавил он с содроганием в голосе. — "Никогда не мог представить себе, что способен убить человека".
"Гарри, тебе не в чем упрекнуть себя, это был единственный шанс всех нас спасти".
"На войне как на войне, ты это хочешь сказать? Если ты не убьешь первым — убьют тебя", — глухо сказал Гарри. — "Ненавижу это!" — взорвался он. — "Ненавижу это место, ненавижу это время, этот ужасный, кошмарный, жестокий мир! Я не хочу просыпаться по ночам, потому что мне снова и снова будет сниться, как стрела впивается в горло Эдвину, как Колин лежит на поле рядом со своей отрубленной рукой, как я сам — сам! — поднимаю меч, а он свистит так, знаешь, пронзительно, аж режет ухо, и — опускаю его на шею человека. Человека! Я убил их всех, боже..." — он заметался.
"Постой, Гарри, послушай!" — Гермиона вскочила и обхватила его. Даже сквозь доспехи Гарри почувствовал тепло ее объятий, и неожиданно расслабился, повиснув на ее руках. Она осторожно посадила его ступеньку лестницы и утешающе зашептала ему на ухо, поглаживая его по голове. — "Ты не виноват в том, что тебе пришлось защищать других и самому защищаться. Ты поступал так, потому что у тебя не было иного выбора. Здесь для того, чтобы быть сильным и мужественным, защищать себя и других, нужно уничтожать тех, кто покушается на то, что тебе дорого... Ты поступал, как мужчина, который должен защищать свой дом — а Хогвартс и есть наш самый настоящий дом, верно? Но больше этого никто от тебя не потребует, этого больше нет, нет войны, нет Вольдеморта..."
"Смерть останется всегда", — Гарри посмотрел на Гермиону так, словно увидел ее впервые. За много лет их дружбы он привык к ней, она стала для него чем-то само собой разумеющимся — преданной, храброй гриффиндоркой с вечно лохматыми, встрепанными кудрями, зубрилкой и всезнайкой, то веселой, то смурной. Где-то посредине того пути, который они прошли втроем, вместе с Роном, эта девочка куда-то делась, оставив вместо себя высокую и худую девушку, с пушистой косой, которую она нервно перебирала истончившимися пальцами, бледную, с запавшими близорукими от постоянного чтения при свечах глазами и торчащими лопатками, немного сутулую из-за постоянного сидения за письменным столом. Девушку с тоской во взгляде, направленном куда-то вдаль, на не ведомые никому цели, осознающую, что она не может разделить и радость получения знания, и счастье его применения с человеком, который будет так же им одержим, как и она сама, потому что этого человека просто нет. Как когда-то Джинни, Гермиона, в одночасье изменившаяся, сейчас показалась Гарри маленькой, хрупкой и несчастной, и ему вдруг захотелось обнять ее как можно крепче, закрыть от любой беды, защитить от боли, разочарования и тоски. В этот момент он даже не думал о Роне или Роберте, видя перед собой только одинокую девочку, потерянную посреди враждебной ей средневековой тьмы. Он внезапно вспомнил, что Валери Эвергрин когда-то оскорбленно сказала: женщине здесь не место потому, что она не свободна в этом мире. Это мир мужчин, жестокий и кровавый, и кто успеет раньше победить, уничтожить своего соперника, тот может считаться хозяином жизни.
Гарри зажмурился.
Он не хотел быть победителем здесь.
Рука Гермионы гладила его по растрепанной голове все быстрее и быстрее. Успокойся, успокойся, говорили ее пальцы. Все кончилось, все, все — кончилось. Больше не будет этой боли, не будет страданий, страха, смерти — больше не будет ничего, только эта маленькая рука, ласково перебирающая его волосы, только тепло ее прерывистого от нежности дыхания — она пахла совсем по-другому, не так, как... Нельзя.
"Я хочу домой", — он сглотнул предательски набежавшую слезищу, совершенно забыв о том, что мужчины не плачут. Особенно — здесь. — "Гермиона, ты же у нас самая умная, сделай так, чтобы мы смогли отправиться домой, пожалуйста!"
Эти руки... Что же я забыл?
"Гарри", — мягко позвала Гермиона.
"Д-да?"
"Гарри, обернись".
Гарри нехотя отстранился от Гермионы и сквозь туманно-каштановую пелену ее вновь распушившихся волос увидел, как по галерее к нему бежит тоненькая светлая фигурка, окруженная другими фигурками поменьше. "Иди к ней", — Гермиона легонько подтолкнула Гарри. "Но..." "Иди. Тебе же этого хочется?" "Да". "Так чего же ты ждешь? Она любит тебя ". Гарри встал, но не успел пройти и нескольких шагов по галерее, как на него точно налетел порыв весеннего ветра. Запах полевых цветов опрокинул его, закружил его в водопаде знакомого, родного аромата, накрыл его с головой вместе с летящей по воздуху белокурой косой и шумной, галдящей волной детских голосов, а когда он открыл глаза, то ему показалось, что его ослепило солнце: так пронзительно брызнули лучи света из глаз Сьюзен. "Живой", — выдохнула она и прижалась к нему всем телом. Вокруг них с торжествующим гамом воробьиной стаи скакали дети, но Гарри уже ничего не слышал — он, неверяще провел ладонью по ее лицу, вбирая в себя ее черты, и вытер пальцем капельку, набежавшую на нежную щеку. "Прости, я обещала, что не буду плакать". "Сьюки..." "Гарри, родной..." — ее горящая щека обожгла ладонь, когда она прижала ее к себе, а когда Сью обняла его, все сомнения и страхи куда-то улетучились. Он забыл о запахе жимолости, и теперь, когда его обволакивал аромат чайной розы, Гарри полностью расслабился. Он больше не думал о Вольдеморте, смерть осталась где-то позади, а страха больше не было. Забвение показалось ему счастливым избавлением от страшных мыслей. Кровь ушла в землю, а где-то высоко в небе он услышал отголоски песни феникса.
* * *
"И когда Грааль перестал сиять, под потолком появилось что-то такое... ну, вроде, золотистой тучи. Она сгустилась, и вдруг из нее сформировалась огромная золотая птица", — взахлеб рассказывала Клара, восторженно дергая Гарри за кольчужный рукав. Северина спустилась с ее плеча, перепрыгнула на колено Гарри и осторожно заглянула за кованый железный воротник, точно ожидая найти там целый склад орехов. Ее мокрый, беспрестанно шевелящийся от любопытства нос защекотал гаррину шею. — "И я сразу поняла: это — феникс", — Клара понизила голос до торжествующего шепота. — "А когда он запел, мне казалось, что я плыву в волнах света и счастья. Такое странное чувство — точно надежда на победу снова родилась ". Гарри лежал на траве позади замка, а вокруг него собралось человек тридцать детей, и все они наперебой рассказывали ему то, чему он сам был свидетелем — в своем странном сне или видении. Непонятно почему, все они тщательно избегали спрашивать Гарри о Вольдеморте, точно теперь он был страшным сном, о котором не хотелось вспоминать: Гарри вернулся, значит, его больше нет — вот и хорошо, больше говорить не о чем! Гарри потер лоб вспотевшей ладонью. Голова его покоилась на коленях у Сьюзен, и от этого он себя чувствовал так хорошо, будто не ощущал того, как высоко поднявшееся солнце раскаляет его кольчугу. Меч, драгоценный меч, принадлежавший великим воинам прошлого, он с трудом отыскал в траве и, опасаясь того, что дети увидят надпись на клинке, предусмотрительно вложил его в кстати нашедшиеся неподалеку ножны и пристегнул к поясу. Тел погибших воинов здесь не было, всех, кого смогли найти, уже унесли в замок и сейчас хоронили под стволами десятилетних яблонь в саду. Он вполуха слушал, что щебетали младшеклассники, и наблюдал, как на краю леса шотландцы и норманны вместе поят лошадей в лесном ручье. На крепостной стене стояли король Эдгар и Ровена Рэйвенкло. Сперва между ними намечался крупный скандал, судя по тому, как Ровена размахивала руками (совершенно нетипичные для нее действия, что доказывало, что она крайне взволнована), а Эдгар вжимал голову в пухлые плечи, но потом между ними очутилась чья-то грузная фигура, и жесты Ровены вновь приобрели привычное спокойствие. Невилл Лонгботтом, а это, по всей видимости, был он, положил руку на плечо королю (что за фамильярность, удивился Гарри), и принялся что-то объяснять Ровене. Странная связь между ними тремя еще немного побеспокоила Гарри своей загадочностью, но потом он забыл о них, глядя на то, как мистрисс Хельга наполняет водой их ров с помощью Теда Тойли и Кларенса Дэйвиса. Те немного помогли ей, а потом начали брызгаться водой из палочек, как мальчишки, и с гиканьем носиться по полю, ныряя за лошадей, которых собирали работники, чтобы вести их на водопой к ручью. Ему было так спокойно, словно он совсем забыл то, что с ним случилось сегодня: забыл блеск и свист мечей, брызги крови и вопли раненых и умирающих. Солнце лечило все, но какая-то непонятно неприятная мысль ускользала от него, то и дело накрывая покой этого солнечного полудня темной тенью. Скоро мне будет совсем жарко, лениво подумал Гарри, закрывая глаза от припекающего солнца. Что же я хотел вспомнить? Что я хотел... Он переложил свою ореховую палочку, уже такую привычную, в другую руку и тайком улыбнулся. Сью ее сберегла. "А потом я почувствовал, что мне что-то шею оттягивает", — перебил Клару Деннис Криви, отпихивая ее рукой от Гарри и тараща глаза от восторга. — "Смотрю, а там — самый настоящий золотой медальон висит. И светится так, что глазам больно! И вроде бы горит, но не обжигает!" — он торжествующе продемонстрировал Гарри магический оберег, вытащив его из-за отворота рубашки. — "Видишь, Гарри, он у меня остался!" "У вас у всех появились золотые медальоны?" — не веря своим глазам, переспросил Гарри. "У всех! У всех", — загудела малышня. К Гарри потянулись руки, в доказательство протягивающие ему одинаковые сияющие золотые кружочки. На каждом из них было неведомым резцом высечено изображение феникса. "А мистрисс Хельга говорит, что не знает такой птицы", — недоумевающе протянул Люк. — "Тут, оказывается, фениксы никогда не водились. Интересно, почему он появился из Грааля?" "Да не из Грааля он появился, просто прилетел, наверное, когда был нужен". "Ври больше. Фениксы могут появляться откуда угодно и исчезать, когда хотят. Может, он прямо из Тибета к нам спикировал? Или из Андов!" "Чего ж они раньше в Англию не пикировали?" "Вот если ты умная такая, то сама и скажи!" "Пусть Гарри скажет! Он точно знает!" "Да, Гарри, почему?" "Не знаю", — пробормотал Гарри. Он совершенно расслабился, лежа на траве среди детского щебета. Рука Сью, горячая и ласковая, лежала в его ладони, и ему было так хорошо и спокойно, точно с ним сегодня не случилось ничего страшного, точно не было этой ужасной битвы и горы трупов на поле ему только привиделись. Обилие золотых сверкающих искорок на шее у каждого обитателя Хогвартса — даже у Крэбба и Гойла, как ему рассказали! — вселило в него странное ощущение причастности к какому-то великому историческому событию. Точно каждого из этих смеющихся, шаловливо толкающих друг друга детей только что приняли в великий орден борьбы со Злом. Искра надежды, сияющая у каждого из них на шее, шептала ему, что вера еще не потеряна, что все еще впереди. Надо сходить к мисс Валери, подумал он. Гермиона. Сью. Почему не наоборот — странно... Если бы у меня были бы живы родители, то — к ним, но их нет. Отец (круглые прозрачные стекла очков отражают его собственную потрясенную взъерошенную физиономию, а на пальце раскачиваются золотые часы времяворота). Мама (девушка в розовом платье машет ему рукой и счастливо смеется — не ему). Родные — где они? Только она — нужно идти к ней. Сейчас. Тепло так обнимет. Заплачет, наверное. Но почему она сама не ищет меня?.. Снейп? "А потом профессор Эвергрин сказала, мол, это было великое событие", — раздуваясь от важности, сообщил Тоби, сбив гаррины мысли. — "И мы все теперь — члены чего-то там..." — он наморщил лоб и смущенно потер переносицу. "Ордена Феникса, а не чего-то там!" — передразнила его Клара. — "Ой, Гарри, она много чего еще говорила, но я уже ничегошеньки не помню. Я все на медальон смотрела, смотрела. Мне даже привиделось, будто птица на нем раскрыла клюв и начала петь". "И мне тоже показалось!" — возмущенно толкнул ее тощий Алек Трэппи, слизеринец-второгодка, будто возмущаясь, что не он один оказался свидетелем настоящего чуда. "Отвали, Трэп, я первая увидела это!" — возмутилась Клара, тут же выпуская коготки. "Наверное, все видели одно и то же", — умиротворяюще предположила Сью. — "Феникс на моем медальоне тоже пел". Клара надулась. "А что потом?" — взволнованно спросил Гарри. — "Профессор Снейп встал и сказал, что нужно объединиться, чтобы победить..." "Ничего такого он не сказал", — перебила его Клара. — "Когда все раненые начали подниматься, он аж подскочил на столе и спросил, где Годрик. Когда Годрик зашевелился, он успокоился, и поинтересовался, где профессор Эвергрин", — она захихикала. "А когда он ее увидел, то сделал вид, что ему жутко больно, и он не может встать. Принял вид умирающего, хотя уже было понятно, что он прикидывается, потому что Грааль излечил даже смертельно раненых", — захлебнулась хохотом Гвинетт Макферсон. Она перестала плести из травы венок, который лежал у нее на коленях, и добавила. — "А профессор Эвергрин на него посмотрела на него так же, как профессор МакГонаголл — на Тоби, когда он что-то путает на уроке, и говорит, мол, хватит, профессор, прекращайте балаган, на вас дети смотрят". — Она прыснула от смеха и криво напялила на Тоби зеленую корону из травы и цветов. Венок тут же сполз Тоби на одно ухо. Все расхохотались. "А куда потом делся Грааль?" — поинтересовался Гарри. "А вот этого никто не видел!" — возбужденно воскликнула Клара. — "Принесла его Джинни, но когда феникс пропал, то Грааль исчез из рук профессора Эвергрин, и все! Нету его больше! Никто не знает, куда он девался!" Я знаю, подумал Гарри. Ему снова вспомнился темный зев пещеры, горы оружия, наваленные на плиты древней могилы великого воина и короля, и переливающиеся хрустальные грани драгоценной чаши, чаши, дарующей исцеление от боли и гнева, уничтожающей Зло светом надежды и чистой радости. Гарри знал, что, исполнив свое предназначение, Грааль вернулся обратно в то место, где его никто не сможет найти, кроме потомков древних Сестер — Хранительниц Озера и Великого Вечного Старца, давшего магическому миру закон и знания. Найти, если новая опасность будет грозить миру и справедливости. Что же я забыл... Гарри потер лоб. Солнце начало жарить уже просто нестерпимо, и он устало облокотился на плечо Сью, постепенно теряя нить разговора. Детей тоже разморило, разговоры начали понемногу стихать, и только скрип пера — Тео продолжал что-то спешно записывать, — мешал Гарри сосредоточиться на какой-то важной для него мысли. Ведь когда я разговаривал с Роном, то почти вспомнил, напрягал он память. О чем мы говорили? Голова незнакомого старика. Все — кончилось? Джим? Он осторожно пощупал кольчугу в том месте, где к телу прилегало теплое стекло бутылки. Нет, с ним все в порядке. Что же тогда?.. Внезапно из расположенного рядом защитного рва, отфыркиваясь, всплыла чья-то физиономия. Мокрые патлы торчали над хлюпающим носом и выпученными глазами, а железный плен рукавов кольчуги тянул их обладателя вниз. Рыжий человек пошевелил обвисшими промокшими усами и тут же воззвал с кошмарнейшим валлийским акцентом. "Спасите-е-е-е!!!" Он тут же оказался окруженным десятками маленьких ребячьих рук, окруживших его и тянувших на берег. "Гарри, боже мой! Это же..." "Сэр Кэдоген!" — всполошенно вскочил Гарри. "Ой, что же это я..." — Сью взмахнула палочкой. — "Вингардиум Левиоса!" Сэра Кэдогена выдернуло из воды, вынесло на берег и уронило на траву, куда он повалился в луже натекающей из поножей и сапог воды и, кашляя, принялся вытряхивать из-за пазухи головастиков. Меч — драгоценное
