— Хорошо-хорошо, я не спорю, — проворчал Карабас, не желая вступать в филологическую дискуссию.
— И впредь не советую!
Раввин почёл за лучшее дать собеседнику остыть — и поэтому промолчал.
— Итак, о цыпле и кролике, — вновь закапало на мозги. — Сами по себе эти существа мне не нужны, но мне совершенно необходимо, чтобы они вышли из автоклавов живыми и здоровыми. Тогда мои покупатели станут более сговорчивы... Ещё одну минуту, уважаемый Карабас, и мы дойдём до сути. Так вот, до недавнего времени в моём распоряжении было толковое существо, которое присматривало за этим хозяйством. К сожалению, мы расстались, и не по моей инициативе. Очень, очень не вовремя. Я так за неё беспокоюсь, — эта мысль была окрашена двумя противоположными чувствами: страхом и злорадством. — К счастью, обо мне она знает немного. Зато я имею здесь неофициальный статус жены Цезаря — которая, как известно, suspicione caret, то бишь выше подозрений. Так что если она попадётся... — тут неведомое существо остановило какую-то мысль усилием воли, после чего собралось и продолжило:
— Но будем надеяться на лучшее. Так или иначе, мне нужно, чтобы за автоклавами присмотрели. Нет-нет, ничего такого особенного — просто читать системные сообщения, регулировать температуру и добавлять биоматериал. Взамен я гарантирую вам отсутствие проблем — как на суше, так и с другой стороны. Если вы понимаете, о чём я...
— Всё это замечательно, но сначала я хочу посмотреть помещение, — сказал Карабас, подумав.
— Разумно и основательно. Но я уверен, вам понравится. Связь через Апельсинчика. Я имею в виду бэтмена. Он будет время от времени вас навещать. Если понадобится личный разговор — назначьте время и приезжайте сюда. Если не помните дорогу — Апельсинчик покажет. Засим позвольте откланяться. Всего наилучшего.
— Пока-пока, — пробормотал раввин, уже чувствуя, что ментальный контакт оборвался.
Выехать обратно на улицу оказалось не так-то легко. Впереди оказался крохотный дворик-колодец, в котором было не развернуться. Пришлось ехать задом, стараясь не задеть лакированными боками коляски стены. Потом в Карабасов возок чуть не врезалась тележка с сахарной репой, влекомая каким-то потёртым гозманом. Тот разорался, пришлось тратить время на вразумление. Наконец коляска снова поехала в нужном направлении. На этот раз раввин закрывать глаза не стал, опасаясь ещё какого-нибудь сюрприза.
Он тут же и случился, причём самого неприятного свойства. Апельсинчик столкнулся в воздухе с огромной вороной. Та с хриплым карканьем за ним погналась и долбанула клювищем. Карабас успел сжать гадостной твари сердце, так что она, кувыркаясь, полетела прямо под копыта першеронов. Но пострадал и бэтмен, получивший основательный ебок промеж перепонок. Он едва долетел до коляски и с жалобным писком забился под сиденье. Быстрый осмотр его сознания показал, что маленькому существу больно и страшно. Раввин понимал, что через полчасика он оклемается, но пока он остался без проводника.
Пришлось останавливаться на первом же перекрёстке и спрашивать местных, где находится Аусбухенцентрум. Первая же пупица уверенно показала налево. Карабас туда и направился, но деф дёрнул его задать тот же вопрос мимоидущему слонопотаму. Тот, в свою очередь, уверенно показал направо. Попытка уточнить у следующего прохожего, жужела, ни к чему не привела — тот вообще не знал никакого Аусбухенцентра, а на вопрос, где море, лишь усами закачал, явно имея в виду что-то вроде 'ай, ну зачем вам такое нехорошее место'. Выудить карту из головы Апельсинчика оказалось несложно, но совершенно бесполезно: тот ориентировался в основном по направлениям и температуре ветров на разной высоте и только отчасти по видам сверху. Разбираться во всём этом бар Раббас не стал, а решил ехать положась на удачу.
Удача тоже не заставила себя долго ждать. На первом же повороте, объехав рощицу из фиговых — во всех смыслах — пальм, он наткнулся на голосующего возле дороги кота, очень похожего на Базилио. Карабас, возможно, и принял бы его за База, будь у него очки. Но этот был с глазами — да такими честными, что раввин сразу напрягся.
— Командир! — закричал котан, завидев коляску. — Дочкой-Матерью прошу, подвези! Мне до Белой Дачи, это рядом, совсем устал, ноги не идут...
— Мне надо к Аусбухенцентру. Ну то есть к морю, — сказал Карабас. — Дорогу покажешь?
— Да это всё близко! — восторженно заорал котяра. — Покажу!
Карабас приглашающе распахнул дверцу. Кот буквально влетел в коляску и тут же принялся рулить и покрикивать на першеронов.
Бар Раббас тем временем обшмонал его мозг. Выяснилось, что котан дорогу к морю знает, но она в другой стороне. Сам он действительно собрался до Белой Дачи — ему дали наколку, что в этом посёлке можно пристроиться на мелкую подённую работу за харчи. Кот работать не любил и не собирался, а намеревался дождаться момента и обнести чей-нибудь домик, после чего свалить. Сейчас он боролся с искушением пришмотать дурака хомосапого, у которого такая крутая коляска и наверняка кое-что звенит в карманцах. В том, что он может убить Карабаса, котан не сомневался. Он вообще ставил хомосапых как бойцов невысоко, вне зависимости от их размера. Его смущали другие обстоятельства: рассказы о местных эмпатах, а также першероны, которые в случае гибели хозяина могли сначала понести, а потом и донести.
Раввин по жизни недолюбливал хулиганов, наглецов и простофиль. Кот, на своё несчастье, проходил по всем трём категориям.
Выяснив это, раввин решил перекрыть ему кислород — и ментальным импульсом защемил котячью дыхалку. Дождался, пока котан, бессильно суча лапами, сполз под лавку. Вытащил. Убедился, что нос у него синий, а глаза закатились. После чего приостановил коляску. Натужно крякнув, он зашвырнул тощее тело котана в заросли терновника — а сам поехал к морю.
Забегая вперёд: хулигану подфарило. Колючки чрезвычайно удачно впились в его шкуру, тем самым приведя в чувство. Котан сумел продышаться и выбраться из кустов, отделавшись царапинами и мелкими ранками. Ходить он, правда, не мог, так что пришлось заночевать в поле. Что, в общем и целом, не пошло ему на пользу — а в ближайшей перспективе и погубило.
Тем временем Карабас въехал на пригорок и впервые в жизни увидел море.
Море было большое. В нём было много воды.
Не дождавшись от себя других чувств по этому поводу, раввин спустился вниз. И увидел то, зачем приехал: несколько деревянных будок, обломки открытой эстрады и огромный ржавый каркас, напоминающий обглоданный скелет древнего кита.
— М-да, — сказал раввин, оглаживая бороду. — Прелестно, просто прелестно... Посмотрим.
Осмотр показал, что в одной из будок хранятся полотняные рулоны, обшитые крепёжными кольцами и лямками, а в другой нашлись ломы, лопаты и даже щётки. Всё это было замызганное, потрёпанное, но с виду годное. Карабас решил пригнать сюда весь электорат и задействовать по полной — не зря ж его кормили столько времени. Подумал о том, что не помешают какие-нибудь вымпелы, флаги и музыка. Потом решил, что всего этого будет недостаточно, чтобы заманить сюда местных, и мысленно снизил цену на первое представление до пяти сольдо. Прикинул, как распространять рекламу — через агентство или использовать труппу в качестве расклейщиков. Решил, что для начала надо узнать, не зарегулирована ли расклейка и не требуется ли какое-то особое разрешение.
Думая обо всём об этом, раввин дошёл до очередной будки и обнаружил на ней замок. Косяк был заклеен плёнкой с печатью. Присмотревшись, раввин прочёл маленькие буковки — 'служба контроля коммуникаций'. Подумав, раввин предположил, что имущество Грегора Замзы хранится, скорее всего, здесь — и что у его недавнего визави и в самом деле недурные связи. Которые, возможно, пригодятся для реализации основного задания, а в ближайшей перспективе — для запуска вирусной рекламы представления.
Бар Раббас ещё поразмышлял о всяких мелочах. Например, о том, что надо бы назвать первое представление единственным: это могло подогреть интерес. А также о том, что надо бы где-нибудь арендовать музыкальные инструменты. Неплохо бы также взять второго жука-ударника. И позаботиться об охране: в отличие от законопослушных поняш, местные могли создать проблемы.
Напоследок ещё раз обозрев пейзаж — заодно и убедившись, что воды в море меньше не стало — Карабас вернулся к коляске. И Апельсинчика под скамейкой не нашёл: маленький бэтмен, видимо, оклемался и улетел восвояси.
Бар Раббас мысленно пожелал ему доброго полёта и мягкой посадки.
Глава 65. Самая обыкновенная глава — в которой, в общем-то, всё и так понятно
29 ноября 312 года от Х.
Директория. Девятая ул. Шанзализе, д. 11 корп. 4. Бывш. помещ.
спорткомплекса 'Тонус-клуб Фигурия'.
День.
ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
;-)
Алиса прижала ушки и плюхнулась в бассейн, подняв тучу брызг.
Кот за ней не последовал. Свесив ноги в тёплую воду, он молча смотрел, как расплывается в иссиня-синей воде — бассейн был выложен голубой плиткой и подсвечивался — рыже-белый лисий хвост.
Лиса перевернулась на спину, и у кота снова захватило дух от вида изящных лапок в чёрных чулочках.
— До чего же хорошо... — пробормотала Алиса, выныривая.
— Печень как? — несколько нервно спросил Базилио.
— Не чувствую, — лиса счастливо улыбнулась.
— Ступни что? — не отставал кот.
— В воде не больно, вес не давит, — легкомысленно ответила лиса, с трудом рульнула намокшим, отяжелевшим хвостом и поплыла назад.
— Хочешь? — спросил Баз, показывая на блюдо с виноградом.
Алиса чуть высунулась.
— Да он какой-то зелёный, — разочарованно протянула она. — Несладкий, наверное.
— А мне сказали — сладкий, — вздохнул кот. Пробовать самому было бесполезно: как все кошачьи, Баз не чувствовал сладкого вкуса.
Он поднял кисть, которая ему самому казалась в оптическом диапазоне фиолетовой. Но Алиса сказала, что ей этот виноград зелен — а значит, для неё он и был зелёным. Этим сомнительным аргументом кот отгонял от себя неприятную мысль, что лисичка попросту капризничает, а если совсем честно — выпендривается. Мысль была неприятной, поскольку за ней следовал закономерный вопрос, почему он ей это позволяет. Напрашивающийся ответ коту заранее не нравился. Причём до такой степени, что он предпочитал не думать в этом направлении. Даже не начинать.
Вместо этого Баз тщательно обнюхал ягоды.
— Земляникой немножко пахнет, — заключил он. — Американский сорт. На основе vitis labrusca.
— Дикий виноград? Не хочу-у... — лиса оттолкнулась от бортика и проплыла метра два.
— Между прочим, — ехидно заметил кот, — по-английски он назывался fox grape. Лисьи ягодки.
— М-м-м? Лисьи? Дай вон ту веточку? — попросила Алиса.
Баз не стал уточнять, какую веточку лиса назвала 'вон той'. За неделю знакомства с Алисой Зюсс он уже убедился, что восприятие пространства у неё несколько своеобразное. На вопросы о том, где находится то-то и то-то, она сначала честно думала, что-то вспоминала, а потом уверенно говорила — 'там'. Попытка уточнить, где находится 'там', вызывала комментарии типа 'ну там', 'там же!', 'ну говорю же — там' и укоризненные взгляды, в которых явственно читалось: 'Ну какой же бестолковый идиот, я ему всё ясно объяснила, а он опять не понимает'. При этом сама лиса в этих своих 'там' отлично ориентировалась и никогда ничего не путала. Проблемы начинались именно на уровне слов. Кот было заподозрил, что Алиса когда-то работала с телепатами — это хоть как-то объясняло бы ситуацию. Но нет, лиса с телепатами не работала. Просто она была уверена, что её мысли, желания и намерения легко понять и так, если только Базилио проявит хоть чуточку внимания. Соответственно, когда кот в очередной раз чего-то не угадывал, она воспринимала это как пренебрежение — и дулась.
В очередной раз промотав в голове всё это, Баз взял самую большую кисть и сделал вид, что собирается её кинуть в воду.
— Не надо так, — почти серьёзно попросила лиса, подплывая поближе и цепляясь за бортик. — Покорми меня.
Кот кивнул и свесил гроздь над самым носом лисички. Та тявкнула, потом подняла голову и принялась объедать ягодки, урча и пофыркивая. Кот опускал веточку всё ниже, лиса с жадностью снимала ягодку за ягодкой. Её мордочка была перемазана соком. Кот подумал о том, какая же она сладкая сейчас, эта мордочка. Увы, эти мысли были совершенно бесполезны. Ощутить эту сладость Базилио было не дано — ни в каком разрезе.
Наконец Алиса расправилась с последней ягодкой, разочарованно облизнулась — и тут же озабоченно сдвинула крошечные белые бровки.
— Ох, — сказала она. — Ну вот зачем ты меня этим кормишь? Виноград — это же глюкоза! Пятьдесят процентов глюкозы! Ты понимаешь?
— Уже догадываюсь, — буркнул кот. С этой темой он был уже знаком — хотя предпочёл бы её не знать и никогда об этом не слышать.
— Она попадает в печень и превращается в жир, — сказала Алиса. — И блокирует переработку углеводов в гликоген. Которые тоже образуют жир! На боках! А ещё я принимаю небуплексин. Который повышает кортизол. А кортизол образует жир в области пресса...
Кот издал звук, совершенно не свойственный его основе — зарычал. Лиса почему-то не услышала.
— Ты. Не. Толстая, — эти три слова Базилио сказал в три приёма, сопровождая каждое слово сдавленным рыком. — Ты не можешь быть толстой. Во-первых, ты лиса. Толстых лис не бывает в принципе.
— Я больная лиса, — напомнила Алиса. — У меня всё что угодно может быть.
— С твоими-то энергопотерями? — прищурился кот. — У тебя же кости растут! Ты знаешь, сколько это калорий?
— Да знаю, — лиса вздохнула. — Я всё время ужасно голодная. Но голод — это одно, а жир — это другое. В ситуации постоянного физиологического стресса организм мобилизует жировое депо...
— Свиную отбивную будешь? — не выдержал Базилио. — Тут напротив магазинчик есть. Я заходил, нюхал. Мясо свежее. И если они ещё не закрылись, то мы можем отлично посидеть. С вином.
— Ну... я даже не знаю, — ответила лиса.
Эту фразу Баз уже научился понимать правильно. Поэтому он молча протянул руку, помогая Алисе выбраться из воды.
Та вышла, легко встряхнулась — обдав кота облаком крохотных капелек — и летящей походкой, на подушечках пальцев ног, побежала в сушилку. Коту почему-то вспомнилось, что хомосапые самочки, чтобы добиться такого положения стопы, носят специальную обувь с высокими каблуками. В очередной раз пообещал себе купить лисе нормальную обувку. И пошёл к шкафчикам, в одном из которых он хранил деньги на текущие расходы.