— Не волнуйся, — сказала Пенстемон, услышав это. Она взглянула на Хирама, и губы ее презрительно скривились. — Никто не захочет ребенка от него. Только если от тебя, Убийца Медведя...
Она пристально посмотрела на него из-под ресниц, и он засмеялся, приветствуя ее жестом уважения.
Это был идеальный вечер, холодный и бодрящий, дверь оставили открытой для притока свежего воздуха. Дым от огня поднимался прямой, белый, скользящий к отверстию наверху, его подвижный дух был подобен призраку, восходящему к радости.
Все ели и пили до момента приятного оцепенения, и была мгновенная тишина и всепроникающее чувство покоя и счастья...
— Для мужчин хорошо поесть как братьям, — заметил Хирам Стоящему Медведю на своем спотыкающемся цалаги. Или, скорее, попробовал сказать. "И, в конце концов", — размышлял Джейми, чувствуя, что его ребра скрипят от напряжения, — "между "как братья" и "своих братьев" было, действительно, очень незначительное различие".
Стоящий Медведь бросил на Хирама внимательный взгляд и отодвинулся немного подальше.
Птица наблюдал это и, после минутного молчания, обратился к Джейми.
— Ты очень забавный человек, Убийца Медведя, — повторил он, качая головой. — Ты выиграл.
* * *
"Мистеру Джону Стюарту,
Руководителю Южного Департамента по делам индейцев
Фрейзерс Ридж
В первый день ноября
1774 года от Рождества Христова
от Джеймса Фрейзера, эсквайра.
Уважаемый сэр!
Это уведомление для Вас относительно моей отставки в качестве индейского агента, поскольку я считаю, что мои личные убеждения больше не будут позволять мне с чистой совестью выполнять свою службу от имени Короны.
С благодарностью за Ваше любезное внимание и более чем достаточное покровительство и с наилучшими пожеланиями в будущем.
Остаюсь, Ваш покорный слуга, Дж. Фрейзер".
ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ.
Кости времени.
ГЛАВА 68. ДИКАРИ.
ОСТАЛОСЬ ЛИШЬ ДВА. Лужица растаявшего воска блестела от света, пылающего над ней фитиля, и камни медленно предстали перед глазами, один зеленый, один черный, горящие своим внутренним огнем. Джейми погрузил опушенный конец пера осторожно в расплавленный воск и, подцепив изумруд, поднял его к свету.
Он сбросил горячий камень в платок, что я предусмотрительно держала, и я тут же начала его быстро тереть, чтобы убрать остатки воска, прежде чем тот затвердеет снова.
— Неважно у нас с запасами, — пошутила я неловко. — Будем надеяться, что больше не возникнет никаких непредвиденных обстоятельств.
— Как бы то ни было, я не трону черный алмаз, — твердо сказал он и задул фитиль. — Он для тебя.
Я уставилась на него.
— О чем ты говоришь?
Он слегка пожал плечами и протянул руку, чтоб забрать у меня изумруд, завернутый в его платок.
— Если меня убьют, — как ни в чем ни бывало сказал он. — Ты возьмешь его и уйдешь. Обратно через камни.
— О? Не думаю, что сделаю это! — мне не нравилось обсуждать случайность, что повлекла бы за собой смерть Джейми, но было бессмысленно это игнорировать. Сражение, болезнь, лишение свободы, несчастный случай, убийство... — Вы же с Бри не собирались позволить мне умереть. Я сделаю то же самое, если буду иметь хоть малейшую надежду на привлечение твоего внимания.
Он улыбнулся.
— Я всегда помню твои слова, Сассенах, — серьезно уверил он меня. — Но ты сама говорила мне, что человек предполагает, а Бог располагает, и если Он сочтет нужным распорядиться мной — ты вернешься назад.
— Почему это? — спросила я уязвленно и расстроено. Воспоминания об отправке меня домой через камни накануне Каллодена были совсем не тем, что я когда-либо хотела вспоминать. А он тут как тут, взламывает дверь этой наглухо запечатанной камеры моего сознания. — Почему бы мне не остаться с Бри и Роджером? Джемми, и Марсали, и Фергюс, и Герман, и Анри-Кристиан, и девочки — все здесь. Ради чего туда, в конце концов, возвращаться?
Он вынул камень из платка, покрутил его между пальцами и внимательно посмотрел на меня, как будто обдумывая, стоит ли мне это сказать. Волосы на моем затылке встали дыбом.
— Я не знаю, — наконец произнес он, качая головой. — Но я видел тебя там.
Мурашки сбежали вниз по шее и по обеим рукам.
— Видел меня где?
— Там, — он неопределенно махнул рукой. — Ты снилась мне там. Я не знал, где это было; только то, что это было там — в твоем собственном времени.
— Откуда ты это знаешь? — спросила я, содрогаясь от ужаса. — Что я делала?
Силясь вспомнить, он нахмурился.
— Я точно не помню, — сказал он медленно. — Но я знал, что это было тогда, из-за света, — лицо его внезапно прояснилось. — Вот оно. Ты сидела за столом, с чем-то в руке, может быть писала. И свет был везде вокруг тебя, освещал твое лицо и волосы. Но это не был ни свет свечи, ни костра или солнца. И я помню, как подумал про себя, когда увидел тебя: "О, так вот как выглядит электрический свет".
Я уставилась на него, открыв рот.
— Как ты можешь узнать во сне то, чего никогда не видел в реальной жизни?
Ему показалось это смешным.
— Мне все время снятся сны о том, чего я не видел, Сассенах — с тобой не так?
— Ну, да, — сказала я неуверенно, — иногда. Может быть чудовища, необычные растения, странные пейзажи. И, безусловно, люди, которых я не знаю. Но ведь это другое? Увидеть то о чем ты слышал, но никогда не видел?
— Ладно, может то, что я видел, совсем не то, как электрический свет выглядит, — признался он, — но это то, что я сказал себе, когда увидел его. И я был абсолютно точно уверен, что ты была в своем собственном времени. — И, в конце концов, — добавил он раздумчиво, — мне снится прошлое, почему бы мне не увидеть во сне будущее?
Нечего было ответить на это совершенно кельтское замечание о природе вещей.
— Ну, полагаю, ты мог бы, — ответила я и с сомнением потерла нижнюю губу, — сколько лет мне было, в этих твоих снах?
Он сначала удивленно, затем неуверенно, а потом внимательно всмотрелся в мое лицо, словно пытаясь сравнить его с неким мысленным образом.
— Ну... я точно не знаю, — сказал он, и это впервые прозвучало неуверенно, — я вообще об этом не думал — но я не заметил, чтобы у тебя были седые волосы или что-то подобное — это была просто... ты, — он пожал плечами, сбитый с толку, и посмотрел вниз на камень в моей руке. — Как, по-твоему, он теплый, Сассенах? — спросил он с любопытством.
— Ну, разумеется, — ответила я довольно сердито. — Бога ради, его только что вытащили из горячего воска! И все-таки изумруд, казалось, действительно нежно пульсировал в моей руке, теплый, как моя собственная кровь и бьющийся, как маленькое сердце. Отдавая его, я почувствовала небольшое, своеобразное сопротивление — как будто он не хотел покидать меня. — Дай его МакДональду, — сказала я, вытирая ладонь об юбку. — Я слышу, он снаружи разговаривает с Арчем и хотел бы поскорее отсюда убраться.
* * *
ПОЗАВЧЕРА, МАКДОНАЛЬД ДОБРАЛСЯ до Риджа под проливным дождем, обветренное лицо его было почти фиолетовым от холода, напряжения и волнения, чтобы сообщить нам, что он нашел типографию, выставленную на продажу в Нью-Берне.
C одежды майора капала вода, и шел пар, когда он стоял у огня.
— Владелец уже уехал — отчасти не по своей воле, — сообщил он нам, капая водой и клубясь паром у огня. — Его друзья стремятся незамедлительно продать помещение и оборудование, прежде чем оно может быть изъято или уничтожено, и тем самым обеспечить его средствами, чтобы он смог восстановиться в Англии.
Под "отчасти не по своей воле", он имел ввиду, что владелец типографии был тори, который был схвачен прямо на улице местным Комитетом Безопасности и тут же засунут на корабль, отбывающий в Англию. Такой вид экстренной высылки становился популярным, и пока что был более гуманным, чем "смола и перья". Но это означало, что печатник прибудет в Англию без гроша в кармане и в придачу, будет должен за проезд.
— Мне довелось встретиться в кабаке с некоторыми его друзьями, рвущими на себе волосы по его печальной судьбе и пьющими за его благополучие. Я сказал им, что в состоянии предоставить им возможность получить выгоду, — сообщил Майор, раздуваясь от удовольствия. — Они навострили уши, когда я сказал, что у тебя возможно — всего лишь возможно, заметь — есть готовые наличные деньги.
— Что заставило тебя так думать, Дональд? — спросил Джейми, выгнув бровь.
МакДональд посмотрел на него удивленно, затем понимающе. Он подмигнул и приложил палец к носу.
— Я слышу всякое там, сям. Молва твердит, что у тебя есть небольшой запас драгоценностей — или я так слышал от торговца в Эдентоне, чей банк имел дело с одним...
Мы с Джейми переглянулись.
— Бобби, — сказала я, и он с покорностью кивнул.
— Ну, а как по мне, то я могила! — сказал МакДональд, наблюдая за нами. — Вы можете положиться на мое благоразумие, будьте уверены. И я сомневаюсь, что это широко известно. Но ведь, бедняк не станет закупать ружья десятками сейчас, не так ли?
— О, возможно, — сказал Джейми, уступая. — Вы были бы удивлены, Дональд. Ну... я полагаю, сделка может быть заключена. Так и что друзья печатника просят за типографию — и предложат ли они страховку на случай пожара?
* * *
МАКДОНАЛЬД БЫЛ УПОЛНОМОЧЕН вести переговоры от лица друзей печатника — они желали добиться продажи сомнительной недвижимости прежде, чем некие энтузиасты-патриоты заявились бы и спалили все дотла — и поэтому сделку заключили тут же на месте. МакДональд был стремительно отправлен обратно, чтобы обменять изумруд на деньги и, завершив покупку, передать остаток средств Фергюсу на текущие расходы. Он должен был так же как можно скорее известить всех в Нью-Берне, что типография теперь будут под новым руководством.
— И если кто спросит о политических убеждениях нового владельца... — сказал Джейми. На что МакДональд только мудро кивнул и еще раз приложил свой палец к носу, покрытому красноватыми прожилками.
Я была почти уверена, что Фергюс не имел личных политических убеждений. Кроме своей семьи, он был предан одному только Джейми. Раз сделка была совершена, и началось безумство сборов — Марсали и Фергюс должны были уехать сразу, чтобы иметь возможность обустроиться в Нью-Берне, прежде выпадет снег, то Джейми пришлось серьезно поговорить с Фергюсом.
— Сейчас не будет так, как было в Эдинбурге. Есть еще только один печатник в городе, и со слов МакДональда, он пожилой джентльмен, который настолько боится и Комитета, и губернатора, что не станет печатать ничего, кроме проповедей и рекламных листовок о скачках.
— TrХs bon, — сказал Фергюс, выглядя еще счастливее, если такое вообще было возможно. Он светился, словно китайский фонарик, с тех пор как услышал новости. — Мы будем заниматься всеми газетами и листовками, не говоря уже о печати скандальных пьес и памфлетов — в этом нет ничего подобного крамоле и беспорядкам в печатном деле, милорд, Вы и сами это знаете.
— Я знаю это, — очень сухо ответил Джейми. — Вот почему я хотел бы вбить в твою толстую черепушку, что необходимо быть осмотрительным! Я не желаю услышать о том, что тебя повесили за измену или же изваляли в смоле и перьях, посчитав недостаточным изменником.
— О, ла! — Фергюс изящно взмахнул крюком. — Я отлично знаю, как играть в эту игру, милорд.
Джейми кивнул, все еще выглядя смущенным.
— Да, ты знаешь. Но прошло несколько лет; ты мог потерять сноровку. И ты не знаешь, кто есть кто в Нью-Берне. Ты же не хочешь потом обнаружить себя покупающим мясо у человека, с которым сам жестоко обошелся в утренней газете, не так ли?
— Я запомню это, па, — Марсали сидела у огня, кормила Анри-Кристиана и внимательно ко всему прислушивалась. Пожалуй, она выглядела счастливее Фергюса, на которого смотрела с обожанием. Она перевела взгляд обожания на Джейми и улыбнулась. — Мы будем очень осторожны, я обещаю.
Суровый взгляд Джейми смягчился, когда он посмотрел на нее.
— Я буду скучать по тебе, девочка, — сказал он нежно. Ее радость померкла, но только отчасти.
— Я тоже буду скучать, па. Все мы будем. А Герман вообще не хочет оставлять Джемми. Но... — ее взгляд вернулся к Фергюсу, который составлял список закупок, насвистывая себе под нос "Жаворонка", и она крепче прижала Анри-Кристиана, заставив его в знак протеста задрыгать ножками.
— Да, я знаю, — Джейми откашлялся, чтоб скрыть эмоции и утер кулаком нос. — Итак, малыш Фергюс. Ты получишь еще немного денег сверху; в первую очередь непременно подкупи констебля и стражу. МакДональд сообщил мне имена людей из Королевского Совета и лидера Законодательного собрания — он сможет помочь с Советом, так как он человек губернатора. Будь тактичен, ага? Но смотри, чтоб он обо всем позаботился, и был большим подспорьем в этом деле.
Фергюс кивнул, склонив голову над своим списком.
— Бумага, чернила, свинец, взятки, замшевая кожа, кисти, — проговорил он, энергично записывая, и продолжил рассеяно напевать "Жаворонок, милый жаворонок...".
* * *
ПЕРЕПРАВИТЬ ПОВОЗКУ В РИДЖ не представлялось возможным; единственным подходным путем была узкая тропа, что вилась по склону от Куперсвилля — это было одним из факторов, что превратило этот незначительный перекресток в маленькую деревушку, где бродячие торговцы и другие путешественники, как правило, останавливались, совершая пешие вылазки в горы.
— Все это очень хорошо препятствует вражеским нападениям на Ридж, — запыхавшись, сказала я Бри, когда поставила на обочину тропы большой холщовый узел с подсвечниками, ночными горшками и другой мелкой домашней утварью. — Но, к сожалению, из-за этого и выбраться из чертова Риджа крайне трудно.
— Думаю, па и в голову никогда не приходило, что кто-нибудь захочет уйти, — проворчала Бри, скинув свою ношу — котел Марсали, наполненный сырами, кульками муки, бобами и рисом, а также деревянный ящик, набитый сушеной рыбой, и сетку яблок. — Это весит тонну!
Она повернулась в ту сторону, откуда мы пришли, и заорала:
— Герман!
Мертвая тишина. Герман и Джемми должны были пригнать козу Мирабель к повозке. Они покинули хижину вместе с нами, но постоянно отставали.
Ни голоса, ни "мэеее" с тропы не отозвались, но показалась миссис Баг, еле плетущаяся под тяжестью прялки Марсали, которую она тащила на спине. В руке она держала поводок Мирабель. Мирабель — маленькая, чистенькая белая козочка — счастливо заблеяла при виде нас.
— Я нашла бедную малышку привязанной к кусту, — произнесла с одышкой миссис Баг, опустив прялку и утирая лицо передником. — Никаких признаков ребят, вот маленькие злые создания!
Брианна тихо прорычала, что не сулило ничего хорошего ни Джемми ни Герману, если они ей попадутся. Но прежде чем она затопала обратно, по тропе спустились Роджер и Младший Йен, неся за оба края ткацкий станок Марсали, разобранный, по этому случаю, и сложенный в огромную связку тяжелых брусьев. Заметив затор на дороге, они остановились, поставив свою ношу со вздохом облегчения.
