В общем на следующее утро в Литтл-Хэнглтоне едва ли кто-то сомневался в том, что Реддлов убил Фрэнк Брайс.
А в пыльном и тёмном полицейском участке соседнего с Литтл-Хэнглтоном городка Фрэнк упорно твердил, что он невиновен и что единственным человеком, которого он видел в день смерти Реддлов, был незнакомый подросток — темноволосый и бледный. Но, поскольку больше никто в деревне такого мальчика не видел, в полиции решили, что Фрэнк его просто выдумал.
И вот когда дело стало принимать для Фрэнка скверный оборот, пришёл отчёт о вскрытии тел — и ситуация сразу переменилась.
Более странного заключения в полиции ещё не видели. Врачи, исследовавшие тела, пришли к поразительному выводу: никто из Реддлов не был ни отравлен, ни зарезан, ни застрелен, ни удавлен, не задохнулся газом и вообще, судя по всему, не получил никаких повреждений. Фактически — в отчёте звучало явное замешательство — все Реддлы оказались абсолютно здоровы, не считая такой детали, что были мертвы. Обязанные найти у покойников хоть какие-то нелады, в конце врачи добавляли, что на лицах всех умерших застыло выражение ужаса. Но — как заметили разочарованные полицейские — где это видано, чтобы трёх здоровых людей напугали до смерти?
Поскольку не было никаких доказательств, что Реддлов вообще кто-то убил, полиции пришлось отпустить Фрэнка. Реддлов похоронили на кладбище Литтл-Хэнглтона, и их могилы ещё долго вызывали всеобщее любопытство. А Фрэнк Брайс, окружённый подозрениями, к изумлению всей деревни, возвратился в свой коттедж в усадьбе Реддлов. Даже несмотря на то что вся деревня считала, что убил он, Фрэнк так и не уехал. Он остался ухаживать за садом. В доме поселилась другая семья, за ней ещё одна: надолго там никто не задерживался. Возможно, виноват в этом до некоторой степени был и нелюдимый Фрэнк, но владельцы жаловались, что это место таит в себе что-то зловещее, и дом, в отсутствие обитателей, начал понемногу ветшать.
Нынешний хозяин Дома Реддлов — какой-то богач — тоже там не жил и никак его не использовал; в деревне говорили, что воротила содержит усадьбу «из налоговых соображений», но что это значит, никто толком объяснить не мог. Тем не менее, и он продолжал платить жалованье садовнику. Фрэнку шёл семьдесят седьмой год, он стал глуховат, и его увечная нога почти совсем не гнулась, но, как и встарь, он ковылял между клумбами, путаясь в сорняках.
Разбудила Фрэнка раненая нога — к старости она мучила его всё сильнее. Он поднялся и побрёл вниз, на кухню, чтобы налить грелку для разболевшегося колена. Стоя у раковины, он поднял глаза на Дом Реддлов — в верхних окнах мерцал свет. Мужчина решил, что в дом опять забрались мальчишки, и судя по отсветам развели огонь.
Телефона у него не было, да и полиции он сильно не доверял с тех пор, как они таскали его на допросы. Он отставил чайник и, насколько позволяла нога, заторопился наверх. Вернувшись на кухню, уже полностью одетый, Фрэнк снял с крючка у двери старый ржавый ключ, взял палку, которой пользовался при ходьбе, и вышел в ночь.
Ни на парадной двери, ни на окнах следов взлома не было видно. Фрэнк, хромая, обошёл вокруг Дома, добрался до задней двери, скрытой плющом, вставил ключ в скважину и беззвучно повернул.
Открыв дверь, он вступил в тёмное пространство кухни. Фрэнк не был здесь много лет, тем не менее, несмотря на темноту, он припомнил, где находится дверь в холл, и на ощупь двинулся к ней; в нос ему ударило затхлым духом, он настороженно прислушался: не донесутся ли сверху шаги или голоса? В холле было немного светлее — из-за больших окон по обе стороны парадной двери. Фрэнк начал подниматься по лестнице, благословляя толстый слой пыли на камне, заглушавший звук его шагов и стук палки.
На площадке Фрэнк повернул направо и сразу же понял, где обосновались незваные гости — в самом конце коридора была приоткрыта дверь, и на чёрный пол падал длинный золотой отблеск колеблющегося пламени. Сжимая палку, Фрэнк продвигался вперёд и через несколько шагов уже видел в щель небольшую часть комнаты.
Огонь был разведён в камине. Это удивило Фрэнка. Он остановился и стал напряжённо прислушиваться к мужскому голосу, доносившемуся из комнаты, — тот звучал робко и даже испуганно:
— В бутылке немного осталось, милорд, если вы ещё голодны… — голос человека был молодой, и он говорил с уважением, не страхом, именно уважением и преданностью уж это Фрэнк мог различать ещё со времён войны.
— Позже, — отозвался второй голос — тоже мужской, но при этом он был странно высокий и холодный, словно порыв ледяного ветра. Было в этом голосе что-то такое, что подняло дыбом редкие волосы на затылке Фрэнка. — Пододвинь меня поближе к огню Барти.
Чтобы лучше слышать, Фрэнк повернулся к двери правым ухом. Раздалось звяканье бутылки, поставленной на твёрдую поверхность, и затем глухой звук тяжёлого кресла, которое волокут по полу. Фрэнк мельком увидел спину какого-то высокого парня, толкавшего кресло к камину. На нём была длинная чёрная мантия, и он имел короткие чёрные волосы, рассмотреть получше он его не сумел так как он вновь пропал из виду.
— Где Нагайна? — спросил ледяной голос.
— Не знаю, милорд, — ответил первый. — Думаю, она обследует дом…
— Подоишь её, прежде чем мы ляжем спать, Барти, — сказал второй. — Мне надо будет поесть ночью. Путешествие сильно меня утомило, а ты один из немногих кто остался мне предан, Хвост казнён девчонкой, остальные или в Азкабане или отреклись.
Нахмурившись, Фрэнк приблизил здоровое ухо ещё ближе к двери, стараясь не пропустить ни слова. После паузы человек, которого звали Барти заговорил вновь:
— Милорд, могу я спросить: сколько мы здесь пробудем?
— Неделю. Возможно, и дольше. Это место очень удобно, а в нашем плане пока что заминка. Идиотизм приступать к действиям до окончания Чемпионата мира по квиддичу. Думаю, посмевшие отречься от меня попробуют провести на нём какую-нибудь акцию.
Фрэнк поковырял в ухе шишковатым пальцем. Должно быть, у него уши серой заросли, если померещился какой-то «квиддич» — такого и, слова-то нет.
— Чемпионата мира по квиддичу, милорд? — переспросил Барти (Фрэнк ещё энергичней завертел пальцем в ухе). — Логично, на Чемпионат в страну съедутся волшебники со всего мира, и каждая шавка из Министерства магии будет совать нос куда надо и не надо, вынюхивать, где что не так, проверять и перепроверять — совсем рехнулись на своих мерах безопасности — не дай бог маглы чего заметят. Вы правы лучше подождать.
Фрэнк оставил ухо в покое. Он отчётливо разобрал слова «Министерство магии», «волшебники» и «маглы». Каждое из этих выражений имеет какой-то тайный смысл, дело ясное, и говорят так либо шпионы, либо преступники. Он вновь стиснул палку и продолжал слушать ещё внимательней.
— Именно, — утвердительно ответил второй, — плюс мне интересна реакция девчонки, она могущественна, невероятно могущественна и возможно она решит пару наших проблем с предателями.
— Ваша светлость, всё ещё полны решимости? — тихо спросил Барти.
— Разумеется, я полон решимости, — в холодном голосе прозвучала угрожающая нота.
— Я не в том плане чтобы отступить, нет конечно, просто может лучше обойтись без Эрин Поттер, милорд? — она невероятно сильна, вернуть к жизни мать, которая потом лишила Дамблдора магии, да и она сама расправилась с ним играючи во время их дуэли.
— Не Эрин Поттер, а Эрин ЛаФэй, — выдохнул второй. — С одной стороны ты конечно прав это громадный риск, в таком состоянии, в котором я нахожусь сейчас, она прихлопнет меня, как надоедливую муху, если бы я тогда знал, что та, кого я считал грязнокровкой прямая наследница такого Рода как ЛаФэй, я бы поступил совсем по-другому и привлёк её на свою сторону, думаю это было бы несложно.
— Может тогда в самом деле просто возьмём другого волшебника или колдунью — кого угодно! — всё можно сделать гораздо быстрее! Если вы прикажете, то уже через два дня я бы привёл вам подходящую замену.
— Да, конечно, я могу использовать другого волшебника, — произнёс второй голос негромко. — Это правда…
— Милорд, в этом есть смысл, — продолжал Барти, — ведь добраться до ЛаФэй очень трудно — можно сказать что даже невозможно, плюс вы сами говорите, что слишком слабы и вам не справится с ней.
— И потому ты вызвался пойти и привести мне кого-то взамен? — спросил говоривший. — Ты всегда был мне предан Барти так что ты прав, можно было бы использовать другого, но ты же сам знаешь, что дело то именно в пророчестве.
— Милорд! Но ведь под него подпадает не только ЛаФэй, но и этот Невилл Лонгботтом, его и охраняют не в пример слабее, да и самой ЛаФэй на него наплевать, так как он прихвостень того, кого она считает ещё большим врагом чем вас, вы для неё сейчас после того как она вернула мать, явно неинтересны, а за смерть отца, как она уже не раз говорила, она вам даже благодарна. Сами же знаете, что Дамблдор опоил Лилит приворотными. Вот взгляните, я уже подготовил план. — Подойдя к креслу он развернул какай-то свиток и углубился в объяснения.
— Может ты и прав Барти, — выслушав задумчиво ответил тот, — надо об этом подумать. Я тебе уже объяснял, почему у меня есть причины использовать только подпадающего под пророчество и никого другого, — но как ты верно выразился под пророчество подпадает не только ЛаФэй. Я ждал тринадцать лет, и несколько месяцев ничего не изменят. Да, думаю стоит использовать твой вариант плана.
— Спасибо милорд, — ответил парень, — рад что сумел помочь.
— У тебя всегда была голова на плечах; и твоя преданность всегда оставалась безупречной, чем большинство моих слуг к несчастью, не блещут. Ты нашёл меня сразу как сумел сбежать от отца, единственный, кто нашёл меня. Ты доставил мне Берту Джоркинс… — подтвердил второй человек, несколько развеселившись. — Недурной ход, меньшего я от тебя и не ожидал. Но ведь всё равно ты и понятия не имел, насколько она может пригодиться, когда похитил её, верно?
— Я считал, что она может быть полезна, милорд, конечно не понимая настолько.
— И оказался прав, не стану отрицать — её сведения оказались бесценны. Без них мне бы никогда не составить плана. И за это тебя ждёт награда. Ты будешь участвовать в самом главном… Многие из моих последователей дали бы себе отрубить правую руку за это…
— Руку всегда можно восстановить, а боль загасить заклятием, — спокойно ответил Барти.
— Именно.
А в это время снаружи, в коридоре, Фрэнк вдруг заметил, что его ладонь, сжимающая палку, сделалась мокрой от пота.
Человек с холодным голосом убил женщину. Он говорит об этом без капли раскаяния — напротив, это его забавляет. Он опасный маньяк и замышляет новые убийства. ЛаФэй, он сначала нацелился на самого богатого человека планеты. Потом отказался, но теперь в опасности другой, кем бы не был этот мальчик, Невилл Лонгботтом, он в страшной опасности!
Фрэнк понял: самое время бежать в полицию, хотя скорее лучше позвонить в представительство Авалон Индастриз. Необходимо выбраться из Дома и прямиком к телефонной будке в деревне… Но тут вновь зазвучал ледяной голос, и Фрэнк замер на месте, изо всех сил напрягая слух.
— Ещё одно заклятие и всё будет готово, конечно пока тебя нет за мной придётся ухаживать домовикам, но выбора у нас особого нет… А мне нужен верный слуга в Хогвартсе, думаю твой отец подойдёт как новый облик для тебя… До ЛаФэй как ты верно подметил нам не добраться, и я благодарен тебе за твой план, Лонгботтом теперь считай уже у нас в руках, ладно Барти тише… Мне кажется, я слышу Нагайну…
Тут голос второго собеседника изменился — таких звуков Фрэнк в жизни не слыхал, — тот шипел и фыркал, не переводя дыхания. Фрэнк было подумал, что у парня припадок, но в это время уловил какое-то движение в тёмном коридоре позади себя. Он оглянулся и оцепенел от страха.
Что-то ползло прямо на него по чёрному полу, и, когда оно приблизилось к полоске света, Фрэнк с дрожью ужаса различил, что это гигантская змея — по меньшей мере двенадцати футов длины. Её волнообразно движущееся тело оставляло широкий извилистый след в толстом слое пыли. Вот она совсем близко… Что же делать? Единственный путь к спасению — дверь в комнату, где двое мужчин обсуждают подготовку убийства. Но если он останется там, где стоит, змея точно его прикончит.
Он не успел принять никакого решения, когда змея поравнялась с ним и — вот чудо! — скользнула мимо, подчиняясь тому шипению, которое издавал человек с холодным голосом, и через секунду кончик её хвоста с ромбовидным узором скрылся за дверью.
По лбу Фрэнка покатился пот, а его рука с палкой затряслась. Там, в комнате, ледяной голос продолжал шипеть, и Фрэнку пришла в голову странная, невозможная мысль: «Этот человек может разговаривать со змеями».
Фрэнк перестал понимать, что происходит. Больше всего на свете ему хотелось очутиться сейчас в своей постели с грелкой. Но беда в том, что ноги перестали его слушаться. И пока он стоял, дрожа и пытаясь овладеть собой, человек с холодным голосом опять перешёл на английский.
— У Нагайны интересные новости, Барти, — сказал он.
— Какие именно милорд?
— Интересные… Если верить ей, один старый магл стоит возле этой комнаты и слышит каждое наше слово.
Спрятаться было негде. Зазвучали шаги, и дверь распахнулась.
Перед Фрэнком стоял высокий молодой парень лет тридцати, с чёрными волосами и в длинной чёрной мантии который окинул его презрительным взглядом и ухмыльнулся.
— Пригласи его войти, — холодный голос раздавался из старинного кресла перед камином, но говорившего не было видно. Зато Фрэнк видел змею, свернувшуюся кольцами на полусгнившем коврике у камина, — жуткое подобие любимой комнатной собачки.
Барти поманил Фрэнка в комнату. Несмотря на сотрясавшую его дрожь, Фрэнк покрепче сжал палку и с усилием перешагнул через порог.
Камин был единственным источником света в комнате; по стенам разбегались длинные зыбкие тени. Фрэнк уставился на спинку кресла — сидевший там человек был, похоже, ещё меньше своего слуги — Фрэнк не видел даже его затылка.
— Ты всё слышал, магл? — спросил холодный голос.
— Каким это словом вы меня называете? — вызывающе ответил Фрэнк. Теперь, когда он был в комнате и пришло время действовать, он чувствовал себя смелее — так с ним бывало и на фронте.