— Рен, если ты соизволишь вылезти из-под подушки, я смогу поговорить с тобой, глядя в глаза... Согласись, так будет более вежливо...
Вылезать категорически не хотелось, хотелось, наоборот, замотаться еще в кокон из одеял и застыть так, словно куколка бабочки, на неопределенное время, когда что-нибудь решится само собой.
Видимо Аслан не разделял его точку зрения.
— Рени, ты хотел быть с Тессой, ты мне говорил, что для тебя это очень важно... Это не так?
Ренальд замер, пытаясь осмыслить, к чему ведет лаэр.
— Ренальд, если тебе действительно так плохо, как ты демонстрируешь, я могу поговорить с Тессой, чтобы она оставила тебя в покое. Я уверен, она поймет... Боюсь, что для нее это будет слишком больно, но она взрослая девочка и справится... не стоит так переживать, котенок...
Вот этот завуалированный упрек в его несостоятельности и в то же время настоящее участие, сквозившее в голосе Аслана, заставили похолодеть — а вдруг он в самом деле решит, что Тесса ему не нужна, а вдруг запретит ей...
— Аслан! — Ренальд откинул подушку и живо сел, в непритворном страхе уставившись на мужчину, внимательно и серьезно рассматривающего его — ни презрения, ни брезгливости, ни жалости, ни обвинения — лишь желание понять и помочь. Так странно...
— Аслан, это все не так. Я просто чувствую себя рядом с ней и самым счастливым человеком на свете и самым несчастным, — убито признал Рени.
— Почему? — удивился лаэр.
— Я как какая-то беспомощная букашка. Она всегда знает лучше меня самого, что мне нужно, знает, что я стыжусь делать какие-то вещи, но все равно заставляет их делать и потом они уже не кажутся такими ужасными, а потом проходит время и снова кажутся... Мне все время не дает покоя мысль о том, что когда она меня проведет по всем этим лабиринтам, ей просто станет скучно, но я не смогу без нее, не смогу...
— Мелкий, но я не вижу проблемы в том, что люди, которые желают быть рядом, доверяют друг другу сокровенные тайны и желания.
— Аслан, я все время выгляжу каким-то дурачком... Почему она говорит, что и как делать? Ведь это мужчина должен...
— Кхм... — немного растерялся Аслан. — То есть, ты предпочитаешь, чтобы женщина тебе подчинялась? — осторожно спросил лаэр.
— Да! Ведь так правильно! Но я ничего не знаю и не умею! — в сердцах воскликнул Рени, распаляясь.
— Секунду! — остановил Аслан жестом.
Парень мгновенно заткнулся.
— Рени, ты только что сказал... — кивнул Аслан, предлагая продолжить.
— ...не знаю... не умею... — убито закончил Рени.
— И поэтому твой предыдущий вопрос 'почему?'...
— ...выглядит нелепо, — опустил голову мальчишка, но тут же вскинулся. — Но это... как-то неправильно...
— Тебе не нравится такое положение?
— Нравится...
— Кто тебе будет устраивать суд, кроме тебя самого?
— Никто?... — с надеждой прошептал, потрясенный озарением Ренальд.
— Никто, — подтвердил Аслан, улыбнувшись.
— Спасибо... — облегченно выдохнул Ренальд, но тут же снова озадачился. — Но еще, знаешь... Я... надо было сразу тебе сказать, Аслан, но я перепугался, что ты меня поднимешь на смех и будешь презирать... Я нечаянно нашел книжку... непристойную...
— Я знаю, Мелкий, — улыбнулся Аслан, — все знаю, и не вижу в том проблемы, и Тесса не видит, уверяю тебя... Тебе, кстати, что больше понравилось, — Аслан потянулся за валяющейся у стены книжицей, и Рени судорожно перехватил его руку:
— Не надо!
— Почему? — лукаво улыбнулся Аслан.
— Противно...
— Глупости, Рени, подумаешь, какие-то картинки... Ну, помечтал немного...
— Но ей было противно! — Ренальд отчаянно попытался донести эту мысль, не дающую ему покоя, до сознания господина.
— Неприятно, — поправил Аслан, улыбнувшись, — не противно. Тесса в состоянии мириться с тем, что у тебя могут быть соответствующие твоему возрасту потребности.
— Мне стыдно, — опустил голову Рени.
— Нечего стыдиться, многие юноши используют подручные средства для достижения максимального эффекта... кто-то довольствуется разглядыванием картинок, кто-то подсматривает за бабами в бане, кто-то портит служанок или местных девок, кто-то идет в бордель, чтобы чему-нибудь научиться — поверь, что крестьянский парень, что сын какого-нибудь дворянина — все равно проходят эту стадию взросления. Потом будет легче, Мелкий, уверяю, а сейчас, пока бушуют гормоны — в этом нет ничего зазорного, только вот у тебя не все так просто... Ты... наверное, ты знаешь, что юноши, предназначенные для определенных услуг, вообще лишены женского общества — у них выбора нет. Впрочем, подожди пугаться, я не поступлю так с тобой, котенок, — Аслан чуть не пожалел о вырвавшихся словах, уловив, как дернулся Рени. — Но ты все равно будешь ограничен. Я не могу тебе позволить быть с кем-то, кроме Тессы. Точнее, даже не так — или Тесса, или кто-то еще, но про нее ты тогда не сможешь даже мечтать. Извини, дружок, но это мое непреклонное условие. Я...
— Аслан! — ахнул Рени, поняв только, что Аслан действительно может ему запретить бывать с Тессой. — Я не думаю ни о ком, клянусь тебе!
— Не надо клятв и обещаний — твои мысли и фантазии могут остаться с тобой, но тело должно оставаться вне этого. Тебе оказано слишком большое доверие с нашей стороны. Я, как мужчина, не хотел бы вообще ни с кем делить свою женщину... И я готов прислушаться к ее желанию, но лишь до определенного момента. Рени, как бы я к тебе хорошо не относился, но Тесса — самое дорогое, что у меня есть, Ренальд, ты это понимаешь?
— Да, конечно, — кивнул парень без всяких сомнений.
— Ну вот и хорошо, — удовлетворенно произнес лаэр. — Что именно тебя так смутило сегодня?
— Я... я не могу... — закрыл Рени лицо руками. — Аслан, не спрашивай...
— Тебя так смутили оральные ласки? — не послушался варвар.
— Откуда ты знаешь? — потрясенный Рени отнял руки от лица и с благоговейным ужасом уставился на лаэра, не в силах поверить, что Тесса сама могла рассказать, неужели Аслан как-то догадался по его виду?
— Понимаешь, Рени, зная тебя, — усмехнулся Аслан, — я предполагаю, что именно тебя так ужасает... В твоем представлении человеческие гениталии предназначены лишь для справления естественных потребностей организма, но ведь тебе известно, хотя бы из учебника Анатомии, что именно там расположено слишком много эрогенных зон, при воздействии на которые, человека можно довести до оргазма, гораздо быстрее и действеннее поцелуев и робких прикосновений. Человеческому организму время от времени требуется полная разрядка и почти опустошение, чтобы снова появилось желание чего-то достичь, к чему-то стремиться, и удовлетворение сексуальных потребностей такое же значимое для взрослого человека, как и стремление получать удовлетворение от других действий и поступков, от того, что ты чего-то достиг и получил какую-то награду — неважно моральную или материальную компенсацию, доволен своим созиданием или достигнув уважения окружающих. И то, что у людей, достигших детородного возраста появляется инстинкт к продолжению рода, к воспроизведению потомства — так заложено природой. Просто если бы все каждый раз заканчивалось именно этим, в нашем мире давно царили бы голод и разруха — проблема перенаселения очень страшна, Рени. Кто-то более активен, кто-то пассивен. Но у тех, кто мог бы размножаться постоянно, просто вряд ли хватило бы средств, чтобы прокормить своих многочисленных отпрысков, дать им достойное воспитание...
Рени подавленно молчал, проникшись серьезностью Аслановых объяснений. И лаэр, вдохновившись, продолжил:
— Представляешь, сколько тогда развелось бы полуголодных беспринципных особей, озабоченных только проблемой пропитания и удовлетворения своих насущных потребностей — ни моральных принципов, ограничений, ни элементарных навыков уживаться с себе подобными... и от них родятся такие же... А зависть к тем, у кого больше еды, красивых женщин, более красивые одежды, более уютные дома, плодоносные сады и плодородные земли, породистые табуны? Почему бы не пойти и не отобрать у тех, кто более слаб, или, чей род менее многочисленен, или кто не желает драться, а пытается что-то созидать? По-моему, очень разумно то, что люди научились справляться со своими потребностями — просто занимаясь любовью или сексом, без последствий. Не надо специально умерщвлять свою плоть, терзая ее вынужденными воздержаниями, не надо каждый раз в страхе ждать, не появится ли в скором времени лишний рот... Я знаю, что все, чему тебя учили в обители противоречит тому, что я говорю тебе сейчас, но и ты должен понять, что там люди живут на ограниченном пространстве и не хотят, чтобы их касались многие мирские заботы, от которых они и ушли, потому и ввели эти правила и ограничения. Думаю, в этом случае, это даже разумно. Но ты теперь не там, среди них. Ты здесь, с нами, так что здесь действуют другие правила. Я не спорю, это не слишком этично, романтично и так далее, но, Солнышко ты неразумное, ты, в конце концов, должен соображать, что не каждый будет заниматься любовью так, как это подразумевается для исполнения своего супружеского долга. Не каждый готов так свободно себя вести и одаривать партнера. У любящих людей нет запретов и ограничений, кроме страха нечаянно доставить своему любимому горе или обидеть его. Родители или няньки, обожающее своего младенца, омывают его грязную попку и целуют его, вовсе не морщась брезгливо, потому что он для них все слишком любим и дорог, чтобы думать о том, что это грязно и плохо пахнет...
Рени опустил голову и вздохнул.
— Ну, может, не совсем удачный пример, — нахмурился Аслан. — Желание доставить радость, наслаждение, даже если в чем-то ущемляются собственные интересы — это вполне естественно, а потом, кто сказал, что осознание своей 'жертвенности', отражение в глазах любимого благодарности, страсти и готовности ответить тем же, не компенсирует этих действий? Тебя никто не заставляет поступать так же, может быть, когда-нибудь ты и сам это поймешь и примешь, пока же только бери и наслаждайся, постарайся почувствовать глубину того доверия, что тебе оказывают, бери предложенное и не пытайся оттолкнуть — это обижает. Тесса, скорее всего, никогда тебе не скажет, но уверяю, ей было обидно, что ты представляешь все её попытки показать тебе что-то новое и доставляющее блаженство и удовольствие только насилием над собственной личностью.
Может быть, сейчас было не самое лучшее время для откровений, но Аслан все же решился:
— Ты... Рени, не хочу, чтобы ты вообще вспоминал о таком, но сейчас не вижу более подходящего примера — мне было почти все равно, что чувствуешь ты. Разве так лучше? Я хотел удовлетворить свою похоть, потому что не мог в тот день получить это от Тессы. Потому что я и сам некоторое время назад думал, что она чувствует себя униженной, даря мне такие ласки, просто оттого, что хочет показать, как она любит меня и на что готова пойти... Это не так, она это делала не по принуждению, не ломая себя... Точно так же, как я готов сделать для нее все, что угодно... Я только недавно понял это... И еще, я тебе никогда не говорил, что мужчина мне в кровати нужен затем, чтобы получать, а не отдавать. Я не мог, не представлял, как я такое потребую от своей нежной хрупкой девочки... Долгие медленные ласки что-то перестраивают внутри и, несмотря на ошеломляющее состояние удовлетворения и полного изнеможения, больше отнимают, чем дают — это совсем не плохо, только вот иногда нужно другое. Пока я был у варваров, я получал это, и мой партнер получал именно это, я никогда не задумывался раньше о том, что может быть по-другому. Я и тот, кто был со мной — мы всегда знали, что это именно то, что нам нужно — на грани драки, сопротивление, доказательство превосходства, признание победителя, и уверенность партнера, что он заслужил победу — значит он лучший — не ненависть, и зависть, не горечь поражения, а констатация факта, распределение призовых мест, все по правилам... слишком много адреналина, слишком нужно найти то равновесие, что заставляет чувствовать себя победителем, но не шалеть от этого чувства и не терять связи с реальностью... Я, наверное, тебе слишком сумбурно пытаюсь все это объяснить, но надеюсь, ты понял главную мысль... Дерек... он подходит к этой категории, но не ты... я не понял этого тогда... Может быть, ты когда-то сможешь стать таким же, но сейчас ты совершенно другой. Прости меня, котенок, что я заставил почувствовать тебя не восторг и эйфорию от суровой мужской ласки, а ужас, боль и страх.
Лаэр привлек Рени к себе и, обняв, погладил по светлой макушке, доверчиво склонившийся к его плечу. Рени тяжело было сразу переварить такой поток откровений, но не почувствовать, что Аслану тоже тяжело дается этот разговор он не мог. Было приятно и тепло, уютно и спокойно, и почему-то вовсе не стыдно, что его сейчас успокаивают, словно ребенка. Он вжался щекой сильнее, не видя, как Аслан грустно и светло улыбается, в карих глазах варвара появилось какое-то странное выражение безграничной нежности и сочувствия к слегка запутавшемуся парню. И Рени тоже захотелось утешить Аслана, чтобы он перестал чувствовать свою невольную вину, только вот как? Руки сами потянулись обнять, обхватив сильное тело, сцепив за его спиной руки в замок, в нежелании расставаться, пытаясь выразить не словами, которые он просто не мог подобрать к этому моменту, а поступком, как он ему благодарен за эту попытку понять и оправдаться.
— Не надо, Аслан, все прошло, все зажило...
— Зажило истерзанное тело, но не душа... прости, мой ангел, я виноват...
— Могло быть хуже? — глухо спросил Ренальд, уже зная ответ.
— Могло, — согласился Аслан, — если бы ты оказался в другом месте, если бы Тесса мне кое-что не объяснила, если бы что-то сложилось по-другому.
Они немного помолчали, не решаясь отодвинуться друг от друга, и Рени вдруг произнес:
— Я просил Тессу уйти...
— Она хотела остаться, — шепнул Аслан.
— Что же теперь делать?
— Думаю, она тебя не прогонит...
— Аслан, мне никто не нужен, кроме нее... — горестно вздохнул наложник.
— Я знаю, малыш, я знаю, именно поэтому я и сижу здесь с тобой, а не пытаюсь отвлечь свою расстроенную девочку...
Рени смущенно убрал руки, и Аслан почему-то почувствовал легкое разочарование. Он никогда не был приверженцем телячьих нежностей между мужчинами, но с Рени все было не так с самого начала. Мальчишку хотелось нежить и ласкать, как котенка, просто обнимать его, чтобы чувствовать, как он расслабляется, начиная доверять, как раскрывается, чтобы видеть, как появляется радость в синих глазах и благодарность, за то, что его не отпихивают, за то, что он что-то значит, кому-то дорог и нужен... Парадоксальная ситуация... но тем не менее отчего-то греющая сердце...
Рени не вызывал желание обладать, а лишь желание быть рядом и согревать его своим теплом, защищать, направлять, делиться тем, что знал и умел сам... И в то же время присутствовало странное чувство собственничества, какое-то 'сытое' удовлетворение, что мальчишка принадлежит только его семье. Было желание открывать, показывать, вести его к новым горизонтам... Слава Великим Духам, то, что Рени общается с ребятами, не вызывало ревности, а наоборот спокойствие, что у него есть круг интересов и общения, что у него появились друзья, но вот лишь представить себе подобных типов, вроде Морицкого, которые могли бы рассматривать их с Тессой Солнышко совсем с другими мыслями, желая обладать мальчишкой, поднимало жаркую волну протеста и гнева, потребности оградить Рени от подобных поползновений любыми способами...
