— Капитан? — осторожно спросила она. — Просто проверяю, как вы держитесь.
Август не ответил.
Она зашла дальше в его каюту, глядя на него наклонив голову и задаваясь вопросом, услышал ли он ее вообще.
Затем Август повернулся к ней лицом. Его лицо было страдальческим и под его глазами были явно видны темные круги как немое свидетельство бессонной ночи.
— Хотите поговорить об этом? — тихо спросила Виктория, пройдя через его каюту и прислонившись спиной к углу его стола.
— Я подвел его, — пробормотал Август надломленным голосом, полным ненависти к себе.
Виктория напряглась. Еще со времен Нос Астры она знала, что Август проходит через ужасы теологического кризиса. Сейчас все это, кажется, достигло апогея.
— Я поднял руку на людей, — обвинил себя Август, — чтобы спасти жизнь ксеносу. Точнее даже не его жизнь, а его имущество.
— Они вынудили тебя, Август.
— Я недостоин Его милости. Я... — лицо Августа скривилось в выражении ужаса, настолько глубокого, что Виктория вздрогнула и отшатнулась. — Я еретик, — как будто осознание того, что произошло что-то пробудило в Августе и он внезапно замер, уставившись в дальнюю стену. Слова сорвались с его губ, превратившись в напев на странном, но все же знакомом языке Высокого Готика.
— Капитан Галларди, — рявкнула Виктория, потянувшись к нему. Он даже не пошевелился, его глаза ничего не видели.
— Человек, ведомый замыслом Императора, благословлен в Его глазах, и будет жить вечно в Его памяти, — нараспев начал зачитывать Август.
— Остановитесь, Капитан.
— Тот, кто забывает о своем долге, хуже зверя. Ему нет места ни в лоне человечества, ни в сердце Императора. Пусть он умрет и будет забыт.
Август сделал любопытный знак над сердцем, затем посмотрел на Викторию. Когда он заговорил, его голос был на удивление ровным.
— Я боюсь, что вынужден покинуть службу, Коммандер. Мои проступки сделали меня непригодным для служения вашему делу.
— Не глупите, Капитан. Мы все совершаем ошибки.
— Не такие, как я совершил. Для меня есть только одно искупление, — он небрежно окинул взглядом аскетичную каюту. — Жаль, что ни один из Его комиссаров не может исполнить свой долг, — Быстрее, чем Виктория когда-либо видела, чтобы так двигался человек, его рука метнулась к Карнифексу на бедре.
— Нет! — Виктория бросилась вперед, оттолкнув его запястье в сторону, когда он нажал на спуск. Выстрел прошел совсем рядом с его головой, выбив искры из потолка каюты. Она обхватила руками его механическую руку, довольно безуспешно пытаясь удержать дуло пистолета от приближения к челюсти Августа. Виктория напряглась, дополняя свою кибернетику биотикой, чтобы удержать его руку на месте.
— СУЗИ! — закричала она сквозь стиснутые зубы, борясь с нечеловеческой силой его механической руки. — Мне нужна Маэтерис!
Но Дальновидящая уже была рядом, ее тонкие руки протянулась к Августу, кончики пальцев нежно коснулись его висков. Едва ощутимо, где-то в глубине сознания Виктории прозвучал настолько тихий шепот, что она даже не была уверена, что слышала его. Глаза Августа закатились, и он внезапно обмяк. Виктория споткнулась, быстро восстановила равновесие и сразу же попыталась удержать Августа.
Осторожно она уложила Августа на пол и резко выдохнула.
— Спасибо, Маэтерис, — она помассировала руку, встряхивая запястьем. — Напомните мне никогда не вызывать этого человека на армрестлинг.
— Положите его на койку, — быстро распорядилась Маэтерис.
Виктория сделала, как она сказала.
— Что мы будем делать?
Маэтерис наклонилась, чтобы осмотреть лицо Августа.
— Он встревожен. Тот, кто живет на войне, не может понять мирной жизни. Вот почему мы надеваем маску войны — во всяком случае, это одна из многих причин.
— Маску войны? — безразлично повторила Виктория.
Но Маэтерис, казалось, ее не слышала.
— Будь он эльдаром, я могла бы смягчить его переживания, но... — Дальновидящая снова протянула руку и провела кончиками пальцев по лбу Августа. — Ему нужен священник Экклезиархии. Нет, ему нужен его Император.
— О да, — протянула Виктория. — Давайте заскочим во дворец, о котором постоянно говорит Август, и попросим его уделить нам несколько минут. Думаете, он рассердится, если нам не будет назначено?
— Такое отношение неподобающе, — чопорно упрекнула Маэтерис. Женщина-эльдар изящно опустилась на колени у койки. — Подождите снаружи, — скомандовала она.
Виктория упрямо покачала головой.
— Простите, Дальновидящая, но этого не произойдет. Пока я не удостоверюсь, что с Капитаном все в порядке.
— Хорошо, — Маэтерис закрыла глаза, ее грудь слегка приподнялась, когда она глубоко вдохнула.
Откуда-то издалека донесся протяжный гул. Глубокая нота звучала и звучала, казалось, не исчезая. Виктория покачала головой, оглядывая каюту в поисках источника этого фантомного звука. Ее разум затуманился, как будто ее мысли натянули одеяло. Было ощущение падения вперед, к койке, на которой лежал Август, и в каюте потемнело.
Она стояла в каком-то соборе с высокими сводчатыми арками и огромными колоннами, в десять раз шире человека. Стены украшали витражи, изображавшие святых и героев, а также сражения, незнакомые Виктории. Она была одной из тысяч, собравшихся на строгих скамьях, насколько хватало глаз. Далеко вдалеке стоял человек, так далеко, что он был всего лишь пятнышком. Его слова, произносимые со страстью в голосе, достигли ее ушей.
— Ксеносы стремятся только к уничтожению всего того, что является добром. Человечество должно противостоять им. Только мы являемся щитом праведных и справедливых. Все, чем мы обладаем, мы должны противопоставить разрушительному воздействию ксеносов. И если это потребует наших жизней, тогда мы должны отдать наши жизни, чтобы Он на троне мог благосклонно судить наши бессмертные души.
— Но не растрачивайте впустую свои жизни, кадеты Схолы Прогениум. Мы должны стремиться защитить Его прославленный Империум, но мертвые не смогут защитить его. Да, защитить! Как Он пожертвовал Собой для защиты человечества, так и мы должны защищать Его и Его Империум. В этом мы не должны потерпеть неудачу, потому что, если это произойдет, Империум будет потерян, а вместе с ним и все добро в галактике. Ибо Император — источник всех благ, и любой, кто восстает против Его замыслов отвергает эту истину ради порчи. То же самое и с ксеносами. Позволить им жить — значит спровоцировать разрушение замыслов Пресвятого Императора.
— Это... воспоминания Августа? — Виктория оторвала взгляд от оратора в поисках Маэтерис, но Дальновидящей нигде не было видно.
— Именно, — донеслись до нее мысли эльдар.
— Где вы?
— Здесь, но одновременно и нет.
— Зачем вы показываете мне воспоминания Августа? — с любопытством спросила Виктория.
— Вы хотите понять, не так ли?
— Ну да. Просто это кажется очень личным, вот и все.
— Бессмысленное слово для обозначения иллюзии, в которой живут невежды, — отмахнулась от нее Маэтерис.
Внушительный собор исчез вместе с криками восторженных почитателей, и Виктория очутилась в полумраке казармы.
— Довериться ксеносу — это смерть, — говорила она, но голос принадлежал не ей. Это был голос молодого человека, полный рвения и идеализма, но безошибочно принадлежавший Августу.
Фигура, сидящая у подножия койки напротив нее, подняла взгляд, и Виктория глубоко вздохнула. Она была молода, возможно, ей было не больше четырнадцати. Определенно она была даже слишком молода для боевого снаряжения, в которое она была облачена, или для ее окровавленных рук и щек. Девушка плакала, ее глаза были красными и опухшими.
— Оплачь их, — сказал голос Августа, намного мягче, чем она думала, что он способен. — А когда у тебя кончатся слезы, возьми свой лазган и отомсти в память о них так хорошо, как только сможешь. Кровь ксеносов — единственное вознаграждение, которое ты от них должна получить.
Потом снова стало ярко — слишком ярко. Солнце над головой безжалостно палило, зависнув над бескрайней пустыней. Здесь происходили бои такого масштаба, что у Виктории по спине побежали мурашки. Она, конечно, слышала рассказы Августа и видела заклинания Маэтерис, но она никогда по-настоящему не оценивала масштабы тех войн. Ветераны Альянса любили утверждать, что использовали тела своих врагов как мешки с песком. Здесь это было совершенно очевидно, трупы зеленокожих инопланетян лежали грудами там, где их застала смерть, образуя настоящую стену. Кровь, ихор и разжиженная плоть текли вялыми реками между песчаными дюнами.
Но потери не ограничивались только одной стороной. За ее спиной воздух наполняли стоны раненых и умирающих. Солдаты сновали вдоль человеческих рядов, заботясь о тех, кого они могли спасти, и игнорировали тех, кого не могли. Основная часть войск была занята ремонтом укреплений и сбором снаряжения у павших. У большинства из них были какие-либо травмы — оплавленная броня, зияющие раны, даже отсутствующие конечности; некоторые из этих ран начали гноиться. Со своей стороны, раненые солдаты решительно смотрели на гребни окружающих их дюн, стойкие, несмотря на свои раны. Справа от нее стоял взвод танков, каждый размером с небольшой бункер. Только один оставался в рабочем состоянии, его истерзанный корпус был покрыт запекшейся кровью и отметинами от попаданий. Остальные пять представляли из себя либо искореженные обломки, либо пылающие факелы, почерневшие тела наполовину свисали из них, источая в воздух зловоние горелой плоти и масла, которое смешивалось с темными столбами дыма в небе над головой. Желудок Виктории скрутило, и она крепко сжала челюсти, пытаясь удержать его под контролем.
Откуда-то впереди донесся громкий раскатистый рев, и солдаты заметно напряглись. Когда Август впервые упомянул орков, Виктория рассмеялась. Враг, которого она считала абсурдным, над которым насмехалась за то, что он взят из причудливых детских сказок и ретро-игр, накатывал огромной нескончаемой волной, насколько мог видеть глаз, простираясь по обе стороны от нее от горизонта до горизонта, все они были крупнее человека и сжимали в руках грубо сделанные на вид топоры, мечи или какую-либо разновидность огнестрельного оружия, которое было размером больше самой Виктории. Хотя она прекрасно знала, что это всего лишь воспоминания, Виктория отшатнулась, ее сердце гулко застучало в ушах. Но солдаты стояли твердо.
— Солдаты Харакона! — глубокий голос Августа исходил из ее собственных губ. — За Прецептора Джулию! За Императора!
Тотчас же солдаты издали в ответ громкий клич. Они открыли огонь из всего, что у них было, артиллерия позади их позиций превратила пространство перед ними в море бушующего огня. Но противник был слишком многочислен. Затем на них набросились зеленые пришельцы, отделяя конечности с головами от тел и разрубая туловища. Громадный танк, который казался неподвижным якорем на любом поле боя, известном Виктории, исчез в огромном огненном шаре, выпущенном неповоротливым чудовищем из-за горизонта, которое было настолько огромным, что даже волна пришельцев казалась незначительной. Каждый его неуклюжий шаг сопровождался громоподобным ревом и визгом его многочисленных орудий, каждое из которых было достаточно большим, чтобы заменить главный калибр Нормандии. Орудия чудовища уничтожали одно за другим артиллерию, транспортные средства и укрепления защитников.
Виктория содрогнулась. Орки вдруг перестали ей казаться такими забавными.
Один из чужаков, бессвязно ревя и брызжа слюной, летящей из его пасти, бросился на нее, высоко подняв тесак над головой.
Инстинктивно Виктория потянулась за пистолетом, которого там не было. Затем видение изменилось, и орк исчез, как и солнце и песок. Теперь она была в помещении, окруженная тремя дюжинами солдат. Виктория отметила, что они были старше и лучше экипированы, чем солдаты из прошлого воспоминания. Между экипировкой каждого солдата было больше различий — индивидуальная подгонка или специальное снаряжение, без сомнения. Прямо перед ними стоял мужчина, одетый в тяжелый плащ и в высокой шляпе. Его волосы были белоснежными и он держался с явной гордостью, с прямой спиной и высоко поднятой головой. Эмоции, которые не принадлежали ей, заполнили разум Виктории — глубокое чувство благоговения и уважения.
Люди были не одиноки. Были и пришельцы, мохнатые гуманоиды с четырьмя конечностями в громоздких черных доспехах и продвинутой на вид силовой броне — хотя Виктория знала, что те могли быть и более крупными пришельцами в броне такого вида. Их предводитель представлял собой высокую фигуру с седеющим мехом и в длинной мантии, и он разговаривал с человеком в плаще. Хотя оба они были стары, их голоса, звучащие на повышенных тонах в явном споре, были совсем не дряхлыми.
Пришельцы выстрелили первыми, зеленый разряд мелькнул в воздухе, попав в человека в плаще и рассеялся яркой вспышкой по личному энергетическому барьеру. Реакция людей была мгновенной, солдаты рассредоточились по укрытиям и открыли ответный огонь.
— Что здесь произошло? — спросила Виктория, бессмысленно пригибаясь, когда еще один зеленый разряд пронзил ее грудь. — Я не поняла причину.
— Неуместный вопрос, — ответила Маэтерис. — Возможно даже, что все это произошло не так на самом деле. Воспоминания никогда не бывают точными. Все, что вам нужно знать, это то, что это событие — просто еще одно в ряду обид, воображаемых или реальных.
Воспоминания стали мелькать быстрее, каждое короче предыдущего. Временами была ночь. Одни происходили в горах, другие — в полях, выжженных пустошах, лишенных цвета и жизни, а третьи — в городах, простиравшихся от земли до самых облаков. Однако, независимо от окружения, происходящее всегда было одним и тем же — война и хаос, крики и запах крови, ощущающийся в воздухе, и всегда там были пришельцы того или иного рода. Где-то на краю ее сознания раздался слабый крик, поначалу такой тихий, что Виктория его не заметила. Однако с каждым новым воспоминанием вопль становился все громче, пока не превратился в порыв ветра в ее ушах.
— Что это? — она спросила.
— Предсмертные крики триллиона душ, — ответила Маэтерис деловитым тоном. — Триллион человеческих жизней, отданных за Империум, триллион погибших товарищей по оружию. Капитан несет груз вины за всех них.
Виктория побледнела, не в силах осознать слова Маэтерис. Она, конечно, понимала чувство вины; она увидела свою долю смертей и потеряла многих друзей в бою. Но триллион смертей? Она даже не могла представить себе такое количество людей, не более как абстрактное число. Сколько из тех, кого знал Август, были его друзьями?
А потом видения снова сменились, и на этот раз они были в очень знакомом месте, по крайней мере было ясно где оно находится, даже если она не знала конкретного местонахождения. Виктория узнала переулок на Цитадели, серые стены, другие лепестки станции над головой. Она узнала кварианца, испытывающего одновременно страх и благодарность. Она узнала турианца — не просто турианца, а Гарруса, глядящего на пару лежащих на земле трупов — людей. А потом ее охватило все сразу: волна удовлетворения, которая растворилась в осознании, а затем в страхе и беспросветном ужасе.