Боги, где же Полинка? Куда подевалась блондинка?
Передо мной сидящие что-то неразборчиво буркнули себе под нос и невежливо (специально, то бишь) свалили мне в горячий кофе стакан апельсинового холодного сока. Взяли и бесцеремонно опрокинули кислую оранжевую жидкость в кружку с чёрной. Нет, с одной стороны кофе с апельсинами и их цедрой я пила, и мне жуть как понравилось, но с другой — хамство Шона довело до белого каления, заставив сузить глаза и зашипеть на наречии Тёмных неприличные до икоты ругательства. Причём я, внутри себя надеясь, что меня никто не поймёт и просто не обратит внимания, всё ж таки нарвалась. На учителя. Моего самого нелюбимого предмета.
— Это что за разговоры, девушка? — запищала препод по естественным наукам, Аллис Кенно. Она представилась мне ещё вчера. — Приличные леди из твоего круга не должны знать таких слов!
Я оскалилась. Да вы что, леди Кенно?
— А какие они должны знать? Слово "Надоели!" подойдёт?
Услышавший меня проректор строго взглянул на меня, подошёл и подарил лёгкий подзатыльник:
— Илзи.
Что Илзи? Я Лиза, и никто более! Хватит меня звать запрещённым в сём месте эльфийским именем!
Аттоне спрятал улыбку в стакан с чаем. Насмехаешься, недруг мой? Оке-е-ей...
— Sellesss. — Я попыталась изобразить не просто змею, но кобру, раскрывающую свой капюшон, чуть расставив веером под столом пальцы. Спасибо, Рика, за уроки.
Макаронины из ближайшей к нам тарелки ожили и медленно поползли между стаканами и кружками, блюдами и фужерами. Появились рядом со мной, дождались маленького подмигивания и, превратившись в ужиков, незаметно скользнули к недругу в салат из морской капусты. Ирис, всё это время сидевший тише воды ниже травы, чуть качнул головой, не одобряя моё поведение. Я же плевать на него хотела. С таким обращением к себе я стану мстить всем и вся!
Ходячие естественные науки наконец-таки отошли от нас, проректор тоже пропал. А Аттоне, не видя ничего перед своим носом, навернул вилку капусты и куснул ужика прямо за хвост. Выпучил глаза, изумлённо сглотнул. Я цокнула языком, подхватила малинку с пирожного и, по ходу дела сунув её в рот и насвистывая песенку "А я не хочу, не хочу по расчёту! А я по любви, по любви хочу!", направилась на свою первую в Университете пару.
И как только за мной хлопнула дверь, яростный крик разнёсся по всем восьми этажам первого корпуса:
— Я уничтожу тебя, Стомин!
Сидя за первой партой, я определённо чувствовала своей шеей кое-чей взгляд. И как только он прикасался к моей ауре, я вздрагивала мелкой дрожью — в астральном прикосновении было ещё что-то, кроме опустошающей (не поймёте? Да я сама не понимаю!) ненависти. Что-то, что заставляло думать несколько иначе о...
— Адептка Стомин, встаньте, — прозвучал сильный голос учителя по истории магии над моей вздремнувшей головой. — Вам только что был задан вопрос. Ответьте, пожалуйста.
Я встала, лениво сунулась в ближайшие неприкрытые мысли, и узнала, что за вопрос. "В каком году произошла Великая битва Всех Народов?"
— Эх, — вздохнула я. — Вам полный ответ?
Карл Лихневски, а именно он был нашим учителем и, по совместительству, куратором, выгнул бровь.
— Настолько полный, насколько можете.
Откашлялась, улыбнулась.
— Великая битва Всех Народов на реке Герне, близ города Вайенбурга, произошла в 4852 году до Эры Рогоносца. Это была самая первая битва, которая положила начало Тёмному и Светлому Царствам. Одним из проигравших королевств является Империя Стихий, в то время тратившая своё золото на постройку вот этого заведения, а не на оружие.
Кто-то из стихийцев возмущённо крикнул:
— Да как ты смеешь...?
С другой стороны отозвались хоббиты:
— Так её, эту Империю! Надоело постоянно под неё прогибаться!
Сзади в один голос откликнулись Ирис и фейри-иллюзионист Арагорн эш Хоолад:
— Ты-то помолчи, умный нашёлся!
Поклонилась, да так, что Шурик, примостившийся на моих плечах, едва на пол не рухнул.
— Я, похоже, тут единственная из Алмодрая, так что воздержусь от эксцентричного ответа.
— Да нет, ты говори, — ехидно протянул Аттоне откуда-то сзади.
"Да пошёл ты!" — мелькнула мысль, но я спокойно села на место и проследила, как сине-зелёное перо учителя вырисовывает в журнале оценку по 10-бальной системе.
— Да, адепт Аттоне, вы хотите что-то сказать?
Заскрежетали ножки, сдвигаемые по полу. От этого звука меня перекосило.
— Хотел добавить, что Алмодрай, или Эльфодон по-нашему, тоже был на стороне проигравших. Так что, эльфийка, нечего на Империю наезжать.
Резко обернулась и рявкнула:
— Reys!
Пусть знает, что меня не стоит злить, когда я и так на взводе. А сейчас помолчит с часок-два.
На остальных парах, естественных науках, боевой магии и началам целительства, мы сидели относительно тихо, так как ректор, которому пожаловался на нас проректор, рассадил нас по разные стороны аудиторий. Не видя друг друга, мы даже словом не обмолвились. У меня в табеле сразу появилась первая двойка — по поведению.
Обед. Лееска, моя соседка по комнате, живенько жуя булочку и параллельно читая какой-то материал из учебника, ткнула меня в бок.
— Лиз, не спи! Жуй давай.
— Жую я, жую, — тут же заработала челюстями я и поспешно сглотнула тост. Не выспалась я.
— Угу, вижу. — Лея укоризненно покачала головой. — Что вы так с Аттоне не поделили? Место под солнцем?
— Место под серебряной магнолией, — ляпнула я. — Он мне с первого взгляда не понравился. Весь такой интеллигентный, пунктуальный, умный-разумный. Фу, бяка!
Девушка прыснула и, подавившись, закашлялась.
— Как по мне, так та-акой красавчик! — Лея мечтательно закатила глаза, на её лице отобразилось блаженство последней стадии.
Пришла моя очередь давиться.
— Я чего-либо не понимаю? Он же страшный, как... как... как Цербер трёхголовый, подвид гидровидный!
— Сама ты, Лизка, Гидра, подвид драконочешуйчатая! Ты хоть видела его глаза? Чисто шоколадные, с чёрным-чёрным краешком и золотистыми искрами. А волосы? Идеальные, короткие, что очень редко в наше время, и нереально красивого цвета — русо-рыжего.
Фыркнула. По мне, так простые тёмные, русые, а не какие "русо-рыжие".
— А ещё у него нос прямой и с горбом! — гордо сказала я, будто эта горбинка — моих рук дело. — И сам он нескладный, высокий и худой. Извилины прямые, а сам он кривой.
Справа от меня бухнулась на скамейку разозлённая до глубины души Поля. От неё едва пар не шёл — настолько подружка была яростна.
— Я уничтожу твоего однокурсника, — прошипела она, стреляя глазками в сторону Аттоне. — Он меня за... — И непечатно ругнулась.
Проигнорировав слово, согласилась с ней.
Вечером я расплела косу, села на стул перед зеркалом и зажгла три свечки. Запоздалым набатом у меня в голове пронеслось напутствие Польки: "Не забудь вавилонские свечи! Мы с тобой в разных корпусах находимся!". Подружка всегда хотела быть в курсе всех моих дел, а говорить на таком расстоянии мы могли только через зеркала — для этого надо было поставить у зеркала вызывающего вавилонскую свечу и произнести всего два слова "ниа" и "рин".
— Лизка, какая же ты дура! — произнесла я, глядя в зеркало и подперев кулаком щёку. Зеленоглазая девчушка в отражении вздохнула. — Непролазная дура!
В комнате раздался шум от падающего предмета. Было такое ощущение, что некто подбросил мне что-то. Я развернулась на стуле.
— Кто здесь? — Идиотский вопрос. Прям мне сейчас и ответят.
Моё внимание привлёк продолговатый свёрток бумаги на полу. Ещё раз для достоверности посмотрев на белеющий прямоугольник окна, я взяла письмо, кое оказалось довольно тяжёлым. Перевязанное тоненькой серой ленточкой, оно казалось одновременно и простым, и тайным. Аккуратно подцепив ногтем бантик, я сняла ленту и раскрыла письмо. Мне на ладонь скатилась одна чёрная свеча — новая, с загнутым, ещё нетронутым фитилём. Изумлённая я стала читать письмо.
"Леди Эллонд.
Я ещё никогда не писал писем такого содержания, и поэтому прошу Вас не особо отвлекаться на неправильное составление сего документа. Мне очень лестно то, что Вам хватило смелости раскрыть его и, я надеюсь, принять мой скромный подарок. Когда мы встретимся... Нет, не так. Я понимаю, что сейчас Вы в изумлении от моего поступка, но, прошу Вас, не пытайтесь разыскать меня или отправить письмо — не получится. Не пытайтесь заплатить мне за вавилонскую свечу — не приму. И Вы, леди Эллонд, можете забыть про меня".
Забыть? Интересно, это как? Знать о чьей-то помощи и при этом совершенно не любопытствовать кто это, зачем помог, почему назвал меня "леди Эллонд", слова, похожие на переплетённые лозы дикого винограда? Я не называла своего истинного имени. И как этот неизвестный смог подбросить мне "подарок"? И откуда он знает моё местонахождение? Сплошные вопросы...
— Неизвестный поклонник? — Шурик запрыгнул на подоконник. — Да ты, мать, везде успеваешь! Даже этому др-ракону стр-рашному пр-риглянулась. И как тебя только на мор-ральных ур-родов тянет, мур?
Я предупреждающе взглянула на кота.
— Помолчи, лучше.
Про Полю я так и не вспомнила. Не снимая даже жилета, я завалилась на кровать и заснула.
Глава восьмая. Поход.
Переделать людей нельзя, и лезть в их личные дела — даже с самыми что ни на есть благими намерениями — значит нажить себе врагов и потерять друзей.
Стивен Кинг.
Проснулась я сегодня засветло — старая привычка, не ушедшая со времён учёбы у Рю-Тецуо. В раскрытое окно приятно дул свежий южный ветер, и я подставила лицо этому моему лучшему другу.
Не сказать, что я всю ноченьку крутилась, вспоминая первую и вторую половины дня — это ничего не сказать. Ужасное ощущение стыда преследовало меня, пытаясь загнать в тёмный угол страха. Но что поделать, если своим подсознанием я не управляю, а окклюменцией снейповской не владею?
Вдруг в открытое окно внезапно залетел ветерок, покрутился в комнате и растаял. Привыкшая не расставаться с интуицией, я натянула одеяло до самых ушей и пробормотала поисковое заклинание. Неослабленное Тягой Земной, оно рассыпалось малюсеньким фейерверком прямо над серединой ковра в нашей с Лееской комнате и приняло очертания человеческой фигуры. Мам-ма!
Человеческая фигура осталась невидимой. Она подошла ко мне и вновь превратилась в шепчущий ветерок:
— Не оставляй меня.
— Кто ты? — едва ли не заикаясь, шепнула я в одеяло и завернулась в него посильнее.
Ветерок ласково коснулся моего лица.
— Трусишка. Ну, и чего ты испугалась?
— Тебя.
— А меня не надо бояться.
— Тогда скажи своё истинное имя.
— Не могу. — Ветерок явственно расстроился, затихнув на пару минут. — Договор обязывает.
— Договор?
— Да. Договор. Кхашен в этом деле особливо разборчив. — Поясняю: Владыка Тёмных, или, по-простому, Кхашен — это скинутый за неправильное поведение в Тартар к Кроносу бог, мстящий своему обидчику. Так сложилась судьба, но этим самым обидчиком оказалась я. Лишь однажды перебежав дорогу ему, я столкнулась с Владыкой. Накричала, опозорила перед Пантеоном богов всего мира, заодно лишила магической брошки и, взятого явно "напрокат" у Гермеса, кадуцея. На данный момент приходится отдуваться.
Интуиция подсказывала успокоиться.
— Кто это такой? — включила я дурочку. — Никогда не слышала о нём.
В ответ на мои коленки бухнулась книга. Открыв первую страницу, я увидела написанное разборчивым почерком "Почитай на досуге".
Ветерок исчез, а у меня осталось отчётливое ощущение, что в сей книге найдутся многие ответы, но не на мой вопрос — ветерок знал, что я обманула его.
Раскрыв книгу, я зажгла свечу на прикроватном столике:
— "Все маги во все времена делились на несколько сословий: некроманты, чародеи, контролирующие, стихийники, защитники и боевики. Первые владели силами Смерти, могли поднимать из могил мёртвых. Вторые, наоборот, были антагонистами первых, их сила в целительстве. Третьи умели подчинять своей воле разум и сердце других магов и людей. Четвёртые всегда были сами по себе, никогда не объединялись в одну группу и всегда старались быть самостоятельными, управляли всеми стихиями Эфира. Пятые работали со всеми сословиями, стараясь защитить каждого. А шестые составляли основы магических армий.
Но были и такие маги, чьи силы никогда не определялись одним сословием. Их называли Ведьмами. Их сила была настолько велика, что не каждый боевик или контролирующий мог убить или подчинить своей воле. Таких магов испокон веков было всего тринадцать. Тринадцать девушек, имеющих "общую", не поддающуюся разделению на сословия магию и подразделявшихся на особые признаки, которые ассоциировались с несколькими камнями. Самыми сильными из этих тринадцати были первая и последняя Ведьмы.
Каждый маг хотел заполучить такую невиданную мощь, но они не были рождены для этого. В одном случае магам мешало то, что они мужчины, в другом — слишком корыстные и алчные люди. Ведьм убивали, но каждый раз чёртова дюжина восстанавливала своё привычное число. Впоследствии их стали называть Кругом Тринадцати — ведьминым кругом, состоящим из тринадцати камней-девушек и имеющим великую силу. Гендерное разделение продолжалось дальше, ни разу не подведя.
Не нашлось пока такого мага, сумевшего бы уничтожить полностью весь Круг. А раз их никто не трогает, то и Ведьмы становятся всё более сильными и крепкими. Растут с каждым днём, одновременно определяя и всех своих на гибель. Не раз были слышны такие вести, что вместе с одной из Ведьм умирала вся её семья. Жестоко, но никто не понимает, или просто не хочет понимать, чем это может закончиться для всех.
Мы, верные слуги богини, молимся ей, как покровительнице Ведьм. Мы молимся за эту чёртову дюжину, стараясь никогда не перейти ей дорогу. Мы слышали, что однажды, когда некто перебежал дорогу Ведьме, она мстила тому очень долго и жёстко, припоминая бедному все его грехи. Она уничтожала его каждым своим шагом и словом, всё больше втаптывая в грязь. Ведьма прокляла его семью и с этого момента стала зваться Ведьмой чёрного турмалина. Отныне всякая, кто более или менее из Ведьм была похожа на ту самую, проклинающую, находила в камнях своих турмалин. Так, по некоторым чертам характера, выявлялись все Ведьмы.
Но правила для того и существуют вместе с исключениями, чтобы правила эти нарушались", — читала я талмуд "Маги: простые люди или же жаждущие власти боги?" Настоятельницы Храма Ванейры во втором дополненном издании. Этот талмуд был написан чёрт-те когда, так что сейчас всё это называется историей. Вряд ли что-то из этого сохранилось в наше время.
Умывшись и почистив зубы, я забрала со стола свечу и расчёску и сунула их в верхний ящик стола. А странноватый листочек бумаги с такими же странноватыми словами и обращением выбросила в камин, который тут же и зажгла заклинанием. Письмо гореть не хотело, оно плавилось, обтекая противной смесью брёвна. Касаясь букв, огонь становился зелёным, словно он сжигал что плохое и неправильное.
