In The Forest Of Dean

Сьюзен нахмурилась в ответ, прежде чем сделать два шага к ней с противоположной стороны стола, но соблюдая осторожность, чтобы не давить на Джинни. Джинни мысленно вздохнула, еще одна черта, которая ей всегда нравилась в Сьюзен, — ее понимание ситуации было потрясающим, и она действительно умела читать людей вокруг себя.

— Я могу чем-нибудь помочь? — Мягко спросила Сьюзен, вопросительно приподняв бровь.

Джинни посмотрела в ее яркие глаза медового цвета. Вокруг зрачка было более светлое, почти золотистое кольцо, которое действительно выглядело потрясающе. Она подумала, не связано ли это с генетикой. Осознав, что все это время на нее пялились, она откашлялась и снова уставилась в стол.

— Честно говоря, скорее всего, нет, но я ценю ваше предложение. Она поморщилась и сцепила руки перед собой. — Просто последние несколько недель у меня были не самые лучшие дни. Я чувствовала себя немного не в своей тарелке.

— ой. — Сьюзен сделала неуверенный шаг к ней. — Ты ходила к мадам Помфри — она готовит потрясающие перчинки.

Джинни вздохнула. Именно поэтому она не хотела разговаривать с людьми. Ей приходилось либо притворяться, что все в порядке, либо заставлять людей думать, что она больна и нуждается в больничном крыле — хотя, честно говоря, поначалу она тоже так думала. Ей просто не хотелось объяснять половине школы, что она встречается с Гарри, мать его, Поттером, и все равно чувствует себя одинокой, потерянной, сбитой с толку и как будто ей здесь не место.

— Да, — сказала Джинни, выдавив улыбку и посмотрев на Сьюзен. — Я уже заходил к ней на этой неделе, но, возможно, мне стоит зайти еще раз. Я уверена, это поможет.

Ее улыбка была слабой, и она чувствовала себя побежденной.

— Ммм, — медленно произнесла Сьюзен, изучая ее более внимательно. — Джинни, знаешь, если ты когда-нибудь захочешь просто поговорить, я буду более чем счастлива выслушать тебя. Хотя посещение мадам Помфри — отличная идея, когда ты болен, у меня такое чувство, что это может быть что-то другое — что, может быть, тебя просто тошнит от определенных ощущений?

Глаза Джинни расширились, и она посмотрела прямо в глаза Сьюзен.

— Я... э-э-э... — Она запнулась. Сьюзен оценивающе смотрела на нее так, как никто еще на нее не смотрел, и от этого у нее внутри все сжалось. — Думаю, можно сказать и так.

Сьюзен мягко улыбнулась и тихонько присела с другой стороны скамьи, на сантиметров тридцать ближе к проходу, чем Джинни.

— Знаешь, это нормально — чувствовать себя потерянной и неуверенной, — мягко сказала она. — Раньше я постоянно это чувствовала. И хотя я не совсем понимаю, через что именно ты проходишь, я знаю, каково это — быть одинокой и сбитой с толку.

— Что ты с этим сделала? — Слова сорвались с губ Джинни прежде, чем она успела их остановить, и ей захотелось пнуть себя. Вот тебе и все, что нужно было сделать, чтобы не разговаривать с людьми, подумала она.

— Что ж, ситуации у всех разные, но я действительно обнаружила, что разговор с близким другом, которому я могу доверять, был действительно полезным. — Она снова улыбнулась, подперев подбородок рукой и облокотившись на стол. — Для меня таким другом была Луна — у нее очень развита интуиция и она очень добрая. Я думаю, она поняла, что происходит и в чем я нуждаюсь, еще до того, как я это осознала.

Сьюзен тихо рассмеялась, когда говорила, и ее улыбка стала еще добрее, когда она с нежностью подумала о Луне.

— Забавно, — улыбнулась в ответ Джинни. — Это не то, что ты сказала. Просто... Я действительно разговаривала с Луной неделю назад. Хотя, думаю, это только еще больше запутало меня.

Сьюзен мягко рассмеялась, увидев выражение лица Джинни, слегка нахмурившей брови в полном замешательстве.

— Да, — согласилась Сьюзен, качая головой. — Иногда Луна может быть немного загадочной. Она никогда не хочет говорить вам что-либо напрямую. Она считает, что каждый должен делать собственные выводы. Но, если вы сможете расшифровать то, что она сказала, я думаю, вам это будет очень полезно. Мне потребовалось больше месяца, чтобы понять, что она мне сказала. Но когда я это сделал, то понял, что на самом деле просто расшифровывал свое собственное сердце и что совет Луны лишь указал мне на то, что было там все это время".

— Ух ты, — сказала Джинни, приоткрыв рот. Она покачала головой, удивленная и восхищенная мастерством Луны. — И как ты себя чувствуешь сейчас?

— Отлично, — сказала Сьюзен, выпрямляясь. — Я чувствую себя намного лучше, увереннее, теперь я знаю, чего хочу, и, возможно, впервые за всю свою жизнь я принимаю себя такой, какая я есть. Я научилась любить себя такой, какая я есть.

Джинни искренне улыбнулась, и ей стало интересно, совпал ли разговор Сьюзен с Луной с той переменой, которую она заметила в Сьюзен — превращением в сильного и уверенного в себе человека.

— Я не думаю, что у тебя есть какие-нибудь советы по расшифровке? — Спросила Джинни, слегка приподняв бровь. — Я не уверен, что хочу потратить целый месяц на то, чтобы разобраться в этом деле.

Сьюзен снова рассмеялась, и это прозвучало для Джинни как музыка для ушей. Она почувствовала, как слегка покраснели ее щеки, радуясь, что именно она заставила ее рассмеяться от души.

— Нет, — ответила Сьюзен, все еще посмеиваясь. — Нет, сомневаюсь. Луна довольно загадочна. Даже если бы я знала, что она говорит, сомневаюсь, что смогла бы это расшифровать — ее сообщения всегда предназначены тому, кому они доставляются. Боюсь, я вряд ли смогу чем-то помочь.

Сьюзан сочувственно посмотрела на нее, прежде чем медленно встать из-за стола.

— Но, — добавила она, собирая книги, которые отложила в сторону. — Если тебе когда-нибудь понадобится с кем-нибудь поговорить, просто дай мне знать, хорошо?

Джинни наблюдала за ее движениями, за нежными пальцами, которые брали книги, за ее глазами цвета меда, полными неподдельного беспокойства, и за тем, как она заправляла выбившуюся прядь волос за ухо, крепче прижимая книги к груди.

У Джинни защемило в груди, и по причинам, которые она собиралась осмыслить до конца выходных, она выпалила эти слова во второй раз за день.

— Она сказала мне, что, возможно, я чувствую то, что чувствую — что, возможно, мои эмоции не сломлены, но мое восприятие их таково, и, возможно, я не искал их в нужных местах.

Слова слетели с ее губ, и она почувствовала, как румянец на ее щеках усилился, смущенная тем, что она вот так просто выложила слова Луны на стол. Не то чтобы Сьюзен была ее лучшей подругой. Возможно, это было слишком много для нее сразу.

Глаза Сьюзен расширились, и она чуть крепче сжала свои книги, прежде чем к ней вернулось самообладание, и она нежно посмотрела на Джинни.

— Есть какие-нибудь идеи, что бы это могло значить? Робко спросила Джинни, схватив ее за локоть другой рукой.

Движения Сьюзен были медленными, и она смотрела на Джинни так, словно в ее голове только что щелкнул выключатель.

— Я... э-э... — Сьюзан выглядела растерянной, как будто решала, что сказать. Как будто она что-то скрывала. — Джинни, я не думаю, что я тот человек, который должен тебе это говорить, я не думаю, что я должен что-то предполагать, я думаю, это то, с чем ты должна разобраться сама.

Джинни нахмурилась, на самом деле, на себя, и опустила взгляд на стол.

— ты права. Мне жаль, Сьюзен. — Ей хотелось провалиться сквозь землю — ее обычная сильная гриффиндорская уверенность и гордость таяли. Последние несколько недель она была в таком смятении от своих чувств, что действительно перестала быть собой. Она чувствовала себя жалкой. Казалось, что ее пылкость угасла. — Мне не следовало спрашивать тебя — ты ни за что не поймешь, что это значило. Я просто в замешательстве. Прости.

Она чувствовала, что Сьюзен колеблется, чувствовала, как та смотрит на нее, и заставила себя поднять глаза.

Ради Мерлина, Джинни! Мысленно выругалась она. Ты не будешь жалкой и не доведешь себя до эмоциональной катастрофы. Ты будешь смотреть на людей, когда разговариваешь с ними. Она встретилась взглядом со Сьюзен и увидела в его глазах только доброту, если не сказать немного жалости.

— Джинни, — тихо сказала Сьюзен. — Ты замечательная ведьма. Я знаю, ты разберешься в этом быстрее, чем я.

Джинни почувствовала, как у нее внутри все затрепетало от ее слов, и она увидела, как палец Сьюзен, лежавший на книге, слегка дернулся.

— Может быть, — медленно произнесла Сьюзен, бросив на нее понимающий взгляд. — Совет Луны не так уж и закодирован, как ты думаешь. Возможно, она имела в виду именно то, что сказала — что тебе следует потратить некоторое время на то, чтобы прислушаться к своим эмоциям. Не только к плохим чувствам, но и к хорошим тоже.

С этими словами она в последний раз улыбнулась Джинни и попрощалась, сказав, что надеется скоро ее увидеть. Джинни повторила ее слова, а затем медленно опустилась на свое место за библиотечным столом.

— Прислушивайся и к хорошим чувствам, — напевала она себе под нос и, повернувшись боком, прислонилась к стене замка.

Остаток дня Джинни провела, размышляя над словами Луны и Сьюзен. Она заставила себя улыбнуться, когда Гарри пришел за ней из библиотеки и присоединился к разговору за ужином, хотя втайне ей просто хотелось лечь спать, чтобы побыть наедине со своими мыслями. После того, как она провела, как ей казалось, вполне нормальное время в общей комнате с Гарри, Гермионой и Роном, она извинилась и отправилась спать, заявив, что устала от учебы, и была благодарна Гарри за то, что он без вопросов принял ее извинения, отметив, что он выглядел почти успокоенным.

Закрепив это наблюдение на будущее, она приготовилась ко сну и забралась под одеяло, прежде чем задернуть полог кровати. Затем она провела следующие несколько часов, пытаясь осмыслить разговор с Луной и слова, сказанные Сьюзен. Ей казалось, что она окружена намеками, и что решение, разгадка просто плывет у нее перед глазами, как облако дыма, но каждый раз, когда она пыталась ухватить его, оно просто исчезало. В конце концов, она задремала.

Пока Джинни спала, ей приснился сон. Ей снились бессмысленные обрывки воспоминаний — какие-то реальные, какие-то воображаемые, какие-то склеенные воедино. Ей снился Гарри, но каждый раз, когда она дотрагивалась до него, он выскальзывал из ее пальцев, как скользкий кусок мыла, и продолжал вырываться из ее рук. Она погналась за ним по коридору, но он продолжал ускользать.

Ее мечта изменилась, и она играла в квиддич, но ее метла не отрывалась от земли. Она бегала по площадке, зажав метлу между ног, и кричала своим товарищам по команде, но они не могли ее услышать с такой высоты. Сон снова изменился, и ей приснилось, что она столкнулась со Сьюзен, но когда они столкнулись, страницы, которые уронила Сьюзен, разлетелись на яркие золотые перья, которые рассыпались вокруг них, а Сьюзен стояла в центре, выглядя еще более сияющей, чем когда-либо. Она мечтала о чемпионате мира по квиддичу и о том, как впервые увидит танец вейл. Они запоминали, и она хотела сказать им, какие они красивые. Она встала со своего места, чтобы пойти и рассказать им, но Рон спросил ее, почему она уходит, и она снова села. Слишком боялась, что Рон узнает, что она хотела пойти посмотреть на вейл, что она считала их красивыми.

Ей снилась Нора, и она гонялась по двору за своими друзьями детства Томом и Розой с гномом, которого она поймала в саду, пока тот не укусил ее так сильно, что она заплакала. Она уронила гнома и убежала от Тома и Розы, боясь, что они увидят ее плачущей и будут смеяться над ней. Она спряталась за большим дубом и посмотрела на свой кровоточащий палец. Роза нашла ее первой, тихонько обойдя вокруг дерева, чтобы посмотреть, все ли с ней в порядке. Джинни пыталась выглядеть храброй и перестать плакать, но у нее сильно болел палец, и поэтому Роза обняла ее. Ее объятия были теплыми, и от Розы пахло полевыми цветами. Джинни зарылась лицом в ее волосы, и они были мягкими. Роза спросила, не хочет ли она, чтобы она поцеловала ее, чтобы стало лучше; Джинни кивнула и протянула палец, но Роза не поцеловала ее. Роза поцеловала ее прямо в губы. В животе у Джинни запорхали бабочки, и она лучезарно улыбнулась, но тут услышала громкий смех Тома, который выходил из-за дерева. Роза крикнула Тому, чтобы он уходил, но Том продолжал показывать на них пальцем и смеяться, называя их странными и говоря, что они отвратительные, а Джинни снова заплакала и убежала обратно в Нору. Ей снова приснились золотые перья, а потом она проснулась с ощущением, что упала в свою постель.

Простыни были скручены вокруг ее лодыжек, она была потной и замерзшей. Она посмотрела на занавески, задернутые вокруг кровати. Было еще темно, должно быть, раннее утро. Поднявшись с кровати, она тихо пошла принять душ, стараясь не разбудить своих соседей по комнате.

Горячая вода приятно коснулась ее кожи, и это помогло избавиться от оцепенения, которое нависло в ее сознании после сна. Образы заплясали у нее в голове, пока она пыталась разобраться в них. Когда пар и тепло привели ее в чувство, она сняла с вешалки для душа средство для мытья тела и начала тщательно оттираться. От ванны пахло ее любимыми полевыми цветами, и она что-то приятно напевала себе под нос, прежде чем резко вскинуть голову и широко распахнуть глаза. Все еще держа бутылку в руках, она медленно опустила на нее взгляд, и ее сердце учащенно забилось, когда образы из ее сна начали складываться в аккуратные кучки.

В одну кучу свалены странные и неточные фрагменты ее сна, которые определенно не были реальными — например, ее метла не работала. В другой стопке были воспоминания и события, которые были абсолютно реальными — например, ее желание сказать вейлам, что они прекрасны, и... давнее и забытое, но очень, очень реальное воспоминание о поцелуе Розы с ней.

В голове у нее помутилось, и она стояла неподвижно, наверное, несколько минут, с мылом в руках, наполовину покрытая мылом, пока горячая вода лилась прямо перед ней. Как она могла забыть об этом?

"Это был мой первый поцелуй", — подумала она. Ей было так стыдно за поддразнивания Тома, так смущало то, как бешено колотилось ее сердце, что она спрятала это воспоминание глубоко-глубоко в самой темной части себя, чтобы оно осталось забытым. Она никогда никому об этом не рассказывала. В то время ей было всего девять лет, почти десять, и она решила, что реакция Тома означает, что она сделала что-то не так. После этого она стала меньше играть с Розой, хотя это и огорчало ее, и никогда не рассказывала родителям о том, что произошло.

Джинни стояла, остолбенев, ошеломленная чувствами, переполнявшими ее тело. Эмоции, которые она подавляла и хоронила глубоко внутри себя, воспоминания, которые она намеренно блокировала, — все это хлынуло из нее, как из прорванной трубы, все сразу, быстро и неумолимо. Как она нашла Вейлу привлекательной, но занервничала, когда поняла, что Гермиона — нет. Как она вспомнила, что при первой встрече считала Луну милой. Как ей нравился смех Сьюзен и как трепетало ее сердце, когда она была рядом. Как Роза подарила ей свой самый первый поцелуй — и как в то время она была так счастлива и взволнована, и как ей это понравилось.