В коридоре и на лестнице на него пялились все. Подавляющее большинство — разочарованно и с досадой. Салли слышал катящийся за его спиной шепоток. Давайте-давайте, посмотрим, что вы завтра скажете, когда я войду в восемнадцатую, мысленно усмехнулся Салли, а потом узнаете про двойной договор. На дерьмо ведь изойдёте все! Вот он остановился перед дверью комнаты Дона и постучался.
— Залетай, — донёсся изнутри голос беты.
Салли повернул ручку и вошёл.
Комната приятеля была рассчитана на двух жильцов. Типичное холостяцкое жилище двух бет, в студенческом общежитии при университете Салли не раз подобное видел. Большого порядка нет, зато всё лежит на своих местах. Койки заметно массивнее, шире и длиннее его полуторки, общий стол завален книгами и журналами, из-под которых выглядывал край шахматной доски. Дон валялся на своей кровати в одних трусах и делал вид, что что-то лениво читает, а его сосед Скиперич мрачно собирался на выход. Заметив приодетого омегу, бета что-то буркнул в знак приветствия. Салли с предельно извиняющимся видом поздоровался. Скиперич, кстати, был в числе тех, кого Салли решил было взять на заметку в качестве потенциальных "клиентов" вместе с Дензелом — он не показался совсем отвратным, да и Дон подтвердил, что его сородич хоть и с дурью, характерной для большинства оперативников, но, в принципе, не так плох. И его запах тоже не отличался мерзостью, какой несло от большинства остальных — всего лишь несвежее содержимое овощебазы вместо откровенного гнилья.
Скиперич вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
Пути назад больше не было.
— Какой ты сегодня нарядный, — хмыкнул Дон, откладывая книгу. — Семафоришь остальным?
— Ага.
— Тебе идёт, — одобрительно кивнул приятель, вставая и запирая дверь на замок. — Сам рубашку покупал?
— Нет, папа прислал на окончание университета. Наверно, сам шил, как и к выпускному.
— У твоего папы отличный вкус и глаз алмаз.
Салли тут же вспомнил, как в их последние вечера Дон продолжал раздавать авансы. Аромат приятеля ударил в нос, и сердце омеги забилось чуть быстрее. Чувствуя, как внутри всё больше натягивается нервная струна, потянулся к воротнику, чтобы расстегнуть верхнюю пуговицу, но Дон его остановил, поймав за руку.
— Нет, не надо. Я собираюсь сделать это сам, но не сейчас. Сперва просто поговорим. Присаживайся.
Салли, всё больше дрожа от ожидания и волнения, осторожно опустился на край кровати, Дон же забрался с ногами, что постоянно делал ещё в их школьные дни и за что постоянно получал по шапке — за неснятую обувь. Салли разглядывал приятеля, сравнивая свои воспоминания с тем, что было теперь. Когда они общались в школе, бета был жилистым угловатым подростком, но за прошедшие годы развился, окреп, тренировки подкачали мускулатуру. Выше Салли почти на голову с лишним, худощавый, с не слишком короткими, почти как у самого омеги, рыжевато-русыми волосами и золотисто-карими глазами. Очень даже симпатичный. И пахнет неплохо. Весьма неплохо, а за последние несколько дней запах, казалось, стал ещё лучше. Пожалуй, в последствии с ним будет приятно ложиться в постель... если за эти годы он не приобрёл дурных привычек. Беты любили разнообразие в постели и часто по ночам зависали в комнате отдыха,самым внимательным образом просматривая ночные передачи, чтобы выловить что-нибудь новенькое. Что там Алекс говорил про интерес?
— Ну, как я тебе? — Дон, откровенно рисуясь, откинулся назад, опираясь на локти. Заметил, как Салли его разглядывает. — Съедобен?
— Вполне, — невольно улыбнулся Салли. — Ты развился, а я так и остался доходягой.
— Не похож, — решительно мотнул головой Дон. — Скорее остался хрупким, как и положено омеге, но точно смогу сказать только тогда, когда раздену тебя полностью. Кстати, к этой рубашке пошли бы длинные волосы. Хотя бы до плеч или как у Денза.
— Мне начать отращивать? — Салли шутливо взъерошил свою шевелюру. — И это блуза, а не рубашка.
— Можно, — покровительственно кивнул Дон и посерьёзнел, садясь прямо. — О чём я хотел поговорить? Ах, да... Денз будет ждать тебя завтра в это же время.
— Хорошо, буду без опоздания. — Салли учуял вползающее снаружи напряжение и заметил за окном какое-то мелькание. — Кажется, начинают подтягиваться зрители.
Дон обернулся, бросил взгляд за окно и хмыкнул.
— Ну и пёс с ними. Пусть знают, как надо правильно общаться с омегой, чтобы получить настоящее удовольствие!
— Что ты задумал? Хочешь повторить трюк, который провернул, когда завалил меня в первый раз?
— Типа того. А заодно исправить кое-какие свои старые промахи, чтобы ты не жалел о нашем договоре.
— Какие промахи? — От удивления Салли даже перестал дёргаться от волнения.
Дон тяжело вздохнул, придвинулся ближе и положил свою руку на плечи Салли, и от этого прикосновения стало приятно. Похоже, что окончательно привык.
— Салли, мы не виделись с тобой пять лет. Поверь, это немаленький срок. За это время я успел сменить трёх постоянных любовников и сравнить обслуживание двух борделей, побывал на самом дне, когда искал острых ощущений, но не проходило и дня, чтобы я не вспоминал о тебе и том, как мы занимались сексом. С каждой новой случкой я всё больше понимал, что то, чему мы на ходу учились в школе, ориентируясь на лекции по репродукции и межтиповому общению, — это самая настоящая хрень. Просто подростковая мифология, круто замешанная на старых предрассудках. Я всё больше понимал, что мне не интересно получать удовольствие единолично, а когда ехал сюда, то в поезде познакомился с омегой, который показал мне, чем обоюдное удовольствие лучше эгоистичного, навязанного. Он научил меня многому, пока мы ехали. И я хочу показать тебе, что секс — это не просто омерзительный процесс, замешанный на инстинктах и механике движений. Вряд ли твой университетский опыт прибавил интереса к этому процессу... — Салли отвёл взгляд, напрягшись. И Дон это заметил. — Вижу, что не прибавил. Так вот, я хотел бы, чтобы тебе это стало интересно.
— И как ты собираешься это сделать? — глухо спросил омега. Дон правильно всё понял.
— Начать сначала. И начать хотел бы вот с чего. — Дон развернул Салли к себе лицом и бережно взял за плечи. — Я помню, что тебе никогда не нравилось со мной целоваться. Ты только делал вид для всех остальных, что тебе это нравится, но я-то чувствовал, как ты терпишь. И мне это не нравилось — убивало всё удовольствие. Тогда я не знал, как надо приучать новичков к поцелуям. Именно приучать, поскольку не все понимают, в чём заключается их подлинная ценность в сексе. И, как я понял, большинство людей целоваться вообще не умеет — долгое время поцелуи в губы были вообще под церковным запретом. И я не умел. Когда я сюда приехал и впервые одолжил Алекса у Сэллинджера, то предложил ему оценить, как я научился целоваться. Алекс сказал, что выбранная мной техника ему не слишком нравится, но получается неплохо. Я попробовал другой способ... А когда Алекс рассказывал мне о том, как он целовался со своим покойным мужем, то я окончательно понял, чего мне не хватало, когда я целовался с тобой в школе.
— Чего же? — Салли насторожился. Дон всё больше отличался от того, что омега помнил со времён школы. Он прикасался, явно намекая, что не станет навязываться, если Салли захочет уйти. Стоило омеге напрячься, как руки становились легче. Это настораживало и расслабляло одновременно. Салли терялся, чувствуя, как внутри начало теплеть. Дон как будто знал, как сильно он боится. И его запах становился всё более привлекательным.
— Чувств и искренности. Я тогда слишком много думал о себе и том, как я крут, что смог соблазнить самого неприступного девственника в нашей школе. Мне ведь наш первая случка здорово прибавила популярности! И я надеялся, что обязательно покажу тебе, как я готовился к нашей встрече.
— Ты... готовился? — От волнения голос омеги сел.
— Да, я готовился. Именно для тебя. Чтобы извиниться за свою тогдашнюю неумелость и помочь тебе распробовать настоящее удовольствие, которого не смог дать тогда. Ты готов?
— Я... не знаю... Что я должен делать?
— Ты — ничего. Просто попытайся расслабиться, закрой глаза и сосредоточься на том, что чувствуешь. Доверься мне.
Салли, всё ещё ничего не понимая, закрыл глаза и постарался выкинуть из головы всё лишнее. Что Дон задумал?
Вот его горящих от волнения щёк коснулись горячие, чуть дрожащие пальцы, легко провели по ним самыми кончиками, спустились чуть ниже, прошлись вдоль кромки челюсти. Одна ладонь осталась на щеке, большой палец второй легонько мазнул по губам. Салли, чувствуя, как вдруг сердце забилось в груди ещё быстрее, затаил дыхание, теряясь в догадках. Вот трепетные пальцы обхватили подбородок, приподняли, и горящего лица коснулось тёплое дыхание с примесью мяты. Дон тоже зубы чистил... В нос Салли снова ударил заметно усилившийся запах Дона, который мало изменился за прошедшие годы — чуть терпкий, солоноватый, с примесью жжёного сахара. Необычный запах, но Салли он нравился. Юный омега всегда вдыхал его с удовольствием, когда сидел рядом с приятелем и слушал пояснения по поводу очередной темы занятий. Дон не приставал к нему, и этот запах стал для Салли синонимом безопасности. Теперь он приобрёл мягкие нотки свежести. Вот и сейчас волнение и дрожь улеглись, перестав будоражить. Дон как будто этого и ждал. Его суховатые губы коснулись губ Салли — просто мазнули и отстранились. Салли удивился — и это всё? Но ошибся. Новое касание было плотнее, и Дон легонько прихватил губы Салли своими. Нервная сухость во рту ушла, выступила влага, и Салли невольно облизнулся. Третий поцелуй заставил разомкнуть губы, а от четвёртого вдруг начало вести голову. При этом пальцы беты словно игрались с волосами на висках, возле шеи, на затылке, погружались в них, перебирали. Это было так приятно... С каждым разом поцелуи становились крепче и глубже, и Салли начал поддаваться им, машинально повторяя некоторые манёвры.
— Вот, ты мне уже отвечаешь. — По голосу было слышно, что Дон довольно улыбается. — Не противно?
— Нет, — выдохнул Салли, открывая глаза. — Ты... никогда раньше так не делал...
— Не делал потому, что не знал ничего. Мне тогда и в голову не могло придти, что поцелуи — штука тонкая. Целовать можно по-разному. — И новый поцелуй превзошёл все предыдущие. Он был глубоким, крепким, бескомпромиссным. Дон обнял Салли одной рукой за плечи, вторая обвилась вокруг талии, прошлась вдоль позвоночника, вызвав новую волну дрожи по всему телу. Веки начали тяжелеть, и Салли снова закрыл глаза. Вот омега уже плотно прижат к любовнику, который неторопливо укладывает его на спину. Язык беты проник в рот и начал его исследовать — касался зубов, игрался с языком Салли, словно пробуя на вкус. Дыхание вновь сбилось, в голове зазвенело, воздуха стало не хватать. Почувствовав это, Дон отстранился, давая отдышаться. Салли, тяжело дыша, распахнул глаза и ошеломлённо уставился на нависшего над ним бету. Дон улыбался — тепло и ласково. Его губы заметно покраснели и даже чуть припухли. — Ну, как тебе?
Салли ещё раз облизнулся и прислушался к себе, пытаясь понять, что происходит. Он был полностью растерян. И становилось жарко.
— Не знаю... но, кажется... я хочу ещё...
— Чего именно? Чтобы я тебя приласкал или поцеловал?
— Не знаю... просто хочу ещё.
Салли было стыдно признаваться, что у него ещё и в заду слабо засвербело. Это было похоже на ощущения во время течки, только гораздо слабее.
— Ещё — так ещё. — Дон склонился над ним, пригладил волосы и снова поцеловал. На этот раз мягче и легче, будто успокаивая. Дыхание выравнивалось медленно. — Как себя чувствуешь?
— Хорошо.
— Значит, всё в порядке. Сейчас отдышишься, и мы продолжим.
— Продолжим?
— Ну, конечно. А ты думал, это всё? Нет, мой милый омежка, я тебя не отпущу, пока ты не получишь то, что давно заслужил. За мной долг.
Бета откровенно любовался своим зановоиспечённым любовником. Раскрасневшийся и растерянный от шквала новых ощущений, Салли выглядел так привлекательно! Уже начинает дрожать от возбуждения, и загустевший запах это подтверждал. Значит, не зря боги тогда посадили его и Адриана в одно купе! Нет, сегодня он своего омежку брать и трахать не будет. Это можно будет сделать в следующий раз, как только Салли придёт в себя после скрепления обоих договоров. А сейчас очень важно пробудить в нём интерес к сексу как к процессу. Так будет намного интереснее!
Дон улёгся рядом с Салли, поглаживая и перебирая пряди его тёмных волос, прислушиваясь к его растревоженному дыханию, и говорил-говорил — совершенно открыто и искренне:
— Когда нам было по шестнадцать лет, я отчаянно хотел переспать с тобой. Я помню, как впервые учуял твою течку. Тебе было двенадцать лет, я сидел за твоей спиной. И я помню, как ты тогда свалился со стула. Из-за предтечки ты с самого утра ничего не ел... Помнишь, как мне велели отвести тебя в медпункт, но ты отказался? — Салли кивнул. — Альфы созревают примерно с четырнадцати, а беты раньше альф, и твой запах меня взволновал, пусть я ничего тогда и не понял. Я тогда только-только начал понимать, чем запахи зрелых омег отличаются от незрелых, пусть и не реагировал на них. Ты в тот день так и не вернулся на уроки. Я и до того замечал, как к тебе начали присматриваться и принюхиваться старшие на переменах — с каким-то особенным интересом. И мне это не понравилось жутко. А после твоего обморока и вовсе о чём-то шушукаться начали. С каждым днём меня это всё больше злило, а когда я стал случайным свидетелем спаривания старшеклассника с омегой из его класса, я снова ничего не понял. Подумал тогда, что тому омеге, наверно, больно. Я же понятия не имел, как у вас что устроено, и искренне не понимал, как можно пихать кое-что кое-куда. Ну... ты понял, о чём я. — Салли невольно улыбнулся, и Дон поцеловал его в лоб, осторожно и неторопливо поглаживая его грудь. — И я начал бояться, что тебе тоже будет больно, если тебя поймают старшие. Какое-то время меня сбивало с толку, что ты сразу начал пахнуть как полностью созревший омега, хотя тебе было всего ничего, а потом просто принял это как должное. Ведь это ты, а ты всегда отличался от остальных "совят". Спустя ещё полгода, когда у нас начались занятия по межтиповым отношениям и я узнал про течки, я понял, что тогда видел. Ты уже достал где-то выкидной ножик и постоянно с собой его таскал, чтобы защищаться от старших. Когда я увидел на одной из перемен, как тебя загнали в угол, то захотел броситься к тебе на помощь, но так и не решился — их было слишком много. Потом я долго не мог объяснить себе, почему я так захотел. А ты тогда сумел отбиться сам.
Я с первого класса наблюдал за тобой, Салли, с той самой минуты, как впервые увидел на школьном дворе, но понял, что ты мне по-настоящему нравишься, ближе к старшим классам. Понял, что мне нравится, какой ты симпатяга, какой у тебя твёрдый характер, какой ты решительный, отважный и почти никого не боишься. Как ты споришь с наставниками и дерзишь нашему клерику, плюя на все выговоры и наказания. Как будто ты не омега. Будто сам Адам благословил твоё рождение. Ты был смелый, как альфа, а что касается ума, то тебя же растил и воспитывал дядя Майкар, а мой отец всегда очень лестно о нём отзывался. А тогда меня это поразило. Другие наши омежки были не такими. Я не подходил к тебе только потому, что не хотел вместе с тобой попасть под раздачу — ты же то и дело влипал в неприятности. Спустя год после той истории с ножиком ребята постарше позвали меня развлекаться, и тогда я впервые попробовал настоящий секс. Сейчас вспоминаю, как это было, и дико хочется извиниться перед Сореном. Помнишь Сорена?
