Омегаверс Цвет сирени ч.5 (начало)

Увидев Салли, странный омега приободрился, восторженно принюхиваясь.

— О, да это же Салли! Сам Салли Мариус! Иди к нам, сладкий! — И замахал рукой, выписывающей дикие зигзаги.

— Олаф, не трогай хотя бы Салли, — тихо сказал Джекки, переводя дыхание, и Салли понял, что сородич старался не дышать, чтобы не вдыхать исходящее от парня амбре — дикую смесь из его собственного, не самого посредственного запаха и крепчайших духов с примесью мускуса. — Он не такой.

— Ненадолго. Уверен, ему понравится моё общество. Я хорошо-о знаю, как доставить удовольствие любому омеге...

Салли догадался, что это тот самый Олаф Меннерс, о котором упомянул Кассиус Гамильтон в одном из разговоров. Рослин мудрейший, что он творит? И как его в таком виде вообще допустили на бал? Он же буквально плюёт в глаза всему высшему обществу! Его наряд в основном копировал традиционный костюм морских пиратов времён Радужной Весны, когда началась эра дальнего мореходства и открытие новых земель. Только широкополой шляпы с пером не хватает... и золота на нём слишком много. И кружева в открытом море не носили. Конечно, Олафу это было очень даже к лицу, но так откровенно отшвыривать традиции... Омега, одетый как альфа или бета, вызывал осуждение. По крайней мере в высшем обществе. Куда смотрит его муж? Или развлекается где-то на стороне?

Олаф попытался приобнять Салли за талию, но всё же не устоял на ногах и едва не упал, но Салли и Джекки успели его подхватить. Джекки побледнел, но руки Олафа не выпустил.

— Давай отведём его куда-нибудь, — предложил Салли, торопливо оглядываясь по сторонам — не заметил ли кто — и увидел стоящего неподалёку пожилого бету с бокалом дорогого вина. Бета смотрел на них очень внимательно, с изрядной долей любопытства. Случайно поймав его взгляд, Салли обмер — этот тип будто в самую душу ему заглянул.

— Кто это? — спросил он у Джекки, помогая ставить начавшего бледнеть Олафа на ноги — омега уже бормотал что-то бессвязное, взгляд был тусклым, дыхание становилось всё более неровным. Джекки заглянул в глаза Олафа и нахмурился.

— Где?

— Вон тот бета, что на нас сейчас смотрит.

Джекки обернулся.

— Не знаю, но иногда вижу его на приёмах. Меня с ним никогда не знакомили, но с ним часто запираются наши мужья и женихи.

Бета был заметно ниже Тобиаса и убийственно элегантен. Самой примечательной деталью его внешности были пышные усы и неожиданно скромная бородка. А ещё в руках он держал самую настоящую курительную трубку.

— Ладно, идём... — Салли перехватил Олафа поудобнее, закинув его руку себе на плечи и попытался удержать в вертикальном положении, но тот уже попросту не мог стоять. Его бледность становилась неестественной, на лице и шее выступила испарина. У парня начинался жар. — Олаф, держись, сейчас мы тебе поможем.

— Давай его в оранжерею проводим, — предложил Джекки. — Ты с ним посидишь, а я принесу чего-нибудь — его надо отпоить. Я уже видел такое.

— А что с ним? — Салли даже немного испугался за бедолагу.

— Слишком много порошка внюхал да ещё и вина выпил не один бокал, — вздохнул Джекки. — С моим старшим братом такое часто бывало, а он альфа... Этот порошок очень коварный. Он даёт расслабленность и хорошее настроение, всё кажется более ярким. Поначалу его много не надо, но потом этого хочется всё больше, особенно на таких приёмах. Этот порошок начинают нюхать всё чаще. Поначалу это кажется безвредным, но однажды ставшая привычной доза приводит к такому результату, и если ничего не успеть сделать, то можно умереть. Меня наш семейный доктор научил, что в таких случаях делать надо. Олафа надо сначала уложить где-нибудь, потом напоить чем-нибудь полезным, лучше с лимоном, и дать отдохнуть.

— А где сейчас твой брат?

— Умер от этого порошка, — горестно заломил брови Джекки. — Столько внюхал, что его сердце не выдержало. А ведь он был здоровее меня... Наш отец презирал Дарина за то, что он родился и вырос слишком похожим на омегу, и постоянно ему об этом говорил...

Вдвоём они оттащили Олафа, уже теряющего сознание, в оранжерею... где застали совершенно бесстыдную картину — двое омег, уже практически раздетые, страстно целовались под тем самым жасминовым кустом. Салли густо покраснел, вспомнив течку в объятиях Рейгана, в груди тут же встрепенулось... но ведь Рейган Двуликий! С ним было бы нормально, но не так же! Услышав тяжёлые шаги, парни обернулись, привстав, и захихикали, тут же вернувшись к своему занятию. Судьба Олафа их, казалось, совершенно не волновала.

— Нанюхались так, что им уже всё равно, — объяснил Джекки в ответ на возмущённый взгляд Салли. Омега уже заметно устал, но крепился.

— Но почему они это делают??? Они же омеги!!!

— Мужья и женихи их то и дело игнорируют или бросают на половине случки, учуяв кого-нибудь по-ароматнее... Там в самой глубине есть диванчик. Если он не занят...

— Рослин мудрейший... Как они могут таким заниматься?!! Это же...

— Хочется, вот и занимаются. Омеги пахнут лучше, чем альфы и беты, а когда нанюхаются этого порошка, то уже всё равно становится, с кем спать. Кроме того, омега лучше всего знает, что нужно другому омеге, вот они и дают это друг другу. Их не осуждать, их пожалеть надо. По сути, они очень несчастные люди, которые не знают, ради чего живут, пока у кого-нибудь ребёнок не родится. Это как-то сглаживает и заполняет пустоту, но не во всех семьях дети рождаются благополучно. Иногда ребёнок быстро умирает, иногда рождается больным, а случается, что умирает и сам омега — во время родов сердце останавливается. Я очень хочу ребёнка, но боюсь, что не переживу роды...

Диванчик, к счастью, оказался свободен, хотя изо всех укромных уголков оранжереи то и дело доносились стоны и вздохи. Салли изо всех сил старался не вслушиваться — звуки нервировали и отвлекали от Олафа, который не спешил приходить в себя.

— Может, нюхательной соли? У меня с собой есть...

— Поможет, но ненадолго. Сейчас покажу, что делать надо, и смотри внимательно — вдруг пригодится. Не дай Светлейший, конечно...

Джекки, едва они уложили Олафа на диванчик, отдышался и привычно взял его за запястье. Салли уже знал, что так медики подсчитывают пульс...

— Плохо дело, — пробормотал Джекки. Он приподнял веко Олафа и покачал головой. — Зрачки слишком большие... Дышит плохо... О, боги, сейчас его вырвет! На бок переворачиваем, иначе Олаф захлебнётся!!!

Они едва успели, и Салли невольно зажал себе рот и нос — запах был просто отвратительным, как и вид. И как только медики могут смотреть и нюхать такое???

Джекки придерживал Олафа, помогая ему освободить желудок, и Салли, мужественно сдерживая тошноту, старался запомнить, что и как делается.

— Хорошо, теперь укладываем... Носовой платок доставай. Оботри его, насколько сможешь. И пояс сними обязательно. И сапоги. Я сейчас принесу всё, что найду... Только не уходи никуда.

— Да разве я его сейчас брошу?!!

Джекки торопливо ушёл, а Салли развязал кушак омеги, сложил и подложил под голову, стянул сапоги с ног, после чего начал обтирать лицо и шею Олафа. Носовой платок тут же окрасился снятой косметикой, и выяснилось, что кожа Олафа имеет желтоватый оттенок. Салли, не веря своим глазам, обследовал кисти рук парня и обнаружил, что припудрены и они, только ладони были чистые. А Олафу явно становилось хуже. Он буквально исходил жаром, бредил, и бред перемежался жалобными всхлипами. По щекам бедняги побежали слёзы. Салли, страдая от острой жалости, взял Олафа за руку и пригладил растрёпанные волосы.

— Потерпи немного, скоро полегчает.

Омега открыл глаза — сплошные зрачки.

— Салли... — прохрипел он и попытался сесть.

— Не вставай, береги силы. Скоро тебе станет лучше... Зачем ты принимаешь эту дрянь? Да ещё так много?

Лицо Олафа исказила гримасса боли. От самодовольного соблазнителя ничего не осталось, и Салли понял, что это только напускная личина.

— Я так больше не могу... Салли, зачем вы меня спасаете?

— Ты... не хочешь жить? Ты намеренно столько принял и выпил? Почему?

— Я не вижу смысла жить. Последние три года я только и делаю... что убиваю себя. Я не принимал эту дрянь раньше... а теперь только она глушит боль...

— Боль? От чего?

— Мой ребёнок... его убили. Он оказался бесполезен только потому... что родился... без глаз. Я умолял их... я бы выходил его... я бы родил другого взамен... здорового... но его убили... моего Дарси... и двух его братьев... которые едва появились на свет... — И Олаф забился в рыданиях.

— Убили? — В груди Салли всё оборвалось. — При том, что в богатых семьях всё реже рождаются дети? А если их вообще не будет? Что они будут делать?

Олаф тихо рассмеялся. С изрядной долей истеричности.

— А ты до сих пор не понял? Они всегда могут заменить умершего ребёнка на здорового. Их снабжают сведениями, где можно найти подходящего ребёнка на тот случай, если свой окажется негодящим... Дети связывают все эти семьи в единое целое. Эти связи — гарантия, что в случае чего тебе помогут. Право крови. Давняя традиция. Но если вдруг станет известно, что детей всё чаще не усыновляют, а подменяют, то право крови будет разрушено, и все старые обиды разрастутся в большую грызню, которая ослабит нашу страну. Ведь эти люди держат в своих руках всё. Всё, понимаешь? И они не хотят терять то, что у них есть. Власть и богатства, которые они воспринимают как должное. Как нечто неизменное. Как каждый новый день, который наступает неотвратимо. Клерики учат... что мы живём только один раз... и то, что от нас останется в этом мире... живёт в детях... Потому-то их и берегут... берегут самих себя... раз из-за глупости Иво мы лишились настоящего бессмертия... — Олаф начал задыхаться, и Салли закрутил головой, зовя на помощь. Олаф вцепился в его ладонь и из последних сил потянул на себя. — Нет... не надо... Салли... пусть... Я знаю... сколько надо... чтобы умереть... и Джекки не успеет. Я принял ещё кое-что... меня не спасут... Я уйду в преисподнюю Деймоса... Я немало успел... натворить за эти три года... сбить с пути... Они все умрут... когда-нибудь... и это... моя месть... за Дарси. Они отняли моего ребёнка... а я... убью их детей... Они умрут... и не будут... страдать...

— Но ведь...

— Не... надо... Я... решил... Хоть что-то... я сделаю... так... как хочу...

Голос омеги становился всё тише, дыхание — слабее, более хриплым. Салли испугался и начал трясти его за плечи.

— Олаф! Олаф, не надо!

— Прощай... Салли... Жаль... что я... не смогу... переспать... с тобой... Ты... по-настоящему... чистый...

— ОЛАФ!!!

Глаза омеги закрылись, и Салли прижал сородича к себе, чувствуя, как всё больше слабеет его запах. Пропитанный болью. Этот запах навевал мысли о страшной боли. Олаф умирал. Ещё один несчастный человек среди богачей... и он...

— Олаф...

Салли уткнулся в плечо сородича, изо всех сил сдерживая рвущийся наружу крик. Не сейчас и не при всех этих... глупых мальчишках...

Джекки в сопровождении прислуги застыл в двух шагах. Из его рук выпал таз и едва не попал по ноге. Вокруг них начали собираться другие омеги, торопливо прикрываясь скомканной одеждой. Откуда-то донёсся властный рык альфы, в воздухе начала повисать тяжесть с примесью гари, но Салли было это безразлично.

Олафа куда-то унесли, и Джекки отвёл Салли в самый тихий угол бального зала.

— Вот, выпей. — Он налил что-то из высокого хрустального кувшина и протянул убитому горем сородичу.

— Что... это?

— Просто компот, — утешил Джекки. — Я заметил, что ты ничего не пьёшь и не ешь... Пей, не бойся. Это можно пить спокойно. Пирожное хочешь? Тебе бы поесть надо. Еда приземляет что ли...

Салли взял бокал в руки и отпил. Яблочный... такой освежающий...

— Джекки... как у вас такое может быть? В моём родном городе до такого безобразия не скатывались... по крайней мере на публике...

— Это столица, — понимающе вздохнул омега, придвигая стоящий неподалёку пуфик и усаживая Салли. — Здесь море соблазнов, и многие поддаются им, не думая о последствиях. Особенно альфы и мы.

— А почему ты не поддался?

— Я же не самый здоровый, но мне повезло, что меня не оценили как совсем ущербного. Папа меня выходил. Потом я дебютировал в свете, и папа постоянно мне говорил, что того не надо пить, того не надо пробовать... Он боялся, что мне это навредит... особенно когда Дарин начал нюхать порошок и один раз чуть не умер... — Джекки всхлипнул. — а потом его не смогли спасти. И я часто видел, что происходит с людьми, когда они нюхают и пьют самую разную гадость. Я не хотел, чтобы со мной происходило нечто подобное.

— Но если люди умирают... почему они это делают?

— У них много денег и влияния, и они считают, что это выручит их везде и всегда. На таких больших приёмах всегда присутствует семейный врач со своим чемоданчиком, чтобы оказать помощь, если что-то случится с хозяевами или гостями. Им большие деньги платят, в том числе и за подбор индивидуальных доз, чтобы и повеселиться и не умереть. Так можно долго не бояться последствий, но они рано или поздно наступают.

— Олаф сказал, что он ещё что-то принял...

Джекки смахнул очередную слезинку.

— Он уже давно сам не свой. Я видел, что он всё это делает для того, чтобы забыться...

— Да... он говорил о Дарси...

— После Дарси он снова забеременел от мужа, но ребёнок даже не родился — случился выкидыш на пятой луне. Потом ему зачали подряд двоих от компаньонов семьи, они родились, но тоже получились ущербными, как и Дарси. Я пытался ему помочь, как-то облегчить его боль, но Олаф не слушал.

— Неужели в этом зверинце нет ни одного нормального человека? — ужаснулся Салли, мелкими глотками попивая компот.

— Есть, но такие, как Олаф, сразу бросаются в глаза. Барри то и дело пытаются внушить другим, что всё хорошо в меру, подавая собственный пример, однако люди всё равно делают то, что хотят, но уже скрываясь. Дарин, после того, как его откачали в первый раз, пообещал, что больше не будет, какое-то время честно держался, а потом я увидел, что он снова нюхает этот дряной порошок втайне от отца и папы. Перед этим он на одном из приёмов пропал почти на час, а потом вернулся весь встрёпанный...

— Подрался с кем?

— Нет. Дарин вообще был не злой и старался избегать драк. Я думаю, что его... — Джекки осёкся, и Салли похолодел, едва не поперхнувшись. — Дарин был очень красив, но не так, как альфа. И это многие замечали, хотя Дарин даже усы отрастил, чтобы выглядеть более мужественным. После этого он просто замкнулся в себе... а потом умер.

— А кто бы мог?..

— Я грешу на Кассиуса. Он тогда долго о чём-то с Дарином шептался, вина ему подливал, потом они ушли... и вернулся Кассиус особенно сытым и довольным. Ходят слухи, что он иногда участвует в каких-то сомнительных аукционах. Он никогда не отказывается от возможности развлечься, потому-то его и не спешат привлекать к семейным делам — обязательно всё развалит. Мой жених в этом плане куда сдержаннее и порядочнее, так что я рад, что меня именно за него отдают.