Омегаверс Цвет сирени ч.5 (начало)

ТРИУМФ ОМЕГИ

— Ну... как я выгляжу?

Тобиас, волнуясь, повернулся к друзьям. Оскар восхищённо ахнул, всплеснув руками.

— Тобиас, дорогой... Ты такой... такой...

— Хоть на выставку, — одобрительно вскинул оттопыренный большой палец Рейган. — Голову даю на отсечение, что скоро такие костюмы войдут в моду.

— Салли, милый... Как ты это только смог сшить? — с явным оттенком зависти спросил Елеазар.

Салли покраснел от похвалы.

— Я только хотел подчеркнуть достоинства своего любимого супруга.

— И это всё из подержанных вещей?!

— Да. Я выбирал самое приличное, что было в лавке. Тем более, что Тобиас будет выступать с докладом и не должен выглядеть как франт на светском приёме. Он должен быть лицом науки, достойным её представителем. Значит, костюм должен быть достаточно строгим. Отсюда универсальный чёрный цвет и практичный покрой. Ничего лишнего. Вместе с тем, костюм должен подчёркивать достоинства его фигуры.

— Уж ты-то эту самую фигуру во всех ракурсах знаешь, — блеснул словом художников Рейган.

— Знаю, — самодовольно кивнул Салли. — И это мне здорово помогло. Папа Орри мне всегда говорил, что ни один выходной наряд для мужей нашего рода не шился на заказ сторонними портными. Этим занимались исключительно свои. Желательно, чтобы наряд был сшит супругом. Умение омеги или альфы сшить так, чтобы подчеркнуть достоинства своей половины и своё с ней единство, выражало и подчёркивало правильность выбора спутника жизни.

— У вас и альфы шили? — ахнул Альвар.

— Конечно. Даже когда наша семья была богата и могла себе позволить не морочиться по этому поводу, все обучались какому-нибудь ремеслу, чтобы в том случае, если семья будет нуждаться или сам потомок попадёт в сложную ситуацию, можно было продержаться до лучших времён. Мы никогда не считали грубый ручной труд позором. Даже если это традиционно омежье занятие. Мой дедушка Реджинальд на досуге шил бисером, а Эммануил Спенсер, Второй советник при дворе Рудольфа Третьего, был превосходным кулинаром. Он даже собственноручно готовил парадный торт к приёму по случаю подписания очередного договора с востоком. Говорят, что посол был в полном восторге.

Тобиас снова оглядел себя, но уже с удовольствием.

— А ты не слишком торопишься, дорогой? Я же только аспирант...

— ...а уже очень скоро станешь профессором. Возможно, даже самым молодым в истории кафедры.

— Сначала надо получить звание доктора наук, а потом уже выбиваться в профессуру. Профессор в основном занимается обучением студентов, а я намерен быть не теоретиком, а практиком.

— Так ведь профессора и чистой наукой тоже занимаются, ты сам говорил. Будешь со своими студентами ездить по экспедициям, обучая их на практике, а потом писать новые труды по нашей древней истории. Может, тебе даже доверят писать учебники для школ.

— Было бы здорово.

Салли ещё раз оглядел своего супруга и нахмурился.

— Чего-то не хватает...

— Чего тут может не хватать? — удивился Оскар.

— Не хватает одной детали.

Салли уверенно снял с мужа очки, достал из кармана своего домашнего жилета совсем другие и водрузил на нос удивлённого учёного.

— Вот теперь идеально.

Елеазар не сдержал восхищённого возгласа.

— Салли... ты просто гений!

— Гений не гений, а новые тапочки заслужил. — Салли сокрушённо оглядел свою домашнюю обувь, которую уже штопал из последних сил. Эти тапочки когда-то принадлежали Оскару, были довольно старыми, и Салли собирался сшить новые из остатков, но руки так и не дошли — Салли то занимался перепиской, то домашним хозяйством, то шитьём, то бегал к Лориену... Умаявшись за день, он просто валился вечером в постель, ненадолго оживал в объятиях мужа, после чего крепко засыпал. Перед предстоящим торжественным вечером в университете Салли волновался сильнее, чем сам Тобиас, и гасил волнение усердием в своих занятиях. Сегодня вечером он должен сопровождать мужа на этом мероприятии и достойно подчеркнуть его, как и полагается замужнему омеге. Для себя Салли тоже шил. Ему дико хотелось сохранить в своём наряде хоть что-то из императорской эпохи, но отдельные элементы плохо сочетались с костюмом для Тобиаса, и Салли был вынужден отказаться от дополнительных элементов, включая проклятый корсет, пусть столичные и не были такими же жёсткими как тот, в который его когда-то затягивал Орри, чтобы отучить сутулиться. Салли принял более практичное решение обойтись строгим жилетом, а не корсажем — так он выглядел деловитым. Его собственный костюм был сдержанным, строгим, приталенным, без кружев и воланов — только на рубашке прошлась узкая полоска рюшей, которая была отделкой невысокого воротника-стойки и кокетки с пуговицами. Салли тщательно изучил современные журналы мод, хранившиеся у Елеазара, и поморщился, когда Елеазар предложил купить костюм в специализированном магазине. Омеги высшего света, желавшие быть на пике моды или отчаянно молодящиеся, нередко обнажали шеи и верхнюю часть груди, и Салли не собирался уподобляться им, поскольку, как потомок славного рода Спенсеров, собирался присутствовать на приёме не в качестве аксессуара, как это обычно бывало, а в качестве пары. Как всегда было до гибели его дедушек по омежьей линии и замужества Орри. Вместо шейного платка Салли приготовил узкий бант, узел которого должна была украсить скромная брошь, подаренная Оскаром на Новый Год. Эту брошь омега получил в качестве довеска от одного из постояльцев, у которого не хватило денег на оплату комнаты — внезапно уволили. Сам Оскар её не носил, поскольку не был любителем покрасоваться, да и подходящих вещей у него никогда не было. Скромная брошь, сделанная в виде бабочки, была украшена откровенно стеклянными камешками, и даже не была золотой, но Салли она ужасно понравилась. Просто и красиво. Как раз в традициях Спенсеров.

— Всего лишь тапочки? — покачал головой Елеазар. Ему страстно хотелось побаловать названного сына, купив ему что-нибудь по-настоящему новое и достойное, но Салли каждый раз отказывался, огорчая его. Юный зять старших Мариусов становился всё больше похож на супруга.

— Сейчас они мне нужнее — зима ещё толком не кончилась и пол холодный. Тобиас, сколько там до начала?

Бета взглянул на свои часы — подарок родителей на совершеннолетие. В своё время эти часы были почти эксклюзивной вещью и были подарком одному из дедушек от самого императора за особые заслуги, которые даровали тому свободу. До сих пор часы бережно хранились и работали как новые.

— Как раз оденешься и поедем. Или ты собираешься час прихорашиваться?

— Ещё чего! — возмутился Салли. — Я не для того иду на этот приём, чтобы пускать пыль в глаза!

— И всё же на тебя будут смотреть все, — хихикнул Рейган.

— Лишь бы не лапали. Смотреть не возбраняется. Папа, ты поможешь мне причесаться?

— Конечно. Так, мальчики, марш в коридор! — Елеазар тут же начал всех выпроваживать. Остался только Оскар. — Нечего мешаться — комната и так тесная!..

Ворча, все вышли, и Салли достал из комода свой костюм, при виде которого Елеазар потерял последние слова. За обоих высказался Оскар:

— Салли, у тебя просто золотые руки!

Когда Салли, одёргивая полы своего сюртука и поправляя бант, вышел из комнаты, Рейган онемел на пять минут, а Альвар присвистнул.

— Вот это да!

— Ну, как вам? — Салли поправил тщательно уложенную чёлку и взял мужа под руку, встав рядом с ним.

— Был бы здесь Лори, то он бы попросил вас задержаться, чтобы сделать пару набросков, — ответил Альвар. — Вы потрясно смотритесь вместе!

— Этого я и добивался. Чтобы мы смотрелись как единое целое.

Супруги и впрямь прекрасно смотрелись в паре. Салли подумал не только об одежде, но и подобающих причёсках — он сам подстригал мужа на днях. Тобиас успел обрасти достаточно, чтобы воплотить задумку его омеги, и все в один голос признали, что так молодому, подающему надежды учёному идёт гораздо больше. Салли со своей причёской тоже сильно не мудрил, как и перед венчанием — только заплёл несколько тонких косичек, скрепил их на затылке парой шпилек из набора, что когда-то, ещё по пути домой, купил Тобиас, а остальное собрал в косу, в которую была вплетена чёрная атласная ленточка из той же коробочки, и обернул вокруг головы "короной". Омега сам объяснял Елеазару, как именно надо это всё делать, и названный родитель не удержался от похвалы, когда работа была закончена. Строго, стильно и красиво. Рейган, вернув себе дар речи, не сразу, но выдавил из себя:

— И такого мирового жениха я проворонил.

— Не только ты, — ободряюще похлопал его по плечу Альвар.

— Только это и утешает.

— Ладно, пора ехать. — Тобиас снова посмотрел на часы, не переставая удивляться предусмотрительности Салли — доставать их из нагрудного кармашка теперь было гораздо удобнее. — Ал, экипаж ещё не угнали?

— Не угнали — там Артур приглядывает. И Урри тоже.

— Тогда бери оплату сразу, чтобы потом не прицепились снова по поводу благотворительности — тебе ещё год учиться. — Тобиас достал из кармана брюк деньги и протянул другу. Альвар побурчал, но взял.

Альвар накинул плащ извозчика и поспешил на улицу. Салли с мужем вышли к стойке консъержа и заметили, как на них уставились случившиеся поблизости соседи. Особенно Рекс. Елеазар тут же снял с вешалки заранее припасённую верхнюю одежду и начал помогать детям одеваться.

— Тоби, дорогой, ты ничего не забыл? — суетился он, поправляя воротник шинели. — Где твоя папка?

— Вот она. — К ним пробрался Рейган и протянул требуемое.

— Спасибо, милый... А речь не забыл?..

— Папа, я её уже неделю репетирую. Конечно же, не забыл.

— Когда начнётся фуршет — много не пей...

— Само собой. Пары бокалов шампанского вполне хватит.

— Салли...

— Если только совсем чуть-чуть, — кивнул омега, застёгиваясь и убеждаясь, что маленький ридикюль никуда не пропал. Внутри лежали флакончик с нюхательной солью на случай, если от запахов гостей станет совсем плохо, маленькая баночка с бальзамом для губ — Салли так и не изжил привычку кусать их в моменты сильных волнений — узкий гребешок и маленькое зеркальце. Стандартный и предельно простой набор для выхода омеги из Семьи в свет. — Мы должны достойно представить историческую кафедру.

— Умница. — Елеазар растроганно поцеловал Салли. — И будьте осторожны.

— Мы всегда осторожны, — посерьёзнел Тобиас. — Я не выпущу Салли из вида.

Перед парадным входом уже ждал экипаж. Артур соскочил с козел. Урри подхватил его, чтобы мальчик не ушибся, и неуклюже отвесил комплимент:

— Вы... здорово выглядите...

— Спасибо, Урри, — улыбнулся Салли, аккуратно набрасывая на голову шарф. — Артур, что ты скажешь?

— Я лучше потом скажу, когда газету принесут, — ответил мальчик, прислонившись к нему. Салли он обожал, причём не только за сказки, которые слушал с отменной жадностью и интересом.

— Думаешь, напишут хорошо? — Салли приобнял маленького бету.

— Если напишут плохо, то я попрошу дядю Дуга набить морду тому, кто будет писать.

Все рассмеялись. Тобиас помог супругу сесть в экипаж, забрался сам, они попрощались, и коляска тронулась с места.

— О чём будешь говорить в своём докладе? — поинтересовался Альвар.

— О важности исторической науки в выстраивании светлого будущего, — слегка наморщив нос, ответил бета. — Проще говоря, мне написали речь, которую читать даже не хочется — вода водой, так что я буду её разбавлять, и пусть ректорат потом ругается.

— Попытаешься говорить по существу?

— Именно. При распределении средств государственного бюджета сейчас очень важно доказать, что эти затраты действительно необходимы. Часть речи будет отражена в газетах, и я намерен высказаться как можно яснее. Кстати, Кайл там тоже будет.

— Хвала Рослину... — с облегчением вздохнул Салли. — Хоть одно знакомое лицо.

На улицах уже начали зажигаться фонари, мимо то и дело проносились машины и другие экипажи, обдавая зазевавшихся прохожих брызгами грязи. Время от времени Салли замечал прогуливающихся с детьми сородичей и даже несколько парочек. Одна сидела за ярко светящимся окном кондитерской и оживлённо жестикулировала. Салли пригляделся и понял, что у них вроде свидания. Молодой альфа совсем не выглядел сволочью, которая играет с будущей жертвой. Просто одетый, улыбается... Студент или подмастерье. Омега ощутимо краснеет и отводит глаза, которые помимо воли обращаются к собеседнику. Выглядит многообещающе...

Экипаж свернул на проспект Знаменосцев, беря курс на северо-восток. Там виднелись островерхие шпили университета, возвышаясь над домами, и Салли снова занервничал. Квартал, который назывался "Университетский городок", был выстроен на небольшом холме, и даже ходили слухи, что этот холм насыпан специально. Тобиас когда-то провёл небольшое исследование, но никаких подтверждений этим слухам не нашёл. Холм был вполне естественным образованием, а не рукотворным сооружением, назначением которого якобы является скрыть нечто важное. Правда, внутренние помещения всё же в нём были — архивы и запасники университета. Салли немало уже слышал об этом месте и с трудом верил, что наконец-то увидит это грандиозное здание собственными глазами, а не на газетных снимках и бумажных банкнотах — гуляя с друзьями по городу, так далеко он ещё не заходил.

Здание университета поражало не только своими размерами, но и странным сочетанием роскоши и практичности. Над центральным куполом возвышалась бронзовая скульптура Рослина, рядом красовалась круглая астрономическая башня, трубы и кабели опутывали отдельные корпуса... Университет с самого его основания и строительства старались оборудовать по последнему слову техники. Жилые дома вокруг университета населяли студенты и сотрудники, но Тобиас отказался жить среди этой публики, как и близнецы — он больше ценил спокойную домашнюю работу и посиделки с друзьями, чем шумные гулянки в общежитии с реками алкоголя и неизменными оргиями с непредсказуемым результатом. Да и атмосфера дома Рейнольдсов больше располагала к настоящей самостоятельности. Да, добираться иной раз было непросто и накладно для кармана, зато это подстёгивало стараться на подработках... С развитием отдельных научных дисциплин и увеличением числа студентов даже этого комплекса стало не хватать, помещений просто катастрофически не хватало, и уже шли разговоры о расширении. К одному не могли придти — перестроить жилые дома поблизости, разнести кафедры по отдельным зданиям в городе или вовсе вынести всё это за город.

— Тобиас...

— Что, любовь моя?

— А что будет, если вас всё же будут переселять?

— В каком смысле?

— Где вы будете работать?

— Не знаю, милый, — вздохнул бета. — Наша кафедра самая малочисленная, а места требует много. Аудитории, библиотека, хранилища, лаборатория по реставрации... И это не считая затраты на зарплаты сотрудникам и стипендии для студентов. Историческая наука до сих пор по большому счёту держится на энтузиастах. Не то, что технари.

— Потому что не всю вашу работу можно использовать практически?

— Именно. Мы ничего не создаём, а копаемся в прошлом. И кто нас знает, что мы найдём среди пыльных полуистлевших книг и свитков... Да, одна из моих курсовых работ помогла уладить обострившийся конфликт на юге без лишней крови, но когда я работал над ней, то нашёл несколько нестыковок, на которые прежде не обращали внимания... либо просто закрывали глаза. Это мелочи, на первый взгляд, но некоторые мелочи способны вкорне изменить всю картину. Как думаешь, что будет, если люди вдруг узнают, что всё, во что они верили веками, всего лишь ловко выстроенная кем-то ложь?

— Начнётся смута, под которую кто-то захочет получить выгоду.

— Верно. Мы с тобой читали мой пятитомник и уже кое-что нашли, а ведь эти наши находки — капля в море. Сейчас, когда идёт перестройка, важно сохранять наше общество целым, я согласен, но почему нельзя подсобрать данных, чтобы потом, когда придёт время, начать дозированно выбрасывать их на суд населения? И, как я понял, на исторические изыскания деньги выделяются крайне неохотно. А ведь наша наука и её смежные отрасли могут быть полезны не только в теории, но и на практике. Методы датировки, которые мы сейчас используем, не дают точных цифр, и если мы разработаем другие, то сравнение их результатов даст нам точные даты плоть до нескольких лун или даже дней. Те же методы могут быть использованы и в криминалистике, разработка технологий продвинет вперёд и другие науки... Это всё взаимосвязано, но кто-то не хочет такого масштабного развития научной мысли. Они спонсируют только то, что может быть им полезным. Одна из причин, по которым нам так мало платят, заключается именно в этом — рассчитывают, что кафедра потеряет часть сотрудников, а остальные станут послушными.

— И всё же ты выбрал историю, а не юриспруденцию...

— История — это моё призвание. То, чему я готов посвятить свою жизнь. То, что ты мне поведал, помогло кое-что разглядеть среди всех этих многовековых наслоений, заглянуть вглубь и увидеть опасность для нашего народа. Сейчас историческая наука особенно важна, но средств на неё выделяется крайне мало. Поэтому я и выступлю с докладом, чтобы объяснить необходимость этих затрат.

— Понимаю.

— Выступить могли только двое — доктор Тьюринг или я. Мы самые ярые фанатики истории, но доктор Тьюринг слишком заметно картавит, так что доклад буду читать я. Плюс я молодой, а доктор уже в годах.

— Ты уж выступи так, чтобы все вздрогнули, — хмыкнул Альвар.

— Посмотрим. Химики тоже хотят, чтобы им больше денег выделяли, инженерная кафедра требует денег на разработки новых видов вооружений... Деньги нужны всем. И я слышал, что кто-то пользуется не самыми чистыми методами, чтобы выбить очередной грант.

— Например? — поёжился Салли.

— Например, я знаю, что старший сын Гудериана с кафедры геологии — не его родной. За очередное финансовое вливание он заплатил собственным мужем во время первой течки — женился и привёл его на очередную презентацию, чтобы похвастаться. Министр по науке, который был там, положил на Янека глаз — я видел сам, как он облизывался — а сейчас уже видно, что Рассел на старшего отца совершенно не похож. Зато на счёт кафедры тогда перевели солидную сумму.

— И ты тащишь туда Салли??? — Альвар резко затормозил и обернулся. — С ума сошёл?!!

— Я понимаю, что это опасно, но уже ничего не переиграешь — руководство особенно настаивало, чтобы Салли присутствовал.

— Снова интриги Арчибальда?

— Возможно. Но наш малыш по-прежнему снится, значит, ничего не будет.

— Во время течки, может, и не будет, а вот до или после... Салли слишком вкусный, к тому же он последний потомок Спенсеров...

— Ты забыл про моих старших братьев, — напомнил Салли, вцепившись в руку мужа.

— Не забыл. Они же альфы, а ты омега, вот и весь сказ.

— Если бы я остался дома, то было бы ещё хуже, — насупился Салли.

— Так что вы делать будете, если на Салли кто-то глаз положит? — продолжал бурчать альфа.

— Придумаем что-нибудь. Мы тоже не пальцем деланные.

— Кстати, это выражение может иметь и другое значение, — вдруг сказал Салли.

— Какое? — удивился Альвар.

— Это какой должен быть палец, чтобы от него родился ребёнок? Божественный, не иначе.

— А, может, это палец Деймоса?

— Как вариант.

Смех немного разрядил обстановку, и экипаж поехал дальше.

Вот они въехали в Университетский городок, и Салли весь подобрался. Весна набирала обороты, снега активно таяли, и на всех дорогах творилось Деймос знает что. Но Салли, собираясь на приём, нервничал не только из-за подготовки — весной его рудневские ухажёры становились особенно наглыми, словно весна их раззадоривала. Рейган говорил, что это везде так... Оставалось только ни на шаг не отходить от Тобиаса и держать нос по ветру.

Рядом с ними катился ещё один экипаж, и Салли увидел сидящего в нём неожиданно низкорослого пожилого бету в тёплой шинели и с тростью в руках. Тобиас обернулся на приветствие и широко улыбнулся.

— Здравствуйте, доктор Тьюринг! Как ваше здоровье?

— Хвала Иво, пока неплохо, но колени уже побаливают. Весна... А кто это с тобой? Уж не твой ли очаг'овательный супг'уг, о котог'ом столько слухов ходит?

— Да, сэр, это мой Салли. Скоро я вас познакомлю.

Салли почтительно склонил голову — о докторе Тьюринге он уже немало слышал от мужа. Тобиас всегда отзывался об этом человеке очень уважительно. Этот бета никогда не был женат, незаконных детей у него, вроде бы, тоже не было, но зато он был преданным служителем исторической науки. Ещё во времена своей молодости Элиас Тьюринг систематизировал известные на тот момент методики исследований, выпустил несколько книг, активно выбивал деньги на экспедиции, признавал только чистые факты без примесей и давно уже мог войти в высшее руководство, если бы не собственная принципиальность и сволочизм отдельных представителей ректората. Пару раз его грозились вообще выгнать из университета, и если бы не ценность его профессиональной и педагогической деятельности, то так бы и сделали. Тьюринг не раз бывал консультантом на всевозможных переговорах, давал козыри дипломатам и помогал журналистам в написании статей, разъясняющих населению о причинах медленного изменения существующего порядка — он считался одним из самых авторитетных прогностов. Именно доктор Тьюринг был научным руководителем Тобиаса и готовил своего протеже к написанию кандидатской диссертации и присвоению первого настоящего учёного звания, которое дало бы возможность проводить уже не заказные, а свои собственные исследования. Наблюдая за тем, как Тобиас работает дома, Салли всё больше понимал, насколько трудно в нынешнее время быть настоящим учёным. Периодически собачась с руководством, доктор Тьюринг пользовался вполне заслуженным уважением студентов и своих учеников. Салли давно мечтал познакомиться с этим беспорно интересным человеком.

У парадных ворот университета уже протолкнуться было невозможно — два шикарных автомобиля — чёрный, как ночь, "Фаэтон" и лаково-красный "Вольт" — никак не могли разъехаться. Судя по всему, на них прибыли какие-то особенно важные гости, и их водители спорили за право проехать на территорию первыми. Гудение клаксонов, вонь выхлопных газов и ядрёная ругань вынудили Салли поморщиться — споры не стоили выпавшего молочного клыка альфы. Какая разница, кто подъедет к крыльцу первым? Эта свара вынуждала лошадей нервничать и шарахаться. Только людей задерживают! Сколько ещё будет сохраняться затор?.. Вот, наконец, договорились, и "Фаэтон" начал неспешно въезжать в ворота. Альвар сквозь зубы ругал богачей, которые без понта "даже в сортир сходить не могут". Салли вспомнил выезды на приёмы на личном автомобиле семьи Кристо и не смог не согласиться с другом. Похоже, что доктор Тьюринг был того же мнения, поскольку наблюдал за происходящим, сокрушённо качая головой, и оттого этот старик стал Салли ещё симпатичнее.

Двор тоже оказался запружен, и тем, кто подъехал последним, предстояло идти до крыльца пешком. Дорожку и площадку расчистили, и всё же Тобиас не позволил Салли марать идеально начищенные сапожки весенней грязью — спустился сам и подхватил своего омегу на руки. Салли, краснея, отвернулся, прижимая папку с основными тезисами речи к груди — на них все смотрели. И от этих взглядов становилось не по себе. Во время примирения Тобиас рассказал, как его доставали расспросами о юном супруге — тот факт, что полунищий аспирант самой убогой кафедры умудрился жениться на самом настоящем отпрыске знаменитого дворянского рода, многих повергал в недоумение. Над Тобиасом смеялись, вопрошая, чем он кормит мужа и на что собирается одевать его... Что-то объяснять было бессмысленно, и Тобиас только отмахивался. Эти-то подколки и были главной причиной вспыхнувшего гнева в день знакомства с Лориеном.

Ссаживаясь у крыльца, Салли, крепко держась за мужа, осторожно всматривался в толпу и вдруг заметил возле "Фаэтона" знакомого. Омега оторопел, а потом испугался. Это был один из его старших братьев, Симон.

— Салли, в чём дело? — заметил его беспокойство Тобиас.

— Симон... мой брат... он здесь...

Тобиас едва не споткнулся.

— Симон? Наверно, он приехал в качестве представителя Союза Предпринимателей, который часто спонсирует университет.

— Что же делать?

— Во-первых, перестань трястись. Это официальный приём и потому скандалы недопустимы. Во-вторых, я сильно сомневаюсь, что Симон будет тебя преследовать. В-третьих, мы не для того приехали, чтобы беспокоиться о твоих родственниках-альфах. У нас важное дело. Сосредоточься на нём, а дома поговорим о Симоне подробнее. Хорошо, что твой отец не заявился лично...

Слова мужа немного подбодрили омегу, и Салли просто отвернулся.

С парой приехал не только Тобиас — многие представители кафедр и гости прибыли с эскортом. И отнюдь не всегда это были законные мужья. Поскольку не все позволяли появляться мужьям на столь важных мероприятиях, а иметь приличный аксессуар в виде омеги, чтобы подчеркнуть свой статус, хотелось многим, в столице работала служба эскорт-услуг, которая предоставляла отлично вымуштрованных омег с приятной внешностью и запахом, которые и выполняли эту роль. В их обязанности входило лишний раз не открывать рот, мило улыбаться, демонстрировать хорошие манеры, отвечать на задаваемые им вопросы кратко и расплывчато... а заодно ублажать нанимателей по первому требованию. Обычно таких омег снимали на вечер, а при соответствующей доплате и до поздней ночи. Все омеги сопровождения были молоды, ухожены, одеты по последней моде, и отличить их от законных мужей можно было только по предельно низким декольте, шейным украшениям — их бархотки, стоячие воротнички с узкими бантами из атласных ленточек и ожерелья больше походили на ошейники — и жёстким вычурным корсажам, которые не столько помогали держать спину прямо, сколько обрисовывали соблазнительные формы омег. Замужние омеги тоже часто носили корсажи, но это был скорее аксессуар, дополнение к костюму, если тот не предусматривал жилет.

Порой Салли поражался городской моде, которая настойчиво предписывала омегам одеваться отлично от альф и бет — практичные фасоны на каждый день обезличивали, размывали отличия типов друг от друга, и власти хотя бы так стремились разграничить людей по статусным приметам. В частности, практически все работяги были одеты одинаково — в кожаные куртки или короткие пальто, простые жилеты, а то и без них — Рейган, к примеру, носил жилет только в холода — широкие штаны и грубые сапоги или ботинки. Фасоны рубашек тоже не слишком отличались — разница была только в размере. Простые повседневные корсажи для омег из пёстрых тканей или грубой кожи, появившиеся после неудобных императорских корсетов, были чистой условностью и носились отнюдь не всегда — Рейган их, к примеру, терпеть не мог, заявляя, что он не шлюха, чтобы выделываться, а Оскару все эти "изыски" ещё со свадьбы запретил муж, заявив, что нечего привлекать к себе лишнее внимание. Такая одежда была самой дешёвой, шилась большими партиями из однотонных тканей, и потому фасоны унифицировались, чтобы ускорить производство. Выходные наряды для более зажиточных шили, в основном, на заказ, из более дорогих и качественных материалов, украшались самыми разными деталями и стоили соответственно. В повседневной жизни, например, Елеазар носил что-нибудь попроще, пусть и с серьёзным намёком на изыск, на приёмах и принимая гостей дома выбирал что-нибудь более броское, соответствующее статусу. Салли, перешивая купленную в лавке подержанную одежду для себя, после долгих мучительных раздумий решил всё же просто подогнать, а не кардинально перешивать. По-настоящему он сделал так, как хотел, именно готовя себе наряд на выход по особо торжественным случаям. Высшие слои общества старались сохранять хотя бы видимость пристойности и не допускали излишне откровенных фасонов для замужних, позволяя шиковать молодёжи, и всё же мода, особенно на молодость и свежесть, брала своё. Но самыми откровенными были наряды уличных проституток — штанины укорачивались до предела и нередко имели самый причудливый вид, голенища сапог иной раз достигали середины бедра — такие сапоги назывались "ботфорты" и считались особым шиком — высота и тонкость каблуков иной раз зашкаливала настолько, что было непонятно, как их вообще можно носить, не ломая ноги и не застревая в сохранившейся в тех районах брусчатке, а под расшитыми либо украшенными ремешками с фигурными застёжками кожаными корсажами едва угадывались нижние рубашки из полупрозрачного газа, некоторые — с разрезами по бокам и на рукавах. Летом проститутки часто наряжались в подобие восточных одежд — оно называлось "юбка" и избавляла от отдельных нюансов раздевания и лишней стирки. Естественно, при наличии такой одежды про панталоны и речи не шло — бельё было сугубо условным.

Обсуждая с друзьями самые разные нюансы жизни больших городов, а что-то и видя собственными глазами, Салли порой недоумевал, как такое вообще может существовать в нынешнее "прогрессивное" время, пусть и пронизанное лицемерием. Ведь все эти условности только усугубляют неразбериху среди простых людей! Рейган, который был лично знаком со многими уличными проститутками и даже бывшим омегой из эскорт-агентства, рассказывал, что, стараясь выглядеть как можно привлекательнее, эти омеги старательно прятали под аксессуарами метки, синяки и откровенные засосы, оставленные клиентами. С эскортом иной раз получалось даже хуже, чем с уличными шлюхами — среди этих парней не было ни одного свободного. Всех покупали на Ярмарках, работали они даже в дни течки и с юных лет пили настой от беременности... Разумеется, на приёмы в особые дни они не допускались, а обслуживали частных клиентов или большие вечеринки. Могли их продать и на более долгий срок — если клиент пожелает съездить на море развлечься. Само собой, что кого попало на эту работу не покупали, надзор за ними был очень суровым, если кто-то пытался бежать, то его довольно быстро разыскивали — нередко эскорт становился свидетелем того, что, обычно, скрывалось от публики — и тут уж кому как повезёт. В лучшем случае беднягу сдавали в аренду в банальный бордель, а в худшем — просто убивали. Рейган говорил, что для сопровождения на элитных приёмах отбирают самых ароматных, и оставалось только поражаться их выдержке и способности ничем не выдавать своего отвращения. Сам Салли худо-бедно притерпелся к вони высшего света и его мешанине ещё в Рудневе, наставления Орри тоже даром не прошли, и всё же выносить это всё порой было невероятно сложно.

— Милый... а во время доклада я тоже рядом с тобой стоять буду?

— Разумеется. Я не собираюсь отпускать тебя дальше, чем на три шага. Помнишь, что в папке?

— Конечно.

— Старайся следить за тем, что я говорю. На тех бумагах — порядок речи и отдельные моменты, без которых нельзя обойтись. Как только я проскочу нужный лист, ты переложишь его на другую сторону, чтобы я не отвлекался.

— Снова буду изображать твоего секретаря? — невольно улыбнулся Салли, вспомнив поездку до столицы до и после свадьбы.

— Да. У тебя очень хорошо получается.

— Значит, не зря я всё своей рукой переписал — писарь столько ошибок насажал, а в одном месте даже клякса была.

— Умница.

Салли порозовел и уткнулся лбом в плечо супруга.

В вестибюле, расстёгиваясь, Салли долго разглядывал внутреннее убранство. Высокие лепные потолки — шея заболела! — мозаичные стены, огромные витражи, гладкий мраморный пол с изображением герба университета и его девизом "Сквозь тернии к звёздам". На гербе красовались сова и змея на фоне боевого щита, разделённого на две половины — красную и зелёную. Щит оплетали побеги плюща. Красиво... Разумеется, всё это щедро освещалось электричеством — Салли откровенно любовался огромной роскошной люстрой с каскадом огней, обрамлённых хрустальными плафонами и подвесками. В строительство этого здания было вбухано столько денег, что и сейчас каждый студент знал точную сумму до последней медяшки.

Пока Салли рассматривал интерьер, вестибюль медленно заполнялся другими гостями. Кое-кто уже направился в курительную, расположенную рядом с гардеробом, чтобы расслабиться и выкурить сигару-другую перед мероприятием. Двое омег ловко развешивали шубы, пальто и пелерины по одёжным крючкам, выдавая гостям деревянные бирки с номерами. Почётных гостей пригласили в отдельный кабинет. Салли невольно спрятался за спину мужа, чтобы снова не попасться на глаза брату. В отличие от их старшего отца, Дориан и Симон не так сильно воняли, когда были мальчишками — сказалась наследственность по омежьей линии, и их запахи, когда те не злились или не вредничали, даже лишний раз оттеняли вонь Арчибальда. Рядом с ними дышалось заметно легче, но с годами запах братьев менялся не в лучшую сторону. Наименее зловонным был именно Симон. Он и походил на отца с Дорианом заметно меньше — Орри говорил, что Симон унаследовал от деда Реджинальда стать, масть и глаза. Рослый, как все альфы, с зачёсанными назад тёмными волосами, с глубоко посаженными серыми глазами, Симон был очень видным альфой. В дорогущем чёрном пальто с длинным белым шарфом, второй сын Арчибальда Кристо вальяжными манерами и надменным взглядом напоминал отца, подражать которому начал лет с шестнадцати. Салли всегда братьев терпеть не мог, поскольку те предпочитали в упор его не замечать, но, когда Симон начал обучаться игре на рояле, частенько торчал у дверей в салон, чтобы послушать. Симон и впрямь играл неплохо, причём его лицо в эти моменты заметно менялось — становилось каким-то особенным, будто освещаясь изнутри, а запах становился чище. О втором старшем брате у Салли осталось гораздо больше интересных и приятных воспоминаний, чем о Дориане, который, приезжая домой на побывку, с младшеньким даже не здоровался. Между собой братья то и дело цапались, доходило и до драк, после которых они могли неделями не разговаривать... Орри каждый раз сокрушался по этому поводу, твердя, что так не должно быть, ведь они всё-таки родные братья, родная кровь. Иногда Салли искренне недоумевал, как папа может любить тех, для кого он практически никто. Сопровождал Симона весьма красивый омега с вычурной причёской и в дорогом, но довольно скромном наряде, который ему, очевидно, не слишком нравился — более закрытый и приглушённых тонов. Он больше походил на отпрыска богатой семьи, чем нанятого в агентстве, и Салли подумал, что это, наверно, жених Симона Дэзире — в светской хронике как-то промелькнуло сообщение, что Арчибальд активно ищет пару для старших сыновей.

Пока Тобиас и Салли ждали своей очереди к гардеробщикам, к ним, опираясь на трость, подошёл доктор Тьюринг. Бета радушно улыбался.

— Ну, Тобиас, знакомь меня со своим очаг'овательным супг'угом.

— Салли, это доктор Тьюринг, мой научный руководитель. Сэр, это мой Салли.

Доктор Тьюринг оказался всего на пол-головы выше Салли, щуплый, сухонький, с мягким морщинистым лицом и добрыми блеклыми глазами. Он уже почти полностью облысел, и только на затылке и висках сохранился венчик пегих тонких волос. Одет в достаточно приличный, но всё же поношенный костюм цвета красного дерева, на носу сидит простое пенсне. Пах старик не так восхитительно, как Тобиас или даже Дуглас, но не так плохо, как можно было ожидать. Очень симпатичный старичок.

Тьюринг восхищённо принюхивался к Салли, но без знакомой до отвращения алчности, что только добавляло ему плюсов.

— Салли, вы пг'осто очаг'овательны! Эх, где мои двадцать лет... Пг'авду говог'ят, что омеги Спенсег'ов всегда на отличку.

— Я тоже очень рад нашему знакомству, сэр. Тобиас очень много о вас рассказывал.

— Я надеюсь, что только хог'ошее? — лукаво прищурился старый учёный.

— Разумеется, иначе и быть не могло.

Очень милый старик.

Едва Салли успел снять своё пальто, как доктор Тьюринг снова уставился на него, после чего перевёл взгляд на Тобиаса, поправляющего свой костюм.

— Боги милостивые... Только на пог'третах Спенсег'ов я видел такое единение супг'угов! Где вы это купили?

— Мы не покупали. Это Салли сам шил, — гордо сообщил Тобиас, вручая свою шинель и пальто Салли омеге-гардеробщику, который с любопытством наблюдал за ними, не без удовольствия принюхиваясь.

— Пг'авда? — В блеклых глазах старого учёного загорелся знакомый огонёк — Салли прекрасно помнил свою первую встречу с мужем до сих пор. Омега кивнул, понимая, кто именно больше всего повлиял на Тобиаса в период студенчества. — Это... это же великолепно! — Тьюринг взял Салли за руку и поцеловал кончики его пальцев. — Салли, у вас пг'осто золотые г'уки!

— Я лишь хотел подчеркнуть будущий статус и достоинства своего мужа, — покраснел от искренней похвалы Салли. — Уверен, что Тобиас со временем станет большим человеком в мире исторической науки.

— Вот что значит кг'овь... Вы не только кг'асивы, но и умны. — Тьюринг снова приложился к руке Салли и заметил его кольцо. — Светлейший... а это что?

— Это наши фамильные — отыскались буквально перед нашим венчанием.

— Могу я взглянуть поближе? — Пожилой бета аж затрясся.

Тобиас дал ему собственное.

— Они парные и на протяжении многих поколений были символом преемственности. Кстати, верхняя планка поворачивается, и на нижнем слое дубовые листья. Её ставят наверх, когда старшим супругом является альфа. На других частях все три элемента переплетаются, символизируя единство трёх первопредков...

Тьюринг изучал кольцо очень внимательно и потрясённо качал головой.

— Это пг'осто невег'оятно! Ог'намент Баалов пег'иода Г'егентства в полном ваг'ианте... Значит, вы состоите с ними в г'одстве?

— Да. Одно из семейных преданий гласит, что наша ветвь — младшая в Семье. После Периода Регентства она отделилась и пошла своим путём, — кивнул Салли.

Тьюринг снова восхищённо воззрился на молодого омегу.

— Потг'ясающе! Я лично общаюсь с последним омегой рода Спенсег'ов! Невег'оятная удача!

— Последним? — нахмурился Тобиас.

— Да. А г'азве вы до сих пог' не знаете? — Улыбка беты увяла. — Огг'и Кг'исто, уг'ождённый Спенсег', ског'опостижно скончался после Нового Года. Официального сообщения об этом не было, но...

Из-под ног Салли начала уходить земля. Орри... умер??? Так скоро?..

И ЕМУ ОБ ЭТОМ ДАЖЕ РАДИ ПРИЛИЧИЯ НЕ СООБЩИЛИ!!!

Салли резко развернулся и помчался искать брата. Каким-то краем сознания омега понимал, что поступает опрометчиво, но вопросы требовали срочных ответов. И только Симон мог на них ответить.

Первым Салли кинулся расспрашивать распорядителя мероприятия, который лично проверял их приглашение при входе.

— Простите, где я могу найти Симона Кристо?

Бета как раз проверял пригласительный у какой-то пары альфа-омега и крайне неохотно отвлёкся.

— Кого?

— Симона Кристо.

— Господин Кристо сейчас недоступен...

— Я знаю. Где я могу его найти?

Альфа в дорогом фраке с изумрудным отливом принюхался к Салли и плотоядно облизнулся, вызвав тень недовольства на лице своего омеги, который был ощутимо старше Салли и не мог похвастаться приятным ароматом, что из последних сил компенсировали довольно крепкие духи. Косметики на его лице тоже было многовато — чтобы скрыть заметно нездоровый цвет лица. Свежий юный Салли без признаков косметики и парфюма выглядел куда привлекательнее, и его сородич это понимал — его тонкие ноздри заметно подёргивались, в том числе и от негодования. Заметили Салли не только они.

— А зачем вам господин Кристо?

— Мне крайне необходимо переговорить с ним. Это срочно!

— А кем вы ему приходитесь? — Распорядитель тоже смерил Салли оценивающим взглядом.

— Он мой старший брат...

— Салли!

К своему омеге уже спешил Тобиас. Он успел поймать мужа за руку и, торопливо извиняясь, потащил его обратно под многочисленными взглядами.

— Салли, это неразумно! — зашептал молодой историк, крепко придерживая супруга за плечи.

— Но это важно!..

— Согласен, но сейчас тебе не стоит бегать по всему зданию — рискуешь просто потеряться и пропасть! Я понимаю — ты потрясён этим известием, но куда рациональнее будет поймать твоего брата во время приёма после официальной части. Сейчас он просто не будет тебя слушать, а вызовет охрану, и один Рослин знает, что тогда с тобой будет!

— Но ведь... — Глаза Салли начали заволакивать слёзы, горло свело спазмом, и омега чудом удерживался от того, чтобы самым позорным образом разрыдаться у всех на виду. — Симон... он даже не сообщил...

Тобиас привлёк его к своей груди, поглаживая по спине, чтобы не испортить причёску.

— Да, нехорошо получилось, но сейчас не время для подобных разбирательств. Лучше поймать момент, отвести твоего брата в тихое место и спросить уже там.

Салли вцепился в мужа, из последних сил сдерживая рвущиеся на волю рыдания. Наконец их, заметно запыхавшись, догнал доктор Тьюринг.

— Салли... пг'остите стаг'ика... Я не думал, что вам ничего не сообщили...

— У нас довольно напряжённые отношения с семьёй Салли, — объяснил Тобиас, продолжая утешать своего омегу, которого уже начало колотить. — Возможно, именно поэтому и не сообщили, а ведь Симон наверняка знает, где мы живём.

— Симон? — переспросил Тьюринг.

— Симон Кристо, второй сын Арчибальда Кристо.

— Ах, да... Он же в списках особых гостей...

— Позже надо устроить им встречу, чтобы можно было поговорить спокойно. Салли был неимоверно привязан к своему младшему отцу, и это известие...

— Понимаю, — печально кивнул доктор исторических наук. — Навег'но, нужно отвести вашего Салли куда-нибудь, чтобы он мог успокоиться и пг'ивести себя в пог'ядок...

— Конечно, сэр, вы совершенно правы. Салли, идём.

И беты повели задыхающегося от подступающих слёз омегу прочь из зала под любопытными взглядами других гостей и прокатывающийся шепоток.

Салли стоял рядом с мужем с идеально прямой спиной, как будто на нём был тот самый жёсткий корсет. Омега крепко держался за руку Тобиаса, опасаясь, что если потеряет его, то снова сорвётся.

В туалетной комнате Салли всё же расплакался. Тобиас ни словом его не упрекнул, что лишний раз подтверждало — Салли не ошибся с выбором спутника жизни. Доктор Тьюринг тоже стоял рядом, пытаясь что-то сказать в утешение. Старику даже не пришлось рассказывать подробности — он всё понял сам, что лишний раз подтверждало его глубокий жизненный опыт и выдающийся ум. Проревевшись, Салли тщательно умылся и достал зеркальце, чтобы привести себя в порядок. Глаза сильно покраснели и припухли, и Салли поставил в уме галочку — брать с собой хотя бы пудру. Не хочется подсаживаться на косметику, но иногда она очень даже полезна. Отдышавшись, Салли взялся за бальзам для губ, мысленно обругав себя. Сколько уже можно кусаться?!! Пора изживать эту проклятую привычку!!! Орри же как-то сдерживался на людях... Салли всё больше понимал, что за человек был его младший родитель, и восхищался им всё больше. Его внутренней силой, самоотверженностью, стойкостью и верностью. Его выдержкой. Салли дал себе слово, что не предаст памяти о нём и будет достоин такого родителя. Чего бы это ему ни стоило.

Ладно, надо брать себя в руки. Спину прямо, плечи развернуть, выше голову... Это официальный приём, который особенно важен для исторической кафедры и Тобиаса. А, значит, и для него самого тоже.

— Салли... ты готов? — Тобиас обеспокоенно заглянул своему омеге в глаза.

— Да, я готов. — Салли убрал носовой платок в карман.

— Уверен?

— Да. Я буду в порядке, не волнуйся.

— Далеко от меня не отходи. — Ладонь Салли ласково сжала тёплая рука.

— Хорошо.

И вот они присоединились к прочим гостям. Салли твёрдо шагал по мраморному полу, глядя прямо перед собой, время от времени поглядывая по сторонам и сохраняя на лице самое приветливое выражение, на какое сейчас был способен. Он видел, как на него смотрят, как принюхиваются, слышал тихий шёпот, провожающий его. Пусть. Это сейчас совершенно неважно. Точно так же вёл себя на каждом приёме и выезде Орри. Достойный пример для подражания. Когда к ним будут подходить и задавать вопросы, следует отвечать по возможности кратко, вежливо, легко и непринуждённо улыбаться. Когда начнутся выступления — внимательно слушать и наблюдать за выступающими. Когда придёт черёд Тобиаса — стоять рядом с ним, слушать, что он будет говорить, и вовремя переворачивать листы с основными положениями. Само собой, что в точности по бумажке его муж говорить не будет, поэтому нужно быть очень внимательным, чтобы он не сбился. Для этого и существует шпаргалка. Внешне следует сохранять невозмутимость и сосредоточенность вымуштрованного секретаря. От этого выступления многое будет зависеть.

До начала официальной части оставались считанные минуты, и Салли весь подобрался, увидев, что к ним направляются двое в сопровождении эскорта. Беты. Судя по всему — либо коллеги Тобиаса по кафедре либо с другой какой-нибудь. Едва омега вдохнул их запахи, как пришлось снова собираться с духом — пахло от них не очень.

— Тобиас, в чём дело? Не мог нанять омегу в агентстве? — с упрёком начал бета в чёрном фраке и с галстуком-"бабочкой". Плотный, раскованный, немного постарше Тобиаса. Глаза тёмные и колючие. Принюхивался почти так же плотоядно, как и тот альфа, что был у входа. Неприятный тип. Даже очень неприятный. И запах под стать. Похоже, что доктору Тьюрингу он тоже не слишком по душе — старик недовольно поджал тонкие губы. — Это просто возмутительно — омега едва не разревелся на людях!!!

— Нанять? Да его денег только на дешёвую шлюху и хватит, — презрительно усмехнулся другой бета — в дорогом тёмно-синем смокинге. Тоже не самый приятный, а пахнет гораздо хуже первого. — Всё ещё снимаешь комнату в подвале, Тоби? Не надоело перебиваться с воды на хлеб? А ещё женился на истерике...

— Чейз, будьте снисходительны, — сердито встрял доктор Тьюринг. — Этот юноша только что узнал, что его младший г'одитель покинул наш бг'енный миг', а семья даже не поставила его в известность.

— Было бы из-за чего истерику закатывать! Это официальный приём, а не светский салон для омег! В конце концов, все мы смертны...

Тобиас сжал ладонь Салли, которая едва ощутимо, но затряслась. Однако лицо омеги даже не дрогнуло.

— Дорогой, ты не представишь меня этим господам? — ровным голосом попросил Салли. — Иначе будет невежливо — мне бы хотелось ответить.

— Это Ричард Хьюстон с кафедры прикладной механики, а это Чейз Гоббсон с нашей кафедры. Салли, мой муж.

Гоббсоном, которого Тобиас не раз называл лизоблюдом, оказался второй — самый мерзкий, и Салли, вдохнув поглубже, заговорил, сохраняя всё тот же ровный тон.

— Господин Гоббсон, вы знакомы с последними исследованиями природы нашей расы?

— Что? — несколько оторопел тот.

— Насколько мне известно, последние теории об особенностях физиологии разных типов утверждают, что мы, омеги, сильно склонны к повышенным проявлениям чувств и эмоций не просто так. Это каким-то образом связано с нашим природным предназначением — вынашивать и рожать детей. Если эта теория подтвердится, то ваши упрёки можно будет рассматривать как оскорбление, пусть и невольное, что вполне подпадает под статью "Защита чести и достоинства" и даст мне право защититься в любой словесной форме, исключая откровенно грубые выражения. Впрочем, то, что вы не знакомы с этими изысканиями, вполне простительно — ваша деятельность находится вне данной сферы науки. А что касается моей, с позволения сказать, истерики, то я буду очень сильно удивлён, если вы, узнав, допустим, о своём внезапном банкротстве, не выдадите какую-нибудь сильную эмоцию. Может, вы и не альфа и не омега, однако вы не можете утверждать, что напрочь лишены возможности чувствовать. Этот дар есть у всех нас, и если кто-то склонен чувствовать слишком сильно, как и принимать переживаемое близко к сердцу, то это не повод для поспешных упрёков и совершенно не к лицу истинному бете как потомку Рослина.

Краткая речь Салли вызвала замешательство у собеседников и лёгкую улыбку на лице Тьюринга.

— Откуда такая осведомлённость? — скрипнул зубами Гоббсон.

— Среди близких друзей моего супруга есть студент медицинского колледжа. Он достаточно часто бывает у нас в гостях, они обсуждают последние достижения науки, а я пока не жалуюсь на память.

Хьюстон невольно улыбнулся.

— Ну и ну... Ты специально его так выдрессировал, Тобиас? Браво! И как долго твой омега репетировал эту речь?

— В этом не было необходимости, господин Хьюстон, — улыбнулся в ответ Салли. — Мне необязательно заранее репетировать будущие разговоры — я вполне способен импровизировать.

Хьюстон рассмеялся, но смех звучал несколько натянуто.

— Да, редкий пирожок тебе достался, признаю. Значит, аристократ? Похож... Кстати, кто тебя стриг?

— Салли. А что?

— Просто интересно, в каких парикмахерских могли до такого додуматься...

Тобиас только уголком рта дёрнул. Салли очень бережно подстригал его отрастающие волосы, и бете самому понравился результат, а друзья в один голос одобрили. Особенно Елеазар, Оскар и Рейган. Особенно хвалил Елеазар, заметив, что для чуть вьющихся волос Тобиаса такая причёска исключительно подходит. Заметно длиннее, чем традиционные стрижки, уложено с особым тщанием и прекрасно подходит к костюму, который собеседники разглядывали с заметным интересом. Даже омеги эскорта восхищённо впились глазами... и это не считая того, с каким удовольствием они подёргивали ноздрями, принюхиваясь к молодому историку. В их глазах Салли ясно читал выражение крайней зависти.

В этот самый момент в толпе незнакомых личностей промелькнул Кайл. Встретившись глазами с Салли, журналист лукаво подмигнул и украдкой показал одобрительно вскинутый верх большой палец руки. Салли, поняв этот жест, позволил себе выдохнуть. О недалёкости омег давно анекдоты ходили, и это маленькое выступление заставит кое-кого задуматься.

В этот самый момент где-то в здании пробили часы, что означало начало официальной части мероприятия. Пора было отправляться в зал заседаний. Салли мило улыбнулся новым знакомым и зашагал рядом с мужем, снова ловя на себе самые разные взгляды — от любопытных и завистливых до заинтригованных и алчных. Где-то защёлкала вспышка фотокамеры. Ага, скоро, возможно, их фотография появится в одной из газет. Вот и отлично. Если Кайл сможет достойно и доступно описать выступление Тобиаса в своей газете, то это станет очередной ступенькой к славе. И маленьким шагом к их заветной мечте — открытию всему миру подлинной правды о прошлом и будущем.

Зал, где должна была проходить официальная часть мероприятия, поразил Салли своими размерами. Высоченный свод, расписанный под небо, с которого строго взирал на собравшихся бог мудрости Рафаэль и его свита, обрамлённые орнаментальным изображением плюща, строгие колонны с узорчатыми капителями всё с тем же мотивом, море огней и ряды красивых кресел, амфитеатром уходящие вверх, где расположились балкончики лож для особых гостей. Ряды окружали полукругом высокую кафедру для выступающих, к которой можно было спуститься и подняться по трём рядам ступенек. Историкам выделили не самые лучшие места — с краю — но ворчали только Гоббсон и ещё двое, недовольно косясь на Тобиаса, который просматривал свои шпаргалки в последний раз, чтобы настроиться на доклад. Тобиас рассказывал, какой шум поднялся, когда было объявлено, кто будет выступать. Гоббсон, который активно строил карьеру и ради неё готов был прогнуться под любого, рассчитывал выступить сам, однако Тьюринг выбил эту честь своему протеже, и кандидатуру молодого аспиранта одобрили, оценив его работу. Особенно ту самую курсовую. Салли, уже немало наслушавшийся об университетских интригах, оглядывал собравшихся, пытаясь понять, насколько острой будет борьба за финансирование. По костюмам было непонятно, кто откуда, однако по портретам над головами собравшихся Салли кое-как ориентировался — супруг и друзья показывали изображения наиболее выдающихся деятелей науки.

Химики почти все вышли в особенно дорогих костюмах — выручка с патентов вполне позволяла им быть на волне моды. По тому, как они переговаривались и вообще держали себя, Салли понял, что они были уверены в своём успехе. Беспорно, химия — наука очень важная, Франческо мог часами рассказывать о самых последних открытиях в этой сфере, но так задирать носы и презрительно отзываться об остальных как о вторичных отраслях... Технари. Что-то обсуждают. Разработки в этой сфере тоже очень важны, и эти учёные, особенно молодые, постоянно что-то изобретают в надежде, что власти оценят их работу. Самая крупная кафедра, которая постоянно воевала с остальными за наиболее перспективные кадры. Это словечко пустили в ход именно технари после того, как была изобретена фотография... Геологи тоже не блистали шиком, но были самой активной частью университета в плане разъездов. К их услугам часто прибегали частные компании, чтобы расширить свои владения и прибавить капиталов. Публицистический отдел. Скромная, но куда более населённая кафедра, чем историки. Активно сотрудничают с министерством образования, разрабатывая школьные программы обучения и обеспечивая выход книг и журналов для просвещения более взрослой аудитории. Обеспечивают информационную поддержку и требуют особенно серьёзных ассигнований, поскольку за отдельные публикации надо дать на лапу определённым чиновникам. Коррупция, однако... Пробивают финансирование на производство особенно интересных разработок университета. Очень важный отдел. Астрономы сидят тихо — на последнем заседании было решено выселить их из главного здания, но где будет располагаться их кафедра так и не решили. С одной стороны это было бы удобно — условия наблюдения за городом гораздо лучше — но вот когда начнётся строительство?.. Естественники тоже заметно взволнованы, как и медики. Донован собирается после колледжа поступать туда... И всё же Салли надеялся, что в этом году историческая кафедра получит больше, чем обычно. Историков финансировали крайне неохотно, выдавая средства только на то, что нужно в данный момент. Та курсовая работа Тобиаса стала полной неожиданностью, как и её прикладное значение, поэтому доктор Тьюринг и пробивал для него право выступить от лица всей кафедры. Успевший зарекомендовать себя перспективный аспирант больше подходил для такой ответственной миссии, чем заслуженный, но всё же старый учёный.

Вот к кафедре вышел директор — альфа Гарри Гарфилд. Судя по отзывам Тобиаса, мужик неглупый и должность свою получил не за красивые глаза и не за взятку. Как учёный он был крепким середнячком, прежде возглавлял техническую кафедру, но отличался поистине альфьей хваткой и пробивучестью, что и оценил совет попечителей, имеющий солидные проценты с новых открытий. С ним Салли пока близко не пересекался, но внешне Гарфилд выглядел вполне приличным человеком. Наверняка после официальной части подойдёт, чтобы прокомментировать выступление, тогда и оценим его в полной мере. С собой у директора ничего не было, и Салли приготовился очень внимательно слушать, чтобы прикинуть, как в случае чего ему следует отвечать.

— Глубокоуважаемые гости нашего университета! Добро пожаловать на наше скромное мероприятие. Я исключительно рад видеть вас всех. Благодарю за честь, оказанную нам вашим присутствием, ведь вы все очень занятые люди... Сегодня знаковый день для нашей обители науки, от которого будет зависеть наше будущее, и я нижайше прошу вас быть снисходительнее к моим собратьям и подопечным. Вы всегда были очень щедры, и я выражаю надежду, что и этот день не станет исключением...

Голос Гарфилда был сильным и уверенным, а конфигурация зала позволяла услышать и различить каждое слово. Стандартная речь, призванная сгладить возможные промахи выступающих. На заранее вызубренный текст не похоже... Держится спокойно, без лишней напыщенности. Понятное дело, перед главными спонсорами пальцы гнуть не стоит. Одно неловкое слово или взгляд — и придётся лишний раз унизиться, чтобы выбить лишние деньги для богачей и нелишние для университета, а для альфы это особенный труд...

— ...вклад в становление и развитие нашего общего будущего и процветания нашего великого государства. Наша держава всегда была велика и сильна, и я бы хотел видеть её такой и дальше. И вы можете помочь воплотить это стремление, которым наполнены сердца многих здесь присутствующих. Которые не жалеют себя, чтобы исполнить эту мечту...

Речь директора была не слишком длинной и была встречена аплодисментами. Гарфилд отвесил самый почтительный поклон, сойдя с кафедры, и передал право слова своему заместителю — бете Гордону Старлингу. Тот выступал дольше, ловко вставляя в свою речь намёки на вынужденные, но большие затраты. Салли пытался представить себе снисходительные ухмылки спонсоров, которым эти попытки выклянчить хоть что-то наверняка кажутся забавными... Старлинг тоже получил свою долю оваций, и выступать начали представители кафедр. Тобиасу предстояло выступать предпоследним, а эта очередь считалась откровенно неудачной. Доклады всегда были довольно длинными, представляя из себя краткие отчёты о проделанной работе и её итогах, рассказывать нужно было предельно понятно для людей, которые имеют слабое представление о предмете и процессе. Естественно, что высокие гости начинали скучать и мало слушали, начиная обсуждать какие-то свои дела либо, по слухам, и вовсе дремали в своих ложах на самом верху. Оценить доклад при таком раскладе мало кто мог. Тем более, что вскоре после начала официальной части этого мероприятия начинался особенно занимательный период в работе ресторанов и прочих развлекательных заведений, включая бордели, а высокие гости, вместо того, чтобы наслаждаться жизнью там, вынуждены скучать среди учёных крыс, которые что-то выпрашивают. Да, от них есть польза, причём весьма ощутимая для кармана, но разве нельзя было представить это всё в письменном виде и положить на стол секретаря?..

Салли так ясно представил себе всё это, что начал сердиться. Тобиас не раз делился своим негодованием по поводу высокомерия отдельных спонсоров, которые иногда приезжали в университет, чтобы проверить, как тратятся их деньги, нередко вместо них приезжали уполномоченные представители, которые могли вымотать все нервы постоянными придирками, мешая работе. Учёным приходилось из шкуры вон лезть, чтобы выполнить работу и должным образом её презентовать, иначе могли пойти негативные последствия в виде урезания финансирования, что неизбежно отражалось и на уровне их собственного благосостояния. Так что каждый докладчик старался привлечь внимание к собственному выступлению так, как мог.

Первый получил право выступить представитель кафедры химиков бета Мартин Колвус. Тощий, с землистым лицом, но одетый с иголочки. Рядом с ним встал омега из эскорта, одетый достаточно пышно, чтобы продемонстрировать несомненную выгоду от вливаний в данную отрасль. Говорил этот представитель весьма витиевато, и во время его выступления шепотков не было. Поблагодарив за внимание, бета поклонился и сошёл с кафедры, беря своего сопровождающего под руку. Салли сразу понял, что этот бета не слишком-то знаком с этикетом высшего света, под который пытался закосить, и это несомненно повеселило высоких гостей. Следующим выступил представитель инженерной кафедры, молодой, но уже успевший составить себе громкое имя альфа Людовик Ренц, который активно сотрудничал с городскими властями по перестройке города и его благоустройству. Тобиас отзывался о нём весьма сдержанно, но уважительно — Ренц тоже был энтузиастом своего дела, правда, излишне импульсивным, из-за чего общаться с ним было иной раз сложно. Говорил Ренц громко, складно, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не сорваться на недопустимый тон — в прошлом году инженерная кафедра получила большое вливание и едва не нарвалась на неприятности, когда представитель семьи Барри, очень богатой и достаточно знатной семьи, активно вкладывавшейся в науку, попытался отчитать его за превышение сметы и получил такой ответ, что дело едва не закончилось судом по статье "Защита чести и достоинства". Скандал удалось замять, и Людовик старался, как мог, чтобы исправить свой досадный промах.

Выступающие сменяли друг друга. Все они были разными, вполне оправдывая те рекомендации, которые выдавал Тобиас. Салли всё больше понимал, что именно имел в виду его супруг, то негодуя то хваля. Учёная среда мало отличалась от аристократической — те же интриги и склоки. Разница была только в том, что учёная среда допускала в свой круг представителей низших слоёв населения. Богачи — нет.

С каждым новым выступлением Салли замечал, что тихих шепотков и скрипов кресел становится всё больше. Присутствующим становилось откровенно скучно. Откуда-то потянуло ароматом дорогой сигары... Всё, пора собираться с духом — скоро подойдёт черёд Тобиаса взойти на кафедру докладчика. Салли нервно поглаживал свою папку, чувствуя, как внутри натягивается струна. Ладони холодели, лицо то и дело горело. Салли чувствовал на себе взгляды соседей, и их запахи уже начали вызывать отвращение. Салли едва не поддался искушению метнуться прочь из зала, но Тобиас взял его за руку, пожал, и омега выдохнул, чувствуя его поддержку. Надо держаться. Надо!

"Терпи!!!"

Перед внутренним взором Салли встал Орри, и Салли собрал всю свою волю в кулак. Держаться, не опозорить славное имя Спенсеров! Достойно представить историческую кафедру и подчеркнуть супруга! Надо держаться. Надо.

— Салли, вы нег'вничаете? — тихо спросил Тьюринг, погладив омегу по плечу. — Понимаю, я чег'ез это тоже когда-то пг'оходил. Да, это непг'осто, согласен. Потег'пите ещё немного. Повег'ьте, оно того стоит. Увег'ен, вы и Тобиас выступите отменно. Вы уже пг'ивлекли к себе достаточно внимания.

Да, верно, внимание. То, что полунищий аспирант женился на последнем омеге из древнего и знаменитого рода, уже известно всем. Наверняка, спонсоры об этом тоже знают и будут слушать достаточно внимательно, чтобы понять, что за бета сумел добиться такого успеха. Салли будет стоять рядом с мужем, служить его тенью и незримой помощью, что обязательно отразится на результатах доклада. Может, это даже оценят, и кафедра получит достаточно щедрое финансирование.

Наконец подошла и их очередь. Салли поднялся вместе с мужем, придерживая папку, и последовал за Тобиасом к кафедре. Его колени ощутимо подкашивались, но омега держал спину прямо и смотрел перед собой, вдыхая аромат супруга, чтобы набраться смелости на время доклада. Соберись! Будь предельно внимателен! Следи за речью и не забывай поглядывать в зал! Важна каждая мелочь... И не смей думать о Симоне, который тоже сидит в одной из лож для высоких гостей!!!

Тобиас занял место за кафедрой, Салли положил перед ним папку и раскрыл. Тобиас откашлялся, выпрямился и, устремив взгляд в зал, заговорил. Тут же стало очень тихо. Салли неслышно встал за правым плечом мужа и последовал его примеру.

— Уважаемые гости! Господа учёные! Я присоединяюсь ко всем словам, что были уже сказаны в этом зале. Несомненно, все вы правы. Каждый в отдельности и все вместе. Я подчёркиваю — все вместе, ибо только трудясь сообща мы чего-то добьёмся. Об этом свидетельствует весь пласт истории, что уже накоплен за века и тысячелетия. Времена Великого Холода показали это со всей ясностью, и они должны стать для нас достойным примером того, как совместные усилия приводят к успеху. Сила Адама, мудрость Рослина и милосердие Иво помогли нам выжить, и теперь, когда наше общество перешло на новую ступень развития, особенно важно понимание пройденного пути, чтобы так же уверенно шагать дальше. К сожалению, не всё, что мы имеем, даёт нам чёткое представление о нашем прошлом. Имеют место откровенная ложь и подтасовки, вызванные интригами наших недругов и просто корыстолюбивых людей, которые препятствовали нашему возвышению как державы. И я вижу в стремлении разобраться во всём этом наш первейший долг, чтобы мы могли развиваться и дальше, благоустраивая нашу дальнейшую жизнь. Чтобы и дальше строились и росли наши города, нивы и пастбища были изобильны, а наши достижения приносили прибыль, в том числе и от торговых сделок с зарубежными партнёрами, готовыми к диалогу. Чтобы были в безопасности наши граждане, а границы оставались прочными и нерушимыми. Наши доблестные войска не единожды показывали свою силу и мощь, спасая нас в лихие годы, но не везде можно добиться успеха только силой. И наши высокие гости это понимают лучше всех, ведь они имеют с этим дело чаще всего. Мы, скромные учёные, лишь помогаем им в их нелёгком труде, давая знания и оружие, способные сокрушить наших врагов...

Салли смотрел на присутствующих в зале и видел на их лицах всё. Любопытство, напряжение, заинтересованность, внимание. На него самого тоже смотрели, и это доставляло определённый дискомфорт. В зале было так тихо, что любой посторонний звук резал слух, и на наглеца тут же начинали коситься. Тобиаса это всё как будто не волновало — он продолжал говорить. Твёрдо и уверенно. Салли вновь и вновь восхищался своим супругом...

— Наука — это один из способов познания окружающего мира. Она пользуется для этого самыми разными инструментами, и не всегда это только чистый разум. И создали эти инструменты люди других специальностей. Геологи находят новые залежи полезных ископаемых, из которых инженеры и химики создают новые вещества, применяемые в самых разных отраслях. Они же изучают особенности пород, зная которые можно проложить тоннель для прохода поездов или построить мост через широкую реку или ущелье. Инженеры создают измерительные инструменты и машины, значительно облегчающие эти работы. С помощью созданных ими же инструментов и приборов мы можем плавать на значительном удалении от берега, налаживая торговлю с другими странами, и изрядную помощь в этом оказывают астрономы, используя знание движения небесных светил. Все эти знания несомненно ценны, но смысл имеют только тогда, когда они передаются от одного человека к другому. Из поколения в поколение. И история сохраняет это всё. Она связывает все эти сферы воедино, складывая общую картину мира такой, какой она была. С помощью этих знаний даже можно строить прогнозы на будущее, проводя параллели с прежними эпохами. Как военные выстраивают планы новых кампаний, оперируя самыми разными данными — результатами разведки о численности и степени вооружённости противника, особенностями местности и возможными планами продвижения, личностью командующих армиями противника, зная его стиль и предпочтения. Психология, тактика, стратегия и прочее сходятся в одной точке, обеспечивая залог победы или предопределяя поражение и приказывая отступить на более выгодные позиции. И то, что происходило в эти моменты, тоже сохраняет история — в путевых заметках, дневниках, личных письмах, пометках на картах и в свидетельствах очевидцев. Чтобы новые поколения полководцев и инициативных офицеров могли строить планы, опираясь на уже имеющийся опыт...

Салли заметил, что пора переворачивать лист, и аккуратно сделал это. Попутно он заметил, что кто-то из присутствующих в зале сидит и что-то записывает. То ли приглашённая пресса, то ли секретарь... А вот и Кайл! Сидит рядом с физиками и что-то быстро строчит в своём блокноте. Стенографирует. Салли как-то поинтересовался, как он умудряется всё быстро и точно записывать, и парень охотно показал. Система скоростной записи, которую назвали "стенография", поразила омегу, и Салли начал потихоньку её осваивать — пригодится. Остальные напряжённо слушали, представители других кафедр были заметно удивлены... Вот Тобиас приступил к основной части доклада, и надо было быть внимательнее — пошли сложные моменты с точными датами и именами. Очень важно излагать максимально связно и без запинок. Тобиас, конечно, и сам всё прекрасно знает, но шпаргалки не зря придумали в принципе...

— ...как разработанные нашими инженерами орудия залпового огня в тысяча восемьсот пятидесятом году спасли юго-восточные границы от полчищ Дамерна Узурпатора, посмевшего вероломно нарушить пакт о ненападении, подписанный за три года до того. И только знание о том, кто именно был агрессором в этой войне, и доказательства его помогли нам отстоять своё доброе имя перед лицом мировой общественности, ибо этот враг наш уже давно не стеснялся в средствах, чтобы достичь своих целей. И он был не один такой, как вам всем прекрасно известно. В благодатные времена Радужной Весны коварные слуги востока из державы Альхейн внедрили своего шпиона под видом дипломатического подарка нашему великому владыке Рудольфу Третьему. — В зале загомонили, и Салли вздрогнул. Эту историю он тоже знал, но Орри рассказывал её иначе. Понятно, что это не стало официальной историей, поскольку было невыгодно тем, кто стоял у трона... — Многочисленные документы и свидетельства видных деятелей того времени позволили нам составить достаточно точное представление о том, что тогда происходило при дворе. А происходило нечто из ряда вон выходящее и невероятно по своей распущенности и коварству. Что-то из этих дневников и писем было утеряно и возвращено упорными работниками исторической кафедры — такими, как мой уважаемый наставник, доктор исторических наук Элиас Тьюринг... — Старик растроганно смахнул слезинку. — которые стремятся составить максимально полную картину нашего прошлого, чтобы способствовать процветанию нашего будущего. Чтобы грязные наветы наших врагов были разбиты...

Вдруг Салли, переворачивая третий лист, заметил блеск в полумраке одной из лож. Похоже, что кто-то смотрит в бинокль. И, скорее всего, именно на него. Кто-то из высоких гостей. Симон? Или кто-то другой? Значит, после официальной части к ним обязательно подойдут...

— ...История нашего народа — это не только история завоеваний. Это и история развития, которая собирает воедино знания обо всём том, что говорилось в этом зале до меня. И прочие кафедры способны помочь нам в поиске истины. Мы ведь не только разбираем старые книги и свитки, но и изучаем материальные свидетельства ушедших эпох, каждая из которых имеет своё лицо. Это лицо представляют вещи и строения, одежда и украшения. Способы датировки, которые уже удалось разработать в совместной работе с нашими коллегами с других кафедр, помогают нам точнее указать принадлежность той или иной вещи к нужному периоду и исключить подлоги, которые способны исказить истину. Знания инженерии и особенностей тех или иных строительных материалов дают нам представления о том, как велось строительство в прежние времена, с помощью чего и за сколько времени, что тоже даёт нам точное представление о сроках, ведь не на каждом монументальном сооружении стоит дата его создания — это начали делать только после Радужной Весны. Неустанные поиски по архивам, в том числе и частным, позволяют нам выяснять имена наиболее выдающихся деятелей науки и политики, достойных того, чтобы их имена остались в нашей памяти, разобраться в наших собственных внутренних интригах, от которых, увы, не застрахованы и мы сами. Историческая наука, может, и не даёт выгоду в плане прибыли напрямую, но она способствует её получению за счёт грамотной аргументации в самых разных сферах. Вся наша жизнь — это неостановимый ход истории, и знания о самых разных её сторонах важны не меньше, чем достижения инженеров или медиков, ведь именно история бережно сохраняет память обо всём этом и даёт нам право гордиться тем, что у нас было, есть и будет. Благодарю за внимание.

Салли, сообразив, что доклад закончен, ловко закрыл папку и забрал её. В зале по-прежнему было очень тихо, и, пока Тобиас и Салли шли к своему месту, омега ловил на себе и муже несколько огорошенный взгляд директора. Гарфилд явно был потрясён выступлением молодого историка. Эта речь фактически объединяла все предыдущие выступления! Интересно, подойдёт ли он во время приёма после официальной части? Скорее всего, да. Интересно, что он скажет?..

Доктор Тьюринг смотрел на них, украдкой смахивая выступившие на глазах слёзы. Едва Мариусы заняли свои места, как на них уставились и другие представители кафедр. Гоббсон смотрел таким мрачным взглядом, что Салли невольно позлорадствовал. Понял, что Тобиас стоит на пару ступенек выше! Выкуси, смердящая псина! Ещё один аспирант, Ридас Аленсио, тоже выглядел довольно кисло.

— Тобиас, это же не та речь! — зашипел Гоббсон. — Ты что тут наболтал?!! Мы с директором полдня корпели, составляя её!!!

— Чейз, вы просто завидуете, — одёрнул его Тьюринг. — Вы ведь и сами понимаете, что эта г'ечь выше всяких похвал. И Тобиаса внимательно слушали. Это даёт нам шансы на хог'ошие гг'анты.

— А вы подумали над тем, что скажут спонсоры, если, прочитав краткое изложение этой речи в газетах, найдут в ней что-нибудь крамольное? "Разобраться в наших собственных интригах..." А то, что сейчас их не меньше, чем в старые времена, вы не знаете?

— Сейчас разговор идёт не о нынешних временах, — вмешался Тобиас, — а об аргументации положения в прошлом. Сейчас не то время, чтобы ковыряться в нынешней грязи — разобраться бы в старой. Именно это я и имел в виду.

— Как-то двусмысленно это прозвучало!..

— Тихо! — одёрнул их обоих Тьюринг, и аспиранты замолкли, увидев, что на кафедру снова поднимается директор.

— Благодарю за столь содержательное выступление всех докладчиков, — начал новую речь Гарфилд. — Видно, что все они весьма преданы науке и стараются по мере сил и возможностей исполнить свой долг перед нашим великим государством. А сейчас я хотел бы предоставить слово нашему особому гостю, который ради присутствия на нашем скромном мероприятии прибыл с западных рубежей. — Салли едва не вскрикнул. На западе сложилась не самая спокойная обстановка, и именно там сейчас находится дивизия Дориана... — Я приглашаю на эту кафедру его превосходительство барона Уинстона Барри!

Салли оцепенел, осознав, кто прибыл на приём в университет. Барри некогда были захудалым дворянским родом, верой и правдой служившим королям, но во времена Революции Омег не только стали крупнейшими промышленниками и капиталистами, но и достигли немалых вершин в политике. Сейчас имена деятелей этого клана были у всех на слуху, а Уинстон Барри не так давно стал главой семьи — сменил одряхлевшего отца, который решил уйти на покой — и в настоящее время состоял на дипломатической службе. Благодаря его усилиям удавалось как-то сдерживать особо опасные конфликты на границах, чтобы успеть закончить перевооружение, и он пользовался огромным уважением и почётом — его высоко ценила администрация Президента, и газеты не жалели хвалебных эпитетов в адрес этого альфы.

По ступенькам неторопливо спускался человек, которого Салли часто видел на фотографиях в газетах. Уинстон Барри был весьма видным альфой, всегда выглядел эффектно и степенно, словно каждый миг на него были устремлены тысячи глаз, а однажды, когда Салли было восемь лет, даже приезжал со своим отцом в их провинциальный городок, и ради столь высоких гостей закатили шикарный приём в загородном особняке Кристо. Салли тогда отправили спать пораньше, но омежка сумел выбраться из своей комнаты, подкрасться поближе и понаблюдать за торжеством с высоты парадной лестницы, где его нашёл один из горничных и, испуганно бормоча о возможных неприятностях, отвёл обратно. Вскоре после этого приёма и случился государственный переворот...

Барри взошёл на кафедру, обвёл тяжёлым взглядом всех присутствующих, и Салли невольно сжался, почувствовав, как он силён. Почти как его собственный отец, но как-то иначе... Ладонь Тобиаса, державшая его за руку, тоже затряслась и сжалась крепче. Вот взгляд альфы уперся в них, и Салли понял, что имел в виду Гоббсон — таким пристальным и испытующим был этот взгляд! Если внезапно вспыхнувшие в голове догадки верны, то и Кристо приложили руку к перевороту...

— Господа учёные! — заговорил Барри, и от его голоса у Салли мурашки поползли по спине. Этот голос пробирал до самых печёнок! Было очевидно, что не каждый сможет противостоять этому альфе! — Я внимательно всех вас выслушал... — В зале повисла гробовая тишина. — и я хотел бы поблагодарить вас всех за выступления. Я лишний раз убедился, что выделяемые Советом Предпринимателей средства не расходуются впустую, и готов гарантировать вам, что и в этом году наши пожертвования будут не менее щедрыми. Особенно я бы хотел поблагодарить молодого господина Мариуса за то, что напомнил нам о целостности науки и её всеобъемлющих возможностях. — Тобиас словно окаменел, и в его аромате проскочило что-то, наводящее мысли об испуге. — Это было весьма ценное наблюдение, которое никак нельзя игнорировать. — Слово "весьма" прозвучало так, что и Салли испугался так, что едва не лишился чувств. Неужели Тобиас и впрямь сказал лишнее??? Как же этот барон на них смотрит! Как будто знает о тайной миссии Спенсеров! Адам, спаси и сохрани!!! — Я и мои собратья обязательно учтём это при дальнейшем распределении средств, и каждый из вас получит по потребностям и заслугам.

На этом выступление его превосходительства завершилось и было встречено громом аплодисментов. Обещание вдохнуло надежду во всех, однако Мариусам было не до ликований. Как только Барри проследовал к своей ложе, метнув на них новый испытующий взгляд по пути, супруги переглянулись и сильнее сжали руки. Они поняли друг друга без слов. По возвращении домой предстоит очень серьёзный разговор.

Фуршетный зал блистал, в воздухе витал аромат изысканных яств, который как-то сглаживал не самую приятную мешанину в воздухе, однако Салли едва сохранял спокойствие.

После завершения официальной части он и Тобиас снова закрылись в туалетной комнате, чтобы набраться сил перед самой главной частью мероприятия.

— Барри...

— ...они явно что-то знают...

— ...и я сморозил глупость...

— ...и это нам не забудут...

Салли открыл кран с холодной водой и сунул ладонь под смеситель — новинку инженерной мысли, которая позволяла не затыкать слив умывальника пробкой и набирать из обоих кранов, добиваясь нужной температуры воды, а сразу выставлять нужную. Да и медики признавали высокую гигиеническую ценность такого изобретения... Омегу трясло от осознания того, что может последовать дальше. Тобиас тоже яростно плеснул на лицо холодной воды, сдвинув новые очки на темя.

— Рослин, зачем я так развернулся?! Мог бы и не увлекаться!!!

— Ты хотел, как лучше...

— Хотел как лучше, а получилось как всегда!

— Но что могут знать Барри?

— Понятия не имею, но этот тип явно понял всё. — Тобиас оперся о край умывальника. — Уж не потому ли на историю выделяют так мало средств? Закулисные игроки опасаются, что на свет божий может вылезти что-то, что подкосит их положение?

— Если так, то почему они не заставили моего отца избавиться от папы прежде, чем он всерьёз взялся за моё воспитание и обучение? — Салли прислонился к плечу мужа, уткнувшись виском, чтобы не намочить рукав. — Если они знали о том, что хранит наша семья, то было бы логичнее похоронить это знание вместе с ним ещё тогда...

— Да, ты прав, но раз это не было сделано, то для этого должна была быть веская причина. Возможно, дело было в том, что твой папа стал ценным трофеем и свидетельством того, что скрытый враг разгромлен и укрощён — ведь он был последним в роду. Альфы любят собирать трофеи, подтверждающие их силу и исключительность...

— ...а то, что я сбежал из дома, может говорить о том, что папа мог что-то передать и мне...

— ...и то, что мы с тобой женаты, может свидетельствовать о том, что я могу стать угрозой, если попытаюсь обосновать это всё с точки зрения современной науки и на их же деньги.

— Что же нам теперь делать?

— Придётся работать по их заказам так, как им надо, и параллельно собирать материал для дальнейшей работы. И стоит лишний раз порыться в университетских архивах, чтобы изъять то, что могут уничтожить. Хорошо ещё, что наши архивы так обширны и не все способны легко читать на старом диалекте...

Салли достал свой носовой платок и начал утираться. Пора было возвращаться. Тобиас тоже торопливо привёл себя в порядок, Салли лишний раз всё проверил...

— Сейчас к нам начнут подходить...

— ...надо быть предельно собранными...

— ...и тебе не стоит сейчас встречаться с Симоном, иначе есть риск, что ты сорвёшься. Я попробую устроить вам встречу где-нибудь на нейтральной территории... хотя и так, по-моему, всё понятно.

— Ты прав... но мне необходимо поговорить с братом. Он всегда не так плохо пах, как Дориан и отец. Может, он не так безнадёжен? Ведь он любит музыку.

— Музыку? — удивился Тобиас.

— Да, он учился игре на рояле. И мне всегда нравилось, как он играет. И папа хвалил.

— Вот как... Ладно, идём, доктор Тьюринг, наверно, волнуется.

Тьюринг и впрямь переживал. Когда Мариусы появились в фуршетном зале, на лице старика нарисовалось неимоверное облегчение.

— Как вы?

— Нормально, сэр. К вам ещё не подходили?

— Спг'ашивали, где вы. Похоже, что ваше выступление всег'ьёз кого-то обеспокоило.

— Мы так и поняли.

— Будьте пг'едельно остог'ожны, дети мои, иначе у вас могут начаться большие непг'иятности.

Судя по проскочившей в запахе Тьюринга горечи, он знал, о чём говорит. И Салли начал смутно догадываться, почему старик так и остался холостяком. Отнюдь не из-за прискорбного для беты роста.

Мариусов заметили. К ним начали поворачиваться, и Салли внутренне подобрался, снова собирая всё своё мужество в кулак. Держаться!!! Терпеть!!! Это всего лишь на два-три часа, после чего они поедут домой — Альвар обещал подъехать именно к этому времени!..

— Салли...

— Я держусь.

— Всё будет хорошо.

— Конечно, ведь мы вместе.

Первым к ним подбежал Ренц. Без сопровождения. Одетый очень просто. Салли, уловив его аромат, слегка успокоился — пах альфа не так плохо, как можно было ожидать. Оно и понятно — человек, обильно заражённый грязной кровью, вряд ли смог бы так активно и весьма успешно работать.

— Тобиас, отличное выступление! — эмоционально пожимая руку коллеге, зачастил инженер. — Я слышал, какую белиберду тебе понаписали, но ты переплюнул их всех!

— Спасибо, Людовик. Кстати, когда монумент на площади Справедливости достроят? А то мой друг-журналист, того и гляди, загремит на пять суток...

— Ой, не спрашивай! — замахал своими лопатообразными ручинами Ренц. — В гранитной мастерской, где изготавливают фрагменты по чертежам, что-то накрылось, чинят. Мэр в ярости, Президент в ярости...

— А что это хоть будет? Намекни, а?

— Не могу, — вздохнул альфа, украдкой поглядывая на Салли. — Даже если ты своего омегу на ночь пообещаешь — не скажу.

— Давят?

— Ещё как! Группа аэронавтики уже задолбала спрашивать, когда я с этим проектом закончу — новый вариант аэроплана на подходе. Хотят закончить быстрее парней из инженерного колледжа, которые свою машину уже летом запустят. Там есть один способный парень — Альвар Кароль...

— Знаю его, — кивнул Тобиас. — Это мой друг. Он даже приглашал на испытания, но нас, скорее всего, не будет в городе.

— Твой друг? — встрепенулся Людовик. — Слушай, а где он живёт?

— Хочешь к себе сманить? — улыбнулся историк.

— Было бы здорово. И пусть он только учится, а соображает так, что сразу к работам подключать можно!

Салли невольно улыбнулся. Надо же, как их друга высоко оценили!

— Ладно, я поговорю с ним, а потом организую вам встречу.

— Идёт! Только не забудь, лады?

— Замётано.

Они пожали друг другу руки, и Ренц куда-то быстро пошёл.

— Ну, что скажешь? — спросил Тобиас у мужа.

— Живчик, — пожал плечами Салли. — И пахнет неплохо. Он ведь из низов?

— Да.

— Заметно. Если бы он был сильно заражён грязью, то не добился бы таких успехов... А почему он один?

— Он никогда на такие вечера с парой не приходит. Ходят слухи, что Людовик влюблён в какого-то омегу из квартала развлечений, но хозяин парня требует слишком много денег. Вот Людовик, возможно, и пашет, чтобы успеть выкупить его.

Салли потрясённо приоткрыл рот... и к ним подошёл сам директор, держа под руку заметно плотного, но весьма эффектного омегу в тёмном наряде и со слишком тугим корсажем, который с трудом позволял бедняге дышать. Едва вдохнув запах сородича, Салли нахмурился, уловив знакомую нотку — не так давно семейная пара, их соседи со второго этажа, зачали ребёнка. Да и косметики на юноше было многовато... Тобиас представил своего мужа начальнику.

— Тобиас, поздравляю, отличное выступление, — похвалил Гарфилд. От альфы попахивало не слишком приятной смесью томатного сока и горчицы с чем-то слегка протухшим. — Не зря доктор Тьюринг так настаивал на твоей кандидатуре... — И глаз альфы скосился на Салли. — И твой супруг просто очарователен! А чего не приодел его? Такой милашка должен быть одет как можно лучше.

— Милый, можно мне ответить? — спросил Салли как можно скромнее, чтобы не выдать своего замешательства от запаха сородича, которому было явно нехорошо.

— Конечно, дорогой.

— Господин Гарфилд, может, вы и правы. Это мероприятие чрезвычайно важно для университета и науки, но я всё же счёл недопустимым излишний шик. И не потому, что наша семья на данный момент стеснена в средствах. В первую очередь это учёная встреча, собранная с деловыми целями, и выглядеть так, как будто это светский приём в роскошном бальном зале — не слишком разумно.

Гарфилд удивлённо вскинул брови.

— Даже так? Звучит вполне обоснованно. А где вы покупали костюмы? Я бы не отказался от такого же.

— Мы их не покупали. — Тобиас гордо сверкнул глазами. — Салли шил сам.

— Сам??? — Гарфилд явно был этим удивлён. — Однако... Неужели аристократы всё ещё обучают своих детей-омег рукоделию?

— Меня обучали, — кивнул Салли. — Это часть семейного воспитания Спенсеров...

Тут омега, сопровождающий Гарфилда, пошатнулся и начал медленно оседать на пол, вцепившись в рукав нанимателя. Салли инстинктивно бросился к нему на помощь.

— Иво милостивый... Что с тобой?

Половина омег эскорта тут же обернулась на возглас Салли, и по их лицам тот понял, что все они знакомы друг с другом. Бедняга буквально задыхался, и Салли решительно повернулся к мужу.

— Подержи его, я корсаж расстегну.

Тобиас послушно подхватил несчастного под руки, бережно усаживая на пол, а Салли быстрыми уверенными движениями ослабил корсаж... и едва сдержал рвущиеся с языка любимые ругательства Рейгана. Грудь омеги уже начала припухать, готовясь к кормлению новорожденного, а под туго затянутым корсажем скрывался весьма заметный живот, в котором рос ребёнок!!!

— Бри!!! — метнулся было к ним другой омега из эскорта, но его наниматель рванул его за руку и отвесил увесистую оплеуху. Омега опомнился и покорно поник.

— Бри! Бри, очнись! — Салли выхватил из своего ридикюля флакончик с нюхательной солью и начал водить им перед носом бесчувственного сородича.

Доктор Тьюринг испуганно обернулся к собравшимся.

— Уог'нег', вызовите кого-нибудь из дежуг'ных! Этому мальчику сг'очно нужен вг'ач!

К ним подскочили Кайл и ещё двое. Один держал в руках фотокамеру со вспышкой. Кайл со страхом смотрел на друзей, вцепившись в свой блокнот. Гарфилд, багровея на глазах, яростным рыком отогнал их, однако снимок Бри фотограф сделать успел.

— Шакалы Деймоса! — выругался Гарфилд. — Так вот почему на него скидку дали!

На них все смотрели так, что Салли начал злиться. Да и на призыв Тьюринга почему-то никто не откликнулся!

— Чего стоите, как примёрзли??? Ведь среди вас есть медики!!! Почему вы не спешите помочь???

Тобиас выругался и начал поднимать Бри с пола.

— Отнесём его в клинику, это недалеко. — Сэр, — обратился он к Тьюрингу, — вы не знаете, там свободные места ещё есть?

— Должны быть, — закивал старик. — Ског'ее отнесём его туда.

Салли торопливо вскочил на ноги.

— Клиника? При медфакультете?

— Да, — подтвердил Тобиас, беря Бри на руки по-удобнее. — Салли, иди с доктором Тьюрингом, предупредите дежурного санитара. Пусть готовит койку.

— Да.

— Ты что творишь? — возмутился Гоббсон, который презрительно наблюдал за происходящим.

— То, что должен. А ты просто жалок. Бессердечный сукин сын.

И историк последовал за мужем и наставником.

Университетская клиника была невелика. Там испытывали новые лекарства и методы лечения, причём испытывали на тех, кого, обычно, подбирали по трущобам. Кого-то находили на улицах извозчики... Выживали не все, а в трупах потом ковырялись студенты и особо любопытные художники. На работу в клинику охотно брали омег, и дежурили санитары посуточно.

Салли и старого учёного встретил молоденький омега в белом халате. Услышав про происшествие на приёме, он резко побледнел, прикрывая рот ладонью.

— Боги... Неужели ещё один?

— Что это значит? — Салли похолодел.

— К нам уже привозили трёх омег из службы эскорта с подобными симптомами.

— И... — Салли почуял неладное. То, как омега произнёс эти слова...

— Обычно эти бедняги регулярно пьют настой, чтобы избежать беременности, но иногда настой не работает и беременность всё же наступает, — начал объяснять санитар, спеша в палату. — И, как правило, это оборачивается серьёзными осложнениями. Такими, как резкое ухудшение самочувствия.

— И... что потом?

— Если не сделать искусственное прерывание беременности, что разработала медицинская кафедра недавно, то омега умрёт. Раньше подобные операции были крайне рискованными, прооперированные омеги умирали после процедуры — из-за низкой квалификации хирурга или от антисанитарных условий, в которых проводилась операция. Сейчас эти операции более безопасны и даже почти не препятствуют рождению новых детей.

— Будете опег'иг'овать и Бг'и? — спросил Тьюринг.

— Сначала надо осмотреть, — пожал плечами санитар. — Если состояние Бри совсем плохое, то операцию он может и не выдержать.

— Но почему это происходит? Ведь больных на такую работу не покупают! — воскликнул Салли, догадываясь о причинах.

— Неизвестно. Медики кафедры изучают каждый такой случай, поскольку омег, умирающих во время беременности медленно, но становится больше по всей стране. И не только в рабочих кварталах, но и... в богатых семьях, — тихо добавил омега. — В богатых — особенно.

Салли скрипнул зубами. Похоже, что началось самое страшное, что пытались в своё время предотвратить его предки во времена Смуты. Количество грязной крови в людях стало так велико, что начало убивать новое поколение. Низы, перемешивая свою кровь, имеют более широкий выбор, говорил Донован не так давно, элита ограничена, и омеги с очищающейся кровью, беременея от богачей, умирают, вынашивая детей с испорченной кровью — что-то не даёт свершиться очищению естественным путём выкидыша или через употребление настоя. Что же это?

Когда санитар, которого звали Эмиль, почти подготовил койку для Бри — Салли активно помогал, в том числе и отгораживая койку ширмой от взоров соседей, которых эта суматоха разбудила — пришёл Тобиас, неся тихо постанывающего Бри. Омега очнулся, но, похоже, ему становилось всё хуже.

— Уорнер сейчас Костаса пришлёт — впадлу самому возиться, — сердито сообщил историк.

— Мег'завец, — обругал коллегу Тьюринг, тяжело опираясь на свою трость.

— Дело плохо, — покачал головой Эмиль, едва увидев Бри. — Боюсь, что оперировать его не будут, а будут обследовать и наблюдать — он сумел доходить до пятой луны.

— До пятой?

— Да. Те, кого привозили прежде, умирали раньше. Их цикл был три-четыре раза в год, хозяева тщательно следят, чтобы ребята не забеременели, отслеживают каждую очистку. Только поэтому наши врачи имеют хоть что-то...

— А от кого они беременеют, вы знаете? — спросил Тобиас, бережно укладывая Бри на постель и помогая его раздевать.

— Нет, конечно. А разве это важно?

— Очень даже может быть. Я слышал гипотезу, что это может происходить из-за несовместимости родителей.

Эмиль удивился.

— Несовместимость?

— Да. Родители в чём-то друг другу не подходят, и это фатально отражается то на ребёнке, то на омеге, что его вынашивает.

— Интересная гипотеза... — Эмиль задумался, продолжая раздевать Бри. — Надо будет сказать о ней кому-нибудь... Салли, оденьте Бри потом в эту рубашку, а я воды принесу — его стоит умыть.

— Хорошо.

Вдвоём Мариусы раздели Бри и переодели в больничную длинную рубашку — Тьюринг деликатно ушёл за поставленную ширму, которая скрыла их от глаз других пациентов. Салли, разглядывая припухающую грудь сородича с увеличившимися тёмными сосками и объёмистый живот, ужасался от одной только мысли, что и Бри его ребёнок скоро умрут. За что им это? Почему Деймос выбрал именно их? Бри был чист — Салли это отчётливо чуял. Кто бы не заделал ребёнка Бри, это наверняка был особо грязный бета — на шее и плечах омеги не было свежей метки. Только уже заживающие следы от предыдущих, накладывающиеся друг на друга. Что же успел пережить Бри? Сколько это продолжалось? От этого хотелось плакать.

Когда Эмиль умывал Бри, бедняга открыл глаза и посмотрел на окруживших его людей вполне осмысленно. Под слоем пудры скрывались землистая кожа и тени вокруг глаз.

— Кто вы? — тихо спросил он.

— Друзья, — взял его за руку Салли. — Меня зовут Салли. Это Тобиас, мой муж. Это Эмиль, он здесь работает. А это доктор исторических наук Элиас Тьюринг.

— Мы... в университетской клинике? Меня резать будут?

"Мы"... Это слово полоснуло по сердцу Салли как острый нож. Пятая луна, ребёнок уже шевелится... Орри, когда рассказывал о своих беременностях, всегда говорил "мы". Это доказывало, насколько сильно омеги привязываются к своим детям уже тогда.

— Пока не знаю. Скоро придёт врач, он тебя обследует и решит. Отдыхай пока. Ты ничего не хочешь?

— Пить...

Эмиль взял с прикроватного столика кувшин и стакан. Напоив Бри, он горько вздохнул, и Тьюринг приобнял его. Салли, заметив это, осторожно принюхался и удивился. И от Эмиля и от старика пахло чем-то общим... Они родственники?

Как только в палату вошёл ординатор Майрон Костас, как его назвал Тобиас, Салли понял, что сейчас лучше не мешать. Эмиль остался. Пока шёл осмотр, Салли огляделся и заметил, как на ширму смотрят другие пациенты. Здесь, в клинике, лежали все вперемешку — альфы, беты, омеги... В этой палате тоже. Возле искалеченного немолодого альфы сидел юный омега с обритой налысо головой и со следами оспинок на лице. Бета, которого явно мучил жар, привстал. Ещё один альфа — совсем молодой, от силы восемнадцать лет, что-то бурчал себе под нос. У него не было одной ноги, а рядом с койкой стояли костыли.

— Он умрёт? — спросил омежка.

— Я... не знаю.

— Бедный мальчишка, — прохрипел немолодой альфа. — Ему бы жить и жить... детей рожать, растить... а он здесь сдохнет ни за что.

— Чего это ты? — огрызнулся одноногий. — Лучше порадуйся за беднягу — отмучился. Это мы ещё долго небо коптить будем, а он, дай Светлейший, всё же попадёт в Рай.

— Конан, тебе что, не жалко его? — возмутился бета. — Ты же видел — он из сопровождения, а этим мальчишкам...

— Потому и говорю — за него порадоваться надо. Знал я одного такого... Мой папа. Он чудом сумел сбежать и меня родить. Много мне рассказывал, как там живётся. Как этого парня зовут?

— Бри. Вы... присмотрите за ним? — вытирая выступившие слёзы, попросил Салли.

— Присмотрим, — кивнул омежка. — Мы все друг за другом присматриваем. Нельзя, чтобы кто-то умер в одиночестве. Надо, чтоб кто-то проводил его.

Говорил он не по возрасту рассудительно, и Салли уткнулся в плечо мужа, сдерживая рыдания. Все эти люди... Они доказывали, что официальные власти действительно сильно недооценивают простой народ. Может, кто-то и ведётся на многовековую ложь, но другие всё же видят правду. И это даёт надежду, что со временем всё исправится. Очистится какая-то часть их народа, а прогнившая и элита вымрут сами, уступив им своё место. К этому всё идёт.

Костас вышел из-за ширмы, и все уставились на него.

— Оперировать нельзя — сердце не выдержит, а ребёнок его убивает.

— Сколько осталось? — тихо спросил Тобиас, крепче обнимая Салли.

— Не знаю, но вряд ли больше недели. Бри очень ослаблен.

Костас казался приличным человеком. Пах он неважно, но, как и у Лориена, что-то компенсировало неприятную примесь, внушая доверие.

— А что... будет потом?

— Вскроем, чтобы посмотреть, что там было, потом, скорее всего, в анатомичку или сразу в печь...

— Нет, — вдруг сказал Тьюринг. — Бг'и надо похог'онить, как положено. И г'ебёнка тоже. Я заплачу.

— Дедушка... — ахнул Эмиль.

— Нет, г'одной, я г'ешил, — погладил его по голове, обвязанной белой косынкой, Тьюринг. — Надо хоть что-то сделать для Бг'и. Подать примег' дг'угим. Спг'оси его, как зовут малыша, чтобы потом написать на надгг'обии.

— Эмиль... ваш внук? — удивился Тобиас.

— Да, только об этом один Маг'ион знает. Он попутно обучает Эмиля медицине. И вы, пожалуйста, помалкивайте.

Пациенты согласно закивали.

— Но вы же...

Тьюринг только глаза отвёл, крепче приобнимая внука.

— Мой Май умег' вског'е после г'ождения Г'ино. Он г'аботал в бог'деле, а я тогда только учился и не был настолько обеспечен, чтобы выкупить его. Всё, что я мог тогда сделать — это пг'исматг'ивать за моим мальчиком, пока он жил в пг'июте. Чтобы его не пг'одали. Потом Г'ино всё же пг'одали в эског'т-агентство, и я часто его нанимал, чтобы пег'ехватить очег'едь у самых мег'зких и на вг'емя течки. Чтобы его не мучили. Сам за ним ухаживал. Однажды нас увидели, и г'уководство, с котог'ым у меня тогда были сег'ьёзные тёг'ки, отомстило мне за стг'оптивость. Г'ино забег'еменел, и мне позволили его выкупить, но бег'еменность пг'отекала очень тяжело. Пг'ишлось делать чг'евосечение на седьмой луне... Г'ино умег', а Эмиля долго выхаживал дг'угой омега, у котог'ого недавно г'одился свой г'ебёнок. Я пг'иплачивал... Потом я забг'ал Эмиля к себе — офог'мил опеку, как будто он сиг'ота.

— А кто старший отец Эмиля?

— Лучше вам не знать. Да и никому вообще. Иначе моего мальчика пг'осто убьют, чтобы никому не пг'ишло в голову использовать пг'аво кг'ови, чтобы быстг'о г'азбогатеть. — Старик снова ласково погладил внука по голове. Эмиль тихо прижался к деду. — Мне эти деньги ни к чему, а кг'оме Эмиля у меня никого нет.

Салли долго смотрел на старика, потом просто подошёл и обнял. Хотелось много чего сказать этому замечательному человеку, но все слова просто застревали на подходе.

Нет, официальные власти сильно недооценивают простых людей. Со временем таких станет больше, и тогда знание древних восторжествует только потому, что люди сами увидят, что это правда. Примут как должное. Нужно только подождать и помочь.

Спенсеры ждали веками. Осталось потерпеть ещё чуть-чуть.

Когда Мариусы и Тьюринг вернулись в фуршетный зал, на них смотрели все. Салли кое-как взял себя в руки, но почти не отпускал руки мужа и его наставника. Как ему было проще держать лицо. Брата он видел мельком, но подходить к нему уже не рвался — на сердце было и без того тяжело. Журналистов в зале не было. К ним несколько раз подходили ещё, но разговоры были сугубо дежурными. Салли то и дело ловил на себе обеспокоенные взгляды омег из эскорта, а потом улучил момент и шепнул пару слов одному. Сородич кое-как сохранил невозмутимость на лице, а потом все омеги обменивались одним и тем же жестом — прижимали к губам указательный и средний пальцы левой руки. Левая рука. Сторона Иво в традиционной трактовке... Они прощались с Бри и его малышом. Потом Тобиас посмотрел на часы и сказал, что пора ехать домой. Тьюринг проводил их до гардеробной, помог Салли одеться, омега очень тепло попрощался со стариком и пригласил в гости вместе с Эмилем. Тьюринг растроганно поблагодарил и пообещал предупредить, когда будут хоронить Бри.

Альвар уже ждал. По лицам друзей он понял, что что-то случилось, а когда экипаж выехал за ворота, к ним запрыгнул Кайл.

— Ну, что? А то нас быстро выгнали...

— Бри умрёт, — кратко ответил Тобиас, привлекая к себе Салли, которого снова начали душить слёзы. — Не он первый. Доктор Тьюринг пообещал организовать похороны. Мы обязательно пойдём.

— И мы пойдём, — тихо сказал Альвар. — Проводим, как полагается. Думаю, что остальные тоже не откажутся.

Дома Салли кое-как переоделся и сразу же лёг, но заснуть не мог долго. Перед глазами всё стояло землистое лицо Бри, пациенты клиники, Эмиль со своим заботливым любящим дедом... Почему всё это происходит? Сколько уже можно? Это же просто ужасно!.. Тобиас сидел с ним, пока Салли всё же не сморил сон, а потом достал свой дневник, сел за стол и записал события сегодняшнего вечера.

Через два дня Тобиас принёс домой две газеты — "Столичный вестник" и бульварного "Скорохода". В обеих газетах были статьи о вечере в университете, и в обеих Салли не без гордости увидел свою фотографию с Тобиасом. Они смотрелись вместе просто великолепно! Наверно, Кайл помог "Скороходу" добыть снимок... Статья в "Вестнике" описывала не всё, но о Тобиасе и его выступлении было сказано больше всего. Даже привели несколько цитат — Кайл внимательно ловил каждое слово, а редактор не стал резать. В "Скороходе" тоже говорилось о выступлении молодого историка, а в конце было несколько строк о Бри. Имя под заметкой стояло другое, но по отдельным моментам Салли понял, что и эту статью писал Кайл. Молодец. Об этом скандале теперь долго не забудут, раз он попал на газетные страницы, пусть и не самого уважаемого издания. Люди-то всё равно читают! А листки вроде "Скорохода" стоят гораздо дешевле.

— Доктор Тьюринг сказал, что Бри стало хуже, — сообщил Тобиас за ужином. — Костас считает, что Бри умрёт через три или четыре дня. Потом его вскроют, изучат, а потом похоронят. Наши уже знают — Кайл раззвонил. Отцу я тоже сказал.

— А Лори?

— Тоже придёт. Кайл достал ту фотографию, что Скриббл сделать успел, и отдал ему. Судя по лицу Лори, он собирается увековечить образ Бри на одной из своих картин.

— А... ребёнок?

— Его зовут Тори. После вскрытия узнаем, кто он был. На таком сроке, как говорит Дон, основные признаки уже присутствуют.

— Скорее всего, его отец был бетой — свежих меток на Бри не было.

— Я тоже заметил, — кивнул Тобиас. — Попробуем узнать, кто это был. Бри был чистым, а то, что беременность его убивает, говорит о том, что отец Тори на редкость грязен. Если это будет достаточно высокопоставленный человек, то попробуем это использовать — имя Бри уже попало на страницы газет, так что это уже какой-никакой, а аргумент... если саму газету к тому времени не закроют.

— И как вы собираетесь его вычислить?

— Этим займутся Кайл и мой отец. Они выяснят, кому Бри сдавали на время течки.

Оскар, который сидел с ними за одним столом, достал носовой платок — омега то и дело плакал, узнав эту историю. Урри, прочитав заметку, долго ругался.

На следующий день какой-то омежка в форме почтальона принёс конверт из хорошей дорогой бумаги. Салли, расписываясь за доставку и вручая сородичу чаевые, удивился. Подросток-омега на вопрос, кто мог прислать такое, только плечиками пожал.

— А я откуда знаю? Мне сказали "отнеси" — я и отнёс.

— Спасибо.

— Вам спасибо, — улыбнулся мальчишка, пересчитав чаевые, и убежал по новому адресу — в сумке было полно писем и мелких бандеролей, перетянутых бечёвкой.

Оскар тоже посмотрел на конверт.

— Дорогая бумага... Наверно, это письмо прислал какой-то очень богатый господин.

На конверте стоял адрес Мариусов, но обратного не было. Только подпись и витиеватая алая печать. Фамилия отправителя Салли ни о чём не говорила, но печать казалась смутно знакомой.

— Будешь открывать?

— Я лучше Тобиаса подожду.

Вечером были гости — старшие Мариусы, Лориен со своим неизменным альбомом, Рейган и Кайл. Обсуждали историю с Бри, а художник показал Салли набросок для нового сюжета, и в изображённом омеге Салли узнал Бри.

— Ты рассказывал, что первый новый сын-омега Иво и Адама Данай умер во время Белой Ночи, когда его похитил Деймос... Как думаешь, Бри понравится?

— Хочешь его навестить?

— Хотелось бы успеть. Пусть видит, что есть люди, которым он небезразличен.

— Сегодня в клинике дежурят Костас и Эмиль. Они пустят, — согласился Тобиас.

— И попробуй узнать, кто отец Тори, — попросил Эркюль. — Может, Бри даст нам хотя бы наводку.

— Я спрошу, — пообещал Лориен.

Рейган был мрачнее тучи — история с Бри глубоко потрясла его. Двуликий жаждал отомстить негодяям, погубившим Бри, и Эркюль с трудом отговаривал его от этой авантюры.

— Кстати, сегодня днём письмо принесли, — сказал Салли и достал письмо с книжной полки. — Печать кажется знакомой, но я никак не могу вспомнить, где её видел.

— Ну-ка... — Эркюль взял конверт первый и замер. — Гамильтон?

— Кто? — вскинулся Лориен. — Гамильтон? Который?

— Фамильной печатью пока владеет глава семьи, но подпись не его. Значит, оно от старшего, Уотсона, или младшего, Кассиуса.

Салли, услышав фамилию из уст старшего тестя, тут же вспомнил. Ну, конечно, Гамильтон! Он тогда приезжал на тот памятный приём, на котором присутствовали самые высокопоставленные и родовитые представители знати... Салли часто видел на столе у отца письма, которые он всегда складывал отдельно, и на одном стояла та самая печать. На ней были изображены переплетающиеся вокруг скипетра змеи — символ мудрости и долголетия. Гамильтоны были не столь знатны, как Спенсеры, но тоже стояли у трона императоров ещё до переворота и играли весьма весомую роль во внешней и внутренней политике. Кроме того, Гамильтоны были очень богаты и были самыми частыми спонсорами университета.

Тобиас быстро вскрыл письмо, извлёк листок такой же дорогой гербовой бумаги и начал читать:

— "Глубокоуважаемый господин Мариус!.."

— Ого, какая церемонность! — усмехнулся Лориен. — С чего бы это?

— Цыц, — осадил его Эркюль. — Читай дальше.

— "Я весьма сожалею, что не имел чести побеседовать с Вами во время приёма в университете, и хотел бы исправить эту досадную оплошность. Меня очень впечатлила Ваша речь, и я бы хотел обсудить вопросы спонсирования Вашей скорой экспедиции. Надеюсь увидеть Вас и Вашего очаровательного супруга на приёме в честь помолвки моего старшего брата Уотсона. Буду ждать с нетерпением. Искренне Ваш Кассиус Гамильтон."

Помимо письма в конверте был пригласительный билет с обозначенной датой. С золотым тиснением. Приём должен был состояться уже послезавтра.

— Кассиус не имеет права делать такие солидные вклады без ведома отца и старшего брата, — задумчиво проговорил адвокат, поглаживая подбородок. — Значит, это приглашение — затея самого Винсента Гамильтона, но напрямую этого сказать нельзя было... Очень подозрительно.

— Винсент Гамильтон часто писал моему отцу, а однажды даже приезжал, — сказал Салли, прислоняясь к мужу. — Я, когда таскал газеты и книги, видел эти письма у отца на столе.

— Это уже интересно! — В глазах Эркюля загорелось. — А когда он приезжал?

— Незадолго до переворота. В нашем загородном доме был большой приём... Папа должен был присутствовать, но он не захотел оставлять меня в городском доме без присмотра. Меня рано спать отправили, но я видел подготовку и захотел хотя бы краем глаза посмотреть, что будет. Я с самого верха лестницы видел, как веселятся гости, потом меня нашёл горничный Валли и увёл обратно. Папа потом мне за это выговаривал...

— А кто там ещё был?

— Я запомнил только Уинстона Барри — он просто в глаза бросался...

— Уинстон Барри??? Он был у вас???

— Да... А что? Думаете, что на том балу и планировался захват власти?

— Очень даже может быть. Твой отец — один из самых крупных промышленников вашего региона и владеет мощными заводами по выплавке металлов и производства артиллерийского оружия. Весьма ценный союзник, особенно в плане военных заказов.

— А чего тогда он в провинции сидит, а не поселился с семьёй в столице? — фыркнул Рейган.

— Так проще контролировать свои владения. А, может, так были разделены сферы влияния, чтобы следить за ситуацией в стране. Если кто-то и заподозрит чего, то вряд ли он поверит, что такой могущественный человек станет сидеть в провинции, а не в столице поближе к главным кормушкам. А Кристо, несомненно, очень влиятельны. Не удивительно, что Арчибальда и его отца привлекли к заговору против правящей династии — при той неграмотной оборонительной политике, что вёл последний император, долги казны перед отцом и дедом Салли едва не достигли почти астрономических сумм. Ты, наверно, не знаешь, но из-за задержек по выплатам Кристо едва не обанкротились и удержались на плаву только благодаря поддержке Барнсов. Скорее всего, бракосочетание Салли с Грэгом должно было стать платой за эту поддержку и ввести эту семью в круг элиты.

Салли оцепенел, осознав, от чего его спас Орри, поспособствовав побегу из дома. Если самые честолюбивые сотрудники университета ради финансирования то и дело расплачиваются собственными мужьями, то что в этом плане творится в верхах? Особенно при всё более ухудшающейся наследственности...

— Так зачем Тобиаса приглашают на этот приём? — нахмурился Лориен. — Из-за Салли? Или из-за того, что было сказано в докладе?

— Догадался... — опустил голову историк.

— Кайл написал на редкость прозрачную статью, чтобы посвящённый сообразил сам.

— Это верно, — согласился Эркюль. — Скорее всего, вас будут щупать на предмет благонадёжности. Раз уж на официальной части вечера выступил сам Барри...

— То есть? — побледнел ещё больше Рейган.

— Ходят слухи, что Президент и парламент правят не сами. Что их действиями руководит некий тайный совет, в который входят представители семей, совершивших переворот. Якобы во главе этого тайного совета стоят Барри как главные инициаторы заговора. Перед тем, как принимаются самые громкие решения и предпринимаются шаги, могущие кардинально изменить обстановку, эти люди собираются где-то в тихом месте. На охоту, рыбалку или просто развлечься... а потом выходит новый закон или дипломаты делают громкие заявления. По слухам, Гамильтоны тоже имеют отношение к этому совету.

— Но как вы об этом узнали? — ахнул Салли, вцепляясь в рукав мужа.

— Некоторые дела, которые я вёл в последние десять лет, то и дело натыкались на стену. То важный свидетель пропадал без вести, то исчезала какая-то улика, то вдруг находился "истинный" виновник с крепкими доказательствами, хотя всё указывало на другого, то поступали прозрачные намёки... Стоять за всем этим могли только очень могущественные люди, способные эффективно давить на полицию и суд. Да и некоторые дела мне как будто позволяли выиграть, чтобы утихомирить народ, взбудораженный отдельными бульварными газетами. Создавая видимость правового государства, власти не имеют права откровенно давить прессу и адвокатуру, чтобы не разжечь новый огонь, и потому они действуют очень осторожно, иной раз допуская издержки. Сейчас и без того непростая жизнь, народ успокаивают, как могут, но если выяснится, что новая власть — это просто красивая декорация, а истинные правители откровенно мухлюют... А тут вы. Спенсеры всегда выступали в оппозиции многим аристократическим и олигархическим кланам, после убийства твоих дедушек они, вероятно, вздохнули было спокойно — твой папа сидел тихо, занимался домашним хозяйством и рожал детей... И тут ты внезапно сбегаешь из дома с первым встречным, ломая старшему отцу все планы, мы сумели отбиться, твой папа, узнав, что надежды его семьи начинают оправдываться, открыто бунтует против мужа и едва доживает до Нового Года. Естественно, что тайный совет должен был обеспокоиться — что конкретно Орри успел тебе передать? А если учесть, что твоим законным мужем стал историк с большими перспективами, воспитанник Элиаса Тьюринга, известного своей принципиальностью, то угроза, которую они было уничтожили, снова становится реальной. Не исключено, что за вас теперь возьмутся всерьёз.

— Надо бы предупредить остальных мальчиков, чтобы были очень осторожны, — встревожился Елеазар.

— Они знают. Мы с самого начала очень осторожны. Если только за нашими посиделками не начали следить...

Тобиас покосился на Лориена, который только фыркнул.

— Да плевать мне на отца! Можно подумать, его допустят в такое собрание! К тому же, скоро я начну оплачивать все свои счета сам — не так давно к нам в колледж приходил один зажиточный господин, изучил экзаменационные работы и заказал мне свой парадный портрет. Если он останется доволен, то у меня будут новые заказы и я стану обеспечивать себя сам полностью.

— И всё же осторожность не помешает и тебе, — погладил его по плечу Елеазар. — Лори, милый, не нарывайся лишний раз, хорошо?

— Так что будем делать с этим? — Салли взял в руки приглашение на приём. — Если мы не явимся, то это может их насторожить...

— Придётся идти, — вздохнул историк. — Хоть и не хочется. Начинай готовиться, дорогой — чую, вечер будет ещё тот.

Эркюль повернулся к Рейгану, который сидел, подобравшись.

— Завтра я объясню тебе новое задание. И будь предельно внимателен — от этого будет зависеть вся наша дальнейшая работа.

Двуликий решительно кивнул. В его зелёных глазах вспыхнуло, а правая ладонь сжалась в кулак.

— Я ВСЁ сделаю.

Салли приводил себя в порядок особенно тщательно. Предстояло выйти в свет, где он уже давно не был. Парадно-выходной костюм был готов и ждал своего часа. В отличие от того, в чём Салли был на приёме в университете, этот был менее формальным и более изысканным и ярким, хоть и продолжал сохранять известную строгость. Вместо белой рубашки Салли надел бело-красную в тонкую вертикальную полоску с широкими рукавами, доходящими до локтя и отделанными широкими рюшами с имитацией кружев, вывязанной тонким вязальным крючком, нашедшимся у Оскара. Пышный синий бант, обвязанный точно так же, как узкий с университетского вечера, ниспадал на грудь. Первоначально это всё шилось под предельно приталенный жилет винного цвета, но Салли, подумав, одолжил у Елеазара один из его корсажей — тёмно-синий — чтобы не подумали, что он совсем не следует общепринятой моде. К остальным деталям корсаж более-менее подходил, и это было каким-то утешением. Штаны были чёрными, современной длины, но с узкой алой вышивкой, маскирующей боковые швы и подчёркивающей стройные омежьи ноги. Если бы не нынешняя мода, то Салли надел бы сверху ещё что-нибудь нараспашку, как его юные сородичи в Рудневе, но сейчас так никто из омег в высшем свете столицы не ходил. Сюртук для университета тут решительно не годился — только под белые рубашки. Пришлось смириться.

Костюм для Тобиаса взяли в прокате — его комплект Салли дошить не успел, совершенно не ожидая этого приглашения. Историк все два дня был как на иголках, а перед выездом, придя домой, сообщил, что в университет принесли новое письмо от Гамильтонов, в котором снова вежливо выражалась надежда, что они всё-таки придут "несмотря на занятость".

— Похоже, что это всё-таки из-за тебя, а не из-за меня...

— Нам бы день простоять да ночь продержаться, — кое-как улыбнулся Салли. — Как там Бри?

— Всё так же. Эмиль и Иви за ним присматривают, развлекают, другие соседи тоже... Кстати, Лори успел показать свой эскиз, и Бри был очень растроган. Сказал "спасибо". Он бы хотел и тебя увидеть.

— Завтра зайду. Попрошу Урри, чтобы он меня проводил. Может, и Артура с собой возьмём — он такой жизнерадостный мальчик...

Пришла пора ехать. Салли в последний раз осмотрел себя и супруга, убеждаясь, что всё в порядке.

— Ты только лишний раз не дёргайся. Представь, что ты на вечере в университете, но только вокруг больше незнакомых.

— Постараюсь, — поёжился историк. — Я ещё не забыл, как едва не опозорился в гостях у дяди.

— Это когда было? — удивился Салли. — По-моему, ты был на высоте.

— Когда приглашал тебя на вальс. Я же почти не танцую...

— Я помогу, не волнуйся. Как и тогда.

— И что бы я без тебя делал?..

Очередной раунд нежности прервал Оскар, осторожно спустившийся в квартирку Мариусов.

— Извозчик уже ждёт. Экипаж довольно богатый, — виновато добавил омега — он должен был поймать коляску на улице.

— Персонально за нами прислали, — скривился Тобиас.

— Жалко, что Ал не смог, — вздохнул Салли. — С ним было бы спокойнее.

— Если это подосланный, то при нём лучше разговаривать о всякой ерунде...

— Будем разговаривать о погоде.

— Банально.

— Тогда я буду вслух беспокоиться о том, как могут принять мой наряд. Мы, Спенсеры, всегда заботились, чтобы на официальных мероприятиях выглядеть достойно.

— Идёт. Кстати, ты прекрасно выглядишь.

— Не слишком старомодно? — Салли снова оглядел себя со всех сторон. — Сейчас рукава у рубашек более узкие... и отделка другая... и бант... и декольте у меня нет...

— Может, и старомодно, но тебе к лицу. Тем более, что ты пусть и молодой ещё, но замужем, и лишний раз оголяться уже просто неприлично.

Салли набросил пальто и начал застёгиваться, аккуратно поправляя подвитые локоны, старательно уложенные в довольно сложную причёску. Елеазар одолжил жемчужную нить, чтобы вплести в волосы, и результат Салли вполне устроил. Не хватало только серег, но прокалывать мочки Салли не спешил. Вопрос с украшениями был самым болезненным, и Елеазар щедро предлагал всю свою шкатулку, но ничего из предложенного Салли не устроило. Елеазару это беспорно шло, а вот ему самому казалось слишком броским, не в стиле Семьи. Пришлось обойтись той самой брошью, которая украсила бант. В целом картинка получилась довольно гармоничной.

Вечерело, и на площади Справедливости уже начали загораться фонари. Лошадь нервно переминалась с ноги на ногу рядом с домом Рейнольдсов, ожидая седоков, и Салли не удержался — погладил её, чтобы успокоить. Красивая каурая кобылка тут же потянулась к нему, пощекотав мягкими губами по лицу. Салли вспомнил Каури и вздохнул. Интересно, что отец с ней сделал?.. Тобиас помог ему забраться в экипаж, который и впрямь выглядел роскошно. Одна обивка сидений чего стоила! Салли успел отвыкнуть от такого комфорта и даже мысленно обругал изнеженные зады элиты — он едва не утонул. Салли, кутаясь в свой шарф, покосился на кучера в чёрной накидке с красной каймой, но тот будто едва заметил, что к нему сели два пассажира. Только дёрнул вожжами, и коляска тронулась с места. Всю дорогу Салли тревожно к нему принюхивался, но ничего опасного не учуял. Похоже, просто кучер, которого прислали за ними... И всё же до самого особняка Гамильтонов Салли бормотал себе под нос что угодно, лишь бы никто потом не подумал сразу, что он дико боится совсем не того.

Гамильтоны жили в западной части столицы. Увидев принадлежащий им особняк, Салли нервно сглотнул. Очень похоже на городской дом Кристо... В больших окнах первого этажа за шёлковыми гардинами уже мелькали тени гостей и доносились звуки музыки. Салли судорожно вцепился в ладонь мужа, которая тоже слегка подрагивала.

— Приехали?

— Похоже.

Коляска остановилась перед широкой парадной лестницей. Тобиас помог Салли спуститься и тут же заметил приближающегося к ним человека. Бета сразу узнал его — видел в зале во время приёма в университете. Похоже, что это и был Кассиус Гамильтон. Рослый, как почти все альфы, достаточно широк в плечах, одет в парадный фрак, под которым слегка выпирал животик гурмана, и отменно начищенную обувь. Смолистые волосы набриолинены и старательно зачёсаны назад, зубы отбелены по последней стоматологической технологии и даже клыки, кажется, слегка подпилены до самой идеальной формы... На вид ему было под тридцать лет.

— Ну, наконец-то! А я уже, грешным делом, опасался, что вы не сможете приехать... Специально ждал вас, чтобы поприветствовать первым и проводить...

Салли всю эту светскую галиматью просто пропустил мимо ушей, поскольку у него банально перехватило дыхание от смрада, исходящего от младшего Гамильтона. Омега ясно чуял фальшь. Гамильтон ждал их не просто так...

— Вы ждали здесь? Простого аспиранта исторического факультета? — старательно изобразил удивление Тобиас. — Откуда такой интерес?

— А как же? Вы ведь занимаетесь таким важным и нужным сейчас делом... Прошу вас...

Гамильтон галантно протянул руку Салли, но тот даже глаз не поднял, чтобы не выдать охватившее его отвращение. Кассиус внешне был довольно видным, в нём чувствовалась порода, но эта вонь...

— А что думает по поводу нашего приезда ваш уважаемый отец? — продолжил разговаривать с Кассиусом Тобиас, видя, что Салли просто не может сейчас говорить.

— О, отец будет рад обсудить с вами вопросы финансирования экспедиции. Он очень тесно общается с дипломатическим корпусом и знает, насколько трудная сейчас обстановка на границах. Та война привела к большим и кровопролитным войнам, нам и сейчас её ставят в вину, и разобраться в истинных причинах особенно важно. Возможно, если вы выясните какие-то детали, которые смогут примирить наши страны... У вас уже есть предположения по поводу исчезновения экспедиционного корпуса Эрманариха?..

Салли шагал рядом с мужем и старался не вдыхать вонь Гамильтона. Слушая вполуха, он не слышал искренности. Гамильтон-младший говорил то, что явно учил заранее. Значит, отвлекает внимание. Возможно, об экспедиции речь и впрямь зайдёт, но нескоро.

Залы блистали огнями. Обстановка была совершенно умопомрачительной. Повсюду, куда доставал глаз, были цветы, дорогие предметы обстановки, несколько мраморных скульптур, лепные сводчатые потолки и колонны с капителями, щедро украшенные позолотой, пёстрые фрески самого разного содержания... Тот, кто оформлял дом, с трудом удержался от того, чтобы впасть в откровенную безвкусицу, которая буквально кричала о богатствах семьи Гамильтон. Салли с тоской вспоминал квартиру старших Мариусов — Елеазар, выйдя из самой простой семьи, не потерял чувство меры, развив хороший вкус. Когда их финансовое положение улучшится, то ничего подобного в квартире никогда не будет, поклялся себе Салли. Когда они вошли в приёмный зал, то на самом видном месте увидели большой семейный портрет, написанный, несомненно, хорошим художником, однако его, скорее всего, хорошо уговорили, поскольку на лице молодого Кассиуса совершенно не было того, что есть сейчас. Художник ему откровенно польстил.

— Нравится портрет? — заметил Кассиус, куда смотрит Салли. — Интересуетесь живописью? Это ещё что! В кабинете моего отца есть самая большая фотография в мире! Сделана по особому заказу десять лет назад мастерами университета. Некоторые сомневались, что это вообще возможно, однако затея удалась. А вы слышали о последнем изобретении — кинематографе? У нас есть личный просмотровый зал и богатая коллекция фильмов. Сейчас кинотеатры не слишком распространены, это всё ещё больше диковинка, но уже сейчас наша семья организовывает большую студию, чтобы сделать это чудо более доступным широким массам. Вы себе не представляете, что можно показать на экране!..

Салли слышал о кинематографе — в Руднев как-то несколько раз привозили этот аттракцион, и он пользовался большой популярностью. В городском доме Кристо даже проводили особые сеансы, которые Салли видел краем глаза и едва не попался. При виде обнажённых сородичей, исполняющих Рослин знает что в самой удивительной обстановке, омежка поражался, как они на это соглашаются. Не так давно, говорят, фильмы стали звуковыми, и в газетах вовсю обсуждалось, что именно скоро можно будет увидеть на широких экранах. Учёные даже ломали голову, как добиться, чтобы плёнка и камера воспроизводили цвет! В одной из газет писали, что один киномеханик вручную раскрашивал плёнку, чтобы изобразить тот эффект хотя бы частично, и опыт удался, но процесс был слишком кропотливым и трудоёмким. В одной из газет Салли однажды прочёл, что теперь на плёнку можно снимать не только живых актёров, но и оживающие нарисованные картинки. По словам журналиста, писавшего статью, перспективы у кинематографа были просто фантастическими. Пока ленты были не слишком продолжительными, и для демонстрации достаточно длинных фильмов в будке киномеханика держали несколько камер, в которые поочерёдно заряжалась плёнка, чтобы не прерывать просмотр. В основном снимали весёлое развлекательное кино, показывали хронику с мест сражений, познавательные фильмы о дальних странах и, конечно же, восхваляли нынешнее время, сравнивая с тем, что было раньше. Это удовольствие было не слишком дорогим, и в залах редко оставались свободные места. Ходили туда в основном представители рабочего класса, поскольку театры были не так доступны для них, как для верхов — цена билета была сравнима с двухмесячным бюджетом на одного человека. Урри и Оскар несколько раз ходили в кинотеатр с покойным сыном и два раза вместе с Артуром, помнили самые первые сеансы, когда ленты были немыми и шли под музыку, исполняемую тапёром на рояле, стоящем в уголке. Тогда кинотеатры были очень невелики. Особенно Оскару понравился фильм, снятый в театре оперы и балета. Рейнольдсы охотно делились впечатлениями от таких походов, и Салли мечтал сходить туда с мужем, но времени так не подвернулось, да и лишних денег на билет не наскребалось — всё уходило на домашнее хозяйство — а сейчас и вовсе захотелось отложить эти походы на неопределённый срок. Можно себе представить, что будут снимать на студии Гамильтонов, если уже сейчас официальная история переврана до неузнаваемости!

— ...а ещё у нас есть личный киносъёмочный аппарат для того, чтобы запечатлеть хронику нашей семьи для потомков. Хотите посмотреть, как он работает?..

Это было пусть и ожидаемо, но слишком заманчиво. Если бы они пришли в гости к добрым друзьям, то Салли бы сам напросился, но изучать это чудо науки в компании Гамильтонов...

— ...Вы себе даже не представляете, какие перспективы это сулит! Потому-то наша семья и финансирует университет так щедро. Как вы смотрите на то, чтобы привезти целый фильм об экспедиции? Думаю, простому зрителю будет очень интересно узнать, как ведутся исследования.

— Это было бы очень полезно, — согласился Тобиас. — Но, боюсь, университет сейчас не может себе позволить такие затраты.

— Если наша сегодняшняя встреча пройдёт плодотворно, то мы обязательно закажем для вас киноаппарат, запас плёнки и выделим специалиста.

Слишком щедро. Точно, за этим приглашением скрыт какой-то подвох!

Когда Мариусы вошли в огромный бальный зал, музыка притихла по знаку хозяина дома, и все обернулись. Салли внутренне подобрался и распрямил плечи, не желая показывать этой разодетой в пух и прах публике свой страх, хотя очень хотелось убежать и достать флакончик с солью, чтобы не упасть в обморок. Впрочем, уходить, похоже, не придётся — многие омеги открыто доставали какие-то флакончики и нюхали их содержимое, причём явно с удовольствием. Салли с содроганием вспомнил, как Рейн Флакс, сын текстильного магната и родственник Старков, бывавший в их краях проездом, точно так же хвастался новинкой из столицы и угощал всех подряд. Салли тогда вежливо отказался, видя, как содержимое флакончика приводит его сородичей-ровесников в слишком бодрое расположение духа. Раздухарившись, они становились гораздо раскрепощённее и охотно удовлетворяли аппетиты других гостей, а иногда даже творили ТАКОЕ, что потом долго обсуждалось полушёпотом. Позже к ним начали привозить эту новинку — правда, только для своих — и Орри, узнав, моментально запретил Салли даже думать об этой дряни и с негодованием выбрасывал все пригласительные письма на омежьи молодёжные вечера. Этот белый порошок оказывал дурманящее действие, в больших дозах вызывал странные видения, а потом к нему привыкали так быстро, что его употребление становилось навящевой потребностью. В больших городах этот наркотик употребляла не только элита, но и слои победнее, чтобы забыться хотя бы на время. Наркотики были разные — что-то нюхали, что-то курили, смешивая с табаком, а что-то пили в виде настоев. Действовало это похлеще спиртного! Рейган и Дуглас, вспоминая об этом, содрогались и заявляли, что лучше напиться до невменяемости и протрезветь, чем подсаживаться на эту дурь, слезть с которой потом практически невозможно. Наркотики стоили сравнительно дёшево, привозились с юга, где это снадобье веками было в ходу, но достать их можно было только в определённых местах — на предприятиях и дорогах участилась аварийность и смертность, под действием дурмана люди становились слишком агрессивными, что нередко заканчивалось смертоубийством, что наносило пусть не слишком большой, но убыток и заставило власти ужесточить надзор.

— Салли... — обеспокоенно шепнул Тобиас, крепче беря мужа под руку.

— Рослин мудрейший... И это лучшие граждане государства? Мне сейчас плохо станет! — так же тихо ответил омега.

— Неужели всё настолько запущено?

— Хорошо, что ты не чувствуешь всей этой мешанины...

— Как и половина других здесь присутствующих. Неудивительно, что веками творился такой беспредел...

Салли старательно дышал через рот, чтобы не так противно было, и нацепил самую приветливую улыбку, какую смог. Значит, так. Ничего не пить, не есть и не нюхать. Если это приглашение — проверка на вшивость, то жди провокаций. Наверняка Тобиас тоже сообразил.

Среди этой толпы Салли быстро нашёл Симона. Альфа на этот раз был один и поглядывал на младшего брата со странным выражением в глазах. Неподалёку с какими-то неизвестными стоял Уинстон Барри. Молодой альфа, очень похожий на него, смотрел на новых гостей с живейшим интересом. Наверно, это его единственный сын Реймонд. Он уже был объявлен наследником и будущим главой семьи и потому активно бывал с отцом на достаточно значимых мероприятиях. На вечере в университете его почему-то не было... Почему Уинстон Барри не уехал обратно? Из-за них?

Винсент Гамильтон и его старший сын Уотсон, держащий под руку пышно одетого омегу с кисловатым выражением не самого свежего лица, вышли поприветствовать новых гостей, и начались дежурные разговоры. Жених Уотсона Юлий был из семьи Хитклифов — одного из совладельцев крупного столичного банка. Судя по его запаху, здорового потомства этой паре ждать не стоит — пах Юлий посредственно, о чём явно догадывался, поскольку от него так несло дорогими духами, что у Салли появилось стойкое желание сплюнуть. Ощущение было такое, как будто омегу заставили выпить эти самые духи... Салли с трудом держал лицо, ловя на себе похотливые взгляды, видя, как алчно принюхиваются к его запаху, который наверняка привёл многих в состояние лёгкого возбуждения. Здешние омеги, успевшие нанюхаться дурманящего порошка, смотрели на нового гостя с откровенной неприязнью. Только омеги постарше разглядывали Салли с любопытством и некоторой настороженностью. Кратко отвечая на задаваемые вопросы, Салли заметил, как один из молодых гостей-омег вышел откуда-то и уставился на него с выражением какого-то восторга. С чего вдруг? Этот омега выглядел не слишком здоровым, слишком худым, что модный наряд только подчёркивал, косметики на нём почти не было... и воздух, напитанный ароматами знати, прорезала нотка настоящей свежести. Удивлённый Салли едва не сбился на ответе. Кто это?

— ...Надеемся, что скучать вам не придётся, — с фальшивой улыбкой закончил Гамильтон-старший. — На сегодня намечена интересная программа.

— Интересно будет посмотреть, — поклонился Тобиас.

— А теперь извините, я должен отойти и уделить внимание другим гостям.

— Конечно.

Едва Гамильтоны отошли, оставив Мариусов впокое, Салли тут же потянул мужа за рукав.

— Вон тот омега, кто он? От него так хорошо пахнет...

— Который? — вскинулся Тобиас, приходя в себя после разговора с тремя альфами сразу.

— Вон тот, с синей брошью-цветком на плече.

Тобиас безошибочно отыскал нужного человека.

— Это Джекки Коллинз. Год назад было объявлено о его помолвке с Реймондом Барри, и до свадьбы осталось не так много. Хочешь с ним пообщаться?

— Он слишком хорошо пахнет для омеги из высшего света.

Тобиас осторожно принюхался.

— Да... ты прав... Идём.

Вблизи Джекки оказался ещё более нездоровым, чем на расстоянии. От него тоже пахло духами, но не такими крепкими, какими пользовались другие. Его духи были лёгкими, совершенно не резали обоняние и даже хорошо сочетались с природным ароматом Джекки... к которому примешивался ещё один запах, и Салли едва удержался от возгласа негодования — Джекки кто-то недавно уволакивал в укромный уголок. Жених или кто-то из гостей? Салли заметил и то, что Джекки явно сторонились сородичи, как в своё время его самого. Увидев приближающихся гостей, омега приветливо улыбнулся. Он был довольно красив несмотря на нездоровье. Тёмные, почти чёрные волосы уложены в простую, но невероятно элегантную причёску, украшенную только скромной шпилькой с белой жемчужиной. Песочно-серого цвета глаза сияют умом и достоинством, которым отличались и Спенсеры. Пушистые ресницы, тонкие, но без следов выщипывания брови, под внешним уголком левого глаза виднеются две крохотные родинки. Одет заметно скромнее своих богатых сородичей — в наряд приглушённых тёмных тонов. Декольте отсутствует, воротник застёгнут под самое горло и перехвачен шёлковым платком, вместо корсажа строгий жилет. Единственными украшениями, кроме шпильки в волосах, были помолвочное кольцо и скромные жемчужные серьги.

— Вечер добрый. Вы Мариусы, верно? Я видел вашу фотографию в газете.

— А вы читаете газеты? — удивился Тобиас.

— Да, хотя мой отец это не одобряет. Считает, что омеге разбираться в политике и бизнесе необязательно. Однако мне интересно.

— Вы Джекки Коллинз.

— А вы Тобиас и Салли.

Салли протянул руку для знакомства — традиционный обмен прикосновениями, буквально самыми кончиками пальцев, ему всегда не нравился — слишком жеманно. Джекки с удовольствием её пожал, и пожатие было слабым. Тобиас галантно поцеловал его пальцы, и Джекки улыбнулся чуть шире, показав свои мелкие зубы-жемчужинки. Похоже, запах историка ему понравился.

— Джекки, вы простите меня за не совсем скромный вопрос... По-моему, вы выглядите не слишком здоровым.

— Так и есть, — кивнул Джекки. — Я довольно слаб здоровьем и только-только начал выходить в свет — я сильно простудился минувшей зимой.

— А почему вы не пользуетесь косметикой, чтобы скрыть это? — спросил Салли. С собой он на этот раз пудру взял — на всякий случай.

— Аллергия, — просто ответил Джекки, пожимая узкими плечами. — Если я попытаюсь придать себе более здоровый цвет лица нынешними средствами, то кожа станет слишком сухой, а она и без того весьма чувствительна и уязвима, выступит сыпь... Мою одежду и бельё даже стирают специальным порошком отдельно. Если честно, я не хотел идти на этот приём — от всех этих запахов гостей мне часто становится дурно, но я обязан сопровождать своего жениха.

— А почему он сейчас не с вами?

— Занят деловыми переговорами вместе с отцом, а эти разговоры не для омежьих ушей. Барри вообще стараются, чтобы как можно меньше людей были в курсе их дел.

— И вам не скучно? Мы заметили, что другие омеги вас избегают.

Джекки погрустнел.

— Я с самого дебюта стал пользоваться пристальным вниманием, а их не замечали... И я слишком интеллектуальный собеседник для столь изысканного общества. Мои сородичи в большинстве своём глупы и легкомысленны, с ними совершенно не о чем разговаривать. Ни о классической музыке, ни о литературе ни о современной живописи... Иногда я сомневаюсь, что они вообще грамотные. Да и этот порошок, который они, не стесняясь, нюхают у всех на виду, похоже, совсем плохо влияет на их умственные способности. — Джекки презрительно метнул короткий взгляд на двух молодых сородичей неподалёку, которые снова доставали свои флакончики. Омеги приглушённо хихикали и выглядели слегка странно — зелье начало действовать. — С прислугой общаться приятнее, но у них крайне скудное образование. Не знаю, как я буду жить, когда выйду замуж...

— А вы хотите выйти замуж за Реймонда?

— Моё мнение ничего не решит — этот брак был предрешён ещё тогда, когда мы были детьми. Впрочем, Реймонд хорошо пахнет. Я, когда мы были представлены друг другу на моём дебюте, даже удивился этому.

Мариусы переглянулись. Реймонд Барри хорошо пахнет?

— Вы хорошо пахнете, — сделал сородичу комплимент Салли. — Не то, что другие омеги в этом зале. Если честно, то духи вам особо и не нужны. Обычно те дети элиты, с которыми я прежде был знаком, тоже пахли не так приятно. Кто ваши родители?

— Об этом можно узнать из светской хроники, — заметно удивился Джекки.

— А... посторонних в семью принимали? То есть, усыновляли кого-нибудь?

Джекки нахмурился.

— Да, мой папа приёмный ребёнок, но об этом не принято распространяться. Брак моих дедушек по этой линии оказался бездетным, все попытки зачать ребёнка потерпели крах, и было решено усыновить малыша, поскольку грозил прерваться род и его традиции.

— А откуда взялся ребёнок?

— Никто не знает. Он был здоров, и этого оказалось достаточно. И позволило породниться с Коллинзами. Скорее всего, это был сирота из приюта, поскольку если бы у него были родственники, то его бы не взяли. Таково правило усыновления для высшего круга. Говорят, что предок нынешних Барри тоже был усыновлён, только Ричард Барри был уже достаточно великовозрастным и совершил какой-то подвиг, за что и был удостоин такой чести.

— И давно это было?

— Ещё до Революции Омег... А почему вы спрашиваете?

— Да так... пустое любопытство.

Джекки с подозрением принюхался к новым знакомым. Он уже не улыбался.

— Нет, вы не из пустого любопытства спрашиваете. Я не могу это объяснить, но мне так кажется. И я бы не советовал вам особо говорить на эту тему в подобном обществе... — Тут Джекки окликнул вернувшийся жених, и омега вздохнул. — Я должен идти. Приятно было познакомиться и побеседовать с вами.

— Глубоко взаимно, — поклонился Тобиас.

Едва Джекки отошёл, супруги переглянулись, и Салли тихо сказал:

— Вот и ещё одно доказательство правоты моих предков... но как же неожиданно встретить в таком гадючнике подобного человека!

— Приёмные и незаконорожденные дети разбавляют грязную кровь элиты... но почему Джекки утверждает, что Барри хорошо пахнут? Разве они, смешавшись, не должны были уже заразиться?

— Да, странно... И всё же Джекки очень приятный человек.

Вечер продолжался. Мариусы неспешно прохаживались по празднично украшенным залам. Время от времени им предлагали напитки, которые разносили омеги-официанты — некоторые из них имели вид спешного приведения себя порядок, да и пахли они гораздо лучше своих богатых сородичей — но и Салли и Тобиас отказывались. Кто-то обращался с ерундовыми светскими разговорами... Наконец к ним подошёл Симон. В руках он покручивал бокал с шампанским.

— Кого я вижу... Здравствуй, Салли.

— Здравствуй, Симон.

— Отлично выглядишь... при нищенском житье.

— Не таком уж и нищенском, — нахмурился Салли. — Может, у нас и нет таких денег, как у нашего отца, но на самое необходимое хватает. Меня всё устраивает.

— Что, тесть денег не даёт? — Симон презрительно покосился на Тобиаса, который мрачно поджал губы.

— Мы и не просим.

— А чего супружник твой молчит? — клыкасто усмехнулся Симон. — Или у него в вашей семейке вообще права голоса нет?

— Есть, но вам сейчас поговорить надо, — холодно ответил бета. — Я не хочу мешать.

— Поговорить? О чём мне разговаривать с ходячим позором нашей семьи? Небось, уже по рукам пошёл?

Салли вспомнил свою течку, дивный аромат Рейгана... и внутри начало подниматься возмущение, но он сдержался.

— Наш папа не ходил по рукам, и я...

— Очень даже ходил, — фыркнул Симон. — Отец мне рассказывал, как во время приезда особых гостей его сдавали гостям на ночь. Говорил, что нашему папочке это очень даже нравилось...

Салли вцепился в руку мужа, чтобы не врезать брату по физиономии.

— Как ты можешь так говорить о папе??? О нашем папе??? Неужели в тебе нет ни капли благодарности??? Если бы не папа, ты бы до сих пор не смог сложить трёх букв на бумаге!!!

Альфа заметно сбледнул с лица, и его глаза забегали.

— Ничего подобного...

— Не обманывай хотя бы самого себя! Почему ты мне не сообщил, что папа скончался? Как отец его уморил?

Альфа нервно огляделся по сторонам, хотя они говорили, не повышая тона, да и гул голосов, смешиваясь с музыкой приглашённого оркестра, маскировал их беседу.

— Если тебе приспичило поговорить на эту тему, то не здесь. Услышат ещё...

— Ты чего-то боишься? — рискнул обратиться к шурину на "ты" Тобиас. Он внимательно вглядывался в Симона, пальцы которого как-то уж нервно поглаживали почти пустой бокал.

— Я??? — задохнулся от напускного возмущения застигнутый этим вопросом врасплох Симон. — Альфа никогда и ничего не боится!

— Тогда почему ты нервничаешь?

Симон снова торопливо огляделся.

— Идём отсюда.

И прозвучало это весьма многозначительно.

Симон привёл супругов Мариусов в оранжерею неподалёку, и Салли невольно восхитился ухоженными цветами, испускавшими благоухание, от которого сразу становилось лучше после вони бальных залов. Сразу было видно, что за оранжереей внимательно ухаживают круглый год — здесь было почти по-летнему тепло. Едва за Мариусами закрылись узорчатые двери, Симон резко развернулся, вцепился в плечи младшего брата и встряхнул.

— Ты что натворил??? Какой демон Деймоса дёрнул тебя сбежать из дома??? Ты хоть понимаешь, что ты сделал???

— Понимаю, — холодно ответил Салли. Гнев брата даже дёрнуться его не вынудил. — И ни капли не жалею.

— А ты знаешь, какие неприятности навлёк на нашу семью???

— А это уже не мои проблемы. Симон, отпусти, мне больно.

Альфа был откровенно зол, но Салли вдруг понял, что его сила духа уже почти не пугает так, как обилие его сородичей в бальном зале. То ли Симон стал слабее, то ли... Что это значит? Да, чувствовать на себе это давление было очень неприятно, только ладони слегка холодели и сердце забилось чуть чаще... и всё. Прежнего страха перед братом Салли уже не испытывал. Даже пригнуться не тянуло! Тобиас с лёгким недоумением наблюдал за супругом, но пока помалкивал. Обсудим позже, понял Салли.

Симон отпустил брата, глядя на него со странным выражением лица.

— Ты... не дрожишь? Тебе совсем не страшно что ли?

— Нет. Может, ты не так зол, как тебе кажется?

Симон нервно дёрнул уголком рта.

— Зол. Ещё как зол!!! Ты хоть понимаешь, зачем вас обоих сюда пригласили???

— Мы догадываемся. — Салли демонстративно взял мужа под руку, и Тобиас выпрямился, так же твёрдо глядя шурину в глаза. — А что знаешь об этом ты? На вечере в университете ты был с парой, сюда пришёл без жениха... Куда он, кстати, подевался?

На лице Симона проступило недовольство с примесью раздражения, а в его запахе что-то проскочило, что наводило на мысль о том, что альфе думать о женихе неприятно.

— Дэзире... нездоров, — кое-как выдавил он из себя.

— Какая жалость... — с фальшивым сочувствием протянул Салли. — А мне так хотелось поближе пообщаться с куклой, которую выбрал тебе в мужья наш отец...

— Что кукла — это точно, — буркнул Симон. — Куча самомнения и самолюбования, штукатурка того и гляди осыпаться начнёт, да и пахнет... не очень... С каких пор ты стал таким смелым?

— С тех самых, как обрёл свободу.

— Свободу?

— Да, настоящую. Может, появилось немало трудностей, но я не один, и мы вполне справляемся, а со временем всё наладится и у нас родится первенец, которого мы уже хотим.

— У тебя же недавно течка была... Ты ещё не залетел?

— Нет, наши друзья создали пару полезных изобретений, благодаря которым мы благополучно пережили мою течку и не обзавелись ребёнком раньше времени. Это вполне реально и работает. — Салли преданно прильнул к мужу, глядя на него. — И мне было очень хорошо.

Симон смотрел на брата... и Салли вдруг стало его жалко. Во взгляде альфы застыла... тоска.

— Ладно, я вас оставлю, — сказал Тобиас. — Вам нужно поговорить без свидетелей. Если что — я за дверью, но подслушивать не буду. Это исключительно ваши дела.

Он ободряюще поцеловал мужа и вышел.

— Что, Дэзире так на тебя не смотрит? — понимающе кивнул Салли.

— Нет, — процедил Симон, отводя глаза.

— А хотелось бы? Ты же альфа. Разве тебя это не уязвляет? Один наш друг, тоже альфа, говорил, что хотел бы, чтобы какой-нибудь омега смотрел на него так же. Чего молчишь?

— А что сказать? Ты уже всё сказал, — тихо ответил Симон. — Ты... так похож на...

— ...нашего папу? Я знаю — не раз видел нас в зеркале. Папа говорил, что фамильное сходство омег часто встречается в нашем роду, пусть и не всегда подряд. Он особенно гордился им.

— Я не про внешность... хотя и это тоже. Ты держишься почти так же, как он.

— Стараюсь. Папа всегда был достойным примером для подражания, и я не уроню его чести в глазах чужих. Может, отец и отдавал его кому-то позабавиться, но папа переносил это с настоящим достоинством. Он был сильным омегой, никогда не показывал, как ему больно и тяжело. Он любил нас, всех троих, и наверняка пытался что-то дать и тебе. Я прав?

Симон качнул головой. Его широкие плечи поникли.

— Тут недалеко есть скамейка... Пойдём сядем. Я не могу говорить о таком, стоя на ногах. Никогда не мог.

Изящная скамейка скрывалась за жасминовыми кустами. Салли не сводил глаз с брата, который начал подрагивать, оглядываясь по сторонам. И запах тоже выдавал — в нём проскочила нотка, которая всегда вызывала ассоциации со страхом. Симон явно чего-то боялся. Едва они сели, Салли придвинулся к брату вплотную и взял за руку. Рука тряслась, была чуть влажной.

— Симон, что случилось? Тебе угрожают? Я не думаю, что ты так беспокоишься об отце. Опасность угрожает тебе?

— Я... я не могу сказать.

— Я уже слышал о закулисных правителях нашей страны. Это они?

Симон вскинулся.

— Откуда...

— Слухи ходят, и умные люди вполне могли сами догадаться. Ты вошёл в их круг? Обещаю, я не скажу никому, кто может проболтаться...

— Они и так следят за тобой с того самого дня, как Эркюль Мариус отстоял ваш брак. Они знают обо всех твоих друзьях, а выступление твоего парня в университете обеспокоило особенно важного человека...

— Уинстона Барри? Иначе зачем он приехал бы на заурядное мероприятие?! И я помню, как он и Гамильтон приезжали к нам, а после этого случился государственный переворот.

— Да... ты и впрямь очень умный. — Симон опасливо покосился на младшего брата. — Папа, да?

— Он учил меня так же, как учили его. Он учил меня думать и делать выводы. Вряд ли бы меня научили этому в частной школе. И тебя он учил грамоте точно так же — я припоминаю, как тебя ругал учитель, которого нанял отец перед тем, как тебя отправили в школу. И всё же ты научился читать, достиг немалых успехов... Чем отец прогневал своих компаньонов, что его заменили на тебя?

— Не удержал папу в узде.

— Значит, папа и впрямь был трофеем?..

— Да. Спенсеры давно вызывали опасения, и последняя попытка привести их к покорности провалилась, как только ты сбежал из дома. Оказалось, что папа передал тебе что-то, и их это беспокоит. Ты выскочил замуж за историка, который фанатично предан своему делу, слишком умён, и если он будет работать с тем, что есть у тебя, то многие мои нынешние компаньоны потеряют очень многое. И если я не отговорю тебя, то меня, возможно, убьют.

— Не слишком-то тебе доверяют, раз ты так кратко объясняешь... — покачал головой Салли. — А ты-то тут причём?

— Дориан то и дело встаёт на дыбы. Я пытаюсь его переубедить, но он не слушает. Наш старший брат настолько вдохновлён боевыми подвигами своих предков по омежьей линии и той преданностью, которой они пользовались со стороны своих солдат, что часто идёт наперекор собственному командованию. И этим многие недовольны. Думают, что наш брат ненадёжен. И если я не смогу остановить хотя бы тебя и твоего мужа, то мне, наверно, придёт конец. Отца не тронут только потому, что он хорош как деловой компаньон в оружейном бизнесе, но для чего-то серьёзного уже не годится. Всегда был слишком самоуверен и зависел от собственных страстей, а в этом кругу такое не слишком приветствуется. Одна надежда, что они не тронут меня как наиболее вероятного преемника отца на посту главы компании. Дориану это всё почти не интересно — он солдат, а не торгаш. Что такого папа тебе передал, что они так всполошились?

— То, что папа мне оставил, известно и тебе. Ты просто не помнишь. А когда вспомнишь, то сам удивишься, почему ты раньше этого не замечал. Ты слишком активно слушал отца и преподобного со школьным клериком. И рано или поздно это станет достоянием общественности. Времена сейчас такие, что противоречия будут только нарастать, а люди не так тупы, как некоторые думают. И наука развивается. Рано или поздно дойдёт до того, что какой-нибудь очередной энтузиаст суммирует всё то, что будет появляться в печати, огласит это публично, и твои компаньоны всё равно всё потеряют. Рано или поздно это произойдёт. Это неизбежно. Наши предки, жившие до Великого Холода, знали это и пытались сохранить, чтобы наш народ пережил эту напасть. Однако отступники начали истреблять посвящённых и тем самым начали убивать нас. И всё же надежда осталась. Мы хотим возродить старое знание, добыв доказательства.

— Так что это?

— Думай, брат, думай. Всё, что нужно, у тебя есть. И всё на виду. Нужно только это увидеть. И... ты стал лучше пахнуть. Значит, ты небезнадёжен.

— Это... тоже часть?.. — Симон недоумённо уставился на младшего брата.

— Да. Папа наверняка учил тебя мудрости предков. Он прятал ответы за загадками — так надёжнее. Он был очень умён, а отец считал это всё детскими глупостями. Он был слеп. Может, ты окажешься зрячим... — Салли встал, пожимая горячую ладонь брата. — Ты умный человек, Симон. Это качество было очень сильно в нашем роду, и тебе оно тоже передалось. Ищи и найдёшь. А сейчас извини, мы с Тобиасом должны вернуться к гостям, чтобы не возбуждать лишних подозрений. Будь осторожен. Я бы не хотел, чтобы с тобой что-то случилось.

— Почему?

— Потому что мы всё-таки братья. В наших жилах течёт кровь Спенсеров. Мы последние.

— Салли...

— Прощай, Симон. Если ты так трясёшься за свою жизнь, то нам будет лучше больше не встречаться. Скажешь им, что я не знаю, о чём речь, и просто бежал от навязанного брака. Кстати, это правда. Сейчас такое случается сплошь и рядом. Только тут прибавляется та любовь, которая вспыхнула в моём сердце при первой встрече с Тобиасом. Он показался мне гораздо лучше Грэга, и я выбрал его. И не жалею — я счастлив. Мой побег был предрешён — если бы я не сбежал, то всё равно не вышел бы за Грэга. Я бы скорее умер. Я говорю тебе всё только потому, что желаю тебе добра. Ты не такой, как наш отец. Ты другой и ещё можешь обрести покой, пусть и втайне. Я не забыл, как ты тогда нашёл меня. Ты спас меня, помнишь? Спасибо тебе, что тогда не отвернулся от папиного горя.

Симон вздрогнул.

— Ты же... был таким маленьким...

— Я помню. Я тогда очень сильно испугался, когда потерялся. Прощай, брат.

Салли направился к выходу из оранжереи, оставив Симона в полной растерянности.

— Салли, мальчик мой!!! — Орри метался, как безумный и цеплялся за всех прохожих подряд, умоляюще глядя на них. — Пожалуйста, найдите моего Салли!!! Он же пропадёт!!! Он погибнет!!! Найдите его!!!

Дориан только фыркнул.

— Ну и пусть. Надоедливая малявка...

— Не бесись, найдётся, — рыкнул отец. — И будет знать, как теряться. Паршивые омеги! Одни проблемы из-за вас!

Симон посмотрел, как плачет папа, потом развернулся и ускользнул от родителей и старшего брата. Слушать, как кричит папа, было неприятно, но если Салли найдётся, то папа замолчит. Кажется, Салли потерялся рядом с домом, на котором написано "ПОЧТА"...

Симон быстро нашёл нужное место и завертел головой, пытаясь сообразить, куда стоит идти, как вдруг услышал тоненький визг. И узнал голос Салли. Маленький альфа припустил со всех ног в ту сторону — между почтой и каким-то магазином. Он отыскал брата в грязном тупике, куда Салли, похоже, загнала местная детвора — одетая в заношенное старьё с обилием заплат. Двое "волчат" и один бета. Они зажимали плачущего Салли в угол и смеялись. Рубашка Салли была порвана и запачкана, как и штаны, пышное жабо потерялось, косичка растрёпана, на лице тоже следы грязи и даже была пара царапин. Симон, увидев это, разозлился и зарычал. Как эти нищеброды смеют обижать омегу из хорошей семьи???

Местные обернулись и тут же прыснули прочь отсюда. Испугались, довольно подумал Симон... и опомнился от того, что Салли налетел на него и вцепился. Он тихо плакал, бормотал что-то в перерывах между всхлипываниями, и Симон кое-как разобрал собственное имя. И растерялся.

— Ну... хватит реветь. Я же мокрый буду. Идём, папа там бесится.

Салли послушно закивал, утираясь рукавом, крепко взял брата за руку и пошёл рядом с ним. Всю дорогу Симон видел и чувствовал, как Салли жмётся к нему и дрожит. И это было чувствовать довольно приятно, как и осознавать, что один его рык напугал троих. Хотя ему совсем мало лет, но этим мальчишкам было больше! Значит, он сильнее! Значит, он настоящий альфа!

Симон смотрел вслед Салли, пытаясь понять, что только что вспыхнуло в его груди. То, как Салли смотрел на него... это было похоже на то, как во время последних кратких встреч на него смотрел Орри. И отпускать брата отчего-то совершенно не хотелось. Хотелось снова почувствовать тепло его ладони, как она легонько пожимает его пальцы... К брату тянуло, но не так, как тянет на других омег. Скорее это было похоже на то, как его тянуло к папе, когда Орри будил его, спасая от ночных кошмаров. Тогда, в далёком детстве. Орри всегда чувствовал, когда его среднего сына мучают плохие сны, и приходил, чтобы разбудить и спасти. После этого всегда снились только хорошие сны, когда Орри убаюкивал его одной из своих наивных песен.

Светик мой, не плачь, не надо!

Не угас ещё огонь!

Стану я тебе отрадой,

Где от вод исходит вонь.

Заболочены равнины,

Опадает древа лист,

Ил осядет на глубины,

Но с тобой я буду чист.

Озарит твой свет надеждой

Мрак и холод средь врагов,

Будет снова всё, как прежде —

Станет светом добрых снов.

Неужели это и есть великая тайна Спенсеров?

Программа на вечер действительно была обширной. Помимо приглашённого оркестра, одного из лучших в столице — Салли даже узнал пару музыкантов, которых видел на Новый Год — Гамильтоны озаботились и другими развлечениями. Когда закончился очередной тур танцев, глава дома поднял руку.

— А теперь, господа, небольшой сюрприз. На сегодняшний вечер мы пригласили лучших танцоров Большого Театра, которых многие из вас знают. Встречайте! Аргун Валентайн и Сигурд Ланс!

Салли встрепенулся, узнав эти имена. Сам он в Большом Театре ещё не был, но Елеазар был большим поклонником чистого творчества, и старшие Мариусы периодически бывали на спектаклях. В том числе и устанавливая деловые связи. Всё же среди элиты не было принято демонстрировать своё невежество, встречались и подлинные ценители, да и сама постановка спектаклей, включая классический балет, вызывала немалый интерес у публики. О самых крупных постановках часто писали в газетах, и имена иных артистов были не менее знамениты, чем имена элиты. Особенно была известна эта пара альфа-омега, и их выступлениями под замечательную музыку восхищались многие. Елеазар рассказывал, что эти молодые люди танцевали так, что можно было забыть обо всём и полностью погрузиться в представляемые образы. Салли мечтал когда-нибудь увидеть это своими собственными глазами, и вот ему выпал такой шанс.

Толпа расступилась по знаку дирижёра, образовывая просторный круг и приветствуя артистов овациями. Спустя несколько мгновений под торжественный марш, легко соприкасаясь руками, в круг вышла весьма эффектная пара, один запах которой едва не заставил Салли вскрикнуть. Этот запах... Их ароматы, смешиваясь, создавали нечто неописуемое, которое завораживало и дарило чувство невероятного наслаждения.

Неужели он видит перед собой Истинную пару???

Аргун был светлокожим, несколько суховатым и худощавым для альфы, но это его совершенно не портило. Светлые прямые волосы длиннее, чем полагалось альфе, однако артистам часто позволялось такое, что не рекомендовалось в обществе. Лицо несколько резкое, но красивое. И в глазах, обращённых на спутника, горит огонь. Сигурд, видимо, был потомком южанина — смуглый, поджарый, с густыми рыжими волосами, похожими на пламя. Лицо суховатое, скуластое, нос с заметной горбинкой и слегка приподнятым кончиком, тонкий росчерк губ, а в чуть раскосых глазах цвета изумруда горит тот же огонь, что и в светлых глазах Аргуна. Их ноздри слегка подёргиваются, на лицах играют лёгкие улыбки, но Салли показалось, что эти улыбки были предназначены не публике. Одеты они были очень легко — Аргун в лёгкие белоснежные штаны до колена, Сигурд в набедренную повязку под цвет волос, длинный конец которой походил на хвост животного. Пара вышла в центр круга и отвесила самый почтительный поклон.

— Почтеннейшая публика! Вашему вниманию представляется совершенно новая постановка "Укрощение коня"!

Аргун и Сигурд многозначительно переглянулись, и сердце Салли дрогнуло от предчувствия чего-то рокового. Эти двое явно что-то задумали. Что? И не обернётся ли для них это неизбежным наказанием? До Салли доходили слухи, что театральным омегам живётся не легче, чем купленным по Ярмаркам, пусть они и получали порцию славы... Что же будет?

По знаку дирижёра оркестр заиграл. Салли приготовился слушать и смотреть... и очень быстро понял, что танцоры исполняют совсем не то, что должны. Судя по лицам старшего Гамильтона и Уинстона Барри, это было так — оба напряжённо переглянулись. Первым в кругу начал танцевать Сигурд. Может, постановщики и рассчитывали, что он изобразит молодого норовистого коня, но Салли видел просто юного омегу, вырвавшегося на волю из скованного формальностями семейного очага. Он кружился, вскидывая руки к потолку, изгибался, словно под порывами ветра... Лицо, движения — всё выражало крайний восторг и облегчение. Вот беглец повалился на мягкую траву, нежась под жаркими лучами солнца... и учуял кого-то. Он вскочил, оборачиваясь, и вступил альфа. Он не сводил глаз с омеги, двигаясь как самый настоящий конь — важно и неторопливо, время от времени склоняя голову набок и встряхивая своей гривой. Определённый диссонанс между музыкой и танцем начал ощущаться сильнее, и Салли лишний раз убедился, что артисты балета пошли против воли хозяев. Ох, и будет им за это...

"Конь" и юный омега продолжали смотреть друг на друга, после чего юноша рискнул приблизиться и протянул руку. "Конь" недоверчиво отпрянул, но юноша был настойчив. Он ласково разговаривал с "конём", двигался мягко и неторопливо, боясь спугнуть великолепное "животное"... Аргун и Сигурд смотрели только друг на друга, и их запахи начали усиливаться. Омеги, присутствующие в зале, похоже, тоже начали что-то понимать, поскольку все стояли смирно и смотрели только на танцоров. Даже официанты, жмущиеся по углам, не сводили глаз с удивительной пары. Вот "конь" позволил юноше дотронуться до себя и погладить...

Музыка всё больше расходилась с танцем, но прерывать его почему-то не стали. Танцоры движением своих тел создавали иную музыку, и Салли, бросив короткий взгляд на брата, заметил, как его руки приподнялись, а пальцы зашевелились, будто наигрывая что-то.

А танцоры тем временем перешли к апогею. "Конь" уже не боялся омегу, позволяя не только гладить себя. Он сам ластился к нему, щекотал его шею и плечи своими мягкими губами... и Салли понял смысл танца. Это была своеобразная аллегория внезапно вспыхнувшей любовной страсти между случайно встретившимися людьми, живущими в обстановке жёстких границ. Воплощение неожиданно встретившейся Истинной пары, переходящее в откровенную разгадку. Возможно, этот альфа был простой слуга... или невольник... Откуда они это взяли???

Вот танец превратился в тончайшую любовную игру... Вот танцоры начали открыто целоваться... У Салли перехватило дыхание. Он буквально слышал музыку, рождаемую этими двумя! Настоящую музыку! И она была прекрасна... Вот началось и вовсе неописуемое — имитация страстного соития. Салли вцепился в руку мужа, едва сдерживаясь — густое марево аромата Истинной пары возбудило желание и в нём самом... но не при всех же!!! Тобиас тоже как-то тяжеловато задышал, не сводя глаз с танцоров... его пальцы переплелись с пальцами Салли...

ПОЧЕМУ ИХ НЕ ОСТАНАВЛИВАЮТ???

Вот любовники, утомлённые взрывом наслаждения, повалились на траву, кое-как переводя дыхание. Танцоры как будто и впрямь только что... Их возбуждение буквально было зримым и ощущалось в воздухе, тела блестели от выступившего пота. Альфа крепко и бережно обнял омегу, обещая защитить от любой беды, омега прильнул к альфе, давая клятву в любви и верности...

Музыка стихла, и Салли выдохнул. Его сердце бешено колотилось, и он прижался к мужу, видя, как на них смотрит Симон. Потрясённый внезапно открывшимся зрелищем альфа смотрел на брата и его супруга уже совсем другими глазами.

— Салли... — чуть слышно заговорил историк, крепко обнимая мужа.

— Им этого не простят, — так же тихо ответил Салли, борясь со слезами, которые наворачивались на глаза. — Они должны были исполнить совсем другое.

— Откуда?..

— Я не знаю. Но это было... прекрасно.

Аргун и Сигурд начали подниматься с паркета. Они смотрели только друг на друга, и Салли понял, что они знают о возможной каре. И не страшатся её. Они крепко держались за руки, готовые встретить удар вместе. И Салли вдруг понял, что у них, возможно... есть ребёнок — кожа на груди Сигурда слегка обвисла, как это бывает у рожавших омег после того, как ребёнок переходил на прикорм. Бывало это у всех, у кого-то потом проходило. Живот омеги тоже был не совсем плоским, выдавая перенесённую беременность, и частично это скрывала набедренная повязка. Заворожённый явлением Истинной пары Салли это сразу не заметил, а потом его захватил сам танец... Светлейший, что же теперь? Что будет с их сыном???

Танцоры поклонились в гробовой тишине и покинули бальный зал. Вслед за ними как можно незаметнее последовали старший Гамильтон и Уинстон Барри, а так же ещё несколько молодых гостей. Салли и Тобиас молча переглянулись и поняли друг друга.

Пропустить это они не имели права! Нужно только постараться остаться незамеченными.

Аргун прикрыл собой дрожащего от мощного выплеска силы альфы Сигурда и глухо зарычал. Гамильтон снова замахнулся, но не ударил.

— Да как вы посмели??? Вы что показали???

— То, что хотели, — огрызнулся Аргун. — А не ту отвратительную мерзость, что вы придумали. Мы — люди искусства, а не ручные звери, по команде выполняющие любой приказ.

— Откуда вы это взяли? — предельно спокойно поинтересовался Барри, закуривая дорогую сигару. Он один сидел в кресле, а остальные стояли, окружив сидящих на полу танцоров.

— Нашли в кабинете директора, — заметно дрожащим голосом, но уверенно ответил Сигурд. — То, что там было описано, нам так понравилось, что мы в свободное время начали репетировать. Мы сразу поняли, что это то, что мы всегда хотели.

Барри приглушённо выругался.

— Вот ублюдок! Я же велел после написания окончательного варианта всё сжечь!.. И куда вы дели ту тетрадь?

— Спрятали в надёжном месте. Директор искал её, и мы поняли, что обязаны её сохранить.

Барри сокрушённо покачал головой.

— Ай-я-яй... И где ваша благодарность? Мы позволили вам быть постоянной парой на сцене, смирились с вашим уродством, даже разрешили родить щенка... И вот чем вы нам отплатили за нашу доброту?

— Доброту??? — вспыхнул Аргун. — Это вы называете добротой? Те унижения, что мы переживали, вы называете добротой? А то, что нам потом приходилось выходить на сцену и танцевать, превозмогая боль, это мелочи? А то, что вы заставляли Сигурда танцевать до самого позднего срока, это ерунда? А то, что вы сдавали его на забаву до самых родов, — это ничего не значит? Это просто чудо, что наш сын родился здоровым!

— А когда вы успели отрепетировать... это?

— Это было нетрудно, — снова заговорил Сигурд. — В тетради всё было вполне доступно описано и зарисовано. И это отражало то, что чувствовали мы сами, когда встретились впервые.

— Всё ясно... — Барри пыхнул сигарой. — И что с вами теперь делать? Я так понял, что это ваше окончательное слово?

— Да. — Аргун и Сигурд гордо выпрямились, крепко держась за руки. Им было заметно страшно, но они решительно смотрели в глаза своим мучителям.

— А о своём щенке вы подумали?

— Давно подумали, — усмехнулся Аргун. — Ещё тогда, когда Руди родился и я взял его на руки в первый раз, я понимал, что наш малыш станет заложником. Вы думаете, что он сейчас в театре? Нет. Он вместе с надёжным человеком и той самой тетрадью уже покидает столицу. И вы их никогда не найдёте. С нами делайте всё, что хотите — мы готовы ко всему — но наш сын будет в безопасности.

Салли и Тобиас наблюдали за происходящим из-за угла, полускрытого тяжёлой драпировкой. Поняв, что ещё немного — и их засекут, супруги поспешили покинуть укрытие.

— Они Истинные!

— Да, я это сразу понял, как только они вошли. Жаль, что ты не мог чуять этот запах... Это было что-то невероятное!

— А та тетрадь, о которой они говорили... неужели она?..

— Не знаю, но я рад, что она уцелела. Быть может, когда-нибудь этот танец будут танцевать на сцене официально... но для этого записи должны уцелеть.

— Их сын...

— ...он в безопасности. Уверен, что Сигурд смог найти и распознать достаточно надёжного человека. Как я почувствовал тебя и наших друзей.

— Им теперь конец...

— Папа Эли расстроится, когда всё узнает. Он так любил ходить на их выступления...

Тобиас достал из кармана носовой платок, снял очки и промокнул взмокший лоб, переносицу и виски.

— С ума просто сойти можно... Закулисная власть и впрямь существует!

— И мы под их прицелом. Симон сказал, что за нами следят с самого отъезда моего отца. Они знают весь наш круг общения.

Тобиас выругался, запихивая платок обратно в карман, но постоянно промахивался, и Салли сделал это сам, хотя его руки тоже тряслись.

— Салли...

— Знаю. Теперь придётся быть вдвойне осторожными и отложить часть наших планов, чтобы хотя бы ослабить надзор. Пусть думают, что запугали нас достаточно.

— И тебя это не огорчает? — заметно удивился бета, надевая очки.

— Если только немного. Но ведь мы всегда сможем продолжить, а потом передадим эстафету нашим детям, и они закончат. Главное — сохранить то, что мы успеем накопить... и не позволить разлучить нас. — Салли прильнул к мужу, крепко обхватывая его руками. — Если мы будем вместе, то всё получится.

— Салли... а что будет... если ты встретишь своего Истинного? — кое-как выдавил из себя Тобиас, так же крепко обнимая мужа. — Ты... покинешь меня?

— Ни за что, — замотал головой Салли. — Уж лучше у меня будет два или три мужа, но я не покину тебя. Никогда.

— Два-три?

— Да. Как в Первом Семействе. Прежде такое бывало и считалось особым благословением Светлейшего, поскольку не каждый бывает готов делить своего избранника с кем-то ещё. И я буду рад, если наша семья станет такой, сколько бы нас при этом не было.

— И кого ты видишь в качестве третьего, если это будет не твой Истинный? — Тобиас чуть отстранился, недоумённо уставившись на Салли. Такого он совершенно не ожидал.

— Во время течки я подумал... — Салли покраснел, виновато поглаживая плечо мужа. — что Рейган мог бы войти в нашу семью третьим... если ты позволишь. Я не буду настаивать, если ты не захочешь.

Тобиас потрясённо воззрился на мужа.

— Ты это... серьёзно?

— Да. Ведь Рейган наш друг... и он совсем один. Не спеши, подумай. Я приму любое твоё решение. Я ведь люблю тебя.

Тобиас кое-как справился с потрясением и выдохнул.

— Хорошо... я... подумаю.

— Я никогда тебя не оставлю, любовь моя. Я ведь поклялся. — Салли поднёс правую руку супруга к своему лицу и трепетно поцеловал кольцо. — И клятву свою сдержу. Мы всё и всегда будем решать только вместе.

В зале всё ещё тихонько обсуждали произошедшее. Официантов, кстати, поубавилось, и Салли догадывался, куда они подевались — неспроста же замужние омеги и молодёжь выглядели недовольными. Ну ещё бы — танец Истинной пары разбередил и их, а мужья и потенциальные женихи их проигнорировали!.. На Мариусов тоже поглядывали с особой жадностью, но омега старательно не обращал на это внимания. Он буквально отсчитывал время до того, как им можно будет уйти из этого проклятого дома, не нарушая приличий.

— Господин Мариус, — подошёл к супругам старший Гамильтон, — могу я рассчитывать на ваше внимание? Мне необходимо обсудить с вами финансирование вашей будущей экспедиции. Вы не против того, чтобы отлучиться в мой кабинет? Там будет удобнее разговаривать.

— Но я не могу оставить Салли одного...

— Не беспокойтесь о своём очаровательном супруге, — сладко улыбнулся Кассиус, который тут же подскочил к ним. — Я позабочусь, чтобы Салли... не скучал.

— А, может, Салли пойдёт со мной? — стараясь не выдавать охватившей его паники, спросил Тобиас.

— Ну, зачем? — поморщился Гамильтон-старший. — Разве омеге будет интересно слушать все тонкости финансовых вопросов? И не стоит так переживать за супружескую верность вашего омеги, — с оттенком насмешки добавил Гамильтон. — Здесь достаточно гостей, а правила приличия, несмотря на нашу прискорбную природу, всё же соблюдаются. Именно этим мы и отличаемся от черни...

Тобиас заметно колебался, и Салли, собравшись с духом, решился.

— Иди, дорогой, я подожду здесь, пока вы обсудите все свои дела.

— Х-хорошо... только не уходи никуда. Я постараюсь не задерживаться... а потом мы поедем домой — мне утром рано вставать.

— Да-да, конечно, понимаю, вы человек очень занятой, — притворно посочувствовал Гамильтон-старший. Салли едва не поморщился от запаха откровенной фальши. — Я не отниму у вас много времени.

И хозяин дома решительно потянул Тобиаса за собой. Салли, сглотнув, покосился на Кассиуса, чувствуя, как запах альфы густеет. Что они задумали? В любом случае, уходить из зала нельзя... Иво, как же пить хочется... а пить ничего нельзя. Может, попросить кого-нибудь из свободных официантов принести воды? Если по пути в бокал чего-нибудь подольют, то это можно будет сразу учуять...

— Салли, вы совершенно ничего не съели и не выпили, когда приехали, — шутливо нахмурился Кассиус, взяв с подноса подошедшего по его знаку официанта два бокала с игристым вином.

— Я... не голоден... и не люблю вино, — стараясь сохранять предельно вежливый тон, ответил Салли. Запах Кассиуса становился всё противнее.

— Совсем? А разве вы не пили его на приёмах в своём родном городе? Насколько я знаю, там омегам можно пить вино уже с шестнадцати...

— Очень редко, да и то чуть-чуть и из вежливости. Мой покойный родитель говорил, что омегам много пить вредно.

— Вредно? Почему? Современная медицина говорит о пользе небольших порций хорошего вина. — И альфа подтвердил данное утверждение, опрокинув содержимое своего бокала в рот.

— Именно что небольших. — Салли осторожно отодвинулся, но альфа следовал за ним, как привязанный, недвусмысленно пытаясь коснуться. — В настоящий момент я не нуждаюсь в лечебном эффекте алкоголя.

Кассиус скабрезно ухмыльнулся, поставил бокал на ближайший стол и взял было Салли под локоть, явно намереваясь увлечь его в укромное местечко, как к ним подошёл Симон.

— Кассиус, может, всё же воздержишься? Здесь полно других омег, с которыми можно... приятно провести время.

— Да, но они не так вкусно пахнут, как твой братишка. Ты же понимаешь, что в такой ситуации сдержаться безумно сложно...

— Потому-то после ваших приёмов официанты и залечивают синяки, — поморщился Симон. — Неужели так трудно проводить закрытые вечера? Например, у Расмусена?

— У Расмусена уже не так весело с тех пор, как пропал Дир. — Салли едва не вздрогнул. — Я пытался как-то его выкупить, но Уолден сказал, что он вольный и не продаётся. Да и традиции, — развёл руками Кассиус. — Я бы сам с удовольствием отметил помолвку Уотсона в менее формальной обстановке, но правила предписывают делать это в присутствии других представителей знати с кучей условностей. Деньги на ветер... И ты только посмотри на этих разряженных кукол! — Кассиус презрительно кивнул на стоящих неподалёку омег, которые, разумеется, всё услышали. Один даже беззвучно выругался и полез в свой ридикюль за флакончиком. — С виду вроде то, что надо, на всё готовы — только в течку не тронь — а на деле... С твоим братишкой не идут ни в какое сравнение. Где тут найдёшь настоящее удовольствие? Да и порошок этот, похоже, на них плохо влияет. Ты в курсе, что на прошлом приёме я застал Олафа Меннерса с Эдвином Вудвордом? Они веселились в оранжерее!

— Кто? — У Симона глаза чуть на лоб не вылезли. — Они же оба омеги!

— Похоже, что им это совершенно не мешает, — фыркнул Кассиус. — И они явно знают, как доставить друг другу удовольствие. Вудворд, кстати, ещё и с собственным младшим братом развратничает, а ведь мальчишке только тринадцать лет...

Салли чуть плохо не сделалось, причём отнюдь не из-за предмета обсуждения. До него и прежде слухи доходили, что омеги высшего света, не получая достаточного внимания от мужей или других представителей своего круга, добирают удовольствия в объятиях друг друга. В Рудневе часто шептались по углам, какие оргии на закрытых вечерах нередко закатывает омежья молодёжь... Да, тема неприятная и возмутительная, но понять этих бедняг можно... Хуже всего было то, что в запахе Кассиуса усиливалась вонь презрения. Салли торопливо отвернулся и взял с ближайшего блюда какой-то кусочек — занюхать. Рыба под маринадом... Частично помогло.

— И всё же это не повод так открыто флиртовать с моим братом. Всё же он уже замужем, как бы к этому не относилась наша семья. И не забывай — Салли дворянин, пусть титул и достался ему по омежьей линии. Поимей хотя бы чуточку уважения к былым заслугам наших предков.

Кассиус глаза закатил.

— Рослин мудрейший... Симон, я тебя иногда не понимаю. То кажешься нормальным, то вдруг такое выдаёшь, что хоть стой хоть падай!

— Всего лишь стараюсь соблюдать приличия. Ты сам отмечал, что наша природа имеет определённые недостатки, а недостатки могут помешать вести дела. Я не могу себе позволить лишние промахи.

— Увы, от них никто не застрахован.

Взгляды альф скрестились, верхние губы начали подрагивать, обнажая острые клыки... К и без того раздражающей взвеси в воздухе начала примешиваться гарь ярости. Салли снова занюхал и понял, в насколько щекотливом положении находится его брат. О таких же мелочах иногда рассказывал Эркюль, объясняя, почему приходится следовать правилам высшего круга, чтобы сохранять статус-кво и продолжать работать.

— Симон, — обратился Салли к брату, чтобы прекратить это, — ты всё ещё играешь на рояле? Ты не порадуешь почтенных гостей и будущих новобрачных своим талантом? Я бы с удовольствием послушал.

Симон уставился на него... и вдруг улыбнулся. В его взгляде промелькнуло что-то, от чего сразу стало легче. Гарь в его запахе начала слабеть.

— С удовольствием. Я уже давно не музицировал и успел соскучиться... А что именно мне исполнить?

— Что хочешь. Я припоминаю, как хорошо ты играл раньше.

Симон улыбнулся шире, поставил свой бокал на стол и решительным шагом направился к оркестру. Шепнул пару слов дирижёру, и тот, заметно удивившись, подал знак пианисту. Молодой бета тут же уступил место знатному гостю. Салли встал рядом с братом, вспоминая, как наблюдал за ним в родительском доме. Как часто Симон вообще играет? Наверно, у него дома есть свой рояль...

Симон опустил пальцы на клавиши, чуть подумал... и из под его пальцев полилась до боли знакомая мелодия. Салли вздрогнул, вспомнив летний день в саду загородного дома Кристо, Орри, вышивающего что-то, и самого себя с флейтой. Эта песня была о реке, бегущей по равнине... Неужели Симон тогда за ними наблюдал? Салли подумал пару секунд и попросил у ближайшего флейтиста его инструмент. Это было не совсем то, на чём он учился, но очень похоже, и омега подхватил плывущую мелодию. Краем глаза заметил, как на породистом лице Кассиуса и других гостей проступает удивление. Джекки Коллинз тоже подошёл, и было видно, что ему нравится.

Как может быть, чтобы в традициях высшего света был воспитан такой омега? Он же совершенно на них непохож...

Салли играл, вслушиваясь в исполнение брата, и результат доставлял настоящее удовольствие. Это было нечто вроде единения душ Спенсеров, на миг ожившее среди этого зверинца, делавшего вид, что они — приличные люди. Брат, как и Джекки, казался островком благополучия в этом болоте...

Когда музыка стихла, первым захлопал в ладоши Джекки. Омега улыбался, в его глазах блестели слёзы. Вслед за ним неуверенно зааплодировали другие. Салли вернул флейту музыканту, не забыв поблагодарить, а потом благодарно... поцеловал руку брату.

— Спасибо, Симон. Это было прекрасно. Может, я уже и не часть семьи Кристо, но мы были и останемся братьями.

— Салли, это было прекрасно! — поспешил навстречу новому знакомому Джекки, забыв про официоз. Он сжал ладони Салли в своих и прижал к своей груди, в которой отчаянно билось сердце. — Я и не знал, что твой брат может так хорошо играть!.. Что это было?

— Одна очень старая песня, которую я выучил ещё в детстве. В ней поётся о реке.

— Спой, пожалуйста!

— Прости, но я не слишком хорошо пою...

— ...чего нельзя сказать о танцах, — приблизился к ним Симон. — Не откажешь мне?

И протянул руку.

Салли удивился, но и только. С чего вдруг брат так любезен и общителен? Ведь ему было ясно сказано, что не стоит... Или он пытается делать вид, что выполняет волю главных?.. А, ладно, потанцевать с Симоном вполне можно. Ведь это же его брат. И пахнет от него лучше, чем когда-то... Музицирование вместе с младшим братом на него хорошо повлияло.

— С удовольствием.

Оркестр завёл вальс. Симон вёл брата в танце легко и уверенно, и Салли решил поговорить с ним снова, пока есть возможность.

— Симон, что ты делаешь? Разве это не опасно для тебя?

— Опасно, но если я позволю Кассиусу тебя обесчестить, то... — Альфа запнулся. — то папа мне этого никогда не простит.

— Почему ты так думаешь?

— Когда мы с Дорианом были ещё мелкие, а ты папину грудь сосал, мы как-то пробрались на вашу половину. Нам хотелось посмотреть на тебя, а отец говорил, что нечего дурью маяться и забивать себе ею головы... Мы пробрались в детскую и увидели, как папа пеленает тебя после купания. Я тогда удивился тому, какой ты был маленький — еле-еле можно разглядеть в том ворохе. Папа нас увидел и разрешил войти и подойти поближе. Дориан, едва тебя увидел, сказал, что ты похож на бесхвостую крысу, и ушёл, а я остался. Ты был такой смешной... — Симон улыбнулся. — и пахло от тебя очень слабо, но так вкусно... И я видел, как на тебя смотрит папа. И улыбается. На нас он тоже так же всегда смотрел. Он постоянно с тобой разговаривал, что-то напевал... Я потом не раз к вам заходил. Однажды я пришёл перед тем, как нас с Дорианом загнали спать, и увидел, как папа укладывает тебя рядом с собой. Ты лежал голый на своих пелёнках, что-то гукал, а папа смотрел на тебя и плакал. Он тогда говорил, что наши дедушки Реджинальд и Рэнди смотрят на тебя из окон Мирового Дома и радуются тому, каким ты родился. Я тогда спросил, как они туда попали, и папа сказал, что их туда допустил сам Светлейший. Что им там хорошо, и они будут нас там ждать. Позже я узнал из проповедей, что всё это враньё... но мне почему-то хотелось думать, что это правда. Что, возможно, и я смогу попасть туда. Что дедушки вступятся за меня, как заступался папа, говоря, что я обязательно буду хорошо учиться. Что мне только немножко помочь надо.

— Как... умер папа?

— Я не знаю... но думаю, что отец случайно или намеренно убил его. Папа после той встречи с тобой резко изменился, стал отказывать отцу в супружеском долге, а когда тот брал его силой, только насмехался над ним. Потом они уехали... а после Нового Года я получил телеграмму.

— Дориан был на похоронах?

— Нет, его не отпустили. Да и сами похороны прошли тихо.

— То, как ты играл... Ты ведь следил за нами с папой?

— Да, — помедлив, признался Симон. — Я видел, как вам с папой весело... Я хотел быть с вами, но отец требовал, чтобы я сосредоточился на учёбе, а потом и вовсе услал в ту же школу, где уже учился Дориан. Там нас учили... и я начал забывать ту папину улыбку.

— А сейчас вспомнил?

— Не только. Мне кажется, что с нами он когда-то тоже мог так же разговаривать, пока нас не отобрали и не отдали на воспитание гувернёрам. Потом я вырос... — Симон помолчал и понизил голос. — Салли, поговори со своим мужем. Оставьте эту ересь, пока не поздно, иначе вас просто раздавят. Если я умру, попаду в Мировой Дом и встречу там папу, то он опять будет беситься, как в тот день, когда ты потерялся. Я тогда пошёл тебя искать, чтобы он не кричал. Я не мог на это смотреть.

— Ты не безнадёжен, — улыбнулся Салли. — Ты всё-таки Спенсер, и в тебе есть наш фамильный свет.

— О чём ты говоришь? Папа тоже сказал это, когда мы прощались, и он как-то странно ко мне принюхивался...

— Ты обязательно всё поймёшь, когда встретишь нечто такое, о чём не сможешь не думать. Без чего не сможешь жить. Это будет что-то, что будет противоречить всему твоему жизненному опыту, может, даже грозить опасностью, но отказаться от него ты уже не сможешь. И тогда ты всё поймёшь. Вспомнишь всё то, чему вас с Дорианом пытался учить папа, сложишь это воедино и узнаешь, почему мы с Тобиасом намерены бороться. Тебе придётся делать выбор, и выбор этот будет тяжёлым. Надеюсь, что ты поступишь правильно.

— Так в чём тут дело? — нахмурился Симон.

— Ты должен это вспомнить сам. Уверен, папа учил нас всех одинаково. Он наверняка рассказывал те же сказки Дориану, когда он болел, почему наш брат и решил стать военным. У тебя всё есть. Тебе только нужно это вспомнить. И ты скоро вспомнишь.

Вальс закончился. Салли почтительно поклонился Симону.

— Берегись Кассиуса, Салли, — сказал Симон на прощание. — Он настоящее животное. Он на тебя глаз положил и не отступится.

— Я буду осторожен. Спасибо тебе за всё, брат.

— Прощай, Салли.

Симон развернулся и покинул зал.

Джекки стоял на том же месте, где Салли его и оставил, но был уже не один. Рядом с Джекки стоял, небрежно опираясь о край стола, омега примерно двадцати пяти лет в крайне вызывающем наряде — без корсажа, в полурасстёгнутой белой рубашке, отделанной тончайшим кружевом, под которой не было ничего, кроме грозди безумно дорогих золотых цепочек самого разного плетения. Талию подчёркивал ярко-красный кушак, поверх которого на ремешке висел ридикюль, штаны из блестящей чёрной кожи обтягивали зад и ноги так, что казалось, что под ними тоже ничего нет. Высокие красные сапоги с частой шнуровкой — шнурки тоже были пёстрыми, с прихотливым узором — обладали такими тонкими каблуками, что Салли никак понять не мог, как в таком вообще ходить можно. Пшенично-золотые кудри этого омеги не были уложены в причёску, а просто разметались по плечам. Из-под них едва виднелись огромные серьги-кольца, украшенные драгоценными камнями. Пальцы унизаны перстнями в два-три ряда, и сравнительно скромное обручальное кольцо — тонкое, с маленьким бриллиантом — едва было заметно среди этого блеска. Омега уже казался не вполне вменяемым и, судя по запаху, уже изрядно выпил и не раз уединялся с гостями. Красивый, но это была рафинированная красота, искусственная, подчёркнутая странным сочетанием косметики — густо подведённые синие глаза и яркий рот. Омега, чуть пошатываясь и странно улыбаясь, приставал к Джекки, что-то шепча ему на ухо и заигрывающе поглаживая его шею наманикюренным кроваво-красным длинным ногтем. Джекки, весь пунцовый, от чего-то отказывался.

Увидев Салли, странный омега приободрился, восторженно принюхиваясь.

— О, да это же Салли! Сам Салли Мариус! Иди к нам, сладкий! — И замахал рукой, выписывающей дикие зигзаги.

— Олаф, не трогай хотя бы Салли, — тихо сказал Джекки, переводя дыхание, и Салли понял, что сородич старался не дышать, чтобы не вдыхать исходящее от парня амбре — дикую смесь из его собственного, не самого посредственного запаха и крепчайших духов с примесью мускуса. — Он не такой.

— Ненадолго. Уверен, ему понравится моё общество. Я хорошо-о знаю, как доставить удовольствие любому омеге...

Салли догадался, что это тот самый Олаф Меннерс, о котором упомянул Кассиус Гамильтон в одном из разговоров. Рослин мудрейший, что он творит? И как его в таком виде вообще допустили на бал? Он же буквально плюёт в глаза всему высшему обществу! Его наряд в основном копировал традиционный костюм морских пиратов времён Радужной Весны, когда началась эра дальнего мореходства и открытие новых земель. Только широкополой шляпы с пером не хватает... и золота на нём слишком много. И кружева в открытом море не носили. Конечно, Олафу это было очень даже к лицу, но так откровенно отшвыривать традиции... Омега, одетый как альфа или бета, вызывал осуждение. По крайней мере в высшем обществе. Куда смотрит его муж? Или развлекается где-то на стороне?

Олаф попытался приобнять Салли за талию, но всё же не устоял на ногах и едва не упал, но Салли и Джекки успели его подхватить. Джекки побледнел, но руки Олафа не выпустил.

— Давай отведём его куда-нибудь, — предложил Салли, торопливо оглядываясь по сторонам — не заметил ли кто — и увидел стоящего неподалёку пожилого бету с бокалом дорогого вина. Бета смотрел на них очень внимательно, с изрядной долей любопытства. Случайно поймав его взгляд, Салли обмер — этот тип будто в самую душу ему заглянул.

— Кто это? — спросил он у Джекки, помогая ставить начавшего бледнеть Олафа на ноги — омега уже бормотал что-то бессвязное, взгляд был тусклым, дыхание становилось всё более неровным. Джекки заглянул в глаза Олафа и нахмурился.

— Где?

— Вон тот бета, что на нас сейчас смотрит.

Джекки обернулся.

— Не знаю, но иногда вижу его на приёмах. Меня с ним никогда не знакомили, но с ним часто запираются наши мужья и женихи.

Бета был заметно ниже Тобиаса и убийственно элегантен. Самой примечательной деталью его внешности были пышные усы и неожиданно скромная бородка. А ещё в руках он держал самую настоящую курительную трубку.

— Ладно, идём... — Салли перехватил Олафа поудобнее, закинув его руку себе на плечи и попытался удержать в вертикальном положении, но тот уже попросту не мог стоять. Его бледность становилась неестественной, на лице и шее выступила испарина. У парня начинался жар. — Олаф, держись, сейчас мы тебе поможем.

— Давай его в оранжерею проводим, — предложил Джекки. — Ты с ним посидишь, а я принесу чего-нибудь — его надо отпоить. Я уже видел такое.

— А что с ним? — Салли даже немного испугался за бедолагу.

— Слишком много порошка внюхал да ещё и вина выпил не один бокал, — вздохнул Джекки. — С моим старшим братом такое часто бывало, а он альфа... Этот порошок очень коварный. Он даёт расслабленность и хорошее настроение, всё кажется более ярким. Поначалу его много не надо, но потом этого хочется всё больше, особенно на таких приёмах. Этот порошок начинают нюхать всё чаще. Поначалу это кажется безвредным, но однажды ставшая привычной доза приводит к такому результату, и если ничего не успеть сделать, то можно умереть. Меня наш семейный доктор научил, что в таких случаях делать надо. Олафа надо сначала уложить где-нибудь, потом напоить чем-нибудь полезным, лучше с лимоном, и дать отдохнуть.

— А где сейчас твой брат?

— Умер от этого порошка, — горестно заломил брови Джекки. — Столько внюхал, что его сердце не выдержало. А ведь он был здоровее меня... Наш отец презирал Дарина за то, что он родился и вырос слишком похожим на омегу, и постоянно ему об этом говорил...

Вдвоём они оттащили Олафа, уже теряющего сознание, в оранжерею... где застали совершенно бесстыдную картину — двое омег, уже практически раздетые, страстно целовались под тем самым жасминовым кустом. Салли густо покраснел, вспомнив течку в объятиях Рейгана, в груди тут же встрепенулось... но ведь Рейган Двуликий! С ним было бы нормально, но не так же! Услышав тяжёлые шаги, парни обернулись, привстав, и захихикали, тут же вернувшись к своему занятию. Судьба Олафа их, казалось, совершенно не волновала.

— Нанюхались так, что им уже всё равно, — объяснил Джекки в ответ на возмущённый взгляд Салли. Омега уже заметно устал, но крепился.

— Но почему они это делают??? Они же омеги!!!

— Мужья и женихи их то и дело игнорируют или бросают на половине случки, учуяв кого-нибудь по-ароматнее... Там в самой глубине есть диванчик. Если он не занят...

— Рослин мудрейший... Как они могут таким заниматься?!! Это же...

— Хочется, вот и занимаются. Омеги пахнут лучше, чем альфы и беты, а когда нанюхаются этого порошка, то уже всё равно становится, с кем спать. Кроме того, омега лучше всего знает, что нужно другому омеге, вот они и дают это друг другу. Их не осуждать, их пожалеть надо. По сути, они очень несчастные люди, которые не знают, ради чего живут, пока у кого-нибудь ребёнок не родится. Это как-то сглаживает и заполняет пустоту, но не во всех семьях дети рождаются благополучно. Иногда ребёнок быстро умирает, иногда рождается больным, а случается, что умирает и сам омега — во время родов сердце останавливается. Я очень хочу ребёнка, но боюсь, что не переживу роды...

Диванчик, к счастью, оказался свободен, хотя изо всех укромных уголков оранжереи то и дело доносились стоны и вздохи. Салли изо всех сил старался не вслушиваться — звуки нервировали и отвлекали от Олафа, который не спешил приходить в себя.

— Может, нюхательной соли? У меня с собой есть...

— Поможет, но ненадолго. Сейчас покажу, что делать надо, и смотри внимательно — вдруг пригодится. Не дай Светлейший, конечно...

Джекки, едва они уложили Олафа на диванчик, отдышался и привычно взял его за запястье. Салли уже знал, что так медики подсчитывают пульс...

— Плохо дело, — пробормотал Джекки. Он приподнял веко Олафа и покачал головой. — Зрачки слишком большие... Дышит плохо... О, боги, сейчас его вырвет! На бок переворачиваем, иначе Олаф захлебнётся!!!

Они едва успели, и Салли невольно зажал себе рот и нос — запах был просто отвратительным, как и вид. И как только медики могут смотреть и нюхать такое???

Джекки придерживал Олафа, помогая ему освободить желудок, и Салли, мужественно сдерживая тошноту, старался запомнить, что и как делается.

— Хорошо, теперь укладываем... Носовой платок доставай. Оботри его, насколько сможешь. И пояс сними обязательно. И сапоги. Я сейчас принесу всё, что найду... Только не уходи никуда.

— Да разве я его сейчас брошу?!!

Джекки торопливо ушёл, а Салли развязал кушак омеги, сложил и подложил под голову, стянул сапоги с ног, после чего начал обтирать лицо и шею Олафа. Носовой платок тут же окрасился снятой косметикой, и выяснилось, что кожа Олафа имеет желтоватый оттенок. Салли, не веря своим глазам, обследовал кисти рук парня и обнаружил, что припудрены и они, только ладони были чистые. А Олафу явно становилось хуже. Он буквально исходил жаром, бредил, и бред перемежался жалобными всхлипами. По щекам бедняги побежали слёзы. Салли, страдая от острой жалости, взял Олафа за руку и пригладил растрёпанные волосы.

— Потерпи немного, скоро полегчает.

Омега открыл глаза — сплошные зрачки.

— Салли... — прохрипел он и попытался сесть.

— Не вставай, береги силы. Скоро тебе станет лучше... Зачем ты принимаешь эту дрянь? Да ещё так много?

Лицо Олафа исказила гримасса боли. От самодовольного соблазнителя ничего не осталось, и Салли понял, что это только напускная личина.

— Я так больше не могу... Салли, зачем вы меня спасаете?

— Ты... не хочешь жить? Ты намеренно столько принял и выпил? Почему?

— Я не вижу смысла жить. Последние три года я только и делаю... что убиваю себя. Я не принимал эту дрянь раньше... а теперь только она глушит боль...

— Боль? От чего?

— Мой ребёнок... его убили. Он оказался бесполезен только потому... что родился... без глаз. Я умолял их... я бы выходил его... я бы родил другого взамен... здорового... но его убили... моего Дарси... и двух его братьев... которые едва появились на свет... — И Олаф забился в рыданиях.

— Убили? — В груди Салли всё оборвалось. — При том, что в богатых семьях всё реже рождаются дети? А если их вообще не будет? Что они будут делать?

Олаф тихо рассмеялся. С изрядной долей истеричности.

— А ты до сих пор не понял? Они всегда могут заменить умершего ребёнка на здорового. Их снабжают сведениями, где можно найти подходящего ребёнка на тот случай, если свой окажется негодящим... Дети связывают все эти семьи в единое целое. Эти связи — гарантия, что в случае чего тебе помогут. Право крови. Давняя традиция. Но если вдруг станет известно, что детей всё чаще не усыновляют, а подменяют, то право крови будет разрушено, и все старые обиды разрастутся в большую грызню, которая ослабит нашу страну. Ведь эти люди держат в своих руках всё. Всё, понимаешь? И они не хотят терять то, что у них есть. Власть и богатства, которые они воспринимают как должное. Как нечто неизменное. Как каждый новый день, который наступает неотвратимо. Клерики учат... что мы живём только один раз... и то, что от нас останется в этом мире... живёт в детях... Потому-то их и берегут... берегут самих себя... раз из-за глупости Иво мы лишились настоящего бессмертия... — Олаф начал задыхаться, и Салли закрутил головой, зовя на помощь. Олаф вцепился в его ладонь и из последних сил потянул на себя. — Нет... не надо... Салли... пусть... Я знаю... сколько надо... чтобы умереть... и Джекки не успеет. Я принял ещё кое-что... меня не спасут... Я уйду в преисподнюю Деймоса... Я немало успел... натворить за эти три года... сбить с пути... Они все умрут... когда-нибудь... и это... моя месть... за Дарси. Они отняли моего ребёнка... а я... убью их детей... Они умрут... и не будут... страдать...

— Но ведь...

— Не... надо... Я... решил... Хоть что-то... я сделаю... так... как хочу...

Голос омеги становился всё тише, дыхание — слабее, более хриплым. Салли испугался и начал трясти его за плечи.

— Олаф! Олаф, не надо!

— Прощай... Салли... Жаль... что я... не смогу... переспать... с тобой... Ты... по-настоящему... чистый...

— ОЛАФ!!!

Глаза омеги закрылись, и Салли прижал сородича к себе, чувствуя, как всё больше слабеет его запах. Пропитанный болью. Этот запах навевал мысли о страшной боли. Олаф умирал. Ещё один несчастный человек среди богачей... и он...

— Олаф...

Салли уткнулся в плечо сородича, изо всех сил сдерживая рвущийся наружу крик. Не сейчас и не при всех этих... глупых мальчишках...

Джекки в сопровождении прислуги застыл в двух шагах. Из его рук выпал таз и едва не попал по ноге. Вокруг них начали собираться другие омеги, торопливо прикрываясь скомканной одеждой. Откуда-то донёсся властный рык альфы, в воздухе начала повисать тяжесть с примесью гари, но Салли было это безразлично.

Олафа куда-то унесли, и Джекки отвёл Салли в самый тихий угол бального зала.

— Вот, выпей. — Он налил что-то из высокого хрустального кувшина и протянул убитому горем сородичу.

— Что... это?

— Просто компот, — утешил Джекки. — Я заметил, что ты ничего не пьёшь и не ешь... Пей, не бойся. Это можно пить спокойно. Пирожное хочешь? Тебе бы поесть надо. Еда приземляет что ли...

Салли взял бокал в руки и отпил. Яблочный... такой освежающий...

— Джекки... как у вас такое может быть? В моём родном городе до такого безобразия не скатывались... по крайней мере на публике...

— Это столица, — понимающе вздохнул омега, придвигая стоящий неподалёку пуфик и усаживая Салли. — Здесь море соблазнов, и многие поддаются им, не думая о последствиях. Особенно альфы и мы.

— А почему ты не поддался?

— Я же не самый здоровый, но мне повезло, что меня не оценили как совсем ущербного. Папа меня выходил. Потом я дебютировал в свете, и папа постоянно мне говорил, что того не надо пить, того не надо пробовать... Он боялся, что мне это навредит... особенно когда Дарин начал нюхать порошок и один раз чуть не умер... — Джекки всхлипнул. — а потом его не смогли спасти. И я часто видел, что происходит с людьми, когда они нюхают и пьют самую разную гадость. Я не хотел, чтобы со мной происходило нечто подобное.

— Но если люди умирают... почему они это делают?

— У них много денег и влияния, и они считают, что это выручит их везде и всегда. На таких больших приёмах всегда присутствует семейный врач со своим чемоданчиком, чтобы оказать помощь, если что-то случится с хозяевами или гостями. Им большие деньги платят, в том числе и за подбор индивидуальных доз, чтобы и повеселиться и не умереть. Так можно долго не бояться последствий, но они рано или поздно наступают.

— Олаф сказал, что он ещё что-то принял...

Джекки смахнул очередную слезинку.

— Он уже давно сам не свой. Я видел, что он всё это делает для того, чтобы забыться...

— Да... он говорил о Дарси...

— После Дарси он снова забеременел от мужа, но ребёнок даже не родился — случился выкидыш на пятой луне. Потом ему зачали подряд двоих от компаньонов семьи, они родились, но тоже получились ущербными, как и Дарси. Я пытался ему помочь, как-то облегчить его боль, но Олаф не слушал.

— Неужели в этом зверинце нет ни одного нормального человека? — ужаснулся Салли, мелкими глотками попивая компот.

— Есть, но такие, как Олаф, сразу бросаются в глаза. Барри то и дело пытаются внушить другим, что всё хорошо в меру, подавая собственный пример, однако люди всё равно делают то, что хотят, но уже скрываясь. Дарин, после того, как его откачали в первый раз, пообещал, что больше не будет, какое-то время честно держался, а потом я увидел, что он снова нюхает этот дряной порошок втайне от отца и папы. Перед этим он на одном из приёмов пропал почти на час, а потом вернулся весь встрёпанный...

— Подрался с кем?

— Нет. Дарин вообще был не злой и старался избегать драк. Я думаю, что его... — Джекки осёкся, и Салли похолодел, едва не поперхнувшись. — Дарин был очень красив, но не так, как альфа. И это многие замечали, хотя Дарин даже усы отрастил, чтобы выглядеть более мужественным. После этого он просто замкнулся в себе... а потом умер.

— А кто бы мог?..

— Я грешу на Кассиуса. Он тогда долго о чём-то с Дарином шептался, вина ему подливал, потом они ушли... и вернулся Кассиус особенно сытым и довольным. Ходят слухи, что он иногда участвует в каких-то сомнительных аукционах. Он никогда не отказывается от возможности развлечься, потому-то его и не спешат привлекать к семейным делам — обязательно всё развалит. Мой жених в этом плане куда сдержаннее и порядочнее, так что я рад, что меня именно за него отдают.

— А были и другие варианты?

— Конечно, но Барри предложили самый выгодный брачный контракт.

— И когда свадьба?

— Не знаю. Они чего-то ждут, хотя помолвка состоялась ещё год назад.

— Джекки... — Салли прислонился к новому другу, и Джекки заботливо приобнял его, поглаживая по плечу. — А чем ты живёшь сейчас? Наверно, эти приёмы — не главное для тебя.

Джекки улыбнулся.

— Смотришь в самую суть. Да, я хожу по этим приёмам только потому, что должен. А дома... У меня своя библиотека, в ней много книг, причём там не только омежьи романы... Кстати, я сам написал один и его скоро напечатают.

— Как называется? Я обязательно его куплю.

— Пока не придумал, но мне кажется, что получилось удачно.

— А о чём он?

— Об омеге, который живёт один в большом доме. Рядом с ним нет никого, и он развлекает себя так, как может.

— Как это — никого? А куда все подевались?

— Неважно. Важно, что он совсем один. Я описываю несколько дней из его жизни, и каждый день отстоит от предыдущего на большом расстоянии. Чем он живёт, о чём думает. Я начал писать этот роман ещё при жизни Дарина, и он первый прочитал первые главы. Ему очень понравилось. Я только ему показал, а потом, уже после смерти Дарина, увидел отец и показал кому-то. Они сказали, что концепция очень необычная, и заинтересовались.

— Ты тесно общался с братом?

— Да, мы дружили. Это очень необычно для высшего света, но нам было всё равно. Мы поддерживали друг друга, читали вместе самые разные книги, обсуждали что-то... Именно он стал моим первым, когда меня едва не изнасиловал Кассиус на одном из приёмов.

— Что?.. — Салли вскинулся и недоумённо уставился на сородича.

— Я предпочёл, чтобы невинности меня лишил именно Дарин, раз это неизбежно. Я очень любил брата и доверял ему во всём. И мне было не так больно, а потом стало очень хорошо. Даже была сцепка... Потом, когда меня начали зажимать по углам, я думал о брате, который был очень ласков со мной. Это помогало терпеть. Когда Дарину было совсем плохо, то он приходил ко мне, чтобы не видел папа. И я ухаживал за ним поочерёдно с папой. Когда Дарин умер, я был рядом с ним... — Джекки всхлипнул, утираясь. — Последнее, что он сказал, было: "Держись, Джекки. Проживи свою жизнь за нас двоих. Я сгубил себя потому, что был слаб. А ты сильнее меня и должен жить." Омега из моего романа — это мы. Его зовут Даки, и имя я составил из частей наших имён. Эту книгу я посвящаю своему брату.

— Я обязательно куплю её...

— Не стоит тратиться, — улыбнулся Джекки. — Я сам её тебе пришлю. С дарственной надписью.

— Спасибо...

— А чего это вы в угол забились, а? — раздался развязный голос с отчётливыми пьяными нотками, и Салли вскочил, инстинктивно заслоняя собой Джекки. — Почему не вместе со всеми?

— Кассиус...

— Салли, я же обещал твоему учёнышу, что присмотрю за тобой, а ты от меня бегаешь. Нехорошо! — Кассиус погрозил омегам пальцем. Он уже был изрядно пьян и наверняка успел нагнуть пару омежек из обслуги — от него пахло случкой. — Салли, почему ты от меня бегаешь? Или положил глаз на этого болезного? Так он тебе ничего хорошего не сделает...

— Мы просто разговариваем, — процедил Салли, учуяв, что альфа снова возбуждается.

— С этим? О чём можно разговаривать с омегой? Лучше иди ко мне, сладенький, я тебя уважу. Твой, небось, слабоват в постели...

Кассиус попытался облапить Салли — омега видел, как на его губах и клыках алчно блестит слюна — но грядущая смерть несчастного Олафа стала последней каплей, переломившей спину терпения. Салли, забыв обо всём, совершенно автоматически использовал то, чему его учили Рейган и Дуглас — перехватил протянутую руку и резко вывернул запястье. Альфа взвыл и отпрянул, схватившись за руку и потрясённо уставившись на него. Джекки ахнул, прикрывая рот ладонью.

— Салли... ты что делаешь?..

— Ты что творишь, шлюха??? — взревел Кассиус, и на омег начала давить его сила. Джекки вжался в стену, обитую шёлком, но Салли это давление едва ощущал. Его буквально трясло от негодования, что даже помогло отгонять накатывающую от вони Гамильтона тошноту.

— Не смей меня трогать, кобель смердящий! — прошипел Салли.

— Ты... ты... ДА КАК ТЫ СМЕЕШЬ???

— Смею! — Салли выпрямился и решительно вперился в разъярённого альфу прямым взором. Его руки сами сжались в кулаки. — Спенсеры никогда не терпели оскорблений и ставили зарвавшихся хамов на место!

Кассиус зарычал и снова попытался схватить Салли, но омега уже был начеку. Он подпустил Кассиуса вплотную и нанёс быстрый и точный удар ногой прямо ему между ног. Кассиус сдавленно заскулил и согнулся пополам, схватившись за причинное место. Джекки побледнел ещё больше и начал сползать на пол. Салли тяжело дышал от переполняющего его гнева, кровь прихлынула к его искажённому лицу. Мутная пелена начала заволакивать сознание. Омега едва удерживал себя от нового удара.

— НИКОГДА!!! НИКОГДА НЕ СМЕЙ МЕНЯ ЛАПАТЬ!!! — сорвался он на истошный кошачий, но всё-таки ряв. — Ещё раз так сделаешь — и я тебя просто убью!!!

— Ты??? — истерично хихикнул Кассиус. — Ты будешь драться со мной???

— Буду!!! Спенсеры всегда готовы отстоять свою честь!!! В том числе и в бою!!!

— В бою??? Против альфы!!!

— ДА!!!

В зале тут же стало очень тихо. Даже оркестр умолк. На разгорающийся скандал уставились все.

До Салли не сразу дошло, что именно он сказал. Слова вырвались сами собой. И только тогда, когда в его плечо вцепился Джекки, что-то испуганно бормоча, он опомнился и ужаснулся. Что же теперь будет?..

Салли попятился к столу, бледнея. Он наткнулся на край стола, безотчётно вцепился в скатерть и едва не смахнул свой бокал с остатками компота. ОМЕГА БРОСИЛ ВЫЗОВ АЛЬФЕ!!! Просто неслыханно!

— Ты... бросаешь мне вызов? — Кассиус кое-как разогнулся. Для обозначения выражения его лица подошло бы только нецензурное слово из словаря Рейгана или Дугласа.

Обратного пути уже не было, Салли это сразу понял. Он прикрыл глаза, набирая воздуха в грудь, и выпалил, подписывая собственный приговор:

— Да, я бросаю тебе вызов.

Секунды тянулись как часы... и в зале грянул хохот. Смеялись практически все гости. Не смеялись только Джекки, омежья часть оркестра и тот самый странный бета с трубкой, который продолжал смотреть на юного омегу своим странным пронзительным взглядом. Под этим презрительным смехом Салли сжался и поник. Что он наделал???

Сквозь толпу кое-как пробился встревоженный Тобиас.

— Салли, что случилось???

— Милый...

Салли, едва не разревевшись от облегчения, бросился к мужу. Дивный аромат цветущей сирени, пронизанный чёткими нотками тревоги, стал настоящим спасением. Салли вцепился в него, буквально задыхаясь от подступающих слёз.

— Прости, любимый... Я сделал страшную глупость... Я не знаю, как это произошло... Я просто защищался...

— Кассиус?

— Да...

Тобиас скрипнул зубами и обернулся к гогочущему альфе.

— Ты посмел тронуть моего омегу?

— И чё? Он у тебя нормальный, кстати? Он бросил мне вызов, слыхал?

Тобиас остолбенел, не выпуская Салли из своих объятий.

— Что?..

— У любого спроси. Всё слышали.

— Бросил, — насмешливо кивнул другой гость, покручивая в руках бокал с шампанским. — Такая шмакодявка и бросает вызов целому альфе? Да он точно больной! Какой омега в здравом уме будет это делать? Да и какой здравый ум у омег может быть вообще?..

Тобиас встряхнул мужа.

— Салли, что они такое говорят? Ты действительно сделал это?

— Да... прости... Я... я не знаю... Это получилось как-то само собой...

— Сейчас разревётся, — фыркнул, подходя, Реймонд Барри в сопровождении хозяина дома. Очень видный, даже можно сказать, что красивый, с ясными голубыми глазами и светло-русыми, тщательно зачёсанными волосами, отменно выбритый. Почти трезвый и вполне вменяемый. И пахнет и впрямь отменно... только что-то портило всё впечатление. По его знаку Джекки, вздрагивая, занял своё место рядом с женихом, и Реймонд по-хозяйски обхватил его за талию. — А ещё угрозами разбрасывается. Доктор Дмировски, что вы можете на это сказать?

Салли вздрогнул, услышав знакомую фамилию, и обернулся. К ним приближался тот самый бета с трубкой, уже раскуренной. Это и есть доктор медицинских наук Гай Дмировски, о котором как-то рассказывал тесть?

Русый с рыжиной, уже начавший седеть, с невнятным запахом, Гай Дмировски тем не менее был весьма видным бетой. Несмотря на возраст. Выходной костюм глубокого синего цвета со строгим алым галстуком сидел на нём как вторая кожа. Двигался он неторопливо и размеренно, и эти движения словно гипнотизировали, как и его пристальный взгляд. Бета то и дело подёргивал ноздрями, но это было едва заметно. Вынув мундштук трубки изо рта, доктор заговорил. Спокойно и невозмутимо.

— Господин Реймонд, вы абсолютно правы. Юный господин Салли и впрямь повёл себя странно. Частично его извиняет тот факт, что господин Кассиус повёл себя в высшей степени некультурно, сделав юному господину Салли непристойное предложение и в очень грубой форме. Учитывая, что господин Салли замужем, причём за одним из приглашённых гостей... Вероятно, юный господин Салли был шокирован этим и потому совершил этот неординарный для его типа поступок. Повышенная эмоциональность омег — это общепризнанный факт.

Тобиас нахмурился.

— Доктор Дмировски, сэр...

— Особенно меня потрясло то, господин Мариус, как именно ваш омега выразил своё потрясение. Обычно омеги защищаются иначе, но ваш...

— А что именно он сделал? — полюбопытствовал Барри-младший.

— Он пнул Кассиуса между ног, — подобострастно сообщил один из омег. — Причём так, что Кассиус даже согнулся.

— ЧТО??? — взревел Гамильтон-старший. — Да как он посмел???

— Да, это весьма любопытный вопрос, — согласился доктор Дмировски, заинтересованно вглядываясь в Салли, но без плотоядного выражения. — Так уж вышло, что я всё видел... И скажу откровенно — такого я никак не ожидал от благовоспитанного юноши, каким мне показался юный господин Салли. Такие бесчестные приёмы более уместны в окружении черни, но никак не в уважаемых домах во время светских раутов.

— Это возмутительно! — вскричал Гамильтон-старший. — Что, если он лишил моего сына возможности иметь детей??? А ведь Кассиус ещё даже не женат!!!

— А вы побегайте по борделям и поспрашивайте! — снова не выдержал Салли. От одного только упоминания о будущих детях вспомнился бедный Бри, который сейчас медленно умирает в университетской клинике вместе со своим нерождённым сыном... — Авось один и найдётся!..

— Салли, молчи! — шикнул Тобиас, прижимая его к себе плотнее. — Ты и так уже натворил дел!

— Сомневаюсь, что всё так фатально, — пыхнул трубкой доктор Дмировски. — Раз молодой господин Гамильтон уже стоит вполне прямо, то, скорее всего, обошлось.

— И тем не менее... Господин Мариус, — обратился Реймонд Барри к насупленному историку, — вы хоть понимаете, какое оскорбление нанёс ваш супруг хозяевам этого дома?

— Оскорбление? — возмутился Тобиас. — Кто здесь оскорблён, так это я! Кассиус посмел посягнуть на моего мужа! Разве это не возмутительно? Это нарушение всех правил приличия!

— Да, я согласен с вами, Кассиус поступил некрасиво, — снисходительно согласился с ним младший Барри. — Да ещё и явно злоупотребив спиртным. Наша природа такова, что мы, альфы, испокон веков склонны к несдержанности. Поэтому мы и создали ряд правил, чтобы разумом Рослина укротить дикую силу Адама. Эти правила передаются из поколения в поколение и уже считаются незыблемыми. Кассиус поддался слабости, это верно, но разве ваш супруг не мог усовестить его словесно? Обязательно было применять приёмы, используемые по грязным подворотням? Это не к лицу отпрыску такой славной семьи, какой были Спенсеры. Подобные поступки чернят репутацию дворянства.

Салли стиснул зубы, чтобы не брякнуть что-нибудь ещё, и судорожно вцепился в мужа. Уж кто бы говорил о репутации дворянства! При том, что творится на этих грёбаных великосветских приёмах, ни о каких репутациях и речи быть не может! Что дворяне, что олигархи-нувориши... Спенсеры всегда блюли собственную честь и никогда бы не опустились до того, что творится здесь! За что, скорее всего, и поплатились в итоге. Новая волна негодования накрыла его с головой, и Салли уткнулся в грудь мужа, в которой бешено колотилось сердце. Омега едва чувствовал давление множества альф, присутствующих в зале. Похоже, Тобиас заметил, что его омега вот-вот снова сорвётся, и принял единственно верное решение.

— Как бы то ни было, но что случилось, то случилось. Я весьма сожалею, что мы с Салли оскорбили хозяев дома, но и терпеть оскорбления, нанесённые нам, не намерены. Благодарю за приглашение, господин Гамильтон, за оказанную... честь... но нам будет лучше покинуть вас.

Гамильтон начал снова багроветь. К ним приблизился старший Барри, и по его лицу Тобиас начал смутно догадываться, что инцидент вспыхнул не просто так. Барри смотрел на Мариусов в упор. Как будто ждал чего-то. Неужели всё это было заранее спланированной провокацией?

— Покинуть? Так скоро? — вскинул бровь Реймонд Барри. — А ведь впереди киносеанс. В просмотровом зале уже почти всё готово...

— Спасибо, но мы уже сыты, — всё-таки огрызнулся Салли.

— Юноша, ваше поведение уже начинает внушать серьёзные опасения, — нахмурился старший Барри. — Если вы и дальше будете продолжать дерзить, то нам придётся заняться вашим воспитанием.

— Я бы с удовольствием занялся этим лично. — В глазах старшего Гамильтона вспыхнул алчный огонёк.

— Ещё чего! Чтобы меня потом всю жизнь тошнило?

— Салли... — попытался унять супруга Тобиас, но Салли уже понесло.

— Что "Салли"? Разве ты не видишь, что они попросту издеваются над нами?

— Салли...

— Я не буду молчать! И так молчал слишком долго!

— Ладно, поехали домой. Думаю, что с нас достаточно. Господа, всего вам хорошего.

Салли бросил последний взгляд на присутствующих. Доктор Дмировски продолжал с интересом наблюдать за ним. Джекки смотрел на сородича со смесью ужаса и восхищения. Салли на прощание улыбнулся ему, перевёл взгляд на стоящего неподалёку брата... и в его глазах тоже прочёл страх. Страх за него.

Мариусы торопливо покинули бальный зал, провожаемые гулом разномастных голосов.

Само собой, что отвозить домой их никто не собирался, да и просить хозяев о такой любезности Тобиас не хотел. Крепко прижимая к себе дрожащего Салли, он закрутил головой, ища позднего извозчика, и вдруг рядом притормозила коляска, на козлах которой сидела до боли знакомая фигура.

— Залезайте, быстро! — скомандовал Альвар.

Мариусы молча подчинились. Едва дав им сесть, альфа рванул с места, подняв тучу брызг — весенняя распутица продолжалась. Отъехав немного, он снова притормозил, и к супругам подсел Кайл. Одетый просто и неприметно.

— Сейчас ещё Дуга с Рейганом подберём, — бросил он, плюхаясь на сидение.

— А вы откуда? — обрёл дар речи Салли. Он был безумно рад увидеть друзей, как и вдохнуть, наконец, нормальные запахи вместо той вони.

— А разве ты думал, что мы отпустим вас в этот гадючник без прикрытия? — фыркнул журналист. — Ещё чего! Ну, и как тебе самое изысканное общество нашей прекрасной столицы?

— В топку его, — проворчал Салли, использовав одно из выражений Дугласа, который свой трудовой путь начинал кочегаром на паровозе. — Если не всех сразу, то половину точно.

— О, как! Ладно, дома расскажешь.

— Чуть погодя, — мотнул головой Альвар. — Я, как только вас высажу, за Эркюлем смотаюсь. Он сам меня об этом просил. Если начнёте без нас — загрызу!

Рейган и Дуглас запрыгнули на углу. Двуликий сразу учуял, что с его возлюбленным что-то не то, и ринулся напролом, едва не отдавив ногу журналисту.

— Салли, как ты??? Неужели этот кобель вонючий всё-таки тебя облапал???

— Откуда знаешь? — опешил Тобиас.

— Я в окно видел — подобрался вплотную...

— Не успел, — выдохнул Салли, протянув руки к другу и обняв его, блаженно вдыхая родной земляничный аромат. Как же хорошо... — Я ему руку сначала вывернул, а потом с ноги по яйцам прописал, как вы учили.

Дуглас расхохотался.

— И это благовоспитанный мальчик из хорошей семьи! Был бы здесь твой папа, он бы, тебе, наверно, кинулся рот с мылом мыть...

— Папы здесь нет, — проворчал Салли, отпуская Двуликого, который пристроился рядом с Мариусами. — Говорю так, как хочу.

— Не трогай его, Дуг, — попросил Тобиас. — Пусть выговорится. Салли там такого натерпелся, что в таких же условиях подобные выражения даже для клерика вполне простительны.

— А если в двух словах? — сделал стойку Кайл.

— В двух не получится.

— Тогда можно подлиннее, — милостиво разрешил Альвар. — Небось, не помру от любопытства.

— Вонь, закулисье, извращения... и я бросил вызов Кассиусу.

— ЧТО??? — хором вскричали друзья, вынудив шарахнуться какого-то пешехода-омегу, который тут же юркнул за угол.

— Постараюсь не помереть, — пробурчал Альвар.

— Погоди... ты же сегодня не работаешь, — спохватился Тобиас. — Откуда экипаж?

— Одолжил у приятеля — он в пивной сидит, отдыхает. Всё равно ему скоро увольняться, так что я проплатил ему пяток кружек, а потом верну коляску сам. Скажу, что ему срочно домой надо, а я рядом случился... У нас такое иногда бывает.

Возле дома Рейнольдсов Альвар быстро высадил пассажиров и помчался за старшим Мариусом. Салли к тому времени окончательно успокоился и уже просто нервничал, ожидая реакции на его признание в своей несдержанности и глупости. Старший тесть его отчитает, как сопляка, и будет прав. Ничего, не смертельно, но как будут теперь его спасать друзья? Тут всё намного сложнее, чем с его замужеством.

Оскар тоже был на своём месте, хотя обычно в это время уже спал. Увидев своих любимых жильцов, пожилой омега выдохнул с облегчением, хватаясь за сердце.

— Хвала Светлейшему... Ну, как?

— Плохо, — тихо сказал Салли, расстёгиваясь. — Я сдурил, и теперь придётся как-то выкручиваться. И ещё один хороший омега умирает... — Оскар побледнел. — Сам не ожидал, что в высшем обществе столицы могут найтись аж два таких.

— Два? — нахмурился Кайл, сбрасывая свою куртку.

— Джекки Коллинз и Олаф Меннерс.

— Меннерс? Он же...

— Не всё так просто, Кайл, — вздохнул Салли. — Не всё так просто. И Дарин Коллинз умер не просто так.

— Он же был наркоманом, — нахмурился Рейган.

— Да, был, но потом как-то смог взять себя в руки, а потом снова сорвался. Джекки мне рассказал, что перед смертью он замкнулся в себе, а до того его на приёме куда-то уводил Кассиус...

Дуглас на миг замер, а потом беззвучно выругался, чтобы не будить уже крепко спящих жильцов.

— Извращенец! — скривился Рейган. — То-то от него так воняет...

— Да уж... — передёрнулся Кайл. — Припоминаю фотографию этого Дарина в разделе светской хроники... Красивый был парень. Почти как омега. Даже усы этого скрыть не могли.

— Любимец Иво, — объяснил Салли. — Так таких, как он, называли до Великого Холода. Даже считалось, что потомки-омеги от таких альф и бет получались особенно чистыми и здоровыми.

Дома Салли, едва сбросив пальто, сразу занялся хозяйством. Поставил на решётку очага наполненный чайник, достал из шкафчика заварку и сахар... Рейган кинулся помогать.

— Лучше корсаж помоги снять, — сказал Салли. — И волосы переплети в простую косу.

— Сейчас...

Не успел закипеть чайник, как к младшим Мариусам пришли оба Рейнольдса. Урри был мрачен, и Салли виновато сжался под его пристальным взглядом.

— Урри...

— Насколько всё серьёзно? — сурово вопросил альфа.

— Очень серьёзно, — признался Тобиас. — Но у меня есть сильное подозрение, что это была спланированная провокация.

— Провокация? — удивился Салли.

— Доктор Дмировски, — пояснил Тобиас. — Он был на приёме и наблюдал за нами как-то очень пристально, а ведь он не светская личность, а настоящий учёный. Без достаточно веских причин он из своего кабинета не высунется.

— Кого ждём? — бросил альфа, смягчаясь.

— Моего отца. Без него обсуждать подробности я не рискну.

Урри взглядом пересчитал присутствующих и пошёл за недостающими табуретами. Оскар тут же бросился помогать готовить скромный стол. Даже сбегал к себе за оставшимися домашними пирожками, которые пёк сегодня.

Эркюль Мариус прибыл не один — заплаканный Елеазар тут же бросился обнимать названого сына. Коротко со всеми поздоровавшись, адвокат повернулся к своим детям.

— Назовите хотя бы одну уважительную причину, чтобы я вас не ругал.

— Гай Дмировски, — глядя отцу прямо в глаза, ответил Тобиас.

— Гай? — оторопел бета.

— Да, он был там и следил за нами.

— Ясно. Надо будет тряхнуть его как следует... — Эркюль смягчился. — Чай готов?

— Да, — кивнул Салли, мягко высвобождаясь из объятий Елеазара. — Вам сейчас покрепче?

— Да уж будь так любезен...

Тяжёлый рассказ с уточнениями затянулся. Кайл сидел со своим неизменным блокнотом и стенографировал, но Салли видел, как иногда трясутся его руки, хотя лицо журналиста оставалось спокойным и сосредоточенным. Рейган, слушая о несчастном Олафе, яростно скрежетал зубами. Оскар то и дело доставал носовой платок, как и Елеазар. Когда зашла речь о том самом вызове, Эркюль тут же перебил.

— Погоди, — замахал он руками. — И ты не испугался до потери рассудка, а именно?..

— Да, — подтвердил Салли, дожёвывая последний пирожок — у него прорезался просто зверский аппетит после всех переживаний. — Сейчас вспоминаю и сам удивляюсь...

— А я удивляюсь, как ты ешь, — заметил Альвар. — Ты все пироги смолотил, как будто весь день пахал, не разгибаясь, как альфа.

Салли посмотрел на пустую плетёную широкую тарелку и устыдился. Оскар принёс довольно много, и всем остальным досталось только по одному. Остальные он съел, не считая. Вкусные же!

— Да... интересно... — проговорил Эркюль, наблюдая за юным зятем. — А ведь Кассиус, по слухам, довольно силён... И Барри тебя не испугали?

— Если только совсем немного. Меня больше беспокоило то, как на меня все смотрели... и возмутило их поведение...

— Ну и ну! — Эркюль потрепал свой пухлый подбородок. — Я, конечно, слышал о подобном... но от тебя не ожидал.

— Так что произошло? — нахмурился Тобиас, приобнимая Салли, который сидел у него на коленях — Елеазара совсем не ждали, но омега решительно заявил, что домой не вернётся, пока всё не узнает, и занял табурет рядом со своими детьми. Поближе к Салли. — Если это действительно была провокация, то насколько спланированной она была?

— Скорее всего, план выстраивали на ходу, — сделал вывод адвокат. — Гай считается одним из самых лучших специалистов по психологии и отменным прогностом. Его прогнозы оправдываются гораздо чаще, чем у остальных специалистов — процент точных попаданий приближается к сотне. Есть только одно условие — он должен присутствовать на месте событий. Учитывая, насколько предсказуем Кассиус, оставалось только приглядеться к Салли, к общей обстановке, а потом просто спустить Кассиуса с цепи.

— Значит... — оторопел несчастный омега.

— О чём с тобой разговаривал Винсент Гамильтон? — повернулся к сыну Эркюль.

— Сначала мы обсуждали финансовые вопросы по экспедиции, потом он начал съезжать на Салли. А потом меня начало буквально мучить дурное предчувствие — как-то странно он про Салли расспрашивал — да и внизу как-то напряжно становилось. Я попросил разрешения посмотреть, как там Салли, а потом...

— Значит, о готовящейся провокации он знал заранее, — кивнул своим мыслям Эркюль. — И за всем этим стояли именно Барри, раз Уинстон до сих пор не вернулся в дипкорпус на границе. Сейчас он активно готовит Реймонда в свои преемники на посту главы семьи... Что там с этими танцорами?

— После разговора с Барри их, скорее всего, увезли, — тяжело вздохнул Тобиас. — До сих пор не могу отделаться от мысли, что они сознательно пошли на смерть, чтобы показать им свою волю и спасти сына. Так что, папа, больше ты их не увидишь.

— Ну, хотя бы сына они спасли. — Елеазар снова потянулся за своим платком. — Страшно подумать, что бы сделали с бедным мальчиком...

— Интересно, кому они доверили Руди и ту самую тетрадь? — Кайл задумчиво прикусил кончик карандаша. — Ведь не отдали же они свои сокровища первому встречному!

— Выясню, — кивнул Рейган, поймав взгляд своего нанимателя. — Завтра же наведаюсь к театру и послушаю, о чём шепчется персонал.

— Потом у меня будет для тебя особое задание. Твоя главная задача — не попасться. Знаю, ты парень опытный, но если пропадёшь — можешь не возвращаться.

— Слушаюсь, — по-военному козырнул Двуликий.

— Теперь про вызов. Салли, ты, конечно, сглупил, но, учитывая обстоятельства, иначе ты поступить не мог в силу собственной природы, раз Гай так внимательно следил за тобой.

— Но я же омега...

— Именно. Но далеко не каждый омега способен так яростно рычать. Насколько я понял ситуацию, вызов будет принят, и тебе придётся драться с Кассиусом. В таком обществе принято за слова отвечать.

— Как? Я же омега, а он альфа! Разве может омега драться с альфой на равных?

— Анастасий мог, — многозначительно вскинул брови адвокат, и за столом стало очень тихо. Только огонь потрескивал в печке.

Салли онемел на добрых пять минут. Разумеется, он слышал об Анастасии — этом бесстрашном омеге-разбойнике, которого схватили, осудили и повесили лет семь назад. Анастасий прославился дерзкими налётами на дома богачей и государственные учреждения, которые осуществлял вместе с мальчишкой-"волчонком", который, по всей видимости, был его сыном, поскольку лицо парня было скрыто то платком то маской. И этот "волчонок", по свидетельствам очевидцев, был не по возрасту силён. Сам Анастасий поражал публику тем, что был абсолютно невосприимчив к альфьей силе и дрался с ними на равных, используя очень странную технику боя. Рассказывали о пяти его схватках на полуподпольных аренах, где его противниками были сильные и опытные бойцы, которые терпели сокрушительное и позорное поражение. Схватили омегу в одном из государственных банков где-то в провинции, где Анастасий и его сын взломали несколько ячеек. Что именно было украдено не сообщалось, но ушёл только "волчонок" — Анастасий отвлёк полицию на себя, чтобы парень смог уйти. Он был ранен, водворён в самую охраняемую камеру, а потом доставлен на публичный суд в столицу. В новой клетке Анастасий просидел почти полгода, не единожды, как говорила обслуга, подвергался насилию со стороны охраны, а потом едва не совершил побег накануне казни. Помешал только приказ начальства, который выполнялся с особым рвением, да и заключение изрядно подорвало здоровье арестанта. Поднимаясь на эшафот, Анастасий что-то пел, в последнем слове предрёк скорую смерть тем, кто его осудил, смеялся, когда палач накидывал на него петлю. Он не боялся смерти. Наутро его тело, оставленное на виселице, исчезло, что подняло новую волну слухов. В течении года после казни Анастасия были жестоко убиты судья, двое конвойных, что стерегли величайшего преступника века, прокурор и ещё один человек, о котором никаких подробностей не сообщили. Поговаривали, что их убил именно сын Анастасия. Розыск отважного "волчонка" так ничего и не дал.

Вспоминая всё, что когда-нибудь слышал об Анастасии, Салли невольно восхитился. Этот омега был отважен как омеги старшей ветви из преданий предков! В их роду тоже иногда рождались такие же храбрецы... Как же Анастасий мог родиться таким сильным? Это сколько сильных альф должно было быть с обеих сторон, чтобы сила Адама передалась этому потомку и стала столь явной? Да разве может он, Салли, сравниться с этим героем? Никогда! Может, он и не испугался Гамильтонов и Барри, но это не означает, что он способен одолеть альфу в схватке один на один!!!

— Сэр... вы ведь не думаете... что я смогу? Да, Анастасий был силён, но ведь я... не такой. Я, может, и обладаю кое-какой отвагой, но я не боец...

— Так ведь Рейган тоже, однако от желающих посягнуть на него он вполне успешно отбивается уже не первый год, — напомнил Дуглас. — Мы не зря его учили, куда и когда лучше бить. И тебя учим.

— Так ведь он же Двуликий...

— Обычные омеги тоже могут драться не хуже. Я слышал, что на полуподпольных боях выступает один, который способен если не победить, то свести бой вничью. Он точно не Двуликий.

— Калеб? — уточнил Рейган.

— Он самый. В основном, он участвует в омежьих боях, но иногда его выставляют против альф и бет, чтобы подогреть интерес толпы, а то и выиграть деньжат.

— Вы о чём? — не поверил собственным ушам Салли. — Какие ещё омежьи бои?

— Их устраивают на потеху публике, — объяснил Кайл, закрывая блокнот. — Я видел несколько раз, когда искал материал для новой статьи. Эти бои должны развлечь публику, пока настоящие бойцы готовятся к выходу, и лишний раз показать, что бойцы из омег никудышные. Иногда для пущего эффекта омегу выпускают против альфы или беты, чтобы подчеркнуть это. Обещают стоящее вознаграждение за победу, перед которым ни один омега не устоит. Само собой, что такие отчаянные парни стараются, как могут, но даже против самых слабых альф им противопоставить, как правило, нечего, и победитель потом трахает побеждённого у всех на глазах. Однако это не значит, что вы вообще ни на что не годитесь.

— Омеги дерутся не так, как мы или беты, — подхватил Дуглас. — Вы более эмоциональные, действуете как в голову взбредёт, а нашего брата учат драться совершенно иначе. Да и наша сила духа прибивает большинство омег так качественно, что они остаются без шансов на победу, и всё же Калеб дерётся вполне уверенно. Он сравнительно спокойно выдерживает силу альфы, как и Рейган. Значит, что-то способно давать вам силу выдерживать это. У Дона с Франом даже появилась гипотеза на этот счёт, если я не ошибаюсь... — Дуглас повернулся к Рейгану.

— Ага, только я рассказать не смогу — сам едва понял, — развёл руками Двуликий. — Надо ребят звать.

— Сейчас уже слишком поздно. — Эркюль поднялся с табурета. — Ладно, будем отбиваться. Я начну думать, а пока ждём реакции. И на всякий случай готовимся. Рейган, завтра идёшь в театр, а с послезавтрашнего дня садишься на хвост Кассиусу. Я должен знать о нём всё, что только можно выяснить. Его распорядок дня, пищевые пристрастия, включая вино и пиво, где бывает и как часто... Всё, что сможешь разузнать.

— А если он в бордель попрётся?

— Тебе того случая было мало? — сурово свёл брови адвокат. — Даже не думай!

— Так это Кассиус пытался тебя купить? — ахнул Оскар.

— Он самый. — Рейган скривился. — На редкость смердящий сукин сын. И озабоченный сверх всякой меры. У Расмусена частый гость, и каждый раз, как он заявляется, все омеги, пусть и дружат, заранее трясутся и молятся, чтобы он выбрал кого угодно, только не его.

— А как же тогда его обслуживают? — удивился Салли.

— Да очень просто. Вина бахнут, кальяна вдуют и вперёд. А если и это не помогает, то есть пилюли, после которых даже сцепка бывает.

— Глотал? — прищурился Дуглас.

— Ещё чего! — возмутился Рейган. — Эта дрянь ничем не лучше порошка, от которого загнулся Дарин Коллинз. Сначала помогает, потом надо глотать больше, а потом никакого эффекта, только пилюль хочется. А потом и вовсе загибаешься. Когда мне выпало к нему идти, я кальяном догонялся и представлял себе наших парней, насколько хватало фантазии. Ну, и сам себе помогал, естественно.

— В любом случае, в бордель соваться не смей. — Эркюль дважды ткнул пальцем в стол. — Не забывай — ты мне слово дал.

Двуликий насупился, но спорить не стал.

— Кассиус настолько озабоченный? — тихо спросил Елеазар.

— Ещё бы! Кое-кто из моих знакомых, что были с ним, на полном серьёзе заявляли, что он больной на обе головы. А однажды один парень рассказывал про альфу, похожего на Дарина, которого Кассиус выкупил на всю ночь на аукционе. Говорил, что у бедняги зад был практически в клочья порван — ухаживал за ним, после чего этот бедолага просто исчез.

Оскар в ужасе прикрыл рот обеими руками.

— Но ведь если Салли придётся драться... и если Салли проиграет...

— Намёк на перевоспитание... — Елеазар схватился за голову.

— Тогда надо приложить все усилия, чтобы этого не произошло. — Эркюль ободряюще приобнял их обоих. — Может, Салли и не похож на бойца внешне, но у него сердце бойца. Осталось только помочь ему. И, кажется, я знаю, как. Нужно только дождаться реакции, а там... — И адвокат загадочно подмигнул. — И наши друзья-близнецы нам очень хорошо помогут. Ждите их в гости, и мы всё обсудим.

Когда все разошлись — Елеазар чуть не плакал, обнимая Салли на пороге — Салли надолго замолчал. Омега снова был подавлен. Он молча согрел воду и начал мыть посуду после посиделок. Слова тестя и Дугласа его совершенно не подбодрили.

Схватка омеги против альфы! Это надо же! Да Кассиус его одной левой сделает!..

— Помочь? — Тобиас осторожно коснулся его плеча, и от этого прикосновения Салли вздрогнул, как от удара, едва не выронив чашку. — Тише-тише, это я. Испугался? Прости.

— Просто задумался. — Салли выдохнул.

— Понимаю. — Тобиас встал рядом с ним и взялся за кухонное полотенце. — Ничего, прорвёмся. Отец уже что-то придумал. В любом случае, ты вернёшься ко мне. А если... вдруг... — начал запинаться бета, — то я обещаю тебе, что ничего не изменится. Ведь наш малыш тебе всё ещё снится, верно?

Салли замер с чашкой в руках. Ладони у омеги крупно тряслись. Тобиас мягко отобрал у него чашку, отставил в сторону и привлёк мужа к себе. Салли всхлипнул... и заплакал.

— Милый... мне страшно... Я не хочу, чтобы меня лапал этот вонючка!

— Мы всё сделаем, чтобы этого не произошло. В крайнем случае — надёжно спрячем тебя...

— От них? От них не спрячешься.

— Так ведь Аргун и Сигурд смогли спрятать сына...

— И как найти этого парня? Он, наверно, уже покинул город... и мы его в глаза не видели...

— То, что Аргун и Сигурд смогли скрыть отъезд сына с тетрадью, означает, что они знают не всё. Мы спасём тебя, любовь моя.

Салли хлюпнул носом.

— Тобиас... можно я завтра навещу Бри? Я хочу провести день среди... нормальных людей. И взять с собой Артура.

— Хорошо. С вами поедет Урри. Всё будет хорошо.

Салли крепко стиснул мужа руками, вдыхая его умиротворяющий аромат, который тут же разбудил омежьего демона. Салли решительно потянул мужа к постели, и спустя пару часов крепко заснул.

Симон вернулся домой глубокой ночью в глубочайшей задумчивости. Альфа рассеянно расстегнул своё шикарное пальто и сбросил его на руки встретившему его у двери горничному Тео, даже не глядя на слугу.

— Хозяин... — неуверенно подал голос омега.

Симон недоумённо повернулся к нему... и впервые за тот год, что Тео у него работал, подумал, что этот мальчишка, которому едва исполнилось восемнадцать лет, чем-то похож на Салли. Того Салли, которого Симон иногда видел, приезжая в отчий дом. И он выглядел гораздо привлекательнее Дэзире и прочих омег высшего света. Юный, свежий, совсем без косметики. Да и пахнет не в пример лучше Дэзире, который, казалось, купается в дорогих духах. Симон всегда это чуял, но только теперь понял, насколько выгодно Тео отличается от его жениха. В тёмно-синей форме с кружевными воротничком и манжетами и белом переднике, отделанном простыми рюшами, русые волосы заплетены в скромную косу и свёрнуты "короной" на затылке, как было у Салли на вечере в университете. Простое лицо, но с неуловимой изюминкой, зеленоватые глаза смотрят в сторону, а ведь буквально минуту назад взирали на него снизу верх так... преданно... Симпатичный настолько, что на него хотелось смотреть и смотреть. Глаз буквально отдыхал на нём!

— Что?

— Вы... хорошо себя чувствуете? — Тео словно испугался собственной храбрости.

— Почему ты спрашиваешь? — нахмурился Симон.

— Вы... бледны... Устали, наверно, ведь вы всегда так много работаете... и спать ложитесь очень поздно...

Особенно после того, как отымею тебя на сон грядущий, мысленно добавил альфа, инстинктивно принюхиваясь к слуге. Тео что, чуть сильнее пахнуть стал? Но ведь до его течки ещё полторы луны...

Прислугу начали нанимать сразу после переворота. Поскольку прежде омег для дома обычно покупали, теперь требовалось демонстрировать всеми доступными способами, что времена меняются. Как только Симон начал присматривать для себя в столице достойные апартаменты, ему было ясно сказано, чтобы он прислугу именно нанимал. Нужен был официальный документ о приёме на работу, трудовой договор. Постоянно в роскошной двухэтажной квартире Симона жил именно Тео — ему выделили небольшую каморку рядом с кухней. Все остальные омеги — повар Гизмо, прачка Дороти и парикмахер Аслан жили в городе и приходили на работу каждое утро. Платил им Симон не слишком много, но достаточно, чтобы тем хватало на жизнь и помощь семье. Сам факт, что омега нанят на работу, менял его статус в современном обществе. Омеги теперь вообще получили больше возможностей, и только их природа становилась серьёзной препоной на пути к успеху — из-за ранних беременностей они не успевали получить приличное образование, которое стало куда доступнее, чем раньше, и искали любую работу, чтобы прокормить детей. Само собой, что на работе их постоянно зажимали по углам, но они терпели, кто сколько мог. В богатых домах было труднее всего, ибо кроме домогательств хозяева могли придираться к любой мелочи, а особо изобретательные вычитали из и без того достаточно скромного жалования штрафы за случайно испорченные вещи. За время жизни в столице Симон дважды сменил штат полностью — его персональный водитель и секретарь никогда не отказывали себе в удовольствии позабавиться с прислугой, и омеги, дотянув до последнего, приходили просить расчёт. Тео тоже приходилось нелегко, но этот омега до сих пор не заикался об увольнении. Он был воспитанником приюта и на работу устроился через посредничество директора этого учреждения, который имел с каждого пристроенного неплохую премию. Тео никогда не жаловался и старательно выполнял свои обязанности.

Уже в первый вечер, принеся хозяину в кабинет чашку кофе с капелькой коньяка, Тео был завален на стол и жёстко поимет на нём. Омега ни разу не пискнул, пока Симон, урча от удовольствия, вбивался в податливое тело. Чистый аромат омеги раззадоривал так, что альфа отпустил его не сразу, после чего просто махнул рукой на работу и завалился спать. И это повторялось раз за разом. Симон имел его очень часто и везде, где заставал — на кухне, в ванной, в собственной спальне, в той самой каморке... Тео не жаловался даже тогда, когда ему было больно, а от пальцев хозяина оставались синяки. Он просто приводил себя в порядок и тихо спрашивал, не нужно ли хозяину что-нибудь ещё. Такая безропотность иногда даже удивляла... И после случек с ним спалось как никогда хорошо. Как и после посещения очередного борделя, в которых собирали самых ароматных омег, каких могли найти. Не то, что после приёмов, на котором иные омеги высшего света чуть ли не сами к нему в штаны залезали.

Глядя на Тео, Симон вдруг подумал, что не хочет жениться на Дэзире. Этот откровенно жеманный омега с изрядным слоем косметики на лице и весьма посредственным запахом, практически забитым духами, с каждым новым вечером, проведённым в его обществе, всё больше раздражал. Может, он и глупый презренный омега, но после свадьбы перед ним будут определённые обязательства, прописанные брачным контрактом. Поселится в его квартире и будет регулярно нарушать ставший привычным покой, время от времени разбавляемый музыкой. А настоящего покоя в последнее время так не хватает...

Встреча с младшим братом и разговор в оранжерее Гамильтонов всколыхнули душу альфы. С тех пор, как Симон занял место отца в Совете Теней и частично проник в закулисье настоящей власти в стране, он впервые подумал, что зря ввязался во всё это. С одной стороны, членство в этом тайном обществе давало обширные возможности для развития бизнеса и приумножения семейных капиталов — Совет Теней обладал самой актуальной информацией обо всём, что творилось в стране и за рубежом. Арчибальда сняли после смерти мужа — альфа показал себя ни на что не годным, упустив младшего сына и провалив какие-то планы Совета. Да и сам Орри после визита к Салли резко изменился, став больше похожим на того омегу, которого Симон помнил из собственного детства и видел рядом с младшим братом. В его глазах вспыхнул какой-то особенный огонёк, Орри словно помолодел, хотя и так превосходно выглядел при самом минимуме косметики, его походка стала более лёгкой и упругой. Омега будто сдерживал неописуемую радость. Он откровенно дерзил мужу и так смотрел на среднего сына, что Симон едва удерживал себя от того, чтобы сесть рядом с ним и положить на колени голову, как делал, когда был мальчишкой и учился грамоте перед частной школой — только Орри верил в него, когда все попытки нанятого учителя обучить мальчика простейшей грамоте потерпели крах. Симон просто не мог складывать отдельные буквы в слова. Они будто дразнили его, выпрыгивая из головы. Отец, отказываясь верить, что его средний сын родился слабоумным, несколько раз присутствовал на занятиях, а потом ругался так, что один раз Симон едва не обмочился, а потом убежал к папе, который, выслушав, не ругался, а просто обнял, приласкал и сказал, что он обязательно научится. И занялся этим сам. Было непросто, но Орри был терпелив. И всё действительно стало получаться! Когда Симон впервые прочитал, а потом своей рукой написал своё первое длинное предложение без единой ошибки, Орри радовался вместе с ним... Почерк у Симона до сих пор был не ахти, но зато он всё же мог писать и читать. А читать книги он тоже любил, хоть и не так, как музыку. Отец никогда не радовался даже самому маленькому успеху. Чтобы заслужить его одобрение, нужно было более солидное достижение. Например, победа над решившим стать военным Дорианом в честной схватке. Когда Арчибальд и Орри уезжали обратно в Руднев, Орри особенно ласково обнял сына, поцеловал в лоб и шепнул "Я очень люблю тебя, малыш. Будь умницей.". Точно так же он провожал его в школу... пока подросший "волчонок" не начал убегать, стыдясь родительской ласки, проявляемой при всех. Они уехали, а после Нового Года пришла телеграмма о смерти Орри. Прочитав её, Симон надолго впал в ступор, не веря прочитанному. Как когда-то в детстве, буквы то и дело дразнили его, запутывая и мешая перечитать телеграмму, глаза резко заболели, в горле сжалось... Приехав на похороны и увидев папу в роскошном гробу, Симон надолго потерял дар речи. Орри лежал и будто спал — такое умиротворённое лицо у него было. Красивый, заботливый... и он уже никогда не подойдёт и не скажет: "Умница мой! Ты такой молодец!" Пытаясь понять, как мог так быстро умереть папа, Симон склонился над телом... и кое-как разглядел под слоем пудры несколько следов на лице и шее. Орри перед самой смертью явно кто-то избил. Скорее всего, это был отец, взбешённый очередной дерзостью. Да и шея казалась не совсем естественной... Салли был так похож на Орри. Особенно это было заметно на приёме у Гамильтонов. Младшенький повзрослел. Он как-то пережил смерть родителя и продолжил жить. И как же он смотрел на своего полунищего аспиранта!!! Как на святого, честное слово!!! Во взглядах других омег, обращённых на него, Симон никогда подобного не видел. Даже в глазах Дэзире при знакомстве. А Тео...

— Хозяин... хозяин, вам нехорошо?

Симон очнулся и понял, что слуга осторожно тянет его за рукав и встревоженно пытается заглянуть в глаза.

— Нет... просто устал.

— Тогда вам будет лучше лечь спать. Вам опять надо будет рано вставать...

— Я не хочу сейчас спать. Лучше принеси в салон чашку чая с ромашкой, — перебил его Симон. — Ромашка ещё есть? Ты же с ней чай пьёшь?

Когда Симон заставал Тео за чаепитием или просто вызывал к себе, то всегда чуял запах любимого чая Орри. Омега пил чай с ромашкой очень часто и превосходно готовил его сам. Будучи ребёнком, Симон то и дело украдкой отпивал из папиной чашки, пока не понял, что Орри это видит каждый раз. И никогда не сердился, а только улыбался.

— Есть... — заметно удивился омега. — Добавить немного коньяка или виски?

— Нет, не надо.

— Будет исполнено, хозяин. — И Тео низко поклонился.

Привычное слово как-то странно резануло слух альфы, и Симон снова задумался. Отчего-то досадно было видеть, как Тео уходит на кухню. Как будто с его уходом ушло что-то важное... Симон тряхнул головой. Да что такое?! Надо поиграть немного, а потом... Может, вызвать Тео в спальню и отъездить его хорошенько, чтобы лучше спалось?

Салон с роскошным дорогим роялем располагался на втором этаже квартиры. Симон, когда только-только въехал сюда, почти сразу заказал этот инструмент в самой лучшей мастерской, а потом собрал богатую коллекцию нот с самыми известными пьесами. После того, как Орри обучил его грамоте, ноты поддавались на редкость легко — за каждым значком стоял свой особый звук, облечённый в некий образ, и юный тогда альфа буквально хватал на лету то, чему его учил наставник, а потом тот только ахал, слушая его исполнение. Тогда ещё несколько посредственное, но, учитывая, что с начала обучения прошло самое малое время, это уже было прекрасным достижением. Иногда, приезжая домой, Симон замечал, как за его игрой наблюдает младший брат и улыбается... совсем как папа. А сегодня они играли вместе, и это было... восхитительно. То, как быстро они поймали общий настрой и ритм, как журчание флейты сливалось с то мощными то нежными звуками рояля... Хотелось повторить, но это уже будет невозможно. Если Симон начнёт общаться с Салли, то Совет Теней может счесть, что и он ненадёжен.

Симон неторопливо уселся на резную скамейку из морёного дуба и любовно провёл пальцами по крышке рояля, не спеша её приподнимать. Он вспоминал всю музыку, какую исполнял раньше на светских вечерах. Его мастерство исполнителя росло с каждым годом, комплименты становились всё искреннее. Если раньше альфе нравилось видеть и чувствовать, как его пальцы заставляют инструмент звучать, то с годами он полюбил сами звуки и играл уже ради того, что способна была дать ему только музыка. В игру он выплёскивал всё, что болело и мучило, то, чего ему всё чаще не хватало в водовороте бизнеса, общения с деловыми партнёрами и светских вечеров. Но не в одном из своих слушателей он не видел того, что видел в папе или Салли. Они слушали его как-то иначе. Сегодня, наблюдая за танцорами театра, Симон уловил в движении их тел совсем другую мелодию, и это его потрясло. Вспомнив этот момент, Симон поднял крышку рояля и начал наигрывать, пытаясь изобразить эту музыку так, как он её увидел. С каждой минутой мелодия становилась ярче, наполняясь живыми образами, Симон всё больше и больше чувствовал её. В какой-то момент он спохватился, метнулся к этажерке с нотами, нашёл нотную тетрадь, в которую переписывал партитуры, которые не мог купить и одалживал на время, отыскал карандаш и начал записывать, время от времени наигрывая снова. Это было похоже на безумие, но остановиться Симон уже просто не мог. Когда он записал и сыграл всё с самого начала, то поразился сам себе. Симон в полном замешательстве уставился на свои руки, в которых ещё отдавался зуд, переданный клавишами. Что это было?..

— Хозяин... это было так красиво...

Тихий голос Тео застал альфу врасплох. Симон резко обернулся и увидел слугу, стоящего рядом с подносом в слегка дрожащих руках. На подносе стояла фарфоровая чашка из самого модного сервиза, источающая знакомый аромат. Тео смотрел на хозяина, и в глазах омеги блестели слёзы.

— Ты...

— Простите, хозяин, если помешал... — Тео бережно поставил поднос на столик, что стоял рядом с роялем. — Ваш чай, пожалуйста...

Симон и верил и не верил. Чай с ромашкой, восхищение в глазах Тео... его голос... и аромат... Точно такой же, как и у чая, что он принёс...

— С... спас... ибо... — пробормотал альфа, едва слыша, что говорит.

— На здоровье, хозяин. Я ещё буду вам нужен? Если нет, то пойду к себе...

Снова слово "хозяин" резануло ухо. Чем? Обычное же слово. Почему оно вдруг стало раздражать?.. Стоп, чего это Тео собрался уходить???

— Нет! — Симон вцепился в запястье горничного, да так сильно, что Тео невольно пискнул, и альфа ослабил хватку. — Нет, останься.

— Я... вам буду... нужен? Мне раздеться заранее? — Тео чуть покраснел, и Симон снова учуял, что его запах стал немного гуще...

Раздеться?

Симон вспомнил, как в прошлый раз имел Тео прямо в салоне, и... отпустил его руку.

— Нет... не сейчас. Просто сядь рядом. — И Симон похлопал по скамейке, подвинувшись.

— Сесть... рядом с вами? — Тео залился краской так, что даже мочки ушей запылали... и Симон разглядел, что в них вдеты самые дешёвые серёжки. — За-зачем?

— Просто сядь. Мне не хочется сейчас сидеть одному. И... зажги канделябры, а электричество выключи.

Тео снова удивился, но послушался. Когда салон окутал приятный уютный полумрак, Тео, отчаянно робея, осторожно сел на самый краешек скамейки рядом с хозяином.

— Хозяин... простите за то... что я скажу... — Омега нервно вцепился в подол своего передника и начал его теребить. — Вы странный сегодня... Когда вы собирались на приём, то долго не спускались к машине. В какой-то момент мне показалось, что вы никуда не поедете. А теперь вы возвращаетесь бледнее обычного...

— И что?

Тео опустил голову, и его чёлка упала на глаза.

— Я... испугался, что у вас... неприятности.

Симон озадаченно уставился на него.

— Ты... испугался... за меня?

— Да, хозяин. И я боюсь даже думать, что будет, когда я уволюсь.

Симон недовольно вперился в него.

— Ты хочешь уволиться?

— Не сейчас. Когда вы женитесь. Я слышал, что молодой господин Дэзире очень... ревнив и не любит прислугу. Мы просто не уживёмся. А ведь он вряд ли будет так же беспокоиться за вас... как я.

— Почему ты... беспокоишься за меня?

Тео поднял на него свои зеленоватые глаза, в которых снова начали скапливаться слёзы.

— А как же иначе? Вы после того, как приехали из дома, сам не свой бываете. Много работаете, возвращаетесь иной раз под утро, за завтраком или ужином, случается, замираете и смотрите в одну точку и забываете про еду... Вы спать стали плохо. Когда я к вам заглядываю, чтобы убедиться, что с вами всё хорошо, вы мечетесь во сне, что-то бормочете... и лицо у вас становится такое...

Симон оторопел, поняв кое-что. С тех пор, как он вошёл в Совет Теней, он и впрямь стал плохо спать. Иногда в полусне ему начинало казаться, что рядом снова сидит папа и поглаживает его, приобнимая и спасая от ночных кошмаров, а где-то рядом стоит чашка с ромашковым чаем... Так это был Тео???

— Ты... приходишь ко мне?

Тео мягко улыбнулся, и сердце альфы сжалось. Снова этот взгляд...

— Да, хозяин. Когда я только пришёл сюда работать, то Аслан сказал, что вы очень... суровый, но я сразу понял, что это не так. Вы ведь так хорошо пахнете, когда не сердитесь. Когда вы... взяли меня в первый раз, то я что-то почувствовал... и уже не мог вас бояться, как другие. Когда вы играете, я стою за дверью и слушаю. Когда вы уходите, я всегда вас жду, и даже спать не ложусь до вашего возвращения. Я знаю, что вы очень занятой человек, сильно устаёте, и я хочу помогать вам тем, чем смогу. Сделать для вас что-то.

— А это ничего, что я тебя постоянно везде нагибаю? — натужно хмыкнул Симон.

— Пусть, — качнул головой Тео. — В сравнении с теми, кто... нагибал меня раньше... вы совсем другой, и мне даже нравится, когда вы меня нагибаете. Может, вы и бываете грубы, но вы хорошо пахнете, и мне становится совсем не страшно и даже почти не больно. Вы можете нагибать меня и дальше... но когда вы женитесь... я уволюсь. Я не смогу... постоянно видеть рядом с вами господина Дэзире. — Тео опустил голову.

Симон смотрел, слушал и не верил. И вспоминал слова младшего брата.

"Ищи и найдёшь."

Салли говорил... об этом? Это и есть тайна Спенсеров???

— Тео... как давно?..

— Я... не знаю, хозяин...

— Не называй меня этим словом!!!

Тео снова вскинулся, и Симон медленно коснулся его лица, на котором всё отчётливее проступал румянец. Ему вдруг захотелось это сделать. Никогда прежде он не дотрагивался до омег просто так — как правило бесцеремонно хватал — но сейчас... Альфа буквально слышал, как забилось сердце Тео. Забилось сильнее и чаще. Чудесный аромат Тео обволакивал и манил. Он становился всё гуще.

Что с ним происходит? Почему он раньше не замечал, как Тео красив? Как хороши его тонкие губы? Как хороши его глаза? Как светла его улыбка, которую захотелось попробовать на вкус?.. Симон никогда не целовал омег в губы — брезговал — но сейчас... Он инстинктивно потянулся к губам Тео. Его веки отяжелели, загадочное волнение и смятение охватили полностью. Приблизившись вплотную, он почувствовал, как дрожит дыхание Тео. Тёплое живое дыхание... Почему именно "живое"?..

Губы Тео такие мягкие и податливые... Он... потянулся навстречу? Почему?.. И это была последняя здравая мысль, пришедшая Симону в голову.

То, что было дальше, Симон потом вспоминал урывками. Как он начал жадно целовать своего слугу, как Тео, осмелев, обвил его шею руками, как подумалось, что здесь будет не слишком удобно... для Тео. Как он подхватил своего омегу на руки и торопливо понёс в спальню. Как замер перед тем, как опустить на постель, и долго смотрел на его ошеломлённое растерянное, но радостное лицо. Симон буквально купался в его аромате, который отчаянно кружил голову! Потом осторожно опустил и начал раздевать. Медленно, неторопливо, любуясь. Как же Тео красив... Почему не замечал этого прежде? Как мог так грубо с ним обращаться? После того, как Тео столько раз спасал его от ночных кошмаров...

Тео словно был в течке. Он льнул к своему хоз... К демонам Деймоса это слово!!! Больше никаких "хозяев"!!! Хватит!.. Боги милостивые, откуда столько смазки???

Миг проникновения Симон едва почувствовал. Просто понял, что его мягко обхватило и сжало. Тео тихо стонал, подаваясь навстречу. Он всё сильнее хватался за него, безмолвно просил. Он будто не чувствовал, как в него врывается крупный член альфы. Это было непохоже ни на что прежде!!! Все изыски и изощрения омег из борделей померкли в сравнении с этой самой простой случкой... Нет, и это слово не то!!! Что же это?

Плотный захват вокруг набухшего узла, ослепляющее удовольствие, приглушённый вскрик Тео... и взрыв. Симон ворвался до самого корня, не сдержав яростный рык победителя и чувствуя, как его семя заполняет омегу. Это было самое лучшее, что было за всю его жизнь. Даже первый поход в бордель с отцом и братом не запомнился такими сильными ощущениями!

Симон тяжело дышал, приходя в себя. Не сразу он понял, что прижимает Тео к себе, как выкупленную за бешеные деньги редкую партитуру знаменитого Вольфганга Трагика, выставленную на аукцион. Тео тихо всхлипывал, обхватывая его руками, и Симон удивлённо привстал.

— Ты... ты чего?

— Ничего... просто... я счастлив, хо...

— Молчи! — Симон стремительно зажал ему рот ладонью. Понял, что зажал и нос, и сдвинул руку ниже. — Никогда больше не называй меня этим словом, когда мы одни! Я тебе запрещаю, понял?!!

— Да... сэр...

— И никаких "сэр".

— А как же мне вас называть?

— Просто по имени.

— Хорошо... Симон.

Альфа успокоился, услышав своё имя из уст омеги. Оно прозвучало как самая дивная музыка. И Симон уже знал, что это будет не в последний раз.

Про Дэзире и скорую свадьбу, а так же компаньонов, он даже не вспомнил.

Эмиль, увидев Салли, сначала улыбнулся, но потом улыбка увяла.

— Бри уже не встаёт, — тихо сказал он. — Осталось не больше суток.

— Значит, мы успели, — так же тихо сказал Урри, крепко держа внука за руку. — Они не спят?

— Нет. Конану пообещали сделать самый современный протез, и он уже планы строит, как будет жить, когда научится ходить с ним, Фарадей осаживает его, чтобы наперёд не загадывал, Самсону лекарство, кажется помогает — температура спала и стабильно держится, а у Иви начали отрастать волосы. Они сейчас поддерживают Бри, чтобы ему не было так страшно... умирать.

В палате царило несколько натужное веселье. Самсон, тот самый бета, рассказывал что-то забавное, Иви, омежка, сидел рядом с Бри и держал его за руку. Конан, одноногий молодой альфа, слушал очень внимательно, попутно что-то вырезая из деревянной чурочки, а Фарадей, искалеченный на стройке, улыбался сквозь боль. Бри выглядел совсем плохо — ему и впрямь осталось совсем чуть чуть. Увидев гостей, омега так удивился, что попытался встать. Иви тут же бросился ему помогать.

— Салли... вы пришли?

— Здравствуй, Бри.

От Бри уже практически не пахло, что тоже подтверждало — остались считанные сутки. Салли едва сдержал наворачивающиеся на глаза слёзы и сердечно обнял несчастного сородича.

— Здравствуйте, дядя Бри, — поздоровался с Бри Артур и уверенно забрался на край койки. — Я Артур.

Бри невольно улыбнулся шире.

— Здравствуй, Артур... Ты тоже ко мне пришёл?

— Ага, с дедушкой Урри. Ты его не бойся, он хороший.

— Здравствуй, малыш, — заметно скованно потрепал парня по голове альфа. — Ну... как ты?

— Немного... страшно, — тихо признался Бри.

— А как Тори? — Артур осторожно дотронулся до объёмистого живота Бри. — Он хорошо себя ведёт?

Бри поджал губы и всё-таки утёрся, другой рукой поглаживая свой живот.

— Да... он сейчас спит...

— Тори уже почти умер, — чуть слышно шепнул Салли Эмиль. — Сегодня доктор Костас осматривал Бри, и Тори не шевельнулся ни разу. И у Бри пульс становится неровным.

Салли сел рядом с Бри, поддерживая его под плечи. Омега так исхудал, что его тело казалось почти невесомым. Кожа стала совсем бледной, губы побелели, на веках отчётливо проступила сеточка кровеносных сосудов. Небрежно собранные в хвост волосы потеряли блеск и свисали неряшливыми прядями по бокам лица с запавшими глазами, вокруг которых прочно залегли тени. Красота Бри уходила вместе с его жизнью.

— Салли... почему вы пришли?

— Мне хотелось успеть повидаться с тобой ещё раз. — Салли аккуратно поправил ему волосы. — Может, помочь я тебе не смогу, но хотя бы побуду рядом.

— Я же вам чужой...

— Нет, ты мне не чужой. Мне небезразлично то, что с тобой произошло. Вчера я познакомился ещё с одним омегой... он умер тем же вечером... и мне он тоже небезразличен. Любой из нас мог оказаться на твоём месте.

— А... почему вы пришли? — Бри воззрился на Урри.

— Я и мой Оскар сына потеряли точно так же, — тяжко вздохнул домовладелец. — Только Артур у нас и остался. — И он приобнял притихшего внука — до мальчика стало потихоньку доходить, почему они пришли. — Разве мог я не навестить тебя?

— А ваш сын... он мучился?

— Нет. Арти просто заснул... Это не страшно.

— И всё-таки мне страшно. Я так не хочу попасть в ненасытную утробу Деймоса.

— Ты туда и не попадёшь. — Салли обнял его плотнее, прислоняясь щекой к его виску. — Я уверен, что ты попадёшь в просторные залы Мирового Дома.

— Куда? — Конан отвлёкся от своего дела. — Да разве нас туда пускают?! Мы же не святые и не мученики... Нам только Рай светит, чтобы нас поглотил Светлейший и его Дети.

— Конечно, пускают. Я в это верю. Мне рассказывали, что на самом деле всё устроено иначе. В Мировой Дом пускают не только за какие-то особенные заслуги, но и всех, кто прожил достаточно правильную жизнь. Для этого надо только уходить со спокойной душой, а перед Вратами, которые открывают путь за Грань Сущего, происходит суд Авалона, который и оценивает жизненный путь каждого. Если человек не совершил ничего ужасного либо сумел искупить совершённые грехи ещё при жизни, очистив свою душу, то его допускают под своды Мирового Дома, где его встречает уже Асмос, брат-близнец Авалона, который и решает дальнейший путь души. Если Асмос решает, что душа не набрала достаточный опыт, то душа проводит определённый им срок в Мировом Доме, а потом возвращается на нашу грешную землю, чтобы продолжить учиться мудрости мира уже в новой жизни, для чего отбирается память о прошлой. И так раз за разом, пока душа, снова вернувшись в Мировой Дом, не признаётся достаточно просветлённой, чтобы стать частью мира живого. Его животворящей искрой, что живёт в каждой капле росы, в каждом цветке, в каждом солнечном лучике. Везде, где мы можем видеть и слышать. Если человек не является страшным грешником либо мучается виной за что-то, то он отправляется в Чистилище, где снова и снова проходит определённые близнецами испытания, чтобы очиститься. Если получается выдержать испытание и очиститься, то душа отправляется в Мировой Дом. Но если душа становится ещё темнее, то её забирает Деймос как законную плату за свою работу.

— Работу? Какую работу? — Фарадей даже привстал.

— Он насылает беды и несчастья не из-за того, что ненавидит нас, как учат нынешние первосвященники. Если бы Светлейший не хотел этого, то этого бы и не было.

— Почему? — Бри слушал, распахнув глаза во всю ширь.

— Это часть Замысла нашего небесного Отца. Все боги — это отражения его мыслей, как мы отражаемся в зеркале или воде, только отражений Светлейшего много. Каждое воплощает часть души самого Светлейшего. Деймос был создан для установления равновесия, но он не понимал этого очень долго...

Салли говорил и говорил, вспоминая, как то же самое ему рассказывал папа. Салли тогда был маленький, в тот день была сильная метель, в его комнате — тепло и уютно, а Орри был рядом и поверял младшему сыну тайные знания своего рода.

Салли стоял возле окна и с тоской смотрел во двор, который был едва виден из-за туч снега, что поднимал сильный ветер. Даже дворового пса Дрого пустили на кухню — Салли помогал его вычёсывать и кормить. Из-за этого бурана погулять не получилось.

— Папа, почему этот ветер не даёт нам пойти гулять?

— Его наслал Деймос. — Орри сидел в кресле-качалке и вязал что-то яркое и красивое. Салли любил наблюдать, как папа что-то делает, а иногда Орри даже давал ему самому попробовать. Не так давно Салли впервые взял в руки иголку с ниткой... — Но это не беда. Когда метель кончится, то во дворе будет столько снега, что и нам на снеговика хватит и на снежную крепость для твоих братьев.

Салли надулся и вернулся к папе.

— Почему Деймос такой злой? Зачем он придумал зиму? Почему не может быть одно лето?

— Потому что так задумал Светлейший. Если бы он не задумал это, то этого бы и не было.

— А зачем он так задумал? — Салли пристроился рядом с папой и начал следить, как мелькают, позвякивая, спицы в его умелых руках. Шерстяная нитка тянулась в плетёную корзинку, стоящую рядом с качалкой. Там лежали ещё несколько клубков.

— Чтобы наш мир постоянно обновлялся и двигался вперёд.

— А зачем он должен двигаться вперёд?

— Если наш мир не будет двигаться вперёд, то его просто не станет.

Салли нахмурился.

— Не понимаю, — наконец сказал он.

— Это потому, что ты ещё маленький и мало знаешь. Вот когда ты подрастёшь, то поймёшь лучше.

— Я хочу сейчас!

— Хорошо, я попробую. Ты помнишь, как в твоём кувшине под воду эта самая вода испортилась? — Салли скривился. — Вот и мир так же испортится, если не будет двигаться, как вода в ручье. А Деймос нужен для равновесия.

— Равно... весия? Это как?

— Видишь нашу качалку? — Салли посмотрел на кресло. — Если она потеряет равновесие, то опрокинется, как стол, который опрокинул твой отец за ужином, помнишь? — Салли сглотнул, вспомнив, как зол был отец тогда. Это было страшно! — Деймос и должен создавать это самое равновесие в нашем мире.

— Он же всё портит!

— Да, так и есть, но эта способность дана ему не просто так. Ты помнишь, как Дориан разломал твой карточный домик? — Салли обиженно выпятил нижнюю губку. — Да, он поступил плохо, но ведь ты, когда строил домик заново, сделал его лучше. — Салли заулыбался — новый домик действительно получился лучше, чем сломанный. — Поэтому и Деймос ломал и крушил всё, когда его братья создавали наш мир — чтобы они не просто восстанавливали, но и придумывали что-то новое. Из того, что творил Деймос, кое-что вышло занятное, ведь Деймос мешал всё со всем, что делало что-то новое. Светлейший не вмешивался до тех пор, пока не решил, что другие боги накопили достаточный опыт, чтобы создать, наконец, наш мир. А когда был создан первый человек, Иво, то Деймоса освободили, чтобы он продолжил свою миссию. И Деймос это сделал. Сначала он наслал на часть животных голод, и так появились первые хищники. Раньше все животные ели только траву, коренья и цветы, но если бы их стало слишком много, то не осталось бы ни одного листочка, ни одного цветка. Хищники поедали часть травоядных, чтобы деревья и цветы тоже могли множиться. Чтобы спасти Иво, Светлейший создал Адама, и людей стало двое. Адам защищал Иво, и боги дали им язык, чтобы Адам мог разговаривать с Иво, ведь он прежде был бессловесным зверем.

— Язык? — Салли высунул свой язычок и потрогал его. — Этот?

— Нет, они дали слова, которые мы сейчас говорим. До этого слова были Иво не нужны, а когда появился Адам, то они понадобились — Иво потерял способность говорить по-звериному. Он прежде просто чувствовал и видел мысли зверей, рыб и птиц, а потом Светлейший решил всё изменить, чтобы зазвучали и человеческие голоса, создавая музыку душ. Иво и Адам стали жить вместе, но Деймос снова вмешался, и Светлейший создал Рослина. Людей стало трое, Иво получил Дар Жизни, чтобы вынашивать и рожать детей. И ему позволили выбирать, кто именно зачнёт ему детей. Деймос снова вмешался, и Иво принял решение, что и Адам и Рослин станут старшими отцами его детей. Он любил их обоих и не мог выбрать очень долго, а зло Деймоса позволило ему понять, что он не хочет выбирать. Потом Деймос снова совершил зло. Он добился изгнания людей из Мирового Дома, но это не могло нарушить планы Светлейшего. Нашим первопредкам пришло время покинуть Мировой Дом и положить начало всему роду человеческому на земле. — Орри перестал вязать. — Многочисленные испытания, что насылал Деймос, позволяли первым людям учиться, строить и так далее, а голод, зимы и болезни не давали им слишком сильно множиться, чтобы не умерла другая жизнь на земле. Чтобы было равновесие. Жизнь и смерть сменяют друг друга, как день сменяет ночь. Если бы не было тьмы, мы не смогли бы познать свет. Если бы мы не знали разницу между холодным и горячим, то мы бы не смогли узнать, что такое "тёплый". Всё познаётся в сравнении, и Деймос позволяет нам сравнивать, делая своё дело. Только он не сразу это понял. А когда понял, зачем его создал Светлейший, то согласился и дальше работать, только потребовал за это плату. И эта плата — падшие души, по-настоящему жуткие злодеи, которые воплощают его задумки, не зная настоящего Замысла. За всё то время Деймос просто привык к своей роли и не мог уже иначе. И за то, что он ничего не узнал раньше, обиделся.

— Но почему ему не объяснили это раньше? Разве он бы отказался?

— Часто кто-то делает что-то, просто веря, что поступает правильно и справедливо. Даже если кто-то другой думает, что это не так. Вот, смотри. — Орри отложил вязание и принёс Салли хрустальный кувшинчик с водой и чашку. — Смотри внимательно. — Орри налил воды и спросил: — Как ты думаешь — чашка наполовину пустая или наполовину полная?

Салли задумался.

— И так и так будет правильно, — наконец ответил он.

— А ведь ты видишь только чашку с водой, — поддакнул Орри. — Так и с людьми и с богами. Братья Деймоса тоже не сразу поняли, что Деймос нужен именно такой, какой он есть, и лишь значительно позже, когда мудрый пустынник Аврелий, которого благословил сам Светлейший, чтобы дать людям часть истинного знания о мире, показал, что есть что и для чего нужно, приняли это. Одни могут думать, что поступают правильно, а кто-то может думать, что они неправы. И они могут быть несогласны друг с другом, даже если кто-то ещё будет им говорить, что правы они все. Одному хорошо, а другому от этого может быть плохо. Один вырастил дерево, чтобы собирать с него плоды, а другой может срубить это же дерево зимой, если у него не будет дров, чтобы растопить печь. Жизнь очень непростая, и Светлейший создал самые разные понятия, чтобы мы учились. Он дал нам возможность выбирать, но у каждого выбора свои последствия, и это тоже помогает нам учиться.

— Но разве нельзя просто рассказать это всё?

— Можно, но какие-то вещи по-настоящему узнаёшь, только испытав их на себе. Например, человек, который срубил плодовое дерево. Он может любить эти плоды — они вкусные и полезные. Но в холод ему было нужнее тепло огня, и он срубил дерево. Только теперь вкусных плодов не будет, и в следующий раз он может подумать, как согреться и не потерять вкусные плоды...

— ...а может и не подумать, если такое же дерево есть ещё, — подхватил Салли.

— Умница! — Орри ласково поцеловал сына. — Правильно!

— Я просто вспомнил, как Симон порвал штаны Дориана и сказал, что у него есть ещё.

— Молодец, — снова похвалил Салли Орри и погрустнел — Салли буквально чувствовал эту грусть во вкусном запахе папы. — Твои братья так часто ссорятся... а ведь это нехорошо. Они же яблоки с одного дерева... как и ты...

Салли тоже стало грустно, и он обнял папу.

— А вдруг они когда-нибудь станут умными и перестанут всё время драться?

— Я надеюсь на это, дорогой. Очень надеюсь. — Орри крепко обнял Салли, и Салли прильнул к нему — так Орри становилось лучше. — Ведь если случится что-нибудь плохое, то может статься так, что никто, кроме родных людей, помочь им не захочет. Потому что они чужие.

— А ты пытался им говорить это?

— Пытался... но ваш отец учит их другому. И он думает, что это правильно. Да, в чём-то это может быть правильно, но не во всём. Когда Дориан дерётся с Симоном из-за пустяка, и они сердятся друг на друга — это плохо. Когда Дориан заступается за Симона перед другими — это хорошо. Но сейчас многие считают, что для альфы драться всегда и по любому поводу — это хорошо, они не понимают, что мелкие обиды способны перерасти в большое Зло и причинить великую боль, когда случается что-то по-настоящему опасное и страшное, но ваш отец этого не понимает потому, что его самого так же учили когда-то. И он этому же учит твоих братьев.

— И что же делать? Можно как-то его изменить?

— Вашего отца — нет, но вся моя надежда осталась в вас. Дориан очень храбрый и сильный. Когда он был маленьким, то часто болел, а потом перестал болеть — я ему помогал стать здоровым. Твой брат ничего не боится, как настоящий альфа, и это хорошо, но если он не будет при этом думать, то сила и отвага могут погубить его. Симон на самом деле способный. То, что он долго не мог научиться читать и писать — это не от его слабоумия, как думал ваш отец. Он просто видел и понимал по-другому. Я помогал ему, чтобы он научился видеть и понимать буквы так, как другие. Сейчас Симон очень хорошо учится и со временем сможет помогать отцу в его работе. А ты собрал в себе много из того, что было в наших предках, и, быть может, сможешь когда-нибудь объяснить братьям, в чём они были неправы. Ты только не отворачивайся от них, Салли. Они не так уж и виноваты.

— Хорошо, папа...

Рассказывая, Салли вспомнил, как разговаривал с братом в оранжерее Гамильтонов, и понял, что Симон услышал его. Папа наверняка видел это из больших окон Мирового Дома и сейчас искренне радуется. Замечательно! Быть может, и Симон точно так же сможет объяснить всё Дориану.

Конан мрачно обдумал услышанное и растерянно изрёк:

— А хорошо звучит. И не так мрачно, как нынешние попы говорят. Они только и делают, что запугивают так, что то и дело хочется просто послать их в задницу Деймоса. Я помню нашего деревенского попа... Тот ещё сукин сын. Мой бедный папа даже боялся в церковь на обязательную службу ходить из-за него — он так хорошо пах, что этот кобель постоянно называл его исчадием Деймоса и сосудом, исполненным греха.

— А что твой отец? — Фарадей снова лёг, но было видно, что на него этот рассказ произвёл впечатление.

— А что отец? Он сын старосты, я байстрюк, так что меня игнорили всю жизнь. Хорошо ещё, что большинство соседей нас поддерживало и помогало, а то бы мы с папой, наверно, в первые пару лет с голоду померли.

— Помогали? — удивился Иви. — Вам?

— Ну да. В деревнях всё не так, как в большом городе. Сволочи, понятное дело, и там бывают, но когда основательно прижмёт, то у Дьявола согласишься помощи просить, а не только у одинокого омеги с ребёнком.

— Значит... меня испытывают? — тихо спросил Бри.

— Да, как и всех нас. Так что не бойся. Я уверен, что в Мировом Доме тебя уже ждут. — Салли обнял его крепче. — И Тори тоже. Быть может, когда-нибудь вы всё-таки будете вместе, и ты будешь смотреть, как он растёт.

— Хорошо бы... — Бри слабо улыбнулся.

Салли оглядел всех присутствующих, и на сердце стало полегче. Эти люди... Они внушали надежду. Передав им кусочек старого знания, Салли исполнил свой долг, а они потом передадут его дальше.

Вечер принёс новую порцию опасений. Едва Мариусы сели ужинать, как к ним без стука ворвался Артур — расстроенный визитом в клинику Салли забыл запереть дверь, когда встречал мужа.

— Дядя Тоби! Дядя Салли! К вам какой-то важный дядя на машине приехал!

— На машине? — удивлённо переспросил Тобиас. — Ты уверен?

— Да, она на углу стоит. — Мальчик махнул рукой.

Салли едва не выронил вилку. Он понял, что их неприятности, начавшиеся на торжественном вечере в университете, продолжаются. Шум автомобильного мотора они слышали, но решили, что автомобиль остановился возле другого дома...

— Артур! — укоризненно осадил внука Оскар, входя и торопливо сбегая вниз по лестнице. — Разве можно так врываться без разрешения?

— Но ведь машина...

— Да, машина, но сначала надо всё-таки постучаться.

— Что за машина? — Тобиас вскочил.

— Не знаю, но человек, который к вам приехал, уже стоит в парадном. Наверно, доверенное лицо какого-нибудь богача. — Оскар крепко взял внука за руку и привлёк к себе. — У него при себе красивый кожаный портфель.

Супруги переглянулись, и Салли прильнул к мужу. Сердце бешено забилось. Всё, начинается.

— Пригласите его к нам, — кивнул Тобиас, обнимая своего омегу и чувствуя, как Салли начинает дрожать.

— Сейчас. Тобиас, это из-за?..

— Скорее всего. Вы можете потом послать Урри к моему отцу?

— Обязательно.

Потянулись тревожные минуты.

Вот по лестнице заскрипели дорогие сапоги. Салли кое-как выпрямился, старательно сохраняя максимально спокойное выражение лица. Запах пришельца не отличался чистотой... Вот и он сам. Бета среднего роста и телосложения, в дорогом пальто и модной шляпе. Холёное, отменно выбритое лицо красотой не отличалось — даже Лориен на его фоне казался симпатичным благодаря своему обаянию и чистому сердцу. Портфель в руках чужака действительно был очень дорогим — Салли помнил похожий у отцовского секретаря. Наверно, поверенный Гамильтонов.

— Добрый вечер. Прошу прощения, что помешал вам ужинать... — Незваный гость насмешливо оглядел бедную обстановку и скромную пищу на столе, потом перевёл взгляд на Салли. Ноздри жадно дёрнулись. — Разрешите представиться. Уилфред Манкс, я представляю господина Кассиуса Гамильтона.

— Что именно вы уполномочены передать? — сурово спросил Тобиас.

— Вы даже не предложите мне сесть? — Манкс вскинул брови.

— Мы вас не приглашали.

— Ну, да, конечно... — Уполномоченный самовольно уселся на табурет Салли. — И всё же я позволю себе злоупотребить вашим гостеприимством. — Он нагло взял с тарелки Салли кусок жареной рыбы и сунул в рот. Салли недовольно сморщил нос — он тщательно выбирал все кости. — О, вкусно... Соуса только не хватает... и приличного гарнира. — Манкс презрительно ткнул пальцем в печёную картошку, политую топлёным маслом и приправленную укропом.

— Мы несколько стеснены в средствах, — процедил Салли, понимая, что, скорее всего, ляжет спать полуголодным — доесть свою порцию после того, как её коснулся этот тип, он вряд ли сможет.

— Заметно. И потому у господина Гамильтона есть к вам предложение.

— Предложение? — насторожился Тобиас. — Какое?

— Поскольку ваш супруг устроил возмутительный скандал и нанёс пусть и лёгкое, но всё же увечье и тяжкое оскорбление господину Кассиусу, то он и его семья вправе требовать от вас возмещение ущерба. Однако подавать в суд мои наниматели не намерены, а хотят уладить дело миром.

— И в чём это будет выражаться?

Манкс взял с тарелки Салли второй кусок рыбы и активно задвигал челюстями.

— Поскольку ваш супруг осмелился бросить вызов господину Кассиусу, то господин Кассиус его принял. Может, это и не совсем честно, однако в таком обществе за свои слова принято отвечать.

— И причём тут наше финансовое положение?

— Господа Гамильтоны предлагают организовать поединок вашего юного супруга и молодого господина Гамильтона. Если ваш супруг победит или хотя бы продержится определённое время, то мои наниматели принесут свои извинения и возместят не только моральный ущерб, нанесённый вашей семье молодым господином Кассиусом, но и полностью оплатят все расходы вашей будущей экспедиции.

— А если Салли проиграет? Он всё-таки омега.

— Если ваш супруг проиграет, то он на неделю переселится в семейный особняк моих нанимателей, где ему будет... — Тонкие губы Манкса алчно изогнулись, язык облизал их. — разъяснено, как стоит вести себя в приличном обществе.

Салли похолодел, поняв, что это означает. Он просто станет игрушкой для похотливых альф... а заодно из него постараются вытрясти всё, что он знает о Семье и её тайнах. За неделю можно сломать человека достаточно качественно — история инквизиции это доказывала весьма красноречиво. Как потом жить после такого??? Как смотреть любимому в глаза??? Его родителям??? Друзьям??? Рейгану??? И всё из-за того, что он не сдержался...

— Когда мы должны дать ответ? — холодным тихим голосом поинтересовался Тобиас, чувствуя, как Салли буквально каменеет в его объятиях.

— В течение ближайшей недели. Если вы не успеете к сроку, то будет прямой вызов в суд, который обойдётся вам гораздо дороже. Отсчёт начинается с завтрашнего дня. — Манкс поднялся со табурета и забрал последний кусок рыбы с тарелки Салли. — Всего вам доброго... господа, — язвительно добавил он и покинул притихшую квартиру.

Как только скрип шагов незваного гостя стих, Салли молча заплакал, вцепившись в домашний жилет мужа.

— Прости...

— Нечего тут извиняться, любовь моя.

— Но я...

— Тут не прощения просить надо, а думать, как разгрести это дерьмо.

Салли поднял заплаканное лицо.

— Но я же омега. Разве смогу я одолеть Кассиуса? Я и минуты против него не продержусь! Он учился драться с детства, а я только-только начал! Да и то я смог дать ему отпор со страху!

— В любом случае, надо сперва назначить время боя, а потом прикинуть твои шансы и подготовиться. О полной победе и речи нет, но если ты просто продержишься до финального гонга, то это уже спасёт тебя. Обсудим это с ребятами и что-нибудь придумаем.

— Но я же не Анастасий!

— Конечно, ты не Анастасий. — Тобиас ласково погладил покрасневшее от слёз лицо своего омеги. — Ты Спенсер, родич Баалов, а обе этих семьи часто разбивали надежды своих недругов вдребезги.

Когда на очередном общем сборе Тобиас сообщил об ультиматуме Гамильтонов, Рейган, который пришёл последним, выругался так, что на него с осуждением посмотрел даже Дуглас.

— Информативно, но бесполезно, — оценил сей словесный перл Эркюль.

— И как вы собираетесь разгребать эту кучу дерьма??? — продолжал разоряться Двуликий.

— Во-первых, заткнись и начинай думать, — оборвал его начальник. — Во-вторых, я переговорил с Гаем, и он подтвердил, что это была именно провокация — его пригласили для того, чтобы оценить Салли. Кассиуса же он прочёл с первых минут знакомства. Просто сгусток желаний, амбиций и непомерно раздутого самомнения. И он действительно озабочен сверх всякой меры.

— И док так просто вам это всё выложил? — скептически фыркнул Рейган.

— Гай учёный, а не интриган. Он если и участвует в чём-то подобном, то только для того, чтобы собрать побольше знаний и опыта. И Салли его весьма заинтересовал.

— Чем? — удивился Елеазар, который снова присутствовал на собрании.

— Так уж вышло, что Гай был знаком с Анастасием. Его тогда пригласили оценить этого парня, и Гай говорил, что был потрясён тем, что увидел и учуял. По его словам, Анастасий не просто отменно пах. От него буквально исходила внутренняя сила, он был абсолютно невосприимчив к силе альфы, дерзок, умён... В тюрьме его постоянно держали в цепях, чтобы не попытался сбежать, а на ночь приковывали ещё и к нарам. — Салли замер. — И что-то похожее на эту силу он учуял в тебе. Понятно, что она была заметно слабее, но это было именно то самое. Когда я спросил Гая, смог бы ты одолеть альфу, он сказал, что если бы ты был постарше и покрепче, то при должном обучении — вполне.

— А разве беты способны оценивать так, как омеги? — Кайл сидел со своим неизменным блокнотом и задумчиво покусывал кончик своего карандаша.

— Очень даже могут, — кивнул Салли. — Один из моих предков, Самуил Спенсер был бетой и тоже был способен оценивать людей.

— Самуил Спенсер?

— Он был рождён до брака и был сводным братом Эммануила Спенсера. Его доверенным лицом и ближайшим помощником, — сообщил Тобиас.

— Но как они могли распознавать людей? — продолжал недоумевать Кайл.

— Альфы тоже могут, — сказал Салли. — Это часто называют интуицией, особым чутьём, но папа Орри говорил, что истоки этой интуиции в том же, что и у нашей способности различать чистоту, грязь, добро и зло в людях. Беда в том, что не все к этому чутью прислушиваются, а у кого-то оно приглушается грязной кровью.

— Так вот оно что! — воскликнул Донован. — Тогда всё правильно!

— Что именно? — заинтересовался Эркюль.

— Это подтверждает некоторые наши теории. Мы в своё время предположили, что все мы, возможно, выделяем некие пахучие вещества, которые и воспринимаются как аналоги самых разных окружающих нас запахов. Вот только не все эти запахи способны так же чуять мы и альфы. Поскольку мы все с виду одинаковые, а при создании и после очередной выходки Деймоса Иво был наделён Даром Жизни — проще говоря, способностью вынашивать и рожать детей — то необходимо было как-то закрепить это, и альфы и мы были лишены возможности чуять друг друга так же, как омег. Омеги же чуят так и альф, и бет, и Двуликих и обычных своих сородичей. Это связано с нашим способом размножения. Но ведь есть и другие пахучие вещества, которые мы можем не чувствовать так же. Ведь как-то мы и альфы способны друг друга различать на расстоянии. Значит, мы всё же улавливаем эти вещества и инстинктивно их интерпретируем. А что, если точно так же мы способны улавливать и другие вещества, которые выбрасываются нашими телами в воздух при изменениях настроения, связанных с какими-то определёнными мыслями или чувствами?

— И если мы в течении жизни учимся самым разным вещам, запоминать их и использовать, то, возможно, точно так же мы с годами нарабатываем опыт по интерпретации этих запахов, и наше сознание просто выдаёт результат анализа, минуя подробный разбор, когда нужно. Это и называют интуицией, чутьём, — подхватил Франческо.

— Вот это да... — только и смог сказать Дуглас. — А ведь правда! Я не раз это замечал.

— Я тоже, — потрясённо кивнул Рейган. — А вдруг и истоки нашей выносливости перед силой альфы в том же?

— Вполне возможно! — с жаром начал жестикулировать Донован. — Мы же по сути одинаковые, однако то, что у одних есть сила, у других самоконтроль, а кто-то чересчур эмоционален, это должно как-то мотивироваться и изнутри нас самих. Наша кровь постоянно перемешивается, и то, как внешние признаки родителей и просто предков передаются потомкам, это доказывает. В учении древних тоже говорится, что три начала — сила, душа и разум — тоже постоянно перемешиваются. Только кому-то чего-то достаётся больше, кому-то меньше. И это вполне логично. Как и стойкость Двуликих. Они же не только способны вынашивать и рожать детей, но и зачинать их другим омегам. Значит, в них должно вырабатываться нечто, что и даёт им живое семя...

— ...а поскольку постоянно идёт перемешивание крови, то часть этой силы может передаться и обычному омеге, но даёт ему не живое семя, а стойкость. Беты же способны держать спину прямо перед альфой, пусть и не все и не всегда, — закончил Франческо.

— Значит... у меня это тоже может быть? — В сердце Салли забрезжила надежда.

— Почему нет? — хитро подмигнул ему старший тесть. — У тебя же по обеим линиям были очень сильные альфы. Почему бы тебе не унаследовать их силу?

— Значит... я смогу... победить?

— Ну, о победе пока говорить рано, но если мы правильно всё рассчитаем и подготовим тебя, то, как минимум, получится продержаться указанное время, что сразу избавит тебя от лап Гамильтонов.

— Нужно всё хорошенько обдумать, — озабоченно проговорил Елеазар. — Наверняка Гамильтоны постараются сделать всё, чтобы Салли проиграл.

— Так ведь и мы не пальцем деланные, — хмыкнул адвокат. — И я знаю, как можно помочь Салли ещё. Так сказать, ослабить противника. И мне понадобится ваша помощь.

— И что ты придумал? — выпалил Тобиас.

Эркюль самодовольно усмехнулся.

— Это будет просто шедевр, сынок, поверь. Такого я ещё никогда не делал... и вряд ли выпадет ещё один такой же шанс. Главной нашей задачей будет разыграть всё как по нотам, иначе Гамильтоны догадаются, и весь наш план будет годиться только на то, чтобы им подтереться или рыбу завернуть. Ладно, с этим пока закончили. Рейган, разузнал что-нибудь о малыше Руди и том парне?

— Узнал, — кивнул Двуликий. — Такого парня трудно не заметить. Особенно омеге.

— И кто он?

— Альфа, довольно молодой. Театральные омеги не раз видели его на спектаклях и в один голос утверждают, что пахнет просто божественно. Пару раз он проходил за кулисы и встречался с самыми разными артистами.

— А как он выглядит?

— Как нувориш или аристократ, но омеги утверждают, что было в нём что-то, что отличает его от этой своры. Особенно они запомнили, что у него были довольно длинные волосы. Полное описание у меня с собой. — Рейган достал из кармана сложенный в несколько раз лист, исписанный с обеих сторон, и протянул начальнику.

Эркюль развернул лист и начал читать. Довольно скоро поморщился.

— По-разборчивее написать не мог? Зря что ли каллиграфию тебе преподавал?

— Мне было не до каллиграфии, — огрызнулся Двуликий. — И я не могу так долго писать.

— Тогда пиши печатными буквами. И грамотейку тебе стоит подтянуть.

— И когда буду её подтягивать, если я всё время на работе?

— Ладно, потом почитаю. Что ещё ты выяснил?

— В тот день, когда Сигурд и Аргун должны были выступать у Гамильтонов, этот парень пришёл в театр и пробрался внутрь через чёрный ход — уборщик видел. Долго шептался с ребятами, потом вышел из театра, но уже с каким-то свёртком. Думаю, что это был Руди. То ли спал, то ли его чем-то напоили, чтобы усыпить. После того, как ребята подняли бунт, на следующий день всех работников театра начали трясти, но про парня все омеги молчали, как немые. Сообразили, что он пришёл спасти мальчика.

— И даже соблазна не было его сдать? — недоверчиво уточнил Эркюль.

— Такого шикарного? — фыркнул Рейган. — Ни за что! Я бы тоже держал язык на привязи.

— И кто это может быть? — нахмурился Тобиас. — Раз он предложил спасти малыша, и все омеги дружно его выгородили, то это должен быть непростой альфа. Возможно, он... из Посвящённых.

— Мысль, — согласился Кайл. — Ведь не зря же несколько раз поднимали инквизицию. Значит, кто-то пытался давать истинное знание людям, и кто-то мог передать его своим потомкам или просто тем, кто готов был принять, а те уже пытались действовать. Наверно, этот парень решил помогать тем, кто хранит в себе чистую кровь, чтобы она не пропала.

— Значит, он не богач, — сделал вывод Эркюль. — Он прикидывается таковым, чтобы выяснить то, что ему нужно, и разработать план. Скорее всего, он не в больших ладах с законом и маскируется.

— Эх, найти бы его... — вздохнул Лориен.

— Может, и найдём, — подбодрил друга Альвар. — Если он действительно свой и способен такие трюки проворачивать, то он очень умный. Наверняка следит за газетами, ловит слухи и сплетни. Если он узнает, что мы действуем, то может сам к нам придти.

— Значит, будем ждать его появления, — подвёл итог Эркюль. — А сейчас наша главная задача — спасти Салли. И вот что мы должны сделать в самое ближайшее время.

На какое-то время воплощение планов пришлось приостановить. Умер Бри, и после вскрытия Тьюринг организовал его похороны.

Смотритель кладбища, старенький бета — даже более старый, чем доктор исторических наук — с некоторым удивлением отметил, что с похоронной группой нет священника. Он с любопытством наблюдал, как трое альф сами выкопали могилу, сами опустили в неё простой гроб... и совсем маленький гробик, больше похожий на игрушечный. Рядом стояло ещё несколько человек и маленький мальчик. Двое омег едва сдерживали слёзы. Беты стояли молча, особенно рослый парень с длинными волосами, стянутыми в небрежный хвост на затылке. Он наблюдал за погребением особенно мрачно и что-то тихо бормотал себе под нос. Когда все, пошептавшись с молоденьким омегой в старомодном наряде, бросили в могилу по горсти вынутой земли, говоря при этом "Покойтесь с миром." и "До встречи под сводами Мирового Дома.", альфы начали споро закапывать могилу. Двое омег снова заплакали, и бета в очках приобнял их обоих, а мальчик взял одного за руку. Ещё одна пара — бета и омега, причём бета был очень даже небедно одет — встала чуть в стороне, чтобы не мешать. Пожилой бета с тростью наблюдал за процедурой особенно заинтересованно. Когда могила была зарыта, а холмику придана нужная форма, альфа в рабочей куртке водрузил над ней простой деревянный крест, и омежка, который давал советы, вышел вперёд. Он был бледен, явно пролил немало слёз о покойном и его ребёнке, но держался прямо и уверенно. Откашлявшись и поправив шарф, он заговорил:

— Вот и простились мы с нашим братом Бри и сыном его Тори. Они покинули наш мир, чтобы обрести жизнь вечную за Гранью. Чтобы Авалон и Асмос провели их через Врата, дабы отдохнули их души под сводами Мирового Дома и снова вернулись в наш мир — учиться мудрости. Всегда тяжко прощаться, не зная, суждено ли встретиться снова, но надежда всегда будет жить в наших сердцах, чтобы приблизить этот миг... — Омежка всхлипнул, и бета в очках — похоже, его муж — взял его за руку. — Прощай, Бри. Я верю, что мы обязательно встретимся снова. И я сделаю всё, что будет в моих силах, чтобы ты пришёл в обновлённый древней истиной мир. Чтобы прожить долгую и достойную жизнь. Адам, Сила Господня, спаси и сохрани Бри и Тори на новом пути. Рослин, Мудрость Живая, даруй им своё благословение. Иво, Свет Предвечный, озари им новую дорогу. Во имя Жизни.

И омежка, склонив голову, перекрестился.

— Во имя Жизни.

Повторяя эти слова, крестились и остальные. Никто не читал каких-то особенных молитв, не окуривал могильный холмик ладаном... Однако это прощание было искренним.

Каждый из пришедших сказал несколько слов о покойном, и смотритель понял, что Бри был не из самых благородных и родовитых. Скорее всего, проституткой или из эскорта. Слухи об этих несчастных гуляли давно, но никто не говорил об этом слишком открыто. Чем же отличился этот Бри, что его, безродного, пришло проводить столько людей? Когда речи — пространные, краткие и скомканные — завершились, присутствующие снова совершили нечто странное. Каждый стукнул себя кулаком в плечо, потом коснулся двумя пальцами лба, а после приложил раскрытую ладонь к сердцу. После чего поклонились и начали потихоньку расходиться. Дольше всех у могилы стоял длинноволосый бета. Он опустился рядом с могилой на колени, взял щепотку земли в руку, коснулся её губами и зловеще что-то прошептал. После чего поднялся, отряхнулся и поспешил за друзьями.

Гамильтоны и их высокий гость важно восседали в удобных роскошных креслах просторного кабинета, покуривали и потягивали изысканное вино, когда в дверь осторожно постучался пухленький секретарь.

— Господа, нижайше прошу меня простить за вторжение... — поклонился он, — но к вам посетитель и двое сопровождающих.

— Кто такой? — небрежно сбивая пепел сигары в хрустальную пепельницу, поинтересовался Уинстон Барри.

— Господин Эркюль Мариус. Он выражает своё сожаление, что прерывает вашу беседу, но дело не терпит отлагательств.

Старший Гамильтон так и подскочил в своём кресле, едва не облившись вином.

— Мариус???

— Вот его визитка. — Секретарь протянул карточку хозяину.

— Похоже, что Мариусы решили всё-таки пойти на это безумие, — насмешливо сказал Уотсон. — И на что только надеются?.. Или хотят попытаться что-то выторговать?..

— Не стоит недооценивать этих людей, — жёстко перебил его Барри. — У Эркюля не та репутация, чтобы смеяться над ним. И раз он пришёл к нам, да ещё и не один, то это повод насторожиться, а не зубоскальничать.

— Пригласи, — кивнул старший Гамильтон секретарю, кладя визитку на стол. — Только Мариуса. Его сопровождающие пусть остаются за дверью... Кстати, кто они?

— Пожилой альфа и молодой бета. С виду... — Секретарь снисходительно хмыкнул. — простолюдины. Правда, у молодого беты костюм получше.

Старший Гамильтон и Барри переглянулись.

— Что ж, послушаем, что он нам скажет, — произнёс Барри, отставляя бокал с вином и садясь прямо.

В кабинет вошёл Эркюль Мариус. Отменно побрит, одет в новенький, с иголочки, костюм, ботинки тщательно начищены, чёрный портфель блестел как лаковый. Максимально деловитый. Войдя, он отвесил присутствующим лёгкий поклон. Те даже не привстали, чтобы поприветствовать гостя.

— День добрый, господа. Прошу прощения, что отвлёк вас от ваших беспорно важных дел.

В голосе известного адвоката промелькнула насмешка, что вынудила посерьёзнеть даже Уотсона.

— Что за явление, Мариус? — Старший Гамильтон презрительно сощурился, окидывая взглядом начавшую полнеть фигуру гостя. — Нельзя было записаться на приём, как полагается? Или известить о своём визите заранее, прислав простое письмо?

— Прошу меня простить, но дел было слишком много, а вы на обдумывание вашего предложения дали всего неделю. — Эркюля, казалось, совершенно не тронул тот факт, что ему даже из вежливости не предложили сесть, хотя ещё одно свободное кресло было. — Можете считать мой визит ответом.

— И в чём заключается ваш ответ? И почему ваш сын сам не явился?

— Занят в университете — идёт подготовка к экспедиции. И потому его и его супруга представляю я. А наш ответ заключается в следующем. Поскольку вы предложили крайне необычный способ разрешения возникшего между нашими семьями конфликта, то я предлагаю закрепить его условия официальным договором.

Барри недоумённо уставился на визитёра.

— Я... не ослышался? Вы предлагаете... заключить официальное пари?

— Совершенно верно, ваше сиятельство. Вы ведь не будете отрицать, что в подобных делах мелочей не бывает?

— Вы правы.

— Вот именно поэтому я и делаю вам это встречное предложение. Поскольку речь идёт о моём зяте, я просто не могу не вступиться за него — речь идёт о репутации нашей семьи. А репутация в нашем деле дорогого стоит. Не так ли?

В голосе адвоката снова померещились намекающие нотки, и Барри сел прямо.

— Что конкретно вы предлагаете?

— А почему вы говорите за господина Гамильтона? — Хорошо разыгранное недоумение в голосе гостя вновь пробудило подозрения. — Мне показалось, что он — главная сторона нашего конфликта, а не вы, милорд.

Барри вперился в него, пытаясь понять, насколько глубоко этот выскочка намерен погрузиться в эту странную игру. Давить на Мариуса было бы несвоевременным, однако его намёки... Так и подмывало поставить его на место!

— Простите, вы правы. Я не должен был нагло вмешиваться. Дело в том, что я и Винсент не только деловые партнёры, но и давние друзья, и я, пожалуй, слишком близко к сердцу принимаю его неприятности на личном фронте.

— Вот как? Тогда примите мои искренние извинения...

Эти расшаркивания добавляли тревоги. Зачем Мариус пришёл?

— Так в чём суть вашего предложения? — обратился к визитёру старший Гамильтон.

— Оформить документальное соглашение, в котором по пунктам будет расписано максимально всё, что можно. Права и обязанности обеих сторон, обговорены правила проведения поединка, расписаны условия оплаты проигрыша, а так же заверение этого договора двумя свидетелями по обе стороны. Соглашение будет оформлено в трёх экземплярах, и третий экземпляр будет находиться на сохранении у третьей стороны на тот случай, если понадобится что-то уточнить, либо если одна из сторон утратит по каким-либо причинам свой экземпляр. — В глазах Эркюля блеснул намекающий огонёк... или показалось? — Все три экземпляра будут заклеены в одинаковые конверты без воска или сургуча, чтобы исключить возможность вскрыть или подделать соглашение. На каждом конверте будут поставлены подписи заинтересованных сторон, дабы избежать вероятности подделки хотя бы одной подписи...

Эркюль продолжал перечислять условия, чем всё больше вгонял Барри и обоих Гамильтонов в недоумение. Требования были вполне резонны, условия — более чем приемлемыми... если бы поединок назначался между альфой и бетой. Но на бой выйдут альфа и омега, результат более чем предсказуем. Для чего Мариус так распинается?

— ...Я уже составил примерный текст соглашения. — Эркюль открыл свой портфель и извлёк на свет божий два листа бумаги. — Это только основа, но я согласен изменить любой пункт по вашему желанию. Ведь это соглашение должно устроить обе стороны. Ознакомьтесь, пожалуйста.

Гамильтоны начали изучать предложенный документ, переписанный красивым, чётким, каллиграфически изысканным почерком, причём старший достал свои очки — с годами резко начало ухудшаться зрение, из-за чего пришлось обзавестись, чтобы читать. Барри, который на зрение, напротив, не жаловался, тоже ознакомился и не удержался от вопроса:

— А кто переписывал?

— Мой зять Салли, — довольно улыбнулся Эркюль. — Правда, у него великолепный почерк? Вот что значит "аристократическое воспитание"! Он помогает мне с перепиской некоторых документов, а так же берёт заказы на перепись из университета, чтобы помочь моему сыну и подработать. Очень умный и талантливый мальчик!

В голосе адвоката снова прорезались намекающие нотки, и Барри вскинул взгляд на безмятежно улыбающегося визитёра. Придавить его захотелось с новой силой... но ведь этот наглец даже Арчибальда отбрить смог! По подостывшим следам выяснили, как именно Эркюль собирался отбиваться в самом неприглядном случае, и это лишний раз подтвердило хитрость и изворотливость старшего Мариуса. Если уж он такое раскопал за сравнительно короткий срок, то на что он способен, если будет искать способ отбиться от нового наезда? За свою карьеру Мариус собрал внушительную команду осведомителей, должников, назубок знал все законы, вплоть до недавно изданных, умел искать лазейки... Призвание, что и сказать! Среди его знакомых были и падкие на сенсации журналисты. Можно, конечно, просто вырезать всех, кто мешается, включая и этого крючкотвора, но если делать это, то придётся зачищать и всех случайных свидетелей. Вряд ли Мариус просто тупо позволит себя прикончить. Можно, конечно, попытаться надавить на него через мужа, зятя, мальчишку-горничного, который живёт у них, но где гарантия, что он уже сейчас не отправляет их всех в безопасное место, которое ещё надо разыскать? Сейчас, когда власти вовсю трубят о законе и порядке, приходится играть на публику, чтобы чернь не сообразила, что им просто показывают отвлекающую морковку. Всех не перевешаешь и не перестреляешь, иначе работать будет некому, а ослабевший заслон на границах прорвут армии соседей, которые давно точат зуб на богатства их страны. Что же задумал этот сукин сын?

Барри бегло перечитал соглашение. Составлено более чем грамотно и корректно...

— Кого вы предлагаете в качестве третьей стороны?

Эркюль словно не заметил, что Барри снова перехватил роль хозяина у своего компаньона.

— Доктора исторических наук Элиаса Тьюринга. Он совершенно не в курсе дела, известен как человек порядочный, честный и принципиальный. Как вам его кандидатура?

И тут придраться можно только к тому, что этот сморчок — научный руководитель младшего Мариуса...

— И он согласен?

— Разумеется, иначе бы я не предложил его кандидатуру без предварительного согласия. По моему скромному мнению, дату поединка имеет смысл назначать только после подписания соглашения, — как ни в чём не бывало продолжил Эркюль. — Поскольку мой зять омега, то ему нужно больше времени на подготовку.

— Ты всерьёз считаешь, что у него есть шанс? — клыкасто ухмыльнулся старший Гамильтон, не сдержавшись. Это уже начало отдавать каким-то фарсом!

— Это будет видно по результатам поединка, — ничуть не смутился Эркюль. — Думаю, будет справедливее, если место проведения поединка выберете вы.

Это уже был просто удар ниже пояса! Что он творит??? Сам даёт противнику козыри, догадываясь, что может за этим последовать???

— А кто будет свидетелями с вашей стороны? — из последних сил сохраняя невозмутимость, поинтересовался Барри.

— Они пришли со мной, ждут за дверью и готовы поставить свои подписи под документом хоть сейчас. Желаете их увидеть?

— Хотелось бы.

Когда в кабинет вошли свидетели, Барри снова напрягся. Пожалуй, не стоит подавать вида, что он уже знает, кто это... Играть — так играть до конца. В конце концов, Гамильтонов в такие подробности никто не посвящал — не доросли ещё.

— Урри Рейнольдс, домовладелец, и Лориен Райли, студент колледжа изящных искусств, — представил своих спутников Эркюль. — Господин Рейнольдс сдаёт комнату моему сыну, а молодой господин Райли просто друг семьи.

— Райли? — удивлённо уставился на молодого бету с необычно длинными волосами Уинстон. Откровенно уродливый, длинный, тощий... Одет, правда, поприличнее, чем домовладелец. — Ты, случайно, не сын Джулиуса Райли?

— Он мой старший отец, сэр, — кивнул Лориен. — Я его младший сын.

— А тебе-то какое дело до всего этого?

— Тобиас мой близкий друг, а Салли позирует мне для картин и этюдов.

— Позирует? — скабрезно хмыкнул Уотсон. — И как он тебе? Горячая штучка?

— Меня больше интересует его внешность, — и глазом не моргнул Лориен. — Я художник.

Уотсон повернулся к мнущемуся перед ними Урри, который, едва вошёл, снял с головы старую кепку и теперь мял её в руках. Пожилому альфе явно было не по себе в таком богатом доме и перед столь важными господами.

— А ты почему согласился?

— Так попросили, — простодушно ответил Урри. — Жильцы часто просят меня о маленьких услугах, а мне не трудно. Это же просто формальность.

Свидетели вроде бы тоже не вызывали особых подозрений, вполне оправдывая оценки, выставленные наблюдателями. Домовладелец — просто работяга, которому повезло унаследовать старую развалюху в центре, и он по мере сил ведёт дела, пытаясь попутно отремонтировать своё владение, чтобы провести электричество. Большим умом не отличается — только и хватает, чтобы заниматься своим делом. Женат, растит внука. Райли настораживал только своим родством с известным в деловом сообществе предпринимателем средней руки. Художники, как известно, часто бывают с блажью, а Салли и впрямь редкий пирожок... И всё же что-то тут явно не так. Что же затеял Мариус?

— Мы согласны заключить официальное соглашение, — кое-как взял себя в руки старший Гамильтон, косясь на Барри, — но нам нужно время, чтобы обсудить поправки.

— Разумеется, — подозрительно легко согласился Эркюль. — Это копия, пусть останется у вас. Когда у вас будут конкретные предложения, то известите меня, пожалуйста, и мы составим окончательный текст. До скорого свидания, господа.

— Эркюль, — окликнул бету уже в дверях Барри, — зачем тебе это?

— Всего лишь хочу, чтобы всё было по закону, поскольку я его скромный служитель.

Мариус поклонился хозяевам кабинета, подал знак своим спутникам, и секретарь проводил их к выходу. Едва за визитёрами закрылись двери кабинета, старший Гамильтон дал себе волю.

— Да что, ... ..., происходит-то???

— Не знаю, — осторожно, как какую-то ядовитую гадину, положил на стол проект соглашения Барри. — Но я выясню.

— Быстрее! — поторопил своих спутников Эркюль, и они свернули в проулок.

— "Хвост"? — догадался Лориен.

— Он, родимый, — буркнул адвокат. — Рейган уже давно выяснил, что за вами кто-то следит. Зуб даю, это нюхачи Барри.

— Нюхачи? — вскипел Урри и вцепился в бету. — Так, стоп! Что за дела, приятель??? На войну с Барри я не подписывался!!! Ты чем думал, когда вёл нас туда???

— Не ори, — вырвался Эркюль, одёргивая пальто. — Я объясню, но не здесь. Если и дальше будешь придерживаться плана, то ни ты ни твоя семья не пострадаете.

— Какой план? Ты так толком ничего и не объяснил! На... ты предложил этот договор? Это же всё равно, что подписать Салли смертный приговор!..

— Подождите, Урри, — попытался удержать альфу Лориен. — Кажется, я начал понимать, в чём тут дело, но кое-что от меня пока ускользает. Позвольте господину Мариусу договорить.

— Я объясню, но не здесь, — повторил Эркюль. — Тут недалеко нас должен ждать Рейган, замаскируемся, спрячемся в какой-нибудь пивной, забьёмся в угол и поговорим. Заодно по пиву хлопнем, а то я чуть не обделался там сам. Этот Барри очень силён.

— И это только он сам, — прорычал Урри. — А его связи? Его люди?

— Да, это всё тоже имеет значение, но я делаю ставку на несколько другое. Идём, пока нас не перехватили.

Петлять пришлось долго, хотя искомое место было не так далеко. Там ждал Рейган, который, едва их увидел, тут же вытащил из замаскированного тайника мешок с какой-то одеждой.

— Вот, надевайте, — велел Эркюль. Рейган привычно оглядывался по сторонам и принюхивался. — Быстрее!

— Ничего так маскировка, — снисходительно одобрил Урри. — Пахнем нормально, а морды?

Рейган просто подобрал с земли горсть грязного снега и мазнул по лицу Лориена, который сначала дёрнулся, а потом с выражением озарения сам начал размазывать её по своему лицу. Похоже, что это даже доставило парню известную долю удовольствия.

— Дёшево и сердито, — сказал Рейган, запихивая обратно в мешок их вещи. Бесформенные куртки и штаны, явно ношеные либо просто вывалянные в грязи для нужного вида, были слегка не по размеру, но сидели неплохо.

— Беги ко мне домой, — велел ему Эркюль, — Потом разнесёшь — вещи Урри к нему домой, а Лори переоденется у моих детей.

— Да, сэр, — козырнул Двуликий. — Потом возобновить наблюдение?

— Да. И пошевеливайся. Сегодня пойдёшь с Дугласом и Салли. Времени на подготовку будет мало, так что не будем терять его зря.

— Куда? — насторожился Лориен.

— В "Хромого шакала". Пусть Салли посмотрит, как он драться НЕ должен. Заодно попробуют найти этого Калеба. Может, согласится помочь.

В ближайшей пивнухе нашёлся укромный уголок. Эркюль взял всем по кружке пива поприличнее, и троица окончательно слилась с посетителями.

— Так что за представление ты затеял? — взял быка за рога Урри.

— Эффект неожиданности. Слыхал о таком? — Эркюль отхлебнул из кружки и крякнул: — Ничего, пивал и похуже... Видали, как Гамильтоны и Барри отреагировали на моё предложение?

— Ещё бы, — фыркнул художник. — У них это практически на лбах было написано.

— В этом-то всё и дело. Поскольку дело для нас, как им кажется, совершенно безнадёжное, то предложение узаконить это всё само по себе кажется странным и подозрительным. Да ещё и при том, что репутация у меня такая, что я добровольно в петлю никогда не полезу.

— И всё-таки то, что ты затеял — это просто самоубийство! — не сдавался Урри. — Ведь Салли будет драться с Кассиусом и, скорее всего, проиграет...

— А это мы ещё посмотрим. Да, наш Салли — всего лишь омега, а омег принято считать людьми даже не второго, а третьего сорта. Их мало принимают всерьёз даже сейчас. Бойцы, такие, как Анастасий, встречаются редко, и они, что вполне нормально, будут думать, что мы затеваем какую-то подставу, чтобы выиграть.

— Но ведь всё будет зависеть только от Салли!

— Да, главное будет зависеть от него, а мы ему поможем.

— Как?

— Очень просто. Рейган уже начинает собирать информацию о Кассиусе, да и Гай мне немало интересного рассказал. И по городу давно слухи ходят. Всё это только надо объединить и обдумать, чтобы выстроить оптимальную тактику для Салли. Чтобы он продержался до финального гонга.

— И как твои трюки помогут Салли?

— Кассиус сам по себе — никто. Просто самодовольный мажор, ни на что не годный. Он полностью зависит от отца и старшего брата и давно привык, что все его фокусы те прикроют. Он абсолютно в этом уверен. Так что надо выбить из-под него эту опору, и я именно это и делаю.

— Как? Мы ведь и сами ни в чём не уверены. Дуг, конечно, поднатаскает мальчонку, но на сколько Салли вообще хватит? Ему же всего восемнадцать лет!

Эркюль загадочно улыбнулся, попивая пиво.

— Урри, дорогой мой, а как бы ты поступил, попади в такую же ситуацию?

— Начал бы выяснять, в чём тут подвох.

— Именно! Именно! И они будут искать. Я же давал им один козырь за другим — предложил договор, дал образец почерка Салли, выложил весь общий расклад, в котором есть уйма лазеек. С точки зрения закона — придраться не к чему, однако любой здравомыслящий человек, обдумав хотя бы поверхностно, придёт к выводу, что победить мы сможем только мошенническим путём. Либо сами будем искать способы обойти договор при поражении. Плюс, будут присматриваться ко всем нам, чтобы понять, кто в курсе и насколько. Из кого стоит вытряхнуть побольше сведений, и тут очень важно не выдать, что у нас есть надежда на победу. Потому я намерен использовать и это, чтобы окончательно нарушить покой и сон наших врагов. И если после подписания договора в квартире доктора Тьюринга найдутся следы обыска, то я прав.

— Обыска? — нахмурился Лориен. К своей кружке он не притрагивался.

— Конечно. Логично было бы подделать конверты, выкрасть, подменить договор и так далее. Подделывать почерк научились давно, и то, что я дал им образец почерка Салли — на черновом тексте соглашения — должно навести их на эту мысль. Но прежде чем начать действовать, они должны убедиться, что опасность действительно есть. Тем более при моей репутации. Они будут предполагать, что у меня есть запасной план, а его нет. Они будут следить за нами всеми, чтобы понять, что мы намерены предпринять, а мы будем просто готовить Салли к поединку. Каждый будет знать ровно столько, чтобы как можно лучше сыграть свою партию. Они будут следить за нами, а мы — за ними. Тут главное — расчёт, и я рассчитываю на их растерянность, которую обязательно заметит Кассиус, и это должно изрядно подпортить ему сон.

— Я понял! — чуть ли не во весь голос воскликнул Лориен. — Вы рассчитываете его таким образом ослабить до боя! Гамильтоны и Барри будут искать чёрную кошку в тёмной комнате, не подозревая, что её там нет!..

— ...а есть маленькая такая верёвочка, которая и поймает их в ловушку, — подытожил адвокат. — Ко дню поединка они все будут изрядно накручены, и это должно помочь Салли. Мальчику только нужно будет не потерять голову в первые минуты боя и выстоять. Тем более, что они наверняка выберут такое место, где Салли придётся труднее всего.

— "Хромой шакал"? — скрипнул зубами Урри и вцепился в свою кружку.

— Да. Вариантов всего два, и наиболее вероятный — именно "Хромой шакал". Это самая большая арена в столице, где на бой выходят в том числе и сильнейшие. Я точно знаю, что Кассиус там ни разу не был, Уотсон дрался пару раз и даже побеждал, так что если Кассиус победит, то это подтвердит исключительность семьи Гамильтонов. Но если Кассиус потерпит поражение у всех на глазах, то слухи разлетятся не хуже чумы, и это вынудит их держаться от Салли, Тоби и нас всех подальше, выискивая другие средства воздействия. Всё-таки правила, по которым дерутся в "Хромом шакале", отличаются от официальных боёв в Манеже, и менять их ради Гамильтонов никто не будет. Людскую молву нельзя недооценивать. У Салли есть шансы. Ему надо только помочь. И я это сделаю. А вы поможете нам?

— Я помогу, — решительно кивнул Лориен. — И не только ради Салли и чести Спенсеров. У меня свой интерес.

— Какой? — заинтересовался Урри, остывая.

— Потом. — Лориен повесил голову, тоскливо глядя в свою нетронутую кружку. — Но это глубоко личное.

— Слишком рискованно, — с сомнением покачал головой альфа.

— Знаю. Но другого пути нет. Тут или пан или пропал. Третьего не дано.