Омегаверс Истоки

— Вы...

— Холодно. — Катиэль стыдливо потянул на себя плащ Галлея, под которым прятались они оба. Плащ был довольно большим, но Пилат всё же разглядел, что они полностью раздеты. Хоть и спрятались за внушительным выступом, однако их всё равно заметили.

— Холодно? — сурово вопросил он. — И потому вы голые?

— Неслыханно!!! — разорялся Лис, который, собственно, и застал юношей за непотребным занятием. — Возмутительно!!! Что скажут в Аврории, когда узнают???

— Это решит Совет, — попытался угомонить его Юри. — Оставьте их.

— Но ведь они оба альфы!!! — встрял Гордий, новый муж Лиса и приёмный отец его сына-альфы Томаса.

— Не вам судить, уважаемый, — возразил Юри. — И Галлей и Катиэль перенесли страшное унижение, и если от этого им станет хоть чуточку легче, то так тому и быть.

— Но, молодой господин...

— Решать и судить не нам. Быть может, со временем это пройдёт. Преподобный Парацельс обязательно разберётся. Не время сейчас поднимать шум.

— Катиэль сам меня попросил, — потупился Галлей, приобнимая любовника. — Ему это нужно.

— Но вы альфы!.. — И Гордия поддержал возмущённый шум толпы.

— Я уже не альфа, — ещё тише проговорил Катиэль, отворачиваясь и прижимаясь к Галлею плотнее. — Так что какая разница?

— Разойдитесь, — приказал Пилат столпившимся зевакам, уже готовым наказать несчастных юношей. — А вы... отойдите подальше, чтобы никто не видел. Совет будет судить вас, так что готовьтесь понести ответственность.

— Мы готовы ответить, — решительно вскинул голову Галлей. — И примем наказание вместе.

— Быстрее...

— Всё правильно, брат, — сжал ладонь Пилата Юри, когда народное возмущение немного улеглось, а юноши вернулись и притулились в отдельном углу под осуждающими взглядами товарищей. — Ты поступил правильно.

— Совет вряд ли расценит это так же. Даже если Катиэль стал ложным катамитом, а Галлей его просто жалеет.

— Что будет, то и будет. В любом случае, дело сделано. Осталось заплатить. А пока пусть делают то, что хотят. После такого унижения, особенно для Катиэля, это может стать хоть каким-то утешением. Пусть и ненадолго.

Метель улеглась, воздух очистился. Септимус Валентайн оглядывался и принюхивался.

Вот уже не одну луну ждали беглецов из Ранарона. Когда Дарий Фабиус кое-как добрался до Аврория и рассказал, что видел и слышал... Септимус отказывался верить, что его наречённый и его брат могли поступить подобным образом! Сыновья Радагаста Амелиуса воспитывались по всей строгости Закона, и должно было случиться нечто необычное, чтобы они пошли на преступление крови. Может, Пилата Септимус недолюбливал, но всё же уважал. То, насколько Пилат привязан к брату, знали все. Что же могло сподвигнуть их на такое падение?

День клонился к вечеру, а признаков приближения сколько-нибудь внушительного отряда не было. Неужели побег не удался? Или Пилат и Юри погибли? Судя по донесениям разведчиков, на всех землях, захваченных Данелиями, творился самый настоящий кошмар. Беженцы рассказывали о жестокости нравов, ужасной грязи, вспышках жутких болезней и полном упадке хозяйства. На некогда мирных землях снова возродилась работорговля, как в далёком прошлом. Люди умирали, и Данелии пошли на самое страшное, чтобы быстро восполнить потери. Совет когда-то с большим трудом принял предложение Амелиусов разделить земли — бросать на произвол Данелиев осташихся там Верных было страшно, и всё же решение было принято. Теперь, спустя много лет, стало ясно, что политика Данелиев — это ужасная ошибка, способная окончательно разрушить их мир. Однако дело было сделано. Амелиусы всеми силами поддерживали порядок на своей территории, мастера и учёные изобретали что-то новое, чтобы помочь пережить Великий Холод, полное вымирание им не грозило, в том числе и за счёт беженцев, и такая стабильность, пусть и обусловленная жёсткой экономией и порой суровыми решениями, вызывала зависть у отринувших Закон соседей, пошедших за Данелиями. Чтобы обезопаситься, приходилось держать надёжные караулы у выходов Путей Лазаря и укреплять форпосты на границах, где в кровавых битвах погибали сильнейшие. Уж сколько пришлось оставить! Жаль терять родные земли, но туда ещё можно вернуться. Было бы кому возвращаться.

Темнело, и Септимус свистом подозвал Горгона.

— Скажи всем, что пора возвращаться. Потом заступит на дежурство следующий отряд.

— Слушаюсь, господин, — склонил голову Горгон.

Дозорные уже повернули домой, как один из омег, служащих в отряде Септимуса, насторожился и привстал в седле.

— Господин Септимус, я слышу детский плач!

— Уверен? — В сердце Септимуса снова вспыхнула надежда. Неужели...

— Да, господин, уверен.

— В какой стороне? — Септимус безоговорочно поверил — у этого омеги росли два сына, и на родительский инстинкт солдата вполне можно было положиться.

— Там, — указал омега.

— За мной! — приказал Септимус. — Всем быть наготове! Зажечь факелы!

Отряд развернулся и поспешил в указанном направлении. Очень скоро и сами альфы учуяли присутствие большого количества людей, но угрозы не было. Значит, это либо обычные беженцы либо те, кого уже так давно и с волнением ждали. Вот впереди замаячил огонь факелов, который выписывал в воздухе условный знак. Теперь детский плач слышали все. И ребёнок там был не один.

— Всем полное внимание! Приготовиться сопровождать гостей!

Отряд выстроился шеренгой, обозначая своё присутствие. Потянулись мгновения ожидания.

Вот к ним приблизился большой отряд. Беженцы. Они заметно устали, в толпе поднялся гомон, стоило им увидеть встречающих их солдат, омеги начали успокаивать детей, и среди мешанины незнакомых запахов Септимус уловил тот самый.

Вот вперёд вышел альфа и отбросил с головы капюшон плаща. Лицо осунувшееся, с запавшими глазами, неподвижное, взгляд усталый и измученный, но не узнать этого человека было нельзя. Пилат ощутимо потерял нечто очень важное за прошедшее с последней встречи время, какую-то живость, но всё же сила духа ещё не покинула его.

— Пилат! Наконец-то! — Септимус спешился и быстрым шагом направился к будущему родственнику, спешно окидывая взглядом остальных. — Это все?

— Все, кого удалось вывести, — кивнул Пилат. Голос холодный и какой-то совсем безжизненный. — Остальные решили остаться и при первой возможности уйти к своим позже. Среди нас есть раненые, беременные и маленькие дети. Разместите и накормите их в первую очередь.

— Всё сделаем, не волнуйся. А Юри?

— Я здесь. — Из толпы беженцев вышел омега с ребёнком на руках, и Септимус понял, что Дарий сказал правду. Юри встал рядом с братом, укачивая проснувшегося "волчонка", и кое-как поднял глаза на жениха. — Здравствуй, Септимус.

Юри тоже выглядел измученным, но держался прямо и спокойно. Септимус сглотнул.

— До ближайшего форпоста совсем близко. Там вы сможете согреться и отдохнуть, а с рассветом отправимся в Аврорий, — обратился он к пришельцам. — Потерпите ещё немного. Главное — вы теперь в безопасности.

Альфы сидели друг напротив друга перед жарко растопленным камином и молчали. Пилата уже переодели в более приличествующую его положению одежду. Первым заговорил Септимус.

— Вот как...

— Совет будет судить нас за нарушение Закона, и мы с Юри готовы понести кару, но мы не хотим, чтобы Артур погиб. Он должен жить.

— Почему ты решился на такое? Ты же Верный!

— Таково было решение Юри. Я пытался его отговаривать до самой течки, но то, что он выразил это желание перед Октусом...

— Может, долгое сидение в четырёх стенах повредило его разум? Преподобный Парацельс говорит, что так бывает.

— Я и об этом думал, но если бы я этого не сделал, то Юри отдали бы Балтусу, а он отменный негодяй. Омега, которого ему отдали в мужья, родил мёртвого ребёнка. И Юри говорит, что это не только из-за скверного питания.

Септимус поднялся и медленно отошёл к окну, за которым царила глухая ночь.

— Значит, Октус, скорее всего, убит.

— Да, и теперь на землях Данелиев начнётся смута. Какое-то время они будут заняты друг другом, а потом двинутся на нас. Надо готовиться.

Септимус медленно обернулся.

— За подготовкой дело не станет — за этот год наши мастера и учёные много чего достигли, а последний урожай получился приличным, так что снова обошлось без жертвоприношений, что только радует. Ты читал отчёт Иласа?

— Он мне сам всё рассказал незадолго до смерти. Будем надеяться, что Совет примет верное решение.

— Думаю, что казнь вам грозить не будет — у нас не хватает людей. Тебя, скорее всего, отправят оборонять границы. — Септимус замолчал ненадолго и заговорил снова. — Я возьму Юри в мужья, как и было условлено, и даже готов усыновить твоего ребёнка, если Совет сохранит ему жизнь. Закон есть Закон, и мы должны придерживаться его, особенно сейчас... И всё-таки почему Юри пошёл на это?

— Была причина, только в неё трудно поверить. Если бы Сильфид не передал мне послание, что наш план побега осуществится благополучно, я бы не поверил сам. А сейчас уверился.

— Так что это за причина?

— Юри было явлено пророчество, и он начал готовиться задолго до того, как его обнаружили солдаты Октуса.

— Пророчество? — удивился Септимус.

— Он огласит его перед Советом. И пусть будет, как будет. Если Совет всё же осудит Артура на смерть, то мы выкупим его жизнь ценой собственных.

Септимус побледнел.

— Вы так верите в это пророчество???

— Да. Я верю. И Юри верит. — Пилат поднялся и выпрямился, глядя на будущего зятя безо всякого выражения. — Теперь дело за вами.

Аврорий почти не изменился. Город был всё так же великолепен, как и в былые времена, только радости на его опрятных улицах стало меньше. Амелиусы сумели сохранить порядок на своей территории, и Пилат радовался, видя, как их встречают. Даже пустота в его душе на время уступила место теплу. Сплотившиеся перед лицом всеобщей беды граждане, едва беженцы пересекли городскую черту и прошли через главные ворота, выстроились вдоль улиц, держа в руках пищу и тёплые вещи. Кто-то даже поспешил взять на руки детей, чтобы утомлённые долгим путём родители смогли отдохнуть. Преподобный Парацельс со своими помощниками уже распоряжался, чтобы раненых доставили в храмовую лечебницу, омег в преддверии течки — в ближайший монастырь, а беременных — в городской лазарет. Многие горожане готовы были приютить гостей, пока им не подыщут подходящее жильё. Беглецы молча плакали, видя это радушие — после бед, перенесённых в плену, это было истинной отрадой.

Когда шествие разделилось, Септимус и Пилат со своими омегами, детьми и Катиэлем с Галлеем доехали до дворца Амелиусов, в котором собирались разместить часть беженцев, как только суматоха уляжется. Радагаст Амелиус всегда охотно открывал двери для нуждающихся, а его супруг Ливий хлопотал наравне со слугами, стараясь устроить гостей как можно удобнее. Как только долгожданные гости въехали во двор, омега выбежал навстречу сыновьям, обливаясь слезами радости. Как всегда скромно одетый, без украшений, совершенно не похожий на мужа одного из властителей земель Верных. Только стать и врождённое чувство собственного достоинства выдавали его благородное происхождение, как и изысканная красота, не ушедшая с годами. Заметно похудевший и с залёгшими вокруг лучистых глаз тенями. Сколько же ночей он не спал, когда стало известно о падении Ранарона?.. Ливий отчаянно и долго целовал обоих сыновей, с искренней радостью обнял Построма, с восторгом узнал о внуках, ахал от удивления, узрев близнецов, и с горечью взял на руки младшего, моментально прижав к сердцу. Уже знает, понял Пилат. Значит, Совет обсуждал это, в том числе и в его присутствии. На Ливия вполне можно рассчитывать — омега был ревностным родителем и отстаивал каждого ребёнка до последнего, даже если тот был уже на пороге смерти, и нередко оказывался прав. Его чутьё лишь немногим уступало чутью Парацельса, и к мнению Ливия достаточно часто прислушивались. Но что, если его мнение будет проигнорировано в пользу Закона?

— Вам нужно помыться и переодеться, — пресёк все попытки венценосного супруга заговорить с детьми Ливий. — Дети устали, им нужен отдых и нормальный уход — в этих ваших тоннелях совершенно нет условий. Пилат, иди с Септимусом, он не откажется потесниться. Юри, солнышко, и вы, дети мои, идёте со мной. В моих личных покоях вполне хватит места вам всем. А вы, мои дорогие, — повернулся радушный хозяин к притихшим "волчатам", — идите пока на кухню, поешьте и погрейтесь. Чуть позже я подберу вам комнату.

— Благодарю, господин Ливий, — низко поклонился ему Постром, и его движение повторили остальные.

— Не о чём тут благодарить, — отмахнулся омега, сбрасывая со своих плеч лохматую меховую накидку и набрасывая на плечи младшего сына, старательно укутывая. — Идём скорее, я распоряжусь затопить баню...

На омежьей половине дворца вскоре забегали-засуетились слуги. Под детскую срочно обустраивали самую тёплую комнату, устанавливали дополнительные кровати, застилали постели. В это самое время Ливий спешно готовил омегам новую чистую одежду, вызывал помощников, чтобы обиходили малышей... После очередного кормления молодых оми тут же оправляли мыться, уверив, что дети будут в полной безопасности и под надёжным присмотром. В это самое время в другом крыле возились с Пилатом, который просто позволил заниматься собой. В бане он попросту заснул, не чувствуя, как его отмывают, бреют, аккуратнее подстригают отрастающие волосы, высушивают полотенцами, одевают и переносят в спальню. Молодой отец просто провалился в сон, в котором не было ничего, кроме пустоты.

— И что ты предлагаешь? — скрипнул зубами Радагаст, глядя в полные отчаянной решимости синие глаза мужа. — Признать этого ребёнка?..

— Его зовут Артур, — жёстко перебил его Ливий. — У мальчика уже есть имя. И его осмотрел Парацельс. Артур совершенно здоров. Нет никаких причин избавляться от него.

— Кроме того, что он — дитя преступного кровосмешения?

— Ребёнок в этом не виноват. И ты сам знаешь, что сейчас творится на землях, захваченных Данелиями. Ты ведь уже поговорил с Постромом, верно? И читал послание Иласа? И ты бы предпочёл, чтобы наш Юри достался какому-нибудь озверевшему?..

— Закон есть Закон! Совет...

— Да чихал я на этот ваш Совет!!! — взорвался Ливий, взмахнув стиснутыми кулаками. — Речь идёт о ребёнке!!! О нашем внуке!!! И я уверен, что была веская причина, по которой наши дети пошли на это!!! Мы же сами их воспитывали! — Ливий утих, отбрасывая с покрасневшего лица выбившуюся из косы прядь седеющих волос. — И я поговорил с Септимусом. Он не собирается разрывать помолвку и даже готов усыновить Артура. Последнее слово за тобой и Советом.

— Ты действительно думаешь, что я готов так просто обречь нашего внука на смерть? — Радагаст тяжело опустился в своё кресло, устало прикрывая лицо ладонью. От свалившихся на мир тягот и множества забот и потерь альфа состарился раньше времени, и Ливий, которого время тоже уже коснулось, казался почти что его сыном. Они всегда легко находили общее мнение по любому вопросу, но теперь... Ливий был умён и прозорлив, Радагаст часто обсуждал с ним свои дела, в том числе и государственные, и нередко получал весьма дельные и разумные советы, а в дни его отсутствия Ливий брал часть управления городом на себя и отлично справлялся. — Если бы дело было только во мне, то я бы первый вступился за ребёнка. Но сейчас такое время, что только неукоснительное соблюдение Закона поможет сохранить покой на наших землях и даст шанс пережить Великий Холод. Я один из повелителей нашей части страны, на мне лежит огромная ответственность, и я должен быть гарантом сохранения Закона. Быть символом и примером. Что скажут наши союзники, если я плюну на Закон? Не сочтут ли они, что я ради мимолётной прихоти или каких-то излишне личных причин презрею и наши договорённости и союзные обязательства с той же лёгкостью, что и Закон?