Пойдешь-не воротишься

Но, наверное, если он и воевал в Македонии, то не на турецкой стороне. Больно много и с негодованием он рассказывал про сожжение тамошних деревень и насилия над мирным населением, как от регулярных аскеров, так и от всяких там башибузуков. Я про них от участников турецкой войны слышал, и именно про их 'художества', но думал, что это что-то очень старое. Ан нет, таки не старое. На Кавказском театре вместо них служили курды, охотно грабившие и истреблявшие армянское население, как восставшее против турок, так и ни в чем перед Стамбулом не виноватое. но 'ты виноват уж тем. что хочется мне кушать', и этих псов войны спустили со сворки. Те самые башибузуки-это какие-то племена Малой Азии, близкие к туркам, но не тождественные им. Что интересно, и курды, и эти племена истовым турком почитаются, как лишь условные мусульмане из-за многих отступлений их от канонов. И правда, курдские женщины ходили с открытыми лицами, что могло раздражать турка из окрестностей Анкары, готового простить это христианам (что возьмешь с этих вот), но не тем, кто называет себя магометанами! Правда, мне же говорили, что в том же Стамбуле турчанок без укрытий от мужских взглядов много. Чуть ли не половина. Ну, и на то она и столица, чтобы провинция ворчала на столичный разврат и беззаконие.

Про восстание он рассказал, что оно не было ответом на какое-то вопиющее беззаконие со стороны султана или местного паши, это было результатом политики тамошним стран.-соседей Турции. Они пригревали у себя разные революционные организации, что ставили своей задачу отторжения своей родины от Турции (кто родного села или долины, кто вообще всей обширной области, от моря и до моря), поэтому это была вечная незаживающая рана, в которую по капле утекала сила турецкая. А она и так начинала иссякать, чему свидетельство разгромы ее Италией и коалицией балканских стран. Но турки вляпались в войну с Антантой и теперь им еще хуже стало. Явно дело кончится тем, что в Турции останутся только чисто турецкие провинции, то есть с населением почти сплошь турецкими или с добавкой этих самых условных турок, из которых набирают башибузуков.

Тот прогноз его оправдался. Еще он сказал, что Франца-Фердинанда убили явно такие же молодые революционеры из подкармливаемых организаций, только они жили не по соседству с турками, а с австрийцами, потому их жертвой стал не какой-то Ахмед-паша, а наследник австрийского престола. И тут он тоже оказался прав, роль 'Черной руки 2' тогда не была известна, но потом всплыла. И, по его мнению, успехи вооруженной борьбы напрямую зависят от совместных действий всех сил на одной стороне. В Ильинденьском восстании ее не было. Он также намекнул, что и сейчас этим пахнет. поскольку разногласия между Кубанскими политиками и Деникиным были общеизвестны. А англичане тоже работают на раздрай и развал, чему пример недавний визит в Новороссийск руководителя Сочинских зеленых Вороновича. На пристани его ждут с ордером на арест, но на борту британского корабля он неприкосновенен. Если Альбиону нужно больше хаоса в России, то все правильно, можно еще и Вороновичу подбросить турецких винтовок из трофеев, и к ним по подсумку патронов, чтобы те сильно не радовались и не взяли Екатеринодар от душевного порыва. Если англичанам надо, чтобы Деникин победил красных— они деяниями своими добиваются обратного.

Он снова был прав, но я теперь думаю, что среди британского руководства тоже не было единства, и каждый тянул одеяло на свою сторону. Не было и в Антанте, победив в войне, Сердечное Согласие в политике уменьшения немецкого влияния в мире тоже не было единым. Вот тот же Силезский вопрос. Возникшая после войны Польша претендовала на Силезский промышленный район, и чем больше силезского, тем лучше. Если ставится задача, чтобы Германия, как прежняя сила не возникла вновь, то отторжение Силезии от нее работает именно в нужную сторону. Французы это движение поддерживали, а вот англичане-нет. Поэтому все шло как плавание под парусом при переменном ветре— подуло с такого-то румба-вопрос двинулся в нужную сторону, снова союзники по Антанте чего-то не поделили и не договорились— все пошло назад.

Интересный был разговор и про интересное. Я даже подумал, а не стоит ли мне заняться изучением турецкого языка, вдруг, да и пригодится. Ну и свободное время было.

А к Рождеству пришел подарок — улучшение состояния больного. он даже стал пробовать стоять на ногах, не держась ни за кого или палкой подпираясь. Хватало пока на пару минут, но ведь прогресс-то! Он даже позволил себе полстаканчика домашнего вина и со страхом ожидал, что снова станет тоже, что и было, и меня просил не выдавать его нарушение Ивану Ивановичу. Я обещал и не выдал, а его небесный покровитель не дал состоянию ухудшиться.

— — — — — — — — —

Дни сменялись днями, я проводил сеансы, хозяину дома становилось все лучше, он с опаской ходил по дому, но сам, для страховки придерживаясь за мебель, и уже строил планы, как он выйдет на двор и пойдет сначала по нему, а потом по улице. Насчет улицы он признавал, что сильно забегал вперед, ибо начался период ветров, когда преобладает та самая бора, и она только иногда стихает, но и то как-сегодня ты кое-как удерживаешься, вцепившись в забор, и можешь считать, что ветер стих, потому что вчера ты и у забора не удержался и тебя снесло вверх по улице. Это, разумеется, шутка, но с изрядной долей правды.

25 октября был сильный шторм, отчего сгруженные танки на мол сбросило в море. Потом их поднимали со дна, но два так и остались в глубинах вод. А танки весили до 30 тонн каждый! Это какая сила была у волн и ветра! Пострадали не только танки, сама кладка мола частично разрушилась и потрескалась. Сбило парапет мола, сорвало деревянные рамы, поставленные для того, чтобы суда не бились корпусом об мол. Это мне Силыч рассказывал, он в порту работал и ликвидировал эти повреждения. Он же говорил, что в такой ветер могло действительно пронести по всей улице, если ее направление точно совпадало с направлением ветра.

Город был набит людьми, а они все прибывали. Правительство что-то там планировало, скажем, эвакуировать часть людей в Туапсе и Крым, но результаты трудов видны не были.

Люди жили в вагонах, в которых они приехали, превратив их в условные гостиницы, отчего все пути, где только возможно было их поставить— забиты ими. Ну и свободных вагонов катастрофически не хватало. Афанасий Силыч рассказывал, что не только домовладельцев терзали насильственными вселениями, но и конторы. Главного инженера Портов Кавказского побережья так замучили вселенцы от квартирного управления, что он не выдержал и написал письмо:

'...При этом имею честь доложить, что канцелярия вверенного мне Управления в том помещении занимает 4 комнаты; далее в одной комнате разместилась Часть Торговых Портов и Торгового Мореплавания с Генерал-Майором Верховским. Три комнаты заняты моим помощником Инженером Копытовым с семьей, состоящей из жены и двух взрослых дочерей, а так же помощником Генерал-Майора Верховского Инженером Силичем с матерью и больной сестрой, перенёсшей сыпной тиф, наконец, три комнаты заняты мною, и в этих комнатах живут, кроме меня, моя теща М. Пономарева, две свояченицы М. Пономарева и Л. Петрова /жена офицера, находящегося на фронте/, Л. Ершова, жена заслуженного артиста Петроградских Государственных театров; в одной из этих комнат, проходной, ночует также сын Помощника Начальник Управления Торговли и Промышленности Смыслова; сам же В.А. Смыслов проживает также в помещении моего Управления, ночует на диване в комнате занимаемой Частью Торговых Портов...Из изложенного можно усмотреть, что все комнаты помещения совершенно переполнены и не представляется возможным поместить кого либо...'

После того официальные квартирьеры перестали являться в канцелярию и мешать работать, но энтузиасты из числа авантюристов еще пытались. Но их попытки успешно отражались.

Как выходили из положения домовладельцы? С переменным успехом. Кто доставал грозную бумагу от кого-то из начальства (желательно, генерала) с указанием, что самовольное вселение туда запрещается. Так сделал мой пациент, а Силыч с остальными местными образовали организацию 'Мы все здесь живем', и соседи, что были поблизости по зову малышей сбивались в стаи и немедленно приходили и заявляли, что они-де здесь живут, их тут восемь в этой комнате(семь и них— вот они, подсчитайте), в соседней-шесть(пять— вот они, один трудится на станции. Дети по тайному знаку начинали плач, женщины галдеж и тоже плакали. Достаточно часто это получалось. Я тоже в процессе поучаствовал, когда там бывал. Соседи -то друг у друга бывали и знают, что у кого и где стоит (это для защиты от шибко хитрых комендантских, что потребуют сказать, что за мебель в той комнате, раз вы та живете) Нету здесь свободного места! Опять же могут рассказать, не путаясь, кто это и кем приходится каждому. А хозяин однажды как бы 'сдался' и поселил приехавших чиновников в пристройку с разваленной печью (он как знал и не спешил ее отремонтировать до будущего лета). Гости выдержали с обеда и до вечера, после чего пошли искать другое место. С соседями у него тоже была договоренность о предоставлении 'Здесь живущих'. Я и тут продемонстрировал себя, как здесь живущего и обладателя жены и двух детей (за них сошли добровольцы-соседи), а однажды мы изобразили то, что он болен чем-то вроде тифа, но не совсем обычного, а более заразного тифа, а я его лечу-комендантские выскочили, как пробки из 'удельного шампанского вина 'Абрау-Дюрсо'. Я вспомнил, что есть такая болезнь Брилля, и рассказал про нее нечто страшное-почти как про чуму. Потом мы посмеялись от находки.

В городе было холодно, ветрено, и почти что голодно. Продукты-то были, но деньги -'колокольчики' мало что стоили, отчего цены росли.

'Весь январь и февраль этого года в Новороссийске стояли жестокие

холода. Свирепый норд-ост дул почти без перерыва, проникал сквозь тон-

кие рамы в легкие, южной постройки дома, гулял по вагонам и теплушкам

вокзала. Огромная масса людей, скопившихся в городе, не оставила

буквально ни одного квадратного вершка пустого пространства. Высшие военные и гражданские чины, имевшие связи среди новороссийской буржуазии, кое-как разместились по реквизиции или по знакомству. Но уже среднее и низшее чиновничество жило в невероятной тесноте. Я знал чиновников в возрасте и с положением, которые ютились по 10 — 12 человек в одной комнате, и я помню, как один мой бывший подчиненный рассказывал, что он несколько недель не имел возможности раздеться на ночь и ограничивался тем, что расшнуровывал ботинки. В большом доме Министерства внутренних дел на Дмитриевской стоял настоящий табор ведомственных беженцев. В просторных залах казенного здания в "углах", отделенных развешанными простынями или шкапами с бумагами, жили семьи эвакуированных служащих, образуя огромный муравейник хлопочущих по хозяйству женщин и копошащихся на полу детей. Про простых обывателей и говорить нечего. Редкие, спасенные от реквизиции меблированные комнаты шли поденно за 200 — 300 рублей, и в них тоже въезжали целыми семьями, вперемежку здоровые и больные. Санитарное состояние население было, конечно, ужасающее. Сыпной тиф и легочные заболевания уносили жертву за жертвой. Их уже перестали считать, и только время от времени знакомое имя заставляло остановиться и задуматься.

Денежных знаков в обращении было несметное множество, ставки чиновничьих окладов автоматически увеличивались, но никакое повышение содержания не могло угнаться за бешенной скачкой цен. Офицерский обед был нормирован и отпускался по довольно низкой расценке. Зато рестораторы отыгрывались на "вольных". В феврале обед в ресторане обходился в 250 — 300 рублей. Популярностью пользовалась чехословацкая столовая, где можно было пообедать за 120 — 150 рублей. Побриться в парикмахерской стоило 80 — 100 рублей. Всюду были переполнение и очереди.'

Афанасию Силычу в порту платили 1387 рублей в месяц. Жена его занималась пошивом одежды-сколько ей платили обращавшиеся-я не знаю. Детей малых у них было трое. Как они выживали? Как могли. Потом Силыч признавался, что честно жить было прямо-таки невозможно, потому кое-что пропадало из приехавшего и уехавшего груза. Грузчики находили и изымали, другие прятали, третьи выносили ... 'Не мы такие, жизнь такая'. Оружие и боеприпасы он не брал, а вот обмундирование и разное хорошее-это да. Потом жена продавала без переделки или перешивала, а перешитое продавала.

С топливом было тоже не сладко, даже в порту, хотя бумаги писали и уголь с нефтью находился и его со скрипом выделяли, а, значит, портовые работники могли себе с полведра мелкого угля добыть. Ну, и дети тоже что-то, да и добывали. Свалился с железнодорожных путей пустой ящик из-под чего-то-он будет принесен домой, и даже щепа от расколовшихся досок не будет забыта. В паре заброшенных домов за одну ночь исчезли заборы конуры для собак и дощатый навес. Потом в один домик вселились самозахватчики, и это спасло от выдирания доски полов, двери и косяки. Разбирать домик при каких-то хозяевах люди не решались, пусть они и настоящие или ненастоящие.

До начала февраля я прожил в городе. Пациент успешно продвинулся на пути к выздоровлению. и уже выходил на двор. Рука была еще слабая и не очень точная в движениях, но Иван Иванович говорил, что пока больше нельзя. нужен перерыв на месяц или больше. А летом надо будет выходит к морю, к Соленому озеру, что за городом и тамошнюю грязь прикладывать к больным местам. И с ней полежать с полдня, только стараясь не перегреться на солнышке, для чего идти в воду, а потом смазаться снова. Благо лечебной грязи там сразу на батальон хватит, и на их винтовки останется. А пока ему надо будет занять руки мелкой работой. Скажем, брать иголку и вышивать. И не надо ухмыляться, хоть это не мужская работа, но лечебная процедура.