Гареммыка

Бумажек там оказалось не очень много — три десятка. Но это были новенькие, бежево-коричневые банкноты с большим ленинским портретом. Каждая по сто рублей. Передо мной просто так на столе лежала моя зарплата на заводе за целый год, даже чуть больше! Да что там зарплата — автомобиль! Я вполне мог приобрести на эти деньги не то, что такой же Запор как у отца, а что-то более солидное, например "Москвич" или подержанные "Жигули". Я невольно сглотнул, не в силах поверить своим глазам. Ну, Катька, ну зараза... Она что, купить меня вздумала?! Привязать к себе денежной подачкой?

Я моментально вскипел, но так же быстро остыл. Для подачки это был бы слишком жирный кусок. Хотя... деньги-то в кооперативе крутились далеко не маленькие. Сам я финансовой стороны не касался, но краем уха слышал цены, которые Катерина обсуждала в моём присутствии по телефону. А если учесть что деньги в конверте это якобы полагающаяся мне зарплата за полгода, то получается, что она всего лишь в два раза больше заводской. Действительно, похоже на правду. Отметив себе не забыть, и при случае осторожно поинтересоваться у Дашки со Светкой размером оплаты их труда, я спрятал деньги обратно в конверт и занялся повседневными делами.

Следующая неделя особых неожиданностей не принесла. Я как челнок сновал из одного конца города в другой. Утром летел на завод, отработав смену, на минутку заскакивал домой и мчался дальше, сначала на пару часов к Ирине с Юлей, а потом на вторую работу, делать перестановку на квартире у Катьки. А что поделаешь, раз пообещал, то должен слово сдержать. Пусть даже это слово у меня выманили хитростью. Признаюсь, первый раз я открывал дверь врученным мне ключом с некоторой настороженностью — вдруг Катька окажется дома, а не в отлучке, как обещала? Но нет, похоже, что Катерина решила твёрдо придерживаться нашей с ней договорённости. В пустой квартире меня встретила лишь тишина полутёмного помещения, нарушаемая утробным бурчанием холодильника на кухне. Ничто не мешало мне спокойно заниматься делом, в которое я немедленно впрягся. Пахал честно, без дураков и перекуров так, что к концу недели смог полностью справиться со всей порученной мне работой.

В пятницу вечером перед уходом домой оглядел плоды своих трудов и удовлетворённо хмыкнул: самому понравилось, как всё удачно получилось. Мне удалось так ловко расположить столы, что даже для самой Кати отыскался приватный уголок за лёгкой ширмой с диваном и прикроватной тумбочкой, "украшенной" телефонным аппаратом. Кухня подверглась ужатию до спартанского минимализма, пnbsp; В десять утра я уже осторожно скрёбся в Катькину дверь.

ревратившись в настоящую примерочную, с огромным зеркалом на стене. nbsp;Плита и холодильник переехали на застеклённый балкон, благо он был длинный и тянулся через всю квартиру от края кухни до конца смежной с ней комнаты. Так что в субботу утром я отправился сдавать работу вернувшейся к тому времени хозяйке с кристально чистой совестью.

К моей лёгкой досаде, Катерина особо переделками не заинтересовалась. Она только спросила Свету с Дашей, удобно ли им будет работать при такой планировке и с равнодушным видом кивнула, услыхав утвердительный ответ. Блин, я даже малость обиделся. Не, ну, в самом-то деле! Я тут вкалывал, как негр на плантациях, а она нос воротит! Барыня...

Ещё раз пройдясь по преобразившейся квартире, Катька критически посмотрела на меня.

— Что это за штаны на тебе?

— Брюки как брюки, вполне приличные. Мама в ГУМе покупала. А чем они тебе не нравятся?

— А тем, что они висят на тебе мешком! — фыркнула Катька. И добавила: — Оно и видно, что мама покупала, а не сам. Впрочем, насколько я помню, ты в моде никогда не разбирался.

— Каждому своё. Зато я в технике что-то соображаю.

Катерина, ещё раз фыркнув, загнала меня на табурет в примерочной, и принялась внимательно изучать несчастные брюки. Потом принесла булавки, и стала втыкать их в штаны, ничуть не беспокоясь за целость моего зада.

Дежа вю, как говорят французы. Я словно бы вернулся назад во времени в ту беззаботную пору, когда ещё не знал, что наши с Катей отношения омрачены обманом и ложью. Тогда она тоже ушивала и подгоняла по моей фигуре купленную в магазине одежду, превращая мешковатый ширпотреб в модельные образцы. Я даже заметил, как мне вслед стали посматривать заводские девчонки, уже не равнодушно скользя взглядом, а оценивающе прищуриваясь. Да уж, действительно, встречают по одёжке... Блин, а все вокруг убеждены, что женщины любят ушами. И где правда, спрашивается? А, может быть она в словах Чехова? "В человеке должно быть все прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли" Не знаю. Но то, что в подогнанных Катькой брюках мой зад стал притягивать девичьи взоры как магнитом, это неоднократно проверенный факт.

Работа у Катьки и совпавшая с ней по времени Иришкина болезнь захватили меня целиком, не давая возможности отвлекаться на что-либо иное. Между тем неумолимо приближались новогодние праздники с традиционным калейдоскопом вечеров, дискотек и выступлений. Про меня вдруг вспомнили заводские комсомольцы и товарищи из профкома, вкупе с парткомовскими функционерами. И завертелось: репетиции, досадные поломки аппаратуры, её лихорадочный ремонт, новые репетиции едва ли не каждый день. Времени не хватало даже чтобы нормально пообедать. Я наскоро заглатывал в столовой свою порцию, и летел в каморку за сценой актового зала, в надежде успеть подпаять оборванные вчера провода, пока обеденный перерыв не закончился. Или нёсся отловить Толика, дабы уговорить его не пропускать вечернюю репетицию. Или... Да мало ли этих самых "или" ежечасно сваливалось на мою голову. У нас же принцип "кто везёт, на том и возят" соблюдается свято, вот на мне и "возили", попутно норовя нагрузить ещё и ещё. Блин, они явно хотели, чтоб я надорвался! В подобном стремлении злыдень Абрамыч не сильно отставал от профкомовцев, дополнительно повесив на меня отладку десятка блоков. И это помимо обычной сдачи продукции ОТК!

Новости от Иры так же не добавляли радости. Пусть Юля и сама Иришка выздоравливали, зато слегла Елена Станиславовна, и крепко слегла — ей даже предлагали госпитализацию. Хорошо, хоть Катька перестала доставать — у неё тоже началась горячая пора. Из-за возросшего наплыва состоятельных заказчиц кооператив "Екатерина" постепенно стал переходить от массового пошива к индивидуальному, так что созданная мной примерочная не простаивала.

Надо ли говорить, что я с поистине детским нетерпением ждал наступления Нового года, как вожделенного избавления от суеты и бесконечных хлопот. Бой курантов и традиционное шампанское прошли незамеченными. Я ради приличия несколько минут посидел с родителями и ушел спать, чтобы завтра отправиться на встречу с Юлей.

Не могу внятно объяснить, почему мне так запала в душу эта непоседа, но я каждый раз расплывался в улыбке предвкушая свидание с миниатюрной копией Ирины. Может быть потому, что Юля так же тянулась ко мне, как и я к ней? С достойным самого Гойко Митича воплем она цепкой мартышкой взлетала мне на плечи, откуда звонко оповещала всю округу: "Силёза плишёл!" На зависть бабушке, рядом со мной малышка никогда не капризничала, проявляя удивительную покладистость. Сам не заметив как, я стал для Юльки главным авторитетом в жизни. "Блин, надо внимательнее следить за своей речью" — смутился я, когда однажды выяснилось, что девчушка запоминала все мои, даже ненароком сказанные, слова.

Как-то раз, начав отвечать на её очередное "почему", я начал — "потому что..."— и задумался над понятной малышу формулировкой. С тех пор это самое "патамуста" стало излюбленным ответом Юли на все случаи жизни. А если взрослые не выпадали в осадок сразу и продолжали расспросы, тогда в ход шел убийственный аргумент. "Не надо давить на лебёнка!" — ставила она взрослых в тупик фразой, которую я когда-то прошептал на ушко Ирине при самой первой встрече с Юлей в детском садике. Глядя на наши отношения, Ирина просто светилась и частенько не могла сдержать счастливой улыбки.

Но и на меня Юльчик влиял не меньше. Я вдруг вспомнил о такой полезной черте, как терпение, стал гораздо спокойнее относиться к расспросам матери, не рычал на непонятливость пожилой контролёрши ОТК, а раз за разом объяснял её очередное заблуждение. Похоже, я просто взрослел, подчиняясь неумолимому течению времени. Между тем это самое время неслось вперёд с немыслимой скоростью. Не успел оглянуться, как на смену январю пришел февраль. После трескучих морозов начала месяца пришли первые оттепели, смачивая тротуары пока ещё тоненькими ручейками от начинающих оседать сугробов. Похоже, солнышко вспомнило, что скоро весна. А ещё про меня вспомнила Катька.

— Привет, Серёжа! Я не надолго, буквально на секундочку. — Заявила эта рыжая бестия, едва я открыл дверь. Она стояла на лестничной площадке, ласково держа под ручку высокого парня. А тот, не веря своему счастью, гордо выпятил грудь и с важным видом вертел на пальце ключи от автомобиля. — Пожалуйста, загляни завтра вечером к девчонкам, там кое-что сделать надо. Хорошо? Ну, всё, пока! Мы пошли.

Кивнув мне на прощанье и всё так же держась под ручку, парочка стала спускаться по лестнице, тесно прижимаясь друг к другу. Я вернулся домой, с неудовольствием прислушиваясь к разгорающейся в груди ревности. Блин, ну почему? Почему я никак не могу вырвать из сердца эту занозу? Злясь на самого себя, я подошел к окну... и мгновенно повеселел. Я видел, как Катерина вышла из парадного отдельно от парня и как села в машину на заднее сиденье, проигнорировав предупредительно открытую перед ней переднюю дверцу. Катя просто не учла, что окна в моей квартире выходят на обе стороны дома, в том числе и на подъезд, поэтому прекратила ломать комедию немного раньше времени. Мне стало так весело, что я невольно преисполнился сочувствия к бедному пареньку. "Да, брат, похоже, ты ещё не знаешь, с кем связался!"

На следующий вечер я согласно договорённости предстал пред ясны очи председателя кооператива. Катя с первых слов предложила доброжелательно-деловой тон, который я сходу подхватил. Мы мило и с толком проговорили больше часа, впрочем, ни разу не коснувшись её вчерашнего визита. Хотя Катька откровенно ждала какого-нибудь вопроса на эту тему. Но в тот вечер так и не дождалась. В последующие встречи она, правда, попыталась делать полускрытые намёки на своёго якобы кавалера, но, сообразив, что я на подобный крючок ловиться упорно не желаю, решила сменить тактику. От неё как из рога изобилия посыпались заказы на архи нужные крючки, полочки, держатели, кронштейны для штор, крепления для гардин, и тому подобное, так что мне поневоле приходилось появляться у Катьки два-три раза в неделю.

Когда я переделал всё, что можно и нельзя, она придумала нечто новое — сопровождение по магазинам для закупки всякой всячины вроде отрезов ткани, молний, пуговиц, и прочей фурнитуры, закупаемой чуть ли не коробками. Нередко случалось, что мы задерживались в отделе мужской одежды, где Катя выбирала для меня то рубашку, то брюки, то костюм. Когда я начинал ерепениться, что и сам в состоянии купить себе всё необходимое, она отмахивалась от меня как от надоевшей мухи. " Будто я не знаю, что сам ты в состоянии купить разве что носки, да и те либо не в тон, либо не по размеру окажутся. А о деньгах не переживай, из зарплаты удержу." Стоит ли говорить, что после покупки эти вещи надо было подогнать и переделать под фигуру, что давало Катьке возможность от всей широты души вонзать в моё тельце булавки. Я терпел, и булавки, и покупки... Пока терпел.

К слову сказать, переносить нынешнюю Катьку оказалось много легче, нежели прошлую. Ни разу за последние два месяца я не увидел её в гневе или хотя бы просто раздраженной. У неё всегда был ровный, благожелательный тон, всегда выдержанные манеры, всегда позитивный настрой. Никакого минора и никаких намёков ни о нашем прошлом, ни о будущем. А ещё я заметил, что теперь она встречала меня неизменно при параде и в полной боевой раскраске. Только так — всегда с иголочки, всегда с умеренным макияжем. Картинка, а не женщина! И я старался отвечать в том же ключе: такое же неизменное спокойствие, такая же отстранённая доброжелательность. Чёрт, мы с ней словно играли в некоем спектакле без сценария, на одной голой импровизации и нашем актёрском таланте. Кто кого переиграет в эту до жути захватывающую азартную игру?

Постепенно от моего недавнего раздражения не осталось и следа. Я теперь наслаждался каждой секундой игры, каждой репликой, каждым изящным па, но... Катя сорвалась первой. Когда я спросил перед уходом, позвонить ли мне завтра, или я могу быть свободен, она сделала неопределённый жест рукой и разрыдалась.

— Зачем?! Зачем ты так со мной, скажи? — спросило она, некрасиво кривя лицо.

— Нет, Катя, это не я с тобою, это ты с собою. И со мной тоже. Я ведь не раз говорил тебе, что к прошлому возврата нет, что у меня другая женщина...

— Вот и катись к ней! — взорвалась Катька, разом став той, прежней неистовой фурией.

Я пожал плечами и вышел за дверь. На душе было мерзко и пусто, словно это я виноват в произошедшем. Конечно, доля моей вины есть, и не маленькая — мне надо было изначально пресечь все Катькины попытки к сближению и ни в коем случае не поддаваться на её заигрывания. А я уступил и сам увлёкся, в результате доведя девчонку до слёз.

Двое рабочих крепили на стене соседнего дома здоровенный плакат с надписью "С праздником весны, дорогие наши женщины!" намалёванной на фоне ярко-красной восьмёрки. Я прочёл и подумал с горькой усмешкой — "да уж, поздравил с праздничком"...

На следующий день я после смены заглянул к комсомольцам. Требовалось кое-что уточнить по дискотеке в заводском общежитии. Проведение вечеров у нас было отработано уже давно, так что особо рассиживаться я не намеревался. Задал вопрос, получил ответ, собрался уже уходить, но тут чёрт меня дёрнул воспользоваться городским телефоном и позвонить Катьке.

— Привет, ты дома? — задал я в общем-то бессмысленный вопрос.

— Да. Я в ванне лежу. — послышался в трубке блёклый, безжизненный голос. — Вода такая тёплая, и в ней так плавно расходятся разводы крови из вены... Даже красиво где-то.

В одном японском мультфильме громадный великан дал пинка коту в сапогах, отправив его в длительный полёт. Вот и мне как будто такого же пинка примерили. Через проходную полетел едва не выворотив турникет, выскочил на дорогу и практически упал на капот жёлтой "Волги" с зелёным огоньком.

— Шеф, срочно, там с человеком плохо! — заорал я водителю, словно тот был глухим.

— Так надо скорую вызвать! — удивился таксист, втыкая передачу.

— Не уверен, что у неё хватит сил встать, вот и тороплюсь врачам дверь открыть. — Ответил я, с содроганием представляя, как люди в белых халатах скоро будут извлекать мокрое Катькино тело из красной от крови воды.

Упав на дерматин сиденья, я потерял возможность активно двигаться, зато постепенно приобрёл способность хоть как-то рассуждать. dd> Что мы имеем...

Я говорил с Катей по телефону. Так?