Прибывший к нам корабль был планетным разведчиком, на нем было много исследовательского оборудования, приспособления и двигатели для разных режимов полета и посадки, и даже машины для саморемонта. Для регулярного сообщения между планетой и орбитой у них были гораздо более легкие корабли, тоже летающие на неделимом водородителе, которые могли сесть и взлететь на одной заправке. Впрочем, даже с такими кораблями получалось, что нам дешевле возить дркнз на орбиту, чем им взлетать и садиться на планету, поэтому они и готовили большую станцию с искусственным тяготением.

Также, богомол сказала, что уже пытаются учить выжившую нашему языку и, скорее всего, привезут ее в ближайшие дни после того, как полноценно запустят станцию на низкой орбите.

Как выяснилось, разрешение вывести на нашу орбиту большой объект они запросили еще перед началом церемоний. Мы еще летели к месту стоянки, когда пришло сообщение, что на расстоянии двух мегаметров от Дкз в экваториальной плоскости вышел из прыжка огромный корабль.

Станция представляла собой гигантский, больше двухсот метров в диаметре, бублик. Богомолы не могли, как мы, компенсировать перегрузку и невесомость. Но они могли строить на орбите действительно большие объекты, и раскручивать их, создавая, как они это называли, искусственную гравитацию.

У станции не было парусов. Точнее, были, но маленькие, и не солнечные, а служившие для сброса излишков тепла. Станция должна была вращаться, поэтому логичнее всего было бы ставить мачты для парусов вдоль оси, но тогда они мешали бы стыковке и двигателям самой станции. А чтобы ставить паруса по окружности бублика, их нужно было бы делать слишком прочными и тяжелыми, чтобы они выдерживали центробежные и гироскопические силы. И их нельзя было бы постоянно направлять на солнце.

Как объяснили богомолы, станция получала молнию для движения другим способом, не от солнца.

Мы попытались привлечь доктора к переводу описания этого способа. Формулировка, которую после обратного перевода они сочли удовлетворительной, звучала примерно так: станция получала молнию из того же источника, что солнце получает тепло, трансмутируя водородитель — не неделимый, а обычный (почему-то эта оговорка казалась им существенной. Хотя потом они признали, что и в солнце, и в атаноре их станции, водородитель на самом деле тоже неделимый) в солнечный воздух. Впрочем, я думаю, мое объяснение, что драконы летают, двигая планету, для них звучало ничуть не лучше. Хотя оно формально верно.

Потом они рассказали, что атанор там на самом деле двухступенчатый, из водородителя они делают солнечный газ, а потом из солнечного газа и водородителя незнакомый нам металл, который они почему-то называли каменным. Кстати, они признались, что не помнят, откуда такое название взялось. Они объясняли, что, в принципе, можно было бы синтезировать и вещества с большими числами, но этот самый каменный металл используется в аккумуляторах молнии, а выделять его из камней дорого, и они его продают.

Но зато мы выучили их слово для трансмутации; они говорили, что, в принципе, похожим процессом можно было бы сделать из ложного железа подобие настоящего, или даже сделать из железа медь, но из таких трансмутаций нельзя было бы получать молнию. Наоборот, пришлось бы ее очень много потратить. Еще богомолы пытались вернуться к своим объяснениям про шарики и числа, но мы с доктором решили, что без прямого привлечения специалистов это не очень продуктивно.

Еще они сказали, что делание ложного железа из угля и охры — это не трансмутация, и мы можем в этом убедиться, исследовав выделяющиеся газы. Мы должны были обнаружить, что при этом выделяется дыхательный пар, как при горении, а масса угля и охры должна быть равна массам дыхательного пара и железа. Я так и не поняла, как это доказывает, что это не трансмутация, но доктор все это записала и потом передала алхимикам. Как еще потом я узнала, они подтвердили, что знали про дыхательный пар, но не думали, что это имеет значение.

Мы с доктором оставались с инопланетянами до вечера, когда маглевом приехали наши сменщики из Порта Гтзн. Мы тоже поехали маглевом, и даже потом до Центра добирались им же.

Я не люблю маглев, особенно с пересадками, но доктор сказала, что устала летать. Ей предстояло еще много полетов, поэтому я не стала с ней спорить. Даже от станции мы поехали не на летающем извозчике, а на наземном экипаже. Я только настояла, чтобы это был экипаж на репульсорах, а не колесный. И только когда мы доехали до КПП, я поздравила доктора с замыканием кругосветки. Она не сразу поняла, о чем речь. И я тоже вспомнила, что летала вокруг планеты много раз, но только по орбите, а в атмосфере ни разу.

Глава 4. Парламентские слушания

Нас с доктором Рнкз больше не отправляли к богомольскому кораблю на планете. Сложных запросов от них не поступало, и начальство решило, что эти пришельцы обойдутся менее крутыми нашими специалистами. Все наши следующие миссии были запланированы на станцию.

Как оказалось, станция была списанным и переоборудованным пассажирским лайнером. Такие корабли курсировали между колониями, каждый брал массы пассажиров, намного больше наших аэробусов.

Станция передвигалась к целевой орбите очень медленно. Ускорения, которые мы фиксировали, не превышали гроссовых долей нашей поверхностной силы тяготения. Начав тормозиться сразу после прыжка, они пришли в почти нужную плоскость и опустили перицентр до нужного уровня. Но в перицентре они не стали, как мы ожидали, циркуляризовать орбиту одним импульсом. Вместо этого, они дали длинный, но слабый импульс, снизив скорость лишь чуть-чуть ниже параболической и оставшись на очень вытянутой орбите с периодом больше четырех дней.

Как они обещали, за шесть таких импульсов они бы понизили апоцентр до целевой орбиты, а в апоцентрах выровняли бы плоскость. Конечно, с каждым импульсом период промежуточной орбиты сокращался, но первые циклы получались многодневными. Мы им предлагали сделать гравитационный маневр возле луны, но она стояла очень неудобно. И еще они сказали, что хорошая мысля приходит опосля.

Мы удивились, как их пассажиры терпят такие путешествия. Богомолы признали, что да, выход в зону прыжка и возврат к низким орбитам выходит долгим, особенно когда относительные скорости планет направлены неудобно. Поэтому внутренняя обстановка таких кораблей больше похожа на морские круизные лайнеры, чем на наши и их аэробусы. Для пассажиров предусмотрены спальные каюты, столовые, отсеки для прогулок.

А с другой стороны, сейчас станция шла на низкую орбиту. Обычные путешествия получаются намного короче, потому что лайнеры курсируют между стационарами. Они довольно часто практикуют би— и даже триэллиптические трансферы с низким перицентром из точки прыжка к целевой орбите, но все-таки проход большой дуги длиннопериодической орбиты в таком трансфере только один.

На стационарных орбитах у крупных колоний размещены так называемые орбитальные лифты, связанные с планетой тросом, и на этом тросе работают подъемники. На таких планетах вывод груза и пассажиров на орбиту очень дешев даже по нашим меркам.

Кстати, поэтому получалось, что даже флогистоном и водой снабжать станцию из богомольских миров должно быть проще, чем пытаться поднимать их с нашей планеты. Меня это несколько расстроило. Я почему-то ожидала, что они договорятся о снабжении станции, а это означало бы больше полетов. Мне за старт и посадку платили больше, чем за пребывание на орбите.

Наши специалисты попытались посчитать прочность, которая могла бы потребоваться для тросов такого лифта, и результат показался им неправдоподобным. Никакие наши заклятия не могли бы усилить ни один известный нам материал до таких параметров.

Богомолы дали нам кусок веревки и сказали, что это просто уголь, но у него шарики расположены иначе. И предупредили, что если мы будем отматывать от нее отдельные волокна, то надо быть очень осторожными, потому что они перережут большинство обычных материалов, в том числе и наши тела. В общем, наши исследователи правда помучились с этим перерезанием. В конце концов, они смогли закрепить волокно на блоках из обточенных алмазов, и все-таки порвали его. Получилось, что богомолы нас не обманывали насчет прочности.

Кстати, когда мы рассказали богомолам про алмазы, они посмеялись и сказали, что можно было все сделать гораздо дешевле, сделав петельку из нескольких дюжин или гросса волокон. Одиночное волокно не смогло бы их перерезать, а петелька бы распределила нагрузку по большой площади, так что ее можно было бы закрепить на железе, кости или даже дереве, не рискуя перерезать их. Собственно, так они эти тросы обычно и закрепляют. Но все это было чуть потом.

Первые рейсы мы начали задолго до того, как они спустились на целевую орбиту. Трансферы получались дорогие и по времени, и по дельта-вэ, что было особенно чувствительно на тяжелом корабле, но ни мы, ни богомолы не хотели терять времени. Нам хотелось как можно больше узнать друг о друге, да и у политиков уже, как они думали, было достаточно общего языка, чтобы о чем-то говорить.

Центр расконсервировал "Звездную рыбу-кита", систершип "Звездного дракона". Конечно, поставили менее мощные аккумуляторы. Родной аккумулятор давно демонтировали, они столько не живут. Чтобы поднять ее, штатно полагались три пилота, точнее двое и бортовой маг. Зато она могла доставить на орбиту почти дюжину спецов.

Жесткий герметичный стыковочный узел, совместимый с теми, какими пользовались богомолы, мы в разумные сроки изготовить не могли. Но мы укрепили на корпусе захваты для причальных рук, и все-таки нашли на их причальном устройстве область, куда можно было бы закрепить экран, чтобы получилось герметичное соединение.

Богомолы нашему экрану, похоже, не очень доверяли и не объединяли атмосферы наших кораблей и станции. Стыковочный узел открывался в шлюзовую камеру, и после выхода на станцию надо было проходить шлюзование. Впрочем, оно было полезно и потому, что адаптировать станцию к нашему давлению воздуха они не захотели, так и использовали стандартное свое, почти в полтора раза ниже нашего.

Переоборудование станции было далеко до завершения. Пока шли работы, инопланетяне не раскручивали ее, видимо, считая, что в невесомости перемещать грузы проще. Еще когда мы приближались для первой стыковки, мы увидели богомолов в вакуумных доспехах, которые что-то делали у борта корабля, и заметили очень яркие вспышки. Как потом они нам объяснили, они использовали молнию для резки металла и его соединения плавлением.

После стыковки, когда мы попали в жилые сектора бублика, мы увидели суетящихся богомолов и големов, которые таскали туда-сюда снятые кресла, кровати и ящики с оборудованием. И хмнс, и големы двигались как наши обезьяны по веткам, хватаясь руками за перекладины и подтягиваясь на передней руке. У этих големов не было колес. Богомолы сказали, что у большинства големов колеса все-таки предусмотрены, но сейчас их убрали, потому что в невесомости они бесполезны, а лишняя масса мешает.

Мне показалось, что двигаться по-обезьяньи может быть проще, чем пользоваться левитацией, особенно в обстановке богомольских кораблей, где было много подходящих ручек и перекладин. А у наших специалистов, не владевших левитацией, не было другого выбора, кроме как осваивать этот способ.

Кстати, богомолы нам рассказали, что происходят от животных, похожих на наших обезьян — во всяком случае, образом жизни и способом передвижения.

И еще мы увидели големов, которые резали переборки спальных кают чем-то вроде больших ножниц. Молнию для резки металла они внутри корабля не использовали, очевидно опасаясь пожара.

Огромная станция, конечно, произвела на нас впечатление. Почему-то сильнее всего меня поразил вид станции изнутри, огромные объемы воздуха в сочетании с невесомостью. Увидев ее, я поверила, что ее строила культура, заселившая дюжины планет и обеспечившая регулярное пассажирское и грузовое сообщение между ними.

Чнв, летевшая с нами тогда бортовым магом, была родом с Холодных островов. Первый раз поглядев на станцию, она сказала, что это напоминает ей "Инфракрасные корабли" — авианосную эскадру, которая пришла требовать открытия портов. Похоже, для островитян это был травматический опыт.

Впрочем, я тоже подумывала, как для нас обернется контакт с культурой, настолько превосходящей нас числом и экономикой — даже при том, что сравнить уровень развития было сложно из-за несопоставимости технологий.

Я почти не имела возможности наблюдать за контактом. Мы привозили группу специалистов, припасы, оборудование, забирали кого-то из предыдущей группы и быстро отчаливали.

Ккехн должны были привезти, когда станция достигла бы целевой орбиты, а ее переоборудование — дойти до стадии, когда можно было раскручивать корпус и создавать гравитацию.

Имя Ккехн ей дали из сложных соображений. Выжившую воспитывали не в богомольской семье, а в семье рлаши. Рлаши — это были те четвероногие однорукие существа, которых мы видели на картинках еще в первой миссии. Предполагалось, что рлаши тоже будут принимать участие в контакте, но, с одной рукой, им было неудобно работать в невесомости, поэтому сейчас на станции их не было. Так вот, Ккехн — это было рлашское имя, но составленное из звуков, которые, по их расчетам, должны были быть похожими на наши фонемы.

Конечно, богомолы не могли знать, как звучит наша речь, но пытались восстановить это, моделируя на вычислителях работу мускулатуры наших ноздрей. Как говорили лингвисты, слышавшие эти записи, часть фонем они угадали довольно точно.

На самом деле, вспоминая сейчас все это, я понимаю — если бы тогда, при обсуждении приемной семьи Ккехн, мы бы продавили лингвистов, и они бы уточнили все непонятные слова, мы бы во всем разобрались раньше и шок был бы не таким сильным. И вообще, все события могли бы развиваться совсем иначе. Тем более, мы же видели фауну Тчун, то есть имели основания предположить, что у инопланетян все может быть не так, как у нас.

Но тут было какое-то коллективное слепое пятно. В разборах летных происшествий, спровоцированных ошибкой пилота, часто встречается термин "ошибка подтверждения", когда дркнз сосредотачивается на какой-то версии событий и обращает внимание только на факты, ее подтверждающие, а остальные игнорирует.

Мы поняли, что в семье Ккехн было двое взрослых и пятеро своих детей почти того же возраста. Одна из взрослых — про нее мы верно поняли, что она приходится детям матерью — главным образом, занималась воспитанием. По вечерам она пела в богомольской музыкальной группе, причем, как нам сказали, исполняла не только партии голоса, но и партии инструментов. Нам даже давали послушать запись. Я должна сказать, что вообще не поняла, где там голоса (хотя возможностей послушать голоса богомолов у меня было множество), а где инструменты. Уверенно смогла распознать только барабаны.

Вторая взрослая — мы ее интерпретировали как бабушку — работала специалистом по вычислителям. Как мы поняли, в богомольской культуре вообще чуть ли не половина трудоспособного населения так или иначе занимается вычислителями. Учитывая, сколько работы они могут поручить големам, которые тоже управляются вычислителями, и то, что все их оборудование работает на молнии, а значит не требует участия магов, это кажется правдоподобным.