Дом

— Отпусти его!

И существо, сжимавшее могучими руками Пашино горло, пусть с неохотой, но подчинилось, отпуская его и позволяя безвольно рухнуть на колени.

— Мина?... — хрипло прошептал он онемевшим горлом, — Какого черта?!

Он обернулся, ища ее глазами, но вместо нее увидел посиневшее лицо одной из жертв Дома. Женщины, чей портрет он недавно видел на дощечке. Женщины, с которой он сегодня говорил по телефону, сам того не желая, обрекая ее на смерть. Она была последним оружием Дома — тем, кто должен был встретить его внутри и остановить. Убить. Последнее получилось бы у нее без проблем, не вмешайся в их борьбу Мина, принесшая с собой этот источник божественного света.

Голубое сияние слабело на глазах.

— Паша, беги! — испуганно закричала Мина.

— Ну уж нет.

В который уж раз он поразился, откуда в его израненном теле берутся силы для того, чтобы продолжать борьбу. Паша поднялся с колен и бросился на женщину, имя которой, почему-то, напрочь вылетело у него из головы. Впрочем, сейчас оно не имело значения. Милая, словоохотливая женщина перестала быть собой, подчиненная Смерти и Дому. Она превратилась в бездушного мертвеца, зомби, слепо исполняющего приказы хозяина. Перед Пашей стоял сейчас не человек, а нечто, не заслуживающее право существовать в этом мире.

Он вцепился правой рукой ей в горло, ощутив, что в ее теле уже не чувствуется той былой силы, которую он успел испытать на себе минуту назад. Голубое сияние, исходящее из амулета в руках Мины, мешало твари двигаться и нападать, сковывая его движения. Зато, возможно, амулет дал силы ему самому.

— Тебе пора домой! — крикнул он, глядя прямо в бездушные глаза мертвеца, — В пекло! — и, развернувшись, толкнул зомби в объятия пламени, с готовностью принимавшего любую пищу.

Мертвец даже не попытался оказать сопротивление, безвольно позволяя швырнуть себя в горнило разгорающегося пожара.

— Мина, уходим отсюда. — крикнул Паша, хватая ее за плечо. Голубое сияние амулета сходило на нет, и теперь Дом вновь наполнился алым светом пожарища.

— Нет. — ответила она, отстраняясь. — Ты — иди. Я должна остаться.

Пылающий Дом качнулся под его ногами, когда он в полной мере осознал смысл ее слов. В одну секунду его сознание слилось с сознанием амулета, и он узнал все, что знала сейчас Мина. Понял, почему она должна идти на смерть...

Поединок бессмертных ренов, лишенных телесной оболочки. Рен Насти и всех остальных, заточенных волей Дома в амулете, против рена Дома.

Поджог Дома лишал его земной, материальной жизни, освобождая его суть, его рен, от бренной оболочки. Это не делало его менее опасным, и не могло спасти души, поглощенные им и амулетом.

В огне, пожиравшем Дом, должен был сгинуть навеки и амулет — материальная оболочка, воплощение душ людей и сердце Дома. Но чтобы покинуть этот мир, люди должны были не просто вырваться из своей тюрьмы. Они должны были уничтожить своего тюремщика, препятствующего побегу.

Битва ренов, в которой Настя боялась проиграть. Ей нужен был новый союзник. Рен, равный ей по силе или, хотя бы близкий к ней, чтобы расправиться с подчинившем ее себе Домом. Ей нужна была еще одна смерть.... Смерть Мины....

— Ты не обязана этого делать! — воскликнул Паша, глядя ей в прямо в глаза. — Они справятся сами.

— А если нет? Они так и останутся узниками этого монстра, а он же, со временем, одухотворит новую оболочку, и все начнется с начала. Новые смерти, новые души, не знающие покоя.

— К черту! Брось амулет в огонь и пошли отсюда!

— Нет! Я нужна ей.

— Ты нужна мне!

— Ты справишься сам.

— Она тоже!

— Нет! Уходи!

Она оттолкнула его и, размахнувшись, швырнула амулет в огонь.

— Беги! — крикнула Мина, прикрывая рукой лицо от пышущей жаром стены огня, неумолимо приближавшейся к ней. — Беги! Я остаюсь!

И он побежал, в два прыжка одолев расстояние, отделяющее его от окна, противоположное тому, через которое он проник сюда. Побежал не оглядываясь, чтобы не видеть ее смерти. Одним ударом выбил фанерку в окне и рухнул вместе с ней на влажную землю, все еще слыша рокочущий голос пылающего Дома.

От удара вновь полыхнуло болью все тело, многократно избитое и обожженное за последние пол часа. Мир померк перед его глазами, но вместо забвения пришла

Вспышка!

Паша не видел, как двое подбежавших мужчин оттаскивали его прочь от горящего дома, на крыше которого уже расцветали яркие цветы. Его сознание было в другом месте. В Доме.

Он видел, как пылает фанерка с выжженными на ней портретами погибших. Видел, как полностью проявляется последний портрет. Портрет Мины. Его Мины!

Видел и ее, провожающую взглядом его фигуру, исчезающую в выбитом окне, а затем вновь оборачивающуюся лицом к пожару.

Он не хотел смотреть. Не хотел видеть того, что произошло потом, но не мог отвести взгляда от ее хрупкой фигуры.

Мина шепчет: "Я иду", и делает шаг вперед, в огонь. Ее хрупкое, нежное тело обдает волной жара, и на секунду она останавливается, кажется, готовая отступить, броситься бежать, спасая свою жизнь, но тут же снова берет себя в руки. "Я должна".

На ее голове вспыхивают волосы, и она с трудом сдерживает рвущийся из груди крик боли. Еще шаг вперед. Колеблющаяся стена огня совсем рядом — стоит только протянуть руку...

На ее ногах горят туфли, исходя черным дымом. Оплавленный жаром топик прилипает к ее телу и вспыхивает сразу в нескольких местах, следуя примеру джинсовых шорт. Впрочем, сейчас уже невозможно понять, горит ли ее одежда, или она сама.

Зрачки Мины сужены до маленьких черных точек, не тот от терзающей ее тело боли, не то от яркого света пламени, бьющего ей в глаза. Скорее все же первое...

Прозрачные тени мечутся перед ней среди языков пламени — это вырвались на свободу души, заточенные в амулете. Самого амулета больше нет — серые нити сгорели дотла, и лишь голубой камень, похожий на громадный неправильной формы глаз, все так же равнодушно взирает в пылающий потолок посреди комнаты.

Мина делает последний шаг вперед и падает на пол, охваченная пламенем. Она горит, пылает, корчится в огне пожирающем ее. Нет, не ее. Всего лишь ее материальную оболочку. Тело.

Вспышка!

Паша открывает глаза, чтобы понять, что он снова в собственном теле, а не в астральной его проекции. Ему отвешивают звонкую пощечину, приводя в чувство, и он поднимает руку, пытаясь защититься.

— Парнишка живой! — кричат рядом.

Да, он жив. Благодаря ей. Мине....

Дом пылает — огонь охватил еще не весь первый этаж, зато уже пробрался наверх, до самой крыши, и теперь длинные огненные языки взметаются ввысь из окон мансарды, ярким озаряя светом спящий квартал. Десятки людей, высыпав из своих квартир, наблюдают за агонией Дома, беспокоясь о том, как бы пламя не перекинулось на их жилища и, одновременно, втайне надеясь, что пожарные приедут слишком поздно. Хмурый Дом не нравился никому. Внушал тревогу и беспокойство, особенно после гибели в нем детей. Пусть, лучше, сгорит полностью. Но и так уже слишком поздно....

Где-то вдалеке завывают сирены пожарных машин, спешащих на вызов, но люди понимают, что Дом не спасти. Слишком силен огонь. Теперь он не отдаст свою жертву, пока не поглотит ее полностью.

Люди смотрят, но не видят того, что видит Паша. Они видят горящее здание, в то время, как он видит агонизирующее живое существо. Дом корчится в огне, совсем как минуту назад корчилась, умирая, Мина. Он видит и то, как из клубов черного дыма, возносящихся в небо над спящим городом, вырывается гигантская черная тень, вновь опускающаяся на горящий Дом. Видит, как она просачивается в пышущие огнем окна.

Вспышка!

Паша снова внутри, и озирается по сторонам в поисках Мины. Вот она, вернее то, что от нее осталось. Обугленный труп. Разумеется, он не узнает ее — просто помнит то место, где она упала на пол, корчась в предсмертных судорогах. Умирая.

Все вокруг пылает. Трещит дощатый пол, обрушиваясь куда-то вниз, в подвал, увлекая за собой и Мину.

Паша кричит, силясь вновь вырваться в реальный мир, но безрезультатно. И он наблюдает, как тело Мины падает в разверзшуюся пасть провала. А затем появляются тени. Прозрачные, сияющие и чуть тронутые темнотой. Такие разные.... Свободные рены.

И вдруг спустилась тьма. Черная тень проникла в Дом, не желая отпускать свою добычу. Они были нужные Ему.... Нужны, как пища, как источник сил.... Как Сердце....

Под рокот огня тени сошлись, сплетаясь в клубок, мерцающий всеми цветами радуги. Столкнулись, разрывая друг друга на части....

Вспышка!

Паша вновь открыл глаза и взглянул на пылающий дом. Первый пожарный расчет уже развернул рукава и поливал дом мощными струями мутной воды. Две другие машины только что подъехали и еще готовились к тушению огня. Пожарные работали с неохотой, с чуть заметной ленцой.... В самом деле, зачем тушить дом, который все равно собирались сносить?

"Кто победил? — мысленно спросил Паша, — Они справились? Она погибла не зря?" Ответов не было.

— Слышь, друг, — неуклюже толкнул его в бок мужчина, оттащивший его от дома, — Тебя как звать-то?

— Павел. — прошептал он, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание.

— Там еще кто-нибудь есть? Там, в доме?

— Да. — из последних сил ответил он, — Двое. Какая-то женщина и моя девушка. Но они уже мертвы, я не сумел их спасти. Пытался, но не смог.

Обожженные веки сами опустились на глаза, скрывая от его взора пылающий Дом и кружащий в воздухе пепел пожарища. Паша проваливался в мягкую темноту.

* * *

*

Она не в первый раз была здесь, далеко не в первый. Ей нравилась набережная. Нравились крики чаек, раздающиеся над Обью, нравился пропахший речной водой ветер, вечно стремящийся сорвать одежду и вдоволь наиграться ею, швыряя ее над рекой. Нравились приходящие сюда люди.... Как правило, это были влюбленные парочки, приходившие на набережную просто ради того, чтобы побыть вдвоем, находясь при этом в толпе. Это место было пропитано романтикой влюбленных, и не смотря на то, что она была одинока, она ощущала эту романтику всем телом и каждой фиброй души. Кто-то, пытаясь свести человеческие отношения к химии и физике, вывел весьма интересную теорию — межатомное взаимодействие обеспечивают электроны, межъядерное, кажется, нейтроны, гравитационное — пока еще не открыты, но предсказанные, гравитоны, а человеческое притяжение друг к другу? Элементарные частицы, именуемый Бьютами. Не от слова "Бьют", а от слова "Beautiful" — красивый. И она ощущала влекомые по набережной ветром Бьюты....

Она любила бывать здесь. Любила ощущать красоту людей, впитывая Бьюты, источаемые их обаянием. И вовсе не красоту внешнюю, ибо парня, стоявшего сейчас в нескольких метрах от нее, с трудом можно было назвать красивым. Она часто видела его здесь, и, потому, отчетливо рассмотрела его покрытое рубцами и пигментными пятнами кожи лицо и левый рукав куртки, исчезающий в кармане. Пустой рукав.... Но, не смотря на его казавшуюся отталкивающей внешность, ее влекло к нему. Быть может, из-за пресловутых Бьютов, а, быть может, из-за затаившейся в его взгляде безграничной тоски. Из-за того, как он всматривался в бегущие воды реки, словно надеялся увидеть в них кого-то.

Она решилась. Шурша сентябрьскими листьями, мягко ложащимися под ноги, она подошла к нему сзади и легонько прикоснулась к его плечу, заставив обернуться. Секунду они смотрели друг на друга, ловя слова во взгляде, а затем она все же смогла выдавить из себя короткое "Привет."

— Привет. — согласился он, словно она задала ему какой-то вопрос, а затем без обиняков спросил, — Кто ты?

Она смешалась, не зная, что ответить. Первым, что пришло в голову, было просто сказать ему свое имя, но он же не спросил "Как тебя зовут?" Его интересовало именно кто она, и пусть это был всего лишь оборот речи, она не могла ответить, ибо не знала ответа на этот вопрос.

— Ворона. — почему-то ответила она. — Белая.

— Почему? — усмехнулся он. — Ты даже не блондинка.

— Я... Я фигурально.

— Понимаю. — смилостивился он, чувствуя ее нерешительность, — А я, тогда, старый ворон. Правда черный. Как тебя зовут?

— Виорика. — нерешительно ответила она, и вновь смутилась, увидев, как он удивленно вскинул брови. — Для друзей просто Рика.

— Везет же мне на девушек с редкими именами. — грустно улыбнулся он, подумав, видимо, о чем-то своем. — А я просто Паша.

— Ты не просто.... — сказал она, и запнулась, чувствуя, что заливается краской. Она не привыкла вот так, просто, знакомиться на улице с парнями, но что-то в нем манило, притягивало к себе.... — Ты похож на рыцаря...

Он вздрогнул, словно от удара током и вновь перевел взгляд на реку.

— Она считала так же. Быть может, ты объяснишь мне, почему?

— Я не знаю. — тихо ответила Рика. — Просто... Ты выглядишь, как... как защитник. Ты меня понимаешь? На первый взгляд ты такой же, как все, но что-то в тебе есть такое.... Не могу подобрать слов. Стальное! Точно! Что-то металлическое, стальное. То ли во взгляде, то ли.... — она вновь запнулась и умолкла.

— Продолжай, — попросил Паша, все так же не глядя на нее. — Что ты хотела сказать?

— То ли в душе. — выдохнула она, ощутив, вдруг, беспричинную тоску и сжимающий сердце страх.

— Пожалуй, ты права. — согласился он, и Рика увидела, как на его глазах блеснули слезы. — Если так, то я настоящий рыцарь. Стальной.... В душе. Неужели и она говорила мне о том же?

— Как ее звали? — спросила Рика. — Ты говорил, что тебе везет на девушек с редкими именами.

— Мина. — нехотя ответил он. — Вильгельмина.

— Надеюсь, не в честь Мины Гаркер? — попыталась пошутить она, и тут же прикусила язык, осознав неуместность такой шутки.

— Не знаю. — ответил Паша, словно и не заметив ее оплошности. — Хотя, ты знаешь, очень может быть. Ее и судьба ожидала схожая — Мучения, порожденные чудовищем, и смерть от руки возлюбленного. Можно сказать, что это я убил ее. Своим бездействием...

Рика подняла на него глаза и он, заметив это, отвернулся, смахивая слезы.

— Ты не смог ее защитить, да? Не смог стать ее рыцарем.

Он едва заметно кивнул.

— Но ты пытался?

Кивок. Затем покачивание головой. Снова кивок.

Он и сам не знал ответа на этот вопрос.

— То... что с тобой случилось.... Это результат.... Результат твоих попыток спасти ее?

— Можно сказать, что и так. Хотя, не знаю, кого я спасал — себя, или ее.

— Ты не расскажешь мне, что произошло?

Паша взглянул на нее. Впервые за время их разговора, взглянул по-настоящему, всматриваясь в ее темные карие глаза, силясь разгадать загадку ее души.

— Нет. — сказал он, наконец. — Не расскажу. Ты похожа на нее. Не внешне, конечно. Ты тоже.... ангел. А я теперь боюсь и ангелов и демонов. Поэтому сейчас мы с тобой еще немного полюбуемся мелеющей рекой, послушаем крики чаек, а затем скажем друг другу пару дежурных фраз и разойдемся каждый по своим делам, с тем, чтобы больше никогда не встретиться. Хорошо?