— А пуля-то, она ж не дура видать, как ещё в прошлом веке говорил Суворов, — жарко спорил со своим соседом солдат с загипсованной рукой. Тот, после ампутации обеих ног ещё находящийся в наркотическом забытьи, его не слушал, но солдату было всё равно. — Она ж кого хошь возьмёт за грудки-то, а? Вон, Пахом был, орёл солдат, на штыках лучший в полку был, а от пули не сберёгся. Раз — и нету Пахома. Вот был — а нету, хоть и сам собой такой парень был! Ну, каково, а?..

На хирургическом столе лежал солдат. Обычный деревенский мужик. Ему было страшно, страшно так, как не было никогда в жизни, и он пытался разговорить то готовящую инструменты медсестру, то санитара-наркотизатора, чтобы хоть немножко стало легче. Он не видел, что за последние часы тот, забывший о сне и еде, постарел лет на двадцать: глаза его запали, щёки осунулись, кожа на лице пожелтела. Против своей воли санитар знал, сколько человек из тех, что лежат на этом складе, обречены на смерть.

— Слушай, доктор, ты мне всё же скажи, я ж не умру? Мне нельзя, у меня малая есть такая славная, ласковая такая... Петь любит... А уж умная... Кто ж ей парня-то хорошего найдёт без меня?..

В углу яростным шёпотом спорили девушка-снайпер с забинтованными ногами и медицинская сестра.

— Там я нужнее! — жарко шептала витающая в морфиновыз облаках девушка. — Каждый снайпер на счету, а Вы меня тут прохлаждаете!

— Анна Викторовна, вы же ходить не можете, куда Вам, убъют же ни за грош...

— Снайпер... Вставший на ноги — гарантированный покойник, а я, по крайней мере... Могу ползти и стрелять!

— Голубушка, да Вы же на крик изойдёте, как только болеутоляющее действие закончится, какое там стрелять. Вас же всю перекрутит, что же Вы думаете, первая вы такая?

— Я — баронесса Местмахер! — гордости, с которым произносится эта фамилия могли позавидовать все монархические рода Европы. — Моё место как бойца — на поле боя!

— Анна Викторовна, если Вы не успокоитесь, я позову Петра Густафовича, а он распорядится привязать вас к этой койке ради Вашего же блага.

Сестра удалилась, сопровождающая её взглядом девушка лишь скрипела зубами. Баронесса явно не считала этот спор законченным.

Интерлюдия III. 4 километра от острова Имрос, подводная лодка С-04 "Гамаюн". 00:09 20.04.1916 г.

Тусклый жёлтый свет от постоянно измазанных чем-то ламп, вкупе с тем особенным "техническим" запахом, по которому опытные мореманы всегда отличают подводника от пёстрой братии обычных флотских офицеров, создавали у экипажа обманчивое ощущение нереальности происходящего — нет, не самого морского похода и тайной проводки из Чёрного моря в Эгейское, но того факта, что совсем скоро им придётся, впервые за те полгода, что "Гамаюн" стал в строй, проводить не учебные, а боевые стрельбы. Единственным на борту, кто на самом деле нервничал, был капитан подводной лодки, Андрей Сергеевич Зотов. В своё время он, тогда ещё в должности второго помощника капитана "Единорога", участвовал в печально известной на весь мир атаке на англо-французский конвой, так и не признанной Россией, и до сих пор помнил охвативший его ужас, когда волей слепого случая пущенный наугад снаряд охранявшего конвой крейсера разорвался рядом со спешно уходящей на глубину лодкой. Кажущаяся экипажу сейчас невидимым врагу, а потому и неуязвимый, "Гамаюн", на самом деле был весьма хрупким судном, неспособным в огневом бою противостоять даже лёгким кораблям британского флота.

На стороне англичан была невообразимая огневая мощь нескольких линейных эскадр, лёгкие крейсера специальной постройки, предназначенные именно для поиска подводных угроз, да и просто численность. На стороне русских были неожиданность, "право первого удара", ночь и ломаный рельеф дна, на фоне которого было достаточно просто потеряться.

Андрей Сергеевич снова пробежал глазами телеграмму. Станция Цитадели, уничтожить которую англичанам до сих пор не удалось, "орала" шифрованными посланиями во всю свою немалую мощь уже несколько часов, доставая чуть ли не до Балкан. Зотов очень рассчитывал на то, что британской разведке не удалось добыть новейшие русские военные шифры — в противном случае ни о какой неожиданной атаке речи идти не могло и шансы черноморской эскадры пусть даже не выжить, но хотя бы нанести врагам значительный урон весьма сильно падали.

Мерно тикали судовые ходики в специальном контейнере, ежемесячно проходящие сверку со всеми остальными хронометрами подводной эскадры. Успех русского подводного флота, который до сих пор не удалось повторить никому другому, прятался в этом никелированном корпусе. Один из наиболее охраняемых секретов Империи за последние годы — тактика массированных подводных ударов, заключался в, насколько это позволяли обстоятельства, наибольшей слаженности и одновременности действий всех привлечённых сил.

Передатчики и шифровальщики Цитадели старались не просто так — бессмысленными на первый взгляд комбинациями букв, щедро разбавленными ничего не значащим "шумом", они передавали на подводные лодки поминутный план предстоящей атаки, местоположение и распределение целей, ориентиры для отхода и прочие, жизненно важные в бою знания. Незаметные, чуть выступающе из воды штанги перископов одновременно являлись и антеннами подводных лодок. Радисты еле слышно скрипели по бумаге карандашами, вычленяя из эфирной какафонии предназначенные именно своему командиру сообщения, и на стол ему ложились постепенно складывающиеся в цельную картину фрагменты дешифровок.

Лодки молчали. Лодки могли только слушать и принимать к сведению. Зотов, как и любой другой капитан-подводник Черноморского флота, искренне хотел верить в то, что у остальных подводников всё хорошо, что на их лодках нет неисправностей, из-за которой сорвётся выполнение приказа. Безмолвные металлические "огурцы с винтами" в глубинах Эгейского моря при всём желании не могли сообщить о невозможности исполнить требуемое. Андрей Сергеевич даже не знал, все ли его соратники успели пройти через проливы, но гнал предательскую трусливую мысль о том, что "Гамаюн" остался один, и никто не поддержит его в смертельной атаке на британские линкоры.

Стрелки неумолимо бежали вперёд. "Восемь минут" — как-то между прочим отметил про себя капитан. Через восемь минут, согласно переданным шифровкам, должна была начаться атака — аэропланы подвесят в чернильном ночном небе осветительные ракеты и "свечки", а через самое большее двадцать пять секунд вышедшие на позиции подводные лодки должны будут нанести свой удар, а затем снова скрыться в тёмных прибрежных водах.

Зотов вгляделся в перископ. Смутные громады вражеских кораблей были различимы в неверном лунном свете, но для полностью успешной атаки этого было совсем недостаточно. Он оглянул рубку. Экипаж был предельно сосредоточен, минные аппараты уже давно стояли заряженными и готовыми к стрельбе, радист вслушивался в эфир — вдруг в последний момент из Цитадели придёт отмена приказа. Капитан устало потёр виски — мало кто мог себе представить, сколько лет жизни потеряли флотские командиры за тягостные минуты ожидания, подобные этим.

— Три минуты, — негромко сообщил первый помощник.

Капитан закрыл глаза. Он знал, насколько слепящей может быть даже далёкая свечка после нескольких часов темноты. Главное — не упустить момент, когда ослеплённые сияющей белизной осветительных ракет экипажи кораблей не смогут определить место, откуда по ним были выпущены мины. Незаметность была единственной защитой "Гамаюна" в этом противоборстве.

— Минута.

— Приготовиться к минной атаке по команде. — Зотов не любил новомодное слово "торпеды", он, хотя формально и не относился к Российскому императорскому флоту, не спешил расстаться с его вековыми традициями и вековой воинской славой.

Перед уставившимися в перископ закрытыми глазами разлился свет. Андрей Сергеевич выждал пару секунд, после чего осторожно приоткрыл глаза. Силуэт определённого "Гамаюну" в жертву корабля чернильным профилем выделялся на фоне белёсого неба.

— Три градуса левее, — внутреннее напряжение на мостике исчезло, лишь только началась привычная работа. — Аппараты с первого по четвёртый, по команде...

В глубине лодки басовито зажужжали электромоторы, выводя "Гамаюн" на требуемый курс. Лишь щелчки хронометра отмеряли пролетающие в никуда секунды.

— Аппараты — пли! — сорвалась в звуковые трубы команда

Рубка четырежды содрогнулась, когда мины с полуторасекундными интервалами покинули свои гнёзда. Зотову до ужаса хотелось увидеть результаты своей атаки, но однозачные требования Цитадели не дали экипажу возможности обрадоваться (или огорчиться) за свои действия.

— Погружение шесть градусов, разворот направо двадцать, — капитан убрал перископ. Ничто на поверхности заливающегося огнём моря не более должно было выдавать местоположение атаковавшей подводной лодки. — Уходим, господа. Причалы Цитадели ждут нас.

Время от времени корпус лодки содрогаелся — британский флот вёл огонь по площадям, пытаясь нанести исчезнувшим русским хоть какой-нибудь урон. На "Гамаюне" никто тольком не представлял себе, что присходит на поверхности, но не было никакого сомнения в том, что англичане бросили на поиски эскадры все имеющиеся силы. "Самое ужасное" — подумал Андрей Сергеевич, — "Самое ужасное наступит, если им удасться поднять в воздух аэропланы".

Аэропланы на сей момент были основным средством противодействия подводным лодкам, которым располагали линейные корабли Гранд-Флита, изначально неприспособленные для защиты от подводной угрозы. Ни у кого не было сомнений в том, что на кораблях новых серий британских сверхдредноутов будет предусмотрено подводное бронирование, но пока что эти будущие грозы морей стояли в доках на самых ранних стадиях строительства.

Угроза подводного удара, во весь рост вставшая над мировыми флотами после Салоник, заставляла срочно искать способ защитить уже имеющиеся корабли, стоимость которых исчислялась десятками и сотнями миллионов. Одним из таких немедленных ответов стали крейсера типа "Пионер" — несколько изменённые проекты лёгкого крейсера "Скаут", другим — переоборудование всех британских линкоров для запуска и приёма гидросамолётов. И сейчас все эти силы — вполне немалые — были брошены на поиск и уничтожение русских.

"Гамаюну" удалось пройти почти половину пути до относительно безопасной акватории у северной части острова, когда вслед за довольно сильным сотрясением от близкого разрыва на мостике с содроганием услышали другой, леденящий душу звук — скрежет металла, сопровождаемый непонятным шумом.

— Течь в правом пневмоприводе! — доложил следящий за многочисленными шкалами офицер. — Потеря плавучести и крен...

Второй близкий разрыв сопровождался треском колб электроламп по всей лодке. Следом последовали ещё несколько.

— Нас обнаружили, — доложил очевидное старший помощник.

— Машинное — полный вперёд! — Зотов пытался казаться спокойным.

Лёгкий крейсер "Корнуолл" участвовал в своём первом бою. Возможно, именно поэтому его капитан требовал от всего экипажа тщательнейшего соблюдения Морского Устава вплоть до запятой, и за малейшее нарушение карал без пощады. И именно поэтому бдительный матрос, высматривающий в ночном море, озарённом заревом сразу нескольких пожаров, заметил движущуюся струю пузырьков воздуха, следовавшую менее чем в двухстах футах слева по борту, и сразу же поспешил доложить об этом.

Капитан Уайт не стал долго раздумывать — по искреннему убеждению всего экипажа "Корнуолла" мозги ему давно заменил всё тот же ненавистный многотомный Устав — и отдал приказ атаковать возможную цель. Дальнейшие события показали его правоту, что, помимо прочих благ, просыпавшихся по окончании войны на одного из самых результативных (из выживших) капитанов флота, ещё больше убедило его в необходимости заставлять экипаж учить уставы наизусть каждую свободную минуту. Увеличившийся после предварительного обстрела поток воздуха теперь уже чётко показывал курс и скорость движения преследуемой русской лодки, и на крейсере приготовились к бомбометанию.

Охота продолжалась ещё минут двадцать. Подводная лодка демонстрировала неплохую манёвренность, которая её британским аналогам и не снилась, дважды уходя от сбрасываемых с крейсера бомб. Но в какой-то момент удача изменила русскому капитану — а, быть может, сказалось предательское Эгейское море — и лодка села на дно. Лишённая возможности уйти, она стала законной добычей британского "охотника за лодками".

"Гамаюн" стал не единственным судном, не вернувшимся после ночной атаки. "Гарм" подорвался на выставленном англичанами минном поле неподалёку от замеченной ими подозрительной подводной пещеры, "Котофей" же, хоть и не был уничтожен, но лишился двигателей и, уже ближе к утру, был прибит к берегу на западе Имроса, где после был обнаружен флагманом противника и расстрелян. Впрочем, к тому времени его экипаж уже был в полном составе эвакуирован на берег и отсыпался в казармах Цитадели.

Несмотря на эти успехи, командующий Гранд-Флитом, адмирал Джеллико был в ярости. Ночная атака русских нанесла линейным эскадрам более чем значительный урон. Успех "молниеносной атаки" Адмиралтейства теперь целиком и полностью лежал несколькими милями южнее, где гарнизон Тенедоса продолжал упорно сопротивляться, несмотря на неизбежность своего поражения.

Часть IV. 20 апреля 1916 года.

Лёгкий, с трудом различимый гул артиллерийской дуэли, рассказывал Татьяне Николаевне, что там, на Имросе, продолжается сопротивление эскадрам Гранд-Флита, не менее ожесточённое, чем было здесь. Лишённому радиосвязи, гарнизону острова оставалось только вслушиваться в идущий с севера ветер, чтобы не впасть в отчаяние. Наверное, точно так же вслушивались и в Цитадели, подбадривая себя тем, что и их южные соседи продолжают бить врага, а значит — победа близка.

Великая Княжна в бессилии сжала кулаки. Меньше трёх суток понадобилось врагу для того, чтобы почти полностью подавить сопротивление на Венетике. Уже неважно было то, что врагу помогли точные, очевидно добытые шпионами, карты минных заграждений, что при осаде он потерял самое меньшее два линейных корабля, крейсера, аэропланы, миноносцы и транспорт; что на берегах отчаянно сопротивлявшегося острова остались лежать тысячи британских солдат. Это не меняло главного — едва ли полторы сотни оставшихся в строю солдат, сапёров и жандармов, даже с помощью партизан-ополченцев не могли более удерживать тыловую базу Средиземноморской флотилии. Фактически, Венетика уже пала.

Причём, насколько Татьяна понимала в военном деле, сдача врагу острова предопределяла дальнейшее падение и Цитадели. Наличие всего в часе ходу от осаждаемого острова базы, где враг осуществляет ремонт и погрузку припасов и снарядов, в корне изменяло соотношение сил у входа в проливы, одновременно надёжно разделяя до сих пор не подошедшие Черноморский флот и Средиземноморскую эскадру.

На причалах, чуть поодаль от складов, стояла группа парламентёров. Пользуясь кратким перемирием, англичане и русские спешно вывозили раненых: англичане на корабли, русские же — на тыловые склады в центре острова, где в спешно оборудованных лазаретах находилось уже больше тысячи бойцов, что были не в состоянии стать плечом к плечу со своими товарищами. Взявший на себя, после гибели почти всего штаба, руководство этим своеобразным "тылом" Его высокопревосходительство генерал от артиллерии Белый в деле обороны города ограничился лишь спешным вручением Великой Княжне погон поручика и назначением её, в связи с тяжёлым ранением полковника Алфёрова, командиром гарнизона, а, точнее, его остатков.