Мне было интересно, откуда у нее такая уверенность. — Сейчас это Ван Нессу не поможет.
— Мы не повторили бы ту же ошибку. Если бы когда-нибудь снова возникли... трудности, мы бы не отбирали кандидатов так неразборчиво.
— Но все равно взяли некоторых.
— Мы все равно сочли это проявлением доброты, — сказала Погода.
Мы почти не разговаривали, пока шли по соединительному лонжерону к двигателю правого борта. Я внимательно наблюдал за Погодой, завороженный игрой красок на ее остывающем гребне. В конце концов, она резко обернулась и сказала: — Я не собираюсь ничего предпринимать, Айниго, так что перестань беспокоиться об этом. Этот ошейник и так достаточно плох, если не считать ощущения, что ты следишь за каждым моим движением.
— Возможно, ошейник нам не поможет, — сказал я. — Ван Несс думает, что ты хочешь взорвать корабль. Думаю, если бы у тебя был способ это сделать, мы бы не получили особого предупреждения.
— Да, не получили бы. Но я не собираюсь взрывать корабль. Это не в моей власти, если только ты не позволишь мне полностью переключить настройки на красный цвет. Даже Вуладж не был настолько глуп.
Я вытер влажную от пота руку о штанину. — Мы мало что знаем о том, как работают эти двигатели. Ты уже ощущаешь что-нибудь от них?
— Немного, — призналась она. — Между двумя устройствами есть перекрестные помехи, но у меня нет имплантов, чтобы разобраться в этом. Большинству конджойнеров не требуется ничего специализированного, если только они не работают в яслях для водителей, обучая двигатели.
— Двигатели нуждаются в обучении?
Не отвечая мне прямо, она сказала: — Теперь я чувствую двигатель. Эффективная дальность действия моих имплантов в этих условиях составляет несколько десятков метров. Мы, должно быть, находимся очень близко.
— Так и есть, — сказал я, когда мы завернули за угол. Впереди виднелся шестиугольник циферблатов управления. Теперь все они светились сине-зеленым, но только потому, что я убавил мощность двигателя до минимума.
— Мне нужно подойти поближе, если я хочу быть полезной, — сказала мне Погода.
— Подойди к панели. Но ни к чему не прикасайся, пока я не разрешу.
Я знал, что здесь она не сможет причинить большого вреда, даже если начнет нажимать на кнопки. Ей нужно было бы сделать несколько движений, чтобы создать опасность, и я мог бы убить ее задолго до того, как у нее появился бы шанс это сделать. Но я все еще нервничал, когда она встала рядом с шестиугольником и склонила голову набок.
Я подумал о том, что находится по другую сторону этой стены. Пройдя по лонжерону, мы оказались непосредственно внутри двигателя, примерно на полпути вдоль его почти цилиндрической формы. Привод тянулся на сто десять метров впереди меня и около двухсот пятидесяти метров в обе стороны слева и справа от меня. Он был обшит несколькими слоями обычного материала корпуса, прикреплен к "Петронелу" амортизирующей опорой и опутан сетью датчиков и систем рулевого управления. Как и у любого инженера корабля, мое понимание этих элементов было настолько полным, что оно больше не считалось приобретенными знаниями. Это стало неотъемлемой частью моей личности.
Но я ничего не знал о самом двигателе. Мой бортовой журнал, с его множеством систематизированных заметок и аннотаций, предполагал глубокое и научное понимание всех основных принципов. Ничто не могло быть дальше от истины. Двигатель конджойнеров, по сути, был волшебным предметом, который нам преподнесли на тарелочке, как свернувшегося дракончика. К нему прилагались инструкции о том, как укротить его огонь и убедиться, что он не причинит вреда, но нам было запрещено исследовать его тайны. Самое важное правило, применимое к движку конджойнеров, было простым: внутри не было компонентов, которые мог бы обслуживать пользователь. Вмешайтесь в двигатель — попытайтесь разобрать его на части в надежде на его реинжиниринг — и двигатель самоуничтожится в результате взрыва мини-новой звезды, достаточно мощной, чтобы расколоть небольшой спутник планеты. На всем обжитом пространстве не было недостатка в умеренно радиоактивных кратерах, свидетельствующих о неудачных попытках нарушить этот единственный запрет.
Ультра, как правило, это не волновало. Ультра, по определению, просто пользовались приводами конджойнеров. Это правительства и богатые люди, живущие на разных планетах, продолжали учиться на собственном горьком опыте. Аргумент конджойнеров был жесток в своей простоте: в их двигателях были заложены принципы, которые "отсталое" человечество просто не было готово воспринять. Мы должны были считать, что нам повезло, что они вообще позволили нам использовать двигатели. Мы не должны были совать свои толстые обезьяньи пальцы в их внутренности.
И пока двигатели продолжали работать, мало у кого из нас было желание это делать.
Погода сделала шаг назад. — Боюсь, это не очень хорошая новость. Я подумала, что, возможно, показания циферблатов могут быть ошибочными, предполагая, что ошибка произошла там, где ее не было... но это не так.
— Чувствуешь, что двигатель действительно поврежден?
— Да, — сказала она мне. — И это он, правый блок.
— Что с ним не так? Мы можем что-нибудь починить?
— По одному вопросу за раз, Айниго. — Погода снисходительно улыбнулась, прежде чем продолжить: — Критические компоненты двигателя получили серьезные повреждения, которые не могут быть устранены его собственными системами самовосстановления. Двигатель не вышел из строя полностью, но некоторые пути реагирования стали трудноразрешимыми с точки зрения вычислений, из-за чего наблюдается резкое снижение эффективности привода. Двигатель вынужден искать другие пути, с которыми он все еще может справиться, учитывая имеющиеся ресурсы. Но они не дают такой же выходной энергии.
Она рассказывала мне все и в то же время ничего. — Я действительно не понимаю, — признался я. — Хочешь сказать, что для его починки ничего нельзя сделать?
— Только не здесь. На специализированном заводе конджойнеров, конечно. Тут мы бы только ухудшили ситуацию.
— Мы также не можем работать на одном левом двигателе — без перестройки всего корабля это невозможно. Если были бы где-нибудь рядом со спутником или астероидом, это могло бы быть вариантом, но не сейчас, когда мы так далеко.
— Мне жаль, что новости вот такие. Вам просто придется смириться с более длительной поездкой, чем вы ожидали.
— Все гораздо хуже. К нам приближается еще один корабль, вероятно, еще один рейдер, такой же, как Вуладж. Сейчас он совсем близко. Если мы не начнем драпать в ближайшее время, они настигнут нас.
— И ты не подумал сказать мне об этом раньше?
— Это что-то изменило бы?
— Возможно, это было бы лучше для доверия между нами.
— Извини, Погода. Я не хотел тебя отвлекать. Думал, что все и так достаточно плохо.
— И ты думал, что я смогу сотворить чудо, если не буду отвлекаться?
Я безнадежно кивнул. Понял, что, каким бы наивным это ни казалось, я ожидал, что Погода позаботится о сломанном двигателе и вернет ему полную, блистательную функциональность. Но знать что-то о внутреннем устройстве двигателя — это совсем не то же самое, что уметь его починить.
— У нас действительно нет выбора? — спросил я.
— Двигатель уже делает все возможное, чтобы обеспечить максимальную мощность, учитывая полученные повреждения. На самом деле нет возможности улучшить ситуацию.
Отчаявшись найти хоть какой-то источник оптимизма, я вспомнил о том, что Погода сказала несколькими минутами ранее. — Когда ты говорила о вычислениях, то, кажется, сказала, что движку нужно немного поработать с числами, чтобы лучше работать.
Погода, казалось, боролась сама с собой. — Я уже и так сказала слишком много, Айниго.
— Но если нам суждено здесь погибнуть, не имеет значения, что ты мне скажешь, не так ли? В противном случае я дам обет молчания. Как тебе это?
— Никто и близко не подходил к пониманию того, как работают наши двигатели, — сказала Погода. — Конечно, мы приложили к этому свою руку: за эти годы распространили дезинформации больше, чем следовало. И это тоже сработало. Мы тщательно следим за коллективным мнением о наших секретах. У нас всегда были наготове непредвиденные обстоятельства, способные помешать любым исследованиям, которые могли бы продвигаться в правильном направлении. До сих пор у нас не было причин использовать ни один из них. Если бы я раскрыла тебе ключевую информацию, мне пришлось бы беспокоиться не только о том, что я стану изгоем. Мои люди пришли бы за мной. Они выследят меня, а затем и тебя. Конджойнеры рассмотрят любые необходимые меры, вплоть до локального геноцида, чтобы защитить свои секреты. — Она на мгновение замолчала, давая мне понять, что закончила, прежде чем продолжить на той же серьезной ноте: — Но, несмотря на это, в наших секретах есть много уровней. Я не могу раскрывать подробные физические принципы, от которых зависит работа привода, но могу сказать тебе, что условия, в которых работает привод, когда он работает на полную мощность, чрезвычайно сложны и хаотичны. Ваш корабль может двигаться на плавной тяге, но реакции, происходящие в двигателе, никак нельзя назвать плавными. Внутри каждого двигателя есть маленькое отверстие в ад: бурлящее, пенящееся, подверженное резким и непредсказуемым изменениям состояния.
— Которое двигатель должен сгладить.
— Да. И для этого двигателю необходимо продумать ряд чрезвычайно сложных параллельных вычислительных задач. Когда все в порядке, когда двигатель исправен и работает в обычном режиме, с нагрузкой можно справиться. Но если требовать от двигателя слишком многого или каким-то образом повредить его, это бремя становится тяжелее. В конце концов, двигатель выходит из-под контроля, и реакции становятся неконтролируемыми.
— Новая звезда.
— Вполне, — сказала Погода, одобрив мой ответ легким кивком.
— Тогда позволь мне прояснить ситуацию, — сказал я. — Двигатель поврежден, но он все еще мог бы работать, если бы расчеты не были такими сложными.
Погода сдержанно ответила мне. — Да, но не стоит недооценивать, насколько сложными стали эти расчеты сейчас. Я чувствую, какое напряжение испытывает этот движок, просто удерживая ситуацию такой, какая она есть.
— Я не преуменьшаю этого. Мне просто интересно, не могли бы мы помочь ему работать лучше. Не могли бы мы загрузить какое-нибудь новое программное обеспечение или помочь движку, подключив собственные компьютеры "Петронела"?
— Я действительно хотела бы, чтобы все было так просто.
— Мне жаль. Мои вопросы, наверное, кажутся довольно простодушными. Но я просто пытаюсь убедиться, что мы не упускаем ничего очевидного.
— Это не так, — сказала она. — Поверь мне на слово.
Я вернул Погоду в ее камеру и снял ошейник. Там, где он сдавливал ей шею, на коже виднелась розовая полоса, испещренная пятнами крови. Я швырнул ненавистную вещь в угол камеры и вернулся с аптечкой.
— Ты должна была сказать мне, — сказал я ей, протирая ссадины дезинфицирующим тампоном. — Я и не подозревал, что он так мучил тебя все это время. Ты казалась такой спокойной, такой сосредоточенной. Но, должно быть, тебе все это время было больно.
— Я говорила тебе, что могу отключить боль.
— Ты не отключаешь ее сейчас?
— А что?
— Потому что все время вздрагиваешь.
Погода внезапно протянула руку и схватила меня за запястье, отчего я чуть не выронил тампон. Движение было быстрым, как укус змеи, но, хотя она держала меня крепко, я не почувствовал никаких агрессивных намерений. — Теперь моя очередь не понимать, — сказала она. — Ты надеялся, что я смогу что-то для тебя сделать. Я не смогла. Это значит, что у тебя такие же неприятности, как и прежде. Даже хуже, потому что теперь ты услышал это от меня. Но ты по-прежнему относишься ко мне по-доброму.
— Ты бы предпочла, чтобы я этого не делал?
— Я полагала, что как только моя полезность для тебя закончится...
— Ты ошиблась в своих предположениях. Мы не из такой команды.
— А ваш капитан?
— Он сдержит свое слово. Убивать тебя было бы не в стиле Ван Несса. — Я закончил дезинфицировать ее шею и начал рыться в аптечке в поисках бинта. — Нам всем, включая тебя, просто придется делать все, что в наших силах. Ван Несс считает, что мы должны послать сигнал бедствия и ждать спасения. Раньше я не был в восторге от этой идеи, но теперь начинаю задумываться, а может, в конце концов, это не так уж и плохо. — Она ничего не ответила. Мне стало интересно, думала ли она о тех же возражениях, которые я высказал Ван Нессу, когда он выдвинул эту идею. — У нас все еще есть корабль, и это главное. Только потому, что мы движемся не так быстро, как хотелось бы...
— Я бы хотела увидеть Ван Несса, — сказала Погода.
— Я не уверен, что он согласится.
— Скажи ему, что это по поводу его жены. Скажи ему, что он может мне доверять, с этим дурацким ошейником или без него.
Я пошел за капитаном. Его пришлось долго уговаривать, прежде чем он согласился послушать Погоду, но даже тогда не подошел к ней ближе, чем на двадцать метров. Я велел ей подождать у двери в ее камеру, которая выходила окнами в длинный служебный коридор.
— Я не собираюсь прикасаться к вам, капитан, — крикнула она, и ее голос эхом отразился от ребристых металлических стен коридора. — Вы можете подойти так близко, как захотите. Я едва ощущаю ваш запах на таком расстоянии, не говоря уже о том, чтобы улавливать ваши нервные импульсы.
— Это прекрасно подойдет, — сказал Ван Несс. — Айниго передал, что ты хочешь что-то сказать мне. Это правда, или просто уловка, чтобы приблизиться ко мне, затем проникнуть в мою голову и заставить меня видеть и думать все, что тебе заблагорассудится?
Она, казалось, не слышала его. — Я так понимаю, Айниго рассказал вам о двигателе.
— Сказал, что ты хорошенько все обдумала и решила, что ничего не можешь поделать. Может, все сложилось бы по-другому, если бы на тебе не было этого ошейника, а?
— Вы имеете в виду, что я могла вывести из строя двигатель, чтобы уничтожить себя и корабль? Нет, капитан, не думаю, что я поступила бы так. Если бы у меня было намерение покончить с собой, вы уже достаточно упростили это с помощью ошейника на мне. — Она взглянула на меня. — Я могла бы дотянуться до Айниго и нажать на кнопку управления, пока нервный импульс из его мозга еще проходил по предплечью. Все, что он увидел бы, — это серое пятно, за которым последовало бы много артериальной крови.
Я вспомнил, с какой скоростью она протянула руку и схватила меня за предплечье, и понял, что это правда.
— Так почему же ты этого не сделала? — спросил Ван Несс.
— Потому что хотела помочь вам, если смогу. Пока не увидела двигатель, пока не подошла достаточно близко, чтобы почувствовать его эмиссию, я не могла с уверенностью сказать, что проблема не была какой-то банальной.
— Но это было не так. Айниго говорит, что это невозможно исправить.
— Айниго прав. Техническая неисправность не может быть устранена без использования технологии конджойнеров. Но теперь, когда у меня было время подумать об этом, мне пришло в голову, что, возможно, я могу кое-что сделать для вас.
