Тень - это место для страхов

— Фефе феф.

— Что?

— Тебе нет.

Дезертир осклабился и, бросив палочку на землю, подмигнул Корвелу. Тот пожал плечами в ответ. Шорох, внимательно наблюдающая за ними, фыркнула и куда-то убежала.

— Что-то остальные задерживаются, — буркнул Каланча.

— Да, едят, — беспечно отмахнулся Майлз. — Куда торопиться-то?

— За это время можно было съесть три супа, а то и четыре.

Когда они зашли в этот городок и увидели, что здесь всё настолько нормально, насколько вообще может быть в данной ситуации, Малыш заявил, что хочет пожрать нормально. Его поддержали Красный и Селена, а если Селена чего-то захотела, Ричарда, кажется, никто и не спрашивал.

— Да, ладно, — обеспокоенно пробормотал Майлз, озираясь.

Корвел хотел уже предложить проверить их, как появилась Шорох. Девушка была чем-то обеспокоена.

— Пошли, — зашипела она, хватая Корвела за руку.

Они пробрались через рынок и свернули направо, к большой таверне. Судя по всему, ребята пошли сюда. И, кажется, сделали не самый правильный выбор — у таверны собралась настоящая толпа, человек тридцать не меньше. Среди собравшихся не было ни одного стражника.

— Они здесь, — буркнула Шорох. — И им скоро придёт крышка.

— Что случилось? — резко спросил Корвел.

— А мне почём знать? Требуют, чтобы солдата повесили.

Каланча стиснул зубы. У Ричарда кроме военной формы одежды не было никакой, остальные дезертиры хоть успели переодеться за то время, пока слонялись по городу.

— Ясно.

Его левая рука зачесалась, будто тварь, живущая в ней, почувствовала, что пришло её время.

"Нет, дорогая, попробуем решить всё миром".

Корвел протиснулся сквозь толпу, не замечая поток ругани и ударов, мгновенно обрушившиеся на него. Юркая и мелкая Шорох не отставала, а вот Майлз потерялся. Чёрт с ним, не дай бог узнают и в нём солдата. Невидимые люди в таверне бесновались, что вызывало дурные предчувствия.

У дверей была самая сильная давка, но Каланча, бесцеремонно отшвырнув какую-то матрону, ворвался в таверну.

Так и есть, они в дерьме. Спутники Корвела зажались в дальний угол помещения, Ричард обеими руками держал стул, а Красный зажёг огненный шар. У посетителей таверны в руках были ножи и бутылки. Только внушительные габариты Малыша, да короткий тесак в его руке, не дали случиться худшему.

Над всем этим бардаком возвышался старик в лохмотьях. В прямом смысле слова — он стоял на барной стойке, воздев руки к потолку, и верещал. Половины слов из-за слишком высокого голоса пророка разобрать было нельзя, но старик, кажется, обвинял во всех проблемах армию и безбожников-магов, поправших законы мироздания.

— Храмы рушат! — визжал старик. — Рушат храмы! Всё для войны! Всё для исследований! Божья кара! Сукины дети! Последнюю шкварку из бульона заберут для войны!

О том, как воевать шкварками, Корвел не очень-то понимал, но старика нужно было заткнуть. Что он и сделал. Пробравшись сквозь толпу, Каланча взял старика за пояс, снял со стойки и не очень-то нежно приложил головой о ближайший стол, чем сразу привлёк к себе внимание.

— Довольны? — спросил Корвел, отвечая в миг ставшей молчаливой толпе угрюмым взглядом. — В чём проблема?

— Ты с ними? — враждебно спросил какой-то здоровяк с охотничьим ножом в руке.

— Возможно. Но я ещё не получил ответа на свой вопрос. — Он оглядел толпу. — Ну, языки проглотили?

— Они виноваты, — зло сказал кто-то из толпы. — Не смогли ни хрена сделать, и теперь за нами охотятся, как за скотом.

— Нас никто не выпускает из пригорода на свободу! — поддержали его. — Заставляют прятаться здесь, как крысам, а сами сидят по ТУ сторону и в ус не дуют!

— Не смогли сделать? — презрительно переспросил Корвел. — А ты, скот, в курсе, сколько военных погибло, пытаясь спасти ваши шкуры? Тысячи, понял, придурок? Сотни остались инвалидами. Всё ради вас. Не выпускают из пригорода? А ты видел, что случается с человеком, когда он выходит на солнце? — Сам Корвел этого, конечно, не видел, но рассказ Красного был красочным. — И, скажите мне, причём здесь вот этот парень? Он вообще в отпуске был. И сейчас находится в такой же ситуации, как и вы. А вы что? Давайте выпустим ему кишки! Он же виноват в том, что шкварок в супе нет.

Послышались неуверенные смешки. Несколько человек опустили глаза и принялись озираться, пряча оружие подальше. Некоторые даже предпочли исчезнуть. Но всё равно озлобленных и жаждущих крови идиотов, нашедших козла отпущения, виноватого, по их мнению, во всех бедах, было больше.

Корвел сплюнул на пол и уставился на того здоровяка с ножом. Тот медлил, но на его лице читалась тупая решимость.

— И что же армия? — спросил он. — Те, кто, как ты говоришь, пытались нас спасти? Где они? — Здоровяк сам себя подзадоривал, заводясь всё больше и больше. — За таверной, закопаны. А знаешь, почему? Потому что они чёртовы дезертиры и грабители. Когда они пришли, что они сказали?

— Сказали, что должны реквизировать наше имущество, — подсказал хозяин таверны, выглядывая из-за стойки. — Моё в первую очередь. На нужды армии, сказали они. Для нашего же блага.

— Им, видите ли, нужно организовать сопротивление, — продолжил здоровяк. — Вы-то не хотите организовать сопротивление, как другие дезертиры, спасающие свои шкуры, а не жизни наших матерей, жён и детей? — Он указал пальцем на Ричарда. — Говоришь, он был в отпуске? А может быть, он сбежал с поля боя, как все остальные? Может быть, за вами придут десятки таких же, только с мечами, и тогда нам придётся отдать все наши деньги, еду и наших женщин.

— Мы не имеем...

Корвела заглушила толпа. Больше отступать никто не собирался. И часть ножей теперь была направлена в брюхо Корвелу.

Что ж, раз так...

Корвел протянул раскрытую ладонь левой руки к толпе и ухмыльнулся. Он не знал, подействует ли это на паразита. Но вчерашние пасти, раскрывшиеся на его руке, и ряды острых, как пилы, зубов на ладони он помнил хорошо.

И, тем не менее, паразит превзошёл все его ожидания. Кожа на руке лопнула, высвобождая несколько змеевидных тварей с огромными пастями. Они извивались, опутывая его руку и плечо клубком. Чувствуя любопытство, Корвел поднёс к глазам ладонь. Одна пасть, сплошные зубы, а из центра выглядывает старый знакомец, убивший того дезертира.

Вопль толпы мигом оборвался. Послышалось испуганное бормотание, а те местные, что были ближе к Корвелу, отпрянули от него.

— Адская тварь! — взвизгнул в тишине очухавшийся старик. Он старался отползти подальше, но Корвел ухватил его за плащ правой рукой.

— Вот куда идут ваши шкварки, — осклабился Каланча. — Кто-нибудь хочет продолжить разговор?

Они хотели, на что Корвел совершенно не рассчитывал. Он собирался распугать толпу, но пугаться никто не собирался. Никто не разбегался с паническими воплями, народу к таверне даже как будто стало больше.

— Сраные фокусы! — рыкнул здоровяк и прыгнул на Каланчу.

Ошарашенный Корвел не среагировал. Но твари в его руке обошлись без него. В здоровяка воткнулось сразу три паразита, пробив ему насквозь грудь.

Это подействовало не хуже горящей спички, упавшей в сухую хвою. Толпа загалдела и атаковала. Корвел увернулся от летящего в его голову стула и швырнул в атакующих старика, но надолго это толпу не остановило.

На Каланчу набросились сразу трое. Одного он свалил ударом правой руки, второй взвыл, когда в его тело вонзились отростки, а третий молча дёргался в левой руке Корвела, хотя он и не собирался ей действовать. Он отшвырнул труп и, опрокинув ближайший стол, бросился к окну.

Шорох куда-то исчезла, Каланча не видел её, сколько бы не искал в толпе. Малыш с Вольфом прокладывали дорогу через толпу самостоятельно, про них можно забыть. Но вот кроха-воровка... Что сделают с ней? Он просто не мог её бросить. Они вроде как в одной упряжке, и она, к тому же, стащила для него цыплёнка.

Корвел, опрокидывая мебель и уворачиваясь от ударов, пару раз выкрикнул имя девчонки, но ответа не услышал. Это его разозлило. А злиться было нельзя, тем более, сейчас.

На него налетел какой-то паренёк лет шестнадцати. Корвел пнул его в колено и влепил в лицо табуретом. Что-то отчётливо хрустнуло, и парень замертво повалился на спину. Это мигом отрезвило Каланчу.

Что он делает? Ладно, дезертиры угрожали им. Но это же... обычные люди. А он уже убил как минимум троих. Столько же, сколько и вчера. Столько же, сколько за почти девятнадцать лет до этого.

Но, чёрт возьми, почему обычные люди желают ему смерти? Что он им сделал? Что им сделал Дик? А Малыш? Селена? За что они хотели их убить? Выместить свою злобу? Почувствовать в сложившейся отчаянной ситуации, что есть кто-то слабее их?

Это было неправильно. Так не должно было произойти. Чёрт возьми, он не такой уж и плохой парень! Они все не плохие люди. Наверняка, многие из тех, кто сейчас хочет разорвать его, хорошие парни. Тогда зачем они делают это? Зачем это происходит?

— Остановитесь, идиоты! — зарычал Корвел вслух, но идиоты останавливаться не хотели.

На Корвела, уже почти добравшегося до распахнутого окна, насели сразу пятеро. Один из них упал, поливая кровью пол, и Каланча снова был здесь не при чём — паразиты в его руке жили собственной жизнью. Но атакующие этого не знали, они видели, что их друзей убивают и, вероятно, тоже задавались вопросом "За что?". И они навалились на Корвела с утроенной силой.

Каланча, несмотря на всю свою выучку, пропустил удар. Боль ожгла его живот. Опустив глаза, он увидел, что его рубаха в крови. Кажется, ему здорово распороли брюхо — от нижнего левого ребра до пупа. А ведь кровь перестала сворачиваться или, как минимум, теперь делает это гораздо медленней, чем обычно.

Значит... Ему крышка. А всё из-за того, что его спутники зашли поесть по-человечески.

Корвел зарычал и атаковал.

Как он выбирался из таверны, Каланча не помнил. Единственными воспоминаниями были перекошенные злобой лица и боль в животе.

А после мир взорвался слепящей вспышкой.

Его тащили куда-то. Живот стягивала повязка, но с каждым шагом, и без того причиняющим адскую боль, ему казалось, что его кишки вот-вот вывалятся на землю, и он пойдёт по ним.

— Кровь... не останавливается, — сказал он.

— Знаю, знаю, — прошипел кто-то. — Молчи. Береги силы.

— Теперь-то уже какая разница?

— Заткнись! — Это уже другой голос. — Ты выживешь, понял? А вы, мать вашу, на кой хрен вам понадобился этот суп?

— Ну, мы же...

— Вы же! Если бы не Красный со своей световой вспышкой, нас бы всех порешили.

Его положили на землю. Кто-то принялся хлопотать над ним, распарывая рубаху и снимая повязки.

Кровь теперь не сворачивается, это он помнил хорошо. А значит...

— Нитки! Давай нитки, остолоп! Что, не видел никогда раненых? Да не со своей дурочкой копайся, она не умрёт, а вот Корвел очень даже может! Да дайте уже нитки, мать вашу!

На его животе заполыхал костёр. Наверное, накладывают швы.

— Я даже обезболить не могу...

— Да хрен с ней с болью, главное кровь хоть как-то остановить... Светить-то не переставай!

Майлз и Красный. А Ричард мычал что-то о том, что рядовому положено выказывать больше уважения перед офицером. За эту фразу Малыш, весь перепачканный кровью, отправил его в глубокий нокаут. Правильно, у дезертиров званий нет.

— Корвел...

Это Шорох. Спаслась, значит. Наверное, никто не заметил кроху во всём этом беспорядке. Да и кто мог связать эту бродяжку с дезертирами?

— Шустрая, — прошептал Корвел.

— Угу.

И заревела. Вот дурочка.

— Не реви.

— Уууууууу!!!

— Не мешай, — рыкнул на неё Майлз. — Ты как?

Корвел несколько секунд подумал над вопросом. Сознание возвращалось медленно, но с каждым мигом он соображал всё лучше. И с каждым же мигом боль всё усиливалась и усиливалась.

— Кровь перестала сворачиваться, — сказал Корвел. Или он уже это говорил?

— Я знаю. Но как-то же живут люди с гемофилией.

— Если им в брюхо никто ножи не втыкает.

Майлз как-то поник, и Корвел понял, что всё ещё хуже, чем он думает.

— Что-то ещё? Я как будто отрубился во время боя.

— Бывает... — Бывший разведчик перевёл дух. — У тебя ещё две раны. В правом плече застрял деревянный кол и не хватает мизинца на левой руке.

— Это плохо, — угрюмо сказал Корвел. — Я им в носу любил ковыряться.

— Сомнительная шуточка, но в твоём состоянии пойдёт. Тебе нужно вытащить кол. Он сейчас даже немного останавливает кровь, но оставлять его нельзя, сам понимаешь.

— Понимаю. — Корвел помолчал, глядя в бесконечную чёрную пустоту над головой. — Я много народу убил?

— Убил? Да, немало. Думаю, человек десять. И ещё кучу покалечил. Тебе сейчас не об этом нужно думать. Ты, мать твою, умираешь.

— Почему так получилось? — упрямо спросил Корвел. — Зачем всё это?

— Так вот о чём ты думал до тех пор, пока тебя не пырнули? Меньше сомнений, друг мой. На тебя нападают, ты защищаешься. Плевать, кто прав, а кто виноват, главное остаться живым.

— Но это же обычные...

— Излишне рефлексируешь, — жёстко обрезал его Майлз. — Обычные или необычные они напали первыми. И, кстати, напали на людей, которые им ничего плохого не сделали. Значит, они виноваты. Никакой моральной трагедии в том, что парочка говнюков отбросила копыта, быть не может. У тебя уж точно. Ты спасал друзей. Понял?

— Дерьмо всё это.

— Кто ж спорит. А теперь... терпи.

Корвел не вытерпел. Он, задыхаясь, выл, пока не отключился от боли.

XV

Больше всего на свете Щелбан любил деньги. Он родился тридцать один год назад в самой нищей деревне, которую можно было представить. И даже в этой нищете были собственные изгои, над которыми насмехались соседи — семья Щелбана. И, как будто, его родных это устаивало.

Но не его самого. Едва поняв, почему над ним смеются, Щелбан решил, что уж он-то точно разбогатеет, и плевать на всё остальное семейство. Конечно, сначала у него не слишком-то ладилось с заработком. Первой его работой была торговля на дороге. Он бегал за полторы мили от деревни к тракту и продавал там всё, что ему удавалось набрать в лесу за день. Получив первые деньги, он обрадовался и гордо понёс их домой, но заработанной суммы едва хватило на опохмелку отцу. Тогда он решил прятать свой заработок, но когда вернулся домой с пустыми карманами, отец его отлупил, заявив, что он сожрал всю собранную на продажу ягоду. Пришлось делить деньги пополам — часть он нёс домой, часть прятал в свой тайник. Однако пусть он и забирал целую половину от заработанного, сумма скопленных денег росла чудовищно медленно. Пара медяков за лукошко ягоды или грибов — это очень мало, так не разбогатеешь, это он понимал даже в свои десять лет. Не говоря уже о том, что он тоже хотел есть, а порой разорялся на конфету или леденец, что отбрасывало его на неделю назад.

Щелбан яростно ломал голову, выдумывая, как же сделать так, чтобы ему платили больше. Но выхода не было. Он принялся гонять в лес своих младших братьев и сестёр, но те складывали ягоду по большей части себе в рот, а потом ещё и требовали часть денег, обещая донести отцу, что Щелбан его обманывает. Итог — он получал выручку только с того, что ему удавалось собрать самому.