Тень - это место для страхов

Тень — это место для страхов

I

Проснувшись, Каланча решил было, что ещё слишком рано — в комнате, где он спал с ещё четырьмя рабочими, темнота хоть глаз коли. Он закрыл глаза и перевернулся на другой бок, намереваясь доспать, но какое-то странное чувство глодало его. Поразмыслив, Каланча понял, что выспался. А такого с ним не приключалось с самого начала работ — прораб будил их сразу после рассвета, даже по выходным. Мол, нечего размякать, да и объект уже просрочен.

Каланча сел и уставился в окно, гадая, с чего это его организм решил выдать такой трюк. В углу ворочался Кейс, кажется, тоже просыпался, а мелкий засранец тот ещё лежебока. Гран спал, а двоих других, Хана и Синего, в комнатушке не наблюдалось.

Ещё страннее. Этих двоих, что ли, разбудили, а их оставили спать? И, кстати, небо-то в окне тёмное, но ни звёздочки на нём не видно, хотя пасмурной погоды не ожидалось ещё минимум пару недель.

Каланча — или, по имени, Корвел, Кори, Веля, как угодно, только не Каланча — спустил ноги с лежака, намереваясь поискать пропавших, но в этот момент по земле прошла сильная дрожь. Корвел ругнулся, встал, но от второго, куда более сильного, толчка упал на пол.

— Что за на хрен? — раздался сиплый голос спящего как будто бы Грана.

— Землетрясение? — перепугано спросил Кейс, садясь.

— Чушь, отродясь здесь не было землетрясений.

— А ты как будто бы здесь тысячу лет прожил? — буркнул Каланча, поднимаясь с пола. Гран был таким же бесправным провинциалом, как и он.

— Уж всяко подольше тебя, — огрызнулся Гран.

За его словами последовал третий толчок, ещё более сильный. Кейс вскочил с постели и забился куда-то в угол.

— Что нужно делать при землетрясениях? — пропищал он.

— Встать в дверной проём, — припомнил Корвел. — Или бежать на открытую местность. Второе, по-моему, предпочтительней.

— Так чего мы сидим?

— Это ты сидишь, — буркнул Гран, поднимаясь. — И даже не в дверном проёме. А где, кстати, остальные? И, мать его, наш прораб?

— Ушли, — откликнулся Кейс, одновременно переползая к дверному проёму. — Минут тридцать назад. Прораба искать. И завтрак. Никого будить не стали, хотели, наверное, сами всё сожрать, суки.

Корвел хмыкнул. Кейс всегда видел в людях только худшее и любил считать чужое добро. Спроси его, какую премию кто получил на прошлой неделе, он скажет. Скажет даже, кто сколько рюмок выпил на пьянке три месяца назад.

Сам Каланча пока не паниковал, но что-то вроде беспокойства закрадывалось в его душу. Он медленно — чтобы не упасть при следующем толчке, если таковой будет — приблизился к окну и выглянул на улицу. Никого. Ничего особо удивительного — район только-только отдали на заселение, да и то южнее, где дома были готовы, а здесь, в центре, ещё шли отделочные работы. Но... хоть одна-то торговка или какой-нибудь рабочий с поручением должны были пройти по улице за те пару минут, что он пялился на улицу? Тем более, несмотря на темноту, часы на Красной башне показывали почти семь утра.

Долбаных семь утра. И сегодня среда.

— Что-то мне всё это не нравится, — пробормотал Каланча, отстраняясь от окна так, будто бы по улице везли полные дерьма телеги.

— Что там, Каланча? — пропищал Кейс. Он сидел в дверном проёме, обхватив голову руками.

— В том-то и дело, что ни...

Он не успел договорить. А если бы и успел, то его слова были бы ложью.

На дом напротив с чудовищной скоростью опустился чёрный столб. В разные стороны брызнул битый кирпич, взвились столпы пыли, а толчок в землю был такой, что Корвел повалился на пол, осыпаемый падающей с потолка штукатуркой.

— Землетрясение! — завывал Кейс. Гран, матерясь, перепрыгнул через него и бросился прочь. Видимо, решил воспользоваться вторым советом Каланчи. Сам Корвел решительно думал о том же.

— Вставай! — рявкнул он на Кейса, а когда тот не подчинился, просто схватил его за шиворот и поволок за собой.

В этом доме жила ещё одна бригада, но, кажется, никого из них сейчас здесь не было. Плевать. Корвел спустился на второй этаж, ещё раз выглянул в окно и, ничего нового не увидев, рванул к выходу. Грана уже и след простыл. Опять-таки плевать.

Ещё толчок. Сильный, но, конечно, не такой, как прошлый. Каланча на миг задумался о том, чтобы проверить, что это за чёрный столб, разрушивший соседний дом, но сразу отбросил эти мысли. С неба ничего хорошего не прилетит это уж точно. Тем более с чёрного, как душа прораба, неба, на котором не светит ни одной звёздочки.

Корвел поволок Кейса за собой к воротам. Район, который они строили, был элитным, так что имел собственные ворота, ведущие в город, и высокую стену вокруг. Два года назад мальчишка Кори, сбегая из дома, мечтал в таком жить. Что ж, иногда лучше хорошенько подумать прежде, чем загадывать желание бродячему оракулу.

Кейс пищал и хныкал, но своими короткими ножками переставлял достаточно быстро. Ему было страшно, он хотел жрать и в туалет. Корвел ощущал то же самое, но помалкивал.

А потом он остановился.

— Что случилось? — спросил Кейс.

Каланча приложил палец к губам.

— Что? — переспросил через минуту Кейс.

Он ничего не понимал. А Корвел понял, что теперь ему не просто страшно, а охренеть как страшно.

Шум, который он поначалу принял за обычный городской гвалт, не являлся им. Это были звуки, которые Корвел желал никогда больше не слышать: рёв толпы, детский плач, визг женщин. Звон стали. Звуки паники, боли, отчаянья.

Звуки бойни, которую могут устроить профессиональные войска мирному населению.

Корвел смачно выматерился и повернул обратно. Если в городе идёт бой, лучше просто найти хорошее убежище и спрятаться там, пока всё не кончится. Он не хотел умирать, а за граждан уж точно. Тем более, если вспомнить, сколько раз за последние два года граждане давали ему понять, насколько ничтожна жизнь бесправного. И он же, в конце-то концов, не солдат, обычный безоружный рабочий.

— Да отпусти меня уже! — услышал Корвел голос Кейса. Он, и не заметив этого, тащил мелкого с собой, хотя тот сопротивлялся. Впрочем, Кейс на фут его ниже и на тридцать фунтов легче, так что особого сопротивления оказать не мог.

Корвел остановился и отпустил коллегу.

— Куда ты меня потащил? — рявкнул Кейс. — Я думал, мы идём искать людей!

— Шли, — кивнул Корвел, — но теперь нам лучше оказаться как можно дальше от людей. — Он объяснил, что, по его мнению, происходит в городе. — Так что лучше спрятаться.

— Но... — мелкий тяжело сглотнул, — но мы же в Столице. Как... как вообще здесь может происходить такое? Кругом войска... мы...

— Я не знаю, — как-то обречённо вздохнул Каланча. — Быть может, государственный переворот. Или наоборот, подавляют мятеж...

— Мятежи просто так никогда не возникают! — пискнул Кейс. — И перевороты тоже!

— Мы люди тёмные, далёкие от всего этого... откуда ты знаешь, когда возникают мятежи? Так что давай-ка забьёмся куда-нибудь поглубже, а когда всё кончится, вылезем. Даже если всё это из-за землетрясения, то лучше не лезть — толпа, охваченная паникой, не самое уютное место.

Лицо Кейса скривилось, будто он собирался заплакать. Так оно, наверное, и было — мальчишке всего-то шестнадцать лет. Хоть Корвел всего на пару лет старше, но его-то жизнь уже порядком побила, и плакать он не собирался.

— Пошли, — сказал он. — Нам нужно спешить, пока бои не перешли в эти районы.

Они чуть ли не бегом направились к дому, который строили. Там рядом копали колодец для общего пользования, до воды уже дошли, но та едва доставала до щиколотки. Там они хотя бы не сдохнут от жажды.

Толчок. Очень слабый, угасающий. Корвел уже и забыл про них, хотя, стоило подумать, как он припомнил, что трясло всё время. Напасть уходит? Или наоборот? И что, чёрт возьми, за напасть? Что за чёрные столбы? И куда делось небо?

Плевать. Потом он об этом узнает, всё потом. Сейчас нужно спрятаться...

Они выбежали на площадь. Вот дом, который строят они. А вот чёрный столб. Корвел невольно замедлил шаг. Как бы идея спрятаться здесь не оказалась самой плохой из того, что пришло ему в башку за это сумасшедшее утро.

Столп, уходящий куда-то в чёрное небо, был диаметром в тридцать или тридцать пять футов. Его поверхность пульсировала и содрогалась, как какой-нибудь червяк.

— Что?.. — пробормотал Кейс. Он-то столп раньше не видел.

Корвел остановился.

— Знаешь, — тихо сказал он, — думаю, нам нужно поискать другое...

Его слова заглушил громоподобный звук, напоминающий урчание пустого желудка. Лицевая часть стопа будто лопнула, раскрывая чернильное чрево. Корвел увидел обсидиановую винтовую лестницу, а по ней...

Он развернулся и припустил к воротам. Кейс с диким воем бежал позади.

Корвел понял, что дела куда хуже, чем даже можно было бы предположить. Невероятно была сама мысль о том, что в Столице может произойти вооружённое столкновение. Немыслимо думать о том, что небо закроет неведомая чёрная чертовщина, из чрева которой на землю опустятся столпы с винтовыми лестницами внутри.

Но тварь, спускающаяся с лестницы, и вовсе была за гранью воображения.

Он спит. Это кошмар, дурной сон... Но, мать вашу, ничто не заставит его остановиться.

Над Холмом поднялся столп света. Он ударил в нависшую над городом чёрную громадину и... рассеялся. Так, будто кто-то просто решил подсветить фонариком, и это несмотря на то, что даже у Корвела, человека от волшебства очень далёкого, магическое напряжение, повисшее в воздухе, заставило его волосы на затылке встать дыбом.

— Нам крышка, — пропищал Кейс. Несмотря на свой рост, от Каланчи он не слишком-то отставал. — Это Столп Всеуничтожающего Света. Самое сильное...

Гром, вызванный заклинанием, был оглушающим. Каланча даже почувствовал, как ему в лицо ударил порыв ветра. А от дворца в небо поднимались ещё три такие же столпа.

— Это самое сильное... — повторял Кейс. Корвел припомнил, что парень увлекается всей этой магической беллетристикой. Он даже хвастал, что обладает кое-какими способностями, но, видимо, их не хватило, чтобы поступить в Университет.

Следующий раскат грома был раза в два громче. У Каланчи заныли барабанные перепонки. Те, кто сейчас находился у холма, наверное, и вовсе оглохли.

За их спинами послышался рёв. Как будто бы тварь, вылезшая из чёрного столпа, пыталась переорать гром. Корвел постарался ускорить бег, но он и так уже бежал на пределе своих возможностей. Кейс отставал всё сильнее. А потом он закричал.

Обернувшись, Корвел увидел, что мелкого догоняло то чудовище. Ростом оно достигало высоты футов в десять, но выглядело коренастым.

У него была невероятно бледная кожа, извитая кроваво-красными прожилками сосудов; трёхпалые лапы, согнутые, как у собаки; безволосое тело с буграми мышц, из-под которых торчали острые кости; абсолютно плоское лицо, лишённое глаз, носа и ушей. Рот твари был шириной в фут, из него торчали сотни острых зубов, растущих в три ряда.

Корвел сам с трудом удержался от вопля ужаса. Он стиснул зубы и рванул вперёд со всей скоростью, на которую был способен. Дыхание уже начинало подводить его, но страх подгонял вперёд. Ему казалось, что стоит добежать до стены, и он будет спасён. Кем? Да хрен его знает. Ему просто нужно добежать до ворот, и всё. В этом нет логики, кроме стремления выжить. Остановиться означало умереть.

За спиной раздался ещё один душераздирающий вопль Кейса. Корвел бросил назад быстрый взгляд. И, зажмурив глаза, продолжил бежать. Мелкий, сжатый в лапах чудовища, крикнул ещё раз и затих. Раздался звук, похожий на треск мокрой тряпки, раздираемой пополам. Каланча понимал, что он — следующий.

Он добрался до стены через четверть часа, срезав дорогу через перекопанный парк. Пока Корвел бежал сюда, он видел, как люди боязливо выглядывают из окон, половина заселённых домов стояли запечатанными наглухо — с закрытыми ставнями на окнах, с активированными охранными чарами на дверях.

Ворота были закрыты. Около них толпилось с полсотни человек — полдюжины стражников и местные жители. Горожане, вооружённые факелами и лампами, вопили, требуя объяснить им, что происходит и почему ворота закрыты. Учителя, врачи, купцы, слабые маги и мелкие дворяне — верхушка среднего класса, они привыкли, что к ним прислушиваются. Но сегодня рядовые стражники буквально клали на них, посылая матом и грозясь применить оружие.

— Разойдитесь по домам! Спрячьтесь там и не высовывайтесь! — повторял, наверное, уже в сотый раз лейтенант. — Когда всё уляжется, вы первые узнаете, что происходит...

Чудовище отстало, то ли слишком долго возилось с телом Кейса, то ли попыталось забраться в один из домов. Но, чёрт возьми, какая теперь разница, когда чудовище появится — через пять минут или секунд, если ворота закрыты?

Его увидели. Поняли, что он удирал не просто так. И, конечно же, решили, что он под шумок кого-то ограбил и пытается смыться из района. Конечно, чёрт возьми, это же бесправный.

— Держи его! — рявкнул лейтенант, вытаскивая из кармана какой-то листок бумаги.

Корвел как будто запнулся и, грохнувшись на мостовую, проехал на животе два или три шага. Потом его потащило к стражникам, он ободрал локти и подбородок. Два стражника, протолкавшись через толпу, подхватили Каланчу за руки и резко подняли, а он даже слова не мог вымолвить — у него перехватило дыхание.

— Здесь что-то не так! — резко произнёс один из горожан. — Тащите его сюда, у него какие-то новости.

В своём балахоне, разукрашенном центрическими кругами и звёздами, он походил на бродячего шарлатана. Но, судя по всему, таковым не являлся.

— Говори, — дыхнул на него один из стражников.

Каланча разевал рот, пытаясь вздохнуть. Его тряхнули, а он всё не мог даже звука издать.

— Это дискриминация, — пробурчал кто-то в толпе. — Бесправные такие же люди.

— Не пойман, не вор, — поддакнул кто-то.

— Карманы у него пустые, — сказал один из держащих Каланчу стражников.

— Там... — простонал наконец Корвел. — Там чудовище... из чёрного столпа...

— О чем он там бормочет? — недоумённо проговорил кто-то.

К Каланче приблизился тот маг, похожий на шарлатана. Он ухватил беглеца за подбородок и уставился ему в глаза. Корвел почувствовал, как у него закружилась голова. Это продолжалось с полминуты.

— Что там? — резко спросил лейтенант.

— Белиберда какая-то, — пробормотал маг, отпуская Корвела. — Связанная вот с этой вот чернотой, — он ткнул пальцем в небо. — Какое-то...

Его прервал знакомый Корвелу рёв. Он инстинктивно задёргался в руках стражников, намереваясь сбежать, но те держали крепко.

А через несколько секунд бежать было уже поздно.

Чудовище появилось из-за ближайшего дома. Оно выглядело так же, как и раньше, хотя должно было измазаться в крови Кейса с ног до головы. Пасть твари раскрылась, как рана, раздался глухой рёв. Резкий рывок, покрывший полсотни футов буквально за секунду, и монстр очутился посреди толпы. Раздался испуганный крик, а следующий вопль был уже криком агонии — костистая лапа чудовища пронзила насквозь грудь крупного мужчины, стоящего к монстру ближе всего.

Корвела бросили на мостовую. К чести стражников они бросились к чудовищу, а не прочь от него. Хотя Корвел на их месте начал бы удирать, так он был напуган.

Толпа брызнула в разные стороны, мешая стражникам приблизиться к чудовищу, уже раздирающему пополам толстую купчиху. Корвел собственными глазами видел, как её кровь, хлещущая на мостовую, собирается в потоки и течёт к ступням твари. Та кровь, что попадала чудовищу на тело, практически мгновенно впитывалась в кожу. Сеть алых сосудов буквально начала светиться.

Стражники наконец-то добрались до чудовища. Лучше бы они этого не делали. Лейтенант нанёс удар мечом, ранив тварь в плечо, и тут же отлетел к воротам от ответного удара. Его тело с вмятой грудной клеткой тихо сползло на мостовую. Кто-то из стражников заорал, другой бросился наутёк, а уже через секунду все стражи были мертвы. Треск их костей и разрываемой кожи ещё долго стоял у Корвела в ушах.

На теле монстра тем временем вздулись два пузыря. Они лопнули, разбрызгивая кровь, но пострадала, кажется, только кожа чудовища. Оно издало душераздирающий вопль и начало вертеться, выискивая виновника. Им оказался тот самый маг похожий на шарлатана. Он держал в руках небольшой жезл и громко произносил какие-то заклинания, заглядывая в невесть откуда взявшуюся книгу. Чудовище ещё раз завопило и двинулось к нему, но его движения были скованны.

Корвел поднялся и, пошатываясь, направился к магу, по дороге вытащив из руки одного из погибших стражников меч. Возможно, если чародей задержит тварь достаточно долго, он сумеет её зарубить. На помощь рассчитывать не приходилось — на площади у ворот остались только они да трупы.

— Уходи, — коротко бросил маг, когда Каланча подошёл к нему. — Возьми её и уходи. Быстрее, долго я его не удержу.

За спиной мага лежала девушка. Дочь, наверное.

— Уверен? — буркнул Корвел, вытирая кровь с подбородка.

— У него иммунитет к магии, по крайней мере, того уровня, что подвластна мне. Впрочем, если ты уверен, что справишься с чудовищем с одним мечом, можешь оставаться.

Корвел взвалил девушку себе на плечо.

— Спасибо. Попробуй сбежать.

— Не думаю, что она теперь меня отпустит, — обречённо улыбнулся маг.

Каланча угрюмо кивнул и трусцой припустил вдоль стены. Через минуту позади раздался предсмертный крик мага. Или, быть может, кричал кто-то другой.

Часы на башне показывали двадцать минут восьмого. На часовой стрелке сидела какая-то крылатая тварь. Над стеной их района поднимался столб дыма, а чуть дальше к трущобам виднелись зарницы пожаров.

Сколько раз всякие безумцы предсказывали конец света, но Каланча не думал, что он наступит на его веку. И что это произойдёт так неожиданно.

II

Их разбудили ещё до рассвета, построили и повели куда-то в направлении Столицы, выдав в качестве завтрака сухой паёк, который пришлось жрать по дороге. В голосах офицеров слышалась какая-то истеричность, если не сказать паника. Рядовые, совершенно не понимающие, что происходит, были откровенно напуганы.

Проблема в том, что офицеры, судя по всему, тоже ни хрена не понимали.

— Чего происходит-то? — раз за разом слышалось в строю.

— Всем заткнуться, — прошипел Отто после очередного такого вопроса. — Происходит то, что вам дали приказ. Так что заткнуться и шагать! — Он даже позволил себе повысить голос. Проскакавший рядом адъютант даже ухом не повёл, хотя обычно благородным офицерам не нравилось, когда младший комсостав повышает голос на рядовых в их присутствии.

Значит дело совсем дерьмо.

Насколько дерьмово дело они узнали часов в восемь утра. То, что Отто поначалу принял за огромную грозовую тучу, оказалось чёрным, как обсидиан, плавающим островом с чудовищных размеров скалой на вершине. Остров парил в трёх или трёх с половиной тысячах футов над Столицей и предместьями и, судя по всему, имел диаметр в сорок-пятьдесят миль.

В рядах слышались молитвы и проклятья, и даже сержант Отто не спешил затыкать своих подчинённых. Потому что, чёрт возьми, видел, как один из капитанов слез с коня и, встав на колени, принялся истерично молиться.

Мимо проскакал адъютант, громогласно отдающий приказы командования. Встать лагерем в полумиле от периметра острова и перекрыть все дороги, никого пропускать ни в ту, ни в другую сторону. И всё. Впрочем, чего можно ожидать в такой непонятной ситуации?

У Столицы стояло два гвардейских полка общей численностью в шестнадцать-семнадцать сотен человек, явно недостаточно, чтобы перекрыть периметр в сто пятьдесят миль, да и быстро это сделать явно не получится, но приказ есть приказ. В конце концов, у Отто появилась вверенная только ему территория, а до других ему плевать. Тем более, эта территория так удачно оказалась рядом с небольшой миленькой фермой, построенной у одинокого столетнего дуба. Здесь удалось разжиться свежими овощами и молоком. Жена фермера очень настырно предлагала Отто зайти ещё, к вечеру, когда муж повезёт овощи в какую-то таверну, тогда, мол, у неё появится ещё кое-что, но сержант понимал, что никто ни в какую таверну её мужа не пустит. А жаль. Или, быть может, сделать для него исключение?

В общем, несмотря на ситуацию, началась рутина. Кости и сальные анекдоты, когда офицеров нет рядом, выправка и каменные рожи, стоило кому-то появиться. Их пост располагался ближе всего к тени, которую отбрасывал остров. До зловещего тёмного круга было всего-то пара сотен футов, от чего Отто немного нервничал. Но тень, отбрасываемая летающим островом, не спешила укорачиваться, хотя солнце вставало всё выше и выше. Значит, она не удлинится вечером, так что можно не беспокоиться.

Войска растягивались по местности. Пехоту делили на звенья и расставляли по всяким холмам, тавернам и сараям. Между ними сновали малочисленные конные разъезды. Штаб расположили в полумиле от поста Отто, на большом постоялом дворе (по совместительству борделе, где гвардейцы частенько спускали жалование), там же расположили резерв — две роты солдат.

— Судя по всему, кому-то из начальства понадобилась титька для спокойствия, — сострил кто-то из рядовых. Отто покровительственно улыбнулся, хотя раньше не позволял таких вольностей. Сейчас другое дело, всем нужно успокоиться, и шутки — лучшее средство. Солдаты с готовностью заржали.

— Что это, интересно, за столбы? — пробормотал Глен, один рядовых. Самый шустрый и головастый, он был любимчиком Отто.

— На них остров стоит? — предположил кто-то.

— Не нашего ума дело, — обрезал сержант. — Заткнуться и нести службу.

Время приближалось к десяти, когда из предместий потянулись первые беженцы. Казалось бы, ничего плохого не происходит, а людишкам всё равно понадобилось сматывать удочки. Да ещё и не просто так, а со всем скарбом, что удалось собрать. Бред. Впрочем, истериков было не так много.

Отто дождался, пока первая партия беженцев окажется достаточно близко, и только тогда поднял вверх правую руку и прокричал:

— Назад! Приказ короля!

Ему в ответ раздались проклятья.

— Мне, сержанту королевской гвардии, приказали никого не выпускать! Вернитесь домой! Никакой опасности нет! Маги и королевская гвардия разберутся с ситуацией!

Чушь, но подобную чушь всегда надо говорить, когда происходит неизвестно что. Сержант не был даже уверен, что приказ перекрыть периметр отдавал король, он-то сейчас в своём дворце, в Столице.

Но крестьяне срать хотели на приказы короля и какого-то сержанта с полудюжиной подчинённых, о чём они сразу же оповестили Отто и продолжили переть к ним.

— В случае неповиновения мы применим силу! — заорал Отто, всей душой желая, чтобы этого никогда не произошло.

Но сила не понадобилась.

Стоило крестьянам выйти на солнце, как кони, впряжённые в повозки, замедлили шаг. Послышалось испуганное ржание, а через пару секунд человеческие крики. Первая повозка, запряжённая тройкой, понесла. Один из коней повалился на землю, его копыта мелькали в воздухе, но двух других это не остановило. Отто видел кровавый след, потянувшийся за повозкой.

Кони пали в полусотне футов от них. С повозки упала рыдающая женщина. Она встала на колени и вцепилась пальцами в собственное лицо. Сержант увидел, что её ногти оставляют кровавые полосы.

— Её лицо... слазит... — прошептал Глен. Остряка рядом с ним рвало.

Женщина издала предсмертный крик и тяжело осела на землю. Её кожа разлагалась буквально на глазах.

— Не приближаться к ним, — рыкнул, очнувшись, Отто. — Глен, беги в штаб. — Он с трудом оторвал взгляд от погибшей и заорал: — Не выходите из тени! Это может быть опасно! Гвардия и маги...

Его слова заглушил жуткий рёв. Один из столбов раскрылся, и из него вышло чудовище. Безликое, с полной зубов пастью, кривыми лапами, оно напоминало бескрылую гарпию с хвостом о трёх концах.

Беженцы побежали кто куда, трое, что вышли на солнце мгновенно за это поплатились, но тварь не начала охоту сразу. Сначала она подошла к границе тени и будто бы насмешливо зашипела на гвардейцев. После, лениво переваливаясь, она трусцой побежала за самой большой группой беженцев.

Отто чувствовал, как на его затылке шевелятся волосы. Он смотрел, как гибнут люди, которых должен был защищать, и ничего не мог сделать. Ему было страшно и стыдно, но он чувствовал облегчение, понимая, что чудовище не собирается выходить за границу тени.

Охота продолжалась с четверть часа. Чудовище, таща за собой двух молодых девушек, вернулось к столпу, на миг задержавшись, чтобы ещё раз продемонстрировать свою безглазую морду гвардейцам, а после исчезло в чреве столба. С чавканьем проход закрылся. Воцарилась тишина, если не считать звуков рвоты.

Вернулся Глен.

— Поступил приказ... — он замялся, — продолжать выполнять приказ. Полковник Генрих Гренн... плачет, он пьян. Командование принял капитан Джонатан Чайзер.

— Никого не впускать и не выпускать, — сглатывая комок, вставший в горле, сказал сержант.

— Кажется, нам понадобится подкрепление, чтобы перекрыть весь периметр? — неуверенно спросил Глен. — И помощь магов?

— Боюсь, что нам понадобится помощь богов, — мёртвыми губами пробормотал Отто.

III

Корвел угрюмо наблюдал за медленно тускнеющим фонарём. Наверное, безопасней было сидеть в темноте, но он не решился остаться без света — и без того слишком страшно. Хотелось есть и пить, но ему удалось стащить только две бутылки с молоком ёмкостью в пинту у кого-то с крыльца, а у него ещё был пассажир, если можно так выразиться. Чёртово воспитание не позволяло оставить девушку голодной.

Меч, который он забрал у мёртвого стражника, оказался полным дерьмом. Стандартная дешёвая модель, плохо сбалансированная, из слишком твёрдой стали. Такой в бою легко может сломаться. Впрочем, местных воришек и хулиганов уже долго лет гоняли базовыми заклинаниями, написанными на бумаге, меч — это только символ силы. Каланча слышал, что стражников и вовсе хотели вооружить дубинками, но те воспротивились. Это ж курам на смех. Но хорошая дубинка была бы уж точно лучше этого дерьма, по недоразумению именуемого оружием.

Девушка в углу зашевелилась и испуганно села.

— Что?..

— Всё хорошо, — успокаивающе проговорил Каланча. — Мы в безопасности.

Девушка не поверила, он и сам себе не верил.

— Держи, — сказал Корвел, протягивая ей бутылку.

— Я позавтракала, — поморщилась та. — Выпей, если хочешь.

Дважды просить Корвела не пришлось.

— Где мы? — спросила девушка, наблюдая, как тот лакает молоко.

— В подвале, рядом с внешней стеной.

— Что... что это за тварь?

— Если бы я знал. Она вылезла из чёрного столпа. Убила моего друга и ещё кучу людей. Тот маг... — Корвел замялся. — Погиб. И ещё куча народу. Это был твой отец?

— Нет. Мой отец — капитан гвардии, он сейчас в своей части. Это вторжение Империи? Или островитян?

— Думаю, это вторжение демонов, — хмыкнул Каланча.

— Демонов не существует, — строго произнесла девушка. — Это сказки попов. — Она будто сама себя хотела убедить в этом.

— Этого тоже не существует, — ткнул в потолок Корвел. — И тварей, которые впитывают в себя кровь.

— Впитывают кровь? Я ничего не видела: меня почти сразу кто-то повалил на землю и оглушил.

Корвел с трудом рассказал, что произошло. Его снова начало трясти от страха.

— Что ж, спасибо ему, кто бы он ни был, — грустно сказала девушка, когда Каланча закончил рассказ. — Я, кстати, Селена.

— Кори.

— Ты?..

— Да, я бесправный.

Селена кашлянула, отведя взгляд.

— Я предпочитаю говорить "не гражданин".

— Суть от этого не меняется.

Девушка какое-то время молчала, а после протянула руку.

— Покажи меч.

Корвел сунул ей меч в руку. Селена пару раз им махнула и, сморщившись, вернула.

— Дерьмо.

— Знаю.

— У тебя есть какие-то мысли, что делать дальше?

Каланча пожал плечами.

— Как только всё более или менее успокоится, сматывать удочки из города. Эта штука в небе не может быть размером с весь материк. — "Надеюсь".

— Согласна. Мой отец — капитан гвардии, если мы доберёмся до него, мы будем в безопасности. Гвардейцы располагаются в восемнадцати милях на запад от города.

— Мы сейчас на северной оконечности города, — сказал Каланча. — Значит, до них миль двадцать пять. День дороги, если ты сможешь двигаться достаточно быстро.

— Я смогу двигаться достаточно быстро, — с обидой в голосе ответила Селена.

— Значит, как всё успокоится, выходим.

Если вообще всё когда-нибудь успокоится. Корвел, видевший тварь в деле, не слишком-то надеялся на гвардию, но Селена, кажется, убеждена в их всесилии. Наверное, из-за отца. И, чёрт возьми, в такой ситуации лучше верить хоть во что-то хорошее.

Селена принялась бродить из угла в угол. Каланча сам себе пообещал, что притащит её к отцу. Он чувствовал ответственность перед ней и тем магом, что отдал свою жизнь, чтобы они смогли спастись. Тем более, Селена была из тех девушек, рядом с которыми сразу хочется расправить плечи и сделать вид, что всё хорошо, и что он положит свою жизнь, защищая её. В ней было пять с половиной футов роста и немногим больше ста фунтов. Одета она была в обтягивающие брюки и короткую курточку, что только подчёркивало фигуру. А волнистые растрёпанные волосы обрамляли узкое лицо с прямым носом и пухлыми губками. Корвела впервые за несколько дней посетила мысль о том, что он может вонять — баня рабочим полагалась только по воскресеньям — и что лучше бы ему было сменить одежду.

Единственное, что его беспокоило, так это её возможное поведение. Корвел раньше знал пару таких барышень, которых воспитывали... не то, чтобы как мальчишек, но похоже. И ничего, кроме раздражения, они у него не вызывали. Девчонка явно привыкла командовать, видимо, в воспитании сказалась профессия отца. Значит, у неё на все его решения будет своё мнение.

С другой стороны, сейчас такая спутница куда лучше, чем жеманная матрона, падающая в обморок при виде крови.

— Там, кажется, всё спокойно, — сказала Селена через четверть часа.

— Район-то безлюдный.

— Так почему мы сидим здесь?

Ну вот, началось.

— Не думаю, что сейчас самое хорошее время вылезать из убежища. Ворота, вероятнее всего, сейчас нараспашку — беженцев должны быть тысячи. Там паника и страшная давка. А что будет, если появится пара подобных чудовищ?

— А оно не одно? — дрогнувшим голосом спросила Селена.

— Нет. Я видел как минимум ещё одну, летающую. А если предположить, что из каждого столпа вылезло минимум по одной, то их десятки.

— Армия и маги...

— Не могут ничего сделать. Я видел, как маги из дворца применили... Световой Столп — самое мощное своё заклинание, но оно оказалось бесполезно.

Селена снова принялась ходить по подвалу. Её мельтешение начинало раздражать.

— Быть может, — сказала она минут через пять, — если мы окажемся в толпе, вероятность выжить будет выше? — Слова давались ей с трудом.

— Что ты имеешь в виду? — заинтересованно спросил Корвел.

— Ну... если нас будет двое, и чудовище нас увидит... нам точно конец. А если вокруг будет ещё сто человек... Звучит по-скотски, но...

— Звучит просто отлично, — хмыкнул Каланча, поднимаясь. — Всем всё равно не выжить. Бери молоко и пошли.

— Быть может... меч... лучше мне?

— Я умею с ним обращаться, — обрезал Корвел. — Пошли.

Он взобрался по лестнице и открыл люк, стараясь сделать это как можно тише. Петли ответили ему предательским скрипом, способным разбудить глухого. Проклиная про себя строителей, ворующих масло для смазки петель, хотя он и сам этим пару раз занимался, Корвел выглянул на улицу. Пустынная и тихая, в сумерках она нагнетала страх. Будто бы все уже давным-давно умерли, и они остались вдвоём с Селеной.

А что, неплохая перспектива...

С трудом заставив себя отбросить эти мысли, но всё равно пару раз хихикнув, Каланча выбрался наружу и помог подняться Селене.

— Где живёшь? — прошептал он.

— Зачем тебе?

— Нам нужна еда и вода. Не хочешь же ты протопать двадцать пять миль на голодный желудок?

— Пошли. — Селена мотнула головой, показывая направление, и целеустремлённо направилась в указанную сторону.

Им пришлось пересечь почти весь район, что заняло около часа. Когда они уже почти добрались до её дома, часы пробили половину одиннадцатого. Народу даже в заселённых кварталах оказалось немного. Видимо, большая часть горожан решила отсидеться по домам, что, скорее всего, было самым правильным решением. Но Корвел и думать не мог о том, чтобы остаться в городе, где он вполне может стать жертвой какого-нибудь монстра. Уж если самое мощное заклинание из арсенала магов оказалось бессильно, то отсиживаться, ожидая, что добрый дядя в униформе придёт и спасёт тебя — бессмысленно.

Двухэтажный дом Селены окружала высокая ограда с воротами. Повозившись с замком, девушка впустила Корвела в небольшой сад. Вишня, конечно, ещё не цвела, но наверняка зацветёт в следующем году, и сад станет просто прекрасным. Если будет кому на него посмотреть...

— Слуги сегодня в отгуле, — будто извиняясь произнесла Селена. — Вечером должен был приехать отец с... другом, а ему, отцу, нравится, как я готовлю.

"С женихом, значит", — желчно подумал Корвел, шагая за своей спутницей.

На кухне они набили найденную сумку всякой всячиной, от которой у Каланчи, не видевшего нормальной еды уже два с половиной года, потекли слюни. Селена из своей комнаты вытащила копилку.

— Деньги в банке, — сказала она, разбивая жизнерадостную розовую хрюшку о пол. — Но тут кое-что есть — я копила себе на лошадь. В дороге может пригодиться.

Среди "кое-что" оказалась даже пара золотых монет, а меди не было вовсе.

— Может, и оружие в доме есть? — спросил Корвел, доедая кекс.

— Мой отец — офицер гвардии, конечно же, есть.

Они поднялись на третий этаж. Побряцав ключами, Селена открыла кабинет отца. У Корвела аж челюсть отвисла. Здесь было всё, что душе угодно, даже отлично заточенный фламберг с ножнами, но ему пришлось остановиться на двух охотничьих ножах. Один был длиной в ладонь и в три пальца шириной, второй более узкий, но длинный, с изогнутым лезвием.

— Может, возьмёшь что-нибудь повнушительней? — спросила Селена, пока Каланча засовывал ножи под куртку, позаимствованную в передней. Отец у неё, к счастью, оказался крупным мужчиной.

— Я бы взял это, — ткнул пальцем в фламберг Корвел, — но, боюсь, если я появлюсь с ним на улице, у стражи возникнут ко мне вопросы. Ножи надёжней. Как говорил мне один человек — ножей много не бывает.

Селена немного отстранилась от него, подозрительно сощурившись. Видимо, её в первый раз посетила мысль о том, что встретившийся ей пару часов назад здоровяк может представлять угрозу.

— Я не разбойник. Я чернорабочий.

Девушка прыснула.

— Звучит не очень-то гордо.

— Когда гордиться больше нечем, и чернорабочий сойдёт. Я, по крайней мере, честно зарабатываю на кусок хлеба.

Покинув дом, они направились к воротам, ведущим за город. Городскую стену и эти ворота строили в первую очередь, в то время как заселяли преимущественно кварталы близкие к центру города, так что по дороге располагались ещё нежилые дома. Ворота эти не были торговыми, а предназначались исключительно для жителей района — вряд ли какой-нибудь завалящий генерал-лейтенант в отставке захочет переться через весь город, чтобы поохотиться в лесу или посетить бордель, которые по закону расположены в предместьях. Здесь Корвел держался наиболее осторожно, стараясь идти ближе к оградам поместий или стенам домов. Но по дороге они вспугнули лишь пару таких же беженцев да стайку голубей.

Ворота, как и ожидалось, были закрыты, но ни стражи, ни горожан около них не было, что выглядело странно. План затеряться в толпу провалился, но Корвел чувствовал только облегчение по этому поводу — не слишком-то приятно думать, что за тебя может погибнуть кто-то другой. Да и толпа вполне могла привлечь пару тварей...

Однако стоило им приблизиться к цели, как окошко в двери дежурной открылось, и из неё раздался недовольный голос:

— Ворота закрыты, приказ никого не выпускать.

— Послушай, друг... — начал Корвел, но его сразу же прервали:

— Я не тебе не друг, сопляк. И выпускать никого не собираюсь. Пошли вон.

— Послушайте, — вступила в разговор Селена, — меня зовут Селена Чайзер, я дочь капитана гвардии Джона Чайзера...

— Хоть дочь короля, милочка, — ответил стражник более мягким, но всё равно нахальным голосом. — Мой капитан, генерал, король или даже бог — прапорщик Горбуша. Он чётко отдал мне приказ никому не открывать ворот, и я его приказа не ослушаюсь. Даже за деньги.

— А где сам прапорщик? — с отчаяньем спросила Селена.

— Ушёл. Все ушли. Наверное, защищать короля. Кто-то орал про каких-то адских тварей, и все ушли защищать короля.

— Мы видели их, — сказал Корвел. Упоминание стражником денег вселило в него некоторую надежду. Возможно, если его разговорить...

— Да ты что? А ну-ка, расскажи.

— Ближе-то можно подойти? А то там одна летающая тварюга была.

— А почему нельзя? Подходите.

Они приблизились к двери, и Корвел вкратце рассказал, что случилось у ворот в город. Стражник в полголоса ужасался, но по интонациям было понятно, что ему скорее интересно, чем страшно.

— Дела, — протянул он, когда Каланча закончил рассказ. — Да уж, ребятки, жалко мне вас, понимаю, почему вы из города бежите, но подумайте — разве за городом лучше? Там тоже есть такие столбы, значит, есть и чудовища. Не лучше ли дома спрятаться?

— Мне надо к отцу, только он сможет меня защитить, — обрезала Селена. Казалось, что она сейчас заплачет.

— Понимаю, понимаю. Но открыть ворота не могу, сколько бы народу у стен не собралось. Приказ есть приказ. Даже за деньги не открою.

Два раза упомянул про деньги, это уже не случайность.

— А, может быть, есть способ выйти из города не через ворота? — предположил Корвел. — А мы уж не обидим.

— Не через ворота? — хмыкнул стражник. — И как это? Через стену полезете? Или из бойницы? Да вот беда, не пролезете.

— Может быть, вы знаете, как?

Стражник довольно долго молчал, посапывая и чертыхаясь, но, в конце концов, открыл дверь и, подозрительно оглядев улицу, шепнул:

— Пошли.

Они прошмыгнули за железную дверь, и стражник — пузатый дядька с седыми усами-щёткой — закрыл её на все три засова.

— Три марки, — быстро сказал он.

Селена пожала плечами, выгребла из кармана горсть мелочи и, не считая, сунула старику. Тот сунул их в карман так же, не пересчитывая, потому что там, по прикидкам Корвела, было не меньше четырёх марок и семи с половиной грошей.

— Пошли.

Они поднялись на третий этаж сторожки. Там стражник подвёл их к окну. Да, чёрт возьми, настоящему окну, зарешёченному и с массивными стальными ставнями, но окну.

— Не знаю, что за придурок засунул сюда окно, — пробурчал старик, расшатывая явно поддающуюся решётку, — но мы ему по гроб жизни обязаны. Я в таком количестве самоволок с молодости не бывал.

— Вот здесь не встали плиты, — сказал со знанием дела Корвел. — Или встали, да раскрошился раствор. А после сдачи объекта ты лишних плит не доищешься, даже если они были. Наверное, поэтому и всунули сюда решётку. Да и третий этаж всё-таки.

— Нам сказали, чтобы света больше было и вентиляции, — хмыкнул стражник. Он уже вытащил решётку, которая даже и не была вмурована в стену, и, поставив её, вытащил из ближайшего сундука моток верёвки с узлами. — А то, мол, служба и так работа нервная, так хоть солнце увидим. Думали, придурки, что мы решётку не удосужимся проверить. — Он закрепил верёвку и выкинул её в окно. — Или строителям всё по барабану. Так что вы, ребята, осторожней, а то если заметят, вмиг всё замуруют.

— А здесь же ещё потайная дверь должна быть, — припомнил Корвел, помогая Селене выбраться. — Для вылазок наружу. Нормально? — обратился он к девушке. Та кивнула и ловко принялась спускаться.

Лицо стражника стало каменным.

— Это секретная информация.

— Да я сам строитель, с ребятами...

— Тогда ладно. Давайте уже быстрее.

Выбираться из башни вперёд ногами было как-то... странно, но Корвел справился, хотя поначалу думал, что всё провалится — всё-таки окно было узковато. Когда он спрыгнул на траву, верёвка мгновенно исчезла.

— Удачи! — крикнул стражник и испарился.

— Спасибо, — запоздало пробормотал Корвел.

— Смотри, — сказала Селена, хватая его за рукав.

Каланча проследил за её пальцем. Вдали виднелась полоса голубого неба.

— А я уже и не верила, что у нас есть шанс выжить, — улыбнулась девушка.

— Угу, — пробурчал Корвел.

Он не видел неба буквально несколько часов, но, чёрт возьми, как он по нему соскучился. Эта голубая полоска вселяла в него надежду. Значит, где-то там всё идёт своим чередом, и с неба не падают монстры. Однако три столпа на их пусти навевали мрачные предчувствия.

— Пошли, не то не успеем до темноты, — сказал он.

Лицо Селены сразу стало сосредоточенным.

— Поторопимся.

IV

Майлз несколько раз сжал и разжал кулаки. Потные ладони всегда были его самой большой проблемой.

Впрочем, сегодня не самой. У него первое боевое задание, а, чёрт возьми, никто толком не знает, против кого им предстоит сражаться, и куда их вообще направляют.

Четверть двенадцатого, до выхода пятнадцать минут. Все двадцать два человека в их отряде уже готовы, все сидят по местам, разложив оружие, у всех сосредоточенные лица. Осталось только дождаться времени и идти.

Но сегодня всё шло наперекосяк.

В казарму ввалились пятеро. Генерал-лейтенант Кох и ещё четверо, нагруженные странного вида одеждой. Генерал встал между койками, а его сопровождающие принялись раздавать обмундирование.

— Прикройте масками лица, — бубнил какой-то засранец с нашивками боевого мага на серой форме, лихорадочно раздавая какую-то хрень. — А на глаза наденьте вот это. Не забудьте перчатки. Да шлем-то сними, идиот, думаешь, на кой хрен я тебе другой дал?

— Что здесь происходит? — раздражённо спросил лейтенант.

— Заткнись, — коротко оборвал его Кох.

Наконец маги закончили. В руках у Майлза оказались кожаные перчатки, маска из чёрной ткани и тёмные очки, плотно прилегающие лицу, из-за которых пришлось сменить полные шлемы на лишённые забрала фитюльки, идти в бой в которых очень не хотелось.

— Закончили? — спросил генерал.

— Да, — буркнул тот маг, что давал Майлзу дополнительное обмундирование.

— Отлично. — Кох развернулся на каблуках и ушёл, уже в дверях бросив: — Удачи.

— Мне что, будут давать указание обоссаные маги? — угрюмо прошипел рядом Жмых.

— Всем заткнуть пасти, — резко произнёс маг в сером, слух у него, видимо, хороший. — А теперь внимательно слушайте.

Сегодня в шесть тридцать утра над Столицей появился летающий остров. Он появился прямо из воздуха и завис на городом. Из него на землю один за другим опустились тридцать шесть столпов, из каждого, судя по данным, вышло как минимум по одному практически неуязвимому к магии монстру. Если судить по косвенным сведениям, маги в Столице попытались оказать сопротивление, но... попытка оказалась неудачной. Вероятно, все тридцать шесть чудовищ сейчас живы. С ними вам и предстоит сражаться. Скорее всего. Пять подразделений, одно из которых ваше, каждое в сопровождении трёх боевых магов отправится в королевский замок, чтобы вызволить короля. Или принести печальную весть о его гибели, что, к сожалению, вероятней всего. Королевская семья считается... второстепенной задачей.

Далее. Остров отбрасывает на землю тень. Если это можно назвать тенью — она абсолютно статична, то есть движение солнца не влияет на её положение и размеры. Эта... тень блокирует магию извне, поэтому-то вы и понадобились, но внутри её магия действует. Человек, оказавшийся в тени... э-э... выйдя на солнце, начинает разлагаться, и этот процесс очень быстрый. Но под влияние тени попадают только открытые участки кожи. Затем вам выдали такие перчатки, обратите внимание, они почти по локоть, маску на лицо и очки. Глаза выгорают в первую очередь, так что ни в коем случае не снимайте их. Так... — Маг тяжело вздохнул, надув губы. — Вопросы есть?

— Мы сейчас на другом конце страны... — вякнул было Жмых, но тут же заткнулся. — Портал, ясно.

— Да, портал. До границы тени, а оттуда до королевского дворца. Кстати, те, кто хочет отказаться, могут сделать это прямо сейчас, генерал Кох сказал, что такое задание может быть только добровольным делом.

— Угу, — хмыкнул Крошка, — пока те, кто согласился, будут подыхать там, генерал Кох будет убивать голыми руками отказавшихся.

Майлз кивнул, глядя куда-то в одну точку. В его груди как будто образовалась пустота, и сердец сейчас гоняло по телу пузыри воздуха.

— Вопросов больше нет?

— Нет, — обрезал лейтенант. — Если, мать твою, не считать вопросов о направлении нашего движения, времени на выполнение задания, и вообще парочки приказов.

— Всё узнаете на месте. Мы не уверены, как сработают порталы внутри тени. Возможно, мы отправим вас прямо в тронный зал, а может быть так, что вам придётся добираться до замка пешком несколько миль. Разные отряды зайдут с разных сторон... если получится. — Лицо мага неожиданно стало каким-то жалким. — Я прекрасно понимаю, ребята, что вы ни черта не понимаете, но мы и сами в растерянности. Единственный ваш приказ: найти короля и постараться вывести его из замка.

— А что с его кожей? — подал голос Майлз.

— Мы подготовили убежище, рядовой. Если солнце не попадёт на кожу, то разлагаться она не начнётся. А там, быть может, придумаем, что делать дальше. Теперь всё понятно?

— Теперь-то да, — хмыкнул Жмых.

— Заткнись, — резко сказал лейтенант. — Это наш долг, ребята, и мы обязаны его выполнить.

По рядам прошло ворчание в поддержку слов лейтенанта. Потом все затихли.

Лицо под маской чудовищно чесалось, но Майлз терпел. По спине бежала холодная струйка пота. Впрочем, волновался не один он — у них в отряде было шесть новичков, да и старики не могли похвастать большим боевым опытом: последний крупный вооружённый конфликт был восемь лет назад, когда Империя попыталась переставить несколько пограничных столбов не в ту сторону. Да и тогда это был лишь пограничный конфликт, где участвовали не больше пяти тысяч человек с обеих сторон. Кроме операций по принуждению к миру на юге никто толком и не воевал, а тамошние конфликты заканчивались быстро — пара полков быстрого реагирования, и возомнивший о себе слишком много царёк либо мёртв, либо куда-то сбегает.

— Может быть, это Империя? — полушёпотом спросил кто-то.

— Не говорите чепухи, — откликнулся маг. — То, что произошло... в общем, это им не под силу. Вообще никому в этом мире. Пятиминутная готовность, кстати.

Майлз натянул на голову шлем, хотя и так было жарковато. Но без дела он сидеть уже не мог.

— Пошли, — сказал, наконец, маг.

Они выстроились в боевой порядок. Трое разведчиков спереди, далее мечники, а за ними шесть арбалетчиков прикрытия. Бряцало оружие, солдаты в последний раз проверяли свои кольчуги.

"Надо было идти в кавалерию, — мелькало в голове Майлза, — или в тяжёлую пехоту. На кой хрен мне понадобилось стать разведчиком?".

Они вышли из казарм и направились к плацу. Там уже сверкало голубоватое пятно портала, куда заходил взвод тяжёлой пехоты.

Кони были готовы, Майлзу оставалось только запрыгнуть на своего саврасого и ждать. Ждать, впрочем, пришлось недолго.

— Быстрый кавалерийский наскок, и дело в шляпе, — подбадривал их лейтенант, но Майлз его не слушал.

Чудовищно хотелось отлить. И почему-то пива. Ледяного, с горчинкой.

— Вперёд!

Они тронули коней по направлению к порталу.

Ощущения были своеобразными, если говорить мягко. Если не очень, то рядового Майлза скрутило так, что он обделался. Но, наверное, не его одного.

Их отряд очутился на большом поле, Майлз успел увидеть нависшую над ним чёрную громаду, но их сразу же подвели к другому порталу. Теперь у разведчика затекла правая нога, да так, что аж выть захотелось.

Они очутились в большом зале, в нос Майлзу сразу ударил запах свежей крови, но он толком ничего не увидел — здесь было слишком темно. Кони сразу забеспокоились, послышалась ругань. Кто-то свалился, к противоположному концу комнаты пронёсся смутный силуэт всадника, но конь то ли споткнулся, то ли поскользнулся и упал, тяжело шмякнувшись о каменный пол. Раздался яростный вопль Жмыха.

— Так, — резко сказал лейтенант, — сбрасывайте-ка, ребята, это очки, в них ни хрена не видно. Сейчас жизнь короля важнее, чем глаза каких-то там разведчиков.

Майлз стянул с носа очки и почти сразу пожалел об этом.

Они находились в обеденном зале. Столы были повалены, еда раскидана, кругом валялись позолоченная и серебряная посуда. На стенах горело едва ли полдюжины светильников. Но дело было не в погроме.

Кругом лежали трупы. Слуги, музыканты, королевская стража и придворные. Десятки трупов. Казалось, что люди мирно завтракали, наплевав на чёрный остров, зависший над их головами, и не ожидали нападения. Пол заливала кровь, много крови, целые ванны подсыхающей крови. Кого-то вырвало.

— Бросаем коней и к тронному залу, — отдал приказ лейтенант.

Они построились и быстрым шагом направились прочь. Их сапоги хлюпали так, будто они шли через болото. Майлз старался не смотреть вниз, и дважды чуть не упал, наступив на что-то.

Двери залы были заперты изнутри, а тварь, учинившая резню, видимо, вышла через дыру в полотке. Или зашла. Но потом всё равно вышла через эту же дыру. Или, быть может, окно. Майлзу в голову лезла всякая чушь. Он от чего-то вспомнил, как какая-то торговка дала ему сдачу с марки, хотя он расплатился монетой вдвое меньшего достоинства. Тогда он промолчал — ему нужны были деньги. А вечером выяснилось, что задержанное жалование пришло... Интересно, через окно или дыру?..

Им пришлось повозиться, отодвигая засовы. Наконец в открывшейся двери исчезла троица передовых, их сопровождал маг.

— Чисто, — сказал один из магов через минуту.

Чисто — не значит нет трупов. Сколько же здесь жило народу?

— Мы на третьем этаже, — бубнил третий маг, — покои короля на пятом, в этом же крыле здания. Скоро лестница.

Они буквально взлетели по залитой кровью лестнице на четвёртый и, не останавливаясь, на пятый этаж. Когда они поднимались, где-то в их же крыле раздался взрыв, за которым последовали истошные вопли.

— Тяжёлая пехота, — предположил Жмых, — визжат, как сучки. — Его губы тряслись от страха и боли. Он баюкал свою правую руку, она была явно сломана.

Майлз выдавил ухмылку. Его пальцы намертво впились в рукоять меча. Из-за хромоты он едва поспевал за остальными, к счастью, его место было сразу перед арбалетчиками. Он надеялся, что никто не заметил его мокрые штаны.

— Налево. Пятая дверь.

Здесь была резня похлеще, чем в обеденном зале. Пол устилали трупы, в основном стражников, но и гражданских среди погибших оказалось немало. Разведчики осторожно пробирались к указанной двери, хотя всем сразу стало ясно, что уже поздно — двери снесло к чертям.

На стенах и потолке становилось всё больше пятен от огня и какого-то колдовского дерьма. Часть трупов обгорела, несколько гобеленов ещё тлели. Стоял удушливый запах горелого мяса.

У входа в королевские покои валялось тело, явно не принадлежавшее человеку. Его разворотило так, что с трудом можно было понять, где у твари руки, а где ноги.

— Как минимум одну они убили, — сказал лейтенант. — У нас есть шанс.

Шанса не было.

Кто-то заплакал, один или два зашептали молитвы. Лейтенант прикрыл окровавленным одеялом то, что осталось от короля, и сделал знак уходить. Его мёртвые глаза, раскрытый в агонии рот и наполовину раздавленное тело навсегда остались в памяти у Майлза. Но королю ещё повезло — то, что сделали с королевой и детьми, было вообще вне человеческого понимания. Королеву буквально выжали, как мокрую тряпку, а от детей практически ничего не осталось. Но ещё одну тварь магам, умершим вместе с королём, удалось свалить.

— Назад в трапезную, — дрогнувшим голосом произнёс один из магов. — Там будет проще открыть портал назад.

— Выполнять.

Они спускались по лестнице, подавленные, паникующие, когда им навстречу вылетело с полдюжины солдат тяжёлой пехоты. Никто из них не был даже ранен, но, судя по пятнам крови на доспехах, они вляпались в серьёзную переделку.

А теперь и не только они.

— Спасайтесь! — завизжал один из пехотинцев. — С дороги!

— Назад! — рыкнул кто-то из магов. — Сбежим через окно!

Майлз развернулся, намереваясь как можно быстрее выполнить приказ мага, но было уже поздно.

Скаля три ряда острых мелких зубов, с лестницы спускалось безликое чудовище. Длинное, тощее и костистое, оно будто порхало по лестнице. Его тело покрывали раны и ожоги, у твари недоставало нижней левой руки, но оставшимися тремя она пользовалась весьма быстро.

Арбалетчики успели дать залп, после чего были смяты. Один из них упал на Майлза и повалил его на лестницу. Возможно, именно это его и спасло.

— Бежим! — визжал Жмых. — Бежим! Бе...

Его голова, зажатая в длинных пальцах чудовища, лопнула. Окоченевший от ужаса Майлз успел заметить, что пальцев у твари три, зато фаланг на них не меньше семи, из-за чего они напоминали змей.

— Построиться! В круг! В круг, сукины дети!

Это лейтенант. Какой тут, к чёрту, построится? Какой круг? Их зажали на лестнице с двух сторон, нужно встать спиной к спине и сдерживать...

Майлз выбрался из-под придавившего его тела и, подняв меч, бросился на чудовище. Он прыгнул монстру на спину, вонзив меч в затылок. Раздался вибрирующий визг, тварь повалилась лицом вперёд, её тело била дрожь. Майлза зацепило конвульсивно дёргающейся ногой и отбросило вверх по лестнице. Он лежал, согнувшись и пытаясь справиться с болью, несколько секунд, но всё никак не мог заставить своё тело слушаться.

Кто-то схватил его за шкирку и поволок наверх. Майлз едва переставлял ногами, он готов был вот-вот отрубиться, но его продолжали переть за собой, и он, как мог, переставлял ногами.

Позади всё ещё слышались предсмертные крики, но они становились всё тише. А потом все вопли заглушил рёв чудовища.

— Быстрее! — закричал кто-то рядом.

Майлз старался.

Он почти пришёл в себя, когда его вышвырнули в окно. В лицо ударил ветер, он выпустил меч. Вопль застрял в его глотке.

Но Майлз падал слишком долго. Секунд пятнадцать, не меньше. Он даже пришёл в себя. Чтобы тут же отрубиться от удара о воду. Рядом упал кто-то ещё, его опять схватили за шиворот и поволокли куда-то...

Окончательно он пришёл в себя в какой-то дыре. Рядом сидел маг, тот самый, что кричал про окно, а перед глазами маячила широкая спина Малыша. Конечно, кто ещё мог таскать его, как котёнка.

— А ты парень не промах, — ухмыльнулся маг, утирая бегущую из носа кровь. — Вот только штаны тебе надо поменять.

— Это из-за портала, — сказал Майлз, усаживаясь. — После первого же.

— Какая разница? Ты единственный, кто оказал чудовищу хоть какое-то сопротивление, некому упрекнуть тебя в отсутствии яиц.

— Угу, — хмыкнул Малыш, поворачиваясь к ним. — Вот только один вопрос остался — что нам делать?

— Сообщить о смерти короля, — буркнул маг. — И всей его семьи. План был таков. Из города-то, поди, как-нибудь выберемся.

— И лишимся глаз, — поддакнул Малыш.

— Не только глаз, — прохрипел Майлз.

— Что ты имеешь в виду? — подозрительно спросил маг.

— Генерал-лейтенант Кох. — Никто, видимо, не врубался, и Майлз продолжил: — Король мёртв, спасательная операция провалилась, все спасатели мертвы. И тут приходим мы. Даём отчёт. Да этот ублюдок нас под трибунал отдаст.

— Отдаст, — кивнул здоровяк. — За дезертирство.

Маг возмущённо надул губы.

— Мы же герои! Он вон чудовище убил... Кто знал, что они разумны и устроят нам ловушку?

— Это генерал Кох, — хмыкнул Майлз. — Он облажался со спасательной операцией. Ему будет просто необходимо найти козлов отпущения, как в штабе, так и среди непосредственных участников операции, если таковые найдутся. Тебя даже твои маги не спасут. Вероятность, конечно, не стопроцентная, но... Я помню, как он дал двадцать плетей парню за то, что он типа не вовремя отдал ему приказ о совещании, хотя сам Кох опоздал из-за того, что дотрахивал какую-то шлюху.

— Мир превратил нас в зверей, — глубокомысленно произнёс Малыш.

Колдун мрачно кивнул.

— Думаю, моё начальство тоже не откажется найти жертву, — сказал он. — И что тогда предлагаете делать?

Майлз потёр шею и принялся снимать с взмокшего лицо маску.

— Пока постараемся выжить. А потом... я, кажется, где-то уже слышал про большой чёрный остров в небе и безносых чудовищ.

V

— Мы выезжали сюда на прогулки, — рассказывала Селена, набивая рот. — Такая весёлая полянка...

Каланча промычал что-то невразумительное в ответ. Возможно, когда-то полянка и выглядела весёлой, но не сегодня. Весёлости не добавлял даже ключ, бивший из-под камня. В сумраке тени, отбрасываемой летающим островом, вообще мало что могло выглядеть прелестным. Даже встретившаяся им с час назад косуля будто несла на себе след смерти.

— Здесь часто пасутся дикие лошади. А ещё рядом есть маленький храм, такой милый...

— Храм, — сказал Каланча, дожёвывая кусок солонины. — Может, попы чего-нибудь об этом знают? Какой-нибудь очередной апокалипсис, кара божья. Они любят об этом говорить.

— Что-то не слышала ни о чём подобном, — поморщилась Селена. — Попы обычно говорят об огне небесном или чём-то подобном. А летающие острова... — она на миг задумалась. — Маска Боб говорил что-то о чёрных островах и тысячах тварей, пьющих кровь.

Корвел вздрогнул. Чёрт возьми, как он раньше об этом не вспомнил?

Маска Боб был местным сумасшедшим, одним из пророков, говорящих о конце света. Но от других сумасшедших у него было несколько отличий. Он не принадлежал ни к одной из религиозных конфессий, и даже называл пророков и попов жуликами; никогда не называл дат; не говорил о том, что конец света будет вызван отсутствием святости у людей или их грехами; он даже никогда не говорил о рае или аде, просто предрекал массовую гибель для людей. Маска Боб никогда не просил милостыни, он подрабатывал, чтобы прокормиться, и спал в ночлежках, благодаря чему у него не было проблем со стражниками. Он не лез в драку с другими дурачками, не нарушал закона, и вообще мог даже порой пообщаться на отвлечённые темы. А ещё Боб всегда был с ног до головы замотан в какие-то тряпки, носил перчатки и маску, из-за которой были видны только его глаза. Он не снимал свою одежду даже летом, хотя Каланча как-то слышал, как тот посреди одной из своих проповедей в голос клял жару.

Корвел любил послушать Маску Боба — он был хорошим рассказчиком, и его истории действительно было интересно слушать, даже не веря в них ни на грош. Кроме того, они даже пару раз болтали, а однажды Боб дал ему совет, как правильно заделать дыру в стене — тогда привезли совсем плохую глину, и кирпичи обрушились, что грозило для работника штрафом. Удивительно, что он только что подумал о Маске Бобе и его рассказах. Наверное, на него слишком многое свалилось за сегодня.

— "В этот день солнце заслонит гигантский чёрный остров, из чрева которого спустятся чудовищные твари, жаждущие для людей только смерти", — процитировал Корвел. — Один в один. Возможно, он не такой уж и сумасшедший.

— Как же, — хмыкнула Селена, — не сумасшедший. Это просто совпадение.

— Возможно. И всё-таки я бы с удовольствием с ним поболтал.

Девушка пожала плечами и начала собирать еду с травы.

— Ты всё ещё хочешь дойти до храма? — спросила она.

— Да.

— Думаешь, мы успеем дойти до границы тени за сегодня?

Корвел поморщился, прикидывая время, и покачал головой.

— Мы прошли миль шесть, не больше, а сейчас уже часа три. Это две мили в час. Таким темпом мы успеем только к завтрашнему вечеру. Но на дорогу я выходить не собираюсь.

Они заметили одну из летающих тварей почти сразу после того, как вышли из города, она будто бы патрулировала территорию. Корвел предложил воздержаться от длительного пребывания на открытой местности, Селена спорить не стала.

— А побыстрее никак? — с разочарованием в голосе спросила Корвела его спутница.

— Боюсь, что нет. К тому же, после заката наверняка станет совсем темно. Так что рвать жилы смысла нет. В общем, небольшой крюк не повредит.

Девушка вздохнула.

— Хорошо. Пошли, покажу тебе этот храм.

Корвел особо не знал, чего он хочет от посещения этого храма. Возможно, какого-то знака. Он не слишком-то верил в высший разум или какую-то подобную белиберду, но... чем чёрт не шутит. Когда начинает происходить подобное, первое, о чём начинаешь думать это о чём-то сверхъестественном.

До храма они дошли через полчаса. Здешний лес был исхожен вдоль и поперёк, так что ни о каких буреломах речь идти не могло. Да рядом с городом волка последний раз видели лет пятьдесят назад. Зато всякого безобидного зверья валом — его сюда специально заселяли для охоты. В пруды завозили рыбу, в лесах рассаживали ягоду, орех и даже грибницы. Всё для красоты, всё для отдыха. Корвел даже разок копал пруд рядом с какой-то усадьбой. Всё всегда казалось таким стабильным и мирным. И тут — бах! — и всё летит в глубокую задницу.

Вероятно, люди, собравшиеся рядом с храмом, думали как Каланча. Народу собралось больше, чем ходят по воскресеньям в центральный храм Небожителей. То есть человек пятьдесят. Дед как-то рассказывал Корвелу, что раньше в богов верило куда больше народу, чем сейчас, но от них пользы куда меньше, чем от магов, да и последние утверждали, что никаких сверхъестественных сил они не обнаружили. Зачем думать о чудесах, созданных какими-то существами, жившими тысячи лет назад, если в реальности есть магия? Да и, в конце концов, можно верить во что угодно, но посещать при этом церковь вовсе не обязательно. Так было вчера. Вероятно, сейчас у всех храмов опять прибавится прихожан.

У этой, впрочем, вряд ли их будет слишком много. Престарелый поп орал об огне небесном и аду под землёй, о геенне (или гиене) огненной и ангелах, выходящих из воды, что не слишком-то сочеталось с происходящим.

— Все беды от огня, он несёт смерть и разрушение! Поэтому кушать надо только сырую пищу или, в крайнем случае, суп — его основа есть вода! Очиститесь!

Поп принялся швырять в толпу свежую морковь, причём немытую, видимо, он не успел её подготовить для проповеди. Кто-то принялся её жевать, кто-то истово молился, но большинство поносило попа и просило убежища в храме — его стены были куда крепче, чем у обычного дома.

— Пошли, — скривился Корвел. — Здесь мы вряд ли найдём спасение...

В толпу спикировали две крылатые твари. Первая была тощей и напоминала гигантскую крылатую змею с тремя парами рук и крыльями на спине, вторая наоборот имела широкое тело с крыльями, начинающимися от пояса. Змеевидное чудовище поймало одну из летящих морковок, раздавило её в руке и, издав издевательское шипение, атаковало попа. Второе обхватило одного из молящихся крыльями и принялось орудовать зубами. Люди с воплями брызнули в разные стороны, но из леса вышел ещё один монстр, это был старый знакомый Корвела — кровопийца. Две раны на его груди, не переставая, кровоточили.

Каланча молча схватил Селену за руку и потащил за собой. Та бледнела буквально на глазах.

— Кровь, — прошептала она, и её глаза закатились.

Корвел выругался и взвалил безвольное тело себе на плечо.

Значит, она будет получше кисейных барышень, падающих в обморок от одного только вида крови?

Позади раздался знакомый рёв. Обернувшись, Корвел увидел, что кровопийца их преследует. Причём, именно их — за ними бежала пара подростков, когда они свернули в густую рощу, монстр даже шага не сбавил. Кажется, чудовище его запомнило. Оставалось только бежать и надеяться на чудо.

Впереди показалась дорога, на перекрёстке стоял трёхэтажный трактир. Когда некуда бежать, сгодится и такое направление. Каланча свернул к дороге, влетел в небольшой ручей, прошлёпал по воде и выбрался на другой берег. Его преследователь срезал угол и оказался едва ли в пятидесяти футах позади. С его скоростью догнать Каланчу, несущего на себе Селену, было несложно. Корвела посетила предательская мысль оставить девушку на растерзание, но он сразу её отбросил. Не стоит терять лицо перед смертью, так учил его отец, когда, в общем-то, выяснилось, что он Корвелу отец. Поэтому Каланча продолжал бежать, а когда понял, что чудовище уже дышит ему в спину, решил принять бой.

Корвел сбросил Селену на охапку скошенной травы, а сам метнулся в противоположную сторону, выхватывая из-за пазухи ножи. Кровопийца пролетел мимо, но быстро затормозил и повернулся к Корвелу. На его чёрных губах играла презрительная ухмылка.

Каланча пошёл полукругом, надеясь запутать противника, но тот одним рывком перекрыл расстояние между ними и ударил. Корвел едва успел доставить под удар нож, он вошёл в кулак чудовищу и застрял там. Раздался оглушительный рёв, за которым последовала оплеуха. Увернуться возможности не было никакой. Оставив в кулаке чудовища нож, Корвел кубарем покатился в кусты.

В голове у Каланчи шумело, перед глазами плыли круги. Он поднялся на четвереньки, потом на ноги. Чудовище продолжало рычать, стараясь выдрать из своей руки нож, но тот, видимо, крепко засел в кости. Наконец, нож поддался. Издав ещё один вопль боли, чудовище швырнуло его в Корвела, но промахнулось. Из его руки ручьём текла кровь.

— Что, съел, сука? — промычал Каланча, стараясь ухмыльнуться.

Это было бравадой перед смертью, ничем больше. Кажется, у него сотрясение мозга, он сейчас не смог бы увернуться даже от атакующей черепахи.

— Ну, иди сюда.

В ответ раздался насмешливый рык, после которого кровопийца прыгнул вперёд. Каким-то чудом Корвел увернулся от броска, но его ноги запутались в кустах, и он грохнулся. Попытался подняться, но противник ухватил его за правую ногу. Икру обожгло болью. Корвел повис вверх ногами, а через секунду мир перевернулся.

"Меня бросили", — подумал Каланча.

Удар о землю вышиб из него дух.

Его кто-то тряс за плечо. Наверное, прораб. Но ещё так темно...

Каланча резко сел, о чем сразу же пожалел. Его вырвало на собственную куртку и брюки.

— Кори, ты в порядке?

Это Селена. Так. Кажется, здесь был кто-то ещё...

Трубил рог. От этого звука у Корвела начала раскалываться голова. Или, быть может, она болела у него с самого начала.

— Что произошло? — промычал он, обхватывая свой раскалывающийся котелок.

— Гвардия, — гордо произнесла Чайзер. — Они пришли, чтобы спасти нас.

Оглядевшись, Корвел увидел колонну солдат, идущую по дороге. На них были надеты какие-то странные маски. Из постоялого двора высыпалась толпа народу. Люди кричали что-то одобрительное, девушки махали платками и бросали пехотинцам цветы. Между ровными колоннами солдат сновали маги с толстыми фолиантами в руках.

— Что с кровопийцей?

— С кем?.. А, с этим чудовищем? — Лицо девушки буквально засияло от гордости. — Его вспугнули всадники. Они атаковали его, когда оно уже готовилось оторвать тебе ногу. Я как раз очнулась. В общем, чудовище поджало хвост. Видел бы ты, как оно удирало...

Где-то рядом раздался вопль, заглушивший даже звонкий рожок. Дико заржали кони. Сразу засуетились маги, а часть зевак бросилась к таверне.

— Помоги подняться, — попросил Корвел. — И быстрее пошли отсюда.

— Ух, какой ты тяжёлый... Ты что, думаешь, что гвардейцы не справятся? Я видела целую роту всадников, и пехоты здесь человек триста не меньше...

Над головами пехотинцев пролетело разорванное практически напополам лошадиное тело. Оно приземлилось на дорогу, придавив не успевшего отскочить в сторону из-за своих же товарищей беднягу.

Рожок заглох, но через пару секунд зазвучал снова.

— Пошли, пошли, — шептал Корвел, но они едва двигались из-за него самого — его вело из стороны в сторону, а от Селены помощи было мало. Чёрт, ну почему он вымахал таким огромным? Ещё меньше проку от неё стало, когда она увидела разорванную лошадь — девушка просто во второй раз отрубилась, и Каланче пришлось тащить её за собой.

Пехота выстраивалась в фалангу. Офицеры и младший комсостав истерично выкрикивали приказы, но от них толку было мало — солдаты больше напоминали новорожденных котят, слепо тыкающихся из стороны в сторону. Вероятно, виной тому были очки, закрывающие глаза. Полдюжины магов встали в круг за формирующейся фалангой. Они раскрыли свои книги, выискивая подходящие заклинания. Над головами солдат начал накапливаться чёрный туман, внутри которого замелькали крохотные молнии.

Корвелу понемногу становилось лучше. Он пёр под мышкой Селену, постоянно оглядываясь на солдат.

"Такой строй не пойдёт, — мелькало в его голове. — Безлицые пройдут сквозь них и не заметят. Нужно разбиться на группы и больше работать копьями, как при охоте на медведя. Просто не подпускать к себе, быть мобильней... В конце концов, я в одиночку продержался какое-то время".

Рожок коротко взвизгнул и затих насовсем. Послышался топот копыт. На дороге появились всадники, сбившиеся в беспорядочную группу. На многих чернела кровь. Корвел прикинул, что здесь едва ли больше двух или трёх десятков человек, а стандартная рота состояла из шестидесяти душ. Хотя куда страшнее было то, что хвалёные гвардейцы продержались в бою меньше пяти минут.

Всадников преследовало пять чудовищ. К прошлой троице присоединились похожие как две капли воды чудовища, напоминающие огромных безволосых горилл.

— Чёрт, — прошипел Корвел. Он уже знал, что сейчас произойдёт.

Конники не успели повернуть коней и врезались в правый фланг фаланги, полностью разрушив строй. Послышалась ругань, на землю упало несколько пехотинцев и один всадник. Обезумевшие от страха и запаха крови кони поскакали дальше, а фаланга осталась с рассеянным правым крылом, которое и атаковали чудовища. Началась резня.

Маги, наконец, закончили своё заклинание. Из кома чёрного тумана по чудовищам начали бить молнии. Воздух наполнился запахом горелой крови. Но больше никакого эффекта заклинания не произвели, разве что случайно накрыло парочку и без того обречённых на гибель пехотинцев. Когда маги это поняли, четверо просто бросилось наутёк вслед за конниками, и не думающими поворачивать своих скакунов обратно. Это окончательно деморализовало пехоту. Строй совершенно сломался, кто-то бросился бежать назад.

А над головами зрело ещё одно заклинание — пламенная пластина диаметром в пару сотен футов. Корвел как мог заторопился к ближайшей роще. Он знал, что если заклинание не закончить, оно может натворить немало бед.

Когда в его спину ударил жар, и послышались вопли сгорающих заживо солдат, он понял, что заклинание сорвалось. Впрочем, большая часть гвардейцев уже драпала по направлению к границе тени.

Как добивают оставшихся солдат, Корвел уже не видел. К его счастью, у кровопийцы было слишком много работы, чтобы преследовать их с Селеной.

Корвел остановился передохнуть спустя четверть часа. Он совершенно вымотался, и заброшенный дом, стоящий на берегу лесного ручья, пришёлся кстати.

Каланча занёс девушку в дом, а сам буквально упал лицом в ручей. Пил он долго, захлёбываясь и делая лишь короткие перерывы, чтобы вздохнуть. Напившись, он набрал воды в пустую флягу и пошёл в дом. Там он сначала побрызгал в лицо Селены воды, а потом, не жалея, вылил всю фляжку. Это помогло.

— Что с солдатами? — быстро спросила девушка, едва собравшись с мыслями.

— Часть мертва, но большинство, надеюсь, разбежалось. Чего и нам желаю.

Они рванули по лесу со всей скоростью, на которую был способен Корвел. То есть едва ли двигались быстрее бегущего трусцой человека. Но, учитывая состояние Каланчи, и это было много. У него всё ещё кружилась голова, чудовищно болела разодранная икра. Рёбра ныли так, будто его пытались раздавить, что было недалеко от истины.

Через полмили Корвел сдался. Повалился на траву и остался лежать, дыша, как загнанная лошадь. Через пару минут его вырвало водой, после чего он то ли заснул, то ли потерял сознание.

Когда Каланча очнулся, он услышал тихий плач.

— Ты чего? — спросил он, сглотнув кислую слюну.

— Я такая дура! — зарыдала с новой силой Селеной. — Стараюсь казаться сильной, а сама падаю в обморок, стоит мне порезать палец. Брось меня и спасайся один. Я буду тебе только мешать. Я даже ногу тебе забинтовать не могу. Я вообще ничего не могу, только плакать и валяться в обмороке.

Корвел сел, невольно поморщившись от боли.

— Разодранная лошадь — это не порезанный палец, — успокаивающе сказал он. — К тому же, зачем твоему отцу будет обо мне заботиться, если я тебя брошу, а? Да и одному идти будет скучно.

Не бог весть какое успокоение, но оно подействовало. Селена смахнула с глаз слёзы и слабо улыбнулась.

— А он?.. — посетила Корвела страшная догадка.

— Нет, он в штабе, планирует операции. Три года назад папе на учениях изуродовали правую ладонь. Перо-то держать левой рукой он научился, а вот меч — не очень.

— Хреновый из него планировщик, — скривился Каланча. — Впрочем, ситуация сложилась... нетипичная. Ладно, давай-ка я осмотрю свою ногу, а ты погуляй.

Селена, побледнев, отвернулась. Каланча отлепил штанину от ноги. Ничего страшного, просто глубокая царапина. Наверное, один коготь прошёл сквозь кожу и порвал её. Вот если бы были задеты мышцы, он бы уже лежал где-нибудь на обочине мёртвый. Никакого заражения, кажется, нет, что ещё лучше.

— Как там?

— Нормально. Было бы чем замотать...

Девушка, не поворачиваясь, протянула ему надушенный платок.

— Спасибо.

Корвел перевязал рану и, поднявшись, пару раз прошёлся вокруг ближайшего дерева. Больно, но терпимо. Да и голова почти прошла.

— Ладно, — сказал он ободряюще, — давай чего-нибудь пожуём и пойдём дальше.

— Пожуём, да, — раздался совсем рядом мужской голос. — А то я порядком проголодался, преследуя тебя, молодой человек. Да и у меня есть кое-какое угощение для вас, хе-хе.

Корвел ошарашенно оглянулся на голос. В десятке шагов от них, приветливо махая правой ладонью, затянутой в коричневую кожу, стоял никто иной как Маска Боб. Увидев, что его заметили, Боб целеустремлённо зашагал в их сторону.

— Привет, — сказал он, походя.

— Привет, — пробормотал Корвел. — Как?..

— Нет времени, — покачал головой Маска Боб. — Ты меня всегда слушал, так что тебе будет легче понять происходящее. Ну а вы, мадмуазель, просто оказались в неподходящем месте в неподходящее время, да ещё и в плохой компании. Найдёте меня позже, когда я сделаю ещё пару дел. А пока...

Молниеносным движением Маска Боб зажал Корвелу рот правой рукой. Каланча не успел ни отшатнуться, ни стиснуть зубы. Ему в рот заползло что-то извивающееся, сегментированное и твёрдое. Нечто полезло ему в глотку, из-за чего Корвел начал задыхаться. Он стиснул горло руками и повалился на траву.

Последнее, что он услышал прежде, чем потерять сознание, это сдавленный стон Селены.

VI

Генерал Айронлег невероятно устал, но ещё больше был раздражён. Изжога, разыгравшаяся после обеда всухомятку, хорошего настроения ему не добавляла.

О том, как он был рад проводить военные совет, и говорить не стоит. Особенно в таком месте. Но Чайзер уверил его, что так называемый "мешок" — комната для сделок, которую имел каждый уважающий себя трактир — лучшее, что можно было найти. Здесь их никто не увидит и не услышит. Но, чёрт побери, здесь слишком тесно, а лиц, не вызывающих отвращения, слишком мало.

"Что за ублюдки собрались здесь, — угрюмо думал командующий армией, разглядывая собравшихся за столом. — Какой-то грёбаный маг, его босс, два придурка, не нюхавших настоящего боя, один из них ещё и лизоблюд... и эти два мальчишки... Мальчишки? Ха, Джону уже под сорок, а я думаю о нём, как о сопляке. Как я стар...".

— Докладывайте, — произнёс, наконец, генерал.

— Докладываю, — угрюмо сказал полковник — с сегодняшнего дня полковник — Чайзер. — С чего начать?

— С чего хочешь, Джон. Как обстановка?

Чайзер выразил сложившуюся обстановку одним ёмким словом, через пару секунд дополнив его прилагательным "полный".

— Субординация! — прикрикнул генерал-лейтенант Кох. Его распирало от злости. И как тут не злиться? Его сняли с тёплого насиженного места и бросили сюда, в самое пекло.

Полковник извинился и начал доклад:

— Мы не знаем, что с королём. Мы не знаем ничего об обстановке в Столице. Мы даже толком не знаем, с кем сражаемся. Атака по трём направлениям из четырёх... захлебнулась. Что с четвёртой группой мы не знаем, но предполагаем самое худшее. Итого, считая тех, кого отправили за королём, потери составили не меньше трёхсот человек убитыми и почти пятьсот пропавшими без вести.

— Раненые?

— Почти нет раненых. Я лично видел одного — у него руку оторвало с мясом на хрен. Бедняга скончался, пока ему накладывали жгут. Боюсь, город потерян, по крайней мере, на неделю — до подхода основных войск.

— Твоя?..

Лицо Чайзера так ожесточилось, что Айронлег не стал продолжать. Истерики вроде Гренна пускали сопли, а настоящие солдаты делали свою работу, не зацикливаясь на том, где находится их семья. Именно благодаря этому Джон и стал полковником.

Что не могло не бесить коховского лизоблюда Блайнда. Ну, да и хрен с ним. Айронлег — единственный среди собравшихся офицер, получивший своё звание на войне, мог позволить себе иметь любимчиков.

— Ладно, — с тяжелым вздохом произнёс генерал. — Генерал-лейтенант Кох, что с десантом?

Кох поднялся, кривя свои тонкие губы в усмешке.

— Кроме тех пятерых, что вернулись четыре часа назад, никого больше не было. Вероятно, продолжают героически...

— Я понял, — оборвал его Айронлег. — Продолжают героически спасать мёртвого короля. Учись подтирать свою задницу самостоятельно, Джеки. Ты проявил инициативу и обосрался...

— Прошу меня извинить, — презрительно бросил Кох, — но мы ничего не знаем о судьбе короля.

— То есть как это не знаем? Был доклад о том, что королевская семья погибла. Или я чего-то не знаю?

— Не знаете. Вернувшиеся признались, что сбежали. Они дезертиры, генерал, изменники, бросившие своих товарищей, своего короля.

Джон с трудом сдерживал гримасу презрения и ненависти. Впрочем, и сам Айронлег едва держал себя в руках, хотя он-то был лицемером поопытнее.

— И что с ними стало? — ровным голосом спросил генерал.

— Повешены, конечно. И лишены всех воинских почестей и гражданства...

— Они сами признались в измене?

— Какой изменщик сам признается в своей измене, генерал?

— То есть... — Айронлег тяжело сглотнул едкую отрыжку. — То есть под пыткой?

— Под разрешёнными законом следственными дей...

Генерал влепил своим жезлом Коху в зубы. Пострадавший охнул и отшатнулся, прикрывая кровоточащий рот ладонью, но Айронлег успел сунуть ему добавки в лоб.

— Лейтенант Вольф!

— Да, сэр! — подтянулся адъютант Чайзера.

— Выведите рядового Коха из зала. И... хм... чем там меньше всего любят заниматься рядовые в наше время?

— Чистить сортиры, сэр?

— Ничего не меняется, — покачал головой старый генерал. — Отправьте его чистить сортиры, лейтенант. Выведите.

Вольф протянул руку, намереваясь схватить Коха за локоть, но тот отпрянул, чуть не свалившись со стула, на котором сидел.

— Мой дядя... — прошамкал он сквозь окровавленную ладонь и разбитые зубы. — Мой дядя...

— Я знаю, кто ваш дядя, — елейно улыбнулся командующий. — И знаете, что? Мне плевать. Быть может, ваша офицерская... то есть, я хотел сказать солдатская честь задета, и вы хотите вызвать меня на дуэль?

Кох побледнел и, покачав головой, поднялся.

— Так я и думал, — пропел Айронлег, с трудом удержавшись, чтобы не назвать того штабной крысой. Ему не хотелось обижать Джона.

Лейтенант вытолкал свежеиспечённого рядового из комнатки.

— Ну вот, как-то сразу полегчало, — вздохнул генерал. — Вы что-то хотели сказать, Блайнд? Заметьте, вашего звания я пока не называл.

— Нет-нет, сэр.

— Отлично. Так... Теперь вы, господа, — обратился он к магам. — Что нового?

Поднялся босс. Выглядел он так, что изжога Айронлега разыгрывалась ещё сильней. Рассеянный очкарик с пятнами от какой-то краски на лацканах роскошной, но растрёпанной и потёртой формы. Этих шарлатанов ещё и приравняли к офицерам. Боги, что происходит с этим миром...

— Ничего, — невнятно пробормотал маг. — Если не считать того, что мы нашли настоящую тень острова. — Поняв, что его никто не перебивает, он явно оживился. — Понимаете, остров вроде стекла, но не совсем. Прозрачный, но при этом абсолютно тёмный.

— А такое бывает? — подозрительно спросил Блайнд.

— Не знаю, я не физик. Но мы вызвали парочку. Судя по всему, бывает. Мы поняли это по искривлению солнечного диска. Когда...

— Простите, — прошипел Айронлег, — какое это имеет практическое применение?

— Никакого, конечно же.

— Отлично. Что нового из того, что можно хоть как-то использовать?

— Я же сказал — ничего, — раздражённо сказал маг. — Вы меня что, не слушали?

Генерал с трудом перевёл дыхание. Если у него ещё нет язвы, она вот-вот отроется. Чайзер в открытую потешался, маг в сером сверлил глазами стол — он занимался этим весь совет — и помалкивал.

— А как насчёт заклинания сдерживания? Возможно, стоит применить его против этого летающего острова?

— Могло бы сработать. Но оно было сокрыто в королевском дворце, как в самом безопасном месте. Кто же знал, что так случится?

— А у него была какая-то копия, что ли? — обречённо спросил Айронлег.

— Нет, конечно, — раздражённо поправил очки маг. — Это же не ваши стандартизированные мечи или чем вы там ещё дерётесь. Каждое заклинание — произведение искусства, если можно так выразиться. Оно оригинально. Тем более такое. Вы себе представить не можете, сколько жизней положено на то, чтобы начертать такую формулу, создать столь сильный словестный образ и заключить всю его мощь в подобающий предмет. Создание такого заклинания... это то же самое, что вычерпать озеро рюмкой. Так что не смешите меня, говоря о каких-то копиях.

— Дик, успокойся, — едва слышно прошептал Чайзер.

Побагровевший Айронлег откинулся на спинку кресла. Изжога сжигала его внутренности, а гнев разум. Но он был опытным лицемером.

— Это может привести к обострению конфликта с Империей, — как ни в чём не бывало продолжал маг. — Думаю, нам стоит усилить...

— Я знаю, к чему это может привести, и что нам стоит сделать, — простонал генерал. — Но это будет решать главнокомандующий, герцог Бладхоук. Благодарю за доклад. Все свободны. Джон, останься, у меня есть кое-какие распоряжения.

Все повставали из-за стола. Единственным недовольным был очкарик-маг. Его, видите ли, оскорбило то, что ему не дали договорить.

— Налей мне воды, Джон, — попросил Айронлег, когда они остались одни.

— Что мы будем делать, Дик? — спросил полковник, наливая воду левой рукой.

— Как следует оцепим город и будем ждать основные силы. Объявим траур по королю и его семье. Возможно, отдадим Империи кое-какие спорные земли, чтобы они не начали войну. У них-то ничего подобного?

— Судя по докладам — нет. Думаешь, они не решат отжать кусок поприличней?

— Ох, Джон, ты просто не представляешь в какой мы заднице. В армии повальное разгильдяйство, у руля сидят ублюдки вроде Коха, практически ни у кого из солдат нет боевого опыта. Обмундирование и оружие — дешёвое дерьмо, потому что половина бюджета разворована. Единственное, что нас спасает, так это то, что в Империи дела обстоят не лучше.

— И что же мы тогда будем делать? — повторил вопрос Чайзер.

"Не это ты хочешь спросить, Джон, не это. Тебе интересно, можем ли мы спасти твою дочь. Ты бы бросился в город прямо сейчас, но долг для тебя всё-таки превыше всего".

— Не знаю, Джон, не знаю.

Четырёхглазый сидел, оттянув губу большим и указательным пальцами правой руки, и изучал доклады.

— Дерьмо, — сказал он. И, пару минут спустя, ещё раз: — Дерьмо.

— Знаю, — сказал Мышь. Босс и глазом не повёл, продолжая изучать документ.

Им невероятно повезло, что удалось увести из-под носа Коха их человека. Благодаря ему да нескольким выжившим в вечернем наступлении магам этот доклад и появился. А так был бы полный ноль. Полнейший. Не появился ни один из агентов, работающих в городе, а их было множество, как в замке, так и в распоследних трущобах. Будто бы этот круг диаметром в пятьдесят миль вырезали из бренной земли и выбросили в другое измерение.

Босс продолжал читать и изучать цифры, время от времени ругаясь и пожимая плечами. Вид у него был растерянный. Если Четырёхглазый не знает, что делать, значит, никто не знает, что делать. Мышь закатил глаза и поднял лицо к потолку. Хотелось выпить. Нет, нажраться. Но босс не позволит. Чёртовы трезвенники.

Как всё бесит.

— Как они меня бесят, — сказал, наконец, Четырёхглазый, откладывая бумаги. — Сраные вояки.

— Без них никак, — сумрачно ответил Мышь. Это надолго. Четырёхглазый, чьими предками в шести поколениях были военные, терпеть не мог армию. Прошедшее собрание — то есть военный совет — эту нелюбовь только разожгло.

— Знаю, знаю. Пушечное мясо всегда мнило о себе слишком много. Подавай всякому быдлу, отслужившему свои пятнадцать лет, гражданство. Понимаешь? Они прожирают налоги, одеваются за счёт государства, государство строит им комфортабельные казармы, и им ещё, кроме всего прочего, как настоящим гражданам пенсия полагается.

— Мы тоже живём за счёт государства, — вяло сказал Мышь. — И получаем пенсию.

— Но от нас-то толк есть! А от этих нет. Армия — это просто как дурная привычка. Она должна быть и всё тут. Пусть она даже поколение как бесполезна. Давно бы распустили этих дармоедов. У нас есть оружие сдерживания, войны не будет.

— У нас нет оружия сдерживания, — напомнил Мышь. — Уже нет. И мы в данной ситуации так же бесполезны.

Четырёхглазый вздохнул.

— Всё-то ты их защищаешь.

— Я предпочитаю думать, что у всех есть своя правда, и единственно верной точки зрения нет.

— Знаю, знаю... — Он снова вздохнул. — И проку от нас с каждой секундой всё меньше.

Мышь резко выпрямился. Босс перешёл к делу, нужно быть предельно собранным и внимательным. Ну, или делать вид.

— Магия под островом слабеет, — продолжал Четырёхглазый. — Вот смотри. Маги утром смогли убить двух тварей. Использовались мощнейшие заклинания точечного действия. И только две твари. Это говорит о том, что у них, скорее всего, иммунитет к магии. Но всё же две твари уже что-то, да? Теперь дальше. Разведчик с трудом открыл телепорт даже через пробитый канал. Представляешь себе такое? Я лично с трудом. Дальше. Вечерняя атака. Ни одного захватчика не уничтожено. Ни единого. Хотя, уверен, заклинания использовались те же. Более или менее сработали простейшие чары — телекинез и вызов ветра. Этими заклинаниями удалось задержать захватчиков, да одного порядком помяло брошенной телегой. Но! Телекинез — магия простая, сам знаешь, и работает по простым законам. Чем больше и тяжелее предмет, тем больше сил требуется, чтобы его поднять. Ты вот что можешь запустить на пятьдесят шагов?

Мышь секунду подумал.

— Ну, скалу могу запустить.

— Вот, скалу. А ребята вчетвером подняли телегу. Телегу, мать её. — Босс замолчал и принялся постукивать пальцем по столу. — Ладно, — буркнул он, — Давай к практике. Что там с потерями?

— Тридцать три мага погибли.

Глаза Четырёхглазого чуть не вылезли из орбит.

— Тридцать три?

— Да, тридцать три боевых мага. Это не считая тех, что в столице.

— Так это...

— Десять процентов личного состава подтверждённых потерь. Ну, девять целых и четыре десятых. Вероятно, если собрать других магов...

— Некогда, — оборвал его босс. — Обойдёмся своими силами. У нас слишком мало времени. Собрать всех перед рассветом, попробуем что-нибудь придумать. Но и тем, кто не представляет Организацию, найдётся работа.

Четырёхглазый замолчал, а Мышь выгнул правую бровь, ожидая продолжения. Босс частенько любил не к месту запихать драматичную паузу.

— Нам нужно новое заклинание Сдерживания. Вот пусть его и пишут. На крайний случай, его придётся использовать на остров. Это всё. Иди. И только попробуй напиться.

Мышь открыто скривился. Так он мог пропустить хоть пару стаканчиков, но если уж босс сказал, что пить нельзя...

— Я не сказал, что пить нельзя. Но завтра к рассвету ты мне нужен бодрым.

— Отлично, босс. И, кстати, а что будет перед рассветом?

— Будем действовать по обстоятельствам, разве не ясно?

— То есть...

— Я и сам не знаю, что будет. Ну что ты за тугодум?

VII

Это был сон. Нет, сейчас это видение являлось сном, а два с половиной года назад оно было чудовищной реальностью.

Деревня горела. Кричали женщины и дети. Большая часть мужчин уже погибла, кто-то — стоя на коленях, кто-то — пытаясь оказать сопротивление. Но как кузнецы и крестьяне окажут сопротивление профессиональным военным?

Корвел лежал за деревьями, с ужасом наблюдал за тем, как его деревню вырезают. Под рукой лежала ещё тёплая тушка кролика. Именно из-за него он и задержался — не хотел возвращаться с охоты без добычи, ему повезло уже перед закатом.

Теперь возвращаться уже некуда.

— Где он? — орал высокий мужик на мать. — Где он, шлюха?

— На охоте, — рыдала та, — давно ушёл...

Корвел сжимал кулаки. Хотелось выскочить из своего укрытия, наброситься на ублюдков, но он понимал, что их десятки, а он один и у него лишь нож да лук со стрелами.

— Ты его спрятала? Спрятала, я спрашиваю?

— Он ушёл! Ушёл! Умоляю...

Её заткнули ударом в челюсть.

Корвел спрятал заплаканное лицо в траву. Его мать продолжали избивать и допрашивать, не прекращая при этом насиловать, а он...

— Нету его! — орал Щелбан. Да, тот самый Щелбан, что учил его ездить на коне в прошлом году. — Нету! Ну и что теперь делать?

— Возвращаться, — сухо ответил усатый. Его Корвел тоже пару раз видел у отца. — Если парень не дурак, а он не дурак, он сюда и не сунется. Оставим пару человек на пепелище, а сами уйдём. Растащите тут всё, пусть думают, что мы разбойники. И перебейте всех, всех, слышите? Никто не должен знать, кто это сделал. Герцогиня и без того будет недовольна.

— Поймаем позже, — плюнул лысый незнакомец. — Тысяча золотых, да я за такие деньги его из-под земли достану.

— Рано или поздно он где-нибудь засветится, — кивнул усатый. — Ладно, добиваем всех и по домам. Нет, подождите, попозже, а то я ещё потрахаться не успел.

— Не пользованных уже нет, — хохотнул кто-то.

— Да я не из брезгливых.

Они ушли через полчаса или час, побросав все тела в трактир, который сразу подожгли. Двое остались, спрятавшись в одном из нетронутых домов. Как и когда ушли они, Корвел не видел — он выбрался из укрытия в полночь и, шатаясь, побрёл вглубь леса, туда, где было меньше всего тропинок.

В его голове крутились слова уличной гадалки, с которой он разговаривал пару недель назад.

"Ты будешь жить в большом доме в Столице, мальчик. Через два года, не позже. Что? Нет, парень, возвращаться тебе будет некуда. А я откуда знаю? Так сказали карты. Ты ведь и сам этого хочешь, так?".

Он брёл в темноте, спотыкаясь и ничего не видя, пока не упал от усталости.

Болела левая ладонь. Он будто бы ей ничего...

Корвел со стоном сел. Во рту как будто кошки нагадили, всё тело ломило. Но больше всего ныла левая ладонь. Чёрт возьми, что с ней?

Каланча поднёс руку к глазам — темень стояла страшенная. На его левой ладони зияла глубокая горизонтальная рана. Складывалось впечатление, что она чёрного цвета, но это, скорее всего, из-за темноты. Наверное, порезался, когда упал. Или Маска Боб с ним что-то сделал.

Маска Боб! Что за ублюдок! Что он с ними сделал после того, как появился? Права была Селена — он психопат...

Селена!

В кромешной тьме почти ничего не было видно, но ползком, щупая дорогу правой рукой, Корвел нашёл девушку. Всего-то в пяти шагах слева, но поползать ему пришлось порядком. Чайзер всё ещё лежала без сознания. Или спала. Каланча положил её голову на колени и побрызгал ей на лицо из фляжки. Воды оставалось немного — он чертовски хотел пить, когда очнулся — но девушке хватило, чтобы прийти в себя.

— Где я? — испуганно шепнула она.

— В лесу. Ты в порядке?

— Кори? Я думала, это сон... — Тело Селены сотрясло рыдание.

— Нет, это не сон, — пробурчал Корвел. — Как ты себя чувствуешь?

— Да, вроде бы, неплохо. Вот только живот ноет. И пить хочется.

— У меня вода кончилась.

— У меня есть.

Селена осторожно села. Пока она пила, Корвел нашёл их сумки. В них, кажется, ничего не пропало. Возможно, немного еды, сложно сказать.

— Почему так темно? — спросила девушка, напившись.

— Ночь, наверное, — хмыкнул Каланча. — Если днём здесь было так же темно, как вечером, то ночью, скорее всего, вообще ничего не увидим.

— Но мне нужно к отцу, — прошептала Селена.

Она была на грани истерики. Или около того. Корвел и сам бы с удовольствием поорал или что-нибудь разнёс, но толку с этого... Только шрамы на руках да разбитые казанки. Хуже, чем в тот день ему уже, наверное, никогда не будет.

Корвел стиснул кулаки, стараясь засунуть воспоминания подальше, и тут же зашипел от боли. Левая ладонь пылала. Но крови, как будто, и нет.

— Ты не ранена? — спросил он вслух.

— Нет, я же говорила.

— Посмотри повнимательней. У меня что-то с рукой... Нет-нет, крови нет.

Селена какое-то время сопела, ощупывая своё тело. Корвел хотел предложить свою помощь, но сразу отбросил эту мысль. Хотя он-то бы с удовольствием... Нет, чёрт возьми, он будет благородным джентльменом, как рыцарь на белом коне. Да-да, именно.

Опять захотелось пить.

— Я, кажется, в порядке, — сказала, наконец, Селена. — Пара царапин и ушибов, но, если вспомнить, какой сегодня был день...

— Угу, — сумрачно отозвался Корвел. Странно, но он тоже чувствовал себя гораздо лучше, чем раньше. Даже нога почти не болела. Но это, наверное, из-за ладони — когда что-то одно болит так сильно, на другое внимания не обращаешь.

— Что будем делать?

— Нужно найти укрытие, — решил после секундного раздумья Каланча. — Ночевать под открытым небом — удовольствие ниже среднего. Мы, кажется, ушли не так далеко от той развалюхи, вернёмся туда.

— А там, — Селена судорожно сглотнула, — нет крыс? Или пауков?

— Нет, — уверенно солгал Корвел. "Все бабы одинаковые, особенно благородные", — мелькнуло у него в голове.

"— Это мышь! — восклицает Селена и падает ему на грудь. — Спаси меня!

— Конечно, я спасу тебя!

— Ах, Корвел! Не отпускай меня никогда!

— Никогда, любовь моя, никогда! Я уничтожу всех мышей, лишь бы тебе...".

Ах, чёрт, он опять за старое. Впрочем, спасение благородной девушки — дело настоящего джентльмена...

Хватит!

— Пошли, — пробормотал Корвел вслух.

Темнело с каждой минутой. Они какое-то время блуждали по лесу, пока Корвел, наконец, не признал, что в такой тьме кромешной они никогда не найдут ту развалюху.

— Ладно, — буркнул он, — ляжем спать на траве, всё не так плохо.

— Ты же говорил, что под открытым небом спать не очень приятно?

— Ну, летом всё же получше, чем осенью.

Они улеглись под густые кусты, спина к спине. Несмотря на усталость, сон не шёл. Селена тоже ворочалась, ложась к нему то спиной, то боком.

— Корвел, — сказала она спустя четверть часа.

— У?

— Завтра мы найдём моего отца?

— Конечно. Просто нужно будет идти быстрее, чем сегодня. И не попадаться на глаза... гм... в общем, не попадаться тому чудовищу.

— А ты... то есть твои родители, они не в городе?

— Нет. Моя мать мертва, а отец... ну, думаю, он не в городе. Я его, вообще-то, очень плохо знал.

— Ясно, — вздохнула Селена. — А моя мама от нас сбежала. Сказала, что не может жить с отцом, что он постоянно пропадает в армии, и что армия заменила ему семью. Вот так...

— И где она сейчас?

— На юге. Она всегда мечтала о море, где можно купаться почти круглый год. Когда мама уходила, она обещала мне море и много вкусной рыбы и креветок. Но мне всегда нравились лошади, и когда я спросила, купит ли она мне лошадь на юге, мама сказала, что я с неё упаду и сильно ударюсь, и что на лошадях ездят мальчики. Тогда я решила, что останусь с отцом. Мне тогда пять лет было. Глупо, правда?

— Думаю, не самый плохой довод.

— А ты... не из Столицы?

— Нет, из деревни, — жёстко ответил Корвел. — Я сбежал из дому от пьющего отца и злобной мачехи и подался в бродяги. Потом пришёл в Столицу и стал чернорабочим. Зачем спрашивать? Таких, как я, тысячи.

— Прости, — немного испуганно прошептала Селена. — Я не знала, что тебе было так тяжело.

Корвел зло хохотнул. Знала бы она, насколько ему тяжело было в действительности. Его так и подмывало разораться, но он старался держать себя в руках. Просто этот чёртов день совсем выбил его из колеи, он чувствовал себя так, будто его выжали. Тут с ума сойти можно. Но не стоит срывать злобу, особенно такую застарелую, на ни в чём не повинной девчонке, которую он сам решил защищать.

— Ладно, проехали, — сказал Корвел, переведя дыхание. — Извини, что психанул.

Селена не ответила. Она спала.

— Быстро, — улыбнулся Каланча и устроился поудобнее.

Его свалило через пару минут. Засыпая, он чувствовал, что по его левой руке как будто что-то ползает. Или внутри неё...

Разбудила его адская боль. Левая рука от локтя до кончиков пальцев буквально пылала. Он завыл сквозь зубы. Рядом лежала, схватившись за живот Селена, она сдавленно стонала.

— Селена, — прошипел Корвел. Но тут его голос сорвал на вопль.

Если бы не темнота, он бы увидел, как разверзнувшаяся плоть его левой ладони начала зарубцовываться. Увидел бы усики, будто обгладывающие его рану. Эти усики торчали из его ладони.

Но он ничего не видел, у него было другое дело. Сначала он выл от боли, после только сдавленно стонал.

Это продолжалось долго, очень долго. Возможно, вечность.

VIII

Собрав остатки слюны, Шорох плюнула себе на ладони и попыталась оттереть их копоти, но только растёрла грязь. Плевать. На всё плевать.

Она обожгла правый локоть, опалила волосы, разодрала колени. Всё тело ныло от боли и усталости. Последняя более или менее пристойная одежда превратилась в лохмотья. Да она и была-то лохмотьями. Впрочем, здесь, в Крысином Закутке, все носят на себе свою самую пристойную одежду, и у всех она выглядит как лохмотья.

Шорох отёрла лицо. Под ладонью шелушилась грязь. Кажется, у неё не осталось ни бровей, ни ресниц. Плевать! На всё плевать! Только бы умыться. За этот день через её руки прошло столько воды, что можно было затушить пару пожаров самостоятельно, а на то, чтобы умыться, не осталось ни капли.

Хотелось плакать. Но плакать некогда. Ей нужно домой. Те кварталы, кажется, не пострадали. А если бы и пострадали, намного хуже не стало бы.

Загорались редкие фонари. Кое-кто вытащил на улицу факелы. Идиотизм, верно? Они весь день тушили пожары, а теперь зажигают огонь. Но темнота такая, что вообще ни хрена не видно.

Шорох злобно плюнула — плевок получился жалкий — и, работая локтями, направилась через толпу.

— Они уходят, — шептали вокруг. — Уходят.

Они действительно уходили. Знать бы ещё, кто это — они. Эти чудовища, убийцы...

Странно, слюны во рту нет, а слёзы на глаза наворачиваются.

Шорох смачно выматерилась и погрозила кулаком медленно поднимающемуся к небу столпу. На неё никто не обратил внимания. У всех свои дела, сотни дел. Кто-то погиб в пожаре, кого-то тварь, спустившаяся с летающей штуковины утром, убила собственноручно. Нужно быстро поделить пожитки погибших и, быть может, ухватить под шумок что-нибудь ещё. Оплакивали лишь упущенную возможность ухватить чужой кусок грязи, никак не людей. Таков он, Крысиный Закуток — самые паршивые трущобы в Столице и вообще во всей стране. Здесь только слипшиеся в один комок грязь и дерьмо, и людей не отличить ни от того, ни от другого.

— Быть может, они улетят? — спросил кто-то рядом.

— Дай-то боги...

Ха, улетят! Они улетят, и все заживут по-старому. Раскатали губу. Никто никуда не улетит. И уж точно никто по-старому жить не будет, она-то уж точно...

На глаза опять навернулись слёзы. Шорох вспомнила, как то чудовище буквально разодрало отца на две части, как на выщербленную мостовую хлынула его кровь, и как после она начала впитываться прямо в тело чудовища. А после оно, будто ухмыляясь, выдернуло из обмякшей руки отца факел и бросило его в груду мусора. Шорох не знала, почему не тронули её. Она рыдала на теле отца. Вокруг бегали люди, а пожар всё разгорался, потом столбы дыма поднялись и в других местах. А после ей было некогда. Она таскала воду и поливала её в огонь, слушая, как в психушке заживо сгорают больные. Из тюрьмы тоже выбрались немногие. Из заключённых, конечно же, охрана-то сбежала сразу, оставив людей умирать, даже ключи не оставили. Мужики сбили с пары камер замки, но это всё, что удалось сделать. А сколько народа погорело в своих домах, и вовсе не счесть.

Все надеялись на помощь. Говорили, что вот-вот появятся пожарные и армия и помогут им тушить пожары, организуют эвакуацию. Чёрт с два! Никто не пришёл, а ворота закрыли. Тех, кто хотел вырваться, расстреливали из арбалетов. Кому нужны отребья из Крысиного Закутка? Нужно спасать благородных. А то у них, глядишь, от запаха бедноты в носах засвербит.

Шорох всхлипнула и зло вытерла глаза. Нет, сухие. Она уже не мелкая девчушка, чтобы плакать, ей пятнадцать лет! Пусть отца нет, но она справится сама. Только бы добраться до дома...

Дом действительно не тронуло огнём. Это была типичная для таких мест постройка — убогая трёхэтажная коробка, где в крохотных, как мышиные норы, квартирках жили люди. Если их вообще можно назвать людьми.

Шорох взлетела на второй этаж по скрипящей лестнице, наощупь нашла дверь своей квартиры и вошла. Замка у них отродясь не было. Откуда такие деньги? Но отца, известного в некоторых кругах головореза, боялись. Впрочем, и воровать-то у них, как и у всех, нечего. Всё ценное местные таскали с собой.

Шорох нашла лампу и подожгла её. Света маловато, но ей хватит. Она знала, где расположен отцов тайник с оружием и несколькими монетами. Этого должно будет хватить на пару недель. Монет могло бы быть больше, но отец, как всегда, залез в тайник.

— Это на чёрный день, — говорил он каждый раз очередного выполненного заказа.

— Чёрный день настал, — угрюмо бормотал он через пару дней, спотыкаясь и едва не падая.

Да, он пил. Но кто не пьёт? Он, по крайней мере, её ни разу не насиловал и почти не бил, как многие.

Шорох сгребла деньги — три с половиной марки — в карман и взяла небольшой кривой нож, который удобно прятать под одеждой.

Позади раздались шаги. В комнату заглянул Ганс. Сосед, тощий старый алкаш. Он всегда распускал руки, но далеко не заходил — Шорох каждый раз дралась и кричала, а отца всё-таки боялись.

— Эй, Шорох, а где Коновал?

— На улице ждёт.

— На улице? — переспросил Ганс. — Нет там никого. Ты что, его грабануть решила, а, шлюшка?

— Я тебе покажу шлюшку, — рыкнула Шорох, стараясь оттолкнуть соседа от двери и выйти.

— Папаша твой где? — рыкнул Ганс, отпихивая её назад в комнату.

— На улице! Если я закричу, он поднимется и выпустит-таки тебе кишки! Не нарывался бы, а?

На губах соседа блуждала странная усмешка.

— Какая-то ты сегодня не убедительная, — сказал он. — Может, с папашей что-нибудь случилось? Да и сама ты какая-то растрёпанная.

Ганс шагнул в комнату, оттесняя девушку в угол.

— Так я и знал, великий Коновал отбросил копыта, — Ганс сплюнул ей на ботинки. — А ты знаешь, что это значит?

— Не знаю, и знать не хочу!

— Что мы с тобой сегодня как следует развлечёмся.

Ганс сделал ещё шаг вперёд. От него несло дерьмом и выпивкой. Наверняка, пока все тушили пожары, он жрал вино или спал. Ублюдок. Почему отец его не убил? Он говорил, что всех засранцев не убьёшь, но уж этому-то точно нужно было выпустить кишки.

— Иди и трахай свою дочурку, — прошипела Шорох.

— Её я уже сегодня трахнул. Но ты-то персик послаще, мне всё не терпелось с тобой поразвлечься.

Он отставил лампу и протянул руку, хватая девушку за рукав.

Шорох пискнула. Кричать бесполезно, это Крысиный Закуток, здесь никто не обратит внимания на крик. А если и обратит, то постарается убраться от кричащего подальше.

Вспомнились слова отца, которые он говорил ей года три или четыре назад.

— Если что-то случится... и кто-то захочет сделать тебе... плохо, — бормотал он. — То лучше просто полежать и потерпеть. Так будет лучше, понимаешь?

Она не понимала. И спросила, неужто он не сможет её защитить. Коновал рассмеялся и сказал, что сможет. Но глаза у него были грустные.

Значит, этот момент настал? Просто лечь и потерпеть?

Ну уж нет!

Шорох осторожно вытащила нож. Ганс дёрнул её к себе, и она будто бы упала ему на грудь.

— Ты... ты что делаешь, сучка?

Ганс скосил глаза к груди, из которой торчал нож.

— Думаешь, я без отца не смогу за себя постоять?

Ганс что-то пробормотал и упал на пол.

Отец говорил, что убивать первый раз всегда не просто. Но Шорох чувствовала только злое удовлетворение. Она перевернула тело, вытащила из груди нож и, вытерев его, ушла, притворив за собой дверь.

Коновала никто не будет искать. А за смерть Ганса благодарны будут многие, в первую очередь его семья.

Она отошла пару кварталов прежде, чем её замутило. В каком-то закутке её вырвало, а после она долго стояла, прислонившись к грязной стене, и рыдала в собственный локоть. Странно, но перед глазами Шорох стояло удивлённое лицо Ганса, а не отца.

Успокоилась она не сразу, а, успокоившись, двинулась дальше. Из этого района нужно сваливать, желательно куда-нибудь в поле. В лесу можно спокойно питаться подножным кормом, воровать с полей у крестьян или, на худой конец, покупать самое необходимое. Так она и сделает.

Но сначала нужно как-то выбраться наружу. Ворота, ведущие из города, наверняка тоже закрыты. Она, конечно, неплохо лазает, но взобраться по стене высотой в пятьдесят футов...

— Эй, — раздалось из какого-то грязного угла. — Девочка.

Шорох прошла мимо, не обращая внимания. Она с трудом не ускорила шаг. Отец говорил, что если в таком случае побежать, будет ещё хуже.

— Девушка, милая, мы не сделаем тебе плохо.

Шорох вздрогнула, но продолжила целеустремлённо шагать. Возможно, удастся затеряться в каких-нибудь переулках. Чёрт, отец погиб сегодня утром, а её уже во второй раз пытаются изнасиловать. И, быть может, даже убить. На глаза снова навернулись слёзы.

А потом что-то будто дёрнуло её за плечо. Шорох вскрикнула и попробовала высвободиться, но рука держала её крепко. Обернувшись, она увидела три фигуры, причём, один из насильников был настоящим громилой.

Но, что самое странное, её никто не держал. А высвободиться она не могла. Что вообще происходит?

— Извини, — сказал один, самый низкий. — Просто здесь не очень-то дружелюбные люди, и мы решили, что лучше нам поговорить с кем-нибудь... не таким опасным.

— С девчонкой, например, — поддакнул здоровяк.

— И перепугали её до смерти, — хмыкнул третий. — Извини нас. Отпусти её, Красный.

Хватка спала. И сразу же в воздухе зажегся небольшой шар, осветивший всю улочку. Шорох сразу бросилось в глаза, что ребята не местные. Нет, одежонка у них та ещё, а от одного попахивает так, что в глазах режет, но... отличить жителя Крысиного Закутка от любого другого так же просто, как собаку от кошки.

Но выглядели они, кажется, не опасно. И руки не распускают.

— Что вам надо? — грубо спросила Шорох.

— Понимаешь, — заговорил последний, — мы ищем одного человека. Он... часто здесь ошивался.

— Что за человек? Здесь куча народу, всех я не знаю.

— Это... не самый обычный человек.

— Ну, так назови его, и дело с концом.

Вежливый от чего-то мялся. Придурок какой-то.

— Это Маска Боб, — проговорил он, наконец. — Ты его, случаем, не видела сегодня или хотя бы на днях?

Шорох расхохоталась. Смеялась она долго и с удовольствием. Наверное, высмеивала всё накопившееся за день.

— Какому придурку может понадобиться этот сумасшедший? — сказала она, утирая слёзы.

— Нам, — смущённо ответил Вежливый. — Видишь ли, в его... предсказаниях многое совпало с происходящим сегодня.

Шорох пожала плечами. Маска Боб был одним из сотни вопящих о конце света. Она его никогда не отличала от других кретинов, разве что по забавной одежде. И, конечно же, никогда не слушала. Да и не видно его уже несколько недель.

Но отец говорил, что никогда не стоит упускать своей выгоды, если при этом не рискуешь.

— Если я скажу, что видела его, и покажу, куда он отправился, что вы дадите мне взамен?

— Много чего, — сумрачно отозвался Вежливый. — Ты можешь попросить нас, о чём пожелаешь. Любое...

— Кроме денег, — прервал его Низкий.

— Как я и думала, — фыркнула Шорох.

— Я маг, — сказал Низкий. — Могу очень многое...

А вот это отличный шанс. Кроме того, троица таких благородных может быть неплохой компанией. До поры до времени, конечно. Но сбежать от этих идиотов для неё ничего не стоит.

— Ну что ж, тогда слушайте. Мне, и вам, кстати, нужно за город, Маска Боб ушёл туда. Ну, собирался, когда я его видела с утра. Говорил, что его предсказания сбылись, и ему нужно убегать.

— Я же говорил! — воскликнул Вежливый. — Красный, ты же сможешь открыть портал?

— Ну, силёнок у меня немного... или что-то их блокирует... Но на пару метров переместить нас могу.

— Это достаточно. Пошли к стене. Кстати, как тебя зовут, девочка?

— Шорох.

Ну, что за простаки? Даже немного стыдно...

IX

Йохан, позёвывая, стоял в строю. Он, как и большинство солдат, был злым, совершенно не выспавшимся и оголодавшим.

Всю ночь они таскали железо. Болванки, кувалды, какие-то обрезки, ржавые наконечники стрел и копий, мечи, кухонные ножи... Короче, всё, что удалось найти на армейских складах и по окрестным деревням. Зачем? А ему кто-то что-то объяснил?

Операцией руководили маги. Старпёр Железнозадый бегал и визжал, как порось. Ему явно что-то не нравилось, но, видимо, поделать с этим он ничего не мог. За ним тенью ходил Чайзер. Вот этот-то нормальный мужик, но уже второй день ходит мрачный, как туча. Да, дела...

Йохану одновременно и повезло, и не повезло. Повезло потому, что его полк хоть и успел подойти в пункт назначения к вечерней атаке, но из-за раздолбая-штабного, потерявшего бумаги, в саму атаку не пошёл. Не повезло, потому что они, вроде как, отдохнули, их не нужно было переформировывать, и их отправили первыми в утреннюю атаку. Ну, наверное, атаку, не просто же так они тут торчали?

Вот кому уж точно повезло дважды, так это Чёрствому. Засранец умудрился порезаться куском железа так сильно, что его отправили в лазарет.

Йохан и сам бы сейчас повалялся в лазарете... Но нет, он должен торчать здесь, в предпоследнем ряду, и наблюдать либо затылок впереди стоящего, либо воздетые к небу наконечники копий. Скука. Ещё эти тряпки на роже...

Конечно, во время атаки они не заскучают. Ребята такие ужасы рассказывали. Но что-то рядовой Йохан в них не верил. Он же не мудак. Только мудаки верят в то, чего сами не видели. Ну, если это только не обезьяна или не слон, они-то существуют, это каждому ребёнку известно. А вот пятидесятифутовые чудища с двенадцатью руками — это чушь. Конечно, кто-то навалял ребятам по первое число... Ну и что? С ними маги, они всё могут. И зачем-то железо. И, кстати, что за хрень у магов на глазах?

Йохан тайком почесал зад. Поспать бы...

Насколько он видел, здесь собралось не меньше четырёх полков, один кавалерийский. Добрых восемь сотен конников и три с половиной тысячи пехтуры. Да ещё маги, человек сто или даже больше. Никак они не проиграют. Тем более, все говорили, что чудовищ — если они вообще были — всего-то тридцать. Да даже если они в пятьдесят футов ростом... Хотя нет, так немного даже страшно.

Йохан сжал губы. Он не трус, вовсе нет. Никто не совладает с королевской армией. Почему? Да потому что она самая лучшая. И их в десять раз больше, чем шло по одному направлению вечером.

— Приготовиться!

Они приготовились. К чему-то.

К землетрясению что ли?

Четыре сильных толчка, один за другим, а потом ещё три. Солдаты чуть не попадали с ног. По рядам прошёл растерянный гул.

— Марш!

Марш так марш. Во время марша можно даже поспать, если уметь. Йохан умел, поэтому он любил длинные переходы — проснулся, поел, пошёл, а уже как будто через час снова еда. Вот только всё равно устаёшь. Но отдохнуть можно и ночью.

Ровный топот ног успокаивал. Так, словно в тишине идёшь. Из общего гула выделялись разве что кони гражданских — они тащили повозки с железом.

Чёрная громада нависала всё выше и выше. Солдаты потихоньку шептались, высказывая свои предположения, что это, и придётся ли им на них лезть. Йохану было наплевать. Скажут лезть — он полезет, не скажут — тоже хорошо.

Наконец, светлеющее небо исчезло. Складывалось впечатление, будто над их головами зависла абсолютная пустота. Йохану стало не по себе, но он отбросил все мысли. Ему с детства говорили, что думать — не его занятие. Вот он и пошёл в армию. Уволиться можно будет и рядовым. Ну, может, при увольнении повысят. А там уже пенсия будет. И можно жениться. Пахать, там, поле или помогать кузнецу. Детишек завести.

— Стой! Копья!

Йохан встряхнулся. Кажется, задремал. Всё, теперь только оставалось подчиняться приказам. И ждать. Если повезёт, он и в бой-то не вступит, так постоит в своём предпоследнем ряду. Ну, потом, конечно, придётся потаскать раненых или трофеи. Зато пожрать дадут.

Он выставил своё копьё и стал ждать. Ждать, ждать, ждать... Всё равно через фалангу никто не пробьётся.

Что-то зашумело, потом засвистело. В воздухе зажглись три больших шара, осветивших окрестности. Даже в темноте Йохан увидел, как над повозками поднимаются железные обломки и с невероятной скоростью летят куда-то. Невдалеке, но и не то, чтобы близко, заревела какая-то тварь. Её рык подхватили ещё несколько.

— Арбалетчики!

Ну вот, и для арбалетчиков работа. А Йохану стой дальше. Халява.

— Пли!.. Пли!..

Железа в повозках уже оставалось немного. Значит, скоро всё кончится.

Кто-то в передних рядах заорал. И не один. Трусы. Всегда найдётся кто-нибудь, кто начнёт вопить или побежит, обмочив штаны. Йохан не из таких.

— Пли!

Почти сразу послышался топот копыт. Значит, и кавалерию пришлось задействовать? Не такое и простое дело. Возможно, и Йохану придётся поработать копьём.

Прошло пару минут, и воздух будто взорвался от криков людей и дикого ржания коней. Лязгало оружие, кто-то истерично отдавал приказы, тонущие в общем гаме.

— Копья! Копья, мать вашу! Строй держать! Держать строй!

Фаланга — как единое живое существо. Стоит прогнуться первым рядам, и задние это почувствуют. Но то, что происходило с их полком, для Йохана, участника трёх боевых операций на юге, было в новинку. Всё пришло в движение. Упал штандарт. Дезертиров было не несколько десятков, а, кажется, сотни.

Кто-то споткнулся и упал прямо перед Йоханом. И в ту же секунду над ним зависла тень. Йохан приготовился принять противника на копьё, но тварь, приземлившая перед ним, отшвырнуло его как тростинку. Прежде, чем что-то легло на его лицо, Йохан увидел залитое кровью чудовище, из тела которого торчали мечи и ножи.

А после...

— Умирать, — бесцветным голосом прошипело безликое чудовище, отбрасывая тело с раздавленной головой. — Еда.

Те, кто не побежал до этого, бросились врассыпную. До границы Тени было недалеко, но солдаты, успевшие туда добраться, недолго радовались спасению. Вскоре поля и дороги оказались заполнены ослепшими и воющими от боли людьми.

В провале прошлой операции обвинили очки, защищающие глаза. Впрочем, никто из солдат и большая часть начальства и не догадывались об их предназначении. А несколько тысяч ослепших ветеранов — небольшая цена за освобождение Столицы.

Когда разъярённый полковник Чайзер пришёл к генералу Айронлегу, он сразу понял, что опоздал с докладом, а так же осознал, кто отдал приказ не надевать очков. Старик висел в петле, как военный преступник.

Уже через пару часов остатки армии — около тысячи боеспособных солдат — взбунтовались. Обошлось без жертв, но в бой больше идти никто не собирался. Впрочем, никто их не гнал — был отдан приказ возводить укрепления вокруг границы Тени. Командование отказалось от активных боевых действий.

Это означало лишь одно — жители Столицы и предместий обречены.

X

Каланча угрюмо изучал свою левую ладонь. Он делал это уже по меньшей мере полчаса, с тех пор как проснулся. Рана, причинявшая ему боль половину ночи, затянулась. Вот так просто взяла и затянулась. Остался только ровный, как по линейке расчерченный, рубец кроваво-красного цвета. Рана не болела, рука как будто бы даже онемела, словно на неё наложили обезболивающее заклинание.

И вообще, Корвел чувствовал себя великолепно, если не считать голода. Даже свежая рана на икре почти зарубцевалась, не было ни опухоли, ни гноя — чего больше всего он опасался вчера. Как в сказке. Вчера ночью, правда, жизнь ему сказкой не казалась.

Судя по всему, с Маской Бобом поговорить всё-таки стоит.

Селена ещё посапывала, хотя заснула куда быстрее Корвела: её отпустило гораздо раньше, она даже пыталась ему помочь — гладила ему лоб и называла каких-то странных людей, у которых болеть должно, а у него не должно. Без пользы, конечно же, но сам факт был приятен.

Корвел, наконец, решил, что от его пристального взгляда рубец на ладони не пройдёт, и отправился в разведку. За кустиками он наткнулся на крохотный лесной ключ, откуда вдоволь напился, и направился разведывать другое направление. После вернулся к лагерю, взял фляги и набрал в них воды. Проведя инвентаризацию еды, Корвел решил, что на пару дней ещё хватить должно, а значит, голодать в дороге они точно не будут. Но есть одному было как-то неуютно, и он разбудил Селену.

Оглядев слипающимися глазами Каланчу, она пробормотала "Я сейчас" и ушла на пару минут.

— Как думаешь, где мы? — спросила Чайзер, усаживаясь рядом. Когда Корвел предложил ей еды, она качнула головой и обхватила колени руками. Он пожал плечами и принялся набивать рот едой.

— В предместьях? — буркнул он, прожевав. — Ты как себя чувствуешь-то?

— Нормально. Живот только немного занемел. Где мы?

Корвел какое-то время задумчиво работал челюстями, а потом пожал плечами.

— Возможно, стоит поискать какой-нибудь постоялый двор или деревню и там спросить направление.

Селена кивнула и положила голову на колени.

— Нужно поесть, — строго сказал Корвел. — Не время следить за фигурой.

— Я и не слежу. Просто не хочу. — Девушка какое-то время молчала, а после испуганным шёпотом спросила: — Как думаешь, что он с нами сделал?

— Маска Боб? Не знаю. Когда встречу его, спрошу. Но предварительно дам в морду. Два раза.

— Три. За меня тоже.

— Я же сказал, что два раза дам.

— А я кровожадная и очень мстительная, мне раза недостаточно.

— Запомню.

Они улыбнулись друг другу, но Корвел сразу же скорчил серьёзную мину.

— Всё равно нужно поесть.

— Я... — Селена сглотнула, — боюсь, что что-то опять произойдёт.

— Ничего не случится. Ешь.

Она рискнула, и скоро так разошлась, что съела почти столько же, сколько он. Поев, они умылись и, собрав сумки, пошли в сторону, где, по мнению Корвела, был запад.

Каланча чувствовал странный подъём сил. Тело как будто бы парило. Наверное, всё дело в Селене. Скорее всего. Хорошо, когда рядом кто-то есть. А если это симпатичная девушка, то совсем хорошо.

На жилую ферму путники наткнулись спустя час или полтора ходьбы. Время уже приближалось к полудню — проспали они порядочно. Ферма располагалась у небольшой реки, где стояла водяная мельница. Они довольно шли по открытой местности, так что их должны были заметить заранее.

— Эй! — заорал Корвел, подходя к калитке. — Эй! Хозяева!

Вместо ответа он чуть не получил арбалетный болт в брюхо.

Каланча схватил в охапку Селену и, грохнувшись на землю, отполз в траву повыше.

— Пошли на хрен, попрошайки! — раздалось с фермы. — У меня зарядов много!

— Сам пошёл на хрен, засранец! — рыкнул в ответ Корвел. — Мы не попрошайки! Не хочешь пускать, так хоть скажи, в какой стороне запад!

Хозяин фермы довольно долго молчал. Каланча слышал топот башмаков по деревянному полу и тихие голоса.

— А какой вам прок от запада? — рявкнул, наконец, фермер.

— Хотим туда прийти. Тебе-то какая разница?

— Идите направо, там увидите холм. Поднимитесь и увидите дорогу, там указатель.

— Спасибо! Встать-то можно?

— Да вставайте на здоровье. Только знайте, что я за вами слежу!

Корвел медленно поднялся и, прикрыв собой Селену, медленно пошёл в указанном направлении. В животе поселился неприятный холодок, но всё-таки от человека он не чувствовал такой опасности, как от монстра. И всё же расслабиться удалось только спустя сотню ярдов.

— За что он нас так? — чуть не плача спросила Селена. — Мы же ему ничего не сделали.

Каланча облизал пересохшие губы.

— Наверное, сейчас здесь ходит много людей, которые могут и хотят ему что-то сделать. А ему нужно защищать семью.

Холм, и довольно высокий — футов в пятьсот, был неподалёку. Взобравшись на вершину, Корвел первым делом огляделся.

Впереди их ждала ровная, как стол, местность. Кругом поля и деревеньки. Кажется, в Столице всё было спокойней, чем вчера, по крайней мере, дым над трущобами не поднимался. Чёрные колонны поменяли своё расположение, и, как назло, на западе, на фоне виднеющегося вдали голубого неба, одна к другой торчали аж семь штук. Впрочем, выглядели они как тонкие нити, и сложно было сказать, как далеко они располагаются друг от друга. Возможно, они стоят не кучно, а ему так кажется отсюда. Хотя, кто знает.

— Никто как будто бы не летает, — сказал Корвел вслух. — Возможно, стоит пройти какое-то время по дороге, так будет быстрее.

— Думаешь, стоит рискнуть?

— По пересечённой местности мы до вечера не дойдём.

Селена кивнула и начала спускаться к дороге. Всё-таки какая-то целеустремлённость в ней есть, не только страх перед грызунами и кровью. Корвел представил себе реакцию Чайзер на кровоточащую мышь и хихикнул. А если сверху ещё паука посадить...

По дороге, если верить указателям, они за пару часов сделали семь миль — столько же, сколько и вчера, им оставалось миль десять. Но с каждым шагом Корвел становился всё мрачнее. Колонны приближались равномерно, а значит, они стоят кучно. Вероятно, придётся сделать большой крюк, чтобы их обогнуть. Но, если граница тени будет так близко, какая разница — прийти туда на час раньше или позже?

Только бы не началась охота.

Прошёл ещё час, за который они преодолели ещё две мили — усталость давала о себе знать. Корвел предложил Селене перекусить в лесу, мимо которого они проходили.

— Дальше пойдём здесь, — сказал он, доев.

Его спутнице это не очень-то понравилось, но она промолчала.

После короткого отдыха они зашагали по лесу, но далеко от дороги не отходили, опасаясь потерять направление. Когда до границы тени оставалось миль пять, Корвел резко забрал вправо.

— Нужно находиться как можно дальше от столпов, — объяснил он.

Здесь его Селена поддержала — чудовища вызывали у неё животный ужас.

Не прошли они и пару сотен шагов, как откуда-то из оврага, расположенного в шагах десять от тропы, раздался жалобный оклик. Корвел резко остановился, пряча за своей спиной девушку. Конечно, не все посходили с ума, но всё-таки лучше перестраховаться. Сейчас он страшно пожалел, что потерял ножи.

— Кто там? — спросил Каланча.

— Помогите...

Корвел стиснул зубы. Лезть в овраг не хотелось. Нет, он всегда готов был помочь человеку, но предчувствие у него было дурное. Наверное, это из-за нависшей над головой громадины. Скорее всего, так. Но...

— Что случилось?

— Я... упал. Нас разбили. Разбили, понимаете?

— Это солдат, — шепнула Селена.

Корвел повёл плечом и скорчил рожу, предлагая ей заткнуться. Разбойников здесь отродясь не было, но кто знает, что этому человеку могло взбрести в голову? Для многих наступил конец света, а значит, можно воровать, убивать и вообще творить всё, что заблагорассудится.

— Когда разбили? — спросил Каланча солдата. — Вечером?

— Утром, утром нас разбили. Ты поможешь мне выбраться из этой чёртовой ямы? Я ранен!

Громковат голос для раненого. Но...

— Стой здесь, — шепнул Каланча своей спутнице. — Если что-то случится — беги.

Кажется, Селена не слишком-то понимала, что может случиться такого. Она же дочь капитана гвардии, какой солдат посмеет её обидеть? Когда-то Корвел думал примерно в том же направлении.

Он осторожно двинулся к краю оврага. Когда до него оставалось не больше шага, Каланча запнулся и полетел лицом вниз.

Нет, не запнулся. Налетел на растяжку. Судя по всему, к их приходу приготовились. Всё-таки нужно было идти более скрытно.

Корвел проехал лицом вниз футов десять прежде, чем остановился. Он ободрал ладони, несколько раз ударился головой и чуть не выколол себе глаз какой-то веткой, но, кажется, отделался легко.

Взвизгнула Селена. Корвел вскочил и принялся взбираться вверх. Он был готов порвать ублюдков голыми руками. Его отрезвил наконечник копья, направленный ему в лицо.

— Спокойно, — сказал солдат. На его лицо была надета какая-то маска, но, судя по доспехам и вооружению, это был именно солдат. — Мы вас не тронем. Просто отдайте нам свою еду.

— Девушку отпустите, — осипшим голосом проговорил Корвел.

— Отпустим. Только сначала отдай оружие.

— Я не вооружён.

— Хорошо. Медленно поднимайся. Руки подними!

— Если я подниму руки, то не смогу выбраться.

— Ладно, — после секундного молчания сказал солдат, отступая. — Можешь поднять руки, когда поднимешься.

Корвел медленно выбрался из оврага и поднял руки.

Солдат было четверо. Двое действительно ранены. Один из них держал Селену, зажав левой рукой, замотанной окровавленной тряпкой, ей рот, а правой жадно ухватившись за грудь. Второй раненый сидел на краю оврага, в его руках был арбалет. Последний солдат держал меч, острие которого было угрожающе направленно в грудь Корвелу.

— Забери у него сумку, — сказал копейщик свободному раненому.

Каланча, не сопротивляясь, отдал свою сумку и дал себя обшарить.

— Не врёт, — буркнул раненый.

— Хорошо. Теперь можешь идти.

— Отпустите девушку, — упрямо произнёс Корвел.

— Отпустим. Когда захотим.

— Когда захотим, — поддержал раненый, забравший у Каланчи сумку. — Мы, твою мать, кровь за вас, ублюдков, проливали, а вы что? Да нам кусок хлеба никто не кинул, понимаешь, сволочь ты эдакая? В меня стрелу пустили. Стрелу! — Он ткнул в своё раненое бедро. — За что я, спрашивается, на смерть шёл? За что наших столько поубивали?

— На западе есть военный лагерь, — сказал Корвел. — Там вам наверняка окажут помощь.

Мечник заржал.

— А ты думаешь, мы не знаем, где у нас военный лагерь? Что мы провинциальные простаки, заблудившиеся в трёх соснах? Ну уж нет, не на тех напал. Я не хочу, чтобы мои глаза выгорели, как у других.

— Ладно, закончили, — буркнул копейщик. — Иди, парень, девушку мы отпустим, когда ты отойдёшь на сто шагов. Понял? Нам просто нужна ваша еда, и всё, никто никого не тронет. Вот, смотри, иди вон туда, там дорога. Сто шагов, и она свободна, понял?

Корвел стоял, сжимая зубы. Он знал, что произойдёт с ним, когда он отвернётся. Солдаты просто воткнут ему в спину копьё, а после изнасилуют Селену. И стоит ей пикнуть, что она дочь капитана гвардии, ей станет ещё хуже. Этим дезертирам терять было нечего.

— Ну, иди, — сказал копейщик почти ласково.

Корвел повернулся к дороге. А потом резким движением нырнул копейщику в ноги. Острие копья воткнулось в землю, едва не проткнув его бедро.

Каланча схватил противника за колени и повалил его на землю. Он приложил копейщика по лицу, почувствовав, как хрустнул его нос. Рука у Корвела всегда была тяжёлой.

Времени почти не оставалось. Корвел услышал свист арбалетного болта и последовавший за ним сдавленный стон. Главное, что прошло мимо, и он ещё сможет побороться. Каланча вскочил на ноги, ушёл от удара меча и вцепился в мечника. Ни копьё, ни меч не предназначены для борьбы, и этим нужно было пользоваться.

Мечник, выругавшись, потянулся к кинжалу, висящему на поясе, но Корвел перехватил его руку. Они с секунду боролись, а потом солдат просто зарядил Корвелу своим шлемом в нос. Каланча отшатнулся и тут же получил второй удар. Нос перестал дышать, во рту стало солоно. Корвел зарычал и, чувствуя, что теряет сознание, схватил левой рукой противника за лицо. Это было какое-то инстинктивное движение, наверное, он хотел избежать третьего удара.

На него кто-то навалился сбоку. Тот копейщик, что держал Селену, ещё ползал по земле, захлёбываясь в своей крови и стараясь стянуть с лица маску. Корвел зарычал, стараясь вывернуться, но всё, что он мог делать, так это держать правой рукой кинжал мечника, а левой сжимать его лицо.

Держать правой рукой кинжал?

Действительно, рука противника обмякла. Корвел поудобней перехватил кинжал и пырнул им раненого, но тот успел увернуться. У него, кажется, вообще никакого оружия не было.

Просвистел болт. Опять мимо. Это хорошо. Но кроме косого арбалетчика осталось ещё двое. И мечник, будто потерявший сознание.

Корвел отпустил его лицо. И увидел то, чего увидеть не ожидал никто.

От лица мечника осталась только окровавленная рана с рваными краями. Пошатнувшись, солдат повалился на спину — он всё ещё стоял только из-за того, что Корвел держал его.

— Что это за тварь? — завизжал арбалетчик и, бросив своё оружие, поковылял прочь.

Длинное сегментированное, как у сороконожки, существо с пастью, куда поместился бы крупный арбуз, извиваясь, торчало из руки Корвел. Пасть чудовища была полна зубов, располагающихся концентрическими кругами. Тело постоянно меняло свою длину, будто бы тварь искала новую жертву.

— Я не знаю, — честно признался Корвел. Перед его глазами до сих пор плыли серые круги. — Нужно спросить у Маски Боба.

Но его уже никто не слышал. На краю оврага остались только Корвел, Селена и мёртвый мечник. Наверное, поняв это, тварь захлопнула свою пасть и исчезла в руке Корвела, почувствовавшего только лёгкую щекотку. Единственное, что можно намекать на существование паразита, так это ровный шов на ладони.

— Селена, всё хорошо, — сказал Каланча, немного придя в себя. — Селена!

— Мне... больно...

Корвел повернулся к ней. Его ноги буквально чуть не отнялись.

Девушка лежала на траве в позе эмбриона и сжимала руками древко болта, торчащего из её живота.

— Селена!

Каланча подлетел к ней. В голове царил полный сумбур. Он же не врач, как он сможет ей помочь? Успеет ли он донести её до армейских медиков до того, как она умрёт? И вообще, лечат ли такие раны?

Чёрт. Чёрт. Чёрт!

Корвел чуть не рыдал. Но ему в голову пришла мысль хотя бы зажать чем-нибудь рану. Или, если повезёт, он сможет вытащить или вырезать болт... Ладно, пока нужно осмотреть рану. Корвел выматерился и принялся расстёгивать курточку Селены. Девушка тихо постанывала.

Через пару секунд Корвел понял, что крови нет, хотя Селена обязана истекать ей. Вообще нет, ни капли. Повинуясь странному порыву, Корвел осторожно высвободил из рук девушки болт. Он, как ни в чём не бывало, упал на траву.

Это было уже за гранью понимания. Корвел рванул куртку, а после и блузку девушки. На траву посыпались пуговицы. Но они не слишком-то интересовали Каланчу. Он провёл рукой по животу Селены. Он был твёрдым, как сталь, и его покрывали ромбические образования телесного цвета. Корвел прикоснулся к животу ещё раз и, внезапно, он стал мягким, как и положено.

— Зачем ты меня лапаешь? — ледяным тоном спросила Селена.

— Я не...

Корвел с трудом увернулся от пощёчины и покраснел.

— Ты жива, это главное, — сказал он, улыбаясь.

— Ты пялился на мою грудь? Признавайся?

Вообще-то ему было не до того, он искал рану, но кое-что, конечно же...

Вторая пощёчина достигла своей цели.

— Ты мне всё разорвал, — пытала Селена. — Все пуговицы поразлетались, а мне их даже пришить нечем. И как я в таком виде пойду к отцу? А знаешь, что? Я ему скажу, что ты хотел меня изнасиловать. Понял?.. — Она на миг замолкла и сразу же разрыдалась. — Я живая... Папа, я живая...

Корвел поднялся на ноги и поднял с травы свою сумку. Дезертиры всё-таки утащили сумку Селены. Но главное — они живы. Благодаря чуду. Или, скорее, чудовищам, живущим внутри них.

Вопросов к Маске Бобу только прибавилось, хоть теперь и понятно, почему у Корвела так болела рука, а у Селены живот. Каланча решил про себя, что после того, как сдаст девушки отцу, сразу отправится на поиски проповедника. До границы тени оставалось недалеко.

Единственное, что смущало в его плане, так это слова дезертира о сгоревших глазах.

XI

Старший лейтенант Ричард Вольф с унынием оглядывал неровный вал, возводимый солдатами у границы Тени. Гвардейцы и простые вояки поглядывали на него в ответ, и в их взглядах не читалось обычного подобострастия. Более или менее весело выглядел только рыжий Отто, но он всегда ухмылялся и весело щурился, будто бы каждый раз предлагая сотворить что-нибудь эдакое. Уйти в самоволку, например, или купить что-нибудь не очень легальное. Ричарду никогда его ухмылка особо не нравилась, но Отто был чуть ли не единственным из младшего комсостава, кто поддержал офицеров во время утреннего бунта.

— Я всё понимаю, — бубнил он Дику, когда солдаты собрались в кучу и, побросав оружие, молча уселись на землю. — Приказ есть приказ. Но нужно же и нас понимать, да? Никто не хочет просто пойти и бесцельно сдохнуть, господин офицер. Или стать вот таким, — он кивнул на одного из ослепших, которого тащили в лазарет.

Дик тогда помалкивал, тиская правой ладонью рукоять меча. Если б солдаты решились на более активный бунт, то офицеров вырезали бы за четверть часа, не помогли бы и верные своему долгу сержанты вроде Отто.

"Он уже старший сержант, — поправил себя Ричард. — И действительно ли он был верен долгу или же просто поддержал офицеров, чтобы получить повышение?".

Ответа на этот вопрос у Вольфа не было, поэтому он старался не думать на эту тему. Да и какая разница, какими мотивами был движим сержант?

Зато мотивы Железнозада... то есть генерала Айронлега понятны. Он предал своих солдат и повесился. Всё просто. И ему от этого проще — не нужно разгребать дерьмо. Полковник Чайзер всегда говорил, что Айронлег либо на коне, либо под конём. Не уметь найти компромисса — это плохо, компромисс есть всегда, добавлял Чайзер.

И старший лейтенант Ричард Вольф мучительно старался найти компромисс, но, кажется, полковник Чайзер либо лгал, либо был неправ. В сложившейся ситуации никакого компромисса быть не может. Либо он продолжает выполнять свой долг, либо дезертирует. А Чайзер на самом деле не менее упёртый в делах чести, чем Айронлег, с ним разговаривать бесполезно. Пусть даже...

Вольф сплюнул и принялся расхаживать около вала. Со страшной силой ныло сердце. Неизвестность — вот, что хуже всего. Или нет? Предательство — вот это, наверное, похуже будет. Предать своих родных, друзей, начальство, себя... то есть собственную карьеру. Как долго он к этому шёл, сколько всего перенёс... Ну, не то, чтобы много, им почти сразу начали гордиться, но предавать людей, которые действительно тобой гордились, предавать свою гордость не менее тяжело, чем ставить крест на карьере.

Пятый — пятый! — сын мелкого дворянина, он не видел другого выбора, кроме как идти в военную академию. Восемь лет назад он был тощим пятнадцатилетним подростком с белыми, почти бесцветными, волосами, за которые все дразнили его мышью. Сейчас он высокий блондин с военной выправкой и званием старшего лейтенанта. Первые годы в академии он поражал всех своим живым умом и способностями к командованию, а последние два, когда он резко пошёл в рост, ещё и физическими данными. Когда капитан Чайзер взял его под своё крыло, карьерная лестница стала казаться не такой уж и крутой. Братья, пытающиеся наладить своё дело, ему открыто завидовали, даже старший, который должен был наследовать отцовское имение — замок и пару деревень. А когда капитан познакомил их с Селеной и намекнул неделю назад, что хотел бы видеть их вместе, а потом пригласил в гости...

Ах, Селена. Такая мужественная и одновременно нежная. Она может полдня проскакать в седле, и при этом боится мышей, как это мило...

И сейчас...

Вольф остановился, с ненавистью глядя на одну из летающих тварей. Они патрулировали свою территорию, либо загоняя редких беженцев в ближайшие леса, либо гоня их по дороге до тех пор, пока те не падали от усталости. За ними не охотились, их не убивали, просто пугали, будто в убийстве не было нужды. Да и, скорее всего, так и было — по слухам твари питались кровью, а уж крови-то пролилось за последние пару дней достаточно.

Хорошо. Что он будет делать, если... Нет. Даже не стоит думать об этом. Полковник Чайзер...

А что сделает полковник? Осудит его? Нет, он не может.

Как отец не может, а как полковник ещё как.

Хотелось завыть, как бродячему псу на Луну. Луна. Зачем он думает о Луне? Селена. Кажется, что он слышит её голос.

Ричард одёрнул себя. И тут же вздрогнул, чувствуя, как всё его тело наполняется лёгкостью и блаженством. Он действительно слышал её голос. И голос Отто, старший сержант орал, разъясняя почему никого не пускают за блокпост.

Вольф, наплевав на устав, рысцой бросился к посту Отто.

Да, это была она, Селена. В какой-то бесформенной куртке, видимо, принадлежащей её спутнику...

Стоп. С кем это она?

Ричард невольно замедлил шаг, чувствуя, как сначала к его сердцу приливает ревность, а после страх за невесту.

Спутник Селены будто сошёл с картинок детских книжек про разбойников. Шести с половиной футов ростом, не меньше двухсот фунтов весом, с бычьей шеей, плечами, которые, казалось, не пройдут в средненькие такие ворота, длинными спутанными русыми волосами и резкими чертами лица, он походил на висельника. Наверное, какой-то разбойник, который похитил её и решил за выкуп отвести к отцу. Точно, именно так, она не может...

— И что теперь делать? — рыкнул бандит. Голос у него был низкий, неприятный. Таким голосом, наверное, хорошо требовать у добрых людей кошельки в тёмных углах.

— Прятаться! — крикнул Отто. — Мы работаем над этим! Армия и маги спасут вас! Спрячьтесь, и не вылезайте на улицу! Запаситесь едой! И лучше вернитесь в город — там вероятность того, что вас сожрут, гораздо меньше, чем здесь!

— Работаете? — переспросил здоровяк, в его тоне звучала угроза. — Я как погляжу, вы работаете только над тем, как спасти собственные шкуры! Или вы так штурм готовите? — он ткнул на вал и ещё несобранные деревянные укрепления. — А нам предлагаете забиться, как мышкам, и ждать, пока какая-нибудь безглазая тварь не решит нами пообедать?

— Селена! — заорал Ричард, подбегая к посту. — Ты жива!

На лице Чайзер, стоящей в сотне шагов от поста, легко было прочитать радость, что больше всего, конечно же, порадовало самого Вольфа.

— О, Ричард! С тобой всё в порядке?

— Да. И с твоим отцом. А с тобой? Кто это? — не слишком-то последовательно принялся за вопросы Вольф.

— Это Кори! Он спас меня в городе! И довёл досюда!

— Он взял тебя в заложники? Подай знак, если да!

— Вообще-то, при нём не стоило, — прошептал Отто, но Вольф не обратил на него внимания.

— Селена!

Здоровяк с таким глупым именем презрительно гоготнул.

— Всё в порядке, солдатик, никто никого в плен не брал! А если бы я и захватил её, то это больше, чем сделала наша доблестная армия!

Ричард почувствовал, как краска приливает к его лицу. Этот нахал ещё и смеет над ним насмехаться. Да он...

— Спрячьтесь! — рыкнул Отто, выводя Вольфа из ступора. — Она летит к вам!

— Пугает, — буркнул Кори. — Они не голодные сегодня, а еду, видать, переводить не хотят. — Однако он не слишком-то по-дружески приобнял Селену за плечи и потащил к лесу.

— Скажи папе, что всё хорошо! — чуть не плача крикнула Селена.

— Скажу! Скажу! Куда вы направляетесь?

— Домой! В наш дом! Пойдём по этой дороге!

— Идите ночью, ночью они уходят! Спрячьтесь вот на той ферме и выходите ночью!

— Хорошо!

Разбойник утащил Селену, а Ричард остался стоять за деревянным шлагбаумом, совершенно раздавленный. Его любимая была всего в сотне шагов от него, а он не смог даже...

Нет, она была от него не в сотне шагов. Расстояние между ними определялось долгом, мнением родителей и преданностью Вольфа. И как же тяжело было руководствоваться ими, когда любимая так близко.

— Кажется, где-то я его видел, — сказал один из солдат Отто. — Больно рожа знакомая.

Вольф повернулся к нему и схватил за плащ. Вообще-то сначала он хотел схватить рядового за грудки, но кольчуга не слишком-то приспособлена для такого, так что пришлось использовать плащ, что немного смазало эффект.

— Где ты его видел? Кто он такой?

— Да не знаю я, — смущённо ответил солдат. — Но уверен, что видел. Давненько, наверное...

— Успокойтесь, лейтенант, — Отто мягко положил Вольфу руку на плечо. — А что это за ба... леди?

— Дочь полковника Чайзера, — прорычал Ричард, отпуская рядового. — А этот проходимец, скорее всего, взял её в заложники. Он же каторжник? Вор? Убийца? — насел он на солдата, но тот только пожимал плечами.

— Молод для каторжника, — со знанием дела сказал Отто. — Вы бы лучше успокоились и доложили полковнику.

Ричард встрепенулся.

— Да, вы правы, старший сержант. Немедленно доложу.

Полковник Чайзер сидел за столом, стиснув зубы и опустив голову. Ещё вчера на месте напротив сидел его друг, маги выглядели уверенными в себе, а завтрашний день хоть и выглядел туманно, но не вызывал страха. Сейчас же его друг мёртв, армия — сильно поредевшая армия — на грани бунта, а завтра вообще может не наступить.

Но ничто не испортит ему настроения. Ничто. Его дочь жива, она под защитой и идёт домой. Не сорваться за ней было очень сложно. Но... в его руках судьба ста тысяч человек. А если предположить, что Империя всё-таки решится напасть, то и всех пятнадцати миллионов.

Вчера собрание проходило в этом же месте и в это же время. Но за столом собрались другие люди. Единственным знакомым был маг-очкарик.

Во главе стола сидел герцог Бладхоук. Высоченный, с хищным лицом и жестокими глазами, он был, фактически, вторым человеком после короля. То есть сейчас уже первым. Про него ходило множество слухов, но все они говорили о том, что Бладхоук жестокий и умный ублюдок.

Впрочем, он не такой уж и засранец. Увидев Коха, моющего сортиры, герцог соизволил посмеяться — вернее, издевательски расхохотаться — и заявить, что из бывшего генерал-лейтенанта вышел отличный рядовой. Сейчас же он переглядывался с четырёхглазым магом, и любви в его взгляде не читалось.

Четвёртым был посол Империи. Про него Чайзер не знал ничего, мог только предположить, что посол очень любит поесть. Ноту имперцы выслали ещё вчера, когда не смогли связаться со своим старым послом, но, узнав правду, сразу же заткнулись. Возможно, они помогут. А, может, в данный момент собирают армию у границ. По жрущему в три горла послу сказать ничего нельзя.

Совещание нужно было начать уже четверть часа назад, но от чего-то с этим никто не торопился. Посол жрал, герцог с магом молча ненавидели друг друга, а полковник ждал, когда ему прикажут начать доклад после которого он вполне может присоединиться к Коху.

— Как с поисками сына? — спросил, наконец, маг.

— Бастарда, Банни, бастарда, — прошипел Бладхоук. — Ты давненько не заглядывал домой, раз не знаешь этого.

Маг вскипел, но на его губах по-прежнему играла улыбка.

— Что же мне делать дома? Там военные порядки, а я этого не люблю.

— Знаю. Наверное, будь у меня младшая сестра, а не брат, я бы был более счастлив.

Очкарик продолжал елейно улыбаться.

— Так что с единственным наследником?

— Ну вот, — хмыкнул герцог, — о том, что он мой единственный наследник, ты знаешь, а что бастард — нет. Надеюсь, он жив. По крайней мере, моя возлюбленная жёнушка не благоволит снимать награды за его голову, так что можно надеяться на благополучный исход. Хоть бы к племянницам заглянул, у тебя их уже пять.

— А я говорил тебе, — буркнул с набитым ртом посол, — женись на Джулии. Но ты выбрал Гретту. Она, видите ли, симпатичней. А я тебе что сказал?

— Что она меня сожрёт, и был неправ — меня она не сожрала. Хоть и пыталась. Ладно, не будем о семейных делах при посторонних, — Бладхоук кивнул на откровенно охреневшего от происходящего Чайзера. — Лучше о том, что нам делать дальше.

Полковник Чайзер открыл было рот, чтобы начать доклад, но Бладхоук отрицательно мотнул головой.

— Доклад после, полковник. Расскажите всё, что было, когда я схожу на могилу к Джону. Меня интересует этот остров.

— Мы о нём ничего не знаем, — сказал маг. — И ничего с ним не можем сделать, вот так. Солдаты тоже бессильны, надеюсь, ты это понимаешь?

— Понимаю. Зевс?

— Сейчас, — пробурчал посол, проглатывая здоровенный кусок свинины. — Сейчас я должен был пару часов компостировать вам мозг, выторговывая себе и своей стране всяческие маленькие и не очень радости вроде спорных земель. Но мне не охота терять времени, и я скажу по-семейному, коротко. Наши испугались, и испугались до усрачки. Никто не знает, что это за хрень. И Империя готова предоставить вам своё заклинание сдерживания для уничтожения этого острова. Не сейчас, позже. Но раньше того, как их станет два, если такое возможно, конечно. Если всё будет спокойно, то обещание останется обещанием, но иногда ведь и за обещания нужно платить, да?

— Отлично, — кивнул Бладхоук. — Что мы будем должны взамен?

— Ну... наверное, тебе придётся отослать мою сестрёнку куда-нибудь подальше и развестись с ней. Предлог найдёшь.

— Преступление против народа, — кивнул Бладхоук. — Вырезанная по её приказу деревня, где жил мой с... ублюдок. Что дальше?

— Женишься на моей двоюродной сестре, что ж ещё? Ты же почти что король. Царственные дома породнятся, все дела... У Императора тоже достаточно дочерей.

— Что дальше? — процедил герцог.

— Ну, давай карту, чего так-то спрашиваешь, думаешь, я все названия знаю?

Бладхоук посмотрел на полковника.

— Думаю, вы можете идти, не хочу, чтобы поданные видели, как я выторговываю себе трон. Я вас позову. Вы нужны мне, полковник, понимаете? Я доверял Железнозадому, а он доверял вам. Ступайте, вас позовут.

Чайзер вышел из комнаты совершенно раздавленным. Но пока он шёл до своей казармы, настроение его приподнялось. Что он сейчас видел? Да, то, как люди решали убить им сто тысяч человек за один раз или ждать, пока их убьют по одному. Да, Бладхоук сейчас выторговывал себе трон. Но... на других советах и при других встречах он видел то же самое, просто действия были скрыты за длинными формулировками. Ничего не поменялось.

В казарме ему навстречу вылетел Дик. Чайзер сразу понял, что что-то не так. На нём был надет походный плащ, под которым поблёскивала кольчуга. На поясе меч и кинжал. За спиной сумка.

— Ты куда-то собрался? — подозрительно спросил Чайзер.

— Э-э, э... — Вольф покраснел и опустил глаза. Но на его вытянувшемся лице читалась решимость. — В дозор, сэр. Пришёл приказ...

— Лжёшь, без меня тебе никто бы приказ не отдал.

— Герцог, сэр, это был герцог. Он приказал...

— Я всё время был с герцогом, и сейчас иду от него. Он такого... — Чайзер замолчал, неожиданно поняв, куда собрался Вольф. Глаза полковника мгновенно стали влажными.

Чёрт возьми, если сейчас человек, которому по его словам, он нужен, выторговывает себе трон, то почему он, полковник Чайзер, не может выторговать жизнь для своей дочери, не лишая её жениха карьеры?

— Точно, — сказал Чайзер, — я совсем забыл. Он отдавал приказ о дальней разведке. Ступайте, старший лейтенант.

Повинуясь секундному всплеску эмоций, полковник сопроводил свой приказ отеческими объятиями. На них косились, но Чайзеру было на это плевать. Вольф смутился, но выражение решимости с его лица никуда не делось.

— Я спасу её, — шепнул он.

— Спасибо тебе, сынок.

Перед глазами плыло от слёз, но, добравшись до своей комнаты, полковник принялся повторять доклад, чтобы ничего не упустить. Всё-таки кто-то должен продолжать заниматься своей работой и разгребать это дерьмо.

XII

Они плелись по дороге, тыкаясь, как слепые котята.

Корвел был зол. У него чесалась левая рука. Он хотел есть и спать.

Его, чёрт возьми, раздражал этот блондинчик. Да, больше всего Каланча бесился из-за него.

Ах, Ричард, ты пришёл за мной! — Да, любовь моя, разве я мог поступить по-другому? — Но что же будет с твоей карьерой? — Плевать на карьеру, я с тобой, я защищу тебя. — Ах, как это романтично! Ты настоящий мужчина! — Селена! — Ричард!

Тьфу на вас! Быть может, всё было и не совсем так, но очень похоже. А через секунду она уже висит у него на груди, и они целуются.

Впрочем, на что он рассчитывал? Он же бесправный. Да и нищий к тому же.

Чёрт побери, он даже плащ ей свой отдал, куртка Корвела, видите ли, слишком плоха для неё и воняет потом.

Кроме того, этот засранец ещё и мечом его не проткнул, когда увидел, в каком состоянии одежда Селены. Хорошо, что девчонка успела его успокоить и рассказала жуткую историю о напавших на них дезертирах. Про свой живот и чудовище в руке Корвела, к счастью, она догадалась промолчать. Зато нужно было видеть кислую рожу этого засранца, когда он извинялся. Да, благородные, не одни вы чего-то стоите в этом мире...

Корвел поморщился, отгоняя следующие воспоминания. Но они, как назло, не отгонялись.

Теперь всё будет в порядке, я защищу вас! — О, Ричард, ты такой благородный! — Чмок-чмок-чмок.

Они и сейчас были позади Корвела, о чём-то шушукались и хихикали. Селена ехала на лошади Дика, а тот вёл скакуна за поводья. Два разделённых сердца нашли друг друга, а что остаётся ему? Правильно, ничего. Идти впереди, разведывая дорогу, и слушать их сюсюканья. Можно было бы, конечно, оставить их здесь, а самому начать искать Маску Боба, но... одному всё-таки страшновато.

За ночь они трижды наткнулись на людей. Первый раз это была горстка дезертиров, они сбежали, едва завидев их. В двух других случаях это были трупы — два дезертира и растерзанная девчонка лет двенадцати. В обоих случаях жертвы скончались от кровопотери — рядом с телами подсыхали лужи крови.

Припомнив первого встреченного им безликого и дезертиров с окровавленными повязками, Корвел понял, что у них тоже кровь не сворачивалась. Тогда он взял у Ричарда кинжал и ткнул им себе в большой палец. Так и есть, кровь над порезом раз за разом собиралась в каплю, и не думая останавливаться. Корвел рассказал об этом своим спутникам и сказал, чтобы те были осторожней. В ответ он получил презрительное фырканье блондина. Правда, потом он догадался поблагодарить.

А после ему осталось только шагать, осторожно нащупывая дорогу перед собой.

Где-то к полуночи они увидели на дороге свет и фигуры людей.

Шорох злилась. Надо же ей было так облажаться.

Нет, сначала всё шло хорошо. Они нормально перебрались через стену и пошли по направлению, которое она указала, благо маг подсвечивал дорогу своим шариком.

Шли они, наверное, часа три, до тех пор, пока Шорох не поняла, что идти больше не может. Тогда они остановились на привал у какой-то речки. Вонючка ушёл полоскаться, а здоровяк с магом накормили её ужином.

Всё, казалось бы, хорошо. Даже поела на халяву.

Но с утра всё пошло наперекосяк.

Сначала этот маг, Красный, принялся на неё пялиться. Шорох к этому привыкла. Многие из-за роста — в ней было всего пять футов — сначала принимали её за девчушку, а после, рассмотрев её совсем недетские грудь и зад, начинали пожирать её глазами.

Но это, в общем-то, мелочь. Стоило ей шикнуть на мага, как тот покраснел и глаз на неё больше не поднимал.

Хуже стало за завтраком, когда они принялись обсуждать каких-то людей, которые разлагались на солнце. Шорох слушала эти байки в пол-уха, пока не поняла, что к ней это тоже относится. И к этим трём придуркам тоже — они вовсе не собирались бежать туда, где всё спокойно.

Вот тут ей надо было сказать, что она хочет в туалет, и сбежать. Но она решила, что лучше подождать — у них была жратва, да и с ними безопасней, чем одной.

Они собрались в дорогу. Шорох делала вид, что знает, куда идёт, а остальные слушали бредни Майлза о каких-то летающих островах и монстрах. Потом Шорох поняла, что это не бредни, что это происходит прямо сейчас. Теперь ей стало ясно, что они не такие уж и сумасшедшие, и Маску Боба, который рассказывал всю эту чушь, ищут не зря. Да и теперь понятно, почему они решили, что "пророк" не смотал удочки, как думала она.

А потом Малыш, этот тупой на вид здоровяк, сделал свой ход. Наверное, он что-то подозревал. Скорее всего, он что-то подозревал. Или ему просто повезло.

— Красный, — сказал он за обедом, — а ты не можешь наложить какое-нибудь заклинание, чтобы мы не потеряли друг друга? Ну, мало ли что может произойти, а так будет поспокойней.

Всем, кроме Шорох, эта идея безумно понравилась. Это был последний шанс удрать, но как можно убежать от двух солдат и мага, когда они сидят буквально в трёх шагах от неё?

— Заклинание слабенькое, — сказал Красный, — но примерное местоположение потерявшегося по нему определить можно. Точно не знаю, сколько оно продержится, но за неделю ручаюсь.

— Неделю? — пискнула Шорох.

— Площадь острова две тысячи квадратных миль, — кивнул Майлз, — возможно, мы и за месяц не найдём Маску Боба.

— Могли бы не найти, — добавил хитрый здоровяк. — Но ты же знаешь, где его искать, да, малышка?

Шорох проглотила "малышку" и пробормотала:

— Знаю, конечно. Я же вчера его видела собственными глазами.

Нет, конечно же, она не сидела без дела. Но одной попытки сбежать ей хватило — её нашли под оврагом, куда она спряталась. Такие добрые с такими обеспокоенными рожами... Засранцы. А потом ещё долго обсуждали, что такого она могла съесть, раз так долго ходила по большому — другой лжи она просто не смогла придумать.

Под вечер, когда тварей, патрулирующих окрестности, стало слишком много, они спрятались в какой-то развалюхе. Красный сказал, что можно подремать, и что лучше продолжить путь ночью, мол, тогда чудовища исчезнут, как вчера. Шорох сразу же вызвалась постоять на часах, но Малыш посмотрел на неё с каким-то странным выражением лица.

— Неужто ты думаешь, что мы поставим на часы единственную девушку? — спросил он. — Мы подежурим, а ты спи, малютка.

"Малютку" тоже пришлось проглотить. Впрочем, для Малыша и сравнительно высокий Майлз был малюткой, чего уж о ней говорить.

Ночью, когда столпы опять втянулись в чрево острова, Красный зажёг свой фонарь, и они снова поковыляли на запад.

Быть может, ей стоило выбрать другое направление. Но отказываться от своих планов не так-то просто. Кроме того, новый план Шорох так и не смогла выдумать. Разве что признать свой обман и слёзно попросить прощения. Эти добряки наверняка ей и слова не скажут. Или скажут?

Шорох уже была готова признаться, когда произошло то, чего они боялись больше всего.

Они уже видели дезертиров. Беглецы бродили по полям или сидели у постоялых дворов, ожидая подачек. Раненые, голодные, испуганные, они не вызывали опасения. Но Шорох знала, что человека можно довести до крайности, и даже самые слабые и самые презренные могут сбиться в толпу и начать вытворять такое, что не снилось самым злобным злодеям.

Знала это не она одна.

Их встретили на дороге. Дюжина человек с факелами. Все были вооружены и озлобленны.

— Свободная армия, — сказал один из них, видимо, офицер. — Поддерживаем порядок и отлавливаем дезертиров. Вы кто такие?

Рыбак рыбака видит издалека. Дезертир дезертира, видать, тоже. А в том, что Майлз и Малыш дезертиры не сомневалась даже Шорох.

— Что там происходит? — спросил Ричард. Вид у него был не таким самодовольным, как раньше. Скорее даже напуганным.

— Одни дезертиры поймали других, — с невинной рожей ответил Корвел. — Не хочешь к ним присоединиться, как старший офицер?

Если бы не было так темно, Каланча увидел бы, как Вольф побледнел. Но он об этом догадался.

— И что будем делать?

— Подождём, когда разойдутся, и двинем дальше. Мы-то не дезертиры, мы честные бродяги.

— Пойду успокою Селену, — сказал после паузы Ричард.

— И животину свою заткни.

— У меня воспитанная лошадь, некоторым у неё можно было бы поучиться. — Он на секунду задержался, чтобы задумчиво добавить: — А с этими-то девочка. Похитили, наверное.

Да, девчушку лет одиннадцати-двенадцати Каланча тоже заметил. И ему тоже показалось, что той не очень-то нравится её компания. Но дюжина головорезов с факелами ей нравились ещё меньше.

— Мы просто идём по своим делам, — прогудел здоровяк. — Никого не трогаем.

— Плевать мне, куда вы идёте, — грубо ответил главарь дезертиров. — Здесь небезопасно. И небезопасно из-за таких, как вы. Знаете, сколько бандитов мы уже поймали?

— А зачем вам их ловить-то? — буркнула девчушка. Её голос не вязался с внешностью.

— Мы сохраняем здесь порядок, — гордо сказал кто-то из солдат.

— Это как же? — презрительно бросила девушка, уперев руки в бока. — Собирая бандитов в свои ряды? Тогда я могу сказать, сколько преступников вы поймали. Двенадцать.

— Шорох, успокойся, — нервно произнёс один из пойманных. — Ребята, мы просто шли мимо...

— И нагрубили власти, — зловеще произнёс бывший офицер — Корвел в свете какого-то странного фонаря разглядел нашивки младшего лейтенанта.

— Это ты здесь власть? — не унималась девчонка. — Король — вот наша власть.

— Король мёртв.

— Сам ты мёртв, понял, засранец!

— Я сейчас её убью, — прошипел кто-то из солдат.

Корвел понял, что самое время идти. Дезертиров скрутят, девчонку отлупят, чтоб впредь была повежливей. Ему нет до этого дела.

Не было до следующих слов.

— Мы просто ищем одного человека, — как-то жалко сказал тот парень, что пытался успокоить девчонку. — Маска Боб, быть может, вы его видели?

Его уже не слушали. Лейтенант отдал приказ нападать.

Шорох шмякнулась на задницу и попробовала отползти подальше, да куда там. Её сразу схватил за шкирку один из "представителей власти" и поволок к обочине.

Всё. Её сейчас высекут, а когда поймут, что она уже большая девочка, ещё и изнасилуют.

Но сдаваться её спутники не собирались. Малыш свалил одного из нападающих мощным ударом рукояти меча и сцепился со вторым. Майлз, который секунду назад невероятно трусил, налетел на троих, да так удачно, что даже поначалу оттеснил их к обочине. Красный запалил в руке второй шарик и бросил его в офицера, от чего его одежда мгновенно вспыхнула. В темноте яростный вой пострадавшего, после заорал кто-то ещё. Спокойная ночь сразу превратилась в царство хаоса.

Но заняты, считая того, что тащил её, только семеро противников. А их двенадцать. У них нет шансов...

— Дай-ка её сюда, — раздался над головой Шорох резкий голос.

Девушка пискнула и полезла за пазуху, намереваясь хотя бы пырнуть одного из насильников, но дезертир, державший её за куртку, внезапно глухо застонал и осел на землю. Шорох посмотрела сначала на его освежёванное лицо, а потом подняла взгляд.

Над ней стоял горбоносый здоровяк, кривящий тонкие губы в презрительной ухмылке.

— Ты в порядке? — спросил он.

— А... а...

— Не бойся, это моя домашняя зверюшка.

Он оставил её и пошёл дальше. Шорох смотрела то на его широкую спину, то на змею, извивающуюся в его левой руке, и думала, что он действительно... настоящий мужик.

Прямо как её отец. Только гораздо моложе. И, наверное, пьёт меньше.

Корвел не знал почему, но тварь его слушалась. Она чуть не напала на девчонку, но он приказал не делать этого, и пасть чудовища мгновенно отдёрнулась от неё.

Что ж, так только лучше.

Тварь тем временем менялась. Корвел чувствовал, как в его левой руке пульсирует кровь. Потом её на секунду пронзила боль. Кожа будто лопнула. Чудовище втянулось в его ладонь и стало его собственной рукой, частью его.

Каланча подошёл к дезертиру, наседающему на здоровяка, и схватил его левой рукой за локоть. Послышался скрип, от которого свело челюсть, и рука дезертира отвалилась. Он завопил, и здоровяк свалил его одним ударом.

— Спасибо, — буркнул он. — Кто бы ты ни был.

— Я друг, — буркнул Корвел. — И тоже ищу Маску Боба. — Он поднял руку. — Он сделал это со мной.

— Ясно.

Маг тем временем сотворил второй огненный шар. Первый уже доконал офицера — он, подёргиваясь, валялся на земле, его плащ сгорел, но кожаные штаны и обувь продолжали тлеть. Двое дезертиров, что пытались его потушить, решили, что лучше будет дать дёру.

Бешенный, набросившийся на троих, сейчас удирал сразу от пятерых. Причём, одного из нападавших он свалил — у парня куда-то подевалась половина головы, его не спас даже шлем.

Дезертиры, видя, что их осталось всего пятеро, приостановились. И тут заключительный штрих в их разгром внёс Ричард. Он влетел в них на коне, вопя о смерти и чести, и требуя у неизвестного Корвелу генерала Железнозадого подкрепления. Остатки "Свободной армии" ретировались в лес, оставив на дороге пять трупов.

Корвел угрюмо оглядел поле боя и мрачно сказал:

— Я за этот день убил столько же людей, сколько за всю свою жизнь.

— Двоих? — спросил здоровяк.

— Троих.

— Бывает. — Он протянул Корвелу руку. — Малыш. Вон там блюёт Майлз. Он или блюёт, или срётся, но на самом деле настоящий маньяк, даже одно чудище с острова завалил. Это Красный, наш маг. А это малышка Шорох.

— Я не малышка, — прошипела девчонка, прижимаясь к руке Корвела и заглядывая в его лицо огромными глазами. — Спасибо.

— Я Корвел, — пробормотал Каланча, смущаясь. Под курточкой девчонки скрывались две совсем недетские упругие выпуклости. — Это старший... ах, да, просто Ричард. Он у нас тоже дезертир. А там прячется его невеста Селена. Не показывайте ей кровь.

— Поздно, — отозвался откуда-то из темноты Вольф. — Она каждый раз так? Я думал, что она боится только мышей.

— Вы что-то говорили о Маске Бобе? — сдавленным голосом спросил Майлз. Он, кажется, более или менее пришёл в себя.

— О, да. У меня для него должок.

Конечно же, пришлось признаться, что она не видела Маску Боба, тем более, Кори встретил его там, откуда за которое время он физически не мог добраться из Крысиного закутка. Какая разница? Её даже никто не ругал. Лишь Малыш глубокомысленно изрёк, что не стоит доверять никому, даже маленьким девочкам.

Конечно же, они решили идти вместе. Тем более, блондинка обещала отвести их к себе домой, где хотя бы можно было спрятаться и жить столько, сколько будет нужно. Майлз, смущаясь, признавал, что им нужна хоть какая-то база и деньги. А Кори просто сказал:

— Сначала нужно отдохнуть, а потом искать Маску Боба.

Отдохнуть, да. Шорох тоже сильно устала. Но вместо того, чтобы отдыхать, она сходила к ручью и как следует оттёрла грязь со своего тела. Конечно, лучше этой благородной она выглядеть не будет, но...

Своего спасителя она захомутает. Никуда он от неё не денется. Отец всегда говорил, что нужно хвататься за своё.

Шорох лежала рядом с тихо посапывающей Селеной и слушала, как Кори разговаривает о каких-то чудовищах и железной коже. Чувствуя странное спокойствие и умиротворение, она заснула.

XIII

Каланча снова выспался. Странное ощущение. За прошлые два дня произошло столько, что хватило бы на целую жизнь, а он свеж, бодр и даже как будто бы доволен жизнью.

Открыв глаза, он первым делом изучил свою левую ладонь. Казалось бы, ладонь как ладонь, но только на первый взгляд. Алый рубец исчез, вместо него появились несколько едва заметных нитей, которые хаотически передвигались, сползая то к кончикам пальцев, то к запястью. Закатав рукав, Корвел увидел, рука покрыта этими нитями до локтя. Существо, живущее в нём, явно развивалось. Что будет дальше? Он начнёт плеваться сороконожками? Кулаки яростно зачесались. Маска Боб сто процентов получит в рожу.

Народ ещё спал. У Шорох недоставало левой брови и обгорела чёлка. Выглядело довольно мило, она походила на девчонку-сорванца. Правда, девчонкой она не была, как минимум девушкой. Да и лицо у неё какое-то мрачное. А грудь-то как во сне вздымается...

Каланча одёрнул себя, а потом решил, что можно и не одёргивать. И кошке можно смотреть на королеву.

— Не спится? — пророкотал рядом голос Малыша.

— Угу, — отозвался Каланча, отводя взгляд от Шорох.

— Хорошая девчонка, — задумчиво проговорил здоровяк. — Злая только.

— Ага.

Малыш какое-то время пристально смотрел на Каланчу.

— Отойдём?

— Почему нет?

Они спустились к ручью. Корвел принялся умываться ледяной водой, Малыш просто сел рядом на берег.

Каланча чувствовал себя неуютно. Во-первых, он редко встречал людей выше его, а он не дотягивал до Малыша добрых полфута. Во-вторых, его лицо казалось смутно знакомым. В-третьих, что, чёрт возьми, у него за личное дело такое?

— Я знаю тебя, Бладхоук, — угрюмо сказал Малыш, глядя в воду.

Вот оно что. Каланча напрягся, глядя на руки дезертира. У того на поясе висел только кинжал, но этого достаточно, чтобы справиться с ним. Было бы достаточное, если бы не подарок Маски Боба.

— Нет, я за тобой не охочусь и не собираюсь, — грустно усмехнулся гигант. — Хотя, по правде, если бы ты встретился мне с год назад, я бы вытащил тебе позвоночник через задницу. — Он на несколько секунд замолчал, а после с тяжёлым вздохом проговорил: — Я родом из Земляной. Видел тебя, когда был в отпуске. Вы с моим младшим братом всё спорили, кто из вас круче, и постоянно дрались.

Корвел угрюмо кивнул. Он отлично помнил Картошку. Не сказать, что они были друзьями, но, скорее всего, стали бы ими — Картошка был единственным, кто не чурался ублюдка герцога.

— В конце концов, ты ни в чём не виноват, — сказал Малыш, поднимая глаза. В них читалась боль.

— Я убил одного из них, — произнёс Корвел, его нижняя губа непроизвольно дёргалась. — Усатого, он был человеком отца. Пустил в него стрелу, а потом смотрел, как он умирает. Это продолжалось часа полтора — стрела засела в его кишках. Когда он умер, я помочился на его труп.

— Ты их видел?

— Да. Я не успел вернуться с охоты, пришёл, когда они уже почти уходили.

— Если вдруг узнаешь ещё кого-то, скажешь.

— Конечно.

Дезертир кивну и поднялся. Всё сказано, остальные слова были бы пустым сотрясением воздуха.

Они вернулись к остальным. Большая часть народа уже проснулась, бока пролёживали только благородные — Селена да Дик. Шорох уже залезла в сумку к Каланче и что-то жевала.

— Добрый день, — пробормотал Майлз. — Хотя, в общем, не очень добрый.

Красный ограничился кивком, а Шорох глянула на Каланчу своими бездонными глазами.

— Хочешь? — пробубнила она с набитым ртом и протянула ему кусок кекса.

— Не откажусь.

Они поели в тишине, если не считать чавканья Шорох. Девчонка уписывала еду в три горла, будто раньше не ела вовсе. Ричард и Селена проснулись уже к концу позднего завтрака и, умывшись, присоединились к остальным.

— Как думаете, до заката скоро? — спросил Майлз, когда большая часть еды была уничтожена.

— Пять часов, — отозвался Красный с кислой рожей. — Плюс-минус четверть часа. — Он поднял правую руку. — Вот. — В руке зажегся огонёк размером с апельсин. — Это всё, что я могу. Пять долбаных лет в долбаном университете и три долбаных года практики. И всё, что я могу сделать, это зажечь светляка. — Маг упал навзничь на траву. — Быть может, хотя бы Маска Боб подселит мне в руку какую-нибудь гусеницу?

Корвел поморщился. Он не слишком-то радовался паразиту, сидящему в его руке. Впрочем, если бы не эта тварь, его убили бы те дезертиры.

— Маску Боба ещё надо найти, — сказал Майлз. — А там уж пусть, что хочет, то и делает.

— Он сам обещал найти меня, — вспомнил Корвел. — Но, думаю, это не значит, что нужно сидеть здесь и ждать его.

— Не значит, — со значимым видом кивнул Ричард. — Еды у нас хватит на день, может, два. Нужно идти к Селене домой. Я поведу...

— Поведешь себя как идиот? — переспросил Майлз. — Вы такой же дезертир, как и мы, господин старший лейтенант, так что не советую вам лезть в лидеры без значимых причин. Злые рядовые могут устроить вам тёмную. И, кстати, почему вам? Тебе, Дик, тебе. Сядь и не выпендривайся. — Он оглядел всех. — Думаю, стоит определиться, каким маршрутом двигать. Корвел, ты у нас дошёл до границы тени и обратно, что думаешь?

Пылающий Ричард пытался что-то высказать, но Малыш заткнул его одним взглядом.

— По лесам долго, — с трудом сдерживая хихиканье, сказал Корвел. — И ночью мы рискуем там потеряться. И это если не считать кучи оголодавших дезертиров.

— Которые могут превратиться не только в разбойников, но и мародёров, — вставил Красный.

— Угу. По дороге идти быстрее, меньше риск потеряться. Но, с другой стороны, дезертиров здесь может быть больше, а крестьяне не слишком-то настроены на мирный лад — мне уже чуть не пустили в брюхо арбалетный болт. Так что нужно выбирать из двух зол. Что хуже, я, если честно, не знаю.

Спустя пару минут они решили, что потеряться будет гораздо хуже, а крестьяне, быть может, умудрились навести хоть какой-то порядок за это время. Оставалось только ждать ночи.

Корвел лежал на спине, уставившись в чёрную громаду летающего острова. Безликих сегодня видно не было, возможно, пакостят где-нибудь в другом месте.

Если судить логически, чудовища всё делали правильно. Если они, конечно, разумны, но в этом-то Корвел не сомневался.

Задача первая. Им нужна человеческая кровь. Решение задачи. Прилететь в самый густозаселённый уголок мира. А все попавшие под тень пусть разлагаются на солнце — когда еда разбегается, это плохо.

Задача вторая. Беспрепятственно питаться кровью. Решение задачи. Уничтожить короля и половину правящего аппарата в замке, навести панику, устроить пожары в трущобах, чтобы эту панику усилить. Нападать на большие скопления людей. Разбить наспех собранные войска. Начать высасывать магию. Действительно, маги хоть что-то могли противопоставить чудовищам, которые сами магией, кажется, не владеют. А солдаты так, расходный материал, кролик, который тяпнул хозяина за палец прежде, чем тот его зарезал. Больно, обидно, но не смертельно.

Будет ли третья задача? Вполне возможно. Кролики должны вырасти, им тоже нужно есть. Как этого добиться? Да просто не убивать всех подряд. Наладить более или менее нормальную жизнь и забирать, скажем, каждого десятого. Люди успокоятся, привыкнут, люди привыкают ко всему. Тем более, другого выхода, кажется, нет.

Но это, наверное, дальняя перспектива, а что они имеют по итогу прямо сейчас? Армия окапывается у границы с тенью, хотя в этом нет никакого стратегического смысла. Люди деморализованы и думают только о своих шкурах. Кругом бродят сотни голодных дезертиров, которые рано или поздно озвереют настолько, что начнут грабить и убивать. Некоторые уже начали. Первые два пункта плана выполнены или почти выполнены.

А у них есть только долбанутый Маска Боб с гусеницами. Так себе оружие борьбы. Но они обязаны хотя бы укусить руку, забирающую у них жизни.

Корвел начал беситься. До боли в затылке. Такого с ним не приключалось уже с год, и это было чертовски плохо. В прошлый раз он, пьяный, чуть не покалечил другого пьянчугу, обозвавшего его мать подстилкой для солдат. Он не должен беситься, он должен думать, как выбраться из дерьма, в которое они угодили...

Рядом кто-то сопел. Это тоже сбивало с мыслей. Корвел поднял взгляд.

В паре футов от него сидела Шорох. Она старательно смотрела куда угодно, только не на него, и сопела.

— Что-то случилось? — спросил Корвел.

Шорох зыркнула на него.

— Обосрался ты, вот что случилось, — зло сказала она и ушла.

Странная девушка, решил про себя Каланча и снова уставился в чёрное небо.

Но мысли больше в голову не шли. Он почему-то принялся думать о своём учителе фехтования и стратеге, забавным таким коротышкой, имперце со странной манерой изъясняться — шиворот навыворот. Потом вспомнился другой учитель, тот, что говорил о ножах. Как же его?..

— Корвел, не спи, — толкнула его в бок Селена. — Пора выходить.

Герцог Бладхоук стоял у окна и смотрел на заходящее солнце. Он полдня провёл в такой позе, вот только до этого он стоял у другого окна и вглядывался в чёрную громаду, зависшую над Столицей. Это было не менее скучным занятием.

Эдвард Бладхоук всегда был деловым и занятым человеком, но в этот день он мог позволить себе отдохнуть.

Всё, что было задумано, случилось по мановению волшебной палочки. Никаких убийств и кровавых бунтов с последующей гражданской войной, которых вряд ли удалось бы избежать. Просто тебе на голову падает чёрный остров, короля убивают, а он становится первым человеком в стране.

Бладхоук вздохнул и, отвернувшись от окна, подошёл к столу. Там лежали бумаги о разводе, чернила только-только подсохли. Герцог взял со стола бокал с налитым вином и, вдохнув запах, едва пригубил его. Дерьмо. Не понимал он этого, никогда не понимал. Вкусы, тонкости... Чем больше вина и чем больше оно даёт по голове, тем лучше.

Рядом лежали три портрета. Все изображённые на них девушки были незамужними дочерями императора. Старшей в этом году исполнилось шестнадцать, а младшей скоро будет тринадцать. Младшая явно отпадает. Да и для старшей он староват — ему скоро стукнет тридцать семь.

— Я ещё не стар, — сказал он портретам. — Не стар.

Но единственного сына он сумел зачать в свои шестнадцать.

Эльза. Пятнадцатилетняя дочь отцовского друга, мелкого дворянина. Никакой речи о свадьбе с ней и быть не могло, но тогда он брыкался, заявляя, что он настоящий мужчина и джентльмен и не может бросить беременную девушку. Отец — этот циничный и жестокий ублюдок, вырезавший собственных братьев, чтобы получить наследство — тогда объяснил ему, что он в первую очередь думает членом, а не башкой. Уже года через два Эдвард был с этим согласен. Тем более, его первая жена, Хелен, была куда богаче и красивее Эльзы.

Но Хелен умерла при третьих родах. Ребёнка, малышку с чёрными волосиками, тоже не сумели спасти. Спустя пять лет он снова женился. И когда новая жена тоже родила ему дочь, настало время вспомнить про Корвела.

Парень жил с матерью на каком-то вшивом хуторе. Здоровяк с чётко пробивающимися в свои одиннадцать лет усами и ломающимся голосом. Эдвард привёз туда людей, чтобы воспитывали парня. Он оставлял себе запасной вариант — бумагу о свадьбе и скором разводе с Эльзой можно было подделать, и тогда парень стал бы законным наследником.

Спустя ещё одну дочь Корвел перестал быть запасным вариантом. Но об этом пронюхала жена. Деревню, куда Эдвард приказал отвезти Эльзу с его бастардом, вырезали и сожгли. Но парень выжил, его хорошо обучили.

Впрочем, хорошо, что он пропал — в свете последних событий он бы только помешал.

А эта мразь с невинными голубыми глазами всё не оставляла надежды родить сына. Она родила ещё одну дочь, а после потеряла плод. Мальчика.

Что будет, если Корвел так и окажется единственным его сыном? Что если выкидыш случился из-за его возраста?

— Я ещё не стар, — сказал Бладхоук скорее себе, чем портретам. — Не стар.

В дверь постучали. Боб, наверное. Скользкий, но безумно полезный тип.

— Господин.

Боб как всегда выглядел смущённым и заискивающим.

— Да, Боб, говори.

— К вам просится солдат. Рядовой по имени... Серж. Говорит, что дело невероятно срочное, и что он расскажет о нём только вам.

Бладхоук секунду подумал. Сегодня он был в хорошем расположении духа, так что можно уделить время и простому солдату. В конце концов, народ любит королей, которые не гнушаются говорить с обывателями.

— Пусть войдёт.

Солдат вошёл через полминуты. Рожа у него была незнакомая. Сначала он отдал честь, а после плюхнулся на колени.

— Встань, — благодушно сказал герцог. — Я не король, — "Пока не король", — а твой военачальник.

Рядовой поднялся. Рожа у него была сконфуженная и при этом алчная.

— Господин герцог, я... я... служил вам пять лет назад, с двухсотого по двести пятый год. — Он замялся. — Вы меня даже как-то похвалили, на параде двести третьего. — И снова пауза.

— Говори, Серж, говори, — подбодрил его Эдвард.

Лицо рядового вытянулось.

— Вы помните, как меня зовут?

— Я помню всех своих солдат.

Теперь к заискиванию и алчности добавилась ещё и гордость.

— Это я к тому... ну, про службу. — Солдат перевёл дыхание. — Я видел вашего сына.

Герцог с трудом удержался, чтобы не вздрогнуть. Но голос всё же его подвёл.

— Когда? — спросил он полушёпотом.

— Вчера. По ТУ сторону. Он был с какой-то девкой, чьей-то там дочкой. Отправился обратно в город. Э... я хотел спросить...

Бладхоук жестом приказал солдату молчать. Он думал. И думал крепко.

— Ступай, — сказал он после паузы. — Ты получишь свою награду. Постой. Надеюсь, ты никому об этом не рассказывал?

— Нет, герцог, что вы. Я же потому и шёл только к вам...

— Хорошо, хорошо. Я прикажу, чтобы тебе выдали награду. И... наверное, тебе надоело служить? Вижу, что надоело. Поверь, денег тебе хватит. Ступай.

Солдат отдал честь, снова чуть не грохнулся на колени и ушёл. Сразу же в двери появился Боб.

— Что-то произошло, сэр?

Боб всегда видел, когда что-то происходило. Всегда знал, что нужно делать. Всегда мог дать отличный совет.

Проблема в том, что сейчас Бладхоук не хотел выслушивать советы, хотя и не знал, что ему предпринять.

— Солдата в расход, — сказал, наконец, герцог. — Он видел моего сына. У нас есть люди, которые знают его в лицо?

— Конечно, сэр. Щелбан, сэр. Эм... Спайк, Рон, Шпигель... и ещё... я?

— Отлично. Если этот проходимец узнал моего сына, то для этих парней труда не составит найти его. Пообещай им много денег. Достаточно, чтобы хоть кто-то купился и сунулся в Столицу. — Бладхоук замолчал.

— И что делать с парнем?

Боб как всегда смотрел в корень всех проблем. Мальчишка, конечно, по ту сторону, но Банни пытается найти выход избавиться от проклятия Тени. И если у него удастся сделать это... если парень, его сын, его наследник выживет и сумеет выбраться...

Он собирался опустить страну в пучину гражданской войны, а сам миндальничает с мальчишкой, которому не посчастливилось стать его бастардом.

"Я ещё не стар", — сказал про себя герцог.

— Убить его.

Боб поклонился и вышел. Он всегда понимал, когда аудиенция закончена.

Эдвард Бладхоук подошёл к столу и, взяв графин, вылакал его до дна.

— Я ещё не стар, — сказал он. — Но когда я умудрился превратиться в собственного отца?

XIV

Это было новое время, новый мир. Пусть для людей настало не лучшее время, люди остаются людьми. Они смогли приспособиться.

Корвел угрюмо наблюдал за стражниками, патрулирующими рынок базарного города под названием Лавочки. Город этот, фактически, являлся одним большим рынком с несколькими борделями и тавернами — многие предпочитали торговать здесь, не выплачивая в казну грабительские пошлины за разрешение реализовывать свой товар в Столице. Народу, конечно, здесь было гораздо меньше, чем в базарный день, но как будто бы больше, чем можно ожидать в разгар апокалипсиса.

Прилавки были освещены фонарями и факелами, торговцы, громогласно предлагающие товар, ревностно следили в их свете за воришками. Покупатели, большинство которых тоже таскало с собой фонари, приценивались и не менее громогласно торговались. Разница, по сравнению с другими товарными днями, была только в цене. Свечи, соль, мука и другие предметы первой необходимости продавались в четыре-пять раз дороже, чем обычно. Предметы роскоши и одежды, наоборот, потеряли в цене вдвое, если не больше.

— Ночь стала нашим временем, — хмыкнул Майлз.

В правой руке он держал кусок мяса на деревянной палочке. Каланча, не евший горячего уже три дня, пустил слюну, но к торговцу не пошёл — в его карманах громогласно звенела пустота. Положение спасла, неожиданно, Шорох. Она подошла к Корвелу и сунула ему в руку жареного цыплёнка.

— Почём взяла? — поинтересовался Майлз.

— Ни почём, — оскалилась девчонка. — Ещё и поимела кое-что. — Она покосилась на Корвела. — Чего рот разинул, жри быстрее, пока никто не заметил. — Договорив, она сунула в рот целое куриное крыло и смачно захрустела костями.

Корвел решил не отставать. Ему приходилось воровать, а однажды он даже убил за еду. Кроме того, это был благородный грабёж — Шорох украла у грабителя. Нет, ну правда, цены действительно были грабительскими.

— Мне не достанешь? — поинтересовался Майлз, доедая мясо.

— Фефе феф.

— Что?

— Тебе нет.

Дезертир осклабился и, бросив палочку на землю, подмигнул Корвелу. Тот пожал плечами в ответ. Шорох, внимательно наблюдающая за ними, фыркнула и куда-то убежала.

— Что-то остальные задерживаются, — буркнул Каланча.

— Да, едят, — беспечно отмахнулся Майлз. — Куда торопиться-то?

— За это время можно было съесть три супа, а то и четыре.

Когда они зашли в этот городок и увидели, что здесь всё настолько нормально, насколько вообще может быть в данной ситуации, Малыш заявил, что хочет пожрать нормально. Его поддержали Красный и Селена, а если Селена чего-то захотела, Ричарда, кажется, никто и не спрашивал.

— Да, ладно, — обеспокоенно пробормотал Майлз, озираясь.

Корвел хотел уже предложить проверить их, как появилась Шорох. Девушка была чем-то обеспокоена.

— Пошли, — зашипела она, хватая Корвела за руку.

Они пробрались через рынок и свернули направо, к большой таверне. Судя по всему, ребята пошли сюда. И, кажется, сделали не самый правильный выбор — у таверны собралась настоящая толпа, человек тридцать не меньше. Среди собравшихся не было ни одного стражника.

— Они здесь, — буркнула Шорох. — И им скоро придёт крышка.

— Что случилось? — резко спросил Корвел.

— А мне почём знать? Требуют, чтобы солдата повесили.

Каланча стиснул зубы. У Ричарда кроме военной формы одежды не было никакой, остальные дезертиры хоть успели переодеться за то время, пока слонялись по городу.

— Ясно.

Его левая рука зачесалась, будто тварь, живущая в ней, почувствовала, что пришло её время.

"Нет, дорогая, попробуем решить всё миром".

Корвел протиснулся сквозь толпу, не замечая поток ругани и ударов, мгновенно обрушившиеся на него. Юркая и мелкая Шорох не отставала, а вот Майлз потерялся. Чёрт с ним, не дай бог узнают и в нём солдата. Невидимые люди в таверне бесновались, что вызывало дурные предчувствия.

У дверей была самая сильная давка, но Каланча, бесцеремонно отшвырнув какую-то матрону, ворвался в таверну.

Так и есть, они в дерьме. Спутники Корвела зажались в дальний угол помещения, Ричард обеими руками держал стул, а Красный зажёг огненный шар. У посетителей таверны в руках были ножи и бутылки. Только внушительные габариты Малыша, да короткий тесак в его руке, не дали случиться худшему.

Над всем этим бардаком возвышался старик в лохмотьях. В прямом смысле слова — он стоял на барной стойке, воздев руки к потолку, и верещал. Половины слов из-за слишком высокого голоса пророка разобрать было нельзя, но старик, кажется, обвинял во всех проблемах армию и безбожников-магов, поправших законы мироздания.

— Храмы рушат! — визжал старик. — Рушат храмы! Всё для войны! Всё для исследований! Божья кара! Сукины дети! Последнюю шкварку из бульона заберут для войны!

О том, как воевать шкварками, Корвел не очень-то понимал, но старика нужно было заткнуть. Что он и сделал. Пробравшись сквозь толпу, Каланча взял старика за пояс, снял со стойки и не очень-то нежно приложил головой о ближайший стол, чем сразу привлёк к себе внимание.

— Довольны? — спросил Корвел, отвечая в миг ставшей молчаливой толпе угрюмым взглядом. — В чём проблема?

— Ты с ними? — враждебно спросил какой-то здоровяк с охотничьим ножом в руке.

— Возможно. Но я ещё не получил ответа на свой вопрос. — Он оглядел толпу. — Ну, языки проглотили?

— Они виноваты, — зло сказал кто-то из толпы. — Не смогли ни хрена сделать, и теперь за нами охотятся, как за скотом.

— Нас никто не выпускает из пригорода на свободу! — поддержали его. — Заставляют прятаться здесь, как крысам, а сами сидят по ТУ сторону и в ус не дуют!

— Не смогли сделать? — презрительно переспросил Корвел. — А ты, скот, в курсе, сколько военных погибло, пытаясь спасти ваши шкуры? Тысячи, понял, придурок? Сотни остались инвалидами. Всё ради вас. Не выпускают из пригорода? А ты видел, что случается с человеком, когда он выходит на солнце? — Сам Корвел этого, конечно, не видел, но рассказ Красного был красочным. — И, скажите мне, причём здесь вот этот парень? Он вообще в отпуске был. И сейчас находится в такой же ситуации, как и вы. А вы что? Давайте выпустим ему кишки! Он же виноват в том, что шкварок в супе нет.

Послышались неуверенные смешки. Несколько человек опустили глаза и принялись озираться, пряча оружие подальше. Некоторые даже предпочли исчезнуть. Но всё равно озлобленных и жаждущих крови идиотов, нашедших козла отпущения, виноватого, по их мнению, во всех бедах, было больше.

Корвел сплюнул на пол и уставился на того здоровяка с ножом. Тот медлил, но на его лице читалась тупая решимость.

— И что же армия? — спросил он. — Те, кто, как ты говоришь, пытались нас спасти? Где они? — Здоровяк сам себя подзадоривал, заводясь всё больше и больше. — За таверной, закопаны. А знаешь, почему? Потому что они чёртовы дезертиры и грабители. Когда они пришли, что они сказали?

— Сказали, что должны реквизировать наше имущество, — подсказал хозяин таверны, выглядывая из-за стойки. — Моё в первую очередь. На нужды армии, сказали они. Для нашего же блага.

— Им, видите ли, нужно организовать сопротивление, — продолжил здоровяк. — Вы-то не хотите организовать сопротивление, как другие дезертиры, спасающие свои шкуры, а не жизни наших матерей, жён и детей? — Он указал пальцем на Ричарда. — Говоришь, он был в отпуске? А может быть, он сбежал с поля боя, как все остальные? Может быть, за вами придут десятки таких же, только с мечами, и тогда нам придётся отдать все наши деньги, еду и наших женщин.

— Мы не имеем...

Корвела заглушила толпа. Больше отступать никто не собирался. И часть ножей теперь была направлена в брюхо Корвелу.

Что ж, раз так...

Корвел протянул раскрытую ладонь левой руки к толпе и ухмыльнулся. Он не знал, подействует ли это на паразита. Но вчерашние пасти, раскрывшиеся на его руке, и ряды острых, как пилы, зубов на ладони он помнил хорошо.

И, тем не менее, паразит превзошёл все его ожидания. Кожа на руке лопнула, высвобождая несколько змеевидных тварей с огромными пастями. Они извивались, опутывая его руку и плечо клубком. Чувствуя любопытство, Корвел поднёс к глазам ладонь. Одна пасть, сплошные зубы, а из центра выглядывает старый знакомец, убивший того дезертира.

Вопль толпы мигом оборвался. Послышалось испуганное бормотание, а те местные, что были ближе к Корвелу, отпрянули от него.

— Адская тварь! — взвизгнул в тишине очухавшийся старик. Он старался отползти подальше, но Корвел ухватил его за плащ правой рукой.

— Вот куда идут ваши шкварки, — осклабился Каланча. — Кто-нибудь хочет продолжить разговор?

Они хотели, на что Корвел совершенно не рассчитывал. Он собирался распугать толпу, но пугаться никто не собирался. Никто не разбегался с паническими воплями, народу к таверне даже как будто стало больше.

— Сраные фокусы! — рыкнул здоровяк и прыгнул на Каланчу.

Ошарашенный Корвел не среагировал. Но твари в его руке обошлись без него. В здоровяка воткнулось сразу три паразита, пробив ему насквозь грудь.

Это подействовало не хуже горящей спички, упавшей в сухую хвою. Толпа загалдела и атаковала. Корвел увернулся от летящего в его голову стула и швырнул в атакующих старика, но надолго это толпу не остановило.

На Каланчу набросились сразу трое. Одного он свалил ударом правой руки, второй взвыл, когда в его тело вонзились отростки, а третий молча дёргался в левой руке Корвела, хотя он и не собирался ей действовать. Он отшвырнул труп и, опрокинув ближайший стол, бросился к окну.

Шорох куда-то исчезла, Каланча не видел её, сколько бы не искал в толпе. Малыш с Вольфом прокладывали дорогу через толпу самостоятельно, про них можно забыть. Но вот кроха-воровка... Что сделают с ней? Он просто не мог её бросить. Они вроде как в одной упряжке, и она, к тому же, стащила для него цыплёнка.

Корвел, опрокидывая мебель и уворачиваясь от ударов, пару раз выкрикнул имя девчонки, но ответа не услышал. Это его разозлило. А злиться было нельзя, тем более, сейчас.

На него налетел какой-то паренёк лет шестнадцати. Корвел пнул его в колено и влепил в лицо табуретом. Что-то отчётливо хрустнуло, и парень замертво повалился на спину. Это мигом отрезвило Каланчу.

Что он делает? Ладно, дезертиры угрожали им. Но это же... обычные люди. А он уже убил как минимум троих. Столько же, сколько и вчера. Столько же, сколько за почти девятнадцать лет до этого.

Но, чёрт возьми, почему обычные люди желают ему смерти? Что он им сделал? Что им сделал Дик? А Малыш? Селена? За что они хотели их убить? Выместить свою злобу? Почувствовать в сложившейся отчаянной ситуации, что есть кто-то слабее их?

Это было неправильно. Так не должно было произойти. Чёрт возьми, он не такой уж и плохой парень! Они все не плохие люди. Наверняка, многие из тех, кто сейчас хочет разорвать его, хорошие парни. Тогда зачем они делают это? Зачем это происходит?

— Остановитесь, идиоты! — зарычал Корвел вслух, но идиоты останавливаться не хотели.

На Корвела, уже почти добравшегося до распахнутого окна, насели сразу пятеро. Один из них упал, поливая кровью пол, и Каланча снова был здесь не при чём — паразиты в его руке жили собственной жизнью. Но атакующие этого не знали, они видели, что их друзей убивают и, вероятно, тоже задавались вопросом "За что?". И они навалились на Корвела с утроенной силой.

Каланча, несмотря на всю свою выучку, пропустил удар. Боль ожгла его живот. Опустив глаза, он увидел, что его рубаха в крови. Кажется, ему здорово распороли брюхо — от нижнего левого ребра до пупа. А ведь кровь перестала сворачиваться или, как минимум, теперь делает это гораздо медленней, чем обычно.

Значит... Ему крышка. А всё из-за того, что его спутники зашли поесть по-человечески.

Корвел зарычал и атаковал.

Как он выбирался из таверны, Каланча не помнил. Единственными воспоминаниями были перекошенные злобой лица и боль в животе.

А после мир взорвался слепящей вспышкой.

Его тащили куда-то. Живот стягивала повязка, но с каждым шагом, и без того причиняющим адскую боль, ему казалось, что его кишки вот-вот вывалятся на землю, и он пойдёт по ним.

— Кровь... не останавливается, — сказал он.

— Знаю, знаю, — прошипел кто-то. — Молчи. Береги силы.

— Теперь-то уже какая разница?

— Заткнись! — Это уже другой голос. — Ты выживешь, понял? А вы, мать вашу, на кой хрен вам понадобился этот суп?

— Ну, мы же...

— Вы же! Если бы не Красный со своей световой вспышкой, нас бы всех порешили.

Его положили на землю. Кто-то принялся хлопотать над ним, распарывая рубаху и снимая повязки.

Кровь теперь не сворачивается, это он помнил хорошо. А значит...

— Нитки! Давай нитки, остолоп! Что, не видел никогда раненых? Да не со своей дурочкой копайся, она не умрёт, а вот Корвел очень даже может! Да дайте уже нитки, мать вашу!

На его животе заполыхал костёр. Наверное, накладывают швы.

— Я даже обезболить не могу...

— Да хрен с ней с болью, главное кровь хоть как-то остановить... Светить-то не переставай!

Майлз и Красный. А Ричард мычал что-то о том, что рядовому положено выказывать больше уважения перед офицером. За эту фразу Малыш, весь перепачканный кровью, отправил его в глубокий нокаут. Правильно, у дезертиров званий нет.

— Корвел...

Это Шорох. Спаслась, значит. Наверное, никто не заметил кроху во всём этом беспорядке. Да и кто мог связать эту бродяжку с дезертирами?

— Шустрая, — прошептал Корвел.

— Угу.

И заревела. Вот дурочка.

— Не реви.

— Уууууууу!!!

— Не мешай, — рыкнул на неё Майлз. — Ты как?

Корвел несколько секунд подумал над вопросом. Сознание возвращалось медленно, но с каждым мигом он соображал всё лучше. И с каждым же мигом боль всё усиливалась и усиливалась.

— Кровь перестала сворачиваться, — сказал Корвел. Или он уже это говорил?

— Я знаю. Но как-то же живут люди с гемофилией.

— Если им в брюхо никто ножи не втыкает.

Майлз как-то поник, и Корвел понял, что всё ещё хуже, чем он думает.

— Что-то ещё? Я как будто отрубился во время боя.

— Бывает... — Бывший разведчик перевёл дух. — У тебя ещё две раны. В правом плече застрял деревянный кол и не хватает мизинца на левой руке.

— Это плохо, — угрюмо сказал Корвел. — Я им в носу любил ковыряться.

— Сомнительная шуточка, но в твоём состоянии пойдёт. Тебе нужно вытащить кол. Он сейчас даже немного останавливает кровь, но оставлять его нельзя, сам понимаешь.

— Понимаю. — Корвел помолчал, глядя в бесконечную чёрную пустоту над головой. — Я много народу убил?

— Убил? Да, немало. Думаю, человек десять. И ещё кучу покалечил. Тебе сейчас не об этом нужно думать. Ты, мать твою, умираешь.

— Почему так получилось? — упрямо спросил Корвел. — Зачем всё это?

— Так вот о чём ты думал до тех пор, пока тебя не пырнули? Меньше сомнений, друг мой. На тебя нападают, ты защищаешься. Плевать, кто прав, а кто виноват, главное остаться живым.

— Но это же обычные...

— Излишне рефлексируешь, — жёстко обрезал его Майлз. — Обычные или необычные они напали первыми. И, кстати, напали на людей, которые им ничего плохого не сделали. Значит, они виноваты. Никакой моральной трагедии в том, что парочка говнюков отбросила копыта, быть не может. У тебя уж точно. Ты спасал друзей. Понял?

— Дерьмо всё это.

— Кто ж спорит. А теперь... терпи.

Корвел не вытерпел. Он, задыхаясь, выл, пока не отключился от боли.

XV

Больше всего на свете Щелбан любил деньги. Он родился тридцать один год назад в самой нищей деревне, которую можно было представить. И даже в этой нищете были собственные изгои, над которыми насмехались соседи — семья Щелбана. И, как будто, его родных это устаивало.

Но не его самого. Едва поняв, почему над ним смеются, Щелбан решил, что уж он-то точно разбогатеет, и плевать на всё остальное семейство. Конечно, сначала у него не слишком-то ладилось с заработком. Первой его работой была торговля на дороге. Он бегал за полторы мили от деревни к тракту и продавал там всё, что ему удавалось набрать в лесу за день. Получив первые деньги, он обрадовался и гордо понёс их домой, но заработанной суммы едва хватило на опохмелку отцу. Тогда он решил прятать свой заработок, но когда вернулся домой с пустыми карманами, отец его отлупил, заявив, что он сожрал всю собранную на продажу ягоду. Пришлось делить деньги пополам — часть он нёс домой, часть прятал в свой тайник. Однако пусть он и забирал целую половину от заработанного, сумма скопленных денег росла чудовищно медленно. Пара медяков за лукошко ягоды или грибов — это очень мало, так не разбогатеешь, это он понимал даже в свои десять лет. Не говоря уже о том, что он тоже хотел есть, а порой разорялся на конфету или леденец, что отбрасывало его на неделю назад.

Щелбан яростно ломал голову, выдумывая, как же сделать так, чтобы ему платили больше. Но выхода не было. Он принялся гонять в лес своих младших братьев и сестёр, но те складывали ягоду по большей части себе в рот, а потом ещё и требовали часть денег, обещая донести отцу, что Щелбан его обманывает. Итог — он получал выручку только с того, что ему удавалось собрать самому.

Потом лето кончилось, и Щелбан вовсе остался без заработка. Но он знал, что наступит следующее лето, и снова придётся браться за такую невыгодную работу. Эта проблема доставала Щелбана всю зиму. И к весне он понял, что честного способа по увеличению доходов нет. А если нет честного пути, то нужно идти по нечестному.

Первой идеей было лукошко с обманом. Он плотно набивал его до середины травой, а сверху насыпал ягоды. И его заработок увеличился вдвое. Правда, пару раз знакомые путники его отлупили, но это можно было стерпеть. Щелбан мог покупать себе конфеты, откладывая кое-что на чёрный день. Он даже купил себе старый нож. Для того, чтобы... Ну, мальчишка всегда знает, зачем ему нож, даже если проку от него никакого.

Щелбан рос. Через пару лет ягодой заниматься было уже несерьёзно. Отец всё отправлял его в батраки в деревню побольше, но Щелбан отказывался — в батраках много не заработаешь, а работы столько, что и какой-то другой заработок взять не получится.

Его спасла старшая сестра. Щелбан как-то проследил за ней, когда она пошла на реку стирать бельё, и увидел, что с ней сделали соседские мальчишки за кусок копчёного мяса и кружку пива. А большая часть путников была побогаче соседских мальчишек, благо сестёр, как родных, так и двоюродных, у Щелбана была куча.

Деньги потекли рекой. Нужно было просто рассказать, что и как делать, и что за это сестра могла получить. Страшим побрякушки и выпивку, младшим леденцы и конфеты. Большую часть денег ему. Сестры не видели в этом ничего плохого — мать, сестра отца и совсем уж старшие сёстры порой, когда совсем не было денег, приводили других мужчин в дом. Отец тогда пил больше всего, орал, бил всех, кто попадётся под руку, но незнакомцы всё равно появлялись дома с завидной частотой.

Щелбан думал, что годам к двадцати купит себе дом, но судьба снова подвела его. Случайно или нет, но ему попался какой-то королевский чиновник. Сделав своё дело, он подозвал Щелбана и сказал, что деньги в городе. Щелбан согласился ехать — свои деньги он не отпускал никогда. И приехал на два года каторги — больше несовершеннолетним не давали, к счастью, Щелбан к суду не дотянул до шестнадцати лет пару месяцев.

На каторге Щелбан научился вкалывать и драться. Лучше всего, конечно, драться. Где можно применить это умение? Конечно, в армии, но в армию с таким прошлым не берут. А вот в наёмники или дружину какого-нибудь графа — пожалуйста. Но войны давно не было, следовательно, и нужды в наёмниках. Радостные мысли о грабежах и боевой добыче пришлось оставить и идти в дружину.

По дружинам Щелбан намыкался достаточно. Там он заработал себе славу крутого бойца и беспринципного человека, способного за деньги пойти на что угодно. Герцог Бладхоук любил таких. Ну, быть может, не любил, но всегда держал при себе десяток-другой.

Однако и в дружине состояние не сколотишь, даже выполняя кое-какие грязные и мокрые делишки. Щелбан уже серьёзно подумывал податься в наёмные убийцы или просто боевики к какому-нибудь серьёзному и не очень чистоплотному человеку, благо связей у него была куча. И даже почти подался.

Но потом появился этот засранец Корвел. И тысяча марок в награду за его башку. Щелбан ждал, пока кто-нибудь прислушается к словам герцогини, не желая начинать дело самостоятельно — Корвел хоть и был мальчишкой, но дрался, как чёрт, да ещё и к своим шестнадцати годкам вымахал в шесть футов, лосяра эдакий. Ждать пришлось долго, но Ганс, наконец-то, заговорил о том, что на бастарде герцога можно неплохо заработать. Вдвоём они сколотили ватагу из дружинников и обычных головорезов и взялись за дело. Конечно же, предполагалось, что деньги они поделят на двоих — кого-то можно было кинуть, кого-то пустить в расход, а некоторые задолжали либо Щелбану, либо Гансу приличные суммы денег.

Но пацан ушёл у них прямо из-под носа. А после пропал и Ганс. Говорили, что его нашли со стрелой в брюхе.

Награда продолжала расти. Герцогиня обещала уже две тысячи марок, герцог столько же. Щелбана это только радовало — в конце концов, можно было устроить торг и посмотреть, кто действительно хочет заполучить парня.

Впрочем, даже двух тысяч марок было достаточно, чтобы уйти на покой. Осуществить мечту. Купить дом, хороший дом с участком, где будут вкалывать батраки, завести жену и пару любовниц.

Это дело стало принципиальным для Щелбана, он плевал на мелкие заработки, предпочитая заниматься поисками парня или хотя бы его следов. Он готов был отдать руку, чтобы найти ублюдка.

Но время шло, а Корвел нигде не появлялся. Прошло два с половиной года. И теперь перед ним, Щелбаном, решившим первый раз за месяц сходить в нормальный бордель, сидит Боб и говорит, что его нашли.

— Повтори-ка, — сказал Щелбан, чувствуя, как пересохло его горло.

— Бастард герцога Бладхоука нашёлся, — терпеливо повторил Боб, подвигая ему бокал вина. — Он по ту сторону Тени. Герцог обещает выдать пятьсот марок на текущие расходы и две тысячи по завершению дела.

— Две с половиной тысячи, да?

— Да.

Глаза Боба улыбались. Всё ясно.

— И что мне нужно сделать, чтобы получить эти деньги? — спросил Щелбан, прикидывая, сколько он может отдать из этих пятисот марок. Про шлюху, которую он отправил погулять, он уже забыл. Забыл даже про то, что уже спустил на неё полторы марки. Перед его глазами стояло ненавистное лицо Корвела, а рядом с его отрубленной головой лежал мешок денег.

— Самую малость. Сказать, узнаешь ли ты парня. Он вырос.

— Из миллиона. Что ещё?

— Сущий пустяк. — Боб на миг задумался. — Сто марок из дорожных расходов. И я выдам тебе ещё сотню отдельно от остальных.

— Остальных? Думаешь, я один не справлюсь?

— Парень вырос. Я помню, как он валял тебя по земле три года назад, думаешь, что будет сейчас? И герцог, фактически, приказал, чтобы ты взял ещё людей, которые его знают — мало ли, что может случиться с тобой.

Это было логично. К тому же, сотню марок можно хорошенько припрятать здесь, чтобы забрать потом — решат же когда-нибудь маги эту проблему с обгорающей кожей. А те три сотни ребята сразу потребуют разделить. Но, чёрт возьми, лучше всего три сотни делятся не на три или четыре, а на один.

— Я могу нанять головорезов в Столице, — предпринял ещё одну попытку Щелбан.

— И кого они будут искать, если ты погибнешь? Каждого засранца ростом в шесть с половиной футов, русыми волосами и горбатым носом? Тем более, волосы можно перекрасить. А голову парня они кому понесут?

— Логично, логично... — пробормотал Щелбан. — Ладно, я возьму Рона, Спайка, Шпигеля и Лоскута.

— Если они согласятся, — продолжая улыбаться глазами, сказал Боб.

— Если... Кто откажется от верных шестидесяти марок? Это в три раза больше, чем мы зарабатываем в месяц. Гони сотню.

Но чёртов Боб оказался прав. Шпигель заявил, что срать он хотел на всё то, что происходит по ту сторону Тени.

— Это добровольное дело, — сказал он, — герцог всегда делает такие дела добровольными. А я, мать твою, не хренов доброволец, понял? Я хочу увидеть внуков, а не пугать их своими пустыми глазницами.

Рона Щелбан не нашёл, Лоскута пришлось подмазать дополнительной десяткой, а Спайк был настолько пьян, что Щелбан просто погрузил его на коня и поволок за собой.

Всё было просто великолепно. Он знал, какой дорогой пошёл парень, у него было свежее описание жертвы и его девицы. Деньги сами шли ему в руки, пусть даже ему придётся подождать, пока маги не придумают способ снять проклятье Тени. Пацана можно будет запереть где-нибудь в подвале и ждать. Если сидеть дома, то и чудовища ничего ему не сделают.

Но всё сразу пошло наперекосяк.

— Куда? — угрюмо спросил старший сержант Отто, глядя исподлобья на Щелбана. Этот рыжий засранец вчера выиграл у него полмарки серебром в кости.

— Приказ герцога.

— У меня приказ никого не впускать и не выпускать. Других распоряжений пока не поступало.

— Сколько? — спросил Щелбан, закатывая глаза. Неужели нельзя просто выполнять свою работу, не давая никому на лапу?

Сержант алчно облизнулся.

— Десять, — сказал он. И, видимо, увидев облегчение на лице Щелбана и поняв, что продешевил, быстро добавил: — И по две парням.

— По полторы.

— По две. Я своих людей не обижаю.

Парней было трое, так что Щелбан не слишком-то разорился. К тому же, эти расходы можно будет поделить на троих. Или списать на Спайка — он один хрен ничего завтра не вспомнит, не умеет человек пить.

— Скажем Спайку, что он пропил, — сказал Лоскут, от чего на сердце у Щелбана вмиг потеплело.

Щелбан тронул коня и почти сразу очутился под давящей чёрной громадиной острова. На миг его посетило странное чувство, что он отсюда не выберется, но после Щелбан проговорил свою аксиому — за деньги можно всё.

Боб сидел в своём кресле и, расслабившись, попивал вино. Он был плохоньким магом, и ему всегда приходилось отдавать всего себя связи. Кому-то нужно максимально сосредоточиться, чтобы сделать то, что ему нужно, ну а Бобу расслабиться. Зевс говорил, что это самообман, и Боб вполне может выходить на связь и по-другому, но зачем отказываться от такого приятного самообмана?

"Роберт".

"Да, господин, я вас слышу".

"Ты сегодня чрезвычайно возбуждён, как я погляжу — я битый час пытался до тебя достучаться".

"События невероятной степени важности".

"Значит, они нашли парня? — переспросил Зевс, когда Роберт закончил свой рассказ. — И сам герцог отдал приказ его прикончить? Это просто замечательно. Превосходно. Всего-то пара лет, и мы на коне, Роберт".

"Герцог выбрал себе невесту?".

"Да, пьяный в дерьмо связался со мной и сказал, что хочет самую младшую мою двоюродную сестричку. Маги в столице уже блокировали ей трубы, но операция, к счастью, обратимая".

"Значит?.."

"Значит, ты получишь её в жёны, когда наш дорогой друг герцог и мой родственник... вернее, король умрёт. Породниться с императорской семьёй, а, Роберт? Не так плохо, не так плохо. Особенно, для мелкого дворянина с Юга".

"Согласен".

"Хах, конечно, ты согласен. Мы уже вводим войска на спорные территории. Скоро это будет настоящий плацдарм для вторжения, учебные базы... Впрочем, это не твоего ума дела.

Господи, как же нам повезло с этим островом. Они даже своё оружие сдерживания просрали. Я думал, что всё стало куда хуже — план восстания провалился, гражданской войны не будет... Но на самом деле с этим островом всё ещё проще".

"Совершенно согласен".

"Не лебези, согласен он. Давай, до связи".

Боб отставил бокал и закрыл глаза. Голова болела, как всегда после сеанса. Но сегодня ему нужно постараться ещё.

Всё, что говорил Зевс о свадьбе — ложь. Его просто уберут с поля зрения, когда он выполнит свою работу. Но Роберт этого не боялся. Он нужен всем. Нужен герцогу, как лучший помощник, нужен Императору, как лучший шпион.

Нужен Альянсу, как лидер. Никто никогда не догадается, что он служит сразу трём силам.

К тому же, он уже заработал кругленькую сумму денег, к которой сегодня прибавилась ещё сотня марок. С такими деньгами, даже если всё прогорит, он сможет исчезнуть где угодно — хоть в свободных городах юга, хоть в Империи. Но не в Королевстве, где скоро будет такая кровавая баня, что любому лучше будет оказаться как можно дальше от этого места.

Роберт отставил бокал и расслабился.

"Боб, ты?".

"Да, родная. Мы на коне, Королевство и Империя готовы вцепиться друг другу в глотки. Нужно только чуть-чуть подтолкнуть...".

— Что-то здесь не так, — угрюмо сказал Лоскут, разглядывая трупы.

— Да ну, как ты догадался? — раздражённо буркнул Щелбан.

Они потратили слишком много времени, вот-вот уже рассвет, а Корвела и следа нет. Столичные дороги оказались не очень-то уж и ровными, а кони не слишком-то желали нестись во всю прыть по такой темени.

А Лоскут, кажется, никуда и не торопится. Он никогда не был честолюбивым, ему, наверное, хватило бы и той сотни марок, что он заполучил. Ну да ничего, ничего больше он и не получит — когда дело выгорит, Щелбан ни с кем церемониться не будет. Две тысячи лучше всего делится на один.

— Эй, что здесь произошло? — спросил Лоскут какого-то прохожего.

— Что произошло? — прохожий исподлобья уставился на всадников. — А вы кто такие?

— Дружина герцога, — откликнулся Лоскут. — Ищем опасного преступника.

— Хреново ищите. У нас вон тринадцать трупов. Какой-то засранец ростом в семь футов припёрся с запада...

— Стой, — буркнул Щелбан, спрыгивая с коня. — У засранца, случаем, не были русые волосы? И не шёл он с настоящей красоткой?

— Их было семь, — пробурчал прохожий. — И да, волосы у него были русые, и с ними шла красивая блондинка.

— Давай-ка выпьем, а ты мне всё расскажешь.

К рассвету у Щелбана было описание группы людей, среди которых мог оказаться Корвел. Кроме того, его отряд вырос до шести человек — троица молодых парней просто жаждала мщения. И, что самое главное, они шли с Щелбаном совершенно бесплатно.

XVI

— Если мы не доберёмся до города до вечера, ему конец, — сказал Майлз то, что уже давно всем было ясно, но никто не решился произнести вслух. — Кровь пусть и не течёт так быстро, как это было ночью, но всё равно продолжает сочиться даже сквозь повязки.

Шорох отошла в сторону и тихо захныкала. Она не прекращала плакать почти всю ночь и отказывалась отходить от раненого.

Корвел ещё раз пришёл в себя и заснул. Красный опасался, что он может и не проснуться, если всё оставить, как есть.

— Что хуже всего, — продолжил Майлз, сглатывая слюну, — чудовища опять активизировались — я видел как минимум двух летающих тварей. И нам... нужно решить...

— Я его не брошу, — быстро сказала Селена. — Он таскал меня на себе, спасал. Я его не брошу, — угрюмо повторила она. — Не брошу.

— От тебя, родная, сейчас толку меньше всего, — хмыкнул Малыш. — Как только ты его видишь, ты хлопаешься в обморок.

Селена побледнела, на её глазах выступили слёзы. Но от своих слов она, кажется, отказываться не собиралась.

— Я тоже против того, чтобы бросить его, — сумрачно произнёс Малыш. — У нас с ним есть кое-какое недоделанное дело.

Красный помалкивал. Но то, как он пытался наложить на раны Корвела хоть какие-то чары, говорило о многом. У Шорох тоже спрашивать не было особого смысла — она здоровяка точно не оставит на верную смерть.

Поднялся Ричард.

— Моя офицерская честь, — произнёс он, оглядывая остальных. Никто не смеялся и не тыкал ему, что он тоже дезертир, а у дезертиров званий нет. — Моя офицерская честь, — твёрдо повторил Вольф, — не позволит бросить раненого товарища на верную смерть.

— Значит, прём его в город, — подытожил Майлз. — Сделаем носилки...

— Я не договорил, — оборвал его Ричард. — Нет смысла рисковать всем. У меня хороший конь, способный выдержать двоих, а до города осталось всего десять миль. Я отвезу его к лекарю сам.

Майлз с трудом сдержал улыбку. Дик и Корвел молча враждовали, и это видел каждый, кроме Шорох, наверное. Дело, скорее всего, в Селене. Ричард открыто ревновал её к Корвелу. Корвел же помалкивал, но смотрел на лейтенанта с плохо скрываемой враждебностью.

— О, Ричард, — прошептала Селена, прикладывая ладонь ко рту. Её глаза снова наполнились слезами. — Ты... ты... такой благородный, такой мужественный. Я люблю тебя.

"Если Корвел выживет, нужно посоветовать ему переключиться на Шорох", — решил Майлз. У него было лёгкое опасение, что Ричард решил таким образом разделаться с противником, но Майлз сразу отмёл его — лейтенант не того поля ягода.

— Возражений нет? — спросил он вслух.

Возражений не было. Ричард уже совершенно забыл, что он собрался рисковать жизнью — он раздулся настолько, что, казалось, вот-вот лопнет от чувства собственной важности.

Майлз с Малышом втащили Корвела в седло и привязали его к Ричарду. Лейтенант поцеловал Селену и, пришпорив коня, бросил:

— Встретимся в доме Селены ночью.

Рыдания Шорох звучали как погребальные плач.

— Ничего, — сказал Майлз. — Они доберутся до лекаря. А нам нужно поспать.

Но поспать у них не получилось.

Спайк сблёвывал прямо из седла. Щелбан кривился, стараясь не смотреть на него. Лоскут же время от времени хихикал и предлагал мучимому похмельем наёмнику то выпить, то поесть, то вообще девочку.

Троица крестьян держались молчаливо. Сначала Щелбан запретил им спать — он надеялся сделать дело как можно быстрее, намереваясь догнать погромщиков днём. А потом появились летающие монстры, которые вызывали у парней суеверный ужас. Один из них даже упал на колени и принялся молиться, но Щелбан поднял его лёгким пинком с коня в затылок и заставил идти дальше.

— Они на нас не реагируют, видишь? — сказал он.

У самого Щелбана две летающие под чёрным сводом точки страха не вызывали. Лёгкое опасение, не больше.

Но тварей боялись абсолютно все. Жители предместий как будто вымерли. Каждый хутор, каждый постоялый двор, мимо которого они проезжали, жители старались превратить в неприступную крепость. Получалось плохо. Один из постоялых дворов, мимо которого они проехали через пару часов после рассвета, вскрыли, как грецкий орех. На петлях болтались выломанные двери, ставни окон были снесены напрочь, даже часть стен разрушена. И кругом виднелись полосы крови. Щелбан даже осмотрел один из трупов — разорванную почти пополам крестьянку, но никаких следов серы или адского пламени не нашёл. На обломках пировало с дюжину дезертиров, не обращая никакого внимания на рыдающих детей, сбившихся в кучку.

— Крови что-то маловато для такого, — констатировал Лоскут под бодрые звуки рвоты, причём блевал уже не один Спайк.

— Говорят, они впитывают в себя кровь, как губка, — откликнулся Щелбан. — А ещё говорят, — сказал он, оглядывая бледных крестьян, — что много они не убивают. Вон, посмотрите на детишек, все живы. И что их всего-то тридцать, а площадь острова сто пятьдесят квадратных миль. Не ссыте, никого мы не встретим.

Но от картины погрома его лёгкие опасения переросли в серьёзные. Впрочем, Корвел — если это был он — с друзьями устроил в том городишке разгром ничуть не меньший, чем чудовища здесь. Щелбан всегда больше всего опасался людей. Особенно, таких, как он сам.

— Двигаем, — коротко сказал Щелбан.

Первой шорох в кустах услышала Селена. Она ходила поплакать над Ричардом и Корвелом. Пришлось уйти подальше — Шорох и без того едва успокоилась и буквально только что заснула.

Селена утёрла слёзы и отстранилась от берёзки, у которой плакала. Шорох повторился, уже ближе. Чайзер секунду подумала и решила вернуться к остальным. Мало ли, может, это лиса или ещё кто-то опасный.

Но вернуться она не успела. Слева и справа от неё одновременно появились два безликих чудовища — то самое, бочкообразное, и второе, трёхрукое, тощее, с невероятно длинными пальцами, состоящими, казалось, из десятков фаланг. На тело первого были нашиты кожаные лоскуты, из-под которых медленно сочилась кровь. Шею второго стягивал широкий железный обруч, а рану на месте нижней левой руки кто-то очень грубо заштопал дратвой. Многочисленными ожогами и мелкими порезами лекарь пренебрёг.

— Нашёл, — произнесло первое чудовище. — Еда. Нашёл.

— Месть, — ровным голосом подтвердило второе. — Плохая еда. Убить.

Селена завизжала и бросилась бежать. Чудовища, не очень-то торопясь, последовали за ней.

Чайзер поняла, что привела монстров прямо к их лагерю, только в тот момент, когда ей навстречу выбежали Майлз и Красный.

— Бегите! — взвизгнула Селена.

Можно было не говорить этого — дезертир и маг мгновенно исчезли в кустах. Селена влетела в заросли, раздирая купленную вчера курточку, и увидела только Малыша, держащего под мышкой Шорох.

— Чудовища!

Малыш кивнул и рванул за остальными. Шорох, до этого брыкающаяся и матерящаяся так, что все сапожники и моряки в мире должны были покраснеть, затихла.

Они продрались через подлесок и оказались на дороге. И это было большой ошибкой. Кроме леса за их спинами, куда они оттащили Корвела на случай погони, укрытий не было — в трёх других направлениях располагались поля пшеницы, и только вдали на севере виднелась другая роща.

Кроме того, на дороге они наткнулись на трёх всадников и трёх пеших. Всадников не узнал никто, а вот лица трёх других были знакомыми.

— Это они! — заорал один из пеших, поднимая тесак. — Они!

Один из всадников, лысеющий громила с невероятно широким и низким лбом, проревел, направляя на них копьё:

— Где Корвел? Приказ герцога. Эй, а ну стойте!

Последняя фраза была адресована троице пеших — они сразу бросились в атаку. Один из всадников, красный и опухший, с абсолютно потерянным лицом, принялся раскручивать свой кистень и последовал за атакующими, двое других пока медлили.

Малыш выматерился, отпуская Шорох, и схватил свой тесак, который прятал под одеждой. Майлз тоже вытащил оружие, но он постоянно оборачивался назад — самую большую угрозу сейчас представляли чудовища, которые с треском продирались через рощу.

— Бегите, глупцы! — заорал Красный, но его никто не слушал.

Селена всё больше отставала от остальных. Она понимала, что сейчас произойдёт. Если прольётся кровь... Ей конец. Она снова упадёт в обморок. Но сегодня рядом нет ни Ричарда, ни Корвела, которые вынесли бы её на себе. Ей... конец...

Селена зажмурила глаза и продолжила бежать. Но почти сразу она обо что-то запнулась и повалилась на землю, проехав локтями по жёсткому покрытию дороги. Странно, боли не было. Наверное, всё дело в том, что её кожа может становиться твёрдой.

Селена раскрыла глаза и поднялась. Нужно заглянуть страху в лицо. Отец всегда говорил ей это...

Она увидела, как Малыш снёс полголовы одному из крестьян, и её ноги подкосились. Но она думала не о своей неминуемой смерти. Она беспокоилась за Ричарда и Корвела. Если их нашли в таких густых зарослях, то что же могло произойти с ними, едущими по дороге?

— Спасибо, — сказал Ричард, утирая рот. — Ты не хочешь?

— Нет, — буркнул Корвел.

Он пришёл в себя с четверть часа назад и всё это время стонал и требовал воды. Но чтобы напиться ему хватило пары глотков молока.

— Спасибо, — повторил Вольф, протягивая кувшин доярке. — Очень вкусное молоко. Но почему вы не спрятались на день? Здесь очень опасно.

— А коровы не будут ждать, пока чудовища уйдут, им доиться надо.

Доярка призывно улыбалась и поправляла платье на мощном бюсте, намекая, что коровы, в действительности, могут и подождать. Пару недель назад Ричард не оставил бы эту улыбку без внимания, но сейчас у него есть невеста. К тому же, он несёт ответственность за раненого.

— Может, у вас есть хороший лекарь поблизости? — поинтересовался Вольф. — Моему другу нужна помощь.

— Вижу, — кивнула доярка. — Но лекаря в округе нет, только в городе. У нас есть только травник, но он даже чирей вскрыть боится. Могу проводить.

Ещё одна улыбка. На вид ей лет тридцать. Уже не молодая, но и не старая. Скорее опытная...

Ричард мотнул головой, как будто сбрасывал с себя наваждение.

— А если руку кто поранит? — буркнул Корвел. — Если зашить надо? Портной там или ещё кто, тоже никого нет?

— Так город в семи милях, можно же дойти к хорошему лекарю.

— А если ногу, например, кто-нибудь себе отпилит?

— Так... город рядом... — совсем потерянно ответила доярка, тем не менее, продолжая улыбаться Ричарду.

— Поехали, пока я тут не помер, — прорычал Корвел.

— Ах да. Спасибо за молоко.

Ричард тронул коня. И Корвел сразу же продолжил стонать и жаловаться.

— Он не может ровнее идти? У меня сейчас кишки вывалятся... Ты в седле-то не дёргайся, а то у меня рука отвалится...

"Он меня до смерти доведёт, — угрюмо подумал Ричард. — Зато Селена...".

Его верный коняга вёз их к Столице. Таким темпом, они доберутся до неё за пару часов. А там уже можно будет спокойно сбагрить этого нытика лекарю и ехать в дом к Чайзерам.

Быть может, Селена снова поцелует его. Или...

Щелбан матерился, стараясь успокоить своего "танцующего" на месте коня. Его хорошо выученный мерин, который не подводил никогда, сейчас больше напоминал бешеного дракона.

Одно из чудовищ, тощее и трёхрукое, подняло над головой труп мальчишки, которому не посчастливилось столкнуться со здоровяком, и, разорвав его пополам, оросило себя кровью, которая практически мгновенно впиталась в его кожу. Тварь что-то пробормотала и подошла ко второму трупу. Третий парень улепётывал в сторону своего городка.

Люди, которых они искали весь день, снова исчезли в зарослях. Самой первой драпала блондинка, хотя Щелбан был готов поклясться, что полминуты назад она едва не свалилась в обморок. Второе чудовище двинулось за ними.

— Что делать? — рявкнул Лоскут. Он сам едва сдерживал своего коня.

— Не знаю, — прорычал Щелбан.

Преследовать их? Но Корвела среди них нет. Да и втроём они вряд ли справятся. Всё-таки попытаться догнать беглецов? Но их всего пятеро, не хватает Корвела и блондина в офицерской форме. Скорее всего, они пошли к городу — крестьяне говорили, что не хило помяли Корвела.

Решено.

— Туда, — рявкнул Щелбан, указывая в сторону Столицы.

Но, как всегда, судьба распорядилась с ним по-другому.

Чёртов Спайк, который, наверное, ещё и глаза продрать не успел, налетел на чудовище, превращающее тело второго парня в лоскуты. Он пронёсся мимо монстра и с размаху залепил ему в голову своим кистенем. Чудовище взревело и, отбросив труп, бросилось за ним.

Щелбан этого уже не видел — от рёва твари его мерин понёс. И не туда, куда ему было нужно, а прямо в рощу. Позади слышался мат Лоскута, но он хотя бы мог управлять своим скакуном. Спайк, вопя и улюлюкая, скакал следом.

Тварь взревела ещё раз и, поливая траву собственной кровью из помятого черепа, побежала за ними. К счастью, удар возымел своё действие — чудовище вело из стороны в сторону.

Неужели, армия не смогла с ними справиться? Бред какой-то...

Щелбан кое-как успокоил своего коня, трижды чуть не лишившись жизни — он дважды едва не вывалился из седла, а в третий раз каким-то чудом увернулся от сука, едва не выколовшим ему глаз.

Их с Лоскутом догнал Спайк. Лоскут, впрочем, решил не останавливаться и поскакал дальше. Спайк тяжело дышал, на его губах играла весёлая усмешка.

— Нет ничего лучше с похмелья, чем кого-нибудь пришить, — сказал он, протягивая руку к фляжке с вином.

Щелбан не успел даже пикнуть. Чудовище, которое, казалось, безнадёжно отстало, оказалось за спиной наёмника. Одной рукой оно сжало Спайку голову, а двумя другими выдрало из его плеч руки. В лицо Щелбану брызнула кровь. А ещё через секунду перед его глазами снова с бешеной скоростью замелькали деревья.

Они с Лоскутом пронеслись сквозь рощу и буквально врубились в заросли подсолнуха. Здесь Щелбан снова кое-как успокоил коня.

— Что со Спайком? — спросил Лоскут, когда они остановились.

— Мёртв, — ответил Щелбан, утирая лицо от крови. — Погнали коней дальше.

— Загоним, — с сомнением сказал Лоскут, хлопая своего скакуна по тёмной от пота шее.

— Плевать. Нужно как можно быстрее добраться до города, но другой дорогой.

— А мальчишка?

— Найдём его там, если вообще найдём. К тому же, с этими ублюдками вдвоём нам не справиться.

Лоскут кивнул и погнал коня дальше. Щелбан не отставал.

Простое беспокойство сменилось суеверным ужасом.

— Как это понимать, всё, что можете сделать? — рассержено спросил Ричард у лекаря.

— Всё, что могу, так и понимайте, — холодно ответил врач. — Я его по-человечески зашил, продезинфицировал раны, наложил на них специальную смолу и как следует забинтовал. Теперь ему требуется только покой.

— Вы шарлатан! — взбеленился Вольф. — Продезинфицировали? Да вы ему их просто прижгли! Раскалённым ножом! Да вы его убили! И сейчас заявляете, что ничем не можете ему помочь!

Лекарь устало уставился на Ричарда.

— Поймите, — сказал он, — по-другому кровь я остановить не мог. У меня сейчас десятки раненых. Десятки. И, поверьте, я сделал всё, что мог. А если говорить откровенно, ваш друг — мертвец. Были бы его раны менее серьёзными, возможно, покой и хороший уход помогли бы ему. А так... Неделю назад я бы поставил его на ноги. Сейчас же могу только пожелать безболезненной смерти. Простите. С вас, кстати, две марки. И ещё за пять грошей можете взять в наём у моего сына тележку, чтобы отвести раненого до дома — на коне ему скакать строго противопоказано. Впрочем, для него уже большой разницы нет.

Ричард швырнул деньги лекарю на стол и отправился на поиски мальчишки. Ему пришлось доплатить ещё два гроша, чтобы у Корвела не было соседа по тележке — когда Ричард с помощью лекаря и двух его подмастерьев загрузили раненого в тележку, там лежал безрукий труп. Потом Вольф отдал ещё пять грошей за коня — впрягать в телегу ни своего боевого скакуна, ни себя он не собирался — и повёз Корвела к дому Чайзеров.

Карманы его порядком опустели. Три марки пришлось отдать лекарю. Ещё двенадцать составила взятка, которую пришлось дать охране городских ворот. Несмотря на то, что в городе спрятаться было проще, большая часть беженцев шла в предместья. Но находились и те, кто шёл в город. Выглядели они так, что сразу становилось понятно — ребята шли не прятаться, а подзаработать мародёрством и грабежами. Деньги драли как с тех, так и с других, причём, пропускали абсолютно всех.

Городские улицы буквально вымерли. Появлялись лишь редкие стражники да мародёры. Причём, стражники занимались лишь одним делом — снимали с позорных столбов и деревянных стен распятые тела, над которыми красовались надписи мелом "Заберите его" или "Она ваша еда". Некоторые из бедняг всё ещё были живы, но, если верить лекарю, осталось им недолго. При этом одна из тварей, появившаяся на улице, насмешливо проигнорировала как распятого, так и стражников, и, выломав дверь одного из домов, исчезал там. Стража ответила чудовищу таким же безразличием, даже не попытавшись помешать ей. Ричард, погоняющий своего коня, старался не слушать крики жертв, а сын лекаря — долговязый олух с вечно открытым ртом — вёл себя так, будто ничего не происходило.

Кажется, за эти четыре дня подобные события для Столицы действительно стали нормой.

В один момент над головой Ричарда мелькнула тень. Он услышал короткий крик и, обернувшись, обнаружил, что возница исчез.

— Улетела? — спросил его кто-то из тёмного угла.

— Кажется, — пробормотал побледневший Вольф.

Из угла вылез престранный тип, весь закутанный в странные одежды. Он сразу же рванул к повозке и принялся оглядывать Корвела.

— Где ты его взял? — спросил он.

— Привёз из пригорода. Не трогай его, он ранен!

— Вижу, что ранен, — буркнул тип. — А ты серьёзно рисковал, везя его сюда.

Ричард фыркнул.

— Конечно, рисковал, — сказал он.

— Я не про Безликих, — покачал головой тип. — Я про симбионта. Если бы он почувствовал, что парень в критическом состоянии...

— Что-то я не очень вас понимаю, — всё ещё вежливо, но уже начиная раздражаться, произнёс Ричард. Его собеседник явно слетел с катушек.

— Поймёшь, — отмахнулся сумасшедший. — Слушай, у тебя есть кто-нибудь, кто тебе не нравится? Может, обидел кто?

— Я не ребёнок!

— И всё же?

— Этот чёртов лекарь... — начал объяснять Ричард.

— Погоди. Поехали к нему, расскажешь по дороге.

Вольф, снова кипящий праведным гневом, уже повернул коня, намереваясь рассказать про лекаря, но тут же остановился.

— А вы, собственно, кто такой?

— Я-то? Маска Боб, кто ж ещё. Показывай дорогу до твоего лекаря. И быстрее — времени у нас немного.

Ричард пожал плечами и принялся разворачиваться. Маска Боб пристроился к правому боку его коня.

— А кто поведёт телегу? — спросил Вольф. — Мальчонку-то украли.

— А ты что, не умеешь?

— Нет. Я солдат, а не кучер.

Маска Боб выругался и полез на козлы.

XVII

Корвелу снились кошмары. Сначала он раз за разом убегал с Селеной на руках от безликого монстра, но тот каждый раз догонял его, и Корвелу приходилось бросать девушку ему на растерзание. После появился Маска Боб, настойчиво требующий, чтобы они поторапливались. Во сне был ещё какой-то лекарь, которого чудовища в руке Корвела превратили буквально в ошмётки, лишённые и капли крови. Ну а после, уже по конец, ему приснилась деревня. Но вместо наёмников её уничтожали чудовища.

После этого сна Корвел проснулся. Он долго лежал, вглядываясь в тёмный потолок, и раздумывал, где же он находится. Выходило, что у Селены дома. Ричард таки довёз его сюда, а сам Корвел умудрился не умереть. Новости, определённо, радостные.

Каланча попробовал сесть в кровати, и у него это получилось. Он ощупал свой живот и не обнаружил на нём повязок. Так же не было их и на плече. Единственная повязка стягивала его левую кисть, на которой недоставало мизинца. Корвел провёл руками по своим ранам, но вместо глубоких порезов он нащупал толстые жгуты шрамов.

Чёрт возьми, неужели прошло несколько недель?

Корвел быстро поднялся с кровати. На нём были одни штаны, но он решил, что дело не терпит отлагательств. Да и в свете единственной свечи найти что-либо было бы проблематично. Ноги подкашивались от слабости, однако это не так уж и страшно. Каланча вышел из комнаты и пошёл в гостиную — планировку дома он знал прекрасно, как-то ему довелось работать в таком.

В гостиной, освещённой огромным канделябром и полудюжиной подсвечников, было три человека. Они сидели в креслах вокруг кофейного столика и сосредоточенно молчали. Ричард, Маска Боб и незнакомый старик. Увидев его, Ричард мгновенно побелел, но Корвел не обратил на это внимания. Он подлетел к Маске Бобу и всадил ему в живот кулак. Пророк застонал и повалился на пол.

— Что за бессмысленная жестокость, — пробормотал незнакомый старик. — Впрочем, я давно хочу сделать то же самое.

— Помочь подняться? — поинтересовался Корвел у пострадавшего. Тот лишь покачал головой. Тогда Каланча сконцентрировал своё внимание на Ричарде: — Где остальные?

Вместо ответа дезертир смертельно побледнел — хотя казалось, что и так уже некуда — и выбежал из комнаты. Корвел пожал плечами и уселся на его место.

— Слабенький желудок у солдатика, — сдавленно пробормотал Маска Боб, с трудом поднимаясь. — Всего-то процесс питания увидел. С другой стороны, это может быть симбионт. Я ему заселил одного, а он и не заметил.

Корвел мрачно разглядывал стариков и раздумывал с чего начать разговор — со второй зуботычины или всё-таки что-нибудь спросить. Например, что здесь вообще происходит. Плохой вопрос, да и зуботычина выглядела более соблазняющей, но Корвел предпочёл подождать.

— Что это за хрен? — спросил он, наконец, ткнув в незнакомого старика.

— Чтец, — представился незнакомец. — Я главный библиотекарь города. — Он похлопал по своей сумке, висящей у него на груди. — Мы с моим давним знакомым Робертом хотели бы докопаться до истины.

— То есть ты тоже ни хрена не знаешь? — грубо обратился Каланча к Маске Бобу.

— Кое-что знаю, — пожал тот плечами. — Но не намного больше, чем ты.

— Зашибись, — процедил сквозь зубы Корвел. — Где Селена, Майлз и остальные хотя бы знаешь?

— Девушка в городе, будет здесь через четверть часа, — сказал Маска. — Но одна она или с кем-то затрудняюсь ответить.

— В смысле? Сколько, чёрт возьми, прошло времени с тех пор, как меня ранили?

— Думаю, меньше суток, — подал голос Чтец. — Я видел раны два часа назад, когда встретил Роберта. На вас всё очень быстро заживает, молодой человек. Я бы не поверил своим глазам...

— Это симбионты, — перебил его Боб. — Ты на раны-то посмотри.

Корвел скосил глаза на свой живот. И тут же сам почувствовал лёгкую тошноту — то, что они принял за шрамы, являлось какими-то живыми нитями. Они шевелились, сплетаясь в тугой пучок. И, кажется, по ним текла кровь, как по венам.

— Н-да, парень, скажи спасибо, — самодовольно сказал Маска Боб. — Я тебе жизнь спас.

— Скажу спасибо, когда узнаю за что. И что это за дерьмо. — Корвел поднял левую руку.

— Дождёмся твою спутницу. И остальных, если они живы.

Вернулся Ричард. Он уселся на максимальном расстоянии от Корвела и сделал вид, что не смотрит на него, хотя его полные ужаса глаза всё время останавливались на левой руке здоровяка. Каланчу это немного раздражало, но он помалкивал. Чёрт возьми, что такого могло произойти? То есть, то, что он вчера вытворял в таверне — это нормально, а сегодня произошло что-то такое, из-за чего его нужно бояться.

Спустя пару минут в комнату вошёл чопорный старикан с подносом в руках. Смерив голопузого Корвела неодобрительным взглядом, он поставил поднос с графином бренди и бокалами на стол.

— Скоро прибудет ваша госпожа с компанией, — сказал Маска Боб. — Нам нужно помещение повместительней.

— Всё уже готово, — прошипел слуга и вылетел из комнаты.

— Никому я не нравлюсь, — со вздохом произнёс проповедник.

— Ты городской сумасшедший, — хмыкнул Чтец, разливая бренди. — Кому понравится увидеть у себя такого гостя?

— Я не сумасшедший. Я, мать вашу, пророк Судного Дня. Единственный из всех кто оказался прав.

— Хотя ты сам в это и не верил.

— Не верил. Но ведь оказался прав, так?

— Так, — кивнул Чтец и, пригубив бренди, зажмурился от удовольствия. — Великолепно. Лучшее, что я пил когда-либо.

Корвел, чувствующий тошноту и жжение в глотке, не мог с ним согласиться. Нужно будет спросить пиво.

— Прошу, — пробулькал слуга, появляясь в дверях на секунду. — Бокалы можно взять с собой. Но не на улицу.

— Мы не воры, — благодушно отозвался Чтец. — У вас отличное бренди.

— Это господина Чайзера, — прошипел слуга. По его виду было понятно, что никто из присутствующих, кроме разве что Ричарда, эту выпивку не заслуживает.

— А, Чайзер! — воскликнул библиотекарь. — Джонни? Мы с его батюшкой, Джоном-старшим, были хорошими друзьями в военной академии. Но мне в колено попала стрела во время одной из операций на юге, так что пришлось сменить профиль деятельности.

Корвел никогда не повёлся бы на подобное враньё, но лакей как будто бы оттаял. Да и когда Чтец поднялся, стало видно, что он прихрамывает на правую ногу.

Слуга отвёл их в столовую — роскошную комнату с тремя огромными столами, устланными белыми скатертями. У одного из столов суетились две престарелые поварихи и поварёнок лет двенадцати.

— Когда мы с Селеной были здесь в прошлый раз, вас не было, — сказал Корвел лакею.

— У нас был выходной, — ответил тот. — Но на следующий день мы вернулись. Мы не нашли госпожу, но... — он на миг замолчал. — Просто мы не знали, куда идти ещё. А сегодня пришёл господин Ричард с... джентльменами и вами и сказал, что госпожа Селена жива. Мы так обрадовались. Сейчас у ворот её встречают сторож, садовник и экономка.

— Ясно.

Их уже усадили, когда в передней раздался чудовищный шум. Корвел пристально вслушивался в голоса. Кажется, все на месте. По крайней мере, Шорох точно — её маты можно было бы услышать на другом конце города.

— Пошёл в жопу! — взревела она, вваливаясь в столовую. Завидев Корвела, она изменилась в лице, на её глазах выступили слёзы, а тон сразу изменился. — Кори! Ты жив?

— Конечно, — пробурчал Каланча, смущённый от такого внимания.

За Шорох в столовую влетела пухлая женщина в переднике.

— Тебе нужно сначала умыться с дороги, малютка! — прокудахтала она, стараясь поймать воровку. Та ответила ей чудовищным потоком брани, напоминая, что она не малютка, и что уже умывалась пару недель назад. Но служанка оказалась достаточно проворной и настойчивой, чтобы увести её.

— Могу предложишь вам выпить и холодные закуски, — сказал поварёнок, подходя к Корвелу. В его руках была бутылка с этой чудовищной сивухой.

— А пива нет? — с надеждой спросил Корвел. Он в жизни не пил ничего крепче вина.

— Есть эль.

— Тащи.

Каланча успел прикончить две кружки эля и полтарелки мясной нарезки прежде, чем пришли остальные. Девушек не только умыли, но и переодели, мужчинам пришлось довольствоваться собственной одеждой, которую, правда, постарались вычистить. Шорох досталось, видимо, детское платье Селены. Оно было её почти в пору. Почти. Всё-таки его шили для двенадцатилетней девочки, и оно практически рвалось у нищенки на груди, в чём Корвел быстро убедился — Шорох уселась рядом с ним.

Пока подавали еду, все принялись наперебой рассказывать, что с ними случилось. Порядком захмелевший Корвел ни хрена не понимал до тех пор, пока Майлз всех не заткнул.

— На нас напали две твари, — сказал он. — Одна из них охотилась за вами с Селеной, а вторая за нами. Нам удалось скрыться в лесу, но нас почти нагнали и там. Тогда мы своровали у какого-то крестьянина коней и скакали до самой городской стены. Хорошо, что стражники открыли нам ворота и закрыли их прямо перед рожами у чудовищ, иначе мы бы и на лошадях не скрылись.

Кроме того, — продолжал Майлз, прервавшись на то, чтобы выпить, — мы встретили трёх головорезов в компании с тремя ребятками из той деревни. Они искали тебя, Корвел. Именно тебя. Сказали, что это приказ герцога.

— Наверное, расстроились из-за того, что я убил их друзей, — мрачно ответил Корвел. — А про герцога наврали.

— Тогда они бы искали всех нас.

— Но я-то убил больше всех вас вместе взятых, так?

— Наверное, — кивнул дезертир, но в его глазах читалось подозрение. — В любом случае, четверо из них погибли.

— Вот и хорошо, — буркнул Каланча. — А теперь давайте-ка кое-что спросим у нашего друга Боба. Боб, ты ничего не хочешь нам рассказать?

— Только после обеда, — пробубнил тот с набитым ртом. — Я такой жратвы лет десять не ел.

Пришлось ждать, пока все не наедятся. Во время ужина Корвел трижды дал Шорох по рукам — та всё пыталась стащить серебряную посуду со стола. Девчонка шипела и дулась, но от своих намерений не отказывалась.

Сам Корвел не чувствовал большого аппетита. Наверное, дело в эле, который он выпил. Остальные же ели до отвала. Шорох налегала на красное сладкое вино, от которого она хмелела всё больше и больше. Дошло до того, что она принялась щипать Корвела за ляжку и хихикать. Тот стоически терпел, благо, что сам уже был пьян — эль оказался крепковат. Дезертиры, сбившись в кучку, о чём-то мрачно разговаривали, а Селена с Ричардом, кажется, уже не могли дождаться момента, когда им можно будет уединиться.

Наконец, большую часть посуды унесли, оставив только выпивку и немного закусок.

— Ну вот, — торжественно изрёк Маска Боб, — пришло время рассказать вам всё, что я знаю о происходящем. Кто-то из вас, как я понял, слышал мои пророчества, кто-то нет, но это и не важно — они сбылись, и ничего, кроме того, что уже произошло, я добавить не могу. Это всё.

— В смысле это всё? — спросил Майлз. Его лицо вытянулось как у доброй лошади.

Маска Боб тяжело вздохнул.

— Парень, мой учитель рассказал мне эти истории про чёрный остров и чудовищ и, заразив меня симбионтами, отдал концы. Я проклинаю его за это до сих пор. Единственное, что я могу тебе сообщить, так это то, что чудовища называются Безликими, а остров — Гнездо. Больше я не знаю ничего. Ни откуда остров взялся, ни зачем он прилетел, ни зачем даже им нужна наша кровь.

Но у меня есть другие сведенья. Я знаю, как с ними бороться.

— Чудовище в руке Корвела, — сказал Майлз.

— И в моём животе, — шепнула Селена.

— Именно, — кивнул Маска Боб. — Они называются симбионтами. И я — их разносчик.

Он снял со своего лица маску и закатал рукава, забыв, правда, снять перчатки, но демонстрация и без этого была наглядной. Кто-то из слуг тихо охнул.

Под кожей Маски Боба шевелилось множество живых комков. Все они были примерно одного размера — пару дюймов в диаметре и шесть в длину. Комки хаотически ползали под кожей пророка, но никогда не встречались друг с другом — стоило им сблизиться на расстояние меньше четырёх дюймов, как они начинали расползаться в разные стороны.

— Теперь мне понятно, почему ты всегда в маске, — довольным голосом сказал Чтец. — И мой помощник должен мне два марки — он говорил, что твоё тело обгорело на войне или в пожаре.

— Рад за тебя, — буркнул Корвел. — Но что это за твари?

— Я знаю про них столько же, сколько и про Безликих, — пожал плечами Боб, надевая свою маску. — Я всего лишь разносчик. Ты мне должен сказать, что они делают.

— Погоди, — нервно произнёс Каланча. — То есть ты хочешь сказать, что не знал, что они делают в тот момент, когда засунул одну из этих тварей мне в рот?

— Нет, не знал. Я знал только то, что это оружие против Безликих, и мне нужны другие люди, чтобы оно работало. Это всё, что рассказал мне учитель. И, думаю, он знал не больше моего — он был горьким пьяницей. А теперь рассказывай — что они делают. Ну, кое-что я уже видел, но хотелось бы узнать побольше.

— Я его убью, — сказал Корвел, поднимаясь и хватая со скатерти столовый нож.

Его с трудом успокоили. Усевшись на место, Каланча вцепился в свою кружку, намереваясь не отпускать её до тех пор, пока он не заснёт.

— А тот случай с лекарем... — начал было Ричард, но тут же замолчал.

— А, ещё это, — кивнул Маска Боб. — Учитель говорил мне — если заражённый будет умирать, найди другого человека. И добавил, что этот человек, желательно, не должен мне нравиться. Ну и говорил, что находиться рядом с раненым заражённым опасно. Мы вот с этим молодым человеком убедились в этом. Никогда не видел, чтобы человека расчленяли с такой скоростью, да ещё и высосав из него под чистую кровь.

Корвелу пришла в голову мрачная мысль о том, что, возможно, не всё, из виденного им во сне, на самом деле являлось сном.

— И что же дальше? — спросил Майлз. На него страшно было смотреть. Он выглядел как человек, у которого в один момент вся жизнь пошла под откос.

— Дальше? — переспросил Маска Боб. — Глупый вопрос. Конечно же, я заражу вас симбионтами, и вы отправитесь драться против Безликих. От этого зависит судьба человечества, или вроде того. Впрочем, это дело добровольное. Но для некоторых уже, конечно, поздно. Для вас, молодой человек, тоже поздно, — сказал он просиявшему после фразы про добровольное дело Ричарду.

— Я согласен, — жёстко произнёс Майлз. — Думаю, все согласны. Но хватит ли у тебя симбионтов?

— Хватит. Я несколько раз пытался их пересчитать, и каждый раз выходило что-то около сотни. А одному человеку можно иметь не больше трёх-четырёх, иначе они начинают мешать друг другу. И я бы не спешил соглашаться — от них можно избавиться только после смерти, в этом я убедился на примере своего учителя.

— Я согласен, — повторил Майлз. — Думаю, у меня нет другого выбора. — Он оглядел всех собравшихся. — Ни у кого нет. Мы просто обязаны защитить людей.

Маска Боб жёстко усмехнулся, вмиг отставив свою столь не походящую к обстоятельствам шутливую и наглую манеру поведения.

— Это благородное решение, парень. — Он посмотрел на Корвела. — Что скажешь ты? Возьмёшь второго?

— Это не слишком-то приятно, но... думаю, Майлз прав — у нас просто нет другого выбора. У меня точно.

— Вы уверены, что другого пути нет? — спросил Ричард. К его щекам, наконец, начала приливать кровь.

— Нет, — резко ответил Малыш. — Я видел, что произошло во дворце, а там были лучшие маги и лучшие воины всего королевства. Если с Безликими нельзя бороться по-другому, то я тоже согласен.

— Тогда и я тоже, — кивнул Ричард. — Моя офицерская честь не позволит остаться в стороне.

— А я не могу колдовать, — угрюмо произнёс Красный. — Хоть так смогу отомстить тварям за то, что они лишили меня всего смысла жизни.

— И я тоже согласна, — сказала Шорох.

— Тебя никто не заставляет, малышка, — мягким голосом произнёс Маска Боб.

— Я не малышка, дедок. И я должна отомстить за отца.

— Я тоже согласна взять второго симбионта, — просто сказала Селена.

— Отлично. Чтец.

Старик библиотекарь кивнул и вытащил из своей сумки пару древних рукописей.

— Ну, я староват, чтобы идти на войну, — улыбнулся он, — но кое-что выяснил за последние пару дней. — Чтец кашлянул и раскрыл один из свитков. — Все знают, что сейчас двести восьмой год со времени Исхода. Но никто толком не знает, что это был за Исход. Сохранившиеся сведенья крайне туманны, и в последнее время многие учёные предпочитают думать, что Исход — это что-то вроде переселения народов. То есть, считается, что произошёл какой-то серьёзный конфликт, из-за которого большая часть населения погибла, а оставшаяся часть начала своё летоисчисление с нуля. У этой теории несколько нестыковок — куда, например, подевались старые поселения, если люди ниоткуда не приплывали, а всё время жили на материке, почему не сохранилось сведений об этой войне... Ну и так далее. Однако, повторю, эта теория сейчас превалирует. Но, если верить этим свиткам, она в корне неверна. Хм... кто-то, кстати, знает что-нибудь про Исход? Историю изучали?

Все помалкивали. Про Шорох и так всё было ясно. Майлза с Малышом, как рядовой состав, в армии учили только трём основным предметам — чтению, письму и счёту. История не входила в список наук, которым учат благородных девушек, так что Селена тоже исключалась.

— Меня в истории интересовали исключительно старые битвы, — сказал, наконец, Ричард.

— А я трахал свою профессоршу, — признался Красный, — так что учить историю, чтобы иметь по ней пятёрку, мне было не обязательно.

Корвел тяжело вздохнул.

— Исход произошёл двести восемь лет назад, — сказал он. — Несколько кораблей с людьми причалили на южном берегу материка и организовали первое государство — Хоуп. В его честь, кстати, сейчас называется весь материк. Через пятьдесят лет произошёл конфликт, из-за которого человечество раскололось на три части. Две группировки ушли на север. Так были основаны три государства — Первое Королевство, Восточную Империю и Королевство Вторых людей. Несмотря на это, гражданская война в Первом Королевстве продолжалась, и оно распалось на несколько частей, так Королевство Вторых людей стало просто Королевством...

— Далековато зашёл, — прервал Корвела Чтец. — Но ты молодец. Про Исход больше ничего не знаешь?

Каланча пожал плечами.

— То, что я рассказал про исход, в общем-то, церковные сказочки...

— Нет, это не сказки, — резко сказал библиотекарь, — удивительно, но именно в церкви остались истинные знания. Этот свиток я нашёл в старой церкви Спасителя, в его подлинности нельзя усомниться. — Он откашлялся и начал читать со свитка:

"Год шестьдесят второй со времени Исхода.

Их, стариков, переживших сам Исход, считают если не сумасшедшими, то точно выжившими из ума. Карась, старец, с которым мне довелось общаться, жаловался на то, что внуки считают его правдивые истории про Безликих кровопийц и Чёрные острова сказками. Хотя сам Карась очень живо и подробно рассказывал про страшное морское путешествие, длившееся одиннадцать недель ("семь десятков и ещё семь дней", если цитировать рассказчика), мне его истории так же показались либо плодом его старческого воображения, либо сильно приукрашенными событиями, всё-таки имеющими под собой реальную основу.

Карась рассказал мне про огромную армаду кораблей, вышедшую из далёкого южного порта на поиски только что открытого Нового Света. (Боюсь предположить, что Новым Светом именовали наш материк, Хоуп). За их армадой гнался летающий остров Безликих, с которыми шла война. (На мой вопрос о причинах войны Карась ответить затруднился). Остров почти нагнал их, но разразилась буря, погубившая Остров и большую часть кораблей, из которых удалось уцелеть только семи...", — Чтец запнулся. — Дальше залито кровью, — сказал он, хотя сидящий рядом Корвел видел, что залит свиток, скорее всего, вином. Причём, недавно. — В общем, семь кораблей с приблизительно тысячей беженцев причалили к южному берегу, а дальше было то, что рассказал Корвел. Свиток, кстати, называется "Исследование Исхода и его роли в современном фольклоре". Если кому интересно, за работу стоит три с плюсом. Плавающий стиль, несколько ошибок...

— Чтец, — буркнул Маска Боб.

— Ах да, простите. В общем, ребята, только мы сейчас знаем правду.

— Фольклор, кажется, это устные предания, — сказал Каланча.

Чтец с интересом посмотрел на него.

— Ты студиоз?

— Нет, чернорабочий.

— И откуда же?..

— Не твоё дело.

Старик вздохнул.

— Этот свиток говорит правду, и доказательств этому уйма. Маска Боб в том числе. Я думаю, что Остров просто заблудился в море, и нашёл наш материк только сейчас. Или, быть может, это другой Остров. И если это так, то на ваших плечах судьба не только Столицы, но и всего мира. Вы это понимаете?

— Кажется, мы уже согласились драться с Безликими, — проворчал Корвел.

— Поводов для войны много не бывает, — строго сказал Чтец. — А теперь прошу простить меня, я отлучаюсь в библиотеку. Возможно, мне удастся найти ещё что-нибудь полезное. Ужин был великолепен.

— Ты хотел сказать — поищешь что-нибудь интересное, — хмыкнул Маска Боб. — Я тебя провожу. Я не навсегда, — сказал он лакею.

Старики вышли.

— И что же теперь? — тихо спросила Селена.

— Я лично напьюсь, пока есть возможность, — пророкотал Малыш. — И пусть Маска Боб делает со мной всё, что хочет. А остальным рекомендую ещё раз подумать, стоит ли гробить свою жизнь. — Он отсалютовал бокалом Корвелу, тот в ответ поднял свою кружку.

Но, кажется, передумывать никто не собирался. Так что напиться решили все.

Последнее, что запомнил Корвел, это то, как он тащил на второй этаж пьяную Шорох, а та сопела ему в ухо и бормотала что-то о том, что она не малышка.

Две тени стояли в тёмном переулке.

— Думаешь, стоило им говорить?

— А ты думаешь, нет? Нам просто необходимо убедить несколько крепких ребят взяться за дело. Их сон нарушен, кто знает, сколько ещё появится островов. Считай это Гнездо только лёгкой тренировкой перед предстоящим адом.

— Этого я боюсь больше всего. Ты успел связаться с Бородой?

— Нет, конечно. Все каналы перекрыло сразу.

— А... с ними?

— Тоже нет. Но некоторые, по словам очевидцев, уже осваивают человеческую речь. Возможно, скоро удастся выйти на контакт.

— Возможно, возможно...

— Но они могут и отказаться. Никто не знает, что у них на уме.

— Жрать — вот что. И аппетит у них зверский.

— Это-то и страшно. Ладно, я пойду. Больше ничего им не говори, вообще ничего. Они узнали то, что им нужно. Остальное пусть узнают после, если это вообще понадобится. И ни в коем случае не проболтайся, что островов могут быть сотни. Сломить в них надежду сейчас...

— Понял я, понял. Ступай. И будь острожен.

— Во мне три симбионта, они меня защитят.

— Да, чёрт возьми, совсем забыл сказать — корми их не чаще раза в неделю, иначе они разрастутся. Воевать тебе не нужно, так что ты просто сгоришь. Сможешь достать им еду?

— Сейчас такая неразбериха, что в этом проблем не будет. Да и я имею доступ к камерам смертников. Не беспокойся за меня, следи лучше за молодёжью.

— В этом можешь на меня положиться.

Одна тень исчезла в переулке. А вторая ещё долго стояла, вглядываясь во тьму.

— Сотни Гнёзд, — пошептала тень, — сотни...

XVIII

Рядовой Кох едва не плакал, его гордости пока хватало на это, но он не был уверен, что продержится ещё хоть сколько-то. Мытьё туалетов, вечные тумаки от сержантов и насмешки других рядовых его изводили. А сегодня его пустили по строю. Всего один раз, но этого было достаточно. Пустили по строю. Его. Генерал-лейтенанта Коха, племянника королевского сенешаля.

Впрочем, король и сенешаль мертвы. Новую власть олицетворяет Бладхоук, а герцог всегда ненавидел его. И сейчас ему вообще никто не указ.

Кох сжал кусок бумаги, едва сдерживая слёзы. Он написал письмо своему кузену. Просил хоть как-то повлиять на герцога, вернуть ему хотя бы звание полковника. Ему с таким трудом удалось уговорить мага отправить это письмо. Он ждал ответа с трепетом и надеждой три дня. И...

"Мой возлюбленный кузен, я бессилен.

Удачи!".

И подпись с числом.

Удачи! Это всё! Всё, что ему мог сказать родственник, не последний человек в королевстве!

Это какое-то проклятье...

— Вставай!

На него как будто весь свет ополчился. На него, генерал...

— Вставай! — рявкнул медбрат, присовокупив приказ ощутимым шлепком по израненной спине.

Рядовой Кох взвыл и вскочил с койки.

— Одевайся.

— Но...

— Одевайся! Мать твою, тебе лет сорок, как можно быть таким неженкой, рядовой!

Кох проглотил оскорбление и принялся натягивать рубаху. Говорить, что он генерал-лейтенант, означает получить ещё порцию насмешек и оскорблений. К тому же, его чуть не убили в первый же день. Какой-то рядовой, которого, по его словам, секли по приказу Коха. Бред какой-то. Это же обычное дело для рядовых, это учит дисциплине.

Разжалованный генерал опять покраснел, вспоминая ещё одно унижение. Когда этот выродок Чайзер выставил его напротив строя солдат и просил, есть ли среди присутствующих те, кто хочет убить Коха. Оказалось, что есть, и их десятки.

— Вот он, — сказал тогда Чайзер, — ненавидимый вами генерал-лейтенант Кох, который сейчас стал рядовым Кохом. И вы действительно можете убить его и загреметь на каторгу до конца своей жизни. Зачем вам это? Вместо того чтобы убить его, вы можете до конца своей службы смотреть за рядовым Кохом и его унижением, и понимать, что это — лучшая месть.

После этого Чайзер отпустил его, сказав, что он должен быть благодарен за то, что ему спасли жизнь. Видите ли, ему в первую же ночь должны были устроить "тёмную", которую он не пережил бы. Лучше бы его убили...

— Долго копаешься! — рявкнул медбрат. — Неужели не хочешь поспеть на речь нашего обожаемого герцога и главнокомандующего?

Кох тихо пискнул и принялся натягивать одежду быстрее.

Главнокомандующего, ха! Эти идиоты не понимают, что Бладхоук уже почти король. Кох видел Джеймса Зевса, родного брата Императора, этого заплывшего жиром урода. Наверняка они уже поделили кое-какие спорные земли и уже считают барыши. Ублюдки.

А он...

Кох стиснул бумагу в правой руке, чувствуя, как на глазах всё-таки вскипают непрошенные слёзы. Эту бумажку ему вручил новый адъютант Чайзера — старый куда-то подевался — после того, как Коха провели по ряду.

"Приказ об увольнении

Приказываю уволить из армии рядового Коха, ввиду выслуги лет и истечения срока контракта".

Внизу подпись полковника — да уже почти генерал-лейтенанта! — Чайзера и сегодняшнее число. Ему осталось служить до конца месяца, то есть полторы недели. И он будет уволен с повышением должности до младшего сержанта. Младший сержант Кох. Звучит, наверное, неплохо. Но только для какого-нибудь деревенского дурачка.

К тому же, ему полагаются дополнительные выплаты. Ведь он провёл в армии двадцать шесть лет вместо положенных рядовому пятнадцати. Ему дают квартиру в Хилле — самом вонючем городишке, которые можно представить, и две дополнительные марки пенсии к семи с половиной обычных. Да он будет завидным женихом!

Кох в сотый раз за последний час захотел выбросить эту бумажку, но сдержался. Если её потерять, то вполне может быть, что вторую такую придётся ждать ещё месяц, а так долго в шкуре рядового он не протянет. Чайзер вполне может быть и не таким великодушным, и в следующий раз Коха за какую-нибудь невинную провинность отправят не по ряду, а сгноят на гауптвахте. Нет, нужно сожрать свою гордость, засунуть её подальше...

— Пошевеливайся! — прорычал медбрат, всаживая Коху кончик сапога в правую ягодицу.

Кох взвизгнул и под весёлый гогот всего медперсонала вылетел из лазарета.

Бладхоук уже стоял на трибуне. Почти все части — жалкие остатки гвардии и переброшенных к Столице ударных отрядов — уже построились. Кох с трудом нашёл своё место в строе — он никогда не разбирался в этом. Армия — это не строи, а муштра и быстрые победоносные войны. Да, чего уж теперь-то об этом думать...

Когда Кох почти подошёл к своему месту в строю, кто-то подставил ему подножку. Бывший генерал чуть не упал, а солдаты тихо захихикали. Когда Кох выпрямился, он увидел, как к нему на всех парах несётся сержант Отто.

— Где парадная форма? — прошипел он, совершенно проигнорировав явное нарушение устава, которое имело место быть по отношению к Коху.

— Но...

— А, чёрт возьми, ты же после палок. Получишь день в лазарете, но завтра. Встань на своё место и помалкивай.

Кох, глотая слёзы, встал в строй.

— Друзья, — произнёс, наконец, Бладхоук голосом, усиленным магией, от чего он казался серым и неэмоциональным, — товарищи, сограждане, солдаты. В этот чёрный день я вынужден признать, что король с семьёй погибли во время нападения пять дней назад.

По рядам прошёл гул. Солдаты действительно любили короля с семьёй, их приучали любить их с детства, а после и в армии палками и бравурными маршами, чередуя их между собой. Кох кипел, но помалкивал. Хотелось схватить стоящего рядом солдата и рассказать ему, каким на самом деле был его обожаемый король — пьяницей, не пропускающим ни одной юбки. Всю работу за него делал сенешаль и несколько приближённых. Но за эту правду, да ещё и во время речи главнокомандующего, его точно не выпустят живым из армии.

— Обычно, — продолжал герцог, — траур по королевским особам продолжается семь недель, но в такое время, когда государству угрожает неизвестная опасность, мы не можем скорбеть так долго. Траур, учитывая срок гибели короля, составит неделю, то есть закончится через два дня.

Кох слабо усмехнулся. В цинизме Бладхоуку не занимать.

— По истечению траура я, герцог Бладхоук, человек королевской крови, вынужден буду вместе с короной водрузить на себя всю тяжесть сложившегося положения и жениться на дочери Императора, который в такой трудный для нас момент протянул нам руку помощи. Мы, армия, солдаты, станем опорой нового королевства. Я всегда ценил нужды простого солдата...

И тому подобный бред. Кох ухмылялся уже открыто.

Герцог всегда брал козла за рога. Нечего тянуть, нужно напялить на голову корону, заручиться поддержкой Императора, а недовольных заткнуть. Для этого есть армия — солдаты всегда обожали Бладхоука. Он всегда выглядел в глазах солдат настоящим главнокомандующим. А если припомнить популистские реформы последних лет, касающиеся смягчения муштры, увеличения жалований и пенсии, более лёгкое продвижения по службе для низших чинов, то можно с уверенность заявить, что за Бладхоука любой солдат готов порвать глотку хоть самому Императору. Прибавить к этому новые полки быстрого реагирования, мгновенно наводящие порядок на юге, бешенные деньги, которые им выплачиваются и славу, которую они имеют в народе... Вспомнить, что против чудовищ использовали только один из них, а всего их пять... К тому же, эти полки, фактически, формировались самим Бладхоуком и управлялись исключительно им. У короля была любовь народа, у Бладхоука есть любовь армии, ни у кого из возможных претендентов на трон нет и тени их власти. А значит, дело с коронацией будет обстряпано быстро и без проблем. Быть может, пара крупных дворян и землевладельцев погибнут на охоте, но такое и в мирное время случается нередко.

Ухмылка сошла с губ Коха. В глазах снова появились слёзы.

А что же остаётся ему? Радоваться? Его же повысят при уходе на пенсию. Конечно же, его поместья и земли никуда не делись, но вернуться после двадцати шести лет службы младшим сержантом, начав в армии лейтенантом — это настоящий позор.

И всё это сделал Бладхоук. И его пешки. Верный учитель Айронлег, его прихлебатель Чайзер. Они унизили его, лишили чести. Пусть он не был лучшим генералом, Кох это признавал, но после двадцати с лишним лет службы...

А они сейчас празднуют победу. Открыто насмехаются над ним, униженным, оскорблённым.

Кох скомкал в руке приказ об отставке и затолкал его в рот.

Они заплатят.

Банни терпеть не мог официоз, поэтому он предпочёл дождаться брата в борделе. Вернее, новом штабе армии. Одно, впрочем, другому не мешает. Как говорил известный поэт, армия во время битвы похожа на горящий бордель. Битвы, казалось бы, сейчас не было. Но шлюхи-то остались.

— Иди, милая, я позову тебя позже, — сказал Очкарик, когда в его комнату вошёл брат. — Тебя можно поздравить? — спросил он у Эдварда, когда тот уселся в единственное кресло. Кроме кресла, стеклянного столика и чудовищных размеров крова с балдахином, в комнате мебели не было.

— С чем?

— С первой речью в лице претендента на королевский трон, с чем же ещё.

— Дерьмовая речь, — буркнул герцог, подвигая к столику своё кресло. — Дерьмовое время. И мы все в дерьме.

Очкарик рассмеялся и, поднявшись, разлил вино, стоящее на кофейном столике, по бокалам. Из того, что он протянул брату, пила шлюха. Герцог, насколько его знал Очкарик, никогда бы и не прикоснулся к этому бокалу, так как это оскорбляло бы его мужскую честь, да и было негигиенично. Банни всегда был мелочен, и он прекрасно это понимал, но... какую же радость порой доставляли эти мелочи.

— Так как отреагировали солдаты? — спросил он, когда герцог залпом вылакал свой бокал.

— Орали моё имя, как они должны были отреагировать? К тому же, я повысил им жалование в зависимости от звания. Подкуп всегда был самым простым...

— Подкуп, — перебил брата Банни, — всегда был самым простым способом увеличить свою популярность, с этим я согласен. Вот только достать деньги для подкупа — не самое простое дело. А казна-то в Столице.

— А казна в Столице, — мрачно подтвердил Эдвард.

— И расходы только увеличиваются. К тому же, на следующей неделе... или, постой, на какой день ты назначил свадьбу?

— Через три дня после коронации, — угрюмо ответил герцог. — Назначил бы быстрее, но принцесса не из тех, кому достаточно простого портала.

— То есть через пять дней. Нам нужно подумать о том, как вернуть казну, братец.

— Знаю. Но пока давай о другом. Как отреагировали на вести о моей коронации сын сенешаля и Гроудог?

Очкарик фыркнул, едва не подавившись вином.

— Сын сенешаля лебезил так, что мне тошно стало. Обычное ничтожество, воспитанное няньками, а не папенькой. Вот с ним-то у нас проблем было бы достаточно... С ним, не с сыном. Он ещё пытался заикнуться про своего кузена, Коха, но стоило мне поморщиться, как тот заткнулся. Что, кстати, с ним?

Эдвард Бладхоук скривился.

— Мне плевать. Думаю, Чайзер его уволит в ближайшее время, я оставил это дело ему.

— Он был весьма мстительной личностью, насколько я помню.

— Когда он был генерал-лейтенантом, он мог позволить себе быть мстительной личностью, сейчас же он просто пустое место с клеймом позора. Плевать на это ничтожество. Что Гроудог?

— Выслал письмо, написанное... хм... не в слишком-то доброжелательных тонах. Но, к сожалению, у него сегодня в обед случился сердечный приступ. Ничего серьёзного, но к твоей свадьбе, боюсь, не поправится. Я выслал ему ответное письмо с пожеланиями поправляться.

— Не слишком ли рано?

— Боюсь, что приступ с ним случился именно во время чтения письма.

Герцог фыркнул, а потом рассмеялся.

— Чёрт возьми, Банни, что бы я без тебя делал?

— Рвал бы волосы на голове, — с улыбкой ответил Очкарик.

Эдвард как-то сразу поник.

— Прости меня, — сказал он.

— Да брось, прошло столько лет. Девятнадцать, если я не ошибаюсь?

— Девятнадцать.

— Не время сейчас просить прощения, тем более, дело-то давнишнее.

— И всё равно прости, — твёрдо произнёс герцог. — Даже если мне понадобилось для извинений девятнадцать лет.

Очкарик стиснул зубы и непроизвольно провёл правой рукой по шраму на своей левой ключице. Эдвард это заметил.

— Это отец, чёрт бы его побрал, — сказал он. — Убеждал меня, что ты только и ждёшь, как всадить мне в спину нож.

— Мне он говорил то же самое, но я не поверил, — ответил Банни, возможно, более жёстко, чем хотел.

— А я был идиотом, у которого только что родился сын. Отец говорил, что ты не успокоишься, пока не убьёшь меня, его... Ладно, забудь. Просто прими мои извинения. Возможно, я смогу тебе хоть чем-то отплатить.

"О, брат, ты платишь, платишь каждый день, когда смотришь на своих дочерей и ожидаешь сына. Неужели ты думаешь, что это случайность? Что судьба, посылающая тебе одних дочерей, так немилосердна к тебе? Что твой последний сын умер в утробе просто так? Нет, брат, это я к тебе немилосерден, хотя ты и не смог тогда добить меня. Но ведь и я не забираю твою жизнь, не правда ли?".

— Я не исключаю такой возможности, — сказал Очкарик вслух. — К тому же, благодаря тому удару меча, я сбежал в Университет, где, как говорят, добился немалых высот. А армию и отца я всегда терпеть не мог.

— Под конец он стал совершенно невыносим. Всё время орал. А за пару недель до смерти впал в беспамятство. Всё время звал по именам своих братьев и плакал.

— Старый грешник. К счастью, мы такими не станем.

Эдвард кивнул, но как-то не уверенно. Банни никогда не умел читать мысли чужих людей, но этот кивок и упоминание о сыне навели его на определённые раздумья.

Спустя полчаса после того, как Эдвард покинул его, он узнал кое-что из произошедшего позавчера.

Очкарик долго думал и взвешивал, но всё-таки пришёл к выводу, что мальчишка ему не нужен. Вот если бы Эдвард умер... Но он не позволит брату умереть — иметь брата-короля слишком перспективно, вероятней всего, это даст ему много очков на выборах следующего Ректора Университета, хотя официально мирские дела ректорат не затрагивают.

А парень... Парня можно только пожалеть — ему не повезло ни с отцом, ни с дядей. Хотя, Банни, в общем-то, плевать на него хотел, ни помогать ни мешать ему он не будет, тем более он по ТУ сторону. Однако муки совести Эдварда доставляли ему удовольствие. Пусть мелочное, но в мелочах самая соль.

XIХ

Кап-кап-кап. Кап. Пауза. Кап-кап-кап. Кап. Пауза...

Четыре шага вперёд, четыре шага назад. Четыре вперёд. Четыре назад.

Через полчаса ему должны были принести обед. Были бы должны, но не приносили уже второй день, хотя две тысячи сто четырнадцать дней подряд приносили. Изо дня в день. В одно и то же время.

Кап-кап-кап. Кап. Четыре шага вперёд, четыре шага назад.

Ему часто приходилось голодать. В этом не было никакой проблемы. Когда-то он мог не есть пять или шесть дней. Но когда тебя изо дня в день кормят почти шесть лет, даже два дня могут выбить из колеи. К тому же, последние три раза разносчик был чем-то сильно обеспокоен. Но на вопросы, как всегда, не отвечал. Спрашивать разносчика еды — такая же традиция, как и все остальные.

Кто-то закричал вдалеке. Риппер не знал, кто. Он не был знаком ни с кем из соседей, и не смог бы познакомиться, даже если бы захотел. Этот подвал проектировался так, чтобы заключённые не могли общаться. Их обрекли на полное одиночество. Многие из них заслужили это. Остальные заслужили ещё худшего.

Кап-кап...

Риппер вздрогнул. Не было ни третьей капли, ни последующей. А они капали всегда. Наверное, для того, чтобы свести его с ума. Но он уже был сумасшедшим, когда попал сюда. Сначала это капанье раздражало его, но после он привык. Возможно, именно этот постоянный звук не дал ему сойти с ума окончательно.

Заключённый сел на свой каменный лежак, чувствуя слабость в ногах. Его сердце бешено колотилось. Что-то происходило. Что-то странное и, определённо, страшное. Ему нравились, когда происходило что-то страшное, но обычно именно он и был этим происходящим. Сейчас же...

Нет. Он не испугался. Он предвкушал.

Раздался ещё один вопль. Риппер принялся судорожно глодать ноготь на большом пальце. Он не позволял себе делать это сто четырнадцать дней. Две тысячи дней до этого Риппер глодал палец. Следующие две тысячи не будет этого делать. Всё просто. Но нынешний момент был слишком волнительным.

В голове поселилась странная мысль. Что, возможно, ему не придётся считать дни до своей одинокой смерти. Что... он выйдет отсюда.

Риппер тяжело откинулся на матраце. Потом поднялся, взял матрац в руки и принялся носить по камере. Это была вообще единственная вещь, которую он мог передвигать. Лежак был каменным, единой глыбой. Сортир — простая дыра в полу. А тарелка с баландой и кружка с водой исчезали из его жизни слишком быстро, стоило прикончить содержимое. Ему даже ложки не давали, баланду приходилось есть руками. Или пить через край.

Риппер осторожно положил матрац на лежак, сложил его вдвое и, усевшись, принялся судорожно вслушиваться в происходящее. Пару секунд назад ему показалось, что кто-то выламывал дверь, причём, не так далеко.

Кто-то ещё раз закричал. На это раз кричащий был достаточно близко. К тому же, его убивали долго. Ну, как долго. С минуту. Для Риппера этого обычно не хватало. Вот пара минут воплей — самое то, но не дольше — начинаешь уставать от этого бессмысленного верещания.

А потом треснула его дверь. Толстенная, обшитая цельными листами железа. И треснула. Всего-то от одного удара.

Риппер вскочил на ноги, предвкушая силу, освободившую его.

Он просто обязан прикончить её.

От второго удара дверь слетела с петель, едва не угодив в заключённого. Но Риппер всегда был ловким, какие-то шесть лет заключения не могли притупить его инстинкты и скорость.

— Еда, — тупо сказала тень, заслонившая дверной проём.

— Еда, — подтвердил Риппер. Он уже отодрал от обломков двери один из листов железа.

Чудовище шагнуло вперёд, протягивая свою длинную руку к жертве. Но эта жертва оказалась зубастой. Риппер хлестнул своего освободителя по руке и сразу же нырнул ему в ноги, прокатился по полу и ударил в пах. Раздался оглушительный рёв, но реакция была не той, на которую рассчитывал Риппер.

— Ты у нас девочка, — сказал он, проскальзывая в дверной проём. — Или кто-то уже отбил тебе яйки?

Чудовище попробовало резко развернуться, но его подвели габариты — камера оказалась слишком узкой, не говоря уже о дверных косяках. Риппер уже завладел факелом. Тварь, пришедшая за ним, рванулась вперёд, но заключённый легко ушёл от её лап и вогнал факел в разинутую пасть. Раздался сдавленный рёв боли. А Риппер уже хлестнул чудовище по тому месту, где у неё должны были находиться глаза. Глаз он не увидел, но выступившей полосы крови ему было достаточно. Чудовище отступило вглубь камеры, а Риппер бросился к выходу из подземелья. Он хорошо запомнил его, когда шёл сюда. Впрочем, тогда он думал, что это последнее, что он видит, не считая собственной камеры.

Каменная лестница. Люк сорван с петель. Риппер выскочил из него, прикрывая глаза ладонью — после столь длительного пребывания в полутьме он боялся ослепнуть. Но вдалеке горел один-единственный факел. Удача не покидала его. Риппер со всей скоростью, на которую был способен, бросился по коридору мимо пустующих камер. Его подгонял яростный рёв чудовища.

В сторожке тоже было пусто, если не считать единственного стража, разодранного в клочки. Риппер быстро сорвал с его кое-как сохранившегося туловища окровавленный пояс с кошелём и кинжалом и рванул к раскрытой нараспашку двери.

Он был на свободе.

Над головой чернело небо. Улица пустовала. Наверняка всех распугала та тварь, тот ангел смерти, давший ему свободу. Лучше не придумать. Сейчас кого-нибудь пришьёт ради одежды. По-тихому, незачем привлекать внимание.

А потом можно заняться любимым делом. Наверняка, он успеет прикончить несколько человек прежде, чем его поймают. А там уже можно и на дыбу, насладиться собственными воплями, как хорошим десертом. Ему уже двадцать, простым пожизненным заключением он не отделается.

Щелбан был в ярости. В Столице творился форменный беспредел. Ему пришлось отдать добрых тридцать марок за то, чтобы пройти через ворота. Хозяин таверны — едва ли не самого худшего места в Крысином Закутке — драл за постой и жратву в три шкуры и при этом ухмылялся. Он не боялся потерять клиентуру, её у него было с лихвой — ко множеству людей, лишившихся крова во время пожаров, прибавились сотни беженцев из предместий. Но Крысиный Закуток — лучшее место, чтобы найти тех, кто ему, Щелбану, нужен.

Впрочем, были и свои плюсы. Местные девки, не проститутки, а обычные девчонки, голодные, без крыши над головой, отдавались почти задаром, чем Лоскут пользовался уже второй день. Щелбан и сам был бы рад, но прежде всего для него всегда было дело.

А дело не клеилось. Коновал, с которым он как-то пришил парочку людей, исчез, то ли погиб, то ли дал дёру. Сахар поджарился в собственном доме. Свина замели полгода назад, и чёрт его знает, выжил ли он в пожаре. Оставался только Арбуз. И вот буквально четверть часа назад Щелбан узнал, что Арбуз ещё больше оправдывает своё прозвище и отошёл от дел. Даже, говорят, перебрался в нормальный район.

Щелбан продрался через толпу нищих у входа в таверну, тяжело опустился за более или менее свободный стол и подал знак девке. Та подошла к нему довольно быстро, но даже не стала слушать, просто шмякнув перед ним кружку кислого пива и миску с тушёной капустой.

— Больше ни хрена нет! — рявкнула она на Щелбана. — Если хочешь что-нибудь другое — доплачивай.

Щелбан закрыл рот и угрюмо уставился в миску.

— Это грабёж, — прошипел он через пару секунд, но всё-таки взялся за еду. Доплачивать ему не улыбалось.

Откуда-то появился Лоскут. Его лицо лоснилось от пота.

— Ну как? — спросил он, усаживаясь рядом.

— Никак.

— Возьми девку, сразу станет легче. А там можно и других знакомых поискать.

— Не осталось у меня никаких знакомых, — прошипел Щелбан. — Или сдохли, или отошли от дел.

— Беда, — протянул Лоскут. Сам он в Столице никого не знал. — А что если просто набрать пару ребят?

— Чтобы они смотались с деньгами? Или драпанули из драки? Нет, это слишком рискованно.

— Но другого-то выхода уже нет.

— Нет, — согласился Щелбан, скрежеща зубами.

— Ну вот, даже ты согласен. Потрёмся здесь пару деньков, подыщем бродяг покрепче, и дело в шляпе.

Щелбан кивнул. О том, что эти пара дней ему влетят в копеечку, он старался не думать. Впрочем, вполне может быть, что ввиду сложившейся обстановки головорезы будут стоить не дороже местных шлюх. Кому нужны наёмники? Тут свои шкуры спасать нужно. Это, определённо, внушало оптимизм.

— Ну-ка, глянь-ка, — отвлёк Лоскут Щелбана от мыслей.

Дружинник уставился в указанном направлении. За соседним столом сидел тощий невысокий парень с невероятно длинными засаленными волосами. На его худом, изъеденным оспинами лице невозможно было прочесть ни единой эмоции. Он мелкими глотками пил пиво и ел печёного цыплёнка. Но ел как-то странно, старательно вырезая из тушки длинным кинжалом каждую косточку и так же старательно её обсасывая. Эта картина собрала уже порядочно враждебно настроенных зрителей.

Один из сидящих рядом с парнем постояльцев не очень-то вежливо поинтересовался, здоров ли он.

— Не совсем, — коротко ответил тот и принялся вырезать очередное рёбрышко. При этом он ловко орудовал как левой, так и правой рукой, время от времени перекладывая кинжал.

Грубиян вытаращил глаза, видимо, не ожидая такого откровенного ответа и на время заткнулся.

— И что? — скептически поинтересовался Щелбан.

— Хорошо держит кинжал в руках. И кинжал-то из тех, что носят дружинники. Или тюремщики.

— И что?

Лоскут закатил глаза.

— Ты посмотри на него. Ручаюсь, парень не далее, чем вчера, сбежал из тюрьмы. При этом, видимо, угрохал стражника и уже раздобыл себе денег и одежду.

— Обычный сопляк-отморозок, — пожал плечами Щелбан. — Такие долго на воле обычно не проводят.

— А он тебе нужен надолго? К тому же, он не откажется подзаработать, зуб даю.

Тем временем грубиян нашёлся, что ответить.

— Ты мне не нравишься, — сказал он, грубо пихая мальчишку в локоть.

— Я мало кому нравлюсь, — всё так же невозмутимо ответил тот.

— И мне не нравится, что ты здесь сидишь.

— Многим...

— Ты оглох, что ли? — взревел агрессор, хватая паренька за шиворот.

Щелбан едва успел заметить молниеносное движение левой руки паренька. Он перевёл взгляд на буяна. Лицо того сначала залилось краской, а после начало быстро бледнеть.

— Доем на улице, — сказал парень, поднимаясь.

Под ошеломлёнными взглядами он вырезал из рубахи уже валяющегося мордой в стол грубияна лоскут ткани и, осторожно завернув в него остатки цыплёнка, принялся пробираться к выходу. Ему постарался преградить дорогу какой-то здоровяк — видимо, друг погибшего — но как-то очень быстро убрался с дороги, стоило блеснуть лезвию в руках мальчишки. Совершенно беспрепятственно парень исчез в дверях.

— Наш парень, — довольным голосом проговорил Лоскут.

— Так догоняем, чего расселся-то?

Эта парочка уже довольно шла за Риппером. Два вооружённых старика. Такие могут доставить много проблем. Убить, конечно, не убьют, но повозиться придётся. Возможно, даже какое-то время отлежаться, оправляясь от ран, что в его планы не входило. А он, чёрт побери, всего лишь хотел спокойно доесть своего первого за без малого шесть лет цыплёнка.

Наконец, они оказались в довольно безлюдном переулке. Риппер резко развернулся, встречая преследователей лицом.

— Я не хочу с вами драться, — сказал он своим бесцветным голосом.

— Мы тоже не хотим, — ответил тот, что старательно скрывал шрамы на запястьях. — Мы хотим предложить тебе работу, парень. Хорошую работу за большие деньги.

Риппер секунду подумал.

— Она может подождать?

— Кто — она?

— Работа.

— Да, думаю, пока может.

— Тогда сначала мне нужно поесть.

Риппер выбрал на мостовой место почище и, усевшись, принялся за цыплёнка. Тот уже остыл, да и начал казаться солоноватым и слишком сухим, так что он ел быстро. Но, видимо, недостаточно быстро для этих двоих — они начали проявлять нетерпение. Но что делать, когда за последние годы твоим единственным удовольствием, кроме онанизма, была еда?

— Я готов, — сказал, наконец, Риппер. — Кого нужно убить? — Он вгляделся в удивлённые лица его работодателей. — Ну, не платья же шить вы меня хотите нанять?

— Нет, конечно, — ухмыльнулся второй. Риппер смотрел на него с плохо скрываемым отвращением — половину головы старика покрывали лишаи. — Нам нужно место поспокойней, и я знаю такое. Тут одна девка рассказала. Пошли?

— Пошли, — согласился беглец.

— Это какое-то муниципальное общежитие для рабочих, — гордо рассказывал Лоскут, пока они шли. — Вообще-то, его должны были отдать на заселение погорельцам, но у коменданта всегда найдётся пара комнат за небольшую плату. С рабочих-то, тем более погорельцев, ни гроша не получишь, ха-ха. Тут одна девка живёт, с мамашей и младшим братом. Огонь девка, ха-ха. Она-то мне и рассказала.

Пока Щелбан торговался с комендантом, Риппер из-под полуопущенных век разглядывал живущих здесь людей. Хорошее место. Много народу, если кто-то пропадёт, никто быстро не заметит. Да и заметит ли вообще? Но резать придётся в другом месте. Или что-то придумать. Чтобы не услышали криков. И как-то выносить трупы.

— Пошли, — сказал Щелбан.

Они вошли в комнату. Риппер сразу обратил внимание, что единственное окно выходит в глухой тупик, в котором громоздились груды мусора. Там наверняка очень много крыс. А крысы хорошо едят мясо.

Беглец в пол-уха слушал задание. Какой-то здоровяк, которого нужно как следует вырубить, можно даже покалечить, но притащить обязательно живым. Что ж, не так плохо.

— Я справлюсь, — сказал Риппер, когда Щелбан закончил.

— Вообще-то, мы хотели взять ещё пару парней...

— Я справлюсь один. Даже без вашей помощи. Только покажите его.

Щелбан и Лоскут переглянулись. В глазах бывшего каторжника блеснули алчные огоньки.

— Ты уверен? — переспросил он.

— Если я не справлюсь, вы всегда можете нанять других парней, — пожал плечами Риппер. — Но я справлюсь.

— Что ты за это хочешь? — спросил Лоскут, переглянувшись с напарником.

Риппер на секунду задумался.

— Еду. Пиво. Эту комнату. Да, эту комнату, только для меня. И девку на сегодня. Лет пятнадцати. Очень худую, невысокую со светлыми волосами.

— Устроит, — оскалился Щелбан. — Деньги?

— Деньги мне не нужны.

Щелбан радостно хохотнул и протянул руку, чтобы скрепить сделку.

"Крысы, — думал он. — Крысы хорошо заметают следы".

Но этот здоровяк будет только первым делом. Да и на других, в общем-то, уже плевать.

Это чудовище. Интересно, как оно будет кричать, когда он начнёт его потрошить?

Риппер улыбнулся, чувствуя возбуждение.

Щелбан проснулся от сдавленных и приглушённых стонов, раздающихся из соседней комнаты.

"Да парень просто маньяк, — подумал он, ложа руку на грудь спящей с ним шлюхи. — Что ж он с ней вытворяет, если она так стонет?".

XX

Каланча с унынием разглядывал свою правую руку.

— Пальцы-то шевелятся? — поинтересовался Маска Боб.

— На удивление да. Мне теперь руками что ли жрать?

— А не опасно? — хихикнул Майлз. — Сейчас ты человек-ложка, а станешь человеком-супом.

— Ничего, со временем научишься управлять и этим симбионтом.

— Угу, — мрачновато ответил Корвел. Он не слишком-то верил в то, что способен управлять своим первым симбионтом. Впрочем, никого из присутствующих он же не прикончил? Но ведь и опасности никакой не было.

Каланча в который раз попытался стряхнуть со своей правой руки прилипшую и частично растёкшуюся по ней ложку. Неожиданно это дало эффект — с тихим звяканьем она шмякнулась на стол. Корвел с тоской посмотрел на суп. Вдруг тарелка поведёт себя так же, как и ложка? Жалко проливать такой суп. Да и горячий он.

— Я, пожалуй, ограничусь бутербродами.

Майлз в ответ скалил чудовищно выросшие зубы. По его подбородку пролегала вертикальная красная полоса, и он уже продемонстрировал её назначение. Выглядело жутковато. Но Маска Боб не был доволен.

— Всё это, — тыкал он в мандибулы бывшего разведчика, — для ближнего боя. А в ближнем бою Безликий тебя разотрёт. У Корвела симбионт не намного лучше, но его хотя бы защитит этот живой доспех. Нам нужно что-то другое. Но что?

— Если ничего другого не будет, придётся воевать с этим, — отозвался Корвел, дожевав кусок бутерброда. — Да и где ты возьмёшь других симбионтов? Выбор-то ограничен.

— Должны быть более мощные, — упрямо отозвался проповедник. — Должны.

— Если должны быть, то будут, — буркнул Каланча, поднимаясь из-за стола.

— Ты к Шорох? — спросил его Майлз.

— Да.

— Всё так же плохо?

Каланча пожал плечами и ушёл.

У всех симбионты более или менее прижились. Малыш красовался чудовищно раздувающимися мышцами, Красный пытался управляться со своей скоростью, Ричард с Селеной, подпив вчера, с хохотом втыкали друг в друга ножи, не причиняющие им никакого вреда... А Шорох второй день не вставая лежала на постели и рыдала от боли. Ей уже несколько раз меняли простыни, причём, помимо испражнений на белом полотне чётко виднелись капли крови.

Корвел осторожно отворил двери её комнаты. Шорох несколько раз погружалась в забытье, во время которого ругалась, звала отца и плакала. Но даже такое забытье лучше постоянного бодрствования.

Но воровка не спала.

— Кори, это ты?

— Да.

— Ты опять пришёл ко мне?

— Да.

— Иди сюда.

Когда Корвел приблизился к кровати, Шорох слабо улыбнулась.

— Хреново выгляжу, да?

— Уже лучше.

— Намного?

— Конечно.

— Опять врёшь, засранец.

Корвел нежно провёл рукой по лбу Шорох. Девушка схватила его ладонь и прижала к своей щеке. Она выглядела как бродячий котёнок, которого впервые в жизни не пнули, а приласкали. Каланча с тоской разглядывал её побледневшее лицо и ввалившиеся глаза.

Шорох ещё раз улыбнулась.

— Когда я болела, отец нечасто сидел со мной. Он... или работал, или пил.

— И как же ты одна?

— Нормально. Только было очень грустно. Иногда ещё приходилось вставать и готовить ему. Один раз ему не понравилось... — Шорох замолчала.

— Он тебя избил?

— Немного.

— Дерьмо был твой папаша, — скривил губы Корвел.

— Нет! — Шорох вздрогнула и крепко сжала его ладонь. — Он меня защищал. От соседа. Ото всех. И почти никогда не бил.

— И всё равно он был куском говна. Ты же говорила, что он убийца. И каждый раз рассказываешь, как он нализался и принялся творить всякую чушь.

На глазах девушки выступили слёзы.

— Ты не прав.

— Ещё как прав, — зло сказал Корвел. — Просто тебе нужно это понять.

— Засранец! — с неожиданной силой в голосе крикнула Шорох. — Иди-ка отсюда! Припёрся тут! И про моего отца!.. — Она разрыдалась и отвернулась от него.

Каланча вышел из комнаты. Его трясло. Зачем он наговорил ей это? Зачем сделал это именно сейчас, когда она, возможно, умирает? Из-за Бладхоука?

Залепив кулаком в стену, Корвел слетел с лестницы и чуть не столкнулся с Селеной и Ричардом. Они снова были пьяны. Кажется, последние два дня они только и делали, что пили и занимались любовью. Впрочем, ему-то какое дело?

— Кори, — дыхнула на него Селена, хватая за руку, — смотри.

Она издала сдавленный звук, будто сблевнула. Из её рта появилась длинная трубка. Селена вдохнула через нос и плюнула через трубку на стену, на которой сразу образовалось дымящееся пятно. После девушка со свистом втянула в себя трубку и победно улыбнулась.

— Не испорти всю мебель в доме, — буркнул Корвел, притискиваясь мимо.

Судя по указательному пальцу на левой руке Ричарда, испытания проходили не только на стенах. Впрочем, никакого дискомфорта дезертир, кажется, не испытывал. Пусть Маска Боб разбирается с этим, в конце концов, он получил своё дальнобойное орудие.

В передней Корвел нашёл свою новую куртку и двинулся к двери.

— Вы куда, сэр? — поинтересовался дворецкий, высунув свой длинный нос из-за двери комнатушки, где он жил вместе с поварихой.

— Прогуляюсь.

— До заката ещё два часа.

— Я что, мать твою, маленький мальчик?

Презрительно фыркнув, дворецкий исчез. Корвел постоял у двери пару секунд, сжимая и разжимая кулаки. Нет, он не маленький мальчик. Но ведёт себя именно так. Ругнувшись в полголоса, Корвел всё-таки толкнул дверь и вышел.

Над городом опустилось с полдюжины столпов. Самый близкий над Площадью Висельников, то есть где-то в двух милях. Достаточно далеко, чтобы не беспокоиться — Безликие редко отходили далеко от них. Значит, можно спокойно прогуляться и прочистить голову.

Первое время Корвелу казалось, что он бродит по безлюдной округе совершенно без цели, но через час он понял, что до дома, где они с другими рабочими завершали внутреннюю отделку, его отделяет всего-то пара кварталов. Раз уж он почти на месте, почему бы не заглянуть туда?

Вот место, где тот Безликий разорвал Кейса. Труп убрали, на мостовой остались лишь едва заметные пятна крови. Дождя-то не было — да и просочиться ли он через Гнездо? — и вряд ли кому-то придёт в голову мыть мостовую в такое время. Постояв с минуту, Корвел пошёл дальше.

Их дом — если, конечно, можно так выразиться — стоял цел-целёхонек. Там и воровать-то нечего было, не считая их пожитков. А вот от дома напротив осталось лишь мелкое крошево. Каланча какое-то время изучал его, даже прошёлся, раскидывая ногами более или менее крупные осколки кирпича, но лишь замарал в пыли штаны. Ничего подозрительного — ни чёрной магии, ни следов жутких чудовищ. Это место выглядело так, будто бы какой-нибудь взрослый наступил на игрушечный домик.

Корвел несколько секунд раздумывал, стоит ли ему зайти в "свой" дом, но отбросил эту мысль. Кроме семи или восьми грошей заначки у него там ничего не было. Опустив голову, он побрёл назад.

Чёрт возьми, он же хотел поразмыслить над своим поведением? А сам бродит по местам, которые для него ничего не значат. Уже не значат.

Каланча ещё раз попытался припомнить, что случилось позавчера. Он упился в стельку и спал с Шорох в одной постели. Они, вроде бы, даже и не целовались, да и проснулись одетыми. После этого Шорох будто бы оскорбилась, но уже через полчаса ей стало плохо.

А что он сам? Да, чёрт возьми, чувствовал облегчение. И дело не в Селене, которая ему действительно нравилась, но не то, чтобы сильно. Да и он понимал, что с Селеной ему ничего не светит. Шорох же симпатичная девчонка. Но... чёрт, слишком уж маленькая. Он нависает над ней, как настоящая пожарная каланча. В них полтора фута разницы. Нет, он видел парочки и постранней, но...

И вообще, почему он думает о них как о парочке?

Корвел ругнулся и сплюнул. Не силён он в этих делах. Снять шлюху на скопленные деньги или подцепить по пьяни какую-нибудь девку — это просто. Об этом не нужно задумываться. Они исчезнут либо той же ночью, либо на утро, и хорошо, если не прихватят с собой чего-нибудь ценного. Но с Шорох... как будто всё будет по-другому. Почему? Да вот хрен его знает.

Если она, конечно, вообще не умрёт.

Каланча сжал кулаки и заспешил к дому Селены. Нужно хотя бы извиниться за свои слова. В конце-то концов, её отец мёртв, и если она не дура, то разберётся с собой сама. И, чёрт возьми, нужно хоть как-то поддержать её, раз по-другому помочь не получится.

Корвел совершенно неожиданно наткнулся на поток воды, пересекающий дорогу. Вода текла так, будто где-то прорвало трубу. Когда он шёл сюда полчаса назад, никакой воды здесь...

Он побелел. В двух кварталах от него торчала чёрная колонна, и вода, судя по всему, текла именно из неё. Как он её не заметил?

— Опасная еда, — сказал кто-то позади него.

Корвел обернулся, уже зная, кого увидит.

— Опасная еда, — повторил бочкообразный Безликий, почёсывая когтистой рукой нашивку из кожи на собственной груди. — Гнездо. Надо. Съесть. Опасная еда.

Каланча выбросил вперёд левую руку, мгновенно "расцветшую" щупальцами. Что ж, пора испытать оружие, данное ему Маской Бобом.

Майлз бродил по гостиной из стороны в сторону. В углу сидел Малыш, невозмутимо поглощающий уже третью или четвёртую кружку эля.

С лестницы бегом слетел Красный. Он пробежал в кухню и через минуту выскочил оттуда с кастрюлей горячей воды. Даже не оглянувшись на окликнувшего его Майлза, он исчез на лестнице.

— Видать, совсем дело худо, — угрюмо изрёк Малыш.

— Да уж, — процедил Майлз.

Он осматривал Шорох с полчаса назад. Её стало совсем худо. Она бредила и всё время звала то отца, то Корвела. А Корвел, чёрт его побери, куда-то испарился. И, что хуже всего, Майлз совершенно не знал, чем ей помочь. Он умел штопать рваные, колотые и резаные раны; знал, как извлечь из тела стрелу, или вырезать застрявший наконечник; накладывал шины на сломанные конечности. Но как помочь девушке, чей организм не хотел принимать паразита, он совершенно не понимал.

Четверть часа назад пришла травница или, скорее, повитуха — единственная, кого можно было найти в такое время. Чёрт знает, что она там делала, но вряд ли это поможет. Но ведь и какой-либо другой помощи ждать неоткуда.

— Кори какой-то злой уходил, — задумчиво проговорил Малыш.

— Знаю, — резко ответил Майлз, — и если ей стало хуже из-за него, я с него шкуру спущу.

— Н-да...

Здоровяк залпом допил эль и шмякнул кружкой о столик.

— Пойду, поищу его. Может, девчонке действительно станет лучше.

— Я с тобой.

Они надели плащи, под которыми спрятали кинжалы, и вышли на улицу. Уже почти стемнело, но красная полоса на западе говорила, что до заката ещё осталось какое-то время.

— Глянь-ка, — сказал Малыш, указывая на столп, располагающийся от них едва ли в полудюжине кварталов от них.

— Прямо за домом, — кивнул Майлз, — я его так сразу и не заметил. Предлагаешь вернуться?

— Предлагаю идти туда. Этот мелкий засранец только и умеет, что притягивать неприятности.

Бывший разведчик смерил взглядом своего напарника. Что-то не давало ему покоя в отношениях Корвела и Малыша. Будто бы они что-то друг про друга знали, или когда-то были знакомы. Да и сам Корвел как-то не вязался с профессией чернорабочего, и дело не только в знании истории. Он худо-бедно умел обращаться со столовыми приборами, которые в изобилии выкладывали на стол в доме Селены, как минимум разбирался в оружии — Майлз вчера видел, как тот перебирает арсенал капитана Чайзера.

— Вы с ним были знакомы? — осторожно спросил Майлз.

— Нет, — ухмыльнулся Малыш, — познакомились буквально на днях.

— Тогда откуда такая уверенность, что он притягивает неприятности?

Улыбка здоровяка стала грустной.

— Кое-что про него знаю.

— И что же?

— Думаю, тебе лучше спросить у него.

— Может, всё-таки намекнёшь?

Малыш с секунду подумал, а после мрачно изрёк:

— Парню чертовски не повезло с мачехой. Прекращай этот допрос. Говорю: если он захочет про себя рассказать, то ты узнаешь, я сплетничать не собираюсь.

— Как знаешь, — пожал плечами Майлз. Его любопытство от этого разговора разгорелось ещё больше.

— Шевели ногами, — раздражённо буркнул Малыш.

Совершенно протрезвевшая Селена забилась в угол, совершенно не зная, что делать. Её пытались выпнуть из комнаты, но она противилась. Во-первых, крови она уже не боялась. Во-вторых, она не могла бросить Шорох. Вряд ли можно сказать, что они с этой грубиянкой подружились за последние дни. Но оставить её умирать в обществе совершенно незнакомых, не считая Красного, людей Селена не могла.

Шорох рвало смешанной с желчью кровью. В редкие моменты, когда рвота прекращалась, она сдавленно стонала. Нищенка уже не приходила в сознание, и Вере — поварихе — постоянно приходилось держать её голову и утирать испачканный подбородок. Повитуха влила Шорох какой-то отвар и принялась нашёптывать наговоры, сжав её крохотные ладошки в своих полных. Время от времени повитуха прикладывала руки больной к своим губам и дула на них. Это не помогало.

Красный таскал воду и менял компрессы, в основном молча, но время от времени многоэтажно матеря себя за беспомощность. Впрочем, он хоть что-то делал, в отличии от Селены. Даже от поварёнка, стирающего в бадье бельё, было больше проку.

Пару раз в дверь сунулся Маска Боб, но его маска со сверкающими над ней глазами практически мгновенно исчезала.

— Я не знаю, что делать, — обречённо проговорила повитуха, опуская руки Шорох на одеяло. — Я испробовала совершенно всё.

— Можете взять деньги у дворецкого и идти, — излишне грубо сказала ей Селена.

Повитуха смерила её в ответ насмешливым взглядом.

— Если я не знаю, что делать, — произнесла старуха, — это не значит, что я брошу умирать эту девочку без помощи.

— Без помощи, — словно эхо откликнулась Селена. — Но вы... — Мысль, посетившая её, была, казалось бы, совершенно глупой, но... а разве что-то другое могло помочь? — А вы не знаете каких-нибудь средств от паразитов?

— От паразитов? — переспросила повитуха. — Знаю. От глистов, от бычьего цепня... А с чего вы, госпожа, решили, что это ей поможет?

— Это должно помочь, — твёрдо сказала Чайзер. — Оно у вас с собой?

— Да, милочка.

— Действуйте.

Безликий клацнул зубами и, ухватив два щупальца, дёрнул Каланчу на себя. Корвел взвыл от боли и повалился на колени. Железная вывеска "Лучшее пиво на розлив", которую он "надел" на свою правую руку, звякнула о мостовую. Безликий победоносно взревел и двинулся к, казалось бы, поверженному противнику. Из его свежих ран, оставленных щупальцами, хлестала кровь, но что-то не было видно, чтобы это хоть как-то повлияло на монстра.

— Падла, — прохрипел Корвел.

Щупальце, которое только что перегрыз Безликий, медленно втягивалось в его руку, оставляя на камнях кровавый след. Каланча лишился уже трёх. Да и от остальных большого проку не было — Безликий очень ловко от них уворачивался. Впрочем, несколько ран он всё-таки получил, да и симбионт помогал держать его на расстоянии. Кроме того, Корвел узнал, что использовать своего симбионта можно по-разному. Если пасть у щупалец закрыта, то они били не хуже копья. Но можно было заставить пасть раскрыться, и тогда с Безликим, не будь он таким проворным, случилось бы то же, что и с лицом того дезертира.

Каланча смотрел на приближающегося монстра и думал только об одном: сколько, чёрт возьми, осталось времени до заката? Наверняка достаточно для того, чтобы Безликий оставил от него груду обескровленных останков.

Значит, время нужно тянуть ещё.

Безликий вступил в зону действия щупалец — около двадцати футов — но Корвел не спешил атаковать. Противник двигался осторожно, если бы у него были глаза и уши, можно было сказать, что он сейчас использует их на все сто. Но вот глаз-то у него и не было. Так как он видит его? И может ли он ощущать то, что происходит у него за спиной.

— Посмотрим, — прошипел Корвел и осклабился.

Щупальца, которые он заставил стелиться по мостовой, взвились за спиной Безликого и атаковали. Чудовище среагировало, но не так быстро, как раньше, и пара зубастых пастей вцепились ему в плечи. Раздался злобный рёв, но Безликий и не думал отступать. Наоборот, он рванул к Корвелу. Его левую лапу насквозь пронзили два "копья", а от удара левой Каланча защитился своей правой рукой, закованной в железо. Безликий зарычал и ухватил левой рукой правую Корвела, явно намереваясь её сломать, но тут же завыл от боли — из железного "доспеха" буквально выстрелили несколько шипов, насквозь пробившие ладонь Безликого. Щупальца тем временем медленно заводили правую руку чудовища ему за спину, причём, в этом участвовало не только два "копья", но и две пасти, терзающие предплечье Безликого так, что кровь хлестала в разные стороны.

— Съел, падла? — оскалился Корвел.

— Съел, — неэмоционально ответил Безликий и ещё раз ухватился за левую руку Корвела, наплевав на шипы. А после просто за неё дёрнул, подаваясь вперёд так, чтобы голова Корвела оказалась в его пасти. И это ему почти удалось.

Почти.

Безликий захрипел и забулькал. Из его горла торчало острие кинжала. Послышалось насмешливое бормотание, и над макушкой чудовища появилась голова Майлза с распахнувшимися мандибулами. Зубы дезертира вытянулись на невероятную длину. Он что-то пробормотал — его язык был точной копией щупалец Корвела — и вцепился в затылок Безликому. Рёв боли и ярости чуть не оглушил Каланчу.

Над его плечом возник Малыш. Одежда буквально лопалась на нём по швам. Он вогнал свой кинжал в левую подмышку Безликому и вцепил в руку, явно намереваясь высвободить Корвела.

— Вовремя вы, — пробормотал Каланча. Единственное, что он мог делать, так это только наблюдать — он держал правую лапу Безликого из последних сил.

— А то, — прошипел Малыш.

Послышался отчётливый хруст, и левая рука Безликого безвольно обвисла. Кровь хлестала на мостовую не хуже дождевой воды, льющей с крыши. Безликий взревел ещё раз, но уже куда тише, и принялся оседать на камни. Но ни Малыш, ни Майлз отступать не собирались. Дезертир, засевший на загривке чудовища, продолжал терзать его затылок, тряся головой, как собака, а здоровяк, добыв свой кинжал, принялся кромсать правую монстру лапу. Безликий почти по-человечески застонал и повалился вперёд, едва не придавив Каланчу, кое-как успевшего убраться.

Майлз отцепился от затылка чудовища, его мандибулы закрылись.

— На вкус кровь совсем как человеческая, — невнятно проговорил он, отплёвываясь. — Наверное, это кровь его жертв.

— Да ты чёртов маньяк, — сказал Малыш, выбрасывая откромсанную лапу Безликого и принимаясь за вторую.

— Тут и не таким станешь, — мрачно отозвался Майлз. Он уже принялся отделать голову чудовища от туловища.

— Кажется... кажется, мы его завалили, да? — тупо спросил Корвел.

— Завалили, — кивнул Майлз, — но тот, которого я в прошлый раз "кажется, завалил" охотился за нами в лесу. Так что лучше удостовериться. — Бросив кинжал, он двумя руками поднял голову Безликого. — Как тебе такой трофей?

— Выбрось её на хрен.

— Согласен, мне тоже не нужен.

— В любом случае, пока не исчезнет колонна, из которой он вышел, мы не можем быть уверены, что ему конец, — сказал Малыш.

— Да, лучше подождать, — кивнул Корвел, усаживаясь прямо в лужи крови. Если честно, он готов был сидеть здесь до конца жизни, так он устал.

— Мы подождём, — сказал Майлз, — а ты беги к Шорох. Она звала тебя. Ей совсем плохо.

Корвел выругался и, тяжело поднявшись, трусцой побежал к дому Селены. Деформированные куски железной вывески отваливались от его руки, звеня так, будто недалеко ехал свадебный дилижанс с прицепленными к нему железными банками.

Майлз тяжело уселся рядом с расчленённым телом Безликого.

— Сколько же они тут воевали, — угрюмо сказал он, разглядывая лужи крови и валяющиеся на мостовой ошмётки корвеловского симбионта.

— Думаю, достаточно, — устало ответил Малыш. Он только что закончил со второй ногой Безликого. — Глянь, дёргается.

Майлз кивнул с кислой миной. Пасть Безликого беззвучно раскрывалась, буквально перемалывая тремя рядами зубов высунутый наружу язык. Мышцы чудовища сокращались, будто совершая жуткую заупокойную пляску.

— Ну-ка, куда! — рявкнул Малыш, пинком отбрасывая голову Безликого, покатившуюся к плечам.

— Живучий гад.

— Ещё бы.

Это продолжалось с четверть часа. А потом судороги в последний раз свели тело чудовища, и оно замерло. Чёрный столп медленно оторвался от земли и принялся втягиваться в утробу Гнезда, в это же время тело мёртвого Безликого будто начало таять. Через пару минут от него остались лишь лужи крови.

— Вот так-то, — мрачно сказал Малыш, — значит, тех двух тварей, что вроде как убили в покоях короля, можно считать за живых?

— Вполне возможно, — кивнул Майлз. — А теперь пошли к Шорох.

Корвел протиснулся через дверь и встал над кроватью Шорох. Девушка лежала абсолютно спокойно, Каланча не видел, вздымается ли её грудь, не слышал дыхания.

Чёртов истерик. Наговорил ей столько гадостей и сбежал, бросив умирать...

— Я?.. — сглотнув, спросил он. — Я... опоздал?..

— Если бы опоздал, мы бы здесь не сидели, — мрачно откликнулся Красный. — Мы дали ей средство от паразитов, и она сразу успокоилась. Пульс едва пробивается, дыхание слабое, но она жива.

— Хвала небесам, — вздохнул Корвел.

— Сам-то не ранен?

— Нет, это не моя кровь. Возможно, ребята вернутся с хорошими новостями.

— Это с какими?

— Я же сказал — возможно. — Он покосился на повитуху, испуганно прижавшуюся к стене. — Я никого не убил. Небольшое происшествие с... животным.

Корвел хотел присесть на край кровати, но решил, что Шорох лучше не беспокоить. И всё-таки глупое желание быть рядом пересилило, и Каланча осторожно прикоснулся к её щеке.

Это вызвалось совершенно неожиданную реакцию. Тело Шорох свела судорога. Девушка согнулась пополам в рвотном спазме, из её непроизвольно раскрывшегося рта хлынул поток чёрной бурды, видимо, средство от паразитов. Корвел подскочил к ней, подхватил так, чтобы голова свесилась вниз и рукой поправил язык, чтобы он не запал. Его что-то укололо его указательный палец.

Корвел коротко оглянулся на собравшихся. Повитуха уже устремилась к Шорох, но Каланча остановил её движением руки.

— Я справлюсь, — сказал он. Не нужно, чтобы посторонние видели симбионтов. Валяющаяся в истерике бабка-повитуха им здесь точно не нужна.

Корвел осторожно заслонил рот Шорох левой ладонью. И уже через секунду буквально почувствовал, как едва шевелящееся тело симбионта опускается ему на руку. Ладонь раскрылась, и симбионт Шорох исчез. По руке Корвела пробежала дрожь. Он явственно ощутил, как тело твари буквально перемалывается или пережёвывается его симбионтом.

Шорох согнулась в последнем рвотном спазме и замерла. Каланча осторожно приблизился к лицу девушки, вслушиваясь. Слабо, но она дышала.

— Всё хорошо, — сказал Корвел, сглатывая вставший в горле комок. — Она жива.

Фыркнув, повитуха оттолкнула его от кровати и принялась осматривать Шорох. Кто-то настойчиво тянул его за рукав. Повернувшись, он увидел Селену.

— Тебе нужно переодеться, — сказала она.

Корвел кивнул и дал вывести себя из комнаты. Сил соображать у него почти не осталось.

За дверью стоял Маска Боб.

— Что с... девочкой? — обеспокоенно спросил он.

— Жива, — сухо отозвался Корвел. — А симбионт... наверное, мёртв. Мой старичок не кисло им пообедал.

— А где был ты?

— Дрался. И Майлз с Малышом тоже.

Селена и Маска Боб синхронно затаили дыхание. Корвел слабо усмехнулся.

— Да, я думаю, что мы завалили одного. Расскажу позже, когда вернутся ребята.

Корвел сидел у изголовья кровати Шорох и слушал её глубокое и уверенное дыхание. Он слегка выпил, но только слегка — праздновать первую победу с другими не хотелось.

Тем более, если вспомнить, что эта победа досталась так тяжело. Ему уже почти пришёл конец, они справились с тварью только втроём. А что было бы, если бы Безликий успел его прикончить? Совладали бы с ним двое дезертиров? А если бы Безликих было двое?

Маска Боб тоже не слишком-то радовался. До Безликих или до тех, кто ими управляет, дойдёт весть о том, что один из них погиб. И теперь за ними будут охотиться не поодиночке.

От мрачных мыслей его отвлекла Шорох.

— Пить... — прошептала она едва слышно.

Корвел зажёг светильник и склонился над ней со стаканом воды. Он постарался выдавить жалкую улыбку. Ему всё ещё было стыдно за то, что он наговорил ей днём.

— Кори, — улыбнулась Шорох, — ты со мной.

— С тобой.

Он помог девушке сесть и напиться. Шорох пила жадно. Напившись, она легла на подушку.

— Дай мне руку, — тихо сказала она, поворачиваясь на бок.

Они довольно долго молчали.

— Что со мной? — спросила девушка, наконец.

— Твой организм отторг симбионта. Он чуть не убил тебя, но ты справилась.

— Значит... значит, я обычный человек?

— Да. Ты не рада?

— Рада, — ответила Шорох после паузы. — Я такая трусиха, верно? Я могла бы... могла... защитить людей. Но я всё равно осталась тем, кем была. Слабачкой.

— Тихо, — улыбнулся Корвел, — ты не трусиха и не слабачка. Мы... я... я буду тебя защищать.

Шорох посмотрела на него.

— Я... — прошептала она, — я думала. Об отце. И о тебе. Ты... ты был прав.

Корвел кивнул. Если она помнит их разговор и решила, что он был прав, извиняться бессмысленно.

— Мой отец, — сглотнув, сказала Шорох, — всегда меня защищал. А теперь ты...

— Да, теперь я буду тебя защищать.

Шорох прижала его ладонь к своей щеке. В её глазах блестели слёзы.

— И не будешь меня бить?

— Нет, — улыбнулся Корвел, — не буду.

— И пить много не будешь?

— Слишком много не буду.

— Это хорошо. Я не люблю, когда меня лупят. Я не хотела бы му... — Шорох осеклась. И после паузы выпалила: — А у меня титьки больше, чем у Селены?

Каланча коротко хохотнул.

— Больше.

— Хорошо, — успокоено сказала девушка. — А я...

— Тебе нужно спать, — строго произнёс Корвел. — Ты и так потеряла много сил.

— Много сил, ха? Да я заблевала эту комнату как минимум три раза, это не потеря сил.

— И всё равно спи.

— А ты меня поцелуешь?

Корвел наклонился и осторожно чмокнул Шорох в губы. Шорох неумело прижалась к его губам, а когда он выпрямился, хихикнула.

— Посиди со мной.

— Посижу.

— Свет задуть не забудь, я со светом не люблю спать.

Каланча потушил лампу. Шорох вцепилась в его левую ладонь и засопела. А Корвел ещё долго сидел над ней, стараясь различить в кромешной темноте её черты.

"Ты осталась человеком, — подумал он, высвобождая левую ладонь из рук Шорох. — И я теперь в чём-то даже для тебя опасен... Но, чёрт возьми, это лучшее, что произошло за сегодня. У тебя будет шанс начать новую жизнь".

Он тихо вышел из комнаты Шорох и ушёл в свою. Там он долго сидел на кровати, вглядываясь в свою четырёхпалую ладонь.

Если они победят Безликих, что тогда произойдёт? Останется ли им место в мире людей?

XXI

Гарри жадно заталкивал в рот куски солонины. Совсем рядом, на полу у стола, завывал Кролик. У Кролика в кишках засел арбалетный болт, а значит, ему крышка. Не ясно только за каким хреном нужно было тащить умирающего сюда, он только мешал своими воплями и причитаниями.

Гарри скосил на Кролика глаза и пнул его, чтобы заткнулся. За последние дни погибло столько народу, что никакого сочувствия к умирающему у него не осталось. Единственное, чего хотел Гарри — это не оказаться на месте Кролика.

Ну да ничего, с ним такого никогда не случиться. Гарри зажал рот ладонью, его начало тошнить, но, чёрт побери, жратву — первую за два дня — он не упустит. Перед глазами опять стояло чудовище, превратившее голову Йохана в лепёшку. Тогда он, сопляк, отслуживший всего-то полгода, побежал, хотя пару минут назад был абсолютно уверен, что их полк не может проиграть даже демонам, поднявшимся из ада. После он наблюдал за тем, как его боевые товарищи с визгом выцарапывают собственные глаза. Ну а потом были долгие голодные дни, когда их — полдюжины выживших и не ослепших солдат — гоняли камнями крестьяне, загоняли в леса бывшие товарищи... Он пережил это, так что никакая стрела его не убьёт. Ни стрела, ни меч, ни чудовище.

Гарри справился с тошнотой и, утерев выступивший на лбу пот, ещё раз пнул Кролика. Впрочем, тот уже почти затих.

— Эй, сопляк, — рявкнул из соседней комнаты Жернов, — хочешь?

Гарри поднялся из-за стола и вошёл к остальным. Фермер и два его сына уже с час как были мертвы, а вот его жену и дочерей никто убивать не собирался. Пока что.

— Какую хочешь?

Гарри молча приблизился с самой младшей, толстой, как и все, девчонке лет четырнадцати. У неё между ног виднелось кровавое пятно, а значит, он попользует почти что девственницу. Жернов, ухмыляясь, уступил ему место. Толстуха даже не рыдала, просто всхлипывала, пока Гарри делал своё дело. Закончив, он влепил ей пощёчину и прошипел:

— Сука.

Он не слишком-то понимал, что делает. Да и какая разница? С ними обращались как со скотом, а теперь сила на их стороне. Он может делать всё, что...

Изо рта улыбающегося Жернова высунулся окровавленный наконечник арбалетного болта. Дезертир упал ничком на кровать, его ноги начали жуткую в своей комичности предсмертную пляску.

— Что!? — взревел Джон, отрываясь от жены фермера. — Что, мать вашу?..

Со звоном вылетело стекло. В комнату ворвались две тени, Гарри чётко увидел на их рукавах красные повязки. Это была так называемая Свободная армия, ублюдки, которые отнимали у жителей предместий деньги под предлогом того, что они их защищают. Гарри зашипел, натягивая штаны, и схватился за меч.

Но было уже поздно. Джона зарубили. Он лежал, уткнувшись головой между чудовищных сисек крестьянки, и пытался затолкать свои кишки обратно в живот. Баба истерично хохотала. Жернов и остальные стояли на коленях. Зря. Их всё равно повесят.

Нет. Он, Гарри, не сдастся. Его не возьмёт ни меч, ни стрела, ни чудовище. Он пережил...

Его ноги отнялись. Он повалился на пол, всё ещё не понимая, что происходит. Чудовищно воняло дерьмом. Гарри вырвало. Блевал он долго, с тоской глядя на еду, которой ему так не хватало последние дни. Но что же, чёрт возьми, с ним произошло? Он скосил глаза на свои ноги. Как будто на месте.

— Молодец, девочка, — сказал кто-то рядом.

Девочка?

Гарри увидел девку, которую трахал. Она держала в руках окровавленный нож и плакала.

— Сука, — сказал Гарри. — Сука.

Его заткнул удар меча, разрубивший его голову пополам. Впрочем, он бы и так прожил недолго — крестьянка ударом в спину перерезала ему костный мозг и вскрыла правую почку. Отец учил её разделывать свиней.

— Повесить, — коротко сказал сержант Якоб, тыкая пальцем в сдавшихся дезертиров. Те попытались брыкаться, но уже поздно — оружия у них не было.

В комнату вошёл лейтенант. Ещё неделю назад он сам был сержантом, к тому же, из худородных, но на войне можно сделать головокружительную карьеру.

— Уже третьи за сегодня, — угрюмо проговорил он, глядя на то, как уводят преступников. — Вчера мы повесили всего две группы.

— Завтра будет больше, — мрачно изрёк Якоб, — они изголодались и озлобились, у них закончилось терпение. Потому-то они и повылазили, как тараканы из щелей. — Он тяжело вздохнул, глядя на сбившихся в кучку женщин. — Ничего, скоро мы всех их изведём. — "Кроме тех, что достаточно хитры, чтобы не высовываться. Или тех, кто вступит в наши ряды. Но с ними ничего не поделать".

— Н-да, — хмыкнул лейтенант, — всех изведём, как каких-то паразитов. Ещё неделю назад они были нашими товарищами.

Якоб покачал головой.

— Зато теперь они наши враги. Так надо, ты же знаешь. Иначе мы не наведём порядок.

— Я знаю.

Отряд быстрого реагирования Свободной армии в числе двенадцати человек покинул ферму, оставив болтаться на ближайшем дереве троицу повешенных. Убитых мечами они спустили в овраг, не желая тратить время и силы на их похороны. За эту ночь они повесили ещё пять человек и троих убили, потеряв двоих. И эта ночь не была самой кровавой. Но, как и предсказывал Якоб, вскоре всё затихло.

К сожалению, ненадолго.

Рыжий Отто с недовольным ворчанием высунулся из времянки, которую гордо именовали блок-постом. Лил ледяной дождь, намекающий на то, что лето ещё не скоро, дул ветер. Им, чёрт возьми, и так не повезло дежурить во время коронации, так тут ещё какие-то ублюдки припёрлись. А во времянке, как бы дерьмовой она не была, достаточно тепло и сухо, а на столе стоит подогретая брага.

— Кто такие? — рявкнул Отто.

— Поставщики, — не менее недовольным голосом откликнулся возница, замотанный в тряпки с ног до головы, — везём оружие для Свободной армии и стражи.

Старший сержант недовольно оглядел две повозки, за его спиной сопел Глен.

С дезертирами установили связь два дня назад. Герцог, вернее — король, пообещал им амнистию и даже какое-то жалование. Отто не дежурил здесь уже три дня, но знал, что армии передаются какие-никакие распоряжения, а те подают отчёты о собственных карательных операциях.

— Поставщики, значит, — мрачно проговорил Рыжий. — А почему так поздно?

— Поставщики! — отозвался возница. — Почему поздно? А ты хочешь, чтобы тебя сожрали? Я лично нет! Вот документы с личной печатью короля. Госзаказ, мать твою!

— Не надо, — отмахнулся Отто, — проезжайте.

Отодвинув Глена, он вернулся во времянку, проигнорировав вопль возницы о том, что нужно поднять шлагбаум. Сами справятся.

— Почему документы не проверил? — поинтересовался Глен, когда они уселись за стол.

— Зачем? Они в порядке.

— Ну-у... — протянул рядовой, — а если по накладной чего-нибудь не совпало бы?

Отто фыркнул, едва не подавившись брагой. Пара рядовых со стажем тоже захихикали.

— Ничего бы не совпало, — снисходительно сказал Отто, — они пустые ехали, это и так понятно.

— Пустые? — переспросил Глен. — Но...

— Пустые. Если хочешь что-нибудь своровать, воруй заранее и пригоняй уже пустые телеги. Да и не то у меня положение в армии, чтобы на тех ребят рот разевать. Понял?

Мальчишка не понял. Ну да ничего, поймёт ещё. Воруют не только они, но и вышестоящие офицеры. Даже король ворует. Ему, впрочем, проще всех.

Фургоны вернулись через три часа. Полные. Но Отто и сейчас не собирался совать свой нос в них. Единственное, чего он не мог понять — так это то, почему же пустота стала стоить так много. Но после он выбросил это из головы. Воруют-то, в конце концов, все.

Жгут, Стальной Молот, Кривой, Сахар. И он, Шило. Пятёрка самых влиятельных людей. Не во дворце, конечно же, а здесь — в Крысином закутке, Речном порту, Заводском квартале. В трущобах, заполненных грязью и болезнями, малолетними преступниками и престарелыми шлюхами, убийцами и нищими. Кто-то из старых преступных лидеров любил говорить, что власть в городе в действительности принадлежит тому, кто управляет этими тремя кварталами. Шило никогда в это не верил. Сколько бы у него не было денег и связей, во дворец ему вход заказан.

Но... времена меняют. Дворец — это просто большой могильник, откуда сейчас пудами таскают добро. Практически вся эта зажравшаяся верхушка, щеголявшая своими огромными каретами и шёлковыми одеяниями; верхушка, которую так долго и муторно подкупать; верхушка, которая, фактически, жила за счёт собравшихся здесь людей, но всё равно воротила от них нос; эта верхушка мертва. А они живы. А значит, пора навести в этом городе порядок. Или, вернее, то, что Шило подразумевает под порядком.

Сахар. Накрашенная мразь с отвисшими уже лет пять назад титьками. Когда-то была шлюхой, но каким-то образом выбилась в люди и теперь сама управляет большей частью незаконных публичных домов и практически всеми сутенёрами. Пьёт только самое дорогое вино и пытается строить глазки Жгуту, но тот не обращает на неё внимания — он видал шлюх и посвежее.

Кривой. Ему на каких-то работах на заводе снесло половину рожи, из-за чего он целиком и полностью ушёл в профсоюзную деятельность, где и сколотил свою собственную шайку, которая держит в страхе не только весь Заводской квартал, но и хозяев этих самых заводов.

Стальной Молот. Этим, в общем-то, всё и сказано. Лучшие убийцы, костоломы и вышибалы ходят под ним. Для того чтобы этого добиться, нужно быть лучшим в этом деле, и Стальной Молот был лучшим.

Жгут. Официально он частный детектив. Фактически, человек, у которого найдётся компромат на любого, живущего в этой стране. Возможно, именно этим и вызвано такое внимание к нему со стороны Сахар.

Ну и, конечно же, он сам, Шило. Просто рубаха-парень. Ну, хотя бы потому, что он и его ребята смогут снять рубаху с любого, да так, что тот и не заметит. Лучшие воры, контрабандисты и барыги носят ему долю от прибыли, чтобы спокойно заниматься своими делами. Конечно, большая часть этих денег оседает в карманах городской стражи и чиновников, но на жизнь хватает.

— Мы, быть может, уже начнём говорить о деле? — поинтересовался Жгут. — Скоро рассвет, а мне что-то не хочется, чтобы лучшего в городе частного детектива видели в кампании таких ребят, как вы.

— Чем это тебе не нравится наша компания? — просипела своим пропитым голосом Сахар. Когда-то этот голос заставлял трепетать любого — от неопытного юнца до старого деда, уже с десяток лет забывшего, что член используется не только в туалете. Всё-таки сорок пять лет говорят сами за себя.

Кривой что-то прокудахтал, не понять, сказал что или рассмеялся. Впрочем, когда он хотел, его понимали очень хорошо.

— Лерой Жак Пятый, ты нас сюда собрал, — буркнул Жгут.

Шило, проглотив собственной имя, которое он не говорил никому — НИКОМУ! — улыбнулся.

— Я собрал вас здесь сугубо по деловому вопросу, — елейным голосом пропел он.

— Так не молчи, — рыкнул детектив. — У тебя медная пуговка с куртки пропала? Так скажи, я быстро найду.

— Не нужно быть таким нетерпеливым, — пророкотал Стальной Молот. Этот громила всегда старался выглядеть очень благодушным и спокойным. Но Шило как-то видел, как он именно с таким видом сытого жирного кота, окровавленный, со сбитыми казанками, ломал должнику кости.

Жгут угрюмо смерил взглядом Молота, но замолк. Он не боялся его, здесь никто никого не боялся. Именно благодаря тому, что они не лезли в дела друг друга. Молот не продавал шлюх, Сахар не выбивала долги. Если Шило понимал, что кто-то из должников уж слишком просрочил платёж, он шёл к Молоту. Если Стальному Молоту нужно было что-то узнать, он обращался к Жгуту... И так далее. Они жить не могли друг без друга — никто не мог разрушить их подпольную империю, хотя власти порой предпринимали робкие попытки сделать это.

— Время, — медленно произнёс Шило. — Время, мой дорогой Жгут. У нас сейчас его появилось столько, что можно никуда не торопиться. — На его губы сама по себе выползла улыбка. — Потому что это время — наше. Оно настало. Дворец пуст. Люди не доверяют страже, которая не может их защитить. Сейчас царит хаос и разруха, знамя власти валяется на земле, нужен лишь тот, кто его поднимет. И это будем мы.

На него пристально смотрели четыре пары глаз. С вниманием и ожиданием. Они всё знали, всё понимали. Ждали лишь, когда кто-то соберёт их вместе и предложит действовать.

Шило улыбался совсем уже по-кретински, но ему было плевать. Пришло их время.

Они разговаривали долго. Сменили несколько блюд, выпили много вина, вызвали шлюх, как женщин, так и мужчин — для Сахар. Прошёл ещё один день, наполненный страхом и смертью, опустилась ночь, а они всё сидели и обсуждали, что будут делать дальше.

И, когда разговор уже почти закончился, Шило выложил свой главный козырь.

— Что ты сказал? — спросил Кривой. Его голос звучал очень внятно, впервые за вечер.

— Я знаю, как своровать казну. Мои люди добыли все пароли, они знают, как вскрыть любой замок. Главное то, что магия, защищающая её, рассеялась. Ну а с замками-то мы справимся.

— Справимся, — просипела Сахар. — Справимся.

— У нас будут деньги, — продолжал Шило. — Как раз те, которых нам не хватало. Мы не просто купим всё и всех. Мы купим их с потрохами, и будем править этим городом.

— Когда приступим к делу? — быстро и по-деловому спросил Жгут.

— Завтра. Но мне нужна ваша помощь.

— Это даже не обсуждается, — коротко сказал Стальной Молот. — Мы поможем. Выпьем. За нас. За нашу власть.

Они подняли бокалы.

Чтец извлёк на свет, наверное, уже сотый свиток за сегодня. И опять писулька оказалась полным дерьмом — в ней рассказывалось о каком-то торговце скотом Ноа, угодившим со своими баржами в сильный разлив рек, в результате чего ему пришлось три недели скитаться по рекам, пока он не умудрился пристать к какой-то горе. Свиток был старым — двадцатый-тридцатый год, но, чёрт побери, Чтец искал совершенно другое, хотя бы какое-то упоминание про Исход или Безликих.

Да и в нём, как и во многих других, было множество нестыковок. Какой, на хрен, торговец в двадцатом году? С кем он торговал-то, если учесть, что после Исхода выжило около тысячи человек? Причём, в свитке упоминались вполне конкретные города, даже не деревни!

Кроме того, сейчас на Хоуп проживает около тридцати миллионов человек — девять с половиной в Королевстве, двенадцать в Империи и что-то вроде десяти на Юге. Каким образом тысяча человек расплодилась так сильно за двести лет? Конечно, помогала магия, о которой, если судить по скудным сведениям, до Исхода не слишком-то много знали. Но даже если учесть, что раз в двадцать пять лет население увеличивалось в два раза, что является совершенно нереальным темпом, выходила цифра в двести пятьдесят или триста тысяч человек, в сто раз меньше, чем есть сейчас! А Чтец совершенно точно знал, что за последние сорок лет население выросло всего на три миллиона человек.

Старик-библиотекарь выбросил очередной свиток — любовное письмо какого-то лорда сорок четвёртого года. Лорд обещал привести к стенам замка, принадлежащего отцу любовницы, четырёхтысячную армию, чтобы просить её руки силой. На секундочку, всё население материка на то время, если верить арифметике. Поневоле начнёшь верить олухам, утверждающим, что Исход — это лишь большое переселение народов, а никаких других материков и Безликих в природе не существует.

Нет, что-то здесь не так, совсем не так. Можно вспомнить эпидемию чумы сто сорокового года, унёсшую жизни тридцати процентов населения. Войну между Королевством и Империей, стоившую человечеству пяти миллионов невосполнимых потерь. Всё это исторические факты, противоречащие тому, что говорится об Исходе. Но и Исход — факт! И Безликие — тоже, уже полторы недели как.

Чтец шмякнул кулаком по столу и, схватив кружку с пивом, сделал большой глоток. В помещениях библиотеки всегда чертовски сухо, благодаря специальному заклинанию. Ещё час-другой, и ему придётся мочить в воде вату и засовывать её в нос, иначе начнёт свербеть.

Следующий свиток. Так, какая-то войнушка между лордами... год — двенадцатый от Исхода...

Стоп! Двенадцатый? И уже война? Чтец сделал ещё глоток и пристально уткнулся в рукопись.

"Третье апреля двенадцатого года от Исхода.

Мы выбили противника из Змеиного ущелья. Во время боя погиб Железный Хук и ещё семеро презренных, да около двух дюжин ранено. Друг Железного Хука так же погиб, потерю можно считать невосполнимой.

Четвёртое апреля двенадцатого года от Исхода.

Презренные Кровавого Ястреба пытались вернуть себе ущелье, но ни самого Коршуна, ни его подручных среди них не было, так что мы легко отбились. Правда, наши презренные уже начинают кончаться, возможно, я попрошу Жнеца вызвать новых — для них наша война, что рай.

Пятое апреля двенадцатого года от Исхода.

Жнец вызвал презренных, около сотни, но нам не повезло — сплошь женщины и дети. Мы забрали десяток — на еду друзьям, остальных отправили работать. Жнец остался недоволен, он считает, что Кровавый Ястреб тоже вызвал себе презренных. Мне на это плевать — нас двое, а враг всего один.

Шестое апреля двенадцатого года от Исхода.

Жнец погиб. Возможно, следующим буду я. А всё чёртовы презренные Кровавого Ястреба. Они набросились на него, когда он кормил друга. Знаю, что точно произошло, но я даже не обнаружил ни одного трупа презренного, зато Жнец весь утыкан стрелами, а в его груди и боках как будто следы от рогатин. Выходит, они держали его на большом расстоянии от себя, не давая другу добраться до них. Наверняка, это придумал Кровавый Ястреб. Вернувшись с места гибели Жнеца, я заметил, что часть моих презренных сбежала. Я убил двоих, чтобы другим впредь было неповадно, но всё же уверенности в том, что это поможет, у меня нет.

Седьмое апреля двенадцатого года от Исхода.

Мы побратались с Кровавым Ястребом. Зачем враждовать, когда можно сесть рядом и выпить молодого вина? Мы приняли друзей почти в одно и то же время, вместе выбирались из-под гнёта Безликих, вместе вспахивали первые поля этой благословенной земли, бок о бок вызывали первых презренных с ненавистной Родины".

Это был последний абзац, написанный этим почерком. Далее следовало лишь одно предложение, выполненное уже другим писцом:

"Да пусть его трусость, недостойная звания Человека, останется в веках".

Подпись отсутствовала, но Чтец готов был поклясться, что её сделал Кровавый Ястреб. Библиотекарь утёр со лба выступивший, несмотря на прохладу, пот.

Человек с большой буквы. Презренные. Друг. Чтец ненавидел домыслы, но прошлое открыло для него свою завесу. Значит, Люди вызывали неких презренных с Родины? И не этих ли "друзей", которых нужно кормить человеческой кровью, сейчас Маска Боб раздаёт направо и налево? Откуда пошли бесправные (ну, ладно, не-граждане), не от презренных ли?

Да и, чёрт возьми, Кровавый Ястреб — не предок ли Бладхоука?

Всё возможно. Быть может, тысяча человек (или Человек) сбежавшая на Хоуп — далеко не все беженцы? Или других людей перенесли сюда уже позже, через порталы?

Свиток не подделка, здесь таковых нет в принципе. Да и всё так похоже на правду — едва сбежав из-под гнёта Безликих, люди вцепились в глотку уже друг другу. Делить можно всё, что угодно — вспаханную землю, "презренных". Казалось бы, земли сколько душе угодно, но не из-за земли ли не так давно воевали Империя и Королевство? Не просто земли, конечно, а вспаханной, благородной, с построенными деревнями и дорогами. Диких местностей, где не ступала нога человека, по окраинам материка множество. Причём, такое множество, что никто даже толком не знает — сколько её.

Но что-то он увлёкся. Пусть факты притянуты за уши, но кое в чём Чтец смог разобраться. Кое в чём, далеко не во всём. Почему Безликие не стали преследовать людей? Откуда взялись "друзья"? Да и как так получилось, что каким-то образом возникла эта, если можно так выразиться, прослойка Людей с большой буквы, которая осмелилась на бунт и, судя по всему, овладела магией?

Чтецу хотелось схватиться за голову. Он, далеко не последний человек в Королевстве, не может добраться до истины. Сколько раз за последние годы переписывалась история, сколько фактов умалчивалось, а сколько посчитали ненужными и просто выбросили за ненадобностью?

И самое важное — о чём предпочитает молчать Маска Боб? Даже ему, Чтецу, этот головорез рассказал далеко не всё. Маска Боб из тех людей, которые предпочитают слушать, а не открывать рот.

Старик-библиотекарь аккуратно отложил свиток в сторону и принялся искать подобную ему жемчужину, но его отвлёк один из хранителей библиотеки.

— Ваш заказ, — коротко сказал он и удалился. — И ужин.

Ужин. Сегодня это не овсяная каша и не отбивная с кровью. Сегодня по совету Маски Боба у него — или вернее, его "друга" — шестнадцатилетняя воришка, но об этом хранителю знать не положено. Он уверен, что престарелому главному библиотекарю города ударил бес в ребро. Какая воришка не расплатится своими прелестями ради свободы? Но ему, Чтецу, девчонка нужна не для этого... секс за свободу — лишь удобный предлог, самый удобный, что ему удалось найти. Впрочем, одно другому не мешает, ведь так?

Пару часов назад мысли об убийстве невинной — ну, почти невинной — девушки казались ему кощунственными. Но... если верить свитку, он — человек, а она — всего лишь презренная.

XXII

Осунувшись и затолкав руки в карманы, Корвел стоял у угла улицы. Он угрюмо наблюдал за троицей молочников, развозивших свой товар по домам. Их белые фартуки в свете фонарей казались оранжево-красными, будто бы горящими.

"Что могут развозить молочники с горящими фартуками? Кровь, наверное".

Каланча отвёл взгляд от троицы. Всё равно молоко было настолько дорого, что он и не подумал бы купить его. Корвел в который раз за последние пять минут обшарил взглядом улицу. Всё те же всполохи огня и безмолвная непроглядная чернота по углам и вдали. Шорох нет и следа.

Кто-то дёрнул его за рукав.

— Ты чертовски незаметна, — буркнул Каланча Шорох, та в ответ только хихикнула. — Надеюсь, ничего не спёрла?

— Нет, — девушка показала ему язык.

"Не веди себя так, — умоляюще подумал Корвел. — Я и так выгляжу со стороны как папаша, выведший свою десятилетнюю дочь на прогулку".

Шорох тем временем потащила его куда-то дальше по улице. Каланча тупо, как телёнок, тащился за ней. Воровка оглянулась на него и подмигнула:

— Пошли, покажешь мне дом, где ты работал?

Каланча пожал плечами, но, вспомнив лужу крови на том месте, где погиб Кейс, резко остановился.

— Не стоит, — сказал он, — я не хочу туда.

Шорох остановилась и прижалась к нему.

— Да, я бы тоже не хотела сейчас вернуться в Крысиный закуток, — задумчиво произнесла она. — Всё это дерьмо началось там... для меня — там.

— А для меня — там, — кивнул Каланча. — Давай лучше вернёмся.

— Нет, я хочу ещё погулять.

И она снова потащила его за собой.

Корвел не слишком-то многое понимал в свиданиях, но, кажется, то, чем они занимались, мало на него походило. Или это и есть любовь — шататься битых два часа по улицам без цели? Но Шорох, кажется, довольна.

Совершив самостоятельно пару манёвров, Корвел вывел их на нужное направление. Шорох совершенно не ориентировалась в этом квартале, так что она ничего не заметила. А когда они окажутся у дома Селены можно будет сказать, что коль уж они случайно сюда вышли, то зачем бродить дальше?

Но, кажется, даже просто дойти до дома ему было не суждено.

Они услышали поток брани, издаваемый двумя мужчинами, и женский крик. Не слишком-то типичная ситуация для столь благополучного района, хотя и здесь случалось. Сказав Шорох спрятаться, Корвел заспешил на крики. Не то, чтобы он возомнил себя благородным юношей, спасающим прекрасных дев, просто, почему бы не помочь человеку, если можешь?

Завернув в полуосвещённый переулок — Шорох, и не подумавшая оставаться на месте, едва не врезалась ему в спину — он увидел три силуэта. Впрочем, на этом его вмешательство и закончилось — мужчины были стражниками.

— Спасите! — пискнула девушка.

— Да замолкни ты! — рыкнул один из стражников. Он сразу повернулся к Корвелу: — Это воровка, господин, мы её прекрасно знаем. Ловили здесь неделю назад.

Корвел едва не расхохотался в ответ. Чтобы благородные стражники отчитывались перед ним, бесправным? Впрочем, сейчас он смахивает на местного жителя — одежда у него дорогая, а на поясе висит кинжал. Повариха уверяла, что носить оружие в такое время — это модно. И была права: почти каждый таскал с собой оружие, причём, стража на это никакого внимания не обращала.

— Я понял, — сказал Каланча.

— Вы уж извините за шум.

— Ничего. Просто думал, что кому-то может понадобиться помощь.

Воровка тем временем продолжала яростно отбиваться от второго стражника.

— Меня отпустили! — орала она. — Отпустили! Нет вины, сказали!

— Так и возвращалась бы в свой Крысиный закуток, мерзавка! Опять воровать же пришла?

— Но не своровала же ничего ещё?

Корвел повернулся назад, положив руку на плечо неожиданно притихшей Шорох.

А потом...

О камень лязгнуло железо. Послышался звук раздираемого по швам платья. Женский крик и грубый мужской вопль. Перед глазами Каланчи появился полыхающий передник.

Огонь, лязг, крики...

Он снова будто бы вернулся в тот самый день. Нет, нет, не так. Тот самый день выбрался откуда-то из уголков его подсознания и воплотился в реальности. По каменным стенам бродили всполохи пожаров, кругом шла резня, женщин и детей насиловали и убивали.

Но в этот день он, Корвел Бладхоук, не сопливый пацан с одним луком. Сейчас он может вмешаться в происходящее и остановить резню.

Каланча резко развернулся вокруг своей оси и обратил раскрытую ладонь к ближайшему стражнику. Связка щупалец вцепились в стражника со всех сторон; они проникали любую щель его доспеха, терзали горло, подмышки; хлюпая, выдавили его глаза и глубоко вошли в черепную коробку. Одним усилием воли Корвел вернул все щупальца в свою ладонь и атаковал второго стражника. Его тело врезалось в стену и поползло вверх, скрежеща о камень доспехами. Когда Каланча понял, что противник уже мёртв, он с возгласом отвращения отшвырнул его тело. Оно грузно шлёпнулось рядом с первым мертвецом.

Корвел шагнул к воровке, забившейся в угол, и тихо сказал:

— Не бойся, ничего плохого больше не произойдёт.

Девушка взвизгнула, сжимаясь в комок, но рядом уже была Шорох:

— Глотка, это я, Шорох, — зашипела она, — пошли отсюда быстрее.

Глотку — "Ну и имечко", — успел подумать Корвел — долго просить не пришлось. Вскочив, она прижалась к Шорох, глядя испуганными глазищами на Каланчу.

— Я тебя спас, — сказал он обиженно.

— Спас, мать твою, — прошипела Шорох. — Уводи нас отсюда быстрее!

Всё ещё чувствуя обиду, Корвел повёл девушек по переулкам. Он часто оглядывался, выискивая возможную погоню, но их никто не преследовал. Возможно, никто даже и не видел того, как он убил этих ублюдков — на улицах даже ночью слишком мало народу. Поплутав с четверть часа, Корвел остановился. Они находились в пяти кварталах от дома Селены. Достаточно, чтобы, случись что сейчас, туда можно было бы вернуться позже, не подвергая себя опасности.

— Всё, — буркнул он, — здесь мы в безопасности.

— Да уж, — нервно сказала Глотка. — С тобой-то уж точно.

— Заткнись, — прошипела Шорох.

— Нет-нет, я, конечно, благодарна, что вы меня от стражи спасли, но я на мокруху не подписывалась, ясно?

— Ясно-ясно. Ты здесь вообще что делаешь?

— У тебя можно спросить то же самое, — фыркнула Глотка. — Ещё пару недель назад мы с тобой вместе вспарывали кошельки на площадях, а сейчас посмотри-ка какая матрона! Где шмотки такие своровала? Я тоже туда хочу!

— Я не своровала, — как будто стыдливо призналась Шорох. — Я...

— Вижу, вижу, с этим типом снюхалась, — воровка зло посмотрела на Корвела. — Не знаю, как у них, благородных, а нас за у... за такое дело на площади повесят.

— Я не благородный, — подал голос Корвел. Он слушал девушек в пол-уха, ожидая возможного нападения.

— Плевать мне, кто ты, — прошипела Глотка, — даже имя знать твоё не хочу. — Она снова перевела взгляд на Шорох. — Да уж, подруга, поднялась ты, — она хихикнула. — А, кстати, как я здесь оказалась-то! Меня же неделю назад и правда повязали. Ну, думаю, сидеть мне в тюрьме до тех пор, пока не сожрут. Но повезло. Пришёл какой-то тип, странный такой, выбрал из всех наших в камере двух самых симпатичных и спрашивает: чего, мол, сделаете, чтобы на свободу выйти? Ну, я говорю, что всё, что его благородию захочется, а вторая ломаться давай. Короче, помыли меня, переодели, накормили и к какому-то дедку отвели. — Глотка зажмурилась от восторга. — Какое я у него вино пила...

— А дальше-то что? — нетерпеливо спросила Шорох. Она тоже постоянно озиралась, видимо, желая уйти отсюда подальше.

— Да ничего, отсосала ему, а он потом в слёзы. Иди, говорит, куда хочешь, нечего такую молодую жизнь губить. — Глотка хихикнула и подмигнула покрасневшей Шорох. — Если бы тебя хоть раз поймали, и не такое пришлось бы делать. Ладно, бывай. — Воровка буквально испарилась.

Нет... Корвел видел её. Не собственными глазами, а чем-то внутри. Он мог догнать её и выпотрошить. Чтобы она не привела помощь, конечно. А потом...

— Корвел, — позвала Шорох. — Корвел!

Каланча, согнувшись, блевал на мостовую. У него чудовищно кружилась голова. Закончив, он отошёл на пару шагов, уселся прямо на мостовую и обхватил голову руками.

— Что... что я сделал? — спросил он. — Что я натворил?

Шорох приблизилась к нему и обняла его за плечи. Она говорила что-то успокаивающее, но он не слушал.

"Чудовище, — шептал кто-то внутри него, — ты чудовище. Вспомни того парня, с которым ты пил кислое пиво в подворотне. Что он сказал тебе? Что твоя мать, как и у него, была шлюхой, раз ты побираешься? И что ты тогда сделал? Забил его. Насмерть забил. Пинал его, бил кулаками. Как и сейчас у тебя перед глазами был тот день, ты буквально видел, как этот парень насилует твою мать раз за разом, и бил его за это...".

Корвел тяжело поднялся, оттолкнув Шорох.

— Мне надо идти, — с трудом сказал он.

— Куда? Стой же!

— Идти, — повторил Корвел. — Я прогуляюсь и вернусь, хорошо?

— Но...

— Просто мне надо прогуляться, — сказал Каланча уже пустоте.

Он бежал. Куда — он не знал и сам. Казалось, что если убежать сейчас куда-нибудь далеко, решатся все его проблемы. Не будет того дня. Не будет сегодня. Возможно, и его не будет. Он просто добежит до края света и свалится в преисподнюю, туда, где ему самое место.

"За что? — шептала вся его суть. — За что ты убил их?".

Корвел остановился и опёрся на стену. Хорошо, что почти нет прохожих. Хорошо, что его никто не видел. В этот момент ему было плевать на то, что он оставил Шорох одну. Плевать, что она, возможно, не знала обратную дорогу. Ему нужно было сбежать. От самого себя.

В тот день, сам того не зная, он стал чудовищем, но чудовищем в человеческом обличье. Что ему остаётся делать теперь, когда он чудовище, машина для убийства, ещё и физически?

— Эй, парень, всё в порядке?

Корвел резко обернулся на голос. Рядом стоял подвыпивший мужичок. Он, оказывается, стоял у крыльца какой-то таверны.

— Что-то случилось? — продолжил расспросы нечаянный собеседник.

— Ничего, — ответил Корвел. Его горло пересохло. Он знал, что ему нельзя пить в таком состоянии, но...

— Ничего такого, чего нельзя было бы залить парой кружек эля, — ухмыльнулся Каланча.

— Вот это наш разговор...

Шорох встретила его около полудня. Он был чудовищно пьян, измазан в грязи. И крови.

Девушка в ужасе шагнула к нему навстречу. Она боялась увидеть тот взгляд. Вытаращенные немигающие глаза, абсолютно пустые, с расширенными зрачками. Но у Корвела были глаза просто пьяного вдрызг человека.

— Я подрался, — сказал он, усаживаясь прямо на половик. Он говорил вникуда, ни к кому не обращаясь. — Подрался. Но никого не убил. Больше не убил. Я правлюсь. Справлюсь. Тот день больше не придёт, понятно?

Шорох не понимала, о чём он говорит, но кивала, одновременно стараясь стащить с него разодранную куртку.

— Я не чудовище, — пробормотал Корвел, — не чудовище. — Его взгляд впервые сфокусировался на Шорох. — Ты веришь мне?

— Верю... — прошептала она в ответ.

— А я — нет. Нет, понимаешь?

Воровка думала, что он сейчас расплачется, но гримаса страдания на его лице сменилась яростью.

— Не чудовище! — прошипел Корвел. В его глазах полыхнул такой огонь, что Шорох снова испугалась. Но почти сразу взгляд Каланчи погас.

С трудом ей удалось увести его спать.

— Ничего, — сказал Риппер. — Как в воду канул. Никто такого не видел.

Риппер лгал. Он не искал этого Корвела. Если уж им суждено найти друг друга, то это произойдёт. Вместо того чтобы искать, Риппер ходил по улице. Туда-сюда, больше ничего. Просто каждый раз количество шагов, которое он делал, отличалось от четырёх.

— И у меня тоже, — раздражённо буркнул Щелбан. — Да уж, в Столице столько народу, что вот так сразу никого и не найти.

А в кошельке всё меньше денег. Нет, денег-то ещё достаточно, просто Щелбан решил, что нужно ограничиться суммой в двадцать марок. Но, судя по всему, у него это не выйдет — приходится кормить ещё двоих, снимать две комнаты... Хорошо, что девки достаются ему почти забесплатно.

— Ещё один день в жопу, — буркнул Щелбан вслух. — Поискать бы его ещё, но сейчас уже слишком опасно...

— Вообще-то, — гордо сказал Лоскут, привлекая к себе внимание. — Вообще-то, я ещё ничего не рассказал о своих успехах.

— И что же ты можешь рассказать? У тебя из успехов за последние дни только постельные.

— А вот и нет, — Лоскут ощерился неприятной улыбкой от уха до уха. — Я тут болтал со стражей. Корвел им не попадался, по крайней мере, тем увальням, с которыми я разговаривал. Но! Они рассказали мне об одном случае, случившимся прошлой ночью. — Наёмник многозначительно замолк.

— Ну, не томи! — зарычал Щелбан.

— В общем, ночью погибло два стражника. Те идиоты, с которыми я разговаривал, знали это абсолютно точно, но вот в то, как их убили, не верили. А всё дело в том, что уж очень странно их убили. Как будто проткнули копьями. Ну, похоже на то. Вот только у копий были зубы. К тому же, одного стражника как будто подняли до середины стены, а потом отшвырнули на сорок футов. И стражник этот был не из маленьких.

— И что? — раздражённо спросил его напарник. — Очередная...

Щелбан замолчал. А потом ухмыльнулся.

— В каком, говоришь, это было районе города?

— Десять марок премии, — осклабился Лоскут. — И тогда я подумаю, сказать тебе или нет.

Щелбан выбросил монеты на стол. Всё равно они вернуться к нему, когда он прикончит Лоскута.

— Мы же не сейчас пойдём его убивать? — равнодушно поинтересовался Риппер.

— Нет. А что?

— Пойду, похожу.

Он ушёл.

— Странный парень, — пробормотал Щелбан.

Лоскут коротко кивнул. Он не собирался рассказывать Щелбану, что видел. Какая ему от этого печаль? Всё равно, когда они убьют Корвела, он прикончит их обоих.

* * *

XXIII

Под колесо фургона попал камень. Тряхнуло так, что половина солдат, сидящих на узких и неудобных скамьях, повалилась на пол. Вторая половина поддержала пострадавших потоком смачной брани. Брандту повезло — он на скамье удержался.

— Гладкая ж дорога была, — прорычал сосед справа, Шмяк, потирая ушибленный о скамью локоть. — Всё, мать их, за неделю засрали.

Сосед слева, Рихард, в ответ издал лишь невнятный звук, выражающий то ли согласие, то ли желание сблевать. Брандт его прекрасно понимал: он тоже вчера порядком перебрал. Но всё же ему было лучше, чем соседу. Проблема Рихарда в том, что его постоянно укачивает. Он поэтому в конницу не пошёл, хотя лошадей любил до безумия.

— Что там было-то? — раздался чей-то голос из глубины фургона.

— Ни хрена не видно, — заорал кто-то из заднего ряда. — Холмик какой-то.

— Всё, мать их, засрали, — повторил Шмяк.

Брандт пожал плечами.

— А вдруг там был труп? — спросил кто-то.

— И что?

— Ну... как-то... это не по-человечески.

— Ему уже плевать... Ах, мать твою!

Второе препятствие было серьёзней первого, теперь уже на пол повалились практически все. Звук был такой, будто встряхнули мешок, полный железа.

Брандт, выругавшись, снял шлем, закрывший ему глаза из-за ослабленных повязок. Он утёр пот и положил его на колени. В телеге было чертовски душно и жарко, так что шлем можно надеть потом, когда уже действительно начнётся боевое задание. Больше половины ребят сидели без шлемов, так что хоть не одному пропадать.

— Куда же мы едем? — спросил Шмяк, когда все более или менее успокоились.

— В Столицу, — раздражённо ответил Брандт. Он безуспешно пытался заснуть.

— Но зачем?

— Заткнись уже, а?

Шмяк обиженно замолчал.

Дорога пошла получше, но Брандту не спалось. Его на самом деле мучали те же вопросы, что и Шмяка. Дело выглядело довольно мутно, если не сказать — странно.

Их собрали три часа назад, перед закатом, погрузили в фургоны — три из пяти фургонов шли порожняком — и отправили на ТУ сторону. Секретное задание короля, вот и все объяснения. Не желающих ехать в Столицу пригрозили повесить, поэтому никто не брыкался.

Ещё страннее было то, на это "секретное королевское задание" отправили именно их — штрафников. Восемьдесят человек отменного войскового сброда. Проворовавшиеся сержанты, нарушители распорядка, убийцы, дезертиры. Их вина была достаточной, чтобы они навсегда остались рядовыми с урезанным жалованием и маленькой пенсией, но виселицы они не заслужили. Официально. Брандт знал здесь с десяток парней, по которым буквально рыдал ближайший берёзовый сук.

Час назад они встретили конный разъезд из двенадцати человек. Свободная армия. Чёртовы дезертиры. А им даже премии обещали за несение службы ЗДЕСЬ. Брандт завидовал им. Он сам был дезертиром — сбежал с поля боя два года назад, когда они убивали какого-то герцога... то есть наводили порядок. Или свергали тирана. Обычно операции на юге называли так. Три дня Брандт бродил по лесу, пока не наткнулся на арьергард королевской армии. Его побег не повлёк за собой больших потерь, так что ему дали двести палок, а не повесили. Чёрт, да у него на спине живого места нет, всё в шрамах. А этим...

Впрочем, если верить магам, то нынешние дезертиры никогда не выйдут на солнце. А они в безопасности. "Главное, чтобы на вас не попал солнечный свет, прошедший через остров, так что ночью можно спокойно ходить под Тенью", так сказали им. Оставалось только верить на слово. Так что, вполне возможно, Брандту повезло куда больше — его старый полк потерял сто процентов личного состава. Кого убили, кто сбежал, а кто ослеп.

— Сколько ещё ехать? — тупо просил Рихард.

— Да кто ж знает? — буркнул Шмяк.

— Я больше не выдержу...

Брандт попробовал двинуться вправо, но у него не вышло — уж слишком они плотно сидели. Оставалось только зажать нос и стараться не слушать.

Остаток поездки обещал превратиться в сплошной ад.

Брандт неглубоко дышал ртом и слушал, как скрипят колёса. А потом...

Как будто бы тряхнуло телегу. Но почему он оказался здесь, в детстве? Пахло земляникой, рядом сидела сестра, которая скончалась от чахотки пятнадцать лет назад.

— Брандт, очнись! Брандт!

Брандт попробовал встать с бревна, на котором сидел, но тело не слушалось.

— Спи, Брандт, — сказала сестра. — Спи.

Тело рядового Брандта, ударившегося во время падения виском, решено было выгрузь на обочине.

— Быстрее, быстрее... да быстрее же!

Каша и без того торопился. Но они не успевали.

— Стоять! Кто здесь?!

— Твою мать, — ругнулся Стальной Молот. — Каша, давай-ка задержимся.

Головорез послушно остановился. Молот вытащил свои катары, а Каша взялся за кинжал.

Ну кто мог подумать, что дворец охраняется? Каша самолично был здесь вчера. И никого. Он упёр груду позолоченной посуды, которая оказалась полным дерьмом — всё самое ценное уже растащили. А сегодня — пожалуйста, стража.

Стражники не слишком-то торопились, не били тревогу и вообще не беспокоились. Их было четверо, неужто они не справятся с парочкой воришек? На их беду им попались не обычные воры.

Каша поднял пустые, вроде бы, руки. Он прижимал рукоять кинжала большим пальцем к ладони, сам клинок удобно скрывался под рукавом, в темноте и не разглядишь. Молот стоял сзади, скрестив руки на груди и затолкав кулаки в подмышки.

— Это закрытая территория, — сказал один из стражников, — ходить здесь запрещено.

— Да как запрещено-то? — возмутился Молот. — Все ходят.

— Теперь не будут. Ну-ка живо сюда!

Каша подался вперёд. Он не волновался за стражников, а вот четвёртый парень с повязкой на плече внушал смутные опасения. Не походил он на тюфяков, размякших в городе. Солдат? Скорее всего. Наверняка один из дезертиров, поговаривали, что часть их примкнули к страже. Плевать. Каша — профессионал, ему приходилось драться и на мечах в поле, и на ножах в подворотнях. Вряд ли этот солдатик хорошо знал, что это такое — уличная поножовщина.

— Стой.

Каша остановился в четырёх шагах от стражников, как раз на границе освещённой фонарём зоны. Лезвие, скрытое под одеждой, не должно было отсвечивать. Но, чёрт побери, он взялся за рукоять слишком высоко, и клинок коротко сверкнул в свете фонаря.

— Эй, что там у тебя?

Отвечать времени не было. Каша в один прыжок очутился у ближайшего стража и отточенным долгими тренировками движением вогнал кинжал ему кинжал под подбородок. Послышался тошнотворный хруст, стражник сразу обмяк. Каша выдрал кинжал и бросился на солдата. Труп с лязгом упал на мостовую, послышался стук сапогов о мостовую.

Каша ухмыльнулся. Он любил макабр. Молодое полное сил тело до конца не верит в свою смерть. В этом был...

Каша пролетел мимо солдата. Его ноги почему-то налились тяжестью. Сделав ещё два шага, он запнулся обо что-то и повалился ничком. Упал он очень неуклюже, лицом. Нижняя челюсть сразу онемела, в скулу упёрся острый край камня. Головорез попробовал встать только один раз и сразу понял, что уже не поднимется. Под животом разливалась тёплая лужа, пахло кровью, но боли он не чувствовал.

— Тревога!!! — визжал позади солдат. — Нападение!!! Трево... ААААА!

Каша смотрел в темноту и слушал вопль солдата. Это с ним Молот так. Когда его расстроить, он делает так, чтобы жертва умерла не сразу. Солдат помучается не долго, но боль будет адской. Его визг резонировал на грани слышимости. Пусть поорёт, на секретность уже плевать. Каша всегда старался убивать быстро, но это не тот случай. Скорее всего, Молот сделал два удара, один в пах, второй в подмышку. Парень истечёт кровью быстро... Сколько, интересно, осталось самому Каше?

К нему подошёл Молот. Грубо перевернул его на спину. Каша хотел сказать, чтобы босс повернул его к солдату — он хотел увидеть пляску смерти человека, убившего его. Но ртом пошла кровь, и Каша смог издать лишь невнятный хрип.

— Прощай, дружище, — с болью сказал Молот.

Каша попробовал улыбнуться в ответ, но губы его уже не слушались. Его сознание стремительно падало куда-то. Перед глазами появились странные видения, то ли явь, то ли сон.

"Я хотел тебя убить, — подумал Каша, — хотел пришить тебя за то, что ты сделал с моим отцом. Как получилось, что ты стал мне лучшим другом?".

На его лицо легла ладонь. Молот решил, что он уже мёртв и закрыл ему глаза. Но это же не так... Последним усилием Каша открыл глаза и посмотрел на босса, но увидел лицо отца. А потом свет погас.

— Мать вашу! Быстрее! Быстрее! Что, уроды, совсем разжирели на казённых харчах?

Генрих и так торопился. Да он так не торопился уже лет двести. Наверное, последний раз, когда сержант прихватил его со своей дочерью. С тех пор на карьере Генрих поставил крест, но уж лучше плохо служить в страже, чем хорошо пахать поле. Да и сержанта рано или поздно отправят на пенсию, а Генрих ещё молод...

Или уже не совсем... Пот застилал глаза, кололо бок. Чёртово пузо, невесть как выросшее за последние пару лет, стремилось вывалиться из ремня. С этим животом одни проблемы. Казалось бы, ничего не меняется, а потом смотришь на себя в зеркало и видишь, что ты жирный боров. Ну, не совсем, конечно, боров... но чтобы рассмотреть свой член Генриху приходилось втягивать живот. Совсем чуть-чуть...

Твою мать, если бы не та сисястая шлюшка, его бы уже давно посадили на какой-нибудь склад. А так бегай по улицам, как какой-нибудь сопляк-новобранец.

— Быстрее! Шевелите задницами!

Быстрее, быстрее... О, боги, что за спешка? Тем более, ночью. Бордель что ли какой-то накрыли? И что ж теперь? Кому какое дело в такое время до борделей? Нет, Генрих бы не отказался сходить туда. Провести, так сказать, инспекцию. Он ходил в одно местечко, здесь, в городе. Там была рыжулька, которая называла его "мой поросёночек". Конечно, немного обидно, но мило...

Сержант — старый хрыч худой, что мальчишка, хотя жрёт вёдрами — влепил ему нехилый такой поджопник. Застонав, Генрих попытался ускориться, но уж слишком сильно он устал.

— Быстрее! Корона в опасности! — заорал какой-то ублюдок с красной повязкой на плече.

Что-то их много в последнее время расплодилось. Ходят тут, командуют от имени нового короля, как будто бы после этого они что-то из себя представляют. Чёртовы дезертиры, трусы сраные, бросили их на растерзание этим чудовищам...

— Быстрее! — прорычал на ухо сержант и ещё раз саданул Генриха в правую ягодицу. — Это тебе не девок по сеновалам валять, а?

Генрих сдул пот, капающий с носа, и промолчал. А что ещё сказать? Это было пять лет назад, он был молод... да ему всего-то было двадцать! И плевать, что девчонка оказалась на шесть лет моложе, она же сама захотела. Да и не первый он у неё был, далеко не первый. Правда, основные-то проблемы вовсе не в молодости, а в сердобольном папаше-сержанте...

— Вперёд! В атаку!

В атаку? Да они что, охренели? Какая атака? Они ж посередь Столицы, у самого дворца! Генрих судорожно попытался затянуть завязки на шлеме, но вышло только хуже — шлем съехал на ухо. Хорошо, что никто не заметил...

Впереди послышались крики, раздался лязг оружия. Неужели действительно драка?

Толпа стражников застопорилась в воротах дворца. Сам Генрих, оказавшийся в самом хвосте, врезался в бегущего впереди стражника и остановился, тупо давя того в спину. Кто-то тут же прижал и его. Послышалась ругань, чей-то локоть угодил Генриху в нос. "Поросёночек" сразу отпрянул назад, хватаясь за пострадавший орган. Во рту сразу стало солоно. Он судорожно хватал воздух ртом, стараясь запрокинуть голову, но толком ничего не выходило. От недостатка воздуха у него начала кружиться голова.

— ДА ВЫ ЧТО, СУКИНЫ ДЕТИ, ВОЕВАТЬ РАЗУЧИЛИСЬ? — проревел кто-то над ухом.

Послышались удары. Кто-то схватил Генриха за шиворот и отшвырнул назад. Стражник запутался в собственных ногах и упал на задницу. В копчик будто вонзили раскалённый гвоздь, но Генрих радовался хотя бы такой передышке. Рядом выл Седой — он подвернул ногу.

— Я сломал! — орал он. — Сломал её! Сукин ты выродок, ну-ка иди сюда!

Пытающийся навести порядок в строю, молодой офицер с красной повязкой на руке повернулся к Седому.

— Ты мне ногу сломал! — заорал на него Седой. — Понял меня? Ты мне до конца жизни...

Офицер влепил Седому рукоятью меча в лицо. Стражник тяжело повалился назад.

— Кто ещё хочет что-то мне сказать? — взревел офицер. Но на него никто, кроме Генриха, не обращал внимания. И это не осталось незамеченным. — ВСТАТЬ!

Понимая, что лучше не спорить, Генрих поднялся, опираясь на меч. Ноги едва держали его, но он, как мог, поковылял к месту боя. Странно. Казалось бы, ударился копчиком, а хромота почему-то на правую ногу...

— Где твой щит? — рявкнул офицер.

— Щит? — тупо спросил Генрих.

— Да, щит. Где он?

— А зачем мне щит?

Офицер так и остался стоять с раскрытым ртом и вытаращенными глазами. Генрих решил не лезть к нему и кое-как побежал к воротам. Стражники уже прорвались через них, потеряв троих. Генрих увидел сержанта, он лежал на спине, его лицо было чёрное от крови. Уж этот-то, конечно, был в первых рядах. Быть может, после сегодняшнего дня его, Генриха, таки повысят...

Кругом слышались беспорядочные выкрики. Туда-сюда сновали пятна фонарей и факелов, выхватывая из темноты мечущиеся в панике фигуры. Генрих не заметил никого такого, кого можно было бы принять за противника. Разве что вот эта пара оборванцев... что они здесь, кстати, делают?

Кто-то толкнул Генриха в спину, он снова упал, но на сей раз вставать не торопился. Убить же могут...

Минут через пять всё как будто более или менее успокоилось. Или, скорее, переместилось во дворец. Генрих, воровато оглядываясь, поднялся, подобрал один из валяющихся на земле фонарей. Одно стекло лопнуло и выпало, но ничего, светит и ладно. Стражник побродил по площади перед дворцом, сам не зная зачем. Он нашёл только четыре мёртвых тела, три из них принадлежали стражником, четвёртым был оборванец. Он, как оказалось, был ещё жив, но Генрих сомневался, что современная медицина способна вылечить такое — у парня не было правой руки, а левой он придерживал разорванные и растоптанные кишки, вылезшие из живота.

Тут "Поросёночек" вспомнил про сержанта. Чем черт не шутит, может, он ещё живой. Если он сейчас спасёт старика, то тот, быть может, забудет его маленький грешок. Да, сто процентов забудет!

Генрих трусцой вернулся к воротам. Сержант всё ещё лежал здесь. Наклонившись, Генрих осветил его лицо. Кровища везде, но ран, кажется, нет. Стражник осторожно, носком сапога, толкнул сержанта в скулу. Голова повернулась на бок, челюсть безвольно отвисла.

Генрих выпрямился. Его трясло. Нет, сержант точно жмур. А что Седой?

Он долго стоял рядом с сержантом, не в силах заставить себя подойти к напарнику. Вдруг он тоже мёртв?

А что же делать ему самому? Если его застанут здесь и сейчас, то сразу поймут, что он струсил и сбежал. А так про карьеру уж точно можно забыть, вряд ли король расщедрится на прощение какому-то пузатому стражнику.

Да-да, он просто должен оказаться на месте событий. Или где-нибудь рядом. А потом можно будет сказать, что он отстал или заблудился... Вариантов много. Но если его встретят здесь, то по головке точно не погладят.

Генрих постоял ещё пару секунд, а потом, обмирая от ужаса, поплёлся к дворцу. Его встретили тёмные коридоры, разбитая мебель и далёкие крики боя.

Второй хрипел, даваясь кровью. Первый затих. И только Третий ещё мог дышать нормально и двигаться.

— Что там? — шипел Старший. — Что?

— Ничего, — сказал Третий. Его голос звучал сдавленно из-за слёз.

Неужели нельзя было что-то поменять? Ну хоть что-то. Какой он теперь Третий, если Первый и Второй умрут? Теперь он просто станет Младшим. Не одним из трёх братьев-близнецов, а просто каким-то младшим братом Старшего.

— Твою мать, — прошипел Старший. — Уйди, тупоголовый.

Третий послушно отодвинулся. На тупоголового он не обижался, его называли и похуже. Кроме того, мозгов у него действительно было маловато. Все шутили, что весь ум в их троице достался Первому и Второму, а на него не хватило. Ну и пусть.

Зато теперь весь ум остался у него. Второй захрипел в последний раз и затих. Третий поднёс ладонь ему ко рту, проверяя дыхание, и ничего не почувствовал. Чувствуя полную опустошённость, Третий сел в угол и тихо захныкал.

— Заткни пасть! — прошипел Старший. — Заткнись, выродок! — Он пнут Третьего в бедро, но тот не собирался замолкать.

— Ты сказал! — заорал Третий. — Ты сказал, большой куш! Сказал, Кривой даст много денег! Сказал, я могу жениться на Лизе! Сказал, буду, как сыр в масле кататься! Сказал, на заводе столько за всю жизнь не заработаем! Где теперь твой Кривой? Где? А Первый со Вторым вот они, мёртвые!

Третий завыл, хватаясь за голову. Старший мутузил его кулаками и сапогами, требуя заткнуться.

— Сказал, женюсь на Лизе! — рыдал Третий, захлёбываясь в слезах. — Женюсь!

— Заткни пасть! Пасть! Свою! Заткни! — Старший уже орал, тряся брата за грудки. — Да шлюха твоя Лиза! Никто за тебя никогда не пойдёт, урод тупоголовый! Понял меня? Никто!!!

Третий на миг замолк.

— Забери свои слова обратно, — сказал он. — Забери. Лиза не шлюха.

— Шлюха, мать твою, ещё какая! Я сам её драл! И Первый со Вторым, вдвоём! А ты, выродок тупой, цветочки ей носил! И она над тобой смеялась, когда я её драл смеялась! Потому что ты кретин! И я смея... л... а... ы... а...

Третий отшвырнул Старшего от себя. В его руке был окровавленный нож, который секунду назад трижды вонзался в грудь брату.

— Не шлюха, — всхлипывая проговорил Третий, — нет...

Он встал над братом и принялся пырять его ножом. Раз, раз, ещё раз, десятый... Старший уже не шевелился, но Третий всё бил и бил его. Потом ему это надоело, и он пошёл искать выход.

В коридорах дворца было темно и страшно. Третий всегда боялся темноты. Он знал, знал каждую секунду своей жизни, что во тьме живут чудовища. И теперь его страхи подтвердились. Обычно он забивался под одеяло и слушал, как над ним смеются его братья. Бугай, говорили они, двадцати лет отроду, а темноты боишься. Третьему было плевать на это. Потому что кроме темноты он не боялся ничего.

До этого дня. Оказалось, что он очень боится потерять братьев. А ещё... что те парни, которые ходили к Лизе, занимались с ней любовью. Когда он спрашивал её, она смеялась и говорила, что всё ещё девственница, что ждёт только его. Просто ему надо накопить денег на свадьбу. И Третий копил, долго копил, но каждый раз, когда денег становилось много, они куда-то исчезали. Это были воры, так говорили братья, и он им верил. Конечно, кто, если не воры?

Коридоры, коридоры, коридоры... комнаты, комнаты и опять коридоры. Какая громадина. Наверное, тем, кто жил здесь, не нужно было откладывать на свадьбу.

Третий хорошо помнил, как они шли сюда. Быстрым шагом, с мешками за плечами. Их было тридцать, и это только люди с завода под предводительством Кривого, а здесь были ещё люди Стального Молота и многие другие, всего около сотни человек. Сотня, целая армия. Наверное, нужно много времени, чтобы убить сотню человек...

Они шли и шли по этим коридорам, а потом кто-то начал бить тревогу. Тогда они побежали дальше, куда-то в подвал, но там их остановили. Жгут сказал, что стражу нужно задержать, и отправил половину людей назад. Молот, сказал он, сделает то же самое. Что-то Третий не видел людей Молота. Или, быть может, они сражались в другом месте.

Сначала Третий думал, что тревогу дали по ошибке. Он просто стоял вместе с братьями в коридоре и думал о свадьбе. Но потом в ближнем коридоре кто-то закричал, и появилась стража. Много людей, больше десяти. Они сражались в коридоре, потом их оттеснили в комнату. Первый уже едва ходил — ему проткнули бедро и порезали живот. А потом, когда их пытались выкурить из комнаты, Первому проткнули живот копьём.

Третий остановился и судорожно вздохнул. Первому проткнули живот, а Второму располосовали бок. Потом появились ещё несколько парней с завода, и стражников удалось прогнать. И тогда они зашли в ту комнату...

Третий зарыдал и бросился бежать по коридору. Он должен добраться до Лизы. Сказать, что денег у него пока нет, но потом они будут, появятся... Он будет работать, много работать, так много, что Лизе не нужно будет ничего делать. Она просто останется дома, чтобы растить детишек. Умных детишек, у него же умные братья, просто он один такой глуповатый, значит, не обязательно его дети будут глупыми, ведь так?

В коридоре он с кем-то столкнулся. Они оба полетели на пол. Раздался звон, и на полу вспыхнуло пролитое масло. Третий увидел его, человека, с которым столкнулся. Это был жирный стражник с перепачканным кровью лицом.

Стражники убили Первого и Второго.

Зарычав, Третий выхватил нож и вцепился левой рукой в сапог стражника. Тот заверещал так, будто его насиловали. В ноздри Третьему ударил резкий запах мочи.

— Обоссался, — прошипел он.

— Не убивай меня! Пожалуйста!

Третий его не слушал. Он воткнул нож в жирную ляжку противника и подтянулся поближе, чтобы одним ударом в лицо добить его.

— Обоссался, — сказал Третий. — Вы все такие. Только и можете...

Он не договорил, потеряв мысль. Ему нужно было добраться до Лизы.

... Она спала у себя. В комнате несло вином и грязными портянками. В её кровати, кроме неё, спали двое. Какой-то старик лет сорока и мальчишка втрое младше.

— Лиза, — сказал Третий, — Лиза, просыпайся.

Лиза резко села. Она была голой. Третий увидел её плоскую грудь с тёмными крупными сосками, её живот, испачканный в чём-то засохшем.

— Кто это? — спросил он. — Ты пустила их переночевать?

— Да ты охренел? — просипела Лиза. — Ты, кретин, долбаный в корень охренел?

— Кто это? — сонно спросил старик.

— Да дебил местный. Увязался, чёрт его дери...

Они говорили что-то ещё, Третий уже не слышал их.

Он знал. Знал. Всегда знал это, просто не хотел верить. Не такой уж он и тупой. Просто не хотел верить. Он же любил её. Любил...

— Я люблю тебя! — зарыдал Третий.

Его пальцы были испачканы в крови. Они скользили по её шершавому от оспин лицу.

— Люблю!

Мальчишка с тихим сипением пытался отползти к двери. Старик лежал рядом, кровь уже перестала сочиться из его разрезанного от уха до уха горла.

— Люблю!

Лиза замерла. Сначала она сопротивлялась, но когда он придушил её, она перестала.

— Люблю...

Он лёг рядом, на тюфяк мокрый от крови и принялся ласкать её лицо пальцами. Она стала его женщиной, стала... он больше её никому не отдаст.

Прошли минуты прежде, чем он понял, что придушил её слишком сильно. После ему осталось только вскрыть себе вены и остаться лежать рядом.

Третий, Младший, Единственный умер счастливым, рядом с женщиной, которая теперь принадлежала лишь ему.