Кристиан Фэй: Угроза Теней

— А что господин Масленок?

— Дал, конечно. Так она так зыркнула этим глазом своим, нехорошо, сразу видно, порчу навела.

— С чего бы ей творить зло, если она получила все, чего желала?— Кристиан выпрямился и потер переносицу. Этот разговор начинал ему надоедать. Но неутомимый сосед продолжал вкрадчиво шептать.

— Она ведьма, это ж каждому понятно! С ними же как: сделаешь им плохо — проклянут, сделаешь добро — все равно что-нибудь испортят. Сущность у них такая...

Фэй широко зевнул.

— У вас штанина горит,— вдруг сказал он.

— Что? — не понял голос. — Что горит?

Из-за изгороди потянуло паленым, и некто на дороге испуганно вскрикнул.

— Штанина,— повторил Фэй, щелчком отослал окурок за стену плюща и неторопливо направился к дому. Его ждала очередная кружка горячего синего чая.

* * *

Следующий день начался с долгого дождя, смешанного с хлопьями снега. Тонкие ленты дорог в полях совсем раскисли, и к тому времени, как Кристиан добрался из Больших Кедров в Лишаи, уже настало обеденное время.

Немногочисленные дома деревеньки выглядели понуро, окруженные голыми, по-зимнему черными деревьями и белыми островками обледенелого снега. Но сад вокруг дома номер два оставался неизменно цветущим, без малейшего намека на зимнюю стужу. Фэй нашел старую ведьму на лужайке перед домом; с невесть откуда взявшейся силой госпожа Морий выволокла из дома пузатый чугунный котел и разожгла под ним огонь. Хоть Саймон и скрылся в неизвестном направлении, она не сдавалась. Ее наполняла уверенность, что блудный внук не покинул пределы участка, а для таких случаев в книгах как раз имелось заклинание.

Пара строк в толстом талмуде стерлась, но мадам Морий, как опытная ведьма, быстро набросала на клочке бумаги экспромт. Костер разгорался, жадно пожирая сухую листву, и вода в котле пошла пузырями.

— Корень полыни,— приговаривала она, раскладывая связки трав и другие странные предметы по углам сада,— крысиный хвост, ослиная шерсть, да щепотка соли. Ее всегда добавляют, всюду, куда ни плюнь...

Она с трудом разогнулась, смахнула со лба прядь седых волос и пристально посмотрела на стоявшего неподалеку юношу.

— Ты же во мне не сомневаешься? — угрожающе уточнила она.

— Нет, совсем нет, мадам Морий!— отозвался Кристиан уже из-за окружавшей сад стены плюща.— Продолжайте, прошу вас!

Ждать на размытых колдобинах сельской дороги пришлось недолго. Из-за живой изгороди донеслось бормотание, пару раз котел зашипел, затем участок озарила яркая вспышка. Подобно молнии, она ослепила Фэя и тут же исчезла, погрузив сад в серость дня.

Кристиан перестал зябко ежиться, выбросил сигарету в заросшую ивой канаву и скрылся за калиткой. Вскоре он вышел из похожего на курятник дома и, пробравшись мимо шипевших цветов, отчетливо крикнул:

— Саймон! Саймон, твоей бабушке очень плохо!

Когда он вернулся в душную комнатушку, у изголовья кровати мадам Морий уже сидела большая серая крыса. Старая ведьма лежала навзничь на кушетке и громко охала, по очереди хватаясь за все части своего скрюченного подагрой тела.

— В таком виде ты точно не сможешь за мной ухаживать.— Она криво усмехнулась и погладила грызуна по лоснящейся спине. Тот пошевелил усами и горестно накрыл мордочку когтистыми лапами.

Кристиан остался на пороге, привалился плечом к дверному косяку. Ему было неловко прерывать столь душещипательную сцену, но попусту тратить время на эмоциональные излияния он тоже не любил.

— Вы можете сделать еще кое-что,— негромко сказал он.

От удивления мадам Морий даже перестала охать, а крыса разразилась гневным писком.

— Да, да, Саймон, она слаба, я понимаю.— Фэй умиротворяюще поднял руки.— Но это не займет много времени. Если вы, мадам Морий, откажетесь от своих сил, ваши заклинания перестанут действовать и исчезнут, в том числе и то, что лежит на вашем внуке.

Он попятился к двери и нащупал дверную ручку у себя за спиной. Крыса и ведьма продолжали неотрывно — и очень недружелюбно — следить за каждым его движением.

— Подумайте,— повторил он снова.— Я навещу вас утром.

Когда дверь захлопнулась, изнутри в нее ударило нечто тяжелое, со звоном разбившееся на полу. Глубоко вздохнув, Кристиан натянул перчатки. Мадам Морий следовало хорошенько все обдумать, и он очень надеялся на верное решение.

* * *

Во все времена отказаться от силы магическому существу, обладавшему ею с рождения, было очень нелегко. Все равно, что избавиться от руки или другой части тела: больно, неудобно и непривычно. Чувство потери, охватывавшее несчастных, медленно ввергало их в депрессию, жизнь теряла былую яркость и лишалась смысла. Оно и понятно — кому бы понравилось лишиться части своего неповторимого "я"?

За несколько веков до рождения Кристиана Фэя и мадам Морий, одна колдунья из Золотой Долины, Линда Май, была заподозрена в насылании порчи такой силы, что жертва, кузнец с соседней улицы, скончался от пневмонии. Вина мадам Май, конечно, не была доказана, но магических сил ее все же лишили, после чего девушку нашли повешенной на балке своего же сарая. Бедняжка не выдержала напряжения.

Существовало множество обрядов по отказу от магии, и назывались они тоже по-разному. "Очищением" именовали его жрецы на дальнем севере, в морозном воздухе которого не летали даже птицы. Обреченного оставляли на ночь за порогом и, если он доживал до утра, принимали обратно в селение. Темнокожие охотники на юге, за Седым морем, прокалывали ведуну язык и звали это "смертью злого духа". "Возвращение на путь истинный" теосы Петрополиса проводили в купели под сводами храмов, а деревенские колдуны просто вешали на шею мешочек с яблоком, набитым сушеными травами.

А некоторые старые книги, сокрытые в подземельях Брюхвальда — родины всей магической крови,— говорили, что для отказа не требовалось ровным счетом ничего, кроме искреннего, чистого желания. Может, как раз они и были правы.

Мадам Морий снилась пустота. Не та холодная устрашающая пустота, жуткая тьма из детства, а спокойное ничто. Ведьма неспешно плыла в чайного цвета невесомости, и свет, теплившийся в ее груди, освещал путь. Она чувствовала себя молодой — давно забытое чувство,— пламя струилось по ее венам, отчего те светились под кожей яркими нитями. В ее сознании возник образ Саймона — не осла, а крепкого розовощекого мальчугана с вечно разбитыми коленками,— и внезапно пришло понимание. Решение оказалось очень простым, самым простым из всех, что ей доводилось принимать за долгую жизнь. Пульсирующий, живой огонь излился из ее пальцев и глаз, рта и носа, и поплыл прочь. Вскоре от него осталась лишь золотая дорожка из раскаленных брызг, но мадам Морий повернулась к остывавшим каплям спиной и двинулась в противоположную сторону. В чайного цвета пустоту.

Уже не мадам, а госпожа Морий.

Когда она проснулась, все уже было кончено. Магическая сила, которая наркотиком горячила ее кровь, ушла, отбросив старую, усталую оболочку. Странное ощущение. Но когда теплые мальчишеские руки положили на ее лоб влажное полотенце, госпожа Морий закрыла глаза и улыбнулась. С другой стороны, пустоту вполне можно было счесть за долгожданное облегчение.

* * *

Зимний ветер дул все сильнее, но госпожа Морий оставалась в дверях, провожая Кристиана взглядом. Его пиджак и шарфик показались ей тонкими и совершенно не подходящими стоявшей погоде. "Ему, должно быть, очень холодно",— внезапно подумала она, глядя, как тщательно он заталкивает концы перчаток в рукава. Надо было отчитать его как следует, напомнить о том, что запущенная простуда может обернуться воспалением головного мозга и хроническим насморком. Но хранитель помахал ей рукой и зашагал по дорожке быстрее, чем госпожа Морий успела высказать мысли вслух.

— Ты же мог его превратить и сам, не так ли?— крикнула она вслед.

Фэй лишь улыбнулся и пожал плечами. Вскоре он скрылся из виду, и бабушка с внуком остались вдвоем.

Сад продолжал медленно увядать, пуская по ветру сухие свернувшиеся листья. Вскоре под их ворохом скрылись и потускневшие цветы, которые припорошил молодой снег.

Исступление секретаря Шороха

— Терпеть не могу собак.

Секретарь Шорох выглянул в окно. На мостовой внизу истошно лаяла белая болонка. Оставив на газоне кучу дерьма, она попрыгала к хозяйке и затявкала на проезжавший мимо экипаж.

— А насколько сильно вы их не любите? — пытливо поинтересовался Лис. Он удобно расположился на диване, закинув ноги на мягкие подушки. Конечно, господин Шорох не одобрял подобного поведения в собственной гостиной, но выбора у него не было. Этот парень буквально держал его за... В общем, угрожал его карьере. А карьера была единственной вещью, которую секретарь ценил, холил и лелеял.

— Что за вопрос? Настолько, что никогда не заведу ни одной. От них только шум, беспорядок и вонь,— пробормотал Шорох, поправил пенсне.— И шерсть. Везде эта шерсть,— добавил он задумчиво и изогнул тонкие бескровные губы в брезгливой гримасе.

Псина внизу обмотала хозяйку поводком и теперь отчаянно пыталась выбраться из ошейника.

— Так не любите, что убили бы? — хриплый голос Лиса заставил секретаря обернуться. Сумрак ночи уже спускался на город, и лицо юноши утопало в опутавшей гостиную тени.

— Вы на что намекаете? К госпоже Помпонс я не имею ни малейшего отношения. Я не живодер!— Шорох сердито мотнул головой.— Да, я вижу бегемотов, но это не значит, что я — убийца! Не значит, ясно?

— Опять вы про свои галлюцинации... — обессиленно протянул Листен. Он откинул голову назад, окончательно распластавшись на диване.

— Да, опять! А теперь... — Секретарь быстрым шагом пересек комнату, коридор и распахнул дверь.— Прошу вас удалиться. На сегодня с вопросами покончено.

Пожав мощными плечами, охотник встал, закинул на плечо сумку и молча вышел из квартиры.

— Завтра я зайду к вам опять,— из-за порога донеслось обещание, и господин Шорох поспешил сунуться наружу.

— Не нужно! Сделайте перерыв, в конце концов!

Захлопнув дверь так, что вешалка с пальто покачнулась, секретарь принялся отчаянно массировать виски.

Этот директорский засранец, как про себя называл его Шорох, осаждал его квартиру уже с неделю. Слонялся по комнатам, заглядывал в шкафы, лежал на диване с кружкой чая на животе, который он умудрялся попивать из такого положения. Секретарь чувствовал себя хозяином лишайного гулящего кота — те тоже умудрялись пробраться в квартиру любыми способами, сметали все съестное, оставляли кучу пятен на диване и вновь исчезали на несколько дней или недель.

— Он ничего не найдет,— сказал господин Шорох с уверенностью, достойной полководца.— Потому что ты ни в чем не виноват.

Утешившись этой удобной мыслью, он на время заткнул страхи обратно в глубины сознания и зажег свет.

* * *

Брюхолох оказался совсем не травой. То был гигантский черный жук с толстым хитиновым панцирем, который жутко хрустел, когда Шорох давил его выпуклой стороной ложки. Отвар из его внутренностей вонял так мерзко и сильно, что запах просачивался даже через стеклянную пробку пузырька.

Секретарь сморщился и залил зеленоватую жижу себе в рот. Медленно погонял ее от щеки к щеке, оглушенный вонью брюхолоха, и приложил к виску прохладную дощечку из слоновой кости.

— Простите...

Он поднял взгляд, как он надеялся, с непринужденным видом. На него смотрела миловидная девушка в строгом платье с высокой стойкой воротника — без рюш и гирлянд бус, которыми в последнее время любили себя украшать молодые дамы. Ее глаза блестели темными омутами на бледной, почти белой коже, пепельные волосы лежали гладкими волнами, разделенные на косой пробор и собранные в пучок на затылке. Тонкие пальцы держали увесистую папку, распухшую от бумаги. Посетительница кого-то смутно напоминала, вот только господин Шорох никак не мог припомнить кого именно.

— Ммм?.. — поинтересовался он. Отвар из брюхолоха за его зубами вновь всколыхнулся, заполнив ноздри очередной порцией вони.

— Господин директор у себя? Он должен меня ожидать. Боско. Диа дель Боско.— Ее спокойный, низкий голос никак не вязался с обликом хрупкой студентки школы благородных девиц. Этим голосом было впору отдавать приказы, а не обсуждать шляпки. Пальцы девушки сжали папку сильнее, и в свете ламп блеснул большой бархатно-синий перстень.

— Ахххм... — ответил секретарь, беспрестанно кивая. Он бочком, по-крабьи вылез из-за стола и проковылял к директорскому кабинету, не выпуская юную даму из виду. Затем, путаясь руками в одежде, сунул дощечку из слоновой кости в карман, крутанул ручку двери и сделал приглашающий жест.

Девушка вскинула тонкие брови, отчего выражение ее лица приобрело хищный оттенок. Казалось, еще немного, и она фыркнет. Каблуки сердито простучали мимо господина Шороха и стихли в глубинах кабинета. Дверь с грохотом захлопнулась, так сильно и неожиданно, что секретарь отпрыгнул.

Фотография, неожиданно вспомнил он и тут же пожалел о своем поведении. Лучше бы он проглотил злополучный отвар. Вот откуда он помнил эту девушку — ее изображение лежало в красном конверте. А если юная дама была связана с правлением, лишний раз обращать ее внимание на свою персону было крайне нежелательно.

* * *

Наконец-то, спустя долгую неделю Кристиан оказался дома. Вернее, в здании Отдела Воздействия, где он чувствовал себя лучше, чем в стенах родного замка. Вся суета первых этажей, где трудились хранители, гробовая тишина и шорох бумаг Отдела Учета и административного этажа, и даже пошлые цветочки на обоях верхних жилых этажей привели Фэя в благостное расположение духа. Он хотел было заскочить к напарнику, но комната под скатом крыши оказалась пуста и заперта.

Лис отыскался лишь спустя несколько часов. Заметив его долговязую фигуру среди пестрых стен административного этажа, Кристиан вжался в угол и дождался, пока тяжелая поступь не приблизится. Когда же каблуки сапог стукнули совсем рядом, Фэй ухмыльнулся и шагнул наперерез.

— Привет!— Он с удовольствием отметил удивление напарника.— Я вернулся!.. Паршиво выглядишь, кстати.

Лис молча сдвинул Фэя с пути и продолжил свое шествие по коридору. Он и впрямь выглядел неважно: под глазами темнели синяки, брови сдвинуты к переносице, взгляд устремлен в пол — олицетворение вселенской усталости. В руке он сжимал громадную кружку с потеками на фарфоровых боках.

— Зачем столько пить, если с утра на работу? — с укоризной отметил Кристиан, нагнав охотника.

— Я не сплю уже пятую ночь.— Лис сделал большой глоток. Судя по цвету, внутри плескалось кофе, но сколько ему было дней, Фэй даже боялся предположить. Напитки и покусанные останки бутербродов могли жить в комнате напарника месяцами, покрываясь тонким слоем пыли.

— Так прогони эту даму домой и выспись наконец.

— Ублюдок сведет меня в могилу,— продолжил бубнить Лис, не обратив на совет ни малейшего внимания.— Знаешь, сначала я планировал напугать его. Как с Буччо, заставить его выдать себя, вывести на чистую воду, понимаешь?

Кристиан кивнул, начиная догадываться, кто стоял на пути напарника к кровати.