Добрый Мертвый Вечер

— Тяжелая была ночка, — пояснил Лис, разместившись на диване — поверх оставленного им же грязного пятна. — Так в чем дело?

Арно опустился в кресло напротив охотника, провел рукой по уже засаленному воротнику рубашки. Со времени возвращения домой он так и не успел переодеться; все метался из угла в угол, проклиная себя за равнодушие, хранителей — за бездействие, и жизнь — за ее сволочной характер.

— Я согласен, — наконец выдохнул он.

— Согласен что?

— Согласен вам помочь, разумеется. — Арно проследил за Фэем, усевшимся рядом с напарником. — Я не могу оставить господина Каоса в беде.

"И с развернувшимися в Совете проверками меня всё равно скоро уволят", — подумал он.

Видимо, Лис тоже слабо верил в проснувшуюся совесть вампира. Он сощурил глаза.

— К нему кто-то приходил? Угрожал?

— Нет, — Арно нетерпеливо мотнул головой, облизнул губы, подбирая верные, точные слова. — Мне кажется... Мне кажется, он сам не в порядке. Он странно себя вел сегодня.

Лис не задавал вопросов, просто кивнул, подталкивая Арно продолжать. Но вампиру было нечего и добавить, кроме собственных ощущений и демонического блеска во взгляде шефа. Перед его глазами все еще стояло лицо Каоса — неприятно ухмыляющееся, с нездоровой злостью, кривящей черты. И голос, басовитый и незнакомый, когда министр резко выпрямился и сбросил ладони Арно со своих плечей. "Не распускай руки", — сказал он.

То был совсем не Януа Каос, о нет.

— Завтра вечером в здании Совета готовится прием, — Арно перешел сразу к делу. — В честь посла из Золотой Долины. Приглашенных много, так что вас вряд ли заметят.

Он смерил взглядом засаленные штаны Листена, явно из комплекта охотничьего костюма. Под вытертым коленом темнело застарелое пятно, быть может, даже кровь какой-нибудь подстреленной зверюги. Лис в своей манере облокотился на колени, сцепив длинные заскорузлые пальцы; на его волосатых предплечьях поблескивали полосы шрамов.

Фэй распластался рядом, забросив худые жилистые руки за спинку дивана и предобморочно откинув голову. Его костюм-тройка, обычно аккуратный и наглаженный, посерел от налипшей пыли, а низ брюк усеивали брызги грязи.

— Только одеться вам нужно поприличнее, — добавил Арно. — И причесаться.

— Не учи ученого, — Кристиан возвел очи к низкому потолку. — Ты говоришь с самым лучшим хранителем на свете.

Арно сжал ворот своей рубашки так, что тот с треском оторвался по шву.

— Еще одно слово, господин Фэй, и вы не пойдете ни на какой званый вечер, — пообещал он. — Вы вообще ходить не сможете.

* * *

Гости жрали без суеты.

Паслись у долгих линий столов, уныло тыкая в крохотные бутерброды зубочистками. Музыка приглушала бормотание их разговоров, в свете сотен ламп золотились волосы, лысины и платья. Тела, обнаженные в вырезах декольте, излучали тепло. Кожа дышала, раскрывая поры...

Вдох... Протяжный выдох... Вдох...

Януа Каос мотнул головой, стряхивая наваждение. Он расположился в дальнем углу зала, у декоративной арки, под завесой убранной складками портьеры. Поправил очки на коротком вздернутом носу и снова принюхался, голодно оценивая стада приглашенных.

— Добрый вечер, — с мягким, гортанным акцентом произнес кто-то за его спиной. — Каос? Господин Януа Каос?

Каос обернулся и уставился в глубоко посаженные, похожие на черных жуков глаза. Смуглое, испещренное татуировкой лицо незнакомца вдруг подернулось странной улыбкой: уголки губ поползли наверх отдельно от остальных, остававшихся недвижимыми черт. Смуглый незнакомец словно увидал нечто крайне забавное, но не привык смеяться.

— Прошу прощения, господин Абсолон, — сказал он. — И как я мог обознаться?

И Абсолон ответил оскалом.

___________________________________

КОРОЛЕВА НЕПОГОДЫ

— Республика —

Впервые Диа дель Боско по-настоящему испугалась, когда ей было семь.

Она потеряла куклу — ту самую, свитую руками ее матери из полированных веточек дерева духов. На вытянутой голове блестели нашитые глаза-бусины, кривые руки торчали в стороны, а поверх плоской косички, намечавшей торс, болталось синее платьице. То была волшебная кукла, особенная. Иногда, ночами Диа казалось, что плетеная голова шептала ей слова на незнакомом языке, похожем на сухой шелест ковыля под осенним ветром.

И одним утром, по дороге в школу кукла пропала.

Для Диа случившееся стало трагедией. Во время перерыва она выбралась из дворика дневной школы и, пригибаясь, побежала вдоль забора. За мясистыми листьями дикого винограда повизгивали другие ученики; кто-то взахлеб ревел, получив качелью по голове. Она боком спустилась по ухабистой тропинке, следуя дорогой, которой шла на занятия несколькими часами ранее. Учебное заведение для белых детей — а в Южном Содружестве имелось и такое — гнездилось на возвышении. Подьем на него казался трудным, старые ступени осыпались и зачастую вовсе отсутствовали. Спускаться было еще тяжелее — туфли скользили в осыпающейся красноватой пыли, а смятая гармошкой тропа уходила под гору так резко, что кружилась голова.

Знакомая тряпица кукольного платья синела за поворотом у обочины. Стряхнув с игрушки песок, Диа полезла обратно, ступая в давно изведанные впадины в склоне. Она выбралась на более-менее пологое место и зашагала вдоль школьного забора. Царящая за оградой тишина ее нисколько не насторожила. Скорее всего, уроки уже начались, и все вернулись в класс. Ей и самой следовало поторопиться, если она не хотела получить линейкой по пальцам за опоздание.

Диа влетела под низкую, увитую дикими розами арку ворот и выронила куклу. Словно уткнулась в невидимую стену.

Нет, дворик не пустовал. Все дети были здесь; лежали под качелями и лавками, на песчаной горе у забора, среди раскиданных игрушек. Устилали собой пыльную землю, без крови и страдания на лицах, словно вдруг решили поспать.

Стояли лишь двое не знакомых Диа мужчин. Один высокий и тощий, с широко расставленными, нечеловечески большими глазами, в которых алели искры. Будто в глазницы накрошили углей. Второй был столь же высок, но силен и темен, как смола. Таких Диа видела на рынках у порта, в нижнем городе; они приплывали на кораблях из-за моря и торговали драгоценными камнями и пестрыми шкурами.

Темнокожий сощурился и шагнул вперед. Протянул руку — одну, выставив сложенные вместе указательный и средний пальцы. В какой-то миг Диа отчетливо поняла его намерение; хотела закричать и даже набрала полную грудь воздуха, вот только вопля не получилось. Из ее рта излился настоящий снежный шквал, сильный, всепоглощающий и совсем не холодный — для нее самой. Волна мороза протащилась через жаркий полуденный двор, оставляя на коже убитых ледяную глазурь.

Тощий быстро махнул рукой, и снежная лавина остановилась. Он усмехнулся, обменялся с напарником парой слов на неизвестном Диа языке. Темнокожий скривил полные губы. Его взгляд неприятно ощупал ее с головы до мысов туфель.

— Передай, что это от Бескровных, — сказал он низким голосом, от которого в животе Диа снова заледенело. Она продолжала молчать, и темнокожий повторил:

— От Бескровных, поняла? Благословение. — Вновь молчание в ответ. — Повтори.

Крики из-за дома спасли ситуацию. Убийцы скрылись, перемахнув через увитый виноградом заборчик. Диа же осталась среди десятков лежащих ничком обледенелых тел, стояла, растерянно сминая кружевной манжет рукава. Ей даже плакать не хотелось — в том возрасте она еще не понимала всего ужаса произошедшего. К тому же, она всегда отличалась крепкой психикой.

Зато поняли прибежавшие учителя, одна из которых так рыдала, что откачивали ее уже в больнице.

Сразу после того случая родители увезли Диа из Содружества. Они всей семьей переехали на родину матери, в северный Фьордалл и постарались забыть пустынные края, стереть их из памяти, как пыль со стекла.

Но Диа помнила.

Она всегда помнила.

* * *

Дверь оказалась крепкой и морозу не поддавалась — похититель Диа явно помнил о ее способностях. Окон в сводах не предусматривалось, других выходов и лазов тоже. Даже копать можно было лишь вниз.

Диа уселась у розового куста и вытянула ноги, отлепив юбку от вспотевших бедер. Осмотрела густые заросли над головой. Откуда в погребе, — а она находилась под землей, в этом Диа не сомневалась, — появилось столько почвы, она не знала, но кто-то явно ухаживал за "оранжереей" годами. Всё вокруг было так... продумано до мелочей. Ровные струны тросов, натянутых к потолку для плюща и роз, любовно взрыхленная, увлажненная земля. И налитые красками тропические цветы, заключенные в кирпичную скорлупу стен.

Диа словно очутилась в чьей-то больной голове. И она подозревала, в чьей именно.

Тихоню она знала давно. Магическая кровь без имени и возраста, обладатель великой способности лечить и убивать одним прикосновением. В памяти до сих пор сидели особенности его зверств, его почерк: пророщенные тела, цветы, деревья. Красота из семени уродства, так он воспринимал совершенные убийства. Сеял добро и зелень на просторах Южного Содружества и Золотой Долины лет пять тому назад.

Сегодня, пока Диа спала, он оставил ей еду на подносе. Не так много — горстку сухарей, пару сочных переспелых груш и грязную лохань с водой. Она оказалась рыжей, с привкусом ржавчины, но Диа жадно выхлебала половину. Вторую половину она приберегла на оставшийся день и ночь. "Хорошо", — решила она и устало прикрыла глаза. Тихоня пока не собирался ее убивать. Хоть одна хорошая новость.

* * *

Второй раз Диа дель Боско навестила Кумкур прохладной южной зимой. Ей шел восемнадцатый год, она только окончила лицей в Искре, столице Фьордалла, села на поезд и поехала через весь континент, от подножия Полуночных Склонов до залива Тадж ам-Дин, с пересадками в Петрополисе и Золотой Долине. У нее был план, свое видение лежащего перед ней пути. Диа дель Боско решила служить в полиции. Не абы где, а в Южном Содружестве и, учитывая ее способности, в отделе магических преступлений. Самом запущенном и запруженном нераскрытыми делами. Магической крови на юге всегда рождалось много, а вот полицейских не хватало.

Ей хотелось адреналина, опасности. И она нашла для себя идеальное дело — серийного убийцу, наводящего ужас на пригород Кумкура. Потратила не один месяц, но отыскала сомнительную ниточку, ведущую в логово мерзавца.

У Диа были адрес и несколько секунд, пока ее присутствие не обнаружили. Она всё рассчитала верно — или же ей крупно повезло. Помнится, в замкнутом пространстве подвала кружила лютая метель, качая развешенную по крюкам человеческую кожу. Пустые оболочки раскидывали плоские руки и ноги, снег иглами впивался в лицо, слепил так, что даже сама Диа передвигалась на ощупь. Когда из колкой пелены выступили очертания вмерзшей в пол фигуры, она занесла над головой увесистую железку и опустила ее, с ледяным треском расколов тело убийцы надвое.

Но, как оказалось, маньяк работал не в одиночестве...

Диа провела пальцами по бедру, на котором под слоями юбок пульсировал болью уродливый шрам. Воздух вдруг опустился на ее плечи и принялся давить, нещадно вжимать ее тело в дно каменной чаши. И таким он был тяжелым, что грудь заболела, а ладони вспотели.

Диа часто задышала, метнулась взглядом по стянувшимся над ней листьям. Растения в "оранжерее" цвели теплолюбивые, южные — Диа помнила такие из времен своей жизни в Содружестве.

— Цветы любишь, да? — пробормотала она, теряя с губ облачка морозного пара. Набрала в рот побольше воздуха — так, что холод наполнил ее горло, легкие, живот — и дунула.

Снежный шквал прошел по орхидеям и лилиям, заморозив лепестки до хрупкости хрусталя. Деревья и гигантский папоротник побелели от снега, у их корней выросли хрустящие сугробы.

Диа растерла покрасневшие руки и оценила свое творение. Прекрасно. Десять баллов из десяти.

Жаль лишь, что так холодно.

___________________________________

ЮЖАНЕ

— Республика —

Абсолон начал с толстенького посла Золотой Долины. Рядом с ним голоса шептали громче всего, бормотали все быстрее. И эти маленькие, мерзкие, близко посаженные поросячьи глазки... Они впивались в закуски, разложенные на блюдах, сально щупали выпуклости дам, прыгали взглядом туда и сюда...

Скот полоснул по ним ножом.

Затем полоснул еще, перерубая тонкие малохольные пальцы, которыми толстяк прикрывал рану на лице. Наотмашь вспорол брюхо и повалил посла на закуски, которых тот так жаждал. Блюда и бокалы покатились со стола, рассыпая осколки и еду.

Дамочка рядом завизжала — право, очень громко. Скот успокоил ее ударом по горлу.

Он очумело огляделся и расплылся в гнилой улыбке. Втянул вязкий, сладковатый аромат крови, расставил руки, наслаждаясь страхом, который источали щемящиеся по углам гости...

Кто-то из них оказался охотником со стажем и при оружии. Золоченый револьвер имел больше декоративное назначение, но, когда окровавленный Скот двинулся на гостя с ножом, тот долго думать не стал и выстрелил психу прямо в глаз.

Даже игрушечной пульки хватило, чтобы убить. Скот упал на мозаику пола, содрогаясь в конвульсиях; эхо выстрела еще металось под расписным куполом. Послы, министры и их супруги в единый миг обрели голос и заорали; от их нестройного визгливого хора зазвенели хрустальные подвески на люстрах.

А господин Януа Каос раскрыл рот, скребя ногтями по скользким плиткам. Такого пробуждения он совсем не ожидал, но удивиться толком так и не успел. Окоченел на полу, а шепоток его последнего выдоха улетел, подгоняемый юбками бегущих дам.

* * *

Званый вечер в Республиканском Совете закончился для Фэя и Лиса, даже не успев начаться. С величайшими предосторожностями Арно провел их — красивых, причесанных, в строгих костюмах — через служебный ход и тут же испарился, напоследок шикнув, что в случае неприятностей он, Арно, их знать не знает.

И неприятности не заставили себя ждать.

Все началось с диких взвизгов и протяжного хрипа, который повис в тишине переходов, над парадной лестницей и ее картинами. Предсмертный крик, похолодел Кристиан и помчался на второй этаж, прыгая через две ступени. Рядом шумно карабкался Лис; его рука уже лежала у пояса, на рукояти прихваченного ножа.

Хлопок выстрела застал их на верхней площадке. Кристиан мельком обернулся на пустующий холл — ни охраны, ни полиции вокруг. Конечно, охрана могла уже находиться в зале, где шел прием.

Могла, но не находилась.

Пара стражей лежала в закутке в углу окаймлявшей зал галереи. Лишь мысы ботинок торчали из-под бархатной гардины. За стеной дружно заорали, и напарники помчались в поисках входа вдоль украшенных портретами и фальшивыми колоннами стен. Фэй чуял кровь, много крови и чертово кедровое масло, вплетавшееся в букет запахов теплой нитью. Уже в зале он скинул мешавший фрак и швырнул его в сторону, не в силах оторваться от кровавого натюрморта в центре зала.