Иные миры. Часть 2. Лабиринт.

Вдохновленные моим примером остальные тоже бегут быстрее. Песок под ногами уже сменился землей и вскоре мы вламываемся в заросли невысоких пальм, и я невольно задерживаю дыхание от окружающего меня многообразия красок. Словно в одно мгновение унылый пустынный ландшафт сменился раем. Пальмы самых разнообразных размеров и форм, олеандр, шиповник, апельсиновые деревья с полусозревшими плодами и целое море цветов.

Халед тряхнул меня за плечо, выводя из оцепенения.

— Не стой, как истукан! Нам еще нужно найти воду!

И мы продолжили ломиться сквозь паутину цветущих вьюнов, нещадно топча островки алых маков и белых нарциссов, и вскоре наши усилия были вознаграждены — мы вышли к небольшому овальному озерцу с прозрачной голубой водой. Не утруждая себя снятием одежды, мы попрыгали в воду, ныряя, плескаясь и утоляя жажду. Вода была холодной и потрясающе вкусной, я погружалась в нее с головой, касаясь руками каменистого дна, и с неохотой выныривала на поверхность. С берега послышался голос Халеда:

— Хватит плескаться. Нам еще нужно многое сделать.

Он уже успел соорудить из своего кушака некое подобие бурдюка и набрал в него воды. У тканей, создаваемых джиннами масса разнообразных ценных свойств, не зря они такие дорогие.

— Вы, — ткнул Халед пальцем на меня и Сократа, — поищите подходящее укрытие повыше от земли. Лучше всего будет начать с во-о-он тех валунов, а мы с сатиром попробуем найти что-нибудь съедобное.

Я не особо была довольна, что джинн тут раскомандовался, но в небе снова раздался оглушительный треск, и охота спорить пропала.

Сократ полетел вперед, оглядывая местность сверху, и вскоре сообщил, что на каменистом холме впереди есть отличная пещера. Я поднялась и нашла, что пещера действительно отличная. Если местные песчаные бури похожи на те, которые случаются в нашем мире, то здесь мы могли бы прекрасно забаррикадироваться и переждать непогоду. Тем временем ветер усилился, тонкоствольные пальмы гнулись почти до земли, и мы едва успели привести Халеда и Загрея в пещеру, как нас накрыла беспощадная, сметающая все на своем пути пылевая буря.

Глава 12

Халед заложил вход камнями, подкрепив их связующим заклинанием вместо цемента, так что мы вполне надежно были замурованы в нашей небольшой пещерке с низкими сводами. Тем временем Загрей разложил на каменном полу добытые ими припасы: полдюжины небольших пестрых яиц, насколько апельсинов, охапку каких-то зеленых стеблей с крупными длинными листьями, и несколько круглых брусков по виду напоминающих дрова.

— Это что, едят? — Я опасливо вертела в руках круглое полено, пока Сократ деловито расправлялся с апельсином.

Халед взял брусок из моих рук и ловко счистил верхний одеревеневший слой своим кинжалом. Когда в его руках осталась лишь белая сердцевина, джинн отломил кусок и отправил его в рот.

— Съедобная пальма, — объяснил он, протягивая мне остальное — попробуй.

Я осторожно откусила кусок и довольно закивала.

— Вкусно. Похоже на твердый и маслянистый банан. А это что за хрень? — Я кивнула в сторону зеленых стеблей.

— Не узнаешь? — Хмыкнул джинн. — Это же сахарный тростник.

— Ну что ты, — улыбнулась я, — я же жертва урбанизации. Я думала, что сахар в магазине растет.

Халед сверкнул в потемках белыми зубами. Он набрал воздуху в грудь, явно собираясь что-то сказать, но ему помешал оглушительный раскат грома. Я зажала уши ладонями. Треск стоял такой, будто крошились камни, а, может, так оно и было. Когда грохот стих Халед обернулся ко мне и спросил:

— А что тебе понадобилось в Имаде Старханаде.

Голос был вкрадчивым, почти извиняющимся. Похоже, кое-кто боится спровоцировать очередную вспышку праведного гнева.

Я усмехнулась и сказала чистую правду:

— Это самая короткая дорога в Лабиринт.

Джинн отшатнулся.

— Лабиринт? — Переспросил он.

— Ну, да, — я наслаждалась произведенным эффектом, — заберу кое-кого и сразу назад. Надеялась управиться до конца недели, пока кое-кто не забросил меня черт знает куда.

Последнее слово потонуло в грохоте, и я опять зажала уши руками. Как только воцарилась тишина, Халед сказал:

— Я провожу вас.

— Проводишь? — Настала моя очередь удивляться.

— Да. Отведу вас ко входу в Лабиринт, и после этого мы будем в расчете.

— Уговорил, — сказала я, но меня никто не услышал. Раскаты грома, или, скорее, треска, участились и стали еще громче. Как будто, можно быть еще громче...ан нет, можно. Впрочем, джинн ничего кроме согласия от меня не ожидал, так что разговор временно прервался под напором чересчур шумной стихии. Мои барабанные перепонки испытывали настоящее страдание. Казалось, что даже каменные своды пещеры дрожат от оглушительного грохота, и этой какофонии не будет конца, но конец все же наступил. Раскаты становились все реже, а звуки тише. В щели между камнями начал пробиваться чуть красноватый солнечный свет.

— Ну что? — Я попыталась вынуть один из камней, которыми был заложен вход, но довольно безуспешно. — Что мы намерены делать дальше?

— Я думаю, нам лучше заночевать здесь, — подал голос Халед, — место очень удачное.

— А почему бы нам не путешествовать ночью? — Поинтересовалась я.— Не так жарко, как днем, а значит, будем меньше выматываться и экономнее расходовать воду.

— Да, вот только "не жарко" это очень мягко сказано. Ночью ударит мороз. А потом выползут кутрубы и гули. Рядом с оазисами всегда гнездятся кори, а охотятся они в основном ночью. Но самое неприятное, что через одну жемчужину отсюда начинается каменистое плато, а на стыке Великих песков и каменистого плато все еще водятся шогготы. Возможно, сюда они и не доползут, но я бы не рисковал.

— Я блин, даже спрашивать не хочу, о чем ты сейчас говоришь. А насколько сильный будет мороз?

— Не сильный. Приблизительно двадцать три градуса по Фаренгейту или пять градусов ниже нуля по Цельсию. Достаточно, или мне перевести в градусы Реомюра, Ранкина или Кальвина?

— Да иди ты! — Я задумалась, что бы ему сказать не слишком обидное, но точно отражающее мое отношение, и нашла. — Позер!

Даром я что ли пять лет учила языки!

Сократ фыркнул, но сумел сдержать смех.

— А далеко отсюда до Лабиринта? — Спросил он.

— Не очень. Два-три дня пути. — Джинн прикрыл глаза и прислонился к стене. Обиделся и делает вид, что мы его изрядно утомили. А может и вправду устал.

Я присела рядом.

— Может, пока не поздно попробуем раздобыть дров и разведем костер?

— Не надо, — Халед посмотрел на меня, и его синие глаза отразили красные отблески вечерней зари, — мы создадим грань, и она защитит нас от холода.

Я не стала расспрашивать, как мы собираемся это делать. Было видно, что Халед не настроен разговаривать. Как только я оставила его в покое, он сразу же погрузился в размышления. Мне и самой было о чем поразмышлять. Я вспомнила безумие, охватившее меня в драке с фаргами. Во что я превращаюсь? Мне никогда не было легко лишить жизни живое существо. Я никогда не была безжалостной, а тут Жало выворачивает меня наизнанку, находит во мне монстра, и я должна смириться с этим? Всю жизнь я думала, что я совсем другой человек, и это своеобразное раздвоение личности меня не радует.

На мое плечо сел Сократ.

— Ты всегда была сильнее, чем кажешься, — Шепнул он.

— Что? — Я удивленно на него посмотрела.

— Каждый раз, когда ты попадаешь в переделку, где другие только и могут, что вопить и падать в обморок, ты начинаешь думать, где искать выход. Там где другие сдаются, ты хочешь идти до конца. Из всех, кого я знаю, только ты решилась бы пойти в Лабиринт несмотря ни на что. И я верю, что все выйдет по-твоему. Верю в тебя.

Сократ ласково дернул меня за ухо. Будь он побольше, я бы его обняла. Мне вспомнился шепот волн озера Правды: "Ты чистая, ты справишься". Что ж, мне ничего не остается кроме как справиться, и я справлюсь.

Я вскинула голову, и обнаружила, что Халед пристально смотрит на меня.

— Предлагаю поужинать, пока не стало слишком холодно, — сказал он, и разломил стебель сахарного тростника. Из разлома сразу же закапал густой и сладкий сок. Я взяла пестрое яйцо и осторожно проковыряла в нем отверстие, чтобы можно было его выпить. Не хватало соли, но в целом все было вкусно и питательно, и вскоре у нас осталось лишь несколько брусков съедобной пальмы и половина охапки сахарного тростника. Тем временем солнце окончательно село и температура, в самом деле, начала падать. Стены пещеры начали тихонько потрескивать от такого перепада.

— Теперь пора, — сказал Халед и начал расстегивать кафтан.

— Э-э-э! — Возмутилась я. — Если мы планируем греется трением, то я против.

— Надо же, — Халед скинул кафтан и начал стягивать тунику, — а ведь мне еще никто не отказывал. Можешь не волноваться, просто чтобы создать грань без энергетической подпитки я должен соприкоснуться с тобой определенными точками. Тебе будет достаточно только снять рубашку. Поверь, мне это будет так же неприятно, как и тебе. Я не привык разоблачаться перед представителями других рас. Для джинна это унижение.

С этими словами он отбросил тунику в сторону и сложил руки на груди. Его мускулистые плечи причудливым узором до самого локтя покрывала черная блестящая, как у змей, чешуя.

— В чем дело, нимфа? — Презрительно спросил он. — Боишься меня?

Я пожала плечами и начала расстегивать свою блузку. Внезапно джинн сделал шаг вперед и прикоснулся к медальону на моей груди.

— Откуда у тебя это?

— С детства.— Я посмотрела на него. — А что?

— Это ключ харут. Мистический знак, который нельзя повторить. Все древние создания знают этот знак, но его невозможно нарисовать, выковать, отлить. Невозможно создать — он появляется сам.

— И что это значит?

— Значит, он у тебя неспроста.

Я тряхнула головой. Как будто без этих загадок у меня мало проблем, и я сердито скинула блузку.

— Что нужно делать?

Джинн лег на каменный пол и с усмешкой сказал:

— Твоя очередь быть сверху. Ложись так, чтобы наши линии чакр были параллельны. То есть серединные линии наших тел должны совпадать, а ладони соприкасаться.

Я сделала, как он сказал. Поза была интимной, но мы, по крайней мере, не были полностью раздеты, и я постаралась найти в своем арсенале самое серьезное и торжественное выражение лица, как и подобает при неком ритуале.

Наши лица находились на одном уровне, и я шепнула ему:

— Надеюсь, что это не будет так же больно, как когда ты перенес нас сюда.

На лице Халеда мелькнуло странное выражение, и он сжал челюсти.

— Прости, — сказал он едва слышно, — я действовал слишком быстро и не успел оградить тебя. Теперь я буду очень осторожен, и тебе понравиться, я обещаю.

— Погоди, — торжественное выражение слетело с моего лица, — а что мы все-таки собираемся делать?

Халед прикусил губу, и часто задышал. По всем признакам, джинн сдерживал смех.

— Аджна должна коснуться моего камня, — наконец сказал он и тут же пояснил, — аджна находиться у тебя между бровей.

Я последовала его словам, и в тот же миг по телу пробежала волна тепла. Я почувствовала, как сливаются наши энергии, словно чья-то невидимая рука стежок за стежком сшивает энергетическими вихрями наши тела, и это было восхитительно. Он не пил мою энергию как дампир, а только направлял ее течение, сливая со своей, и из этого слияния рождался некий вид материи. Эта материя обволакивала, нежным перышком пробегая по коже, а потом она мягко отделилась от нас, и мое тело утратило вес, словно энергетические потоки оторвали нас от земли. Я почувствовала, как легкий шарик тепла рождается в районе солнечного сплетения и начинает движение внутри меня. Он покидал мое тело и снова возвращался в него, пробегал по животу и внутренней поверхности бедер, двигаясь все быстрее и быстрее, пока не остановился на некой чувствительно точке внутри меня и не взорвался. Оргазмический спазм сжал низ моего живота, и я резко открыла глаза. В тот же миг я и Халед упали на землю, поскольку оказалось, что мы на самом деле висели в воздухе

Джинн болезненно охнул и едва успел перехватить мою руку, метившую ему в челюсть.

— Ты что творишь, хмырь гуталиновый! Я тебе за это твои синие глазенки знаешь, куда натяну!

Халед не стал ждать пока я пущу в ход вторую руку, и быстро перекатился на живот, подмяв меня под себя.

— Хватит! — Рявкнул он. — Это я должен быть в бешенстве. Я лишь отражал твои атаки. Пользоваться силами в момент единения кундалини запрещено.

— Но я ничего не делала, — возмутилась я.

— Тебе надо научиться держать себя в руках, нимфа — отрезал Халед.

— Да? — Я на секунду задумалась. — А что ж ты не остановил меня?

Халед скатился с меня и быстро натянул тунику на свой могучий торс.

— Довольно, — буркнул он, растягиваясь на полу — я не должен терять концентрацию, чтобы поддерживать созданную грань, поскольку создавать ее вторично я точно не намерен.

Потрясающе. Я сердито вскочила и тут же уперлась в нечто мягкое и твердое одновременно. Грань. Податливая, как пузырь и прочная как слиток титана. Загрей подал мне мою блузу и, надев ее, я улеглась на жесткий пол.

— И что это было? — Тихо спросил Сократ, устраивая себе постель на моих волосах. Хоть кто-то будет спать на мягком.

— Отвяжись, и волосы мои не спутывай. Расчесывать их пока нечем. — Прошептала я, потянув Загрея за майку, чтобы он лег поближе. Сатир, по-своему истолковав мой порыв, обнял меня одной рукой. Ну, и ладно.

Снова горячее желтое солнце обрушивает на нас удушающий жар своих фотонов. Снова застывшее море барханов простирается вперед до самого горизонта. Снова три путника, три муравьишки на белой скатерти пустыни, упрямо плетутся вперед. Эти путники — мы. Я говорю три, потому что везучий цветочный эльф без зазрения совести путешествует на наших плечах. Разрушенный бурей оазис остался позади. Пальмы были истерзаны, словно побывали в адской мясорубке, от цветов не осталось и следа, а озеро превратилось в грязную лужу, почти засыпанную песком. Если там еще остались подземные ключи, то нам до них уже было не добраться. И вот мы снова идем по успевшему мне изрядно поднадоесть, рельефу, с той лишь разницей, что теперь нам на пути время от времени встречаются гигантские черные валуны с острыми краями, но и к этому я быстро привыкаю. Халед не дает нам устраивать привалы, объясняя, что к вечеру мы непременно должны добраться до одной из жемчужин Имада.

— Что за жемчужины? — интересуюсь я, и Халед объясняет:

— Жемчужины — это особая материя, созданная нашими предками в местах энергетических аномалий. Они притягивают энергию элиа так же как и ты, но в более крупных масштабах. Это позволяло уравновесить существ илиа, поглощающих энергию. С некоторых пор создания илиа вышли из-под контроля и стали пытаться разрушить жемчужины. Тогда джинны встали на их защиту.

— Что-то я не понимаю. Что значит "существа илиа"?

— Джинны верят, что в начале времен было великое ничто, и в нем царил хаос. Хаос был абсолютным равновесием, как насыщенный раствор, в котором растворенное вещество достигло максимальной концентрации, и это длилось бесконечно долго, пока не произошло нечто. Некий толчок, и с того момента подобное вдруг стало притягивать подобное и хаос разделился надвое. Одной половиной был Халит — олицетворение тьмы, скверны и силы поглощения, а другой Малит — его антипод, но они никак не могли удержать равновесие и стали погружаться в хаос. Так возник первый закон равновесия, и он гласит: "Для сохранения равновесия противоположности стремятся к единению, но не могут его достичь, ибо только хаос является их единством" Тогда Халит оторвал от себя кусок, чтобы Малит мог с ним объединиться, и Малит оторвал от себя кусок, чтобы Халит тоже мог стать его частью. Как только это свершилось, они начали поглощать друг друга, и возник второй закон равновесия, он гласит: "Для сохранения равновесия противоположности должны находиться в состоянии вечной борьбы друг с другом" С этого момента у всякого действия появилось противодействие, и абсолютное равновесие стало относительным. То есть оно должно попеременно смещаться в разные стороны в допустимых пределах. Из оторванной части тела Халита возникли создания илиа, а из оторванной части тела Малита — создания элиа. С тех пор у каждого создания элиа есть антипод — создание илиа. У джиннов их три — ифриты, мариды и гули.